Мартин не показывал своих прав на меня. На самом деле он даже не смотрел на меня и не заговаривал со мной в течение всего дня.

Как и вчера, парни рано встали, чтобы потренироваться, Сэм и я заняли наши места на пляже, а они пришли после обеда поесть. Я ушла, как только пришел Бэн. Из-за него я чувствовала себя неловко и мерзко — хоть и знала, что я сама была тому виной. Знала, что мне нужно было его игнорировать, но не смогла. Поэтому и ушла.

Прогуливаясь вокруг дома, я ждала Мартина, чтобы сыграть ему. Но он не пришел. Я нашла музыкальный зал — да, в этом месте был собственный музыкальный зал, с золотыми пластинками, подписанными легендами рок и кантри музыки, вывешенные на стене, подписанные концертные плакаты и фотографии высокого, долговязого, красивого чувака рядом с несколькими известными музыкантами и знаменитостями.

Я узнала в долговязом чуваке отца Мартина и про себя отметила, что у него были такие же губы и густые волосы. Они были, вероятно, одинакового роста. Но, на этом сходство, казалось, заканчивалось. После просмотра фотографий несколько раз, я протестировала пианино — его нужно было настроить — и обнаружила три красивых гитары Гибсон вдоль стены, после чего вернулась к себе в комнату и читала.

Потом я сделала домашнее задание по химии.

Потом поспала.

Проснулась я на мужчине.

Сначала я ничего не поняла в путанице после сна. Но когда пришла в себя, то поняла, что развалилась на жесткой груди, а его пальцы играли с моими волосами, поглаживали мою шею и щеки, закручивая, потягивая и слегка подергивая мои волосы.

Я напряглась и подскочила, подняв кулаки вверх, чтобы защитить свою честь и увидела Мартина, поднявшего руки вверх, будто он сдавался.

— Ух, ты! — его глаза были огромными и он испуганно улыбался. — Ты всегда так подпрыгиваешь сразу после сна?

— Как кто? Задира? — мой голос был скрипучим, все еще во власти сна.

— Да, как задира.

Я надулась, опустив кулаки на колени.

— Нет. Только когда нахожу в своей постели Мартина Сандеки.

— Приятно узнать. — его губы скривились и он осмотрел сверху вниз мои формы. — Я удостоверюсь, что надел защитный костюм, когда буду находится в твоей постели.

— Вероятно, стоит носить его и вне постели.

— Я всегда использую защиту, — он многозначительно поднял брови.

Стоп.

Я моргнула.

Ох... и поняла.

Странно, но я не покраснела. Просто сощурилась и кинула на него «я не впечатлена» взгляд, от чего он рассмеялся.

— Ты такой парень, — я неохотно улыбнулась.

— Что ты знаешь о парнях? — он переместился на кровати, поднимаясь и располагая руки за подушкой.

— Безусловно, немного. Мой папа не очень-то парень.

— Что нравится твоему отцу? — заинтересовался Мартин, его лицо внезапно оживилось.

— Ну, давай посмотрим. Он ученый. Всегда теряет вещи. У него всегда разные носки. Любит бейсбол, но плохо играет. Пытается научить меня играть в софтбол. Я всегда украдкой беру мой Геймбой из сумки для тренировок, прячусь за трибунами и играю в Марио.

— И он сильно давит на тебя?

— Нет. Вообще-то нет. Я думаю, ему просто нравится болеть за меня... если быть честной. Он всегда снимает мероприятия, церемонии и всякое такое. Он вряд ли есть на фотографиях. Я просмотрела мои фотографии с выпускного и поняла, что их больше тысячи и его нет ни на одной. Так что я надела свою шапочку и мантию, сделала такую же прическу — с помощью Джорджа — попросила фотографа прийти домой, чтобы у нас получились хорошие снимки.

— Кто такой Джордж? Твой бывший парень? Один из тех, кто не умеет дурачиться?

— Нет, — я посмотрела на Мартина, покачав головой на его выходку. — Джордж персональный ассистент моей мамы, он мне как старший брат.

— Хмм... — глаза Мартина сузились, рассматривая меня, потом он спросил, — твоему отцу понравилось? То, что ты сделала?

Я кивнула, улыбаясь воспоминаниям.

— Да. Понравилось. Он аж расплакался. Чуть-чуть. Последний раз, когда я была у него на работе, я видела, что он повесил не меньше шести фотографий у себя в офисе, — я беззаботно рассмеялась, качая головой. — Он дурень.

Мы долго молчали, просто смотрели.

Я прочистила горло и отвела взгляд, находя этот милый, уютный, странный момент более сбивающим с толку, чем те горячие дискуссии, которые были до этого. Это чувствовалось так, будто могло привести к чему-то нормальному и стабильному. Мы были просто Мартин и Кэйтлин, которые разговаривали, разделяя совместные моменты, как нормальные люди. Не так, как бы сделал миллионер плэйбой.

— Итак, а что насчет твоего отца? — спросила я, потому что мне было любопытно. Я знала много об отце Мартина, потому что он был гением, тошнотворно богатым, и, казалось, всегда мелькал в новостях с новой моделью или актрисой.

— Мой отец... — улыбка покинула его глаза, а та, что осталась на его губах была фальшивой.

— Да. Мужчина, который воспитывал тебя.

Он рассмеялся невеселым смехом и закрыл глаза.

— Он не воспитывал меня.

Я изучала его черты — его полные, сладкие губы, сильную челюсть, высокие скулы и длинные ресницы — его идеальные черты. Такой идеальный. Я подумала, какого это быть таким идеальным или, по крайней мере, казаться таковым для остального мира. Мне казалось, что идеальный — слово и все, что под этим подразумевается — чувствуется словно клетка, ограниченная полом и потолком.

— Расскажи мне о нем, — сказала я, зная, что давлю на него.

Мартин открыл глаза и горечь, которой не было в последнее время, пока мы были вместе, появилась снова. Утомленный придурок Мартин.

— Он не пришел на мой выпускной вообще.

Я заморгала.

— О…

— Нет. Он сказал позже, что это, потому что я не выступал с речью, но я думаю это, потому что он просто забыл. Этого нет в его приоритетах.

— О… — повторила я, потому что не была уверена, что еще сказать. Его глаза были словно закрыты, защищаясь, насмехаясь — они будто говорили, как я посмела жалеть его. Я бы не стала. Или вернее, я не показывала этого.

— Он умнейший человек в мире, ты знаешь это? Он прошел все испытания, не важно, блять, что это означает и в целом он самый умный.

Я положила руки на его бедро и сжала.

— Есть что-то большее, чем быть просто умным, Мартин.

— Это так, — признал он, его глаза сфокусировалиcь на чем-то за моим плечом, пока он обдумывал мои слова.

Осмелев, я добавила:

— Я не думаю, что все эти тесты проверяют родительский ум, или приоритетный ум или цените-своего-невероятного-сына ум, потому что если бы они проверяли, он бы не сдал их.

Его блестящий взгляд сосредоточился на мне и я была очень удивлена тем, что горечь пропала из него, оставив только печаль и укравшую дыхание уязвимость.

— Ты хороший человек, Кэйтлин, — он нахмурился, глядя на меня, словно я головоломка или единорог, типа "хороший человек" бывает только в сказках.

Я открыла рот, потом снова закрыла, потом открыла снова:

— Спасибо. Ты тоже, Мартин.

Он ответил кривой ухмылкой и его глаза переместились к моей шее, где остались фиолетовые следы после нашей прогулки в бухту.

Нормальный и комфортный разговор привел нас, как всегда, к сексуальному напряжению. От его полуприкрытых веками глаз стало жарко, а интенсивность этого взгляда разожгла огонь в моих трусиках. Он всегда создавал пожар в моих трусиках. Образно говоря, горелка Бунзена всегда горела.

— Ты никогда мне не врала раньше, — сказал он, его голос был страстным и поддразнивающим.

— Я еще не врала тебе.

— Паркер, — он посмотрел на меня знающим взглядом.

— Что?

— Я не такой хороший. Ты знаешь это, помнишь? Ты называла меня хулиганом, придурком.

— Ну, ты был добр со мной, насколько я знаю.

— Я бы хотел сделать больше хороших вещей, лучших, если ты позволишь мне...

Я горела. Мои щеки пылали. Мне нужно было оценить и контролировать свое дыхание. Болезненность между ног была наилучшим напоминанием о хороших вещах, которые он делал, но были еще и отметины на шее.

— Больше никаких засосов, — сболтнула я.

Его глаза расширились, когда он усмехнулся:

— Почему нет?

— Тебе нравится оставлять засосы?

— Черт, да.

Я закатила глаза.

— Я раскушу твой блеф. Я оставлю тебе засос.

Он вытянул руки по бокам, будто предлагая себя.

— В любое время, ягненочек.

— Я сделаю это на твоей заднице, настолько большой, что ты не сможешь сидеть, — я сузила глаза, указывая на него.

Он застонал, как голодный человек, воспринимая укус, будто восхитительный десерт, будто сама мысль была приятной, не говоря уже о процессе.

Я, издеваясь над ним, фыркнула:

— Ты дурак.

Он сел, подвинувшись туда, где я сидела, одной рукой скользнув по моему бедру под мои хлопковые шортики, а другой рукой заправил волосы мне за ухо. Его глаза выглядели заботливыми и немного потерянными. Тройной эффект от его нападок — горящие глаза, ласкающие руки, сексуальная улыбка — был мощным.

— Я говорил тебе раньше, — он замолчал, оставив легкий поцелуй на моих губах, отчего у меня перехватило дыхание, и продолжил, понизив голос, — не говори того, что не имеешь в виду.

Я подняла подбородок для еще одного поцелуя, но к моему удивлению Мартин встал с кровати. Я наблюдала за ним, сбитая с толку его отдалением, обняв себя руками. Он посмотрел на меня и должно быть, почувствовав мое замешательство, объяснил по пути к двери.

— Уже поздно, ты спала несколько часов. И опять пропустила ужин. Я попрошу Розу, чтобы она принесла тебе поесть, пока мы не ушли, но нам уже нужно собираться.

— Собираться? Куда мы идем?

Его улыбка обернулась победоносной ухмылкой, когда он сказал:

— На вечеринку, конечно.

Вечеринка.

Пари.

Я забыла.

Ну... моллюски.

* * *

Мартин выиграл пари, хоть и обманул, поэтому Сэм была в моей комнате, готовя меня к вечеринке. Она увидела меня, выходящей из комнаты с волосами, завязанными в конский хвост, трениках, шлепанцах, порванной и в пятнах майке, на которой Чак Норрис уничтожал периодическую таблицу. А надпись на майке гласила: единственный элемент, в который я верю — элемент неожиданности.

Она подумала, что мой наряд неподходящий.

Поэтому она отправила меня в мою комнату, заставляя ждать, пока она искала подходящую одежду в своей комнате, чтобы потом нарядить меня. Сэм подобрала мне платье с открытой спиной, с оранжево-фиолетовым рисунком пейсли, из-за которого мои сиськи выглядели просто потрясающе. Она также сбрызнула мои волосы какими-то химикатами, которые разделили и немного укротили мои кудри.

В довершение ко всему она наложила макияж на мое лицо. Снова. Это своего рода личный рекорд, макияж дважды за неделю. Я отдала ей мое стервозно-отдохнувшее лицо, чтобы она нанесла тушь на ресницы.

— Ремни на платье закрывают твои... — ее глаза опустились на мою шею, — ...закрывают твои любовные знаки.

Я проворчала.

— Просто сделай меня симпатичной, чтобы я смогла броситься с обрыва.

— Ты такая смешная.

— Ты же знаешь, я ненавижу вечеринки.

— Ты столько не жаловалась в пятницу.

— Это потому, что у меня была миссия. У меня была причина быть там, задание. Прийти, рассказать Мартину о заговоре, выйти, пойти домой. Сейчас же, — я подняла руки и мои только что накрашенные фиолетовым пальчики, потом с шумом уронила их на бедра, — сейчас же я словно торгую лицом. Я словно занавеска пейсли.

— Это платье великолепно смотрится на тебе.

— Я знаю, извини. Ты такая милая. Мне просто необходимо пожаловаться.

Я не шутила, когда сказала, что ненавидела вечеринки.

Ненавидела!

Я не понимала их. Они, казалось, выявляли худшее в людях. Люди слишком громко смеялись и говорили, странно себя вели, показывая, что им весело, когда это было совсем не так... или, может, это только я так делала. Может людям было даже весело на вечеринках, а я просто была со странностями.

Несмотря на мое сварливое настроение, должна признать, что Сэм волшебница. Я выглядела хорошо.

Мы встретились с парнями в холле. Они были одеты просто в шорты и футболки, но все, казалось, специально побрились, уложили волосы и воспользовались одеколоном. Это был ураган запахов — все варианты «Проктэр энд Гэмбл» для мужчин.

Тем не менее, моя угрюмость немного рассеялась, когда Мартин посмотрел вверх и наши взгляды встретились. Когда его глаза расширились немного, и он, казалось, был ошеломлен моим внешним видом. Его губы раскрылись, а глаза перемещались вверх и вниз несколько раз, моргая.

Сэм подтолкнула меня и, прочистив горло, чтобы ее было слышно только мне, сказала:

— Это не платье и не макияж, это все ты, — затем подошла к Эрику и, обращаясь к нему, сказала, — На этот раз я хочу повести.

— Ты управляла в прошлый раз.

— Ты заметил?

Он улыбнулся ей, выглядя великолепным и счастливым, после чего пожал плечами.

— Отлично, управлять будешь сейчас, а кататься потом.

Она ударила его по плечу, рассмеявшись над его двусмысленным предложением, и вышла за дверь. Между тем Мартин оторвал свой взгляд от меня, и я была немного озадачена, увидев тоску, скользившую в его чертах.

— Эй, Рэй, — сказал Мартин. — Ты возьмешь Паркер? Гриффин поедет со мной.

Я почувствовала себя, как заложница и понятия не имела почему. Я даже не хотела ехать на эту вечеринку, Мартин настоял, а теперь даже не хотел ехать со мной?

Рэй смотрел то на меня, то на Мартина, его приподнятые брови и слегка приоткрытый рот выдавали его удивление.

— К-к-конечно, — сказал он, колеблясь и в нерешительности нахмурившись. Мартин и Рэй обменялись взглядом, пока я вертела в руках карман моего платья, все хорошие чувства при входе в холл рассеялись от этого странного обмена взглядами. Кроме того, Бэн тоже был там, и я чувствовала его скользкий взгляд на мне. Надеюсь, мои сиськи все-таки не выглядели слишком фантастическими в этом платье.

Рэй кивнул с неожиданной горячностью.

— Я имею в виду, безусловно, — он повернулся, улыбаясь мне. Я вздохнула с облегчением, когда поняла, что она искренняя, и он предложил мне руку. — С удовольствием.

— Спасибо, — я натянуто улыбнулась ему.

Парни были странные, и я ненавидела их. Кроме Рэя. Рэй был милым.

Мы уехали первыми. Он дружелюбно болтал, а я смеялась над его рассказом о том, как он в школе упал в обморок, когда нужно было разрезать ската. У него была очаровательная улыбка и его открытость заставляла меня думать, что мы с ним друзья, или он мой союзник, или что я могла доверять ему в том, что он не съест мои объедки, даже когда я не увижу.

Когда мы прибыли к дому — другому вытянутому чудовищу, хотя не такому огромному — Рэй подошел к стороне карта, где я сидела, и помог выйти. Мы приехали первыми, поэтому он, казалось, хотел послоняться вокруг карта, пока бы не приехали другие.

Рэй положил мою руку себе на локоть, широко улыбаясь.

— Итак, ты и Мартин, да?

— Честно говоря, я не знаю. Не имеет смысла для меня, — призналась я, пожимая плечами.

— Имеет смысл для меня, — его слова были спокойными, мягкими.

Я посмотрела на Рэя, и с удивлением обнаружила, что он смотрел на меня сверху вниз таким же мягким взглядом.

— Ты красивая, умная...

Я фыркнула, закатив глаза.

— Постой, слушай ты симпатичная не в обычном смысле. Ты не симпатичная. Ты красавица.

Я сжала губы и, нахмурившись, решительно сказала:

— И я, в самом деле, великая личность, верно?

Он улыбнулся, стараясь не рассмеяться.

— Да, ты, в самом деле, великая личность.

— Ты милый, Рэй.

— Нет, это ты милая, Кэйтлин. У тебя милый смех и великолепная, фантастическая улыбка с этим милым разрывом между зубами.

Я сердито посмотрела на него, сжав губы.

Он, казалось, колебался, рассматривая меня, высказать или нет свои мысли. Должно быть, он решился, потому что резко сказал:

— Ты девушка, которая нравится парням вроде нас, если мы умны и если нам повезет, ты девушка, на которой хочется жениться. Ты девушка для брака.

У меня отвисла челюсть, глаза вывалились из орбит. Мне понадобилось три или четыре секунды, чтобы обрести голос, после чего я спросила:

— О чем ты говоришь?

— У меня две сестры, и я говорю им это постоянно. Будь девушкой, на которой женятся. Не будь девушкой прилипалой. Не будь такой. Они глупые и ограниченные. Да такие девушки получают много мужского внимания, одеваясь в сексуальные курточки или сексуальные костюмы монашки... какое-то время. Но потом девушка остается использованная, ожесточенная и разочарованная, потому что никто не хочет быть с девушкой прилипалой.

Я заморгала, вытащила руку из его локтя и отступила на шаг.

— Ты отвратительный и определенно женоненавистник. Что если девушка прилипала использует тебя так же, как и ты ее? Что если она просто веселиться? Это проблема общества. Когда парень спит со всеми, он жеребец. Когда это делает девушка, она прилипала.

Он поднял руки и покачал головой.

— Я не собирался защищать общество, просто не правильно выразился. Я говорю, что это биология. Это эволюция. Запрограммированное поведение.

— Ты понимаешь, что мне девятнадцать, так? Я, может быть, никогда не выйду замуж. Я определенно не собираюсь замуж в ближайшее время.

— Не важно. Твоя независимость и тот факт, что ты не ищешь статуса Миссис — тебя отталкивает сама эта идея — делают тебя привлекательной девушкой для брака, нежели девушка-прилипала.

Я зарычала на него. Он рассмеялся.

— Послушай, я не говорю о девушках, которые любят веселиться и хорошо проводить время без обязательств. Я говорю о девушках, которые хотят бесплатно покататься, после того, как гонка закончилась.

Я закрыла рот, хмурясь на него по-настоящему и скрестив руки на груди. Я ничего не сказала, потому что знала такую девушку. Ну, я не была знакома с ней, но слышала ее планы в пятницу с Бэном, чтобы накачать наркотиками Мартина. Это было то, что имел в виду Рэй, говоря о девушках прилипалах.

— О... я вижу, ты знаешь, что я имею в виду.

Я фыркнула.

— Я вообще не знаю, о чем мы говорим.

— О тебе. Ты не девушка прилипала, ты ей не будешь, даже если попытаешься. Ты девушка для брака.

— Как мило с твоей стороны, особенно учитывая, что в подростковом и юношеском возрасте, ты заставлял чувствовать таких девушек, как я отбросами.

Он пожал плечами, что было бы очаровательно десять минут назад.

— Я просто говорю правду. Может это и нелегко услышать, но так устроен мир. Ты прекрасный пример девушки для брака, которую я когда-либо встречал. Ты красивая. И то, что я видел, ты изящная, когда нервничаешь, умная, одаренная и не драматизируешь. Ты из семьи, которая вошла в историю, как выдающаяся и исключительная. Ты милая — в смысле, на самом деле милая — искренняя, и ты веселая.

— Ты считаешь, что сейчас я веселая? Просто дождись начала вечеринки. Там будет изобилие веселья и смеха.

Рэй проигнорировал меня.

— Вот почему у тебя и Мартина есть смысл. Потому что, если Мартин один, он умный. Он не может быть милым, он колкий, как Катана. Ему никогда не приходилось работать для чего-то, ему вообще не нужно работать. Он скучает. По-своему веселиться. У него полно девушек прилипал. Он готов к тому, что будет дальше, и ты Олимпийская золотая медаль, Нобелевская премия, Пулитцеровская премия и брачный союз с Премией Киноакадемии в одном лице.

Остальные гольф-карты выбрали именно этот момент, чтобы появиться. Я услышала ликующий визг Сэм, когда она и Эрик появились из-за угла. Они аккуратно и умело припарковались в пространстве рядом с Рэем. Герк и Тэмбор, были следующими, потом Ли и Уилл, Бен сам по себе, замыкали все Мартин и Гриффин.

Между тем, Рэй смотрел на меня как старший брат или отец смотрит на свою сестру или дочь, после того, как рассказал ей горькую правду жизни. Будто он извинялся за то, что вещи были такими, но не сожалел о сказанном.

Он шагнул вперед и предложил мне свой локоть.

— Я разрушил твой вечер? — его тон был спокойным и извиняющимся.

Я покачала головой и приняла его локоть, сказав:

— Нет, — он не разрушил мой вечер, потому что я пришла на вечеринку. Не было не единого шанса разрушить то, что уже было разрушено.

— Я знаю его очень давно, — прошептал он, когда наши компаньоны заглушили двигатели своих картов и вышли на гравийную дорожку.

— Как долго? — спросила я, стараясь говорить тише.

— С начальной школы.

Я кивнула, раздумывая об этом и о нашей странной беседе.

— Он сходит с ума по тебе, Кэйтлин.

Я посмотрела в глаза Рэю. Его рот сжался в угрюмую линию. Прежде чем я смогла допросить его дальше, остальные подошли к нам, и наша странная задушевная беседа подошла к концу.

— Пойдем! — Сэм схватила меня за руку и потянула.

Рэй отпустил меня с небольшой улыбкой и помахал, взглядом как бы говоря: «Дай знать, если нужна будет помощь».

Я не знала, что ответить на это, как посмотреть на него в ответ. Так что я обратила внимание к особняку передо мной и предстоящей проблеме. Я не могла думать о том, что для Мартина я подходящая девушка для брака, пока не закончится этот вечер с ненавистной вечеринкой.

Только потом я постараюсь подумать о новых событиях и попытаюсь понять, что же мне делать.