В день, когда Клэр поселилась в Доме Глассов, кто-то украл её одежду.

Когда она открыла сраную раздолбанную стиральную машину, то обнаружила слегка влажную поверхность барабана, и - словно плохую шутку – самую плохую пару нижнего белья, какая только у нее была, плюс один носок. Она торопилась. Конечно, ведь в Ховард Холле была лишь пара машинок на верхнем этаже. Ховард Холл - самые дешевые и самые захудалые комнаты в самом дешевом и самом захудалом общежитии. Две стиральных машины, две сушилки, и тебе повезет, если одна из них работает в нужный день и не ест твои четвертаки. Забудь об отверстии для однодолларовых банкнот. Она ни разу за шесть недель не видела, чтобы оно работало, с тех пор как приехала в школу.

«Нет,» - выкрикнула она, балансирую на краю машинки, чтобы заглянуть в темноту ее частично проржавевшего нутра. Пахло плесенью и дешевым порошком. Но ничего не изменилось.

Одна сраная пара белья, обтрепанная по швам. Один носок.

Она потеряла всю одежду, которую носила в течение последних двух недель. Всю одежду, которую она действительно хотела носить.

«Нет!» крикнула она в мойку, ответившую ей эхом, и рухнула спиной вниз, а потом с размаху пнула машинку во вмятину, проделанную другими разочарованными студентами до нее. Она не могла дышать. У неё была другая одежда – немного - но это была одежда на крайний случай, одежда в духе «О Боже, лучше б я сдохла!» Брюки были слишком короткие и делали её похожей на деревенщину, блузки были слишком большие и слишком глупые, и выглядели так, словно их выбирала её мама. Что, впрочем, было правдой.

У Клэр было около трехсот долларов отложенных на последний, ну.. месяц, после последнего заказа пиццы и покупке очередной книги для профессора Улисса Клюлисса, который кажется до сих пор не разобрался, какой предмет он преподает.

Она полагала, что сможет найти какую-нибудь одежду, которая бы не съела весь ее бюджет, если поищет. В конце концов, деловой центр города Морганвилль, Техас, был мировой столицей эконом магазинов. Предположим, она сможет найти что-нибудь, что можно носить.

Мама говорила, что такое может случиться, подумала она. Мне просто надо подумать. Быть хладнокровной.

Клэр упала на оранжевый пластиковый стул, бросила рюкзак на оцарапанный линолеум и опустила голову на руки. Её лицо пылало, её трясло, и она знала, просто знала, что сейчас заплачет. Расплачется как ребенок, как они все говорили, слишком маленькая чтобы быть здесь, слишком маленькая чтобы уехать от мамочки.

Быть умной отстой, именно на этом она и попалась.

Она глубоко, влажно всхлипнула и откинулась назад, силясь не заорать (потому что они могут услышать), и подумала, не позвонить ли маме с папой и попросить поддержать её деньгами, или лучше использовать кредитную карточку, "только для экстренных случаев."

Затем она увидела записку. Не совсем "записку", скорее граффити на окрашенной шлакоблочной стене над машинами, и оно было адресовано ей.

ДОРОГАЯ УРОДКА, прочла она, МЫ НАШЛИ МУСОР В СТИРАЛЬНОЙ МАШИНЕ И ВЫБРОСИЛИ ЕГО ПО ЖЕЛОБУ. ЕСЛИ ОН ТЕБЕ НУЖЕН, НЫРЯЙ.

«Срань,» выдохнула она, и вынуждена была снова сдерживать слезы, но уже по другой причине. Слепая, нерассуждающая ярость. Моника. Точнее, Моника и Моникетты. Ну зачем гоняющиеся за популярностью девчонки всегда бегают стаями, словно гиены? И зачем они, имея сияющие волосы, длинные загорелые ноги и больше папочкиных денег, чем папочка может сосчитать, должны приставать к ней?

Нет, она знала ответ.

Она выставила Монику дурой перед ее подружками, и несколькими популярными старшеклассниками. Не сказать, чтобы все было так уж плохо; просто она проходила мимо, когда Моника говорила, что Вторая Мировая Война была «этой придурошной Китайской войной».

И у нее рефлекторно вырвалось: «Не была.» Большая часть из них, неуклюже расположившаяся на диванчике студенческого общежития, посмотрела на нее так удивленно, словно заговорил автомат с колой. Моника, ее подружки и трое крутых сынков богатеньких папочек.

«Вторая Мировая Война», - понесла Клэр, паникуя и не совсем понимая, как она из этого будет выкручиваться. «Я хотела сказать, ну, что это была не Корейская Война. Она была позже. Вторая мировая война была с немцами и японцами. Ну, знаешь, Перл Харбор?»

Парни посмотрели на Монику и заржали, а Моника покраснела – не сильно, но достаточно, чтобы загубить свой идеальный макияж. «Напомни мне не покупать твои труды по истории», - сказал самый остроумный из парней. «Какой же придурок этого не знает?» Хотя Клэр была уверена, что, на самом деле никто из них не знал. «Китайцы. Тооочно.»

Клэр видела ярость в глазах Моники, быстро закипающую под аккомпанемент улыбок, смеха и флирта. Клэр снова перестала существовать для парней.

Для девчонок она была новенькой, и чертовски нежеланной. К ней всю жизнь так относились. Умная, маленькая, посредственной внешности - точно не выигрыш в лотерею жизни; она была вынуждена бороться за каждую мелочь. Всегда кто-нибудь насмехался, или бил, или игнорировал её, или и первое, и второе вместе. Когда она была совсем маленькой, она думала что самое плохое, это когда над тобой смеются, но после пары первых конфликтов на школьном дворе, первую строчку заняло - быть побитой. Но по опыту (укороченному на два года) средней школы, гораздо хуже, если тебя игнорируют. Она перешла туда на год раньше остальных и ушла на год быстрее. Никому это не понравилось.

По крайней мере, за исключением учителей.

Проблема была в том, что Клэр действительно любила школу. Любила книги, и чтение, и учиться - окей, кроме математики, но многое другое. Физика. Какая нормальная девушка любит физику? Только не нормальная. Никогда даже не думавшая о популярности.

Встретиться лицом к лицу с популярностью? В этом была вся суть жизни. Что доказала Моника, когда мир сошел со своей оси на несколько секунд, чтобы обратить внимание на Клэр, а потом, продолжил вращаться вокруг милашек.

Справедливости не было. Она погружалась с головой в учебу и надрывала задницу в средней школе. Окончила школу с отличием 4.0, получила достаточно высокий бал за квалификационный тест, чтобы быть признанной многими школами, легендарными школами, где быть сумасшедшим гением девочкой-мутантом не было недостатком.

Это не имело значения. Мама с папой взглянули мельком на стопку восторженных ответов из университетов вроде МТИ (Массачусетский технологический институт), Калтеха (Калифорнийский технологический институт) и Йеля, и перекрыли ей кислород. Никогда их шестнадцатилетняя дочь (почти семнадцатилетняя, настаивала она, хотя это было не совсем правдой) не будет ездить за три тысячи миль, чтобы учиться. (Клэр безуспешно пыталась объяснить, что, если есть что-то, что помешает ее зарождающейся академической карьере, хуже, чем стать переводной студенткой одного из этих университетов, так это стать переводной студенткой из Техасского Прерийного Университета. Так же известного, как ТПрУууууу.)

И вот она здесь, застряла на паршивом верхнем этаже паршивого общежития в паршивой школе, восемьдесят процентов студентов которого переводились после первых двух лет обучения – или отсеивались - а Моникетты стащили ее мокрое белье и выбросили его в мусоропровод. И все потому, что Моника не побеспокоилась узнать хоть что-нибудь о мировых войнах, кроме их нумерации римскими цифрами. Но так не честно! слышалось в ее рыданиях. У нее был план! И хороший план! Моника ложилась поздно, и Клэр встала пораньше, чтобы постирать свое белье, пока часть праздной толпы была в полусонном состоянии, а прилежной в классах. Она думала, что сможет выехать, после двухминутного душа – еще одно пугающее приключение – и даже не думала, что кто-то сделает что-то настолько низкое.

После того, как успокоилась, она – снова – заметила, как тихо вокруг. Пугающе и безлюдно, половина девушек еще спят, а другая разошлась. Даже в то время когда здесь было многолюдно и шумно, общежитие пугало, такое старое, ветхое, полное теней и углов, в которых могла спрятаться средняя девушка. На самом деле, такова была сущность всего городка, Морганвиль был маленьким, старым и пыльным, наполненным пугающими странностями. Например, тем, что уличные фонари работали через один, или были расположены слишком далеко друг от друга. Или тем, что люди в местном университетском магазинчике были слишком счастливыми. Безнадежно счастливыми. Или тем фактом, что весь городок, не смотря на пыль, был чистым: мусора не было, не было граффити, никто не просил милостыню в переулках.

Жуть.

Она почти слышала голос матери: «Милая, это оттого что ты в незнакомом месте. Все уладится. Тебе просто нужно постараться”.

Мама всегда так говорила, и Клэр, всеми силами старалась скрыть, как ей сложно следовать этому совету.

Что ж. Делать нечего, нужно попытаться вернуть свои вещи.

Клэр сглотнула еще пару раз, вытерла слезы, и подтянула рюкзак на плече. На несколько секунд её взгляд остановился на мокрой паре нижнего белья и носке зажатых в правой руке, потом она поспешно расстегнула передний карман рюкзака и запихнула их туда. Боже, если она будет разгуливать с ними в руках, это убьет даже жалкие остатки её крутизны.

«Ну-ну», - прозвучал вульгарный самодовольный голос из двери напротив ступенек, - «смотрите-ка кто у нас здесь. Мусорная ныряльщица».

Клэр застыла, с одной рукой на ржавом железе перила. Что-то говорило ей, что надо бежать, но что-то всегда говорит «дерись или убегай», как она читала в книжках. И она устала убегать. Она медленно обернулась, когда Моника Моррелл выступила из спальни – не своей, значит она снова взломала замок Эрики. Нынешние приятельницы Моники Дженифер и Джина встали в шеренгу, заняв позиции с флангов. Солдаты в сланцах, джинсах с заниженной талией и французским маникюром.

Моника приняла эффектную позу. В этом она хороша, вынужденно признала Клэр. У Моники были струящиеся блестящие черные волосы, большие голубые глаза, подчеркнутые только тушью и прямой линией подводки и рост почти шесть футов. Идеальная кожа. Овал лица, как у модели: выступающие скулы и пухлые губы. И если говорить о модельных формах, то это была модель из каталога Секрет Виктории, плавные изгибы без острых углов.

Она была богатой, она была красивой, и насколько могла сказать Клэр, ни на толику не становилась счастливей от этого. Что её радовало, что заставляло сиять её большие голубые глаза, так это намерение еще немного помучить Клэр.

«Разве ты не должна быть сейчас в седьмом классе?» - спросила Моника. «Или, по крайней мере закончить седьмой класс?»

«Наверно она ищет одежду, которую тут раскидала», - выпалила Джина, и рассмеялась. Дженифер засмеялась вместе с ней. Клэр прокляла их глаза, их хорошенькие накрашенные глазки, которые загорелись от предвкушения удовольствия смешать её с дерьмом. «Неряха!»

«Одежду?» - Моника сложила руки в притворной задумчивости. «Ты имеешь в виду то тряпье, которые мы выбросили? То, что она свалила в кучу в машинку?»

«Да, то самое».

«Я бы не одела это даже для того чтобы согнать пот».

«Я в этом даже мужской туалет не стала бы выскребать», - сболтнула Дженифер.

Моника обернулась и раздраженно толкнула ее. «Да, а ты уже все знаешь про мужской туалет, не так ли? Не ты ли была там со Стивеном Гиллеспи в девятом классе?» Она произвела сосущие звуки, и они снова рассмеялись, хотя Дженифер выглядела сконфуженной. Клэр почувствовала, что ее щеки вспыхнули, хотя, это оскорбление, для разнообразия, было направлено не на неё. «Господи, Джен, Стив Гиллеспи? Держи рот закрытым, раз не можешь придумать ничего, что не заденет тебя саму».

Дженифер, конечно же, обратила свой гнев на безопасную цель. Клэр. Она напала спереди и толкнула Клэр на шаг ближе к лестнице. «Иди и возьми уже свою одежду! Я устала смотреть на твою бледную кожу…»

«Да, в средней школе, видимо плохо с солнечным светом?» - закатила глаза Джина.

«Поосторожней», - осадила Моника, что было странно, потому что у них у всех был лучший загар, какой только можно получить за деньги.

Клэр покачнулась, чтобы удержать равновесие. Ей помешал тяжелый рюкзак и она схватилась за перила. Джен снова напала и больно шлепнула Клэр основанием ладони в ключицу. «Перестань!» - вскрикнула Клэр, и отбила руку Джен. Сильно.

Во второй раз повисла напряженная тишина, а потом Моника сказала, очень спокойно: «Ты только что ударила мою подругу, ты маленькая глупая сучка? Где, по-твоему, ты находишься, что бы такое вытворять?»

И она выступила вперед и ударила Клэр по лицу, так сильно, что пошла кровь, из глаз Клэр посыпались искры, все покраснело и горело.

Клэр отпустила перила и ударила Монику в ответ, прямо по ее полным губам, и всего на одну сжатую, раскаленную до бела секунду она почувствовала себя по настоящему хорошо, но потом Моника зашипела, как ошпаренная кошка, и у Клэр было время подумать, вот блин, пожалуй мне не стоило этого делать.

Она не увидела приближения кулака. Даже не почувствовала удара, только пустоту и замешательство, но потом вес рюкзака на плече потянул ее в сторону и она пошатнулась.

Она почти устояла, но вдруг Джина, потянулась со злобным оскалом и толкнула ее назад, вниз по ступенькам, от падения ее удерживал лишь воздух.

По пути вниз она пересчитала все ступеньки. Пока она падала рюкзак порвался и из него посыпались книги, а на верху лестницы Моника и Моникетты смеялись, свистели и улюлюкали, но она не видела этого, только разбитые на стоп-кадры движения.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем она проскользила по низу и остановилась, а потом ударилась головой об стенку со скверным, красноречивым звуком, и погрузилась во тьму.

Последним ее воспоминанием во тьме был голос Моники, тихий злобный шепот. «Ночью. Ты получишь своё, чокнутая. Я об этом позабочусь».

Казалось, прошло всего несколько секунд, но когда она очнулась, кто-то стоял на коленях рядом с ней, и это была не Моника или ее мафия с отполированными ноготками; это была Эрика, из комнаты возле лестницы. Эрика была бледной, напряженной и напуганной, и Клэр попыталась улыбнуться, потому что так обычно делают, если кто-то напуган. Ей не было больно пока она не пошевелилась, а потом ее голова запульсировала болью рядом с макушкой. Когда она потянулась, чтобы пощупать, то почувствовала сильно выступающий нарост. Крови не было, боль усиливалась, если она до него дотрагивалась, но не до такой степени чтобы орать «О боже, трещина в черепе!», по крайней мере, она на это надеялась.

«Как ты?» - спросила Эрика, вскинув руки в воздух, когда Клэр покачнулась, усаживаясь спиной к стене. Клэр отважилась взглянуть вверх, на путь своего падения, потом вниз. Горизонт чист, Моники не видать. Больше никто не спустился посмотреть что случилось, большинство боялось попасть в беду, а всем остальным было просто параллельно.

«Да», - сказала она, и выдавила из себя неуверенный смешок. – «Думаю, я легко отделалась».

«Тебе нужно сходить в коновальню?» - Так в колледже называли университетскую клинику. «Или, боже, скорую вызвать или еще что-нибудь?»

«Нет. Нет, я в порядке». - Надеялась она, и хотя все ее тело чертовски болело, казалось, что ничего не сломано. Клэр встала на ноги, вздрогнула от боли в лодыжке, подняла тетради, выпавшие из рюкзака. Эрика схватила пару и закинула их обратно, потом осторожно поднялась на несколько ступенек, чтобы собрать рассыпавшиеся учебники. «Черт, Клэр, тебе правда нужно все это дерьмо? Сколько пар у тебя в день?»

«Шесть».

«Ты свихнулась». Эрика, сделав доброе дело, вернулась к нейтралитету, которого до сих пор, придерживались все некрутые девчонки общежития по отношению к ней. «Лучше сходи в коновальню, я серьезно. Дерьмово выглядишь».

Клэр налепила улыбку и сохраняла ее, пока Эрика не удалилась вверх по лестнице и не начала ворчать по поводу сломанного замка на ее двери.

«Ночью», наклонилась и прошептала Моника. «Ты получишь своё, чокнутая». Она никого не позвала, и не пыталась проверить, не сломана ли у Клэр шея. Ей было все равно, жива ли Клэр.

Нет, не так. Проблема в том, что ей было не всё равно.

Клэр почувствовала вкус крови. У нее треснула губа, и из нее текла кровь. Сначала она стерла кровь тыльной стороной руки, а потом краем своей майки, прежде чем осознала, что это единственное что у нее осталось из одежды. Мне нужно сходить в подвал и достать одежду из мусора. Мысль о том чтобы пойти туда, пойти куда угодно в этом общежитии в одиночку, неожиданно ужаснула ее. Ее поджидала Моника. А другие девчонки не станут ничего предпринимать. Даже Эрика, наверное, самая добрая в этом общежитии, боялась становиться на ее сторону. Черт, Эрику тоже доставали, но она, наверное, была рада, что здесь есть Клэр, чтобы принять на себя худшее. Это было не так плохо, по сравнению со средней школой, где с ней обращались презрительно, а иногда жестоко, это было хуже, гораздо хуже. У нее здесь даже друзей не было. Эрика была лучше всех, кого она знала, и сломанный замок на двери волновал Эрику больше чем рана на голове Клэр.

Она совсем одна. И если раньше ее это не пугало, то теперь пугало. Очень, очень пугало. То, что она видела сегодня в мафиозных глазах Моники, было не обычной неприязнью крутых девчонок к изгоям; это было хуже. Она получила не небрежные толчки и щипки, подножки, злобный смех, как раньше, это было больше похоже на охоту львиц.

Они собираются убить меня.

Она начала, медленно пошатываясь, спускаться по ступенькам, от каждого шага ее тело содрогалось от боли, и вспомнила, что ударила Монику достаточно сильно, чтобы остался след.

Да. Они собираются убить меня.

Если на идеальном личике Моники остался синяк, то в этом не стоит сомневаться.