– 1

И больше я не смотрела ни назад, ни на море – только вперед. На фоне пронизанного лунным мерцанием ночного неба все отчетливее проступал темный силуэт острова. Постепенно тишину ночи стал нарушать не сильный, но равномерный шум.

– Что это? – спросила я шепотом.

– Риф, – так же негромко ответил Антар. Когда мы подошли ближе, стало ясно, где проходила граница рифа: вода вокруг него бурлила и пенилась. Эта разделительная линия видна была очень четко и казалась сплошной.

– Как же мы причалим?

– Пойдем вдоль берега, где-нибудь наверняка есть хоть одна прогалина. Хорошо, что светит луна и ветер несильный.

Разбиваясь о риф, волны мерцали слабым зеленоватым светом. Мы поплыли вокруг острова, так близко к рифу, что нас обдавало пеной. Риф обычно состоит из огромного количества кораллов, как живых, так и мертвых. Их зазубренные края настолько остры, что им ничего не стоит пропороть днище, поэтому Антар вел каноэ очень осторожно. Одни кораллы были совсем маленькие, другие размером и даже формой походили на трепангов, третьи торчали из воды наподобие причудливо изогнутых деревьев.

Мы плыли и плыли, не видя никакого просвета, хотя берег был совсем недалеко. В основном он казался пологим и только в одном месте круто уходил вверх.

Я подумала, что мы уже полностью обогнули остров, и совсем было пала духом, как вдруг в поле зрения возникли две утонувшие в море, изъеденные водой и ветром невысокие скалы, похожие на гнилые зубы. Их я определенно еще не видела. Вокруг бурно пенилась вода, зато сразу за ними темнела спокойная узкая протока. Антар свернул в нее, и прошло всего несколько мгновений, как риф остался позади.

Мы причалили к берегу и некоторое время молча сидели, внимательно вслушиваясь и вглядываясь. Пока никаких признаков жизни на острове не наблюдалось. Ни огоньков, ни связанных с присутствием человека звуков; только легкий шелест ветвей, ночная перекличка птиц и немолчный рокот воды, разбивающейся о риф. Впрочем, если на острове и жили люди, ночью этого вполне можно было не заметить.

– Ну что, вылезаем? – спросил Антар и, не дожидаясь ответа, спрыгнул на песок. Я последовала за ним. Стараясь производить как можно меньше шума, мы втащили каноэ на берег и поволокли его дальше по песку туда, где стеной стояли темные деревья. Пространство между ними так густо заросло кустарником, что нечего было и думать пробиться сквозь эту стену ночью.

С ветвей свешивались и слегка покачивались на ветру пышные лианы. Кроны деревьев плотно переплетались, образуя сплошной свод; оказавшись под ними и посмотрев вверх, я не заметила ни одной прогалины, сквозь которую можно было бы увидеть усыпанное звездами небо. Над головами сонно попискивали и перекликались птицы, потом вдали одна из них вдруг закричала громко и надсадно, точно возмущаясь тем, что ее потревожили. В кустах кто-то прошуршал, но чувствовалось, что животное небольшое и само стремится поскорее убраться от нас подальше.

Антар принялся срезать ножом ветки, чтобы укрыть ими лодку, которую мы постарались затащить как можно глубже под деревья. Сначала у нас была мысль заночевать в ней и дежурить по очереди, но потом Антар нашел на сравнительно небольшой высоте в стволе огромного старого дерева просторное дупло. Мы залезли туда, прихватив с собой кое-что из еды и одежды. Древесная пещерка оказалась очень уютной; вся она заросла мягким мхом, на дне скопились листья и мелкий лесной мусор, который вполне годился для подстилки.

Правда, пахло там не очень приятно: затхлостью, плесенью и еще чем-то; скорее всего, птичьим пометом. Но запах был не слишком силен и очень скоро я перестала замечать его.

Устроившись там и слегка перекусив, мы решили, что до рассвета вполне можем поспать оба. Точнее, все решения принимал Антар; он сказал, что умеет просыпаться по желанию, что до рассвета осталось часа три и что этого ему вполне хватит. Я не спорила с ним. Во-первых, внезапно почувствовала, как сильно устала, а во-вторых, было очевидно, что он понимает во всем этом гораздо больше меня. Без сомнения, на него можно было положиться; необыкновенно приятное и успокаивающее ощущение. Окруженная со всех сторон темными сводами, я прижалась к теплому боку Антара и почувствовала себя почти в безопасности.

Он пробормотал:

– Странно, что здесь нет комаров.

Действительно, странно, подумала я и провалилась в сон.

 

– 2

– Ну, что скажешь? – спросил Антар.

На остров опускался мягкий золотой вечер. Совсем недавно Антар чуть ли не голыми руками поймал несколько крупных рыбин, плавающих в спокойной воде по эту сторону рифа, ловко очистил их, насадил на прутики и повесил над костром. Пока рыба жарилась, испуская аромат, от которого я просто истекала слюной, он залез на пальму и нарвал слегка недозрелых кокосовых орехов.

Несколько раз перебросив один из плодов с руки на руку, чтобы молоко хорошенько взболталось, он ловким движением отсек верхушку и протянул мне "чащу", полную прохладного сладковатого напитка. Очень вкусного, прекрасно утоляющего и голод, и жажду. Потом то же самое Антар проделал со вторым орехом и жадно напился сам. Сейчас мы сидели у почти потухшего костра и ели рыбу. Настроение у меня было отличное, хотя я, конечно, немного устала. Как-никак, позади остался целый день блужданий по острову.

– По-моему, нам просто сказочно повезло, – ответила я с набитым ртом. Здесь явно никого нет, кроме самых безобидных мелких грызунов, птиц и насекомых. Честно говоря, лично я на такую удачу никак не надеялась. А у тебя что, другое мнение?

– Ну, мы ведь еще не весь остров осмотрели. Хотя очень похоже, что ты права. Если бы тут обитали люди, пауки или хищники, уж какие-нибудь следы они оставили бы и на берегу, и за целый день мы обязательно наткнулись бы на них.

Остров оказался сравнительно невелик, гораздо меньше нашего. Центральная часть густо заросла деревьями и кустарником, именно ее мы пока и не обследовали, пройдя лишь по краю леса. Зеленые лианы опоясывали деревья и свисали с них, сплетаясь в огромные упругие циновки. Вьющиеся растения были усыпаны множеством мелких цветов – красных, желтых, фиолетовых, голубых. Время от времени некоторые из них взмывали в воздух и перепархивали на другое место; это, конечно, были бабочки, такие же яркие, как цветы.

Пустынный, безмятежный, окруженный белой каймой прибоя остров спокойно нежился в лучах солнца. С трех сторон тянулся песчаный берег, вдоль которого росли пальмовыми рощи, с четвертой, плавными уступами спускаясь к морю, уходила в небо высокая скала. На песке грелись на солнышке тысячи крошечных крабов, издалека похожих на красные камешки. При нашем приближении они шустро разбегались и прятались под коряги или зарывались в песок. Среди мелких камней на берегу тут и там попадались птичьи яйца. Птиц вообще на острове было великое множество – целый день мы слышали их несмолкающий гомон и пение.

Идя по краю леса, в одном месте мы обнаружили довольно широкую прогалину. Пошли по ней и вскоре наткнулись на небольшую поляну, посреди которой сверкало в солнечном свете озерцо, полное воды. Она оказалась очень чистой, прозрачной и холодной; скорее всего, на дне озера бил ключ. Берега были заболочены, но не сильно. Подходя к озеру, мы заметили животное, похожее на косулю; подняв от воды голову, оно насторожило уши и удивленно посмотрело на нас, но не убежало и спустя некоторое время снова опустило треугольную мордочку в воду. Чувствовалось, что людей оно не боится, и это лишний раз убеждало в том, что остров необитаем. Рай, да и только.

– А с водой – разве это не удача? – продолжала я. Нет, определенно, нам просто исключительно повезло.

Антар с недовольным или, может быть, озадаченным видом покачал головой.

– Здесь слишком хорошо, – заявил он. Вот тебе раз! Ну, ничем на него не угодишь.

– Что тебе не нравится? – спросила я, блаженно потягивая кокосовое молоко.

Он пожал плечами.

– Не то чтобы не нравится, а как-то… странно. К примеру, почему тут комаров нет? И крыс. Вспомни, как они досаждали нам дома. В глубине острова наверняка самые настоящие джунгли и, значит, много болотистых мест. Тут должна быть прорва комаров, и, конечно, с голодухи они сразу же накинулись бы на нас. А между тем, смотри – ни одного.

– Ну, не знаю… – Страх перед неизвестностью почти покинул меня. От длительного блуждания по острову и сытной еды я слегка посоловела. Во всяком случае, судьба здешних комаров меня в данный момент ничуть не волновала. Может быть, перемерли. Скажем, когда случилась Беда. Или просто от голода; тут ведь животных совсем мало.

– Ну, мало ни мало, но все же они есть. Кстати, вот и еще вопрос: почему здесь нет даже диких кабанов? Я не слышал их фырканья, не видел ни помета, ни следов.

– Во-первых, это не факт, что их нет. Что им на берегу-то делать? Может, бродят себе в лесу, – не слишком уверенно возразила я. Мне казалось, что Антар просто капризничает, и я не понимала, почему. А что касается комаров… Ясное дело, существует какая-то причина, почему их нет. Может, вода для них неподходящая или еще что-нибудь… Но нам-то какая разница? Лично меня совсем не огорчает, что тут нет комаров. Признаюсь тебе, я даже этому рада. Кстати, ты заметил, что на острове растет миро?

– Нет, – коротко ответил Антар.

Вид у него был совершенно отсутствующий – видно, продолжал ломать голову над тем, почему здесь нет комаров. Или крыс. Или, на худой конец, кабанов. В отличие от Антара, я сразу же обратила внимание на миро, потому что его древесина очень ценится как материал для строительства домов и других поделок. Она достаточно твердая и сохраняется долго. У нас дома миро растет только в одном, труднодоступном месте, а здесь я уже видела целую группу этих деревьев совсем недалеко от края леса. Но раз Антара миро не волнует… Я обиженно замолчала. Спустя некоторое время он очнулся.

– Говоришь, тут растет миро? А, ну да, это, конечно, хорошо, – однако тон у него был какой-то… безразличный. Он тряхнул головой. Ладно, ты, наверно, права. Все это пустяки. Но я не успокоюсь до тех пор, пока не обшарю весь остров.

– А что, если сначала залезть на гору и осмотреть его в бинокль? Может, тут есть тропинки и прогалины, которые снизу не так заметны.

– Да, я уже и сам думал об этом.

Мы еще немного поговорили о том, о сем – не о комарах и крысах, слава богу.

Солнце медленно опускалось в море, на небе проступали крупные, яркие звезды. Дул легкий, приятный ветерок. Где-то в чаще громко вскрикнула птица, ей тут же протяжно ответила другая.

Мне было на удивление хорошо. Хотя, если поразмыслить, то удивляться особенно нечему. Всего день назад я стояла на пороге смерти, и вдруг – такое чудесное избавление от всех бед.

У меня, конечно, сердце сжималось каждый раз, когда я вспоминала о родных, но наша разлука пока длилась недолго, и, наверно, по-настоящему соскучиться еще просто времени не было.

Понимала я и то, что здесь нам придется столкнуться с множеством проблем, но все они казались не такими уж страшными по сравнению с главным: мы были живы, здоровы и свободны.

Никаких Пауков, надо же! Никакого страха, что скажешь, сделаешь или даже подумаешь что-нибудь не то. Нарушишь запрет, не туда посмотришь, недостаточно быстро уберешься с дороги, ошибешься, выполняя очередное распоряжение.

Только сейчас я поняла, как сильно страх наказания за невольную провинность – потому что сознательно я всегда стремилась как можно лучше выполнять все их приказания – с самого детства давил даже на меня, а ведь я в общем и целом всегда относилась к Паукам совсем не плохо. Не осуждала их, просто принимала как данность. Не ненавидела, хотя и не любила; однако уважала. Но все равно – одно дело следить за каждым своим шагом, пусть даже почти подсознательно, и совсем другое быть полностью предоставленной самой себе. Совершенно непривычное, но удивительно приятное ощущение.

И мало того; судьба преподнесла нам еще один подарок – привела не куда-нибудь, а в этот прекрасный, тихий, поистине благословенный уголок.

Что же касается проблем, то… Разве бывает, чтобы их не было? И если уж на то пошло, что за жизнь совсем без проблем? Вот Антар, к примеру – тоже проблема. Для меня, по крайней мере. Почувствовав, как вспыхнули щеки, я достала из кармана слегка привядшие темно-зеленые листья калидулы, которые нарвала во время сегодняшних блужданий по острову, и принялась жевать их. Во рту мгновенно скопился слегка горьковатый, терпкий сок, и я запила его кокосовым молоком. Антар лежал, откинувшись на спину, и, похоже, ничего не заметил. Интересно, ему известно назначение калидулы?

Да, у меня настроение было прекрасное, а вот об Антаре я бы этого не сказала. Слишком хорошо, надо же! Разве бывает "слишком" хорошо?

Мне подумалось, что он, наверно, просто слегка разочарован. Он же у нас путешественник, "бродяга". Достаточно вспомнить, каким взглядом он пожирал этот остров, когда еще дома изучал его в бинокль. Не знаю уж, что он надеялся тут найти, но, скорее всего, что-нибудь поинтереснее просто еще одного самого обыкновенного клочка суши, только меньшего размера. На котором – вот горе-то! – даже комаров и крыс нет.

 

– 3

На этот раз мы не стали забираться в дупло, а легли спать в каноэ, постелив на одну всю свою одежду. Что бы там Антар ни говорил, но сегодня ни он, ни я страха не испытывали.

Он повернулся ко мне спиной и заснул почти сразу же, а я лежала и обдумывала свою проблему. Ту самую, которая так и называлась – "Антар". Впервые я осознала ее наличие еще вчера, но тогда мне с легкостью удалось отмахнуться от нее; не до того было. Хотя неспокойное ощущение ожидания или, точнее, предвкушения, и вызванная им внутренняя дрожь время от времени охватывали меня, казалось бы, ни с того, ни с сего. И сегодня днем, по мере того, как становилось ясно, что, скорее всего, на острове мы одни, и утихало беспокойство, моя "проблема" всплывала в сознании снова и снова, с каждым разом все настойчивее. Я вспомнила, как обрадовалась, увидев, что здесь тоже растет калидула, и почувствовала, как снова заполыхали щеки.

Проблема состояла вот в чем: я должна была решить для себя, можем ли мы с Антаром жить как муж с женой, несмотря на то, что наш брак не освящен церковью? И, не исключено, никогда не будет освящен. Я знала, чувствовала, что решать нужно именно мне – Антар не пойдет против моего желания, не станет настаивать и, уж конечно, не станет добиваться своего силой. Дома такой вопрос даже не возник бы, а если бы и возник, то ответ на него был бы один: конечно, нет. Точно так же эта проблема разрешилась бы сама собой, если бы на острове не росла калидула; или, по крайней мере, в этом случае ее решение отложилось бы на некоторое время. Но то дома, а то здесь… Здесь – совсем другое дело, и я не только понимала умом, но и всем своим существом остро ощущала это. За последние дни мы с Антаром находились в таком тесном физическом контакте, какого никогда не бывало прежде. Ну, а как иначе, если приходится спать в одной пещере, одном дупле, одной лодке? Что же удивительного, если даже меня охватывал жар, когда я оказывалась прижата к нему или когда, к примеру, сегодня утром проснулась и обнаружила, что его рука лежит у меня на груди?

На этом острове мы с ним были как Адам и Ева; и, точно так же, как они, не имели выбора. Хотя теперь, положа руку на сердце, я готова была признаться сама себе, что свой выбор я уже сделала. Антар – хороший парень и надежный друг; немножко самоуверенный, немножко взбалмошный, немножко непоседливый, но все это пустяки. И он такой красивый, и сильный, и…

Собственно говоря, никакой проблемы не существовало. Или, точнее, я ее уже решила. Сегодня днем, когда сорвала и спрятала в карман листья калидулы. Все наши женщины жуют калидулу, если не хотят забеременеть. А то, что с детьми пока следует подождать, сомнений не вызывало. Для начала нужно построить хотя бы дом.

Я прижалась к спине Антара, чувствуя странное, непривычное томление во всем теле. Очень приятное, очень, но в то же время как будто и тягостное; оно будоражило, не давало погрузиться в сон, порождало яркие и, что греха таить, не слишком скромные образы. Я никак не могла спокойно улечься. То что-то впивалось в бок, то голова неудобно заваливалась. Но больше всего мешал уснуть жар, исходящий от лежащего рядом тела.

Господи, прости меня, взмолилась я и попыталась отодвинуться от Антара, чувствуя себя совершенно разбитой и измученной. Может быть, правильнее было бы занять более жесткую позицию, сказать "нет" и себе, и ему, но я знала, что не смогу. Да, господи, каюсь, это выше моих сил. Зачем обманывать себя? Против природы ведь не пойдешь, верно? И… И, может быть, это не такой уж большой грех, господи? Ведь мы же не виноваты, что здесь нет священника. Но клянусь тебе, господи, что да, я хочу взять в мужья этого человека и обещаю любить и заботиться о нем всю свою жизнь, в счастье и горести, пока смерть не разлучит нас…

– Что ты там бормочешь и вертишься, точно юла? – внезапно глухо спросил Антар и резко повернулся ко мне. Выходит, он вовсе и не спал. Я почувствовала, как сердце подскочило и теперь билось где-то у самого горла. Может, ты ответишь мне, наконец, да или нет?

– Да, Антар, да… Ах, Антар…

Я увидела отблеск лунного света в его широко распахнутых глазах. Он обнял и притянул меня к себе. Слегка шероховатые пальцы погладили шею, опустились ниже, проникли в вырез рубашки. И вот уже они ласкают мою грудь, а губы, жаркие, чуть влажные, пахнущие кокосом, скользят по щеке, нащупывая рот. Внезапно у меня внутри словно рухнула какая-то плотина, в образовавшуюся брешь свободно ринулся и все затопил сверкающий, яростный поток. Я почувствовала, что именно этого ждала весь долгий сегодняшний день, и сейчас таяла, растворялась в объятиях, по которым так тосковало тело. Падала, падала в бездонную глубину, ничего не видя и слыша лишь глухой стук собственного сердца…

 

– 4

– Ну, я же говорил! – воскликнул Антар. Слишком гладко все шло. Так не бывает.

Мы только что поднялись на вершину горы и сейчас стояли, оглядываясь. Гора была сложена из светло-серого, почти белого камня; до сих пор мне не приходилось видеть ничего подобного.

Взбираясь, в одном месте я ухватилась за кустик и нечаянно выдернула его вместе с куском породы; она даже слегка искрилась на изломе. Гора сплошь заросла кустарником и цветами, густым ароматом которых был напоен свежий утренний воздух. Кругом порхали бабочки, деловито гудели пчелы, стрекоча крыльями, стремительно проносились стрекозы. При ближайшем рассмотрении здешние насекомые оказались немного мельче, чем у нас на острове. Они выглядели непривычно и поэтому странно. Интересно, в чем тут дело? Может быть, действительно между этим островом и нашим есть какая-то незаметная на первый взгляд разница в условиях, под воздействием которых одни насекомые не дорастают до нормальных размеров, а другие, вообще, вымерли, как те самые комары, о которых вчера так скучал Антар?

Цветов тут росло великое множество, и мелких, и крупных, и известных, и совсем незнакомых. В особенности много было таких, которых я уж точно никогда не видела прежде: высокий, лишенный листьев серебристый стебель и такой же цветок, похожий на большой плоский зонтик, усыпанный крошечными шипами. По мере того, как солнце поднималось все выше, эти шипы выдвигались наружу и раскрывались, образуя новые зонтики, только меньшего размера, с новыми шипами, совсем уж крошечными, которые тоже распускались. Не цветок, а прямо миниатюрное дерево какое-то, очень красивое и необычное. Эти цветы росли буквально по всей горе, их головки все время поворачивались в сторону солнца.

Сверху казалось, что гора покрыта пестрым ковром, а прямо от ее подножья расстилался, уходя к горизонту, еще один, глубокого темно-синего цвета, с золотисто-розовыми бликами там, где на воду падал солнечный свет. Внезапно из кустов чуть пониже площадки, на которой мы сейчас стояли, выпорхнула большая серая птица с длинным черным клювом, расправила крылья, взмыла вверх и медленно поплыла над нашими головами в сторону моря. Все вокруг дышало покоем и выглядело так красиво, что у меня сердце замерло от восхищения.

Мы поднялись наверх по тропинке, которая вилась вокруг горы и, безусловно, была протоптана людьми. В некоторых местах сохранились даже остатки вырубленных когда-то ступеней, однако чувствовалось, что вот уже много, много лет здесь никто не ходил. Сверху весь остров был виден как на ладони.

Деревья в его центральной части, оказывается, образовывали не сплошной массив, как это выглядело снизу, а кольцо неправильной формы, хотя и довольно широкое. Чем дальше от края, тем реже становились заросли, а вся середина острова и вовсе представляла собой несколько покрытых высокой травой полян, отделенных друг от друга лишь небольшими скоплениями деревьев. Некоторые поляны были поменьше, другие побольше, но на всех из высокой травы группами и поодиночке выглядывали те же самые серебристые цветы на тонких ножках. На одной поляне поблескивало второе озеро, на другой лежали два больших серых валуна. Никаких признаков человеческого жилья, как и предполагалось. Все тихо, спокойно.

– В чем дело? – спросила я у Антара. Он сдернул с шеи плетеный шнурок, на котором висел бинокль, и протянул его мне, тыча пальцем в сторону поляны с валунами.

– Вон, вон, посмотри туда!

То, что издали выглядело как два очень больших валуна, оказалось развалинами серого здания! Рухнувшее на крышу огромное дерево раскололо его почти пополам, но когда-то оно явно было четырехугольным и одноэтажным, с ровной плоской крышей. Сейчас на ней там и здесь росли пучки травы, между которыми торчали какие-то непонятные металлические штуки. В глаза бросалась лежащая на боку очень большая блестящая… не знаю, как сказать… миска, что ли? Вряд ли это на самом деле была миска, разве что из нее ели великаны, но по форме этот предмет выглядел именно так. На месте разлома края крыши сильно наклонились вовнутрь, и через брешь пробивались к солнечному свету буйные побеги; это, видимо, проросло упавшее дерево.

Трава вокруг здания поднималась так густо и высоко, что только в бинокль можно было разглядеть на обращенной к нам стене несколько темных прямоугольных отверстий.

Одно начиналось от самой земли и было довольно высоким и широким. Остальные, поменьше, цепочкой тянулись вдоль здания на одной высоте. Судя по всему, это были дверь и окна.

В некоторых отверстиях меньшего размера что-то поблескивало; стекла, надо полагать. Сейчас в наших домах стекол нет, но когда-то они, безусловно, были. Несколько осколков этого хрупкого, но вместе с тем твердого и совершенно прозрачного материала хранятся в Доме Удивительных Вещей.

В темной глубине окон проступали очертания каких-то предметов, но рассмотреть подробности никак не удавалось, да и трава мешала. Все выглядело так, точно здесь тоже бог знает сколько времени не ступала нога человека.

– Ну и что? – сказала я – Что такого удивительного в том, что давным-давно на этом острове тоже жили люди? Как известно, были времена, когда они обитали по всей Земле. Но сейчас-то… Сейчас здесь, по-моему, никого нет.

– Это еще как сказать, – Антар уже снова выхватил у меня бинокль и приник к нему. Ну ладно, пошли, посмотрим все поближе. Хотя нет, постой. Глянь-ка вон туда, – на этот раз он ткнул рукой в сторону моря.

Я знала, что он имел в виду. Еще один остров находился так близко, что был виден даже невооруженным глазом.

Бинокль позволял рассмотреть некоторые подробности. Остров выглядел совсем небольшим и гораздо менее гостеприимным, чем тот, где мы сейчас находились. Фактически, он представлял собой лишь россыпь высоких, неприступных скал, над которыми белым облаком парили птицы. Ни берега, к которому можно причалить, ни даже хоть какой-нибудь зелени.

– В крайнем случае, если здесь что-то пойдет не так, то переберемся туда, – заявил Антар.

Я насмешливо фыркнула.

– Разве что у нас вырастут крылья. И потом, с какой стати ты все время каркаешь? Почему непременно здесь что-то пойдет не так?

– Ничего я не каркаю, а просто… В общем, береженого и бог бережет, как известно, – ответил он. Ну что, спускаемся?

– Ты хочешь подойти к развалинам дома? Он кивнул.

– А мы не потеряем дорогу?

– Вон большое дерево, видишь? Кривое такое. Между ним и первой поляной полоска леса самая узкая. Он оглянулся, глядя в небо. Если от этого дерева идти так, чтобы солнце все время оставалось за спиной, как раз на поляну и выйдем. А там уже недалеко и все хорошо просматривается. Только давай, открой глаза пошире и будь настороже.

– Слушаюсь, мой господин, – ответила я и поклонилась; в шутку, конечно.

Антар покачал головой, а потом не выдержал и широко улыбнулся.

 

– 5

Расстояние до ближайшей поляны и в самом деле оказалось невелико, но когда мы преодолели его, солнце уже стояло прямо над нашими головами. По дороге Антар делал зарубки на деревьях и в некоторых местах даже растаскивал завалы, чтобы легче было возвращаться. Увитые лианами и ползучими растениями деревья стояли очень плотно, путь то и дело преграждали упавшие стволы, внизу густо рос подлесок.

Очень похоже на наши джунгли, только здесь почему-то было гораздо суше. По сторонам несколько раз мелькали небольшие животные, и, конечно, в густом сплетении ветвей наверху без конца гомонили птицы. В одном месте наш путь пересекла вереница серых муравьев.

Они тоже были чуть меньше, по сравнению с теми, которые обитали дома. Наши доставали мне до колена, а эти были размером всего лишь со ступню. Муравьи не обратили на нас никакого внимания, деловито шествуя друг за другом по своим делам.

На поляне трава вымахала высотой в человеческий рост, а венчики серебристых цветов поднимались еще выше и тоже были повернуты в сторону солнца. Трава оказалась на удивление мягкой, шелковистой и чем-то напоминала водоросли. На нашем острове такая не растет – там трава, как правило, жесткая и колючая, даже в том случае, когда очень высокая.

Хорошо, что, прежде чем отправиться дальше, мы обошли поляну по кругу, иначе могли бы и не заметить, что в одном месте по земле тянется широкая темная полоса. Я присела на корточки, внимательно разглядывая ее. Она казалась искусственной, сделанной из очень странного материала. Я отломила кусок.

Он блестел на изломе зеркальной чернотой и, нагревшись на солнце, мялся в пальцах, точно очень хорошая, мягкая глина. Может, это вправду какая-то особенная здешняя глина? Во многих местах гладкая черная поверхность растрескалась, но кое-где все еще оставалась ровной. Удивительно ровной – как тщательно выскобленный и отполированный стол, только что черный. Из трещин бурно пробивалась трава.

– Дорога, – уверенно заявил Антар. Вот по ней и пойдем.

На его лице застыло выражение нетерпеливого ожидания, в глазах полыхал огонек азарта – точно у крыса, выдрессированного охотиться на кабанов и почуявшего добычу. Похоже, его разочарование начало таять, когда стало ясно, что и здесь есть что исследовать.

Дорога или, точнее, то, что от нее осталось, тянулась прямо как стрела и довольно скоро привела нас к развалинам здания. Мы обошли их кругом, чтобы еще раз убедиться, что там никого нет. Антар почему-то больше всего опасался, что внутри могли затаиться Пауки, но полотнища их паутины мы так или иначе непременно заметили бы. Да и с какой стати стали бы они от нас прятаться? По-моему, Антар и сам уже не верил в то, что здесь кто-то обитает, просто перестраховывался.

После того, как мы совершили полный обход, никаких сомнений не осталось – здание было покинуто очень, очень давно.

Дерево, разрубившее его почти пополам, упало справа от дверного проема, который от этого слегка перекосился. Он, конечно, очень мало походил на наши двери. Широкое и высокое прямоугольное отверстие наполовину прикрывала гладкая металлическая пластина почти в точности такого же размера, как оно само, часть которой скрывалась в узком вертикальном пазу в стене. Очевидно, эта странная дверь именно так закрывалась и открывалась – выдвигаясь из стены или уходя в нее. Все было сделано очень ровно, гладко. Антар попробовал расширить отверстие, нажав на выдвигающуюся часть двери, но она не поддавалась.

Открытый проем был достаточно широк, чтобы сквозь него можно было пройти внутрь, но сразу за ним лежал большой пласт обвалившейся крыши.

Он представлял собой огромную груду рыхлого вещества с торчащими из него искореженными металлическими планками. Вещество было серовато-белого цвета и на ощупь походило на песок.

Мы не стали ломиться через эту преграду, а заглянули в расположенное слева от дверного проема окно. Потолок в этом помещении угрожающе накренился, часть примыкающей к двери стены обвалилась. Зато следующая комната оказалась почти нетронута. Крыша над ней уцелела, только стена, обращенная к упавшему дереву, пошла небольшими трещинами. Стекла в окне не было, если не считать нескольких осколков, застрявших по краям, которые Антар осторожно вынул. Располагалось окно не очень высоко и мы безо всяких затруднений проникли внутрь.

Все в этом доме выглядело странно, и снаружи, и внутри. Странно – в смысле, не так, как мы привыкли, не так, как выглядели наши дома.

Конечно, это здание построили еще до того, как случилась Беда, в эпоху, о которой я могла судить лишь по обрывочным, смутным рассказам и немногочисленным книгам. В эпоху, которую я воспринимала почти как сказку, и вот сейчас внезапно как бы попала в нее, оказалась в заколдованном замке, в месте, где время остановилось. Это было удивительное ощущение.

Все, все здесь поражало взгляд и вызывало уйму вопросов. Даже то, что было похоже на наши предметы утвари, выглядело совершенно иначе. Чего стоили хотя бы неправдоподобно ровные стены и потолок, вроде бы не деревянные, каменные, но замазанные или закрашенные чем-то так умело, что не было заметно никаких стыков между камнями.

Или взять хотя бы пол. В наших домах он глинобитный, спрессованный почти до каменной твердости, и сверху, как правило, прикрыт плетеными циновками.

Здесь же пол был такой же ровный, как потолок и стены, и покрыт рисунком в виде серых и зеленых квадратов.

В углу стояло низкое четырехугольное сооружение, на первый взгляд сделанное из серого пористого камня. Однако, пощупав его рукой, я убедилась, что оно мягкое, упругое и немного напоминает губку. Когда-то, по-видимому, оно было обтянуто гладким и мягким черным материалом, похожим на очень тонкую, хорошо выделанную кожу, но сейчас от него остались лишь лохмотья.

Антар высказал предположение, что это кровать; или, во всяком случае, что-то вроде нее. Поколебавшись, я села, а потом и легла на поверхность, которая ощущалась как очень ровная и слегка пружинистая. Может быть, Антар и прав. У нас тоже постели зачастую представляют собой просто примыкающий к стене четырехугольный выступ на полу. Обычно его делают из глины, а сверху для мягкости кладут матрац, набитый сеном или даже птичьими перьями.

Дети, как правило, спят именно на таких лежанках, и только у родителей или стариков постели деревянные, да еще у младенцев люльки.

Наши глиняные лежанки вовсе не плохи, это я знаю по собственному опыту, потому что дома сама спала на такой, и все же эта была несравненно удобнее. Просторнее, мягче. И, вдобавок, никакой возни с матрацем, который часто бывает то слишком мягкий, то слишком жесткий и который, к тому же, нужно то и дело переворачивать и перетряхивать.

Антара, однако, постель не слишком заинтересовала; едва он оказался внутри, как его взгляд приковал к себе огромный, висящий на стене экран. Я была уверена, что эта штука называется именно так – в одной из книг, не помню уж в какой, описывалось что-то похожее – и тут же сообщила Антару об этом.

Экран представлял собой очень большую, очень тонкую четырехугольную коробку из странного непрозрачного стекла; или, может быть, стеклом она была покрыта только снаружи. Я помнила и для чего такие экраны предназначались – на их матовой сероватой поверхности возникали разные изображения. Антар просто прилип к экрану, рассматривал его, гладил, пытался отколупнуть кусочек от ровной поверхности и, по-моему, даже нюхал и лизал.

Еще в комнате валялись три стула, все разных оттенков зеленого, от совсем светлого до глубокого, изумрудного; уже сами по себе цвета поражали. Чем-то эти стулья напомнили мне шляпку из Дома Удивительных Вещей. Казалось, они состояли не из отдельных деталей, соединенных непонятно чем и как, а появились на свет целиком в своем окончательном виде. Сделанные из неизвестного твердого материала, они имели странную форму и оказались на удивление легкими. По правде говоря, в то, что это стулья, верилось с трудом, слишком уж необычно они выглядели, но, поразмыслив, я пришла к выводу, что ничем другим они быть не могли. Присев на один из них, я окончательно убедилась в этом, после чего подняла и поставила их в ряд вдоль стены.

– Вот это да! – восторженно сказал Антар. Он уже отлепился от экрана и теперь вертел в руке плоскую черную коробочку с небольшими выпуклостями на одной стороне, расположенными правильными рядами. Они, кажется, называются… Ну да, кнопки! – Жаль, что все эти штуки не работают. Но ничего, все равно здорово, правда? А может, они еще и заработают, как ты думаешь? Может, они просто… ну, как это?

– Выключены? – подсказала я и добавила, не удержавшись. Читать надо больше.

– Вот-вот, выключены. Что ты там нашла? Сидя на стуле, я заметила у самой стены что-то маленькое, поблескивающее. Наклонилась и выудила оттуда еще одну коробочку, совсем небольшую, тоже плоскую, но, в отличие от найденной Антаром, ярко красную.

На блестящей поверхности проступали словно вплавленные в нее черные буквы. Стерев пыль, я смогла разглядеть их совершенно отчетливо и попыталась прочесть. И мне это удалось! "Светлячок", вот что там было написано.

– Светлячок? При чем тут светлячок? – воскликнул Антар, когда я почему-то по слогам прочла это слово.

Действительно, странно.

В наших лесах обитают светлячки; это насекомые размером с мою ладонь, которые в темноте светятся бледно-зеленым или бледно-голубым. Некоторые даже держат их дома – для ночного освещения. У нас, к примеру, всегда живут десятка два-три. Когда темно, они почему-то забираются на полоток и ползают по нему. Светлячки очень неприхотливы и едят всякую зелень. К сожалению, они очень недолговечны. Но интересно, что общего между ними и красной коробочкой? Антар выхватил ее у меня и принялся вертеть и разглядывать.

– О, смотри-ка!

В верхней части коробочки было небольшое ребристое колесико. Антар несколько раз крутанул его большим пальцем и вдруг рядом с ним возник крошечный огонек. Мы потрясенно уставились на него. Антар отпустил колесико – огонек погас. Крутанул снова – и снова огонек вспыхнул. Подумать только! Эта штука пролежала тут столько лет – и все равно работала. Вот так Светлячок!

Антар, как завороженный, продолжать щелкать колесиком.

– Теперь понятно, почему эта штука так называется. Ты представляешь, что она значит для нас? – я кивнула, и он бережно спрятал Светлячок в карман. Как думаешь, она вечная или все-таки нет? Ого, а это что такое?

 

– 6

Всего в доме оказалось шесть небольших комнат. Две из них из-за рухнувшего дерева пострадали довольно сильно, но остальные сохранились хорошо. Правда, в одну мы так и не попали, просто не сумели войти туда; дверь никак не желала открываться, и окно уцелело, не разбивать же его? Между комнатами двери отсутствовали, все они выходили во что-то вроде длинной галереи, которая тянулась вдоль всего здания.

Невозможно перечислить все то удивительное, что мы обнаружили даже при первом, самом беглом осмотре. Лично меня больше всего заинтересовали книги, хотя их, к сожалению, оказалось совсем немного, и к тому же в большинстве своем они были безнадежно испорчены. Собственно говоря, более или менее хорошо сохранились только три, которые прикрыл собой упавший на них ящик, сделанный из того же материала, что и стулья, и нагруженный блестящими кристаллами явно не природного происхождения. Очень красивые сами по себе, совершенно одинаковые по размерам и форме, они отличались лишь цветом и буквами, начертанными на одной из граней.

Еще меня просто приворожило висящее на стене длинное овальное зеркало. У нас в музее было одно, совсем маленькое, круглое, в желтоватой металлической оправе и с ручкой сбоку.

От времени оно потускнело и покрылось темными пятнышками, так что разглядеть в него удавалось разве что глаз или еще какую-нибудь небольшую часть лица и то не слишком отчетливо. Конечно, увидеть свое отражение можно на поверхности моря, когда оно лежит тихое, спокойное – как "зеркало". Но так, как сейчас – в полный рост, отчетливо и со всеми деталями – я не видела себя никогда.

Меня так и тянуло к зеркалу, я возвращалась к нему снова и снова. Странно. Мне казалось, что я выгляжу несколько иначе. Что я худее, что волосы у меня не такие светлые, нос не так легкомысленно вздернут, а губы не такие пухлые, точно у маленькой девочки. В целом девушка, которая таращилась на меня из зеркала – невысокая, не худая и не толстая, с неяркими голубыми глазами и круглым, слегка глуповатым лицом – выглядела, по-моему, неплохо, но все никак не верилось, что это действительно я.

Антар же в зеркало лишь глянул и тут же отвернулся; зато его просто с ума сводили всякие технические штуки, которых тут оказалось множество.

В общем, опомнились мы, лишь заметив, что в комнатах стало заметно темнее.

– Что будем делать? – спросил Антар. Он подошел к окну, выглянул в него и потянулся. Есть хочется.

Только тут я тоже почувствовала, что зверски проголодалась.

– А что ты предлагаешь? – спросила я.

– Я предлагаю обосноваться прямо здесь. Такой дом нам даже и не снился, а то, что он немного разрушен… Это пустяки, это дело поправимое. Прорубим хорошую просеку на поляну, приведем тут все в порядок. Но… – Антар с сожалением оглянулся, – не сейчас и даже не сегодня. Сейчас, – он снова выглянул в окно, – нужно вернуться на берег, пока не стемнело. У меня там пара ловушек на лангуст поставлены. Костер разведем… – он достал из кармана Светлячок и щелкнул им, зачарованно глядя на огонек.

– Но завтра прямо с утра перетащим вещи и начнем тут разбираться, ладно? Столько всего интересного…

Антар кивнул.

Уходить, бросив все эти сокровища, ужасно не хотелось, однако он, несомненно, был прав. Практичный у меня муж, ничего не скажешь. Думать так о Антаре было ужасно непривычно, но приятно. Снова вспыхнув – и когда это кончится, право? Ведь я не дитя; теперь-то уж точно не дитя – я вспомнила, что даже думать забыла о калидуле, а ведь жевать ее нужно каждый день, без единого перерыва.

– Пошли! – сказала я и полезла в окно.

 

– 7

Вечером следующего дня мы сидели с Антаром на поляне рядом с нашим новым домом. Вещи мы уже перетащили, а каноэ надежно спрятали. Теперь через лес на поляну вела более-менее удобная тропа, а дорога, протянувшаяся, как выяснилось, через все поляны, была расчищена. Небо в этот день хмурилось, но дождь так и не начался. Серебристые цветы на длинных стеблях – про себя я решила, что буду называть их "серебрянками" – сегодня стояли со сложенными зонтиками, и это делало их похожими на копья. Мне они очень нравились, и я попыталась сорвать один, но ничего не получилось. Стебель оказался на редкость прочным; он гнулся, но не ломался, сколько я ни билась. В конце концов цветок повис, свесив головку. Антар уже сложил рядом с домом очаг, пока временный, и мы только что поели. На этот раз он поймал и освежевал небольшого зверька, а я собрала десятка два устриц. Ну, и еще бананы, и апельсины, и, конечно, кокосовое молоко. Отсутствием аппетита ни я, ни Антар не страдали.

Оба мы изрядно устали и поэтому сейчас просто сидели рядом с домом, изучая каждый свою "добычу". Я разглядывала посуду, которую сумела обнаружить в доме. Ее оказалось на удивление мало. Интересно, из чего же ели те, кто жил здесь? Неужели они делали это по очереди? И сколько их тут было? Если судить по числу постелей, то пять, но как-то не верилось, что в таком большом доме жило всего пять человек. А из посуды мы нашли лишь одну миску, две чашки, ложку и вилку; даже ножа у них не нашлось. Но зато какая это оказалась посуда!

Чашки были из прозрачного цветного стекла, одна розовая, другая фиолетовая; тонкие, аккуратные – не чета нашим кривобоким глиняным кружкам. И очень прочные; я нечаянно уронила одну на камни, которые Антар принес для очага, но она не разбилась.

А миска была бледно-голубая, довольно глубокая, тоже очень тонкая и легкая, сделанная, как мне показалось, из того же материала, что и разноцветные стулья, которые мы нашли почти во всех комнатах. У нас мисками служили, в основном, половинки скорлупы кокосовых орехов. Ну, и еще некоторые умельцы вырезали миски из дерева, но ни в какое сравнение с этой их изделия не шли. Я поглядела миску на свет, и возникло впечатление, что на ее гладких округлых боках проступают какие-то узоры. Не знаю уж, что мне вздумалось, но я налила в нее немного воды, и рисунок стал виден совершенно отчетливо. Это оказались крошечные разноцветные рыбки, из удивленно раскрытых ртов которых поднимались пузырьки воздуха. Стоило вылить воду, и они сначала поблекли, а потом и вовсе исчезли.

– Смотри, Антар, эта миска с секретом, – окликнула я его.

Он сидел рядом, изучая небольшой черный ящик, на поверхности которого выступали круглые разноцветные кнопки. Под каждой были нарисованы блестящие серебряные буквы, но нам они ни о чем не говорили.

Еще там имелись какие-то непонятные отверстия и несколько тонких, стоящих торчком металлических столбиков.

Они уходили вглубь, если на них надавить, а при повторном надавливании возвращались в прежнее положение. Сбоку в ящике виднелось небольшое отверстие, затянутое тонкой пленкой; стоило ткнуть в нее пальцем, и края расходились, пропуская его.

Рядом с этим отверстием в круглом зеленом окошке слабо светился зеленый огонек. Мы уже раньше вместе с Антаром и так, и эдак вертели и разглядывали этот ящик, но Антар все никак не мог "наиграться".

Когда я окликнула его, чтобы показать миску, он с отсутствующим видом повернул голову в мою сторону и… замер, точно окаменел.

– Что такое? – спросила я.

Он приложил к губам палец. И тут я тоже услышала голоса. Сердце заколотилось как бешеное, по спине пробежал озноб страха.

Голоса доносились с противоположной стороны поляны и поначалу звучали неразборчиво. Я застыла, вслушиваясь и вглядываясь.

Может быть, показалось? Но нет, никаких сомнений. Вскоре отчетливо стали слышны женский смех и низкий мужской голос, который горячо и сердито, а может быть, просто взволнованно говорил что-то. Антар еле заметно кивнул мне на окно; я вскочила и юркнула в комнату. Он, точно змея, быстро и бесшумно последовал за мной. Это, конечно, было не слишком надежное убежище, но что еще нам оставалось? В руке у Антара мгновенно оказался нож.

Надеясь, что сгустившийся в комнате полумрак скроет нас, мы присели на корточки и вытянули шеи, приподняв головы ровно настолько, чтобы можно было видеть происходящее на поляне. Направляясь прямо к дому, по ней шли двое. Стройная, худощавая, смуглая женщина, с распущенными по плечам темными волосами, в простой черной рубашке без рукавов и длинной голубой юбке. Несмотря на всю серьезность момента, я не могла не отметить, как красиво она двигалась и как необычно выглядела ее одежда. Высокий, плечистый мужчина, одетый в штаны и рубашку с длинными рукавами, и то, и другое удивительного цвета – блекло-зеленого с разноцветными пятнами, желтыми, коричневыми и черными. Его рыжеватые волосы были растрепаны, на грубо вылепленном, сильном лице блуждала, как мне показалось, растерянная улыбка.

Посреди поляны они остановились, повернувшись друг к другу.

– Спасибо тебе, Ларри, – сказала женщина низким грудным голосом. Теперь каждое слово доносилось совершенно отчетливо. Говор у нее был какой-то чудной, но я все понимала. Это был замечательный день. Я его никогда не забуду.

Мужчина протянул руку – и на запястье стал виден большой круглый предмет, прикрепленный к ремешку; наверно, что-то вроде браслета – и провел пальцами по ее волосам.

– Когда ты приедешь снова, Карина? – спросил он чуть хрипловатым голосом.

Я смотрела во все глаза и… ничего не понимала. Судя по всему, мы присутствовали при том, что наша Сара называет любовной сценой. Она чуть не через раз так и говорит, собираясь читать очередную главу своего бесконечного романа: "Сегодня будет любовная сцена". Да и в книжках подобные описания попадаются нередко. Но любовная сцена здесь, сейчас? Это казалось, по меньшей мере, странным.

Между тем, те двое на поляне были так увлечены собой, что ничего не замечали вокруг. Ни нас, чьи макушки торчали над подоконником, ни разбросанных около дома вещей. Да откуда вообще они взялись? Наверно, где-то так умело прятались, что мы их до сих пор не заметили. Однако и они, по-видимому, не подозревали о нашем существовании, иначе не держались бы так… непринужденно, да и вообще вряд ли вели бы сейчас подобные беседы.

Женщина не отвечала, неотрывно глядя на мужчину, а потом еле заметно пожала плечами.

Его рука упала.

– Откуда мне знать? – женщина улыбнулась. – Ты же не спрашиваешь дождь, когда он прольется снова? – она грациозно наклонилась и поцеловала его в щеку. – Не скучай.

Потом она круто развернулась – голубая юбка взметнулась и опала, блестящие черные волосы водопадом заструились по спине – и легкой пружинистой походкой пошла обратно, в сторону леса, ни разу не обернувшись. Мужчина некоторое время постоял, глядя ей вслед, а потом неторопливо двинулся к дому, но не прямо, а наискосок, и вскоре исчез из вида. Наверно, скрылся за углом.

Некоторое время мы сидели, ошарашено глядя друг на друга и прислушиваясь. Никаких звуков – только шелест ветвей и птичья перекличка. Ни шагов, ни голосов – ничего. Куда делась женщина? Куда ушел мужчина? Антар снова приложил палец к губам и медленно встал, но я вцепилась в его рубашку. Он покачал головой, показал зажатый в руке нож, другой рукой осторожно расцепил мои пальцы и прошептал еле слышно прямо мне в ухо, так что я почувствовала его дыхание:

– Сиди здесь. Я быстро, только осмотрю все вокруг.

– Нет, нет, я пойду с тобой! – тоже одними губами ответила я. – Вдруг он вернется?

Некоторое время Антар, нахмурив брови, задумчиво рассматривал меня, а потом кивнул. Мы бесшумно выскользнули из дома и двинулись вокруг него, поминутно оглядываясь.

Мужчина как сквозь землю провалился.

Еще днем мы обошли все поляны, но никаких других строений на них не обнаружили. И в лесу ничего настораживающего нам не встретилось. Наверно, плохо искали, проникнувшись уверенностью, что тут никого, кроме нас, нет. Может быть, мужчина залез на дерево и сейчас наблюдает за нами?

Ощущение было ужасно неприятное; казалось, чьи-то взгляды так и буравят спину. Теперь женщина. Может, она уплыла на лодке? Скажем, на тот другой, скалистый остров? Недаром этот Ларри спросил: "Когда ты приедешь снова, Карина?" Ну, это было бы неплохо; по крайней мере, ее в этом случае пока можно было бы сбросить со счета.

Мы не обнаружили никого и ничего, хотя постепенно расширяли круг и в конце концов обшарили не только всю поляну, но и примыкающую к ней часть леса. Скорее всего, мужчина ушел куда-то в глубину острова. Уже было почти совсем темно, и оставалось лишь надеяться, что он нас не заметил и вряд ли станет бродить по лесу ночью. Напряжение в какой-то степени отпустило меня, однако настроение было безнадежно испорчено. Главное, что делать дальше? Мы вернулись к дому, но не стали, как собирались, разжигать около него костер, а сразу залезли в "свою" комнату.

– Сначала у меня была мысль снова переночевать сегодня в лодке, – сказал Антар, – но теперь я думаю, что можно остаться и здесь. До утра, конечно. Потом… – он надолго смолк.

– Что потом? – не выдержала я. – Бежать? Куда? На другой остров? А вдруг там тоже люди?

Не отвечая, Антар встал и пошел к двери, бросив мне через плечо:

– Сиди. Я сейчас.

Комната, которую мы заняли, с моей легкой руки получила название "красной" – в отличие от самой первой, на которую мы наткнулись; ту мы стали называть "синей". В "нашей" комнате узор на полу состоял не из разноцветных квадратов, а из коричневых и алых загогулин, причудливо переплетенных между собой. Широкая кровать все из того же пористого материала здесь была бледно-розового цвета, а единственный стул оранжево-красный. Около кровати стоял не то невысокий шкаф, не то столик с выдвижными ящиками; он был очень красивого темно-вишневого цвета.

Сначала Антар начал стаскивать в эту комнату все, что его интересовало, и быстро завалил половину свободного пространства. Однако когда он разложил какие-то железяки даже на постели, я не выдержала.

– Почему бы тебе не перенести все это в соседнюю комнату? – спросила я. – А то тут скоро не повернешься, да и спать, я чувствую, нам придется на полу.

Он сначала заупрямился, но мне удалось довольно быстро уговорить его. Что мне нравится в моем муже, так это то, что он в состоянии прислушиваться к чужим доводам. И у него нет эдакого упертого желания непременно, во что бы то ни стало настоять на своем – как у моего отца, например.

Чтобы утешить Антара, я сказала, что в стародавние времена мужчина часто имел в доме отдельную комнату, где работал и хранил только свои, лично его интересующие вещи; такие комнаты имели даже особое название – "кабинет".

Сейчас я подумала, что он пошел за чем-то в свой кабинет. И оказалась права. Спустя долгое время Антар вернулся и показал мне предмет, в котором я сразу же распознала оружие. Небольшой цилиндр из серебристого металла, с удобной рукояткой. В ней, как раз под пальцами, видна была круглая кнопка, а на верхней поверхности цилиндра выступала тонкая пластинка. Ее можно было передвигать в щели, из которой она торчала, в три разных положения, помеченные соответственно одной, двумя и тремя черными точками.

Я начала лихорадочно вспоминать, как эта штука называется. Пистолет? Да, наверно. Во всяком случае, очень похоже.

– Что это? – спросила я, хотя уже почти не сомневалась в ответе.

– Сейчас увидишь, – сказал Антар и положил на подоконник камень, который, перегнувшись из окна, подобрал с земли.

Потом он отошел к дальней стене – я, конечно, за ним, как приклеенная – посветил себе Светлячком, переставил торчащую пластинку на одну точку, взял "пистолет" и прицелился. Я схватила его за руку.

– Не надо! Он же, наверно, грохочет.

– Нет, – ответил Антар. – Совершенно никакого шума.

Он снова прицелился в камень, который довольно четко выделялся на фоне светящегося ночного неба, и… Из "пистолета" вырвался тонкий голубой луч и камень просто исчез. Испарился. Был и нету!

– Бластер, – прошептала я, со страхом глядя на этот безобидный с виду и в каком-то смысле даже красивый предмет. – Бластер, вот как это называется.

– Отличная штука, правда? – глаза у Антара сияли, точно звезды. – Теперь буду все время носить с собой этот… как ты говоришь, бластер? Подходящее название.

Он сунул его в сумку у пояса, но тут же снова вытащил. Никакой необходимости в этом не было, но чувствовалось, что ему просто доставляет огромное удовольствие держать бластер в руках, вертеть и разглядывать.

– Зачем? – спросила я. – Еще выстрелит сам… как-нибудь… нечаянно.

– Не выстрелит. Вот, видишь? – он обратил мое внимание на еще одно положение торчащей пластинки, около которого не было ни одной точки. – Вот так он вообще не стреляет. А зачем… Неужели не понятно? Если бы бластер был у меня, когда эти двое тут появились, мы бы сейчас могли ничего не опасаться.

– Ты что… Ты хочешь сказать, что убил бы их? – я была просто потрясена и не скрывала этого. – С какой стати? Они же тебе ничего плохого не сделали!

– А что, нужно было дожидаться, пока сделают? – буркнул Антар, глядя, однако, в сторону.

Мы замолчали; это длилось, казалось, целую вечность. Он – упрямо набычив голову и глядя в пол, а я – не сводя с него взгляда. – Антар, как тебе такое могло даже в голову придти? – спросила я наконец. – Ты же знаешь, что убийство – это ужасный…

– Грех, да, мне это прекрасно известно! Но я не собираюсь всю жизнь бегать и прятаться. То пауки житья не давали, теперь эти откуда-то взялись на наши головы. Я хочу остаться здесь! И если для этого понадобится…

– Антар, ну откуда ты взял, что эти люди непременно нам враги? Они не дикари какие-нибудь, это сразу видно. Может, они обрадуются нам и… И даже научат обращаться со всеми этими удивительными вещами, которые мы тут нашли. Разве тебе не интересно поговорить с ними? Узнать, кто они и откуда?

Он криво улыбнулся.

– Может обрадуются, а может нет. Может научат, а может нет. А может прихлопнут, как комара, или заставят работать на себя. Короче, я рисковать не собираюсь. И с этим… бластером не расстанусь, так и знай.

– Только пообещай, что не будешь сразу открывать стрельбу, а постараешься с ними сначала договориться.

– Конечно. Что я, дурак, сразу стрелять? – он засмеялся, не очень искренне, впрочем, и обнял меня за плечи. – Спать сегодня будем по очереди. Ложись, ты первая.

– А ты что будешь делать? Только не уходи!

– Нет, куда мне сейчас идти? Я… просто рядом полежу, – он притянул меня к себе.

Это, конечно, были пустые слова, и уснули мы нескоро. Вместе.

 

– 8

На следующий день мы с самого утра занялись тем, что обшарили весь остров, но не нашли никаких следов ни женщины, ни мужчины. Оставалось предположить, что они оба уплыли отсюда, то ли вместе, то ли порознь. Однако сколько Антар ни разглядывал в бинокль тот, другой остров, он не заметил на нем ни лодки, ни людей, ни вообще каких-либо признаков того, что там кто-то есть. Все это было, конечно, очень, очень странно. Мне даже пришла в голову одна совершенно дикая мысль, которая, тем не менее, хоть как-то объясняла случившееся. А может быть, и не такая уж дикая?

– Слушай, Антар, а вдруг это были вовсе не люди?

– Кто же тогда? – он удивленно вытаращил глаза.

– Вдруг это были… призраки?

Все знают, что призраки – это серьезно. Если человек умер без покаяния, и никто не прочел над ним заупокойной молитвы, и не похоронил его, и не поставил на могиле крест, то душа такого бедолаги и сама не знает покоя, и живым его не дает. И пока останки не найдут и не похоронят как положено, призрак так и будет являться людям по ночам, звать их, стенать и молить помочь ему обрести желанный покой.

У нас дома, совсем недалеко от города, есть болото, которое теперь так и называют – болото Паки. Несколько лет назад жил в нашем городе такой старикан, все бродил по лесам, тайпанов ловил, хотя вообще-то уже еле ноги таскал. А потом пропал. Когда это случилось, никого из его родных не подвергли неотвратимому наказанию – даже Королева Еста, из гнезда которой он был, понимала, что сбежать такой старый и больной человек никак не мог. Да и зачем? Ему совсем неплохо жилось. Поговаривали, что у них с Королевой Естой были почти дружеские отношения; ей нравилось со стариком в шахматы играть.

Паки искали, но не нашли. А спустя некоторое время его призрак стал по ночам заглядывать в окна своего дома и горько плакать. Семья у них очень большая, одна из его внучек была в то время беременна, и у нее от страха случился выкидыш.

Тогда мужчины всерьез принялись за дело. Стали снова всех расспрашивать, выясняя, кто, где и когда видел Паки в последний раз. Один из его правнуков, шустрый такой мальчишка лет семи, вспомнил, что вроде бы именно в тот день увязался со стариком, и пошли они на болото, он показал на какое. Но потом Паки отослал его домой с уже пойманными тайпанами, а сам остался; очень хорошо охота в тот день шла.

Болото это не слишком большое, но коварное. Когда территория поиска сузилась, старика нашли довольно быстро. Точнее, то, что от него осталось; говорят, только по палке и узнали. А иначе что же? Кости они и есть кости. Палка утонула вместе с ним, а она у него была такая, приметная, с рукояткой в виде ящерицы. Похоронили его, конечно, все сделали честь по чести, только тогда дух бедного Паки и успокоился.

– Может быть, – сказал Антар. – Только что-то не верится. Разве призраки себя так ведут?

Я пожала плечами. Тоже верно. Хотя, с другой стороны, много ли нам известно о призраках?

Так или иначе, это было хоть какое-то объяснение. И поскольку те двое – и никто другой – больше не объявлялись, мы понемногу успокоились. Договорились, что если найдем какие-нибудь останки, то непременно похороним их по-человечески. В глубине души я надеялась, что если вчера и впрямь нам явились призраки, то, может быть, они слышат этот разговор и оставят нас в покое. В надежде, что мы поможем им упокоиться с миром.

Солнце уже стояло высоко, есть хотелось зверски. Еще бы! Вчера мы вообще не ужинали, а сегодня утром лишь слегка перекусили, торопясь начать поиски. Нужно было подзаправиться как следует, и я решила пойти набрать трепангов, а потом запечь их на костре. Вкуснее всего получается, конечно, если обжарить "морские огурцы" в масле, но для этого требуется вместительная посуда, а где она? Да и масла пока не было.

– Ты ведь говорил, что нашел у подножья скалы глину, и обещал сделать горшок, чтобы можно было приготовить что-нибудь горяченькое, – напомнила я Антару.

– Да, да, – рассеянно ответил он. – Ты иди, а я только еще разок пробегу по краю леса и тут же отправлюсь за глиной, – заметив, что я недовольно поджала губы, он добавил. – Будет тебе горшок, не волнуйся. Но согласись – если мы кого-нибудь упустили, то неизвестно еще, понадобится он нам вообще или нет.

– Ох, только вот этого не надо, пожалуйста! – воскликнула я.

– Чего? – он с деланным удивлением округлил глаза.

– Каркать, чего же еще? Ладно, ладно, убедил, – и я с легкой душой – и еще более легким, совершенно пустым желудком – вприпрыжку помчалась к океану.