Сердцевина дня
«Шершавая поверхность полдня…»
Шершавая поверхность полдня.
И ты по ней, как муравей,
ползёшь, уже себя не помня,
насущным полон до бровей.
Где высь стволов и запах леса?
Войти бы в сердцевину дня,
где, выверенный по отвесу,
луч солнца, ищущий меня.
1973 г.
«В ящик почтовый, в его уголок…»
В ящик почтовый, в его уголок
ветер занёс пожелтелый листок.
Что за слова шелестят под рукой?
Я ль адресат или кто-то другой?
Хочешь – не хочешь – нужно прочесть
эту не очень весёлую весть.
И повторяю на все лады:
Осень. О, сень! О, вечная сень…
1976 г.
«И на лицо упала тень…»
И на лицо упала тень.
Запела птица звонко.
На цыпочках уходит день,
как мать от спящего ребёнка.
Ты, дерево, усни, усни —
вне времени, на воле.
Частицу сини зачерпни,
и спрячь до завтра, что ли.
О чём поёт среди ветвей,
встречая вечер, птица?
Что нет потерь, разлук, смертей,
всё снова повторится.
Природе всё равно – что век,
что миг, летящий мимо.
Неповторим лишь человек.
Судьба – неповторима.
И на лицо ложится тень.
И птица тонко-тонко
поёт. Уходит тихо день,
как мать от спящего ребёнка.
1971 г.
«Деревья зимою – не помнят о лете…»
Деревья зимою – не помнят о лете.
Не видят, не слышат. Бесчувственный сон.
Как будто и не было лета на свете.
Забылись, изъяты из связи времён.
Деревья зимою – в себя убежали,
в последний оплот своего естества.
То дождик, то снег. Но все выси и дали —
в тех тайных глубинах, где жизнь чуть жива.
И кто же поймёт вас, деревья зимою,
вникая в глубокий, как омут, покой,
где жизни и смерти единство живое,
ах, кто же поймёт вас, деревья зимой?
1976 г.
Зимний дождь
Он шёл едва-едва,
цедя сквозь сито капли,
вцепляясь в рукава.
И даже мысли – зябли.
Нет, он не тот, не тот,
кто вовремя и кстати,
кто, озоруя, льёт,
бездумно силы тратя.
Не тот мастеровой,
что пыль дневную смоет,
зеркальной мостовой
вселенную удвоит.
Не расторопный друг,
лудильщик, мойщик, банщик,
а липкий, как испуг,
бездельник и обманщик.
О, этот дождик нищий
с простудою в суме!
И зябнет мысль, и ищет
хоть память о зиме.
1977 г.
Куст
Ещё деревья не одеты,
угрюмо, холодно глядят.
Весны обманчивой приметы
их, полумёртвых, не смутят.
А этот куст – такой зелёный!
Он жизнь полон, а не пуст.
Он беззащитен, как влюблённый,
он так доверчив, этот куст.
Глупыш, поверивший погоде.
Малыш, поверивший судьбе.
Мудрец, поверивший свободе,
а, значит, самому себе.
Куст, говорю тебе спасибо
за то, что зелен, что не трус,
что непомерной жизни глыба —
тебе совсем не тяжкий груз,
что входишь в мир, не зная меры,
печалями не умудрён.
Ещё за что? За смелость веры.
Зелёный пламень. Сдвиг времён.
1983 г.
Кладбищенские деревья
Когда б взамен деревьев этих – пни,
когда бы вечность – не дышала рядом, —
тогда и впрямь на свете мы одни,
с угасшим слухом, не глядящим взглядом.
Ушедшие! Вы корни наших дум.
А листьев шум – слова. Понять их трудно,
Но как растёт, вникая в говор чудный,
как, вслушиваясь, умолкает ум!
Пусть не узнать нам ваших голосов.
Но жизни смысл – не спрятан на засов.
И ветер, пробудив пространства трепет,
сам вслушается в шепот, шелест, лепет.
1983 г.
«Пока листва не пожелтела…»
Пока листва не пожелтела,
вбирай в себя её игру.
Прекрасно временное тело,
трепещущее на ветру.
Я заодно с тобой, природа,
простору летнему открыт,
и утром солнце с небосвода —
души потёмки озарит.
Быть может, и во мне, как соки,
восходит время к свету дней,
и длится мыслей шум высокий,
и жизни цвет – всё зеленей.
Так в музыке – единства круг,
поток, не знающий печалей.
Но где-то там – неясный звук —
предчувствием осенних далей…
1980-е
«На себя не похожа была…»
На себя не похожа была
эта осень. Пылала,
золотые запасы тепла,
не скупясь, раздавала.
Эта осень забыла себя,
не прощаясь, томила,
обнимала, как будто любя,
и ушедшее длила.
Лучше б сразу! Неужто обман —
этот свет, эта ясность,
и в порядке природы – изъян,
и в остатке – безгласность?
Эта осень собой не была.
Ничего, наверстает.
Отгоревшего лета зола
небеса покрывает.
Уж теперь-то она – всё сочла,
все измерила бездны.
Отчего же во мне, как игла —
свет былой, луч небесный?
Свет, которого нету уже —
неизвестно откуда —
неучтённый, застрявший в душе,
непонятный, как чудо.
1980-е
«Старое дерево во дворе…»
Старое дерево во дворе
мне говорит: «Взгляни!
В лопнувшей, словно кожа, коре,
я доживаю дни.
Душу свою навстречу открой,
прохладу мне дай и тень.
Возьми же меня – с больною корой —
в свой незакатный день.
Буду в тебе расти до небес,
с мыслью твоей в ладу.
О, человек, зашуми, как лес,
дай я в тебя войду!»
Дерево глухо во мне шумит
и говорит: «Распрямись!
Что же ты сам от себя скрыт?
Я ищу твою высь.
Что же ты так душою не смел?
Я ищу твою даль.
Не знаю, ты ли меня пожалел,
мне ли тебя – жаль.
Может, любви твоей, как дождя,
я понапрасну жду?
Неужто я – в тебя уходя —
в небытие уйду?»
1980-е
«А дорога сама – куда-то вела…»
А дорога сама – куда-то вела,
и была, освещённая солнцем, бела,
а вокруг, в деревьях, клубился мрак.
И каждый шаг – был всего лишь шаг.
Напрягал сухожилья древесный ствол.
Не стоял неподвижно, а в небо шёл.
Он хотел быть больше себя самого,
и усилие преображало его.
Был как скульптура: борец! атлет!
Я улыбался ему в ответ.
Шёл по дороге – и вместе с ней,
и с каждым шагом был ей родней.
Приблизилась даль и меня обняла.
Так вот куда дорога вела?
Так вот куда уводила меня —
в горячую сердцевину дня?
Вот и обрыв. Постой. Вглядись.
Море – и небо. Две дали слились.
2.08.96
«Побыть бы в осени невиданной…»
Побыть бы в осени невиданной,
в её просторе необъятном,
чтоб в жизни – книге недочитанной —
всё стало, наконец, понятным.
Как пьёт пчела нектар медлительно,
глядеть бы, впитывая дали…
Да, жизнь идёт к концу действительно,
мы мудрой учимся печали.
Душа – измучена, но держится,
не ведая последних истин.
А может, истина и брезжится?
И взгляд прощальный – бескорыстен.
13.11.03
«По зелени глаза изголодались…»
По зелени глаза изголодались,
и из окна гляжу я на траву.
Покуда поезд пожирает дали,
я тоже зеленею и живу.
Мой взгляд тебя проглатывает, зелень,
пока не оттащили от окна,
покуда этот мир, как в детстве, целен,
целебен, щедр и нов… Пока весна.
Покуда не впустил в себя заботу,
покуда мысль меня не отвлекла,
покуда поезд прибавляет ходу,
покуда жизнь летящая – мила…
Будь в круге восхищённого вниманья,
любимое! Пусть входит в этот круг
весь этот мир, что выше пониманья,
что ждёт любви, прикосновенья рук.
Весна – я ветвь твоя, что не одета
листвой. Я – чёрный грач на проводах.
Я – жажда жить. Я – луч вечерний света.
Я – детское восторженное «ах»!
23.04.03
«Снежинки, что невидимы почти…»
Снежинки, что невидимы почти —
они, увы, не сделают погоды.
Должно быть, вышло белое из моды.
Нам снега и на горсть не наскрести.
Нет сил у них, а всё-таки летят,
поскольку знают, что необходимы,
летят – и видят в снах другие зимы,
в которых белизною мир объят.
Бессильные преобразить округу,
летят – покуда им дано летать.
Они – поэты, что стихи друг другу
читают (больше некому читать!)
Ведь их поэм деревья не прочтут,
ведь этих тихих строф земля не слышит.
Как мелом по доске – коряво пишет
зима. Увы, её напрасен труд.
А нам осталось что? Лишь стыд. Простуда.
Мы тащим тяжкой прозы полный воз.
И нет ответа на немой вопрос.
И словно жаль несбывшегося чуда…
20.02.05
«Вечереет. Синева густеет…»
Вечереет. Синева густеет.
Небо растворяется в воде.
И душа собою не владеет,
пребывая неизвестно где.
Вся она – вечерняя, густая,
только небу этому подстать…
Волны, как страницы книг, листая —
что она успела прочитать?
Слово «Бог»? А может, слово «Благо»?
Красота ли? Истина ли? Честь?
Синева морская – не бумага,
и написанного не прочесть…
Волны так легки и так беспечны.
Синева – прозрачна. Мир – велик.
И слова угаданные – вечны.
Как и небо. Море. Этот миг.
«Здравствуй, хмурый денёк!..»
Здравствуй, хмурый денёк!
Ты свой свет пригасил,
чтоб задуматься мог,
чтоб немного остыл.
Цедишь сквозь облака
тихий сумрачный свет.
Как душа глубока!
Да спокойствия нет.
Ах, как много всего
осознать недосуг!
У себя самого
я отбился от рук.
День, покоя мне дай!
Надоела жара.
Остывай, холодай.
Иль ещё не пора?
Много ль надо для счастья?
Чтобы пахло дождём.
Ну а с летом прощаться —
ещё подождём.
«Вот и осень настала!..»
«Вот и осень настала!» —
говорю я устало.
Стало небо чугунным,
металлическим стало.
Эта тяжесть металла,
чугуна ли, свинца —
на деревья ложится,
на дома, на сердца.
В этой жизни осенней —
мы не хуже растений.
Можем ждать, можем верить
в череду воскресений.
Бросить золото, медь.
Ничего не иметь.
Умереть. Возродиться.
Зацвести и запеть.
«Стройное деревце с жёлтой вершиной..»
Стройное деревце с жёлтой вершиной,
с гордо поднятой головой!
Всё, что свершиться могло – то свершилось.
Осень. И время спросить: кто живой?
Так не молчи же на перекличке,
хоть из последних сил – но живи,
в небо взирая не по привычке,
а в вековечной жажде любви.
Той, что всегда – сколько б ни было – мало!
Той, что, как солнце, сияет и жжёт.
За облаками, должно быть, пропала,
не озаряя наш небосвод?
Скажешь дождю: что же делать, пролейся…
Всё, что ни есть, принимает душа.
Пусть непогода – терпи и надейся.
Тихо, упорно живи. Не спеша.
14.11.05
«Вижу мокрый асфальт и машины…»
Вижу мокрый асфальт и машины,
и дождя бесконечную мглу.
И в душе проступают морщины,
и настрой – не к добру, не к теплу.
Как зависим мы все от погоды!
Как упьёмся тоской своей вдрызг!
Осень, как глубоки твои воды,
хоть и явлены тысячей брызг.
В каждой капле, упавшей случайно,
равнодушно коснувшись лица,
словно дремлет холодная тайна,
всем известная тайна конца.
И предвидя исход этой драмы,
небо плачет, не зная стыда.
Но тихонько утешим себя мы:
дождь – всего только с неба вода…
«Деревья за троллейбусным окном…»
Деревья за троллейбусным окном
бегут от нас. Могли б – совсем сбежали
из шумных городов в такие дали,
где наша жизнь покажется лишь сном.
Похоже, мы им крепко надоели
со всей своей вседневной суетой.
Они живут, не думая о цели.
Они полны своею правотой.
Мы месим грязь, глядим себе под ноги.
Они с какой-то мыслью – смотрят ввысь.
Куда спешить? Всему настанут сроки.
Ты, человек, гляди на них, учись
надежде, мудрости, долготерпенью…
Как вписаны они в простор земной!
Как благодарны каждому мгновенью
за всё, что есть! За холод, дождь и зной.
О чём же шепчутся они, что скажут
природы полномочные послы?
…Но нет, не нам они ветвями машут,
и ждут чего-то, и прямят стволы.
«Человек не лучше муравья…»
Человек не лучше муравья.
И у муравья – своя семья,
по траве ползёт, по мураве,
и забот так много в голове.
Человек не лучше, чем трава.
Ведь и у травы – свои права.
Шепчет непонятные слова,
ветром, солнцем и землёй жива.
Человек не лучше, чем земля.
И земля живёт, мгновенья для,
знает час зимы и час весны,
и неотвратимость тишины.
Человек не лучше. Он неплох,
но не слышит ничего – оглох,
но не видит ничего – ослеп…
Видно, тяжко достаётся хлеб!
И не полежит он на траве,
да и муравья не разглядит.
И не смолкнут мысли в голове.
И с землёю он не помолчит…
«Ты надо мной кружишь, листва…»
Ты надо мной кружишь, листва,
и вниз тебя ведёт кривая,
но ты и в этот миг права,
всем телом землю укрывая.
Была зелёной и живой,
так трепыхалась – трепетала!
Меж облаком и мостовой
слова безумные шептала.
Но повзрослев, впадала вдруг
в задумчивость, в оцепененье,
и замолкало всё вокруг, —
и детский крик, и птичье пенье.
Она пыталась дрожь унять,
и в краткости существованья
как будто силилась понять
свою судьбу, своё призванье.
И шла наверх из-под земли
с древесной влагой – мысль природы.
О чём молчат земля и воды, —
листва шепнёт, а ты внемли.
Любуясь золотом осенним,
хочу постичь я смысл тех фраз,
который мы не обесценим,
храня как золотой запас.
«Наконец, зима настала…»
Наконец, зима настала,
снег пускается в полёт,
весело летит и шало,
тихо падает с высот,
медленно летит и косо,
с новой всё начнёт строки.
Попадёт он под колёса
и под наши каблуки?
Вот снежинка пролетела
и, быть может, умерла.
Эта даль, что побелела,
стала большей, чем была.
И без горести, без боли,
мы опять глядим вперёд.
Праздник ли какой-то, что ли?
…Снег пускается в полёт.
«Неужто зря деревья тянут руки?»
«Чёрные ветви – сквозь серую муть…»
Чёрные ветви – сквозь серую муть.
Чёрные корни – во тьму.
Скажет пусть кто-нибудь дереву: «Будь!
Я твою долю пойму!»
Верить ли жизни скудным дарам,
зелени зимней травы?
Скажет пусть кто-нибудь дереву: «Сам
я, как и ты – без листвы».
Дерево, мы без иллюзий глядим,
нас не пугает беда.
Мы не оставим пространство пустым,
не убежим никуда.
Вот что имеет, может быть, вес.
И не мечтай о тепле.
Чёрные ветви – на фоне небес.
Чёрные корни – в земле.
3.12.05
«Вот и деревья без листьев уже…»
Вот и деревья без листьев уже
Средь подступающей тьмы.
Я вместе с ними на рубеже
Долгой, унылой зимы.
Всё, что имеешь, раздай и растрать —
Золото, бронзу и медь,
Чтобы осенним деревом стать,
Мёрзнуть и мокнуть, терпеть.
Чтобы принять эту ширь, эту даль,
Скудно отмеренный свет,
Небо холодное, птичью печаль, —
Веткой качая в ответ.
25.11.05
«Зимою ветвь на фоне неба…»
Зимою ветвь на фоне неба —
рука, что словно просит хлеба.
Беднее бедного стволы,
чья плоть завязана в узлы.
Знакомые с надежд тщетою,
с отчаянием, нищетою,
безмолвно выстроившись в ряд,
деревья в небеса глядят.
А впрямь – куда ещё глядеть им —
на эти хмурые дома?
Они смирились с лихолетьем,
их не сведёт зима с ума.
Природа ль им, иль бог велят
быть стойкими. Они стоят,
живут средь нашего надсада —
как будто из другого сада
(из райского?), как будто весть,
что ширь и даль на свете есть…
31.01.05
«Вот дерева заснеженного бок…»
Вот дерева заснеженного бок,
ну а другой – шершав, морщинист, чёрен.
И думаешь: как зимний сон глубок!
Как этот мир заснеженный просторен!
Быть может, в нём и вправду – нет беды,
лишь тишина и бесконечность блага…
Когда б не наши на снегу следы,
что вмиг темнеют, наполняясь влагой!
Стать деревом. О, руки вверх поднять,
природе, небесам на милость – сдаться!
Трудней, чем нам казалось, может статься,
снежинок лёгкость на плечах держать.
Корнями в землю, одеревенев,
вцепиться, кроной – небесам открыться.
Свои обиды позабыв и гнев
смирив, как дерево, уединиться.
Уйти в природу, как уходят в схиму,
глядеть в небес широкое окно,
терпеть, без страха принимая зиму,
пить тишину неспешно, как вино.
Как тихо снег идёт, как не спеша,
напрасными усилья не считая!
И пусть прислушивается душа,
сама снежинкой в воздухе витая.
26.02.05
«Так погляжу я ласточке вслед…»
Так погляжу я ласточке вслед —
словно душа моя с нею летала.
Мысли моей машет ветка в ответ.
Как же она мою мысль угадала?
Знает и облако, чем я живу,
трудные думы уносит далече.
Как я люблю этот мир наяву,
как и во сне я ловлю его речи!
С жизнью сроднился – и жаль умирать.
Нет, не исчезну из мира я, ибо
к небу взлечу, как летучая рыба,
чтобы ещё поглядеть, поиграть.
Ибо я в моря нырну глубину,
плыть буду, следуя тайному зову.
…Ну а покуда – к миру прильну,
чтоб к моему он прислушался слову.
19.07.03
«Опять деревья и трава…»
Опять деревья и трава
свои почуяли права,
и рвутся яростно и слепо
из тьмы на свет по зову неба.
Не чувствуем ли мы разлад
с волной, взлетевшей наугад,
с вселенским ритмом превращений,
пульсацией смертей, рождений?
Как скучен наших будней бред.
О, зачерпнуть ладонью свет,
как воду, – пить нетерпеливо,
отдавшись истине порыва!
Стать хоть на миг набухшей почкой,
тугой напрягшеюся строчкой,
и мир сияющий любя,
шутя перерастать себя…
27.03.04
«На душе легко и тихо…»
На душе легко и тихо —
растворяйся в тишине!
Словно бы уснуло лихо
и забыло обо мне.
Так рука помедлит, прежде
чем на клавиши упасть,
дав мгновение надежде,
судеб сдерживая страсть.
Что мне годы, что мне беды,
что мне горя горький вкус?
Это чудо, это лето —
тишине твоей учусь!
Потеряться, как иголка,
жить, подобно мудрецу…
Тишина нежнее шёлка
прикасается к лицу…
Жизнь моя, ты тьма ли, свет ли,
паутинка хрупких снов?
О, продлись ещё, помедли —
мир до звука и до слов…
25.05.03
«Снег шёл всю ночь. Он шёл упорно…»
Снег шёл всю ночь. Он шёл упорно,
хоть знал: его не долог век.
И всё бело, что было чёрным —
всё выбелил упрямый снег.
Он словно открывает дали
(там, впереди – просвет, пробел!)
Его ещё не истоптали,
ещё он девственен и цел.
Ах, сам я – как трава под снегом,
зимой зелёная трава!
Но быть труднее – человеком,
миг жизни облекать в слова.
Кто я в твоём, природа, храме?
Но время замедляет бег,
и благодарными губами
я выговариваю: снег!
26.01.05
«Дождь висит над головой…»
Дождь висит над головой.
Будет, нет ли – знает Бог.
Радуйся, что ты живой,
что ещё не вышел срок.
Пей весенний этот хмель,
хоть, увы, не захмелел.
Но присутствует апрель
между слов и между дел.
Это в будни – как вместить?
Между мыслей, между слов —
жизнь, что просто хочет жить,
дар, что прежде всех даров…
27.04.05
«Зачем человек – небесам и траве…»
Зачем человек – небесам и траве,
и морю, и птице, и рыбе?
Ведь птице – без нас хорошо в синеве,
а рыбе – в беспамятстве зыби.
И дереву – нужен зачем человек?
Он сталь заострит, сократив его век.
И мысль над его головою
не машет приветно листвою.
Быть может, природе мы и не нужны,
но всё же в лихую минуту
бросаемся в омут её тишины,
нуждаемся в ней почему-то.
Пусть сдастся рассудок, и белый свой флаг
над миром притихшим поднимет —
она смилостивится, сделает шаг
навстречу, заблудших обнимет…
Вручит бытия бесконечную нить.
О смерти забыть, никуда не спешить.
Не нужно ни счастья, ни славы.
Как правы – и птицы, и травы!
9.08.04
«Как славно слабый дождь шуршит в листве…»
Как славно слабый дождь шуршит в листве
под деревом – остановись, послушай!
Но недосуг. С природой не в родстве,
усталую гоню куда-то душу.
И мне б идти так тихо в тишине,
почти неслышно по земле ступая,
в пространстве растворяясь, как во сне,
накрапывая и стихи кропая.
Пусть тёплая меня обнимет тьма,
щеки мельчайшие коснутся капли.
Как хорошо, что всё же – не зима,
и наши души – не совсем озябли.
Остановиться, дух свой перевесть,
вдохнуть в себя осенних листьев прелость
и убедиться, что во всём, что есть —
своя, столь утешительная прелесть…
1.11.04
«Человек, ты царь природы?..»
Человек, ты царь природы?
Что ж глядишь ты, словно вор,
на нахмуренные воды,
зимний серенький простор?
Говори, что в жизни понял —
но душою не криви.
Что ж ты царство проворонил?
Где владения твои?
Пусть твоя грудная клетка
распахнётся, чтоб вместить
это небо, эту ветку,
это всё, что жаждет жить…
Дождь идёт, тебя кропя.
Хороша любая малость,
чтоб внезапно сердце сжалось,
восторгаясь и любя.
20.01.05
«Остановиться, удивиться…»
Остановиться, удивиться
и улыбнуться, дар приняв.
Легко взлетает в небо птица.
И сам, на цыпочки привстав,
взлети – ведь этот так нетрудно!
Вверх поглядеть из-под руки,
отважиться покинуть будни,
постичь, как небеса близки…
Остановится, удивиться
тому, что жив, тому, что ты
на свете есть, мгновенье длится
и мира истины – просты.
И сам ты – как листок на ветке,
трепещешь. Ветер ли сорвёт?
Иль сердце, вылетев из клетки,
и впрямь отправится в полёт?
4.08.05
«Всей своей плотью прильнувши к цветку…»
Всей своей плотью прильнувши к цветку,
запаха розы дай мне, пчела.
Ибо завидно мне, старику,
вспомню, как жизнь и сладка, и мила.
Роза – жужжаньем пчелы поделись,
этим упрямством, упорством пчелиным,
чтобы сказал я мгновению: длись,
не прерывайся, будь цельным, единым.
Чёрные беды, свет мне затмив, —
словно дожди, без конца, без предела.
Ну а в душе моей тот же мотив,
так же глядит, как когда-то глядела.
Видит, как в розу зарылась пчела,
в вечном и благословенном усердье.
Словно бы в мире и не было зла.
Словно бы есть только жизнь и бессмертье.
16.09.05
«Вижу я, как под солнцем трепещет листва…»
Вижу я, как под солнцем трепещет листва, —
эти искры бегущие, блики!
Это жизнь, что жива, это жизнь, что права,
все её бесконечные лики…
Это строки, которых не в силах прочесть, —
но как можно бы глубже вчитаться!
Может быть, это самая важная весть,
слово истины в ней, может статься.
И пока не успели её отменить,
и пока не срубили деревья,
нужно жить, нужно длить вековечную нить,
преисполниться нужно доверья…
Разве книга, где листья – слова, мне ясна?
И живя, разве ей не перечу?
Это дерево, зримое мной из окна,
головой мне кивает. Отвечу?
16.05.04
«Сквозь нас, конечно, прорастёт трава…»
Сквозь нас, конечно, прорастёт трава,
когда умрём. Ну а живём покуда —
родство с природой только лишь слова,
её живого мы не знаем чуда?
Ты, жизнь, рукою рану зажимая,
молчишь и терпишь, боль свою тая.
Но как же нам понять, что ты – живая,
самим испить из чаши бытия?
Ужасно скучно жить с тобой в разлуке,
и катятся пластмассовые дни…
Неужто зря деревья тянут руки?
Ах, снова с нами их соедини!
18.08.04
«Упоённо каркает ворона…»
Упоённо каркает ворона,
и трещит настойчиво сорока.
Это в глубине микрорайона,
там, где рядом – зданья и дорога.
Разве стали мы к природе ближе?
Нет – она к нам ближе поневоле,
ибо всюду – люди, окна, крыши,
нет ей места, нет простора, воли.
Что она, невольница-природа,
прилепившаяся к нам случайно?
Изначально в ней жила свобода
и уму не ведомая тайна.
Стала окончательно средою
(понедельником! – пространством будней!),
и душа, придавлена бедою, —
векового камня беспробудней?
Правда, небо есть ещё и море
(волны мы ещё не замостили).
Ничего, и с ними сладим вскоре
в том же духе и в таком же стиле.
Если дух природы свергнут с трона, —
человек, тебе не одиноко?
…Упоённо каркает ворона,
и трещит бессмысленно сорока.
«Ещё одна весна? Ну что ж…»
Ещё одна весна? Ну что ж.
Когда в запасе – медный грош,
она монеткой золотой
блеснёт над будничной тщетой.
Блеснёт монеткой золотой,
да только ты – не молодой,
и, как деревья без листвы,
стоишь, не подняв головы.
И ты включён в круговорот
небесных звёзд, подземных вод.
И через реку жизни вброд
природа-мать тебя ведёт.
Ах, для зелёного куста —
никчемна наша суета.
И даль – близка. И жизнь – легка,
как эти в небе облака…
апрель 2007 г.
Дерево в небе
Я дерево заметил – лишь на миг,
когда свой ход замедлила машина.
Оно, ликуя, показало лик,
и в небо вознеслось над миром чинным.
Его не видел прежде, и потом
с ним вряд ли встречусь – ибо снова еду.
Оно ж – в пространстве, без него пустом,
над суетою празднует победу.
Оно обозначает вертикаль.
А я размазан по горизонтали.
Мне открываются не высь и даль,
а всякие житейские детали.
Оно стоит (куда ему спешить?) —
над крышами домов желтеет крона.
И ветви в небе тихо шепчут: жить!
Как это небо – сине и бездонно!
Я б осени чудес и не заметил!
Уже не слышу, как мотор гудит:
в душе моей – просторен мир и светел,
и важно жёлтая листва шумит.
13.11.08
«Я в маршрутке еду – одержать победу?..»
Я в маршрутке еду – одержать победу?
Еду в парк – глазеть на облака,
поздней осенью – сказать спасибо лету,
гладить тополю шершавые бока.
Человечья жизнь – звучит фальшивой нотой,
не настроившись на верный камертон.
Нужно просто подышать свободой,
шелестеть с листвою в унисон.
Не цепляются за ветви листья эти,
а слетают тихо, в воздухе кружа.
Так летит, уже оставив всё на свете,
и танцует в небе лёгкая душа.
Грусти нет. Лишь ясность и прохлада.
И не нужно никаких побед,
если твёрдо знаешь, что душа – крылата,
что летит она, как бабочка, на свет.
25.10.10
Дерево под окном
Еще вчера – предчувствие и робость.
Что этой ночью с ним произошло?
Всё – словно в белом пламени – вот новость!
Всё – до последней ветви – расцвело!
Весна и нам ведь подавала знаки,
звала, твердила: нужно поспешить!
Быть может, не хватает нам отваги,
чтоб стать собой, свою судьбу свершить?
Как деревце – откликнуться на зов!
Рискуя жить, благой отдавшись воле.
…Как сладко снова повторять с азов
всю азбуку и радости и боли.
18.04.11
«Я обречён, как все обречены…»
Я обречён, как все обречены.
Но для того, кто ничего не клянчит,
дарован солнца луч, миг тишины
и жизнь ласкает, утешает, нянчит.
И счастье – не в былом, и не потом —
сейчас, пока глядишь, всему внимая,
вдохнув весенний воздух жадным ртом,
всё горько понимая, принимая.
Ты – зиму пережившая трава,
что зеленеет средь других травинок.
Поймёшь, в чём ты неправ, а жизнь – права.
Права – Природа. Этот мир – не рынок.
Всё – неразменно! Всё – лишь в этот миг!
Всё – наудачу, наугад, случайно.
Как солнце – жизнь! На миг покажет лик —
и спрячется. И снова станет тайной.
Но мы поймаем этот тонкий луч,
зажмём, подобно путеводной нити.
Нам солнце видно даже из-за туч!
Освещены им будут все событья.
Да жизнь права, вступив в свои права.
Весна права. И только мы – неправы.
Гляди во все глаза! Всё прочее – слова,
которых не поймут деревья, травы.
22.03.08
«Хочу пошелестеть словами…»
Хочу пошелестеть словами, —
как бы пошелестеть листвой.
Стою в твоём, Природа, храме.
Но твой ли я? Увы, не твой.
Могу лишь на твоём пороге
побыть. Вот полдень. Вот гроза.
Не стал я деревом высоким,
что тянет ветви в небеса.
Но всё ж слегка понятен лепет
листвы (о чём? – не объясню).
Тут жизнь живёт, страдает, терпит
и просто радуется дню.
Зимою думает о лете
и лба не морщит, смысл ища.
Она не ведает трагедий
и умирает, не ропща.
А нам – то препираться с веком,
то злобе дня сдаваться в плен,
и становиться человеком,
и падать, и вставать с колен.
Природа, дар ты нам вручила!
Вот мыслей холод, страсти жар.
…Шумит листва и над могилой
того, кто растранжирил дар.
14.04.12
«Вообще-то у всех на виду…»
Вообще-то у всех на виду,
но как будто невидим, в тени,
я мелодию тихо веду,
я пространством и временем дни
наполняю. Иду по тропе,
среди малых и скромных чудес,
и за всё благодарен судьбе.
Жизнь моя – заколдованный лес!
Если ты этой жизни – чужак,
если ты с топором – лесоруб,
испугает и птицу твой шаг,
обрывается песня у губ.
Если ты этой жизни – родня,
певчей птицею сам засвистишь,
став частицею общего дня.
Этот свет! Эта высь! Эта тишь!
Царь природы? Но где твой престол?
Сядь на пень. Брось корону в траву.
Тишину ты такую нашёл,
что в ней слышен и шепот: живу!
Жизнь так тихо, так тайно жива!
Так в своей тайной жажде – права!
Шепчет что-то вне слов, как листва.
Гнётся, словно под ветром трава.
Всё корнями сплетётся с судьбой —
лишь от власти своей отрекись!
Ибо связаны кровно с тобой
эта тишь. Этот свет. Эта высь.
11.11.10