Кевин проводил взглядом удаляющийся джип своей дочери. Последние пять дней сентября не переставая лил дождь. Дорогу, ведущую к дому, совершенно размыло. Он снова помахал рукой Кейт и Миранде.

Обе девушки были в восторге от того, что он ушел из «Женесс» и навсегда вернулся из Франции домой. Они тотчас же поинтересовались, смогут ли немного пожить у него, если на это будет согласна их мама. Кевин жил в двух часах езды от дома своей прежней семьи, так что теперь они и впрямь могли часто навещать его, тем более что Миранда недавно получила права.

Когда машина исчезла из виду, он засунул руки в карманы джинсов и медленно пошел назад, к своему старому коттеджу. Окрестные леса начинали пестреть осенними красками. Ручей на окраине участка блестел в лучах яркого солнца. Кевин глубоко вздохнул и подумал, что очень хотел бы почувствовать внутреннюю связь с этим местом, желание пустить здесь корни.

Однако этого не произошло.

Ему здесь очень нравилось, когда он только приобрел это имение, хотя купил его исключительно для того, чтобы поселиться поближе к дочерям. Кевин уволился из «Женесс» после того, как завершил проект с лавандой. Какой-то внутренний голос подсказал, что он уже не вернется к этой профессии. Да, пора было признаться: он надеялся снова пережить то чувство, которое впервые испытал рядом с Виолеттой, — чувство принадлежности к какому-то определенному месту, чувство родины. Если совсем честно, то Кевин мечтал об уютном доме с красной черепичной крышей, о хозяйственных постройках вокруг, о разговорчивых и приветливых соседях, об уединенном местечке, где можно будет скрыться от любопытных глаз вместе с единственной настоящей любовью всей его жизни.

Кевин взбежал по ступеням веранды и вошел в дом. В голове неотвязно кружилась мысль о том, что он хочет быть с той самой женщиной, которая вечно плачет по пустякам, готовит необычную и очень вкусную еду, держит в доме кучу кошек, часто зовет в гости соседок и носит старомодные кружевные платья.

Этот дом встретил его пустой, звенящей тишиной.

Вернувшись в Америку, Кевин много размышлял над их с Виолеттой отношениями. Конечно, было бы глупо и безрассудно заговаривать с ней о женитьбе. Он решил, что лучше всего настойчиво ухаживать за ней в старомодной романтичной манере. При этом ему и в голову не пришло, что Виолетта может просто-напросто оставить его письма и звонки без внимания.

Войдя на кухню, он налил себе кофе.

Одна из дочек забыла на стуле розовый носок, а по безупречно прибранным комнатам было разбросано несколько разноцветных молодежных журналов. В остальном же дом казался необитаемым и холодным: голые стены, каменная кладка камина, массивная кожаная мебель и… безмолвие.

Осознание того, что многое в жизни он понимал совершенно неправильно, далось Кевину с трудом. Он считал, что готов где-то обосноваться, завести постоянное жилье, считал, что наконец-то справился со страхом, преследовавшим его с тех пор, как умер отец. Это был страх попасть в зависимость от какого-то места, оказаться привязанным к нему, потерять свою свободу. Однако постепенно он пришел к выводу, что нежелание заводить собственный дом связано с другими причинами.

Дело заключалось лишь в том, что он никак не мог найти женщину, которой хотел бы принадлежать.

Теперь Кевин знал это совершенно четко. Он не мог понять лишь одного: почему, пройдя такой долгий путь, чтобы найти Виолетту, он вынужден был отказаться от нее.

Тишину прорезал телефонный звонок. От неожиданности Кевин вздрогнул и снял трубку.

— Кевин Лашлан?

На том конце провода послышался властный голос, который мог принадлежать только одной женщине на свете: Дэзи Кэмпбелл, старшей сестре Виолетты. Кевину она всегда нравилась: экзотическая красавица, независимая, ни на кого не похожая. Вместе со своим другом, художником, она жила на юге Франции и была соседкой Кевина в течение всего времени, пока он работал на «Женесс». Они всегда прекрасно ладили друг с другом, поэтому теперь его удивило раздражение, столь явно сквозившее в ее тоне.

— Лашлан, я предупреждала или нет, что убью тебя, если ты причинишь боль моей сестре?

— Что? Я не понимаю!

— Я говорила тебе, что она очень уязвима. Говорила, что с ней нужно вести себя очень осторожно! А я-то считала тебя порядочным человеком!

— Э… вообще-то я тоже считал себя таковым…

— Короче, я навсегда уезжаю из Прованса и лечу обратно в Америку. Как только я снова окажусь дома, то собственноручно тебя прикончу. Пока что я точно не знаю как, потому что раньше никого не убивала. Но учти, мой дорогой, там, где я выросла, мужчина не бросает женщину, сделав ей ребенка!

— Что? — В этот момент Кевин как раз хотел поднести кружку ко рту и от неожиданности выпустил ее из рук. Керамическая посудина разлетелась вдребезги, а кофе забрызгал белые стены. — Что ты сказала?

— Слушай меня, Лашлан! Меня не волнует, говорила она тебе об этом или нет. Если ты не пользовался презервативом, то должен был отдавать себе отчет в том, что серьезно рискуешь. Думаю, тебе известно, от чего бывают дети!

— Но только не у твоей сестры! — У него перехватило дыхание, в голове не осталось ни одной ясной мысли.

— Что значит только не у моей сестры?

Кевин хотел ей ответить, но сдержался. Он вдруг понял, что Виолетта никогда не рассказывала родным о своем бесплодии и молчала о том, как обошелся с ней бывший муж. Она любила Дэзи и Камиллу, постоянно о них говорила. Так какую же сильную боль должен был причинить ей развод, если она даже сестрам не хотела рассказывать о его причине!

Она не сказала никому. Никому, кроме него, Кевина.

Выходит, он значил для нее больше остальных. Он с трудом заставил себя сосредоточиться на разговоре с Дэзи. Та все никак не могла успокоиться.

— Только не надо придумывать глупые отговорки, Лашлан! Мне давно известны наизусть все сказки, которые рассказывают мужчины в оправдание собственного легкомыслия. У меня нюх на это дело. Я просила тебя быть порядочным, честным и искренним по отношению к моей сестре. Если дело у вас дошло до постели, что ж… Не скрою, я предполагала, что вы друг другу понравитесь. Не буду также отрицать, я думала, что маленькое любовное приключение пойдет Летти только на пользу. Но сделать ей ребенка… Ах ты, подонок! Подлая тварь, ничтожество, бесчувственный, отвратительный, безответственный… Кевин, почему, черт побери, ты ничего не отвечаешь?

— Дэзи, сделай мне одолжение, не рассказывай своей сестре об этом звонке.

Дэзи растерялась и замолчала. Однако пауза была недолгой.

— Сделать одолжение? Тебе? Когда тебе его сделать — до того, как я убью тебя, или после?

Вообще-то Кевин не собирался вешать трубку, просто из головы у него совсем вылетело, что он разговаривает с Дэзи.

Виолетта забеременела от него.

В голове зашумело как после доброго глотка хорошего виски.

Он находился в штате Нью-Йорк, а не в Вермонте. Его холодильник был полон свежих продуктов, в стиральной машине лежала целая гора грязного белья, в почтовом ящике скопилось множество неоплаченных счетов, а зубной врач ждал его к себе на прием через два дня. Он не мог все бросить и уехать прямо сейчас…

Четверть часа спустя Кевин завел машину.

Если ничего не случится, то он доберется за семь часов.

Конечно же, все пошло совсем не так, как он задумал. По пути с машиной случилась небольшая неполадка, на устранение которой ушло довольно много времени. Потом Кевину пришлось-таки остановиться на придорожной заправке. Там он наскоро перекусил и выпил крепкого кофе. В начале осени солнце садилось достаточно рано, и, когда Кевин пересек границу Вермонта, на улице стало смеркаться. Последние лучи заходящего светила исчезли в густых мрачных облаках. Теперь Кевин ехал по пустынной, темной дороге.

Он хорошо помнил эту холмистую местность. Кирпичные дома. Церкви с белыми башенками колоколен. Сараи и другие хозяйственные постройки. Извилистые, узкие улочки Белых Холмов. Каждый раз, проезжая мимо очередного знакомого уголка, он чувствовал, как его душа наполнялась ожиданием и страхом.

В начале десятого Кевин въезжал к ней во двор. Только теперь он обратил внимание на то, как сильно колотится его сердце, каким тяжелым комом лежит в желудке проглоченный по пути гамбургер. Окна были ярко освещены. У крыльца стояло соломенное воронье пугало, вокруг которого разлеглось несколько кошек. У двери лежали две большие, приготовленные к празднованию Хэллоуина тыквы, в которых еще не были прорезаны отверстия. На качелях валялись забытые садовые ножницы.

Кевин взбежал вверх по лестнице и вдруг резко остановился. Он расправил плечи и дрожащими руками поправил воротник мятой рубашки. Потом в голову ему пришло, что утром он забыл побриться. А еще нелишним было бы причесаться. С другой стороны, он проделал такой долгий путь, что теперь глупо было переживать из-за такой мелочи, как внешний вид.

Отбросив сомнения, Кевин постучал в дверь.

Ничего. Ни звука.

Он постучал снова, на этот раз громче.

И опять тишина. Решив не дожидаться ответа, он сам открыл дверь. Сразу же в нос ударили самые разные ароматы: пахло яблоками, корицей и пряной гвоздикой. На столе стояла ваза с хризантемами. В медном кувшине красовалась икебана из рогоза и сухой травы. И, конечно, лаванда. Ее связки свешивались с потолочных балок кухни. Вошедшего гостя заметили две кошки. Вспомнив его, они прыгнули навстречу и стали тереться о его ноги.

Но Виолетты нигде не было видно. Зато откуда-то со второго этажа доносились звуки, которые невзыскательный слушатель мог бы принять за исполнение романса.

«Ну и семейка! Дэзи кричит и ругается, как мегера, а пение Виолетты напоминает скрип ржавой калитки», — с нежностью подумал Кевин.

— Виолетта? — Он хотел как-то дать ей о себе знать, но в то же время боялся напугать ее. — Виолетта!

Пение смолкло. Последовала долгая пауза, а затем нерешительный голос спросил:

— Кевин? — Она снова помолчала и крикнула: — Вы не отвечаете. Значит, вы не Кевин.

О Господи! Кевин почувствовал, как его губы расползаются в улыбке. У него создалось впечатление, будто он вернулся домой. Только взбалмошная, непоследовательная Виолетта способна на такие рассуждения. Кевин взлетел вверх по лестнице и кинулся по коридору. Он бы ни за что не догадался, откуда три минуты назад доносился любимый голос, если бы из-за полуприкрытой двери в ванную не вырывались ароматные клубы пара.

У самой двери Кевин остановился и прислонился лбом к дверному косяку, чтобы перевести дух. Однако в то же мгновение ему стало ясно, что дыхание восстановить ему, по всей вероятности, так и не удастся.

В ванне лежала Виолетта. Вода доходила ей до груди, волосы были заплетены в тугую косу и заколоты на затылке. На полу сидели две кошки, которые, видимо, решили взять на себя роль, стражей покоя хозяйки. Виолетта предпочитала ванну с отваром из трав, поэтому Кевин прекрасно видел ее нежную перламутровую кожу, длинные, стройные ноги, соблазнительные изгибы бедер и груди.

И ее живот.

Он почувствовал, что сердце у него взволнованно забилось.

— Привет, — произнесла Виолетта непринужденно, словно принимать посторонних мужчин, лежа в ванной, было для нее делом рутины.

Однако Кевин хорошо ее знал. Непредсказуемое, часто нелогичное поведение, поспешные, бестолковые поступки и неожиданные ответы были ее способом защиты от окружающего мира. Кевин подумал, что больше не клюнет на эти уловки. Он прекрасно слышал неуверенность, сквозившую в ее голосе, видел в беспомощном взгляде карих глаз бурю эмоций, которая одолевала Виолетту. Боль. Тоску. Любовь.

И как он раньше не замечал этой любви?

— Здесь чудесно пахнет, — пробормотал он.

— Знаю. Этот рецепт я сама изобрела. Расслабляющая ванна, чтобы избавиться от забот, которые гнетут сердце. Лаванда, майоран, мята и кое-какие компоненты, которые я держу в секрете. Эту тайну я никому не раскрою.

С этими словами она окинула Кевина ясным, мягким, нежным взглядом и глубоко вздохнула:

— Кроме тебя, Кевин. Тебе я расскажу. Я добавила ландышей и жасмина. Такая вот у меня тайна.

— Ага, — задумчиво произнес он и снял вначале правый ботинок, а потом левый.

Вскоре он стягивал через голову черный вязаный свитер.

— Мне ужасно нравится твой животик, — честно признался он.

Она посмотрела вниз:

— Да, в последнее время я пила много молочных коктейлей.

— Вряд ли от коктейлей.

Виолетта коротко вздохнула, когда Кевин снял брюки и шагнул к ванне.

— Если ты залезешь сюда, то потом будешь пахнуть цветами.

— Настоящий мужчина даже этого не боится. А настоящие мужчины всегда поступают так, как нужно.

Кошки испуганно шарахнулись в сторону и выбежали в коридор, когда Кевин залез в ванну. Вода перелилась через край и плеснула на пол. Виолетта не обратила на это ровно никакого внимания. Она смотрела только на Кевина.

— Ты что, не мог принять ванну дома?

— Видишь ли, это большая проблема. Мне понадобилась уйма времени. Не для того, чтобы принять ванну, а для того, чтобы понять, что мой дом находится здесь.

Несколько минут оба молчали. Кевин протянул под водой руку и нащупал ладонь Виолетты. Теперь они лежали, держась за руки.

— А я-то всегда считала, что тебе не нужен дом, Кевин Лашлан.

— Не помню, рассказывал ли я тебе что-то об отце. Я очень любил его. Он был неплохим человеком, очень даже неплохим. Но вся его жизнь была основана на накоплении богатства. Вещи владели им, а не он ими. Он никогда не бывал дома, с нами. Для нас у него не было времени.

— Мне очень жаль…

— Не нужно меня жалеть. Я просто хочу, чтобы ты поняла, каким образом я превратился в бродягу. Я не хотел, чтобы со мной произошло то же самое, что и с моим отцом. Мне всегда были интересны люди, а не вещи, понимаешь? Поэтому я всегда стремился к свободе. А потом я встретил тебя. А потом потерял. И тогда мне стало ясно, что, по сути, я действовал так же, как отец: возводил барьеры между мной и человеком, которого люблю, с которым хочу быть. Который нужен мне, как никто другой.

Зазвонил телефон. Ни Кевин, ни Виолетта даже бровью не повели. Что поделать, в этом доме телефоны звонили без умолку. И они вполне могли подождать.

— Я уволился из «Женесс», переехал в Америку и купил коттедж в паре часов езды от дома моих дочерей. Я несколько раз с ними виделся. Все это время я не переставал размышлять о том, что должен в корне изменить свою жизнь. Я скопил достаточно денег для того, чтобы купить участок земли, например, большое лавандовое поле. Конечно, летом придется много работать, но зато зимой у нас будет, свободное время для путешествий. Вдвоем мы могли бы объездить немало интересных мест. Конечно, придется найти кого-нибудь, кто сможет присмотреть за кошками в наше отсутствие. И, знаешь, такая жизнь нам понравилась бы, я совершенно в этом уверен. Это может понравиться только тем людям, которые действительно любят и ценят землю и не боятся пачкать в ней руки.

— Так, значит, ты приехал из-за лаванды?

— Нет.

Кевин увидел, как неуверенность постепенно исчезает из взгляда Виолетты.

— Знаешь, Кевин, раньше ты очень убедительно рассказывал о том, что просто не хочешь нигде обосновываться, привязывать себя к конкретному месту…

— Я действительно не хочу себя привязывать к какому-то месту. Я просто хочу жить с тобой и любить тебя. Хочу остаться с тобой навсегда. Мне больше ничего на свете не нужно, только быть с тобой рядом. Вообще-то я хотел сказать, с вами двоими, а может быть, троими, или четверыми, или пятерыми — если вдруг по какой-то причине наша семья разрастется.

Виолетта снова замолкла.

— Тебе позвонила Дэзи? — спросила она отстраненно.

Он не дал ей прямого ответа, потому что в данный момент речь шла не о ее сестре и не о том, что она сказала. Речь шла лишь о них двоих. Он крепко сжал ладони Виолетты:

— Думаю, что для женщины не будет лучшим вариантом выйти замуж за мужчину, у которого уже есть взрослые дети… по крайней мере до того, как она познакомится с этими детьми. Я убежден в том, что вы с ними отлично поладите, но имей в виду, они еще подростки. Это значит, что их любимое занятие — придумывать всевозможные способы испортить взрослым жизнь. Сам я всегда любил детей. Милых, послушных, тяжелых, несносных — совершенно все равно. Я бы с удовольствием завел еще парочку.

— Кевин, раньше ты говорил совсем другие вещи, — повторила Виолетта.

— Я знаю, знаю. Но я не обманывал тебя, поверь. Да, мне сегодня Дэзи позвонила. Я просто хотел, чтобы ты поняла, что я люблю тебя только ради тебя самой. Что мне важна именно ты, а не твоя способность или неспособность иметь детей. Прежде всего, я люблю тебя. С детьми или без них.

На глаза Виолетты навернулись слезы. Она хотела было что-то сказать, однако Кевин не дал ей вставить ни слова и продолжал:

— Виолетта, пожалуй, я не заслуживаю такой женщины, как ты, но я попытаюсь сделать все, чтобы быть достойным тебя.

Она глубоко вздохнула:

— Вообще-то молочных коктейлей я мало пила в последнее время…

— Я думал, что с твоим бесплодием ничего нельзя поделать…

— Я тоже так думала. Все врачи, у которых я обследовалась, в один голос заявляли, что мои шансы забеременеть нулевые. — Она нежно погладила кончиками пальцев его руку. — Наверное, все дело в том, что у тебя ужасно целеустремленные сперматозоиды, Лашлан.

— Просто они очень настойчивые. И себе на уме: точно знают, как добиться своего.

Кевин обнял Виолетту. Он понял, что хочет выяснить еще кое-что.

— Почему ты не сказала мне о том, что беременна?

— Я хотела это сделать и, в конце концов, так бы и поступила, но просто не знала как. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя загнанным в ловушку. Я люблю тебя, Кевин. Люблю только тебя и никого, кроме тебя. Поэтому я хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу, чтобы у тебя в жизни было именно то, что тебе нужно.

Он притянул ее к себе. Теплая вода снова плеснула на пол через край ванны.

— Ну, тогда все очень просто. В жизни мне нужно только одно: быть рядом с тобой.

— Я тоже ужасно люблю тебя. И мне с тобой ничто не страшно, даже если вся вода выплеснется из ванны… — прошептала Виолетта и, закрыв глаза, подтвердила свое признание долгим поцелуем.