Пленников загнали в грязный темный трюм, предварительно надев на ноги тяжелые цепи. Сваленные вповалку люди, среди которых были и раненые, кричали, ругались, стонали, метались в тесном закутке под палубой, призывая и проклиная всех богов.

Один раз в день люк открывался, и рабам бросали несколько краюх черного хлеба, а затем с грохотом опускалось ржаное ведро с привязанным к нему ковшом — скудный запас воды на целые сутки. Запах пота и человеческих нечистот становился все более невыносимым день ото дня, и люди уже начали задыхаться. Любая, даже самая маленькая царапина нагнаивалась. Большая часть раненых уже находилась на границе жизни и смерти, когда корабль работорговцев бросил якорь в гавани Кеми. Субанцы могли гордиться друг другом — в бедственном положении находились все но самые сильные заботились о слабых, здоровые о больных, мужчины о женщинах. Если бы не это, стигийцы бы не довезли живыми даже половины пленников.

За Белит ухаживали с особенным вниманием. Большинство негров видели гибель Хоакима, знали о судьбе Шаафи и Алала, а значит, дочь Бангулу нуждалась в утешении. Она была одной из них, и черные люди любили ее.

Когда корабль бросил якорь в бухте Кеми, Белит почти обрадовалась, что страшное путешествие закончилось. Рана на бедре не заживала, и тупая боль не давала спать, а переполненная молоком грудь покраснела и отвечала резкой болью на любое прикосновение. Первые дни пути Белит кормила одного из малышей, захваченных при набеге. Лишившийся матери ребенок надсадно кричал, пока шемитка не приложила его к груди. Ей было легче переносить тяготы плавания, когда рядом был маленький человечек, пусть даже не ее родной сын. Малыш умер на третий день от загноившихся ран, и, когда его крошечное тельце подняли на палубу в том же ведре, в котором пленникам спускали воду, шемитка плакала, как по собственному ребенку.

После его смерти Белит совершенно отчаялась, и продлись плавание еще хотя бы несколько дней, наверняка бы не выжила. Она потеряла всякий интерес к жизни и перестала бороться. Гноящаяся рана на бедре, молочная лихорадка, а главное — желание умереть привели к тому, что шемитка не смогла самостоятельно подняться на палубу. Субанские женщины, бережно поддерживая под руки, вывели ее из трюма.

Солнечный свет больно ударил в глаза.

— Пошевеливайся! — Резкий удар в спину сбил Белит с ног. Из рассеченного виска заструилась кровь.

— Не смейте ее трогать!

Превозмогая головокружение и боль, Белит подняла голову.

В двух шагах от нее, возле борта корабля, стоял Джихан. Ржавые цепи сковывали его ноги, а руки неподвижно висели вдоль тела.

— Не смейте ее трогать! — повторил он. Оглушительный хохот стигийцев был ему ответом.

Свистнул бич, и свет померк в глазах Белит.

— Какая красавица, — сквозь пелену тьмы донесся до Белит хриплый голос.

— Пожалуй, ты прав, сынок. Эта шемитка стоит возни, которую ты поднял вокруг нее. — Дребезжащий старушечий голос вторил первому.

— Ты сможешь ее выходить?

— Конечно. Жар от молочной горячки легко излечить — она слишком долго не кормила.

— Ты можешь сделать так, чтобы ее грудь осталась такой же, как сейчас?

— Могу. Я знаю, что нравится моему мальчику. И постараюсь, чтобы шрам не изуродовал гладкую кожу ее ножки.

Старуха захихикала.

— И, Наира, никаких полукровок. Мне не нужны выродки шемитской крови.

— Ты хочешь отдать ее Дэркето?

— Да.

— Как скажешь, сынок. Как скажешь.

— Поторопись, Наира, похоже, она приходит в себя.

— Ничего, у меня есть средство продлить ее сон. Голоса превратились в монотонное жужжание, а затем стихли.

Белит снился сон — странный, необычный сон. Она шла по лесу. Светило солнце, пели птицы, перекликались длиннохвостые обезьяны — ничто не казалось ни опасным, ни угрожающим. На Белит не было никакой одежды, но это ее почему-то не смущало. Белит была уверена, что вокруг никого нет.

Внезапно налетел холодный ветер. Он бил ее, хлестал со всех сторон. Защищаясь, Белит прикрывала руками лицо, но порывы становились все злее и злее. А потом в траве, у самых ног Белит, что-то зашуршало. Холодное как лед прикосновение заставило Белит содрогнуться и посмотреть вниз. У самых ее ног лежала, свернувшись в кольцо, огромная змея.

И тогда шемитка побежала, побежала так, как бегут от самого страшного, смертельного ужаса. Ветер дул ей в лицо, мешая бежать, заставляя зажмуриваться и оступаться. Белит не оборачивалась, но знала, что змея ее догоняет. Деревья, еще недавно дружелюбные и прекрасные, превратились в клубки черных шевелящихся ветвей. Они тянули страшные руки, стонали и скрежетали. Наконец одна из ветвей обвилась вокруг ноги молодой женщины, и со слабым вскриком Белит упала.

Огромная змея приближалась. Белит закричала. Чудовище коснулось голых лодыжек, обвилось вокруг колен скользнуло между бедер. Страшная боль пронзила живот женщины.

— Нет! Нет!

Ответом было только шипение. В отчаянии Белит оглянулась по сторонам в надежде найти хоть какое-то оружие. Все было напрасно. Наконец чудовище ослабило хватку, а потом вообще отпустило жертву.

Белит всхлипнула. Боль не уменьшалась, а, наоборот, усиливалась, пульсируя уже не только в животе, но и по всему телу. Змея медленно уползала.

Сгибаясь от боли, Белит поднялась на ноги. Взгляд упал на траву, и дикий крик вырвался из горла навеки искалеченной женщины. На траве лежал скрюченный, молочно-белый трупик ребенка, а вокруг растекалась алая лужа. Белит не знала, откуда пришла к ней уверенность в том этот младенец — ее еще не рожденный сын. Сын, кок уже никогда не родится.

Белит упала на траву и, не в силах подняться, поползла.

— Я возьму его, — прозвучал негромкий мужской голос. — Я попробую спасти его. Верь!

— Просыпайся! — ворвался в сознание Белит визгливый вскрик. — Просыпайся, шемитская красотка! Пора принимать работу!

С трудом Белит подняла веки и сразу же вновь закрыла глаза, не желая видеть безобразное старушечье лицо, нависшее над ней.

— Нечего притворяться, красотка, — Старуха хихикнула. — Ты теперь здоровее, чем была.

— Я могу забрать ее? — спросил мужчина.

— Да, забирай.

— Плату пришлю, как обычно.

— Твоя щедрость, сынок, известна всем. — Старуха опт захихикала. — Вставай, красавица.

Крепкие мужские руки рывком заставили Белит Шемитка открыла глаза. Она лежала на высоком узком столе в светлой, залитой солнцем комнате. Кроме стола в ней не было никакой обстановки, и голоса отдавались и гулким эхом.

Рядом с Белит стояли двое: старуха, которую шемитка раньше не видела, и сухопарый стигиец, к которому на корабле все обращались «господин». На их длинных серых тогах были вышиты изображения свернувшихся в кольцо змей, браслеты в виде змей украшали руки и щиколотки ног. С изумлением Белит заметила, что она одета так же, как и стигийцы.

— Господин Рамвас почтил тебя великой милостью. — Гнусное дыхание старухи коснулось лица Белит.

Не сдержавшись, молодая женщина поморщилась,

— Ей не нравится, — прокомментировала ведьма, открыв в улыбке гнилые редкие зубы. — Придется тебе заняться ею всерьез. Нельзя позволить шемитской шлюхе морщить нос, когда с ней говорят хозяева.

— Где я? Что со мной случилось?

— Ты была больна, — ответил тот, кого старуха назвала Рамвасом. — Но я велел вылечить тебя. Таким, как ты, место в моем гареме, а не на ложе смерти.

Он был очень горд и высокомерен, этот стигийский пес, но он еще не знал, с кем его свела судьба. Белит слегка пошевелила ногой — боли не было, да и жар в груди тоже исчез. Тем лучше, здоровая, она быстро отучит наглеца даже помышлять о своем гареме!

— Вставай и иди за мной, — надменно бросил Рамвас.

Белит послушно слезла со стола и, опустив голову, пошла за хозяином. Вслед ей неслось довольное хихиканье ведьмы.

— Дэркето будет играть на этих струнах! Слышишь, шемитка! Ты принадлежишь ей!

У двери дома Рамваса ждали четыре стражника. Молча они встали по бокам Белит и, взяв ее под руки, куда-то повели. Рамвас шел впереди, и встречные прохожие расступались, кидая испуганные взгляды на серые тоги шемитки и стигийца Если бы Белит не пребывала в какой-то странной апатии, она бы обратила внимание на прекрасный город вокруг нее. Высокие здания, украшенные шпилями и башенками, огромные невиданные деревья, и всюду, где только можно, недобро посверкивали клыками мозаики, рисунки, статуи Сета.

Зачарованная Белит шла за Рамвасом, не понимая, куда и зачем она идет. Иногда в голове возникали безумные мысли — ударить стражника, бежать, но вновь накатывалась усталость, и женщина шла за маячившим впереди серым пятном.

— В повозку, — приказал хозяин.

Белит подсадили в странный возок. Сколоченный из грубых досок. В каждом углу торчало по высокой жерди, к каждой из них была прикована женщина. Одну из них — Лами — Белит хорошо знала, а две другие были ей незнакомы. Лязгнула цепь, и шея Белит оказалась в железном ошейнике, таком же, как на ее спутницах.

— Белит… — Лами плакала, размазывая слезы по осунувшемуся личику.

— Да, Лами, — медленно произнесла шемитка.

— Что они с тобой сделали? Ты на себя не похожа!

— Не знаю, ничего не помню. Я должна спать, Лами. Мне нужно уснуть.

Белит закрыла глаза. Негритянка с ужасом смотрела на постаревшее лицо дочери Бангулу. Глубокая складка легла между бровей, углы рта опустились, сеть морщин появилась вокруг глаз, руки и ноги похудели так, что кожа стала казаться дряблой и старческой. Белит не проснулась, когда повозка тронулась, не шелохнулась, когда надсмотрщиц принес пленницам пищу и воду, и только к вечеру она начала стонать и плакать во сне. Короткая цепь не позволяла ни Лами, ни двум другим девушкам приблизиться к Белит, они могли только смотреть на нее и негромко плакать. Дважды к их повозке подъезжал Рамвас, внимательно смотрел на спящую Белит и снова уезжал.

Вечером девушек расковали и позволили немного походить. Стражник несколько раз пытался разбудить Белит, но шемитка даже не шелохнулась, и он оставил ее спать дальше.

Пока пленницы грелись у костра, Рамвас подозвал к себе троих стражников.

— Можете брать любую. — Холеная рука показали на сбившихся в кучу девушек. — Но на белую даже смотреть не смейте!

Да, хозяин. Благодарим.

Когда Белит наконец очнулась, в повозке никого не было. На жерди были натянуты покрывала, так что дряхлая колымага превратилась в подобие домика на колесах. Память и разум вернулись к Белит вместе со страшными воспоминаниями.

Где же сейчас Кедрон? Что с ним? Как он там без нее? А потом сердце шемитки затопило страшное горе от сознания невосполнимой потери. Мать, отец, Алал ушли навсегда. Джихан потерян в этом чужом непонятном мире. Оставлен на произвол судьбы Кедрон. Прикусив губу, женщина застонала.

Будь проклят тот день, когда стигийский корабль вошел устье Субы! Будь проклят Рамвас и пришедшие с ним!

Холодной ночью в стигийской пустыне произнесла Белит слова древней клятвы мести. Единожды произнесенные, они становились законом, и для исполнения клятвы можно было принести в жертву все.

Осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, Белит отодвинула край покрывала. Повозки стояли полукругом вокруг огня. Шемитка удивленно приподняла брови — их было не меньше двух десятков, а значит, восемь десятков пленников. Стражей она сначала не заметила: ее взгляд был прикован к женщине, отбивавшейся от нападавшего на нее мужчины. Наконец ему на помощь из темноты выбежал еще один стигиец, и вдвоем они преодолели отчаянное сопротивление женщины. Один из них держал ее руки, а второй улегся сверху. Раздался крик.

Белит опустила покрывало. Так вот куда подевались ее спутницы. Значит, такая же участь уготована и ей самой. Прежняя Белит могла бы испуганно расплакаться, но Белит нынешняя, с отравленным сердцем и холодным разумом, даже не содрогнулась при мысли о возможном насилии. Случай, оставивший ее в живых, должен прийти на помощь еще раз. Иначе не могло быть. Лишь бы добраться до оружия, а там она покажет стигийцам, как умирают шемитки.

Девушки вернулись только к утру. Заплаканные, усталые, в изодранной одежде, они влезли в повозку и в изнеможении прислонились к высоким бортам, У них даже не было сил плакать. Они сидели молча, глядя перед собой, не разговаривали, отказались от пищи. Лами держалась в ушибленное плечо и тихонько постанывала. Белит но рискнула заговорить с ними. Ей почему-то было стыдно за то, что страшная участь ее не коснулась.

Постепенно негритянки успокоились и задремали, убаюканные мерными покачиваниями повозки. Дважды им приносили пищу и воду, а один раз позволили размять затекшие ноги. Женщины старались держаться поближе друг к другу, но по-прежнему не разговаривали. Белит даже не знала имен двух своих попутчиц, которые почему-то избегали смотреть в ее сторону. Только Лами изредка улыбалась виноватой улыбкой и сразу отводила глаза. Белит хотела отвлечься, но голая пустыня с редкими, засохшими кустами, руслами пересохших ручьев и множеством змей только пугала и усиливала тоску.

К вечеру Лами начала плакать, боясь наступления ночи и неизбежного позора. Для субанки не было большего стыдя чем связь с мужчиной, не освященная древними богами. Конечно, на Черном побережье случались измены и рождались внебрачные дети, но девственность берегли свято. Белит понимала и разделяла страх девушки. Избежав насилия в прошлую ночь, она понимала, что сегодня придет и ее очередь стать живой игрушкой изнывающих от похоти мужчин.

За Белит пришли сразу, как только караван остановился. Стражник повел ее вдоль повозок с пленниками к единственному возку, укрытому коврами. Багровая от стыде, Белит шла под взглядами бывших соседей, друзей, подруг низко опустив голову. Она не хотела видеть ни сочувствующих взглядов, ни гневно нахмуренных бровей. Сейчас для нее было главным собрать всю волю в кулак и показать стигийцу, что справиться с дочерью Бангулу будет совсем не просто.

Она не ошиблась: ее предназначили именно для Рамваса, главного виновника бед, постигших субанцев.

— Коли будешь слушаться, не пожалеешь. Хозяин любит послушание, — сказал стражник, хлопнув ее по плечу. — Будь ласкова с господином.

Шемитка не удостоила его ответом. Повозка Рамваса была намного больше той, в которой ехала Белит. Богатые красочные ковры скрывали пассажира и защищали от дневного зноя и ночного холода. Белит усмехнулась: хозяин поскупился для новых рабов — в большинстве повозок покрывала были дырявые и настолько тонкие, что не могли служить защитой ни от чего, тем более от стигийских ветров.

Стражник помог ей залезть внутрь.

— Не бойся, садись поудобнее и отдохни. Езда по дорогам пустыни очень утомительна. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?

Вежливость и заботливость стигийца поразили Белит. Она была готова дать бой насильнику, а оказалась рядом с любезным собеседником.

— Спасибо, хорошо, — прошептала она.

— Не надо бояться. — Рамвас улыбнулся. — Красота исчезает там, где появляется страх. Твоя красота совершенна, и я не хочу, чтобы глупые страхи причинили ей вред.

— А я и не боюсь.

— Тогда выпей вина. — Стигиец протянул ей большой, наполненный до краев кубок. — Пей, это вино из Аргоса, лучшего не найти нигде.

С опаской, не отводя глаз от хозяина, Белит сделала глоток. Вино оказалось на редкость вкусным, и горячая волна тепла, пробежавшая по телу, доставила женщине удовольствие.

— Фрукты? Или еще чего-нибудь? — спросил ее предупредительный хозяин.

Белит отрицательно покачала головой.

— Тогда пей вино. Я хотел о многом расспросить тебя, тс мне лучше тебя называть, цветок Шема?

— Родители, которых убили твои люди, назвали меня Белит, — с вызовом ответила она. Стигиец был вежлив, добр, но слишком любезен для хозяина, беседующего с новой рабыней.

— Жизнь полна горестей, и лишь Отец Сет знает им меру. Но как шемиты оказались на Черном побережье?

Вино, показавшееся Белит совсем слабым, делало свое дело. Шемитка сильно опьянела, но старалась этого не показать, радушно отвечая на вопросы Рамваса. Стигиец откровенно наслаждался забавной ситуацией — рядом с ним сидела наложница, рабыня без права голоса, но она говорила с ним на равных, а иногда даже дерзила. Она нравилась и вызывала желание даже в столь плачевном виде… Рамвасу приятно было думать о том, как она будет выглядеть когда освоится в его гареме.

А вот отведать ее можно и сейчас. Рамвас с вожделением посмотрел на пышную грудь молодой женщины. Наира постаралась на славу — шемитка бесплодна, но заклятие не коснулось роскошного тела. Ни на минуту не прерывая разговора, он положил руку на грудь Белит и слегка сжал.

Стигиец ожидал всего — но, когда в воздухе мелькнула ладонь с растопыренными пальцами, метящими ему в глаза, он растерялся. Белит чуть-чуть не дотянулась. Промахнувшись по глазам, она все же оставила две глубокие царапины на щеке.

Вскочив, Рамвас бросился на нее и попытался прижать к полу своим весом, но не учел опытности противника. Он даже не коснулся женщины. Сильные руки вцепились ему в плечи, нога ударила в живот, и, перекатившись через спину, Белит вышвырнула его из повозки.

Больно ударившись спиной, стигиец с трудом поднялся и изумленно охнул. Дерзкая рабыня опозорила его перед собственными людьми. Его, Рамваса. Ну, сейчас он ей покажет!..

Со всех сторон к хозяину сбегались ухмыляющиеся стражники. Больше всего на свете Рамвасу хотелось убить шемитскую шлюху, выставившую его на посмешище, но местью он только окончательно подорвет свой пошатнувшийся авторитет. Да и быстрая смерть будет слишком легким наказанием за подобную дерзость.

— В повозку ее. Следить в оба. Она должна доехать целой и невредимой, — приказал он.

В свои тридцать с лишним весен Рамвас еще не был женат, как положено почтенному холостяку, не ограничивал себя в количестве женщин. Гарем занимал большую часть его загородного дома. Стигиец любил разнообразие, и под его крышей мирно уживались стигийки, вендийки, уроженки Аргоса и Куша. А теперь будет еще и шемитка. Приучить ее к покорности будет сложно, но тем слаще заслуженная победа.

Правил гаремом, да и вообще-то всем домом, старый евнух Ханар, служивший еще отцу Рамваса. Железной рукой управлял он поместьем, защищая интересы молодого господина и ненавидя всех, кто был молод и красив. В руки Ханара и попала Белит, когда их караван прибыл в Сипх. Заплывший жиром, переполненный чувством собственной значимости евнух повел Белит в ее комнату.

— А где мои спутницы? — сразу же спросила шемитка.

— Здесь не задают вопросов. Но я отвечу — их отправили на поля — ублажать воинов твоего господина!

— Будь он проклят!

— Наткнись. Иначе получишь дюжину плетей. Раздевайся. Нельзя ходить в приличном доме в таком тряпье.

Серый балахон Белит действительно был мало похож на одежду, но раздеваться под взглядом маслянистых глазок кастрата она не собиралась.

— Пошел прочь, жирный скопец! — дерзко бросила Белит.

Евнух издал сдавленное рычание и потянулся за плеткой.

— Не нужно, Ханар. — В дверях стоял Рамвас. Он заговорщически усмехнулся своему слуге. — С этой кошечкой придется обойтись иначе, чем с остальными. Пойдем со мной, мне нужен твой совет.

— Да, господин. — Бросив негодующий взгляд на непокорную рабыню, евнух вышел. Щелкнул засов.

Оставшаяся в одиночестве, Белит оглядела комнату, в которой ей предстояло жить. Обстановка была очень простой: широкая кровать у стены, огромное, от пола до потолка, зеркало напротив, низенький столик с баночками и шкатулками и несколько сундуков у свободной стены. Окошко, забранное решеткой, было очень маленьким, и сквозь него Белит увидела внутренний двор. Ничего, что можно было бы использовать как оружие. В примыкавшей к спальне каморке женщина нашла все необходимое для умывания и туалета. Не так уж и плохо, тем более что задерживаться здесь Белит не собиралась.

Ее размышления прервал лязг засова. В комнату вошла девушка лет шестнадцати, неся в руках кувшин с водой и сверток одежды.

— Не хочет ли госпожа помыться с дороги? — улыбнувшись, спросила она.

— С удовольствием.

Поставив кувшин на пол, девчонка выскочила из комнаты и тут же вернулась, волоча за собой огромный медный таз. Совместными усилиями они втащили его в каморку, и Белит, постанывая от наслаждения, смыла с себя пыль и грязь пути. Юная стигийка болтала без умолку, и Болот внимательно прислушивалась к ее словам.

— Меня зовут Кенрада. Я здесь служу уже очень давно. Наверное, целых десять лун.

— Ты служишь в гареме?

— Угу. — Девчонка поливала пышные волосы шемитки. — Какие у тебя красивые косы, наверное, очень толстые. Ни у кого из женщин хозяина таких нет.

— А у него много наложниц?

Раньше было много, но теперь он подарил большинство из них своим стражникам. Осталось только четверо: Халира из Аргоса, Гама из Куша, Шайри и Тара из Стигии. Ты будешь пятой.

— А где все они живут?

— В соседних комнатах. Вот только видеться вы будете редко: Ханар не любит, когда женщины болтают между собой. Говорят, он боится, что наложницы наведут порчу него самого или его господина.

— Кто-то уже пытался?

— Вообще то я точно не знаю. Говорят, что жрица Дэркето, которую он купил несколько лет назад, лишила его мужской силы за то, что он ее… Ну, взял без ее согласия.

— Что же было потом?

— Приехала Наира, его нянька. Она служит Сету, и милость Отца Змея помогает ей во всем.

— Это такая безобразная старуха со сгнившими зубами?

— Ой, никогда не говори так о ней, иначе тебя накажут. Девушка испуганно оглянулась по сторонам. — Но как ты ее встретила? Обычно она приезжает сюда сама.

— Зачем? Просто навестить твоего хозяина? Или когда появляется новая женщина?

— Ну, и за этим тоже… — Служанка завернула Белит в снежно-белую простыню и накрыла ее мокрые волосы платком. — Наира следит, чтобы у наложниц господина не было детей. Нельзя смешивать благородную стигийскую кровь с кровью низших народов.

— И как же она это делает? — внезапно охрипшим ном спросила Белит.

— Точно я не знаю, но она накладывает, по милости Великого Сета, заклятие бесплодия. Мудрый Змей научил ее этому…

— Пошла вон! — внезапно вскочив, резким голосом приказала Белит. — Вон отсюда!

Обиженная и немного испуганная стигийка как ошпаренная вылетела из комнаты, забыв и таз, и кувшин. А Белит упала на постель и отчаянно разрыдалась и, вдоволь. наплакавшись, забылась тяжелым сном без сновидений

Когда она открыла глаза, в комнату уже вползали сумерки. Первые мгновения Белит не могла понять, где находится, и удивленно смотрела по сторонам, а там горестные мысли затопили ее в черном водовороте. Одна, в чужой стране, она была игрушкой, забавой для человека, погубивши всех тех, кого она любила. Если Самди говорила правду, то спасения для Белит не было — Сет никогда не выпустит моих владений драгоценную добычу. Все кончено.

Горестные размышления прервало появление господина. Рамвас вошел в комнату в сопровождении Ханара и еще двух стражников. Белит встала с постели и начала медленно отступать к стене.

Рамвас невольно залюбовался новой наложницей. На Белит не было ничего, кроме покрывала, обрисовывавшего и пышную грудь и широкие бедра. Густые черные волосы шемитки рассыпались по плечам, укрыв от взглядов нежную кожу шеи и плеч.

— Раздевайся, — сказал Ханар.

Белит ничего не ответила, только прижалась спиной к стене и приготовилась драться.

— Господин дает тебе последнюю возможность заслужить его благоволение. Если будешь упорствовать, тебя ждет суровое наказание, — высокомерно сказал евнух.

Шемитка молчала. Повинуясь кивку Рамваса, стражники направились к ней, собираясь схватить дерзкую рабыню.

Они шли твердым шагом уверенных в своей силе мужчин и не ожидали сопротивления. Ни один из них не носил оружия или доспехов, только короткие туники, как и у Рамваса.

Белит словно раздвоилась. С одной стороны, она была насмерть перепуганной женщиной, а с другой — воином, радующимся долгожданной возможности отомстить. Впиться зубами в горло врага и умереть, захлебываясь его и своей кровью, — разве может быть смерть, достойнее этой!

По-видимому, сумасшедший огонек, плясавший в карих глазах рабыни, все же насторожил стражников. Они остановились.

Высокая хрупкая женщина стояла перед тремя мужчинами, намного превосходящими ее силой, и улыбалась. Она медленно подняла руки к груди и вынула длинную булавку, скреплявшую концы покрывала. Первый из нападавших, совсем еще юный стражник, почти мальчик, как завороженный белизной высокой груди, и пропустил момент, когда Белит прыгнула.

Сильный удар в грудь отбросил его на евнуха, и они с криком повалились на пол. Не теряя времени даром, шемитка повернулась ко второму противнику. Этот был намного опытнее и не желал рисковать ребрами. Не отводя глаз от Белит, он начал потихоньку обходить ее слева, в то время как его напарник постарался зайти с другой стороны. Торопливость третьего стражника погубила весь замысел

Он схватил женщину за руку, и, к его удивлению, она поддалась, а затем он почувствовал, что пол куда-то исчез и стена, вроде бы находившаяся довольно далеко, внезапно заслонила свет. Обмякшее тело осело, оставив кровавый след на выбеленной стене.

Осталось четверо: Ханар, Рамвас, молодой и пожилой стражники. Но Белит интересовал только один из них — Рамвас. Убить его — и тогда пусть делают что угодно. Словно прочитав мысли Белит, стигиец отступил за попытавшегося подняться Ханара. Единственный оставшийся на ногах стражник тоже понял намерение Белит. Спасая хозяина, он пошел на женщину.

Шемитка отступала к стене, пока не коснулась рукой стола. Нащупала шкатулку и швырнула ее в лицо стражника. Опытный воин успел подставить руку, защитим лицо, и острая грань коробки рассекла ему кожу. Пока он приходил в себя, женщина бросилась к Рамвасу. Встреча с дикой кошкой показалась бы стигийцу более безопасной. Он взглянул в глаза Белит и не увидел в них Ничто, кроме ненависти.

Рывком приподняв Ханара с пола, он швырнул его под ноги Белит. Шемитка споткнулась и упала, и на нее сверху навалились Рамвас и молодой стражник, а затем присоединились и остальные.

Вчетвером они дотащили Белит до кровати и уложили ее на спину. Ханар и старший стражник держали ее руки,

Молодой старался удержать ноги. Рамвас развязал пояс шаровар и, пренебрежительно улыбаясь, склонился над животом женщины.

— Надо будет заняться ее животом, Ханар, — сказал Рамвас. — После родов кожа слишком дряблая. Мне это не нравиться.

Стигиец был слишком самоуверен. И когда Белит вырвала ногу из липких от пота пальцев юнца, он не успел увернуться. Маленькая, но твердая пятка с силой ударим его в нос. Раздался хруст, и из носа пошла кровь.

— Ах ты, шлюха! — Ханар ударил Белит по лицу. — Да я тебя…

— Нет, — Рамвас запрокинул голову. — Не трогай ее. Я займусь ею сам.

Осторожно стигиец улегся на распростертое тело женщины. Кровь капала на лицо Белит, но Рамвас все равно улыбался, словно не замечая боли. Провел губами по груди, оставляя кровавые полосы, стиснул стальными пальцами плечи. Его тело мерно поднималось и опускалось, но Белит была неподвижна. Ни единого звука не сорвалось с плотно сомкнутых губ, а карие глаза смотрели на насильника с холодной ненавистью.

Рамвас был в ярости. Ни избитые стражники, ни его собственный нос не вывели его из себя так, как этот холодный, чуть насмешливый взгляд рабыни.

Он вышел из комнаты не оглянувшись. Вслед за ним ушли и остальные.

Белит осталась наедине со своим позором.