Глава I

Суета в Уоппинге

Уоппинг, один из беднейших пригородов Лондона, расположенный между Тауэрбриджем и Лаймхаузом, подвергся настоящему наводнению. Уже много дней подряд на него рушился ливень, грохотавший по крышам, превращавший улицы и переулки в потоки грязи, переполнявшие канализацию, хлеставшие из полуразрушенных сточных колодцев, сносившие хижины. И, словно этого было недостаточно, более беспокойные, чем когда-либо, хозяйки выливали на улицы ведра и лоханки соленой воды. Двери и окна домов при этом походили на портики судов, через которые во время плохой погоды стекает вода, залившая палубу.

Горожане, где бы они ни жили, всегда жалуются на свою несчастливую судьбу. Но это не относилось к Уоппингу, где несчастье можно было считать хроническим. Жители Сити говорили с иронией, что большинство обитателей любой улицы в Уоппинге легко смогло бы прожить целую неделю на один шиллинг. Трагическая действительность выглядела несколько иначе: можно было разрушить строения целой улицы и просеять обломки через мелкое сито, не обнаружив при этом ничего, стоившего хотя бы шиллинг.

И все же эта нищета мало сказывалась на настроении жителей этого пригорода. Они вставали по утрам, голодные как волки, но все же жизнерадостные, словно птички певчие, и если и ложились вечером спать с пустым желудком, терзаемые постоянным голодом, то такие же веселые. Если в последнее время они и жаловались на непрекращающиеся дожди, то только потому, что они мешали им развалиться прямо на камнях мостовой и вынуждали искать где-либо укрытие, где можно было убить время, продолжая жевать кожаный ремешок или посасывая давно погасшую трубку.

Смеркалось. Кое-где на перекрестках уже зажглись масляные фонари. В хижинах обычно ограничивались свечкой стоимостью в фартинг или обходились темнотой. Потому что темнота бесплатна, а житель Уоппинга должен был учитывать любую мелочь, которой можно было воспользоваться, не заглядывая в кошелек.

Тем не менее в темном, залитом водой пространстве существовал оазис света и тепла; я имею в виду харчевню миссис Корбетт, носящую гордое название «Королевский фрегат». На кухне харчевни пылал яркий огонь под множеством сковородок и котлов, скворчавших, клокотавших и рассыпавших во все стороны искры. Зал освещала французская лампа с двойным плоским фитилем, тогда как у себя на кухне миссис Корбетт довольствовалась сальной свечкой за один пенни.

Эту кухню можно было считать настоящим раем для Уоппинга, в особенности сегодня, когда она распространяла на всю улицу ароматы цветной капусты, лука и сосисок.

Миссис Эмили Корбетт, вдова крепкого телосложения, напоминавшая фигурой пушку, стреляющую тридцатифунтовыми ядрами, яростно перемешивала угли, швыряла пригоршнями соль в кастрюлю с варившейся в ней картошкой и подливала чуток уксуса в жареный лук.

При этом она то и дело рычала:

— Надо же! Вот уж не повезло!

За короткое время она повторила это восклицание уже в шестой или седьмой раз, но ответом на него было только посвистывание чайника с кипятком для чая да бульканье воды в кастрюле с варившейся картошкой.

Но на этот раз в ответ хозяйке прозвучал чей-то голос:

— Что случилось, Эмили? Неужели мясник увеличил цену на сосиски на целый пенни?

Матрона величественно повернулась, словно земной шар на оси, готовая к ядовитому ответу. Но едва она узнала посетителя, как на ее лице появилось дружелюбное выражение.

— Капитан Тул! Какой приятный сюрприз! Значит, «Си Галл» вернулся в родной порт?

Моряк утвердительно кивнул, жадно поглядывая на скворчавшие на сковородке котлеты.

— Судно стоит у причала Уоппинга. Господи, как я рад, что снова оказался в Лондоне, миссис Корбетт! Слишком скверная сейчас погода на море!

Капитан был невысоким мужчиной с округлой фигурой, со смешливой физиономией и голубыми глазами, наивными, словно у юной девушки. В его ушах поблескивали небольшие золотые колечки.

— Как ваши дела, капитан? — поинтересовалась повариха. — Надеюсь, что лучше, чем с погодой?

Капитан нахмурился:

— Так себе… Я, конечно, благодарю Господа за все, чем он наградил меня, но все же, по правде говоря, дела идут со скрипом.

Сдвинув сковородку с котлетами на край плиты, он не удержался и принялся переворачивать котлеты с помощью большой металлической вилки. Капитан Тул обожал заниматься кухней, и миссис Корбетт знала это.

— Дело в конкуренции, Эмили, — вздохнул капитан. — Сегодня море заполонили паровые суда. Они всегда обгоняют парусники, и мы страдаем от этого, потому что торговцы всегда стремились к тому, чтобы их товары путешествовали как можно быстрее и желательно быстрее ветра.

— Боже, как эти плавучие кастрюли загрязняют воду и воздух! — воскликнула миссис Корбетт. — Нужно взывать к небесам об отмщении! Какая жалость, что нет закона, запрещающего эти адские изобретения! Корбетт, мой скончавшийся супруг, ваш бывший приятель, наверняка схлопотал бы апоплексический удар, столкнувшись с этим кошмаром! Хорошо еще, что его вовремя призвали на небеса!

Очевидно, моряк не уловил нотки сарказма в словах поварихи, так как сказал, рассеянно глядя на огонь в печи:

— Кстати, моя дорогая Эмили, когда я вошел на кухню, вы делились со своими кастрюлями какой-то неприятной новостью. Неужели «Королевский фрегат» дает меньше узлов, чем вы рассчитывали?

Бравая дама вздохнула и тяжело опустилась на стоявшую возле плиты скамью, затрещавшую в знак протеста.

— Знаете ли вы, капитан Тул, что такое уведомление из полиции?

— Конечно, — ответил моряк. — Это может быть, к примеру, сообщение о выдаче премии в пять или десять фунтов за оказание помощи в поимке опасного преступника. А также это может быть сообщение о введении комендантского часа с одиннадцати часов вечера. Или запрет причаливать слишком близко к мосту Тауэр под угрозой штрафа.

— А что такое копия полицейского уведомления?

— Думаю, это примерно то же самое.

— Так вот, я получила такую копию!

Капитан Тул испуганно посмотрел на хозяйку.

— Что касается меня, то я стараюсь избегать любых контактов с полицией, — проворчал он. — Вмешательство полиции обычно обходится в три фунта штрафа или в двенадцать дней каталажки. Старайтесь держаться подальше от полиции, миссис Корбетт. Это вам мой дружеский совет.

— Как будто кого-то интересуют мои желания! — воскликнула дама. — Вы человек образованный, капитан Тул, и я покажу вам эту бумагу. Она напечатана четким черным шрифтом на белой бумаге. На нее даже наклеена марка. Очень важный документ! Я вздрагиваю каждый раз, когда мне приходится дотронуться до этой бумаги!

Она достала из небольшого шкафчика лист бумаги и протянула его моряку.

— Пожалуйста, прочитайте эту бумагу вслух, капитан, — попросила женщина. — Тогда я буду уверена, что она мне не приснилась. К сожалению, у меня случаются кошмары.

— Гром и молния! — воскликнул Тул, пробежав глазами документ. — Это уведомление кажется мне крайне тревожным!

И он прочитал взволнованным голосом:

«Всем чиновникам и слугам его Величества Короля! Всем чиновникам, судебным исполнителям, офицерам и солдатам конной полицейской стражи и коммунальным полицейским приказывается:

Арестовать и доставить в ближайший исправительный дом так называемого Джереми Корбетта, четырнадцати лет, и его брата Гилберта, двенадцати лет, сбежавших три недели назад из приюта в Барнсе. Доказано, что эти два лица жили бродяжничеством на протяжении указанного времени.

Азигейл Нитль, шеф-констебль».

— Что вы скажете об этом, капитан? — вздохнула миссис Корбетт. — Ведь это мои племянники, сыновья умершего брата моего дорогого блаженной памяти мужа. Какой стыд для достойной вдовы, если когда-нибудь эти два испорченных юноши будут повешены…

— Ладно, моя дорогая, не так уж это все серьезно, — постарался успокоить женщину моряк. — Конечно, будет весьма прискорбно, если этих двух бедняг задержат.

Он надолго задумался, рассеянно глядя в огонь. Потом сказал:

— Я хорошо знал их отца, Ли Корбетта. Это был хороший моряк.

— Скажите лучше — хороший пьянчуга! — скрипнула зубами миссис Корбетт.

— Но вы только подумайте, как трудно сложилась его жизнь! Вспомните, каким он был молодым, когда умерла его жена, оставив на него двух малышей! В таких условиях разве можно упрекать его в том, что он изредка прибегал к виски, чтобы найти хоть немного утешения?

— Как красиво вы говорите! А ведь он умер, не вернув мне долг, восемь фунтов стерлингов! Это что, не считается, капитан Тул?

Действительно, восемь фунтов стерлингов были крупной суммой. А для Уоппинга они были настоящим состоянием.

Тул хорошо представлял это. Поэтому он постарался поскорее перевести разговор на другой сюжет.

— Все равно, — вздохнул он, — мне будет тяжело узнать, что Джерри и Гиба арестуют, как обычных преступников.

— Мне наплевать на это, — пробурчала мегера. — Я не собираюсь иметь дело с этими двумя кандидатами на виселицу. Я только сожалею, что они носят фамилию Корбетт, как и я. Можете мне поверить, капитан, я не пошевелю пальцем, чтобы помочь этим двум бродяжкам скрыться от полиции. К черту этих сопляков!.. А вот и ваш обед.

Действительно, котлеты, цветная капуста и картофель были готовы и распространяли соблазнительный запах горячей еды. В дополнение к котлетам миссис Корбетт выставила на стол большой кусок еще дымящегося горохового пудинга.

Несмотря на эти деликатесы, бравый капитан Тул ел без аппетита, так как его голова была занята воспоминаниями о старом товарище Ли Корбетте и мыслями о бедных мальчуганах, сбежавших из приюта в Барнсе, потому что они не смогли дольше гнить в этой мрачной дыре.

Едва Тул отодвинул пустую тарелку и сделал большой глоток портера, как дверь на кухню резко распахнулась.

— Добрый вечер, честная компания!

Голос показался ему грубым и неприятным. Лицо капитана Тула помрачнело, а его простодушный взгляд стал суровым, когда он увидел вошедшего.

Это был верзила с грубыми чертами давно небритого лица, с глубоко сидящими в глазницах слезящимися глазами. Нос у него был багровым и распухшим, а лоб пересекала свежая ссадина.

— А, капитан Тул! Приятного вам аппетита, насколько я вижу!

— Благодарю, капитан Кросби.

— Рад тебя видеть, Тул. Мне нужно поговорить с тобой.

— Вообще-то я не очень стремлюсь к беседам с тобой, — холодно ответил невысокий капитан.

— Я могу сказать то же самое, — ухмыльнулся верзила. — Но я не буду искать обходной путь. Твоя грязная лоханка для перевозки угля, твой «Си Галл» встал у причала Вадцинг Пьер, в идеальном месте для моего «Хока».

— «Си Галл» отнюдь не лоханка для перевозки угля, — сухо ответил Тул. — И он останется стоять там, где стоит.

— Ты говоришь ерунду, лишь бы сказать что-нибудь, Тул. Но я думаю, что ты быстро передумаешь. Ты далеко не первый дрозд, которого я научил свистеть.

— Да и тебе самому тоже не мешает поучиться свистеть, — невозмутимо ответил капитан Тул. Он поднял руку. Рукав его куртки из голубой шерсти вздулся над мускулами, твердыми, как пушечное ядро. Кросби хорошо понял намек и решил, что ему не стоит рисковать своим и так сильно пострадавшим носом.

— Ладно, — проворчал он. — Рано или поздно все проблемы решаются…

Потом он крикнул:

— Эй, женщина! Где мой грог!

По правде говоря, это был не грог, а солидная доза горячего рома, которую миссис Корбетт с угодливой улыбкой поставила перед своим беспокойным клиентом.

Поднимая дымящийся стакан, Кросби с насмешкой посмотрел на Тула.

— Ты знаешь, капитан Тул, в честь какого события я поднимаю этот стакан? Не буду скрывать от тебя, что речь идет об обручении. Более того, скорее даже о свадьбе.

Любуясь растерянным видом Тула, Кросби продолжил:

— Я вижу, что миссис Корбетт придержала свой язычок.

Удивленный взгляд Тула переместился на Эмили.

— Вот именно! Миссис Корбетт скоро станет миссис Кросби! — гаркнул великан, оглушительно расхохотавшись.

Теперь уже малыш Тул, наш маленький морской волк, с издевкой посмотрел на Кросби.

— Значит, ты распрощаешься с соленой водой, чтобы стать кабатчиком?

Грубиян с угрозой посмотрел на него.

— Если ты думаешь, что я собираюсь работать клоуном за стойкой и подавать на столики тарелки с жареной ветчиной таким шутам, как ты, то ты сильно ошибаешься, Тул. Я буду продолжать плавать на своем «Хоке», но мое судно изменится.

Я поставлю на него паровик, старина. Я только что купил двигатель, выложив на стол круглую сумму в сто фунтов.

Эмили Корбетт смущенно откашлялась.

— Это же надо, Нед! Ты заплатил целых сто фунтов? — пробормотала она.

— Помолчи, женщина! Все в порядке. Я побывал сегодня в фирме «Грубсон и Шолл», это деловые люди с Флит-стрит. Они согласны одолжить мне сто фунтов в счет имеющегося коммерческого фонда, то есть твоей харчевни, как мы договорились.

— Да, конечно, но…

— Не может быть никаких «но»! Когда говорит мужчина, женщина молчит, словно она стала трупом! Это мой девиз, и он скоро станет твоим! — громыхнул грубиян. — Кроме того, я обсудил со своими людьми историю с этими двумя лоботрясами, Джереми и Гилбертом. Твой старик, Корбетт, дьявол забери его душу, был их опекуном. Значит, теперь я смогу официально занять его место. Грубсон и Шолл добьются, чтобы исполнение полицейского уведомления было отложено. Я предоставил необходимые гарантии и теперь являюсь лицом, отвечающим за этих двух шалопаев. Ха-ха-ха! Я знаю приют, из которого они не смогут удрать, если только не обзаведутся плавниками, как у рыбы, или крыльями, как у орла. Да, у меня есть одна хорошая идея на этот счет!

— Эмили, — с упреком сказал капитан Тул, — вы не сказали мне, что парни находятся здесь.

— Какого черта, почему она должна была говорить тебе об этом? — рявкнул Кросби. — Почему моя будущая супруга должна отчитываться в своих поступках перед такой тухлой устрицей, как ты?

— Конечно, она не обязана делать это, хотя отец парней, Ли Корбетт, был моим другом. Но что мне сильно не нравится, капитан Кросби, так это слова «тухлая устрица». По здравом размышлении я решил, что это оскорбление.

— И почему это оскорбление? — скривился будущий супруг Эмили.

— Мне почему-то кажется, что это так. Я спокойный человек, капитан Кросби, но я предлагаю вам выйти и разобраться с этой проблемой снаружи. Снимем куртки и побоксируем со ставкой в один шиллинг.

— Ради бога, Нед! Надеюсь, ты не будешь драться! — воскликнула миссис Корбетт.

— Прежде всего, я побью тебя, Эмили, если ты будешь продолжать совать свой нос в дела настоящих мужчин! — прорычал Кросби. — А пока я собираюсь дать урок вежливости одному малышу, что путается у меня под ногами!

Капитан Тул небрежно сбросил свою синюю куртку и положил на стол шиллинг. Кросби повторил его действия. В Англии денежная ставка означает, что речь идет о партии честного бокса, а не о вульгарной уличной драке, требующей вмешательства полиции.

Стемнело, и начал моросить дождь. Несмотря на не слишком комфортные условия, многие жители Уоппинга собрались, чтобы стать свидетелями поединка по всем правилам.

Пожилой моряк предложил взять на себя роль судьи.

— Джентльмены, вы собираетесь надеть перчатки? — спросил он.

— Нет! — заорал Кросби. — Мне хватит обычного носового платка, чтобы вытереть нос этому выкидышу. Вызовите также скорую помощь, чтобы отвезти его в больницу после схватки.

— А теперь всем замолчать! — приказал моряк. — Вы готовы? Начали!

Кросби согнулся, прижав левую руку к груди, выставив немного вперед правую. Внезапно его кулак стремительно вылетел по направлению к противнику.

— Есть! — воскликнул он.

Ты ошибся! — ответил Тул, переходя в атаку. — Твой удар был нацелен слишком высоко.

Удар Тула попал Кросби в живот, и верзила согнулся пополам от боли, громко застонав.

— Туше! — воскликнул судья.

— Не ври, я ничего не почувствовал, — огрызнулся Кросби, выпрямляясь.

Он нанес удар наобум, но весьма коварным образом. На этот раз пришлось Тулу присесть от боли.

— Запрещенный удар! — закричал судья.

— Заткнись, или ты сам познакомишься с запрещенным ударом! — прорычал Кросби. — Ну, получи, жалкая тварь!

Послышался свист, раздались протесты в толпе зрителей. Они поняли, что схватка происходит не по правилам. Они сочувствовали судьбе малыша-капитана, которого должны были превратить в кровавое месиво кулаки его противника, не заботящегося о соблюдении правил.

— Эй, Эмили! — крикнул Кросби. — Иди сюда, посмотри на этого моллюска перед тем, как я выковырну его из раковины!

Но в этот момент случилось неожиданное. Словно чертик, выскочивший из коробки, Тул выпрямился. Казалось, что у него вместо двух рук появилось по меньшей мере семь. Его удары посыпались на Кросби, заставляя его шататься, словно пьяного. Гигант попытался, собрав последние силы, перейти в атаку, но у него ничего не получилось. Тул продолжал наносить ему сильные удары то по подбородку, то по носу.

Наконец Кросби с хриплым возгласом рухнул на землю.

— Это на редкость удачный вариант защиты, сэр! — воскликнул судья, обращаясь к Тулу. — Мы должны опрокинуть стаканчик за ваше здоровье!

— Согласен! — кивнул Тул.

Он помог перенести побежденного противника в харчевню.

Когда Кросби посадили на стул, проигравший пришел в себя и застонал:

— Боже, как мне плохо!

Тул с улыбкой взглянул на соперника; он явно не затаил на него злобу.

— Эти два шиллинга пойдут на ваше лечение, капитан Кросби. И я добавлю еще один. А пока стаканчик рома поможет вам встать на ноги. И я должен сказать вам еще кое-что, Нед Кросби. Постарайтесь не вести себя слишком грубо с друзьями капитана Корбетта. Иначе я доберусь до вас, куда бы вы не скрылись на своем «Хоке», даже если он будет мчаться быстрее ветра. И тогда поединка за один шиллинг не будет. Я просто убью вас.

 

Глава II

В кандалах

Когда в Англии появились первые паровые суда, то на судоверфях чаще всего не использовались новые корпуса; обычно паровые двигатели, приводившие в действие водяные колеса на правом и левом борту, устанавливали на старые парусники. В результате эти суда были не быстрее парусников. Они лишились своей уравновешенности, и если и обгоняли парусники, более зависевшие от ветра, то их скорость в открытом море была более чем посредственной.

Бриг «Хок», когда-то гордившийся своими квадратными парусами, распределенными на двух мачтах и гафеле, выглядел довольно убого, как пароход, оказавшийся в шкуре парусника.

Но Нед Кросби считал иначе. Гигант развлекался, включая паровую сирену и сея панику среди чаек на Темзе. Он даже нередко кричал зрителям на берегу, что два водяных колеса его парохода могут взбить речную воду в пену, как это делает хозяйка с яичным белком.

Он бросал презрительные взгляды на шхуны, которым приходилось лавировать, тогда как его «Хок» двигался по прямой по направлению к Ширнессу и Дауну. Впрочем, испытательный период, весьма успешный, подходил к концу. Вот-вот должен был начаться первый дальний рейс. «Хок» собирался направиться в Лиссабон, чтобы забрать там груз для одного португальского арматора, находящегося во Флориде.

— Вы набрали потрясающую команду, капитан, — сказал ему лейтенант, сотрудник порта, когда Кросби передал ему список команды.

— Лучшее из возможного, — ответил Кросби с ухмылкой. — Самые примерные матросы. Уверен, что «Хок» будет гордостью британского флота!

После ухода Кросби портовый офицер некоторое время сидел задумавшись. Потом он вышел, постучался в соседний кабинет и вошел в него.

— Калтроп, прочитайте-ка внимательно эту судовую роль.

Инспектор взял документ и принялся просматривать его.

Почти сразу же он с возмущением воскликнул:

— Разумеется, это все хорошие моряки! И в то же время это настоящая банда проходимцев. Похоже, этот Кросби замыслил использовать их каким-то необычным образом. К примеру, он нанял Бюрка на должность главного рулевого; разумеется, лучшего, чем он, моряка никто на Темзе не знает, но я не удивлюсь, если этот тип закончит свои дни на виселице.

— Я согласен с вами, Калтроп, — сказал начальник. — Я вам скажу даже больше. Вскоре у полиции будут на вооружении пистолеты для запуска петард, тогда как бандиты, которых они должны преследовать, имеют на вооружении дальнобойные винтовки. Точно так же английский военный флот до сих пор продолжает использовать парусники, тогда как воды океана давно бороздят тысячи паровых судов.

Калтроп пожал плечами:

— Конечно, шеф. Кроме всего прочего, мне кажется, что у этого Кросби достаточно денег. Откуда они у него или от кого, вот в чем вопрос. По правде говоря, до меня дошли некоторые слухи. Вы же знаете, что Бюрк любит поболтать, когда выпьет. Похоже, что «Хок» не собирается делать остановку в Портсмуте, но один человек собирается сесть на судно где-то в Ла-Манше. Уверен, что вы вздрогнете, узнав имя этого человека. Этот тайный пассажир не кто иной, как Поулкат!

— Вот как — Поулкат! — прорычал лейтенант. — Гром и молния! Когда же, наконец, наша судебная система положит конец деятельности этого бандита!

— Вот если бы удалось пустить фрегат по следам «Хока»! — вздохнул Калтроп. — Но, к сожалению, это невозможно!

— Черт возьми, Калтроп, вы подали мне отличную идею! Подождите меня здесь! Я должен поговорить с коммодором, сэром Уилферсом.

Лейтенант вернулся через несколько минут с довольным видом.

— Слушайте меня внимательно, Калтроп.

Некоторое время они о чем-то долго разговаривали и расстались в хорошем настроении.

* * *

На море опускались сумерки. Надвигающаяся ночь заставила потемнеть воды Ла-Манша. Кое-где на берегах зажглись огоньки. Загорелись также и фонари светящихся буйков.

Кросби и его рулевой, стоявшие у планширя, внимательно наблюдали за приближающимся к ним небольшим парусником.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Бюрк. — Какая честь для «Хока» — заиметь в качестве пассажира такого типа, как господин Поулкат! Кстати, должен предупредить тебя, Нед, чтобы ты не вздумал обращаться к нему «Эй, приятель» или «Послушай, дружище»! И вообще, не вздумай считать его старой калошей или еще чем-нибудь вроде этого. Всегда называй его сэром, причем с такой почтительностью, словно ты обращаешься к самому лорду-канцлеру.

Кросби почесал заросший щетиной подбородок.

— Ладно, Бюрк, я постараюсь. Не каждый же день приходится иметь дело с такими деньгами!

— Это дело позволит тебе заполучить пароход, новенький, как шиллинг. Внимание, капитан, он поднимается на борт.

Небольшой парусник пристроился к «Хоку», словно к набережной Ливерпуля, и его пассажир вскарабкался на палубу по веревочной лестнице с ловкостью обезьяны. Спрыгнув с лестницы, он спросил пронзительным голосом:

— Капитан Кросби?

Великан подпрыгнул, увидев перед собой внезапно появившегося карлика с пылающими, словно угли, глазами.

— Проведите меня в свою каюту, капитан. И пусть Бюрк выводит судно на полную скорость, пока мы с вами будем беседовать.

Капитан подчинился, словно матрос перед боцманом.

— Вот мои приказания, которым вы, Кросби, должны следовать неукоснительно, — сказал человечек. — Прежде всего, не стоит экономить уголь, потому что мы должны как можно быстрее прибыть в Лиссабон. Там вы загрузите углем все трюмы. Дайте мне карту!

Кросби, почтительно поклонившись, протянул малышу комплект морских карт.

— Хорошо! А теперь внимание!

Пассажир достал из кармана небольшой золотой компас и приложил его последовательно к двум участкам синего пространства.

— Северная широта, столько градусов… Западная долгота, столько градусов… Вот в этой точке вы будете дожидаться француза. Вы заберете его груз в открытом море. При попутном ветре вы, само собой, пойдете под парусами. Наш запас угля пригодится в случае, если за нами будет организовано преследование.

— Преследование, сэр? — пробормотал Кросби. — И почему нас должны будут преследовать?

Мистер Поулкат бросил на него раздраженный взгляд.

— Я ненавижу вопросы и еще больше ненавижу отвечать на них. То, что я сказал, остается сказанным мной. И я не рассчитываю, что меня будут поправлять. В конце концов, «Хок» — это честное судно, и у его репутации нет ничего плохого. Но я привык все предвидеть, даже самое невероятное и самое неприятное. Понятно?

— Да, сэр!

— Я надеюсь на вас, приятель. Теперь скажите, что с этими двумя озорниками? Они включены в судовую роль?

Кросби громко рассмеялся грубым смехом:

— Нет, конечно. Я не настолько глуп, сэр. Перед тем как выйти в море, я сообщил в полицию, что они бежали. Их теперь будут искать в Лондоне или в других местах, чтобы вернуть в Барнс.

— Отлично! Я знаю много кораблей, на которых требуются крепкие парни на роль юнги. Кстати, сколько им лет?

— Четырнадцать и двенадцать лет, сэр. Но это высокие и сильные юноши. Они принадлежат к той породе, представители которой не умирают после трех ударов плети.

— Я заплачу вам за них сорок и тридцать фунтов, — заявил Поулкат.

Кросби скривился.

— На борту южноамериканского судна я получил бы не меньше, чем по сто фунтов за голову! — возмущенно воскликнул он. — Я уже потратил целое состояние на еду для этих разбойников.

— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся карлик. — Разумеется, заплесневелый рис, подшившие бисквиты и гнилая солонина стоят очень дорого. Но вам хватит того, что я заплатил. Вы знаете мою цену, и я не добавлю ни одного шиллинга. А теперь покажите мне товар.

Через несколько минут Джерри и Гиба втолкнули в каюту капитана.

Капитан Кросби не солгал, когда говорил про Джерри, выглядевшего, как подросток. Но его юный брат Гиб казался хрупким, болезненным мальчуганом. Его тонкие и нежные черты лица подходили, скорее, для девушки.

Мистер Поулкат издевательски рассмеялся:

— Этот дылда годится, Кросби. Похоже, он стоит своих денег. Но с каких пор вы стали набирать юнгами сосунков? За младшего я не дам больше десяти фунтов! Ни одним пенни больше!

— У этого мальчишки сейчас приступ морской болезни, — проворчал капитан.

— Тогда вышвырните его за борт… Это судно не является плавучим госпиталем, как я понимаю? — фыркнул карлик.

— Но у него все же есть мышцы на костях, — попытался оправдаться Кросби.

Поулкат снова рассмеялся. Он принялся ощупывать Джерри, словно имел дело с животным, отправляемым на бойню.

— Этот подойдет. Из него можно будет сделать матроса, пригодного для работы на судне. Но другой, настоящий воробей…

Схватив Гиба за плечо, он сильно потряс его.

— Вы говорите мышцы, Кросби? Ха-ха-ха! Здесь нет мышц даже на один глоток акулам! Ничего, кроме костей! И он выглядит таким хрупким, словно стеклянная статуэтка!

На лице малыша Поулката появилось выражение, характерное для жестокого стервятника. Он ущипнул мальчугана за плечо, потом за спину.

— Видите, Кросби, стоит мне ущипнуть его сильнее, и он погаснет, словно свечка!

Он схватил мальчугана за шею, и его ногти глубоко вонзились в юную плоть.

Мальчуган вскрикнул и заплакал. Но в этот же момент он выскользнул из хватки негодяя, которого удар швырнул на стенку каюты с такой силой, что его голова загудела, как пустой котел.

— Только прикоснитесь еще раз к моему брату, — заорал Джерри, готовясь к очередному прыжку. Но Кросби нанес ему молниеносный удар кулаком, бросившим юношу на пол.

— Я должен забить их до смерти, сэр? — прорычал он.

— Никто не забивает до смерти фунты стерлингов, — прошипел Поулкат, пытаясь со стоном подняться на ноги. — Заприте их в надежную камеру. Да, конечно, поскольку на судне нет ничего подобного, их нужно будет отвести в трюм, надев кандалы на руки и на ноги, чтобы у них снова не появилось желание портить настроение честным людям.

Кросби пролаял приказ. Квартермейстер, тоже могучий мужчина, увел из каюты мальчишек, прикованных друг к другу наручниками.

Тихая ночь опустилась на поверхность моря желтовато-зеленого цвета, невысокие волны обрамлялись яркими язычками пламени. Вдали мигали огни прожекторов. Золотой серп луны поднимался над прибрежными скалами, расплывавшимися в туманной дымке.

Высокая труба «Хока» рассыпала красные искры, тогда как паруса на длинных реях гудели, наполненные ночным ветром.

Кросби пригласил мистера Поулката к столу. Гость с подбитым глазом и рассеченной губой был крайне раздражен. Он немного утешился, отхлебнув горячего грога, но не преставал поносить капитана, так что у того зачесались кулаки проучить этого негодяя, единственным достоинством которого были полные карманы денег. Ему все же удалось справиться с этим опасным желанием, и он заставил себя улыбаться словам мистера Поулката, оскорблявшего его так, как ему еще никогда не приходилось переносить за всю его карьеру.

Бюрк стоял за рулем. Он был доволен, так как заковал в цепи двух мальчишек, сопроводив эту процедуру несколькими оплеухами, так как считал своим долгом научить их вежливости.

— Это начало вашего обучения, — заявил он со зловещей ухмылкой.

Юноши промолчали, не совсем поняв смысл этой странной угрозы. И рядом с ними не оказалось никого, кто бы смог объяснить им, в чем тут дело.

* * *

Закоулок трюма, служивший карцером, оказался низким и мрачным. Между бимсами сочилась вода, и было жарко, как в аду, поскольку вплотную к карцеру находилась котельная. Джерри несколько раз почувствовал, как его кто-то дернул за волосы. Крыса, чтоб ей провалиться! Но он ничего не сказал своему младшему брату, чтобы не пугать его еще больше. Правда, Гиб все равно непрерывно рыдал, почти не слушая утешений брата.

— Лучше бы мы остались в Барнсе, — жаловался он. — И зачем только ты, Джерри, решил вернуться в этот зловещий Лондон? Там нас ждали одни неприятности.

— Ладно, Гиб, перестань плакать, — сказал Джерри, пытаясь успокоить малыша. — Прежде всего, не нужно отчаиваться. Ты разве забыл, как плохо нам было в приюте?

Приют в Барнсе действительно оказался настоящим адом для двух несчастных мальчуганов. Их кормили там всякой дрянью, а обращались с ними разве что немногим лучше, чем в самой страшной из тюрем.

Тем не менее там они не были полностью лишены слов утешения и ободрения. Поблизости от приюта находилось большое аббатство Сент-Альбан, влияние которого распространялось на окрестности, включая приют. И дирекция не решалась запретить посещения приюта добродетельным отцам-католикам.

С 1830 года английское правительство не хотело открыто проявлять враждебность по отношению к католической церкви, продолжая всячески противодействовать ей неявным образом.

Однажды среди воспитателей приюта стали распространяться слухи, в которых утверждалось, что приют в Барнсе скоро будет закрыт, а его несчастные воспитанники будут переведены в государственные интернаты, находящиеся на севере страны.

Эта новость оказалась катастрофой для Джерри и Гиба. Семья Корбеттов всегда принадлежала к числу сторонников римской католической церкви; даже статуя на носу парусника Ли Корбетта изображала Матерь Божью, а само судно носило имя святого Петра, покровителя моряков.

Убежали из приюта не только Джерри и Гиб. Стараясь не ставить в известность дирекцию, энергичный отец Макферсон помог перебраться в Сент-Альбан многим обитателям приюта.

Джерри и Гиб никому никогда не рассказывали об отце Макферсоне даже под угрозой пытки с помощью раскаленной добела вилки.

Тетушка Эмили, на помощь которой они так надеялись, когда перебрались в Лондон, разумеется, жалела своих племянников. К несчастью, получилось так, что она связала свою судьбу с Недом Кросби… Таким образом, бедные дети оказались в лапах негодяя, который немедленно постарался заработать деньги на несчастных сиротах.

— Будем держаться! — заключил Джерри. — Я никогда не поверю, что добрый отец Макферсон забыл нас. Уверен, он скоро появится.

* * *

Разумеется, Джерри сразу успокоился бы, если именно в этот момент смог увидеть, что происходило в жаркой каюте шхуны «Си Галл».

Капитан Тул дружески беседовал в своей каюте с отцом Макферсоном, при этом он курил трубку с отличным контрабандным голландским табаком.

— Я хорошо знаю Калтропа, заместителя лейтенанта портовой инспекции, — заметил отец Макферсон. — Это усердный прихожанин, постоянный посетитель часовни нашего аббатства. Впрочем, если бы он не был столь пылким католиком, он в настоящее время занимал бы гораздо более важную должность, чем простой инспектор портовой полиции. Тем не менее он пользуется уважением коммодора сэра Уилферса и, соответственно…

Когда заходит разговор про дьявола, не стоит удивляться, что появляется его хвост.

В этом случае роль дьявола досталась человеку, вошедшему в каюту — разумеется, предварительно постучавшись, — и который немедленно потребовал свою долю табака.

— Капитан Тул, — сказал Калтроп (действительно, роль дьявола в этом случае исполнял именно он), — я должен сообщить вам кое-что крайне конфиденциально по поводу «Хука» капитана Кросби. И я полагаю, что отец Макферсон не окажется при этом лишним.

 

Глава III

«Хок» попадает в бурю

Капитан Кросби, рулевой Бюрк, мистер Поулкат и весь экипаж «Хока» вскоре столкнулись с гораздо более серьезными проблемами, чем издевательство над беззащитными сиротами.

Известно, что море в Бискайском заливе крайне изменчиво. Оно встречает вас небольшой спокойной волной и ровным бризом под улыбающимся солнцем. Но стоит вам поверить этой мирной картине и успокоиться, как море начинает бушевать, на его поверхности вместо небольших правильных волн возникает беспорядочное волнение, а бриз мгновенно превращается в шторм. Ласковая улыбка солнца исчезает, и на небе на его месте появляется угрожающая гримаса.

Остров Уэссан, самая западная точка Франции, позволил «Хоку» мирно проследовать к югу. И все шло совершенно спокойно, когда огни мыса Пенмарш исчезли на горизонте. Паровой двигатель равномерно ворчал, а ветер надувал поднятые паруса. Даже морские течения благоприятствовали плаванию, что бывает в Бискайском заливе крайне редко.

Бюрк стоял за рулем. Он был в хорошем настроении и позволил себе замурлыкать песню, которая, как он полагал, способствовала поддержанию благоприятных условий плавания.

«Дядюшка Труба» — это распространенное в то время шутливое название первых пароходов.

Внезапно руль резко дернулся. Бюрк мгновенно перестал напевать и переключился на поток ругательств и проклятий. Затем, посмотрев на запад, он заорал так громко, что его крики заставили Кросби выскочить из штурманской рубки.

— Эй, капитан, посмотри, что надвигается на нас!

Море внезапно покрылось высокими волнами с белыми гребнями, тогда как западный горизонт заволокла рыжевато-серая пелена.

— Проклятье! — проворчал Кросби. — Будет хороший шторм… И очень хороший!

— Да, будет кое-что очень серьезное, — высказался Бюрк, баюкая руку с распухшим запястьем. — Посмотри на мою руку, Кросби! Она почти сломана! И ты знаешь, как это случилось? Глубинная волна!

— Клянусь всеми демонами ада! Тебе придется потрудиться, несмотря на поврежденную руку! — прорычал Кросби.

И, словно упомянутый ад решил немедленно проявиться, «Хок» резко наклонился на левый борт. Короб гребного колеса с плицами на правом борту оказался в воздухе, и колесо яростно взвыло, лишившись сопротивления воды.

— Вот еще одна волна надвигается! — закричал Бюрк.

Теперь Бискайский залив показал во всем размахе свою способность удивить мореплавателей неожиданным изменением своего настроения.

«Хок» мгновенно лишился шпринтового паруса, и многие верхние тали лопнули, словно скрипичные струны.

— Спустите кливер! Шкоты фока! Руль на правый борт! — гремел Кросби, в то время как команда с отчаянной быстротой карабкалась на мачты.

— Руль на правый борт! — повторил Бюрк, прилагавший все силы, чтобы справиться с рулем.

«Хок», внезапно оказавшийся в смертельной хватке Бискайского залива, как это случилось с многими судами весной 1842 года, едва не погиб вместе с двумя десятками других судов.

К счастью, «Хок» был прочным судном, к тому же на нем была команда первоклассных моряков.

Кросби и Бюрк отчаянно старались выйти в открытое море, потому что безумием было бы оставаться вблизи от берега в кипящем море, похожем на непрерывный прибой. Увы! С таким же успехом они могли бы попытаться преодолеть Ниагару на весельной лодке! Ветер и течения дружно гнали судно к пенной полосе прибоя. Гребные колеса без пользы взбивали в пену морскую воду.

На следующий день шторм начал ослабевать, но «Хок» находился в плачевном состоянии. Держалась всего лишь фок-мачта, и даже руль расшатался и вращался в обратном направлении.

Эти происшествия заставили моряков забыть о существовании Джерри и Гиба, по-прежнему запертых в чулане в глубине трюма. К счастью, буря оказалась полезной для них, так как кандалы у Джерри на ногах были повреждены ударами волн со стены, и юноше удалось освободиться от них. Избавившись от оков, он немедленно освободил и своего брата.

Дверь чулана оказалась почти сорванной с петель, и пленники могли без труда выбраться из своего карцера. Но пока они находились в нем в большей безопасности, чем в любом другом месте на судне. Тем не менее Джерри воспользовался свободой, чтобы посетить камбуз, где ему удалось раздобыть немного еды и питьевой воды.

С утра третьего дня настроение у Бискайского залива заметно улучшилось, хотя волнение осталось почти прежним.

Послышались тяжелые шаги человека, спускавшегося в трюм. Джерри закрыл рукой рот Гибу, чтобы он не смог ничего сказать. Через пару минут послышались раздраженные голоса за тонкой перегородкой в машинном отсеке. Разговаривали мистер Поулкат, капитан Кросби и Бюрк.

— Я требую, чтобы мы как можно скорее дошли до Лиссабона! — кричал карлик.

— Это легко сказать, но не так легко сделать! — резко ответил Кросби. — Мы потеряли почти половину парусов, и если сохранится сильный ветер, мы рискуем увидеть, как фок-мачта кувыркнется за борт. Кроме того, гребное колесо на правом борту сильно повреждено, а руль почти полностью заблокирован. Можете уточнить это у Бюрка.

— Да, все обстоит именно так, — подтвердил рулевой.

— Но я повторяю, что мы должны как можно быстрее оказаться в Лиссабоне! — заорал мистер Поулкат.

— Нам придется зайти для ремонта в Байонну, — спокойно сказал Бюрк. — Мы не можем идти дальше в таком состоянии.

— В Байонну! Ты сошел с ума, приятель! Франция сейчас стала для нас самой опасной страной! — прошипел сэр Поулкат. — И не только для меня, но и для тебя, Бюрк! Возможно, даже для Кросби. Там сохраняется в рабочем состоянии гильотина для тех, кто похищает или убивает детей. Ты знаешь, что такое гильотина, Бюрк? Это один из весьма неприятных способов казнить преступника. Как ты относишься к этому?

— Хватит! — крикнул Бюрк. — Замолчите! Мы не пойдем во Францию, это понятно!

— Отлично! Значит, остается Лиссабон. Мы идем туда, — приказал мистер Поулкат. — Там мы найдем убежище от всех неприятностей.

— Ладно, — вздохнул Кросби. — Будем надеяться, что эта чертова машина продержится до Лиссабона!

— А с чего бы она не продержалась? Ведь это лучшее, что создано на сегодня в Англии!

— Это так, — согласился Кросби. — Но подумайте вот о чем. Три или четыре паропровода уже вышли из строя. В рабочем состоянии осталось два. Что будет, если они тоже откажут?

— Они не откажут! — буркнул Поулкат.

— Надеюсь, вас услышит небо, — с сомнением произнес Кросби.

— Или ад! — неудачно пошутил карлик.

После этого юные пленники услышали, как зловещая троица поднялась наверх.

Джерри задумался, Он хорошо понят, что судьба «Хока» зависит от двух уцелевших трубочек.

Он повернулся к брату.

— Послушай, Гиб. Я хочу попробовать кое-что. Оставайся здесь и не высовывай нос, что бы ни случилось. Если можешь, помолись, чтобы мой план удался.

— Конечно, я помолюсь. Тебя обязательно будет ждать успех.

Джерри осмотрел перегородку. Она заметно перекосилась, то ли от ударов волн во время шторма, то ли от удара какого-то тяжелого предмета, сорванного со своего места в машинном отсеке.

Он несколько раз ударил ногой в перегородку, и она почти сразу поддалась. В их закуток ворвался воздух, насыщенный газами от сгоревшего топлива.

Машина продолжала работать достаточно уверенно, несмотря на скрежет, создаваемый поршнями и подшипниками. Из поврежденных патрубков вырывались струи пара. К счастью, машинист, старый шотландец, находился на палубе, где помогал матросам разбирать поврежденный такелаж.

Взволнованный Джерри разглядел блестевшие от смазки тонкие медные трубки, пропускавшие из соединений тонкие струйки пара.

Теперь или никогда!

У него под ногами валялся тяжелый чугунный молот. Он принялся колотить им по трубкам, сгибая и сплющивая их. Струя кипятка брызнула ему на лицо, потом из машины вырвался пар, заполнивший машинное отделение.

Еще один удар оказался последним…

Джерри был отброшен в сторону ударом гигантской руки. Оглушенный, он с трудом добрался до укрытия, где находился его брат.

Им не пришлось долго ждать дальнейшего развития событий.

Страшный удар потряс судно. Сила взрыва едва не расплющила несчастных мальчуганов. На. палубе началась паника, послышались крики.

— Машина взорвалась!

— Вместо Лиссабона мы, похоже, окажемся в пещере с тухлой треской! — пробормотал Кросби.

Мистер Поулкат выглядел совершенно растерянным.

— Только не во Францию, ни в коем случае не во Францию! — стонал он, держась обеими дрожащими руками за свою тощую шею.

Бюрк тоже был сильно взволнован.

— Бидассоа… — пробормотал он. — Граница…

— Что ты сказал, Бюрк? — крикнул Поулкат.

— Перед нами сейчас Бидассоа, — сказал рулевой. — Поставив кливер да еще подняв на фок-мачте все, что у нас осталось, мы сможем дотянуть до Фонтараби.

Поулкат взвыл от восторга.

— Ты прав, мой добрый Бюрк! Испания, конечно, не Португалия, но она и не эта проклятая Франция! Да, конечно, нам нужно попасть в Фонтараби…

Он жизнерадостно запрыгал.

— Фонтараби! Вперед, на Фонтараби!

Кросби пожал плечами и грустно посмотрел на то, что осталось от элегантного «Хока».

Неожиданно Поулкат прекратил свои танцы.

— А что мы будем делать с этими двумя желторотыми птенчиками? — спросил он. — Сходи-ка, Бюрк, посмотри, не превратил ли шторм их в пюре? Или, может быть, взрыв разнес их в клочья? В таком случае мы просто выбросим их в море. Самое простое решение. Испанские власти не такие строгие, как британские, но в любом случае осторожность не помешает.

Бюрк быстро вернулся из трюма.

— Там все разлетелось на куски, но оба шалопая исчезли.

— И ты не заметил следов крови? — произнес Поулкат с явным сожалением.

— Никаких следов! По-моему, они остались живы и спрятались где-то на борту.

— Ну, ты быстро сможешь обнаружить их логово, Бюрк! А как найдешь, прикончи их. Их нужно убрать как можно скорее.

— Полегче! — вмешался в разговор Кросби. — Мне не нравится такой способ решать мое дело.

— Ладно, ладно, Кросби! — ухмыльнулся Поулкат. — Само собой, я выплачу вам суммы, о которых мы договорились. Вы не потеряете ни одного фартинга.

Кросби, кажется, согласился, но вид у него был не слишком радостный.

— Это дело может закончиться виселицей! — сказал он.

— Хорошо, я заплачу вам в двойном размере по сравнению с договором. Но вы должны будете доставить нас живыми и здоровыми в Фонтараби.

— Ладно, договорились, — ответил моряк.

Бюрк в сопровождении нескольких матросов проверил «Хок» так тщательно, что нашел бы даже иголку, будь она предметом его поисков. Через пару часов он, бледный от злости, доложил:

— На судне не осталось ни одной крысиной дыры, которую я не проверил бы, — крикнул он. — Никаких следов. Они просто исчезли!

— Это невозможно! — в бешенстве прорычал Поулкат.

— Как раз вполне возможно, — ответил Бюрк. — На участке, где случился взрыв, я обнаружил большую дыру в корпусе судна, к счастью, расположенную выше ватерлинии. Я уверен, что через эту дыру они были выброшены взрывом.

— Такое вполне возможно, — поддержал Бюрка Кросби.

— В таком случае наша проблема решилась сама собой, — ухмыльнулся Поулкат. — Конечно, я потерял какое-то количество фунтов, может быть сотню или даже больше, но это не важно. Если мы быстро доберемся до Фонтараби, я думаю, что там нас может ожидать приятный сюрприз.

— Вы это о чем, сэр? — поинтересовался Кросби.

— Я скажу вам, когда сочту необходимым, капитан, — ответил Поулкат, добавив в голос загадочные интонации. — Так или иначе, вы ничего не потеряете, уверяю вас.

— Вот это Приятно услышать! — обрадовался Кросби.

— Я все же предпочел бы переломать кости этим двум паршивцам перед тем, как вышвырнуть их за борт! — проворчал Бюрк.

* * *

В это время наши герои из последних сил сражались с морем.

— Ты продержишься еще немного, Гиб? Ты можешь опереться одной рукой на мое плечо, — сказал брату Джерри.

— Все в порядке, Джерри, не бойся, я продержусь, сколько будет нужно. Хорошо, что нам помогает течение…

К счастью, Джерри и Гиб были прекрасными пловцами. Когда их подняла на гребень большая волна, они увидели, что течение постепенно подносит их к скалистому берегу.

— А где сейчас «Хок», Джерри? Ты видишь его?

— Нет, Гиб, он далеко отстал от нас, и его несет ветром немного в другом направлении. Если даже на нем ухитрятся поднять остатки парусов, все равно ему понадобится время, чтобы подойти к берегу.

Ветер и течение неторопливо несли ребятишек к полосе прибоя. Он был не очень сильным, и можно было не опасаться, что волны швырнут их на камни.

Наконец, после последнего усилия они почувствовали под ногами твердую почву. Волна выбросила их на пустынный галечный пляж.

 

Глава IV

Улица одного фонаря

Фонтараби находится всего в пяти милях от Байонны, на французско-испанской границе, но этот небольшой городок справедливо можно считать самым типичным испанским городом на всем Иберийском полуострове.

Когда-то это был богатый город со славной историей, говорят, им гордился Карл V. Ко времени нашего повествования он практически исчез, почти полностью обезлюдев.

На небольшом расстоянии от состарившегося городка, у подножья холмов, лежит залив, в который впадает река Бидасоа, возле которой кишит обычное для приграничной зоны население: рыбаки, контрабандисты, бродяги и потерпевшие кораблекрушение.

Уже полтора столетия, как аристократы и богатые торговцы оставили свои роскошные дворцы на Калле Майор (то есть на главной улице) крысам, ящерицам и летучим мышам, обычным наследникам жилья, заброшенного человеком.

В конце главной улицы, примерно в семидесяти метрах от старой церкви Нотр-Дам, мрачная щель протянулась между столь же мрачными строениями, которые все еще выглядят весьма импозантно. Эта щель — узкая улочка, змеящаяся между редкими зданиями.

Ее называют улицей Единственного Фонаря. Почему? Большинство улиц и переулков Фонтараби освещается днем лучами солнца, а ночью — яркой луной и не нуждается в свете фонарей или прикрепленных к стенам домов факелов. Поэтому возможно, что именно на этой улице в глубокой нише в стене здания появился первый масляный фонарь с голубым защитным стеклом, который зажигали каждый вечер в честь святого.

На этой улице очень мало прохожих. Собственно говоря, безлюдными можно назвать все улицы в этом призрачном городе. И она выглядит неприятно, так как, проходя по ней, ты ощущаешь нечто зловещее, даже отталкивающее.

Не спрашивайте меня, в чем тут дело. Величественные аристократические строения на ней ничуть не менее красивы, чем на Калле Майор. И они, увы, выглядят такими же заброшенными… И небо над этой улицей между скульптурами святых на высоких карнизах ничуть не менее голубое, чем над заливом.

Несомненно, водонос со своим черным коромыслом и своими кувшинами из обожженной глины мог бы сказать вам, почему он никогда не появляется на этой улице, точно так же, как продавец рыбы и булочник, никогда не разносящий на этой улице бриоши и лепешки.

Конечно! Водонос — это бедный тип, которому едва удается отдышаться и который поэтому просто не способен вести разговоры; продавец рыбы лишился во время пьянки части языка и едва способен издавать гортанные звуки, да и то лишь в нетрезвом состоянии; что касается булочника, жалкого, робкого существа, то он больше верит в дьявола, чем в святых, способных защитить его.

А старый архивариус Юртадо? Может быть, он лучше осведомлен?

Увы, это не так! Конечно, старый человек может рассказать вам, что город Фонтараби играл сравнительно важную роль в истории как Испании, так и Франции, потому что французы трижды занимали город в 1521, 1719 и 1794 годах. Если он при вас проклянет герцога Бервика и генерала Ламарка, то затем прослезится, вспомнив Карла V, построившего часть церкви Нотр-Дам. Но если вы попытаетесь расспросить его об улице Единственного Фонаря, он внезапно вспомнит, что ему пора нюхать табак, и поспешно скажет:

— Ах да, именно на этой улице находится дворец маркиза де Вилла и Агийяр! Всего хорошего, сеньор!

И он удалится, прикоснувшись к своей остроконечной шляпе и немного подволакивая ноги.

Конечно, те, кто знаком хотя бы в общих чертах с историей франко-испанских войн восемнадцатого века, знают, что после французского вторжения в 1794 году род маркиза де Вилла и Агийяр перебрался на юг страны, оставив оккупантам множество проблем.

Но вернемся в наше время, то есть в весну 1842 года. На небольших апельсиновых деревьях, которыми заросли окрестные холмы, уже появились ароматные золотистые плоды. На причудливо изогнутых оливах появилось множество гроздьев зеленых плодов, а фиги покрылись истекающими сахаром плодами. На деревьях заброшенных садов каждое дупло было занято роем диких пчел.

Калле Майор жарилась на жгучем южном солнце. Крытые брезентом двуколки брошены где попало; выпряженные из них ослики пасутся в синей тени домов, задумчиво пережевывая брошенные им клочки сена.

Но ни один луч солнца не проник на улицу Единственного Фонаря. Поэтому воздух на ней оставался свежим, в связи с чем улица казалась крайне привлекательным местом. Сильный аромат цветущих апельсиновых деревьев, мяты, лаванды и перца превращал атмосферу этого места в целительный бальзам. Абсолютная почти тревожная тишина подчеркивала полуденную жару. Тишину изредка нарушало лишь гудение кружившегося над цветами золотого жука. Даже горлинки перестали ворковать и сидели, словно оцепенев, перед домиками своих голубятен.

Внезапно тишину нарушила громкая песня. Какой-то чудак осмелился затянуть песню в пекле этой пустынной улочки!

Певец неожиданно замолчал, вероятно, задохнувшись. Надо уточнить, что это был довольно толстый мужчина, обливавшийся потом.

— Это все вино из Аликанте, — пробормотал он. — Да поможет мне Господь! И кто только способен пить вино из Аликанте до захода солнца, когда еще не поднялся свежий ночной ветер? Это Педро Альварец, глупый рыбак! Господи, смилуйся над моей душой, вскоре ей это будет так нужно…

Немного отдохнув и успокоив дыхание, он снова запел хриплым голосом:

На этот раз ему не удалось допеть куплет, потому что он добрался до цели своего путешествия. Он остановился перед закрытыми воротами строгого сурового здания с большими сводчатыми окнами, снабженными нишами, балконами и коваными решетками.

— Я приветствую благородное строение светлейшего маркиза де Вилла и Агийяр! — произнес пьянчужка, стянув с головы шерстяной колпак.

Потом он схватил тяжелый, украшенный резьбой молоток и принялся колотить изо всех сил в дверь, создавая гулкое эхо в пустынных коридорах. Но никто не кинулся открывать ему двери.

— Какой я дурень! — воскликнул простодушный малый. — Двери ведь не закрыты! Это опять виновато вино из Аликанте! Чертовски предательское вино! Ах, Педро Альварец, бедный рыбак! Тебе потом придется заплатить за свою слабость!

Действительно, двери не были заперты. Рыбак, пошатываясь, прошел широким сумрачным коридором, по которому вполне могла проехать карета, заглянул в несколько пустынных залов и, наконец, остановился в просторной комнате, залитой солнцем, врывавшемся в помещение через ослаблявшие свет зеленые квадратики окон.

— Вот и я, преподобный отец! — торжественно объявил он, стараясь сохранять вертикальное положение.

— Неужели это действительно ты? — с насмешкой произнес чей-то голос. — Я просто не могу поверить. Мне кажется, что это, скорее, твой дух!

— Еще немного, и так бы и получилось на самом деле, падре! — воскликнул толстяк. — Я сейчас все объясню вам! Этим утром, как всегда, я отправился к заливу, чтобы получить полагающую мне долю рыбы, овощей и фруктов от живущих там добрых людей. Тем не менее, падре, как сказал наш Господь, «не бывает зерен без плевел». И вскоре мне пришлось столкнуться с этим, к моему великому стыду.

Ко мне подошел человек с лицом ангела и сказал:

«Педро, сегодня необычно жарко. Что ты скажешь, если я предложу тебе кувшин со свежей водой?»

Я согласился, падре, потому что никто не будет отказываться в жару от свежей воды, тем более, если она была предложена вам так по-братски!

Он протянул мне кувшин, и я залпом выпил его.

Ах, падре! Представьте мой ужас, когда я осознал, что свежая вода внезапно превратилась в отличное вино из Аликанте! Я сразу же понял, что это нечистый решил подшутить надо мной! Я трижды перекрестился и воскликнул: «Изыди, Сатана!» И человек с ангельским лицом исчез, жутко зарычав при этом. В общем, он превратился в серное облако с огнем и дымом, заставившее меня кашлять и едва не задушившее меня.

— Иди на кухню, неисправимый лгун! — прозвучал все тот же голос. — В наказание тебе придется выпить два кувшина воды. И я обещаю тебе, что эта вода не превратится в вино из Аликанте.

— Два кувшина воды! — простонал толстяк Педро. — Ах, падре, сжальтесь надо мной! Я слышал, что колдуньи прошлой ночью отравили все колодцы с водой в нашей округе!

— Давай, давай, быстрее! Или тебе придется выпить три кувшина!

Педро тяжело вздохнул и со стонами отправился на кухню.

Едва он вышел из комнаты, как священник, разговаривавший с ним, весело рассмеялся. Это был падре Хуан.

Несколько лет тому назад, в Фонтараби появилась странная пара, спустившаяся в город с холмов.

Хуртадо, весьма эрудированный человек, преклоняющийся перед Сервантесом, первым заметил их. Он не смог удержаться, чтобы не воскликнуть:

— Смотрите, кто пришел к нам! Дон Кихот и его слуга Санчо Панса!

Впрочем, чужаки передвигались пешком, и на них не было панциря; они не были вооружены мечами и копьями. Но один из них был высоким и тощим, а второй — маленьким и толстым, как бочка.

На высоком был серый плащ странствующих монахов. На груди у него сверкал большой медный крест. Следы суровых испытаний читались на его лице, потемневшем на солнце, но его черные как смоль глаза светились живым огнем; строгие и благородные черты лица сразу вызывали к нему уважение.

Второй, вероятно его слуга, был одет в английские штаны и поношенную красную гусарскую куртку; на голове у него был надет забавный ночной колпак синего цвета; этот клоунский наряд резко контрастировал со строгой одеждой хозяина.

Когда к ним подошли рыбаки, маленький толстяк закричал пронзительным голосом:

— Отойдите в сторону! Дайте пройти преподобному отцу Хуану!

Повелительным жестом монах заставил его замолчать. Потом он обратился к любопытным:

— Друзья, кто может указать мне особняк маркизы де Вилла и Агийяр?

К нему сразу же подошло несколько мальчишек, не только захотевших указать дорогу незнакомцу, но и быть гидом по городу для святого человека. Один из них решил предупредить падре Хуана:

— Вам не стоит идти туда, падре, потому что маркиза не живет в доме уже лет пятьдесят. Она оставила вместо себя странного старика, такого же старого, как эта улица, и очень злого. Вы не сможете получить от него даже гнилой апельсин!

Монах улыбнулся:

— Я не собираюсь ничего просить у него. Но ты можешь рассказать мне об этом человеке, если тебе что-нибудь известно.

— Конечно, я могу рассказать о нем, — ответил мальчуган. — Говорят, что когда-то последняя маркиза подарила свой дом этому сеньору, которого зовут Карпио. С тех пор, то есть несколько десятков лет, он ведет себя, как хозяин дома. Но, падре, это всего лишь гнусный скряга, ругающийся, словно дюжина заядлых еретиков. Кроме того, он плохо обращается с людьми, как только у него появляется такая возможность. Поэтому его прозвали Эль Зурьяго.

— Вот как! — воскликнул монах. — «Хлыст»! Какое нехорошее прозвище для христианина!

— Эта кличка имеет смысл, падре! Он просто обожает избивать людей до крови хлыстом. Но так как он считается доверенным лицом старой маркизы, никто не осмеливается протестовать.

Монаха отвели к особняку на улице Единственного Фонаря. Падре пришлось долго колотить молотком в массивную дверь, пока ее не открыли. После этого случилось чудо: ему позволили войти вместе с толстяком.

Потом случилось нечто еще более странное, что жители Фонтараби так никогда и не поняли, но о чем еще долго судачили.

В этот же день злобный старик Карпио и двое его слуг покинули особняк благородной семьи и исчезли за холмами. После этого падре Хуан и его слуга Педро Альварец обосновались в опустевшем здании.

Нужно сказать, что падре жил очень уединенно.

У него появилась привычка проводить по нескольку часов подряд в соборе, одном из немногих зданий в Фонтараби, ничего не утративших из своего былого великолепия.

У падре сложились добрососедские отношения с бедным рыбацким населением, и он часто помогал нуждающимся. В то же время он крайне жестко реагировал на жулье и подонков. Как ни странно, он мало интересовался оставшимися в городе патрициями, которых местное население продолжало считать «великими мира сего».

Конечно, у жителей этого старинного городка имелись свои недостатки, но у них было и немало достоинств. Одно из них следует считать весьма существенным: они не страдали излишним любопытством.

Их девиз мог прозвучать следующим образом: «Пусть каждый занимается своим делом, а Богу позвольте заниматься всеми нами». Таким образом получилось чуть ли не само собой, что падре Хуан и его спутник были быстро признаны в Фонтараби своими, и ни один человек никогда не поинтересовался ни кто они такие, ни откуда они появились.

 

Глава V

Донна Марипоза

Джерри и Гиб оставили побережье и направились к холмам, где, как им казалось, они находились в большей безопасности. Наткнувшись на ручеек, они напились свежей холодной воды; здесь же они нашли пару сочных дынь и множество больших сладких фиг.

Привычный к лишениям, Гиб даже подумал, что они попали в страну Кокань. Он огляделся, пытаясь увидеть волшебные кусты, увешанные медовыми пряниками и сладкими пирогами. Его не удивили бы даже падающие с неба жареные цыплята.

Джерри не думал об этих глупостях и внимательно оглядывался, наблюдая за окрестностями. Он вскоре обнаружил далеко в стороне крыши и башни какого-то населенного пункта, вероятно Фонтараби. Название это он услышал из уст мерзавца Поулката. Этого было достаточно, чтобы город Фонтараби стал для него пугалом. Он решил, что сделает все возможное, чтобы держаться как можно дальше как от самого города, так и от его жителей. Он решил, что им нужно пробираться в глубь суши, подальше от моря.

Но пока они не встретили никаких следов человеческого присутствия, если не считать нескольких полудиких коз, мелькавших в кустарниках то тут, то там. Недовольные появлением мальчишек, они хрипло блеяли и угрожающе трясли рогами, когда им казалось, что гости находятся слишком близко.

Гиб, тоже заметивший городские крыши, спросил у брата:

— Мы пойдем в этот город, чтобы попросить помощи?

Но Джерри отрицательно помотал головой.

— Об этом не может быть и речи. Я уверен, что негодяи с «Хока» рано или поздно доберутся до него.

Вскоре жизнь подтвердила обоснованность его опасений.

Некоторое время они шли по узкой тропинке между невысокими кустами и скоро оказались на вершине холма, с которого можно было увидеть все окрестности, в том числе и устье залива Бидассоа. Пока уставший Гиб валялся на траве, Джерри пристально всматривался в открывшуюся перед ним панораму. Внезапно его лицо потемнело, и он воскликнул;

— Гиб, посмотри туда!

Медленно лавируя против ветра с суши, «Хок» с поврежденными мачтами и разорванными парусами с трудом продвигался к входу в бухту. Вскоре от берега отошло несколько лодок, направившихся к злополучному судну. Джерри разглядел, как несколько человек поднялось на палубу по спущенным для них веревочным лестницам.

— С помощью денег и раздаваемых направо и налево обещаний Поулкат и Кросби легко смогут задурить голову местным рыбакам и направить их, словно сторожевых псов, разыскивать нас, — задумчиво прошептал Джерри. — Нам нужно как можно скорее найти надежное убежище.

Это можно было сделать без особого труда, так как в каменистых холмах нередко встречались глубокие пещеры; повсюду виднелись развалы каменных глыб, и вся местность заросла густым кустарником.

— Так куда же мы все-таки попали? — спросил у брата Гиб, расставшийся со своими иллюзиями насчет страны Кокань.

— Мы в Испании, — ответил Джерри. — Это почти сплошь католическая страна, — добавил он, словно стараясь успокоить себя.

Но его слова прежде всего успокоили Гиба.

— Значит, мы найдем здесь помощь! И нас накормят! — обрадовался он. — Ты же помнишь, как отец Макферсон рассказывал нам о великой католической общине, распространившейся по всей земле.

— Это так, — согласился с ним Джерри. — Тем не менее нам нельзя терять бдительность. Я часто слышал, что особенно нужно опасаться людей, живущих поблизости от границы.

Темнело, когда они добрались до гряды высоких холмов, где спрятались в густых зарослях.

Вдали раскинулся Фонтараби, красивый мирный городок, освещенный косыми лучами заходящего солнца. Легкий бриз донес до них звон колоколов, показавшийся бальзамом для измученных детей. Они нашли множество диких груш и еще какие-то фрукты, мучнистая мякоть которых хотя и оказалась почти безвкусной, но все же помогла им утолить голод.

— Завтра мы двинемся в этом направлении, — сказал Джерри, указав на юг, где над горизонтом вырисовывались темные массы.

— Это тучи? — спросил Гиб.

— Нет, это горы, — ответил Джерри. — И не просто горы, а большая горная цепь.

Он не знал, что они увидели Сьерру-Гипюскоа, последние отроги Кантабрийских гор.

Рядом с ними раздался хриплый крик козодоя; в воздухе началась пляска светлячков.

Далеко на севере по берегам залива зажглись огоньки; слабое зарево отмечало положение уснувшего города.

* * *

В полумраке лунной ночи небольшая группа моряков под предводительством одного из местных рыбаков двигалась к приморским холмам.

— Скажите, мистер Поулкат, — обратился Нед Кросби к карлику, — вы действительно хорошо знаете этот район?

— Помолчите, Кросби, — буркнул Поулкат. — Я вам уже говорил, что в этих местах можно хорошо заработать. Вам этого недостаточно?

— Увы, сэр, конечно, этого недостаточно, — жалобно пробормотал моряк. — Мой «Хок» практически вышел из строя. Хорошее дело, о котором мы с вами говорили в самом начале, растаяло, как снег под лучами солнца. Я полностью разорен и больше никогда не осмелюсь показаться в Лондоне.

— Капитан Кросби, вы знаете, что я думаю о Провидении. И я не буду утверждать, что в результате кораблекрушения оно привело нас в землю обетованную. Но я уверен, что дьявол на нашей стороне. И поскольку я уверен, что я могу считать своим другом именно его, а не его прежнего господина, вы можете спать спокойно. Если вы будете по-прежнему доверять мне, можете не сомневаться, что вам всенепременно достанутся раковины с жемчужинами.

— Если я правильно понимаю вас, сэр, вы не рассматриваете потерю «Хока» как в высшей степени драматическое событие?

— Вы правильно поняли меня, приятель. Если ваш «Хок» действительно потерян, у вас скоро будет другой «Хок»! И, кто знает, не окажется ли новое дело для нас еще более выгодным, чем то, которое мы планировали в начале нашего совместного мероприятия!

Нед Кросби внимательно посмотрел на своего компаньона. Зеленые глаза Поулката сверкали жестоким блеском, и хитрая улыбка змеилась на его губах.

«Что ж, будем надеяться, что он знает, что говорит», — подумал капитан.

И он с энтузиазмом устремился вперед по крутой тропинке, вьющейся между холмами.

Луна скрылась за вершинами высоких деревьев. Рыбак, их проводник, шагавший впереди Бюрка, остановился.

— Это здесь, — сообщил он, указав на мрачное сооружение из дикого камня.

— Это дворец моей святейшей подруги, донны Марипозы! — сообщил Поулкат по-испански.

— Вашей подруги? — удивился рыбак. — Господи, да вы можете забрать ее с собой, сеньор! Я предпочел бы иметь подругой голубую акулу или, на худой конец, хотя бы горного стервятника, чем эту донну Марипозу! Ха-ха-ха! Марипоза! Недействительно стоило назвать стервятником! Это имя подходит ей гораздо лучше!

— Так решила природа, амиго, — спокойно сказал Поулкат. — Ее настоящее имя Oruga. А в кого обычно превращаются гусеницы? В бабочек, приятель!

— Глупости! — буркнул рыбак. — А теперь рассчитайтесь со мной, как было договорено.

Поулкат передал рыбаку несколько серебряных монет, и тот немедленно отправился в обратный путь, не поблагодарив и не попрощавшись.

Три приятеля некоторое время стояли перед массивными железными воротами этого горного замка, обнесенного высокой серой стеной.

Едва они приблизились к воротам, как разразился громкий злобный лай.

— Не думаю, что в этом каменном логове нас более приветливо встретили бы днем, — проворчал Бюрк. — Что же говорить, когда мы заявились поздно ночью?

Мистер Поулкат рассмеялся. Он вел себя на удивление уверенно.

— Все будет хорошо, тем более что мы имеем дело с благородной дамой! Не беспокойся, Бюрк, известно, что летучие мыши, дикие кошки, совы и многие другие животные боятся дневного света. Донна Марипоза сейчас бодрствует, как и мы трое. Дерни за эту веревку, чтобы сообщить хозяйке о нашем появлении.

Где-то в стороне раздался звон колокола, вызвавший очередной приступ бешенства у сторожевых псов.

Долгое время ничего не происходило. Наконец, послышался скрип открывшегося окна, и хриплый голос прокричал:

— Кто пришел?

— Провалиться мне на этом месте, если это не добряк Пунто! — засмеялся Поулкат и крикнул: — Меня зовут Поулкат, сэр Поулкат. Я прибыл прямо из Букингемского дворца, чтобы выразить признательность английского короля донне Марипозе.

Где-то наверху захлопнулось окно. Затем визитерам снова пришлось довольно долго ожидать.

Наконец путешественники увидели, как за кустами сильно заросшего парка загорелся фонарь, очевидно, на конюшне. Повелительный голос заставил собак замолчать.

Заскрипели ржавые петли калитки, и слуга почтительно предложил поздним гостям войти.

— Донна Марипоза рада принять в своем скромном доме сеньора Поулката и его друзей.

Впечатленный торжественным приемом, Кросби с удивлением и уважением посмотрел на маленького человечка, от которого теперь зависела его судьба.

«Провалиться мне на месте, даже у врат ада этот тип будет принят с почестями», — подумал он.

Снаружи замок выглядел ветхим, одряхлевшим, но каков был контраст с его убранством внутри!

Пол и стены были застелены драгоценными мавританскими коврами фантастических расцветок. Повсюду горели большие восковые свечи, распространявшие приятный слегка розоватый свет. В многочисленных фонтанчиках журчала кристально чистая вода, заполнявшая роскошные мраморные бассейны, а воздух был насыщен запахом роз и жасмина.

Пригласивший их слуга остановился перед великолепной резной дверью. Поклонившись еще раз, он произнес:

— Господа, донна Марипоза ждет вас.

Беззвучно отворились двойные двери. Яркий свет в помещении заставил Кросби и Бюрка прищуриться. Этот свет распространял добрый десяток громадных люстр, свисавших с потолка. Кроме того, в помещении круглосуточно горело множество свечей в серебряных подсвечниках, разбросанных по всему залу. Освещенность помещения заметно усиливалась благодаря множеству зеркал, хрустальных, серебряных и золотых ваз.

Когда Неду Кросби в детстве рассказывали сказки «Тысячи и одной ночи», он считал, что это сплошные выдумки. Сегодня же ему показалось, что эти сказки превратились в действительность.

— Добро пожаловать, мой дорогой Поулкат, добро пожаловать, господа.

Голос показался гостям хриплым, грубым и неприятным. Он вызвал жуткое ощущение у Кросби и Бюрка, хотя вряд ли можно было найти больших грубиянов, чем они. Но на Поулката он подействовал противоположным образом, так как он весело рассмеялся. Очевидно, у него резко улучшилось настроение.

Но где находилась произнесшая эти слова хозяйка? Моряки вертели головами во все стороны, но не видели ничего, если не считать пламени свечей и их отражений в зеркалах.

— Нед, — прошептал Бюрк, — посмотри туда, в промежуток между двумя золотыми канделябрами, и скажи, я бодрствую или вижу это во сне?

На невысоком троне над большим золотым покрывалом возвышалась чудовищная голова.

Неужели это была голова человеческого существа? У капитана и его рулевого сразу же зародились сомнения. Голова с перепутанной огненно-красной шевелюрой была гораздо больше, чем голова обычного человека. Кожа, желтая, словно у трупа, свисала с лица большими складками. Под низким лбом кошмарные глаза светились, словно пылающие угли, впиваясь в пришедших с невероятной свирепостью.

Маску дикого животного оживлял только большой рот с выпяченными губами. Отвратительная гримаса, заменявшая улыбку, приоткрывала острые желтые волчьи клыки.

— Позвольте мне представить вам донну Марипозу, — обратился Поулкат к своим спутникам. — А это, донна, мои друзья, капитан Кросби и рулевой Бюрк.

— Я жду вас, Поулкат, уже часа полтора, — прозвучал скрипучий голос. — С помощью моего особого бинокля я видела, как поврежденный «Хок» вошел в бухту. Через час мои слуги сообщили мне о всех ваших бедах. Но отложим на некоторое время разговор о серьезных делах. А сейчас прошу вас к столу, господа. Пинто, помоги мне!

Золотое покрывало шевельнулось, из-под него появился массивный торс, похожий на туловище быка.

Кросби ожидал, что сейчас он увидит появление гигантского существа. Но то, что он увидел, так поразило его, что он замолчал с открытым ртом.

После чудовищного тела появилась пара тощих ножек, похожих на ножки ребенка. Слуги помогла отвратительному карлику спуститься с невысокого трона.

Ночное пиршество под председательством отвратительной донны Марипозы рассеяло дискомфорт, испытываемый Кросби и Бюрком с момента их появления в странном замке. На столе их ожидало изобилие изысканных блюд и напитков. Аромат и вкус спиртного изменили их отношение к страшной хозяйке, и вскоре они стали воспринимать ее как самую очаровательную в мире женщину.

Что касается Поулката, то он ел и пил весьма умеренно. Очевидно, он ожидал начала делового разговора со своей необычной подружкой.

И этот момент вскоре наступил.

По знаку донны Марипозы все слуги мгновенно исчезли.

— А теперь, Поулкат, перейдем к делу, — сказала она. — И хочу вас попросить, говорите как можно короче.

— Я постараюсь, донна Марипоза. Когда мы вышли из Лондона, «Хок» был оборудован великолепной паровой машиной. У нас планировалась встреча в Атлантическом океане с тяжело груженным судном, пришедшим из Габона.

Чудовище ухмыльнулось:

— Конечно, рабы для Южной Америки. Это хорошо! Очень хорошо! Продолжайте, Поулкат. Ваш рассказ мне нравится.

— Парусники Ее Величества с трудом смогли бы перехватить наше судно с паровым двигателем. Но мы попали в шторм в Бискайском заливе. «Хок» был поврежден, а паровой двигатель вышел из строя. И вот мы оказались в очень сложном положении. Мы терпим бедствие. Надеюсь, я был достаточно краток, донна Марипоза?

— Да, достаточно. И у вас есть соображения, как выйти из этого положения?

— Дьявол, мой могущественный помощник, позволил мне добраться живым и здоровым до Фонтараби, а здесь я оказался неподалеку от замка моей благородной знакомой. Этого достаточно для меня, чтобы не впадать в отчаяние, донна Марипоза.

— Значит, вы знаете, что вам делать?

— Конечно!

— И что именно?

— Немного терпения, моя дорогая. Хороший обед обычно состоит из закуски и главных блюд. Так вот, я пока выставил на стол всего лишь закуски.

— Рассказывайте, Поулкат. Но без лишних деталей.

— У нас на борту находились два юных англичанина, четырнадцати и двенадцати лет.

— Два англичанина? — с жадностью переспросило чудовище.

— Да, два чистокровных англичанина.

— Судя по всему, они утонули, — пробормотала уродина.

— Мы тоже так думали вначале. По крайней мере, Кросби и Бюрк. Что касается меня, то у меня есть глаза и хватает серого вещества, чтобы соображать. И у меня есть мысли по этому поводу.

— Еще бы, серого вещества в вашей голове хватит на двоих, — кивнула донна Марипоза.

— После подробного исследования, совершенно сбившего с толку Кросби и Бюрка, я установил, что юные разбойники, которых мы заперли в трюме, смогли освободиться от оков и покинуть судно. Я уверен, что они смогли доплыть до берега.

— Я не сомневаюсь в этом, англичане плавают, как рыбы, — проворчал Кросби.

Красные глаза ведьмы вспыхнули адским огнем.

— Два юных англичанина здесь, в Фонтараби! — вскричала она. — Поулкат, это великолепная закуска! И вы хотите…

— Подать ее на стол, — ухмыльнулся негодяй. — Не думаю, что это окажется невозможным.

— Я заплачу вам пятьсот фунтов стерлингов золотом! — прорычала колдунья.

— Это дело могло бы заинтересовать меня в случае удвоения названной вами суммы, — холодно произнес Поулкат. — Но, как я уже сказал, это всего лишь закуска. Теперь я должен перейти к главному блюду.

— Перестаньте кружить вокруг да около, — злобно прошипела рассвирепевшая донна Марипоза. — Переходите к сути, какого дьявола вы морочите мне голову!

Поулкат наклонился к ней.

— «Корабль без названия» все еще существует? — ласково поинтересовался он.

— Какое он имеет отношение к вашему делу? — огрызнулась колдунья.

— Самое прямое. Так он еще существует или нет?

— Да, существует…

— Он сейчас находится далеко отсюда?

Колдунья, немного поколебавшись, неохотно признала:

— Нет, не очень далеко…

— Он по-прежнему стоит в заливе Мирры?

— Вам стоило бы помолчать об этом, — оборвала его донна Марипоза.

— Хорошо, я молчу… Когда мы вышли из Лондона, в порту готовилась к выходу в море замечательная прогулочная яхта, направляющаяся в Португалию. Я думаю, что ее немного задержал шторм. Вряд ли она окажется в испанских водах раньше, чем через восемь — десять дней. И вы знаете, кто находится на борту «Мейбага», как называется яхта?

— Как вы думаете, каким образом я могу знать это?

— Лично коммодор Уилферс. С леди Уилферс и пятью детьми.

Донна Марипоза ничего не ответила. Казалось, она оцепенела.

Наконец она прошипела:

— К чему вы говорите мне все это, сын дьявола?

Поулкат еще ближе придвинулся к ней, словно опасаясь, что чужие уши могут услышать то, что он шептал старухе.

Когда он замолчал, ведьма захлопала от радости в ладоши. На вопросительный взгляд Поулката она ответила:

— Вы получите «Корабль без названия», Поулкат. Да, да, получите, не беспокойтесь. Что же касается ваших сорванцов, удравших с «Хока», то я знаю, что мне делать. Вы слышали лай моих собак? Но вы еще не видели их. Это громадные псы, прекрасные ищейки. Если парни действительно выбрались на берег, как вы предполагаете, я обещаю вам, что эти милые собачки быстро отыщут их. Она способны вытащить грешника из ада, если я прикажу им это.

И донна Марипоза так свирепо глянула на Поулката, что у того мороз пробежал по коже.

— Хорошо, эти два шалопая послужат для меня закуской, как вы говорите. Главным блюдом будет коммодор, леди Уилферс и пять ее ангелочков. Неужели все это не приснилось мне, и наш властелин дьявол остановил на мне свой выбор?

Она схватила дрожащей рукой серебряный кубок и залпом выпила его.

— Выпейте и вы за нашу удачу, мой дорогой Поулкат!

Карлик послушно поднес бокал к губам, но, отхлебнув, сразу же стал кашлять и задыхаться. Лицо его покраснело, а из глаз полились слезы.

— Да у вас на столе настоящий жидкий огонь! — прохрипел он.

— Ничего особенного, обычный адский нектар! — ухмыльнулась колдунья. — Я пью его только тогда, когда ко мне приходит удача, как, например, сегодня. Вы должны понимать, Поулкат, что вы — единственный англичанин, которого я не стремлюсь немедленно придушить голыми руками и швырнуть в печь, чтобы поджарить, как простую курицу?

— Мне кажется, что я хорошо помню об этом, — холодно произнес Поулкат, посмотрев на своих спутников, задремавших после совершения подвигов Пантагрюэля.

Кипевшая злобой колдунья продолжила:

— Около ста пятидесяти лет назад, после битвы у Альманзы, Бервик предал страшной смерти графа Оругу и его пятерых братьев. Это случилось именно здесь, в Фонтараби. Шестеро членов рода Оруга были повешены, и их тела оставались на виселице, пока стервятники не превратили их в скелеты.

— Но почему он предал их такой страшной казни? — машинально поинтересовался Поулкат.

— Потому, что они убили большое семейство англичан. Отца, мать и пятерых детей, не считая нескольких слуг.

— Это было так давно! — пожал плечами Поулкат.

— Время не имеет значения, когда речь идет о ненависти, об отмщении! Через некоторое время удача снова улыбнулась роду Оруга. В то время они набивали трюмы своих кораблей толпами черных рабов. Но и здесь англичане постарались вставить им палки в колеса. Они задержали шесть наших судов и повесили их капитанов. Четверо капитанов из шести принадлежали к роду Оруга.

Колдунья заскрипела зубами. Наверное, она представила, как грызет кости своих извечных врагов.

— Большинство англичан — это еретики, как их обычно называют. Они вправе выбирать конфессию, и я не собираюсь спорить с ними. Но почему в своих гнусных делах они пользуются поддержкой наших испанских священников, которые, как получается, даже не имеют отношения к их религии? По какому праву они беспокоятся об этом черном товаре?

— Знаете, донна Марипоза, я сам отношусь с большим отвращением к этим фанфаронам в одеяниях из грубой шерсти. И я никогда не жду от них ничего хорошего.

— В конце концов, — сказало чудовище в женском облике, — три года тому назад сэр Уилферс сумел задержать мой первый «Корабль без названия». Два моих племянника погибли в этой схватке. Ущерб для меня был огромным. Примерно тысяча килограммов золота, мой дорогой!

— Черт возьми! — воскликнул потрясенный Поулкат. — Это же огромные деньги!

— К счастью, с того времени мне удалось провернуть несколько выгодных дел, — улыбнулась донна Марипоза жестокой улыбкой. — Если в Испании неважно с золотом, то она богата детворой. А это, Поулкат, гораздо выгоднее, так как существует огромный рынок. Цыгане, египтяне и другие знатоки колдовства дают хорошие деньги за эту ребятню. Говорят даже, что их даже иногда приносят в жертву разным жутким богам. Не знаю, правда это или нет… Но для меня это не имеет значения. Возможно, из них делают уродов, чтобы демонстрировать их на ярмарках… Но я точно знаю, что за них хорошо платят. Мой счет в банке заметно увеличится, и эти бестолковые священники не станут мне мешать.

— Вот, значит, как… — проворчал Поулкат. — И вы рассчитываете хорошо заработать на двух малышах из семьи Корбеттов…

Адское создание рассмеялось:

— Я думаю не об этом, мой благородный друг. Никаких мыслей об этом. Они будут использованы, чтобы оплатить часть долга крови, которую Англия задолжала благородной фамилии Оруга.

Поулкат пожал плечами и зевнул.

— Вам нужно поспать, Поулкат, — проскрежетала старуха. — Не подражайте этим свиньям, которые давно храпят за моим столом. Сама я никогда не сплю, и мои друзья должны привыкнуть к этому. Но мы закончим этот приятный вечер, когда познакомимся с прекрасным товаром, попавшим в мои руки. Мои сундуки забиты золотыми и серебряными монетами, но деньги меньше всего интересуют меня. В моих подвалах полно драгоценных камней и украшений, но я никогда не пересчитывала их. Все это — мертвая материя, а мои настоящие сокровища должны быть живыми, они должны дрожать и плакать, заставлять мое сердце биться сильнее от восторга и осознания моего могущества. Этой ночью вы сможете разделить мою радость.

Она позвонила в серебряный колокольчик.

Мгновенно появился Пинто.

— Пусть сеньор Карпио немедленно придет сюда.

Через пару минут Пинто привел в зал мужчину с головой стервятника. Он был одет очень броско; в руке он держал плетку из черной кожи с позолоченной рукояткой.

— Поулкат, — сказал донна Марипоза с хищной улыбкой, — я представляю вам дона Карпио, верного хранителя моих сокровищ.

 

Глава VI

Черный призрак

Двое могучих слуг помогли старухе устроиться в переносном кресле, выложенном подушками из золотистой ткани, и понесли ее со всеми возможными предосторожностями.

Поулкат не смог сдержать беспокойства, проходя едва освещенными коридорами. Чем дальше он шел, тем темнее становилось вокруг. Скоро его окружила полная темнота, и только факел в руке Пинто помогал им различать голые стены коридоров.

Они спустились по грубо высеченным в скале ступенькам и очутились, как им показалось, в сыром подвале.

— Ты знаешь, Поулкат, сейчас мы находимся на глубине тридцать метров, — сообщила донна Марипоза человечку, шагавшему рядом с портшезом. — Прекрасное место, чтобы хранить сокровища, не так ли?

Шедший впереди Карпио остановился перед небольшой дверью, обшитой металлическими листами, и достал из кармана большой ключ. Дверь распахнулась с омерзительным скрежетом. Поулкат вздрогнул.

Они услышали жуткий концерт стонов, плача и жалобных возгласов.

— Я же предупреждала вас, что мои сокровища живые, они плачут и трепещут! — воскликнула злобная мегера.

В колеблющемся свете факела Поулкат разглядел группу сбившихся в кучку детей возрастом от пяти до десяти лет. Жалкие лохмотья едва прикрывали тощие фигурки. Несмотря на скудное освещение, можно было разглядеть, что их тела покрыты синяками и ссадинами — следами бесчеловечного обращения.

Карпию щелкнул бичом.

— Встать! — рявкнул он.

Дети подчинились, но недостаточно быстро, так как они почти не могли держаться на ногах. Поэтому безжалостный бич свистнул снова, оставив красные полосы на тощих спинах.

— Прелесть, что за картина, не правда ли, Поулкат? — проскрипела адская красотка. — Благодаря моему воспитанию они научатся подчиняться своим будущим хозяевам, и тем не придется бороться с непослушанием. Я привыкла поставлять потребителю только товар высшего качества!

Внезапно ее глаза вспыхнули гневом.

— Что я вижу, Карпио? Где девчонки?

Старый палач задрожал.

— Госпожа, я собирался доложить вам сегодня вечером, — пробормотал он, — но вы были за столом с гостями, и я не решился помешать вашей беседе.

— Говори, мерзавец, что случилось? Или я разобью твою тупую башку!

— Это все черный призрак! — простонал Карпио, заламывая руки. — Он пришел сюда, и я не смог помешать ему!

Потрясенная словами слуги, донна Марипоза испустила негодующий вопль.

От неожиданности Карпио едва не выронил факел.

— Призрак внезапно возник передо мной, — пробормотал он. — Огромный и страшный… Он вырвал у меня из рук плеть и принялся избивать меня. От неожиданности и от боли я потерял сознание. А когда я пришел в себя, дверь, выходящая в овраг, была распахнута настежь, и я недосчитался двенадцати девочек.

Старик упал на колени, вскинув с мольбой руки.

— Я не виноват, госпожа, вы можете по-прежнему доверять мне…

В этот момент в темноте разделся суровый голос, заставивший оцепенеть всех присутствующих:

— Пинто, подойди с факелом к двери, выходящей в овраг. И стой там, если хочешь остаться в живых. Мальчишки тоже уходят.

— Это черный призрак! — завопил Карпио.

— Тихо! — прозвучал грозный голос. — Я убью тебя, Карпио, но не сегодня! Твой час еще не настал. А ты, женщина рода Оруга, ты заслужила более суровое наказание, чем простая смерть. Такое же наказание ждет и этого английского негодяя, по которому давно скучает французская виселица. Вперед, ребятишки!

Дети с радостными криками кинулись к двери, освещенной факелом Пинто.

Носильщики, доставившие донну Марипозу в каземат, опустили портшез на пол. Они явно не представляли, что им делать. Вероятно, они ожидали приказа своей хозяйки. Внезапно, получив, очевидно, какой-то незаметный сигнал донны Марипозы, они бросились к выходу, чтобы остановить беглецов.

Огненный луч, сопровождаемый страшным грохотом, прорезал темноту. Стражники рухнули на землю с разбитыми головами.

— Я сожалею, что был вынужден остановить их таким образом, — прозвучал ледяной голос. — Для таких преступников, как они, пулю следует считать слишком почетной смертью. Но у меня не было выбора.

Стайка детей мгновенно растворилась в темноте.

— Надеюсь, вы понимаете, что этим заканчивается ваша торговля людьми, дама из рода Оруга. Я не советовал бы вам пытаться возобновить ее. Впрочем, вы скоро узнаете кое-какие подробности. Карпио, встаньте так, чтобы на вас падал свет. И снимите плащ.

Негодяй автоматически выполнил приказ.

Донна Марипоза и Поулкат вскрикнули от ужаса и неожиданности.

В круге света возник невысокий человечек в ярко-красной одежде. Резким движением он выбил плеть из руки старика.

— Палач! Исполнитель высшего правосудия! — дружно воскликнули сообщники колдуньи.

— Один… Два… Три… — послышался отсчет ударов, посыпавшихся на спину мучителя детей, крутившегося под плетью, словно змея на сковородке.

Неожиданно факел погас, и тюрьму заполнил густой мрак. Все стихло.

Донна Марипоза и Поулкат с трудом, на ощупь, добрались до столовой.

— Поулкат! — крикнула донна Марипоза, когда немного пришла в себя. — Говорите, что привело вас в наши края!

— Я всю ночь провел в пути, донна Оруга. Вот, можете познакомиться с тем, что я привез. — И Поулкат протянул хозяйке сложенный вдвое лист бумаги.

Донна Марипоза, прочитав письмо, не смогла удержать возглас гнева и отчаяния.

— Сегодня ад выступает не на моей стороне, — простонала она. — Мои клиенты… те, кто добывал для меня… товар и доставлял его сюда… Они все попали в ловушку. Некоторые из них были уничтожены полицейскими, другие — убиты местными жителями. Кое-кто оказался в тюрьме. Разумеется, эти идиоты не будут молчать на допросе… Я уверена, что всю эту кухню организовал проклятый черный призрак. Приведите в порядок своих моряков, Поулкат, мне они срочно понадобятся. Мы укроемся на борту «Корабля без названия». Он стоит на якоре в трех милях отсюда. Но постойте… Пинто, спусти с привязи собак. Если по пути ты встретишь сбежавших от меня девчонок и мальчишек, не обращай на них внимания — я больше не хочу иметь дело с черным призраком. Мне нужно, чтобы ты нашел мне двух юных англичан. Действуй! Тебя будут сопровождать Бюрк и Кросби.

* * *

Три большие повозки, укрытые брезентом, неторопливо катились по заброшенной дороге. В стороне, не далее чем в сотне метров от дороги, остались кусты, в которых спали измотанные до предела мальчишки. И они не услышали ни скрипа колес, ни топота копыт.

И это было очень плохо…

* * *

Не вызывает сомнения, что у больших сторожевых собак нет ни крупицы человеческого интеллекта. Что же касается собак донны Марипозы, то у них присутствовал сатанинский разум. Они сразу поняли, что им не нужно преследовать беглецов из тюрьмы и что их не должны интересовать три повозки под брезентом.

Они помчались по узкой тропинке и остановились сначала возле зарослей цветущего рододендрона, а затем возле колючего кустарника. Пинто и два его помощника с трудом поспевали за собаками. Получившие задание псы не обратили внимания ни на диких коз, выставивших острые рожки, ни на стайку куропаток, взлетевших с громким хлопаньем крыльев. Они хорошо знали, какую добычу им нужно отыскать для своей хозяйки.

Внезапно они хрипло залаяли — и Пинто хорошо знал, что означает этот лай.

Раздался отчаянный вопль:

— Помогите!

Но никто не смог бы им помочь.

Кросби схватил Джерри за горло и ударил его по лицу. Брызнула кровь.

Бюрк поднял Гиба, словно куклу, перед этим несколько раз пнув ногой беззащитное тело.

— Они нужны донне Марипозе живыми! — остановил моряков Пинто. — Может быть, потом она разрешит вам делать с мальчишками все, что вы захотите…

Таким образом, несчастные дети оказались в руках отнюдь не лучших представителей местного населения Фонтараби.

* * *

Работа кипела в небольшой бухте к востоку от мертвого города. Требовалось любой ценой подготовить небольшое, но надежное судно к выходу в море на заре.

Кросби и Бюрк не скрывали своего восхищения.

— Настоящая жемчужина, это судно! — не мог успокоиться Кросби. — Я не хочу недооценивать мой бедный «Хок», но уверен, что этот парусник легко обогнал бы его, несмотря на машину. Только посмотрите, какие мачты, какие паруса! Его бушприт напоминает мне нож, легко рассекающий волны.

Бюрк ухмыльнулся:

— А его современное вооружение! Ты когда-нибудь слышал, Нел, об этой скорострельной пушке? Говорят, что ее изобрел француз по фамилии Кане. Так вот, одна из этих пушек выглядывает через портик! Она может стрелять как гранатами, так и цепными ядрами. На этом судне я готов атаковать весь английский флот!

— Что с сопляками? — поинтересовался Кросби.

— Они полумертвые валяются в переднем отсеке.

— Может быть, стоит заковать их в кандалы?

— Бесполезно! Старший не может пошевелить пальцем, а на младшего можно вообще не обращать внимания.

Кросби взглянул на часы и выругался:

— Скоро рассветет… Где все остальные?

Бюрк почесал бороду:

— Я давно отправил Пинто в город за командой «Хока».

— И когда он вернется? Черт возьми, я вижу, что эта жуткая тетка и Поулкат собираются подняться на борт!

Не так-то легко было погрузить кошмарную донну Марипозу на борт судна. Ее подняли, вместе с креслом, словно бочку, перенесли через борт и поставили на палубу, не обращая внимания на все крики и угрозы.

Первым делом Поулкат поинтересовался:

— Команда «Хока» уже на борту?

Кросби пришлось огорчить его.

Теперь Поулкат обрушил на капитана ругань и угрозы.

— А вот и Пинто! — радостно закричал Бюрк.

Появившийся на судне слуга донны Марипозы выглядел недовольным. За ним, пошатываясь, небольшой группой плелись всего пять моряков. Пинто объяснил, что остальные матросы так напились, что были не в состоянии пойти с ним. Получилось, что способными передвигаться оказались только пять человек.

Рассвирепевший Кроби был готов перестрелять пьяниц. Но времени на это у него не было. Судно должно было немедленно покинуть гавань. Но как выйти в открытое море мимо разных молов и волноломов?

— Вот человек, который может помочь нам, — сказал Пинто, указав на невысокого бородатого мужчину солидной комплекции, которого он встретил по дороге. По его словам, этот бородач знал, как свои пять пальцев, выход из гавани по каналу и помнил наизусть расположение всех волноломов. За хорошую плату он был готов потрудиться в должности лоцмана.

Кросби приветствовал лоцмана на борту.

— Ты можешь заработать у нас приличную сумму, приятель, — сказал он на плохом испанском.

Тем не менее лоцман понял его. Он подмигнул и сообщил, что с помощью денег и доброго слова, добавляя время от времени стаканчик вина, капитан может добиться от него чего угодно. Получив в качестве аванса три золотых, он остался вполне доволен жизнью.

К этому времени на востоке над горизонтом появилась золотистая полоска приближающегося рассвета.

Кросби и Бюрк проявили весь свой опыт, всю свою сноровку, рассыпая приказы направо и налево. Паруса быстро наполнились попутным ветром. Деньги были заплачены лоцману не зря, потому что он ловко, без малейшего происшествия, вывел судно из гавани, несмотря на встречавшиеся по пути рифы и волноломы.

— Все прошло просто замечательно! — радовались Кросби и Бюрк.

Внизу, в уютном небольшом салоне донна Марипоза и Поулкат расположились за столом перед кувшином старого вина. Хозяйка потребовала, чтобы с ними постоянно находился Карпио, так как несчастный слуга после того, как его наказал черный призрак, никак не мог опомниться. Мучитель детей лежал на диване и непрерывно стонал. Время от времени Поулкат наливал ему стаканчик вина.

— С учетом нашей скорости мы наверняка скоро увидим «Мэйбаг», — сказал англичанин, довольно потирая руки.

— Если все получится так, как я хочу, мне не придется жалеть о моей потере, — заявила донна Марипоза.

Она заставила погрузить на судно несколько тяжелых сундуков. Поулкат надеялся, что он получит свою долю, если добьется успеха, а в этом он не сомневался.

Мегера скрестила магическим жестом пальцы.

— Пять детей Уилферса мне нужны живыми. Вместе с этой парочкой, что уже находится на борту, у меня будет семь сорванцов-англичан. Эта семерка для меня, Поулкат, будет гораздо более ценной, чем тысяча испанских воробушков. Я постараюсь растянуть удовольствие до того момента, когда на горизонте появится Южная Америка. После этого ад сможет, если захочет, поторговаться со мной!

«Корабль без названия» в это время мчался под всеми парусами в открытом море.

Если бы четверка негодяев представляла, что происходило в это время не слишком далеко от них, они наверняка веселились бы гораздо меньше.

На рассвете, когда «Корабль без названия» только выбирался из залива, борясь со встречным ветром, в Байонну на всем скаку примчался неизвестный всадник. Его лошадь была вся в мыле, несмотря на довольно прохладное раннее утро.

Таможенники немедленно пропустили его, указав самый короткий путь.

Через полчаса телеграф Шафа заработал на полную мощность. Крайне важное сообщение старательно переходило с одного холма на другой; принятое с помощью бинокля, оно немедленно передавалось на следующую станцию. Через несколько часов сообщение дошло до Парижа. После этого ему потребовалось всего три часа, чтобы достичь английского берега.

Параллельно были задействованы вспомогательные линии, с помощью которых были предупреждены Бордо и Нант. Затем ответное послание со скоростью ветра промчалось через всю Францию и было передано кораблям морским кодом с помощью флажков и прожекторов.

 

Глава VII

Наказание после преступления

Существует распространенное мнение, что после окончания войны между Англией и Испанией закончилась эпоха пиратства в Атлантическом океане и Средиземном море.

Конечно, размах пиратских операций значительно уменьшился, но вплоть до XIX века британский флот продолжал прилагать усилия, стараясь сделать море более безопасным. На протяжении продолжительного промежутка времени небольшие скоростные парусники, великолепно вооруженные и имеющие на борту элитную команду, угрожали безопасности плавания в Средиземном море и в Бискайском заливе.

Подобно паукам, подстерегающим свою жертву, они прятались в укромных бухтах испанских, португальских и североафриканских берегов, чтобы напасть на беззащитные торговые суда. И сколь бы быстро ни прибывали в нужное место патрульные суда морской полиции, пираты всегда успевали скрыться.

Впрочем, в эту эпоху морская полиция только создавалась, и ее главной задачей было задерживать суда, подозреваемые в перевозке рабов из Африки в Америку для нуждавшихся в рабочей силе богатых плантаторов Нового Света.

Так или иначе, но в 1838 году пиратство вспыхнуло с новой силой.

Французская шхуна «Матильда», курсировавшая между Малагой и Нантом, бесследно исчезла на широте мыса Ортегал, и обвинить погоду в ее исчезновении было невозможно. Судно не только перевозило ценный груз, но у него на борту находился богатейший арматор Дюрье-Лассаль, имевший при себе крупную сумму золотыми монетами.

Вскоре пришла очередь торговому английскому флоту потерять таким же загадочным образом несколько кораблей, в том числе «Кемпер-даун», «Оуз» и «Мироку», которых так и не дождались в порту назначения, то есть в Лондоне.

В морских кругах вскоре распространилась жуткая новость о действиях «Корабля без названия», загадочного пирата, поднявшего, подобно своим предшественникам XVIII века, черный флаг.

Несмотря на то, что английское адмиралтейство категорически опровергало эти тревожные слухи, возможно, с целью успокоить слишком мнительных моряков, оно приказало коммодору Уилферсу в начале 1842 года заняться детальным изучением проблемы. Коммодор должен был под предлогом увеселительного путешествия выйти на своей яхте из Лондона в Алжир с остановками во многих французских и испанских портах.

Поулкат знал об этом путешествии, хотя и не был в курсе его основной цели. Он выяснил, что команда яхты «Мэйбаг» состояла всего из двенадцати человек и был уверен, что яхта отправляется в чисто увеселительное плавание с сэром Уилферсом и его семьей.

И он сообщил эти сведения донне Марипозе к ее вящему удовольствию.

В свою очередь она поделилась со своим сообщником некоторыми соображениями. Она сказала:

— Мне жаль, что у нас неполная команда. Я должна сказать вам, Поулкат, что после дела с «Мирокой» я приказала сделать перерыв, чтобы обо мне забыли. Эти пятнадцать человек, которых удалось собрать Пинто, отнюдь не могут считаться хорошими матросами; скорее, это опытные бойцы, знатоки абордажного боя.

— Так вы, значит, собираетесь взять «Мэйбаг» на абордаж? — Поулкат был восхищен до глубины души далеко идущими планами донны Марипозы.

— Разумеется! Что еще мне остается делать? К счастью, у нас есть Кросби, Бюрк и пять ваших матросов, чтобы обеспечивать нашему судно необходимую скорость. И очень удачно, что с нами остался подобранный нами лоцман!

— Это весьма способный парень! — ухмыльнулся Поулкат. — Особенно если он уверен, что у него в кармане вот-вот зазвенят золотые дукаты!

Этот разговор состоялся в вечерних сумерках, когда Пинто, немного пришедший в себя после встречи с черным призраком, подал госпоже на стол изысканный ужин с дорогими винами.

Донна Марипоза неожиданно оказалась в прекрасном настроении.

— По правде говоря, я начала ужасно скучать в своем старом замке, — призналась она. — Даже слезы и стоны малышей-испанцев не приносили мне утешения несмотря на то, что старый Карпио очень искусно расправлялся с этими сопляками. Неделю назад, чтобы доставить мне удовольствие, он свернул шею двум из них, словно обычным цыплятам. Но в конце концов устаешь от всего, даже от цыплят.

Поулкат поддержал ее мнение, и они дружно рассмеялись.

— И я не имею ничего против небольшого развлечения с двумя юными англичанами! — проскрежетала старая колдунья.

Поулкат пожал плечами с безразличным видом:

— Как вам будет угодно, донна Марипоза! Они принадлежат вам.

— Эй, Карпио! Проснись, старый демон! — крикнула она.

Карпио с трудом пришел в себя.

— Сходи, приведи в чувство этих английских поросят, — приказала ему хозяйка. — Если будет нужно, скажи Пинто, чтобы он помог тебе. Это подействует на твои раны, словно бальзам, — засмеялась колдунья. — Надеюсь, ты не потерял свой хлыст?

— Вы же знаете, госпожа, что я никогда не расстаюсь с ним.

— За исключением тех случаев, когда он прогуливается по твоей спине, — фыркнула старая карга.

— Точно так же я никогда не расстаюсь со своей сумкой с инструментами, — сообщил старик, глаза которого внезапно заблестели странным образом.

— Очень хорошо! Ну, ладно, иди!

— Про какую сумку он говорил? — поинтересовался Поулкат, когда слуга ушел.

Донна Марипоза ухмыльнулась:

— Этот Карпио — очень опытный палач, и я за все золото мира не согласилась бы остаться без него. Я уверена, что в соревновании он оставил бы далеко позади самого опытного китайского пыточного мастера. В его сумке содержится целый набор игл, щипчиков и других инструментов, большинство из которых он придумал и сделал сам; с их помощью он может сверлить зубы, выкалывать глаза, поджаривать нервы, не причиняя жертве повреждения, способные закончиться смертью, но вызывающие невероятные страдания.

— Это весьма любопытно! — сказал Поулкат. — Хотел бы я понаблюдать за его работой с братцами Корбетт. Эти мерзавцы заставили меня порядком поволноваться.

— Мы с вами прекрасно понимаем друг друга, — задумчиво произнесла колдунья. — Как удачно получилось, что после несчастья с «Хоком» вы явились в мой замок! Надеюсь, что эта встреча будет началом нашего длительного плодотворного союза! Но куда пропал Карпио?

Вместо ответа послышался отчаянный призыв на помощь. Кто-то забарабанил в дверь.

Поулкат, как человек предусмотрительный, схватился за пистолет.

Бюрк, бледный как полотно, втащил в каюту с трудом державшегося на ногах Карпио, который тут же рухнул на диван, едва рулевой отпустил его.

— Ах, ад и все его дьяволы! Что с ним случилось, Бюрк? — заорал Поулкат. — Кто смог избить его таким жутким образом?

Действительно, Карпио находился в жутком состоянии. Распухшее и посиневшее от жестоких побоев лицо было залито кровью. Из окровавленного рта торчали обломки зубов.

Бюрк, ошеломленный случившимся, не сразу услышал вопрос Поулката, и тому пришлось повторить его.

— У него раздроблена нижняя челюсть, да и позвоночник вряд ли выглядит лучше, — пробормотал Бюрк. — Можете поверить мне, сэр, в это дело должен был вмешаться не иначе как сам дьявол… Я случайно взглянул на него, когда он вместе с Пинто направлялся к переднему отсеку трюма, где были заперты английские мальчишки. Потом послышался жуткий вопль — у меня даже мелькнула мысль, что с судном случилось что-то страшное. Я кинулся к Карпио и Пинто… И знаете, что я увидел, сэр? Пинто ничком лежал на палубе с разбитой головой, а его напарник, как вы могли увидеть сами, находился примерно в таком же состоянии, хотя и держался на ногах.

— Это палач… Призрак в костюме палача, — простонал Карпио. — Как он смог пробраться на борт? Теперь всем нам конец! Господин наш небесный, как я теперь раскаиваюсь во всем, что совершил… Скорее пригласите священника, донна Марипоза, пока я еще жив… Иначе гореть мне в аду целую вечность…

— Кретин! Идиот! — заорала взбешенная старуха. — Можно подумать, что тебя ожидает что-нибудь другое вместо вечного огня! Пригласить на борт священника… Ты что, решил пошутить напоследок?

— Послушайте, Бюрк, — приказал Поулкат. — Вам нужно немедленно обыскать все судно, начиная с трюма и заканчивая сорочьим гнездом на верхушке мачты. Вызовите наверх всю команду. Мне кажется, я догадываюсь, что именно случилось на судне.

Бюрк бросил на него свирепый взгляд.

— Я никогда не боялся существ из плоти и крови, сэр, и я готов драться с ними всегда и везде, — пробурчал он. — Но когда я имею дело с призраками, будь они черными или красными, я всего лишь стараюсь держаться от них подальше. Я достаточно серьезно верю в ад, чтобы на пытаться удостовериться в его существовании.

— Что? — возмутился карлик. — Ты отказываешься выполнять мои приказы?

— В данном случае именно так. И если мне будет позволено, я хочу дать вам один совет. Сэр, постарайтесь обставить это происшествие таким образом, чтобы матросы не узнали о подробностях случившегося. Иначе они немедленно повернут судно к берегу.

Теперь недовольство выразила уже донна Марипоза.

— Если Карпио не может сделать что-нибудь, я сделаю это сама. Приведите ко мне английских мальчишек, Бюрк.

Рулевой ответил злобным тоном:

— Сделайте это сама, уважаемая дама. Я не хочу валяться рядом с Пинто с разбитой башкой. Что касается двух парней по фамилии Корбетт, то если справедливо мнение о блуждающем у нас на борту призраке, то я уверен, что он взял этих ребят под свою защиту. Но я не собираюсь вмешиваться в их отношения. И я не буду повторять вам все, что только что сказал господину Поулкату. Запомните это, госпожа Марипоза! А заодно и вы, мистер Поулкат!

В этот момент раздался крик вахтенного матроса:

— Огни справа по борту!

И тут же послышалась команда Кросби:

— Погасить все огни! Убрать паруса! Лечь в дрейф!

Поулкат бросился на палубу.

— «Мейбаг»! — крикнул капитан, протягивая карлику подзорную трубу. Тот поспешно навел трубу на приближающееся судно. Его так трясло он волнения, что ему пришлось держаться за снасти.

— Вот решающий момент во всей этой истории, — пробормотал он.

В первых лучах утренней зари хорошо было видно, как изящное судно легко маневрирует против ветра на расстоянии нескольких миль.

Лицо Кросби окаменело.

— Брасопить парус, который полощется по ветру! Право руля! Мы отсечем у них ветер перед самым носом!

Поулкат довольно кивнул:

— Сделайте сначала три предупредительных выстрела! Если они не лягут немедленно в дрейф, мы отправим очередной заряд в паруса!

Капитан ухмыльнулся:

— И кто будет стрелять, сэр? Вчера вечером у нас на борту имелся артиллерист, но сейчас он в аду, где поддерживает огонь в топке.

— Вы имеете в виду Пинто?

— Конечно, сэр. Не думаю, что среди наших матросов есть еще кто-нибудь, способный пользоваться пушкой, стреляющей тридцатифунтовыми ядрами.

Поулкат заорал в ярости:

— Вы ошибаетесь, Кросби! Для меня в этой пушке нет секретов, и я сейчас докажу вам это! Держите руль по ветру, а я займусь фейерверком!

Поулкат не преувеличивал. Тот, кто имел бы возможность наблюдать, как он действует рычагами, скользящим устройством и зарядником скорострельной пушки, не только удивился бы его ловкости и умению, но и был бы поражен необыкновенной силой, с которой справлялся со сложным механизмом этот маленький человечек.

— Предупредительный выстрел! — проворчал он. — Какого черта зря тратить порох и снаряды! Я сейчас покажу им, как нужно стрелять!

Раздался выстрел. Облако едкого дыма заволокло «Корабль без названия».

Примерно в пятидесяти метрах от яхты к небу взлетел высокий столб воды.

— Недолет! — закричали матросы на палубе.

— Я видел! — рявкнул на них Поулкат. — Внимание! Сейчас я отправлю им следующее ядро. Надеюсь, оно заставит их поспешно спустить шлюпки на воду! Нам останется только собрать осыпавшиеся фрукты.

Прозвучал второй выстрел.

— Опять недолет тридцать метров! — снова закричал кто-то на палубе.

— В соответствии с морским правом, законным считается число три! — прорычал вышедший из себя Поулкат.

— А число четыре означает равновесие стихий!

Но кто произнес эту фразу?

Поулкат резко обернулся.

— Что ты делаешь здесь? — заорал он. — Твое место на палубе, с остальной командой!

Перед ним стоял небольшой коренастый человечек, показавший себя таким умелым лоцманом, когда судно выходило из гавани.

— Я нахожусь именно там, где требуется, — дружелюбно сообщил лоцман. — А сейчас я прошу вас убрать руки с этого устройства. Иначе мне придется самому выстрелить третий раз. И, уверяю вас, я не промахнусь.

Потрясенный Поулкат с ужасом увидел, что так называемый лоцман держал в руке пистолет с двойным стволом и целился ему прямо в грудь. Он ничего не понимал. И он стал понимать еще меньше, когда увидел, что к нему приближаются Джерри и Гил, держа в руках прочные веревки.

— Свяжите его как следует, друзья, — сказал толстяк. — И затяните узлы покрепче. Ничего, если немного пострадает его шкура… Ага! Тебе почему-то это не нравится, ты пытаешься лягаться… Нет, этот фокус у тебя не получится!

Поулкат действительно попытался ударить Джерри ногой, но неудачно. Второй попытки ему не пришлось совершить, так как лоцман нанес ему удар по голове рукояткой пистолета, и бандит рухнул на палубу.

Потеря сознания избавила его от очередного разочарования, способного взбесить его. Он не увидел, как Бюрк выпустил из рук руль, а Кросби выронил подзорную трубу.

И это не был миражом.

Появившееся к этому времени на небосклоне солнце залило море яркими лучами, и все происходящее было, несомненно, абсолютной реальностью.

К небу поднимался столб черного дыма. В кильватере за «Мейбагом» большое колесное судно приближалось к месту событий на полной скорости. Очевидно, оно должно было представлять главную угрозу для пиратов.

 

Эпилог

Кабинет французского морского комиссара был заполнен под завязку.

Среди прочих посетителей здесь находились коммодор Уилферс, портовый офицер Калтроп и капитан Тул. Немного в стороне какую-то проблему горячо обсуждали два священника.

— Для меня большая честь познакомиться со светлейшим маркизом де Вилла и Агийяр, — сказал один из них.

— Зовите меня просто падре Хуан, мой дорогой отец Макферсон, — ответил ему собеседник. — Но перед этим позвольте мне представить великого грешника Педро Альвареца. Если он и затрудняется провести всего лишь день без традиционного кувшина вина из Аликанте, то тем не менее он с достоинством носит красную ливрею палача и даже способен вывести пиратское судно из гавани. Разумеется, все это не мешает ему оставаться добрым христианином и, кто знает, стать позднее прекрасным братом-мирянином.

Отец Макферсон не скрывал своего восхищения собеседниками.

— Французы оказываются весьма энергичными, когда решительно вмешиваются в события, — продолжал он. — Вам хватило какого-то часа, чтобы рассказать все о себе. Ведь вы столько лет следили за действиями этой отвратительной похитительницы детей и потом, под прикрытием так называемого черного призрака, спасли из ее страшных когтей десятки маленьких невинных созданий.

— Мне пришлось бороться с огромным богатством этого чудовища, — признал отец Хуан, — и раскусить невероятную хитрость Карпио, моего бывшего мажордома. В конце концов мне удалось решить задачу. И я очень рад, что обнаружил ваших подопечных живыми и здоровыми.

— На этот раз тоже благодаря этому великому грешнику Педро Апьварецу, — улыбнулся отец Макферсон.

С противоположной стороны большого стола, накрытого зеленой скатертью, сидели Поулкат, Кросби и Бюрк. Что касается донны Оруги, для нее в помещение принесли специальное кресло. Она чувствовала себя в нем вполне удобно, в особенности после того, как ей принесли бутылку вина, поскольку она сообщила, что испытывает легкое недомогание.

Слово взял французский морской комиссар:

— Позвольте мне еще раз поздравить вас, сэр Уилферс, с успехом, с которым вы так искусно заманили «Корабль без названия» в ловушку.

Коммодор улыбнулся:

— Некоторые скажут, что нам благоприятствовал случай. Лично я считаю, что на нашей стороне вмешалось само Провидение. Сначала мы всего лишь собирались проследить за перемещениями «Хока», который подозревался нами в незаконных действиях и даже в работорговле. Когда мы получили послание отца Хуана, мы были несколько озадачены. Если пересказать одну английскую поговорку, то получается, что мы искали гвоздь, но нашли целый молоток. Вы должны представлять, что для наблюдения за «Хоком» мы подключили множество линейных кораблей. При этом мы, конечно, старались не выглядеть смешными. Мне пришлось самому подключиться к расследованию и отправиться вслед за «Хоком» на своей яхте. При этом мне очень повезло, что я смог привлечь к делу надежного союзника. Мне удалось тайно переоборудовать «Си Галл», парусник моего друга капитана Тула, в пароход, вооружив его к тому же пушкой солидного калибра. Таким образом, мы сравнялись по скорости и вооружению с «Хоком». Но никто из нас не думал, что в конце концов мы атакуем легендарный пиратский корабль, «Корабль без названия»… Но без поддержки «Фульгуранта»…

По лицу французского офицера было видно, что он с удовольствием воспринял оценку коммодора.

— А теперь, — сказал Калтроп, — нам нужно заканчивать эту процедуру. Французское правосудие настаивает на выдаче английского гражданина Поулката за ряд преступлений, совершенных им на французской территории. Вы не возражаете, сэр?

— Ни в коем случае, — заявил британский коммодор. — Я немедленно подпишу разрешение на выдачу. То, что Поулкат был задержан на французской территории, облегчает процедуру.

— Я протестую! — воскликнул негодяй.

Никто даже не отреагировал на этот протест.

— Донна Марипоза будет передана испанским властям. Передача состоится сегодня же.

— Смерть на испанской земле будет для меня большим утешением, — спокойно прокомментировала эти слова колдунья. — Историческая традиция требует, чтобы члены рода Оруга умирали от руки палача. Но до сих пор мы имели дело исключительно с английскими палачами. В моем случае это впервые будет испанский палач. Это соответствует моим представлениям о патриотизме.

— Фелипе Карпио, которого пришлось доставить в больницу, ждет такая же судьба, — продолжил французский чиновник. — Что касается двух английских моряков, Кросби и Бюрка, то я передаю их в ваши руки, сэр Уилферс.

Поулкат, донна Оруга и Карпио были казнены почти одновременно. Таким образом, в мире стало тремя чудовищами меньше.

Кросби и Бюрк избежали виселицы благодаря вмешательству отца Макферсона и юных беглецов. Кажется, даже бравый капитан Тул обратился к Уилферсу с просьбой заменить для них виселицу пожизненными каторжными работами.

Достойная дама Эмили Корбетт была так сильно взволнована трагическими событиями, что с ней случился апоплексический удар, и она больше не смогла заниматься харчевней в Уоппинге. Но Джерри и Гиб простили ей недостаток человеколюбия и пообещали не оставлять ее без заботы.

Оба мальчугана сейчас плавают на судне «Си Галл» с капитаном Тул ом и регулярно отправляют Эмили Корбетт часть своей заработной платы. На этом их благотворительность не заканчивается: время от времени они посылают несколько фунтов стерлингов, к которым капитан Тул никогда не забывает добавить свою крону, Кросби и Бюрку, отбывающим пожизненный срок в суровой тюрьме Дартмура, чтобы хоть немного скрасить их существование.

 

Глава I

Знак красного полумесяца

В 1861 году, в обычный весенний день, Рафлз Гарфильд понял, что мир, в общем-то, совсем небольшой.

Страстный и отчаянный любитель парусного спорта, он вышел рано утром из Ширнесса, один на борту своей небольшой яхты, намереваясь дойти до Флессинга.

Как очень скоро выяснилось, погода не благоприятствовала развлечению. С северо-запада дул сильный устойчивый ветер, «cat nose», или «кошачий нос», как его называют моряки. В связи с этим знатоки ветров, приливов и отливов наверняка отсоветовали бы ему выход в открытое море в такую погоду. Но Рафлз Гарфильд, к этому времени едва переваливший за тридцатилетний рубеж, был таким же упрямым, как и «cat nose». Поэтому он, привыкший поступать по-своему, с легким сердцем вышел из Темзы, взяв курс на Гонт.

Неприятности начались, когда он был на траверзе острова Уолчер.

Яхта резко накренилась, сорвавшаяся с мачты рея ударила со страшной силой его по ноге, перебив кость, и выбросила его за борт.

Ему оставалось только распрощаться с жизнью, если бы в этот день Фрай Куссенс из Бушота не прошел бы немного дальше, чем обычно, вдоль Вестершельде в поисках камбалы и корюшки.

Но он поднял на борт только яхтсмена; яхту ему спасти не удалось.

Куссенс когда-то плавал на судне пароходной компании Кастль Лайн, где усвоил небольшое количество английских слов.

— Я отвезу вас к себе домой, — сказал он. — У нас в деревне прекрасный врач, а мой внучатый племянник, живущий со мной, говорит по-английски так же бойко, как ваша королева.

Сказано — сделано. Доктор сообщил, что для выздоровления пострадавший должен пролежать две или три недели, прежде чем сможет вернуться домой. К счастью, выяснилось, что у Рафлза была скорее трещина в кости, чем перелом.

— Мы вылечим вас здесь, — заявил бравый Куссенс. — Джек составит вам компанию.

Высокий широкоплечий подросток с черными глазами пожал руку пациенту и представился:

— Жан Кантрелл, племянник Фрая Куссенса. Зовут меня обычно Джеком.

— Это же английское имя! — удивился Гарфильд.

— У меня была мать-англичанка. Кстати, если вы любите читать, я могу раздобыть для вас несколько интересных книжек.

Рафлз задумался, нахмурившись.

— Как интересно! Вы так бойко говорите на английском, но произносите слова не совсем так, как это делают англичане. Вы часто делаете ударение не совсем на тех слогах, как это делаем мы.

— Это потому, сэр, что я родился не в Англии. А также не в Голландии и не во Франции.

— Но вряд ли вы родились в Австралии! — воскликнул удивленный англичанин.

— Именно так, сэр. Но как вы догадались?

— Просто потому, что я провел четыре года в Ньюкасле, на восточном берегу южной Новой Галлии, а потом еще довольно долго прожил в центральной части страны.

В этот момент в разговор вступил Фрай Куссенс, человек разговорчивый, любивший узнавать новое и делиться своими знаниями с другими.

— Для тех, кто годами бороздит моря, мир всегда представляется гораздо меньше, чем для тех, кто обосновался на суше. Отец Джека, то есть мой племянник, расстался с Фландрией лет двадцать тому назад. Он был боцманом на английском трехмачтовом судне, проплававшие немало лет. За все эти годы он написал нам только однажды, чтобы сообщить, что он поселился в Австралии, где женился на англичанке, и что у него есть сын. Три года назад он словно свалился с неба, появившись у нас вместе с сыном. Больной, бесконечно уставший, он, как нам показалось, был не совсем в себе, так как рассказывал очень странные вещи. Когда умерла его жена, он решил, что с него хватит жизни в чужой стране, и вернулся на родину. Судя по всему, его здоровье было подорвано какой-то хронической болезнью, потому что он скончался меньше чем через три месяца после возвращений домой. Джек остался сиротой. К счастью, отец оставил ему достаточно денег, чтобы он смог закончить учебу.

— Назовите мне вашу фамилию, Джек! — попросил Гарфильд.

— Жан, или Джон, Кантрелл.

— Как звали вашего отца — Роберт, или Боб, Кантрелл?

— Да, именно так.

— Клянусь Юпитером! — пробормотал Гарфильд. — Какой же маленький наш мир!.. А могу я узнать, где вы родились?

— В Реймон-Террас.

Гарфильд помотал головой, словно приходя в себя:

— Могу я задать вам еще несколько вопросов?

— Конечно, сэр.

— Вы знаете, что такое валлаби?

— Это кенгуру. Небольшой, но дьявольски умный зверек, — с улыбкой ответил Джек.

— Вам знакомы Синие горы?

— В ясную погоду мы хорошо видели вдали их вершины.

— И еще…

Гарфильд несколько мгновений колебался, потом решился:

— Вы знаете, что такое Black Wattle Swamp?

Юноша невольно вскрикнул:

— Болото черных акаций! Но мы жили именно там!

— Действительно, — пробормотал словно для самого себя Гарфильд. — Именно там жил одиночка по имени Боб Кантрелл, он же Роберт Кантрелл. Иногда его называли Голландцем-Кантреллом или просто Голландцем. Вот так неожиданность!

— Это был мой отец, — сказал Джек.

— Вы помните что-нибудь об этих местах?

— Конечно! — ответил юноша с ноткой печали в голосе.

Фрай Куссенс бросил на стол пачку старых мятых бумаг.

— Если вам интересно, сэр, эти бумаги остались от моего племянника.

Гарфильд внимательно просмотрел документы.

— Они доказывают, что Боб Кантрелл может претендовать на участок земли в Новой Южной Галлии. Правда, эта земля не имеет особой ценности, так как находится в диком состоянии и практически не подвергалась окультуриванию. Тем не менее заранее ничего нельзя утверждать категорически. Послушайте, друзья, дайте мне немного подумать. Потом мы сможем побеседовать более обстоятельно.

Через некоторое время Гарфильд снова пригласил к столу Куссенса и его племянника, чтобы поделиться с ними плодами своих размышлений:

— Я принадлежу к старинной семье католиков, девиз которой: «Никогда не удивляйся делам Господа, даже если ты увидел, как вулкан выплевывает конфеты вместо лавы». Поэтому я не удивляюсь результатам нашей встречи, хотя они и были весьма случайными. Я не богач, но и не бедняк. Я эмигрировал в Австралию в надежде сколотить состояние, как это было со многими моими соотечественниками. Если мое пребывание там не позволило оправдаться моим надеждам, то и назвать результат катастрофой нельзя. Рано или поздно я все равно вернулся бы в те края. И сегодня я принял решение сделать это незамедлительно. Я предлагаю Джеку Кантреллу сопровождать меня.

— Я плавал с раннего детства, — заявил Фрай Куссенс, — и я считаю, что человек должен повидать мир, если у него появилась такая возможность. Но, конечно, решать должен сам Джек, никто за него принять решение не может.

Юноша вопросительно посмотрел на Гарфильда:

— У вас есть какая-то цель, которую вы имеете в виду, когда предлагаете мне сопровождать вас, сэр?

— Конечно, есть, — откровенно заявил Гарфильд.

Джек немного подумал, перед тем как продолжить:

— Это связано с документами моего отца, не так ли? Но вы же сказали, что эта земля ничего не стоит…

— Вы умный юноша, Джек, — сказал Гарфильд. — Вы способны быстро понять ситуацию. Когда я находился в порту Джексон, я много слышал о болоте черных акаций.

— Это ужасное место! — воскликнул Джек.

— Именно так мне его и описывали. Оно настолько жуткое, что вошло в поговорку. Такое же название получил и один из самых зловещих кварталов Сиднея.

— Тем не менее мне хотелось бы вернуться туда, — заявил Джек. — Но если вы спросите меня, почему мой отец так поспешно уехал оттуда, мне трудно будет вам ответить. Когда я попытался поговорить с ним об этом после нашего возвращения в Голландию, он страшно рассердился и запретил мне когда-либо возвращаться к этому разговору.

— Вы позволите мне более внимательно познакомиться с договором о концессии, господин Куссенс? — обратился к голландцу Гарфильд.

— Разумеется, никаких возражений!

Гарфильд долго изучал документ. Наконец, достав из кармана лупу, он внимательно рассмотрел какую-то точку на карте, прилагавшейся к бумагам.

— Вы видите этот небольшой красный значок, Джек?

— Да, конечно… Он похож… Пожалуй, он похож на миниатюрный полумесяц.

— Это знак Красного полумесяца, — сказал Гарфильд.

— И что он, по-вашему, может означать, сэр?

— Увы, мой друг, я знаю это. И мой долг предупредить вас, пока вы еще не приняли решения сопровождать меня, что в этом месте мы встретимся с множеством трудностей и даже серьезных опасностей. В худшем случае может случиться так, что мы не сможем вернуться домой, в лоно семьи.

Эти слова, судя по всему, не сильно взволновали юношу. Он хладнокровно взглянул на Гарфильда.

— Мой отец, да и моя мать тоже, хотя она слишком рано покинула нас, приучили меня ничего не бояться. К тому же Свич никогда ничего не боялся.

— Кто такой Свич? — спросил Гарфильд.

— Это наш слуга. Он один согласился остаться с нами в месте, называвшемся болото черных акаций. Он внезапно бесследно исчез за три недели до неожиданного решения отца уехать из Австралии. Может быть, на него напала одна из распространенных в тех местах ужасных желтых змей, с которыми нам приходилось встречаться, хотя, к счастью, не очень часто.

— Мой юный друг, опасными в тех краях считаются не только желтые змеи, — пробормотал Гарфильд.

— Именно это постоянно повторял нам Свич, хотя он был человеком молчаливым и редко объяснял что-нибудь в деталях.

— Поскольку вы так любезно предоставили мне возможность лечиться у вас, — сказал англичанин, — я останусь у вас еще на неделю. Может быть, немного дольше. Таким образом, у вас, Джек, будет возможность хорошо обдумать мое предложение.

— В этом нет необходимости, господин Гарфильд. Я уже принял решение. Я еду с вами.

— Что касается меня, то я могу только сожалеть, что возраст не позволяет мне принять участие в этом увеселительном путешествии! — воскликнул Фрай Куссенс. — Но я мыслями буду с вами.

 

Глава II

Три выстрела

Джордж-стрит — это самая красивая и самая важная магистраль Сиднея. Она фактически является центром этого молодого, но бурно развивающегося города.

Шикарные магазины, конторы, банки, отели соперничают здесь роскошью друг с другом. Но если вы выйдете на эту улицу с Кольцевой набережной, то явно будете удивлены увиденной посредственностью. Здания здесь неказисты на вид и несут явные следы дряхлости, хотя большинству из них нет и десятка лет. Повсюду из-под тонкого слоя штукатурки, разъедаемой морскими ветрами, выглядывают красные кирпичи; деревянные конструкции потрескались, многие стекла разбиты или штормовыми ветрами, или хулиганами и обычно заменены кусками картона или фанеры. Тем не менее именно на Джордж-стрит находятся самые импозантные строения.

Потому Эбенезер Пикнефф и поместил на визитной карточке своей фирмы фразу: «Бюро на Джордж-стрит», закрыв глаза на убогость своей конторы — всего три небольших комнаты со скудной меблировкой, в которые через трещины в стенах легко проникали холод и сырость, когда дул юго-западный ветер.

Дела, которые приходилось вести мистеру Пикнеффу, были весьма разнообразными. Он учитывал векселя, ссужал деньги под чрезмерно большой процент, находил для местных торговых судов грузы, а иногда и команды для них, торговал концессиями и земельными участками на юге Новой Галлии и подбирал добровольцев для выполнения разных нестандартных работ.

Надо заметить, что господин Эбенезер был приятным человеком; он вызывал доверие у клиентов своим солидным животом, круглой физиономией с аккуратно подстриженными бакенбардами и, конечно, своей полной юмора улыбкой. Он обычно носил куртку французского покроя с перламутровыми пуговицами и желтый жилет с цветочками, на который свисала изящная золотая цепочка от карманных часов.

Каждое утро без четверти восемь он появлялся в своей конторе, из которой уходил не раньше семи часов вчера, чтобы посетить модный ресторан на Уиньярд-стрит, где заказывал капитальный обед.

За ним не числилось никаких пороков, если не считать пристрастия к хорошей еде и ароматным голландским сигарам; он не выпивал, не посещал игорные заведения и бары с сомнительной репутацией, не бывал на бегах, никогда не использовал грубую лексику и всегда придерживался крайне строгих правил поведения.

В этот сентябрьский день 1862 года он выглядел особенно довольным. Он только что заключил весьма выгодную сделку с группой китайских эмигрантов, направлявшихся к Синим горам. Увы, его эйфория продолжалась весьма недолго. Едва он расстался со своими клиентами, как неподалеку от его конторы прозвучал выстрел, заставивший его подпрыгнуть. Надо сказать, что мистер Пикнефф не выносил даже одного вида огнестрельного оружия. К сожалению, в 1862 году стрельба на улицах раздавалась довольно часто, потому что город буквально наводнили летучие собаки. Летучими собаками называют гигантскую разновидность летучих мышей с вытянутой, похожей на собачью мордой, поднимающих жуткие крики на заходе солнца, когда они выбираются из своих темных убежищ.

В этом году тысячи летучих собак оккупировали город, уничтожая сады и огороды, заваливая отвратительным пометом крыши и тротуары. С вечерних сумерек и до утренней зари постоянно слышались выстрелы, причем даже в самом центре города. А с восходом солнца горожане дружно принимались за очистку улиц от трупов животных и следов их жизнедеятельности.

От ночной охоты имели выгоду только китайцы и негры, так как они использовали в пищу отвратительное мясо летучих собак. Поэтому на протяжении всего дня из бедных кварталов доносились запахи жареного мяса.

— Опять стреляют! — громко пожаловался мистер Пикнефф. — Несколько выстрелов подряд! Когда же закончится эта пальба?

— Когда будут уничтожены все летучие собаки! — ухмыльнулся Смудж, его клерк. — И мне почему-то кажется, что продолжаться этот салют будет по меньшей мере лет сто, если не больше.

— Надеюсь, небо все же избавит нас от этого ужаса! — вздохнул патрон, ненавидевший как самих отвратительных ночных животных, так и стрельбу в них из ружей и револьверов.

— Мне кажется, что сегодня собаки вылетели на охоту раньше, чем обычно, — заметил Смудж. — Возможно, это из-за дождя и опустившегося на город тумана, в связи с чем сумерки наступили гораздо раньше.

Он остановился возле окна, наблюдая за кружившимися над городом животными.

— А вот и почтальон! — внезапно сообщил он.

— Сходи, посмотри, нет ли чего-нибудь для нас, — приказал мистер Пикнефф.

Смудж с грохотом скатился по лестнице и почти сразу же вернулся с несколькими конвертами в руке.

— Пара проспектов от «Блекуолл Лайн», утренний выпуск «Сидней морнинг геральд», явно пришедший с опозданием, поскольку газету уже прочитал жулик-почтальон, и письмо. Очень легкое, небольшого формата — скорее всего, это открытка.

— Что ж, посмотрим, — вздохнул мистер Пикнефф, взяв нож для бумаги.

Распечатав конверт, он внезапно вскрикнул и замер, смертельно побледнев. У него сильно дрожали руки, а сигара выпала изо рта, чего он даже не заметил.

— Что случилось, патрон? — спросил Смудж.

— Это… открытка… — пробормотал Пикнефф.

Смудж взял со стола открытку, упавшую рядом с дымившей сигарой. Это была даже не открытка, а просто кусочек картона, явно вырезанный из какой-то коробки. Ни одного слова текста, только небольшой рисунок красной тушью.

— Проклятье! — завопил он, судорожно отбросив кусочек картона, словно это была змея или ядовитый паук.

— Боже милостивый, почему мне не дают жить спокойно? — простонал толстяк.

Смудж ничего не ответил, но, выдвинув ящик стола, достал из него кольт большого калибра.

— Убери эту гадость! — закричал мистер Пикнефф. — Я не хочу видеть ее!

— Вам не кажется, что эта вещь может понадобиться нам? — возразил клерк.

Пикнефф закрыл лицо руками и попытался спокойно подумать. Но почти сразу же он возобновил жалобы и стенания.

— Сходи в порт, Смудж — сказал он наконец. — Попытайся узнать что-нибудь. И… захвати с собой эту штуку. Мало ли что…

— Еще бы, захвачу обязательно, — раздраженно буркнул клерк. — Хотя у меня нет ни малейшего шанса попасть в луну.

— Ради бога, не вспоминай про луну, — простонал его хозяин.

— Вы имеете в виду этот красный значок? — резко бросил Смудж, указав на кусочек картона, на котором был изображен полумесяц.

* * *

На следующее утро перед дверями конторы на Джордж-стрит можно было увидеть очередь. Эмигранты-золотоискатели, собиравшиеся приобрести клочок земли, что естественным образом предполагало получение концессии, мелкие дельцы, пытавшиеся сплавить сомнительные долговые обязательства, капитаны мелких каботажных судов, надеющиеся получить заказ на перевозку контрабанды…

Тем не менее им пришлось разойтись разочарованными, так как контора оставалась закрытой весь день.

А также все последующие дни.

* * *

— Вы хорошо помните это место? — спросил Джека Рафлз Гарфильд.

— Как будто я только что побывал здесь.

— И вы точно помните, что отец не говорил вам о нем ничего необычного?

— Что такого он мог рассказать мне? Он был человеком грубым, молчаливым, способным раздражаться из-за пустяков… Особенно он нервничал в последние недели перед смертью. Я вам говорил об этом не один раз.

— Похоже, вы даже не знаете, чем именно он занимался. — В голосе Гарфильда прозвучало разочарование.

— Увы, не знаю. Мне известно в самых общих чертах, что он занимался разведением скота и земледелием. И не очень активно. Только в той степени, что было необходимо для выживания.

Гарфильд тяжело вздохнул.

Их путешествие оказалось продолжительным и очень монотонным, но, к счастью, прошло без приключений. Тем не менее Рафлз отдавал себе отчет, что все эти дни, проведенные на борту парохода, не способствовали его сближению с Джеком. Наоборот, у него сложилось впечатление, что Джек Кантрелл становился все более задумчивым и замкнутым.

Правда, однажды, когда чудной тропической ночью они не могли заснуть и долго любовались Южным Крестом, Джек опустил руку на плечо Гарфильда и в порыве откровенности сказал ему нечто неожиданное:

— Вы не думаете, мистер Гарфильд, что мой отец искал золото и действительно нашел золотую жилу?

— Я не исключаю возможность этого, — ответил Гарфильд. — Я не сомневаюсь, что за Синими горами могут быть обнаружены богатые месторождения золота. Но до них, как правило, очень трудно добраться.

— Если только он нашел не золотую жилу, а нечто другое… — пробормотал Джек.

— Что именно?

— То, что с незапамятных времен искали сумасшедшие, мечтатели, преступники… Не спрашивайте меня, я ничего не знаю и могу только предполагать…

С тех пор Джек больше не заводил разговоров на эту тему. Возможно, он даже сожалел о своем порыве откровенности.

Сейчас они уже преодолели Синие горы и добрались до последней в этом районе деревушки, обосновавшейся на краю огромного пространства диких зарослей и болот. Местечко было обозначено на карте крестиком, но Джек вспомнил, что оно называлось «Camden last houses», то есть «Последние дома Кэмдена».

Действительно, пять или шесть крыш торчало над дикими зарослями лавра и олеандра, пахучих растений, распространявших гнетущие ароматы, вызывавшие головную боль. Дома были давно покинуты, их захватила буйно разросшаяся крапива. Только гортанные крики небольших птичек, охотившихся на насекомых, встретили наших путешественников.

Три носильщика, нанятых в Порт-Джексоне, сбросили ношу, разожгли костер, расположившись вокруг него на отдых, и закурили трубки. Двое из них были черными, третий — тасманиец по имени Смит, называвший себя американцем.

Гартфильд и Джек обосновались в наиболее сохранившейся хижине; к ним присоединился Смит. Это был высокий крепкий парень со странно маленькой головкой и глазами желтыми, словно у обезьяны.

— Черные не хотят идти дальше, — сообщил он. — Они требуют, чтобы вы рассчитали их.

Гарфильд отсчитал нужную для расплаты с носильщиками сумму и передал деньги Смиту.

— Ну и пусть они возвращаются! Завтра мы сами понесем свой груз.

— Почему вы не купили лошадь? — проворчал Смит.

— Потому что ее украли бы у нас в первый же день, — холодно пояснил Гарфильд. — Я надеюсь, что ты проследишь, чтобы черные не захватили с собой что-нибудь из того, что им не принадлежит.

Смит кивнул и вышел к костру. Ночь прошла без происшествий.

Утром Смит зашел в хижину. Вид у него был мрачный.

— Они ушли.

— Ничего не пропало?

— Пропали два ружья и патроны к ним.

— Два ружья Снайдера? — спросил Гарфильд.

— Они так называются? Ну, значит, они украли два ружья Снайдера, — ухмыльнулся Смит.

— Ладно, — спокойно сказал англичанин. — Заходи в дом, но не показывайся перед окном. И дай-ка мне свою палку.

Затем он надел на палку шляпу и подошел сбоку к окну. Когда он поднес к оконному проему шляпу, раздались два выстрела.

— Черт возьми! — заорал Смит. — Эти негры хотят застрелить нас! Но я никогда не слышал, чтобы ружья стреляли с таким грохотом! Словно это не ружья, а пушки!

— Почему бы им и не оказаться пушками? — пожал плечами Рафлз. — Теперь ты можешь выйти. Загляни-ка за эти кусты, над которыми вьется пороховой дым. Думаю, тебе покажется интересным то, что ты увидишь.

— А если они снова будут стрелять?

— Не бойся, больше стрелять они не будут.

Смит посмотрел с открытым ртом на Гарфильда, но подчинился.

Отойдя за кусты, он внезапно принялся кричать и ругаться. Потом он вернулся в хижину, бледный и растерянный.

— Ну, что скажешь? — спросил его Гарфильд.

— Клянусь адом, они оба мертвы! Ружья разорвались у них в руках, словно были заряжены динамитом!

— Возможно, это действительно был динамит, — слегка улыбнулся Гарфильд. — А теперь, Смит, выслушай хороший совет. Когда ты устраиваешь с кем-нибудь заговор, никогда не сиди спиной к стене, к забору или к кустам, за которыми может скрываться человек, интересующийся вашей беседой. Ты понял? А теперь я хочу спросить у тебя: сколько ты получил от негров?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — проворчал Смит.

— Ну что ты, ты прекрасно все понимаешь! Так что отвечай. Я не буду интересоваться, кто тебе заплатил, но мне хочется узнать сумму.

— Пятьдесят долларов, — пробормотал верзила.

— Тогда выбирай: или ты идешь с нами, получая при этом вдвое больше, или зарабатываешь пулю в голову. Эта пуля будет у тебя в голове через пять секунд.

— Я пойду дальше с вами, босс! — закричал Смит с посеревшим от ужаса лицом.

— Интересно, есть в этой голове хоть немного мозгов? — ухмыльнулся Гарфильд. — Ты хоть представляешь, куда мы идем?

— К Black Wattle Swamp… То есть к Черному болоту, — пробормотал, задрожав, Смит.

— Там у тебя будет достаточно шансов умереть, если ты не расстанешься с дурными мыслями, — совершенно серьезно заявил Гарфильд. — А пока тебе придется нести основную часть нашей поклажи.

— Я могу тащить на плечах целого быка! — похвастался великан.

Джек Кантрелл молча наблюдал за происходящим. На его спокойном лице не проявились никакие эмоции, и он ни о чем не стал спрашивать.

Гарфильд скользнул по его лицу внимательным взглядом и нахмурился, но не стал ничего объяснять.

Они были готовы двигаться дальше, когда Джек неожиданно взял наизготовку свой карабин и знаком остановил Гарфильда.

В ста пятидесяти метрах перед ними быстро передвигалась неясная тень.

Раздался выстрел.

— Сходи, Смит, посмотри, в чем там дело, — сказал юноша.

Смит быстро вернулся, держа в руках небольшого убитого валлаби. Он с большим уважением посмотрел на Джека.

— На расстоянии ста пятидесяти метров, в густых зарослях… — пробормотал он. — Мне редко доводилось видеть такой меткий выстрел.

Гарфильд прикусил губу и промолчал.

 

Глава III

Человек в отчаянном положении

Они продвигались по дикой и пустынной местности. Тем не менее когда-то здесь проходили дороги, но буйно разросшиеся заросли трав и кустарников полностью уничтожили следы деятельности человека. Сохранились только змеившиеся через буш редкие узкие тропинки. Местами почва была заболочена, и пройти здесь можно было по колено в грязи, с трудом вытаскивая ноги из вязкой глины.

Гарфильд в очередной раз взглянул на компас и покачал головой.

— Магнитная стрелка отклоняется от нужного нам направления! — проворчал он.

— Признаки железной руды, — пояснил Джек Кантрелл, указывая на красно-бурую окраску почвы.

— Ты знаешь эти края? — спросил Гарфильд, обращаясь к тасманийцу.

Тот поколебался, но все же признал, что ему приходилось бывать в этих краях.

— Это было очень давно. В то время здесь паслись большие стада.

— И ты, судя по всему, занимался кражей скота?

— Это неправильно называть воровством, мистер. Скот никому не принадлежал и давно находился в диком состоянии. Ведь в то время здесь уже никто не жил.

— Это не так, — возразил Джек. — Здесь жил Боб Кантрелл.

Смит с опаской посмотрел на него.

— Я когда-то слышал это имя, — согласился он, — но мне не приходилось встречаться с этим человеком. Он жил дальше к западу от этих мест, на никого не интересовавшем участке, которого все старались избегать.

— Black Wattle Swamp, — сказал с ухмылкой Гарфильд.

— Не произносите это название, оно приносит несчастье, — буркнул Смит.

Рафлз отозвал своего спутника в сторону:

— Что вы скажете о его реакции, Джек?

— Этот человек прав, — коротко ответил юноша.

— Вы на редкость скрытный человек, — печально промолвил Гарфильд. Джек пожал плечами.

— Я вижу здесь заячьи следы, — заметил он, стараясь изменить тему беседы. — Может быть, нам стоит сделать привал. Пока вы разводите огонь, я попробую подстрелить парочку длинноухих.

Не ожидая ответа, он снял с плеча ружье и углубился в буш, сопровождаемый внимательным взглядом Гарфильда.

— Босс, — обратился к нему Смит, когда юноша скрылся в кустах, — этот желтоклювый паренек далеко не дурак. Я даже сказал бы, что он немного пугает меня.

— Почему?

— Я понял, что никто не знает так хорошо эти места, как он. Парень ничуть не боится болота черных акаций. А я знаю типов, которые не испугаются голодного льва, но тут же спрячутся в свою раковину, едва услышат это название.

— Так, так… — сказал Гарфильд, глядя Смиту в глаза. — Мне почему-то кажется, что ты имеешь в виду фирму «Пикнефф и компания».

Смит явно занервничал.

— Вижу, вам многое известно, босс! Чертовски многое для только что приехавшего в Австралию.

— Мы с тобой сейчас говорили про фирму Пикнеффа, если не ошибаюсь.

— Я не знаю, боится ли этот толстяк львов, и даже не уверен, что он видел хотя бы одного из них, но можете мне верить, я не ошибаюсь на его счет. Вы хорошо платите мне, и вы не стали стрелять мне в голову, хотя имели на это полное право. Так вот, с этого момента я больше не хочу иметь дело с этим Пикнеффом. Вы, конечно, спросите меня: почему?

— Могу сказать, что в твоей башке содержится больше серой материи, чем можно было подозревать, — заметил Гарфильд с многозначительной улыбкой.

— Пикнефф боится только трех вещей: огнестрельного оружия, летучих собак и…

Смит посмотрел с хитрецой на англичанина.

— Думаю, вы и сами знаете, чего еще он боится, — ухмыльнулся он.

— Но ты все же скажи это сам. Доставь мне удовольствие.

Смит наклонился к Гарфильду и пробормотал ему на ухо несколько слов.

Гарфильд плотно сжал губы, как он делал всегда при сильном волнении.

— Я понял, — пробормотал он.

Смит подозрительно осмотрелся.

— К счастью, мы не слишком близко от кустов, — ухмыльнулся он. — Так что мы можем говорить, не опасаясь подслушивания.

— Гарфильд ответил вопросом:

— Сколько?

— Мне нравится слышать этот вопрос, — улыбнулся здоровяк. — Вы явно пришлись мне по сердцу, босс. Вы понимаете все, что нужно, без лишних слов. А только дьявол знает, какими опасными могут оказаться некоторые слова.

— В особенности, если произнести их поблизости от кустов, — пошутил Гарфильд.

— Я сказал это не для того, чтобы посмеяться, — огрызнулся Смит с серьезным видом. — Чтобы ответить на ваш вопрос, не наводя тумана, я скажу, что мне не нужны деньги, а я хочу получить долю в деле.

— Вот как? Ты думаешь, что наклевывается интересное дело?

— Когда Пикнефф встревает во что-нибудь, можно не сомневаться, что завязывается какое-то интересное дело. Дело, позволяющее ему хорошо заработать, а не ограничиться яичными скорлупками. А теперь скажите мне, куда мы идем вслед за этим парнишкой?

Гарфильд в очередной раз ответил вопросом на вопрос:

— Кого из нас двоих поручил тебе убить Пикнефф?

Смит с упреком посмотрел на него.

— Можно подумать, что я не заметил, что вы надели на палку именно шляпу этого парня, а не свою!

— Ты хочешь сказать, что негры не стали бы стрелять, если бы это была моя шляпа?

— Разумеется, босс.

— Этот Пикнефф далеко не дурак, как я понимаю.

— Конечно. Будьте уверены, он гораздо умнее, чем вы думаете, — ответил Смит.

— Продолжай! — потребовал Гарфильд неожиданно резким тоном. — Я хочу знать, что ты имеешь в виду, когда говоришь про дело.

— Я полностью доверяю вам, босс, а поэтому буду откровенен. Вы знаете, кто такой Смудж?

— Не имеет значения, знаю я его, или нет, — сказал Гарфильд, уклоняясь он ответа.

— Ну, как хотите. Однажды вечером Смудж вышел на улицу с большим кольтом в кармане, из которого он стрелял без промаха. Он кого-то искал. Уточню, что он искал человека, найти которого было весьма сложно, если учесть, что никто не знал его в лицо. Но Смудж был хитрым малым.

— Был?

— Подождите, я дойду и до этого. Смудж так никогда и не вернулся из своей ночной экспедиции, и его кольт не выстрелил ни разу. Но стрелял кто-то другой, и тоже очень меткий стрелок.

— Значит, он мертв?

— Мертвее не бывает. Убит пулей в рыжую голову.

И где валялось его мерзкое тело, как вы думаете? В переулке этого грязного сиднейского квартала, который называется Black Wattle Swamp. Любопытное совпадение, правда?

— Действительно, — покачал головой Гарфильд. — Лично я всегда считал крайне важной роль случая.

— Называйте это случаем, мне все равно. Той же ночью были ограблено бюро Пикнеффа на Джордж-стрит. И там пропало нечто весьма ценное — кусок географической карты, если не ошибаюсь.

— И что потом? Продолжайте, ведь на этом ничего не закончилось, — потребовал Гарфильд, утративший свой обычный флегматичный вид.

— Это была карта, воспользоваться которой у Пикнеффа никогда не хватило бы решимости, — пробормотал Смит.

— Он опасался, что…

— Вот именно!

Собеседники замолчали. Они сидели, глядя на огонь.

— Мне кажется, я знаю, у кого находится эта карта, — внезапно сказал Смит.

Он встал и взял ружье.

— Я не большой любитель зайчатины. — пробормотал он. — Я предпочитаю молодого валлаби на вертеле.

Гарфильд отвернулся, ничего не сказав, и Смит исчез в зарослях.

* * *

Джек Кантрелл на обращал внимания на зайцев, буквально кишевших в этой местности. Он быстро шагал по звериной тропинке, петлявшей между эвкалиптами, и скоро очутился на берегу небольшого пруда, где остановился отдохнуть, присев на ствол дерева, поваленного ветром. Оглядевшись, он пробормотал:

— Когда-то здесь была привязана плоскодонка. Наверное, она сгнила и утонула.

Он внимательно присмотрелся к зарослям мангров. На его лице промелькнула меланхоличная улыбка.

— Нет, вот она где! Даже, если она ни на что не годится, мне хочется в последний раз посмотреть на нее.

Ловкий, словно обезьяна, он проник в опасные заросли мангров и через несколько метров остановился перед небольшой лодкой.

— Неужели глаза не обманывают меня? Или это мне мерещится? — воскликнул он.

Лодка, уткнувшаяся носом в путаницу корней, не выглядела сгнившей или источенной червями. Казалось, за ней постоянно ухаживали. И она вполне годилась для того, чтобы на ней можно было в безопасности плавать по илистым водам болот.

В этот момент раздался отчаянный крик:

— На помощь! Помогите!

Джек быстро вернулся на сухой берег и бросился в том направлении, откуда послышался повторившийся призыв о помощи.

Пробежав по берегу пруда, он остановился, оцепенев перед жуткой сценой.

Человек отчаянно боролся с огромной змеей, обвившейся кольцами вокруг него и медленно увлекавшей свою жертву в воду.

— Держитесь! — закричал Джек, вскинув ружье к плечу. В то же время он мелодично засвистел.

Змея тут же остановилась и подняла голову, чтобы бросить на юношу холодный взгляд рептилии. Раздались один за другим два выстрела, и голова чудовища превратилась в кровавый комок.

— Не двигайтесь, — крикнул Джек, отбросив ружье и выхватив охотничий нож.

Он не видел лица человека, так как змея, схватившая его сзади, закрыла кольцами верхнюю часть его тела и голову. Он принялся разрезать тело мертвой змеи на части.

Появилось изуродованное давлением стальных мышц змеи лицо. Это был Смит.

— Смит! — воскликнул пораженный увиденным Джек. — Что ты здесь делаешь? Если ты хотел увидеть небольших водяных свиней, то я должен огорчить тебя. Здесь водятся только змеи, которых не едят даже туземцы. Она тебе ничего не сломала? Похоже, все кости у тебя уцелели… Обычно эти создания не душат свои жертвы, а затягивают их в воду, чтобы утопить. Вот твое ружье, с ним все в порядке.

Смит с трудом встал на ноги.

— Вы спасли мне жизнь, — пробормотал он.

— Это не имеет значения. Я просто выполнил свой долг. В любом случае, я рад, что встретил тебя. Может быть, это случайность, но она меня вполне устраивает. Ты должен будешь сказать мистеру Гарфильду, что я не собираюсь возвращаться.

Смит удивленно посмотрел на Джека.

— А я могу остаться с вами? — спросил он наконец.

— Нет!

Смит некоторое время колебался. Потом он взволнованно заговорил:

— Если бы вы не вмешались, это мерзкое создание сейчас закусывало бы мной, — сказал он. — Я буду сопровождать вас, даже если вы постараетесь прогнать меня пинками сапог, словно чесоточного пса!

— Ты знаешь, куда я иду, Смит?

Тасманиец указал на запад.

— Эти болота и водоемы тянутся далеко на запад, словно звенья длинной цепи. Если кому-то удастся пройти по этой цепочке и остаться живым и здоровым, то он окажется у болота черных акаций, возле старой фермы Боба Кантрелла. Я принял решение, и мне плевать на опасность.

— О какой опасности ты говоришь? — поинтересовался Джек.

— Дело в том, что на ферме есть жилец. Но это не человек из плоти и крови, а призрак. Один из самых опасных, когда-либо существовавших на земле. С того момента, как Боб покинул Австралию, этот призрак убил всех компаньонов, где бы они не находились.

— Что за компаньонов ты имеешь в виду, Смит?

— Компаньонов Красного полумесяца.

— А шеф банды? — спросил Джек с легкой дрожью в голосе.

— Призрак не смог до него добраться, — пробормотал тасманиец. — Потому что ему не известно, что такое Красный полумесяц. Никто этого не знает.

Джек внезапно принял решение.

— Забирайся в лодку, Смит. На дне лежит пара весел, поработай ими. И положимся на милость божью!

 

Глава IV

«Красный полумесяц»

Плавание оказалось продолжительным и опасным. Смит работал изо всех сил веслами; время от времени к нему подключался Джек, когда нужно было пробиться через участки, занесенные илом или заросшие водной растительностью.

Джек работал рулем с такой ловкостью, что вызывал восхищение у Смита. Время от времени им приходилось пробиваться через мангровые заросли. Каждый раз, натыкаясь на ствол толщиной в руку, они вызывали дождь сыпавшихся с ветвей улиток, тысяченожек и прочих неприятных существ.

Однажды, когда Смит сидел спиной к Джеку, он почувствовал сильный удар по плечу. Когда он обернулся, удивленный, Джек показал ему раздавленное, но еще корчившееся существо.

— Скорпион! — пояснил он.

— Боже! — воскликнул Смит. — Даже гремучая змея не считается такой опасной, как эта разновидность скорпиона! Я получил сильный удар, но без него я уже был бы на пути в адские края. Вы второй раз спасли мне жизнь… Я всегда буду благодарен вам!

— Пустяки, не имеет значения, сказал Джек. — А вот водяная змея выбралась на поверхность. Смотри внимательно, я покажу тебе один трюк…

Он поднес руку к горлу и испустил странный крик, немного похожий на крик утки. Змея сразу же ушла на глубину.

— Она испугалась! — воскликнул восхищенный Смит.

— Эта змея никого не боится. Но сейчас она рассчитывает увидеть поблизости лягушек, а это для нее любимое лакомство, — засмеялся Джек.

В первый вечер этой трудной экспедиции они остановились на небольшом островке, достаточно сухом и поросшим густым папоротником.

— Мы называли этот сухой пятачок «Огонек», потому что это единственное место в районе, достаточно сухое, чтобы здесь можно было развести огонь.

«Действительно, этот юноша знает лучше всех этот край», — подумал Смит, испытывавший все более сильное восхищение Джеком.

Джек поймал большую черепаху, из которой получилось прекрасное жаркое, над которым Смит потрудился не хуже, чем Пантагрюэль. Среди папоротников они обнаружили небольшой родник с кристально чистой водой, которой им хватило, чтобы утолить жажду. Джек также собрал несколько больших грибов. В жареном виде эти грибы вкусом напоминали сладковатый хлеб.

На второй день путешествия небо с утра заволокли угрюмые серые тучи, обещавшие дождь. Поднялся сильный юго-западный ветер, замутивший воду.

Пейзаж изменился. Все вокруг казалось черным, зловещим: вода, илистые берега, кусты, вся растительность. Колючие деревья, тоже черные, теснились на небольших островках среди бесконечных болот.

— Черные акации! — воскликнул охваченный дрожью Смит.

Впервые за все время путешествия Джек незаметно перекрестился.

Казалось, что настроение юноши подверглось влиянию зловещего пейзажа. Его лицо осунулось, и Смит услышал, как он что-то негромко бормочет.

— Вы что-то сказали? — спросил его Смит.

— Просто я почувствовал, что должен немного помолиться, — признался Джек.

— Я всегда верил в ад, — заявил Смит, — но давно забыл про небо. Впервые за много лет я стал вспоминать о нем.

Эти слова взволновали Джека. Его жизнь сейчас оказалась на опасном рубеже. События последних дней способствовали появлению в его характере жестких, резких черт, заставлявших его действовать решительно, без угрызений совести. Но сейчас неожиданно возникшее чувство смягчило холодную жесткость.

Он всегда мечтал вернуться в Австралию. Случай позволил ему реализовать эту мечту. Он думал о своем отце, вынужденном так поспешно вернуться в Европу, словно за ним гнался сам дьявол, и который до конца своих дней терзался печальными воспоминаниями.

Впрочем, он принял предложение Рафлза Гарфильда не поэтому.

Он хотел вернуться в Австралию из-за матери. Матери, которую он потерял так рано, когда она была убита подлым образом! Убитая негодяем, потому что она знала тайну, которую отказывалась сообщить ему.

Великую тайну болота черных акаций!

* * *

— Вот и ферма Боба Кантрелла перед нами! — воскликнул Смит задрожавшим от волнения голосом.

— Идем дальше, — ответил Джек. — И ничего не боимся.

— Но призрак…

— Не бойся, все будет в порядке, уверяю тебя!

— Как странно, — пробормотал Смит. — Это место не выглядит таким заброшенным, как я думал.

— Ты же видел, что плоскодонка тоже не сгнила, заброшенная хозяином, — напомнил Джек.

Тем не менее, Смит на смог удержать удивленный возглас, когда они, войдя в хижину, нашли все внутри в идеальном порядке.

— Смотри-ка, чайник еще теплый! С каких это пор призраки пьют чай или кофе?

— Тем не менее, они убивают появившихся здесь посторонних! Руки вверх! — приказал ледяной голос.

Наши путешественники обернулись, и Смит завопил от ужаса.

Жуткое тощее существо высокого роста целилось в них из двустволки. На его лице можно было различить только свирепое пламя пары глаз, светивших сквозь спутанные прядки седых волос.

Его костлявый палец уже поднял оба курка.

— Успокойся, Свич! — скомандовал Джек, сохранивший спокойствие.

Человек прохрипел в ответ что-то невнятное и опустил ружье.

— Малыш Джек… — пробормотал он. — Джек Кантрелл…

— Я знал, что здесь мог жить только ты, Свич! — воскликнул радостно смеющийся Джек и бросился на шею старому слуге.

— Я всегда знал, что рано или поздно ты вернешься! — слова взволнованного до предела Свича, почти невозможно было разобрать. — Сколько раз я мечтал, что ты придешь и потребуешь у меня отчет о…

— О Красном полумесяце… — закончил Джек. — Так оно и будет, мой друг. И этот момент близок!

* * *

Ужин был простым, но позволяющим восстановить силы после измотавшего все силы маршрута. Ароматный чай, копченая рыба, жареная утка и разновидность блинов, искусно испеченных Свичем, которыми объелся Смит.

После ужин, когда Смит вооружился голландской трубкой, Джек Кантрелл решил раскрыть карты.

— Я теперь могу рассказать тебе факты, известные весьма немногим, — начал он. — И, прежде всего, потому, что я знаю, как тебя мучает совесть, и что ты решил покаяться. Я приехал сюда только для того, чтобы отомстить, но при этом у меня появилась возможность спасти одну душу. Твою душу.

Когда мой отец высадился в Австралии, что случилось очень давно, он встретил английскую девушку, отец которой разорился в результате неудачных финансовых операций, связанных преимущественно с месторождениями золота.

Это была умная женщина с благородным характером, собиравшаяся вступить в монашеский орден, чтобы покаяться. У нее для этого имелись важные мотивы. Она была внучкой Ричарда Холлоу, безжалостного бандита, державшего на протяжении многих лет в страхе весь буш в районе Южной Новой Галлии и особенно досаждавшего золотоискателям. К концу жизни, когда австралийская полиция загнала его в угол, он скрылся в малодоступном районе болот, поросших черными акациями. Именно там он хранил свою добычу.

Не стоит думать, что речь шла о грудах золота. Нет, потому что в этом случае он не смог бы скрыться так быстро. На похищенное им золото он приобрел громадный рубин, стоивший миллионы фунтов стерлингов. Этот рубин имел форму полумесяца. Поэтому его и назвали Красным полумесяцем.

— Не может быть? — вскричал Смит. — Или я плохо расслышал? Красный полумесяц — это драгоценный камень?

— Терпение, приятель! Этот камень, не знаю, насколько справедливо подобное мнение, считался камнем, приносящим несчастье. Из-за него было совершено множество преступлений лицами, стремившимися завладеть этой драгоценностью. Он был также камнем, приносящим несчастье потому, что когда-то принадлежал монастырю в Гоа, в Индии. Чтобы завладеть камнем, хищные завоеватели не остановились перед разрушением монастыря и убийством монахов. Но, вернемся к времени Ричарда Холлоу. Только моя мать знала, где ее дед спрятал это сокровище; этим местом было болото черных акаций.

Если после замужества она убедила отца переселиться сюда, то в значительной степени это было связано с надеждой искупить страшные преступления своего деда.

Прошло много лет. Я родился и вырос на этой ферме, где был счастлив, несмотря на почти полное одиночество. Ты согласен со мной, мой добрый Свич? Потом в Австралии появился известный разведчик-геолог. У этого весьма культурного человека из хорошей семьи был один серьезный порок — он был страстным игроком. Поэтому у него ушло совсем немного времени на то, чтобы проиграть все, что ему удалось заработать в Австралии.

Может быть, он смог бы встать на ноги благодаря честной работе? Но, к несчастью, до него достигли слухи об огромном богатстве Ричарда Холлоу. Но, если он узнал, что золото разбойника было превращено в сказочный драгоценный камень, то только благодаря неосторожной откровенности моего отца.

Отец одолжил небольшую сумму у дельца по имени Пикнефф. Когда он пришел к нему, чтобы вернуть долг, его напоили виски. Отец, никогда не пивший ничего крепкого, опьянел настолько, что выболтал все свои секреты.

Судя по всему, Пикнефф не собирался немедленно отправиться с грабительской экспедицией в болото черных акаций. Он был слишком труслив для этого. Но судьба подбросила ему геолога, проигравшего все свое состояние и пришедшего к нему за деньгами. Пикнефф не только одолжил ему денег. Он нанял группу подозрительных людей и поставил во главе банды своего нового приятеля. В хозяйстве Боба Кантрелла возникли проблемы, а несколько его работников даже были убиты. Что касается стада, то оно было постепенно уничтожено.

Но мой отец был упрямым фламандцем. Он поклялся своими фламандскими богами, что никогда не оставит ферму.

Однажды, когда он был на охоте, на ферму заявился предводитель бандитов и приказал матери выдать место, где хранился легендарный рубин. Она решительно отказалась. Вспыхнул яростный спор, быстро переросший в кровавый допрос, в ходе которого мать была убита.

В результате убийства бандиты потеряли всякую надежду выяснить, где находилась драгоценность. Им пришлось придумывать другие способы добраться до богатства. Они начали грабить одиночные фермы, отнимая у местных жителей все, имевшее хоть какую-то ценность. Через какое-то время предводитель банды получил кличку Красный полумесяц, а членов банды стали называть Компаньонами Красного полумесяца.

Банда установила режим террора в регионе; даже полиция избегала оказываться у нее на пути.

Кем был предводитель банды? Никто не знал этого и даже не видел его лица; в том числе и члены банды, потому что он всегда носил красную маску.

С ним был знаком только Пикнефф. Ведь это именно он одолжил в самом начале деньги бандиту и нанял его на работу. Но даже Пикнефф боялся своего «работника» и старался не вмешиваться в его дела.

После убийства жены отец некоторое время оставался на ферме. Он владел несколькими ценными земельными участками в окрестностях Сиднея и не страдал от отсутствия денег.

Вскоре он получил информацию от Пикнеффа, который сообщал, что его владения были переданы в арбитражный суд. Поскольку сообщение несло в себе неясную угрозу, отец решил уехать из Австралии.

В это же время пропал последний остававшийся с нами слуга Свич. От Пикнеффа отец узнал, что Красный полумесяц пригрозил убить его единственного сына, то есть меня.

Я могу только догадываться, что произошло в конторе на Джордж-стрит. Вероятно, Пикнефф пообещал отцу выкупить у него по хорошей цене все земельные участки до того, как он уедет в Европу. В обмен на это он хотел узнать, где находится легендарный рубин. В это время отец был уже тяжело болен и даже страдал галлюцинациями. Поэтому вполне возможно, что он поддался на уговоры.

Можно не сомневаться, что Пикнефф не стал делиться полученной информацией с предводителем банды, его бывшим наемником, так называемым Красным полумесяцем. Припугнув его возможностью выдать в руки правосудия, он сам организовал банду и отправил ее на поиски сокровища в болота черных акаций.

— Но они не приняли во внимание присутствие Свича, — ухмыльнулся старый слуга, прервав хозяина. — Со мной произошел несчастный случай, из-за которого я, потеряв память, полтора месяца пролежал в хижине лесоруба. Вылечившись, я вернулся на ферму и нашел ее покинутой и заброшенной. Я долгое время скрывался в зарослях, убивая одного за другим бандитов, пока не перебил их всех. К сожалению, среди них не оказалось Красного полумесяца.

Что касается Пикнеффа, то он так никогда и не решился показаться в этих краях.

— Ну, а я застрелил Смуджа, — спокойно сообщил Джек. — В порядке законной самозащиты, иначе он убил бы меня.

— А Пикнефф? — спросил Свич.

— Я позволил ему скрыться.

— Почему? — возмутился слуга.

— Потому что я не люблю убивать напрасно.

— Тем не менее он не ушел от наказания, — внезапно вмешался в разговор Смит.

— Рассказывай! — приказал ему Джек.

— Когда он отказался заплатить мне обещанные пятьдесят долларов, я рассвирепел и двинул ему кулаком в челюсть. Удар оказался слишком сильным, потому что он упал и больше не двигался. Это произошло не в его конторе, а в его квартире на Глоуб-стрит. Он планировал убить вас, мой юный босс, убить с моей помощью. Он подозревал, что вы, сын Боба Кантрелла, были вызваны в Австралию Красным полумесяцем. Он и Смудж видели вас на сиднейской набережной, когда вы сошли с парохода. Они решили, что вы, несмотря на юный возраст, представляете для них серьезную опасность, а учитывая прошлое, вы наверняка станете их злейшим врагом.

Свич нанес Смиту страшный удар, едва не сбивший великана с ног. Потом он сказал:

— Будь доволен, приятель, что ты так дешево отделался. Будем считать, что мы с тобой в расчете.

Потом он взял свое ружье и ушел.

* * *

Через несколько дней, когда Смит собирал дрова для печурки, он увидел старого Свича, приближавшегося к ферме со спутником.

— Босс! — крикнул он. — Свич ведет к нам типа со связанными за спиной руками, а на роже у него красная маска!

Джек вышел навстречу посетителям.

— Сними с него маску, Свич! — приказал он.

Слуга подчинился, но сделал это так грубо, что незнакомец вскрикнул от боли.

— А вот и вы, Рафлз Гарфильд, — сказал Джек.

— Это конец моих приключений, — негромко сказал англичанин. — Я раскаиваюсь, Джек!

— Я с самого начала знал, что вы — это Красный полумесяц, — сказал юноша.

— А я с самого начала чувствовал, что приближаюсь к своему наказанию. Я ощущал справедливую руку Всевышнего, но у меня не было сил избежать кары. Возможно, я стремился к наказанию как к искуплению своих грехов? Но несколько раз едва не поддался желанию убить вас. Вероятно, это я переживал в моменты, когда судорожно цеплялся за то, что считал своим предназначением.

Эти разговоры явно надоели Свичу. Он подошел к стоящему рядом дереву и крикнул:

— Это дерево кажется мне достаточно прочным. А с этой большой веткой оно напоминает мне виселицу. Ну-ка, Смит, сделай скользящий узел!

— Я не буду просить, чтобы вы помиловали меня, — сказал Гарфильд. — Я искренне раскаиваюсь, Джек, и я готов умереть без протестов, с полным пониманием того, как я погубил свою жизнь. Я теперь понимаю, что мне было предназначено судьбой отправиться к Гонту на своей яхте, перевернуться… и повстречать вас. Это мое alter ego предложило вам сопровождать меня в Австралию, не сомневаясь в том, что я двигаюсь на встречу с моим неизбежным наказанием. Теперь я расплачиваюсь за все, совершенное мной, своей кровью. Простите меня, если сможете… А на моей могиле поставьте небольшой крест… — Помолчав, он обратился к Смиту: — Ты готов, Смит?

— Я готов, — прорычал великан, набросив скользящий узел ему на шею.

— Остановитесь, — приказал Джек. — Сними с него эту веревку, Смит.

— Если так, то я отправлю ему пулю в голову, — проворчал Свич, наводя ружье на пленника.

— Опусти ружье, Свич.

Повелительный голос Джека не оставлял вариантов для мстителей. Рафлз Гарфильд удивленно посмотрел на него.

— Поторопитесь, пока меня не оставило мое мужество.

— Я думаю, что вы искренне раскаиваетесь, Рафлз Гарфильд. Этого для меня достаточно. Что скажет моя мать, когда я увижу ее на той стороне, если я не дам вам шанс расплатиться за свои преступления? Уходите. Я уверен, что вы знаете, что вам нужно сделать.

Когда Гарфильд удалялся, понурив голову, Джек повернулся к своим спутникам, молча наблюдавшим за происходящим.

— Я уверен, что мы трое образуем отличную команду, чтобы заняться этой фермой, — сказал он.

— Еще бы! — воскликнул Смит. — Вы сделали из меня другого человека! И я клянусь, что вы об этом не пожалеете.

— Я тоже надеюсь на это. Иначе тебе сильно достанется от меня, — пробурчал Свич, рассмеявшись.

Этим же днем Джек Кантрелл сжег небольшой кусок карты, на которую был нанесен красный значок, отказавшись таким образом от поиском проклятого рубина.

* * *

Рафлз Гарфильд твердо решил расплатиться за свои преступления.

Вернувшись в Сидней, он явился в полицию, где признался во всех своих преступлениях.

Отданный под суд, он был готов к казни через повешение. Но его откровенные признания и явное раскаяние смягчили судей. Он был осужден на пожизненную каторгу.

Через три года он скончался, когда пытался помочь другому заключенному во время крупной эпидемии холеры, свирепствовавшей на островах Южных морей.

 

Пролог

В 1835 году почтеннейший Ричард Тадеус Вэйн, советник окружного трибунала Престона, был назначен его величеством королем Англии на высокий пост лорда-судьи Верховного трибунала покоренной Ирландии, на территории графств Мюнстер и Коннахт. Его первейшей и главнейшей задачей было подавление любыми способами любых, даже самых незначительных, волнений и попыток взбунтоваться, то есть, жесткое поддержание порядка.

Таким образом, перед почтеннейшим Ричардом Т. Бэйном, пуританином, членом одного из самых видных семейств Великобритании, была поставлена главная цель его жизни. Действительно, ничто не могло вдохновить его больше, чем преследование католической церкви, апостолической или римской, а также ее приверженцев.

Ему не пришлось долго ждать возможности применить свои таланты.

Барон Теренс Траверз предоставил убежище в своем замке, расположенном у подножья горного хребта Энни, восьми католикам-ирландцам, в том числе двум священникам. Несмотря на то, что он был обязан следить за исполнением законности, он постарался спасти их от виселицы.

Он знал, что это дорого обойдется ему.

Вскоре после этого Ричард Т. Вэйн торжественно вступил в Лимерик. Через несколько дней он произнес свой первый смертный приговор.

Барон Траверз был приговорен к повешению, и все его имущество было конфисковано в пользу Короны.

Через полчаса после казни судья Вэйн, весьма довольный самим собой, покинул тюрьму, где принимал участие в повешении.

Внезапно раздались два выстрела.

Первая пуля просвистела мимо уха нового лорда-судьи, вторая прервала жизнь палача, повесившего, также с нескрываемым удовольствием, барона Траверза.

Стражники и полицейские набросились на бледного юношу, державшего в руке еще дымившийся двуствольный пистолет.

Не успели они заковать стрелявшего в кандалы, как гигант в плаще из грубой черной шерсти ворвался в толпу, вырвал мятежника из рук полицейских и исчез с ним.

Этим же вечером грозные изображения креста впервые появились в Лимерике на стенах домов английских чиновников.

 

Глава I

Камни и пламя

Ричард Т. Вэйн раздраженно дернул за шнур звонка.

Прошло довольно много времени, прежде чем он услышал гулко отразившийся в пустых коридорах стук открывшейся и захлопнувшейся с грохотом двери, после чего до него донеслись звуки шагов волочившего ноги Беллоу, его камердинера.

— Лодырь! — вскричал лорд-судья. — Почему графина с порто нет на обычном месте? Или я должен угощать гостей сахарной водичкой?

Беллоу рассмеялся, изобразив на лице глуповатую гримасу.

— Действительно, ваша честь, графина там нет. Пусть святой Патрик превратит меня в устрицу, если графин находится на месте!

Судья Вэйн был настолько ошарашен подобной наглостью, что замер, забыв закрыть рот.

— Негодяй! — прорычал он наконец, немного придя в себя от возмущения. — Как понимать твое дурацкое объяснение?

Беллоу покачал головой с философским видом.

— Графин был тем не менее на месте несколько минут назад, ваша честь. На своем обычном месте, рядом с серебряной пепельницей, в которую вы положили свою сигару. И это был большой графин из хрустального стекла. Однажды человек, разбирающийся в огранке стекла, сказал мне, что это графин из настоящего богемского хрусталя и стоит по меньшей мере три фунта стерлингов. И вот он исчез!

— И вот он исчез! — повторил Вэйн, язвительно ухмыльнувшись. — Я знаю, что ты у меня самый главный кретин на земле. Но куда пропал этот драгоценный графин? Вот в чем вопрос.

Было видно, что этот вопрос не поставил Беллоу в тупик, хотя он и принялся чесать затылок с задумчивым видом.

— Действительно, ваша честь, именно в этом заключается вопрос. Я хорошо знаю, что он был на три четверти наполнен красным портвейном 1820 года, лучшим для виноградарства годом этого столетия, как мне сообщил один специалист-винодел. И я не знаю, где сейчас находится графин. Другой вопрос — каким образом он исчез. Но этот вопрос вы мне еще не задавали, ваша честь.

Судья Вэйн тяжело вздохнул и откинулся назад в своем бархатном кресле.

— И только таких дурней можно найти в качестве слуг в этой убогой и примитивной Ирландии! Ну, ладно, Беллоу, так каким же образом исчез графин?

— Я тут ни при чем, ваша честь, и никто, кроме меня, не переступал сегодня порог этой комнаты. Из этого со всей очевидностью следует, что в дело замешан призрак.

— Призрак! — возмутился Вэйн. — Всегда и во всем виноваты призраки! Ты жалкий суеверный тип! В каком году ты живешь?

— Мы живем сейчас в 1850 году, — ответил Беллоу. — Если это не слишком благоприятный год для виноделия, то он гораздо более удачен для виселицы. Это значит, ваша честь, что ни один судья не повесил столько обычных ирландских мятежников, чем вы в этом году. А мы еще находимся только в начале осени… Ах, ваша честь, завтра у палача снова будет отличная работа! Нужен будет надежный скользящий узел, потому что очередной кандидат на виселицу — священник, которого зовут отец Кокс, — это верзила ростом под два метра и невероятно сильный.

— Замолчи! Почему я должен слушать эти глупости? Я требую от тебя ответ всего на один вопрос: где графин с портвейном?

Беллоу в отчаянии всплеснул руками.

— Если бы его стащил кто-нибудь из слуг, выполняющих здесь иногда разную мелкую работу, я бы отхлестал его до крови. Если бы это был посторонний грабитель, он схлопотал бы пулю в голову. Но, ваша честь, что может такой простой смертный, как ваш покорный слуга, против призрака?

— Призраки, повсюду эти призраки! — сердито буркнул Вэйн. — На прошлой неделе моя лошадь закусила удила, и я едва не очутился на мостовой с переломанной шеей. Ты сказал, что не сомневаешься, что это призрак напугал мою лошадь. Я пригласил друзей на ужин, но на кухне случился пожар. Опять во всем оказался виноват призрак! Кто-то украшает фасад моего дома зелеными крестами, пропадают мои бумаги, дверные замки выходят из строя, хулиганы бьют стекла в окнах, из-за чего я постоянно простужаюсь… И кто виноват во всем этом? Призраки, одни только призраки! Эта мерзкая страна населена не только нищими и жуликами, но и дураками! Я вынужден жить в настоящем сумасшедшем доме!

Беллоу беспомощно пожал плечами.

— И как же может быть иначе, ваша честь? Одна дама — я даже полагаю, что речь идет о леди, — хорошо разбирающаяся в проблеме с призраками, говорила мне, что существуют призраки разной природы. Например, призраки утопленников, в большинстве своем это моряки или рыбаки, обычно настроены весьма печально, и им достаточно небольшого пятачка земли, чтобы уснуть вечным сном, не нарушая покой живых. Напротив, призраки висельников ведут себя совершенно иначе. Да, ваша честь, нет более злобных, более вредных и более мстительных призраков, чем они. И, если я осмелюсь высказать вам свое жалкое мнение, я не стал бы отправлять на виселицу ирландских мятежников, католических священников и всю прочую папистскую мерзость, а просто бросал бы их в Шаннон с грузом свинца на шее. Последуйте моему совету, ваша честь! Вы увидите, насколько спокойней станет ваша жизнь!

Судья Ричард Т. Вэйн, низенький полный человечек с рыхлым телом, был труслив настолько, что вздрагивал, когда в комнате жужжала большая муха. Он считал, что этих насекомых всегда следовало опасаться. Ведь это мог быть овод или даже какая-нибудь ядовитая муха! Тем не менее, он с гордостью считал себя самым строгим, самым безжалостным судьей в графствах Мюнстер и Коннахт. Ведь он за весьма короткий срок вынес больше всего смертных приговоров.

Тем не менее, несмотря на трусость, он боялся призраков отнюдь не больше, чем любой англичанин. В данный момент его прежде всего беспокоила невозможность найти подходящих слуг. Ирландцы не любили работать прислугой у английских чиновников, в особенности у тех, кто имел отношение к судебной системе.

Поэтому хитрец Беллоу мог позволить себе дерзости, не опасаясь потерять свое место.

— Ради бога, — вздохнул судья, — принеси другой графин и налей в него самый лучший портвейн. Предпочитаю быть ограбленным — пусть даже призраком, — чем спорить со слугой. Сегодня меня должен посетить капитан Пиви. Когда он появится, приведи его прямо сюда.

— Он придет, если рана не будет слишком глубокой. В противоположном случае он не придет.

— Что еще за бессмыслицу ты несешь?

— Я просто хочу сказать, что примерно час назад капитану Пиви разбили голову. И человек, разбирающийся в травмах головы, сообщил, что рана весьма глубокая.

— Боже мой! Какая жуткая страна! — простонал судья Вэйн. — Здесь убивают самых верных слуг его величества! Но… Что это такое?

Послышался стук в наружную дверь.

— Кто-то постучался к нам! — воскликнул Вэйн. — Открой, Беллоу! Это наверняка капитан Пиви.

— Это значит, что рана не слишком глубокая и что специалист по травмам головы ошибся, — проворчал Беллоу, выходя без особой спешки из комнаты.

Действительно, это оказался капитан Пиви.

В дверном проеме появилось худое лицо, желтое, словно яичный желток. На нем вызывающе торчал тонкий красный нос, над которым из-под окровавленной повязки выбивался пучок черных жирных волос.

— Я могу войти?

— Конечно, конечно, мой добрый Пиви! Это животное Беллоу никогда не научится достойно встречать гостей. Садитесь, мой дорогой друг. Один момент, я должен позвонить слуге, иначе этот осел забудет про порто.

Пиви отказался жестом от портвейна.

— Не нужно вина, Вэйн. Лучше пусть принесут ром или бренди. После приключения, которое мне только что довелось пережить, моему организму требуется что-нибудь посерьезнее.

На столе появилась бутылка рома, и Пиви налил себе полный стакан.

— Уфф! Вот так-то лучше! — заявил он с улыбкой, опрокинув подряд два стакана без перерыва.

— Рассказывайте, мой друг… До меня дошли только более или менее странные слухи…

— Еще немного, и мой череп был бы расплющен! К счастью, доставшийся мне камень весил всего унцию с половиной. А вот другой потянул по меньшей мере фунт.

— Вы говорите загадками…

— Всему свое время, Вэйн. Скажем, что отправной момент истории — как вы по привычке начинаете свои доклады — это завтрашняя тяжелая работа.

— Конечно. Это будет казнь мятежника Кокса.

— Я не знаю, следует ли его считать источником волнений. Но нельзя сомневаться, что это настоящий черный ворон, а этого мне достаточно. Он помог шестнадцати преступникам-ирландцам, разыскиваемым правосудием, отплыть на корабле в Америку.

— Все это мне известно, — нетерпеливо произнес Вэйн.

— Очень хорошо! Вчера, имея в виду предстоящую экзекуцию, я попытался найти Смокера, которому было поручено ликвидировать эту небольшую проблему. Я нигде его не нашел.

— Это же палач! Я надеюсь, что в конце концов вы…

— Вы вполне могли надеяться, что я, лучшая ищейка Лимерика, найду его! И конечно, я нашел его! В одном из рукавов Шаннона, в луже воды среди камышей, с зеленым крестом на лысом черепе.

— Знак ирландского убийцы! — воскликнул Вэйн.

— Такое в последнее время встречается все чаще и чаще, — спокойно продолжил Пиви. — Кто знает, может быть, такова будет и наша судьба — появиться у ворот в ад с зеленым крестом на лбу!

— Замолчите! Я не хочу слышать про этот ужас, — простонал Вэйн, заткнув уши.

— Ладно, хватит шуток! Вернемся к реальности! Смокер мертв, и его остается только похоронить. Но его смерть не должна помешать нам повесить Кокса. Я реквизировал карету со свежими лошадьми и отправился в Тилламор, чтобы попросить тамошние власти одолжить нам палача на короткий срок.

— Очень разумный поступок!

— Конечно, заплатив им несколько фунтов стерлингов. Палач по имени Роуп — подходящее имя, не правда ли? — приехал со мной в Лимерик. Должен сказать, что это весьма жизнерадостный тип… Кстати, я пригласил его выпить стаканчик в нашей компании.

— Вот как? — пробормотал почтенный судья, которому не очень понравилось это приглашение.

— Не беспокойтесь, он не сможет приехать. Мы проехали городские ворота и укрепления, когда послышался свист и удар по голове выбросил меня из кареты. Кровь залила мне глаза, и мне было очень больно, но я не потерял сознание.

Я слышал, как кричал и ругался кучер. Когда мне удалось стереть кровь с лица, я с ужасом увидел, что на сиденье напротив меня неподвижно лежал Роуп с разбитой головой. Мертвый, мертвее не бывает! Все дело в том, что попавший ему в голову камень весил около фунта, тогда как камень, доставшийся мне…

Судья Вэйн вскочил на ноги с красным лицом и вытаращенными глазами.

— Два убийства и попытка убийства… Это уж слишком! Если эти бандиты полагают, что им достаточно убивать палачей, чтобы парализовать десницу закона, то они сильно ошибаются. Они могут расправляться с палачами, все равно им не удастся продлить жизнь Кокса даже на один час!

В этот момент в дверь, постучавшись, вошел Беллоу.

— Вот портвейн, ваша честь. Если бы ставни не были закрыты, вы могли бы увидеть большое пламя. Один прохожий, который разбирается в пожарах, сказал мне…

— Вон отсюда, мерзавец! — заорал судья. — Зачем ты это говоришь мне? Я не стал бы возражать, загорись сразу вся Ирландия, от Лимерика до Лондондерри.

Неожиданно страшный удар потряс все здание от основания до крыши. На улице раздался сильный взрыв, за которым последовала целая серия взрывов, все более и более сильных, сопровождаемых воплями толпы.

Пиви вскочил и хотел броситься к выходу, но Вэйн удержал его.

— Осторожнее! Если это начался бунт… — воскликнул он.

— И что тогда? — яростно заорал капитан, резко высвобождаясь.

Распахнув наружную дверь, он окликнул пробегавшего мимо солдата:

— Эй, что тут происходит?

Солдат остановился.

— Как хорошо, что это вы, капитан! Как видите, на улицах города царит настоящий ад! Банда мятежников захватила тюрьму, освободила всех заключенных и подожгла ее. Говорят, что они взорвали несколько зданий. Они убивают всех солдат и чиновников, которые попадаются им навстречу.

Капитан Пиви уже бежал к горевшей тюрьме. Этот грубый и решительный офицер отличался завидным мужеством.

Он уже не думал о своем друге Вэйне, постаравшемся сразу же забаррикадироваться в своем доме.

— Беллоу, — скомандовал он, — заприте все двери, соорудите перед дверьми баррикады из шкафов и другой мебели. Соберите всех слуг. Раздайте им ружья и пистолеты — они должны защищать меня. Не дайте этим ирландским дикарям захватить меня!

— Они не смогут ворваться сюда, — заявил флегматичный Беллоу, выписывая круги в воздухе тонкой тросточкой. — Я держу их на расстоянии. Жаль, что я не могу вам обещать то же самое в отношении этих жутких зеленых огоньков!

— Что еще за зеленые огоньки? — пробормотал ошеломленный судья.

— Я не знаю, связаны ли они с волнениями в Ирландии, — невозмутимо продолжил Беллоу, — но их цвет совпадает с цветом крестов, которые мятежники рисуют на лбах солдат и стражников, которым сворачивают шеи.

— Замолчи! Я больше не хочу слушать тебя!

— Время от времени эти зеленые огни проникают в наши коридоры, сэр. Сначала я пугался, но потом оказалось, что они совершенно безвредны.

— Очевидно, это блуждающие огоньки или что-то в этом роде, — с надеждой в голосе предположил лорд-судья.

— Блуждающие огоньки! — ухмыльнулся Беллоу. — Клянусь святым Патриком, ваша честь, неужели вы думаете, что я не смогу отличить безобидный блуждающий огонек от адского огня? Уверяю вас, здесь опять замешаны призраки. Возможно, они не такие уж вредоносные. В этом случае я постараюсь справиться с ними.

— Я не хочу слышать о них! — завопил Вэйн. — И почему только я не остался тихо и мирно в моем спокойном Престоне!

— Смотрите, вот один из этих огней! — воскликнул Беллоу.

Действительно, коридор и лестница внезапно заполнились бледно-зеленым сиянием. С кухни доносились испуганные крики прислуги.

— Вот и все! — заявил спокойным тоном Беллоу.

Хозяин ничего не ответил ему. Он успокоился в своем кресле, потеряв сознание.

 

Глава II

Беглецы

В середине прошлого века пейзаж между эстуарием Шаннона и горами Энни, расположенными севернее, не отличался большой привлекательностью. Здесь чередовались девственные земли, болота и леса — дикие территории, малопригодные даже для редких неопытных и беззащитных путешественников. Тем не менее осенью этот дикий пейзаж выглядел весьма живописно. Никогда не знавшие плуга земли одевались в пурпур роскошных наперстянок, красные буки щедро разбрасывали сладкие орешки, а рыжики, большие красивые грибы, вкусом напоминающие только что испеченный хлеб, высовывали повсюду из травы свои пухлые шляпки.

Болота казались естественными заповедниками, так как кишели чибисами, кряквами, утками-мандаринками и длиннохвостыми утками. Иногда, в сгущающихся сумерках, можно было услышать тонкий свист шилоклювок и даже звонкий крик одинокого гуся.

Одна из уток в настоящий момент жарилась на ярко пылавших смолистых дровах. Вокруг костра сгрудилось около десятка оборванцев, один из которых громко читал вечернюю молитву.

— Аминь! — закончил молитву низкий голос. Мужчина огромного роста, закутанный в плащ из грубой шерстяной ткани, поднялся на ноги.

— Отец Кокс, может быть, мы уже можем приступить к проверке вкуса этой посланной нам Провидением птицы? — поинтересовался парень, давно с нетерпением ожидавший конца слишком затянувшейся, на его взгляд, молитвы.

Священник кивнул.

— Друзья мои, этой жирной утки, копченых угрей и жареных грибов сегодня будет вполне достаточно, чтобы утолить ваш голод. А вот завтра и в последующие дни, когда мы будем пересекать холмы Энни, с едой у нас будет гораздо хуже.

— Может быть, зеленый призрак добавит к нашим запасам продовольствия пару фунтов табака? — с надеждой в голосе поинтересовался старый изможденный крестьянин, жадно поглядывая на поклажу в тюках из льняной ткани.

— Это вполне возможно, Штуфф. Но в ожидании удачи я советую тебе набивать трубку сушеным клевером. У него не такой уж плохой вкус.

Штуфф вздохнул и принялся покорно посасывать свою трубку с отвратительным запахом.

— Еще бы! Тому, кто, как я, избежал скользящего узла на шее, что угодно покажется замечательным! — изрек он мысль, достойную античного философа.

— Как ты, Штуфф? Тебе стоило сказать: как мы все, — заметил юноша, тоже давно жадно поглядывавший на загадочные свертки.

Десяток собравшихся возле костра оборванцев входили в число двадцати двух заключенных, спасшихся от виселицы, ожидавшей их в Лимерике.

После страшного пожара, превратившего в груду развалин большую часть тюрьмы, вырвавшиеся на волю беглецы направились на запад, к морю. Их бросились преследовать солдаты Его Величества под предводительством капитана Пиви. Восемь беглецов были застрелены, еще четверо пропали в болотах или утонули, перебираясь вплавь через Шаннон. Но ни один мятежник не попал живым в лапы кровавой власти.

— Нам помог сам Бог! — сказал отец Кокс.

— И зеленый призрак! — добавил кто-то.

Отец Кокс улыбнулся, но промолчал. На третий день их скитаний в диких местах он появился, сгибаясь под доброй сотней фунтов груза; он принес ружья Шнейдера, охотничью дробь, остроконечные пули, бисквиты и многое другое из самого необходимого.

— Наверняка все это дал вам зеленый призрак! — в восторге дружно воскликнули Дэн и Пат Тавиши.

— Ладно, друзья, перестаньте давать это смешное прозвище одному верному другу бедных гонимых властью ирландцев! — остановил их отец Кокс.

Но старый Штуфф не согласился со священником.

— Я точно знаю, что это призрак, — проворчал он. — Призрак, доброжелательно настроенный по отношению к нам, но тем не менее настоящий призрак. Потому что, будь он существом из плоти и крови, этот мерзавец Вэйн давно отправил бы его на виселицу. Кто другой осмелился бы разбить голову палачам и нарисовать зеленый крест у них на лбу? Кто использовал зеленый огонь, чтобы поджечь дома наших палачей? Кто посылал загадочные корабли с зелеными парусами в заливы Галвей и Донегал, чтобы забрать беглецов и доставить их в безопасное место в стране, где они могут без опаски придерживаться своей религии? Только призрак, я убежден в этом. А призрак зеленый, потому что зеленый цвет — это цвет вечной католической Ирландии, зеленого Эрина.

— Правильно! Правильно! — хором закричали братья Тавиш. — Кто мажет зеленой краской мерзкие статуи кровавого Кромвеля? Кто рисует зеленые кресты на домах этих отвратительных англичан, крадущих у нас еду и сжигающих наши фермы? Только зеленый призрак!

— Я служу Богу, следовательно, миру! — задумчиво произнес отец Кокс голосом, дрогнувшим от волнения. — Но тот, кто владеет мечом, от меча и погибнет. В настоящее время эти божественные слова вполне могут быть применены к нашим бесчеловечным преследователям…

Каждый беглец получил свою долю съестного, и, когда от еды остались только кости, утолившие голод изгнанники закурили трубки с плохо пахнущим табаком.

— Куда мы направимся завтра? — спросил фермер О’Брайен, зять старого Штуффа.

— Мы пересечем область болот и выйдем к холмам Энни. Таким образом, мы преодолеем значительную часть пути к заливу Галвей, куда за нами придет судно.

— Холмы Энни! Пожалуй, в тех местах у нас могут возникнуть проблемы с красными мундирами! — с сомнением произнес О’Брайен.

— Возможно! — пожал плечами священник. — Но гарнизон Лимерика в последнее время сильно сократился из-за волнений в провинции Ольстер. Если англичане отправят туда подкрепления, мы сможем пройти область холмов, не встретившись с серьезной опасностью. Кстати, в эти края бежали многие мятежники. Я надеюсь, что Бог нам поможет.

— А заодно и зеленый призрак! — упрямо добавил Штуфф.

— Ладно, пусть будет и зеленый призрак, — согласился отец Кокс с улыбкой. — А теперь помолимся за спасение душ наших мужественных соотечественников, погибших в последнее время за свою родину и свою веру.

Все разом встали, и отец Кокс торжественно произнес:

— Штуфф! — Говори и молись!

Старик начал говорить медленно и серьезно:

— Я был изгнан из своего дома и со своей земли, и все, что я заработал многолетним трудом, было у меня отобрано. Моя жена и двое моих детей умерли от голода. Мой старший сын Деррик был убит солдатами. Мой второй сын Патрик был повешен в Дублине за свою любовь к свободе. Моя дочь Брижит скончалась в сумасшедшем доме из-за бесчеловечного обращения с ней англичан. Мой зять О’Брайен и я были осуждены на смерть за то, что вырвали из рук людей, сбитых с толку провокаторами, французского католического священника. При этом нам пришлось побить одного полицейского, которому, впрочем, мы не нанесли ран. Я прошу вас, Господи, даровать вечный покой нашим дорогим усопшим.

— Теперь ваша очередь, Даниэль и Патрик Тавиши, — приказал отец Кокс.

— Пьяный полицейский из отряда по подавлению беспорядков ударил нашего деда рукояткой револьвера без малейшего повода с его стороны, когда он мирно молился возле церкви Шаннона. На следующий день этого полицейского нашли мертвым с зеленым крестом на лбу. Судья Вэйн заковал нас в кандалы, обвинив в убийстве, хотя у него не было никаких доказательств, и приговорил к виселице. Господи, пусть наши усопшие покоятся в мире!

Один за другим все присутствующие говорили о несправедливостях, перенесенных ими, и молились за своих усопших родственников.

— А теперь погасите костер и свои трубки. Настало время для отдыха. Завтра у нас будет тяжелый день, потому что мы не можем долго оставаться в этом краю изобилия, — заявил отец Кокс, благословляя своих несчастных спутников широким жестом.

Они приготовили постели из сухих папоротников и сосновых веток. Вскоре сон позволил забыться несчастным беглецам.

Бодрствовал один отец Кокс. По всей Ирландии разошлись легенды об этом гиганте в шерстяном плаще. Так, о нем рассказывали, что он мог неделями обходиться без еды и питья, что он легко переплывал Шаннон, держа на спине двух людей без сознания, что он мог ударом кулака вышибить толстую дубовую дверь и так далее. Кроме того, ходили слухи, что зеленый призрак был чем-то вроде ангела, которому Бог поручил помогать отцу Коксу.

Когда он неподвижно сидел в сгустившихся сумерках, он походил на скалу, на которую не способны повлиять ни ветер, ни дождь. Но на его лице лежала печать сильных переживаний. Его взгляд, полный сочувствия, скользил по лицам спящих.

— Не мне суждено, Всевышний, вникать в предписанное вами. Только вам известно будущее. Кто из этих несчастных сможет достичь гор Энни? Кто из них увидит залив Галвей? Сможем ли мы подняться на спасительный корабль? Как бы там не было, пусть исполнится воля ваша, Господи…

Внезапно он выпрямился, вглядываясь в далекий холм, едва различимый за деревьями. На его вершине появился странный зеленый огонек, потом он погас, снова вспыхнул и начал ритмично мигать.

Отец Кокс глубоко вздохнул.

Он сразу же понял язык этого загадочного зеленого огонька, передававшего ему опасную новость.

«Двести солдат под командованием капитана Пиви направляются в горы Энни. Ваш путь на запад перерезан. Всей операцией руководит лично лорд-судья Вэйн. Командный пункт — в замке Травер».

Когда передача сигнала прекратилась, священник глубоко задумался.

— Замок Травер! — пробормотал он. — Ах, этот отчаянный Вэйн! Он провоцирует Всевышнего и его справедливый суд!

 

Глава III

Замок Травер

Старинный замок баронов Траверов находился в лесу к югу от холмов Энни.

Члены этого семейства когда-то обладали большим богатством, но их великодушие, глубокое сочувствие к страданиям ирландского народа и непомерные расходы на помощь беднякам сильно сократили размеры их состояния.

В эпоху Кромвеля, этого жестокого гонителя католиков, как ирландских, так и английских, бароны Траверы могли бы приобрести множество земель и большое могущество, если бы отказались от католической веры. Но ни один человек из рода Траверов не опустился до такой низости. Нетрудно представить злобу, которую лондонские власти испытывали к властелинам Энни.

Прошло пятнадцать лет с того дня, когда последний из баронов Траверов подвергся унизительной смерти. Мы говорим «последний», потому что Бернар, единственный сын барона Теренса, пропал бесследно в день казни отца. Замок, переданный под охрану нескольких солдат, которым было на все наплевать, превратился в жилище для крыс и ворон. Поэтому нет ничего удивительного в том, что судье Вэйну так не понравился приказ руководить карательной экспедицией капитана Пиви, используя в качестве базы заброшенный замок баронов Траверов. Не очень надеясь на успех, он отправил в Престон и Лондон курьеров с посланиями, в которых он пытался убедить правительственных чиновников, что срочные административные дела требуют его обязательного присутствия в Лимерике, а он сам страдает приступами ревматизма и острой простуды, в связи с чем предписанная ему экспедиция может оказать пагубное влияние на его здоровье.

Никакие доводы ему не помогли. Короткий и четкий приказ высших должностных лиц потребовал от него приступить к немедленному выполнению предусмотренного плана.

Беллоу, последовавший за своим хозяином в это негостеприимное жилье, постарался как можно лучше благоустроить одну из заброшенных комнат, в которой некоторый уют создавал огонь в камине. Он захватил с собой пару бочонков вина и бренди, а также некоторое количество бутылок с портвейном 1829 года, рассчитывая, что хозяин сможет с их помощью хоть иногда забывать о своих заботах.

Сидя в один из мрачных осенних вечеров у камина, судья прислушивался к успокаивающей болтовне солдат во дворе замка.

— Две сотни солдат с капитаном Пиви во главе… — пробормотал он. — Надеюсь, хоть эту ночь я смогу спать спокойно.

Беллоу, занимавшийся приготовлением горячего пунша, для которого он использовал лошадиные дозы рома и сахара, задумчиво покачал головой.

— Сожалею, что вынужден не согласиться с вами, ваша честь. Капитан Пиви и сто солдат час тому назад направились на запад. Похоже, там были обнаружены следы беглецов из Лимерика, как сообщил один тип, разбирающийся в следах. Еще пятьдесят солдат направилось к побережью, чтобы перерезать пути отступления для мятежников.

— Боже! — воскликнул Вэйн. — Получается, что в моем распоряжении осталось только пятьдесят солдат!

— Это не совсем так, ваша честь. Эти пятьдесят солдат под командой сержанта Биллингса получили приказ расположиться в ближнем лесу с появлением на небе луны. А луна как раз только что высунула свой нос из-за деревьев.

— Как же так? — простонал судья. — Получается, что я остаюсь без охраны в этом логове призраков? Я не согласен! Я категорически против такого расклада!

— Боюсь, ваша честь, что вы ничего не сможете изменить. Все эти распоряжения подписаны высоким начальством и заверены печатями. И сейчас эти бумаги находятся у капрала, следящего за их исполнением.

— Хватит! — закричал судья. — Ты сведешь меня с ума! Ты, по крайней мере, проверил, чтобы двери были на надежных запорах?

— Увы, ваша честь, здешние двери лишены замков, а там, где замки остались, к ним давно нет ключей. Но позвольте мне сказать вам, что я полностью согласен с вами: этот замок — настоящее логово для призраков.

— Вздор! Чепуха!

— Именно это я и сказал, когда дурак-проводник, который должен идти с солдатами, чтобы показывать им дорогу, предупредил меня о призраках. Тем не менее, когда несколько минут назад я проходил большим залом, где висит портрет хозяина замка, которого вы отправили пятнадцать лет тому назад на виселицу, я увидел…

Вэйн, в этот момент поднесший к губам бокал с пуншем, задрожал так сильно, что вылил половину жидкости на себя.

— … Я увидел, как по стене скользнул луч яркого зеленого света, — закончил Беллоу.

— И тогда… Но потом… — забормотал лорд-судья.

— Я должен сказать вам, что, если я уже привык к призракам в нашей квартире в Лимерике, мне понадобится некоторое время, чтобы познакомиться с призраками этой дыры. Для начала я отправился на цыпочках разбираться с призраками в большом зале. И мне показалось, что у здешнего призрака более адская природа по сравнению с теми, что я знал в Лимерике.

Со двора долетел громкий голос отдававшего приказы сержанта.

— Вот они и тронулись в дорогу, — сообщил Беллоу мрачным тоном.

Вэйн залпом выпил оставшееся в бокале содержимое.

— Зажги свечи! Как можно больше свечей! — приказал он.

Свечи! Единственное, о чем не подумал верный слуга! Он достал из багажа четыре тонких сальных свечки, давших четыре жалких язычка огня, едва достаточных, чтобы осветить поверхность большого стола из черного дерева, оставляя всю остальную комнату в колеблющемся полумраке.

С другой стороны, в довершение всех несчастий, им не приходилось рассчитывать на луну. Ночное светило соизволило появиться этой ночью в виде тонкого серпа, едва просвечивавшего сквозь туман и слабо освещавшего квадраты окон.

К счастью, бокал с пуншем оказался достаточно объемистым; к тому же Беллоу наполнил его вровень с краями. Таким образом, Вэйн мог извлечь из него достаточно сил и мужества. Вскоре крепкий напиток помог ему избавиться от первых проявлений навязчивого кошмара.

Оцепенев от ужаса, Вэйн увидел, как два раза подряд зеленое пламя пробежало через комнату, и дважды комната оказывалась залита адским зеленым пламенем. Время от времени Вэйн видел еще и зеленый крест, возникавший из ничего перед его мутным взглядом. Кроме того, ему показалось, что кто-то нанес ему две оглушительные пощечины, а один раз даже сильно пнул ногой.

В конце концов перед ним появилось жуткое зеленое чудовище, и в него вцепились стальные когти.

— Сжальтесь надо мной! — завопил судья, которого трясли, словно грушу.

— Какого черта! Да проснитесь же вы! — раздался грубый голос.

Над судьей склонилось хорошо знакомое лицо капитана Пиви, а отнюдь не отвратительная физиономия зеленого призрака.

Свечи догорели и давно погасли, и через грязные стекла в комнату сочился серый свет утренней зари.

— Что происходит? — пробормотал лорд-судья, едва шевеля одеревеневшим языком.

— Мы сражались с беглецами всю ночь, — рассказал ему капитан Пиви, не старавшийся скрыть свое плохое настроение. — Как мы могли заранее узнать, что эти бродяги были вооружены? В итоге эта карательная экспедиция дорого обошлась нам. Из команды в пятьдесят человек, вышедших из замка под командой Биллингса, в живых не осталось никого!

Я сам потерял двадцать лучших бойцов! Что касается отряда в пятьдесят человек, отправленного к побережью, то он подвергся на берегу нападению мятежников, и я опасаюсь, что от этой команды тоже мало кто уцелел. Это конец моей карьеры, Вэйн.

— А что с беглецами?

— Их было не больше десяти, и из них в живых не осталось никого. Каким-то чудом смог скрыться только этот проклятый папист Кокс. Но он долго не протянет на свободе, потому что я обязательно доберусь до него. Да, Вэйн, я обязательно доберусь до него. Даже если ради этого мне придется заплатить жизнью последнего моего солдата или даже своей собственной жизнью!

Вэйн попытался успокоить капитана, но тот выбежал из комнаты, выкрикивая в неистовстве проклятия.

— И вот я остался один! Как всегда, снова один! — простонал Вэйн.

Через некоторое время ему удалось задремать, и только в полдень он очнулся от сна, заполненного кошмарными видениями. Вид Беллоу, накрывавшего на стол, позволил ему избавиться от теснившейся у него в голове жуткой путаницы мыслей.

Беллоу накормил судью холодным обедом, впрочем, достаточно сытным: говяжий язык, паштет и шотландский сыр.

Вэйн ел за четверых, не забывая и о бутылке доброго вина. В итоге он пришел в хорошее настроение и даже предложил Беллоу выпить с ним стаканчик.

— Если удастся схватить этого отца Кокса, я прикажу его немедленно повесить. Потом, чтобы отпраздновать это событие, мы с тобой вдвоем раздавим бутылочку портвейна 1829 года… Но что это такое?

Закричав от ужаса, он вскочил и кинулся в дальний самый темный угол комнаты.

— В чем дело, ваша честь? — поинтересовался Беллоу.

— Там… Там… — прорыдал Вэйн, указывая на камин.

— Ах да, вижу, вижу, — спокойно сказал слуга. — Забавно, не правда ли? Обычно пламя бывает ярко-красным, а здесь оно почему-то кажется зеленым!

Действительно, над вязанкой дров в камине поднимались языки зеленого пламени.

— Если расспросить того, кто разбирается в зеленом огне… — начал Беллоу, но судья оборвал его и приказал помолчать.

— Хватит болтать! Прикажи запрячь лошадей в дорожный экипаж. Мы возвращаемся в Лимерик.

Беллоу покачал головой:

— Боюсь, это невозможно, ваша честь. Разумеется, экипаж готов в дорогу. Я его основательно почистил и смазал колеса. Но у нас нет лошадей! Всех лошадей забрал капитан Пиви.

— Он не имел на это права! — заорал Вэйн. — Боже, неужели мне придется остаться в этом колдовском гнезде? Неужели я, верховный судья его величества, должен буду сражаться с зелеными призраками?

— От этого никуда не денешься, ваша честь! — пожал плечами Беллоу.

Когда хозяин попросил слугу найти выход из сложившейся драматической ситуации, весельчак Беллоу сказал, что он бы выбрал переход пешком в двадцать пять миль, хотя при этом напомнил мрачные истории с солдатами и чиновниками, попавшими в засаду мятежников. Несчастные пленники были сожжены живыми или четвертованы, а с некоторых была содрана кожа.

— Если все так плохо, то остается ждать, чтобы Господь пришел к нам на помощь, — вздохнул Вэйн. — Мы будем ждать Пиви здесь.

Стемнело, но капитан не появлялся.

— Очевидно, это погоня за проклятым священником завела его слишком далеко, — пробормотал Вэйн, чтобы успокоить себя.

Увы, он больше никогда не увидел капитана. Капитан и остатки его войска были захвачены врасплох беглецами в лабиринте холмов. На перекрестке дорог некоторое время можно было увидеть копье с насаженной на него желтой головой с острым носом.

Наступила мрачная тревожная ночь.

Беллоу удалось разыскать небольшую масляную лампу. Он водрузил ее на стол с холодными блюдами, выглядевшими достаточно соблазнительно, но оставшимися нетронутыми, так как у достойнейшего судьи Ричарда Т. Вэйна окончательно пропал аппетит. В то же время он не забывал то и дело прикладываться к бутылке.

— Беллоу!

Судья позвал слугу довольно громко, но на его зов никто не откликнулся.

— Беллоу!

На этот раз в голосе судьи прозвучал плохо скрываемый страх. Как ни странно, но колеблющееся пламя масляной лампы внезапно стало зеленым. Сначала это был легкий зеленоватый оттенок, быстро ставший более сильным, и вскоре ярким зеленым светом оказалась залита вся комната. Вэйн дернулся, чтобы бежать от зеленого ужаса, но его охватил необычный паралич. Может быть, виновато было вино, парализовавшее его члены? Охваченный оцепенением, он с трудом мог пошевелить пальцем.

Очередной кошмар?

Нет, лорд-судья понимал, что он не спит и что происходящее с ним не может быть жутким сном. Перед двустворчатой дверью возник горевший зеленым пламенем факел.

Он медленно продвигался по комнате; оказалось, что его держало в руке тощее, похожее на скелет существо в плаще с капюшоном, естественно, зеленого цвета.

— Кто вы? — пробормотал Вэйн.

— Ты прекрасно знаешь, Вэйн, кто я такой, — ответило существо глухим голосом. — Я зеленый призрак.

— Что за чушь! — воскликнул судья.

— Конечно, чушь. Я не совсем призрак, и блуждающие огоньки, которые ты давно наблюдаешь, любой мальчишка может получить за несколько шиллингов. Это обычные бенгальские огни. Но из-за этого моя месть не становится менее реальной. Кто я такой? Я хозяин этого дома.

— Этого не может быть! Он умер пятнадцать лет назад.

— Я Бернар Травер, сын твоей первой жертвы. А сейчас наконец наступил час расплаты за твои ужасные преступления, Вэйн.

Вэйн принялся звать на помощь, увидев в руках псевдопризрака тонкую веревку.

— Я осудил тебя на смерть, Вэйн. Ты умрешь той же отвратительной смертью, что и мой отец.

Веревка обвилась вокруг шеи верховного судьи и начала стягиваться.

— Остановитесь, умоляю!

Зеленый призрак перестал затягивать скользящий узел.

В дверном проеме появился отец Кокс.

— Бернар Травер, — заявил священник властным тоном, — слишком много крови уже было пролито. От имени Того, кто потребовал: «Не убий», я приказываю вам сохранить жизнь этому человеку.

— Как, отче? Вы хотите помиловать этого негодяя, помиловать, чтобы позволить ему совершать новые преступления?

— Он не сможет остаться преступником. Он наш пленник, и он пойдет с нами. Я еще не знаю, какая судьба ждет его, но в любом случае у него будет возможность раскаяться, перестать жить преступной жизнью и таким образом, возможно, спасти свою жалкую душонку.

Вэйн наконец смог перевести дух. Он не мог поверить, что отец Кокс, за голову которого он назначил цену, может помиловать его. Но он не смог поверить не только своим ушам, но и своим глазам, когда зеленый призрак откинул капюшон. Это оказался его слуга Беллоу!

 

Эпилог

1860 год.

Три изможденных человека пересекали гористую область Северной Америки, дикую и опасную из-за индейских племен, таких, как сиу и пони, бродивших в этой местности в надежде на добычу и месть белому человеку.

Но опасность не пугала этих людей. Слишком многочисленными были эмигранты, которым требовалось оказать помощь. Нельзя было забывать и краснокожих, которым было необходимо передать божественное Слово.

Все трое были солдатами Господа, готовыми отдать свою жизнь за Веру.

Двумя годами позже редкие путники, проезжавшие здесь, никогда не забывали остановиться перед тремя небольшими деревянными крестами.

Это были могилы трех Божьих посланников, заразившихся и умерших, когда они лечили индейцев племени пони, заболевших лихорадкой, страшным бичом этих мест.

Старательные, хотя и неловкие руки вырезали их имена в твердой древесине, быстро покрывшейся зеленым мхом:

Отец Кокс

Бернар Травер

Ричард Т. Вэйн

 

Глава I

Призрак Мату Гросу

Окоти осторожно поднял голову и огляделся. Потом он быстро пополз к колючему кусту, послужившему ему убежищем, так как услышал странный шум.

Несущие угрозу звуки приближались, а у Окоти не было оружия.

Колючие ветки раздвинулись; появился кабан, покрытый черной шерстью. Его блестящие глаза злобно уставились на человека.

Окоти улыбнулся. Всего лишь дикий поросенок, ничего особенного. Жаль, что у него не было с собой ни копья, ни даже ножа. Он сильно проголодался, и кусок жареной свинины пришелся бы весьма кстати. Но особенно жалеть об этом не стоило — он должен был соблюдать осторожность, и ему было не до охоты. Его жизнь была в опасности.

Он не мог продолжать прятаться в кустах. Вокруг него начали виться большие зеленые мухи, и, что было гораздо хуже, в покрывавших почву опавших листьях то и дело мелькали коралловые змейки. Одного укуса этой красивой рептилии было достаточно, чтобы отправить его к праотцам.

Может быть, ему стоит рискнуть и двинуться к реке? Это давало ему какой-то шанс на спасение. Если он вообще мог надеяться, что останется в живых…

Собрав в кулак все свое мужество, он выбрался из колючего куста так ловко, что не зашуршал ни один сухой лист, не треснула ни одна ветка. Он оказался на узкой тропинке. Над тропой склонялись могучие ветки деревьев, с которых лениво свисали змеи, очень похожие для неопытного взгляда на обычные лианы. Он знал, что эти змеи не опасны, если не дергать их за хвост, и спокойно проскользнул мимо них.

Индеец какота, захвативший его, был вынужден отпустить пленника, почувствовав приближение врага. Возможно, теперь он собирался вернуться, чтобы силой увести его в лесную чащу?

Он резко остановился. Перед ним поперек тропинки лежал тот самый индеец какота с остекленевшим взглядом, продолжавший сжимать в руке деревянное копье.

Окоти осторожно приблизился к телу врага, убедился, что тот мертв, и с отвращением пнул его ногой.

— Вонючая гадюка! Шелудивый пес! Надеюсь, что твоему духу не суждено покоиться в мире!

Страшные слова в устах двенадцатилетнего ребенка. Но гнев Окоти был вполне понятен.

Он принадлежал к мирному племени индейцев морокуи, жившему за счет ловли рыбы, кишевшей в реке Жапура, и охоты на мелкую дичь в прибрежных лесах. Индейцы морокуи дружелюбно встретили белых миссионеров и не возражали против крещения их младенцев. Время от времени они добирались по Амазонке на своих узких длинных пирогах до Манауса, где общались с приветливо встречавшими их белыми людьми.

Осталось ли что-нибудь от их племени, спокойно жившего на берегу великой реки? Их небольшая деревушка была уничтожена огнем, мужчины и женщины перебиты, а дети унесены в бесконечный девственный лес. Окоти видел собственными глазами, как упал добрый отец Санчес с сердцем, пробитым стрелой из лука.

Виновными в этом ужасе были индейцы соседнего племени какота, с которыми морокуи мирно сосуществовали много лет. Один из них, настоящий великан, ворвался в хижину родителей Окоти и уволок мальчугана в лес, избив при этом беднягу до полусмерти.

Окоти задрожал. Ему доводилось слышать рассказы о том, что индейцы какота приносили своим богам человеческие жертвы. Еще более жуткие рассказы невнятно упоминали о том, что какота очень интересовались человеческой плотью, особенно если речь шла о детях.

Окоти тайком призвал на помощь святую женщину, о которой часто рассказывал отец Санчес. Красивая женщина в длинной одежде, голубой, как небо, с лучистыми, словно восходящее солнце, глазами. Конечно, она услышала его призыв, поскольку похититель детей лежал мертвым у его ног. Окоти заметил на лбу индейца небольшое отверстие, их которого вытекала тонкая струйка крови.

Он осмотрел оружие врага — тонкое копье с острым наконечником, лук и стрелы, очевидно, отравленные, и блестящий нож, очень похожий на те, что он видел у белых. С этим оружием он мог теперь охотиться, и ему не грозила голодная смерть.

«Жаль, что наткнувшийся на меня кабанчик больше не появлялся», — подумал он.

— Карру! Бу-бу! Карру! Ух, ух!

Крики послужили сигналом для настоящей лавины орехов, больших и очень твердых. Один из них ударил его по поврежденному плечу, причинив сильную боль.

Таким образом его встретили обезьяны-ревуны.

Окоти видел их сквозь плотную листву, когда они срывали орехи, чтобы обстреливать его.

Весьма шумные соседи, но в настоящий момент весьма своевременно появившиеся.

Он поднял лук, прицелился в нечеткую тень и спустил тетиву.

Попал!

Уродливая черная обезьяна упала с дерева.

Окоти быстро вырвал стрелу из раны и вырезал часть мяса вокруг нее, чтобы избавиться от яда.

Ему нужно было разжечь огонь, ведь он знал несколько способов добыть его, но на это требовалось много времени.

В случае необходимости жители леса не останавливаются перед поеданием как сырого мяса, так и сырой рыбы.

Ему хватило нескольких минут, чтобы заполнить голодный желудок.

С пояса индейца племени какота он снял деревянную фляжку с водой и немного отпил из нее. Ему нужно было соблюдать бережливость, так как он не знал, когда ему удастся добраться до реки. А окружавшая его растительность явно свидетельствовала, что поблизости не было ни ручьев, ни каких-либо водоемов.

Он быстро зашагал по тропинке. До вечера было далеко, и, несмотря на царившие под пологом тропического леса вечные сумерки, сквозь густую листву пробивалось достаточное количество света.

Он не сомневался, что опыт лесного обитателя позволит ему найти удобное место для ночлега, надежно защищенное от ягуара, самого страшного врага человека в тропиках. Например, для этого годилась одна из широколиственных пальм-каучуконосов, с хрупкими нижними листьями, не выдерживающими вес крупного хищника.

Разумеется, он предпочел бы спать внутри надежной деревенской ограды, но он уже не единожды проводил ночь в лесу со своим отцом Меремио, когда во время охоты их заставала темнота.

Теперь дух отважного Меремио оказался в лесах счастливой охоты, куда какота из-за их подлого поступка никогда не смогут попасть.

Окоти улыбнулся. Сейчас его отец, мать и два младших брата были счастливы. Убитый вместе с ними отец Санчес обязательно займется его семьей в том краю. А мерзкий индеец какота, похитивший его, будет гореть в вечном огне.

Справедливое наказание!

* * *

Окоти выбрал подходящую гевею, огромное дерево невероятной высоты. Он ловко вскарабкался по гладкому стволу и устроился высоко над землей между несколькими большими ветвями. Здесь ему можно было не опасаться ни змей, ни скорпионов, ни ядовитых пауков, так как эти существа избегали богатых смолой деревьев.

Жалобный вопль разделся в глубине леса. Несмотря на все свое мужество, юный индеец вздрогнул. Это вышел на охоту ягуар. Через некоторое время его крик повторился, на этот раз совсем близко. Неожиданно он замолчал и больше никак не проявлял свое присутствие.

Серая тень скользнула по тропинке. В темноте загорелись два глаза, похожих на кошачьи. Тень остановилась у подножья дерева, на котором уснул Окоти, и прислушалась.

От мест, где появлялась тень, ягуар старался держаться подальше. Даже анаконда, гигантская и смертельно опасная змея, боялась этого существа.

Окоти ничего этого не знал.

Потому что серая тень была одной из самых больших тайн девственного бразильского леса Мату Гросу.

 

Глава II

Расплата

Когда-то, в период интенсивной колонизации, Консейда была красивым и богатым городом, с собором, монастырем, дворцом для сеньора губернатора и центральной площадью. Южнее, в верховьях Жухуры, притока Амазонки, располагались многочисленные месторождения золота. Реки кишели рыбой, а в окрестных лесах водилось самая разнообразная дичь.

Потом, совершенно неожиданно, примерно лет сто пятьдесят назад, река резко, на несколько миль, изменила русло, а оставленная рекой долина превратилась в цепочку гнилых болот, в которых развелись мириады комаров, разносивших смертельную болотную лихорадку.

К концу XVIII века от Консейды сохранилась небольшая группа рудников, постепенно отступавших перед девственным лесом. Суровый Хуан Родригес, последний из губернаторов края, к этому времени лишенный власти и авторитета, покинул свой дворец, где деревья уже пробивали крышу, и бесследно исчез.

Никто так и не узнал о том, что случилось с ним. Было известно только то, что он никогда не появлялся на побережье. Так или иначе, его долго и безрезультатно искали на большой территории от Манаоса до Сантарема.

Но собор, когда-то такой величественный, а теперь частично разрушившийся, не был окончательно заброшен. Для ухода за ним нашлись священник и десяток туземцев, продолжавших населять мертвый город на протяжении нескольких лет жизни, оставленной им малярией, ядовитыми змеями и бродячими индейскими бандами.

В итоге в этой дикой, опасной Амазонии, в заброшенном соборе, появился священник-француз из Пикардии, много лет странствовавший по всему миру. Его начальство часто пыталось заставить его покинуть это опасное место и перебраться в более цивилизованные регионы этой громадной страны. Каждый раз он отказывался вежливо, но решительно.

— Несколько лет, которые мне осталось прожить на этой земле, — говорил он, — я рассчитываю отдать воспитанию дикарей-индейцев и их наставлению на путь истинной веры.

Его друзья, хорошо знавшие этот дикий край, качали головой.

— Эти, мягко говоря, бездельники из племен туратов и памасов — настоящие дикари. Конечно, памасы — это великолепные представители человечества, сложенные подобно греческим героям, но обладающие сердцем демонов — если, конечно, у демонов бывает сердце.

На это падре Сальвадор отвечал:

— Я согласен с вами. Но кроме них есть племя мирных морокуи. Слишком добродетельных и, к сожалению, предоставленных печальной судьбе, неизбежной в этом аду!

Этим жарким летним днем отец Сальвадор то и дело повторял эти слова.

За три месяца до описываемых событий деревня морокуи была уничтожена злобными какота, перебившими всех ее жителей до последнего ребенка. Его друг отец Санчес тоже оказался в числе жертв.

Отец Сальвадор, сидевший на самодельной скамье на веранде своего скромного жилища, с негодованием смотрел на стоявшего перед ним мускулистого индейца.

— Меня зовут Гавио. Я вождь племени какота…

— В этом случае тебе не стоило появляться здесь, — оборвал его священник. — Скоро речная полиция поднимется вверх по течению реки до нашего местечка. И я клянусь, что не стану им мешать, когда они повесят нескольких какота за совершенные преступления.

Гавио ухмыльнулся:

— Полицейские в этом году не станут подниматься выше Сантарема, падре. И если даже они изменят свои планы, они не встретят ни одного какота. Я решил уйти со своим племенем глубоко в лес.

Гавио бегло говорил на португальском с той поры, когда был проводником научной экспедиции, вышедшей из Альмерии.

— Что тебе нужно здесь? — суровым тоном поинтересовался священник.

— Я ищу золото, падре. Мне нужно много золота.

Священник засмеялся:

— Золото? Я много слышал о здешнем золоте, но в мои руки ни разу не попало ни одной золотинки.

Индеец яростно замотал головой:

— Падре говорит неправду. Я знаю, что сокровища сеньора губернатора Хуана Родригеса спрятаны в Консейде, и падре поручено стеречь их. Какота знают стоимость золота и драгоценных камней. Им необходимы золото и блестящие камни, чтобы приобрести ружья, ножи и разные другие полезные вещи. Все, что продадут им жадные белые люди.

— Убирайся отсюда, бандит, — прошипел священник, — пока я не прошелся собачьей плеткой по твоей спине.

— Падре не сделает этого, потому что у меня есть кое-что для продажи ему. Кое-что, имеющее для него ценность, намного большую, чем все сокровища губернатора.

Священник с удивлением посмотрел на индейца:

— Слушаю тебя.

— У меня есть черная шкатулка, в которой падре Санчес спрятал все, что он использовал во время своих магических ритуалов.

Падре Сальвадор пошатнулся, словно получил пощечину. Получается, что бандиты завладели облатками, елеем и предметами культа!

Гавио злорадно ухмыльнулся:

— Если падре не даст нам золота, мы отдадим все, что хранится в шкатулке падре Санчеса, нашим богам: змею Уреку в лесу и священному кайману в реке.

— Ты не осмелишься сделать это!

— Если падре выглянет в окно, он увидит, что черная шкатулка лежит на площади. Но пусть он не надеется завладеть этой шкатулкой, потому что ее стерегут два могучих индейца какота, вооруженных копьями и луками со стрелами.

— Господи, не дай им совершить подобное святотатство! — пробормотал священник и подошел к окну.

Действительно, шкатулка отца Санчеса находилась там, но возле нее не было сторожей.

— Каррамба! — заорал заметивший их отсутствие Гавио. — Что случилось?

Ему ответил звонкий голос:

— Случилось то, что эти грязные псы какота убежали. Не знаю, как далеко они смогут скрыться, потому что их преследует серая тень!

Вдали послышались выстрелы. Четыре ружейных выстрела.

— Вот не стало еще четырех бандитов какота! — радостно воскликнул незнакомый голос. — Будет, чем полакомиться крокодилам!

Гавио задрожал, словно ему внезапно стало очень холодно.

— Падре! — взмолился он. — Возьмите меня под свою защиту! Это голос самого дьявола! Серая тень убьет всех нас…

Отец Сальвадор не смог никого увидеть, сколько он ни осматривался.

— Перестаньте играть в прятки, — попытался он уговорить невидимку. — Покажитесь, я должен увидеть вас.

— Сейчас, падре. Но перед этим Гавио должен поднять руки. Мое ружье нацелено на его голову.

Через минуту из-за зеленой изгороди акаций появился юный индеец в голубой рубашке и панталонах. В руках он держал ружье ремингтон, нацеленное на какоту.

Отец Сальвадор нахмурился. Этот юноша был ему знаком.

— Постой, постой! По-моему, ты помогал отслужить мессу отцу Санчесу?

— Да, падре. Меня зовут Окоти. Я один остался в живых из племени морокуи. И я принес вам шкатулку падре Санчеса с приветствием серой тени. Вы увидите, в шкатулке все сохранилось в целости.

— Вы слышали, падре! — простонал Гавио. — Он говорит про серую тень! Этот мальчишка — настоящий демон! Его нужно убить как можно скорее!

— Это тебя, Гавио, нужно убить! — воскликнул юноша.

Священник встал между индейцами.

— Ты же христианин, Окоти, сказал он. — Ты должен знать нашу заповедь: не убий. Опусти ружье.

Окоти подчинился с явным неудовольствием и пробормотал:

— Встречаются змеи и крокодилы, преступления которых гораздо меньше, чем то, что совершил Гавио. И тем не менее мы их убиваем.

— Что такое серая тень? — спросил священник.

Юноша покачал головой:

— Это тень, и она серая — вот все, что я могу сказать вам. Она дала мне это ружье и научила стрелять из него. Какота — предатели. Серая тень все равно убьет их всех.

Вдалеке раздалось еще несколько выстрелов.

— В них выпущена целая обойма! — весело сообщил Окоти.

— Теперь все какота, которые охраняли шкатулку с дарами, мертвы. Зачем оставлять в живых Гавио, падре? Он самый зловредный из этого племени.

— Не позволяйте ему убить меня, падре! — взмолился Гавио. — И ни в коем случае не позволяйте ему отдать меня серой тени!

— Хорошо, ты можешь остаться у меня, — заявил отец Сальвадор. — Может быть, мне когда-нибудь удастся избавить тебя от зла. Хотя в твоем случае трудно надеяться на успех…

Окоти выглядел разочарованным.

— Может быть, падре, я могу всадить ему пулю в ногу? Тогда он будет хромать до конца своих дней, потому что я постараюсь попасть в сустав.

— Ты не должен коснуться даже одного его волоска, Окоти. Поблагодари серую тень от моего имени и скажи ей, что я буду молиться за нее… И конечно, за тебя. Попроси тень, чтобы она перестала убивать какота. Они достаточно сурово наказаны.

— Хорошо, падре! Я передам тени твое послание! — воскликнул юноша перед тем, как исчезнуть за живой изгородью.

Гавио рухнул на колени.

— Падре, отныне моя жизнь принадлежит вам, и я должен стать вашим слугой!

— Глупости! — пробурчал священник.

— Если я уйду отсюда, серая тень схватит меня. Она не знает жалости. Она всегда наказывает тех, кто… совершил что-то плохое.

— Она не имеет права на это. Только Господь и служители закона могут наказывать.

— Вы не собираетесь бросить меня в черную яму до того, как здесь появится речная полиция?

Сальвадор пристально посмотрел на индейца.

— Нет, не собираюсь. Ты можешь приходить ко мне и уходить, когда захочешь. И если тебе будет нужно, можешь совсем уйти отсюда.

— Но я хочу остаться! Где еще я смогу найти убежище и защиту?

— Тогда оставайся. Возьми этот кувшин и сходи за водой к источнику. Разожги огонь и положи в миску бобы. Приближается время обеда.

Таким образом Гавио, бандит-клятвопреступник, поступил на работу к отцу Сальвадору, чтобы искупить свою вину. Выкуп за черную шкатулку так и не был никогда выплачен.

 

Глава III

Неожиданные гости

Сезон дождей заканчивался. В последнее время на долю отца Сальвадора выпали тяжелые испытания, так как эпидемии свирепствовали во всех находившихся в этих краях племенах индейцев. Более того, среди индейцев начался голод, так как дичь ушла далеко в лес, а рыбная ловля стала почти невозможной из-за быстрого течения широко разлившихся рек.

Караван, один раз в два месяца снабжавший Консейду продовольствием и разными промышленными товарами, не смог выйти из Манаоса из-за плохого состояния дорог. В совсем еще недавно процветающем селении начались трудности из-за отсутствия самого необходимого.

Отец Сальвадор владел самыми разными специальностями — он был врачом, охотником, рыбаком, кузнецом и столяром. В то же время индейцы памас, стоики по натуре, но обладавшие слабым характером, предпочитали умереть от голода, но ничего не делать, чтобы изменить ситуацию.

Гавио верно служил своему господину, выполняя множество самых разных поручений. Он совершал отважные вылазки в лес, в это время кишевший опасными ядовитыми змеями, чтобы раздобыть парочку диких кур или хотя бы обезьяну. Конечно, это была весьма посредственная еда, но за неимением лучшего…

Рискуя жизнью, он на небольшой пироге поднимался вверх по течению в поисках рыбы, которую добывал с помощью копья. Иногда ему удавалось добыть капибару, крупного грызуна, дававшего не менее ста фунтов прекрасного мяса. Отец Сальвадор почти не прикасался к добыче, большая часть которой передавалась голодающим памас.

— Будет лучше, если вы позволите им умереть, — нередко говорил Гавио отцу Сальвадору. — Когда они восстановят силы, они отблагодарят вас очень просто: они ограбят вас или даже убьют, если им это покажется выгодным.

За подобные слова он обычно получал строгий выговор.

— Они божьи дети, Гавио, такие же, как ты и я.

Священник с большим трудом приобщал Гавио, фанатично обожавшего природу, к истинной вере. Наиболее действенными при этом оказывались соображения материального порядка. Индеец прежде всего постарался понять мотивы, согласно которым Бог священника был готов защищать его от серой тени и речной полиции.

Вечерами, при колеблющемся свете факела, отец Сальвадор нередко наблюдал, как индеец тяжело вздыхает и бормочет что-то невнятное.

— Падре Санчес, который сейчас находится на небе, он сильно сердится на меня? — спросил он однажды у священника.

— Нет, конечно, — ответил отец Сальвадор.

— Но… Мне кажется, что его убило мое копье, — пробормотал Гавио.

— Если ты будешь продолжать правильную жизнь, ты когда-нибудь тоже попадешь на небо, и ты увидишь, что вы оба быстро станете хорошими друзьями.

— Я надеюсь на это, падре. Но я также надеюсь, что серая тень и этот мерзкий Окоти не попадут на небо. Ведь только благодаря им у меня жизнь стала такой трудной!

Священник засмеялся и сказал, что на небе никто никому не усложняет жизнь. Тем не менее Гавио явно не был полностью убежден его словами.

— Сегодня я убил небольшого крокодила, падре. Я отдам его целиком индейцам памас, ничего не оставив себе.

— В этом случае, друг мой, ты находишься на верном пути и скоро станешь настоящим христианином!

Неожиданно дождь прекратился и солнце пробилось сквозь слой облаков. Тем не менее некоторое время требовалось продолжать лечить больных памас хинином и снабжать их хорошей едой. Сейчас эта задача облегчилась тем, что поблизости от селения стали опускаться стаи диких гусей, а размножившиеся водяные свиньи стали более легкой добычей. В результате алюминиевые кастрюли, заполненные мясом, стали более весело кипеть в полуразрушенных хижинах памас, постепенно выходивших из состояния апатии.

Однажды утром Гавио взлетел, задыхаясь, по ступенькам лестницы на веранду, где отец Сальвадор читал свой молитвенник.

— Падре, к нашему берегу пристало каноэ с тремя белыми! На веслах сидят индейцы паратинтин!

Священник закрыл молитвенник и поспешил на берег вслед за своим слугой. Они вскоре встретили трех европейцев и носильщика-индейца. Выяснилось, что это члены небольшой английской научной экспедиции, занимавшейся проблемами этнографии и археологии. Экспедиция состояла из двух профессоров, Рутледжа и Уилза, и возглавлялась лордом Уилдоном.

— Рад вас видеть здоровым, — обратился лорд Уилдон к священнику. — В Манаосе мне ничего не смогли сказать о вас. Они полагали, что вам не удалось пережить этот жуткий сезон дождей. Я привез для вас рекомендательное письмо от епископа Пары.

В письме епископ просил содействовать лорду Уилдону и его спутникам при проведении исторических и археологических исследований в районе Консейды.

После обеда, во время которого особенно отличился Гавио, прекрасно приготовивший мясо небольшой капибары, профессор Уилз откашлялся и принялся рассказывать о целях экспедиции:

— Лорд Уилдон, обеспечивающий финансирование экспедиции, рассчитывает собрать материалы о старинной Консейде времен эпохи колонизации и, прежде всего, о последнем губернаторе.

— Вы имеете в виду сеньора Хуана Родригеса? — уточнил отец Сальвадор.

Уилз улыбнулся:

— Да, его действительно звали так. Вам не кажется, что это имя звучит несколько на иберийский лад?

— Значит ли это, что вы считаете его испанцем?

— Нет, он был англичанином.

Профессор извлек из кармана записную книжку.

— Он родился в Лондоне в 1767 году и покинул Великобританию в 1792 году по причинам… Скажем, причинам личного характера.

— Потому что он вел в ранней юности весьма сумбурную жизнь, — вмешался в беседу профессор Рутледж.

— Вам стоило бы помолчать, — проворчал Уилз.

— Почему я должен молчать? Время прошлось губкой по истории его шалостей. Впрочем, это вполне естественно для человека, сумевшего собрать огромное богатство.

— Он действительно был богат? — спросил священник.

Рутледж посмотрел на него с насмешкой.

— Можно подумать, отец, что вы не знали этого, — ядовито ухмыльнулся профессор.

Уилз остановил его нетерпеливым жестом.

— Когда он обосновался в этих краях, он завладел добычей золота на месторождениях в районе Консейды, а также здешней гаримпейрой, то есть алмазным рудником. На этих месторождениях работали многочисленные рабы-индейцы, часто не выдерживавшие суровых условий эксплуатации. Потом, где-то между 1802 и 1805 годами, Хуан Родригес исчез из обращения.

— Да, это надежно установленный факт, — подтвердил отец Сальвадор.

— Вам стоит узнать, что в действительности Хуана Родригеса звали Уильям Уилден.

— Он был моим дедом, — заявил лорд Уилдон. — И если я сейчас оказался здесь, отец Сальвадор, то только потому, что получил от бразильского правительства безусловное право стать владельцем имущества моего пропавшего родственника.

— Имуществом! — воскликнул пораженный отец Сальвадор. — Хотел бы я знать, что может принадлежать ему здесь, если не считать развалин его дворца?

— Именно это мы и должны выяснить, — сухо сказал Рутледж. — И мы рассчитываем, что вы поможете нам, падре.

Именно в этот момент священник понял, что до сих пор ни разу не взглянул достаточно пристально на своих гостей. Он присмотрелся к ним более внимательно, и то, что он узнал в результате этого изучения, ему не понравилось. Да, лорд Уилдон явно принадлежал к светскому обществу. Высокий, стройный, физически крепкий, он казался бы красивым мужчиной, если бы его черты, сухие и резкие, не были искажены отсутствием эмоций. Тем не менее, Сальвадор не назвал бы его антипатичным.

Профессор Уилз выглядел типичным интеллектуалом — высокий лоб, ясный взгляд, ухоженные руки. Тем не менее вместе с этим было в его облике нечто неискреннее, что вызвало подозрения священника.

Что касается Рутледжа, то он неприятно контрастировал со своими компаньонами. Гигант ростом около шести футов, со смуглым прыщавым лицом, толстыми губами и маленькими глазками, глубоко сидевшими в глазницах. Хотя его и представили священнику в качестве профессора, его язык отличался грубостью и отсутствием культуры. Все это, а также низкий лоб делали его похожим не на ученого, а скорее на грузчика или хозяина кабака.

Священник пожал плечами с безразличным видом.

— Легенды и фантастические выдумки, которые встречаются в этих краях чаще, чем крокодилы в Амазонке, постоянно твердят о спрятанных сокровищах, о сказочно богатых рудниках золота и алмазов. На мой взгляд, заслуживают изучения только развалины старинного дворца, да и то преимущественно с точки зрения зоолога, решившегося рискнуть своей жизнью ради науки. Дело в том, что в подвалах этого дворца можно встретить не менее трех десятков разновидностей различных ядовитых существ — змей, скорпионов и смертельно опасных тысяченожек. Говорят, там встречаются и тинтинас.

— А что это такое? — поинтересовался Уилз.

— Это паук размером с большого краба, снабженный колючими лапами и ядовитыми клыками. Это, пожалуй, самый страшный убийца в мире животных. Одного укуса или укола достаточно, чтобы жертва скончалась через несколько минут в ужасных муках.

— Хватит! — воскликнул Рутледж. — Мы добрались до вашего городка совсем не для того, чтобы выслушивать разные глупости!

Отец Сальвадор, задетый этой грубостью, встал.

— Сожалею, господа, но мне больше нечего вам рассказать. — заявил он ледяным тоном.

 

Глава IV

Сокровища губернатора

Гавио низко наклонил голову, не решаясь посмотреть в лицо своему господину.

— Что нужно этим памас, постоянно шатающимся вокруг церкви? — спросил отец Сальвадор. — Они обычно никогда здесь не появлялись.

Гавио вздрогнул. Помолчав, он пробормотал:

— Они хотят спуститься в церковное подземелье вместе с англичанами. Памас уже получили железные ножи, топоры и маленькие зеркальца, которые чужаки привезли на втором каноэ, набитом товарами для обмена.

— Кто рассказал им о подземелье, Гавио?

Индеец вскинул руки в умоляющем жесте.

— Я очень виноват, падре… Белые угостили меня огненной водой, и я…

— И ты, разумеется, не смог удержаться и рассказал им о сокровищах губернатора, спрятанных в подземной церкви! Разве не так? — вскричал рассерженный священник. — Гавио, ты идиот! Я хорошо знаю, что ты веришь в эти выдумки, но в этих рассказах нет ни слова правды.

— Но, падре, почему тогда запрещается спускаться в подземелье? — возразил Гавио.

— Мои предшественники, установившие этот запрет, имели, несомненно, основания для этого. Поэтому я всегда уважал его. Но я заверяю тебя, что не может быть и речи о спрятанных в подвалах церкви сокровищах!

— Там, где живет дракон, всегда имеется сокровище, которое он должен охранять! — торжественно заявил Гавио.

— Господи, здесь есть и дракон! — пробормотал священник с изменившимся лицом.

Когда он приехал в Консейду много лет назад, его предшественник, дон Альфонсо, находился на грани нервного срыва и вскоре скончался у него на руках. Его последние слова прочно запечатлелись в памяти Сальвадора: «Надежно заприте подвалы церкви… заделайте вход… кошмарное существо… не пытайтесь спуститься туда… смерть и вечное проклятие…»

— Гавио должен сказать падре еще кое-что очень плохое, — неуверенным голосом проговорил индеец.

— Говори!

— Англичане пообещали памас помощь в их борьбе с генипапос.

Отец Сальвадор вздрогнул. Генипапос считались мирными индейцами, известными своим гостеприимством. К тому же большинство генипапос было обращено в христианство.

— Но ведь памас не вышли на тропу войны с генипапос! — воскликнул священник.

— Это возможно, падре, но группа памас, вооруженная полученными от белых ружьями, проникла вчера в их деревню с большим англичанином со свиными глазами, чтобы поживиться добычей. Было убито множество генипапос.

— Это уж слишком! — закричал священник, вскакивая на ноги.

Гавио остановил его:

— Месть уже свершилась, падре. Через несколько часов после бойни генипапос вернули себе похищенное, и дюжина памас была убита непонятно кем и как. Юный Окоти вышел из леса и побросал тела убитых в реку крокодилам и пираньям. Все убеждены, что Окоти находится на службе у серой тени.

Сальвадор вздохнул:

— Серая тень! Наверное, это какой-то мститель из племени генипапос. Но я все же не согласен с его способом рассчитываться с преступниками!

Внезапно Гавио закричал, указав рукой в сторону церкви, купавшейся в лучах солнца:

— Смотрите, падре! Памас не станут спускаться в подземелье. Они знают, что это невозможно. А вот и Окоти!

Юный индеец действительно появился перед входом в церковь. Он хохотал, посылая проклятия вслед убегавшим индейцам.

— Окоти, иди сюда, — позвал его Сальвадор.

Юноша почтительно поклонился, но тут же умчался, быстрый, словно стрела.

Послышались тяжелые шаги, и на веранде появился лорд Уилдон в сопровождении двух спутников. Лорд легким поклоном приветствовал священника. Уилз иронично улыбнулся, но Рутледж бросил на священника взгляд с плохо замаскированной злобой.

— Отец Сальвадор, — обратился лорд к священнику. — Вокруг меня происходят странные события, сильно мешающие реализации моих планов. Сожалею, но у меня сложилось впечатление, что вы являетесь одним из организаторов этих событий.

— Вы говорите загадками, сэр.

Рутледж свирепым взмахом руки остановил своего собиравшегося говорить дальше начальника.

— Лишние разговоры ни к чему не приведут, Уилдон. Эта обезьяна в черной сутане организовала заговор против нас с несколькими таинственными сообщниками, с которыми мы рано или поздно разберемся. Как бы там ни было, мы потеряли своих проводников. Не имеет смысла терять время на поиски замены. Отец Сальвадор, откройте подвал и покажите нам дорогу. Ваш дуралей-слуга пойдет вместе с нами. А теперь поторопитесь!

— Я отказываюсь! — спокойно заявил священник.

— Ты не сможешь отказаться, — прорычал великан. — У меня есть аргумент, который сделает тебя послушней ягненка. — И он направил револьвер большого калибра в живот священнику.

— Я не стану убивать тебя сразу, — ухмыльнулся негодяй. — Я всажу в твое тело несколько пуль, постаравшись не задеть жизненно важные органы, и ты будешь долго жить, страдая от ран. А за это время ты сможешь полюбоваться, как горит твоя церковь!

Профессор Уилз легонько похлопал священника по плечу.

— Наш Рутледж — известный грубиян, падре. Но мне кажется, что сейчас он не шутит. Так что смиритесь со своей судьбой и позвольте мне делать свое дело, как сказал один палач своей жертве, которой он должен был отрубить голову. Проведите нас в подземелье добровольно. Возможно, мы выделим небольшую часть сокровищ для ваших бедных подопечных. Кто знает, возможно, вы обнаружите там что-нибудь важнее золота и алмазов. Скажем, какую-нибудь веточку руары! Ха-ха-ха!

Гавио, внимательно следивший за происходящим, подпрыгнул, словно его ужалила змея.

— Не произносите это слово! Оно может привести вас к смерти! — воскликнул он.

— Как страшно! — ухмыльнулся Уилз. — А я-то думал, что это растение, напротив, способно продлевать жизнь до бесконечности!

— Да, это так, но при условии, что вы его не называете! — проворчал Гавио. — Впрочем, его никто и никогда не находил за исключением… серой тени, разумеется.

— Заткнись! — рявкнул Рутледж. — Мы здесь для того, чтобы найти золото и драгоценные камни, а не вонючие снадобья индейских колдунов. Вперед!

* * *

Сальвадор отомкнул замок тяжелой двери, украшенной медной чеканкой. Он столько раз останавливался перед ней, чувствуя, как в нем рождается смутное желание, тут же отбрасываемое, узнать, что скрывается за ней.

— Это все, что я могу сделать для вас, — повернулся он к англичанам, но те грубо приказали ему сопровождать их.

Рутледж и Уилз шли впереди, вооруженные мощными фонарями в защищенных от влаги корпусах.

За ними шел Уилдон, не спускавший палец с курка своего ружья. Завершали процессию отец Сальвадор и Гавио.

Они прошли, обливаясь потом, узким коридором с таким влажным и горячим воздухом, что в нем едва можно было дышать.

Затем коридор превратился в просторный зал с низким потолком, в котором рядами стояли надгробные памятники.

Отец Сальвадор перекрестился. Здесь были похоронены первые миссионеры этих девственных земель, переплывшие через океан чтобы открыть истинную веру в царстве ненависти и смерти.

К нему подошел Уилдон.

— Скажите, падре, почему здесь такая неприятная обстановка? Может быть, вы расскажете нам еще что-нибудь, что облегчит наши усилия?

— Вот все, что я знаю об этом подземелье, — сказал отец Сальвадор. И он повторил предупреждение, полученное от дона Альфонсо.

— К счастью, мы не слишком суеверны, — ухмыльнулся Рутледж. — Даже если нам преградит путь дракон…

Он запнулся и замолчал. Раздался вопль Уилза, выронившего от ужаса фонарь.

Гавио бросился на землю с криком:

— Мы пропали! Это дракон…

Сальвадор почувствовал, что его охватило оцепенение.

Из темноты мрачного подземелья на них быстро надвигалось чудовищное существо.

Это была гигантская змея, в зеленых глазах которой светилась дьявольская злоба. Покрытое чешуей гибкое тело, толщиной в ствол столетнего дуба, достигало в длину никак не менее пятнадцати метров, потому что его хвост еще оставался в темноте.

— Это анаконда… — пробормотал, заикаясь, отец Сальвадор. — Страшная анаконда…

Пули, выпущенные из ружья Уилдона, казалось, не оказывали на рептилию ни малейшего воздействия, хотя она время от времени трясла головой, словно отгоняя надоедливую муху.

Уилдон выстрелил еще несколько раз.

Чудовище высоко поднято голову, стукнувшись о потолок, и с невероятной скоростью ринулось на Рутледжа.

Через мгновение мужчина исчез, обвитый кольцами гигантской змеи.

— Бегите! — закричал Сальвадор. — Этот человек пропал, мы уже не спасем его! А если появится вторая змея…

— Молодцы, догадались! — прозвучал звучный голос.

— Кто здесь? — пробормотал священник.

— Не бойтесь, падре. Я сейчас отведу вас в безопасное место. Ваши спутники могу последовать за вами, если хотят остаться в живых. Вторая змея уже выбирается из логова, и она гораздо больше и опаснее, чем первая. Но я уговорю ее не торопиться. Правда, надолго задержать ее я не смогу, потому что терпение не относится к главным достоинствам этих рептилий… Обойдите колонну справа от вас. За ней вы увидите небольшую дверь в стене. Она не заперта. Поспешите, вас ждет «five o’clock tea».

Последовавшие за этим события показались отцу Сальвадору совершенно нереальными.

Они быстро нашли дверь в стене и проникли в небольшой салон, уставленный глубокими кожаными креслами; на стенах висели картины известных художников. Несколько свечей разливали в помещении мягкий золотистый свет. На керосиновой горелке кипел небольшой чайник. Свежий воздух в помещении был пропитан ароматами благовоний.

— Садитесь, падре. Я налью вам чай.

— Окоти! — воскликнул священник, увидев юного индейца. — Скажи, куда мы попали?

— Вы у меня в гостях, — произнес голос, предупредивший их о грозившей опасности.

Пожилой господин, в безупречном костюме из белой фланели, поднялся из одного из кресел. Высокий и статный, с серебристой шевелюрой и длинной бородой, закрывавшей широкую грудь.

— Это серая тень! — воскликнул Гавио.

Незнакомец утвердительно кивнул головой.

— Не бойся, Гавио. Бог и падре простили тебе твои многочисленные прегрешения, а у меня вообще нет права судить тебя. Мы сейчас должны посовещаться и решить, что мы будем делать дальше. Кстати, Уилдон, насколько я помню, я не предлагал тебе сесть. Так что придется тебе постоять. Это относится и к тебе, Уилз.

Наступила напряженная тишина. Окоти ловко разлил чай в кружки Сальвадора и Гавио.

— Уилдон, — сказал старик, — я позволяю тебе внимательно посмотреть на меня.

— Да, сэр, — пробормотал лорд.

— В доме твоего умершего деда Мейпла Уилдона… Хотя нет, я ошибся. Речь идет о твоем прадедушке. Впрочем, это не так уж важно. Ты должен был кое-что заметить в этом доме, не так ли?

Все услышали, как довольно громко застучали зубы лорда Уилдона.

— Мне кажется, что я был не слишком точен, — продолжал старик. — Какое же вы испытываете смущение, когда речь заходит о большом возрасте! В доме твоего отца ты должен был увидеть нечто, имеющее отношение к твоему прадеду Мэйплу, не так ли?

— Его портрет, сэр, висевший в салоне.

— И что?

Лорд Уилдон удивленно вскрикнул.

— Я схожу с ума, — простонал он. — Вы удивительно похожи на него, похожи до малейшей подробности.

— Правильно, потому что я его брат! — заявил старик.

— Уильям Уилдон! Это невозможно!

— Губернатор Хуан Родригес! Это невозможно! — повторил, словно эхо, отец Сальвадор.

Старик встал и торжественно заявил:

— Я Уильям Уилдон, известный в этих краях как губернатор Хуан Родригес.

— Но если это правда, вам должно быть больше ста лет!

— Совершенно верно, падре! Но разве это можно считать удивительным для того, кто нашел руару?

Гавио упал на колени и застонал, раскачиваясь:

— Зачем произносить это слово? Ведь за этим обязательно приходит смерть!

Старик улыбнулся.

— Возможно, ты не ошибаешься, Гавио, — негромко произнес он. Потом снова обратился к лорду Уилдону: — Следовательно, я твой двоюродный прадед, тот самый, на наследство которого ты попытался наложить жадные лапы, лорд Андреас Уилдон. Хотя, впрочем, никакой ты не лорд. Но это ничего не меняет. К несчастью для тебя, твой прадед оказался живым, и в его намерения отнюдь не входит желание уступить тебе хотя бы один шиллинг. Тем не менее он оставляет тебе жизнь, точно так же, как бывшему профессору Уилзу, с позором изгнанному из Оксфорда. Но Рутледжа я оставляю Лили, причем без малейших угрызений совести. Лили, с которой вы уже познакомились, была приручена мной. Это верное, привязчивое животное, хотя и большая обжора. Почему я отдал Рутледжа змее совершенно спокойно? Да потому, что этот человек, которого в действительности зовут Соме, виновен во многих преступлениях, за которые его должны были давно повесить, причем не один раз, а трижды. Это бывший каторжник, сбежавший с Тринидада, убивший многих индейцев и колонистов. Возвращайся же в Лондон, Уиттингтон, где ты никогда не станешь лордом-мэром города! Я даже не уверен, что вы со своим приятелем доберетесь до побережья без неприятностей. Индейцы-генипапос, которым вы причинили столько зла, могут помешать вам.

Но я покажу вам путь, как выбраться отсюда. Путь, на который еще не вышла Полли, двоюродная сестра Лили. А вы, отец Сальвадор, останьтесь со мной. Нам нужно поговорить.

 

Эпилог

Может быть, Гавио, не желая этого, действительно сказал правду? Переживший столетний юбилей Уильям Уилдон (или Уиттингтон?) скончался через неделю после описываемых нами событий. До последней минуты он сохранял удивительную ясность мысли.

— Я нашел руару, падре, но я не скажу вам, где и как, потому что я уверен, что это не может быть подарком для человечества. Господь определил сроки жизни человека. Было бы бесполезно и вредно пытаться перейти за назначенный предел. В юности я был большим грешником, но я рассчитался за все свои грехи. После моей смерти не ищите Окоти. Я поручил ему продолжить начатое мной дело.

— Эта ру… — начал Сальвадор, но старик быстро остановил его:

— Гавио прав, не стоит произносить это слово. Может быть, это предрассудок, но кто может знать наверняка? Шекспир когда-то сказал, что есть множество тайн, которые человеческий разум никогда не сможет понять. Теперь Окоти знает великую тайну. Я, правда, думаю, что, открыв ее, оказал ему не слишком большую услугу. Я просто закрыл ему путь к счастью, простому счастью, свойственному для обычных людей. Молитесь за него, как вы молитесь за меня. Но я не хочу покинуть этот мир, ничего не рассказав о сокровищах губернатора Хуана Родригеса. Речь идет не о золоте или драгоценных камнях, но об обычном счете в банке Байи. Конечно, весьма солидном. И еще об одном счете в банке Рио-де-Жанейро. Я предпринял необходимые действия, чтобы вы стали моим единственным наследником. Нет, не перебивайте меня. По сути, это богатство предназначается не лично вам, а несчастным бедным индейцам, с которыми я когда-то обошелся так жестоко. Вы сможете использовать эти деньги для распространения веры среди индейцев и улучшения условий их материального существования. Таким образом, вы будете намного полезнее для них, чем когда-то была серая тень.

* * *

Останки лорда Уилдона были похоронены в подземелье церкви Консейды.

Отец Сальвадор часто приходил к этой могиле, чтобы помолиться. Интересно, что в эти моменты никогда не показывались гигантские змеи Лили и Полли, хотя у священника всегда было ощущение, что они находятся поблизости.

* * *

Двадцатью годами позже старый священник наблюдал за детьми, игравшими на пляже Гравлина на севере Франции. К нему подошел его слуга, тоже старик со смуглым лицом с индейскими чертами.

— Падре, с вами хотят поговорить два господина.

— Я очень устал, Гавио. Скажи этим господам, что…

— Это не совсем господа, падре. Они больше похожи на бедных людей.

— Тогда это желанные гости для меня, — сказал священник с улыбкой.

Действительно, два человека, подошедших к священнику, выглядели очень бедно. Тем не менее они выглядели жизнерадостными, вполне довольными жизнью.

— Падре Сальвадор… — начал один из них.

Старик-священник с усилием выпрямился. Его руки сильно тряслись.

— Боже милостивый! Неужели мои глаза не обманывают меня?

— Конечно, падре, не обманывают. Я Андреас Уилдон, а мой спутник — это Жеремия Уилз.

— Наконец ты сжалился надо мной, Господи! — воскликнул отец Сальвадор. — Я так долго переживал за вас! Сколько лет я ничего не знал о вашей судьбе!

— После приключений в церковном подземелье мы добрались до побережья живыми и невредимыми. Я нанялся матросом на английское судно, а Жеремия стал стюардом. Жизнь на борту, а потом и на суше оказалась весьма тяжелой, но зато мы честным трудом зарабатывали хлеб свой насущный. Когда мы узнали, что вы вернулись в Европу, мы решили отправиться в Гравлин. Повидав вас, мы собираемся вернуться в Англию.

— Друзья мои! — воскликнул священник. — От сокровищ вашего прадеда остались еще довольно большие деньги. Я могу передать вам чек на пятьсот фунтов стерлингов.

Андреас Уилдон пожал ему с признательностью руку и сказал:

— Я знаю, что на эти деньги в сердце Бразилии было воздвигнуто несколько церквей. Используйте эти деньги от нашего имени для продолжения строительства.

Потом состоялась беседа за столом. Они долго вспоминали прошлое.

Уилдон неожиданно спросил:

— А вы знаете судьбу Окоти, падре?

Сальвадор рассмеялся:

— Конечно, мой друг. Окоти покинул Мато Гросо, чтобы учиться в школе в Байе. Сейчас он стал кюре в новой церкви, построенной в Консейде. Одновременно он заботится о сохранности подземелья!