Глава первая
Тьма… зажужжала.
Невыносимо выламывало суставы. Сводило судорогой мышцы. Тело — сплошной комок боли.
Подо мной — жесткий, холодный камень… нет, моя опора дрогнула… потекла… испарилась, обдав кожу жаром.
А тело куда-то плыло, само по себе.
Странный, стонущий голос. Издалека.
Сильный треск, и по коже — иглы электрических разрядов.
Рев ветра и непонятный пронзительный визг.
И невыносимая головная боль.
Мимолетный запах серы с гарью. Появлялись и исчезали запахи цветов, крови, сточных вод и старого льда.
Возвращалась способность мыслить.
Алиизса.
Я — Алиизса.
* * *
Она поняла, что не дышит. Легкие болели. Алю сделала глубокий, прерывистый вдох и с облегчением выдохнула. Осмелилась открыть глаза.
Перед глазами замелькали разноцветные вспышки. Миллионы оттенков.
Ничего, кроме цвета.
Разноцветные волны вокруг. Они превращались то в туман, то в рой светящихся точек, то в море.
Боль в глазах.
Полудемон зажмурилась — и ее стошнило.
Ее раздирала бесконечная какофония звуков, образов и ароматов. Она боялась, что это никогда не закончится.
«Мир сошел с ума, — подумала она. — Или, возможно, я просто умерла».
Она не могла бы сказать, как долго длилась эта пытка, но окружающий мир вернулся. Полудемон вновь ощутила тело — вместе с несказанной легкостью. Смолк треск и рев.
Боль притихла, и алю вновь ощутила под собой твердую поверхность камня. И все еще чувствовала неприятный душок чего-то нечистого: смесь несвежего пота и опаленной плоти.
На закрытые веки падал свет. Ровный, спокойный свет. Но алю боялась вновь открыть глаза, боялась вновь утонуть в безумном разноцветном море — хотя и понимала, что опасения беспочвенны.
Пытаясь успокоиться, Алиизса медленно, глубоко вздохнула и приподняла веки, готовая снова зажмуриться, если на нее обрушится цветовая буря. Этого не произошло. Тогда алю полностью раскрыла глаза и огляделась.
Первое, что она увидела — склонившегося над ней красивого усача с гладкими черными волосами, в черном наряде с золотом. Пышные неприбранные локоны падали на шею и плечи. Свечение, которое прежде заставляло алю крепко сжимать веки, исходило от него, но теперь было не ярче тусклого мерцающего блеска, подобного блеску светлячка. Мужчина изо всех сил пытался оставаться в вертикальном положении, стоя на дрожащих коленях и опираясь трясущимися руками на холодный камень, где лежала Алиисза. Получалось у него плохо.
— Рад встрече, — сказал он, тепло улыбаясь. — Ты цела?
Страх и ненависть вспыхнули в Алиизсе.
— Ублюдок! — с рычанием вырвалось у алю, прежде чем она успела задуматься. — Ты должен был сдохнуть!
Она не могла вспомнить, почему так, но это не имело значения. Алю рванулась к его горлу, чтобы задушить.
Ее руки скользнули по шелковому вороту рубахи, но сил не было, и она не смогла сжать пальцы.
В памяти вспыхнуло имя.
Засиан Менц, жрец Цирика.
Она хотела выцарапать ему глаза, но сил не было.
Алиизса зарыдала и уронила руки.
— Ублюдок, — простонала она.
«Сделай это, — крутились в голове алю мысли. — Просто убей меня. Покончи со всем!»
Но Засиан этого не сделал. Увидев ее горячность, он лишь с удивлением вытаращил глаза и отступил подальше, шатаясь и заваливаясь набок.
— Я… я извиняюсь, — сказал он. — Что такого я натворил?
В его взгляде не было прежней, слишком хорошо знакомой ей хитрости, а скорее смесь невинности и непонимания.
Алиизса уставилась на этого человека.
«Ты принимаешь меня за дуру? — думала она. — Действительно, что такого ты сделал!»
Но он был смущен, выражение глаз не менялось, не чувствовалось даже намека на двуличие. Казалось, он совершенно искренен.
Она застонала и отвернулась, пытаясь понять.
Свет исходил только от Засиана. Остальное пространство скрывала темнота. Алиизса лежала почти в центре круга каменных колонн, вершины которых терялись во мраке. Между этими мраморными часовыми тоже таился мрак, казавшийся еще плотнее за пятнышком слабого света. На полу возле ее головы растеклась лужа блевотины, и Алиизса на мгновение почувствовала вину за беспорядок в святилище.
Полудемон посмотрела в другую сторону и заметила под одной из дальних колонн, на полу, тело в темной броне. Из него, рукоятью вверх, торчал меч.
Страх снова охватил алю, как только она все вспомнила. Ангел Микус вонзил клинок — ее клинок — глубоко в тело рыцаря.
Рыцаря Торма.
Кэл.
Ее сын!
Нет!
Собрав остатки сил, Алиизса поползла к Кэлу. Она так ослабла, что едва тащилась по каменным плитам — на одной лишь воле.
«Я не хотела этого. Как я была глупа!»
Алиизса почти добралась до сына, когда реальность замерцала, неустойчивая, словно возникшая наполовину иллюзия. Через комнату прошла рябь, стены и колонны всколыхнулись, как флаг, трепещущий на ветру. Алиизса испугалась, что ей снова станет плохо.
Рябь пропала.
Алю почувствовала себя сильнее — настолько, что смогла доползти. Она прижала руку к груди сына и вгляделась в лицо полудроу.
Он еще дышал, но еле-еле.
Алиизса, с облегчением выдохнув, опустилась подле него.
Откуда-то сбоку донесся тихий шорох.
Она осторожно повернулась: каждую мышцу, каждую косточку еще наполняла боль.
Засиан навис над второй фигурой, растянувшейся возле другого столба.
Торан, падший ангел Тира.
Сердце Алиизсы сжалось при мысли, что жрец собирается причинить Торану вред, но каким-то наитием она поняла, что Засиан, напротив, старается помочь. Жрец закрыл глаза и тихо напевал. Наконец открыв их, он, заметив ее взгляд, произнес:
— Я сделал все, что мог. Думаю, скоро он придет в себя.
Кудрявые золотые волосы Торана, слипшиеся от пота, закрывали бледное лицо. Белые крылья, израненные и обожженные, не шевелились. Множество ран покрывало и опаленную кожу, но грудь еще медленно поднималась и опускалась.
Алиизса вспомнила тоскливый взгляд Торана перед тем, как ангел был сражен. Торан решил, что она предательница. Она вспомнила, как привела Микуса в комнату, пытаясь остановить бой с Засианом.
«Я предала их», — с горечью подумала алю.
И все же жрец пытался спасти жизнь ангела. В этом не было никакого смысла.
Засиан ахнул. Алиизса подняла глаза, но жрец смотрел куда-то в сторону.
Алиизса обернулась.
На нее смотрело покрытое потом лицо Микуса. Брови приподнялись в замешательстве, а рот открылся, как будто Микус намеревался что-то сказать. Коротко остриженные темные волосы жутковато блестели в странном освещении, придававшем его светлой коже нездоровую бледность. Дэв стоял прямо, и с ним было что-то не так.
Две руки, синие и чешуйчатые, торчали за его собственными. Из живота торчала вторая голова: синеватое рыло с разинутым ртом.
Мишик из клана Моруим.
Полудракон уставился на Алиизсу. Его глаза-бусинки странно сверкнули на Засиана, и он облизнул губы, словно смотрел на еду.
Микус попытался сделать шаг, но не смог, и Алиизса вскоре поняла, почему.
То, что осталось от синеватого, толстого и плотного тела хобгоблина-полудракона, объединилось с телом ангела, слилось с ним.
Это напомнило Алиизсе кентавра, но с телом дракона, а не лошади.
Искаженное существо, которое было Микусом и Мишиком одновременно, сделало вперед еще шаг, отчаянно пытаясь двигать человеческими и драконьими ногами согласованно. И завертелось на месте, когда Микус стал рассматривать себя, разинув рот и вытаращив глаза. Две пары крыльев, одни голубоватые и кожистые, другие покрытые чистыми белыми перьями, хлопали по бокам. Они то плотно прижимались к чудовищному телу, то, распахнувшись, взмахивали словно веера, подобно крыльям бабочки.
«О боги!» — подумала Алиизса и съежилась. Ей снова стало плохо.
— Что случилось? — спросил Микус слабым, еле слышным голосом.
— Я не знаю, — всхлипнув, призналась Алиизса, немного придя в себя. Она неотрывно смотрела на каменный пол, боясь глянуть на гротескную тварь, которой стали оба существа.
Когда Микус зарычал, требуя ответа, она отшатнулась, отступая к Засиану, с ужасом уставившегося на мерзкое создание. Но, преодолев страх, полудемон снова подняла взгляд на изуродованного ангела.
Микус смотрел на них и на Торана. Его лихорадочно блестевшие глаза расширились: видимо, он все вспомнил.
— Предательница! — взревел он. — Ты обманула меня, привела в ловушку! Вы заколдовали меня!
— Нет! — закричала Алиизса, мотнув головой. — Это сделала Шар! Она собирается убить Мистру.
Ее голос затих. «Я пыталась остановить вас, — мысленно повторяла она. — Я пыталась остановить всех вас!»
Вопль вырвался из горла ангела: жуткий, безнадежный звук. Он потряс Алиизсу, заставил ее съежиться и зажать руками уши. Микус, с безумным выражением лица, глубоко, судорожно вдохнул, прежде чем закричать снова, еще громче, чем раньше. Руки, все четыре, махали поочередно и хватались за боевой топор Мишика. Казалось, искаженный ангел не мог решить, какие конечности использовать.
Отвратительное создание встало на задние лапы и воздело топор. Последний крик издал Микус: пронзительный крик ярости и отчаяния. И в то же время голова Мишика издала восторженный рык. Затем оно слаженно набросилось на Алиизсу.
Алю отчаянным усилием воли заставила слушаться свои подгибающиеся ноги. Из последних сил она метнулась прочь. Засиан бросился в противоположную сторону.
Боевой топор пролетел мимо и с пронзительным звоном ударился о каменный пол. Алиизса укрылась за колонной, добравшись до нее уже на четвереньках. Она слышала шаги Микуса — они раздавались всё ближе.
— Я отправлю тебя обратно в адский огонь, демоница! — рычал искаженный ангел. — Я изрублю тебя на тысячу, тысячу кусков!
Алиизса вжалась в колонну. Мерзкая тварь, которая одновременно была Микусом и Мишиком, приближалась. Глаза хобгоблина сверкали от ненасытного голода, слюна текла изо рта, челюсти лязгали, но голова молчала. Микус, напротив, не стеснялся в выражении своих чувств. Он смотрел с ненавистью, вздымая боевой топор. И с каждым шагом все лучше контролировал уродливое тело.
Трясясь от страха самым позорным образом, Засиан сжался за другим столбом, изредка осмеливаясь бросать взгляды на чудовище — и тогда на лице жреца проступало выражение ужаса и отвращения.
— Микус, погоди! — выдала себя Алиизса. — Прекрати. Позволь мне найти способ помочь тебе.
Изуродованный ангел зарычал и кинулся к ней. Боевой топор взвился над головой алю — и рухнул вниз.
По широкой дуге.
Алиизса успела пригнуться, и дуновение ветра от пролетевшего лезвия коснулось ее кожи. Демоница бросилась прочь, а ее сапоги так скользили по каменному полу…
Микус последовал за ней.
Алю бегала вокруг мраморного столба, удирая от обезумевшего ангела. Ей вновь удалось увернуться, и боевой топор вонзился в твердый камень. Сила этого удара заставила вздрогнуть пол.
Полудемон снова бросилась бежать, но искаженный ангел разгадал ее нехитрый маневр и развернулся. И лягнул Алиизсу прямо в челюсть.
Алю замычала от боли: удар припечатал ее головой прямо о колонну. Перед глазами поплыли круги, и Алиизса, упав навзничь, растянулась на полу.
Она не могла вздохнуть. Она лежала, тщетно хватая воздух ртом и глядя, как Микус бежит на нее.
Он вскинул боевой топор так высоко, как только смог, а потом обрушил его вниз.
* * *
Эйрвин проснулась в панике. Встрепенулась в полумраке, ничего не понимая, и лишь спустя несколько секунд осознала, что это — лишь сон.
Она у себя, в ее доме. Скоро рассвет.
Ангел моргнула и, сев на постели, огляделась. В обстановке ничего не изменилось, но в душе нарастало беспокойство. Ей казалось, что она ощутила какой-то подземный толчок, расслышала эхо какого-то страшного грохота.
«Этого не должно быть, — встревожено подумала она. — Здесь такого не бывает».
Толчки, если они и были, утихли. Ангел сидела в предрассветной тишине спальни.
Она закрыла глаза и попыталась вспомнить сон. Напрасно! Он рассеялся, но беспокойство не утихало. Кошмары будили ее третий раз за ночь — ужасную ночь, однако она не могла вспомнить ни одного сна.
Эйрвин встала и оделась. Отчего тряслась земля? Этот вопрос не покидал ее. «Или я старею и становлюсь немощной, или приближается что-то действительно ужасное, — решила она. — И нет ничего хорошего в том, что я этого не знаю».
Ангел принялась готовить завтрак, хотя нуждалась в еде не более чем в сне. Просто способ провести время.
Она ожидала, что кулинарные заботы прогонят мучительное чувство страха — так же, как и в предыдущие два дня — но этого не случилось. В конце концов, ангел, раздумав есть, вышла во двор.
Утро обещало быть хорошим, как всегда на рассвете в Доме Триады. Солнце поднималось над горизонтом, окрашивая облака розово-оранжевыми тонами. Ангел представила себя летящей там, в этих утренних облаках, скользящей в воздухе на белых крыльях. Она закрыла глаза и почти ощутила полет… увы! лишь фантазия. Она могла сейчас летать не больше, чем остановить движение солнца.
Эйрвин открыла глаза и в который раз окинула взглядом место своей ссылки.
Ее дом, простое белое здание из двух комнат, стоял среди деревьев на небольшой поляне. В разломе скалы бил родник, изливаясь в бассейн посреди поляны. Холодный ручей тек оттуда в самую гущу ежевики, обозначавшей границу этого места. Хотя ангел не видела ничего, кроме зарослей, она знала: там заканчивается ее крошечный мир. Так сделали создатели ее тюрьмы.
Эйрвин вспомнила тот день, когда архонты Тира привели ее на крошечный каменный островок в сопровождении Вирина, солара, уполномоченного судом Высшего Совета доставить преступницу в ее личное чистилище. Таково было наказание за безрассудную преданность богу — провести целую вечность далеко-далеко от Целестии, великой горы богов. Эйрвин останется здесь, невзирая ни на что. Шкафы, набитые всякой всячиной, и садик, разбитый на поляне, давали возможность пленнице хоть чем-то заниматься, чтобы убить время. Но ей ничего не хотелось… кроме свободы, конечно.
«Не так уж плохо содержаться в таком загончике, — сказала себе, возможно, в тысячный раз, Эйрвин. — Есть, конечно, наказания гораздо хуже. А я сделала то, что было необходимо».
Ангел улыбнулась с нежностью, подумав о Торане. На нее накатило смешанное чувство удовлетворения и печали при мысли, где же сейчас может быть ее друг. Она поступила правильно, защищая его. Она знала, что это так, и могла лишь надеяться, что ее заступничества оказалось достаточно.
Добились ли они успеха? Ей очень хотелось бы знать! Докопались ли до правды? Кто-нибудь из них пришел бы сюда, чтобы сказать ей, если это так?
«Хватит жалеть себя, — сердилась Эйрвин. — Его жертва была столь же велика, как и твоя, если не больше. Ты потеряла Хелма, потому что он умер, а не потому, что ты была вынуждена изменить ему. Торан охотно принял судьбу гораздо печальнее».
Если бы Эйрвин еще могла о чем-нибудь просить бога, она бы молила за Торана: о его жизни и безопасности. Но теперь она могла лишь мысленно пожелать ему добра.
Ангел снова оплакивала смерть Хелма. Пустота, образовавшаяся после кончины ее божества, не отступала, дэв все еще страдала от этой раны, которая, похоже, никогда и не заживет. Эта потеря была больше чем отсутствие самоотверженной любви, больше чем потеря ангельской силы. Эйрвин оставалась все такой же целеустремленной и ответственной, но из ее жизни ушла радость служения, и теперь предстояло просто существовать.
Не очень-то веселое существование для бессмертного существа.
Из-за облаков плеснуло яркое сияние, возвещая приход нового великолепного дня. Для Эйрвин это знамение великолепия всегда было ложью, но напоминало ей, что жизнь продолжается, несмотря на все испытания и невзгоды.
Эйрвин уже собиралась вернуться в дом, когда заметила вспышку в небе. Она обернулась и стала наблюдать, рукой защищая глаза от солнца.
Снова блеснула вспышка, и ангел сосредоточила свое внимание на этой точке небесной сферы.
В сияющей лазури появились, увеличиваясь, две фигуры — и они мчались со скоростью молнии. Вскоре Эйрвин разглядела, что это небожители, летящие на белых крыльях — прямо к ней. Ангел затрепетала. Она все еще тревожилась из-за сна, который так и не удалось вспомнить.
Сначала она подумала, что это солар и планетар, но, когда пара приблизилась, поняла, что существо с зеленой кожей — архонт-глашатай. Он держал серебристую трубу, блестящую в лучах утреннего солнца — и он затрубил в нее, возвещая Эйрвин их прибытие.
Небожители опустились на мягкий грунт и склонились перед Эйрвин, с любопытством наблюдавшей их манерное поведение. И все же она была очень рада гостям.
— Мы желаем вам доброго утра в этот благословенный день, Эйрвин, — сказал солар. Она знала его. Вирин, глава эскорта, который сопровождал ее в тюрьму.
— Мы надеемся, что застали вас в добром здравии и в хорошем настроении, — добавил архонт, — и верим, что не прервали ваших важных занятий.
Эйрвин засмеялась.
— Полагаю, вы оба знаете, что я буду приветствовать любое прерывание моих занятий. Вирин, нет никакой необходимости в формальностях, я не затаила на вас зла. Вы просто выполняли свой долг.
Ангел слегка наклонил голову в знак благодарности.
— Я очень рад видеть вас, Эйрвин. Мне не доставило радости оставить вас здесь.
Эйрвин пожала плечами, потом нахмурилась.
— Если вы пришли, чтобы увидеть, буду ли я пересматривать свое решение и свидетельствовать перед Высшим Советом, то боюсь, вы прибыли напрасно. Я все еще верю в правоту моих действий, и моя свобода не стоит принятия такого решения. А что касается Торана, то я до сих пор считаю, что Тир поступил с ним неправильно, и мое мнение не изменится.
Посетители посмотрели друг на друга и нахмурились.
— Конечно, у вас не было никакой возможности узнать, — торжественно сказал Вирин, — но я думал, что вы могли бы подозревать…
Озадаченная Эйрвин склонила голову.
— Подозревать что? — спросила она. — Что случилось?
Ее сердце затрепетало от радости.
— Торан вернулся? Он принес известие о своем успехе?
Вирин нахмурился сильнее.
— Увы, это не так, — ответил ангел. Он хотел добавить что-то еще, но архонт прервал его.
— Разве вы не слышали вызова? — спросил глашатай. — Разве вы не чувствовали связи с Провидцем, его зова?
Глаза Эйрвин расширились от удивления.
— Эратеол пытается связаться со мной? — спросила она. Новость, что великий архонт, правивший Венью, третьим уровнем горы Целестия, пытается связаться с ней, ошеломила ее.
— Зачем?
Потом она вспомнила дрожь, от которой проснулась.
И свои сны.
Эйрвин вдруг поняла, как взволнованы два стоящих перед ней существа. Судя по всему, они принесли важные вести.
— Рассказывайте, — велела она.
— В течение трех дней Провидец получал предзнаменования о чем-то важном и страшном. Он пытался как-то объяснить эти предупреждения, но понял лишь то, что они каким-то образом связаны с вашим именем. Он пытался вызвать вас, но безуспешно. И только сегодня утром он узнал, что вас изгнали. Он приказал мне вмешаться, и мы сразу отправились сюда, но я боюсь, что мы, возможно, опоздали.
— Опоздали сделать что? — спросила Эйрвин.
«Как я могу быть частью видения Провидца?» — она испытала настоящее потрясение.
— Кажется, вы с Тораном были правы, — сказал Вирин. — Мистра была убита. Цириком.
Эйрвин ахнула и упала на колени.
— Нет! — выдохнула она. — Не может быть!
«О, Торан, — подумала она. — Ты знал, что так случится, не так ли? И никто тебе не верил».
И она погрузилась в молитву, надеясь, что ее друг все еще жив.
— К сожалению, это не единственная плохая весть, что я вынужден сообщить вам, — продолжал Вирин. Он положил руку на плечо Эйрвин, стараясь утешить ее. — В результате Сердце Двеомера было разрушено. Саврас мертв, Азут исчез. Мирового Древа больше нет.
Душа Эйрвин погрузилась в пучину отчаяния.
— Так много жизней, — пробормотала ангел, пытаясь осознать то, что сказал дэв. — Так много смертей и разрушений. Что наделал Цирик?
— Я не знаю, — тихо и печально ответил Вирин. — Каждый пытается понять, как далеко зашли последствия.
Он глубоко вздохнул.
— Но именно поэтому мы здесь. Вы должны вернуться с нами в Суд Тира. Вы помилованы. Похоже, что вам предначертано сыграть в происходящем какую-то роль, и Совет желает это выяснить.