Я – туман, я утренний туман. Я как скверный гость – никем не зван. Всё скрываю, всех свожу с ума. Чуть видны деревья и дома. Всё как будто бы ушло на дно. Светит одинокое окно. Всё я обложу своею ватой. Звуки приглушу, умерю свет. Даль исчезнет, перспективы нет. Где же неуклюжий, угловатый мир? Где всякий видимый предмет? Всё немного по краям размыто, резкость черт утратив, вес, объём… Всё – из вашего изъято быта, став иным в чистилище моём. То, что было до сих пор отдельно, в свете дня существовало врозь, — стало, наконец, едино, цельно, всё смешалось, сблизилось, слилось. Говорите, зыбко всё и странно? Дар прозренья в суть вещей мне дан. Чтобы всё увидеть безобманно, окуните этот мир в туман…

Я – дождь осенний, мелкий, затяжной. Меня – не любят. «Мерзкая погода!» — твердят. Сырых небес кошмар сплошной. Но виноват не я – а время года. Я – тот же, что и летом, и весной, я небеса люблю, с землёю дружен… Но осенью я никому не нужен. Все морщатся от влаги ледяной. Наставлены зонты против меня, и шапки нахлобучены по уши, и радостно не скачет ребятня, и серый день удваивают лужи. Ах, глупые, – порадуйтесь и мне, поскольку вовсе не несу вам лиха! В оцепененье, словно бы во сне идёте вы, и в ваших душах – тихо. Дождинки – словно капли валерьяны. Глаза зажмурить – и глотать, и пить… Душевные царапины и раны — целебною водою окропить. Я – дождь осенний. Я даю забвенье, как древней Леты тёмная вода. Забудьте всё – хотя бы на мгновенье, взглянув на мир без боли и стыда. Как соль я растворяю все обиды в себе. И, через зиму перейдя, вы скажете с улыбкою: «Мы квиты! Прекрасен дар осеннего дождя!»

Я – сирень. Взрываюсь, как ракета. Мириады крохотных цветков рвутся в небо, возвещают лето. Мир творится без черновиков. И так много риска – в каждом шаге. Вовремя расцвесть – и не пропасть. Знали б, сколько есть во мне отваги, в трепете листвы – какая страсть! Оттого и одуряет запах, вдруг болезненно сжимая грудь. Я держу в своих зелёных лапах бытия сиреневую суть. Я – сирень. Сиренева до боли. С тайным пламенем – смешалась синь. Я – из недр звучащий голос воли. Хоть на миг – сомнения отринь и сумей увидеть чудо это: мир сиренев – небо, облака! Капелька сиреневого света на ветвях – как будущность, легка.

Я – тишина. Я недоступна слуху. И всё же люди – слышат тишину. Не столько слуху доверяя – духу, войди всем существом в мою страну… Там гаснут звуки – словно ветер свечку задул. И шум лихого дня – забыт. Там места нет пустячному словечку. Там вечность безмятежная молчит. Во мне – начала. Всё в меня уходит корнями. Всё выходит – из меня. Во мне – ещё вслепую – слово бродит, в своём звучанье тишину храня. Мои вы дети – музыка и слово. И даже ты, любовь, – детёныш мой. Нет в мире места у тебя другого, где, затаившись, можешь быть живой. Где молча – губы в губы, очи – в очи, где в жертву всё – бесшумному огню. Любовь, пребудь во мне все дни и ночи, я обниму тебя и сохраню.

Я – человек. Горю и не сгораю. Мир обниму, в его объятиях замру. Я сотню раз на дню рождаюсь, умираю и верую, что всё же не умру. Я – искорка божественного света, меня не загасить и не унять. Ах, может, только в том моя победа: улыбкой, словом этот мир менять. Присутствовать. А, значит – быть при сути, что вне всех наших формул и систем, свидетельствуя всей судьбой о чуде, которое зовётся бытием.

Я – берег моря, полоса песка, я – часть пространства – с ним ты хочешь слиться. Одежды сбрось. Почувствуй: шевелится песчинка возле твоего виска. Песок податлив – примет форму тела. А солнце – жарит, расплавляя плоть, чтоб ком живой – пустили снова в дело, чтоб заново тебя слепил Господь. Ты был угрюмым – где твоя тоска? Был озабочен – где твоя забота? Я, полоса горячего песка, — учитель твой. А, значит, вся природа. Так обними меня – вот миг свиданья! Ложись, словно детёныш, в колыбель. Горячая песчинка мирозданья — забудь о том, что Дело есть и Цель! Ничем и никому ты не обязан. Расправься и расплавься. Стань никем. Или, точней – стань всем на свете разом, будь морем, солнцем, ветром, мною – всем! Песок – я камнем был, горой, скалою, и, как никто, был в мире форм я твёрд. Но время пилит всё своей пилою. И нынче я – иною долей горд. Бежит волна – и ляжет вдруг покорной. И жизнь, быть может, лишь тогда полна, когда мы жертвовать готовы формой. Всё бытие – Единого волна…

Я лошадь. Да, я загнанная лошадь. И этот день уже, пожалуй, прожит… А новый день – не в силах я начать. О, убежать, исчезнуть, одичать! Ах, Господи – как будто тянут жилы… Двужильна я? Трёхжильна? Может быть. Но где же взять мне, как найти мне силы, чтоб этот воз тянуть, чтоб дальше жить? Я лошадь, лошадь… Я едва дышу. Пока живая, я стихи пишу, нездешние пространства открывая. Хромая рифма и строка кривая, но правда в них, но стук моих копыт. но стихотворный ритм – сквозь эту жуть, сквозь быт. Я загнанная лошадь. Я крылата. Я может быть, мифический Пегас, но жизнь изматывает до упада. А всё же пыл – не до конца погас. Усну – огня в душе остаток тлеет и жжёт. И рифме в такт – машу хвостом. Как будто бы над белым я листом тружусь во сне – и чем-то чудным веет… Глаза открою – снова быт. Всё то же… Дай воздуха глоток, дай миг свободы, боже! Ни шагу больше! Хоть кнутом хлещите, снимайте шкуру! Баста. Не взыщите. Я – загнанная лошадь, лошадь, ло… Я падаю!.. Как сладко… Как тепло…