Затрясло. Понимала его, хорошо, считая, что он прав, но меня скручивало от ужаса, что я вновь буду рядом с таким ничтожеством, мразью, как Котлов Иван, тем более – один на один. Как же я его презирала и ненавидела, и особенно Николая Федоровича. Так, как никогда, не в силах мириться с такой жестокостью, фальшью и безнаказанностью. Я столько всего пережила, натерпелась, а она… погибает до сих пор. Столько долгих лет Ирина живет в ужасе, настоящем ужасе, не зная выхода. А малыш ее…
На мгновение потерялась, понимая чудовищную правду:
– Так тот мальчик… он сын… сын Ивана?! И это именно он его избивал? – воскликнула, вспоминая побои на теле маленького, беззащитного мальчика, над которым издевался собственный отец за то, что у него ручки соединены. Сволочь! Вместо помощи! Это совершал тот, кто должен оберегать, ценить и лелеять, а он избивал, да так, что гематомы на голове – это только цветочки. Ребенок не может говорить. А он мне про замужество и детей рассказывал…
Учащенно задышала и выдохнула:
– Александр, я замужем за другим.
В глазах мужчины погасла надежда и появился ужас, а потом ярость. Понимала его состояние, но считала, что тут нужно действовать по-другому. Охотник и Шторм. Они обязательно помогут! Нужно теперь все делать не так, как нам кажется, а правильно, вызывая полицию, чтобы засадить этих уродов в тюрьму, и чтобы сгнили там… а не брать на себя ответственность, подвергая чужие жизни смертельной опасности… Самим нельзя!
Пиронов поднялся и категорично произнес:
– Это неважно. Котлову ты нужна, необходима, как воздух. Ему плевать на все. Он обменяется со мной. Так что прости, но ты пойдешь вместо той, кого я всей душой хочу спасти.
– Александр, я тоже хочу их спасти, но нужно действовать иначе…
Только проговорила, как послышалась автоматная очередь, и стекла в трех окнах треснули, рассыпаясь на тысячи осколков, летя в разные стороны. Люди в черной форме по одному запрыгивали в окно с автоматами, громко крича, но я не слышала, на мгновение оглохнув.
Внезапно почувствовала захват волос, и ощутила, как Александр Александрович прижал к себе, подставляя пистолет к голове. Он резко обернулся в другую сторону, и я увидела Охотника и Шторма в дверях с револьверами, направленными на Пиронова. Мужчина как с ума сошел, не понимая всей ситуации, поворачиваясь в разные стороны, не зная, чего ожидать в следующую секунду.
Слышались звуки борьбы. Бойцы кидали на пол охрану, как вдруг раздался выстрел с боковой стороны, оттуда, где стояла Елена. В эту же секунду Александр вскрикнул, отступил на шаг, как вновь раздался еще один выстрел.
– Нет! Нет! Перестань! – закричала я Елене, закрывая мужчину, не понимая, зачем она выстрелила. Пиронов не причинил бы мне вреда, он только хотел поменять нас с Ириной, но растерялся и допустил ошибку, с ужасом наблюдая нападение на свой дом, не ожидая такого.
Женщина сглотнула и просто застыла, не зная, как поступить. Я отвернулась от нее, и мгновенно оказалась на корточках, проверяя дыхание раненого мужчины. Ничего не видела… полностью сосредотачиваясь на пулевых ранениях на теле мужчины. Наклонилась, и тут же почувствовала слабый захват кисти. Пиронов придерживал меня за руку, пытаясь приподняться, что ему давалось тяжело, и чем чаще дышал, тем хуже было. У него получился рефлекторный кашель, и на губах появилась кровь.
– Прости, я не хотел… – мужчина выдохнул и вновь кашлянул, отчего появилась маленькая кровавая пена. Он скривился от боли и перестал двигаться, просто смотря на меня.
Руки дрожали. Заметив кровь на руке и груди, отмечая состояние Александра, предположила, что у него пробито легкое. Судорожно выдохнула и воскликнула:
– Нет-нет, все будет хорошо. Не нужно. Мы поможем вам. Это неправильно, так не должно быть. Я же говорила…. Мы поможем спасти Ирину и ребенка, – шептала со слезами на глазах, смотря, как на белой рубашке все сильнее расплывается пятно.
Повернулась к Шторму, наблюдающему за Еленой ледяным взглядом, и крикнула:
– Андрей, спаси его! Пожалуйста! Он хотел освободить Ирину и ребенка… Котловы… они издевались над ними. Они…
Рыдания рвались изнутри, но я старалась держаться, чувствуя, как все поднимается во мне, превращаясь в огромный ком, представляющий собой истерику. Я не понимала, почему так жестоко с ним поступили… Зачем? А как же… разговоры, чтобы определить психологию… Да как же так можно? Ведь он хотел спасти свою возлюбленную и ее ребенка. Столько лет они были там… над ними издевались. Он же…
Не могла успокоиться, пока не почувствовала тепло Охотника. Мгновенно повернулась к нему и прошептала:
– Сережа… Сережа, ты жив, – обняла его, ощущая, как меня трясет.
– Маленькая, все хорошо. Я с тобой, – выдохнул он.
– Спаси его. Пожалуйста! Он должен жить. Он… должен помочь ей, дать шанс выжить после того ужаса, что она пережила. Умоляю.
Не могла успокоиться, меня штормило от страха, что вот так все закончится. На мгновение затихла, когда мужчина прижал к себе, сильно сжимая в объятьях, отчего почувствовала мокрое в области живота. Попыталась освободиться, чтобы посмотреть на свою блузку, но он не давал пошевельнуться, как будто знал, что меня сейчас беспокоит. Только сильнее прижал, шепча в волосы:
– Не надо, родная. Все хорошо. А с ним… все будет хорошо… Поможем. Только успокойся, девочка. Он будет жить.
Обмякла в его объятьях, чувствуя, что тело уже не так трясется, но предательские слезы текли по щекам…Сглотнула и прошептала:
– Что с тобой?
Он не ответил, а потом чуть отошел в сторону, отступая вместе со мной, когда мужчины уже начали переносить Пиронова, поторапливаясь, чтобы успеть в медицинский центр, где уже готовили операционную. Увидела Шторма, убирающего телефон в карман брюк, приближающегося к нам. Он только хотел сказать, как я прошептала:
– В том доме пленница – сестра Ивана. Они… ее…
– Знаю, – грубо ответил мужчина и, посмотрев на Сергея, продолжил: – Ее и ребенка Охотник вчера спас, и все стало известно. Сейчас они в центре, куда повезем Пиронова. Ирина в критическом подавленном состоянии, не желает, чтобы к ней притрагивались, а сын дерется, не подпуская к матери никого. Психологи считают, что не стоит давить. Мальчик молчит, не идет на контакт.
Что-то сжалось в сердце, и я с волнением спросила:
– Как он?
– У него стресс. Ведет себя как звереныш: рычит, шипит, кидает еду, визжит, и никого не подпускает к подавленной женщине, которой необходима помощь специалистов.
– Я… хочу туда… к нему. Пожалуйста, – попросила, надеясь, что Андрей поймет и согласится.
Отмечая в глазах брата непробиваемое «нет» в целях моей безопасности, я вышла вперед, радуясь, что Охотник отпустил, значит, поддерживает, и проговорила:
– Если даже нельзя, мне все равно. Я хочу увидеть мальчика! Должна. Может, тогда он согласится, чтобы помогли его маме.
Грызлов посмотрел на Охотника, кивнувшего ему, а потом на меня, и громко отчеканил:
– Хорошо. Поедем сейчас туда.
Благодарно кивнув, в два шага оказалась напротив брата и обняла, ощущая себя самой счастливой, чувствуя, что могу помочь. Случайно взглянув на себя, чувствуя неприятную влажность, заметила кровавый след на своей блузке. Тут же повернулась к Охотнику, с ужасом шепча:
– Сережа…
– Как приедем в больницу, обязательно зайду на перевязку, – буркнул он, считая, что мои переживания ни к чему, а потом добавил: – Нужно отправляться.
Мужчины вновь переглянулись, молчаливо переговариваясь, а потом мы пошли из кабинета, направляясь на улицу.
Дальше все происходило очень быстро. Сели в машину, которую вел Медведев, а рядом с ним расположился Шторм. Они тихо беседовали между собой, но ничего не было слышно. Волков находился со мной в салоне. Он с такой силой сжимал в своих огромных объятьях, целуя в волосы, отчего чувствовала невероятное тепло и счастье. И пусть была вся на пределе, но с ним было спокойно. В сознании зрела надежда, что у меня получится и смогу помочь.
Елена скрылась. Пока я находилась около Пиронова, просматривая его ранения, она сбежала, притом так, что ее никто не видел. Чему не обрадовался Медведев, гневно крича на всех, не представляя, как женщина могла скрыться.
Голова невероятно гудела, отчего было ощущение, что все плывет. Прислонилась к своему мужчине и закрыла глаза, позволяя себе на секунду успокоиться…
***
Оказавшись в больнице, в которую доставили и пострадавшего, где его уже ожидали в операционной, уверенно шла вперед, а мою руку сжимал Охотник. Он обещал зайти к врачу, пока я буду с мальчиком, поэтому напомнила ему и, получив накидку на одежду у медсестры, направилась к указанной двери.
Малыш сидел на своей кровати и с грустью смотрел на женщину, лежащую на соседней койке. Светлый красивый мальчик с огромными светло-зелеными глазами перебирал свои пальцы и пожимал плечами. Улыбнулась ему и прошептала:
– Привет.
Он нахмурился, не ожидая гостей, и повернулся, при этом внимательно рассматривая меня умными глазами. Прошла к нему и села на краешек кровати, еле слышно спросив:
– Как дела?
Он наклонил голову вниз и надул щеки, не желая со мной разговаривать.
– Знаешь, я тебе оставила подарки под теми кустиками, где мы познакомились. Хотела почитать тебе… Жаль, но думаю, ты, наверное, не нашел их, – прошептала, проводя круговыми движениями по белоснежному пододеяльнику, стараясь вести себя спокойно.
Малыш отвернулся, посмотрел прямо, где лежала мама, а потом нехотя полез в карман стареньких затасканных брюк, и достал маленькую сказку «Курочка Ряба». Протянул мне, тыкая пальцами в обложку, пытаясь что-то сказать, подсаживаясь ближе.
– Ты хочешь, чтобы я прочитала тебе? – спросила, ожидая его ответа.
Он кивнул и вновь показал на картонную книжку. Я показала на курочку и проговорила:
– Смотри, какая красивая курочка Ряба. У нее красивые перышки, белоснежный фартучек. Она…
Малыш слушал, пока я не закончила говорить о главных героях сказки, показывая на картинки, а потом прочитала сказку, стараясь не улыбаться, когда он сел вплотную, нетерпеливо дергая меня. Закончив читать, посмотрела на него и прошептала:
– Как думаешь, курочка добрая?
Мальчик просто смотрел на меня, ожидая подсказки. Он не знал, что ответить, а потом кивнул, чем вызвал улыбку, несмотря на тупую боль в голове, от ужаса правды, что пережили Ирина и ее сын.
– Я тоже думаю, что она добрая. Она увидела, как сильно расстроились дедушка и бабушка, и решила их успокоить. Курочка не только помогала им, несла свои яйца, чтобы они могли прокормить себя, но и была настоящим другом.
Мальчик осторожно, как будто я могла забрать, протянул руку и, схватившись за книгу, дернул и прижал к груди.
– А где вторая? – с улыбкой спросила.
Он только отрицательно покачал головой и с сожалением посмотрел на мать.
– Ничего страшного, если захочешь, я в следующий раз принесу много очень интересных сказок, и мы будем с тобой их читать.
Мальчик улыбнулся, но тут же потупил взор, отрицательно качая головой. Поднялся и подошел к маме, но не притронулся, только с надеждой смотрел на нее.
– Ей тоже нужно помочь. Без помощи врачей твоей маме будет очень плохо, и тогда она не сможет встать. Ты… хочешь, чтобы твоя мамочка была здорова, чтобы обнимала тебя, целовала, и вы с ней могли гулять?
В глазах мальчика появилась маленькая надежда, но он вновь отвернулся, не желая слушать или верить.
– Маленький, я очень хочу, чтобы ты и мама были здоровы. И тогда мы вместе пойдем в парк. Знаешь, сколько там качелей? Много-много. Некоторые похожи на огромных мышек или слоников, только они не настоящие, а пластмассовые, и в них тоже можно садиться и крутиться. А еще есть огромное колесо обозрения, где можно увидеть весь город… всех-всех и они такие маленькие, а ты выше всех и все видишь.
Наблюдая, как он слушает, застыв на месте, затаив дыхание, продолжила:
– Я думаю, твоя мама каталась на таком, и ей нравилось. Всем детишкам нравится! Это здорово! А еще есть лодочки, которые плывут по воде…
Не знаю, сколько я говорила, но остановилась только тогда, когда поняла, что нужно отдохнуть, чтобы прочистить горло. Замолкла, и он тут же повернулся к матери, тяжело вздохнув, провел по щеке. Женщина мгновенно задрожала, обхватив руками голову, спряталась, не желая никого видеть. Когда малыш вновь попытался дотронуться, она издала странный звук, похожий на вой, и вновь закрылась простынею, стараясь отрешиться от всего, и, возможно, успокоить ту боль, что явилась следствием после тех препаратов, что ей давали. Не знала точно, поэтому предполагала.
Поднявшись, сделала шаг к ней, как тут же мальчик встал на пути, не давая пройти. Он развел руки в разные стороны и со злостью посмотрел на меня, а потом на дверь. Села на корточки и, заострив внимание на грязной рубашке, когда на кровати лежала чистая хлопчатобумажная белоснежная футболка и шорты, предложила:
– Нужно переодеться. Ты же не хочешь быть грязным? Если так, то ты заболеешь, и тогда некому будет защищать маму. Ты же у нее один защитник.
Мальчик просто смотрел, переводя взгляд с вещей и на меня, не зная, как ему быть.
– Эта чистая одежда. Надень, пожалуйста. А вещи, что на тебе, нужно выкинуть. Больше они не понадобятся. Ты и мама больше никогда не вернетесь в тот плохой дом.
В глазах мальчугана появился маленький огонек надежды, и он принялся снимать с себя вещи. Старалась не торопить, и, взяв новые, помогла ему переодеться, довольно выдав:
– Молодец! А кушать будешь?
Он напрягся, а потом кивнул, на что я улыбнулась и спросила:
– А маме поможем? Чтобы она улыбалась и тоже пошла кушать? Думаю, ей очень хочется…
Малыш поник, а я взяла его за руки, чувствуя, как сильно дрожит, и попросила:
– Вот увидишь, ей помогут, и она будет прежней – ласковой и доброй. А сейчас ей очень плохо и нужна помощь врачей и твоя… Ты поможешь ей?
Он закусил губу, а потом посмотрел на Ирину, и, откинув мои руки, направился к ней. Просто стоял, вытянув руку, боясь дотронуться, наблюдая, как она дрожит. Потом вернулся ко мне и, открыв рот, несколько раз пытаясь проговорить звуки, все же выдал:
– По… ги.
Искренне порадовалась. Малыш пытался говорить, хоть ему и сложно. Своей радости не показала, чтобы не отпугнуть. Кивнула и пошла к двери. Открыла и, отмечая сестру и врача, разговаривающих около палаты, кивнула, а сама вернулась к малышу, чтобы он не переживал.
Как только к Ирине прикоснулся врач, она вскрикнула, и малыш кинулся к ней.
– Мы хотим помочь, – заверила женщина в синей форме, успокаивая Ирину.
– Я не хочу. Ничего не хочу! Оставьте меня! – закричала Котлова, а потом с болью в глазах прошептала: – Мне плохо.
– Это и понятно после такой дозировки препаратов в течение долгого времени. Мы хотим поставить несколько систем, чтобы было не так больно, – вежливо продолжал врач, тут же обращаясь с просьбой: – Позволь тебе помочь?
Ирина ошалевшим взглядом посмотрела на всех, задержавшись на сыне, а потом заплакала, уткнувшись в подушку. Мальчик моментально оказался рядом с ней и обнял, отчего она спрятала лицо в его футболке.
– Ирина, давайте вы будете лежать с сыном, а мы поставим систему. Обещаю, будет лучше, – вновь попыталась убедить женщина.
Ирина не отвечала, просто лежала, а когда увидела, что задралось ее платье, панически потянулась за одеялом, чтобы закрыться. Выставив руку, повернулась к сыну. Он обнял ее, и они тихо лежали. Пока ставили систему, подключая, мальчик был напряжен. Когда все, кроме меня, ушли, он выдохнул и, сильнее обняв родную женщину, уставился в потолок.
Подошла и прошептала:
– Я тебе что-нибудь вкусное принесу, а ты отдыхай.
Он замер, и замечая в его глазах панику, успокоила:
– Не бойся, я быстро. А ты будь с мамой. Ты же смелый защитник, правда?
Он кивнул, а я еще немного задержалась, и вышла из палаты. В коридоре у диванчиков стоял Сергей. Как только оказалась в фойе, он тут же посмотрел на меня, прожигая взглядом, и побрел ко мне. Резко прижал к себе и выдохнул:
– Ты как?
– Я нормально. Мальчик позволил помочь маме и согласился поесть.
Он посмотрел на меня заботливым взглядом и поцеловал, так нежно, сладко, отчего почувствовала себя самой счастливой. Посмотрела на него и прошептала:
– Как ты?
– Нормально. Врач сказал, что жить буду, – с усмешкой проговорил он, а потом провел по щеке и признался: – Чуть с ума не сошел, когда ты исчезла.
– Я звонила, – прошептала в ответ.
Он обнял так сильно, горячо, нежно, а потом добавил:
– Рита, ты для меня все. Я не живу без тебя.
Любуясь им, решила, что прошлое не изменишь, нужно забыть и жить дальше. Я люблю его, а он меня, так зачем травить душу? Что было, то прошло, и смело могу сказать, что только с этим мужчиной буду счастлива и обрету свое женское счастье. Поднялась на цыпочках и поцеловала, нежно шепча:
– И я… люблю тебя
Мощные руки прижали к огромному телу, сжимая хрупкую талию. Мужчина не контролировал себя, давая понять, как ему важно слышать эти слова. Тяжело дышала, прикрывая глаза от счастья, наслаждаясь его запахом, силой и любовью. Нуждалась в нем. Только в нем.
Подняла лицо и встретилась с темно-синими глазами. Мужчина взял пальцами за подбородок, а потом поцеловал. Жадно, страстно, невыносимо. Как только оторвались, виновато посмотрела по сторонам, а Сергей усмехнулся.
– Мне нужно взять еду и пирог ребенку. Он ждет меня, – прошептала, зная, что Охотник меня поймет.
– Конечно, только ты береги себя, и на диване чистая одежда для тебя, – выдал он, проводя пальцами по щеке, а в следующую секунду уже стал серьезным: – Милая, мы со Штормом должны отъехать. Тут охрана. Мы скоро.
Испугалась, понимая, что они к Котловым, и хрипло выдала:
– Не нужно. А если…
– Родная, все будет хорошо. Это моя работа, и я должен, после всего, что они там сотворили. Не волнуйся, мы не одни.
– Ты обещаешь, что все будет хорошо?
– Да, обещаю. Не волнуйся, – заверил Сергей и обнял, тут же добавляя: – Береги себя, потом заберу тебя.
Волков пошел, а я крикнула:
– Сережа! – он остановился, и я подошла ближе, чтобы поделиться своими переживаниями: – Там Настенька волнуется… Она, наверное, думает, что мы…. что мы…
– Завтра съездим, а пока… я закажу им торт. Хорошо?
– Йогуртовый, – смущенно подсказала ему.
– Да, и самый большой, – согласился мужчина, тут же взяв трубку сотового телефона, отвечая на звонок. Я же пошла к ресепшену и попросила столик и два стульчика, чтобы с малышом играть, и если есть, то книжки. Вежливая медсестра сказала, что проблем не будет, насчет еды предупредила, что принесут через полчаса, а также пирог.
Довольная, направилась в дамскую комнату, не забыв пакет. Переодевшись и сполоснув лицо, пошла по коридору. Только собралась войти внутрь палаты, как услышала голос брата:
– Рита.
Повернулась и с улыбкой спросила:
– Привет, Андрей. Прости, что даже не подошла. Я с малышом…
Грызлов кивнул и предложил:
– Можно с тобой несколько секунд поговорить? Нужно.
Кивнула, но заглянула в палату. Увидев, что мама и мальчик спят, вернулась к Андрею и предложила:
– Да. Присядем?
Он покачал головой и показал рукой в сторону выхода на лестницу. Я согласилась, считая странным его пожелание, и пошла за ним.
– Как Лера и мои племянники? – спросила, как только за мной закрылась стеклянная дверь.
– Хорошо. Но не мне… Уже весь извелся вдали от них.
– Понимаю, – загадочно сказала, радуясь, что все хорошо.
– Ты, правда, хочешь удочерить девочку? – серьезно спросил Шторм
Резко изменилась в лице, считая, что он против, чего не желала слышать, поэтому сказала:
– Да! И мне все равно, кто что думает.
– Нет, я не лезу. Если хочешь, значит, малышка нуждается именно в такой маме, как ты, – категорично произнес Андрей, внимательно наблюдая за мной.
Улыбнулась и, обняв его, прошептала:
– Спасибо. Ты замечательный.
Ухмылка исчезла, и он проговорил:
– Думаю, скоро ты так не будешь думать…
– Ты о чем? – уточнила, пытаясь понять по серым глазам мужчины, в каком он состоянии. Но Шторм редко когда показывал эмоции, только когда зол.
– Ты вышла замуж…
– Да, за Сергея. Мы любим друг друга. И неважно, что раньше… мы расстались.
Мужчина смотрел внимательно на меня, а потом резко выдохнул:
– Это я виноват, в том, что вы расстались.
Непонимающе посмотрела на него, а потом пробубнила:
– Ты ошибаешься. Просто Сергей… он… он… предал меня, но я… простила, – выдала, чувствуя, как сердце сжалось от такого тяжелого признания.
– Он не предавал. Мы разговаривали, и я пригрозил ему, что убью, если он сам не уйдет.
– Не понимаю, о чем ты говоришь… Ведь он…
– О том, что проститутку эту… я к нему отправил и, естественно, у него ничего с ней не было. Достоверно знаю. Платил ей я. И охраннику дал четкие указания, и то, что Волков не приезжал, не мог тебе дозвониться – тоже моя работа. Но я хотел как лучше…