Из глубины. Избранные стихотворения

Рейдерман Илья Исаакович

Из книги «Зачем мы, поэты, живём?», Одесса, КП ОГТ, 2015

 

 

1. Исполняя завет Пастернака

 

«Не о славе, но и не о хлебе…»

Не о славе, но и не о хлебе хлопотать. О правде бытия. Видеть ласточку – летящей в небе, на травинке зыбкой – муравья. И не торопясь, трудясь без шума, быть с тишайшим бытием – в ладу, чтобы нужную додумать думу, радость заслужить, изжить беду… Маска ни к чему и яркий грим. В современной суете незрим, помню я об истине заветной: ««Проживи, коль можешь, незаметно…»

21.01.13

 

«Что за конь, как подкован! Неужто Пегас?..»

Нужно жить, чтобы в кузне огонь не погас. Как летит над морями, лесами этот конь с голубыми глазами! Искры звёзд высекает. Летит и летит. Эти гвоздики рифм! Как подкова звенит! О, как трудно на нём удержаться! Звёзды или снежинки кружатся? Что за конь! Он, наверно, в огне побывал, прежде чем ты, дерзнувший, его подковал, птицы огненной Феникс крылатый собрат… Ибо знает бессмертие – в мире утрат, ибо вечной гармонии ведает звук, вырываясь из смертных, из немощных рук. О, спасибо, спасибо, спасибо тому, кто куёт свои рифмы в огне и дыму, кто подковывает Пегаса, не страшась даже смертного часа…

2001 г.

 

Читатель

Погляди, собеседник, без фальши за черту строки и страницы. Тем и ближе, что видишь дальше — сквозь прозрачные наши лица. Не на буквы гляди – на пробелы (словно в вечность – сквозь ветхий забор!). Кто, оставив забытое тело, продолжает с тобой разговор? Так читай же, внимая не слову — дуновению, лёгкому духу, что, цепляясь за звука основу, пробивается к чуткому слуху. Ах, как славно сидел, не дыша я, как и ты над страницами книг. О, гляди между строк, вопрошая! Воскреси же меня – хоть на миг.

1980 г.

 

«Поэт, быть может, в этом мире мал…»

Поэт, быть может, в этом мире мал. Но мир ловил его – и не поймал. И каждая воздушная строка как будто бы всегда была на свете. Её напишут белым облака, крылом напишут птицы на рассвете. Он пишет в книге Бытия, как Бог. Он всякой жизни празднует победу. А чёрное по белому – клочок бумаги, скучный труд, что канет в Лету.

21.07.03

 

«Жизнь уходит и век всё злее…»

Жизнь уходит и век всё злее. Громко счастье куют кузнецы! Вот и клею мгновения, клею, чтоб начала сошлись и концы. Заполняю душою разрывы в ткани ветхой. Скрепляю слюной, словно ласточка – мысли, что живы. Время вымотало все жилы, но и живо, наверное – мной. Словно ласточка, строю гнездо я, чтоб грядущего робкий птенец помнил истины слово простое, ведал, чей он, кто мать и отец. Вспомним и иудея, и грека, зная цену черновиков. Я, поэт двадцать первого века, помню прежние сотни веков. Их в сознанье своём повторим мы — иль забудем, совсем одичав? Ибо дух, может быть – только рифма, отзвук тем онемевшим речам…

10.09.04

 

«Жизнь, покидая тела оболочку…»

Жизнь, покидая тела оболочку, со мной расторгнув временный союз, почти ежесекундно ставит точку. Боюсь итогов. Точек я боюсь. За каплей капля, как вода из крана, уходит жизнь. Я капли соберу. Стихотворенье – жизнь в тебе сохранна, ты чаша, что полна. Когда умру — пусть кто-то припадёт к тебе губами, большой и жадный делая глоток. Ты – жизнь в строфе, кусок природы в раме, ты тайно разместилась между строк, о чём как бы не ведает бумага. Я из сосуда лью тебя в сосуд. Мгновенье бытия. Бесценнейшая влага. Тебя лишь рифмы лёгкие спасут.

 

«Не ешь, не спи, художник…»

Не ешь, не спи, художник, а заодно – не пей. Расти, как подорожник, летай, как воробей. Вспорхни, как птица с ветки. Покой и сытость – враг. Стихи в уютной клетке не пишутся никак. В строку стихотворенья он вставил этот день. Тут и ветвей движенье, и облако, и тень… Вся жизнь – картиной в раме. Зарифмовал. Сказал. И узелок на память тихонько завязал. И снова где-то рыщет. Его голодный взгляд для чувства ищет пищу, и малой крохе рад. Как холодно зимою! Как голодно ему! Дорогой бы прямою — да в сытую тюрьму! Но в перья клюв зароет, чтоб зиму переждать. Ночь – облаком прикроет, а утро – благодать!

 

«Да, страшно умереть. А жить не страшно?..»

Да, страшно умереть. А жить не страшно? О, как дрожит, трепещет как листва! И нужно в этот мир глядеть отважно, неспешно пробовать на вкус слова… И жизни – смысл искать. Ищи, коль вырос! Расти – коль ищешь! Жизнь и смысл – родня. Не то бессмыслицы безумный вирус смешает ночи тьму со светом дня. И будешь в этом сумеречном свете жить, зла не отличая от добра, всё позабыв: как радуются дети, как ярок свет, и как земля сыра после дождя… Как дерево трепещет, отряхивая капли с рукава. Все кошки серы. Все на свете вещи угрюмо хмурясь, живы лишь едва. …Жить без боязни и не вполнакала, жить, отдаваясь жизни до конца, чтобы душа от счастья трепетала, чтобы слеза большая – в пол лица — из глаз, открытых настежь. Жить без страха, и смысл искать, одолевая страх. И, бренные слова лепя из праха, вкус вечности почуять на устах.

23.08.03

 

«Уходит жизнь. Тела ветшают…»

Уходит жизнь. Тела ветшают. Но что-то хочет дальше жить. Наш дух – читатель воскрешает. А вдруг – не в силах воскресить? Вдруг одичал, и слеп, и глух, и только громко матерится? И вечности желавший дух — у ног, как умершая птица.

2.12.11

 

«Иду – а тень моя передо мной…»

Иду – а тень моя передо мной, а солнце на закате светит в спину. Как ярок свет, что за моей спиной! Ещё я эту землю не покину! Я с кладбища шагаю, с похорон, где комья глины бились в крышку гроба. Разинув рот, могу ловить ворон, могу глазеть на мир прекрасный в оба! Покуда мне ещё неведом срок, пока от беззаботности хмелею, пью жизни обжигающий глоток и ни о чём на свете не жалею. И тень моя шагает впереди, а не плетётся, уменьшаясь, сзади. И я твержу мгновенью: «погоди, останься хоть строкой в моей тетради!»…

21.03.04

 

«Помрёшь, и кто-то, может быть, возьмёт…»

Помрёшь, и кто-то, может быть, возьмёт листок с корявой записью мгновенной, где мысль, что, изготовившись в полёт, готова резонировать с Вселенной. Не досказал. Забросил и забыл. Докучливая отвлекла забота. И всё же звук какой-то верный – был, мелодии рождающейся нота? Понять, куда вела, зачем звала. Через недостающие ступени перескочить. …Вот – бытию хвала и ангелов неслышимое пенье!

14.02.14

 

«Хоть и дожил до седых волос…»

Хоть и дожил до седых волос, не могу сказать, что удалось. Что не удалось – то видишь ясно. Но и неудача – не напрасна, если, пережив её, не сник. Если, и упав, – поднялся снова. Нужно править жизнь, как черновик, в поисках поступка, мысли, слова. Зачеркни и вписывай – везде — над строкой, над словом, между строчек… Хоть всё меньше места на листе и всё больше неразборчив почерк.

2.11.12

 

Из подражаний псалмам

…И слова, что, Господи, ты дал мне, я сложу в строку. Смогут ли они растрогать камни, победить унынье и тоску? Господи, скажи мне – что мы значим, коль не в силах отвести беду? Сделай слово не слепым, а зрячим, с правдою в ладу. Если голос не напрасно даден, дай же, Господи, и сил и прав жизни жар вернуть тому, кто хладен, и схватить самоубийцу за рукав…

27.07.03

 

Слово

1.

В нём тайный смысл всего, чем я живу. А без него – всё в воздухе повисло, всё – домик карточный, всё – грёзы наяву, всё – чепуха без Логоса, без смысла. …Я вслушаюсь: твоё лицо звучит, и так хотят сложиться в слово звуки, и брезжит смысл, что всё одушевит, и замираешь в пониманья муке, задумываешься… Скажи, кто ты? Кто я? Не слово ли, оброненное Богом? То слово, что блуждает по дорогам, и, воплощаясь, жаждет бытия.

2.04.03

2.

Есть Слово у меня – божественная речь, летящий воздух, трепетный, звучащий. Слова блуждают в небесах, как в чаще, вещественную тяжесть сбросив с плеч. Ты, слово – смысла маленькая крепость. Тому, кто ей владеет, не страшна бессмыслица, случайный вздор, нелепость — всё то, с чем нескончаема война. Но хочет человек земной немного. К чему ему и высь, и ширь и даль? Пространство, ты без Слова – однобоко, в тебе исчезла духа вертикаль! Есть ярлыки, названия вещей, что шелестят. Нет духа в их основе. На вещи вечность променял Кащей — нет, не бессмертный! Ведь бессмертье – в Слове.

6.12.03

3.

Беда не только в том, что мы умрём, а в том, что можем умереть случайно, не досказав своё, с открытым ртом, а слово, что не высказано – тайна… Но вот строка…Она таких основ, шутя, коснулась, держит нить такую, что чудится неявный смысл (вне слов). Вот вечное! – а я о нём тоскую. Вот истина! Всё остальное – дым. Угадываю истину живую — и всё пытаюсь распрямить кривую, прочерченную случаем слепым.

12.03.03

 

Свеча

Как и сто лет назад, горит свеча. Гляди, как пламя тень твою колеблет, и капля воска, скатываясь, медлит, и, жизнь итожа, не руби сплеча. Огонь свечи – и ветер – и ладонь… Что сохранить могу среди потерь я? Ты, злоба дня, шумящая за дверью, — поэзию, гармонию не тронь! Кому-то нужно, чтоб свеча была, метель мела, явь путая со снами. И чтобы кто-то, сидя у стола, писал, рукою прикрывая пламя…

23.03.03

 

«Исполняя завет Пастернака…»

Исполняя завет Пастернака, до чего же я не знаменит! Как былинка у края оврага, трепещу, от зимы не укрыт. Окунаюсь в тебя, неизвестность, как художник – в окрестный пейзаж. В мире, где неуместна лишь честность, ты одна, может быть, не предашь. Неизвестность – пространство, загадка: тут и смерть, и любовь, и стихи. Как без подписи чья-то тетрадка: боль прозрений и пуд чепухи. Хлеб известности, в сущности, пресный: будь похож на свой прежний портрет! …А солдат, как всегда – Неизвестный. Неизвестный Художник. Поэт.

3.12.13

 

«Зачем стихи? Ведь нашей жизни проза…»

Зачем стихи? Ведь нашей жизни проза — не музыка, увы… Скорее – стон. Поэт не слышит нашего вопроса. Он ворожит – и сам заворожён. В его строке – деревья, реки, птицы, бегущие куда-то облака, всё сущее – желает с далью слиться и в этом мире быть наверняка. И камень – твёрд. И древо – зеленеет. Огонь – горяч. Любимый – божество. Всё в мире – слово тайное имеет и нам готово высказать его. Что сказано – навеки остаётся. Надёжно мир стоит – ведь Слово в нём. … А мы то, мы – почти канатоходцы, шатаясь, балансируя, живём. И то, что говорим друг другу – шатко. “Всё в мире относительно!” – твердим. Не осеняет разве нас догадка, что жизнь без Слова – улетит, как дым? Зачем поэт? Его строка – под током. Коснись – забьёшься рыбой на песке, забыв себя. И о разлуке с Богом вдруг отчего-то вспомнишь ты в тоске. И мир увидишь словно бы впервые. Он говорит с тобой – ответь и ты! …Вмиг позабудешь фразы бытовые и рот откроешь в муке немоты.

9.04.03

 

«Пишу я стихи. Три звезды – над строкой…»

Пишу я стихи. Три звезды – над строкой. Мне мало – одной. Целых три – для начала. Чтоб слово сумело запеть под рукой, чтоб тайная музыка звёзд – зазвучала. О, ты, пифагорова музыка сфер — ты в каждой душе, в её тьме сокровенной. Быть может, услышит её маловер иль кто-то, своею бедою согбенный… Ах, звёзды – вы сразу вверху и внизу! Я – в космосе духа, что стал моим домом, и звёздное слово держу на весу, даря, словно яблоко, вам, незнакомым… Вкусите! Из под кожуры – хлынет свет, и тоненький лучик гортань защекочет. И кто-то, безмерно далёкий, в ответ сказать откровенно мне что-то захочет. И яблоко слова держу я в руке. Рифмуется всё. Всё на свете едино. Всё свяжет незримых лучей паутина — случайно и верно, как смыслы в строке.

15.02.03

 

«То ли годы что-то потушили…»

То ли годы что-то потушили, жизнь не умещается в строку? Я свою утратил петушиность, не кричу уже кукареку. Говорить неторопливо, мудро, прямо и правдиво – без затей. Больше криков петушиных – утро! Больше и литературы всей. Мир – не умещается во взгляде. Эту жизнь – в словах не рассказать. Для чего же пишем – рифмы ради, иль надеемся на благодать? Что-то, может быть, само собою высказаться между строк смогло, ибо стало жизнью и судьбою, и само себя переросло.

14.09.13

 

«С письменного взлетев стола…»

С письменного взлетев стола (не нужна им бумаги десть), птицы слов вздымают крыла. Поднимите глаза – прочесть! Если жизнь и вправду была жизнью – что ей давка в толпе! И безмерность небес мала распрямляющейся судьбе. В жизни смысл, как ни странно, есть, — но для тех, кто с книгою – спит, кто ещё умеет прочесть, кто меж строчек – в небо глядит. А не то – пустяки, дела, болтовня, заботы, еда. И поглотит экрана мгла твоё время и жизнь навсегда.

21.04.11

 

Дальний собеседник

Конечно, ближний – ты совсем не лишний. Порою грешный, но зато и нежный. Целую губы я, что пахнут вишней, и радостью переполняюсь здешней. А всё же нужен почему-то дальний, К кому же – с речью мы исповедальной? Кто лучше, чем мы сами – нас поймёт? Нам дальний нужен, неизвестный, тот, кто прячется за горизонтом дней. Невидимое нужно тем сильней, неведомое кажется спасеньем, когда мы изнываем от жары и кажемся себе почти растеньем. Тогда иные нам нужны миры, земные нас пресытили дары, насытиться б – небесным откровеньем. Как нужен дальний нам – средь жизни дольной, сумбурной, тесной и восьмиугольной. Тот дальний, что глядит издалека. И отбивает ритм его рука. Что наши диссонирующие звуки, вся болтовня, все встречи, все разлуки, вся суета сует, весь вздор и сор? Ведь мы ведём сквозь время разговор. И пусть гармония нам недоступна, — мы в будущее посылаем весть, и жизнь хоть на мгновенье – целокупна, поскольку дальний Собеседник – есть.

19.07.11

 

«Время просеивает без жалости…»

Время просеивает без жалости. Наши потомки нас не поймут. Их пустяки позабавят и шалости, главное же – обойдут, не прочтут. Что прошивало красною нитью мысли, бумаги, поступки, событья (кровью окрашивалась нить!). То, чем и вправду пытались мы жить. В мире, в котором каждый корыстен и заключён сам в себе, как в тюрьме, — как мы, наивные, жаждали истин! Так же, как жаждут света во тьме. Как мы хотели душу на волю, выпустить – чтобы весь мир обняла! …Или она, вся изъедена молью, «я» бесконечное – в кокон свила?

20.08.11

 

«…Мне всё равно, какую оценку…»

…Мне всё равно, какую оценку выставят. Каждая – лишь вероятна. Словно мальчишка – на переменку выскочить – и не вернуться обратно. На переменке – перемениться, за быстротечной не следуя модой. Смерить всё взглядом – внезапно смириться — с истиной быть заодно, и с природой. Всякий из нас – на великих похожий — пишет строку на бумаге кривую, смертную стужу чувствуя кожей, жизнь зарифмовывая живую.

 

«Я из времени выпал…»

Я из времени выпал — вот какая беда. Был недолго – и выбыл неизвестно куда. Это время безлико, это время без сил — в неподвижности мига, что на стрелках застыл. Как тесна эта клетка! Жизнь – ты так далека! Провалюсь, как монетка, сквозь дыру кошелька. В этот миг, что недолог — был свободным полёт. И в пыли археолог ту монетку найдёт. Затеряться в грядущем, никого не виня. Среди сущего – сущим быть бы, правду храня. Врёт с экрана поп-идол? — не гляди, пропусти. …Из безвременья выпал — чтобы Время найти.

21.08.12

 

Другу-поэту

Мы с тобой – не обойдены бедами, без читателей, вне суеты, всё равно остаёмся поэтами. Без поэзии – души пусты. Средь всеобщего мракобесия, в прозе жизни, где властвует быт, — душу в небо зовёт поэзия. Жизнь уходит. А рифма – летит. Бесполезна, как пряжа небесная, белое волокно облаков. Бесполезна, как всё бесполезное, что волнует лишь чудаков. Но умеет в своей бесполезности волновать, исцелять, утешать. Мы рифмуем не ради известности — для того чтобы жить и дышать. Злоба дня, катаклизмы, агрессия, телевизоров лживая мгла… Всё равно – существует поэзия, — чтоб гармония в мире была.

1.11.14

 

«Великие лежат уже в могиле…»

Великие лежат уже в могиле, и дождь цитат шумит над головой. Не хвалят? Значит, не похоронили. Пока не признан – ты ещё живой. Твой торопливый почерк – неразборчив. Досочинят – чего не разберут! И между датами поставив прочерк, — всё истолкуют, в ступе истолкут. Понятным станет всё, а после – скучным. Всё прояснят: кем прежде был, кем стал. А жизнь твоя – столбом кружилась вьюжным! А ты и сам себя – не понимал! Пока господь хранит тебя, а тронет беда – на жизнь способен не пенять, пока и вправду ты никем не понят, и хочешь сам хоть что-нибудь понять — поторопись сказать живую ересь! Покуда жизнь, как белый лист, чиста. Пока глаза на мир не нагляделись и словом не насытились уста…

11.05.12

 

«Что от высоких слов остаётся?..»

Что от высоких слов остаётся? Бога сгустившееся дыханье, тайная суть, что нам не даётся. Облака – колыханье тончайшей ткани… Это пар изо рта, это смысл летучий, бесконечно живой, – неподвластный мысли. Не его ли удерживают тучи, что сплошной пеленою над нами нависли? Увидать бы, как весть благую на донце в глубине самой малой небесной ямки — краешек света, память о солнце, голубое, что не вмещается в рамки! …Бог говорит – ну а мы не слышим. В паузах между словами – влага. Вот и дождь бесполезно стучится в крыши. Ну а, может, нужнее была б бумага. Расплывётся на ней немая дождинка — никакого нет в этом узоре толка. Но бумаге это терпеть не в новинку. Вот и разгадывай. Долго-долго…

24.02.14

 

2. ДВОЙНОЕ БЫТИЕ

 

«Отважься в этот мир войти…»

Отважься в этот мир войти с ликующим иль горьким криком, вдохнув и выдохнув – вмести всю жизнь, что обернётся мигом. Ты был? Забудешь все слова. Теперь свободен каждый атом. Вернёшься в лоно вещества, чтоб снова стать природе братом. Листвы древесной шум живой, в котором и хвала, и ропот, твердит урок извечный свой, благословляя живших опыт. Что вечность нам? Наш друг? Наш враг? Она одна и остаётся. Нам не понять её никак. Темна, как глубина колодца. Вот тайна вечности: жива! Не смерть – а тихое дыханье. И то, что внятно нам едва — звучит бессмертными стихами.

13.02.14

 

Смерть поэта

(К 170-летию гибели Лермонтова)

Жизнь не рифмуется – она быть прозою обречена? …Но, как безумная строка, несётся горная река. Поэзия – в горах ночлег? Как на губах горячих – снег? На жаждущих любви губах — живого слова влага. Даны из всех житейских благ — чернила да бумага. Погиб поэт. Поэт погиб. Под шелест слов, под перьев скрип. Погиб, сквозь нашу жизнь неся всё то, чего сказать нельзя. И каменные жернова размалывают в прах слова, в муку, пригодную для быта. Мы испечём общенья хлеб. Но до чего же глух и слеп тот, в ком поэзия убита! Мы в мире стали на постой. И станет жизнь такой простой. Всё есть, а тайну негде взять. И будут все – стихи писать, в поэзию не веря. … Погиб поэт. Поэт погиб. Под шелест слов, под перьев скрип. Но что нам – та потеря?

11.07.11

300

 

«Покуда не поставил точку…»

пока кружится голова, душа меняет оболочку, переселяется в слова. Как будто ей и в самом деле — нужда в ином. И тесно ей в моём живом и жарком теле, – не среди букв и словарей. О, гибельность игры-отравы! Зачем в чащобе слов кружить? Нужнее эфемерность славы — иль жажда после смерти жить? Нам в мире, потерявшем Бога — жить только тем, что можно съесть? Душа, ты бьёшься у порога, чтоб просто доказать: ты есть! Как хочешь ты сказать, сказаться, взлететь, преодолев тщету, и краешка небес касаться, и бросить что-то на лету: намёк, призыв ли, выкрик птичий, хотя бы пёрышко с крыла — (как бы невзрачный знак величья души, что на земле была…)

3.12.11

 

Год Пастернака

Январь охрипший – хмурился, молчал. Февраль – читал стихи твои и плакал. Март – поднебесный колокол качал. Апрель – томил, дождями в рифму капал. А май – измаял именем твоим, что на устах листвы шумело глухо, и каждый куст дичился, нелюдим, и сочинял – да не хватало духа… О, влага тайная стиха! В руке снежинкой таешь, виснешь на ресницах, и в небесах блуждаешь налегке, чтобы потом пролиться и присниться. Сказал: «Да будет так же жизнь свежа!» Без этого заклятья, чуда, знака как знать – быть может, высохла б душа, не доживя до года Пастернака. И вот в стране своей – почти незрим, вписавшись в горизонт, в пейзаж округи, не знаменит поэт – незаменим! Гудит твой голос в завываньях вьюги. Из жизни вышел? Или в жизнь вошел, дверь за собой не прикрывая плотно? Ах, значит всё – не так бесповоротно… Вот – поворот. И ширь. И даль. И дол.

1990 г.

 

«Как без тебя напишет Книгу Бог?..»

Как без тебя напишет Книгу Бог? Раздвинь же тесный круг вещей, событий, храни простор, не погрязая в быте, чтоб бесконечный смысл вместиться мог. Сошлись заботы, окружили дни, крушит надежды жизни быстротечность? Что слишком близко – локтем оттесни, поверх голов гляди в живую вечность. Ты щедр, Господь, и позволяешь нам творцами быть в соавторстве с Тобою, Всю жизнь отдам, чтоб сделалось судьбою то слово, подступившее к устам…

1.02.04

 

«Жить равнодушно, тихо, слепо…»

Жить равнодушно, тихо, слепо, неволить мысль, дышать не сметь? Нет, разбежавшись – прыгнуть в небо, и, правду выговорив – смерть презреть. Пружина распрямится, и вывихнутая душа на место встанет, удивится, как жизнь и вправду хороша. …А правда тяжела, как плуг, ведущий борозду сквозь время. Что наше слово – мысли семя, иль удаляющийся звук?

5.08.04

 

«Нет времени для лицедейства…»

Нет времени для лицедейства. Болтать ли, пустяки меля? Последнее вершится действо. Другие – небо и земля. Плати за всё своею плотью — за каждый звук, летящий с губ, пока ты не увяз в болоте, при жизни превратившись в труп. Плати за то, что дышишь вольно. Минут рассеянно не сей. Покуда радостно и больно — плати за это жизнью всей! И помни: смерть стоит на страже. И рядом с ней – не дремлет век. А строчка с рифмой – это кража, минута творчества – побег. Всё с красной начинать строки. Такие подступили сроки. И ты, из горла кровь, теки, и крась собою эти строки.

6.08.04

 

«Ах, у вечности руки – нежны!..»

Ах, у вечности руки – нежны! Как вам, Осип Эмильевич, там, посреди мировой тишины, прикасающейся к устам? Заблудившийся в небесах — да забудет наш страшный век, где рифмуется страх и прах, где мучителен времени бег. Как вам, Осип Эмильевич, там, где песчинкой кажется год, где – открыто всем временам — в недрах вечности слово растет? А у нас – не слова – словеса. Волчий ор, торопливый вой. Нас, не верящих в чудеса, от небес уводит конвой. Что же в мире имеет вес? Из чего же нам строить храм? Нет, не камень, а плоть небес — Слово, падающее к ногам. Всё – из Слова. На том стоим. В слове – вечная неба синь. А иначе – пепел и дым, тщетный жар городских пустынь. И в колючем кругу забот ты себя позабудешь сам. И – набитый глиною рот. …Как вам, Осип Эмильевич, там?

1991 г.

 

«И смерть не может помешать мне, если…»

И смерть не может помешать мне, если своею волей вызову из тьмы вас всех, душе родных… Вы не исчезли! Пирую с вами посреди чумы! Борис и Анна, Осип и Марина (как мне по именам окликнуть всех?). Ввиду объявленного карантина поговорить мы можем без помех. Тут творчества великий беспорядок, что был и будет до конца времён. И росчерк молний на полях тетрадок. И горькая свобода – как закон. Душа живой прошла сквозь мясорубку, — жива, быть может, только потому, что не пошла, страдая, на уступку, под пыткой не благословила тьму. …Так вот оно, наследство? Нет, не ноша — огонь, что жжёт и требует: скажи! Переплавляя всё – и не итожа, Переиначивая, – но без лжи. Переправляя всех из царства мёртвых — в страну живых. (Откликнись, кто живой!) О, Господи, как мне из слов затёртых — создать подобье смысловой кривой, дугу напрягшуюся, чтоб вести от вас дошли – сейчас, когда пишу? Я говорить могу, пока мы вместе, и глупым самозванством не грешу.

14.06.03

 

Век-волкодав

Пока мне глотку не набили глиной, я дочитаю этот список длинный. В нём Пушкин, Гумилёв и Мандельштам. И гонится за всеми по пятам уродцев улюлюкающих свора, все те, кого лепил бездарно век, кто принял рабское ярмо без спора. С собачьим сердцем – чёрный человек. И – пистолет. Он – гончая собака! Ты не из тех, кто пополняет полк? Ты смеешь мыслить? Ты чудак, однако, да и чужак. Ты враг, ты волхв, ты волк. Куда бежать от века-волкодава? Столетье за столетьем полистай — везде рифмуется со смертью – слава под тот же самый лай собачьих стай. …Поэт сегодня – пёс. Мы все – не волки. Мы все – равны. Никто ни друг, ни враг. Всё перемелется, как в кофемолке. И век наш – благ. Он поднял белый флаг. К чему нам чудеса? Смущает чудо. Пусть льётся жизнь – водою в решето. …Стихи порой написаны не худо. Ну а поэта нет. И всё – не то.

15-16.12.10

 

Памяти Бориса Гашева

Как подумаешь, что будешь умирать, то бумагу не захочется марать. А слова, что не смываются водой, все рифмуются со смертью и бедой. Над стихами, что написаны в ночи, не три звёздочки стоят, а три свечи, чтобы каждому, с сумою ли, в тюрьме, тихий пламень, шевелящийся во тьме. Чтобы каждому осиливать свой страх. Всё – из праха, но не всё на свете – прах. Есть ещё и самый скудный из даров — дуновенье губ, летящий воздух слов.

5.01.03

 

Памяти Инны Лиснянской

Поэты уходят из мира, в котором высокое слово считается вздором. Поэты уходят. А что остаётся? Лишь стихотворенье – подобье колодца. Уже за пределами смертной юдоли нам в эти глубины вглядеться бы, что ли, и звёзды увидеть – по три – над стихами — над сором житейским, над болью, грехами… Хоть время, увы, беспощадно и косно, хоть мы невнимательны, слепы, убоги, — ещё нам те звёзды увидеть не поздно, высокие звёзды – что в водах глубоких. Нет, прав не политик – поэзии верьте! Как правда – прекрасна, коль совесть – чиста! Вот с неба ночного – упала звезда. И плещется в тёмном колодце – бессмертье.

12.03.14

 

«Марина Ивановна, знаете?…»

стихи, как деревья, растут. Откуда в нашей пустыне, откуда такое древо? Из голоса. Из напева. Из духа возникшая плоть. Срифмовано все на столетья. Вот Сад – посреди лихолетья. Средь сбившихся в кучу эпох вот место, где – выдох и вдох… Вот Сад – и не будет иного. И с ветки срывается Слово, как яблоко, прямо к ногам. Но что же невесело Вам? …А ты, беспечный читатель, дерзай, оцарапав руки, по веткам стиха всё выше… Ты молод еще – гляди! Ах, знаем, что сердце – слева. Ах, знаем, что гибель – справа. Ах, знаем, что сзади – слава. Знать бы, что впереди…

 

Памяти Вадима Рожковского

Друзья уходят в злые холода, не оглянувшись, не взглянув на нас. Что им теперь наш миг, наш день, наш час? Глядят сосредоточено туда, где зыбится летейская вода. Ну что же ты оттуда скажешь нам? Молчишь – и палец приложил к устам. Что знаешь ты – того не вместит слог. Ты был живым, живым, живым, как мог, ты каждый миг был вровень с этим мигом (не выше и не ниже – в самый раз). Как соблазнял ты слишком робких нас, в азарте, в упоении великом! Пугает неожиданная смерть. Но ты учил нас не бояться, сметь, ты своевольно вовлекал в игру (жить, умирать – на сцене, на миру!). Ты от занятий этих не устал? Лежишь – и это тело распластал, уже не ведающее усилий. А мы – мы очи долу опустили…

6.11.98

 

Памяти Игоря Павлова

Стрекоза присела рядом, поглядев нездешним взглядом, а потом взлетела плавно, прозвенев: Я Игорь Павлов… Что происходит, когда умираешь? Собственную определённость теряешь, и, растворяясь в дали и шири, непостижимо присутствуешь в мире. Лица уже не уместятся в раме. Дерево смотрит живыми глазами. Вот на шершавой коре – словно око. Больше не будет тебе одиноко! Вот и закончил свои шуры-муры, вышел навек из заношенной шкуры, из одиночки ветшающей плоти. Радуйся этой последней свободе. Воздух усталый стриги стрекозою, или по травам – душою босою. Лёгкою этой стопой – муравья не раздавить. Вся природа – семья. Деревом станешь – и веткой качай. О, как хрустальна эта печаль! О, как просторно хмурое лето! Жизнь проливается в жизнь. Только это есть. И стихи – как бессмертия капли. Несколько капель. Чтоб души – не зябли.

11.06.12

 

Памяти Эдуарда Мацко

Смерть друга застаёт врасплох. Всегда – внезапно, вдруг. – Скажи, хорош ты или плох? Ты кто? Чей враг? Чей друг? И вот – не можешь больше спать. Хотя вопрос – так прост. И нужно выпрямиться, встать во весь свой куцый рост. Как будто – бросил свой окоп и сразу виден всем, и метит пуля прямо в лоб из ружей всех систем. Друзей – как ни считай – не сто. И беспощадна смерть. Вот и ответь теперь: Ты кто? Покуда жив – ответь! Трудись душой, рифмуй, пиши и свой веди мотив. Ну а с ответом – поспеши. Ответь – покуда жив.

23.03.15