За окнами дворца уже совсем стемнело.

Император спал. Дверь в его опочивальню была приоткрыта, и лорд Ирем иногда ловил себя на том, что он прислушивается, стараясь различить любой случайный шорох, который мог свидетельствовать о повторном покушении на жизнь правителя. Рыцарь прекрасно понимал, что главная опасность миновала, но не сомневался, что после вчерашней ночи еще долго будет наблюдать за каждым шагом друга с удесятеренным вниманием. А Император, разумеется, станет подшучивать над его мнительностью и упрекать за бесполезное усердие. И пусть.

Устроившись в своем любимом кресле в кабинете Валларикса, Ирем чувствовал себя измотанным и совершенно обессилевшим. А вот на сидящем напротив коадъютора седом и худощавом человеке, возраст которого не поддавался даже приблизительному определению – он выглядел одновременно молодым и старым, а еще точнее – неподвластным человеческому времени – все тяготы минувшей ночи совершенно не оставили следа.

И в этом была главная причина, по которой рыцарь оставался здесь, вместо того, чтобы дать себе хоть немного отдохнуть после сражения с Безликими и хлопотливого "улаживания" проблем с бастардом. Да, по большому счету, главная причина заключалась не в правителе, а именно в Седом. Лорд Ирем часто замечал, как странно присутствие этого человека действует на остальных людей. Валларикс, например, рядом со Светлым словно сбрасывал с плеч тяжелый груз, который нес все остальное время. Лицо Императора заметно прояснялось, исчезала напряженная морщинка над бровями, и правитель делал то, на что был неспособен в остальное время – просто отдыхал, передоверив всю ответственность кому-нибудь другому.

Слуги, если им случалось ненароком встретиться со Светлым во Дворце, выглядели так, как будто их внезапно осеняла мысль, что завтра будет праздник, и вместо приевшейся работы их ждут ярмарочные балаганы, танцы и дешевое вино.

А вот лорд Ирем чувствовал азарт и странное волнение, словно вчерашний рекрут, переброшенный из тренировочного лагеря на настоящую войну. И даже сильная усталость не могла заставить коадъютора подняться и, признав, что он устал, отправиться в свои покои, расположенные в гостевом крыле Дворца.

Кроме того, шанс поговорить со Светлым выпадал не так уж часто, а вопросов к нему у мессера доминанта накопилось очень много.

Некоторые из них звучали нелепо в его собственных ушах. Ну например, ему давно хотелось знать, откуда Светлый узнает про все, что происходит во Дворце и за его пределами. Или как попадают к Императору его записки, вроде той, с предупреждением. И где, в конце концов, находится загадочный Туманный Лог, если Седой с одинаковой легкостью может попасть оттуда хоть в Адель, хоть в самую далекую провинцию?

Естественно, лорд Ирем слишком уважал себя, чтобы смешить своего собеседника подобными вопросами.

Охотнее всего он спросил бы у Князя, что им теперь делать с Олваргом. Ведь нападение на город могло повториться, а повторной помощи от Альдов ждать не приходилось. Чудеса не повторяются – кажется, именно так он сказал Криксу?…

Вспомнив о бастарде, лорд невольно сбился с мысли и задал своему собеседнику совсем другой вопрос.

– После того, как я второй раз съездил в Приозерное по поручению Валларикса, я усомнился в том, что десять лет назад мы сделали разумный выбор, – сказал Ирем. – Я все понимаю, Чернолесье – это отдаленное, глухое место, где ребенка можно было относительно надежно спрятать, но подобных мест в Империи не так уж мало. Я уже не говорю об этом Валиоре… – рыцарь покривился. – Такому человеку я бы не позволил присмотреть даже за своей лошадью или собакой. Было просто неразумно доверять ему ребенка.

Седой бесстрастно посмотрел на рыцаря.

– Я выбрал для Рикса то, что будет для него лучше всего. Уж кто-то, а ты, Ирем, должен бы знать, что "лучше" не всегда значит "приятнее".

– То есть "лучше всего" ему было жить без имени в деревне, где его считали парией?… – желчно осведомился Ирем.

– А тебе не кажется, что ты отмечаешь только то, что тебе выгодно отметить? – возразил на это Светлый. – Попытайся посмотреть чуть шире, рыцарь. Может быть, его приемные родители не так уж плохи, если они вырастили мальчика таким, каким он стал? Или ты полагаешь, что они тут ни при чем?

– Как знать. Наставник Хлорд, с которым я однажды по беседовал в Лаконе, именно так и сказал, – хмыкнул лорд Ирем.

Седой слегка пожал плечами, словно говоря, что не желает даже обсуждать подобную нелепость.

– Я доверяю тайной магии, сэр рыцарь. Если спрашивать у Изначальных сил совета в выборе пути, то нужно быть готовым, что такой путь вряд ли будет легким. Но, в конечном счете, тем, кто ищет легкой и спокойной жизни, ни к чему советы Изначальных сил.

– Да, но почему крестьяне? – не сдавался коадъютор. – Неужели тайной магии было угодно, чтобы мальчик рос среди навоза и даже не знал, с какой стороны держат меч?…

– Я бы мог найти для мальчика приемного отца из рыцарского рода, и тогда его таланты к воинскому делу обнаружились бы, разумеется, гораздо раньше, – согласился Князь. – Но только вряд ли он дожил бы до того момента, когда смог бы как-нибудь их проявить. Вспомни лорда Дарена, усыновившего ребенка в тот же год, когда мы увезли бастарда из Адели. В его замке перебили всех, не исключая даже слуг и мальчиков с конюшни. Вспомни про Маршанк, где глава городского магистрата тоже пожалел какого-то подкидыша – и где теперь тот город?… Не забудь, что поиски "дан-Энрикса" велись в первую очередь в рыцарских замках и в имперских городах. Отдать его в крестьянскую семью было гораздо безопаснее.

– Мне кажется, что вы могли бы забрать мальчика к себе, в этот ваш… Леривалль, – заметил Ирем.

– Да, но если бы я взял его с собой в Туманный Лог, он уже не смог бы снова жить среди людей. Тот, кто вырос среди Альдов, никогда не приспособится к вашим законам. Думаю, его бы просто посчитали сумасшедшим. Наконец, я мог отправить его жить на родину его отца, но там… – Седой запнулся и пожал плечами – Просто поверь мне на слово, что вариантов было много. И у всех имелись недостатки, куда более весомые и очевидные, чем у того, на котором я в конце концов остановился.

– Валларикс считает, что Крикс будет первой целью Олварга, как только он оправится от поражения, – сказал Ирем, решив сменить тему. – Я с ним не согласен. Думаю, уничтожение всех представителей Династии является для Олварга скорее актом мести… ну, и самым простым способом добиться власти над Легелионом. А предотвращение гипотетической возможности, что кто-нибудь добудет меч, пусть даже легендарный – это несерьезно. Что такое меч в сравнении с Великим городом и императорской короной?… Если бы я только знал, чего он хочет, было бы гораздо проще, но пока мы действуем вслепую.

– То же самое можно сказать о нем самом, – заметил Князь довольно сухо. – Наш враг фатально заблуждается по поводу своих поступков. Он считает, что он сражается против тебя, или меня, или Валларикса. И преследует при этом собственные цели: месть, могущество, возможность безраздельно подчинить себе других и насладиться этой властью… А на деле все совсем не так. Он вовсе не сверхчеловек, который овладел силами Темного Истока, чтобы с их помощью добиться своего. Скорее, он похож на щепку, брошенную в водопад. И судьбы мира от него зависят так же мало, как течение – от этой щепки.

– То есть? – поднял брови Ирем. – Олварг, с вашей точки зрения – пустое место?

– Именно, – кивнул Седой – Нужны усилия нескольких тысяч человек, чтобы построить город, но даже один калека или нищий в состоянии его поджечь. Для этого не нужно обладать ни мудростью, ни волей, ни талантом. Так что Олваргу гордиться нечем. Сила, до которой он дорвался, велика… я бы сказал, что даже слишком велика – в первую очередь для него самого. Он думает, что подчинил ее – а сам давно стал для нее послушным инструментом. У него есть цели, до которых Тьме есть дело лишь постольку, поскольку они позволяют ей исполнить _свою_ цель. Которую сам Олварг вряд ли понимает.

– Боюсь, я тоже перестал вас понимать, – пожал плечами Ирем.

Князь вздохнул.

– Конечно. Очень трудно верить во врага, который хочет не добиться пользы для себя, не подчинить своих противников – а заставить их страдать ради страдания, а после уничтожить. Но все дело в том, что зло всегда бессмысленно: и в самых мелких своих проявлениях, которые мы можем наблюдать в обычной жизни, и в особенности в своем абсолютном выражении, которое мы называем Тьмой, – голос Седого, чаще всего резкий и категоричный, на сей раз звучал задумчиво и как-то удивительно печально. – А главное, оно не остановится не перед чем, чтобы добиться своих целей. Силе, воплощающей лишь ненависть, чужда забота о самосохранении.

"Валларикс прав, – подумал доминант с досадой. – Если бы Князь хоть иногда способен был бы изъясняться не туманными метафорами, а нормальной речью, было бы гораздо проще. Нам нужно понять, что делать с Олваргом и его сбродом – а Седой вместо ответа начинает философские беседы о добре и зле. Наверное, жизнь с Альдами действительно меняет восприятие. Вместо рациональности – одна поэтика, патетика и мистика…"

Озвучить свое наблюдение лорд Ирем, к счастью, не успел.

В эту минуту комнату вошел слуга, и, все время косясь на Светлого, вручил коадъютору записку.

Ирем развернул пергамент и прочел:

"Прости, сегодня не могу приехать. Действие люцера прекратилось несколько часов назад. У Рикса лихорадка. Сижу с ним. Горячка сильная, он даже начал бредить. Могу только порадоваться, что правитель больше не нуждается в моих услугах: не представляю, что бы я стал делать, если бы пришлось поехать во дворец. Рикса в таком состоянии нельзя оставить даже на минуту.

Рам Ашад"

Лорд Ирем выругался и отбросил смятую записку.

– Подготовьте крытые носилки, – распорядился он, порывисто вставая на ноги. И, обернувшись к Светлому, сказал – Прочтите, Князь, это о Риксе. Если Валларикс проснется, скажите ему, что я поехал за мальчиком. Привезу его сюда.

* * *

– Вы говорите, вычеркнуть из списков? Крикса?… – растерянно переспросил наставник Хайнрик, близоруко щурясь на предъявленный ему пергамент.

– Совершенно верно, мэтр. Он покинул Академию по предписанию Совета.

Хайнрик еще раз перечитал пергамент и решительно сказал:

– Послушайте, это какое-то недоразумение. Он исключительно способный мальчик.

– Да уж… исключительно способный, – выразительно скривился мастер Вардос. Хлорд сцепил пальцы рук, лежавших на столе, и разглядывал их с таким вниманием, как будто все происходящее в скриптории его ничуть не занимало.

Хайнрик не сдавался.

– Я не знаю, как он проявил себя на тренировочной площадке, но, по крайней мере, на моих занятиях он учится блестяще. Почти все первогодки обучались еще дома, до приезда в Академию, а сейчас он пишет и читает лучше большинства из них. Саккронис говорит, что Рикс бывает у него в Книгохранилище, а мне уже давно не приходилось видеть, чтобы кто-то из его ровесников сидел над книгой просто так, для собственного удовольствия. И я _действительно_ не понимаю, как Совет мог исключить его. Мальчику явно нравилось учиться.

– Мэтр Хайнрик… – попытался вклиниться Талгвир, слушавший пылкую оправдательную речь помощника Саккрониса с таким видом, словно у него болели зубы. Он не понимал, как Хлорд способен сохранять такое безучастие к происходящему, но не сомневался в том, что это равнодушие было не более чем маской, за которой его друг скрывал совсем иные чувства.

Да и самому Талгвиру, хотя дело не касалось его лично, было не особенно приятно видеть безучастное лицо товарища, непроницаемые взгляды Элпина и Дейрека и высокомерную улыбку Вардоса. В зале Совета все отчетливее пахло новой ссорой.

Несомненно, обсуждение "вопроса о "дан-Энриксе" следовало закончить как можно скорее.

– Я не знаю, что он сотворил, но я уверен, что вы могли наказать его как-то иначе, – игнорируя Талгвира, продолжал рассерженный наставник Хайнрик. – Повторяю вам еще раз: мальчик исключительно талантлив. Если вы не доверяете моим суждениям, спросите хоть у самого Саккрониса. Он проводил вступительные Испытания в отряде Хлорда. Крикс смог выполнить одиннадцать заданий из предложенных двенадцати. В его отряде только двое показали такой же высокий результат. Вы понимаете?…

– Боюсь, это _вы_ не понимаете! – не выдержал Талгвир. – Нам всем… – мастер запнулся, искоса взглянув на Вардоса. – Конечно же, нам было неприятно принимать подобное решение. Но Крикс не просто опоздал к отбою или с кем-нибудь подрался. Он…

В эту минуту в двери аулариума просунулась кудрявая светловолосая голова Кэлрина Отта, а потом и вся его высокая и легкая в кости фигура, закутанная в плащ дозорного. Талгвир, запнувшись, с удивлением взглянул на старшего ученика. Вардос недовольно сдвинул брови. Впрочем, даже если Кэлрин и заметил это, то нисколько не смутился.

– Извините, мастера, – сказал он, – Мне поручили разыскать мастера Хлорда. К нему гость. Мы говорили, что Наставник на совете, но тот человек сказал, что он не может ждать, а разговор, с которым он пришел, не терпит отлагательства.

– Что за нахал, – скривился Дейрек. Остальные мастера всем своим видом демонстрировали полное согласие с его высказыванием. Не участвовал в этом молчаливом осуждении только Ратенн, который несколько месяцев назад лично проводил к мастеру Хлорду посетителя, который оказался коадъютором правителя, мессером Иремом.

Да и сама манера, в которой неизвестный сообщил о своем желании видеть Хлорда, показалась мастеру Ратенну удивительно знакомой.

Глава Академии подозревал, что гость, посмевший требовать наставника с совета, был ему известен.

Хлорд встал, со скрипом отодвинув кресло.

– Мастер, вы уверены, что это срочно?… – скептически спросил Вардос.

Хлорд не удостоил своего противника ответом, направляясь к выходу.

В отличие от мастера Ратенна, ему и в голову не пришла мысль об Иреме. Но он был рад, что у него нашелся повод уйти. Никогда еще присутствие на заседании совета не было для младшего наставника столь тягостным, как в это утро.

Выйдя из Лакона, он вдохнул морозный, чистый воздух, и его лицо несколько прояснилось. Но уже через несколько шагов мрачные мысли, истерзавшие наставника в скриптории, вернулись с новой силой. "Исключительно талантлив"! Фэйры!… Уж кому, как не ему, знать это лучше, чем любому Хайнрику.

Наставник Хлорд всегда старался никого не выделять, особенно по их способностям на тренировочной площадке. Слабые ученики и так все время чувствуют себя не слишком-то уютно в окружении преуспевающих товарищей, а если еще и Наставники все свое внимание и одобрение сосредоточат на талантливых учениках, то пропасть между самыми способными и всеми остальными будет шириться день ото дня. Но Хлорду поневоле пришлось уделять "дан-Энриксу" особое внимание – ведь, как-никак, он был совсем не подготовлен к жизни в Академии. Хлорд нередко был свидетелем того, как на тренировке Крикс с почти с отчаянием наблюдал за остальными, стараясь если не понять, то хоть скопировать какой-нибудь прием, и чаще всего ошибаясь. В первые недели обучения Рикс казался неуклюжим по сравнению с другими новичками, да и сам, по-видимому, с каждой новой ошибкой только убеждался в собственной никчемности, но мастер Хлорд не мог не видеть, что он быстро догоняет своих сверстников. Хлорд знал, что Рикс тайком берет уроки у Димара Арклесса, с которым умудрился подружиться, и фехтует с Юлианом Лэром, но, как ни крути, одного лишь упрямства было мало, чтобы делать на занятиях такие быстрые успехи.

Крикс имел гораздо больше, чем упрямство – он имел талант.

Еще несколько месяцев, а может быть, даже недель, и это обстоятельство стало бы очевидно даже ему самому, не говоря уже о Льюберте Дарнторне, до поры до времени шпынявшему "дан-Энрикса" на ежедневных тренировках. Ставя двух непримиримых недругов в одну пару, Хлорд не только шел на поводу у Крикса, пожелавшего "помочь" озлобленному юному аристократу, но и рассчитывал, что Льюберт, сам того не зная, будет лучшим из учителей для своего врага.

Дарнторн наверняка не станет поддаваться или делать что-нибудь вполсилы, и тем самым, не желая этого, поможет Криксу приучиться выполнять любой прием безукоризненно. Расчет Наставника довольно скоро оправдался. Из всего энгильда только в этой паре никогда не отвлекались и не пересмеивались за спиной у мастера. В ней тренировались с редкостным остервенением и пылом. Правда, Льюберт был одним из лучших фехтовальщиков в отряде и уже давно освоил то, чему учили остальных, поэтому в их паре чаще всего делали совсем не то, что требовал Наставник. Зато делали всегда на совесть. После возвращения из Деревянной крепости их поединки стали еще продолжительнее и ожесточеннее, а насмешки и придирки, которые Дарнторн измысливал для своего напарника по тренировочной площадке, еще язвительнее и грубее. Иногда, посматривая издали на эту пару, Хлорд гадал, знает ли Льюберт, что он сам готовит своего преемника на место "первого меча" энгильда.

Хлорд откровенно любовался Криксом, когда тот с легкостью выполнял какое-то задание, с которым не могли с первого раза справиться все остальные – а подобное происходило каждый раз, когда "дан-Энрикс" увлекался и благополучно забывал, что он, по собственному утверждению, "вечно все путает" и "ни на что не годен". По временам наставник чувствовал такую гордость за "дан-Энрикса", как будто тот был его сыном. Конечно, это было дурно, потому что мастер не имеет право выделять кого-то из своих учеников. Но, в очередной раз замечая, что он нарушает собственные принципы, которые еще вчера считал самыми главными в своей работе, мастер Хлорд ловил себя на том, что он ничуть об этом не жалеет.

Хлорд не сомневался, что из Крикса может выйти что-нибудь вполне незаурядное, и в глубине души гордился тем, что он смог разглядеть подобные задатки в уличном мальчишке, который в силу своего происхождения не мог даже мечтать о поступлении в Лакон.

И вот, все его планы и надежды рухнули в один момент, когда "дан-Энрикса" приволокли под утро в Академию – беспамятного, грязного, залитого вином и с сильным запахом ячменной водки изо рта. Хлорд старался убедить себя, что, даже если бы об этом происшествии узнал бы только он один, он все равно потребовал бы исключения "дан-Энрикса". Ученик младшего отряда, валяющийся пьяным на краю канавы, не только совершает непростительный проступок, но и возмутительнейшим образом позорит весь Лакон. По справедливости, единственным достойным наказанием за эту выходку является немедленное исключение. Наставник Хлорд знал это лучше, чем кто бы то ни было. И злился на себя, поскольку понимал, что, будь у него хоть малейшая возможность как-нибудь замять эту историю – ничтожная лазейка в волос толщиной – он бы обязательно воспользовался ею.

Сегодня на совете, слушая, как Хайнрик хвалит Крикса, Хлорд внезапно ощутил приступ сильнейшего раздражения. Талантов в Риксе, что и говорить, было достаточно. А заодно – с избытком глупости, неблагодарности и наглости.

Он получил возможность обучаться в Академии, куда простолюдинов принимали только в краткое десятилетие правления Гвидарикса. Наследники знатнейших рыцарских семей Легелиона приняли его в свой круг, как равного. В конце концов, Хлорд сам потратил на него так много сил и времени, как ни на одного другого первогодка. А "дан-Энрикс" ни минуты не поколебался, прежде чем напиться ночью за стенами Академии, прекрасно зная, к чему его это приведет.

Конечно, можно было бы сказать, что мальчику одиннадцати лет едва ли могла прийти в голову подобная идея и, скорее всего, дело тут в дурном влиянии кого-нибудь из старших, но для Хлорда это было жалким оправданием. В конце концов, Крикс сделал все возможное, чтобы к нему не относились, как к ребенку, и он меньше, чем кто бы то ни было в его отряде, заслуживал бы снисхождения такого рода.

Дойдя до Южного крыла, мастер поднялся по ступенькам и так резко распахнул входную дверь в приемный зал, как будто собирался выместить на ней свою досаду.

Посетитель, мерявший шагами галерею, обернулся, с совершенно безмятежным видом встретив мрачный взгляд Наставника.

– А… так это вы, – сказал мастер Хлорд, почувствовав себя довольно глупо. Он помнил, что лорд Ирем спросил его разрешения при случае прийти еще раз, но никак не ожидал, что коадъютор в самом деле явится сюда.

– Доброе утро, мастер, – улыбнулся доминант. – Вы, судя по всему, чем-то расстроены?

– Да, – лаконично отозвался Хлорд, всем видом давая понять, что о причинах этого расстройства рыцарю лучше не спрашивать.

– Что ж, тогда я сожалею, что побеспокоил вас. Но, как я уже сказал вашим дозорным, я пришел сюда по делу, а времени у меня не так уж много. Может быть, пройдемся? – рыцарь указал на галерею.

"Лучше сядем" – хотел сказать Хлорд, но тут же понял, что сидеть в холодном помещении будет не слишком-то удобно. В Южном крыле находились комнаты, которые использовались редко, и камины в них обычно не топили.

– Хорошо, пройдемся, – сказал он, гадая про себя, что же за дело на сей раз заставило мессера коадъютора почтить его своим визитом. – О чем вы хотели со мной поговорить?

– О вашем ученике. Том самом, о котором мы беседовали в прошлый раз, – любезно уточнил лорд Ирем. – О Криксе.

Хлорд болезненно поморщился.

– Крикс больше не мой ученик. Он…

– Исключен. Я знаю, – кивнул Ирем. И, не обращая ни малейшего внимания на удивление Наставника, спокойно продолжал – Поэтому я и пришел. Однажды я просил вас отменить решение о зачислении Крикса из Энмерри в Лакон. Сегодня я, наоборот, пришел просить о том, чтобы его зачислили обратно.

Хлорд остановился, и, как громом пораженный, посмотрел на доминанта.

Его изумление было так велико, что, вместо того, чтобы спросить, какое дело Ирему до исключения "дан-Энрикса" или привычно возмутиться тем, что кто-то посторонний вмешивается в лаконские дела, наставник сбивчиво пробормотал:

– Но… вы не понимаете! Мастер Ратенн… Совет, в конце концов… Крикса _нельзя_ принять обратно! Это невозможно!

Тут наставник прикусил язык. Любой мало-мальски проницательный человек – а его собеседник, как догадывался мастер Хлорд, был человеком очень проницательным – услышав этот сбивчивый ответ, тотчас же догадался бы, как взволновало и обрадовало мастера предположение, что Крикс может вернуться в Академию.

– С мастером Ратенном я поговорю отдельно, и с этой стороны не будет никаких препятствий, – безмятежно улыбаясь, сообщил лорд Ирем. – Уверяю вас, что вопрос о зачислении Рикса обратно в Академию даже не будет подниматься на Совете.

– Мое мнение, лорд Ирем, не всегда совпадает с мнением Совета, – мрачно сказал Хлорд, успевший вполне овладеть собой. – И когда наши суждения расходятся, я имею дурную привычку делать то, что сам считаю нужным. Так было в день принятия дан… к-хмм… Крикса в Академию, так будет и теперь. Если вы не убедите меня в том, что после той безобразной выходки Крикс достоин продолжать учебу, я предупреждаю вас, что не приму его назад. Даже по прямому предписанию Совета мастеров.

– А – императора? – спросил лорд Ирем с интересом.

Хлорд посмотрел на доминанта почти неприязненно. И сухо уточнил:

– У вас есть письменный приказ?…

Коадъютор несколько секунд внимательно смотрел на собеседника, а потом внезапно рассмеялся.

– Все, мастер Хлорд, я сдаюсь. Давайте сядем и поговорим. Честное слово, это в двух словах не скажешь.

– Ну что ж, – сказал наставник, начиная подозревать, что коадъютор – какой бы нелепой ни казалась эта мысль на первый взгляд – нарочно провоцировал его на резкость, да еще и получал от этого почти мальчишеское удовольствие.

– Письменное распоряжение правителя на этот счет лежит в моем кармане, – мирно сказал Ирем, опустившись в кресло. – Но его я предъявлю Совету. А с вами я хотел просто побеседовать.

– Вот как. Видимо, вас это развлекает?… – едко спросил Хлорд. И сейчас же подумал, что он поневоле начинает подражать язвительной манере каларийца.

С этим нужно было что-то делать.

– …Одним словом, я хотел бы, наконец, услышать то, что вы намеревались мне сказать, хотя, конечно, при наличии приказа императора любые объяснения уже излишни, – завершил он свою речь.

– Не совсем. Есть вещи, о которых невозможно написать в приказе. Например, о том, что обвинение в ночной попойке, выдвинутое против Крикса – результат довольно подлой выходки группы других учеников. Ваш Рикс, конечно, виноват, что вышел ночью за ворота Академии, но гораздо больше виноваты те, кто не постеснялся оглушить своего товарища и сделать так, чтобы его нашли только под утро на соседней улице – в канаве, без сознания, облитого вином. Те, кто это сделал, рассчитывали именно на то, что после такого Рикса непременно исключат из Академии.

Пока Ирем говорил, лицо наставника потемнело от тяжелого, безвыходного гнева.

– Вы говорите, это сделали наши ученики? Кто именно? – спросил он резко, когда доминант закончил свою речь.

– Не знаю, мастер. Но подозреваю, что, если вы вспомните, кто был в дозоре у ворот в ту ночь, когда Рикс якобы напился в городе – вы попадете в точку. Особенно если по странному совпадению окажется, что на вахте в этот раз стояли друзья Льюберта Дарнторна.

– То есть вы уверены, что Крикс ни в чем не виноват? – спросил наставник после нескольких минут молчания.

– Конечно, нет, – лениво возразил лорд Ирем. – Я вам уже сказал – он очень виноват, что позволяет себе нарушать лаконский распорядок, и что он вышел в город ночью… и еще больше виноват в своем идиотизме, превращающем его в источник постоянных неприятностей. А главное – он очень виноват, что я уже который день расхлебываю кашу, которую этот недоумок ухитрился заварить.

– Да перестаньте вы острить, ради Пресветлых Альдов! – одернул рыцаря наставник, посмотрев на Ирема так строго, словно это был какой-то ученик. – Неужели вы не понимаете, насколько все это серьезно? Если все и вправду было так, как вы мне только что сказали, то, кроме того, чтобы принять Крикса обратно, нужно исключить отсюда всех, кто приложил к этому руку. В том числе Дарнторна.

Ирем слушал с саркастическим участием.

– Ну, возможно, с точки зрения какой-то высшей справедливости вы правы, – сказал он, когда наставник замолчал. – Но лично я что-то нечасто сталкиваюсь с высшей справедливостью. И вы – забудьте даже думать о подобном разбирательстве. Право слово, вы же умный человек, откуда вдруг такая детская наивность?… Вы считаете, что старшие ученики сейчас же преисполнятся раскаяния и во всем признаются? Да нет же, они станут говорить, что знать не знают, кто устроил эту шутку с Риксом. А допрашивать их с ворлоком вам не позволит никакой Совет. Никому из наставников не хочется скандала, а исключение из Академии нескольких знатных юношей и, главное, Дарнторна непременно приведет к скандалу. Так что все, что можно сделать в этой ситуации – это принять обратно Крикса и замять эту историю.

– Вы правы, – вынужденно согласился Хлорд. Но тут же, как будто вспомнив что-то очень важное, вскинул глаза на собеседника. – Простите… а откуда _вы_ все это знаете? И как вышло, что сам Император подписал бумагу о зачислении Крикса обратно в энгильд? Знаете, со стороны все это выглядит довольно странно. Может даже показаться, что…

– Что?… – тонко улыбнулся Ирем.

Наставник сбился. Перед прямым насмешливым взглядом каларийца все догадки, только что казавшиеся Хлорду такими правдоподобными, поблекли и скукожились. Хлорд понял, что лорд Ирем знал – или во всяком случае, догадывался – какую чушь он только что едва не произнес. А еще мастер понял, почему мессер Ирем, по слухам, имел совершенно исключительное влияние на своих подчиненных в Ордене и при дворе. Если уж мастеру, никоим образом не находившемуся в подчинении у каларийца, от одного только долгого насмешливого взгляда захотелось откусить себе язык, то что и говорить о рыцарях из гвардии.

Должно быть, коадъютор представлял, что чувствует Наставник, потому что сжалился над собеседником и, не смакуя затянувшуюся паузу, ответил:

– Видите ли, мастер, получилось так, что Крикс во время беспорядков в городе имел неосторожность – а точнее, глупость – оказаться в самом центре событий. В результате его чуть не затоптали. То ли его столкнули с лестницы, то ли он сам откуда-то упал, но, в общем, утром его подобрали на дороге – основательно помятого, со сломанной ногой и без сознания. Случилось это, к счастью, недалеко от улицы Менял, так что какие-то добросердечные прохожие перенесли вашего Крикса в дом такийца Рам Ашада.

– Знаменитого целителя?…

– Вот именно. Поэтому, когда на следующий день я пришел к Рам Ашаду, чтобы попросить его на время переехать во Дворец…

– Зачем?

– Хм. Вообще-то это государственная тайна, мастер Хлорд. Но вы, я вижу, человек благоразумный… Одним словом, после первого подземного толчка во Дворце обрушилась одна из галерей, и Император, к сожалению, был ранен. Разумеется, мы сделали все возможное для того, чтобы слухи об этом не распространились за пределами Дворца. Здоровью императора не нанесен существенный урон, и жизни его тоже ничего не угрожает, но, учитывая, как способны разрастаться слухи… лучше сохранить все в тайне, сами понимаете. Короче говоря, мой государь нуждался в помощи врача, и я отправился за Рам Ашадом. И нашел его сидящим у постели вашего ученика. Возможно, вам известно, что целитель Рам Ашад, при всех своих талантах – человек со странностями. В ситуации, когда любой другой врач поручил бы уход за больным кому-то из своих коллег, а сам отправился бы во Дворец, этот упрямец заявил, что у Рикса сложный перелом, что кость бедра сместилась, и что любой другой врач загубит дело, так что мальчик охромеет на всю жизнь. Он сказал, что будет приходить домой и заниматься ногой Крикса ежедневно, а все остальное время находиться во Дворце. Надо сказать, что это совершенно не входило в наши планы. Врач, постоянно приходящий во Дворец, кого угодно наведет на мысль, что Император болен. Но, поскольку я не первый день знаком с Ашадом, то в каком-то смысле был готов к такому повороту дела. Одним словом, я позволил ему взять его подопечного во Дворец и прислал за ними крытые носилки.

– Вы хотите сказать, в настоящую минуту Крикс?…

– Да. Совсем недалеко отсюда – в гостевых покоях во Дворце. Дальше, думаю, нетрудно догадаться. Рам Ашад пересказал Валлариксу его историю. Император проявил к ней интерес, вполне естественный для человека, временно свободного от всех привычных дел и вынужденного лежать в постели. Я, по долгу службы, вынужден интересоваться всем, чем заинтересуется правитель. Кроме того, я уже однажды занимался этим мальчиком – вы помните?

– Еще бы, – заметил мастер как бы про себя.

Лорд Ирем улыбнулся.

– …Ну, а потом я высказал своему королю все то же, что и вам, – закончил он. – В отличие от Императора, я знал о неприязни Льюберта Дарнторна к вашему ученику, так что мне нетрудно было догадаться, кто стоит за этой гнусной шуткой. Император счел, что в это дело следует вмешаться.

– Если исходить из вашего рассказа, то все дело в том, что Криксу просто очень повезло? – задумчиво спросил Наставник.

– Да. Считайте, что мы квиты, мастер. В прошлый раз вы рассказали мне такую же невероятную историю. О мальчике из захолустья, выдумавшем себе очень непростое имя, а потом еще и поступившем в Академию.

– В самом деле… – протянул наставник. И добавил ни к селу ни к городу. – Все это в самом деле чрезвычайно интересно. Чрез-вы-чай-но.

– Не могу не согласиться с вами, но боюсь, что мне уже пора идти. Или, возможно, вы хотите узнать что-нибудь еще?

Хлорд смотрел на рыцаря очень серьезно. Так серьезно, что тому даже стало слегка не по себе.

– Да. Правду, лорд.

– Простите?…

– Я хочу услышать правду, – терпеливо, как и полагается наставнику, разъяснил Хлорд.

Выйдя из Лакона, Ирем собрал снега с парапета и потер им лоб и щеки. Разговор закончился совсем не так, как он рассчитывал.

Ах, мастер, мастер!… Это ж надо, правды ему захотелось!

Хуже всего было то, что, посмотрев в глаза Наставнику, лорд Ирем сразу понял, что придется ему эту правду рассказать. По крайней мере, ее часть. Иначе Хлорд не постесняется узнать ее самостоятельно. Ирем не сомневался, что с мастера станется пойти в Книгохранилище и рыться в свитках до тех пор, пока из множества разрозненных фрагментов наконец не сложится единая мозаика. И, может быть, тогда Наставник выяснит гораздо больше допустимого.

Пришлось пойти на компромисс со своей совестью, нарушив данное когда-то обещание молчать.

– Что ж, мастер Хлорд, – сказал лорд Ирем, взвесив про себя все "за" и "против". – Вы умный человек, и вы не можете не понимать, что этот разговор должен остаться между нами, правда?

– Разумеется, – кивнул Наставник.

– Хорошо… Тогда я расскажу вам кое-что про вашего ученика. Как вам известно, у императора Наорикса было только два законных сына. Старший оказался недостоин своего высокого происхождения, поссорился с отцом и умер в изгнании. Младший – Валларикс – унаследовал Крылатый трон. Наорикс был первым Императором, который имел только двух законных отпрысков. Возможно, дело в том, что большую часть времени он проводил в походах, а в своей столице появлялся только по необходимости. А может быть, он просто очень быстро разлюбил свою жену. Не хочу порочить памяти покойного, но, думаю, что кровь дан-Энриксов сейчас гораздо проще встретить где-нибудь в Каларии или Иллирии, чем в Вечном городе. И, разумеется, никому не приходит в голову считать рассеянных по всех Империи бастардов Императора его наследниками. Никого не интересует, кого Наин обнимал в своем шатре лет двадцать или двадцать пять тому назад. И кто там мог родиться после этой ночи. Сам Воитель никогда об этом не задумывался. Не считая одного-единственного раза, когда энонийцы заключили с ним свой знаменитый договор. По традиции южан, одна из девушек королевской крови должна была скрепить союз Империи и Юга ритуальной свадьбой с Императором. Правитель возразил, что он уже женат, но ему объяснили, что речь идет не о женитьбе, а только о древней ритуальной церемонии. К тому же, говорят, он был под сильным впечатлением от красоты своей "невесты". В общем, договор был заключен, а Император даже задержался в Вальяхаде на неделю дольше, чем планировал сначала. Во время войны энонийцы привели правителю большое войско и прислали ему золото на снаряжения отрядов. Много золота. Гораздо больше, чем предписывал ранее заключенный договор. Правитель был приятно удивлен, но все же пожелал узнать, в чем дело. Южане отвечали, что Энони и Легелион теперь объединяют не слова, а кровное родство: от "брака" Императора и их принцессы родилась девочка. И с точки зрения южан она, конечно же, была "законной". Когда ее мать умерла, южане отослали девочку к отцу. Со свитой, подобающей принцессе, и в сопровождении охраны и послов. К счастью, к тому моменту Император овдовел, иначе вышел бы нешуточный скандал.

Ирем вздохнул. Сам он в тот момент не находился при дворе, но Валларикс рассказывал, как он был шокирован наглядным доказательством неверности отца. По мнению самого коадъютора, не было ничего особенного в том, что Император не смог отказаться от красивой девушки, которую ему буквально навязала энонийская аристократия. И если Наорикс и был в чем-то неправ, так это в том, что не подумал о последствиях. Любил бы себе на здоровье чужих жен или крестьянских девушек, но плодить династическую путаницу – это уже слишком.

Валларикс, разумеется, смотрел на все это совсем иначе. Даже сыновняя почтительность не помешала ему высказать Воителю все, что он думает об этом случае, и между Императором и его сыном в первый раз произошла крупная ссора.

Валларикс признавался, что в первые месяцы не мог даже смотреть на сводную сестру. Но потом заметил то, чего не замечали остальные – что "принцесса" очень одинока при дворе и тяготится пребыванием в чужой стране, так сильно отличавшейся от ее родины. Она не знала их обычаев и не могла даже понять, насколько оскорбительно пренебрежение, с которым к ней относились некоторые придворные. Император снова с головой ушел в военные дела, не потрудившись как-то уточнить ее положение при дворе, и большинство людей не знали, как к ней относиться – как к законной дочери Воителя или же как к "байстрючке", принятой правителем из милости.

Сделав эти наблюдения, Валларикс преисполнился негодования, и, позабыв о собственных обидах, взял заботу о младшей "сестре" на себя. Это Ирема не удивляло. Куда примечательнее было то, что Наорикс не преминул заметить перемену в отношении Валларикса к "принцессе" и решил, что инцидент исчерпан. Гениальный полководец на войне, в обычной жизни Наорикс порой был неспособен видеть дальше собственного носа.

В откровенных разговорах с Иремом Валларикс признавался, что так никогда и не сумел до конца примириться с мыслью, что его отец, при всех своих достоинствах, мог быть таким легкомысленным и эгоистичным.

Мастер Хлорд нарушил ход его воспоминаний, заметив:

– Кажется, я что-то слышал об этой истории. Но ведь эта девушка потом погибла – кажется, разбилась на охоте?

– Нет, Наставник. Если я скажу вам, что истинной причиной смерти дочери Воителя была родильная горячка – вы сумеете додумать остальное?…

Мастер вскинул на него глаза.

– Вот оно что… И давно это было?

– Около одиннадцати лет тому назад.

– Так значит, Крикс – действительно дан-Энрикс?

– Что вы, мастер, – укоризненно качнул головой рыцарь. – Ну, какой же он дан-Энрикс? Даже его мать нельзя считать законной дочерью правителя. А уж сам Крикс и вовсе не имеет прав на это имя. На момент рождения ребенка его мать была не замужем. Отец – кем бы он ни был – тоже не признал его своим. Но все же Крикс – племянник Императора, и мой король намерен позаботиться о нем.

– Но то, что рассказал мне Крикс, попав в Лакон…

– Чистая правда, – подтвердил лорд Ирем. – Впрочем, это долгая история. Боюсь, что мне уже пора идти.

– Что ж, идите. Но, надеюсь, вы придете снова? – выразительно спросил Наставник.

– Непременно, – криво усмехнулся доминант.

Выйдя из приемного покоя, мастер Хлорд и не подумал возвращаться на Совет. Наставник чувствовал, что ему надо как-то привести в порядок собственные мысли и немного успокоиться. Для этого лучше всего было пройтись по парку, где никто не помешает ему предаваться размышлениям.

Хлорд сцепил руки за спиной и, зябко сутуля плечи, побрел по заснеженной тропинке в направлении ворот. Возможно, он сделал бы пару кругов по саду и вернулся в башню, если бы на полпути к воротам не наткнулся на Марка Этайна и на Юлиана Лэра.

Заметив ментора, лаконцы попытались незаметно свернуть на боковую дорожку, но Хлорд окликнул их, и новички, переглянувшись, неохотно подошли к Наставнику.

– Вы почему не на занятиях? – нахмурил брови Хлорд. – Вы что, ходили в город?…

Мальчики молчали.

– Я задал вам вопрос, – уже гораздо жестче повторил Наставник. – Вы выходили за ворота?

Юлиан, похоже, первым понял, что отмолчаться не удастся, и согласился:

– Да, наставник…

– А зачем?

– Мы искали Крикса, – глядя мастеру в глаза, ответил Лэр.

– И дозорные вас пропустили? – удивился Хлорд.

– Там Рэнси Эренс, Кэлрин и Димар, – пояснил Маркий, первым догадавшийся, что мастер вовсе не настолько недоволен, как стремится показать. – Мы им сказали, что пойдем за Риксом, и они позволили нам выйти. А еще просили передать ему, что они что-нибудь придумают, и чтобы он не слишком раскисал.

"Да это просто заговор какой-то" – пронеслось у Хлорда в голове.

– И куда же вы ходили?… – спросил он, и сразу же подумал, что задает какие-то совсем ненужные и лишние вопросы.

– В "Золотую Яблоню". Мы думали, он там.

– …А его нет, – перебил Марка Юлиан. – Хозяин говорит, что он опять пропал. Но там остались его вещи. Мы и на конюшни заходили, и в Книгохранилище, к Саккронису. Никто не знает, где он.

Хлорд был Наставником последние пятнадцать лет и ясно видел, что ученики ведут себя совсем не как обычно. Их поймали на серьезном нарушении лаконских правил – а они, вместо того чтобы смутиться, откровенно и подробно отвечают на вопросы, глядя мастеру в глаза. И даже не пытаются оправдываться.

На самом деле Хлорд не мог сказать, что эта новая манера поведения ему совершенно не знакома. Именно так чаще всего поступал "дан-Энрикс". Собственно, как раз поэтому Хлорд каждый день получал от других наставников десяток новых жалоб на южанина.

Слушая побратимов Крикса, Хлорд подумал, теперь причин для жалоб будет еще больше.

– Хорошо, я понял, вы искали Рикса. Но это еще не повод пропускать занятия и выходить из Академии без разрешения, – сказал он сухо. – У вас сейчас урок чистописания. Мэтр Хайнрик на Совете, так что извинитесь перед мастером, который его заменяет. А после занятий будете отрабатывать сегодняшний прогул.

– Нет! Давайте лучше завтра! – вырвалось у Лэра.

Марк дипломатично промолчал.

– Что? – резко переспросил Наставник.

Чтобы ученики командовали менторам, когда накладывать на них взыскания – нет, это было уже слишком!

Юлиан смутился.

– Я хотел сказать, что мы хотели пойти в гавань. Вместе с Дарлом и его галатом. Мирто, Грано и Афейн тоже пообещали пойти с нами. Мы должны узнать, что стало с Риксом. Мастер, разрешите, мы все сделаем в другой день! Ну пожалуйста!…

Хлорд перевел взгляд со взволнованного лица Лэра на Этайна, сосредоточенно чертившего носком сапога линии на заснеженной дорожке, и вздохнул:

– Не надо никого искать. И… хм-м… в скрипторий можете пока что не идти. Пойдемте со мной в башню.

– Но как же занятия?… – растерянно спросил Этайн.

Хлорд хмыкнул.

– Что-то поздновато ты о них забеспокоился. Нет, думаю, придется мне с вами поговорить, иначе эти ваши поиски затянутся надолго. А я не хочу, чтобы ко мне явился Вардос с жалобой на то, что старшие ученики на пару с вами пропускают тренировки и прочесывают гавани. Идемте.

– А взыскание?

– Взыскание, так уж и быть, назначу как-нибудь потом.

* * *

– Ну что, Шоррэй? Что теперь скажешь?

– Ничего, что вы… хотели бы… услышать, – через силу выговорил пленник. – Вы можете пытать меня или убить. Но все равно это уже ничем вам… не поможет.

– Убить? – стоявший над ним человек коротко и зло рассмеялся. – Об этом можешь даже не мечтать. А ну-ка, поднимите эту падаль…

В то же самое мгновение Шоррэй почувствовал, что его хватают за плечи и ставят на ноги. Все ощущения были приглушенными, как будто бы чужими. Собственное тело предало его, и он беспомощно повис на руках своего конвоя. У стоявшего перед ним мужчины это новое свидетельство его слабости вызывало мимолетную улыбку. В последние минуты своей жизни Шоррэй предпочел бы видеть что-нибудь другое, но Олварг, как нарочно, встал прямо напротив пленника.

Холодные глаза с расширенными от подавленного бешенства зрачками смотрели прямо на него.

Шоррэю, как и всякий раз, когда они встречались взглядами, показалось, в него вонзилось ледяное жало. Несколько секунд он из последних сил боролся сам с собой, чтобы не отвести глаза, а потом уставился на каменные плиты пола, понимая, что в очередной раз проиграл. Этого поединка взглядов ему никогда не выдержать.

– Почему ты отпустил мальчишку? – спросил Олварг. Безликий подумал, что в его жизни остается только этот раз за разом повторяемый вопрос – и боль, которая доказывала, что Олварг ни в коей мере не был удовлетворен его молчанием. – Как ты смог ослушаться приказа? Почему помог ему бежать?

Шоррэй и сам не мог бы объяснить, как это получилось. Может быть, он нес в себе зерно этого предательства все это время. С того дня, как поступил на службу Олваргу и до того момента, как в случайном и пронзительном, как вспышка, озарении, не вспомнил свое истинное имя – Алвинн.

Алвинн…

Он сам не заметил, как это единственное слово, которое он мысленно твердил последние несколько дней, ища в нем то ли утешения, то ли поддержки, предательски слетело с его губ.

– Значит, "Алвинн", – вкрадчиво сказал стоящий рядом человек. – Неожиданно. Выходит, я в тебе ошибся. Подними глаза, Шоррэй!… Теперь я знаю, _почему_ ты меня предал.

Крикс застонал и широко открыл глаза, невидяще уставившись в смутно белевший над его кроватью потолок. Во время лихорадки ему то и дело чудились то Олварг, то Шоррэй, то страшная казнь пленников в Галарре. Но и последние несколько дней, когда жар уже спал, "дан-Энрикс" не мог спать спокойно.

Стоило ему подумать о Шоррэе – как он чувствовал себя предателем.

Конечно, что бы ни случилось с ним после побега пленника, Крикс был бессилен чем-нибудь ему помочь. Но, сколько бы он не твердил это себе, ему не становилось легче. Несколько раз, когда Рам Ашад будил его, Крикс просыпался в ледяной испарине или в слезах, а потом, сколько ни бился, не мог вспомнить, что ему приснилось.

Как сейчас.

Минуты шли, и мальчик понемногу успокаивался.

Он уже чувствовал, что больше не заснет.

Такие ночи во Дворце казались Криксу бесконечными. Из-за того, что он дни напролет лежал в постели и ничем не занимался, ему часто не хотелось спать, а просить, чтобы Рам Ашад смешал ему снотворное, "дан-Энрикс" не хотел. Ему и так казалось, что его слишком много пичкают целебными настоями и снадобьями, без которых он бы превосходно обошелся.

Днем, по крайней мере, можно было почитать. Возле его кровати громоздилась куча свитков, принесенных Рам Ашадаом – как подозревал "дан-Энрикс", не из общего Книгохранилища, а из библиотеки Императора.

Крикс перечитал историю о Бальдриане и после этого целую ночь не спал, пытаясь так и эдак переиграть в своем воображении события этой трагической и мрачной саги. Сочинив не меньше дюжины оптимистичных окончаний для истории о молодом оруженосце Этельрикса, он, скрепя сердце, должен был признать, что ни одно из них не оставляло бы такого же глубокого и искреннего впечатления, как выдуманный автором финал. У него даже появилось смутное, не объяснимое словами ощущение, что грустная развязка, может быть, явилась самым лучшим и для самого героя, умудрившегося безнадежно и отчаянно влюбиться в невесту своего сеньора.

В глубине души "дан-Энрикс" полагал, что так испортить себе жизнь из-за какой-то девушки, а главное, едва не изменить ради нее вассальной клятве было очень глупо, но решительность и искренность героя примирили Крикса даже с его нелогичными поступками.

Помимо "Повести", лекарь принес ему "Холмы Равейна", старые и новые "Сказания" и даже кое-что из летописей, составлявших Свод имперских хроник. Как ни мало внимания Крикс раньше уделял отрывкам "Хроник", предлагаемых им для заучивания и переписывания, он все-таки заметил, что те свитки, которые Ашад принес ему сейчас, описывают те же самые события куда подробнее и в более живой манере. Это пробудило в нем естественное любопытство, и он погрузился в эти книги с такой жадностью, что сильно удивил целителя, не ожидавшего, что исторические сочинения могут заинтересовать ровесника "дан-Энрикса" сильнее, чем легенды или приукрашенные вымыслом рассказы менестрелей.

В общем, днем Крикс почти не скучал. Но на ночь лекарь уносил все свитки, непреклонно заявляя, что ночами нужно спать, а не ломать глаза, читая при светильнике. Попытки взбунтоваться и пожаловаться на бессонницу привели только к тому, что лекарь предложил ему пить перед сном отвар шиповника и лисьей мяты*. Крикс с негодованием отверг эту идею и замкнулся в мрачной неразговорчивости, совершенно не смутившей Рам Ашада, зато лишившей "дан-Энрикса" его единственного собеседника.

Лежа в темноте с открытыми глазами и страдая от безделья и от вынужденной неподвижности, Крикс пытался подбодрить себя мыслью о том, что, когда он наконец поправится, то вернется в Академию, и жизнь опять пойдет по-старому. Но за этим неизбежно следовала мысль о том, чем сейчас занимаются в Лаконе его побратимы, и мало-помалу радость угасала, оставляя после себя только жгучую досаду – он бы тоже мог тренироваться, выполнять задания наставника в скриптории и посещать по вечерам роскошный особняк Ральгерда Аденора, чтобы доложить ему о выполнении очередного поручения, а вместо этого лежит совсем один в этой пустой и темной комнате, прикованный к кровати, словно старый паралитик!…

Тогда Крикс попытался сменить тактику, вообразив, что он не сломал ногу, а был ранен в грандиозном сражении, успев совершить подвиги, достойные запечатления в балладах. Некоторое время он успешно тешился фантазиями на эту тему, но потом сообразил, что, в сущности, действительность не так уж отличалось от воображаемых событий. Нападение Безликих на Адель – это, как ни поверни, событие почище всякой битвы. А предупредить защитников столицы о вторжении – ничуть не хуже, чем геройски пасть на поле брани, перебив десятка два врагов.

Поняв, что ничего более яркого, чем то, что с ним произошло на самом деле, ему не сочинить, "дан-Энрикс" заскучал.

Похоже, все, что ему оставалось – это только ждать, пока несчастная нога срастется, и целитель, наконец, позволит ему встать и понемногу приучаться двигаться, как раньше. Крикс вытянул вперед руку, представляя, что он держит меч, и сделал несколько замахов. Пальцы сразу же заныли от желания сомкнуться на знакомой рукояти.

Когда он теперь возьмет свой меч?…

Тут Криксу послышался какой-то шум за приоткрытой дверью спальни. То ли шорох, то ли приглушенный смех…

– Кто здесь?… – спросил он громко.

Шум мгновенно стих. Но почему-то это только убедило Крикса, что за дверью кто-то был.

– Выходи! Я тебя слышу, – заявил лаконец. Страха он не ощущал. В той темноте, которая царила в коридоре, не было ничего угрожающего или же зловещего.

Дверь открылась шире, и в нее скользнула белая, изящная фигурка, в первую минуту показавшаяся мальчику полупрозрачной. Крикс уставился на это странное видение, подумав, что, возможно, у него опять возобновилась лихорадка, и все это ему только чудится. Но потом он отказался от этой идеи. Его мысли оставались ясными, и он совсем не чувствовал озноба.

Приглядевшись повнимательнее, он определил, что его "видение" – всего лишь девочка, одетая во что-то длинное, воздушное и белое. Луна, каким-то чудом просочившаяся через толщу облаков, расчертила пол в его спальне светлыми квадратами, и в ее свете глаза девочки казались серебристыми, почти прозрачными. Но ничего волшебного в них не было. Как только она вышла за пределы лунного пятна, стало заметно, что на самом деле они темно-голубые.

Почти в ту же самую секунду Крикс ее узнал.

– Ты!… – с удивлением воскликнул он. Ему показалось, что он обречен всегда встречать эту девчонку в самых неожиданных местах – Ты что здесь делаешь?!

– Я здесь живу, – ответило "видение" слегка надменно.

– Так ты – принцесса Элиссив?… – догадался Крикс, припомнив, как она шла по аллее Академии рядом с мессером Иремом.

Девочка гордо кивнула головой. Крикс приоткрыл рот от удивления – а его собеседница, не замечая этого, уже неслась вперед на всех парах:

– Кстати сказать, если бы кто-нибудь узнал, что я пришла сюда, они бы жутко рассердились. Я два дня придумывала способ, как бы мне с тобой поговорить. Понимаешь, я-то думала, что Рам Ашада поселили где-нибудь в соседней комнате… А вчера вечером мне удалось узнать, что он живет этажом ниже, совсем рядом с Иремом. Так что мне оставалось только незаметно выбраться из спальни и дождаться, когда он уйдет!

– А зачем тебе понадобилось разговаривать со мной? – спросил "дан-Энрикс" с любопытством. Правда, он сейчас же спохватился, что сказал принцессе "ты", да и вопрос был сформулирован не слишком вежливо, но Элиссив, судя по всему, не обратила на это ни малейшего внимания.

– Хотелось разузнать, что от тебя понадобилось лорду Ирему. Ты в курсе, что, пока ты тут валялся без сознания, они оба – в смысле, он и Рам Ашад – безвылазно торчали в этой комнате?… Ну ладно Рам Ашад… он лекарь… Но сэр Ирем-то причем? Это во-первых. Во-вторых, я видела, как тебя выгружали из носилок, но не поняла, зачем они тебя сюда перевезли. А потом я подслушала их разговор, и узнала про тебя кучу разных вещей.

– Каких еще "вещей"?

– Что тебя выгнали из Академии, но потом приняли обратно, что тебя зовут Крикс, и что ты, – Элиссив прыснула, – "…пустоголовый идиот, который рано или поздно свернет себе шею – если кто-то не задаст ему хорошей трепки".

– Что-что?… – переспросил ошеломленный и рассерженный "дан-Энрикс".

Элиссив снова захихикала.

– Так говорит лорд Ирем. Они с Рам Ашадом обсуждали беспорядки в городе, и Рам Ашад сказал, что он не понимает, как тебя угораздило попасть в самую давку, а лорд Ирем на это ответил, что не видит тут причин для удивления, – и Лисси с явным удовольствием еще раз повторила то, что думал о "дан-Энриксе" лорд Ирем.

"Однажды я его убью" – мрачно подумал Крикс. Но тут же вспомнил, что в произнесенной его странной собеседницей тираде было еще кое-что про лорда Ирема.

– Говоришь, что он не выходил из этой комнаты, пока Рам Ашад со мной возился?… – недоверчиво спросил он у принцессы.

– Да, – сразу же ответила она. – Я говорю же, несколько часов подряд… А ты не знаешь, почему он на тебя так сердится?

– Нет. Не знаю, – сухо сказал Крикс, а про себя добавил: "Зато знаю, что это, во всяком случае, взаимно".

– Ладно, это все, конечно, очень интересно, только я не понимаю – что ты хочешь от меня услышать? – спросил он, желая сменить тему.

– Для начала – почему в Лаконе били в колокол? Я хочу сказать – что там произошло на самом деле?

Мальчик растерялся от подобного напора.

– С чего ты взяла, что мне об этом что-нибудь известно?…

– Ни с чего, – сбилась Элиссив. – Просто я думала… ты же был в городе, когда это случилось. Ты должен был что-нибудь увидеть.

Крикс с некоторым злорадством подумал, что сейчас он мог бы сполна отомстить мессеру Ирему за все его бестактные высказывания, всего лишь рассказав Элиссив правду о событиях прошедшего Эйслита.

Но, разумеется, он этого не сделает. Хотя бы потому, что он, в отличие от некоторых, думает о том, что говорит.

– В городе кроме меня было несколько тысяч человек, – резонно возразил он дочери Валларикса. – Вряд ли я могу сказать тебе что-то такое, чего ты еще не знаешь. Были беспорядки, давка… я выбежал на улицу, чтобы посмотреть, что там творится. А потом меня столкнули с лестницы, и я очнулся только в доме Рам Ашада. Если бы Ашад не оказался человеком Императора, его бы никогда не вызвали сюда, а я бы никогда не оказался во Дворце. Ничего необычного тут нет.

– Уверен? А лорд Ирем?…

"Сколько уже можно говорить об Иреме!" – вздохнул "дан-Энрикс" про себя.

– …Тебе что, даже не приходит в голову задуматься, почему он так беспокоится из-за тебя? – Элиссив посмотрела на него с таким удивлением, как будто бы мотивы и поступки лорда Ирема должны были, по ее мнению, представлять несомненный интерес для всех и каждого.

– Нет, не приходило. Но если узнаешь – обязательно скажи, – Крикс постарался улыбнуться.

– Ты все-таки очень странный, Крикс. Но с тобой интересно разговаривать. Боюсь только, что меня хватятся, пока я у тебя, – добавила Элиссив озабоченно.

– Тогда иди к себе. И возвращайся как-нибудь в другой раз, – посоветовал "дан-Энрикс". И с удивлением почувствовал, что он не хотел бы, чтобы эта странная, непредсказуемая девочка ушла. Кроме того, ему совсем не улыбалось снова оказаться одному. – Ты ведь еще придешь? – спросил он у нее, надеясь, что это не прозвучит просительно.

– Приду. До встречи, Крикс!

Дверь негромко скрипнула, и лунное видение "дан-Энрикса" исчезло так же быстро, как и появилось.

Крикс не сомневался в том, что принцесса навестит его еще раз. И он не ошибся. Через пару дней после того, как состоялся их первый разговор, Элиссив проскользнула в его комнату сразу после того, как Рам Ашад закрыл за собой дверь.

Едва переступив порог, она осведомилась у "дан-Энрикса":

– Он насовсем ушел?

– Да, вроде насовсем.

– Отлично! Я уж испугалась, что он собирается здесь ночевать! – Элиссив быстро пересекла комнату, ступая по мраморному полу неслышно, словно призрак. Длинная ночная рубашка, смутно белеющая в полумраке комнаты, усиливала это сходство. Крикс уже не удивлялся, что при ее первом появлении счел девочку за плод горячечных видений. – Полчаса пришлось прокараулить у дверей. Кстати говоря, я так спешила выбраться из своей комнаты, что даже не обулась. А все потому, что я тебе пообещала, что еще приду. Ты меня ждал?… Подвинься, я совсем замерзла. Пол холодный…

Лаконец не успел даже рта раскрыть, как его новая знакомая, забравшись на постель, поджала под себя босые ноги. Крикс заметил, что она дрожит. Что, в общем-то, неудивительно, поскольку кроме тонкой нательной рубашки на ней ничего не было. Наверное, принцесса потихоньку улизнула прямо из кровати и успела здорово замерзнуть, пробираясь в комнату больного. Да ведь ей еще пришлось стоять под дверью, дожидаясь, пока Рам Ашад уйдет! – сообразил лаконец. Не хватало еще, чтобы Лисси подхватила самую обыкновенную простуду. Крикс с трудом сел на кровати и закутал гостью одеялом, постаравшись подоткнуть его со всех сторон.

– Так лучше?…

Принцесса удовлетворенно кивнула, вытянув под одеялом ноги. Холодные, как лед, ступни уперлись в ногу Крикса, и лаконец потихоньку отодвинулся, отчаянно краснея. К счастью, в полумраке комнаты принцесса вряд ли могла хорошенько рассмотреть его лицо. Она все еще продолжала дрожать, но не вызывало никаких сомнений, что через несколько минут Элиссив отогреется и примется болтать с обычной скоростью.

Впрочем, в этом отношении Крикс ошибался. У принцессы на уме было совсем другое. Повозившись, чтобы устроиться в кровати поудобнее, и в конце концов придвинувшись почти вплотную к собеседнику – который так опешил от всего происходящего, что даже перестал смущаться – девочка безапелляционно заявила:

– В прошлый раз ты собирался рассказать мне о себе.

"И вовсе я не собирался…" – возразил Крикс мысленно. Но вслух он это повторять не стал. "Дан-Энрикс" уже начал понимать, что спорить с Лисси совершенно бесполезно. Она выжидательно смотрела на него, чуть-чуть подавшись вперед, как будто боялась что-то недослышать.

Он еле удержался от усмешки, подумав, что принцесса ведет себя точь-в-точь как Близнецы, когда они, усевшись на кровати, не давали названному брату спать и теребили его за рукав, требуя рассказать какую-нибудь сказку. Глаза у Безымянного слипались, а воображение наотрез отказывалось выдать складную историю. Поэтому он начинал обычно наобум. Чаще всего, чтобы порадовать Тирена с Тейном, он выбирал самую простую – но при этом совершенно безотказную – завязку: "Жили-были в доме на опушке Близнецы…" Такое начало неизменно вызывало в слушателях самый неподдельный интерес, и поначалу даже ничего не нужно было сочинять – только описывать житье-бытье Тирена с Тейном в хижине у леса. Но через несколько минут, проснувшись окончательно, он увлекался, и сказка становилась все причудливее. Близнецы взрослели, вызволяли заколдованных принцесс, томящихся в плену дракона, отправлялись на край света на волшебном корабле или совершали еще более рискованные подвиги. Тирен и Тейн были в восторге. И на следующую ночь, если только они не успевали так набегаться и наиграться, чтобы сразу же заснуть, старшему брату приходилось сочинять историю по-новой.

То, что сейчас его слушала самая настоящая принцесса, дочь правителя Легелиона, само по себе уже могло сойти за сказку.

– С чего начать? – спросил он, покорившись неизбежному.

Элиссив на мгновение задумалась, а потом спросила:

– Кто твои родители?

– Не знаю. Я их никогда не видел. У меня была только приемная семья. Мы жили в Чернолесье… – Крикс немного рассказал про Валиора, и гораздо больше – про его жену. Припомнил Близнецов и Вали. – А потом я убежал из дома, – завершил он свою речь.

– Как? Вот просто взял и убежал?… – глаза принцессы загорелись.

Пришлось во всех подробностях пересказать ей приключение с Катти, историю о том, как он придумал себе имя и добрался до Энмерри, а потом доплыл до Мелеса на корабле Далланиса.

Когда он дошел до драки во дворе Лакона, Лисси перебила, с завистью воскликнув:

– Как же тебе повезло!

– Я знаю, – согласился Крикс. – Если бы нас с Дарнторном отвели не к Хлорду, а к кому-нибудь другому, не видать бы мне Лакона, как своих ушей. В лучшем случае меня бы просто выставили за ворота, ну, а в худшем…

– Да я не о том!

Крикс удивленно посмотрел на девочку.

– О чем же, в таком случае?…

– У тебя за это время было столько приключений, что хватило бы на пятерых! Ты убежал из дома, плыл на корабле, бродяжничал, учился в Академии… теперь вот – сломал ногу во время уличных беспорядков…

– Что, с ногой мне тоже повезло? – поддел "дан-Энрикс".

– Еще как! – отрезала принцесса. – Вот если бы тебе пришлось жить во дворце и делать каждый день одно и то же, ты бы даже этому обрадовался. Тебе сейчас должно быть лет одиннадцать, а значит, мы с тобой ровесники. Но ты один проделал путь от Чернолесья до Адели, а я могу поехать только в Гардаторн, к Гефэйрам, и в Озерный замок, да и то всегда со слугами и рыцарями для охраны. Если бы ты побыл наследником хотя бы месяц, ты бы радовался, что когда-то мог ходить, где тебе вздумается. Только где тебе понять!…

Ее глаза рассерженно сверкали.

Крикс решил, что пора разрядить обстановку.

– Это ты-то не выходишь из дворца без разрешения?… А кто тогда сбил меня с ног в мой самый первый день в Лаконе?… – улыбнулся он. – И потом, ты ведь не побоялась пробраться сюда среди ночи. Спорю на что хочешь, те, кто запрещают тебе что-то делать, только понапрасну тратят время. Если бы ты не была девчо… ну то есть, если бы тебя вдруг взяли к нам в Лакон, у нас с тобой было бы поровну взысканий. А наш мастер говорит, что я успел нарушить правил больше, чем весь остальной энгильд.

– Если бы я была мальчиком, отец отдал бы меня в Академию, – сказала Лисси. – В детстве я мечтала там учиться. Если бы ты только знал, как я тебе завидую!

Крикс пожал плечами.

– Зря. У нас, конечно, иногда бывает весело, но разве ты бы захотела по пол-дня махать мечом?…

– И еще как! Чтобы ты знал, я и без Академии фехтую почти каждый день. У меня несколько наставников, которых выбрал мой отец. И Ирем тоже занимается со мной, когда у него есть на это время.

– Ирем?!… Кажется, теперь я сам тебе завидую! – вырвалось у Крикса.

Переглянувшись, оба рассмеялись. После этого исчезло последнее чувство неловкости, заставляющее Крикса помнить, что он разговаривает с дочерью правителя, да и вообще – с девчонкой. Примерно полчаса спустя он неожиданно поймал себя на том, что болтает с Лисси так непринужденно, будто это Юлиан или Димар. А главное, с ней было весело. Он рассказывал ей какие-то истории из жизни в Академии, и она так заливисто смеялась, что и Криксу эти приключения казались куда более забавными, чем раньше. А потом принцесса, в свою очередь, вспоминала какой-нибудь эпизод из своих похождений в городе или придворной жизни, над которыми они принимались хохотать так громко, что им приходилось поминутно призывать друг друга к осторожности – чтобы опять забыть о ней пару минут спустя.

– Мессер… Принцесса…

– Что принцесса? – сухо спросил Ирем. Вид пажа, который вылетел из бокового коридора и едва не врезался в идущего по галерее Славы коадъютора, ему категорически не нравился. С таким лицом не сообщают о каких-то радостных известиях.

– Пропала!

– Что еще за новости? – рыцарь приостановился, недовольно хмуря брови. – С чего ты это взял? Если мне не изменяет память, ты к принцессе не имеешь никакого отношения.

– Я и не имею, – нелогично согласился паренек. – Меня просто отправили… за вами.

– Кто отправил?

– Леди Лэнгдем. Понимаете, они пришли будить принцессу, а там – никого! Только подушки сложены под одеялом, чтобы… ну, чтобы со стороны казалось, будто кто-то спит. Уже обыскали сад и южное крыло дворца. Принцессы нигде нет! Ее, наверное, похитили… Мессер, что теперь делать?

– Быстро возвращайся к леди Лэнгдем и скажи, чтобы прекратили поиски и не устраивали лишней паники. Принцессу я найду. Уверен, что она не выходила из дворца – все выходы и входы охраняются гвардейцами. Да, кстати… как тебя зовут?

– Альгерд, мессер.

– Ага, – слегка кивнул лорд Ирем, будто бы запоминая. – Ну так вот – услышу, что ты еще с кем-нибудь болтал о похищениях – я лично тебе уши оборву. Понятно?

– Д-да, мессер.

Рыцарь дождался, пока посланный обратно к леди Лэнгдем паж – чье имя уже вылетело у него из головы – исчезнет в коридоре, и, прибавив шагу, миновал украшенную статуями галерею, размышляя на ходу. Конечно, никакого похищения быть не могло. Элиссив просто-напросто в очередной раз принялась за свои "фокусы" – а уж лорд Ирем, как никто другой, знал, на что она способна. Видимо, спать по ночам в своей постели представлялось дочери Валларикса слишком обыденным и скучным. Но куда она могла пойти?… В саду ее не обнаружили. Проскользнуть мимо бдительной охраны и выбраться в город ей бы вряд ли удалось, к тому же Лисси клятвенно пообещала коадъютору, что больше никогда не станет повторять своих опасных вылазок. А Лисси, несмотря на свою взбалмошность, всегда держала слово.

В глубине души Ирем был очень рад, что он взял с девочки такое обещание. Случись история с исчезновением несколько месяцев назад, он места бы не находил от беспокойства. А сейчас коадъютор был почти спокоен. Он не сомневался, что принцесса во дворце, и был уверен, что с ней не могло случиться чего-нибудь действительно опасного. Если бы не переполох, устроенной наставницей Элиссив, леди Лэнгдем, лорд, пожалуй, вообще не стал бы заниматься поисками Лисси, подождав, пока она отыщется сама, и ограничился бы тем, что уже после ее возвращения выдал бы ей по первое число за ночную вылазку. Отправляясь на поиски, рыцарь не чувствовал ничего, помимо раздражения человека, которого отрывают от привычных дел ради каких-то глупостей. Но это не мешало ему мыслить здраво, поэтому он наметил несколько мест, с которых следовало начать поиски. Во-первых, личная библиотека Императора. Не то чтобы принцесса так любила книги, что не могла обойтись без них ни днем, ни ночью, но в библиотеку, где хранилось кое-что из запрещенных книг, Элиссив не пускали – а такой запрет сам по себе должен был возбудить в ней любопытство и желание все-таки побывать там. Пробраться туда ночью, с потайным светильником, когда все слуги уже спят, было, конечно, занимательнее, чем читать днем, в своей комнате.

После этого принцессу следовало искать на псарне, в оружейной, в Гобеленном зале, и, в конце концов…

Глаз Ирема невольно задержался на двери, ведущей в комнату "дан-Энрикса". Рыцарь и не заметил, как он поравнялся с ней. Створка была приоткрыта, хотя Ирем, ожидавший накануне Рам Ашада в том же коридоре, чтобы проводить его к Валлариксу, прекрасно помнил, что целитель тщательно закрыл за собой дверь.

"Еще не хватало, чтобы _этот_ тоже принялся разгуливать здесь по ночам!" – подумал рыцарь. И на всякий случай решил заглянуть.

Вопреки опасениям лорда Ирема, Крикс преспокойно спал. Одну руку он откинул в сторону, так что она свесилась с кровати, а другой приобнимал за плечи спящую с ним рядом девочку, каштановые волосы которой разметались по подушке.

Ирем с трудом подавил желание на всякий случай протереть глаза. На какое-то мгновение ему подумалось, что он спит, а все происходящее – и столкновение со встрепанным пажом, и розыски, и то, что он сейчас увидел – ему просто-напросто приснилось.

– Элиссив?… – резко спросил он, хотя и так прекрасно видел, что это именно она.

Но, несмотря на то, что обращался он к принцессе, первым проснулся Крикс. Сначала он открыл глаза и посмотрел на коадъютора с недоумением не вовремя разбуженного человека. Но уже через секунду Крикс рывком поднялся на кровати, задев локтем спокойно спавшую принцессу.

– Ты чего?… Поосторожнее не можешь? – пробормотала заспанная Лисси.

– Вы что творите? – глухо спросил рыцарь, сверля мальчика глазами.

– Мессер Ирем… Я все объясню, – пробормотал "дан-Энрикс".

– Уж постарайся.

– Это я сюда пришла, – внезапно подала голос принцесса. – Он тут ни при чем.

– Неправда, я сам попросил тебя вернуться, – быстро возразил лаконец.

– Ах, вернуться? – хмуро усмехнулся Ирем. – Значит, это был уже не первый раз?

– Второй, – признала Лисси. – Сэр Ирем, не сердитесь! Мы же ничего такого страшного не сделали. Я думала только полчасика поговорить, пока все спят… Но мы немного заболтались. А потом Крикс начал рассказывать мне про Эрхейм… и вот…

Элиссив помнила, как Крикс рассказывал ей про ночной лес и про Слепого волка. Лисси вообще-то не боялась темноты, но в тот момент она почувствовала, что ей страшно будет возвращаться в свою спальню. Она придвинулась поближе к Криксу.

Лаконец как будто догадался, что ей страшно. Он уже не стал отодвигаться от нее, как раньше, а, наоборот, обнял за плечи, и побыстрее досказал страшное место до конца. А дальше… дальше в памяти Элиссив наступал провал. Но, несмотря на жутковатую историю, кошмары ей в ту ночь не снились. А снилось что-то про Эрхейм и Академию, а заодно про Фэйро, о котором говорил ей Крикс.

Крикс в эту минуту мысленно ругал себя последними словами. Ночью он почувствовал, что Лисси засыпает, но ему не хотелось расталкивать ее и говорить, что ей пора идти назад. Крикс решил, что лучше он не будет спать, и посторожит ее, пока не посветлеет. А потом разбудит и отправит восвояси. И, разумеется, он сам не заметил, как тоже уснул. Теперь из-за него у них обоих будут неприятности. Как можно быть таким растяпой?! Крикс буквально ненавидел сам себя за глупую самонадеянность, из-за которой он решил, что Лисси может положиться на него.

Посмотрев на перекошенное лицо "дан-Энрикса" и встретив виноватый и смущенный взгляд Элиссив, Ирем, в общих чертах, понял, что здесь произошло.

– Месс дан-Энрикс, – резко сказал он. – Живо поднимайтесь. Вы вернетесь в свою комнату и скажете, что были в Гобеленном зале. Извинитесь перед леди Лэнгдем за доставленное беспокойство. Мы с вами еще поговорим. Идите.

Лисси быстро проскользнула мимо Ирема и уже в дверях на секунду задержалась, чтобы крикнуть мальчику:

– До встречи, Крикс!

– До встречи, – крикнул он в ответ, серьезно сомневаясь, что они еще когда-нибудь увидятся. Как только шаги Лисси в коридоре смолкли, Крикс обернулся к лорду Ирему. – Она тут ни при чем, мессер. Я сам просил ее прийти.

Ирем вздохнул и опустился в кресло, думая о том, что с этой парочкой он точно поседеет раньше времени.

– Будь вы с принцессой чуть постарше, эта ночь переросла бы в династический скандал, – заметил он почти задумчиво.

Крикс вспыхнул.

Рыцарь же невозмутимо продолжал:

– …Но даже в настоящий момент это далеко выходит за рамки приличий и благопристойности. Ты не настолько глуп, чтобы не понимать, что дочь правителя не может вести себя так, как Лисси.

– Да. Я должен был запретить ей снова приходить сюда.

– Вот именно.

– Что теперь будет с Лис… с Элиссив?

– Это будет решать Император. Одно я могу тебе пообещать – ты ее больше не увидишь.

Крикс подозревал, что рыцарь прав. Он тяжело вздохнул.

– И это все, что ты хотел узнать? – осведомился калариец. – Это, конечно, хорошо, что ты заботишься о Лисси. Но на твоем месте я бы обязательно спросил, что за такое сделают со мной самим.

– А зачем спрашивать? – не понял Рикс. – Я же и так это узнаю.

Ирем пробормотал длинную фразу, из которой Криксу удалось разобрать только слово 'неописуемо', да и то он не смог понять, к чему оно относится. Потом лорд быстро – как-то даже слишком быстро – встал и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.

Крикс изумился бы еще сильнее, если бы мог знать, что в коридоре Ирем привалился к косяку и, закусив губу, долго боролся с приступами хохота.

Дверь комнаты наставника со скрипом приоткрылась, и возникший на пороге Фессельд-старший с напускной беспечностью спросил:

– Вы меня звали, мастер?

Хлорд поднял глаза от бумаг.

– Да, я хотел с тобой поговорить. Войди.

Со дня их памятного разговора с Иремом прошло уже недели три. Все это время мастер тщательно обдумывал слова рыцаря о том, что разбирательство по делу Рикса ни к чему не приведет. В ушах Хлорда до сих пор звучал нарочито мягкий и насмешливый голос каларийца: 'С точки зрения какой-то высшей справедливости вы правы… Но лично я что-то нечасто сталкивался с высшей справедливостью'. И это говорит тот самый человек, который должен олицетворять закон и действовать от имени правителя!

Наставник искренне негодовал.

Правда, через пару дней, немного поостыв и сопоставив слова каларийца с тем, что он узнал об истинном происхождении 'дан-Энрикса', Хлорд понял, что имел в виду лорд Ирем. По сути, он хотел сказать – не стоит привлекать внимание к этой истории. Если в Академии начнется разбирательство, которое затронет интересы лорда Бейнора Дарнторна, то этот случай будет обсуждать весь город. В столице не останется ни одного человека, не слышавшего о 'дан-Энриксе' из Энмерри. Об этом будут рассуждать аристократы во Дворце и рыбаки за кружкой пива. Наконец, чтобы противостоять главе Совета, потребуется вмешательство Ордена, и люди обязательно увидят в этом доказательство самых нелепых слухов о происхождении лаконца.

Ирем дал понять, что эта ситуация недопустима – и наставник, скрепя сердце, должен был признать, что рыцарь прав.

Но мастер Хлорд не мог последовать его совету и оставить все, как есть. Мешало то самое чувство, которое и раньше осложняло ему жизнь и заставляло раз за разом ссориться с Советом мастеров. Младший наставник Хлорд хотел знать правду – даже если это ни к чему не приведет.

Естественно, он понимал, что действовать очертя голову бессмысленно. Приказ об исключении 'дан-Энрикса', как и предсказывал лорд Ирем, был отозван мастером Ратенном в тот же день, причем все разговоры, вызванные этим неожиданным поступком, как-то на редкость быстро стихли, и в Лаконе снова воцарился мир. И это еще слабо сказано. Наступившая тишина была настолько полной и непроницаемой, что о грядущем возвращении 'дан-Энрикса' за целый месяц так и не узнал никто, кроме самих Наставников, хотя обычно вездесущие ученики уже на следующий день делились новостями о решениях Совета и пересказывали всем желающим беседы своих менторов, подслушанные в коридорах или в трапезной.

Теперь же этих разговоров просто не было.

Хмурый и скучный, словно серый зимний день, наставник Вардос проходил по галереям Академии, сухо раскланиваясь с Хлордом. Он вел себя совершенно так же, как до поступления 'дан-Энрикса' в Лакон, как будто их конфликты с Хлордом не успели обостриться до предела. Тал поглядывал на друга вопросительно, надеясь выслушать подробности о разговоре с Иремом из первых рук, но прямо спрашивать стеснялся. А Ратенн при встрече отводил глаза, явно подозревая младшего наставника в каких-то непонятных связях с Орденом. Хлорд должен был признаться самому себе, что это его даже забавляет.

Сам мастер в эти дни почти не обращал внимания на своих коллег, поскольку все свое внимание сосредоточил на Дарнторне и его приятелях из старшего отряда.

В первую очередь наставник выяснил, кто был в дозоре в ту ночь, когда пропал 'дан-Энрикс'. Предположения лорда Ирема оправдались – все дозорные были известны, как друзья Дарнторна, если только можно говорить о дружбе между первогодком и компанией почти взрослых юношей, которые стремились угодить племяннику вельможи и охотно исполняли его прихоти.

Хлорд выяснил, что в третий день Эйслита вся эта компания, включая самого Дарнторна, спустилась в Нижний город и устроила шумное празднество в каком-то кабаке, причем племянник лорда Бейнора в тот вечер щедро угощал всех остальных. На первый взгляд придраться было не к чему – лаконцы праздновали наступление Эйслита, а Дарнторн обычно получал от дядюшки так много денег, что мог устраивать подобные пирушки хоть три раза на неделе. Но Хлорд почти не сомневался в том, что Льюберт таким способом вознаграждал своих приятелей за помощь.

Сделав такой вывод, мастер призадумался. Участников пирушки было больше, чем дозорных, которые подстроили историю с 'попойкой'. Очевидно, кроме непосредственных участников этой проделки, были и другие: те, кто знал о ней, поддерживал эту затею и вместе с друзьями праздновали 'избавление' от выскочки.

Оставалось только правильно распорядиться этим знанием.

Хлорд без труда нашел среди ходивших в Нижний город старших того, кто был ему нужен. Фрейн Фессельд, старший брат Фавера Фессельда, по складу характера не сильно отличался от своего брата, постоянно прятавшегося за спинами у Тинто и Декарра, потому-то мастер и решил поговорить именно с ним.

Обычно мастера не приглашали к себе учеников из чужих отрядов. Все, что нужно, они обсуждали с их наставниками, а уж те решали, как им поступить. Но на сей раз Хлорд не собирался извещать мастера Элпина о своем намерении побеседовать с его учеником.

Он поступил проще.

Остановив Фессельда в коридоре, Хлорд непререкаемым тоном велел ему зайти после занятий – и тот не посмел ослушаться.

– Проходи, садись, – небрежно сказал мастер Фрейну, неуверенно переминавшемуся с ноги на ногу но при этом напускавшим на себя безразличный вид.

Тот с деланной развязностью прошел через всю комнату и опустился в кресло. Именно на этом кресле сидел Крикс в день памятного разбирательства, устроенного Хлордом после его драки с Дарнторном. Фрейн был на шесть или семь лет старше Рикса, но, несмотря на это, точно так же не умел держать себя в руках. Было заметно, что непривычная обстановка и молчание Хлорда, с головой ушедшего в свои бумаги, его нервируют.

– Вы хотели меня о чем-то спросить, наставник? – вырвалось у Фрейна наконец.

Хлорд улыбнулся углом рта, поняв, что не ошибся в выборе.

Пожалуй, даже не было нужды ходить вокруг да около и ждать благоприятного момента, чтобы навести беседу на главный вопрос.

– Именно так, – кивнул наставник. – Я хотел спросить, кому из вас принадлежала мысль подвести Рикса под обвинение в ночной попойке.

Фессельд, похоже, ожидал чего-нибудь подобного, потому что его вытянутое, усыпанное мелкими веснушками лицо осталось спокойным. Даже слишком уж спокойным, если разобраться.

Хлорду это безразличие казалось вымученным. К тому же, словно в насмешку над своими усилиями, Фрейн заметно побледнел.

– Какое еще обвинение, наставник?… – спросил он, изображая удивление. – Я вас не понимаю.

– В самом деле?… – Хлорд взглянул на него так, что Фрейн невольно съежился.

– Я не знаю, что вы имеете в виду, – быстро сказал он. – То есть я, конечно, слышал, что Рикс исключен из Академии, но какое отношение это может иметь ко мне?…

– Ну, хватит, – перебил наставник. – Рикс ни с кем не пил в ту ночь. Вы все это подстроили, чтобы его исключили из Лакона. А теперь я спрашиваю: кто это придумал? Миэльвитт? Лессар? Может быть, ты?…

– Не я!

– Лжешь, – резко сказал Хлорд.

Фрейн побледнел еще сильнее. Следует признать, что Хлорд не испытал к нему ни тени сострадания.

– Кому, как не тебе, устроить для Дарнторна эту шутку, – продолжал он холодно. – Ты же, как-никак, его вассал, к тому же старше остальных. Насколько мне известно, в окружении Дарнторна только ты один заканчиваешь Академию этой весной. Я думаю, что ты уже не очень дорожишь своей учебой, если взялся за такое дело. А ты не подумал, что одним лишь исключением на этот раз не обойдется? Клевета, подделка доказательств, нападение на безоружного… вполне достаточно, чтобы попасть отсюда прямо в Адельстан.

– Нет, – выпалил Фессельд – Вы ошибаетесь! Это действительно не я!

– А кто тогда?

– Сонор. Он еще хвастался, что если бы он не додумался до этой шутки с водкой, то дан-Эн… ну то есть Криксу точно удалось бы отвертеться.

– У нас в Ярнисе про такое бы сказали 'валить все с больной головы на здоровую', – поморщился наставник. – Крейс Сонор ничем не связан с Дарнторном. Что ему пользы от того, что Рикс покинет Академию?

– Вы просто ничего не знаете! – не выдержал Фессельд. – Соноры – не вассалы Дарнторнов, но Крейс всегда старался ему угодить. Если бы Льюберт захотел, чтобы Сонор ходил вниз головой, то он бы так и сделал. Он мечтает после Академии пойти на службу к лорду Бейнору или к самому Льюсу. Думаю, ему просто не хочется возвращаться в свое захолустье, вот он и рассчитывает зацепиться за Дарнторнов, пока можно, – с нескрываемым презрением скривился Фрейн. – Одним словом, когда младшие вернулись из Эрхейма, Льюс просил нас устроить что-нибудь такое, чтобы Рикса вышвырнули из Лакона. Можно было бы подкинуть ему чью-нибудь украденную вещь… Льюс поначалу предлагал именно это. Но потом Сонор узнал от Миэльвитта, что Пастух куда-то вышел из Лакона ночью, и придумал, как упрятать концы в воду… Я тут совершенно ни при чем. Я вообще узнал об этом только на другое утро.

– То есть примерно в то же время, когда мастера допрашивали Рикса. Значит, ты все знал – и промолчал?

– Но ведь не мог же я пойти в Совет и донести им на Сонора и Дарнторна.

– Почему это?

– Ну… вы же понимаете… – Фрейн сделал выразительную паузу. Он явно намекал на старую традицию, в соответствии с которой тех, кто жаловался на своих товарищей, ждала немедленная и жестокая расправа. Чаще всего нарушителю засовывали голову в мешок и били его всем отрядом. Но и после выхода из лазарета он не мог чувствовать себя спокойно. Каждый уважающий себя лаконец должен был приложить все усилия, чтобы сделать его жизнь невыносимой. И так продолжалось до тех пор, пока виновник сам не собирал свои пожитки и не расставался с Академией.

Естественно, эта традиция считалась незаконной, но о ней было известно всем – от новичков до мастера Ратенна.

'Удивительно удобный повод ни во что не вмешиваться – для таких, как этот Фрейн' – подумал Хлорд. И, скрестив руки на груди, сказал:

– Боюсь, что нет. Не понимаю.

От тона, которым мастер произнес последние слова, на лбу у Фрейна выступили бисеринки пота.

– Мастер Хлорд, вы же не скажете Сонору… и всем остальным… что я их выдал? Это даже хуже исключения.

Наставник выразительно молчал.

– Не говорите остальным, наставник. Вы же прекрасно знаете, что со мной будет.

Мастер хмыкнул. Он и правда знал, что будет – Фрейн исчезнет из Адели с такой скоростью, что к вечеру пересечет границу Гардаторна, даром что тот расположен в месяце пути от берега Залива. Хлорду было даже жаль, что он не собирался обнародовать итоги их беседы.

А Фессельд тем временем не унимался.

– Я _прошу_ вас. А если понадобится, я в любой момент могу узнать для вас что-то еще. Только скажите.

Хлорд откинулся на спинку кресла, словно ему вдруг потребовалось рассмотреть своего собеседника получше. Ни разу до сегодняшнего дня он не нуждался в том, чтобы устраивать подобные допросы. И не мог даже предположить, с чем ему предстоит столкнуться.

– Узнать что-то еще?… Ты что же, думаешь, что мне нужен доносчик? Ну и мразь же ты, Фессельд.

'Сколько ему лет? Семнадцать, восемнадцать?… – думал мастер, глядя на сидящего напротив юношу. – Нет, этого уже не переделаешь. Законченный гаденыш'

Фрейн смотрел на мастера почти растерянно. Он явно не ожидал такой вспышки.

– Я просто предложил…

– Выматывайся. Ну, живее. Вон отсюда. Если бы тебе не оставалось всего пара месяцев до выпуска, я приложил бы все усилия, чтобы тебя вовремя отсюда исключили. А теперь, по-видимому, уже поздно. Жаль. По-моему, это позор для Академии.

– Д-до свидания, наставник, – пробормотал Фрейн, ретируясь к дверям.

Хлорд еще несколько минут просидел совершенно неподвижно, глядя на закрывшуюся дверь. Весь пыл, с которым он недавно приступил к 'установлению истины', теперь куда-то испарился.

Ирония мессера Ирема была ему так же непонятна, как и раньше, но теперь уже по совершенно иной причине. Мастер чувствовал, что сам он вряд ли сохранил бы чувство юмора, если бы вынужден был каждый день на протяжении десятка лет иметь дело с субъектами типа этого Фрейна – а ведь можно было догадаться, что Фессельд был еще не из самых худших.

– Ну, и зачем ты меня сюда привел? – нетерпеливо спросил Валларикс, глядя на друга.

Император и его телохранитель стояли у окна, выходящего на небольшой внутренний дворик, примыкавший к гостевым покоям нижнего этажа.

– Сейчас увидите, – улыбнулся рыцарь.

Валларикс вздохнул и с видом человека, выполняющего чью-то прихоть, стал смотреть на двор.

– Долго еще ждать? – спросил он рыцаря через минуту.

– Думаю, что нет… а, вот и он!

Створки одного из окон в первом этаже раскрылись, зимнее солнце заплясало в цветных стеклах. Темноволосый мальчик, похожий на энонийца, перекинул ногу через подоконник. Усевшись на него, он сбросил вниз какой-то длинный, обернутый плащом предмет, а потом медленно и как-то неуверенно начал спускаться вниз, держась за подоконник. Высота здесь была меньше его роста, и любой его ровесник просто спрыгнул бы во двор, но у южанина спуск занял больше двух минут, причем лицо его на протяжении этой процедуры было напряженным и комически-сосредоточенным. Впрочем, все эти странности объяснились, когда он оказался на земле и, хромая, сделал несколько шагов.

– Что-то он сегодня позже, чем обычно, – прокомментировал лорд Ирем. И искоса взглянул на Императора. – Я думал, что вам будет интересно посмотреть.

Император не ответил. Он, не отрываясь, наблюдал за мальчиком.

– Пару дней назад Рам Ашад разрешил ему вставать. Между нами говоря, Рикс пробовал ходить последнюю неделю, и когда Ашад сказал мне, что, поднявшись 'в первый раз', мальчик держался гораздо лучше, чем он ожидал, меня это ничуть не удивило, – в голосе рыцаря звучало откровенное веселье. – А недавно я случайно стал свидетелем того, что возмутило бы Ашада еще больше. Посмотрите.

Не подозревая, что за ним наблюдают, Крикс нагнулся, подобрал брошенную вещь, оказавшуюся деревянным тренировочным мечом, несколько раз взмахнул им, разминая кисть, и встал в позицию. Даже деревянный, меч был слишком длинным и тяжелым, и при росте Крикса мог сойти скорее за короткое копье. Но энонийца это явно не смущало. Он сосредоточенно и медленно проделывал с этим 'мечом' те упражнения, которым прежде всего учат первогодков в Академии, мало-помалу начиная двигаться быстрее и непринужденнее. Это выглядело бы почти красиво, не будь Рикс одет, как полагается лежачему больному, в длинную и широкую рубашку, висевшую на нем мешком, штаны и войлочные туфли, подходящие для того, чтобы самостоятельно дойти до умывальника, но явно непригодные для тренировок на заснеженном дворе. При одном взгляде на мальчишку Валлариксу стало холодно. Но Крикс, по-видимому, считал себя выше таких мелочей.

– Откуда он взял меч? – удивился правитель.

Лорд Ирем улыбнулся.

В первый раз, когда он стал свидетелем импровизированной тренировки, роль оружия для Крикса исполняла кочерга, забытая в камине. Ничего другого он, по-видимому, не нашел. В тот раз лорд Ирем точно так же стоял у окна, беззвучно посмеиваясь над нелепой картиной, представшей его глазам, и испытывал большое искушение окликнуть Крикса. Но рыцарь все же удержался. Человек, который размахивает кочергой в рубашке втрое больше нужного размера, разумеется, смешон. Но то упорство, с каким энониец игнорировал боль в сломанной ноге и холод, поневоле вызывало уважение.

На следующий день Ирем 'забыл' на внутреннем дворе один из тренировочных мечей, которыми он пользовался, когда фехтовал с Эрлано или Рам Ашадом. Он не был уверен, что слуги не обнаружат его раньше, чем 'дан-Энрикс', да и не очень-то заботился об этом – так, по крайней мере, говорил себе он сам, – но вскоре имел случай убедиться в том, что меч достался именно тому, кому и следовало.

Энониец развернулся и эффектно, с разворота, нанес удар невидимому противнику.

Ирем сделал нетерпеливое движение, как будто собираясь остановить мальчика.

'Дубина. Равновесие!…' – подумал он. И тут же рассмеялся над своим порывом. Как ни странно, настроение у него было просто замечательным.

– Вам не кажется, мой лорд, что Крикса пора отправлять назад в Лакон?… – спросил он у Валларикса.