В Городе Куско, рядом с площадью Говорящих Камней, стоит древний храм Кориканча, посвященный Отцу-Солнцу и Матери-Луне. Кориканчу построили из монолитных камней и не пожалели золота, чтобы угодить Великому Отцу. В этом храме есть молельня Вильяому — верховного жреца Слышащего Голос Светила.

Жрец еще молод, но чело его уже отмечено печатью великой мудрости. И каждый, кто видит его, склоняется в поклоне, но жрецу не нужны эти знаки почтения, ибо сила его выше гордыни. С доброй улыбкой смотрит он на суету снующих у подножия храма людей, ибо ему неведома мелочность их устремлений и чаяний. Великий Жрец ожидает знака, который изменит его судьбу и судьбу всех живущих в его мире.

Ради этого знака он оставляет своих жен и идет в молельню, чтобы в тиши рассвета встретить первый луч Великого Отца. Он ждет. Как до него ждали знака сорок поколений жрецов, воспевавших Солнце в далекой земле за соленой водой.

Утро пятого дня месяца цветения трав Вильяому встретил в своей молельне. Единственное окошко было направлено на восток, и первый луч солнца проходил сквозь него и падал на золотую пластину с ликом Отца, висевшую на стене. На этот сверкающий лик и устремляет взор свой молодой жрец. Губы его шепчут слова древней молитвы, а глаза следят за устами бога. Внезапно ему показалось, что губы изображения пошевелились. Стараясь отогнать наваждение, жрец отводит глаза, ибо много раз они подводили его, принимая игру света и тени за движение. Но когда mw его возвращается» он видит, что бог улыбается.

Жрец падает на колени и касается лбом пола.

— Поднимись, — молвит божество, — и слушай.

Жрец садится в священную позу высшей концентрации и открывает перед Могущественным свой разум.

— Великие беды грозят моему народу. Соленая вода возмутится и скроет земли под собой, горы покинут свои ложа и будут биться с волнами. Великая битва сил состоится в Туантинсуйю, и мои избранные воины поведут войска света. Тебе предстоит воспитать моих любимых детей и спасти их мать.

Жрец склоняет голову, готовый принять поручение.

— Дух твой отправится в другой мир и вступит в битву со слугами Темного Бога, принявшего облик моего грозного брата Кецалькоатля. Змеи встанут у тебя на пути, но ты должен спасти женщину королевской крови и ее сыновей. В назначенный час жрец Митры — ибо таково мое имя в том мире — передаст тебе в руки старшее дитя, а затем ты приведешь в Кориканчу и ее саму, носящую под сердцем второго сына.

Перед духовным взором Вильяому проходят детство Белит, набег стигийцев, колдовство Наиры.

— Я дарую тебе право проходить между мирами и говорить с ней. Но помни, слуги темного Сета будут бороться с тобой и сделают все, чтобы второй сын не был зачат. Взгляни на его отца и запомни — он избран мною для величайших деяний.

Вильяому видит белокожего гиганта, идущего по степной пустыне, бьющегося со страшными духами, спящего у костра кочевников. Жизнь Конана проходит сквозь его душу, и жрец осознает величие судьбы избранника Солнца.

— Иди же, о сын мой, и помни: лишь один раз, когда женщина будет покидать этот мир, я смогу вмешаться и помочь. Равновесие сил не должно нарушаться богами, лишь смертных истинная сила. Иди и исполни мою волю.

Лик Солнца смыкает губы, и жрец вновь кланяется. Великая честь выпала на его долю, он благодарен богу за счастье служить ему.

Глядя на светило, жрец погружается в медитацию, и дух его проходит сквозь врата между мирами.

Белит была уверена, что в эту ночь ее больше не потревожат. Несмотря на боль от ударов и ощущения несмываемого позора, она чувствовала, что победила. Стигиец не получил власти над ее душой — лишь надругался над телом.

Белит заснула и видела во сне Кедрона. Мальчик сидел на руках у Шаафи, а Хоаким развлекал его, показывая удивительные игрушки. Вырезанные из разноцветных камней зверюшки танцевали и поли, а мальчик заливался радостным смехом. Потом вошел еще кто-то — но шемитка не могла рассмотреть его лицо и взял малыша из рук Шаафи. Родители Белит смотрели на уходящих и улыбались.

Белит плакала во сне.

Ее разбудил странный запах. В воздухе было что-то окающее, но шемитка не смогла даже встать с постели. Руки и ноги отказывались ей повиноваться.

В комнату вошли Рамвас и Ханар.

— Я же говорил тебе, лучше черного лотоса не может быть ничего, — услышала она голос Рамваса.

— Но он слишком дорог, мой господин, чтобы часто им пользоваться. — Сквозь пелену Белит увидела над собой лицо Ханара.

— В следующий раз я просто заставлю ее понюхать из флакона или выпить. Но в первый раз можно и так.

Свет, и без того тусклый, померк в глазах Белит. Когда сознание вернулось, женщина вновь оказалась в колдовском лесу из ее сна. Она оглянулась по сторонам. Все было так же, как и в тот раз, когда огромная змея убила ее сына. Вдруг из кустов донеслось шипение. Все повторялось! Белит закричала и побежала прочь. Длинная ветка еще недавно зеленого деревца превратилась в тонкое щупальце и обвила ноги Белит. С криком женщина упала. Что-то холодное коснулось ее ног.

Кошмарный сон повторился вновь.

…Теплый солнечный луч скользнул по лицу Белит, высушивая слезы. Женщина открыла глаза. Было позднее утро.

— Я принесла еду, госпожа. — Молоденькая стигийка поставила поднос возле кровати.

Белит села на постели и потянулась. Тело ныло, на плечах и бедрах темнели кровоподтеки — следы пальцев Рамваса и стражников. Однако женщина с удовольствием ощутила прилив сил — ненависть разгоралась, к ее огонь поддерживал волю Белит.

— Ну, и что ты мне принесла?

Белит соскочила с постели и наклонилась над подносом. Белый хлеб, молоко, фрукты. Отличная еда, когда очень голоден. С наслаждением жуя хлеб и запивая молоком, шемитка пыталась снова вытянуть девчонку на разговор, но стигийка отделывалась односложными фразами.

Когда шемитка наелась, служанка забрала поднос и пошла к двери.

— Скоро придут женщины. Они будут ухаживать за тобой, — напоследок бросила она.

Весь день вокруг Белит крутились люди Рамваса. Молчаливые служанки растирали ее тело благовонными мазями, снимали мерки для одежды и обуви, даже расчесывали волосы, и все под бдительным взглядом Ханара.

Наконец, под вечер, ее все-таки оставили в покое. Белит ждала Рамваса. Стигиец придет обязательно. Она не сомневалась. Он будет приходить каждый день, пока не сломит сопротивление рабыни,

Шемитка правильно угадала слабую струну Рамваса — непомерную гордыню. Презрение ко всем остальным народам было одним из основных свойств стигийцев, а и Рамвасе, фанатичном поклоннике Сета, оно достигло чудовищных размеров. Если бы Белит немного подумала, она могла бы найти способ обмануть стигийца гораздо раньше и без подсказки со стороны. Но ненависть — плохой советчик в делах требуется здравый рассудок. Они не ошиблась. Когда стемнело, в комнату вошли Рамвас и два стражника. Не отходя от двери, воины натянули луки и прицелились в ноги Белит.

— Ты возьмешь вот это, — Рамвас показал Белит небольшой украшенный драгоценными камнями флакончик, — и вдохнешь один раз. В случае отказа они стреляют тебе сначала и ноги, потом в руки.

Рамвас увидел, как в глазах Белит мелькнул огонек надежды.

— Легкой смерти не будет. Даже не надейся. Будешь противиться — познакомишься с плетью Ханара.

Выхода не было. Белит кивнула. Рамвас бросил ей флакон. Его нежелание приближаться было понятно с первого взгляда: нос распух и смотрел немного вбок, веки отекли. Нога шемитки оставила неизгладимый след на гордом стигийском лице.

— Хорошо, хозяин, — изображая покорность, прошептала Белит, отворачивая крышечку. — Будь что будет.

Уже знакомый ей запах ударил в ноздри, комната зашлась вокруг Белит, и она упала бы, если бы ее не подхватили крепкие мужские руки.

Рамвас положил ее на постель и отослал стражников. Шемитка лежала неподвижно. Ее карие глаза смотрели в пустоту, а полные губы чему-то улыбались. Она была далеко-далеко от Сипха, Стигии и всего мира и не знала о том, что ее покинутое душой тело отвечает на ласки Рамваса. Истинная сущность Белит вновь бродила по колдовскому лесу.

Сон повторялся. Тот же лес, то же небо, та же трава под ногами. Белит со страхом ожидала появления змеи.

— Сегодня змеи не будет, — вдруг услышала она негромкий голос.

Из-за кустов навстречу Белит шел высокий мужчина со странной красноватой кожей. Как и шемитка, он был совершенно обнажен, но Белит это почему-то не удивило. В колдовском лесу любая одежда была лишней — здесь бродили души, а душам незачем прятаться под тряпьем.

— Не бойся меня. Я пришел, чтобы помочь тебе, — продолжал незнакомец. — Пока я рядом, никто не сможет причинить тебе вред.

— Правда? — с надеждой спросила Белит.

— Клянусь Солнечным Богом, которому я служу.

И Белит поверила. Рука об руку бродили они по лесу, разговаривали, смеялись. Боль и страхи покинули душу шемитки, она снова была счастлива, как много лет назад, когда босоногой девчонкой бегала по лесу… даже но догадываясь, что великие мира сего решили ее судьбу задолго до рождения будущей королевы.

Внезапно земля под ногами Белит содрогнулась.

— Что это? — вскрикнула она.

— Ничего страшного, просто ты просыпаешься. Когда» следующий раз Рамвас принесет тебе напиток из лотоса, пей не раздумывая, тогда снова окажешься здесь, в лесу, а я буду тебя ждать.

— Хорошо. Я буду рада встретить тебя вновь.

Привычный мир встретил Белит ударом по лицу. Готовая драться, шемитка вскочила и изумленно вскрикнула. Рядом с кроватью, стиснув кулачки, стояла маленькая служанка.

— Это тебе за господина, ведьма. Ты его околдовала!

«Не хватало только этой дурочки, — в сердцах подумала Белит. — Похоже, девчонка влюблена в хозяина!»

— Не смей прикасаться ко мне, — приказала Белит. Пожалеешь!

— Я убью тебя!.. — Но решимость стигийки таяли под холодным взглядом Белит. Девчонка потихоньку пятилась к двери. — Клянусь чешуей Сета, я тебя убью, если посмеешь еще раз поднять руку на господина.

— Пошла прочь.

Охнув, стигийка выскочила за дверь, и Белит удовлетворенно рассмеялась. Прогулка в колдовском лесу придала ей новые силы, и шемитке хотелось вновь оказаться там как можно скорее. Белит с трудом дождалась вечера.

Немного посопротивлявшись для вида, она выпила принесенный Рамвасом напиток. И вновь оказалась с краснокожим жрецом, даже не удивляясь его неожиданному поит.

Так повторялось изо дня в день, и Белит с трудом дожидалась ночи, когда она могла, пусть хотя бы во сне, покинуть Стигию и насладиться свободой. Между нею и странным жрецом постепенно завязалась дружба. Днем же Белит старалась ничем не привлекать к себе внимании, усыпить бдительность стражей. Она вышивала, гуляла в сопровождении стражников по саду, ругалась со служанкой… Но все мысли ее были там, в колдовском лесу грез.

Однажды краснокожий сказал ей:

— Рамвас скоро поедет в Кеми.

— Что мне до него, — отмахнулась Белит. — Одна беда: я не смогу больше приходить сюда…

— Подумай хорошенько, женщина. Кеми — портовый город, и сбежать оттуда гораздо легче, чем из Сипха, стоящего в сердце пустыни.

— Вот именно поэтому он меня и не возьмет, — невесело усмехнулась Белит. — Рамвас уверен, что я попытаюсь сбежать при первой же возможности. Даже здесь от меня не отходят стражники.

— Значит, надо сделать так, чтобы он тебе поверил. Притворись любящей и нежной. Заставь его потерять головy.

— Ты сошел с ума! Чтобы я…

— Белит, ты можешь его ненавидеть, презирать, желать смерти, но пойми: поездка в Кеми — твой единственный шанс на спасение.

— Мне будет трудно пересилить себя. Все равно что путь самой себе в душу!

— Постарайся, женщина. Цена твоих усилий свобода. Только свободная ты сможешь отомстить.

— Я попробую, — сказала Белит. И огонь зажегся в ее глазах.

Наученный горьким опытом, Рамвас уже и не пытался поладить со строптивой наложницей без применения силы. Два рослых, заплывших жиром евнуха вошли в комнату Белит и привычно повалили ее на постель, а затем вошел сам Рамвас с флаконом одурманивающего лотоса.

— Не надо, — Белит мотнула головой, — я не хочу.

Рамвас удивленно поднял брови.

— А кто-то тебя спрашивает? Держите ее голову покрепче — в прошлый раз она меня укусила!..

— Прошу тебя, господин! Клянусь, сегодняшняя ночь не будет похожа на все прежние!

— Сегодня ты не будешь сопротивляться? Ты это хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что сегодня ночью я буду любить тебя.

Рамвас заколебался, но тут он перехватил взгляды, которыми обменялись евнухи. Эти твари посмеивались над его, Рамваса, нерешительностью, и этого он стерпеть уже но мог.

— Пошли прочь, жирные отродья Нергала!

Низко поклонившись, евнухи вышли из комнаты, а Рамвас повернулся к Белит с насмешливой улыбкой.

— С чего бы вдруг грозная шемитка так изменилась? — В тоне его сквозило недоверие.

— Мы поговорим об этом после. — Белит встала с ложа и подошла к стигийцу. — Я хочу быть с тобой по своей собственной воле.

— Интересно, что ты придумала на этот раз. Надеюсь, твои прежние твои выходки не повторятся? — Рамвас показал рукой на глубокий рубец, пересекавший его левую щеку от глаза до подбородка.

Вместо ответа Белит положила руки ему на плечи н потянулась губами к его губам. Рамвас был готов к любым неожиданностям, но… Белит помогла ему снять одежду, и бережно уложила в постель. Вот тогда-то Рамвас окончательно уверился в том, что пленница сошла с ума. Но вскоре осознал, что еще немного — и она сведет с ума его самого…

Никогда за всю свою жизнь Рамвас не встречал столь искушенной в любовных утехах женщины: ни пылкие аргосские красавицы, ни кушитки с их страстными плясками, ни полные загадочной красоты стигийки не могли сравниться с этой удивительной женщиной. Руки Белит порхали над его телом, легкими прикосновениями нежа, лаская, возбуждая ответное желание, а губы обжигали и сводили с ума. Ни одна пядь тела Рамваса не осталась без ласки и внимания.

Рамвас больше не был воином, он был воском, глиной, игрушкой в руках Белит, и все его страхи и сомнения растаяли в огне ее страсти. Отбросив сдержанность, он хрипел и стонал, и его откровенность только поощряла Белит. Наконец стигиец почувствовал, что не в силах более выдержать эту сладостную пытку. Резким движением он опрокинул Белит на спину — и вот тут-то началось настоящее безумие. Рамвас не слышал ни вскриков Белит, ни собственного хриплого дыхания — для него не существовало ничего, кроме единственной в мире женщины, которая так щедро отдавала ему себя. Он должен был взять ее и удержать только для себя, удержать навсегда…

А после, когда они лежали обнявшись и ночной ветерок ласкал их обнаженные тела, Рамвас вглядывался в лицо Белит, ища в нем следы прежней ненависти, но видел лишь умиротворение и нежность,

— Я люблю тебя, мой господин, — прошептала Белит.

— Не верю. — Рамвас улыбнулся. — Ты так долго противилась, что я не в силах поверить тебе.

— Я сама себе долго не верила, вернее, не хотела верить. Сначала я ненавидела в тебе убийцу моей семьи, злейшего врага, а потом начала ждать твоего прихода, несмотря ни на что, прощая даже бесплодие и черный лотос.

Рамвасу стало не по себе. Чувство вины змеей вползало в душу, и стигиец не понимал, почему ему так стыдно перед никчемной рабыней за поступки, обычные для хозяина и повелителя.

— Я не хотел поить тебя лотосом, — сказал Рамвас, словно бы оправдываясь. — Но Наира сказала, что он должен закрепить ее колдовство. Я не устоял перед соблазном. Ты никак не хотела мне покориться…

— Как же я могла с радостью покориться убийца моего отца, матери, мужа? Я сама не понимаю, почему меня так влечет к тебе, что заставило меня простить тебя…

— Но ведь простила?.. — полувопросительно прошептал Рамвас.

— Да. — Белит прижалась к нему всем телом. — Да, да, да.

Горячее дыхание женщины коснулось уха Рамваса, и стигиец почувствовал, что в нем вновь поднимается безумное желание. Его рука скользнула по обнаженному бедру женщины, и ее негромкий счастливый смех был наградой Рамвасу.

…Он ушел поздним утром, когда солнечные лучи начертили на полу золотые узоры, пройдя сквозь зарешеченное окно. Рамвас не хотел будить Белит, вольно раскинувшуюся на измятой постели, но не смог отказать себе в удовольствии поцеловать ее на прощание. Густые ресницы затрепетали, Белит повернулась на бок, прошептав: «Да, Рамвас», и снова задышала ровно и спокойно.

Однако, как только за Рамвасом закрылась дверь, женщина негромко засмеялась. Сколько же откровенного ликования было в этом смехе! По-кошачьи потянувшись, Белит вылезла из постели и вдруг закружилась по комнате в диком танце. Рамвас проглотил приманку, и теперь если Белит не сглупит ни в чем, то поедет в Кеми!

Кеми — большой портовый город, где легко может потеряться дюжина рабынь, и никто никогда не найдет даже следа. А потом будет сладкая, долгожданная месть…

Следующую ночь Рамвас снова правел с Белит. Водоворот страсти захватил стигийца, и Рамвас, понимая это, даже не пытался сопротивляться. Тело Белит сводило его с ума, жаркие стоны опьяняли чувством собственной мужской силы, а длинные разговоры, которые вели утомленные любовники, позволяли блеснуть умом и остроумием.

Однажды вечером разнежившийся Рамвас предложил:

— Хочешь поехать со мной в Кеми?

Сердце Белит забилось, как пойманная птица.

— Конечно, хочу, но надоедать тебе еще и там… Ты и правда хочешь, чтобы мы поехали вместе?

— Очень. — Рамвас покрепче обнял наложницу.

— Когда едем?

— Послезавтра. Собери нужные тебе вещи и выбери что-нибудь понаряднее. Можешь купить, если не найдешь здесь в доме, — я хочу, чтобы ты танцевала перед гостями.

— Как скажешь, но танцевать я буду только для тебя. — Женщина тихо рассмеялась.

Путешествие в Кеми прошло сказочно — внимание Рамваса и его стремление скрасить для возлюбленной все тяготы пути превратили нудную дорогу в подобие праздника. Укрытый коврами возок днем спасал от палящих солнечных лучей, а ночью служил защитой от пронизывающего ветра пустыни. Белит невольно вспомнила дорогу в Сипх, когда скованные рабы были лишены всякой защиты от солнца и ветров, а самодовольные стигийские стражники по ночам отводили самых красивых девушек в свои повозки. Но когда тяжелые воспоминания бередили душу, шемитка только крепче стискивала кулаки, не забывая нежно улыбаться скачущему рядом с повозкой Рамвасу. Позади оставались выжженные солнцем пустоши, где бродили тени забытых богов, возделанные поля и убогие деревеньки, которые Белит, будь на то ее воля, с огромным наслаждением сожгла бы дотла. Вслед им смотрели горбоносые мужчины и закутанные в белые покрывала женщины — если бы она могла, она бы вырезала их всех, без жалости и сожаления. Иногда, заглядывая в колодец своей души, Белит содрогалась от ненависти и злобы, которые переполняли ее, и не могла понять: неужели это она, та самая молоденькая девчушка, еще недавно уверенная, что самое страшное на свете — это немилость Алала?

Наконец на горизонте показались высокие стены древней крепости, сложенные из красного кирпича, а позади плескалось, шумело, переливалось свободное море — последняя надежда Белит. Узкие улочки, по которым ехали повозки Рамваса, были чистыми, а большинство встречных носили яркие, многоцветные одежды — город готовился к празднику.

— Рамвас, — позвала Белит. — Сегодня какое-то торжество?

— Да, нынче в храме Сета загорится новый огонь: наследник королевской крови появился на свет. Похоже, мне придется сегодня оставить тебя одну: если я не приду в храм, найдутся недоброжелатели, что позже мне это припомнят.

— Конечно, любимый. Я буду ждать тебя.

Загородный дом стигийца был точной копией дома в Кеми. Центральная часть отводилась для мужчин — самого Рамваса, его слуг и воинов. Левое крыло служило складом, кухней, мастерскими, а в правом жили женщины. В отличие от кемийского особняка, здесь в правой половине дома давно уже никто не жил, и Белит оказалась единственной обитательницей длинной анфилады комнат. Затхлый запах заброшенного жилья заставил ее сморщим носик, но шемитка все же нашла для себя уголок по душе — большую светлую комнату, расположенную в середине крыла, подальше от жилья старшего евнуха.

Сундуки со скарбом наложницы поставили вдоль стен, и Ханар, еще раз пересчитав их и проверив содержимое, вышел, не забыв запереть дверь на засов.

Белит презрительно улыбнулась. Евнух больше не вызывал страха. Он никогда не посмеет прикоснуться к любимой наложнице хозяина — единственного человека, к которому относился с искренней любовью и благоговением.

Ханар, давно лишенный мужской силы, навсегда разучился испытывать к женщине что-либо, кроме ненависти. Но эта шемитка вызывала у него особую ярость. Евнух видел на своем веку множество женщин. Многих из них брали силой, и многие позднее смирялись, привыкали… но ни одна не признавалась в любви к насильнику!

Стало быть, шемитка лгала — но лгала изощренно и старательно, а значит, хозяину грозила опасность. И он, Ханар, готов был спасти молодого господина любой ценой. Даже ценой его гнева и немилости.

Рамвас пришел вечером с охапкой сладко пахнущих белых лилий. Увидев на двери закрытый засов, он лишь недоуменно поднял брови.

— Впрочем, Ханар, тебе виднее… Принеси-ка вазу для цветов.

Пыхтя и отдуваясь, евнух поспешил прочь. Рамвас невольно улыбнулся — несмотря на жару, верный страж надел тонкую кольчугу и повесил на бок длинную аргосскую саблю.

Белит хотела было, надув губки, пожаловаться на докучливого скопца, но, увидев цветы, сразу сменила гнев на милость.

— Какая красота!

— Они похожи на тебя. — Рамвас поцеловал Белит в жадно приоткрывшиеся губы. — Сейчас мы поставим их в воду, чтобы не завяли. Пусть они скрасят твое одиночество, пока меня не будет.

— Что же, значит, завтра, возлюбленный, тебе придется вернуть долг с лихвой, — лукаво улыбнулась Белит.

— Не сомневайся! — Руки Рамваса ласкали полуобнаженную грудь красавицы.

— Я принес вазу, господин, — хрипло пробормотал некстати подошедший евнух.

— Поставь на стол и пошел вон! — бросил Рамвас.

Кланяясь, Ханар удалился.

— Мне пора уходить, — шепнул стигиец, с трудом отрываясь от нежных губ возлюбленной.

— Успеем? — выдохнула Белит.

— Да поглотит их всех Нергал! Можно и немного опоздать! — решился Рамвас, распуская завязки шелковых шаровар.

И они успели… Одевшись и умастив благовониями волосы и тело, как подобало жрецу, спешащему ни торжественное богослужение, Рамвас уже было шагнул к когда безотчетное чувство тревоги заставило его остановиться и еще раз взглянуть на Белит.

Такой он запомнил ее на всю жизнь: стройная, широкобедрая и полногрудая, укрытая лишь вьющейся волной густых черных волос, шемитка лежала на смятой постели. Огромные миндалевидные глаза смотрели на него с любовью (о нет, он не мог ошибиться, это была именно любовь!..), а пухлые, чуть влажные губы изогнулись в полуулыбке.

— Я буду ждать тебя, Рамвас. Ждать нашей встречи.

Рамвас закрыл за собой дверь. Лязгнул засовом Ханар.

В гареме настала мертвая тишина.

Поднявшись с ложа и по-кошачьи потянувшись, она подошла к лилиям и нежно погладила их хрупкие лепестки.

— И все же боги обделили его умом… — пробормотала она, обращаясь к цветам, — «Они похожи на тебя» — это же надо было придумать такое!

Белит негромко засмеялась собственным мыслям. Накинув рубаху из тонкого шелка, она улеглась на постель в надежде хорошенько выспаться. Для предстоящего дела ей понадобятся свежие силы.

Через несколько часов, когда девушка проснулась, на небе уже светила полная луна. Порывшись в сундуках, Белит вытащила грубую белую накидку — каждодневную одежду стигийских женщин — и широкие, не степном движения шаровары. Драгоценности, полученные в подарок от Рамваса, она сложила в маленький мешочек и привязала к поясу. Одевшись, Белит подошла к зеркалу полюбоваться на себя.

— Ты похожа на стигийку, которую каждодневно бьет муж. Но осуждать его за это нельзя — как можно терпеть рядом с собой такое чудовище?! — задорно бросила она своему изображению.

Белит была совершенно спокойна — тем решительным спокойствием, которое пострашнее любой ярости. Она вынула из вазы цветы и небрежно швырнула их на пол, а вазу резко ударила о край стола. Проверила, достаточно ли острые получились края, и удовлетворенно улыбнулась, а затем оглушительно, заполошно, как кричат старые шемитки на базаре в Дан-Марке, заголосила:

— Спасите! На помощь, я умираю! Лекаря! Лекаря!

Несколько мгновений длилось напряженное ожидание. Женщина подобралась, точно дикая кошка в чаще…

Загрохотал засов. Ханар вошел со своей обычной степенностью, вознамерившись как следует отчитать разбудившую его среди ночи дерзкую рабыню.

— Чего тебе надо, женщина? — только и успел произнести он.

Острые края вазы полоснули по незащищенному горлу.

— Твоей смерти! — донеслись до него откуда-то издалека слова наложницы. Слабый хрип вырвался из горла верного стража гарема, и алая струйка крови побежала изо рта.

— Жаль, что на твоем месте не оказался Рамвас!..

Наклонившись, Белит вытащила из-за пояса у евнуха саблю и бесшумно заскользила по темному коридору. Ее била дрожь, но решимость вырваться на свободу или же умереть, расплатившись за все унижения, была непоколебима.

Наконец впереди замерцал свет, и Белит чуть не застонала от ярости: она была уверена, что ради единственной наложницы Ханар не будет выставлять стражу, но жирный евнух оказался предусмотрителен — широкие плечи стражника заслоняли путь к свободе.

— Стой! — прозвучал резкий окрик.

— Стой? — переспросила, стараясь не выходить из тени, Белит. Она старалась, чтобы голос ее звучал хрипловато и игриво. — Я бы лучше прилегла тут где-нибудь. Веселой женщине скучно в гареме…

Надо отдать должное стражнику, он не поддался на нехитрую уловку и отступил на шаг — это и спасло ему жизнь. Сабля Белит свистнула возле самого горла и оцарапала плечо.

Изумленный воин замешкался, однако успел подставить под следующий удар пику. Но третий пришелся на бедро и стражник закричал, взывая о помощи. Хотя в этом крыле, судя по всему, никого больше не было, да и большинство слуг Рамваса сопровождали хозяина в храм, — но челяди в доме оставалось достаточно, чтобы задержать рабыню. Не на шутку испуганная, Белит удвоила усилия.

«Старайся двигаться так, чтобы клинок стал продолжением руки», — всплыли в памяти уроки Самди… Резким выпадом Белит полоснула клинком по шее стражника. Захрипев, тот потянул руки к горлу, где алым лотосом расцвела, набухая кровью, рана, и повалился на пол. Ей пришлось переступить через него, старательно придерживая края одежды, чтобы не запачкаться кровью.

Схватка, показавшаяся долгой, как вечность, заняла лишь несколько мгновений, так что, далее если вопль стигийца и был услышан, у Белит оставалось время на побег. Скользящим шагом, стараясь держаться в тени, она проникла во двор. По счастью, все было тихо. Левее, у закрытой конюшни, растянувшись на охапке соломы, заливисто храпел конюх — но он даже не шевельнулся, погруженный в глубокий сон. Больше не было видно ни души.

После совершенного ею второго убийства руки шемитки немилосердно дрожали, и она два раза срывалась, пытаясь перелезть через забор. Но наконец ей это удалось, и, не понимая, куда направляется, Белит помчалась по ночным улицам. Перед побегом она строила какие-то планы, пыталась обдумать будущие действия, но сейчас все мысли улетучились у нее из головы — пламя гнева и страха испепелили их. Вне себя от возбуждения, упоенная свободой, она бежала на запах моря и не могла ошибиться в направлении.

Внезапно из узкого прохода между домами вынырнула фигура в темном плаще с капюшоном и схватила Белит за руку.

— Туда, женщина, — хрипло сказал незнакомец. — Порт в той стороне. Поторопись, возле третьей пристани, считая от храма, ты найдешь фелуку с запасом пищи и воды на неделю.

— Кто ты? Откуда знаешь обо мне? Почему помогаешь?

— Друг. Когда-нибудь потом я отвечу на все твои вопросы. Верь мне, Белит! Беги!

Шемитка сама плохо понимала, почему она послушалась случайного прохожего, невесть откуда знавшего ее имя. Все это было так невероятно, так безумно… Некто, назвавшийся ее другом, поджидал ее в городе… Но как он мог знать, что она будет там, что сумеет вырваться на свободу, что пойдет этой дорогой, наконец?! И все же женщина послушно повернула в указанную сторону.

Вскоре Белит услышала шум моря, и непрошеные слезы навернулись ей на глаза. Показались пристани. Первая, вторая, третья. Между двумя галерами пристроилась маленькая однопарусная фелука.

Забравшись внутрь, Белит отвязала веревку и на веслах пошла в открытое море. Чуть отдалившись от берега, она подняла парус, и фелука устремилась вперед, словно подними невидимой рукой.

Сначала Белит боролась с течением, намереваясь плыть в Дан-Марку, к родне Алала. Но ветер дул в другую сторон, и сильное течение влекло ее прочь. Слабой женщине не под силу было бороться со стихией. И, покорившись воле моря, она взяла наконец курс к Черному побережью.