– Распрощаться? Как это – распрощаться? – Агата словно выросла на пороге. – Что ты, собственно, хочешь этим сказать? – Решительными шагами она вошла в комнату, уселась на край массивного стола Кевина и грозно уставилась на собеседников.

– Боже праведный! – обратилась к потолку Кэти. – Неужели в этой конторе нельзя даже поговорить с глазу на глаз!

– Тебе отлично известны здешние правила, – отрезала Агата. – Ты должна помнить их – ведь ты сама их установила. Если ты хочешь поговорить с кем-то наедине, то закрываешь дверь. Если она открыта, секретов нет. Итак, что ты подразумеваешь под словом «распрощаться»?

Старательно отводя глаза от Агаты, Кэти искоса посмотрела на Кевина и огорченно сморщилась, не обнаружив на его непроницаемом лице ни тени сочувствия.

– Я тоже хотел бы знать, дорогая, что ты имеешь в виду, – глубже усаживаясь в кресле, сказал он.

С трудом проглотив комок в горле, Кэти думала, что же она узнала об этих двоих людях в долгие месяцы совместной борьбы за претворение в жизнь программы «Дом милосердия». В трудных ситуациях Агата мобилизует все внутренние ресурсы и развивает бешеную энергию, а Кевин, наоборот, становится предельно лаконичен и как-то при этом ухитряется обвести всех вокруг пальца и добиться желаемых результатов. Так что теперь, глядя на дергающуюся, как возбужденный терьер, Агату Клемсон и сонного с виду Кевина, она затруднялась сказать, кто же из них опаснее.

– Что же тут непонятного? – пожала она плечами. – Я хочу распрощаться с «Домом милосердия». Уехать. Я чувствую: мне это необходимо. – Она сделала паузу и смущенно повернулась к Кевину: – Я, конечно, не собиралась вот так сообщать тебе об этом.

– Ты собиралась подсластить пилюлю? – спросил он, лениво приоткрывая глаз.

– Что-то в этом роде…

– Плохая новость – это плохая новость. Не так уж важно, в какой обертке ее подают, – проговорил он, опять опуская веко.

– А когда же ты собиралась сообщить эту прекрасную новость мне? – нервно постукивая босоножкой о тумбу стола, взвилась Агата.

– Сразу же после разговора с Кевином.

Спокойно. Не надо чувствовать себя виноватой. Я не какой-нибудь дезертир. Я сделала, что обещала. «Дом милосердия» функционирует. Пожизненных договоров я не подписывала.

– Я останусь здесь до «дня прессы», – вставая и направляясь к открытой двери, сказала она. – На мое место я предлагаю кандидатуру Агаты. Пока. Подробности мы обсудим позже.

– Кевин, проснитесь! – вскричала у нее за спиной Агата. – Вы разве не понимаете, что это просто катастрофа?! Если она уйдет, все ваши планы полетят к черту. Во всяком случае, я не останусь работать, имея в помощницах только одну дуру Лайзу. Не надейтесь! Ищите себе другого управляющего!

Всего этого Кэти уже не слышала. Плотно прикрыв за собой дверь и приглушив таким образом патетическую речь Агаты, она прошла к себе в кабинет и рухнула в кресло.

Ну вот, худшее позади, попыталась она себя приободрить. Теперь главное – перетерпеть поток жалоб, которые – будьте уверены – Агата станет лить на мою голову все три недели. И не дергаться, гадая, какой хитроумный план изобретет Кевин, чтобы все-таки удержать ее. Кэти вздохнула: приободриться как-то не получалось. И еще это: на столе, словно двое часовых, высились две зеленые винные бутылки. Пустые, естественно. Как обычно.

Кэти взяла их за горлышки, опустила в бумажный пакет, сунула пакет в нижний ящик стола и снова упала в кресло. Вот уже два или три месяца каждые восемь-девять дней такие бутылки неукоснительно появлялись у нее на столе. Проследить их происхождение не удавалось. Пустые, они красноречиво свидетельствовали о нарушении существовавшего в «Доме» запрета на алкоголь.

Правда, это больше смахивало на розыгрыш, на глупую шутку. До сих пор ни один из обитателей «Дома» не был замечен подвыпившим; никто не имел обыкновения надолго исчезать из учебного класса или из мастерской.

Во всей этой истории ее занимали два обстоятельства. Во-первых, количество. Ведь ясно, что, имея пристрастие к алкоголю, двумя бутылками вина в неделю не удовлетворишься. И во-вторых, демонстративность. Если кто-то втихую пьет и умудряется при этом оставаться незамеченным, почему бы ему так же ловко не избавляться от пустых бутылок? Почему непременно нужно привлекать к ним внимание?

Все эти загадки ставили перед администрацией только один вопрос: как реагировать? К счастью, решать его было не Кэти. И поэтому она просто убрала бутылки с глаз долой, чтобы потом отдать их президенту попечительского совета, как только он в очередной раз появится в «Доме».

Покончив таким образом с шутником-пьяницей, она взялась за визитные карточки, оставленные ей в прошлый раз Джадом. Люди самых разнообразных строительных специальностей. Кое-кого из них, может, удастся уговорить поработать в «Доме». Выбрав одну из визиток, она пододвинула к себе телефон.

Примерно в середине дня впервые раздался зуммер внутренней связи, и резкий голос Агаты сообщил, что с Кэти хотят говорить по междугородному.

– Спасибо, – откликнулась она, не отводя глаз от списков учеников, преподавателей и классных помещений. Потом, сняв другую трубку, но все еще думая о расписании, деловито проговорила: – Кэти Донован слушает.

– Судя по тону, по-прежнему с головой в работе.

Звук глубокого бархатистого голоса заставил ее поднять голову от бумаг.

– Джад? В вашу группу записалось уже пятеро. Я как раз собиралась вам позвонить.

– И сколько мне пришлось бы ждать звонка? – хохотнул он.

– Честно сказать, не знаю, – ответила она после секундной паузы.

– Вы колебались, потому что хотели поговорить не только о делах, и вам мешают какие-то задние мысли?

– Да. Пожалуй, именно так, – с некоторой растерянностью согласилась Кэти, удивляясь, как точно он понял ее ощущения.

Она не знала, откуда он говорит, но похоже было, где б он ни находился, он поудобнее устроился у аппарата.

– Забудем о задних мыслях. Что же вы все-таки хотели мне сказать? – Голос одновременно и ласкал, и чуть поддразнивал.

– Что я благодарна вам за настойчивость, – внезапно решившись, призналась Кэти. – Меня и в самом деле нужно было оторвать от всей здешней рутины. Мне очень понравилась ваша семья. И я получила огромное удовольствие.

– От всех, без исключения, эпизодов вечера?

Вкрадчиво заданный вопрос застиг ее врасплох. Хотя почему, собственно? Ведь с первой встречи Джад показал, что он из тех, кто предпочитает говорить прямо. Если ему хотелось что-то узнать, он спрашивал. Если хотелось что-то сказать, говорил. И ведь так живут многие, подумала с завистью Кэти, пытаясь найти и не находя подходящие к случаю слова.

– Кэти? – окликнул он, когда пауза затянулась.

А ведь он прав, вдруг пришло ей в голову. Честно и прямо обсуждая деликатные вопросы, можно заметно облегчить себе жизнь. Ну, не раздумывай!

– Вот здесь-то и начинают мучить подспудные мысли, – выпалила она.

– Так я и предполагал. Но вы лучше не мучайтесь, а попробуйте их сформулировать.

Его деловитый спокойный тон оказался куда эффективнее любых подталкиваний и уговоров.

– Да, – сказала она. – Да, я получила огромное удовольствие от всех эпизодов вечера. От некоторых из них даже слишком большое.

– Разве можно получить слишком большое удовольствие от поцелуя?

– Можно, потому что после предыдущего поцелуя прошла уйма времени и потому что сейчас я совершенно без сил и вся жизнь кошмарно запуталась, – ответила она, не успев даже смутиться от прямо поставленного вопроса и лишь краем сознания отметив, что ему опять все про нее ясно.

– А после предыдущего поцелуя прошло так много времени?

Вечность, подумала Кэти. Но вслух сказала:

– Да, достаточно. – Как он молниеносно разгадывает суть дела, подумала она со смесью тревоги и восхищения.

– Плохо. Ведь вы же созданы для поцелуев.

– Джад! – Голос зазвучал резко и протестующе.

– Кэти, милая, а вы замечали, как быстро вспыхиваете? Это весьма неожиданно в человеке, жизнь которого, можно сказать, проходит на публике.

– Джад!!!

– Хорошо. О поцелуе мы побеседуем позже. А сейчас я хотел бы сосредоточиться на другой части вашей реплики. Если я правильно понял, вы боитесь, что я еще больше запутаю и усложню вашу жизнь?

– Это не трудно. Она и так уж осложнена до предела.

– Меньше всего на свете я хотел бы причинить вам трудности, – сказал он с какой-то новой, глубокой серьезностью. – И если у вас есть на этот счет опасения, нам нужно подробно все обсудить.

– Именно это я и предполагала сделать, – вздохнула Кэти.

– Прекрасно. Тогда давайте вместе поужинаем. Так будет удобнее всего.

Кэти вздрогнула. Внутри словно прозвучал сигнал тревоги. Уж слишком мягко он стелет невольно вспомнишь повадки Кевина.

– О каком ужине вы говорите? Джад! Вы меня слышите?

– Да, прекрасно. Я прихвачу что-нибудь из еды и ровно в семь буду у вас. Там мы сумеем без спешки обо всем поговорить. По-моему, это простейший выход из положения.

– Но я вовсе не это имела в виду!

– Тем больше оснований для встречи. Я уже вижу: вам нужно многое объяснить мне. Итак, до семи, моя ласточка.

Кэти с негромким стуком бросила трубку на рычаг.

«Моя ласточка»! Нет, это уже чересчур. Ты делаешь ошибку за ошибкой, мрачно сказала она себе. Не сумев с ходу остановить его, ты бесконечно расплачиваешься за свою нерешительность. Поездка на этот благотворительный бал, поцелуй, теперь навязываемое новое свидание – это три промаха. А ты, Кэти Донован, достаточно играла в баскетбол, чтобы понять, что это значит.

К приходу Джада она отнюдь не повеселела. Он вошел, неся два бумажных мешка, наполненных маленькими белыми коробочками.

– Куда это выложить?

– Сюда, пожалуй. – Она двинулась в кухню. Джад шел следом, с удовольствием разглядывая ее загорелые ноги, короткую пышную юбку летнего платья и плетеные босоножки на каблучке, мягко пошлепывающие при каждом шаге. Выкладывая пакеты с едой на стол, он увидел, что она достает из шкафа какие-то блюда и вазочки.

– Не надо. – Он подошел и легко обнял ее за талию. – Одно из преимуществ китайских блюд то, что их можно есть из коробочек. Нам нужны только пара тарелок, вилки, бокалы для вина да несколько ложек. Не зная ваших вкусов, я взял всего понемногу. Здесь цыплята в миндальном масле, сладкая и соленая свинина, чаумейн, – перечислял он, расставляя коробочки на середине стола.

– По-моему, еды здесь чуть ли не на половину «Дома», – заметила Кэти, ставя тарелки и жестом приглашая его садиться.

– Это второе преимущество китайских блюд, – весело пояснил он, выкатывая яйцо из коробочки на тарелку. – Всегда остается и на следующий раз.

Рука Кэти замерла в воздухе, не донеся до рта вилки с жареным рисом.

– Джад, возвращаясь к теме, которую я пыталась…

– Не сейчас, Кэти. Сейчас мы поедим, выпьем немножко доброго вина, – он наполнил ее бокал, – а потом, позже, поговорим.

Позже, когда они вернулись в гостиную, сидевшая свернувшись калачиком Кэти бросила нетерпеливый взгляд на часы, а затем на Джада. Он удобно устроился в противоположном углу дивана, вытянул ноги, блаженно прикрыл глаза.

– Вы что, заснули? – Вытянув ножку, Кэти чуть подтолкнула его в бедро. – Мы прекрасно поужинали, выпили превосходного винца… – Приоткрыв один глаз, Джад вопросительно приподнял бутылку, но она отрицательно покачала головой. – Нет, больше не надо, спасибо. Так вот теперь…

– Теперь вы хотите обрушить на наши головы град проблем и заговорить меня до смерти.

– Вот уж чего я не хочу, – сказала она решительно. – Все это нелепо и смешно, но моя жизнь превратилась в такую неразбериху, что стоит все же попробовать внести ясность. Чтобы мы оба знали, на каком свете находимся.

Кэти запнулась. Карие глаза вдруг заблестели от мелькнувшей мысли.

– Но, может быть, я все преувеличиваю. Может, никакой проблемы и нет. Может, вы в самом деле заинтересовались «Домом милосердия», а вчера вам не с кем было отправиться на благотворительный вечер и я оказалась приемлемой кандидатурой. Может быть, поцелуй – это просто… просто мелочь, случайность, на которую глупо обращать внимание.

– Позвольте мне уточнить, – прервал Джад, окидывая ее внимательным взглядом. – Я правильно понял, что, если ваше последнее предположение верно, проблема решается сама собой, то есть попросту аннулируется?

– Да, – просияла Кэти, радуясь, что он сразу понял. И выжидательно замолчала.

Ждать пришлось долго.

– Ну? Так что вы об этом думаете? – вырвалось у нее наконец, когда молчание стало невыносимым.

Повернув голову, Джад посмотрел ей прямо в лицо. Пальцы руки, вытянутой вдоль спинки дивана, почти касались ее плеча. На губах играла улыбка фавна. Не выдержав ее, Кэти смущенно шевельнулась.

– Все-таки что вы скажете? – повторила она чуть охрипшим голосом.

Джад медленно, как бы раздумывая, провел пальцем по ее голени, потом прочертил дорожку до подколенной впадинки. И, когда она, дернувшись, сильнее вжалась в угол, мягко ответил:

– Кэти, милая, проблема не только налицо. Она огромна.

– Джад?! – Ее голос зазвенел настоящей тревогой.

– Но это не значит, что я не собираюсь работать в «Доме милосердия». Я решил предложить свои услуги, как только прочел статью.

– Она получилась удачной, – оживленно заговорила Кэти, увертываясь от его руки и стараясь переключить направление его мыслей. – Очень информативная и деловая. Сразу же после публикации к нам пошел непрерывный поток звонков. Я даже сочла нужным послать в редакцию благодарственное письмо.

– А потом я увидел снимок директрисы этого «Дома», – продолжал, не давая сбить себя, Джад, – и отправился посмотреть на вас, чтобы убедиться: такая женщина на самом деле существует. И, увидев вас, понял: все правда. И еще понял: я от вас не отступлюсь. – Глядя ей прямо в глаза, он медленно произнес: – Я захотел, чтобы вы стали моей, сразу, с первой минуты, я хочу этого сейчас, и я буду хотеть этого всегда.

– Бог знает что! – воскликнула она, протестующе воздевая руки. – Нельзя быть таким импульсивным. Нельзя увидеть в газете портрет – и выстроить программу на всю жизнь.

– Нельзя? Как видите, можно.

Возразить было нечего. И она продолжала просто всматриваться в его исполненное решимости и воли лицо. Да, он был серьезен, он так это чувствовал. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять: я хочу эту женщину.

Ее. Кэти:

Но почему она так изумляется? Поведение Джада вполне совпадает с тем впечатлением, которое составилось у нее в первую встречу. Человек, быстро решающий, чего он хочет, и даже еще быстрее добивающийся желаемого. Но одно дело – понимать это теоретически, другое – оказаться соучастницей в ситуации, подтверждающей верность твоей гипотезы.

– В жизни не слышала более безрассудных речей, – пробормотала она, вставая с дивана и глядя на него сверху вниз.

Усмешка, скользнувшая у него по губам, привела ее в ярость.

– Все зависит от точки зрения, – сказал Джад. – Но впрочем, женщины и в самом деле чуть осторожнее в самопризнаниях и выводах.

Чтобы хоть как-то разрядиться, Кэти прошла к окну, потом, не оборачиваясь, ответила:

– Думаю, дело не в осторожности, а в благоразумии и предусмотрительности. В большей способности реалистично воспринимать мир, если хотите.

– Все так, – согласился он добродушно. – А вот мужчина обычно в первую же секунду знает, хочет он женщину или нет.

– Естественно, – презрительно прищурившись, парировала Кэти, – ведь глядя на женщину, мужчина руководствуется не разумом, а… – она замялась, глядя в сверкающие от удовольствия глаза Джада, и строго закончила: – …а гормонами.

Весело прищелкнув языком, Джад встал, подошел к ней и, все еще посмеиваясь, чмокнул в кончик носа.

– Все правильно, – смиренно подтвердил он, – именно так мы и поступаем. – Осторожно обняв ее и глядя прямо в рассерженные карие глаза, он мягко спросил: – А вы можете посоветовать, как нам с этим справляться?

– Какие еще советы? – Проскользнув под его рукой, Кэти отступила на безопасное расстояние. – Я не знаю, как справиться с собственной психикой, мне недосуг размышлять о ваших гормонах.

– Разбушевавшиеся гормоны – это серьезно.

– Усталость, потеря работоспособности и депрессия – еще серьезнее. – Она опустилась в стоящее рядом кресло и уныло взглянула на Джада.

Выражение веселого лукавства слетело с него так же быстро, как появилось.

– Вы не преувеличиваете, Кэти? – спросил он, нахмурившись.

– Ну, я готова согласиться, что гормональные бури переносятся нелегко, однако…

– Кэти, вы же отлично понимаете, о чем я спрашиваю!

– О да, – невесело усмехнулась она. – Нет, я не преувеличиваю.

Джад взял стул, поставил его рядом с креслом Кэти и, озабоченно на нее глядя, спросил:

– И что же вы собираетесь предпринять?

Она отвела глаза. В типично мужской, бульдожьей манере он упорно шел к своей цели, добиваясь – без всяких на то оснований – права участвовать в ее делах, навязывать свою точку зрения. Пари можно держать, что ему не понравятся ее планы и он просидит до рассвета, настойчиво переубеждая ее. А если она обнаружит хотя бы частицу сомнения в своей правоте, этому просто конца не будет.

– Собираюсь изменить свою жизнь, – сказала она спокойно.

– А точнее?

– Запустив в ход кампанию по освещению деятельности «Дома милосердия» в средствах массовой информации, сразу уеду.

– Да, вам неплохо бы отдохнуть, – кивнул он.

– Я поеду не отдыхать, – сказала она, старательно избегая его взгляда. – Я уеду совсем, навсегда.

– Бросите «Дом милосердия»? – ошеломленно спросил он. – Но это просто невозможно. «Дом» – ваше детище.

– Далось вам всем это слово, – пробормотала она, барабаня по ручке кресла. – «Дом милосердия» придумал Кевин, он же и создал его на свои деньги.

– Но все на сто миль вокруг знают, кто здесь движущая сила.

– А неплохо бы знать, что «Дом милосердия» практически прочно стоит на ногах и движется без посторонней помощи. Так что сейчас мое место может занять кто угодно.

– Вы сами в это не верите, – нахмурился Джад.

– Напротив. Не далее как сегодня утром я назвала имя Агаты как своей подходящей преемницы. – Глянув ему в глаза, она ровным тоном добавила: – Я все продумала и говорю об этом с полной ответственностью, Джад.

– Конечно, ласточка, – сказал он, дружески поглаживая ее по руке. – Сейчас проблемы нагромоздились одна на другую, и тебе кажется, что сбежать – замечательная идея. Но куда ты поедешь? Что будешь делать?

– Сразу трудно ответить. Для начала мне хотелось бы найти тихое славное место и пожить там, бездельничая. Потом, когда соберусь с силами, подыщу себе какое-нибудь занятие.

– В какой области?

– Я же сказала! Сейчас – понятия не имею. Хотя нет. Я уже и сейчас знаю, чего не хочу делать. Ни за что не возьмусь за работу, которая требует руководить людьми, поддерживать их, стряпать на них и решать их проблемы.

– Ну, если исключить все это, мало что останется, – сухо заметил Джад.

– Вот и отлично, – обрадовалась она. – Чем меньше выбор, тем меньше надо решать. Джад, я понимаю, что необходимо хорошенько подумать. Но у меня будет масса времени. Лежа где-нибудь на песочке под ласковыми лучами солнца, я все обмозгую. Может, возьму с собой справочники: «Как правильно выбрать профессию» и еще что-нибудь в этом роде.

– Прекрасная мысль!

Он явно иронизировал. Не верил он во все ее планы. Он не верит, что я могу взять, сложить вещи и в самом деле уехать. Никто здесь не верит в это. Справившись с шоком, в который повергло их ее заявление, Кевин с Агатой попросту отмахнулись от дальнейшего обсуждения этого вопроса.

Неужели она такое ничтожество, что никому даже в голову не приходит, что она тоже может проявить самостоятельность и, если надо, постоять за себя?

Да, похоже, что так оно и есть.

Ее вдруг подхватила и понесла волна гнева, бодрящего, освежающего, сметающего обычно присущую ей осторожность. В азарте она даже забыла, что терпимость и мягкость Джада могут в любой момент смениться совсем другим настроением.

– Если хотите, я пришлю вам открытку. А если вам так интересно, что же я буду делать дальше, – вторую, когда выберу себе профессию.

Она резко вскочила с кресла, но прежде, чем ей удалось ускользнуть, Джад твердо сжал ее запястье.

– Видите ли, моя дорогая Кэти Донован, – начал он церемонно-светским тоном, – боюсь, что я все-таки недостаточно вслушался в ваши слова.

– Так… Вот тебе и проницательный мужчина, – пробормотала она себе под нос, пытаясь выдернуть руку.

– Ответьте мне: вы в самом деле хотите уехать?

– Да.

– И не собираетесь возвращаться?

– Не собираюсь.

– Вы навсегда расстаетесь с «Домом милосердия»?

– Точно угадано.

– А как же ваш дядя?

Кэти нахмурилась.

– Дядя? Скорее всего, охмурит еще одну дуру, которая тоже станет работать по пятнадцать часов в день, пребывая в полной уверенности, что ее же и облагодетельствовали. Нет уж, лить слезы о дядюшке я не буду.

– Понятно! А что будет с нами?

– С нами? – ошеломленно глянула на него Кэти. Конечно, этот вопрос можно было предугадать, но она до последней секунды не верила, что у него хватит дерзости задать его. – С нами… Мне как-то неловко говорить это вам, но «нас» просто не существует. Мы провели вместе один вечер, хорошо, два, если считать и сегодняшний. И мы один раз поцеловались. Бессмертный роман требует, думаю, несколько большего.

Она еще раз дернула руку – и он отпустил ее. Отойдя в дальний угол комнаты, Кэти сердито оглянулась через плечо: в сузившихся глазах горел вызов.

– И зря вы пытаетесь угрожать мне, – выпалила она. – У меня трое братьев, все трое верзилы почище вас. Так что меня вам не напугать: плевала я на ваши угрозы! Поймите, Джад, я испаряюсь. Ухожу в новую жизнь. Буду жить так, как хочу, а не по чьей-то указке. Здесь, в «Доме милосердия», я проработала два года. Теперь доведу до конца то, что необходимо, и распрощаюсь.

Джад оглядел ее, отмечая блеск глаз, горящие щеки, агрессивно прижатые к бокам кулачки. Дама его сердца явно рвалась в бой, провоцировала его на какую-нибудь яростную выходку, хотела превратить в ковбоя, укрощающего мустанга. Себя она довела до кипения, и ей нужна была разрядка. Судя по выражению лица, она, пожалуй, готова была ринуться в схватку и первой.

Лет десять назад он с готовностью принял бы вызов. Но теперь Джад стал мудрее. Кроме того, короткое время знакомства с Кэти показало ему, что она дипломат, человек, готовый идти на разумные компромиссы, – одним словом, сторонник бархатной перчатки, а не железного кулака. Опыта поведения в открытых баталиях у нее нет, она совершенно не понимает, что ее возбуждение – результат подскока адреналина в крови, что спад его неминуем и тогда она сразу окажется в полной прострации.

– Значит, вы собираетесь бросить все, что вам близко и дорого?

– Да!

– Без сожалений?

– Опять попали в очко!

– И я – часть вашей жизни, от которой вам тоже не терпится убежать?

– Вы не часть моей жизни, – с трудом выдохнула она сквозь стиснутые зубы. – Как вам это вдолбить? Мы почти незнакомы. Потому-то я и согласилась говорить с вами.

– Чтобы мы смогли познакомиться получше? – с готовностью подхватил Джад.

Господи, помоги мне! Из горла Кэти вырвался звук, похожий на клекот. С трудом овладев собой, она посмотрела на Джада и, четко артикулируя, произнесла:

– Нет. Я руководствовалась другой причиной. Я хотела объяснить вам, почему нам следует избегать любого необязательного общения. Вы следите за моей мыслью?

– Да, безусловно. – Вернувшись к дивану, Джад удобно уселся и приглашающе похлопал рукой по подушке рядом.

Стараясь не упустить нить, Кэти машинально послушалась, села, поджав ноги, в угол. Потом, хмуря брови и мрачно поглядывая на Джада, продолжила:

– Поймите наконец, раз мне осталось пробыть здесь всего несколько недель, абсурдно будет, если мы вдруг окажемся впутанными…

– В роман?

– В отношения, которые могут привести…

– К полному опустошению?

– К чувству потери и боли…

– То есть именно так, как я и сказал: к полному опустошению.

– Я предлагаю очень разумное решение, – упрямо и твердо продолжила Кэти. – В мире и так достаточно боли. Сознательно нарываться на нее – безумие.

– В мире много боли, говоришь? – Он нежно коснулся ее локтя. – А как же мы? Что ждет Джада и Кэти?

– То же, что и всех. Я не хочу боли ни для себя, ни для вас. Поэтому чем меньше мы будем встречаться, тем лучше.

– И ты действительно убеждена в этом?

Кэти разгладила на коленях юбку, помолчала и наконец закончила свою мысль:

– Очень важно, чтобы мы сохранили возможность обсуждать деловые вопросы. Сейчас, после нашей откровенной беседы, это должно получиться.

– После нашей беседы? Мы разве беседовали? Я выслушал твой монолог, вот и все.

Он позволил себе эту резкость, рассчитывая, что хорошее воспитание не позволит ей попросту выставить его за дверь.

– Простите. – Она изумленно взмахнула ресницами. – Вы еще что-то хотели сказать?

– Да, у меня есть кое-какие соображения.

– Прошу вас, я слушаю, – сопровождая слова приглашающим жестом, сказала Кэти.

– Скажите, вы по натуре игрок?

Он из-под полуопущенных век наблюдал, как она взвешивает его слова, стараясь угадать их подтекст и понять, чем они могут быть опасны. Увидел, что она приняла решение, и понял, каким оно будет.

– Нет, я не игрок, – ответила она наконец, отрицательно покачав головой.

– Жалко. – Поднявшись на ноги, Джад направился к выходу, но, уже взявшись за ручку двери, остановился. – А я как раз собирался предложить вам надежное пари.

– Что за пари? – не удержалась она от любопытства.

Он открыл дверь и шагнул за порог.

– Что вы не уедете навсегда из «Дома», мы с вами будем в одной упряжке, а наш роман запылает таким костром, что всем чертям в аду станет жарко.