Глава 1

— Ох, Джонатан!

Я мысленно закатила глаза, если бы это было возможно, и попыталась сфокусировать свой взгляд на поющей женщине. У нее был прекрасный голос. Он был не совсем похож на птичьи переливы, больше подобен дюжине их, порхая с верхней ноты на другие. Эффект был гипнотическим.

Я мельком взглянула на своего брата.

— Прости?

— Да?

— Ты только что согласился, что Angels превосходят Dodgers.

Он повернулся к певице, и я ощутила, как воздух завибрировал между ними. Я не чувствовала ничего, кроме досады на его отсутствующее внимание, пока он не посмотрел на меня снова, и выражение его лица не сменилось от целенаправленно жаждущего к обычному — озадаченно высокомерному.

— В этом сезоне?

— Ты даже не обращаешь внимания? — сказала я.

— Послушай, у тебя шесть сестер и я. Все сестры говорят тебе забыть Даниэля Броуэра. Я говорю тебе, чтобы ты простила его, если так считаешь нужным, однако если ты на это решишься — забудь о причине своего ухода от него. Я тот, с кем ты продолжаешь говорить о нем, и я всегда даю тебе один и тот же совет. Такое ощущение, будто ты хочешь вернуться к нему.

Он был влюблен в свою бывшую жену, которая бросила его, уйдя к другому мужчине. Конечно, он был более чем великодушен, и, конечно, я выбрала именно его для разговора о бывшем.

— Я не могу. Каждый раз, когда я смотрю на него, то не могу перестать представлять его, занимающимся сексом с той девушкой.

— Так не смотри на него.

Я сложила руки на столе с мыслью, что не должна была видеться с моим бывшим. Никогда. Но он позвонил, и я сходила с ним на ланч, дубина стоеросовая! Он сказал, что это был бизнес и, в некотором смысле, это было так. Мы взяли вместе ипотеку, у нас были совместные счета, и я знала всю подноготную его компании так же хорошо, как я знала все интимные места его тела.

Я еле ковыряла в тарелке, тяжесть отношений мертвым грузом лежала между нами. В конце, конечно, он попросил меня вернуться, но я отказалась, сдерживая слезы.

— Он продолжает просить вернуться к нему, — сказала я.

— Господи Боже, Тереза! Он просто водит тебя за нос, — Джонатан поднес выпивку к своим губам и посмотрел на женщину, стоящую у пианино, взглядом ястреба, наблюдающего за мышкой. — Я думаю, что это плохо.

Внезапно я почувствовала, как сдавило грудь. Я совершенно точно не могла оставаться здесь, и это раздражало меня.

— Ты знаешь ее? Певицу?

— У нас запланированная встреча с ней позже вечером.

— Это хорошо, потому что я хотела предложить тебе познакомиться с ней, прежде чем ты начнешь пускать слюни. Может быть ужин и шоу…

Он широко улыбнулся.

После того, как ушла его жена, он стал путаться с бабами, однако брат редко показывал нам эту свою сторону. Он всегда казался джентльменом, пока я не увидела, как он смотрел на эту певицу. Это заставило меня чувствовать себя не комфортно. Не потому, что он был моим братом, чего должно быть достаточно, а потому, что я чувствовала внутри себя тревогу и пустоту, хотя и гнала их прочь.

— Поезжай в Тахо или еще куда-нибудь на несколько недель, — сказал он. — Покатайся на лыжах. Ты только сама себя накручиваешь и причиняешь себе боль.

— Я в порядке.

Музыканты остановились, и люди зааплодировали. Она была действительно хороша. Мой брат смотрел на нее восхищенными глазами, поднимая в ее сторону свой бокал. Когда она увидела его, ее подбородок сжался в гневе. Видимо, он знал ее достаточно хорошо, чтобы вывести из себя.

Он наклонился и прошептал мне на ухо:

— Я, черт возьми, прекрасно знаю, насколько ты не в порядке…

Я посмотрела в его глаза, зная, как прекрасно он меня понимал. Он исцелил себя сам, соблазнив первую встречную. Не думаю, что смогу воспользоваться этой же стратегией.

Я перестала рассуждать над этим, когда певица напрямую направилась к нашему столику.

— Привет, Джонатан, — сказала она, фальшиво улыбаясь.

— Моника, — сказал он. — Это Тереза.

— Это было прекрасно, — произнесла я.

— Спасибо.

— Ты была невероятной, — произнес Джонатан. — Я никогда не слышал чего-либо подобного.

— А я никогда не слышала о мужчине, пытающемся склеить другую девушку, между петтингом со мной и траханьем всеми возможными способами в один и тот же день.

Я чуть не подавилась своим коктейлем Cosmo. Джонатан засмеялся. Я почувствовала сожаление к этой девушке. Она выглядела так, будто сейчас расплачется. В тот момент я ненавидела своего брата. Ненавидела его за то, что он не только играл с ее чувствами, но также до сих пор смотрел на нее, будто хотел съесть живьем.

Когда я увидела, как она смотрит на него в ответ, я поняла, что он победил. Он будет трахать ее и еще дюжину других, а она даже не будет понимать, что происходит. Я не могла на это смотреть.

— Я пошла в дамскую комнату, — сказала я, проскользнув между ними, не оглядываясь.

Остановившись у стены кабинки, я стала разглядывать одинокую ленту туалетной бумаги, свисающую с рулона.

У меня было несколько упаковок салфеток в сумке на случай, если мой брат приведет меня на какую-нибудь свалку, но я не хотела их использовать. Я хотела докопаться до своего чувства пустоты и найти выход.

«— У тебя всегда есть несколько упаковок салфеток в сумке. Две таблетки Адвила и тампон.

Голос Дэниэля, перечисляющий то, что я брала с собой просто „на всякий пожарный“, его лицо, улыбающееся, когда мы выходили на улицу, чтобы пойти на какое-то благотворительное мероприятие — он в смокинге, я в чем-то, держащая в руках атласный клатч, в который у нормальной женщины войдет только губная помада и изюминка.

— У тебя там опять полный набор? — спросил он.

— Конечно.

— Пространство и время твои рабы.

Мне понравилось то, как он смотрел на меня, словно он очень поражен и горд, словно я повелевала миром, и его рабство было в порядке вещей. Я была довольна, как король, открывающий пирог и обнаруживающий там двадцать четыре черных дрозда.»

Несмотря на то, что я была с ним семь лет, он никогда не смотрел на меня так, как Джонатан смотрел на свою певицу. Никогда. Может быть потому, что Даниэль занимался сексом со своим спичрайтером. Он не испытывал к ней эмоций, только трахал.

Мой бывший всегда называл меня Тинк, сокращенно от Тинкербэлл, потому что мои формы были такими соблазнительными. Оживленная, изысканная фея. Но никто, в том числе и он, не смотрел на меня с таким желанием, как Джонатан.

Я увидела певицу в холле, она выглядела задумчивой и решительной, словно убеждала себя в чем-то. Когда наши взгляды встретились, она резко остановилась.

— Мне так жаль, — сказала она. — Я была грубой и вела себя неподобающе.

Собравшись было отрицать это, я поразилась ее отчаянию, которое вырвало меня из транса. Я почувствовала еле уловимый аромат ели, словно была далеко в лесу, а вокруг меня был утренний беспорядок после ночи сидения у костра с песнями. Догорающие угли и капли росы смешались в песне, как следы сигаретного дыма, восходящего и исчезающего. А потом вдруг все исчезло.

— Мой брат полный придурок, поэтому я не виню тебя, — сказала я и почти тут же пожалела об этом. Я никогда не говорила такого, особенно про свою семью. Взяв ее руку, сжала. — Мы оба влюбились в твой голос.

— Спасибо. Я должна идти. Может, увидимся еще, — она высвободила свою руку и направилась к гардеробной.

Я снова уловила этот аромат. Наблюдая за ее движением, я пыталась понять, откуда он исходил. Это мог быть какой-нибудь проходящий. Он мог исходить от великолепной черноволосой леди с ослепительной улыбкой. Он мог идти от тарелки с мясным соусом, встретившейся на моем пути. Он мог доноситься с парковки, когда кто-то выходил, и дверь открывалась, а потом скользила на место.

Но все это было не то.

Я слишком хорошо знала этот запах, он принадлежал ЕМУ. Мужчине в темном костюме с тонким розовым галстуком, полными губами и двухдневной щетиной. Его глаза были темными, как преступление, и они остановились на мне.

Запах исходил от него, а не от какого-то другого человека, входящего и покидающего комнату. Его пристальный взгляд пригвоздил меня и обезоружил. Он был красивым. Но не мой тип. Совершенно не мой. Небольшая ямочка на подбородке, волевая челюсть, черные волосы, спадающие на лоб, притягивали взгляд. То, что надо. Я попыталась сглотнуть, но рот был сухим, как и горло. Словно молния пронеслась между нами из под его ниспадающих покачивающихся волос. Взглядом он трахал меня так сильно, что будто простыни рвались.

Мужчина повернулся, что-то сказал официантке, а я попыталась сделать глоток воздуха. Забыла, как дышать. Я дотронулась рукой до пуговиц на блузке, они были застегнуты, однако я чувствовала, как он раздевал меня взглядом.

У меня было две возможности вернуться к Джонатану: позади пианино, которое было окружено толпой людей, коротким путем, или же перед пианино, менее забитым, но более длинным.

Я выбрала тот, что перед пианино. Этот путь пролегал как раз мимо мужчины в розовом галстуке.

Я хотела, чтобы он посмотрел на меня, но он загораживал ширину прохода, серьезно беседуя с мужчиной с детским лицом и изогнутыми губами, стоящим рядом с ним. Пьянящий запах хвои донесся до меня, но я продолжила идти.

Почувствовав руку на своей талии, по мне прошлась теплая дрожь. Его рука обвила меня нежно и решительно. Я остановилась, наблюдая как она придвигает меня к нему. Он тянул меня к себе, пока я не оказалась рядом с ним до такой степени, что мы могли разговаривать шепотом.

Внезапное неожиданное возбуждение пронзило меня от шеи до места между ног, пробудив меня там, где, как мне казалось, я умерла.

Я не могла дышать.

Я не могла говорить.

Если бы он меня поцеловал, то я бы открыла свой рот для него. Я была уверена в этом.

— Твои туфли, — сказал он с акцентом.

— Что? — я не могла перестать смотреть в его глаза: большие карие с более длинными ресницами, чем это разрешено законом, с пропорциональными нависающими изогнутыми бровями.

Я была в туфлях? Я стояла? Я нуждалась в глотке воздуха? В еде? Или может я только жила за счет энергии, возникшей между нами?

Он перевел взгляд на мой каблук.

— Ты забрала с собой сувенир из женской комнаты.

Он был прекрасен, даже когда усмехался своими полными губами. Я должна посмотреть, чтобы увидеть, что он имел в виду? Либо это, либо я засуну язык ему в горло. Я посмотрела вниз.

Лента от туалетной бумаги прилипла к моему каблуку.

— Спасибо, — сказала я.

— Пожалуйста, — он отпустил мою руку.

Я чувствовала то место, к которому он прикоснулся, и, сожалея об упущенной возможности, пошла в туалет, избавляться от своего сувенира.

 

Глава 2

После того, как я вышвырнула Даниэля из лофта, Катрина переехала ко мне. Жизнь в одиночестве погрузила меня в яму депрессии по пояс, но ее вещи, разбросанные по дому, превратили мое ощущение полной пустоты в ощущение того, что что-то все же было правильным, даже если все остальное было из рук вон плохо.

Она была деловой женщиной, боролась с рушащейся карьерой, когда подавала заявление на студию, которая финансировала ее номинированный на «Оскар» фильм. Она настаивала, что существовала прибыль, на долю которой она имела право, однако те настаивали, что съемки были убыточными. Подумать только, суд встал на их сторону, оставив ее банковский счет пустым, а карьеру разбитой в пух и прах.

Катрина и я оставляли свои машины на противоположной стороне шоссе. Как почти-но-не-совсем-знаменитый режиссер, она проводила на съемках бесчисленное количество часов, а когда она не была там, то пыталась держать все под контролем, используя метод кнута и пряника. Катрина не могла платить много, поэтому ее команда уехала на гастроли на заработки, и должна была быть заменена, если они не хотели, чтобы их выкинули со съемок. Дизайнеры съемочной группы, ассистенты оператора, осветители делали это из любви и по возможности. Помощник продюсера был не квалифицированным и едва оплачиваемым, вероятно, стоял первым в очереди на вылет.

Ее помощник режиссера был человеком ответственным и выступал за продолжение съемок, но не мог работать по ночам и в выходные. После того, как Катрина уволила своего линейного продюсера, который отвечал за реплики, она обнаружила, что он не нанял второго помощника режиссера. Она объяснила свою недостаточную озабоченность по этому поводу «обычным рискованным маневром в бизнесе». Затем плавно перешла к длинной тираде о моем внимании к деталям и моей любви к согласованности и порядку, а к целостности добавился мой орлиный глаз. Она просила меня помогать ей по вечерам и в выходные.

Я встретилась с ней в шесть утра на съемках под мостом в центре города. Мы сидели в кафе-трейлере, пока прибывал технический персонал.

— Давай будем честными, Ти Дрей, — сказала она, указывая соломинкой своего коктейля «Большой глоток» на меня. — Не похоже на то, чтобы они дали мне достаточно денег, чтобы оплачивать звонки за уикэнд. — Она плотно натянула бейсбольную кепку на черные, коротко остриженные волосы. Будучи мексиканкой вьетнамского происхождения, со спортивной фигурой, она вела себя так, словно владела ситуацией. Абсолютно всей. Когда мы вместе были в Carlton Prep, она была изгоем, независимой, и самым интересным человеком в школе.

— Ты выплатишь мне все? — спросила я.

— Конечно, — ответила она со строгой улыбкой. — Сорок процентов и я оставлю книги.

Мы зависаем с кофе и фруктами. Было все еще темно.

— Тебе нужно что-то еще доработать? — спросила она.

— Да, у меня осталась папка с прошлого раза. Нужно просмотреть кадры, вырезать лишнее, кто одет и во что, где их руки, сверить диалоги и так далее.

— Я реально ценю это, — сказала она.

— Ты заслужила возвращения. И я полностью финансирую эту вещь, ты же знаешь.

— Поэтому я чувствую себя обязанной лечь с тобой в постель, — подмигнула она. Флиртующая бисексуалка, она предлагала мне себя более чем один раз, сначала в шутку, потом серьезно, потом опять шутя.

— Думаю, я скоро дойду до такой точки, что возьму тебя, — вернула я ей шутку.

Мы потеряли связь во время обучения в колледже, потом вновь нашли друг друга, когда она устраивалась в компанию WDE, где я была клиентом отдела бухгалтерии. Она руководила производством боевиков с горячностью в сердце.

Ее картины крутились в кинотеатрах месяцами. Они были в сборниках самых великолепных фильмов, постоянно номинирующихся на награду, которые смотрели еще годами после выпуска. Когда Overland Studios разорвала с ней контракт, потому что та подала на них иск, я была в курсе всех ее личных финансовых дел, потому что работала на ее агента.

Overland Studios брала взаймы деньги производственной компании, делающей фильмы, а потом тратила их на собственные интересы. Съемки затягивались на месяцы, потом на годы, пока такие блокбастеры, как у Катрины, наконец, не выходили и не оказывались обесцененными. Никакое количество судебных разбирательств не могло стереть допущенную ошибку и совершенно легальные действия.

Ее текущий самодельный кусок эпизода, включающий сцену обеда и сцену под мостом, был профинансирован маленьким холдингом Катара. Написанный и спродюсированный Катриной фильм мог дать ей возможность вернуться назад. Никто не поддерживал ее так сильно, как я.

— Тебе нужен мужчина, — сказала она. — С которым ты могла бы трахаться, чтобы забыть своего бывшего, и от грусти тогда не останется и следа.

— Хорошее начало разговора.

— Правда не всегда красива. Давай я тебя как-нибудь сведу со своим братом, а ты сможешь свести меня со своим.

— У тебя нет брата.

— Ты не можешь винить меня за попытку. Как насчет Майкла? — она подняла бровь, наклонив голову.

Ведущий актер фильма четко дал понять, что заинтересован во мне и еще в паре других привлекательных женщин на съемочной площадке. Он был мужчиной-шлюхой, однако очень милым.

— Я не готова, — сказала я.

— Я знаю, милая. Это пройдет через какое-то время.

Я сжала губы, и, хотя солнце только-только начало выглядывать над горизонтом, его света было достаточно, чтобы увидеть мои алые от смущения щеки.

— Тереза, — произнесла она, — звонок через четыре минуты. У меня сейчас не будет времени на разговоры, так что расскажи мне все сейчас. Быстро.

Было удивительно, что у нас вообще было время поговорить. Руководство над производством фильма, было похоже на организацию ежедневных свадеб четыре месяца подряд. Ты устраиваешь вечеринку, однако не можешь ею насладиться.

— Я ходила с Джонатаном прошлым вечером в ресторан, и там был парень. Мужчина. Туалетная бумага прицепилась к моему каблуку и…

— У тебя, Мисс Совершенство?

— Да. Я была так смущена, — я понизила свой голос почти до шепота, когда Эдгар, ее помощник, подошел к нам, очевидно, с проблемой. — Он был великолепен.

Она выставила одно бедро вперед.

— В Лос-Анджелесе на каждом углу великолепие.

— Он был другим, когда он дотронулся до меня…

— Он трогал тебя?

— Только за талию, но это было похоже на секс. Клянусь, я никогда не чувствовала ничего похожего.

— И ты говоришь мне это только сейчас?

Эдгар находился в пределах слышимости, и я опустила глаза. Я даже не задумывалась о том, что незнакомый человек может заставить меня чувствовать стыд.

— Кэт, — заговорил он быстро, — милая, Департамент Полиции Лос-Анжелеса…

— Дай им формы, — ответила она ему.

— Но они…

Она потащила меня за трейлер. Гул генератора чуть не оглушил ее.

— Ты плакала у меня на коленях в течение нескольких часов из-за Тупицы Дэнни. Теперь у тебя есть сто двадцать секунд, чтобы рассказать мне об этом новом мужчине.

— Нечего рассказывать.

— Я зарежу тебя.

Она, конечно, не это имела в виду.

— Карие глаза, темные волосы.

— Ты, должно быть, завязала с блондинами после Тупицы?

— Шесть футов. Стройный. Господи, его руки. Они не были мягкими или маленькими. Они были большими и… Это не имеет совершенно никакого смысла…Однако когда он посмотрел на меня, моя кожа начала гореть. Все, о чем я могла думать — это… Ну, ты поняла.

— Ты взяла у него номер?

— Даже имени не узнала.

Ее телефон зазвонил, и трое человек одновременно добрались до нас. День начался. Уходя, она обернулась на мгновение ко мне.

— Ты только что пробудилась.

 

Глава 3

Десять лет назад я не могла спокойно пройтись до магазина выпечки, что в трех кварталах от дома, без риска для здоровья. В Лос-Анджелесе на рубеже второго тысячелетия богатые переехали с окраин города обратно в центр. И если кто-то и был одним из этих «богатых», то это была я.

Мы жили в здании старой фабрики. Она была заброшена в шестидесятые годы, использовалась как склад камнерезов и мебельщиков, затем была расширена и превращена в лофты до Великого экономического спада. Лофты ушли за бесценок. Я могла позволить себе все, что мне было нужно, но Даниэль настоял оплатить половину, и кризис ударил по нему со всей силы. Так что ему пришлось срочно продать лофт в деловой части города за миллион.

И я застряла с ним. Он переехал в Мар Виста после того, как я выгнала его, и теперь мне приходится ездить через весь город в Беверли-Хиллз, чтобы привести клиента в отдел бухгалтерского учета на WDE.

Студии не передают чеки актерам, они передают чеки их агентам. Агенты вычитают свой десятипроцентный гонорар, а остаток отсылают клиенту. Так, например, голливудские агенты являлись бьющимся сердцем индустрии, вокруг них крутились все деньги.

И большинство из них до сих пор передавали бумажные чеки.

Я была нанята компанией, чтобы помочь им перейти от бумаги к банковским переводам, и я сделала это. Я убедила старую гвардию агентов, седых актрис, актеров второго плана, банки и бизнес менеджеров, что пора бы уже попасть в двадцать первый век. Многие наши клиенты по-прежнему настаивали на бумажных чеках, привозимых курьерской доставкой или в охраняемой машине, но их становилось все меньше и меньше. Новым клиентам уже не выдавался бумажный вариант.

Я до сих пор должна была справляться с остатками бумажных документов, преследовать студии, чтобы они выплачивали деньги, бегать по отделам, но все же я чувствовала, что моя работа была сделана. Единственная вещь, которая была хуже, чем идея жить своей работой — это жить совсем без нее, плыть по течению жизни без цели. Моя сестра Фиона увлеклась искусством в юности, и я наблюдала за ее скольжением в разврат. Я сделаю все что угодно, чтобы не быть похожей на нее.

Но вот я сидела здесь, даже с закрытыми глазами видя эти ненавистные чеки. Я услышала продолжительный звук пришедшей смс-ки, и захотела сжечь все это, а потом соскользнуть в забвение. Я никогда не сделала бы так. Но мечтала об этом иногда, попеременно рассматривая отчеты или слушая одного из агентов, беспокоящихся, когда чек клиента приходил с опозданием на день.

Я подумывала о юридической школе, но сразу отогнала эту мысль. Я бы огорчились, если бы стала таким же хорошим юристом, каким сейчас являюсь бухгалтером.

— Эй, фея, — Джин стоял у моего стола. — Ты нужна бизнес-менеджеру Рольфа Венте, чтобы проследить за Уорнером.

Я заблокировала свой телефон.

— Мы должны им перезвонить.

— Ты выглядишь усталой. Как выходные? Была на какой-нибудь вечеринке?

Если я не отвечу, и если я не сделаю это подробно, он потратит пятнадцать минут, рассказывая мне о своих походах по вечеринкам.

— Сходили на ужин прошлым вечером. Смотрели шоу в ресторане. Певица была потрясающей. Фолкнер. Какая-то Фолкнер. Как писатель.

— Никогда не слышал о ней, — сказал он.

— Приятный голос. Настоящий.

— Почему бы нам не рассмотреть ее поподробнее? Может WDO заработает свои копейки. Привлеки ассистентов. Заставь их чувствовать себя любимыми.

— О'кей, — я вернулась к своей работе, надеясь, что он оставит меня.

— И реши все с Уорнером, ладно? Мы теряем старого Рольфа, и мы должны задницу рвать, чтобы не остаться с голым задом. Дай мне знать о певице к концу дня.

Я не понимала, что, предлагая музыканта, я была обязана ездить за копейки, чтобы еще раз посмотреть на ее выступление. Мне становилось плохо даже при мысли об этом, пока я не вспомнила мужчину с розовым галстуком. Я схватила телефон и вышла на улицу.

Я шла по Барнейс. Видимо, это был месяц свадеб. Элитные дизайнеры выставили свои белые платья на витрины. Джереми Сент-Джеймс инкрустировал ювелирными украшениями корсет над юбкой не скромнее, чем марлевая полоска. Барри Тилден выложил голубя из белых перьев на платье, достойное Скарлет О'Хара, у которого верхняя часть являлась лифом из застежек-молний из чистого серебра.

— Дейдра? — сказала я, когда услышала, что на звонок ответили. — Ты здесь?

— Сколько времени?

— Десять. Что ты делаешь в следующий четверг вечером?

Простынь зашуршала.

— Вечером я должна идти в приют.

— Хочешь пойти куда-нибудь?

— Не могу где-то развлекаться, Ти. Это делает меня больной.

Моя сестра Дейдра презирала богатых, разбрасывающихся деньгами. Она жила в студии размером с почтовую марку и откладывала каждую копейку в целевой фонд, предназначенный для того, чтобы накормить голодающих. Это благородство доходило до точки саморазрушения.

— Это не развлечение. Скорее уныние. Я не хочу идти в офис и работать с людьми. Они все смотрят на меня, жалея из-за Даниэля. Я ненавижу это.

— Я не очень хороший буфер.

— Ты — совершенство. Продолжаешь держать меня на ногах.

Она вздохнула.

— Правильно. Ты покупаешь, а я ломаю.

— Без проблем.

Мы разъединились, и первое, что я увидела — это вывеска «Сарториал Сэндвич». Мне нужна была Дейдра, чтобы найти причину исчезнуть из толпы WDE, особенно когда в ней присутствовал великолепный мужчина.

 

Глава 4

— Сколько ты уже выпила? — спросила я Дейдру.

— Это второй, — убрав руку со своих рыжих волнистых волос, она подняла два пальца. Все восемь из нас обладали рыжими волосами, но только у нее они вились. — Не то чтобы это имеет значение.

— Имеет, — сказала я.

— Нет, — произнесла Дейдра, поставив на стол свой бокал. — Не имеет. А знаешь, что имеет?

— Дай-ка угадаю. Бедные и голодные?

Дейдра вздохнула. Я прервала ее, прежде чем она смогла начать свою речь. Она ненавидит это.

— У тебя больше денег, чем у Ватикана. Ты милашка. Ты действительно думаешь, что у тебя есть проблемы?

— Внешность и деньги — это не весь человек, — ответила я.

— Не притворяйся, что они не имеют значения. Они имеют. Если бы ты только видела, что вижу я каждый день.

Моя сестра была милой и сострадательной, но она становилась агрессивной, когда выпьет. Если бы я позволила ей, она сказала бы мне, что моя тоска пришла от материального идолопоклонства, и что настало время для меня отдать все свои деньги на благотворительность и жить в служении бедным. Я часто задумывалась о том, что она была права.

Музыканты пришли, а затем снова исчезли. Свет погас, и певица появилась у пианино и запела «Stormy Weather», как если бы она хотела сорвать облака с небес, но не могла дотянуться до них. Моника Фолкнер — никто в городе знаменитостей — стояла перед пианино и пела чужие песни в зале, построенном для других целей. Она перешла от «Stormy Weather» на что-то более жалобное. Боже мой, она была полностью связана с каждым словом, каждой нотой.

С этой женщиной нельзя было останавливаться на полпути. От мысли, что она с моим братом, мне стало плохо. Но сегодня она завораживала меня. Она пела, попадая в ритм клавиш. Внутри меня была дыра, где, пульсируя, хранилось прошлое, усталость и грусть. Ее голос проник туда и словно погладил меня там.

Я скучала по Даниэлю. Мне не хватало его твердого тела и прикосновения рук. Я скучала по его смеху и тому, как он накрывал мою грудь во сне, и по тяжести его руки на моем плече, и по тому, как ему приходилось постоянно смахивать свои светло-коричневые волосы с лица. Я скучала по возможности просто позвонить ему, чтобы пообщаться. Я была независимой женщиной. Могла прекрасно содержать себя сама, без него или кого-то еще. Но мне не хватало его и возможности быть любимой. Однажды он обманул меня, и все мое восхищение его любовью превратилось в горечь. Но я сожалела об этой потере.

— Ты в порядке? — спросил меня мужской голос.

Джин отошел от стола, чтобы поговорить со мной у бара. Он был «моим типом»: темно-русый, амбициозный, с веселой улыбкой, уверенный в себе, но он был ужасен. Просто самый ужасный голливудский придурок.

— Да, спасибо.

— Она хороша. Певица.

— Великолепна, — я почувствовала, как справа от меня Дейдра куда-то ушла.

— Я думаю, что мы могли бы что-нибудь с ней сделать. Немного навести лоск, покороче юбку, использовать тело. Джеральдина Старк после того, как подписала контракт, получила «Сэмми». Сейчас она пытается идти в ногу с модой. Можно будет красиво упаковать, — он подмигнул, как будто я не могла понять двусмысленность.

— Я надеюсь, что это сработает, — сказала я. — Мне нужно в дамскую комнату.

— Увидимся позже за столом, — он пригубил напиток из своего бокала. — Оставайся на связи.

Дейдры не было в туалете. В итоге все закончилось тем, что я снова смотрела на тот же рулон туалетной бумаги, что и две недели назад. Рулон, очевидно, другой, но в той же упаковке. Однако другой. Другой.

Холл за туалетной комнатой вел на улицу, где маленькое пространство для курящих было отгорожено от парковки. Я услышала крики и повторяющееся слово «сука». Хоть я обычно и избегаю неприятностей, но все же решила посмотреть, что там происходит.

Красный Порш Boxster был припаркован на месте для инвалидов, и на капоте, вытянувшись на спине во все пять футов одиннадцать дюймов и сто пятьдесят фунтов, лежала Дейдра. Кричавший мужчина был на шесть дюймов ниже и на двадцать фунтов легче, единственное, я не могла сосчитать, сколько геля ушло для укладки его волос. Он был одет с ног до головы в кожу, и его голос был как визг тормозов.

— Убирайся. Из. Порше, — он толкнул ее с такой же силой, как и кричал, но она не шелохнулась.

— Простите, — сказала я.

Он мог услышать меня. У меня не было времени подумать об этом, так как все произошло очень быстро. Он схватил Дейдру за отворот пиджака и потащил вниз. Как младенец, объевшийся молоком, из нее фонтаном полилась рвота. Она выплеснулась ее на его куртку, землю и автомобиль. Он пронзительно закричал и отпустил ее. Дейдра скатилась с капота, продолжая блевать, и упала на землю.

— Черт! — прокричал он, когда я попыталась посадить свою сестру, прислонив к колесу.

— Дерьмо! Бог мой! Блевотина? Блевотина — это кислота! Ты знаешь, что она делает с краской? А мой гребаный пиджак?

— Мы возместим ущерб.

Я была занята с Дейдрой, беспокойно окидывая ее взглядом. Она была без сознания. Я сжала ее щеки, и открыла ей рот, чтобы увидеть, дышит ли она. Она не могла вдохнуть, потому что в этот момент ее снова вырвало прямо на мою рубашку. Я откинулась назад и сказала что-то вроде «тьфу», но человек в коже заглушил это.

— Это требует покраски. Блядь! Сука, весь автомобиль теперь должен быть покрашен. И я хочу, чтобы это было сделано завтра.

— Извините, — пробормотала я, постукивая Дейдру по щекам.

Если бы парень в коже не был ослеплен своей яростью и глупостью, возможно, он не сделал бы то, что сделал прямо сейчас. Подняв свои руки, чтобы они не дотрагивались до рвоты на груди, он подошел к машине и пнул Дейдру в бедро.

— Эй! — это было все, что я могла сказать.

Он отшатнулся назад, не дав мне даже возможности нанести ответный удар. Потом я услышала удар. Я смотрела на Дейдру, моя паника нарастала, и я подумала, что парень упал или попал под машину.

Голос, мягкий, но резкий, сказал:

— Как часто она пьет? — молодой голубоглазый мужчина с изогнутыми губами присел рядом со мной. Он не смотрел на меня, только на Дейдру. — Я думаю, что у нее алкогольное отравление.

Другой выпуск рвоты. Я подпрыгнула. Всплеск рвоты приземлился на мою щеку, и я посмотрела вверх, на капот автомобиля. Ее щека была прижата к капоту Порше.

— Спин, — сказал Изогнутые Губы, — ты не будешь беспокоиться, не так ли?

Над ним, стоял потрясающий мужчина, удерживая за руки Кожаного Парня, не обращая внимания на друга.

— Скажи этой леди, что ты извиняешься.

— Он должен извиниться перед моей сестрой, а не мной, — сказала я.

— Черт! — Этот придурок пошевелился. Он получил тяжелый удар лицом о капот. — Я не скажу это, твою мать!

Спин схватил Кожаного за воротник и снова с силой ударил его несколько раз лицом о капот, пока тот не закричал.

— Я позвоню в 9-1-1, — сказал Изогнутые Губы.

— Но я… — Я думала, вы друг этого парня. Я остановила себя, понимая, что он собирался позвонить насчет Дейдры, а не ради ударенного лицом по автомобилю.

— Скажи. Что ты. Сожалеешь, — произнес Спин сквозь стиснутые зубы.

Лицо парня в коже, скользнуло к краю капота, стирая рвоту, я могла увидеть кровь, смешанную с желудочной кислотой.

Он был придурком, и мне не нравилось то, что он пнул мою сестру.

— Да ладно, действительно, все в…

— Да, у нас экстренный случай, — сказал Изогнутые Губы. Спокойно. В телефон. — Алкогольное отравление.

Снова удар.

— Я сожалею!

— Вы верите ему, Contessa? — Прекрасен. Даже при выбивании дерьма из какого-то парня на капоте Порше. — Вы думаете, он сожалеет?

Я уловила мимолетный акцент в его голосе. Итальянский? Спрашивая меня, одна его бровь изогнулась, как парабола, лицо было решительное, целеустремленное, полностью спокойное, ему не нужно было прикладывать усилий, он и так был хорош.

— Да, — сказала я. — Я верю ему.

— Я верю, что он сожалеет, — сказал он. — Но я не верю, что он раскаялся. — Он наклонился ко мне, смотря на владельца Порше, который плакал, вытирая кровавый нос.

— Что вы думаете?

Я не знаю, что на меня нашло. Необходимость быть правдивой завела меня. Это был безопасный способ заставить Кожаного придурка страдать.

— Нет, я не думаю, что он раскаялся.

Его ухмылка освещала ночь. Я опасалась, что его улыбка во весь рот может чересчур увлечь меня.

— Покажи ей, что ты действительно имеешь это ввиду, — сказал он на ухо Кожаному, и посмотрел на меня. — Убери блевотину с этой ужасной чертовой машины. — Он не позволил парню двигаться. — Быстрее.

— Женщина, — сказал Изогнутые губы, — туалеты стали строить с середины тридцатых годов.

— Вылижи это дерьмо, или ты поцелуешь капот снова.

Кожаный, рыдая, поперхнулся. У него сочилась кровь из носа. Я встала и посмотрела на парня, который пнул мою сестру. Я почувствовала что-то в слиянии двух мужчин, заблокированных вместе у машины. Тепло. Энергию. Что-то, что заставляло мурашки ползти по моей коже и создавало покалывание. И когда придурок высунул язык и лизнул блевотину с капота, покалывание от беспокойства стало проходить, я даже не подозревала, что мне было не все равно.

— Хорошо, — сказал Спин. — Сейчас ты веришь ему, Contessa?

— Да.

Спин дернул мужчину, и по выражению его лица я поняла, что он собирался заставить парня снова поцеловать капот машины. Расстояние и сила, которую он, очевидно, собирался приложить, смогла бы растереть его кости в пыль.

Я замерла.

— Я думаю, что ты донес свою точку зрения.

Лицо Спина, столь непримиримое, медленно менялось, становясь мягче, более открытым. Он улыбнулся.

— Я думал, ты будешь наслаждаться феерическим финалом.

— Моя сестра будет в синяках. Его лицо расквашено. Справедливость восторжествовала.

— Come volevi tu, — сказал он, дергая придурка снова. — Ключи.

Спин протянул руку. Парень в коже плакал, смазывая слезы с кровью.

— Нет, старик, не бери мою машину.

— Эта машина? — Он вытащил ключи у Кожаного Парня из кармана и нажал на кнопку. Двери разблокировались и фары засветились. — По-моему, это низкосортный кусок дерьма. — Он затолкал Кожаного Парня на водительское сидение и захлопнул за ним дверь.

Через несколько секунд машина, взвизгнув, умчалась.

— Скорая едет, — послышался позади меня напряженный голос Изогнутых Губ.

Он поднял Дейдру с дороги и попытался не упасть под ее весом. Его друг помог отнести ее на скамейку в место для курения. Изнутри послышались аплодисменты. Певица закончила петь. В ближайшее время люди должны были начать сюда выходить, чтобы покурить. Великолепный мужчина одел пиджак и поправил галстук. Все было идеально.

— Ты в порядке? — спросила я.

— Да. А ты? — он вынул пачку сигарет из кармана и предложил мне одну.

Я отказалась, покачав головой. Я взглянула на Дейдру, прислонившуюся к Изогнутым Губам, которому, вероятно, хотелось поскорее освободиться.

— Нормально. Правда, с ног до головы в рвоте, но все в порядке, — сказала я.

— Ты не расстроилась, видя это. Я впечатлен. — Он достал из пачки сигарету, рассеянно теребя серебряную зажигалку.

— Ох, я расстроена.

Он усмехнулся и закурил, глядя на меня поверх пламени. Лениво щелкнул зажигалкой. Я подумала, что было бы неплохо убежать, сесть рядом с сестрой или сделать шаг назад.

Но я не сделала ничего из перечисленного.

— Ты не выглядишь расстроенной, — сказал он. — Ты покраснела. Твое сердце скачет, как угорелое. Я вижу это. — Он шагнул вперед. — Ты пытаешься контролировать свое дыхание, но ничего не получается. Если бы я увидел тебя такой в другом месте и при других обстоятельствах, я бы решил, что ты готова потрахаться.

Внимательно наблюдая за мной, он выпустил дым, поднимающийся белой пеленой в небо. Мои легкие сжались и втянули в себя больше воздуха чем когда-либо за такой короткий период времени. Матерщина обычно оставляла вкус смолы и желчи на моем языке, но от его слов по телу разлилась волна тепла от колен до моей нижней части спины.

— Я не люблю такие разговоры, — слова вылетели из моего рта прежде, чем я поняла, что это было не так.

— Может быть, — он сунул руку в карман и достал оттуда белую карточку. — А может быть, и нет.

Я взяла визитку. Антонио Спинелли, адвокат, номер 213. Я подняла глаза, чтобы спросить его, какой же юрист заставляет негодяя лизать рвоту, но он уже шел в сторону черного Мазерати. Изогнутые Губки нежно прислонил Дейдру к стене.

— Спасибо, — сказала я, спрятав визитку в карман.

— Позаботься о ней, — он сделал жест, подразумевая, что я должна сесть рядом с Дейдрой, прежде чем сюда потянуться курильщики, выходящие из клуба. — Она опасна.

Я улыбнулась ему, смотря, как он сел на пассажирское сидение, и как машина уехала. Я села рядом с сестрой и стала ждать скорую помощь.

 

Глава 5

Я положила визитку в карман и забралась вместе с Дейдрой в машину скорой помощи. Моя сестра была в хронической депрессии и лечилась алкоголем. Все мы знали об этом. Ее переместили с каталки скорой помощи. Врачи сняли жизненно важные показатели. Медсестра дала мне форму для медперсонала, чтобы я могла избавиться от испачканной рвотой одежды. Верх был с V-образным вырезом, имел широкие рукава, и одежда была украшена мишками Тедди в облаках. Мои нарядные туфли на каблуках были нелепы в сочетании с розовыми брюками, которые были мне на четыре размера больше.

Они вкололи Дейдре витамин В, и как только определили, что у нее нет никаких необратимых повреждений головного мозга, оставили меня с ней наедине. Моя вонючая испорченная одежда лежала в пластиковом мешке под стулом. Раньше я бы позвонила Даниэлю, однако в свете последних событий, мы с моей новой соседкой по квартире договорились, что я буду писать ей, раз уж этого мне больше всего не хватало.

«Я в госпитале с сестрой. Все в порядке. Дома не жди.»

Ответ пришел моментально:

«Отправляюсь на съемки через три часа. Мне приехать?»

«Да. Госпиталь Секвойя.»

Моя куртка была смятая в пластиковом мешке под стулом. Я переложила визитку адвоката в карман одежды для персонала по причинам, которые я не могла объяснить самой себе. Она весила будто сорок фунтов в моем кармане. Становилась теплее, когда парамедики начали расспрашивать о моей сестре: ее страховка, возраст, сколько она выпила и что. Визитка будто вибрировала и гудела, пока я ждала, когда сестра вернется в сознание.

«Ок. Которая из сестер?»

«Дейдра. Она была на Шри-Ланке. Ты никогда не видела ее.»

«Любящая выпить с либеральными взглядами и борец за свободу?»

«ЛОЛ, да.»

Я прошла в зал ожидания скорой помощи. «Секвойя» был хорошим госпиталем, но следующие несколько часов относились к разряду «реально тяжелого времени, о котором не интересно даже говорить». В зале ожидания, несмотря на позднюю ночь, еще кипела жизнь, но не так активно, как будто все ужасы Лос-Анджелеса сделали перерыв на несколько часов. Дети ссорились, а телевизоры кричали радостные новости. Я направилась к автомату, рассматривая разнообразные упаковки, не в состоянии решить, чего бы мне хотелось.

Ребенок около семи лет оттолкнул меня, и засунул доллар в прорезь. Стоя передо мной, он нажимал кнопки, как если бы это была его работа, машина загудела, но ничего не произошло. Ничего не появилось.

В своей голове я обдумывала предстоящий день. Катрине придется отвезти меня обратно к Фронтейну. Я заберу свой автомобиль, поеду домой, и…

Раздался громкий удар, как если бы пуля пробила стеклопластик, я подскочила, обалдевая, и не понимая, что происходит. Антонио Спинелли, по-прежнему в своем черном костюме, дотронулся до автомата и, найдя нужную точку, стукнул снова. Два пакетика чипсов выпали, и малыш прыгнул за ними. Адвокат ухмыльнулся, посмотрев на меня, и пожал плечами. Он выглядел еще шикарнее в комнате с люминесцентными лампами, чем на темной парковке.

— Ты хочешь что-нибудь? — спросил он.

Его глаза не отрывались от моего лица, и я чувствовала себя неловко в одежде медперсонала и этой обуви.

— Что ты здесь делаешь? — Голос мой был слабым и тихим, вероятно потому, что я говорила, затаив дыхание.

Он пожал плечами.

— Угощаю тебя поздним ужином, — он указал на ассортимент внутри автомата. — Будешь сырные чипсы?

Было ощущение, будто я один на один в клетке с кружащим вокруг меня гепардом.

— Ты ждал меня все это время?

— Я подумал, что тебе, возможно, надо будет на чем-то поехать домой, поэтому и последовал за скорой.

— Адвокат в погоне за скорой…

Он усмехнулся, и я не была уверена, шутил ли он или это было внешним проявлением вежливости.

— Каким бы джентльменом я был?

— Еще раз. Что ты здесь делаешь? — я почувствовала во рту привкус, как если бы кусок недельного ростбифа был засунут в него. Я была одета в балахон, который мне не подходил, даже если бы он был правильного размера, а мои ноги на шпильках испытывали многочасовую пытку. Голова болела, сестра была в больнице с алкогольным отравлением, а божественно привлекательный мужчина хотел поделиться со мной сырыми чипсами.

Антонио достал купюру, и автомат заглотил ее.

— Я думаю, что произвел плохое впечатление на стоянке, — он нажал на большее количество кнопок, чем того требовалось для одного продукта.

— Твои намерения были хорошими. Спасибо тебе за это.

— Несмотря на мои методы?

Автомат выдал из себя упаковки. Чипсы, конфеты, печенье, крекеры: хлоп, хлоп, хлоп, хлоп. Он, должно быть, истратил двадцатку на все это.

— Я пытаюсь не думать об этом слишком много.

— Ты выглядела очень собранной, — он нагнулся, чтобы извлечь охапку пакетиков. — Я никогда не встречал такую женщину.

— Не считая того, что я выглядела очень возбужденной? — я скрестила руки.

— Это то, что я видел, — он вручил мне яблоко, единственную настоящую пищу, доступную в автомате госпиталя. Антонио окинул меня взглядом с головы до ног, и мне совершенно точно этот взгляд не понравился. Ни на одну секунду.

Кроме того, что он мне понравился. Я взяла яблоко. Мои губы были потрескавшимися, глаза отяжелели от слишком многих часов бодрствования. Возможно, это было и к лучшему. Вид меня свежей, как раннее утро, заставил бы его сексуальный взгляд стать еще более интенсивным.

Он зашагал назад к пластиковым неудобным креслам, приглашая меня сесть.

Я села, держа яблоко напротив груди. Он бросил нашу еду на кресло рядом со мной и сел напротив.

— Как твоя сестра? — спросил он.

Я вздохнула.

— Она будет в порядке. Я имею ввиду, что не будет, так как она сделает это снова. Но днем она уже будет бегать.

Он задумчиво смотрел куда-то, поднимая пакетик с орехами с кресла и опуская его назад.

— Невозможно изменить то, кем ты являешься. Ты будешь пить, пока не начнешь бороться с этим самостоятельно.

— Как же ты стал таким мудрым в этом вопросе?

— У меня был дядя.

Он открыл шоколадный батончик, а я проследила за его пальцами, скатывающими целлофан, и разделяющие его на слои. Для этого не требовалось ровно никаких усилий. Ребенок может сделать это. Но грация, с которой он делал эту простую вещь, была изысканной. Я сжала свои ноги вместе, потому что не могла прекратить представлять его руки, накрывающие внутреннюю сторону моих бедер.

— Это была моя работа, собирать его по утрам, — продолжил он. — Он поддерживал мою мать, поэтому был вынужден зарабатывать деньги. Каждое утро я должен был искать его. Находил его на улице, на площади, где бы то ни было. В отключке, с вином, залившим всю его рубашку. Я плескал ему на лицо воды и отправлял на работу в доки. Я имею в виду, он называл меня stronzo, но я получил работу.

Его рассказ вызвал у меня дальнейшие вопросы. Возможность проводить с ним часы в зале ожидания была слишком привлекательной. Я видела, что он хотел сделать с человеком, который пнул мою сестру, и чувствовала, что он не просто обычный адвокат. Мне было бы очень интересно узнать всю его историю.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я. — В Лос-Анджелесе?

Он пожал плечами.

— Калифорния близко. И погода славная.

— Меня зовут Тереза.

— Я знаю, — он улыбнулся в ответ на мое потрясенное выражение лица. — Я видел тебя пару раз по телевизору, во время кампании по выбору Даниэля Брауэра на пост мэра. Я думаю, что он может победить.

Я, должно быть, стала красной, как помидор, хотя мое выражение лица не изменилось, и мои плечи остались расправленными.

Он виновато опустил взгляд, словно сказал слишком много.

— Это не мое дело, конечно.

— Очевидно, тот факт, что мой жених спал со своим спичрайтером, дело всего Лос-Анджелеса. Ты пропустил какие-то подробности в статье и хочешь выяснить их у меня?

Я напрочь отгородилась от эмоций. Даже его полные губы или дуги его бровей не могли проникнуть через мою оборону.

— Вот почему ты смотрел на меня в ту первую ночь. Пытался узнать о человеке с такой историей за плечами.

— Нет.

— Я не заинтересована в твоей жалости, и не собираюсь что-то доказывать тебе, или еще кому-нибудь по этому вопросу, — я встала. Я итак уже погрузилась в достаточно глубокую яму отчаяния. — Спасибо за ужин.

Я развернулась на каблуках и подошла к ближайшей двери, что вела наружу. Мне следует направиться обратно к Дейдре. Мне следует пойти в дамскую комнату. Мне следует подойти на ресепшн. Но улица выглядела такой неприметной, как будто бы я могла, выйдя туда, исчезнуть в темноте. Как только я выбралась наружу, то поняла, что идти мне было некуда и не на чем. В любом случае, я не могла уйти далеко. Дейдра нуждалась во мне.

Я целеустремленно направилась прочь. Я была глупой. Я хотела бы, чтобы у нас с ним было все с чистого листа, но он уже знал, кто я. Я не могла сбежать от того, что случилось с Даниэлем. Все знали об этом, и любые мои отношения с кем-либо будут омрачены тенью унижения. Я почувствовала сильную руку на своем локте, но часть моего тела продолжала двигаться вперед, несмотря на усилия его хватки.

— Подожди, — сказал он, — ты даже не дала мне закончить.

— Я не хочу, чтобы ты… — начала я, позволяя ему держать меня за локоть, пока пыталась найти баланс.

— Я наблюдал за тобой, потому что да, я хотел посмотреть, кем ты являешься на самом деле, — я начала возражать, но он приложил палец к моим губам и продолжил:

— И когда я это понял, я был… Как тебе сказать? — он прищурился, словно пытаясь найти слова. — Охвачен благоговением. — Я попыталась вырваться, и он меня отпустил. — Постой! Это не то, что ты думаешь. Да, я видел тебя по телевизору с Брауэром. Ты всегда стояла так прямо, когда на тебя нападали с одной стороны машины, а с другой стороны твои собственные люди. И ты ни разу не надломилась. Потом сегодня вечером ты сказала мне, чтобы я перестал бить мужчину, будто бы это было твоим долгом перед Богом сделать это. Ты могла отвернуться от мира. Ты понимаешь?

Я ничего не сказала. Я ненавидела то, что он следил за моим скандалом с Даниэлем так внимательно, что это походило на одностороннюю интимную близость.

— Позволь мне пригласить тебя куда-нибудь, — сказал он. — Мое внимание не причинит тебе вреда.

— Послушай, я сожалею. Ты достаточно хорош. И, честно говоря, ты красавчик. Очень привлекательный, — я не могла смотреть на него, произнося это. — Но ты испытываешь любопытство ко мне, а для меня это до сих пор все очень реально.

Я скрестила руки на груди, и ему пришлось отпустить мой локоть. Автобус, пронесшийся мимо нас с оглушительным ревом, всколыхнул наши волосы теплым ветерком.

— Я просто не готова.

— Позволь мне пригласить тебя в любом случае.

— Ти Дрей!

Я развернулась. Катрина бежала ко мне с парковки, неся огромную сумку, одетая в угги с леггинсами. Она была ранней пташкой.

— Я сожалею, — сказала я, пятясь в сторону Катрины. — Я не могу. — сказала я, чувствуя ее тяжелое дыхание за спиной.

— Привет, — сказала она.

Я обернулась и поняла, что она обращается не ко мне.

— Катрина, это Антонио.

— Ciao, — ответил он, кивнув ей, переведя свой взгляд обратно на меня. — У тебя есть моя визитка, Contessa.

— Да, есть.

— Ciao, — он улыбнулся, кивнув, и пошел в сторону парковки.

Катрина повернулась, смотря, как он обернулся и помахал рукой.

— Боже, какой сексуальный горячий самец!

— Да, сексуальный и горячий.

— Это тот парень, да? — спросила она.

— Точно.

— Он что, актер? Я могла бы его использовать. Черт, я могла бы в будущем снять фильм о пути, который он прошел.

— Адвокат. Итальянец. Ты рано, кстати.

— Мы закончили уже со всем дерьмом. — Мы направились в сторону больницы. — Майкл был задирой, он спрашивал о тебе, — сказала она.

— Меня это не интересует.

— Как твоя сестра?

— Должно быть, просыпается сейчас. Ты можешь подождать меня?

— Час. Затем тебе придется самостоятельно ехать домой, — сказала она, как если бы именно это и имела в виду. Она обняла меня за плечи и пошла рядом.

 

Глава 6

— Если ты хочешь, они пришлют священника, — сказала я, сидя у постели Дейдры.

— Я не нуждаюсь в наставничестве, — моя сестра выглядела расцветшей, здоровой и энергичной, несмотря на то, что по пояс была в простынях. Оказывается, ничего так не способствует выздоровлению, как капельницы витаминов группы В.

— Они не могут выписать тебя без этого. И мне очень жаль, но я согласна с их политикой. Ты могла умереть.

— Я взрослая женщина, — она отбросила простыни, обнажая синий больничный халат, который сочетался с моей одеждой для персонала.

Я положила руку на ее плечо.

— Ди, пожалуйста. Вся моя одежда была в твоей рвоте. Мы можем позвать доктора Вайнштейна, если ты хочешь.

Она заправляла рыжий локон за ухо, где он продержится следующие три секунды, прежде чем опять упасть на лицо. Ее взгляд переметнулся снова на меня.

— Я хочу пойти на работу.

— Тебе нужно отдохнуть от этой работы. Это превращает тебя в брюзгу.

— Я не могу заниматься ничем другим, — сказала она. — Я не знаю, как.

Одним из недостатков быть невероятно богатым, была легкость, с которой можно идти по жизни, не обладая котирующимися профессиональными знаниями. Была бы возможность, она бы развила и сострадание к людям, которые не имели то, что имела она, и презрение к тем, кто имел все. Ненависть к себе становилась глубокой — это характерная черта товарного знака Дрезен.

— Там Профессиональное училище за углом, — сказала я. — Ты могла бы научиться ремонтировать автомобили.

— Ты думаешь, папа купил бы мне магазин в Беверли-Хиллз?

— Все, что угодно, чтобы вытянуть тебя с социальной работы. Черт побери, я куплю тебе магазин.

Она зарылась лицом в ладони.

— Я хочу заниматься Божьим делом.

Я удерживала ее за запястья.

— Бог не заставлял тебя видеть то, что ты видишь каждый день. Ты слишком чувствительная.

Она убрала руки от лица.

— Ты можешь сходить с Джоном сегодня вечером? В музей? Я не думаю, что в состоянии сделать это.

Чтобы вернуть свою бывшую жену, Джонатан показывался на публике исключительно со своими сестрами.

— Если ты согласишься на беседу со священником, то я схожу.

Она откинулась обратно на спинку кровати.

— Хорошо.

— Спасибо.

— Ты пахнешь, как рвотная фабрика.

Я поцеловала ее макушку и обняла мою сумасшедшую чрезвычайно чувствительную сестренку.

 

Глава 7

Катрина была в комнате ожиданий, она спала на своем биндере, выпуская слюни на сценарий для съемок следующего дня.

Я положила ее голову себе на плечо и обняла, почувствовав себя одинокой и виноватой за то, что вызвала ее, хотя ей и так было тяжело.

— Давай, Режиссерша. Я поведу.

— Пять минут, мам, — прошептала она.

К тому моменту, когда Катрина подбросила меня до здания, где стоял мой маленький BMW, единственный на стоянке, лобовое стекло было уже усеяно каплями конденсата.

GT Cabrio 1967 года выпуска с хромированными деталями был не в восторге от высыхания воды на нем. Мне не следовало его покупать. Автомобиль был смертельной ловушкой. Но Даниэль заглянул на аукцион в автомобильный музей, и я вышла оттуда с машиной, которую он назвал МСД, Маленький Синий Дзынь. Он был раздражен, но я влюбилась в нее.

Хотя восходящее солнце принесет новый день, я была не готова переварить все произошедшее. Было всего лишь шесть часов утра, и мой брат еще не спал, поэтому я позвонила ему.

— Эй, Джон, — сказала я. — Я видела, твою певицу прошлой ночью.

— Я слышал.

Он явно был не один — его тихий голос и непонятное бормотание на заднем плане были слышны.

— Что ты предпочитаешь, хорошие новости или плохие?

— Плохие.

— Перед тем, как ты начнешь паниковать, могу сказать — все хорошо.

— Хорошо. Я не буду паниковать.

— Дейдра снова сделала это.

— Ох, — сказал он.

— И я не просто уложила ее в постель. Она была госпитализирована. Честно говоря, у нее действительно серьезная проблема, которую невозможно излечить несколькими вливаниями витаминов группы В. Я видела ее, выпившую два бокала, но у нее была фляжка, и она ходила в ванную, я не уверена, но похоже раз четырнадцать.

— Ты преувеличиваешь.

— Не намного. Итак, вместо нее я иду с тобой сегодня.

— Прекрасно.

— Могу я быть честной? — я не стала дожидаться его ответа. — Я думаю, твоя постоянная доступность не поможет вернуть Джессику назад.

— Очень по-взрослому, Тереза. По-взрослому.

— Возьми с собой реальную женщину, Джон. Перестань быть козлом отпущения.

Я никогда не говорила ничего подобного ни моему брату, ни кому-нибудь еще. Вообще редко давала советы или предлагала что-нибудь поменять, но сейчас я была вымотана физически и эмоционально. Я повесила трубку, не попрощавшись. Доставив Катрину домой, я стала готовиться к работе.

 

Глава 8

Я прибыла в офис, где меня уже ждала Пэм. У моей ассистентки были неоново-розового цвета волосы в стиле шиньона 40-х годов, пирсинг носа и бровей и элегантный костюм. Психобилити, так называла она несоответствие своего внешнего вида. Раньше я слышала об этом, но взглянув на ее бойфренда, заглянувшего к нам и выглядевшего, как Бадди Холли с тату, я точно поняла, что я — эстет.

— Ты выглядишь отстойно, — сказала она так, будто это был комплимент.

Я старалась замаскировать усталость, но макияж не мог всего скрыть.

— Спасибо, но я была трезвая все это время. Более поздний список прислали?

— Печатается. Арни хочет увидеть тебя, — сказала Пэм, ударяя по клавиатуре. Она постоянно утомительно отбивала дробь по столу и по коленям.

— Ты собираешься делать новый пирсинг? — я потерла лоб.

— Похоже на то, — она повела бровями и протянула мне папку с ежедневным финансовым отчетом. — Бобби собирается сделать на своем… Ну, в общем, ты поняла. — Она опустила глаза вниз.

Я не могла даже представить, какое выражение появилось на моем лице. Возможно, кто-нибудь посчитает, что это отвращение или сочувствие.

— Это горячо, — прошептала она. — И мне в удовольствие.

— Абсурдно, благодарю.

— Тебе звонил РП, — Пэм начала называть Даниэла «РП», потому что он был районным прокурором, когда мы расстались. Она говорила, что от его имени ее тошнит, и хотя я сказала, что могу сама разобраться с ним, она решила все же никогда его не призносить.

— Чего он хочет? — спросила я, чувствуя комок в горле.

— Ланч. Я сказала, что ты занята.

— Устрой нас в кафетерий, — сказала я.

В кафетерии WDE никто ни на кого не бросал докучливые взгляды, будь то кандидат в мэры, мэр, или кто-нибудь еще в этом роде. Каждый работал в бизнесе, поэтому прекрасно понимал важность своей работы. Приходить для встречи с кем-нибудь в кафетерий имело смыл, потому что в другом месте у тебя бы просто не было возможности подойти к нему. Никто не будет предлагать подвести тебя к Брэду Питту, даже если они рьяные поклонники; несмотря на то, что здесь была очень плохая еда, напоминающая по вкусу дешевую свадебную провизию.

— Встреча в понедельник в три часа была отменена, Арни вызывает, — сказала Пэм.

— Что? Фрэнсис?

— Фрэнсис не имеет права отменять твои встречи, — она указала на маленький двойной красный флажок, заблокировавший время. — Только ассистент Арни имеет право.

Я взглянула на часы.

— Я собираюсь увидеться с Даниэлем. Забронируй место.

— Закажу. Я позабочусь о ленче.

Я ушла от нее, морща нос, в то время как она набирала номер Даниэля.

* * *

В Лос-Анджелесе окна отделяют собак от сучек.

Это не мои слова. Это сказала моя сестра Марджи, и когда я передала эти слова Пэм, она поверила в них так страстно, что стала повторять их регулярно. Когда я переехала в единственный офис бухгалтерии с окном, она назвала меня новоиспеченной сучкой.

Один раз.

— Ох, Мисс Дрезен, ты знаешь, это комплимент.

— Но никому и никогда не следует даже повторять то, что говорит моя сестра. Она не подвластна своему разуму.

Одно из окон занимало половину стены комнаты — через него все руководители могли свободно наблюдать за зданиями Лос-Анджелеса — для них это было важно. Для меня это ничего не значило. Я родилась в четвертом поколении семьи, обладающей достаточно большим состоянием. Я работала, потому что хотела, однако могла уйти в любой момент. Моя ценность заключалась не в моей преданности, а в моем умении, которого я бы лишилась, если бы ушла.

Две стены окон в офисе Арни Сандерсона находились под прямым углом. Напротив северного окна был высотой двенадцати футов из красного дерева стеллаж, на котором располагались антикварные инструменты торгового агента. Пишущая машинка. Штамп «Утвердить». Запонки. Хрустальный графин и стаканы. Фотографии довольных агентов, удерживающих призовые места. Единственное, что отсутствовало в коллекции — супер белые стоматологические прокладки и сворачиватель сто-долларовых купюр, покрытый остатками кокаина.

— Тереза, — сказал Арни, когда я вошла.

На нем был пиджак, натянувшийся на животе, хотя и был сделан на заказ, и галстук, висевший, как золотой слиток, полная безвкусица, он был в моде шесть месяцев назад.

— Ты в порядке?

Я предположила, что он имел в виду мои темные круги под глазами, которые вопили о прошлой ночи.

— Джон пригласил меня с собой посмотреть представление вчера вечером.

— Ах, Джон. Я уверен, что цена соответствовала увиденному. Садись, — его улыбка, расплывшаяся и сверкающая белыми зубами, была продуктом десятилетних трудов стоматологов.

Я присела на кожаный диван.

— Я рада вас видеть.

На самом деле, это было не так. Настоящее приглашение к себе в офис означало что-то неладное, особенно в свете моего отмененного трехчасового утреннего заседания в понедельник.

— Могу я предложить тебе что-нибудь? Воды? Выпить? Опохмелиться?

Только половина сотрудников ходила наполовину трезвыми в пятницу. Такова была жизнь. Как доказательство моей аннулированной точки зрения, он налил себе янтарную жидкость, словно микстуру.

— Я в порядке.

— Я слышал, ты была на съемках у Катрины. Фильм с Майклом, — сказал он.

Агенты и продюсеры называли актеров по имени, и неважно, предполагали ли они прессовать их в дальнейшем или нет. Арни, конечно, был одним из немногих, кто действительно заслужил это право, которое все остальные приняли как должное.

— Помощник режиссера по сценарию в нерабочее время. Это забавно. Представляю, как тебе будет хорошо в совместной работе. И ты выбрала одного из режиссеров, которого мы представляем как ходячую бомбу замедленного действия.

— Она мой друг, — я ужасно занервничала, внезапно и необъяснимо, как будто он мог видеть сквозь меня.

Арни сидел напротив, скрестив ноги, в странной для мужчины позе.

— С ней опасно. И, если честно, она коварна, особенно после иска, поданного на студию Overland. Будь осторожна.

— Вы знаете, что я могу быть кем угодно, но не осторожной. Вы очень бдительны.

Он улыбнулся своей сдержанной улыбкой. Он действительно не хотел видеть меня, работающей с Катриной — это было написано у него на лице.

— Я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты убедила многих наших клиентов отказаться от бумажных чеков, ты сэкономила многим и время, и деньги. Они ценят тебя за это.

— Для этого вы меня и наняли.

— Всё работает без запинки, я подумал, у тебя, наверное, совсем мало времени?

— Я еще должна сбегать в отдел, — сказала я. — Но, если у вас есть еще какие-то идеи, я открыта для них.

— Итак, если ты захочешь… Это нерегулярно.

— Во мне мало от стриптизерши.

Он мягко рассмеялся.

— Ну, так этого и не было в твоем резюме, я уверен, что мы можем закрыть эту тему, — он отхлебнул из стакана.

— Мы взяли парня прямо из USC. Мэтт Конвей. Может, ты слышала о нем?

— «Оскар» за лучшую короткометражку в прошлом году.

— Милый мальчик. Много снимался в маленьком фильме на Апогее. Там есть несколько красивых европейских сцен, а так, в целом, горы на заднем плане.

— Я видела их, — сказала я.

— Он арендовал дюжину или около того ретро-автомобилей. Маленькие глупые приземистые вещицы с длинными номерными знаками. Что ж, компания, владеющая машинами, имеет право начать аудит в случае, если что-то пойдет не так. Это временно, похоже, я это уже говорил, но они, начиная проверку, настаивали, чтобы наш главный офис бухгалтерии провел ее. Я думал, они имели в виду нашу внутреннюю бухгалтерскую службу, но они подразумевали тебя.

— Меня?

— Обычно я посоветовал бы им попробовать съесть пуд соли, но это не совсем принадлежащая студии компания, предоставляющая реквизит. В ней задействованы влиятельные люди, и если я скажу «нет», телефон начнет звонить.

— Что мне нужно будет делать?

— Они скажут тебе, — ответил он.

— Я должна сходить в отдел.

— Это значит «нет»?

— Это только констатация факта.

— Хорошо. В понедельник, в три, служащий фирмы арендатора и представитель студии заберут тебя.

В три часа. Конечно. За тридцать лет Арни не принял ответа «нет» ни разу.

* * *

На праздники Даниэль был свободен, а в Голливуде каждый продолжал работать, поэтому он прибыл в кафетерий раньше. Когда я пришла, он был довольным, выключив телефон, чтобы его оставили в покое в течение часа во время жесткой кампании. Мою грудь сжало, увидев его работающий телефон, я свой последний выбросила в туалет.

— Привет, — сказала я, садясь и раскладывая льняную салфетку на коленях.

Он сунул в карман мобильник и улыбнулся.

— Спасибо, что встретилась со мной.

Я кивнула, искоса поглядывая вниз. Когда я перестану играть в пострадавшую сторону? Почему я впадаю так легко в жертвенность? И почему, он впадает в роль негодяя, даже не моргнув? Его сгорбленная поза, от которой организаторы избавили его год назад, вернулась. Прядь светлых волос, которую он использовал перед камерой, чтобы смахнуть в движении, упала на лоб. Он ненавидел это. Я видела его затраченные усилия, чтобы не двигаться, видела напряженную зажатость в его пальцах, сплетенных вместе перед собой. Я все видела, и когда постаралась просто расслабиться с ним, то почувствовала миг удовлетворения.

Мне не понравился наш танец. Это сделало меня больной. Но я не знала, как остановить музыку, потому что я все еще любила его. Мужчина, который позволил мне обустроить дом так, как я хотела, который смеялся над моими глупыми шутками, который сглаживал все, что я делала неправильно. Мужчина, который делал хорошие, но неудачные попытки доставить мне оргазм пальцами или своим членом.

— Как Дейдра? — спросил он, затем продолжил, когда я удивленно наклонила голову. — Один из администраторов увидел фамилию Дрезен, узнал и позвонил мне. Она подумала, что это была ты.

— Это законно?

Он пожал плечами.

— Я знаю людей. Это моя работа. Она в порядке или нет?

— С ней все прекрасно.

Я заказала нашу еду заранее, и она прибыла к столику в широкой оправе белых тарелок, которые выйдут из моды, наверное, в следующем веке.

— Как ты? — он перемешивал содержимое своей тарелки тяжелой серебряной вилкой. Из-за своего нищего детства, он ел настолько быстро и аккуратно, как паровой экскаватор на амфетаминах.

— Хорошо, спасибо. Я — помощник режиссера по сценарию, курирую Катрину, когда могу, поэтому немного устала. Но это весело. Она получила Майкла Гринвича для ведущей роли, и он поразителен. Его производительность не знает границ, она надеется выпустить фильм в прокат.

Он вздохнул.

— Я удивлен, что кто-то после иска хочет иметь с ней дело.

— Да она просто очередная неотступная женщина, требующая то, что принадлежит ей.

— Ты знаешь, я не это имел в виду, Тинк.

Я перестала жевать. Он больше не должен называть меня так. Я выглянула в окно.

— Мы собрались покончить с этим однажды, — сказала я, глядя в очередной раз на мужчину, которого любила. — А пока давай избегать пустой болтовни.

Он прочистил горло.

— То, что произошло с нами, причиняет мне боль. Мой рейтинг пошатнулся, особенно на восточной части, где большинство консерваторов.

— Да, я знаю, — Господи, мой голос был подобен льду, словно говорил кто-то другой, а не я. Я могла быть тихой, могла быть честной, но я не могла быть сердечной.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что я только говорю о себе и кампании, а не о том, что произошло, понимаешь? Но это бизнес-ланч. Я буду счастлив, если ты захочешь поговорить о более личном.

— У тебя все в порядке. Я поняла, я пойду.

— У меня в четверг Католический благотворительный вечер, — сказал он.

— Хорошо.

— Они поддерживают меня, потому что я по-прежнему заседаю за неравенство доходов, но главное мы…

— И Кларис.

— И Кларис, которая ушла и являлась камнем преткновения. Они почти пошли на попятный. Поэтому я здесь, чтобы попросить тебя о символическом жесте.

— Каком? — спросила я, уже догадавшись.

— Прощении. Христианском прощении, как будто мы играем в San Gabriel Valley. Твоя семья — большой епархиальный донор, это не останется незамеченным.

— И что влечет за собой этот жест символического прощения?

— Если бы ты могла присутствовать на сборе средств и стоять рядом со мной, — он поднял руку, останавливая возражения, которые я еще не произнесла. — Очевидно, не как моя невеста, но как сторонник, чьи приоритеты такие же, как и мои собственные.

Я прожевала. Проглотила. Запила водой. Я знала, что согласилась бы, но я не хотела бросить себя к его ногам. Он этого не заслужил.

Я слышала очень много о том, что Даниэль заслужил. Я слышала, что он был никчемным подонком, слышала обещания сделать его жизнь в особняке мэра сущим адом. Эти обещания ничего не значили для меня. Никто бы не испытывал боли из-за неверности Даниэля. Это было бы забыто через пять лет. Поэтому я бы скрывала свою злобу на публике, выпуская ее на свою семью и Катрину.

Но в мою голову пришло видение — Антонио, прикладывающий Даниэля головой о капот автомобиля. Я почувствовала запах крови и услышала треск сломанного носа от удара. Я представила зубы, скрежещущие о металл, его искаженное лицо, и как он сказал, что сожалеет, и Антонио и я, выступающие, как партнеры в попытке найти разницу между его сожалением и раскаянием.

— Почему ты улыбаешься? — спросил он.

Я сменила тему.

— Мы решили, что публичные совместные появления не сработают.

— Я думаю, было бы нормально просто напомнить всем о моей слабости. Но в этом случае, если бы люди увидели, что ты меня простила, то они смогли бы последовать за мной. Я не смогу победить, если что-то не предприму.

Аппетит пропал, я откинулась на спинку стула.

— Я представляю себе полемику в прессе. Еще одна жена политика прощает своего чрезмерно амбициозного мужчину за слабость с другими женщинами. Судить ее. Не судить ее. Она феминистка. Она анти-феминистка. Она — символ для всех нас. Ничего из этого не ударит по тебе, это все падет на меня.

— Я знаю.

— Тебе так повезло, что я не хочу в офис к Брюсу Драммонду.

Воздух вышел из него. Он не шевелился, я заметила, как немного опустились его плечи, и напряжено сжалась челюсть.

— Я даже не могу поблагодарить тебя.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Я все равно женюсь на тебе, если ты примешь меня назад.

— Даниэль, действительно…

Он подался вперед, словно от толчка в спину.

— Выслушай меня. Не как возможного мэра. Как меня. Дэна. Парня, которого ты учила, как ходить прямо. Парня, который грыз свои ногти. Этот парень собирается прожить до семидесяти лет, и каждый день будет сожалеть о том, что он сделал. Я хочу, чтобы ты вернулась. После этой кампании, выиграю или проиграю, позволь мне любить тебя снова.

Радость, ужас, шок, грусть — все чувства перемешались во мне, пытаясь определить мои слова. Ни одно из чувств не выиграло гонку, чтобы пройти путь от моей головы к моему рту.

— Я клянусь, что не сделаю то, что сделал, больше никогда, — сказал он. — Но я скучаю по тебе. Я не могу больше это переносить.

Мои слова слетели без каких-либо эмоций.

— Я не готова.

— Я подожду тебя, Тинк. Я буду ждать тебя всегда.

Я не ответила, потому что не могла представить, буду ли когда-нибудь готова, и также я не могла представить связанной себя с кем-нибудь еще.

 

Глава 9

В понедельник у меня было ровно двадцать минут до встречи с парнем из фирмы арендатора и представителем студии, чтобы получить краткую информацию от Пэм.

— Студия отправила курьера, — сказала она, отвлекаясь от экрана. — Они уверены, ты сможешь справиться.

— Вау, — перебиваю я, — они даже не делают вид, что беспокоятся.

Голос Пэм упал, почти до шепота.

— Ходят слухи, что Мэтт получил наличные за свою короткометражку от Голливудских акул кредитования, и студия Overland слишком много раз покрывала его чеки, сглаживая ситуацию. Так что, если ему встретится на пути автобус, ему лучше спокойно броситься под него.

— Они могли бы нанять делать эту грязную работу своих собственных бухгалтеров. Они ведь лучшие из лучших.

Она сместила очки в роговой оправе со стразами на середину носа и посмотрела на меня поверх них.

— Что ты думаешь о себе?

— Адекватная, после того, что ты сказала.

Она покачала головой и вернулась к работе. Я расчистила свой рабочий стол от миллиона мелочей, перед тем как сделать Арни любезность и отправиться в конференц-зал.

* * *

Огромный конференц-зал был расположен на нижнем этаже здания. Две стены были из стекла, открывая вид на приемную, две другие, стеклянные стены, выходили на Уилшир Бульвар. Помещение было разработано для больших шишек, встречающихся вместе для отдыха в агентстве и тех, кто ожидал в приемной. Назначенные встречи могли стать основой для убеждения Мистера-двадцать-миллионов-долларов-в-картине, что такой-то актер был замечен в рукопожатии с Мистером-Академии-наград-директором перед Мисс Топ-агентом, точно также как и Мисс Актриса-которая-отказались-сниматься-обнаженной-в-сцене — все они ждали назначенных встреч. Похоже, как и все в индустрии развлечений, при максимальной видимости здесь разыгрывалась максимальная драма.

Каждый раз, приходя в этот изысканный конференц-зал, я проверяла, нет ли зацепок на чулках, в порядке ли мои волосы, не застряло ли чего между зубами, даже если мне нужно было встретиться только с курьером для передачи документов. То, что раньше приносилось в банковской коробке с бумагами, бухгалтерские книги и папки, теперь приносилось в форме флеш-диска и конверта с несколькими сводками, которые уже были бесполезны. Сегодняшние документы были доставлены невысоким мужчиной в шортах, кроссовках и кепке. Это был линейный продюсер у Мэтта.

— Я Эд, приятно познакомиться, — сказал он, пожимая мне руку, и кладя диск и конверт на стол.

— Я тоже рада познакомиться с вами. Что здесь?

— Все до минуты в течение всего производства. Надеюсь, вы можете помочь с этим. Это было неожиданно для меня.

Я попыталась ответить и открыть сводные графики, чтобы задать умные вопросы. Потом я собиралась закончить свою работу и забрать обед. Я хотела турецкий сэндвич с салатом и бутылку воды.

Но когда я увидела Арни, проходящего через приемную с мужчиной в темном костюме, называвшимся Антонио Спинелли, я ощутила, будто раздался выстрел из окна и шрапнель из бури моих гормонов попала в меня. Они разговаривали, но через окно я видела глаза Антонио, порхающие по мне и растянутую улыбку на лице. Когда Арни открыл дверь в конференц-зал, я нахмурилась.

— Мисс Дрезен, — сказал он весело, — как идет передача данных?

Я вынула бумаги из конверта, просто чтобы отвлечься, но мои руки дрожали то ли от гнева, то ли от нервов, возможно, от того и другого.

— Только что передал, — сказал Эд.

— Это мистер Спинелли, — заискивая, представил Арни. — Он сдает в аренду экзотические автомобили для бизнеса.

— Я знаю, — резко сказала я, протягивая руку и пресекая попытку босса, за что сразу же поймала его осуждающий взгляд на мою бестактность. — Мы встречались.

— Мисс Дрезен, — как только Антонио дотронулся до моей руки, теплое покалывание разлилось между моих ног. — Я хотел бы поздороваться для начала.

— Здравствуйте, — решительно ответила я, отпустив его руку, но удерживая пристальный взгляд, который я чувствовала физически.

— Прекрасно, — сказал Арни. — Мне нужно на совещание, поэтому я оставлю вас. — Он пожал Эду руку, кивнул Антонио и вышел.

Когда стеклянная дверь защелкнулась за ним, я сказала:

— Эд, нам нужно поговорить о маленькой проблеме.

Он кивнул, понимая.

— Увидимся, — Эд поправил свою кепку и ушел.

Между нами в воздухе ощущалось напряжение.

— Это лестно, — сказала я, — но это не сработает.

— Ты не можешь доказать, что они не заботятся о машинах?

— Ах, я могу доказать то, что ты говоришь.

— Хорошо, я хотел лучшего.

— Теперь у тебя есть я, но это не значит, что ты меня заполучил.

— Это ты так говоришь.

Я пыталась не улыбнуться, это бы только воодушевило его, а последняя вещь в которой нуждалась эта высокомерная задница — поощрение.

— Я не стану отрицать, что ты привлекаешь меня. Уверена, я не первая. Но я не трофей. Я не люблю, когда меня преследуют, особенно в офисах WDE. Это мое место работы, мистер Спинелли, а не мышиная нора. Ты не можешь запустить сюда свою лапу в надежде схватить меня. Я не хочу смешивать работу и неудовольствие. Теперь, если ты извинишь меня…

Я потянулась за флэш-диском и конвертом. Он стоял достаточно близко от меня, чтобы я смогла уловить лесной запах его одеколона.

— Я могу поцеловать тебя прямо сейчас, — произнес он.

— Ты не посмеешь.

Окружавшие окна были похожи на камеры, я почувствовала давление на своей коже, словно была выставлена на всеобщее обозрение.

— Я попытаюсь. И ты можешь оттолкнуть меня, но не раньше, чем вернешь мне поцелуй. Ты знаешь это, и я знаю. И все остальные в этом офисе будут знать, — сказал он.

— Нет.

— Посмотри на меня. Позволь мне пригласить тебя в четверг на ужин.

Я с облегчением вздохнула, но это было далеко от совершенства.

— У меня уже есть планы на четверг.

— Отмени их.

— Я не могу. Это сбор средств.

— Католическая благотворительность? — он поднял брови, и это сделало его еще более сексуальным.

— Да, — я стояла прямо. Я не хотела ничего объяснять, и подавила свое импульсивное желание оправдаться.

— Хорошо, — он выпрямился. — Я тоже приглашен, мы пойдем вместе.

— Нет!

— Хорошо, нам следует увидеться друг с другом в другое время?

Конечно же, нет. Нам не следует быть вместе в никакое другое время. Но я колебалась, и это было моей ошибкой.

— Я думаю, нам следует встретиться перед этим благотворительным вечером, — сказал он, — потому что я хочу пойти с тобой и показать Даниэлю Брауэру, что он упустил.

— Ты собираешься увести его на парковку и избить для меня?

— Он заслуживает гораздо худшего.

Я вздернула подбородок, понимая, что лучше не поощрять его.

— Я буду решать, что он заслуживает. Хотя и на том, спасибо.

— Итак. Я заеду за тобой в среду в восемь.

— Я занята.

— Тогда мне придется поцеловать тебя сейчас, — он шагнул вперед.

Я сглотнула, потому что его полные и шелковистые губы, стали на шаг ближе ко мне, и больше всего на свете я захотела их почувствовать.

— Следуйте за мной, пожалуйста, — сказала я на автомате.

Не дожидаясь ответа, я прошла мимо него, выйдя в коридор с конвертом из манильской бумаги в руке. Я кивнула своим ассистентам, не оглядываясь назад, чувствуя, что он следует за мной, ощущая его тепло за спиной. Я проскользнула в пустой конференц-зал без окон, закрыв за ним дверь.

— Мистер Спинелли…

По пути в уже закрытый офис, я подготовила короткую речь об уважении моих границ, но проглотила все слова, когда его атласные губы обрушились на меня. Его поцелуй был исследованием того, на что я откликалась, копирующим мои реакции на него с нарастающей интенсивностью. Когда его язык коснулся моего, я потерялась от желания. Его руки лежали на моей шее, так что я ощущала их силу и нежность.

Я притянула его и он приблизился вплотную, обхватив мои бедра, я почувствовала его эрекцию. Ох, быть бы сейчас в другом месте. Чтобы ощутить этот напряженный член внутри себя, пока его губы парили над моими. Ноги едва удерживали меня, когда он начал целовать мою шею.

— В среду, — прошептал он, а тепло его дыхания и тембр голоса возбуждали не меньше, чем прикосновения его губ.

— В действительности, тебя не заботят машины.

— Нет.

— Я не могу, договорилась с подругой, я должна быть у нее на съемках в среду после работы. Я не могу подвести ее. Пятница. Мы могли бы встретиться в пятницу.

— Я принимаю твое согласие.

Он потянулся к дверной ручке за моей спиной. Я привела в порядок прическу, мои мысли стали более трезвыми. Он вышел, и я смотрела, как он идет по обитому ковролином полу. Я словно застыла, пока он не покинул офис. Я не могла поверить, что он оставил все, как есть, не установив точного времени и места, оставив меня полностью ошарашенной. Я почувствовала себя неловко, подхватила материалы проверки и направилась обратно в свой маленький кабинет с одним маленьким окном, в мой маленький уголок голливудской системы.

 

Глава 10

— Ты хочешь трахнуть ее?

Майкл кивнул. Он и Катрина сидели на табуретах у стойки маленького кафе, здесь она снимала фильм с существующим персоналом и обстановкой. Я держала свой планшет, с зажимом для бумаг и ждала, пытаясь не упустить из видимости Майкла.

— Именно так, — сказал он.

— Ты знаешь, если ты трахнешь ее один раз — она твоя.

Этот разговор происходил, словно вокруг никого не было. Как будто не было трех осветителей, играющих со световыми приборами и вешалок с одеждой, висящих выровненными рядами на стойке, и не было подготовки общего вида панорамы. Как если бы помощник кинооператора не направлял свой разноцветный световой метр на каждого, и не назывались номера очередного дубля.

— Ты хочешь трахнуть ее, — сказала Катрина с реальной настойчивостью. — Ты не получишь ее.

— Получу.

Катрина замахнулась и с глухим шлепком ударила Майкла по лицу. Звук эхом отозвался во всех уголках моего мозга. Я вздрогнула и посмотрела на них. Я не должна была этого делать. Это было очень личное дело между актером-режиссером, у остальных хватило здравого смысла игнорировать возникшую ситуацию.

Майкл перевел взгляд на меня, как только это произошло.

— Вот, — сказала она. — Вот это чувство. Вот сейчас.

— Я понял, — ответил он, приложив руку к губам, пытаясь заслонить свое лицо.

— Хорошо. Иди гримироваться. — Она подмигнула мне, как только Майкл пошел широким шагом, и позвонила оператору: «Мы снимаем его справа. Хочу, чтобы ты видел кадр с этой точки». Она ушла, громко раздавая команды, и я отметила в своем планшете изменение угла съемок.

Мы припозднились в съемочном процессе, и я в своей маленькой роли помощника режиссера по совместительству, подбадривала себя кофе и осознанием помощи Катрине, способствуя исправлению ее великой ошибки, которую она совершила.

В этой сцене участвовали Майкл, главный герой, и лучшая подруга главной героини. Его герой собирался назло главной героине затащить ее в постель, словно у него была миссия облегчить свои яйца. Он сосредоточился, уловил суть — понимая реплики и робкий характер героини, которая толком не осознавала, во что ввязалась. Он положил руки на ее юбку, словно уже владел тем, что было под ней, но его герой не нес ни грамма ответственности за свои поступки.

— Снято, выключить камеру! — крикнула Катрина.

Я отмечала сделанные кадры, после того, как сцена была полностью отснята.

— Вот твой Оскар, — прошептала я Катрине.

— Я просто хочу, чтобы кто-нибудь прикоснулся к этой вещи с десяти футов. — Она взяла мой планшет, пролистывая листки. — Мы никогда не доходили до последней строки на тридцатой странице. Я думаю, что мы можем сделать дубляж диалога фильма.

— Мне кажется, ты оставишь WDE позади себя. Честно. Так далеко, как ты пообещала больше ни с кем не судиться.

Она издала — пф-ф звук, который ничего не обещал.

— Перерыв на обед, всем!

Помощник продюсера подбежал ко мне, когда я убирала свои бумаги.

— Здесь мужчина, который спрашивает вас.

Мне потребовалось полсекунды, чтобы вычислить, кто это был.

— Темные волосы и карие глаза?

— Ага. Он принес обед.

— Конечно, он принес мне обед. — Я поправила волосы, зафиксированные в прическе, и одернула рукава.

— Нет, — сказал он. — Он принес обед каждому. Вам он принес вино.

* * *

Съемки фильма не зависели от солнечного света и могли растянуться на целый день. Я, как помощник по сценарию, могла появиться в шесть вечера, чтобы переснять сцену, хотя съемки уже продолжались двенадцать часов. Поэтому никто не уходил, когда была работа, которую нужно было сделать, еда и закуски предоставлялись на всю команду. Крупное производство получало больше сервиса, верхняя линейка съемочной группы (актеры, директор, режиссер, продюсеры) пользовались изысканной кухней, нижняя линейка (оператор, технический персонал, осветители, ПА, ПР, и др.) получали что-то хорошее, но менее дорогое. На съемках у Катрины каждый получал среднего качества еду из трейлера, втиснутого на углу парковки. Несколько длинных столов с откидными стульями стояли на парковочных местах. Ужин, выставленный Антонио, нарушил нашу привычку употребления картофеля фри и бургера.

Он был одет в серую спортивную куртку с кроваво-красным поло и держал бутылку красного вина, в согнутой руке. Женщина лет шестидесяти стояла рядом, а он рассказывал что-то Катрине. Перед ними были четыре подогреваемые жаровни с блюдами, тарелками, посудой, и линией выстроившихся в ожидании людей.

— Ты не имеешь права вторгаться на съемочную площадку, — сказала Катрина, но я видела ее глаза, с жадностью смотрящие на еду. Это была крестьянская еда — мясистая, без изысков, предназначенная накормить всех еще на четыре или пять часов неустанной работы.

— Mea culpa, — сказал он. — Твой помощник по сценарию принял мое приглашение на ужин, и Зия Джиована подумала, что было бы грубо доставить еду только для нас.

— Это моя вина, — сказала я. — Я забыла тебе сказать.

Она резко повернулась и ухмыльнулась.

— Ты лжешь.

— Если это означает, что ты можешь просто поесть, тогда я каюсь, виновата. — Я указала на Антонио. — Вы, сэр, напористый.

— Каюсь, — сказал он. — Разреши мне разделить это с тобой.

— Я думаю, ты только что добился этого. — Я взяла тарелку с лазаньей, но Антонио забрал ее и передал человеку, стоявшему позади меня.

— Пойдем. Я не буду кормить тебя здесь.

Он потянул меня, но я дернулась назад.

— Мне нужно работать.

Катрина даже головы не подняла от своей еды, произнеся:

— Мы должны снять следующий кадр. Я напишу тебе, когда мы будем готовы. Проваливайте.

Я позволила Антонио обнять меня и повести по тротуару. Свободной рукой он по-прежнему держал бутылку за горлышко. Соседство вокруг было из светящихся огней промышленных крыш с фабриками, превращающими чердаки в лофты и жилыми квартирами над высококлассными ресторанами.

— Есть место, за углом, — сказал он. — Там нет лицензии на спиртное, поэтому мы принесем с собой.

— Дай мне посмотреть. — Я протянула руку за бутылкой и осмотрела этикетку. — Напа? Ты принес вино из Калифорнии?

— Это не хорошо?

— Это великолепное вино, но я представляла себе, ну ты знаешь, итальянское.

Он засмеялся.

— Я пытался не быть напористым. Встретить тебя на половине пути.

— Это так ты называешь «не быть напористым»?

— Ты можешь убежать. Я не буду преследовать тебя.

— Не будешь? — Я отдала ему бутылку.

Он улыбнулся.

— Эх, буду.

— Тебе не приходило в голову, что, может быть тебе нравится преследовать меня, и если я перестану убегать, тебе может это наскучить?

— Я не заскучаю. Там еще слишком много всего, что сделать.

— Забавно, — сказала я. — Это то, что мне кажется наиболее скучным. Все, что с этим связано.

— Ты делаешь то, что тебе не нравится? Что ты любишь?

Мы пересекли квартал ресторанов. Мощеные улицы были переполнены. Накрытые столы располагались прямо на тротуарах. Тепло ламп спасало от прохлады с бухты.

— В действительности, я ничего не люблю.

— Давай. Расскажи мне, что было тем последним, от чего ты получала удовольствие, что заставляло чувствовать тебя живой.

Я остановилась, чувствуя несоизмеримое разочарование от его вопросов.

Он повернулся ко мне лицом, пятясь назад.

— Твои поцелуи меня не в счет.

— Забавный парень.

Парковщик в белой рубашке и черном галстуке бабочке чуть не врезавшись в меня, увернулся, открывая дверь подъехавшего автомобиля.

— Подумай хорошенько, — сказал Антонио. — Последняя вещь, которая заставила тебя любить жизнь.

— Я не хотела бы об этом говорить.

Его брови взметнулись.

— Я думаю, смогу научиться полюбить эти вещи тоже.

Мое расстройство превращалось в жестокость.

— Последнее, что я любила делать? Работать с Даниэлем над его кампанией. Я скучаю по этой работе.

Продолжая пятиться назад, подняв руки, как бы показывая, что полностью сдается, он сказал:

— Тогда, чтобы тебя осчастливить, сообщаю тебе, что буду баллотироваться в мэры.

Я рассмеялась. Ничего не могла поделать. Он смеялся со мной, и я заметила, как сдержанно он смеется для человека, утверждающего, что наслаждается жизнью.

Он набросился на меня, прежде чем я успела увидеть вторую секунду его улыбки. Его рот захватил мой, объятья окружили меня со всех сторон, его руки погрузились в мои волосы. Мой мир закружился вокруг ощущений — сильного тела и сладкого языка, свежего запаха, легкой щетины на подбородке, и то, как он с вниманием погрузился в поцелуй.

Я старалась откликаться ему с осторожностью, и ахнула, когда в меня врезался парковщик. Антонио сжал меня в объятьях, охраняя и защищая одновременно.

Тот поднял руки вверх.

— Я очень извиняюсь, — он пятился назад к стоящей машине, с поднятыми руками.

— Ты извиняешься? — спросил Антонио. — Ты не выглядишь извиняющимся.

Я была первой, признавшей, что он действительно, не выглядел извиняющимся. Он выглядел больше заинтересованным в открытии вовремя двери машины.

— Все нормально, Антонио. Он сделал это не специально.

Он посмотрел на меня сверху вниз в течение секунды, а потом перевел взгляд назад на парковщика.

— Он мог сбить тебя с ног.

— Но он не сделал этого.

Парковщик открыл дверь машины сначала с одной стороны, потом с другой, пренебрежительно махнув рукой, как бы отмахиваясь от Антонио. Быстро, как хищник, Антонио сделал два шага в сторону парковщика и отшвырнул его от автомобиля. Я ступила на улицу, мои каблуки подогнулись на булыжниках, и я встала между ними. Лицо парковщика выражало благоговейный ужас, Антонио увидел, что я сильно испугалась.

— Антонио. Давай пройдемся прежде, чем я вернусь на работу, — сказала я.

Он наставил палец на искаженное ужасом лицо парня.

— Ты ведь собираешься быть осторожным. Верно?

— Да, да. — Мужчина выглядел так, будто хотел быть где угодно, только не здесь.

Он отступил назад, я положила свою руку на его. Мужчина взглянул на меня с неожиданной нежностью, словно радуясь, что я могу вытащить его из этой ситуации.

— Здесь проблема? — крикнул властный голос, Антонио и я обернулись, посмотреть на источник.

Невысокий мужчина в черной куртке на молнии и черном галстуке с усами и длинной прядью, зачесанной, чтобы прикрыть лысину, по-видимому, признал Антонио, когда мы повернулись в его сторону.

— Спин.

— Вито. — Антонио окинул взглядом мужчину сверху вниз, задержавшись на его бейджике — Витах Парковочный Сервис — собственник, он дотронулся до него. — Действительно?

— Я могу объяснить.

— Да, можешь. После того, как я отведу леди за наш столик. Ты должен быть здесь.

— Да, босс.

Антонио обнял меня и пошел к итальянскому ресторану со столиками на улице.

— Что это было? — спросила я.

— Он работает на меня, и я собираюсь поговорить с ним.

— Это не будет связано с парковщиком.

— Речь пойдет не об обслуживающем персонале.

Он закрылся от меня так внезапно, и мне показалось, что сейчас не стоит дотрагиваться до него, поэтому я убрала свою руку с его талии.

Молодой человек с меню приблизился к нам.

— Где предпочитаете сесть: внутри или снаружи?

— Внутри, — ответил Антонио, передавая официанту свою бутылку.

Он проводил нас к столику. Антонио помог мне сесть и расположился напротив, находясь где-то за миллионы миль отсюда.

— Что случилось? — спросила я. — Ты выглядишь действительно раздраженным.

Он взял меня за руку.

— Поверь мне, это не связано с тобой.

— Я знаю, что не со мной. Что сделал тот парень?

— Он не должен работать на других, в то время как он работает на меня. Это правило.

— Это странное правило.

Он улыбнулся, по-прежнему находясь в своих думах.

— Позволь мне пойти поговорить с ним. Потом, все мое внимание будет принадлежать тебе.

Я постучала по циферблату часов.

— Быстро. Иначе я могу превратиться в тыкву в любой момент.

После того как Антонио ушел, официант вернулся с двумя бокалами и нашей бутылкой Напы. Сначала он налил в мой бокал, дав мне возможность продегустировать, немного поболтал со мной ни о чем, после чего наполнил оба бокала и ушел.

Я покорно ждала, просматривая сообщения в телефоне, и поглядывая на людей. Место находилось в нескольких минутах ходьбы от дома и в нескольких кварталах от съемочной площадки, но я хотела остаться за этим столом. Я была голодна, и мне понравилось место, куда мы пришли.

Стены, выходящие на улицу, были сплошь из окон. На открытом воздухе стояли столики, выстроенные в линию, освещающиеся фарами от проезжающих мимо машин. Парковщики бегали взад вперед с ключами и билетами. В поле моего зрения появился Антонио с зажатой сигаретой во рту, небрежно выпуская дрейфующий дым. Каким великолепным мужчиной он был. Напряженность нарастала вокруг него. Возможно, он был уже не в том приветливом настроении, в котором прибывал по дороге в ресторан, но я была не в силах отвести взгляд.

Антонио сделал последнюю затяжку и выкинул сигарету на улицу. Когда он вошел, сигаретный дым все еще плыл изо рта.

— Сожалею об этом, — сказал он, опускаясь на стул.

— Все в порядке?

— Да. Просто немного поговорили.

Подошел официант, мы услышали «особый заказ».

Антонио поднял бокал с вином.

— Салют.

Я подняла свой, они негромко звякнули друг о друга. Его рука была твердой и сильной, вся в мышцах и венах, а на костяшках пальцев были свежие царапины. Я держалась за ножку бокала своими пальцами напротив его.

— Антонио? Вы просто разговаривали? Или они напали, когда ты шел?

Он улыбнулся. Антонио вышел напряженным и вернулся расслабленным.

— Один из парковщиков толкнул меня в стену. Я пытался остановить свое падение, вот, что произошло. Эти ребята, им платят за каждую машину, поэтому они всегда так прыгают, чтобы очень быстро открыть двери. Как вино? — Его улыбка была убийственной.

— Вкусное. Из какой части Италии ты?

— Неаполь. Подмышки Италии, поговаривала моя мать.

— И ты приехал сюда из-за погоды и легкого доступа к привилегиям судебного юриста?

Он ухмыльнулся.

— Должен ли я отвечать на все сразу?

— Если ты не станешь, то преследование тобой меня точно не принесет результатов.

Он наклонился и коснулся моей верхней губы. Чувствуя его так близко, я хотела, чтобы эти пальцы исследовали мое тело.

— Скажи мне, где ты получила этот шрам. Тогда я скажу тебе, почему я приехал сюда.

— Я получила его от парня.

— Ах. И я прибыл сюда из-за девушки.

Поставили блюдо с закуской, заполненное маленькими равиоли залитыми красным соусом. Он положил пару на мою тарелку, потом пару на свою.

— Ты сопровождаешь здесь женщину? — я наблюдала, как он ест быстро, но аккуратно.

— Я сопровождаю здесь мужчин, — и он перешел к следующей теме, как будто его жизнь не заслуживала того, чтобы обсуждать ее долго, ловко отмахнувшись от разговора.

— А этот парень? Возможно, дело в его остром уме?

— В его кольце на пальце, времен выпускного. А эта девушка? Она преследовала тебя? — Я смотрела на него через свой бокал.

— Нет. Она вернулась домой.

— Девушка находится дома, и ты преследуешь здесь мужчину из-за нее?

— Почти. Что случилось с парнем? — спросил он.

— Он мертв.

— Запомню для себя. Не нужно пугать Терезу Дрезен.

Я поднесла бокал к губам, чтобы скрыть выражение своего лица. Он был совсем близок к истине, даже больше, чем осознавал.

— Итак, у тебя чертовски много автомобилей в собственности, ресторан, и ты юрист, — сказала я. — Ты вносишь достаточно на благотворительность по своему выбору, и получаешь приглашение на сбор средств. Ох, и тебе не нравится Порш. Ты можешь избить парня почти до бессознательного состояния голыми руками. Ты очень интересный парень, мистер Спинелли.

Он коснулся пальцев моей руки, двигаясь по изгибу и поглаживая его.

— Управление бухгалтерского учета департамента крупнейшего агентства в Голливуде. Работа в предвыборной кампании на кандидата в мэры. Помощь подруге в съемках фильма в свободное время. И самая уравновешенная и изящная женщина, которую я когда-либо встречал. Я и вполовину не так интересен, как ты.

Я пыталась сформулировать ответ, возможно, что-нибудь умное или, может быть, я буду продолжать задавать неудобные вопросы, но мой телефон зазвенел. Это была новость для меня, помощника режиссера, от Катрины. «Мы начинаем в десять».

— Это было весело, — сказала я. — Я должна идти.

Он встал, опуская руку в карман.

— Я провожу тебя.

Он бросил несколько двадцаток на стол и пошел к двери, положив руку мне на спину. Я сжала свои губы, избегая глупой улыбки. Мне понравилась его рука на моей спине.

Вито нигде не было видно. Парковщики все еще быстро работали в квартале, но менее жизнерадостно.

— Скажи мне кое-что, — сказала я. — Почему ты не боишься, что кто-то мог позвонить копам по поводу той ночи с Порше? Я имею в виду, что я голову дам на отсечение, что ты сломал нос тому парню.

— Скажи мне, почему ты так говоришь. С чего бы этому быть? — Он засунул руки в карманы, пока шел.

— Это привычное выражение в нашей команде, которым мы обмениваемся между собой. Спекулируя мной.

— Спекулируя, — он улыбнулся, как кинозвезда, и я не могла сдержаться и не улыбнуться в ответ.

— Я бы предпочла, чтобы ты ответил мне.

— Может быть, я встретил достаточно копов в своей профессии, чтобы знать, как разговаривать с ними, скажем так.

— И какая это профессия?

— Я — юрист.

Большая часть нашей болтовни была безобидной словесной баталией, но когда он напомнил, что был юристом, я уловила напряженность в его голосе. Он отвел взгляд в сторону. Большинство людей представляли собой пазлы, и чтобы разгадать их, нужно просто сложить достаточное количество кусочков. Мой допрос был всего-навсего сбором фактов до тех пор, пока он тонко и просто уклонялся от чего-то.

— Что я должна найти, изучая уголовное дело, которое ты подал? Я имею в виду, случаи, когда ты сталкивался с Департаментом Полиции Лос-Анжелеса.

Он смотрел под ноги, когда мы пересекали улицу, быстро притянув меня к себе от проезжающего автомобиля, хотя я и остановилась.

— Я — юрист в своем бизнесе. У меня была только пара клиентов, и в основном они нуждались в моей помощи при общении с полицией. Есть ли что-то еще, что ты бы хотела знать? — он произнес это с юмором, хотя в его голосе слышалась настороженность.

— Да. — Мы добрались до внешней границы съемочной площадки, улица была перекрыта, чтобы сохранять тишину.

— Вито по-прежнему занимается своим бизнесом у ресторана?

Я видела его постепенно меняющееся лицо, как если бы открылась щель, через которую он отчаянно пытался удержать извержение гнева. Потом он улыбнулся так, словно просто решил, все пустить на самотек.

— Contessa, ты настоящая ходячая проблема.

— А это хорошо или плохо?

— И то, и другое.

Мой телефон снова звякнул, и зная, кто это был, я даже не обратила внимания.

— Я должна идти.

— Come volevi tu. — Он погладил мою щеку, быстро поцеловал, и ушел, являя собой картину мужской грации. Антонио не оглянулся.

 

Глава 11

Надевая чулки, я смотрела на экран работающего телевизора, отражающего меня, будто зеркало. Даниэль выглядел достойно на дневных дебатах, сохраняя внутреннюю уверенность и сосредоточенность. Он был одет в светло-серый костюм и галстук оттенка льда на солнце. Мужчина был Превосходным Будущим Мистером Мэром.

Брюс Драммонд:

— Мой оппонент еще не открыл ни одного серьезного дела против любой преступной организации в течение года. Только лишь из-за того, что мы живем в мирное время, можем ли мы почивать на лаврах?

С тех пор как Антонио оставил меня на съемочной площадке, я ничего о нем не слышала. Мне хотелось дотронуться до него, но что потом? Наблюдая за Даниэлем, я ловила себя на мысли, что все еще испытываю чувства к нему. Как я могу связаться с кем-то еще? Как я могу принять Даниэля обратно? Как я могу использовать другого мужчину, чтобы разрушить свою схему ожидания?

Даниэль Брауэр:

— Поверьте, мой офис собирает информацию и доказательства в отношении ряда организаций. Мы не будем открывать дела, пока не убедимся, что у нас есть доказательства. Думаю, людям следует знать, что если администрация будет опрометчиво обвинять граждан, то они могут начать искать нового независимого прокурора.

Антонио собирался появиться на сборе средств. Он казался мне сдержанным и закрытым, и, по идее, я должна была бы избегать его, но мне хотелось его увидеть. Ему не нравилось рассказывать о своих делах, а история с парковщиком, толкнувшим его, была полным абсурдом. Вито точно не отправился домой, насвистывая «Дикси». Антонио был итальянцем. Из Неаполя. Был ли он юристом или связан с криминалом? Или и тем, и другим одновременно?

Брюс Драммонд:

— В заключение я хотел бы сказать — я люблю свою жену. Она единственная женщина для меня, и именно поэтому я женился на ней. Как ваш мэр, я никогда не расстрою…

Мне нравились хорошие мужчины. Законопослушные мужчины. Мужчины с будущим и карьерой, которые смогли бы обеспечить безопасность своим детям. Я не относилась к типу женщин, ищущих опасных захватывающих парней.

Одним движением я надела платье через голову, повела бедрами и плечами, чтобы оно полностью село по фигуре, и застегнула молнию.

* * *

Было восемьдесят градусов и влажно, как в аду. Это была самая дождливая, отвратительная, самая обильная на насекомых осень в истории Лос-Анджелеса. Полная неожиданность. Когда десять месяцев назад католический благотворительный фонд планировал это событие на открытом воздухе, то никто подобного не мог предвидеть. Струнный квартет играл на заднем плане, а официанты проносили серебряные подносы с крабами в листьях цикория и бокалами с шампанским.

Я проделывала свой путь через собравшуюся толпу в одиночку, улыбаясь и рассыпая воздушные поцелуи. Дом располагался в Хэнкок-Парк Тюдор, сохраненный и восстановленный по стандартам отеля, как если бы вы хотели попробовать на вкус идею декоратора, завернутую, упакованную и отправленную лично вам.

Я стояла у бассейна с Ютэ Яникс, разговаривая о специях.

— Только сырым продуктам место в Лос-Анджелесе, подающим мясо… — когда Даниэль подкрался ко мне сзади. Глаза Ютэ загорелись, как рождественская елка, и она откинула свои длинные прямые волосы, словно шелковый занавес. В Даниэле определенно что-то было, и это сделало его лидером даже до начала гонки.

— Ютэ, я рад, что вы смогли прийти сюда, — сказал он.

— Вы знаете, я поддерживаю вас. Весь Голливуд поддерживает, можем ли мы сообщить об этом публично или нет.

— Я ценю, что вы здесь как публичное лицо, — его рука нашла мою. — Это даже более важно, чем пожертвование.

Она рассмеялась на несколько децибел громче, чем необходимо.

— Сейчас более, чем когда-либо, да?

Ее взгляд, брошенный на меня, богатую наследницу рядом с кандидатом, подразумевал самые уродливые вещи. Первым и самым опасным было то, что кампания Даниэля была запущена на мои деньги, а теперь он лишился этого.

— Уверяю вас, пожертвования всегда ценились, — моя улыбка могла затмить сам знак Голливуда.

Наш сексуальный инцидент ни разу не был упомянут на этом вечере сбора средств, но в дамской комнате голоса шептали слова поддержки, сочувствия и понимания, хотя другие были явно насмешливыми. Я перестала реагировать на то и другое.

Не дослушав конец разговора, над плечом Ютэ я увидела мужчину в темном костюме. Много мужчин в темных костюмах двигалось вокруг, на некоторых были джинсы, открытые воротники, галстуки по желанию. Он же носил костюм, как женщины носили нижнее белье, усугубляя свою сексуальность, подчеркивая переходы и линии. Давая определение мужественности. Он держал бокал с вином, взглядом разрывая мою одежду и проводя руками по моей коже через всю комнату.

— … но то, что вы собираетесь делать по поводу нелегальными поставками…

— Я буду мэром, а не Богом, — они оба рассмеялись.

Я упустила большую часть беседы, во время пристального взгляда Антонио Спинелли.

— Извините меня, — сказала я своему бывшему и актрисе. — Мне нужно попудрить носик.

Я вошла в дом. Неписаные правила гласили: если вечеринка устраивалась во дворе, гости оставались во дворе. Блуждать в личных пространствах было дурным тоном, но я ничего не могла поделать. Я пошла через заднюю часть кухни, к залу с шерстяным персидским ковром и дверьми из красного дерева.

— Contessa.

У меня не было и секунды, чтобы ответить, он взял мое лицо в руки, и его рот накрыл мой. Я не двигалась. Я не отвечала на его поцелуй. Я только вдыхала запах росы, пропитанной сосной, мокрой земли и тлеющего костра. Он отодвинулся назад, по-прежнему удерживая мое лицо в ладонях, не целуя, но желая.

Антонио протянул руку, проведя большим пальцем по моей нижней губе, просто дотрагиваясь до внутренней влаги рта.

— Я хочу тебя. Я не перестаю думать о тебе.

— Что случилось тогда? — Все мои намерения не нуждаться в нем вылетели в окно. — Ты избавился от меня вчера.

— Я не люблю отвечать на вопросы о себе.

— Я не могу быть с тобой, если я не знаю тебя.

— Ты хочешь меня?

Его дыхание отражалось на моем лице. Я могла бы оттолкнуть его, но его взгляд гипнотизировал меня, и я должна была определиться.

— Да, — прошептала я, прижав голову к стене.

— Давай будем друг с другом тогда. Мое тело и твое тело. Без каких-либо ожиданий. Без вопросов.

Перед тем, как я смогла почувствовать себя оскорбленной, он поцеловал меня жестко, причиняя боль. Его язык попробовал мои губы, зубы стукались о мои, прижимая мою голову к стене. Я ощущала каждый дюйм его тела, тепло, упругие мышцы, щетину на лице, и я сдалась. Внутри меня что-то растаяло, образовав влагу между ног. Я качалась с ним, как на волне, языки танцевали, объединяя наши рты. Я погрузилась в поцелуй, чувствуя вкус вина и пресной воды, ощущая вибрирующий рокот из его горла. Мне казалось, что мои бедра готовы лопнуть от напряжения.

Он со стоном отстранился, оставаясь все так же близко ко мне, его глаза поглощали меня.

— Ты покраснела. И ты чуть-чуть запыхалась.

Я не могла говорить. Я хотела, чтобы он поцеловал меня снова. Мое тело хотело этого. Волоски на руках встали дыбом, как только я подумала об этом.

Он положил свою руку между моих грудей и немного прижал.

— Твое сердце стучит быстро. Оно согласно со мной.

Антонио взмахнул рукой, слегка задев твердый сосок через платье. Я подумала о том, что его нужно остановить, но мне не хотелось, чтобы это закончилось. Если я заговорю, то магия момента будет разрушена. Но я должна вернуться к себе другой — женщине, отвергнутой, нежеланной. Я открыла было рот, но только смогла качнуть головой. Кем я стала? Что было не так со мной?

— С той минуты, как я увидел тебя, — сказал он в мою шею, — я хотел развести твои ноги и взять тебя.

Его слова, словно пальцы, дрейфовавшие вниз по моему телу, ласкали и возбуждали. Никто никогда не говорил мне хотя бы что-то похожее, да и я бы засмеялась от чувства дискомфорта. Но когда Антонио произнес это, я забыла все, был только его голос и образ, движущийся передо мной.

— Я не сильна в случайных половых связях, — сказала я, выдохнув.

— Я никогда не говорил, что это будет случайно.

Я не понимала, что он имел в виду. Также как я не понимала бессмысленность, как секс может быть просто встречей двух тел без чувства сопричастности. Я не могла отвернуться, потому что он был близко ко мне, его руки удерживали мои бедра, щетина царапала мне шею.

— Возьми меня, — сказала я прежде, чем поняла, это.

Как кошка, готовая к прыжку, он потянул меня через приоткрытую дверь, защелкнув ее позади нас. Мы были в ванной комнате с мраморной плиткой и двойными раковинами. Белыми занавесками и тысячами деталей, которые я не смогла заметить, потому что его губы уже были на мне.

Когда я услышала щелчок запертой двери, то подчинилась тому, что должно было произойти. Перестала беспокоиться о том, где я была или что может принести с собой будущее. Я запустила руки в его волосы и поцеловала за то, что была ценна для него. Он приподнял мою ногу за колено, поглаживая внешнюю поверхность, и положил на свое бедро. Я пыталась не забывать дышать, но когда он прислонился ко мне вплотную, и я ощутила твердость, упирающуюся мне между ног, все мысли улетучились разом.

— Я собираюсь трахнуть тебя прямо здесь, — прорычал он. — Ты готова?

— Да, — слово вырвалось с шипением.

— Да, что? — он резко приблизился ко мне. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Он убрал мои руки из своих волос, и заставил поднять их вверх, полностью пригвоздив меня к стене, поцеловал меня в шею.

— Трахни меня, — сказала я так тихо, что даже воздух не шелохнулся вокруг.

— Скажи это еще раз. Но на этот раз, понимая это.

— Трахни меня, — чуть громче.

Он отпустил мои руки. Его пальцы прошлись от моей груди к талии, член вдавливался в меня.

— Ты такая сладкая, — прошептал он, оборачивая мою вторую ногу вокруг себя и еще больше придавливая меня своими бедрами. — Dolce [19]Dolce — сладкая.
. Тебе не нравится говорить слово «трахать», но ты все равно говоришь его для меня. Я знаю, как сильно ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить.

Он приподнял меня и перенес на туалетный столик. Целуя, он балансировал со мной. Напряжение между моих ног сводило меня с ума. Я задрала вверх свою юбку.

— Антонио, — сказала я, — защита.

— У меня есть.

У меня возникло беспокойство о сексе с мужчиной, который носил с собой презервативы. Всего на секунду. И я получила удар от своего истинного я, что кто-то может пройти мимо ванной комнаты, когда мы будем заниматься сексом.

Отойдя на полшага, он развел мои колени, нырнул пальцами под мои подвязки, отыскивая промежность моих трусиков, я откинулась назад.

— Мне такие нравятся, — произнес он.

— Спасибо.

Он ткнул пальцем сквозь кружева, а другой рукой дернул за них. Кружева с треском разорвались, оставив мое нижнее белье с зияющей дырой. Он погладил меня. Не знаю, была ли я когда-нибудь такой влажной.

— Я ничего не могу с собой поделать. Я должен попробовать тебя на вкус.

Опустив свое лицо к внутренней части моего бедра, он провел языком по чувствительной коже. Его руки ласкали, язык порхал, губы были мягкими на шероховатом лице, добравшись до моей киски, он мягко пососал клитор, я застонала.

— Тебе нравится? — спросил он, кружа языком.

— Да.

— Да что?

— Да, соси. Съешь меня. Возьми меня своим ртом.

Снаружи мурлыкал струнный квартет, вечеринка гудела, а я в это время просила мужчину быть во мне. Его язык порхал, слегка ударяя, находя каждое желание, каждую пустоту, заполняя все ощущениями. Он посасывал, продвигаясь по поверхности своим языком к моему клитору, пока моя киска не почувствовала, как что-то лопнуло внутри меня, словно воздушный шар.

— Антонио, — проскрипел мой голос. Я была на грани.

— Кончай, — сказал он, глядя на меня. — Я собираюсь трахнуть тебя позже.

Когда он дотронулся своими губами до меня снова, его глаза следили за мной над собранной юбкой, я позволила ему насытить меня. Я сильно кончила, приподнимая бедра, а он подхватывал их, удерживая меня от падения. Я была за пределами крика, за пределами слов. Я была сосудом для удовольствия крошечного процента моего тела.

У меня не было и секунды, чтобы вздохнуть, прежде чем он встал надо мной. Его брюки были расстегнуты, и его член находился напротив моего набухшего клитора. Я потянулась вниз. Он надел презерватив, в то время как ласкал меня ртом.

— Ты очень искусен, — сказала я. — И огромен.

Он скользнул пальцами в меня. Я была слишком чувствительной и опухшей, я сочилась желанием.

— Ты тугая. Такая тугая. Блядь! — Его глаза были полузакрыты, и он глубоко вдохнул. — Раздвинь ноги, и держи их так.

Я сделала, как он сказал, и Антонио направил головку члена в меня. Я растягивалась, когда он толкнулся ударом вперед, и мимолетная жалящая боль потонула в удовольствии.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я кивнула, чувствуя, будто во мне был телефонный столб, но я не жаловалась. Возможно, я бы попросила его двигаться более медленно, потому что он входил до тех пор, пока выражение моего лица не сказало ему, что это предел. Он приподнял мои бедра и толкнулся вперед, нашел не заполненное пространство, и въехал в меня до основания, прижимая свое тело ко мне. Я положила руки на его лицо, и он наклонился. Мы смотрели глаза в глаза, нос к носу, тела двигались вместе, усиливая набухающую напряженность.

— Ты прекрасен, — сказала я, дотронувшись своим большим пальцем до его губ.

Он поцеловал мой палец, облизывая его по всей длине, так же как он трахал меня. Мы были одеты, но получали удовольствие в самых уязвимых местах. Моя спина болела в месте, где терлась о камень туалетного столика, мое плечо упиралось в шкафчик. Я слышала звуки с вечеринки, и одна моя туфля свалилась. Я чувствовала себя разорванной пополам его размером.

Но я собиралась кончить снова, а я не могу кончить с чем-то внутри меня. Я знала это. И это был неизгладимый факт.

— Я кончаю внутри тебя, — выдохнул он. — И собираюсь кончить так чертовски сильно в тебя.

— Я тоже, — я даже не верила в это. — Ты заставляешь меня кончить.

Водоворот чувств опустился круто вниз, затем, превратившись в единое целое, рванул вверх, мои конечности сжались, я уткнулась лицом ему в шею, пытаясь заглушить вырывающиеся крики. Случилось невозможное. Я кончила от мужчины, находящегося внутри меня. Я пульсировала вокруг него, утопая в его власти надо мной.

Он с мычанием толкнулся сильнее, потом застонал. Я чувствовала пульсацию его члена внутри своей растянутой киски. Он кончил. Этот красивый мужчина потерялся во мне, и то, что он делал со мной, казалось, было истинным даром. Я откинулась на него, а он в ответ поцеловал меня в шею.

— Grazie, — сказал он.

— Пожалуйста.

Он медленно вышел из меня, его член был по-прежнему твердым, а я чувствовала каждый его дюйм своей влажной кожей. Он снял презерватив и завернул его в туалетную бумагу, я села.

— Останься так, — сказал он, раздвигая мои ноги.

Неужели он собирался поиметь меня снова? Я не думаю, что смогу принять его. Хоть я уже и начала чувствовать приступы стыда и вины, но все равно я бы не отвергла его. Он скомкал бумажный носовой платок и прижал его между моих ног, очищая. Жест был настолько более интимным, чем реальный секс, что я покраснела.

— Я не мог отправить тебя обратно на улицу с сексуальной влагой, стекающей по ногам, а теперь могу.

Несмотря на звуки с вечеринки, я и забыла, кто там есть. Обратно на улицу. Я забыла про Даниэля, о его смиренной просьбе вернуться к нему, и что наш совместный выход предполагал видимость прощения. Я соединила ноги и села.

— Я должна вернуться, — надев левую туфлю, соскочила с туалетного столика. — Спасибо.

— С удовольствием.

Обрывки моего нижнего белья превратились в комок разорванных кружев и щекотали внутреннюю поверхность моих бедер. Я распрямила юбку и разгладила складки, поправила чулки, чувствуя при этом, что он наблюдает за мной. Я не посмотрела на него, направляясь к двери. Он преградил мне путь.

— Contessa.

— Да?

— Не уходи так.

— А как следует уходить?

Он поцеловал меня в лоб, и я позволила себе насладиться его лаской. Мне не хотелось отпускать его, но даже я не могла обманывать себя: неужели в данный момент я и есть настоящая?

— Это не должно быть не имеющим значения, — сказал он.

— Ты не отвечаешь на вопросы о своей жизни, и я до сих пор влюблена в бывшего. Я не понимаю, как это может быть значимым.

— Я отвечу на один вопрос прямо сейчас, если ты поцелуешь меня в ответ.

— Зачем ты делаешь это? Ты, который хотел, соединения двух тел и ничего больше.

— Потому что я не могу выйти из этой комнаты просто так. Ты вдруг стала полностью чужой. Один вопрос.

— Девушка. Кто она? Тебе, я имею в виду? Зачем ты приехал сюда ради нее?

— Это три вопроса.

— Ответь на один.

— Моя сестра. Она моя сестра. Ее зовут Нелла.

— И?

Он закусил губу и сверху посмотрел на мое лицо. Через секунду, я уже поняла, он не собирался отвечать мне.

— Извини, — я отпихнула его, но он оттолкнул меня от двери.

— Я хочу мой поцелуй, — сказал он.

— Я не получила всех ответов.

— Я ответил на два из трех. Если тебя интересует только прошлое, тебе следовало бы сказать.

— Адвокат, — сказала я как обвинение, и он ухмыльнулся. Я ткнула его локтем, но он успел поймать меня за руки и прижал к двери.

— Твое нижнее белье уже разорвано, и если я проверю, бьюсь об заклад, ты снова окажешься мокрой.

— Отойди от меня, — сказала я.

— Я должен трахнуть тебя опять, прямо сейчас.

— Иди к черту.

Я извивалась, но его руки держали с такой силой, что могли остаться синяки, мои колени так же как и моя решимость ослабли, как только я почувствовала увеличивающуюся твердость его члена.

— Хорошо, я возьму твой поцелуй.

Он наклонился без колебаний или мягкости, раздвигая мои губы языком, и в меня влился густой вкус моей киски. Он отстранился, чтобы вздохнуть, и мы уставились друг на друга, тяжело дыша.

— Я надеюсь, тебе понравилось, — сказала я. — Теперь извини меня.

Он попятился от двери, и я вышла, прежде чем он и его прекрасный член смогли остановить меня. Воздух за пределами ванной комнаты был свежее и тоньше. Я снова поправила платье и вытащила все заколки из волос, позволяя им упасть рыжим каскадом. Так было легче оправдать свое отсутствие.

Я снова почувствовала возбуждение между ног, но теперь мне предстояло сделать вид совместного отдыха с остальными гостями. Правда я не могла скрыть тот факт, что щеки возбужденно порозовели, а соски стояли торчком. Мои руки все еще были покрыты мурашками, и я была такой мокрой, что чувствовала влагу между своих бедер. Я вышла во двор с видом, как если бы это был мой дом, моя вечеринка, мой мир, потому что я так хотела. Это было проще, чем математика.

Ужин начался. Даниэль сидел за столом с пустующим местом рядом. Он не упомянул схему рассадки, но она не удивила меня. Прощение означает сидеть рядом. Он встал, когда я садилась.

— Спасибо, — сказала я. Когда наши глаза встретились, я была уверена, он понял, чем я только что занималась.

 

Глава 12

На следующее утро две вещи случились почти одновременно. Первая — дюжина красных роз на столе Пэм.

— Вау, это от Бобби? — спросила я.

— Они для тебя.

Она выбивала ритм ручкой по пресс-папье на столе, как если бы сочиняла песню в голове.

Прежде чем я успела открыть бумажный лоскут карточки, произошла вторая вещь. Я поймала на экране своего помощника изображение: Антонио и я в коридоре. Нас сфотографировали через окно за момент до того, как мы поцеловались. Следующий кадр — Даниэль и я, сидящие вместе на ужине.

Я боялась выглядеть слабой. Я боялась газетных статей, смакующих мою неуверенность и отчаяние, пишущих об амбициях Даниэля в безумной гонке за власть. Неизбежные сравнения с великими женщинам в их выборе политического напарника для мошенничества. Возможно, мне следовало беспокоиться, что я выглядела, как шлюха.

— Кто это? — спросила Пэм.

Кто это был? В моей голове возникали вопросы снова и снова, и у меня не было приемлемого ответа. Он был мужчиной, которого я встретила на днях. Он был магнитом для моего сексуального голода.

— Он фигурант расследования о мошенничестве, — сказала Пэм, как если бы он был просто парень на экране, а не кто-то, с кем я стояла так близко, что могла чувствовать его тепло. — Он же парень с автомобилями?

— Тот самый, — я поперхнулась. — Что говорят в статье? — Я открыла конверт, чтобы не смотреть на экран. Цветы были от Даниэля, просящего о помиловании.

— Говорят, что ты и Антонио Спинелли друзья через WDE. И ты примирилась с Даниэлем Брауэром.

— Они использовали это слово? Примирилась? — я посмотрела на карточку.

Еще один вопрос.

Ни имени. Высокомерное нежелание приносить извинения. Я положила карточку обратно в конверт.

— Да, мисс, — воскликнула Пэм. — Рядом с вами, фотография с горячим итальянским парнем. Подло.

— Журналист. По латыни означает «сказать все, не сказав ничего».

— Правда?

— Нет. Но если древние знали хоть что-то, то так и есть.

* * *

Я встала и оделась, как и в любое другое утро, не ожидая ничего большего, чем привычные неудобства — дорога, натягивание чулок, слишком горячий или слишком холодный кофе.

Даниэль и я расстались полюбовно предыдущим вечером, с его шепотом: «подумай об этом», мне на ухо. Я обещала подумать, и я бы подумала, но это было тяжело: думать о Даниэле, когда я проснулась с мокрой воспаленной киской, благодаря вниманию Антонио.

Я успокаивала себя пальцами, поглаживая болезненность. Полюбила боль воспоминаний. Он был так хорош, так горяч, и разговоры во время секса были чем-то новеньким. Я прошептала про себя — трахни меня, трахни меня, трахни меня сильнее, пока не кончила, чувствуя сжимающуюся попку, выгнутые бедра, балансируя своим телом от макушки головы до ступней ног.

Только когда я издала первый быстрый вздох, лаская себя ладонью, я признала, что расстались мы плохо. Я еще никогда не была с кем-то настолько отстраненной. Позже на работе, когда Пэм сказала мне, что он находился под следствием, я поняла, почему он не любит допросы. Я попросила ее отвечать на мои звонки в течение часа, удалившись в кабинет.

И еще один вопрос.

Что это было? Наверное, из-за Нелл? Еще одна причина прилететь в Лос-Анджелес, кроме легкого экзамена по юриспруденции? Нет. Все это было слишком просто и, очевидно, он и так мог все это получить.

Я заперла на ключ дверь своего офиса. У меня был миллион дел, которые нужно было сделать, но это могло подождать, полагаю, что ничего не случиться, те фотографии нас с ним до сих пор не выходили у меня из головы. Мне необходимо было найти что-то о нем в Интернете.

Если бы я смогла закупорить аромат следующего часа в бутылку, он назывался бы — разочарование. Если размер бутылки определять количеством информации, которую я нашла на Антонио Спинелли, он был бы равен одной унции, ни капли больше, а содержимое стоило бы меньше, чем сам сосуд.

Другими словами, всего лишь одна боковая колонка в Fortune, полностью состоящая из пережеванных слов ни о чем. Я нашла одну профессиональную фотографию, на которой он выглядел великолепно, и недоказанное заявление в разделе комментариев по недвижимости — блоггер жаловался на то, сколькими автомобилями он владел и каким количеством собственности и «маленьким пшиком» — рестораном Зия Джиована в Сан-Педро Сан.

Результаты расследования были довольно свежими, двухлетней давности, так что представляли интерес. Антонио Спинелли собственник и владелец ресторана Зия, находился под следствием за отмывание миллионов в своем заведении. Иск было абсолютно невозможно доказать, и, видимо, след денег растворился еще до дедлайна репортера.

Пришло сообщение от Пэм:

«Мистер Брауэр на линии»

«Мне нужно еще двадцать минут»

«Он очень настойчив»

Пэм знала меня и знала моего бывшего жениха. Она не хотела выслушивать его белиберду. Я сняла трубку.

— Привет, — сказала я.

Он начал прежде, чем я успела сделать еще один вдох.

— Что ты делаешь?

— Что?

— С известным криминалом. Что ты делаешь с ним?

Я впала в шок и онемела.

— Тинк? Ответь мне. Это было в Лос-Анджелес Таймс.

— У меня ни с кем ничего нет. Это не твое дело.

— Твоя безопасность — это мое дело. Я сожалею. Это не подлежит обсуждению ни сейчас, ни когда-нибудь.

Его голос, казалось, физически присутствовал, проходя не только через телефон, но и стены, и я поняла, что он был прямо за моей запертой дверью.

— Впусти меня, — сказал он.

Я повесила трубку и открыла дверь.

— Ты должен успокоиться.

Едва это слетело с моих губ, как он захлопнул дверь, не впуская своих телохранителей, которые, казалось, сдерживали Пэм.

— Даниэль, в самом деле…

— В самом деле? В самом деле, Тереза? Где ты его подцепила?

Уперев свои руки в бедра, я кусала губы, сдерживая все бессмысленные взаимные обвинения. Мы не нуждались больше в этом. И Даниэль это знал.

— Ты хочешь нападать на меня или поговорить со мной? — сказала я.

— Нет, — сказал он, беря меня за плечи. — Я не знаю.

Он поцеловал меня, толкая назад на мой письменный стол.

Я не разомкнула губ, не из-за гнева, а из-за замешательства. К тому моменту, как он потянул меня назад, мы оба успокоились.

— Прости, — сказал он.

— Садись, — я указала на стул напротив моего стола, и села рядом с ним.

Он придвинул свой стул ко мне, как если бы он по-прежнему имел право дышать моим воздухом, как если бы я согласилась на примирение, опубликованное в газетах, в реальной жизни.

— Мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, — сказал он, накрывая мои руки.

— Нет ничего, что можно было бы рассказать.

— Как он оказался рядом с тобой?

Я убрала свои руки прочь.

— Это не справедливо. Ты больше не вправе требовать какую-либо информацию обо мне или моей личной жизни. Если я скажу тебе, что ничего нет, ты решишь, что я лгу. Если я скажу что-нибудь, это будет походить, будто я пытаюсь обидеть тебя. Я только пытаюсь жить своей жизнью, о’кей? Я только пытаюсь справиться со своими днями и ночами.

— Ты оступишься, и будешь испытывать боль.

— Все дороги ведут к боли, поверь мне.

— Я заслужил это.

— Это было не про тебя.

Я сбросила его руки.

— Могу я просто поговорить с тобой, не вороша прошлое?

— Нет, потому что ты забыл, кто ты. И я больше не твоя.

— Ты — богатая невеста. Светская львица. Ты возглавляешь одну из крупнейших бухгалтерских служб в Голливуде. Ты ворочаешь миллионами долларов в день. У тебя есть доступ к прокурору округа.

— Это ты о себе?

— Нет! Блять! — Ругательство вырвалось из его уст.

Он сделал секундную паузу, но я поняла ее смысл. Когда мы были вместе, я не любила ругаться. Я думала, что и он тоже, пока не нашла смс-переписку с Кларисой, и не узнала, насколько хорошо он использовал слово «блять».

Он положил локти на колени и опустил лицо на скрещенные руки.

— Он главарь криминальной семьи Джиральди, Тинкербэлл.

Все мои мышцы сжались до боли, даже пальцы на ногах свернулись.

— Ты сочиняешь.

Его лицо было красным и взмокшим. Он выглядел скорее, как обычный человек, а не как мэр, по сравнению с тем утром, когда я обнаружила его неверность.

— Поверь, мне хотелось бы, чтобы так и было. Я хотел бы только ревновать.

Мой бывший жених не часто ревновал, но когда он это делал, то раскалялся до белого каления. Я бы никогда не предала его или любого из моих бойфрендов. Мои отношения заканчивались из-за выбора в образовании (Рэндольф пошел в Беркли, а я пошла в МИТ), или потому, что другая сторона ретировалась, или потому, что ничего не было стоящего для обоих, как это случилось с Сэмом Траулич. Он был хорошим парнем, просто совершенно несовместим со мной.

Сэм и я остались друзьями, и когда он позвонил спросить, есть ли у меня какие-либо контакты в Северо-Западном кино, я согласилась пообедать. Я уже давно ушла из офиса. Было три тридцать пополудни, Сэм и я смеялись над некоторыми ностальгическими моментами молодости, когда Даниэль ворвался в маленькую закусочную. Вначале он был в восторге, увидев меня живой. Он, видимо, звонил в офис в течение часа уточнить планы на ужин, но никто не знал, где я была. Аккумулятор моего мобильника умер, так он отследил меня через своих друзей с Фест-Стрит, просмотрев мои транзакции по кредитной карте за последние два часа.

По некоторой причине это не беспокоило меня.

Хотя он быстро отошел от своего первоначального восторга, когда заметил выразительный взгляд Сэма, брошенный на меня. Сэм с бронзовым загаром, отполированным солнцем, радостный, как всегда, спокойный и в хорошем настроении. Даниэль повел себя дипломатично, извинился, и, казалось, забыл обо всем. Так мы и провели весь ужин.

Но не для Даниэля. Я была шокирована, узнав через общего друга годы спустя, что он не оставил все, как есть. Как необычайно популярный молодой прокурор, Даниэль принял меры к задержанию Сэма полицией. Мой бывший посетил задержанного и упомянул, что если он когда-либо задержит его подругу надолго снова, то к Сэму присоединяться в камере, по меньшей мере, три члена банды, которые были в долгу перед ним.

Я стала мертвенно бледной, спала на диване в течение трех недель и едва говорила с ним. Эта была последняя невыносимо глупая вещь, которую когда-либо делал Даниэль в мою защиту.

— Ладно, — сказала я. — Я слушаю. Антонио что… В мафии?

— Да.

— Ты имеешь в виду, что мафия еще существует?

— Да, в Вирджинии, там есть мафия.

Я сделала паузу на долгое время. С одной стороны, он мог с таким же успехом сказать, что Антонио был лепреконом. С другой — я не могла говорить, я была поражена.

 

Глава 13

Я набрала текст Антонио:

«У меня есть один вопрос».

«Я хочу, чтобы ты задала его лично при встрече».

«Согласна».

Адрес был в районе Голливудских Высоток, возвышающихся над Боулом, стоящих на крутом повороте с резким обрывом справа и каменной крепостной стеной слева. Тридцать футов в длину, пятнадцать футов высотой, здание виднелось через живую изгородь. Грохот и стук заглушал все окружающие звуки. Я припарковалась за грузовым автомобилем-пикапом, который выглядел так, как будто пережил гонку на выживание, а рядом примостился низкий спортивный автомобиль, прикрытый серым брезентом.

Дом был в испанском стиле с красной черепичной крышей, красивое стекло, отделанное витражами, и толстые кирпичные стены. Брезент отошел от стропил, штукатурка стен уже обрушилась под действием токарного станка. Я последовала на стук и грохот, кивнув суровым мужчинам, толкающим тачку со строительным мусором.

— Антонио, ты здесь? — позвала я.

Я не могла представить его, стоящим на конструкции и отскабливающим балки. Один из парней неловко указал на заднюю часть дома. Я поблагодарила его и направилась в указанном направлении. Стук дробления и звук вбивания гвоздей сопровождались щекочущими звуками гальки, падающей на пол. Воздух становился пыльным, но легкий запах хвои ударил мне в нос, когда я увидела его.

Меня всегда притягивали аккуратные и подтянутые образованные мужчины, которые изменяли свою заурядность, энергично преодолевая преграды. Они проявляли свою физическую силу в тренажерном зале и на сквош-кортах. Но никто из них никогда не выглядел, как Антонио. Он поднял кувалду и ударил по стене. Раздался треск, и посыпались обломки. Вклинив голову в открывшийся проем, он дернул руками со всей силы кусок стены, посыпалась штукатурка, осыпая его. Он не остановился, даже не сделал паузы. Его стальные мышцы перекатывались и двигались, оливковая кожа блестела от пота, выделяя бугры вздувшихся бицепсов.

Я знала женщин, которым нравились потные мужчины, занимающиеся физическим трудом. Я никогда не понимала их привлекательности до настоящего момента. Он перенес кувалду, раскручивая с силой по спирали, словно праведный Бог, поражающий молнией заблудшее творение земли. Движение было столь мощным, что золотой кулон на его шее перебросился за плечо.

— Я знаю, что ты там, Contessa, — он замахнулся молотком снова.

— Разве у тебя нет людей, чтобы делать это?

Он бросил молоток на пол, как если бы он был связан с Днем насилия.

— Это мой дом, и рушить здесь все для меня большое удовольствие, так что я не отдам его кому-то еще, — его лицо, покрытое пылью и потом, улыбалось.

— Тебе следует нанять самого себя, — сказала я.

— Как это?

— Было бы неплохо, раз ты уборщик. Пыль. Ты знаешь, возможно, несколько картин на стене, — я провела рукой, как будто очищая картины с видом города.

— Пойдем, я покажу тебе, — он направился в арку, указывая, чтобы я двигалась за ним.

Он повел меня на балкон на западной стороне дома. Терракотовый пол выглядел отлично, и чугунные перила с завитушками дополняли цветочный дизайн, который я никогда не видела.

— Мне нравится этот вид, — сказала я, оценивая величие океана огней. — Я могла бы смотреть на это всю ночь.

Он вытащил пачку сигарет из заднего кармана и достал одну. Я отвергла его предложение, и он взял большую металлическую зажигалку.

— Сидеть здесь ночью, потягивая вино. Или утром, выпивая чашку кофе и просто смотреть на город, — он закурил сигарету, щелкая зажигалкой, по его профилю можно изучать историю искусств. Он дотронулся кончиками пальцев до моей шеи, его ласка была настолько деликатной, что я замерла, пытаясь не шевелиться.

— У тебя был вопрос? — спросил он, прочерчивая линию, где моя рубашка прикасалась к коже.

— Ты лепрекон? — спросила я.

— Только, когда День Святого Патрика попадает на полнолуние, — он улыбался, но вопрос привел его в полное замешательство.

— Извини. У меня был настоящий вопрос, но я забыла, какой именно выбрала.

Потому что они все были, конечно, смехотворными. Если бы он был каким-то мультфильмовским главарем, вокруг него все время крутилось бы с десяток парней, он носил бы костюм в тонкую полоску и мягкую фетровую шляпу. У него был бы пистолет. И он бы говорил, capisce много раз.

— У тебя витают в голове какие-то вопросы? — спросил он, прерывая мои мысли.

— Я как открытая книга.

Он тихо засмеялся, выдыхая дым в сторону.

— Возможно. Открытая, но на другом языке.

Он дал мне идею.

— Я не собираюсь спрашивать тебя, — сказала я. — Я собираюсь рассказать, что произошло со мной сегодня.

— Позволь мне приготовить тебе кофе.

* * *

Кухня была раз разгромлена, но ею можно было пользоваться. Бежевая мраморная плитка с маленькими зеркальными квадратиками через каждые несколько футов, темные деревянные шкафы, и наклейки с изображением авокадо рассказали мне, что начиная с семидесятых годов, здесь ничего не переделывалось.

Антонио усадил меня на складной стул у соснового стола.

— Лучшее, что у меня есть сейчас.

— Ты живешь здесь, во всем этом беспорядке?

— Нет. У меня есть другое место, — это уже больше информации. — Ты любишь эспрессо? У меня есть немного, еще горячее.

— С удовольствием.

Он перелил кофе из хромированной кофеварки в две небольшие синие чашки.

— Спасет ли это тебя?

— Не-а.

— Отлично. Настоящая женщина, — он принес чашки и лимон, поставив одну передо мной. Я потянулась к ручке, но он издал звук — «ш-ш-ш-ш», останавливая меня. — Еще рано, горячий. — Он держал лимон в одной руке, а маленький нож, в другой. — Итак, что с тобой случилось сегодня?

— Сегодня, моя ассистентка нашла нашу фотографию в газете.

— Я видел, — спросил он, разрезая лимон на дольки. — Ты выглядела сексуально, как ад. Я хотел бы трахнуть тебя снова.

Если он пытался получить мое тело, превратив в лужу желания, то это сработало.

— Все видели.

— Все хотят трахнуть тебя также жестко, как это сделал я?

— Появился мой бывший жених.

— Кандидат… — он положил желтый кружок на мое блюдце. — Спорим, он сожалеет, что не он сделал это?

— Ты можешь спросить у него.

Я дотянулась до экспрессо, но он остановил меня снова, снимая кожуру и потерев мякоть о край моей чашки.

— Хочешь самбуку? — спросил он.

— Да.

Он потянулся назад, схватил бутылку из стоявших в линию, и отвинтил крышку.

— В Неаполе мужчины пьют экспрессо из маленьких чашек, как мизинец, это показывает их утонченность. Однако они стали пить, как американцы, после того как пробыли здесь достаточно долго, — он налил немного самбуки в наши чашки.

— Как пьют женщины?

— Быстро, пока дети не начинают тянуть их за юбки.

Я потягивала напиток. Его вкус был хороший, густой и насыщенный. Я смаковала.

— Итак, есть фотография нас в газете, и давай не будем шутить друг с другом, — сказал он. — На ней видно, что у нас интимные отношения.

— Да, видно.

— Рядом — фото тебя и его за ужином, — он поднял свою чашку.

Я последовала его примеру.

— Да.

— И он примчался к тебе в офис, сколько часов спустя? Один? Полчаса? Или мы пересчитаем в минутах?

Мы смотрели друг на друга через наши чашки.

— Я не думаю, что это имеет значение, — я подула на черную жидкость, рябь высвободила запах самбуки.

Он ухмыльнулся.

— Может быть, не имеет. Что понадобилось ему говорить тебе целых шестьдесят минут?

— Что ты управляешь криминальной империей.

Он ничего не сказал поначалу, просто приложил чашку к губам и залпом выпил, держа мизинец вниз, а кофейную чашку зажатым кулаком.

— От этих слов, я очень впечатлен собой, — он поставил чашку на блюдце. — И гораздо меньше им. Я, пожалуй, должен проголосовать за Драммонда.

— После того, как он ушел, я знала, что искать, и я нашла. Ты проходил по расследованию дел, связанных со всеми видами мошенничества. Страхование. Недвижимость. И ты не хочешь отвечать на вопросы, что я должна думать?

— Это твой вопрос? — спросил он. — Что ты должна думать? У меня есть один ответ.

— Это не актуальный вопрос. Я знаю, что ты не был ни в чем осужден, и знаю, что у нас был просто случайный секс.

— Он не был случайным.

— Мы не берем на себя никаких обязательств друг перед другом. И это прекрасно. Но я не сплю с незнакомцами. Если ты собираешься и дальше быть чужим, то я не буду делать это снова.

Он закрыл глаза и повернул голову налево, потом направо, как бы растягиваясь для боксерского поединка.

— У меня есть история, и она последовала за мной сюда.

Я села обратно.

— Говори.

— Долгое время я не знал о существовании своего отца. Моя мать отгоняла саму идею о нем. Послушать ее, так она сделала меня сама, из ничего. Я не знал, есть ли он вообще, пока мне не исполнилось одиннадцать. У меня был некоторый бизнес, и он был одним из людей, который вошел в этот бизнес.

— В одиннадцать? Какой бизнес у тебя был в этом возрасте?

— Там другой мир. Вещи должны быть предметом заботы. Если мусор вовремя не вывозился, ты шел к Бенито Ракосси. Если мальчик-курьер воровал у твоей матери, ты шел к Ракосси. Моя мама редко покидала квартиру, и моя сестра… Ну, я бы никогда не послал ее к такому мужчине. Но как только я встретил его, я увидел это, — он обвел свое лицо. — Как будто я смотрелся в зеркало, но только старше.

— Он был твоим отцом?

— Он этого не отрицал. Взял меня под свое крыло. Дал мне работу. Легальную работу. Дал все, что у него было, чтобы держать меня подальше от неприятностей. Моя мать? Это чуть не убило ее. Она не хотела для меня такой жизни. Она никогда не верила, что я не сделаю ничего противозаконного. Не верила и полиция. Не верил и Интерпол. Не верил и Даниэль Брауэр, который превратит мою жизнь в ад, если станет мэром. Но Бог свидетель, каждый бизнес, которым я управляю, работает, потому что я наблюдал, как управлял мой отец, но я никогда не имитировал то, что делал он. Я скажу тебе это один раз, и клянусь, я опровергну каждое обвинение в мой адрес, и я отобьюсь от всего, что они мне навешивают, потому что я чист.

— Я верю тебе.

— Не ставь меня в положение, когда я должен защищаться против этого снова.

Он был так решителен, так суров, так утвердителен. Я встала.

— Если мои вопросы превращают тебя в задницу, то я буду обязательно делать только декларативные заявления, но бесконечно малый шанс, что я когда-либо увижу тебя снова. Спасибо за кофе.

Я развернулась на каблуках и вышла из кухни, попав в комнату, через которую я не проходила. Потом я нашла другую, со сломанной каменной лестницей. Я не чувствовала его, следующим за мной до тех пор, пока через секунду он схватил меня и толкнул в сторону окна.

— Отпусти меня.

— Нет.

Я вцепилась ногтями в его руки, нежно ласкающими кожу под моей рубашкой. Без прелюдии или колебаний он спустил вниз мой бюстгальтер, высвобождая мою грудь. Поток возбуждения во мне стал болезненным.

— Стоп, — сказала я, стараясь оторвать его руки от себя.

— В следующий раз твое «стоп» будет последним, — он поставил мои руки по обе стороны окна. Камень был холодным, а давление его на мою спину было тяжелее, чем стена.

— Что ты хочешь сказать?

Он переместился за мной, очевидно, вынимая свой член. Я услышала звук разрывания обертки презерватива. Он надевает презерватив снова? Боже, я надеялась на это.

Я хотела сказать стоп. Нет. Не хотела. Я нуждалась в нем, чтобы облегчить боль, и я знала, что он пошлет подальше все мои следующие возражения.

— Сделай это.

Он поддел пальцем мои трусики. Я увидела его отражение в окне, сломанное, изогнутое полосками стропил, глядящее на мою задницу. Он положил одну руку на мое горло, большой палец подвел за ухо, а другой рукой сдернул вниз мои трусики и тут же резко вошел пальцами, я была полностью мокрой.

— Я собираюсь трахнуть тебя чертовски жестко, — он сильнее сжал руки.

Антонио злился на меня, это слышалось в каждом звуке. Мне это не понравилось. Это не должно было меня заводить. Но, так как я стояла с выступающим задом, а мой бюстгальтер и рубашка были задраны, и моя грудь раскачивалась в такт, а его член находился у входа, я могла только задаваться вопросом, как сделать его еще злее.

— Ты бы лучше сделал это, чем говорил, — сказала я. — У меня нет времени на пустую болтовню.

— Ты этакая богатенькая маленькая принцесса, — он надавил на мою шею и подтянул мои бедра навстречу своим пальцам, которые вставил в меня.

— Да пошел ты, — прошептала я. — Ты никчемный уличный панк.

Я подумала, что он уберет свой член в штаны и уйдет. Вместо этого он всадил его в меня со звериной жесткостью. Я завопила не от боли, а от примитивного физического удовольствия, которое вытолкнуло из меня весь воздух.

— Тебе это нравится? — спросил он, вдалбливаясь с каждым словом. — Тебе. Нравится. Как. Никчемный. Уличный. Панк. Трахает. Тебя.

Правой рукой он стиснул мою грудь, пальцами левой руки пощипывал мой клитор, с каждым толчком у меня было чувство, словно тектонические плиты разверзаются подо мной. Я хрюкнула. Я даже не предполагала, что когда-либо хрюкну во время секса, но это был не секс. Это была случка двух животных под кустом.

Он вышел и дернул мою голову вверх, чтобы я увидела наше отражение в окне.

— Посмотри на себя. Это лицо. Я хочу увидеть, как ты кончаешь, — зарычал он. — С той минуты, как я увидел тебя, я хотел тебя. Я хотел раздвинуть твои ноги и войти в тебя. — Его слова были словно пальцы, ласкающие и возбуждающие мое тело. — Я видел, как кончают женщины. Они не думают о красоте. Они забывают, кто они. Я хочу увидеть тебя, когда ты забудешь себя, и будешь только помнить мое имя.

Он сел на подоконник, удерживая меня. Я опустилась на него, оседлав. Он приподнял мои бедра.

— Хорошо? — спросил он, как будто уже знал ответ.

— Так хорошо. Так чертовски хорошо.

— Посмотри на меня.

Он толкнулся в меня, нажимая на мой клитор пальцами. Я задыхалась, пытаясь удержать свой взгляд на нем.

— Покажи мне, — шептал он снова и снова. — Позволь мне увидеть, как ты кончишь.

Он входил все жестче и быстрее, и я забыла, кто я есть.

— О, Боже! — прохрипела я. — Я сейчас кончу. Да-а-а-а.

— Давай, Contessa. Покажи мне.

Он взял меня за подбородок, поднимая его вверх, пока мой взгляд не встретился с его. Я открыла рот, но ни один звук не смог выйти. Мои легкие сжались вокруг сердца, суставы застыли. Я чувствовала упирающийся член и его руки, связывающие нас, когда я кончала, смотря на него.

Я прижалась лбом к его плечу и дотронулась до бицепсов, он без грамма нежности потянул за волосы назад вниз до тех пор, пока я не встала на колени, и скользкая головка его члена не оказалась напротив моей щеки, он встал передо мной.

— Возьми его. Сейчас.

Он стащил презерватив. Я открыла рот, и он ввел его. Я начала задыхаться, и он вытащил. Сдерживая свой рефлекс, я открыла рот и высунула кончик языка. Он вставил свой член, глубже скользя по гладкому языку, я обхватила руками основание его ствола. Я сосала, пробуя свои соки на вкус.

— Да, Contessa, вот так. Отсоси мой член. Полностью.

Я заглотнула так глубоко, насколько могла, продолжая массировать руками его основание, сосала и сосала, пока он не вытащил.

— Посмотри на меня, — сказал он.

Мы соединили свои взгляды, и он втолкнулся снова. Я пыталась заглотить его горлом, но он был слишком большим для моего рта. Я сделала паузу, пытаясь вздохнуть, и заглотила его глубже. Его губы приоткрылись, давая мне понять, что я делаю все правильно. Он стал двигаться. Ему нравилось, как я ласкала его, пробуя на вкус. Я хотела, чтобы он кончил мощно, и мое страстное желание угодить позволяло ему вдалбливаться в заднюю стенку моего горла.

— Я сейчас кончу в твой рот, — прохрипел он. — Возьми его. Возьми его всего в своем горле.

Он закрыл глаза, еще раз толкнулся и кончил, выплескивая на мой язык и горло горькую липкую лаву. Он пробормотал по-итальянски какие-то проклятия сквозь стиснутые зубы. Мне никогда не приходилось видеть ничего более страстного, я проглотила каждую каплю.

Когда Антонио открыл глаза и увидел меня перед собой, на коленях, он резко вздохнул.

— Так сладко, — он пригладил мои волосы, убирая от лица, затем притянул мою голову к себе.

Я даже не поняла своей реакции.

— Не случайные связи. Я знаю, что ты имел в виду.

— О, нет! Никаких вопросов. Это означает, что я должен защищать себя. Мне не нравится это.

— Хорошо. Ни одного вопроса, — не знаю, смогу ли я выполнить это обещание, но я, безусловно, могла бы воздержаться от них, чтобы еще раз получить такой секс.

Я повернулась, обхватывая его ноги руками, и посмотрела в окно, чтобы увидеть наше отражение — я, на коленях перед ним, и его руки у меня на спине.

Но я закричала, увидев лицо женщины, стоявшей в обрамлении окна, как светящаяся маска, плавающая в ночи.

 

Глава 14

Антонио быстро и легко загородил меня собой, словно защищая, пока я пыталась встать. Мои трусики, болтающиеся на бедрах, ограничивали движения, я чуть не упала.

Он поддержал меня, помогая подняться.

— Марина! — закричал он.

Я поправила блузку и юбку. Антонио застегнул молнию и побежал к двери.

У выхода он развернулся, и, указывая на меня пальцем, сказал:

— Никуда не уходи.

И ушел. У меня по-прежнему пощипывало от его спермы заднюю стенку горла.

Я выпрямилась, выдохнула и вышла на улицу. Его наставление оставаться на месте я пропустила мимо ушей. Я не знала, кем была Марина или что она делала за его окном. Она могла быть сестрой или кузиной, или местным представителем монастырской женской школы, но она была молода и привлекательна, и от этой мысли моя кровь приняла знакомый зеленый оттенок ревности. Мне не понравилось полное ощущение притязаний особенно к этому мужчине.

Я намеревалась забраться в свою машину и уехать. За поворотом я увидела балкон.

Теперь я знала, как отсюда вернуться к своей машине. Послышались голоса. Припаркованный «Мерседес» стоял с включенными фарами и работающим двигателем, со стороны водителя у открытой двери находилась женщина. Она выглядела расстроенной и размахивала руками, ее голос срывался на визг. Антонио выкрикивал взаимные обвинения в промежутках между ее репликами.

Они не были похожи на родственников. Я отступила на шаг, и моя нога заскользила по шатающейся плитке. Скрип был громче, чем я могла вообразить. Они оба взглянули в мою сторону. Я попятилась, затем развернулась и побежала к своей машине. Мне удалось забраться внутрь, прежде чем он добрался до меня и постучал в стекло. Я помахала на прощание.

Он сел на капот и сказал:

— Открой.

Я опустила окно вниз.

— Сексапильна только во время работы, не после.

— Это не то, что ты думаешь.

— Она твоя родственница?

Он подошел к моей дверце.

— Да? Нет? Кто это, Антонио? О, я сожалею. Я формулирую, как вопрос?

Я включила передачу, а он бросился ко мне через открытое окно. Я закричала от шока, вызванного его появлением между мной и лобовым стеклом. Он дернул ручку ручного тормоза.

— Не заставляй меня вытаскивать тебя из этого автомобиля, — сказал он.

— Если у тебя есть что мне сказать, просто скажи. Я не прошу ничего.

— Зайдем внутрь.

— Нет.

По-прежнему наклоненный через окно, он взял меня за подбородок.

— Я хочу тебя. Первое, я хочу тебя.

— Спасибо. Я рада, что не во-вторых. Знаешь, что? Я устала играть в оркестре. Я хочу перейти к соло. Сейчас, — я нажала на тормоза. — Выметайся из моей машины, или я разорву тебя пополам, когда поеду.

— Это не то, что ты думаешь.

Я завела двигатель, машина заурчала, готовая рвануть.

— Ты даже не представляешь, что я думаю.

Я отпустила тормоз и поехала, хотя ничего не видела сквозь великолепное тело Антонио. Он выругался и выбрался из окна. Я свернула на улицу и оставила его позади.

 

Глава 15

— В чем твоя проблема? — спросила Катрина три дня спустя.

Мы были на съемочной площадке в выходные в Элесиан-Парк с семи утра до трех часов дня, и свет от софитов неожиданно смягчал облачность и серость вокруг. Я пожала плечами, не имея понятия, о чем она говорит. Я должна была сходить к другому помощнику режиссера за заметками.

Она оперлась коленом о скамейку, на которой я сидела со своими файлами.

— У тебя хмурый вид, — она обхватила мое запястье, покручивая рукой вокруг него, как будто поворачивая ручку, пытаясь изменить выражение моего лица. — Его нужно поменять.

Пэм назвала меня занудой, когда я ответила также:

— Я в порядке. Просто холодно.

— Бред собачий!

Она была утомлена. Дни тянулись долго, она по секрету сказала, что уже теряет веру в то, что фильм когда-нибудь получится. Это было обычным видом депрессии на стадии 75 %-ной готовности фильма.

— У меня нет времени вытаскивать это клещами из тебя, потому что через две минуты кто-нибудь вздумает прийти сюда и спросить, какую рубашку должен надеть Майкл, и мне придется бежать и заботиться о нем. Итак, рассказывай!

Я бросила папку на стол.

— Итальянский парень. Он не хочет сближаться. Я спала с ним два раза, ну, не в кровати, и я идиотка, прибывающая в шоке, которая надеялась, что я у него одна. Нет, я уже ничего не жду от него. Но, может быть, однажды, просто для прикола, я бы хотела быть эксклюзивной для кого-то, хотя бы в течение пятнадцати минут.

— Ах.

— Блять! Мне все равно.

Она замерла на секунду, затем сказала:

— Ты только что сказала то, что я услышала?

Я пролистала страницы, не глядя на нее.

— Иди, руководи фильмом. Ты делаешь меня сумасшедшей.

Она отступила от стола, направляясь назад к камере. Когда она была достаточно далеко, то я проверила свой телефон. Это сообщение был первым, что я получила от Антонио, после того, как почти не разорвала его пополам своим автомобилем.

«Я хотел бы поговорить с тобой»

«И речи быть не может»

«Я все равно поговорю»

Что он обещает? Еще больше не отвеченных вопросов? Эта игра стара. Будет ли он искренен или нет, но чем больше он обещал раскрыть, кем он был на самом деле, тем менее интересным это становилось. Мне нужна была полная искренность. Я нуждалась в близости. Мне не нужна секс-кукла, как бы он ни был хорош в сексе.

«Нет. Я сожалею. Я покончила с этим»

«Но я нет»

Я содрогнулась и засунула телефон в карман. Я не собираюсь поощрять его.

Гибкий, подтянутый Майкл плюхнулся в кресло рядом со мной, одетый в «Хенли» и серые джинсы.

— Слышал этот разговор там.

— И у тебя есть ответ?

— У меня есть ответ. Хочешь его услышать? — он приподнял брови, как если бы предлагал леденцы. Он был привлекательным парнем и вдвойне привлекательным в кадре.

— Конечно.

— Это не ты, это он.

Я рассмеялась.

Майкл наклонился вперед ко мне.

— Я имею в виду. Посмотри, я… Скажем так, активный. Это не для девушек. Некоторые из них действительно прекрасные. Добрые. Будут кому-то отличной женой. Но я на съемках до рассвета. Я не могу заботиться о них, как парень должен делать это. Поэтому мы выясняем это в самом начале, чтобы потом избежать ошибок.

— Ты душка, ты знаешь это?

— В любое время. И если ты хочешь начистоту — в любое время, и мы можем обойтись без высоких запросов. Ты и я.

— Я близка к тому, чтобы снять трусики и наброситься на тебя. Я имею в виду, ты действительно можешь очаровать девушку.

Он засмеялся, качая головой.

— Все в порядке. Но, сказать по дружбе, дело не в тебе. Ты очень классная, очень красивая, очень умная. Просто не везет пока, — он вскочил и отсалютовал мне рукой. — Запомни, что я сказал. И если ты все еще будешь в поиске, дай мне знать.

— Спасибо. Я учту.

Он зашагал в гримерку. Я проверила телефон. От Антонио больше ничего не было, а я не стала отвечать на его последнее сообщение. Майкл немного поднял мне настроение. Он был правильным, и, возможно, если бы я захотела иногда с кем-нибудь забыться, я бы ему позвонила.

Съемка в парке продлилась до воскресенья, я развалилась на диване с вещевым мешком у ног, заполненным биндерами и ноутбуком. Катрина опустила голову на кухонный стол, хотя телевизор продолжал работать.

 

Глава 16

Наше совещание в понедельник, как всегда, напоминало гул голосов, предлагающих всевозможные решения проблем и управления. Потом мы долго говорили о внедрении новых процессов и их последствиях. Затем мы перешли к новым темам обсуждения, которые, в принципе, были просто хорошо забытыми старыми. Агентство получало деньги по поручениям клиентов, вычитало свои десять процентов и отправляло им остаток. Каждый раз, когда осуществлялся денежный перевод, возникали два неизменных вопроса: как быстро и какая сумма. Остальное значения не имело.

Когда я вернулась, Пэм стучала своими пальцами, как на барабанной установке.

— Дэнни Сукин Сын.

— Он здесь? — спросила я.

— Не-а. Хочет, чтобы ты встретилась с ним в его офисе в центре города. Сказал, что это важно, принес извинения за неудобства и бла-бла-бла. Новые опросы общественного мнения показывают, что у него упал рейтинг в восточных округах. Плохо. Может, он хочет поговорить об этом.

Предвыборная кампания мэра предполагала восьмидесятичасовую рабочую неделю. Я знала об этом с самого начала.

— Что у меня днем?

— В час совещание с персоналом. Обсудить процедуру анализа и протокола с командой Ванды — в два.

Заманчивая дневная прогулка в центр города, несомненно, была в десять раз более привлекательной, чем любое из этих событий.

— Скажи ему, я буду.

* * *

Офис Окружной прокуратуры представлял собой высеченные из камня здания 1920-х годов в нескольких кварталах от моего лофта, поэтому я припарковалась у дома и пошла пешком. Жара давила. Улицы были заполнены людьми, но не так, как в час пик.

Это здание располагалось в стороне от обширной подстриженной лужайки, заполненной птицами, белками и местами для городских пикников. Непритязательным серым каменным зданиям соответствовало плоское серое городское небо, и когда я подошла ближе, то увидела каменные скульптуры, характеризующие прошедшую эпоху. Похожие на римские барельефы, гранитные мужчины носили бревна, ловили рыбу в озере из кальки, строили дома из окаменелого дерева.

Дама за стойкой регистрации узнала меня и улыбнулась, но все равно попросила зарегистрироваться и получить бейджик гостя. Хорошо, что обошлось без отпечатков пальцев. В зале я заметила Джерри, главного стратега Даниэля.

Он остановился и протянул руку.

— Тереза, спасибо за то, что вы присутствовали на католическом благотворительном вечере. Он пожал мою руку, поцеловал в щеку и похлопал по спине.

— Я боюсь, что принесла больше вреда, чем пользы, — ответила я.

— Нет. Даже неудачная тактика может служить общей стратегии. Не забывайте это.

— Так я неудачная тактика теперь? — сказала я с улыбкой и показным весельем. — Я думала, что я значила для вас больше.

Он сжал губы.

— Вы — совершенство. Политика течет в вашей крови. Если бы я мог без всякого зазрения совести попросить вас забрать этого тупого ублюдка обратно, я бы сделал это. Он не может проиграть, когда рядом с ним вы.

У меня было несколько вариантов ответа, и ни один из них не был добрым или дипломатичным. Я выбрала наиболее нейтральный.

— Он отлично выиграет и без меня.

— Возможно, но с вами надежнее.

— Как бы то ни было, почему я здесь?

— Пойдемте, — сказал он.

Я последовала за ним по холлу к офису Даниэля. Супружеская пара, участвующая в продвижении кампании мэра, как раз собиралась уходить. Они поприветствовали меня, исчезая за дверью, и я вдруг осталась одна со своим бывшим женихом.

У него был довольно большой офис по стандартам 1920-х годов. Окна открывались, скользя вверх и вниз с однообразным звуком, стены были смоделированы так, что лепнина, украшающая их, могла быть отреставрирована и заменена. За последние девяносто лет косметический ремонт проводился дважды в год, пока комната не начинала напоминать свадебный торт.

— Нашел ее бродящей по холлу, — сказал Джерри, скрываясь за дверью.

На Даниэле был надет тонкий синий галстук и белая рубашка с манжетами, завернутыми до локтей, на его деревянном стуле висела куртка, и он был во всех отношениях обладающим приятной внешностью, трудолюбивый борец за справедливость.

— Тереза, спасибо, что пришла.

— После выборов эти «реверансы» закончатся, — ответила я.

Он приблизился к столу из каштанового дерева, который шел в комплекте со зданием и вытащил стул для меня. Я села. Он наклонился над столом и скрестил руки на груди вместо того, чтобы сесть рядом. Закинув ногу на ногу, я посмотрела на него.

— Эти несколько дней были напряженными, — сказал он.

— У меня есть протокол обзора, и я все еще могу делать выводы, что тебе есть, что сказать мне.

— Я знаю, как сильно ты любишь их, — он улыбнулся своей большой естественной белой улыбкой.

— Негативный фактор, действительно, мог повлиять в этот раз.

— Тогда это не совсем протокол обзора.

Я вздохнула.

— Речь снова идет об Антонио? Просто скажи это.

— Мне нужно знать, кем он является для тебя.

— О, Боже. В самом деле? — я встала. — Дэн, милый, это слишком далеко от твоей компетенции.

— Это важно. Это важно для моей кампании, и это важно для меня. Мне нужна твоя помощь, и для меня логично спросить, потому что мне нужно знать характер ваших отношений.

— Никаких.

— У тебя был секс с ним?

— Даниэль!

— Я должен знать.

— Это допрос? Ты записываешь? Где стенографист суда?

Он вздохнул и опустил руки.

— Мы достигли замечательной передышки в войне, которая продолжается уже на протяжении нескольких десятилетий. У нас есть Карлони для полного образа дерьма. Когда все будет под моим контролем, я буду выдвигать обвинения. Но с другой стороны, семья Джиральди. У меня на ничего нет. Есть бухгалтерские файлы, переданные нам АНБ, все выглядит чисто. Мне хотелось бы, чтобы ты их посмотрела.

— У тебя нет своей команды?

— У них есть навык, но у тебя талант.

— Я думаю, это больше, чем мой талант, — я не могла долго придерживаться этой линии, потому что несколько месяцев назад он попросил меня посмотреть файлы на Карлони, на их конкурентов, но его идеализация моих талантов была хорошо известна.

— Мы получили данные о хищениях Донны Марии Карлони благодаря агенту. Хорошему кроту. Но у меня ничего нет на Спинелли, — сказал он.

— Ты даже не можешь доказать, кто является главой какой-то криминальной организации.

— Чтобы занять то место, на котором он сейчас находится, он совершил несколько убийств, Тинк. Просто потому, что я не могу это доказать, это не становится менее правдивым. И да, я боюсь, что ты будешь где-нибудь находиться рядом с ним, и он утопит тебя. Это как одним выстрелом убить двух зайцев. Я хочу, чтобы ты посмотрела на его финансовые отчеты, и чтобы ты сказала мне, в чем его преступные действия. Но если ты спишь с ним, я не могу использовать тебя. Мне придется вызвать парня из «Квантико», и это оповестит всех, что у меня есть документация от Агентства Национальной Безопасности. Им будут задавать вопросы и возможно они смоются.

— Это полный бардак.

— Я знаю.

— Единственный способ для меня избежать драмы — уйти прямо сейчас, — сказала я. — Но ты разогрел мое любопытство. И знаешь, я думаю, ты самый лучший мужчина для особняка мэра.

— Итак, ты..?

— У меня был секс с ним дважды. Но это закончилось.

Он смотрел вниз, пытаясь скрыть выражение лица, но я заметила, как дрожат его пальцы. Моя первая реакция была сказать ему всякую жесткую хрень, чтобы он отказался от меня. В конце концов, это было мое право — спать с кем я захочу. Моя вторая реакция была более мягкой.

— У тебя есть время для личных вопросов? — спросила я.

Он посмотрел на меня, и я поняла, что обидела его. Я любила его, и я обидела его. Я знала, что он чувствовал, потому что чувствовала тоже самое.

— Мне нужно, чтобы ты ответил полностью и честно, — сказала я. — У меня нет сил, ходить вокруг да около или прикладывать усилия, чтобы заставить тебя признаваться прямо сейчас.

— Хорошо.

— Ты недостаточно обо мне знаешь? Я имею в виду, есть что-то, что тебя не удовлетворяло во мне?

Он долго не отвечал.

— Я всегда задавался вопросом, действительно ли ты получала удовольствие.

Я взяла сумку и перекинула через плечо.

— Да. Много раз.

Он поспешил открыть мне дверь.

— Я боюсь просить о еще одном шансе.

— Я подумаю, господин Мэр.

* * *

Я вернулась в WDE во время протокола рассмотрения, который был не очень продуктивным. Когда я вошла в свой офис, еще одна ваза красных роз стояла на рабочем столе Пэм.

Я не сдамся так легко.

Ага. Антонио сначала преследовал меня, потом поймал и продолжил с Мариной или с кем-нибудь еще, с кем он чувствовал себя хорошо. Конечно, с недоступной маленькой наследницей быстро станет скучно.

После семи лет Даниэль так и не знал, получала ли я наслаждение от секса. Что случилось со мной? Может, я пустая внутри? Я представила каждый ужасающий ответ, который он мог мне дать, но это была лишь малая толика всего.

По крайней мере я знала, что проблема существовала. Возможно, если бы я вернулась к Даниэлю с уверенностью, что мне нравится секс с ним, он не стал бы искать его в другом месте. Возможно. Но мысль о возвращении к нему меня просто угнетала.

 

Глава 17

Я проснулась от запаха бекона. В середине ночи я все-таки как-то доползла до кровати. Катрина знала, что мы завтракаем вместе, когда она чувствовала, что нужно поболтать, и я была очень благодарна за ее настроение и гостеприимство, особенно в рабочий день. Я приняла душ, уложила волосы и замаскировала круги под глазами каким-то очень дорогим средством. Я была на середине лестницы, когда услышала мужской голос, исходивший из открытой кухни. Катрина сказала что-то, но я не смогла расслышать из-за скворчащей свиной грудинки. Потом мужчина засмеялся.

— Антонио? — я наклонилась через железные перила.

— Он сказал, что я должна называть его Спин, — пояснила Катрина.

— Buongiorno! Я принес вам завтрак.

Я шагнула на кухню.

— Я почувствовала запах бекона.

— Панчетта, — сказала Катрина, снимая несколько кусков со сковородки и выкладывая их на тосты. — Он поправил меня уже семь раз. Он милый, но немного раздражает.

— Слишком раздражающий, — сказал он, выливая яичницу-болтунью на всю сковороду.

— Раздражай меня в любое время, — она сделала себе бутерброд и положила его в сумку.

— Это немного самонадеянно, принимая во внимание, каким мы оставили его в прошлый раз, — сказала я.

— Пора идти! — Катрина поцеловала один раз в щеку Антонио и бросилась вон, подмигнув мне.

Я скрестила руки, раздумывая, что сказать, но я была голодна, а панчетта пахла восхитительно.

Антонио указал вилкой на меня.

— Это костюм? Он хорош для похорон.

Я закусила щеку. Я выбрала черную ниже колена шерстяную юбку и соответствующий жакет, а он пытался опустить меня в моем собственном доме. Антонио выглядел превосходно в светло-синем свитере, с выглядывающим воротником рубашки.

— Оскорбляешь меня? — я стояла рядом с ним, толкнув своим бедром. — Это так ты меня соблазняешь? — Я схватила деревянную ложку из чашки и перемешала яйца.

— Если бы я захотел тебя соблазнить, то костюм был бы уже на полу.

— Ты не хочешь меня соблазнять?

Он взял кусок яичницы на вилку и подул на нее.

— Я сейчас готовлю, но, как ты знаешь, мы немного разошлись в понимании в последнее время, — он поднес вилку к моим губам, держа ладонь под ней, чтобы поймать капли.

— И скажите мне, мистер Спинелли, как вы намерены улучшить наше взаимопонимание? — я позволила ему кормить себя.

— Объясняя, — он разложил яичницу на две тарелки. — Что? Я не слышу от тебя возгласа восхищения.

Он выглядел искренне довольным, перечисляя все ингредиенты на пальцах, что мне понравилась его готовка.

— Соль, молоко, пармезан, розмарин, панчетта, конечно. Ты знаешь все мои секреты теперь, — он поставил тарелки в центр столика и пододвинул ко мне стул. Он уже налил кофе, сок и сделал тосты.

— Ты мажешь маслом довольно основательно.

Он сел и налил мне кофе.

— Комплимент за хорошо выполненную работу?

— Да.

— Я ценю это. Но я хочу сейчас дать объяснения, если вкус яичницы не будет мешать тебе слушать.

— Хорошо, начинай.

Он откашлялся и отпил сок.

— Несколько недель назад Марина и я были любовниками. Последнее время она утверждала, что мы немного поостыли друг к другу, и была права. На этом мы и закончили. По крайней мере, я так думал. Но однажды вечером, выяснилось, что не совсем, — он прожевал пару кусков, а затем продолжил. — Она приехала из того же местечка, что и я. Маленький городок за пределами Неаполя. Это то, что нас объединяло. Она красивая девушка. Я бы не сказал про нее ни одного дурного слова. Она относилась к нашей связи более серьезно, чем я, и прекратить это оказалось труднее, чем я ожидал. Я провел последние несколько дней, убеждая ее, что не хочу — как вы это называете — рецидива или осложнений.

Я вздохнула и отложила вилку.

— Я собираюсь быть честной. Как и ты. Мне нравится этот завтрак. Но если я до конца поверю, что ты сказал мне всю правду, это будет осознанное решение, которое я сделаю. И с моей историей это решение требует некоторых усилий. Я не жду и не хочу обязательств, но мне не нравится мысль о рецидиве, как ты сказал.

— И мне тоже не нравится.

— А вопросы? Это беспокоит меня.

— Я не хочу обсуждать это.

— Тогда что мы делаем?

— Мы получаем удовольствие друг от друга. Ты возражаешь?

— Я думаю, что могу с этим жить. Хотя это еще покусает нас в будущем.

— Может быть.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, жесткость и дерзкое высокомерие испарились. Его губы выглядели мягкими и сладкими, как недостижимая прекрасная противоположность. Его язык был теплым, скользким, двигаясь в гармонии с моим нежным ртом. Запах утреннего соснового леса, росы и тлеющих костров, усилил все мои чувства.

Я хотела его всего — его шею, подбородок, его пальцы. Я накрыла рукой выпуклость между его ног, но он остановил меня.

— Это был только завтрак.

Я застонала.

— Пожалуйста?

— Искушаешь, Contessa. Это было дважды, и оба раза мы торопились. В следующий раз, когда мы займемся сексом, это будет в течение нескольких часов, и я обещаю тебе, ты будешь нуждаться в этом так сильно, что тебе мало не покажется. Я не обманываю тебя, — он потянулся за тарелками. — Я уберу. Иди, готовься к работе.

К тому времени как я почистила зубы, уложила волосы и привела макияж в порядок, он закончил убирать со стола. Мы вышли за дверь, целуясь. Я не могла предположить, что когда-нибудь смогу быть такой счастливой. Потом я вспомнила, что обещала Даниэлю, и к тому времени, когда Антонио захлопнул дверцу моего автомобиля и отошел в сторону, мое счастье испарилось, разбившись о реальность.

Я бы сказала Даниэлю, что все изменилось, и я даже не поняла, как именно. Но мне было любопытно узнать о предполагаемой коррупции Антонио. Я не могла быть с криминалом, а тем более с убийцей. После того как мой первый опыт в тринадцать лет оставил рубцы и смерть мальчика после себя, я не хотела сталкиваться с опасным человеком. Я сторонилась всех с манерой поведения безответственных уличных панков, в то время как Антонио по-прежнему сторонился отвечать на любой вопрос.

Мы были вместе. Хотя на самом деле не были. Это не имело значения. Я хотела посмотреть на эти документы.

 

Глава 18

Моя экспертиза с точки зрения бухгалтера заключалась в проверке движения потока денежных средств. Я смотрела на бухгалтерскую книгу счетов с широко открытыми глазами, отслеживая денежные потоки. Как реки на карте, которые соединялись с озерами, исчезали в горах и впадали в океан, так и перемещение денег нужно начинать отслеживать издалека, с самого начала, вдаваясь во все детали.

Билл и Филлис, ядро финансовых аналитиков окружной прокуратуры, были супружеской парой, которая встретилась в офисе окружного прокурора в Лос-Анджелесе сорок три года назад. Они были скрупулёзными людьми во всей своей среднезападной красе — она была из Кадиллака, штат Мичиган, а он из Коллетта, штат Индиана. Они упивались тем, чтобы все было правильно, ни одна деталь не ускользала от их внимания.

И, тем не менее, они все профукали.

Если бы они понимали первый закон финансовой динамики — что денежные средства не могут быть получены или потеряны, их можно только перевести из одного места в другое — они бы поняли, что средства куда-то ушли. Самым важным было отследить поток наличности вниз по реке и дать возможность ручейкам сузиться до загадочных синих точек. Ответ заключался в подводных течениях, которые имели место в таких потоках и реках.

— Привет, — поздоровалась я.

— Привет, дорогая, — сказала Филлис, одаривая меня ослепительной улыбкой. — Как ты?

— Отлично. — Я положила сумку на стол.

Билл сидел за рабочим столом старого банкира, громко стуча по клавиатуре, его лицо было слишком близко к экрану.

— Получил письмо от босса, — его подбородок указал на монитор, глаза прищурились. — Файлы Джиральди на рассмотрение Мисс Дрезен. Верно, мисс Дрезен?

— Тереза. Да. Вы не возражаете?

— Мы уже их видели. Там ничего нет. Нам помогали ребята с нижнего этажа, работающие с нами.

— Возможно, — сказала я. Я не хотела никому наступать на пятки, тем более тем, кто уже корпел над этими документами. — Просто хочу посмотреть свежим взглядом.

— Попробуйте. — Он чувствовал себя оскорбленным, судя по выражению его лица. Билл вытащил по очереди четыре коробки из плотного картона, которые заскрипели, когда скользили по дереву.

— И ничего цифрового? — спросила я.

— Кое-что есть, — ответила Филлис, открывая коробки. — Я перешлю тебе.

Билл вытер нос бумажным носовым платком, беспокойно засуетился и сел. Бедный парень. Я все же «наступила» ему на пятки, и даже не в обеденное время.

Я вытащила папки, и с ними пришел запах. Не тот затхлый запах от клочьев пыли и залежалой бумаги. Это был пряный и сладкий вкус одеколона с еле заметным ароматом сосен после дождя. Я уловила намек на что-то, но не смогла определить, пока не разгрузила ящик полностью.

Я снова вдохнула, пытаясь уловить его, но он исчез. Остался только аромат влажного утреннего леса.

Я провела не больше часа над бухгалтерскими книгами счетов, прежде чем нашла что-то. Всего лишь налог на собственность в несколько миллионов. Официальные платежи с легальных счетов, на которых хранились деньги, полученные законным путем.

Один дом, в частности, с местонахождением в центре, был приобретен три года назад на деньги международного трастового фонда. Остальные были раскуплены в течение последних шести месяцев. Было много собственности, стоявшей совсем рядом на холмах Горы Вашингтон, и это настораживало.

 

Глава 19

Рыжие волосы Марджи были завязаны в низкий хвост, а свободно свисающие пряди касались ее щек. Она пила свой второй бокал Шардоне, а ланч еще даже не начался. У нее могло быть семь, а то и больше дел об убийстве, которые до сих пор оспариваются в суде.

— Юристы мафии — консиглиори, — сказала она. — Они изучают закон исключительно для того, чтобы обойти его. Но они не дотягивают, чтобы стать боссом.

— Почему не дотягивают?

— Они просто не созданы для этого. Прежде чем ты спросишь, созданы означает защищены. И другие вещи. Это целая масонская торжественная тусовка. Они должны убить кого-то. Заказное убийство, не Вендетта. Теперь я могу узнать, почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты знаешь.

— Ох, хитрюга. Очень изворотливо. Ты знаешь, что я имела в виду, — она помахала рукой, как будто отмахиваясь от мухи. Затем кивнула и откинулась на спинку стула.

Я последовала за ее взглядом на Джонатана, который, не спеша, направлялся к нам после рукопожатия с хозяином. Сначала он поцеловал Марджи, потом меня. Официант поставил перед ним виски.

— Извините, я опоздал, — сказал он.

— Как в Сан-Франциско? — спросила Марджи.

— Мокро, холодно и забавно либерально. Я видел твою фотографию в газете, — обратился он ко мне. — Ты примешь его назад?

— Нет.

— У нее голова занята другими вещами, — сказала Марджи.

— Например? — он посмотрел на меня поверх края своего стакана.

— Ничего особенного.

— Она либо пишет книгу, либо приглашена на свидание с Доном мафии, — ответила Марджи.

Меня одновременно бросило и в жар, и в холод. Я пыталась скрыть свои эмоции, чтобы ничего не отразилось на моем лице. Если Марджи или Джонатан подозревали что-то, они бы заметили те два процента изменений в моем поведении, но они знали только то, что я им говорила.

— Совершенно секретно, — ответила я. — Это не должно выйти дальше этого стола. Обет Дрезен.

— Открыто обещаю, все останется между нами, — сказала Марджи.

— Клянусь, — Джонатан согласился, лениво подняв руку.

Я понизила голос. — Дэн получил несколько файлов на определенные криминальные организации от СНБ и попросил меня посмотреть их.

Их реакция была сиюминутной и бесповоротной. Марджи уронила вилку, как если бы она раскалилась добела. Джонатан взял свой стакан виски, встряхнув головой.

— Он хочет, чтобы тебя убили? — спросил Джонатан.

— Он должен отрастить яйца, блядь, — добавила Марджи.

Она наклонила голову, как бы проверяя, буду ли я опять суетиться по поводу ее выражения. Один раз своими словами она загнала меня в тупик на ужин в честь Дня благодарения, издеваясь надо мной, описывая и разъясняя мат, который я не могла понять. Мама просила ее остановиться, а папа разразился смехом над моими слезами.

— Марджи, действительно, — Джонатан постучал по своему телефону. — Это не такая уж и большая беда. Он окружной прокурор. Если он не может защитить ее…

Но Марджи продолжала бесстрашно. — Пожалуйста, позвольте мне быть той, кто объяснит очевидное. Даже если мафия не придет за тобой после того, как ты копаешься в их финансовых отчетах, то все равно любой из них сможет использовать тебя, чтобы подставить его. Думаю, что Хиллари Клинтон окажет медицинскую помощь твоему опальному экс-жениху…

— Спасибо. Я ценю разъяснение, которое ты мне предоставила.

— Пресса отлично справится без меня, — сказала она.

— Тогда оставь это им.

Я взглянула на своего брата. Он был полностью увлечен телефоном и улыбался так, как будто «Доджерс» выиграли игру и вышли в полуфинал. Я знала, что он все слышал, но не имел намерения предпринять какие-то шаги, чтобы спасти меня от сестры.

— Он пытается вернуть тебя? — спросила Марджи. — Это его план?

— Это было бы забавно, — Джонатан поднял взгляд от своего телефона, в то время как все еще отправлял смс. — Нет, подождите, мы в совместной клятве. И это уже не забавно.

Совместный обет подразумевал честное секретное партнерство, независимо от того, какой это может причинить вред.

Джонатан отложил телефон и наклонился ко мне. — От большинства вещей папа может спасти тебя, и он сделает это.

— Вопрос в цене, — пробормотала Марджи в свой стакан.

— Точно, — Джонатан продолжил. — Но от этого? Мафия? Я не знаю. Это большая рыба.

Наша еда прибыла: салаты, приправленные кислым лимонным соусом, и много вина, которое не в состоянии никто выпить в полдень рабочего дня. Мы облокотились на спинки, чтобы официант смог обслужить нас, ставя огромные белые тарелки и молотый черный перец. Марджи и Джонатан начали есть, а я разглаживала складку на скатерти. Все выглядело блеклым от солнца и светящихся люстр, даже белая скатерть.

— Мы не знаем, причастна ли эта организация к криминалу, — сказала я. — Все выглядит чистым. Дэн ищет что-то незаконное.

— Он мне не нравится, — сказала Марджи.

— Это потому что вы ненавидите Даниэля, — ответила я.

— Я была там. Я видела, что он сделал с тобой, — Марджи пронзила салат и взглянула на меня с мягким и открытым выражением в глазах. Ее адвокатский взгляд.

— Я думаю, что нашла кое-что, — сказала я. — Но я не уверена.

— Продолжай действовать спокойно.

— Я отследила некоторые транзакции. Налоги на недвижимость. Проследила адреса на Горе Вашингтон. Лоты группируются в очень плохой области. Продажа по горящей цене.

Джонатан положил мобильник и откинулся в кресле.

— Ты выглядишь так, будто бы съел канарейку, — сказала ему Марджи.

— Я как раз подумываю об этом, — сказал он. — Теперь, Маргарет, прекрати ее мучить. Ты слишком жестока.

— Пошел ты!

Он повернулся ко мне. — Тереза, расскажи мне об этих зданиях. Легальное открытое место с разрешением? Присутствует изменение зонирования?

— Я не знаю.

— Позвони в полицию насчет скваттера. Еще воды?

— Я не знаю.

— Жалобы по строительству и безопасности?

— Мне следует сделать список?

Он отодвинул свою тарелку в сторону и положил локти на стол. — Если они сдают собственность под склады, то вычеркнут эти структуры, чтобы избавиться от проблем с отчетностью. Потом они построят уродливые апартаменты, когда у них будет земля, которая им нужна. Но есть еще ловушки в виде пожарной безопасности и юридической ответственности. И тот район… нет никакой гарантии, что какие-нибудь ребята не станут использовать эти здания для работы, и не сожгут все к чертям, готовя метамфетамин.

— Кого это, черт возьми, заботит? — застонала Марджи.

— Мошенничество с недвижимостью не подпадает под RICO, поэтому они не будут на федеральном уровне привлечены к ответственности, и будут продолжать делать то, что делают. Ты упомянула бы это, если не была бы слишком занята тем, что издеваешься над ней.

— Я пытаюсь отговорить ее.

— Что-то не так с теми зданиями, Тереза, — сказал он. — Пошли туда своего человека, чтобы выяснить, что там такое.

— Прекрасная идея, — Марджи положила салфетку на стол и встала. — Поощряй ее. Я иду в дамскую комнату. К тому времени как я вернусь, думаю, пули расшибут к чертям собачьим это окно.

Мы смотрели ей вслед.

Я вздохнула. — Она думает, что я сделана из сахара. — Я перекатывала свой салат по тарелке.

Джонатан ничего не сказал, и я не знала, что он наблюдал за мной, пока не подняла глаза.

— Что происходит? — спросил он, ожидая ответа. Как будто было что-то еще.

Мы знали друг друга слишком хорошо. Когда мы были детьми, то каждый из нас имел право выбора: объединиться вместе или распасться на группы. Как результат, самые молодые и самые старшие объединились в две группы, мы держались вместе благодаря Марджи.

— Это твой способ получить его обратно? — спросил Джонатан. — Не сводя с него глаз?

Молчание между нами стало долгим и напряженным, но он не уступал. Я думала, что Марджи ушла в дамскую комнату, которая находится в Перу.

— Все не так просто, — сказала я.

— Не болтай глупостей!

— Есть кто-то еще, но больше я не скажу ни слова.

— Ах, — он откинулся назад. — Использовать кого-то как угрозу, и тогда он попытается вернуть тебя с этими бухгалтерскими книгами, как предлог? Ты тактик. Я забыл поблагодарить тебя за совет, посещать тусовки с женщиной, а не с сестрами. Сработало.

— На самом деле? Джессика вернулась? Это удивительно.

— Да, но я не хочу ее. Я храню себя для чего-то нового. Неожиданный потенциал.

Я тихо сидела потрясенная. Он хотел отпустить то, за что держался долгое время. — Что произошло, что так поменяло твои мысли?

— Не знаю, просто ушло. Все, что было. Пуф и нет. Испарилось. Это хорошо, но ни одна из мной встреченных женщин не будет предпринимать попытки убить меня. А ты. Ты глубоко в дерьме.

Я не хотела говорить ни одного слова, потому что боялась потерять контроль. Я просто хотела узнать об Антонио, не задавая ему вопросов.

— Ты говоришь по-итальянски, да? — сказала я.

— Да.

Он говорил на всем чем можно. Это был его дар.

— Come volevi tu. Что это значит?

— Типа «как ты пожелаешь», примерно так. Почему спрашиваешь?

— Время обета вышло, — сказала я.

— Прекрасно. Он закрыт.

Марджи стояла позади нас. — Обет закрыт. Кто хочет кофе?

 

Глава 20

Недвижимость в районе горы Вашингтон выглядела так, будто была сконструирована в эпоху Возрождения, это была совсем другая часть центрального и восточного Лос-Анджелеса. Однако эти заслуживающие внимания холмы, казалось, обделили вниманием. Коммерческий район располагался среди пустых витрин с разболтанными створками и разбитыми стеклами, некоторые были обгоревшими и расписаны граффити. Пять многоквартирных домов тянулись по обе стороны дороги, выглядя, как картинка разрухи из страны третьего мира. Я повернула налево к холму, мой маленький автомобиль подпрыгивал на треснувшем асфальте. Тротуары находились слишком низко, и на них залезал колючий подлесок. Даже в девять утра я услышала грохот музыки на другой стороне холма.

Направо, потом снова налево, и я уткнулась в восьмифутовый высокий забор из сетки, круто поворачивающий и уходящий в гору, и еще один забор через дорогу. На зданиях в некоторых местах была заметна дикая поросль, они выглядели заброшенными, с облупившейся штукатуркой и деформированными балками, кое-где обвитыми цветочной лозой. Когда я открыла дверь автомобиля, авокадо размером с белку со стуком покатилось, подскакивая из-за трещин в асфальте. Я посмотрела наверх. Уходящее ввысь дерево авокадо роняло тень на дом, сбрасывая свои «баунти» на тротуар.

Я закрыла дверь. Моя машина пискнула, оповещая окрестности о том, что к ним заехало нечто дорогостоящее.

Покойный Фрэнки Джиральди скупил все дома за этими оградами, но один дом он выкупил в первую очередь. Он приобрел его, как частное лицо. Годы спустя его правопреемник перевел это здание в трастовое управление и скупил все вокруг.

Исполнителем трастовой сделки была юридическая фирма «Мансиатти, Ровенштейн и Каро». Юридическая фирма господина Антонио Спинелли купила их, когда те стали банкротами. У них был один клиент — правопреемник Фрэнка Джиральди. Змея, поедающая саму себя. Траст владел имуществом, а Антонио управлял трастом. Он действительно полностью владел им? Я не могла этого понять по бумагам, что лежали передо мной.

В воздухе становилось все больше пыли и грязи, и мой организм отозвался на это аллергической реакцией. Я почувствовала, как мои носовые пазухи набухают, и становится трудно дышать. Стекающие капли щекотали заднюю перегородку моего носа. Я проверила сумку. Адвил, тампоны, влажные салфетки и пустой пакетик от бумажных платочков. Великолепно! Першение и чувство сдавливания подбирались к моему горлу. Я положила руку на рот, проверяя, не выступило ли что-нибудь вокруг него, и резко выдохнула весь воздух из носа и сжавшегося горла, после чего быстрым шагом направилась вниз в сторону дома. Я нашла нужное здание, и у меня началась аллергия почти на все, что росло вокруг.

У меня не было с собой ничего, оставалось только бежать вниз к ярко-желтому дому, перед которым простирался двор в пятьдесят футов. Старый «Фиат» был припаркован у остриженного розового куста. Груда выцветших детских игрушек была свалена у забора. Решетки на окнах. На крыльце сложены мешки с листьями. Дорога была вычищена, это означало, что некто приезжал сюда достаточно часто. Несколько шагов правее, и я увидела размытые следы шин от чего-то большого, не автомобиля.

Ворота, выходящие к дороге, были закрыты на цепь с замком. Однако в заборе, выходившем на стоящие рядом полуразрушенные дома, проделали дырку, которую уже перекрыли проводами. Я прошла несколько футов и нашла лазейку посвежее.

Я как-то смогла пролезть через дыру. Ветка тернистого куста зацепила мой чулок. У меня была запасная пара в машине, но все же меня беспокоило, что на моей лодыжке расползается яйцевидная дыра. Проталкиваясь мимо бамбука, кустарников с острыми шипами и высокой травой с желтыми цветами, которые, как я знала, на вкус напоминали брокколи, я вышла как раз к задней стене двора в конце подъездной дороги.

Дом был построен на холме, поэтому двор был под наклоном, вся его площадь простиралась по вертикальному склону и изгибалась далеко от дома. Меня не удивило такое расположение, как и сам дом с потрескавшейся желтой краской и гнутым карнизом. Но забор меня поразил. Хотя ограждение со стороны улицы казалось старым, очевидно, что чьи-то руки отремонтировали звенья цепи, а заборы между участками были новые.

От горы раздался громкий треск, за которым пронеслось эхо. Он мог означать все, что угодно. Воспламенение автомобиля. Замыкание провода. Даже выстрел дробовика.

Холодок страха, возникший в нижней части спины, подтолкнул меня броситься сквозь заросли бамбука и горчичной травы, и проскользнуть в отверстие в заборе, оставив позади длинные нити нейлона на шипах кустов. Я побежала вниз к дому и рванула с такой силой к своей машине, что почти подвернула лодыжку. Автомобиль взревел, я влетела внутрь него и повернула ключ до упора. Я почувствовала, что у меня потекло из носа.

Автомобиль не заводился.

Голос Даниэля пронесся в моей голове, жалующийся, что этот автомобиль ненадежный, а обслуживание — проблематичное. Он оказался прав, я застряла на Горе Вашингтон, снова и снова поворачивая ключ, но ничего не происходило.

Моя коробка с бумажными платочками завалилась под пассажирское сиденье. Поскольку я была в тупике, испытывая дискомфорт и разочарование, я отпустила ключ и потянулась под сидение, шаря на ощупь, пытаясь отыскать плоскую картонную коробку. Я коснулась ее и подтянула к себе, но тяжелый железный шест оказался на пути. Это был противоугонный аппарат под названием «Клуб», который очень ценился в восьмидесятые годы и достался мне от последнего владельца вместе с автомобилем. Хотя я никогда не пользовалась им, все же оставляла его на своем месте всякий раз, когда он попадался на моем проклятом пути. Я взяла железный лом и отстегнула ремень безопасности. Наклонившись, я засунула руку под сиденье. Сопли продолжали стекать, скапливаясь над моей верхней губой, с каждой минутой норовя двинуться дальше. Я наклонилась, чтобы взглянуть, за что зацепилась коробка и попытаться выдернуть ее. Клац-клац-клац.

Звук кольца, постукивающего по стеклу, послышался через окно. Я слишком поздно заметила, что моя юбка задралась, открывая всему миру мой черный пояс с подвязками. Я резко развернулась, чтобы посмотреть на парня, стоящего у моей машины. Он носил рубашку в прямую полоску, выглядывающую из-под легкой ветровки.

— С вами все в порядке? — его голос звучал немного приглушенно сквозь стекло.

Я одернула свою юбку вниз и села.

— Я в порядке, — я выхватила последний бумажный платочек из коробки и быстро вытерла нос, опуская вниз окно.

— Хороший автомобиль.

— Да, но он не поедет, — я изучающе посмотрела на него и вдруг узнала Изогнутые губы. Прищурившись, я подняла указательный палец, направленный в его сторону.

— Я думаю, я вас знаю, — сказал он. — Как ваша сестра?

— Не лучше. Вы не могли бы подтолкнуть меня?

— Конечно. Вниз по улице есть техобслуживание. Они помогут.

Ремонт был хорошей идеей, в нем-то я и нуждалась сейчас.

— Отлично. Я до сих пор не знаю вашего имени, — сказала я.

— Паули. Паули Паталано.

— Рада вас видеть, Паули.

Еще один мужчина показался из-за автомобиля. У него был низкий лоб и усы.

— Это Лоренцо. Он безобидный, — сказал Паули.

— Эй, Паули.

— Ло, это Тереза. Мы подтолкнем ее до Ист-Сайда. Да?

Ло согласился. Они толкали и шутили все время о лошадиных силах, распределении тяги между ними и задавались вопросом, кто из них должен указывать направление трафика, пока мы пересекали Мармион-Вай на Фигероа. Я крутила руль и удивлялась, какова же была вероятность, что я снова пересекусь с Изогнутыми губами где-то в этих окрестностях. Математическая вероятность этой встречи стремилась практически к нулю, тем не менее, это произошло, и происходит постоянно.

И тогда я задалась вопросом, что, вероятно, Антонио был здесь где-то рядом со своим другом? Стоял ли он за всем этим?

Вывеска «Ист-Сайд Моторс» через какое-то время появилась перед нами. Типичная ремонтная мастерская, заваленная всевозможным барахлом для автомобилей, с грязно-желтой и черной рекламой, кричащей, что нет такого автомобильного бренда во Вселенной, на котором бы они не специализировались. В принципе, реклама выглядела такой же, как и в любом другом магазине вокруг. Когда мы вплотную приблизились, стало ясно, что бизнес процветал. Территория была переполнена, мужчины в серых комбинезонах протискивались мимо бамперов и решеток, движущихся машин, крича и смеясь.

Я повернулась и поприветствовала лысеющего парня с усами в рубашке из шамбре. Он открыл дверь, как только я остановилась.

— Мэм, — сказал он, — мы не ремонтируем немецкие автомобили.

Я посмотрела на знак рекламы. Оказалось, что «любой бренд во Вселенной» был на самом деле ограничен Италией. Быстро оглядевшись, можно было увидеть множество Мазератти, Феррари, Альфа-Ромео, но ни одной немецкой, японской или американской машины.

— Не кантовать, — сказала я. — Не могли бы вы подержать ее здесь до тех пор, пока я не найду буксирующий трос? Я заплачу за хранение.

— Хорошо, — он повернулся к Паули. — Сэр? Мы прицепляем?

— Нет, блядь. Ее машина будет стоять здесь столько, сколько потребуется, — он протянул мне руку. — Пойдем.

В его манере поведения было столько доброжелательности и уверенности, что я, не задумываясь, последовала за ним. Я подумывала, что неплохо было бы сесть, выпить кофе, и, возможно, съесть черствый пончик. Проходя мимо снующих людей в тусклой мастерской, где все было пропитано маслом, смазкой и еще чем-то, я обратила внимание на мужчину в чистом, темно-желтом свитере и серой куртке, заглядывающего, под капот старого Дукати. Он с величайшей осторожностью дотрагивался до деталей. Антонио. Еще одна случайная встреча, и я начала подумывать, что естественные законы вероятности перестали работать.

— Спин, — позвал Паули из-за моей спины.

Антонио оторвался от Дукати, увидел меня и явно был удивлен моим присутствием. Я продолжала просчитывать вероятности, перетасовывая цифры между его знанием и не знанием.

— Contessa? — сказал он, взглянув на меня, затем на друга.

— Нашли ее выше у желтого дома, — произнес Паули.

Обеспокоенный взгляд промелькнул на лице Антонио, но он улыбнулся и кивнул. Вытащив из кармана носовой платок, он тщательно начал вытирать машинное масло с каждого пальца. Всю свою жизнь я училась контролировать выражение своего лица, и сейчас я точно знала, что он делает — тянет время, приходя в себя от удивления.

— Я займусь этим, Паули.

— Да?

— Да. Мы будем в офисе, — сказал Антонио.

Они уставились друг на друга на мгновение, затем Паули протянул руку, обменявшись с ним рукопожатием.

— Бенни! — позвал Антонио какого-то коренастого мужчину, щелкнув по заляпанной клавиатуре. — Фрикционные диски, резина и кольца, ладно?

— Считайте, это у вас уже есть, босс.

Босс? Ладно. Юрист. Ресторатор. Механик.

— Пойдем, — он протянул мне руку.

Я не подала свою в ответ, минуты шли, а я доверяла ему все меньше и меньше. Антонио просто повернулся и вышел через дверь, оставив ее открытой, проходя в чистую, залитую солнцем комнату с серым ковролином и автомобильными плакатами на стенах.

Я последовала за ним. Кофе подавали посетителям, ожидающим свои машины и листающим журналы. За стойкой с рекламными и агитационными брошюрами и большим количеством журналов, сидела женщина лет пятидесяти.

— Спин, — сказала она с густым итальянским акцентом, протягивая ему документы. — Подпишите, пожалуйста. Я хочу заказать краску.

Он подписал, не глядя, и направился к другой двери с надписью «Частное помещение».

Я остановилась.

— Удивлена тебя здесь видеть.

— Я чувствую то же самое.

Среднего возраста женщина продолжила заниматься своими делами, словно ничего не происходило.

— Ты могла бы позвонить, если хочешь меня увидеть, — продолжил он.

— Я не предполагала встретить тебя здесь.

Произнеся эти слова, я осознала, что сама создала себе проблемы. Я задаю вопросы за его спиной. Расследую. Я не могла и представить, как он будет зол, если узнает. Мне не было причин находиться в этом районе, только если я не хотела поближе рассмотреть нажитое легальными путями имущество, которое выглядело, как простое скопление зданий и разных окружающих построек, незаконная деятельность здесь, похоже, была равна нулю. Возможно, это было моим секретным оружием.

— Действительно? — спросил он, приподняв бровь.

Я сдержанно улыбнулась.

— Ну, прямо сейчас я здесь.

Он открыл дверь и улыбнулся в ответ, я так и не смогла понять, как он отнесся к моему появлению. Стеклянные стены офиса закрывали жалюзи из натурального дерева, отбрасывая полосатые тени. Интерьер самого помещения был в теплых тонах, мало соответствуя деловому стилю, темный деревянный стол на витиеватых ножках, полки с пособиями по автомобилям и отшлифованный матовый деревянный пол. Антонио закрыл жалюзи, а мои глаза пытались привыкнуть к полумраку. Рассеянного света вполне хватало, чтобы все разглядеть.

— Итак, — сказал он, — наверху у желтого дома?

— Да, там был желтый дом. Он нуждается в покраске.

Он кивнул.

— Он не продается.

— Я надеялась, что, может, владелец продаст его. Возможно, я смогу уговорить его.

— Ты не сможешь себе позволить этого, — он сделал два шага вперед и остановился прямо передо мной.

— У меня много денег, — прошептала я.

— Он не заинтересован в твоих деньгах.

Его губы оказались на моих даже раньше, чем последний гласный звук растаял в воздухе. Его язык нашел мой, руки уже путешествовали под моей рубашкой, нежно лаская меня, проскальзывая под бюстгальтер. Он поверил. Он поверил, что я пришла в этот район в надежде увидеть его. Возможно, в этом и был кусочек правды. Антонио бесцеремонно задрал мою юбку.

Антонио прижал свои бедра к тонким кружевам моего нижнего белья. Он опять порвет и эту пару? В душе я надеялась на это. Мое женское естество изнывало и тоже надеялось.

— У меня нет нескольких часов, чтобы трахнуть тебя, как ты того заслуживаешь, — он засунул палец в мои трусики, где я вся была влажной. — У меня есть всего несколько минут, чтобы заставить тебя сдержать крик.

Он нашел мой набухший клитор, и я замерла. Антонио подтолкнул меня к креслу, я уперлась руками в него, и он продолжил ласкать меня.

— Как ты сюда попала, Тереза? — спросил он, когда кончики его пальцев вызвали во мне такую вспышку ощущений, что я ощутила себя полностью беззащитной перед ним.

Я была не в состоянии думать.

— По шоссе один десять.

Он отстранился, продолжая кружить большим пальцем по моему клитору, возвышаясь надо мной. Я чувствовала себя смущенной и слабой, и я боялась того, как была возбуждена.

— Смотри на меня, — прошептал он нежно. — Раздвинь ножки.

Я смотрела на него, не отводя глаз, раздвигая ноги, пока не стало больно.

Он был совершенен во всем, его пальцы, порхающие по клитору и моим складочкам, рождали во мне бурю электрических зарядов, словно в коробке передач.

— Что ты делала в желтом доме?

— Я хотела увидеть, где ты живешь.

— Это не мой официальный адрес.

— Я надеюсь, что нет. Там беспорядок и грязно.

Он ответил на мой сарказм, проскользнув двумя пальцами в мое набухшее влагалище.

— Я не получил звонка о каком-либо вторжении в мой дом.

— О боже, Антонио, я сейчас кончу.

Я заметила, как он совсем приблизился, но он не говорил, что собирался сделать со мной. Куда подевались все его грязные словечки? Что-то в этом было неправильным, но я балансировала на грани, и накатывающие волны моего сексуального удовольствия не давали ясно мыслить о том, что бы это означало.

Он положил руку на спинку стула и наклонился, его толчки стали слабыми и медленными, он по-прежнему держал меня на краю.

— Я хочу любить тебя, Contessa. Я хочу. Но я не могу доверять тебе.

Его слова быстро дошли до меня. Мокрая, взволнованная, я по-прежнему была в его руках. На третий толчок, я взорвалась оргазмом, казалось бы, следом должно прийти облегчение, но на самом деле было только чувство унижения. Эмоциональный дискомфорт вырвал с корнем испытанное удовольствие, я вывернулась от него, тяжело дыша, мой бюстгальтер наполовину опущенный, оголял мою грудь, а юбка собралась на талии.

— Что это было? — спросила я.

— Я удивился, как точно ты появилась в моем районе, — он достал засаленный носовой платок из кармана и вытер пальцы, которые только что были внутри меня. — Ты не мой дом искала. Ты искала что-то другое. Это окружной прокурор прислал тебя. И все это время ты работала на него, не так ли? Ты подсадная утка, так вы говорите.

— Ты думаешь, мой бывший послал меня трахаться с тобой? — Я расправила свою одежду, кипятясь так сильно, что даже не волновалась, как прозвучат мои слова. В голове пронеслась толпа мыслей, которые я хотела озвучить. — Ты думаешь, он считает меня шлюхой? В каком мире ты живешь? И позволь мне заверить тебя, отсутствие доверия у нас взаимное. Как ты можешь говорить о том, что я подсадная утка? Ты реагируешь на мои вопросы так же, как я язвлю тебе. У тебя нет реальной юридической практики. Ты владеешь сотнями различных предприятий. Ты можешь размозжить лицо парня о капот машины. Возможно, полиция допрашивала тебя так часто просто потому, что ты криминальный поддонок. — Я ринулась мимо него, но он схватил меня за плечо. — Отойди от меня, — глубокий рык вырвался из моего горла.

— Я управляю законным бизнесом.

— И какой же лучший способ легального отмывания денег?

Он сжал губы, и его глаза на какую-то наносекунду слабости жадно пробежались по моим губам.

— Будь осторожна.

— Хороший совет. Отныне я буду держаться подальше от мерзких лжецов.

Он крепче сжал мое плечо, и мы стояли молча, напряженно дыша общим воздухом до тех пор, пока полоска света от приоткрывшейся двери не вырвала нас из темноты.

— Спин?

Он подождал секунду, не отрывая взгляд от меня, потом ответил. — Да, Ло?

— Буксировщик прибыл, но они не знают, где взять Бимер.

Тишина повисла между нами. Его желваки заходили, как будто он пытался сдержать скрежет зубов. Я проследила за его пристальным взглядом. Даже если он отправится в ад, я по-прежнему буду хотеть его. Снова раздался стук.

Антонио резко дернул головой и прокричал. — Что!

Голос Ло был робким.

— Парни с буксиром на другой линии.

Антонио резко притянул меня к себе, и я точно знала, что выйду отсюда с хорошим синяком. Он сжал губы, как будто собирался что-то сказать, но не знал как.

Я ответила на его невысказанную фразу. — Я чувствую то, что между нами. Я знаю, что это реально, так реально, что никогда ничего похожего я не испытывала к мужчине. И я знаю, ты действительно не веришь, что Даниэль не подкладывает меня под тебя, чтобы заполучить информацию. Даже если ты думаешь, что он способен сделать подобное, сердцем ты знаешь, что я не стала бы этого делать. Но не в этом проблема. Ты веришь, что у меня нет скрытых мотивов, но все равно опасаешься.

Он чуть-чуть ослабил хватку на моем плече, и я решила продолжить. — Это не лучший способ быть вместе. Слишком тяжело. Давай, как взрослые разойдемся, пока мы не натворили дел.

Потребовалось несколько секунд, а может, и целая вечность, чтобы его пальцы сдвинулись, скользя под мой рукав, будто намагниченные. Я глубоко вздохнула, запоминая его запах, густые волосы, ямочку на подбородке и заглянула в его глубокие карие глаза.

— Тебя отвезут домой, — сказал он.

— Я могу взять такси.

— Я знаю. Но все же тебя отвезут, — он открыл дверь.

Ло был справа от двери, сгорбленный и напряженный.

— Убедись, что она вернется домой, — сказал Антонио.

— Конечно, босс.

Я последовала за Лоренцо и быстро оглянулась. Этого было достаточно, чтобы запечатлеть Антонио, закрывающим дверь офиса.

На выходе я увидела мужчину, прикрывающего лысину зачесанными длинными прядями волос, и я могла поклясться, что узнала его. Он был одет в куртку на молнии, а не в комбинезон механика. Его левый глаз был сильно подбит, расплылся и почти не видел, а на брови красовался лейкопластырь. Это был Вито, когда он увидел меня, то развернулся и пошел в другом направлении.

После некоторого обсуждения, подписания бумаг и нескольких минут, потраченных на ожидание чего-то, я уже не могу вспомнить чего именно, поскольку все время отвлекалась на присутствие Антонио в кабинете, я позволила Паули Паталано отвезти меня домой. Видимо, дорога к моему дому была ему по пути.

 

Глава 21

— У вас когда-нибудь был Ферарри? — спросил Паули.

— Вы шутите? — ответила я, садясь в эффектный желтый автомобиль.

— Подумал, надо спросить, — он скользнул на водительское сидение, поудобнее устраивая свое плечо, будто что-то поправлял на нем, и пристегнул ремень безопасности.

Я встречалась с детективом, учась в колледже, и он делал именно такое движение, когда садился в машину. Когда он заметил, что я наблюдаю за ним, то прочел лекцию, как следует носить оружие, даже будучи не при исполнении и что не следует снимать его даже во время короткой поездки. Нам предстояла долгая дорога, так что бедному Паули будет очень неудобно. Он опустил верхнюю крышу автомобиля, и мы выехали на шоссе.

— Спасибо вам, что согласились меня подвезти, — сказала я, как только мы влились в поток, и ветер стал обдувать нас не так сильно.

— Я все равно направлялся в эту сторону, — он сдвинул сиденье назад, чтобы удобно вместиться в машину.

Я соединила ноги, удерживая свою сумку на коленях.

— Я рада, что вы нашли меня там внизу на этой горе.

— Да.

— Вы работаете в авто магазине?

Этот накаченный мужчина с мышцами, вылитыми, словно из металла, улыбнулся, меняя полосу и усаживаясь поудобнее.

— Я владелец, вместе со Спином.

— Ох, партнеры?

— Во всем. Он мне, как брат. Бесит моих настоящих братьев, но они отпетые негодяи. Полицейский и адвокат.

— А вы?

— Бизнесмен.

Я надела на себя маску дипломата, поскольку и так было очевидно, чем он занимался на заднем дворе автомастерской в свободные часы, имея при себе огнестрельное оружие. Хотя я ни разу не видела оружие непосредственно у Антонио, что было очень странно.

Мне было плевать. Нет, на самом деле, мне и должно было быть наплевать. Все это казалось несущественным и походило на бессмысленную пустую болтовню в желтом Феррари, мчавшемся со скоростью двадцать миль в час по десятому шоссе.

— На самом деле вам не нужно было ехать на запад, в эту сторону, не так ли? — спросила я, больше утверждая, чем спрашивая.

— Ло — это тот другой парень, и я бы не доверил ему ехать на скорости, он очень боится поцарапать автомобиль, — он взглянул на меня. — Мы его едва отремонтировали. Он накладывал первый слой грунтовки, пожимал плечами и говорил: «Не знаю, что случилось, босс, я только разговаривал».

Я рассмеялась.

— Понятно.

— Знаете, я хочу познакомиться с вами. И узнать, какими сделками вы занимаетесь.

Может он думает, что я работаю на окружного прокурора? Я не могла спросить напрямую.

— Мои сделки?

— Вы нравитесь Спину. Ни для кого это уже не секрет.

У меня не было причин обнажать перед ним свою душу, а тем временем ветер спутывал мои волосы, словно сахарную вату.

— Я уверена, что ему нравятся многие девушки, — я развязала узел, позволяя своим волосам развеваться на ветру.

— Такие не нравятся, — сказал Паули.

— Какие такие?

Он покачал головой и перевел взгляд на дорогу.

— Нет, серьезно, — сказала я. — Я не прошу вас рассказывать истории о вашем друге.

— Ох, неужели? Вы, женщины, все одинаковые.

— Одинаковые?

— Почему вы не хотите, чтобы парень просто любил вас? Вы обязательно должны знать, насколько сильно он любит вас. Насколько велика его любовь. Насколько глубока. И если что, вы готовы все усложнить. Поэтому, прежде чем вы спросите снова, он не замечал женщин не своей национальности.

— Но это слишком маленький и ограниченный круг.

— Он не ходит на свидания. Я больше ничего не скажу, — он поднял указательный палец и поднес его к губам. — Только знайте, я буду защищать его, даже ценой своей жизни.

— Ему повезло.

— Это правда.

Он больше ничего не сказал, вероятно, чтобы не причинить мне боль, потому что мои отношения с Антонио были уже в прошлом, но когда я смотрела на город, мелькающий впереди, что-то сжалось внутри меня от чувства потери.

* * *

Когда я вернулась домой, Катрина все еще была на съемках. Лофт раньше никогда не казался таким большим, таким современным, таким чистым. В нем было все, что необходимо для жизни, и все стояло на своих местах. Поверхности сверкали своей стерильной чистотой, а о комках пыли не могло быть и речи.

Я бросила сумку на диван, который совершенно не вписывался в эту обстановку, но все равно был оставлен мною.

Я опять что-то упустила, чувствуя тоску и сожаление о том, что потеряла. У меня не получалось точно определить причину. В некотором смысле это был Даниэль. Мне не хватало его постоянных разговоров по телефону, его активности, желания что-то сделать, видно, он так и оставался моим стабильным краеугольным камнем зависимости. Даже когда он путешествовал, его присутствие все равно распространялось на меня, я знала, что не одна и что защищена, Катрина не могла восполнить это.

— Черт побери, Даниэль, — прошептала я, бросив свой жакет на кресло.

Папа всегда говорил, что семья остается самым важным для нас, и я никогда не сомневалась в этом. Но он был неправ. Совершенно. Я не могла построить свою жизнь по примеру жизни моих близких. Я не могла ощутить радость, дыша их воздухом, или почувствовать энергию физического сближения. Я воспринимала мое с ними сосуществование в одном доме, как неизбежную каторгу.

Я открыла холодильник. Овощи в контейнерах. Протеин на нижней полке. Остатки чуть выше, затем приправы. Я вытащила контейнер с хумусом. Крекеры были на нижней полке в шкафу. Я стояла у кухонного стола, макая, откусывая, макая, откусывая.

Капля хумуса шлепнулась на столешницу. Я стерла ее пальцем и облизала. Оставшийся развод был единственным следом, который и так уже испарялся с девственно чистой поверхности.

Что, черт возьми, произошло с Антонио? О чем я думала? Я пыталась уйти от Даниэля самым отчаянным способом? Я пыталась вырваться не только из моей зоны комфорта, но и нарушить законы? Что может быть проще, чем не связываться с человеком, с которым я не имела ничего общего? Не важно, как мое тело реагировало на него. Не важно, как он возбуждал меня, или насколько свободной и живой я чувствовала себя с ним.

Но меня не покидало чувство глубокого сожаления. Словно я избежала аварии, но напоролась на нож.

Я выронила рулон бумажных полотенец, и он покатился от кухонного стола к передней двери. Мне нужно что-то еще в моей жизни помимо работы и мужчины. Мне нужна была цель. Меня уже ничего не волновало, кроме себя самой. Неудивительно, что измена Даниэля отбросила меня так далеко и глубоко.

Я крутанулась на барном стуле у кухонного стола и потянулась в верхний шкафчик. Там стояла моя коллекция. Как ребенок, я коллекционировала фарфоровых лебедей. Я люблю лебедей за их грацию, утонченность. Однако когда мы переехали в лофт, неподходящие к интерьеру фигурки не вписывались, поэтому я спрятала их в высокий шкафчик, где они оставались целыми и невредимыми.

Я взяла первого. На нем была голубая лента в порыве ветра, словно он поднял свои крылья, готовясь к полету. Он обошелся мне в постыдную сумму. Я поставила его на стол. Следующей фигуркой была Леадро. Дешевая, с маленьким Амуром. Дальше был один черный. Гадкий утенок. Один с фартуком. Смеющийся. Плавающий. Шеи скручены вместе. Я положила их все на стол, пока не увидела одного маленького белого.

Он был сделан из Лего. На нем был красный ошейник из гладких квадратиков и ярко-желтый клюв. Мой племянник Дэвид неожиданно сделал его для меня в очередное Рождество. Гениальный Дэвид. Сколько лет ему было? Четыре? Тетя Тереза любила лебедей, и он сделал ей птичку, да еще с такой заботой. А она убрала его подальше в шкаф, куда заглядывала очень редко, потому что этот лебедь не подошел к декору кухни.

— Черт побери, тетя Тереза, — сказала я сама себе и слезла с барного стула, поставив лебедя из Лего в центр стола.

Потом я открыла шкаф для посуды. Мне нравилась моя посуда. На ней были голубые звезды с золотыми завитушками. Почему она была в шкафу? Я вытаскивала ее, складывая грудой на стол, сейчас она не вызывала у меня никаких эмоций. А с какой тщательностью я подбирала свои столовые приборы. На столе уже не было места, и я бросила серебро на пол, словно это были игрушки.

Все, что мне раньше так нравилось, было спрятано в шкафы, которые я даже не открываю. Все красивое и достойное. Стеклянные разноцветные баночки из-под желе и унаследованный хрусталь. Золотые листья, украшавшие стеклянные полки моей прабабушки. Я ничего не разбила, но поднос из матового стекла, который мы получили в качестве свадебного подарка, почти соскользнул в раковину. Я поймала его и отставила в сторону. Стильные салфетницы. Пластиковые контейнеры с набивным рисунком. Красная чашка-непроливайка Шейлы, оставленная в какой-то визит. Прочь! Прочь! Прочь!

Когда я добралась до последнего шкафа и нашла там, в глубине, только пыль и грязь, я вздохнула и направилась в гостиную, чтобы оттуда взглянуть на кухню. Она выглядела будто после крушения. Еще бы, я ведь специально оставила все дверцы шкафов открытыми и не собиралась расставлять все аккуратно на свои места.

Я потянулась к столу, передвигая груду посуды, пока не нашла маленького лебедя из Лего. Сейчас меня ждало свидание с моей пустой холодной постелью. О том, что делать дальше со своей жизнью, я подумаю утром.

Кровать по-прежнему казалась слишком большой. Беспорядок, оставленный внизу, раньше тяготил бы меня, что заставило бы убрать его в моем сиюминутном мире. Но сейчас я не хотела спускаться. Я поставила своего Лего-лебедя на тумбочку и задалась вопросом, следует ли сейчас спуститься вниз и вернуть свою жизнь назад в шкафчики, однако лебедь однозначно сказал «нет». Ложись спать. О беспорядке подумаешь завтра.

Вернулась Катрина. Зажгла свет. Включила телевизор. Зажегся свет в туалете. Побежала вода. Выключился телевизор. Погас свет. Я заснула.

 

Глава 22

— Что случилось? — спросила Катрина, поднимая лебедя в виде кофейной чашки из кучи. Его шея служила ручкой, а крылья обвивали чашку вокруг. — Я не могу найти ложки.

Я подняла их с пола. — Вот. Я помою.

Она подхватила одну и подула на нее. — Дезинфекция «волшебной пыли». И нож, пожалуйста.

Я подняла с пола один из моих лучших серебряных ножей для масла и передала ей, не предлагая помыть. Все равно раковина была заполнена китайскими графинчиками для уксуса и масла.

— Я уберу все попозже.

— Как хочешь, — она расчистила пространство перед кофейником и налила себе немного.

— Но мы должны быть на съемочной площадке сегодня, потому что в понедельник мне нужно на работу. Я попрошу Мануэлу убрать все это, когда она придет во вторник, — сказала я.

— Как хочешь.

— Ты злишься?

— С ума сошла? Нет. Я чуть не разбила, в ярости, все эти чертовы тарелки прошлой ночью, но не из-за этого. Только потому, что они стояли передо мной.

Я протянула ей одну. — Вперед. Разбей ее.

Она взяла ее и помахала вверх вниз, балансируя на кончике пальца, как жонглеры. Затем вернула ее назад, положив поверх груды посуды. — Это бессмысленно, — она закрыла ладонями глаза и истерически зарычала.

— Что?

— Апогей провалился, — крикнула она, как будто кричала на весь Голливуд.

— Что? Они не будут его распространять?

— Нет, они дали задний ход и вышли из пост-продакшн.

— Почему?

— Потому, — она взмахнула рукой, пытаясь подобрать слова. — Ленни Гарш перешел в Юлтимайт, а эти салаги берутся за финансирование только тех проектов, в которые они верят. Это значит, завершенные проекты. — Она затопала ногами, впадая в полную истерику. — Черт, черт, черт, черт. У меня есть аппаратная для видеомонтажа и забронировано место для дополнительной записи диалогов, но я не могу заплатить.

— Ладно, мы сможем разобраться с этим.

— Мне не откуда выкроить деньги. Я не могу прыгнуть выше головы. Я итак привлекла всех, кого знаю, чтобы запустить производство. Теперь нет смысла заканчивать, — ее лицо перекосилось от злости. Потребовалось несколько секунд, и мышцы стали расслабляться, а затем полились потоком слезы. Всхлипывая, она сильно шмыгала носом. — Черт, что мне сказать Майклу? Он рассчитывал на этот фильм. Он звезда, ты знаешь? С его силой воли. И я пообещала ему… я пообещала ему, что у нас все получится.

— У тебя все получится, ты решишь это, — сказала я, обнимая ее за плечи.

— Эрни снимал свободно, потому что он верил в меня.

— Катрина…

— Это моя работа заботиться о деньгах, и теперь каждый имеет право высказать претензии, — она с трудом произносила слова, громко всхлипывая.

Я прижала ее к себе. — Режиссерша?

Мне ответили рыданием.

— У тебя есть еще неделя для того, чтобы закончить производство картины. У тебя ведь есть деньги для этого?

Она кивнула головой на моем плече. — Но…

— Никаких «но». Сделаем это вместе.

— У меня не хватает. Я сократила большую часть сцены ужина.

— Ты не первая. Теперь у нас есть двадцать минут, чтобы выбраться отсюда и добраться до съемочной площадки. Люди ждут.

Она отстранилась и вытерла глаза.

— Я должна сказать им.

— Нет, — я подняла руки. — Да что с тобой? Это убьет у них желание снимать дальше фильм.

Она положила голову на руки. — Я не знаю, о чем думаю.

— Пойди, прими душ, и пойдем. Давай. Я взяла неделю отпуска, чтобы закончить с тобой фильм. Мы должны получить готовый отснятый фильм к пятнице. Перепланируй запись озвучки. Это всего лишь телефонный звонок, верно?

— Если у них будет свободно. Они бронируют на несколько месяцев вперед.

— Либо быстро и дешево, либо хорошо, — произнесла я, цитируя старый девиз киношников о том, что никто не может получить больше, чем два из трех. — Быстро не получается.

— Мне нужно поесть. Я не могу вечно жить за твой счет.

— Все, что угодно. Давай решим сегодня. Ладно? Мы снова снимаем в кафе?

— Да.

— Если ты опять начнешь нервничать, ты придешь ко мне, поняла?

— Я люблю тебя, Ти Дрей. Ты такая организованная.

 

Глава 23

Я проверила свой телефон после тридцать пятого дубля. Это была съемка общим планом Майкла, наблюдающего за женщиной, она была очень долгой и с огромным количеством разных ракурсов, которые нелегко было получить. Но самой сцене предназначалось показать бесконечные часы тоски по женщине, которая не хотела его, и на тридцать шестой попытке это получилось ошеломляюще.

Я не ожидала, что Антонио попытается связаться со мной, но больше всего я удивилась своей пылающей надежде. Я хотела его? Или же я хотела, чтобы он хотел меня? Он был ядом, и мне не следовало прикасаться к нему, даже если бы все мои эмоциональные центры требовали этого, я точно не должна была связываться с ним. Я старалась удержать в голове тот факт, что не следует доверять мужчине свое тело или сердце, каким бы неотразимым он ни был. И неважно как сильно я его хотела. И неважно насколько потрясающим был секс с ним.

Только лишь думая об Антонио, я почувствовала уже знакомую пульсацию между ног. Мое тело запомнило все прикосновения его волшебных рук, я была больна «коварством» этого мужчины, его хвойным ароматом и твердым членом.

— Снято!

Катрина только закончила говорить комплименты актерам, прежде чем я заглянула в свой телефон. От Антонио по-прежнему ничего. Три сообщения от Джерри, стратега Даниэля. Я вернулась к работе, делая свои заметки. Мне нужно проверить свои финансы, прежде чем я смогу выдать Катрине полмиллиона долларов, устроив все таким образом, чтобы она приняла их.

Я не знаю, как все успеть сделать в срок. В моем распоряжении была неделя, прежде чем она окончательно впадет в депрессию. Я входила в состав съемочной группы, но не как инвестор. Я не могла решить, стоит ли ей сказать, что собираюсь снабдить ее деньгами. Было два часа утра, и я устала. Появился полностью экипированный Джерри в костюме-тройке, выглядящий так, будто он только что проснулся, принял душ, побрился и заправился витаминами.

— Почти первая леди города, — сказал он веселым тоном, — упаковывает вещи на стоянке.

— Что ты здесь делаешь? — я наполнила сумку последними документами.

— Лос-Анджелес никогда не спит.

— Даниэль Брауэр спит. Добрых пять часов между полуночью и рассветом.

— Именно в это время я и работаю. Мы можем поговорить?

Я перекинула сумку через плечо. Катрина доберется до дома самостоятельно. — Конечно. Ты за рулем. Мой автомобиль сломался.

* * *

Переднее сиденье внедорожника Caddy Джерри было больше, чем диван в моей первой квартире. Моя сумка висела на спинке кресла, и была такой набитой, что походила на мертвое тело.

— Он не следует правилам, — сказал Джерри, поворачивая на 110 шоссе. — Каждый раз, когда он совершает промах, то возвращается к некоторым старым привычкам, что становится похожим на снежный ком. Пока это не повлияло на результаты опроса, но скоро это станет заметным.

— После выборов он опять вернется к старым привычкам.

— Он начал грызть ногти.

— А кольцо на пальце?

— Да. В ходе встречи с Гарольдом Гентер. Я думал, что удушу этого придурка.

Я вздохнула. Эх, я потратила несколько лет в медиа, оттачивая навыки сессий. Нам говорили и показывали каждое движение, каждый вздох, который бы в десять раз больше работал на камеру, и все эти навыки перетекли у меня в реальную жизнь. Люди хотели, чтобы их лидеры были «отполированными». Политика была вторичной, главное — сами политики, которые занимали третью ступеньку. Если политик был замечен грызущим ногти, с сальными волосами или сутулящимся, он становился посмешищем.

— Ты нужна ему, — сказал Джерри.

— Ему следовало подумать об этом раньше.

— Хорошо, леди, да. Ты можешь быть злой и оскорбленной. Ты имеешь на это право. Ты счастлива? Ты собираешься тащить свой багаж уверенности в собственной справедливости до самой старости? Он становится слишком тяжелым, когда ты стареешь. Поверь мне.

— Я не смогу когда-либо снова доверять ему. Как, предполагается, я должна вынести это? И как долго? До президентства?

— Так долго, как захочешь, — он ехал по городской улице — останавливаясь, проезжая, останавливаясь, проезжая — повинуясь огням светофоров, хотя вокруг никого не было.

Я знала, что должна, в конце концов, все отпустить. Мне бы научиться доверять другому мужчине. И, конечно, не Даниэлю. При возможности я была готова снова и снова инвестировать кого-то еще. Ощути боль и двигайся дальше. Обидь кого-то и двигайся дальше. Антонио доказал, как легко это было. А еще в один прекрасный день я хотела бы влюбиться. Возможно. Мне было тридцать четыре. Я никогда не думала, что это слишком поздно, пока Джерри не сказал мне про старость.

— Мне постоянно больно, — сказала я. — Все время. Я больше ничего не чувствую. Я не знаю, чего хочу. Я чувствую себя отделенной от своих собственных мыслей. То, что я говорю, фактически напоминает политическую стратегию тревожного звонка, и мне нужно начать принимать лекарства или лечь в больницу.

Я не сказала, что даже подумываю о причинении вреда себе, но не самоубийстве, нет. Я не могла плакать. Я ощущала себя неустойчиво, дрейфующей где-то. Я по-прежнему любила Даниэля. В последний раз я почувствовала себя чуть-чуть живой с Антонио. Почему-то мое счастье напрямую было связано с мужчиной.

— Премьера «Больших девочек» будет в пятницу, — сказал Джерри, останавливаясь возле моего дома.

— Угу.

— Речь идет о насилии в семье. Мы отметили эту тему, как самый больной вопрос в ходе предвыборной кампании. Я видел картину. Хорошая.

— Ты пишешь рекомендации к фильму? — спросила я.

— Даниэль хочет обратить внимание на эту тему, посмотреть фильм, а потом выступить с заявлением.

— Ты пытаешься сосватать меня на свидание? Ты это серьезно?

— Это свидание — крупная ставка, Тереза. Пожалуйста.

Я открыла дверь машины и хлопнула ею, открыла снова и забрала свою сумку. — Ты — дерьмовый Купидон.

Мне следовало взять такси.

* * *

Чертов Джерри. Я вошла в квартиру, проклиная его, и забросила свою сумку в угол.

Чертов, чертов Джерри. Этот мужчина был создан из непревзойденного, самого нерушимого материала во вселенной. Он не умел чувствовать.

Или умел. Возможно, он просто не показывал мне своих чувств.

Или показывал. Возможно, я не чувствую сама себя.

Или это вообще не обо мне. Возможно, это касается Даниэля и Лос-Анджелеса. Может быть, речь шла о кампании, в которую я вложила свое сердце и душу, и если Даниэль провалится, я провалюсь вместе с ним.

Или, возможно, это не имеет значения, но Джерри думает, что это важно. Может быть, что-то беспокоит меня. Что-то, что взбудоражило меня, заставляя с нетерпением ждать чего-то, заставляя меня забыть, как сильно я презирала свою чертову жизнь.

Антонио заставил меня чувствовать себя живой, как будто я находилась во сне в течение нескольких месяцев. Он разбудил меня и ошеломил. Я, наконец, была готова, но отбросила его подальше. Это были обычные ничего не значащие мелочи, немного грязных разговоров, чтобы заполнить часы ожидания и перестать страдать по Даниэлю. Мне нельзя расстраиваться из-за таких ничего не значащих мелочей, но я была безнадежно расстроена, хотя и не хотела признаваться себе в этом, пока интеллигентный бородач Даниэля не попросил в очередной раз составить компанию моему бывшему.

Я взяла фарфорового лебедя за шею. Четко зная, что собираюсь сделать, и от принятого решения напряжение стало сходить.

Я ударила его о край стола. Он отлетел в сторону. Я подняла и ударила его сильнее. Тело разбилось, стукаясь об пол, у меня в руке осталась одна его маленькая голова. Через секунды напряжение вернулось. Это было почти освобождение, когда я посмотрела на всех своих лебедей и перестала заботиться, вернутся ли они когда-нибудь в шкафчик.

Я не ощущала даже ярости, когда разбила их всех. Возможно, я должна была выглядеть сердитой и расстроенной, но у меня не было этих чувств. Я была мертва, пуста, заморожена, как будто заключила сама с собой контракт на выполнение этой работы и просто делала ее. Я сильно ударяла фигурки о мраморную столешницу снова и снова, превращая их в миллион осколков гипса, фарфора и стекла.

Все это заняло около семи минут, и вот уже годовые накопления лебедей и нескольких тарелок были уничтожены. Я стояла и смотрела на разбитые острые останки, успокаивая себя тем, что не слишком расстроена, чтобы принимать это близко сердцу.

— Я хочу тебя.

Я толкнула китайского синего лебедя за правое крыло. Оно отломилось, но лебедь полностью не разбился. Недостаточно.

— Я хочу тебя, криминальный панк.

Я подняла ногу и наступила каблуком на крыло.

— И я собираюсь поиметь тебя.

 

Глава 24

Я заплатила уборщице сверху, чтобы она убрала беспорядок, вымела остатки фарфора и поставила все на место. Одеваясь на работу, я позвонила Антонио. Нет ответа.

Я набрала текст.

«Позвони мне, пожалуйста. Я хочу обсудить кое-что с тобой».

Я перечитала еще раз. Казалось, что это было очень по-деловому. Я была хорошо воспитанным человеком, но это не означало, что не могла поддаться чему-то, не так ли?

«В частности, твой член».

Я улыбнулась. Да, именно так. То, что надо.

* * *

Я практически выпрыгнула из постели на следующее утро, отыскала среди кучи одежды брюки и обтягивающую рубашку на кнопках донизу из атласа деми, и, конечно, кружевные трусики. Воздушные кружева, потому что я собиралась найти этого ублюдка и сказать ему, что я о нем думала, что я хотела, и как я хотела. Он научится доверять мне, даже если мне придется поклясться кровью.

Я услышала Катрину внизу, пока решала, оставить свои волосы распущенными или нет. На самом деле я не Катрину услышала, а скрежет тарелок по мраморному полу, как будто их опять били.

— Простите! — вымолвила я сама себе и побежала вниз.

Она дула на тарелку и возвращала ее в стопку. — Какого хрена? — она указала на моих разбитых лебедей.

— Тебе не нравится беспорядок? Я потратила восемь минут, создавая его.

Она помахала рукой и потянулась за кофе, чуть не выронив его. — Мне плевать на беспорядок. Ты рушишь вещи. Ты, Ти Дрей. Но ты не сломаешь суть.

Пока она зачерпывала кофе, я увидела, как ее рука дрожит.

— Режиссерша, — сказала я, — выпей ромашки, пожалуйста. Ты измучена.

— Мы практически закончили. Я взволнована. Ты поедешь на вечеринку по поводу окончания съемок?

— Я наброшусь на бесплатный бар.

Катрина щелкала телевизор. Как всегда говорили дикторы, и бежала новостная лента.

— Ты могла бы привести с собой горячего итальянца, — сказала она, напомнив мне о моем сообщении.

Я проверила телефон. Пусто. — Я могла бы. Последний раз, когда я видела его, все стало так запутано.

— Ты не рассказывала мне.

— Ты была занята.

— Так что произошло?

Мои губы все еще были сжаты. Я обратила внимание, что они не собирались разжиматься, потому что мне стоило молчать. Это было просто тем видом обычного совместного пользования и домыслов, которые не без оснований беспокоили Антонио. Я хотела за его спиной заслужить его доверие.

— Я думаю, что все кончено, — сказала я, чтобы отвлечь ее от дальнейшего допроса.

— Может, это все и к лучшему. Ты знаешь, итальянцы и испанцы имеют комплекс Мадонны — шлюхи. Они либо унижают тебя и бьют, либо почитают тебя и никогда не трахают.

Я снова плотно сжала губы, чтобы не заговорить. Он трахал меня и трахал грязно. Я почувствовала от воспоминаний знакомое покалывание между ног. Но он не хотел, чтобы я что-то узнала о его жизни. Казалось, он исчезал на достаточно долгое время, чтобы возбудиться, а затем неотступно преследовать меня, когда снова хотел поиметь шлюху. Тогда я не замечала этой закономерности, однако сейчас поняла, что была достаточно близка к ней.

Я встряхнулась. У меня не было времени на беспокойство о том, как я выглядела и на гадание, что он на самом деле думал обо мне. Я должна была осуществить то, что хотела, а хотела я в первую очередь почувствовать себя снова живой. Он стал моим наркотиком, и я либо получу очередной удар, либо перейду в союзники, но не отрекусь от своего права преследовать его.

Я проверила телефон снова. Ничего. Только предупреждение о конфликтной ситуации в транспортном движении. 10-я была забита из-за перестрелки на дороге, которая привела к автомобильной аварии из пяти машин, и полиция установила заграждения на километры вперед. Бульвар Венеции был красным от переполненности транспортом.

— Черт, — сказала Катрина.

— Эх, 10-я, — ответила я, но Катрина продолжала смотреть телевизор.

— Это продолжается уже несколько дней.

Я оглянулась через плечо. Я узнала Авеню ЛаБреа. Кадр был в дневное время, а табличка вверху экрана гласила «вчера».

Два дня насилия банды по всей западной стороне. Две перестрелки, одна смерть, казалось бы, в немотивированном веселье.

Лицо Даниэля заполнило экран. Текстовые указатели на заднем плане продолжали рассказывать новости, телевизионная бригада поймала его на предвыборном митинге. «Мы работаем в тесном контакте с полицией, чтобы убедиться, что справедливость восторжествовала».

Они оборвали его на этом месте. Боже, помоги ему, если это было содержательное интервью, а они показали только этот кусок.

Может ли Антонио быть замешанным там? Каким образом? Если бы он был там, что сказал бы Даниэль, что Спинелли был там, поэтому, он, безусловно, вовлечен, но там были сотни гангстеров. Жертв, похоже, не связывали, и нападение не закончилось ничьей смертью. Были предположения, что это банды Комптон, СГВ покровители и армянский наряд в восточном Голливуде.

— Хорошо, что мы находимся в центре города, — сказала Катрина, отворачиваясь от телевизора. — Вот увидишь, что все на западной стороне упустят назвать точное время, когда это произошло.

Даниэль снова появился, давая те же обещания. Он взмахнул рукой, и я увидела, что на пальце с кольцом ноготь был обгрызен.

 

Глава 25

Я изучила, когда был нужен помощник режиссера по сценарию, а когда я часами могла прибывать в ожидании, поэтому и смогла выкроить час или два из своего графика. Моя первая остановка была в гараже на Горе Вашингтон.

Я села в свою машину, которую быстро отремонтировали, как-то поработав с зажиганием. Мой механик просто пожал плечами. Старый автомобиль. Немного согнуть и подтянуть. Видимо, такое случается. Я спросила, мог ли кто-нибудь сделать это нарочно, и он сказал что-то неопределенное, типа «Каждый может сделать что-нибудь намеренно».

Особенно, когда они задаются вопросом, вынюхиваешь ли ты что-то.

Я добралась до мастерской Антонио за рекордное время. Грудь сжалась от беспокойства, которое не проходило, пока я вела машину. Подъезжая, я не услышала звуков повышенной активности, как раньше. Территория была заполнена автомобилями только на половину, и я нигде не увидела парней в комбинезонах. Меня никто не приветствовал, когда я проезжала мимо ворот. Я припарковалась и направилась в офис.

— Здравствуйте, — обратилась я к женщине за столом. — Я ищу Антонио.

— Его нет. Вы можете просто заехать в гараж.

Она была новой, ее черные волосы были распущены, она жевала жвачку, которая торчала между зубов. У нее был акцент. Снова итальянский. Она была старше, но я не могла не задаться вопросом, трахал ли он ее.

— Я хотела бы увидеть его.

— Не получится, — она углубилась в какие-то бумаги.

— У вас есть идеи, где он может быть?

Она впервые посмотрела на меня серьезно. — Нет. Вы можете оставить сообщение.

Я думала об этом в течение секунды, а затем решилась. Я написала ему снова.

«Я по-прежнему хочу с тобой поговорить»

Я не ожидала услышать ответ, и не услышала. Я направилась назад, в центр города, заканчивать свой рабочий день.

* * *

Каждый раз, когда мой телефон звенел или гудел, я надеялась, что это был Антонио. Но эта была всегда Пэм с согласованием некоторых новых встреч или приемов. Я начала смотреть на мир через экран своего мобильника.

— Привет.

Я развернулась, ища источник голоса.

Майкл стоял у меня за спиной в костюме: грязные джинсы, серая футболка, замусоленный фартук и сетка на волосах.

— Мы получили место от РеВал для вечеринки по поводу окончания съемок в субботу. Некоторые корпоративные помещения они еще не подготовили.

— Вау. Хорошая работа. Мы начинаем съемки?

— Нет, они пока делают освещение.

Я шагнула вглубь стоянки. — Этот прикид действительно тебе подходит.

Ему бы подошло все, потому что он был знаменитостью, ждущей своего часа.

— Нравится? — он указал на особо вопиющий коричневый мазок. — Я только что поставил это шоколадное пятно, люди будут думать, что это говно.

— Смелый.

— Это мое второе имя. Кстати говоря, ну, нет, не совсем кстати. Это на самом деле главный ложный вывод.

Мы прошли через помещение, игнорируя деловую суматоху съемочной группы, тестирующей различные ракурсы освещения и регулирующей рассеиватели света и ламп.

— Мне нравятся хорошие ложные выводы настолько, насколько и человеку, который сейчас рядом со мной.

Он остановился и повернулся ко мне.

— Я слышал, мы потеряли наше пост-финансирование.

— Ты знаешь, голливудские сплетни — это мелочно.

— Мой агент сказал мне.

— А сплетни агента самые дешевые. Серьезно, Майкл, прими во внимание первопричину. Пилотный сезон пройдет, пока ты будешь сниматься в сценах у Катрины. Ему не может это нравиться.

— Ты не отрицаешь это.

— Ты, как главный герой, принимаешь все на себя в первую очередь.

— И все же не отрицаешь слухи. Ты мастер в своем деле, ты знаешь, — его улыбка казалась искренней, но это было не так. — Теперь, Миссис Защита Интеллектуальной Собственности? Не такой уж ты ас.

Он достал пачку сигарет и закурил. Я вспомнила плавные движения Антонио Спинелли, как он щелкал зажигалкой, как медленно выпускал дым, обрамляющий лицо. Майкл был менее интенсивным. Мои наблюдения, возможно, были окрашены сексуальным безразличием. Иногда сигарета была просто сигаретой между двумя людьми, которые отдавали так мало тепла друг другу.

— Я рада, что ты обсудишь это с Катриной первый, — сказала я. — Она должна знать, что подобные слухи расползаются по всему городу.

— За последнюю пару недель я сделал несколько своих лучших работ. Пилотный сезон не мое будущее. Но этот фильм…

— Я рада, что ты…

— Я действительно чувствую, что это так. Позволь мне закончить. Если этот фильм попадет на полку, я попаду на полку. Я вернусь домой в Форест-Парк, штат Иллинойс, буду работать в пиццерии на Блакхаук. У меня нет денег, чтобы дать ей, но я бы дал, и она это знает.

— Стоп, — когда он попытался выдохнуть дым на меня, я подняла руку. — Она не возьмет денег от меня.

— Я знаю.

— Ты думаешь, что знаешь достаточно.

— Мы даже нацарапали список, — он вытащил клочок бумаги из кармана фартука, как Рикки, новый помощник режиссера, названный талантом на этих съемках. — Этот парень для малобюджетных фондов, без дополнительных заработков союза, у которых потрачены все деньги.

Я посмотрела на бумагу, хотя уже знала имя, которое там увижу. Скотт Маббат, акула голливудского кредитования и по совместительству продюсер порнографии.

— Этот парень — убийца карьеры.

— Он создал Томаса Бренди, кто он был без него.

— Статистическая аномалия. Остальные не смогли бы окупить его и выкинули бы в канаву.

Он отступил в сторону гримерок, куда направлялась и я. — Я верю в эту картину.

С этими словами он развернулся и вошел внутрь, видимо делая вывод, что я не верю. Я считала дни, которые оставались до вручения денег Катрине.

* * *

Когда съемка закончилась, я помчалась в испанский дом на холмах. Калитка оказалась заперта, и подъездная дорога была пустой. Я вышла из машины и прислушалась. Не было слышно ни стука, ни ударов. Ни звука от кувалды, сносящей ненужные стены. Ничего, кроме трескотни сверчков.

Я вернулась в машину.

Где, Contessa?

Прошло уже четыре дня. Мало надежды его найти, или мне просто хреново от всего этого? Я по-прежнему не имела ни малейшего представления, где он жил. Место для машины, вероятно, закрывали на день. Где еще я могла его увидеть? Фронтаж. Офис WDE. На вечере Католических благотворительных пожертвований. В центре города на съемочной площадке Катрины, когда он принес ужин и вино. Стоп. Ресторан.

Зия.

Я набрала в телефоне название ресторана и получила адрес — Ранчо Палос Вердес. В тридцати минутах езды, если автострада будет очищена от всплеска беспорядков, у меня появилась возможность узнать хоть что-то или опять ничего об Антонио.

 

Глава 26

Ресторан Зии не был похож на итальянский. Он выглядел приемлемо, но не имел национальных традиций. Если бы вы поехали в Италию, то естественно, ожидали бы увидеть там в каждом кафе или ресторане красные клетчатые скатерти, мисочки с пармезаном, корзинки с хлебом и тарелки со сливочным маслом. Сырный декор являлся все-таки главной составляющей, учитывая благосостояние города и изысканность жителей.

Я припарковалась на маленькой парковке и направилась ко входу, перед которым прямо на тротуаре стояли два столика. За одним сидело двое мужчин лет шестидесяти, сгорбившихся и занятых игрой в домино. Один из них, с белыми усами и огромным животом, взглянул на меня, кивнув, и бросил кубик. Другой, в фетровой шляпе и открытым воротом рубашки, никак не отреагировал на мое появление. Чувство опасности подкралось ко мне. Я ступала на территорию Антонио. Не было ли это именно тем, чего он не хотел?

Внутри ресторана с одной стороны вытянулась деревянная барная стойка, остальное пространство было занято кабинками и маленькими круглыми столиками, украшенными клетчатой скатертью, а также небольшими тележками, заставленными графинчиками с оливковым маслом и уксусом. Все свободное пространство стен было расписано видами горы Везувий.

В двух кабинках на столиках стояли таблички «Зарезервировано», в других сидели мужчины. Один из них, коротышка в коричневой рубашке и с козлиной бородкой, стоял между двумя столиками, рассказывая по-итальянски какую-то историю, пытаясь позабавить остальных. Когда я вошла, он окинул меня быстрым взглядом, потом вернулся к собеседникам, продолжая размахивать руками и вызывая дружный хохот.

— Я могу вам помочь?

Я обернулась и увидела Зию, ее толстые пальцы были сцеплены на груди.

— Здравствуйте, — сказала я. — Как поживаете?

Она указала на меня.

— Я узнала вас.

— Эм, я тоже вас запомнила.

Выражение ее лица сменилось от теплого к настороженному, словно пытаясь прочитать мои мысли.

— Вы здесь, чтобы поесть?

В кабинке смолкли шутки и смех. Я почувствовала, как все глаза устремились на меня.

— Нет.

— Что вы хотите?

Чтобы найти его, нужно озвучить мой ответ.

— Я ищу Антонио.

— Его здесь нет.

— Я..

Что я хочу сказать? Что это была моя последняя оставшаяся возможность, не так ли? Мне некуда было больше идти, я не знала, где еще его искать.

— Я имею в виду, что я не причиню ему никакого вреда. Я здесь сама по себе.

Она улыбнулась. В ее улыбке не было восторга или доброты, эмоций, которые вдохновляли меня много раз прежде. Жаль.

Я стояла, выпрямившись, расправив плечи.

— Я все равно его найду сейчас или позже, Зия. Но лучше сейчас.

Мужской голос раздался позади меня.

— Хотите, чтобы я вывел ее отсюда?

Я повернулась и увидела толстопузого игрока в домино. Но не двинулась с места и не дрогнула.

— Это женские разговоры! — сказала Зия, махнув рукой, будто мое появление было простым неудобством. Она указала на двери в кухню. — Пойдемте.

Мой телефон завибрировал в кармане. Я знала, что мне нужно вернуться на съемки. Но я должна была пойти на кухню, сказать Антонио, что я хотела и что не приму «нет» за ответ, а потом вернуться обратно к предстоящей суматохе. Зия вела меня через крошечную ресторанную кухню, мимо кипящих сковородок на плите, и мужчины в белой бейсболке, чистящего кастрюлю. Я думала, она вела меня к Антонио, но она открыла дверь на стоянку.

— Зия, — сказала я, — я не понимаю.

— Его здесь нет.

— Я могу оставить ему сообщение? — спросила я, когда вышла на парковку.

— Если вы думаете, что я передам его.

— Почему нет?

Она посмотрела на яркое солнце, а затем перевела взгляд обратно в затемненную кухню.

— Я должна идти.

Она попыталась закрыть дверь, но я удержала ее.

— Почему? — потребовала я ответа. — Просто скажите мне почему. Это вопрос доверия? Вы все думаете, что я побегу докладывать своему бывшему?

Зия крепко взялась за дверную ручку, и у меня не было сил удерживать ее. Если она решит закрыть дверь раз и навсегда, то так и будет.

— Пожалуйста, — сказала я, убирая свои руки от двери, — я не причиню ему никакого вреда. Клянусь.

— Я верю вам, — сказала она. — Я знаю, о чем вы говорите. Но желать не причинить вреда и не сделать — разные вещи.

— Он в порядке?

— Он в порядке? Да. Пока я не убила его. Пока я кормлю его из своих рук, — она показала ладони, и я сразу же обратила внимание на ее пальцы-сосиски, блестящие от стольких лет, проведенных на кухне. — Этот сукин сын просил меня доставить еду на съемочную площадку. Не говорите мне, что он вас соблазняет. — Она очертила рукой в воздухе линии моего тела, словно я являлась памятником каждой его девушке, которая следовала за ним. — Засранец. Вот кто он.

Ее оскорбления были ласковыми, но она выглядела очень рассерженной. Я могла притвориться, что не поняла ее ответ, что это касалось меня и мне совсем не обидно, но я чертовски хорошо понимала, что это были мои отношения с ним, моя культура, и в этом была вся я.

— Вы можете просто сообщить ему, что я была здесь?

Она покачала головой, как если бы я была полной идиоткой.

— Нет. Если вы преследуете его в нашем мире, мы будем преследовать вас в вашем, — она закрыла дверь.

* * *

По пути на съемочную площадку в моей голове прокручивались худшие варианты развития событий. Антонио был мертв, в беде, депортирован обратно в Неаполь. Имел ли он какое-нибудь отношение к насилию, о котором передавали все каналы новостей, или он был их еще неопознанной жертвой.

Мне некуда было больше ехать. У меня не было доказательств, что с ним что-то случилось, и если я буду продолжать преследовать его, его мир будет преследовать меня.

В тот вечер на съемочной площадке, когда я размышляла над самым худшим, что могло случиться, я не была настроена более оптимистично, чем Катрина. Видимо, она почувствовала мой внутренний дискомфорт и пыталась сохранить побольше свободного пространства вокруг меня. Я следила глазами за процессом, кто где был, все ли нормально с одеждой, на каких местах находились руки и ноги актеров, как падал на них свет. Это был последний съемочный день в кафе. Они начали демонтировать декорации. Все требовало внимания, ничто не могло быть упущено.

Потом происходила сама съемка в этих стесненных обстоятельствах, словно в лихорадке. Катрина практически прошептала: «Снято!», и все зааплодировали. Это означало конец. Мы начали собирать уже в сотый раз весь реквизит, укладывать его обратно в грузовики. Собирали и укладывали все, кто присутствовал с самого начала съемочного процесса. Именно на этом и проверялась дружба. От следующих нескольких недель зависело попадет ли фильм в кинотеатры, и никто кроме меня, Катрины, Майкла и голливудских «инсайдеров» не знал, как маловероятно это было.

Я села в машину, думая как бы побыстрее добраться до Аламеда и заползти в кровать. Я написала смс Антонио, хотя все больше и больше мне хотелось закричать в пустую аллею.

«Я знаю, что раздражаю тебя, но меня это не волнует. Если у тебя все хорошо, просто напиши мне „Убирайся к черту!“. Этого будет достаточно».

Подождав минут десять и наблюдая за последними работами по демонтажу, я была полностью подавлена молчанием моего телефона. Я устала ждать чего-то, что, видимо, никогда не произойдет, так что я завела мотор и двинулась с места.

 

Глава 27

По плану финальные сцены было назначено снимать в Западной долине, прямо по шоссе 101, и именно в этом направлении произошла перестрелка. Дорога была относительно пустой, и я ехала на автопилоте, слушала новости, из которых узнала, что перестрелка была случайной. Банды южного округа по ошибке убили человека при попытке ограбления. Потасовка произошла в Гриффит-Парке.

— Леди протестует! Так много насилия, — пробормотала я.

Lexus подрезал меня, пока я жаловалась сама себе. Я резко ударила по тормозам, раздался визг, и меня занесло, адреналин пронесся по венам. «Клуб» вывалился из-под пассажирского сиденья.

— Черт!

Lexus набирал скорость, и я тоже. Во мне клокотала слепая ярость. Буквально через мгновение Lexus остановился, и я увидела мужчину на водительском месте. Молодой. С козлиной бородкой. Показал мне свой средний палец. Он вдавил педаль газа и умчался вперед, не оставляя мне выбора.

Я преследовала автомобиль, не имея ни малейшего представления, что буду делать, когда догоню его, но была абсолютно уверена, что догоню. Я надавила на газ сильнее, чтобы выиграть гонку и не видеть перед собой его подмигивающих задних фар. Поерзала, удобнее устраивая свою задницу в своей маленькой синей машинке. Нас разделяло сначала двадцать четыре, затем двадцать дюймов из прежних восьмидесяти. Я обезумела, переставая быть той благоразумной Терезой, которой всегда была.

Он не знал, кем я была. Могла быть гангстером, и поэтому он убегал. Ох, если догоню, что с ним сделаю?.. Придушу. Убью. Больше ничего не приходило на ум, поэтому просто продолжала преследовать.

Мы въехали в опасный район Малхолланд. Извилистые улицы крутыми поворотами уходили вниз, но нас это не остановило, мы продолжали гнать на огромной скорости. Я заметила, что он рискует въехать в зад винтажной БМВ, если резко не затормозит, но не знала, стоило ли мне беспокоиться об этом. Lexus так быстро развернулся, что уже мне пришлось волноваться, как бы не упустить его. Мы остановились на неширокой улице с включенными передними фарами, которые освещали деревья по обе стороны дороги.

Во мне клокотала дикая ярость, подняла лом с пола и вышла из машины.

— Черт возьми, что с тобой не так? — заорала я.

Со стороны водителя открылась дверь. У меня не было времени подумать, оставалось только надеяться, что там был только один человек. Я ударила ломом по ближайшим фарам. Раздался грохот. Вдребезги.

Я почувствовала себя лучше и направилась к стоп-сигналам его машины.

— Что за черт? — крикнул Козлиная Бородка.

Удар — вдребезги, я узнала его. Он был в кабинке у Зии. Я нацелилась на него, и он попятился назад.

— Леди, блядь, вы совсем чокнутая.

Он засунул руку в куртку, свет падал только от уличных фонарей. Кругом стояли припаркованные машины. Я почувствовала себя пойманной и будто спасенной одновременно. Козлиная Бородка вытащил руку. Он держал пистолет, но вместо того, чтобы целиться в меня, он выстрелил в машину позади. Свист пули и лязг металла. Еще выстрел, и Козлиная Бородка развернулся, крича и сжимая окровавленную руку. Его пистолет выстрелил.

За моей спиной захлопнулись двери автомобиля. Я не могла разглядеть трех мужчин из-за света фар, бившего прямо в глаза, но узнала форму Мазератти.

— Бруно, ты чертово говно, — это был Паули.

Я ощутила сильные руки, крепко обнявшие меня, и поняла, что это Антонио. Мне казалось, что разваливаюсь на куски, но держалась, даже когда увидела его темные глаза, из которых исчезли очарование и веселье. У него было лицо главаря мафии.

Я отбросила лом подальше от Антонио, и сделала шаг вперед, нанося удар по переднему крылу Lexus. Рванула к Бруно, который кричал за машиной. Он пригнулся, и я размахнулась снова.

Все произошло мгновенно. Кто-то потянул меня назад. Крики Бруно прекратились. Захлопали двери. Дорожная грязь попала мне в лицо. Антонио что-то громко говорил по-итальянски, и Паули отвечал ему криком на английском. Несколько раз прозвучавшее «блядь» было единственным, что я поняла.

Я сидела на месте пассажира в собственном автомобиле, который быстро ехал. Антонио был за рулем. Я держала «Клуб», но он выхватил его у меня во время движения.

— Ты чертовски сумасшедшая, ты знаешь об этом? — сказал он.

Антонио нажал на газ, упираясь в спинку сиденья, пытаясь уместиться. Перед нами маячил Lexus, и Антонио гнался за ним.

— Где ты был?

— Пристегнись, — он бросил лом на заднее сиденье. — О чем ты думала, когда делала это?

— Хотела разбить кое-что! — почему я кричала, и одновременно слушалась его? — Вообще-то, это не твое дело, но я собиралась разбить ему голову.

— Ты знаешь, кто он?

Наш автомобиль занесло на повороте. За нами следовал Паули на Мазератти.

— Бруно Юволи, — сказал он. — Cazzo! [25]Cazzo — хер, очень плохой человек.
Он конченый человек. Готов продать свою сестру за доллар. И ты, как чертов маяк, светилась, спрашивая повсюду обо мне. Что за черт, Тереза? Я пытался защитить тебя, а ты все равно вляпалась. Умышленно.

— Я пришлю тебе письменный ответ в следующий раз.

После прямых широких бульваров и плохо-освещенных переулков мы, наконец-то, сели на хвост Lexus в долине.

— Держись, — одной рукой он прижимал меня к креслу, пока преследовал автомобиль под мостом по извилистой ремонтируемой дороге, с лязгом срезая бетонные стены и выбивая искры, разлетающиеся фейерверком. Он гнал со скоростью семьдесят пять миль в час, и хотя, по идее, я должна была задаться вопросом, как мой автомобиль будет выглядеть в итоге, меня это, как ни странно, совсем не волновало.

— Я хочу тебя, — сказала, задыхаясь. — Я хочу тебя, и собираюсь заполучить. Это все.

— Тебе опасно быть со мной, — он увеличил скорость. Мой BMW разогнался так, как если бы участвовал в «Моменте славы».

— Нет. Ты словно солнечный свет в моей жизни. Я нуждаюсь в тебе и хочу тебя. Мне все равно, на что придется пойти, чтобы заслужить твое доверие, но я сделаю это.

Он толкнул меня вниз, резко повернул машину на право, потом на лево, едва не въезжая в Lexus на повороте в предгорье. Мазератти пронеслось мимо нас, с хрустом врезаясь в Lexus.

— Cazzo, — он снова зарычал, но не на меня. BMW завизжал и остановился в паре сантиметров от Lexus.

Паули и Ло выбрались из машины с оружием наготове.

Антонио отстегнул меня и положил мою голову себе на колени.

— Оставайся здесь.

Я подняла глаза на него, щекой касаясь его каменной эрекции сквозь ткань брюк.

Он посмотрел в лобовое стекло.

— Мне нужно, чтобы ты уехала.

— Ты не избавишься от меня, — я услышала драку снаружи.

— Я не хочу, чтобы ты увидела это. Я не хочу, чтобы ты была рядом с ним.

— Я не собираюсь в любом случае возвращаться к Даниэлю.

— Это не имеет значения. Посмотри на себя, ты уже готова убить человека. Я слишком сильно запачкал тебя во всем этом, — он открыл дверь и вышел.

Я села и посмотрела в лобовое стекло. В свете фар моей машины увидела, как Антонио пнул Lexus. Бруно был прижат к земле, Паули поставил ногу на его раненую руку. Ло опустился ему на колено, и держал за другую руку и бедро. В рот Бруно засунули его собственный кроссовок, чтобы приглушить крики.

Как я дошла до всего этого, во что вляпалась? Замерла всего лишь на секунду, став прежней снова.

Антонио наклонился к двери.

— Contessa. Езжай.

— Я хочу тебя.

— Я слышал.

— Ты не веришь мне, — мои глаза замерли на стоявшем передо мной мужчине.

— Ты хочешь мужчину, которого сама себе придумала. Если бы ты знала, с кем разговариваешь, и в кого я могу превратить тебя, то умчалась бы обратно на свои съемки, — я увидела, как он достает пачку сигарет из кармана.

Я повернулась к нему.

— Сложно выиграть, когда ничего не делаешь. Немного агрессивного поведения на дороге иногда бывает не лишним.

Он прикурил, с легким щелчком захлопнув серебряную зажигалку.

— Это не было агрессивным поведением на дороге. Он глупый и опасный. И он ехал за тобой. Теперь мне необходимо убедиться, что он никогда не прикоснется к тебе, и что я никогда не прикоснусь к тебе, — он закрыл дверь и говорил через открытое окно. — Не заблуждайся на мой счет, я причиняю тебе боль, даже когда защищаю. Езжай, — он повернулся к мужчинам. — Ло, отойди от него, я разберусь с ним сам. Увези ее, даже если будет сопротивляться.

— Да, босс.

Антонио отвернулся, и ко мне приблизился Ло. Мой прекрасный мужчина не оглядывался, он смотрел только вниз, на человека, который специально спровоцировал меня, чтобы Антонио за мной приехал в это пустынное место ради одной цели, о которой могу только догадываться. Я сдала назад и выехала на улицу раньше, чем Лo успел добраться до моей машины. Потянула рычаг на себя и остановилась. Прикрыла рот рукой и заплакала, пытаясь сдержаться, но слезы текли ручьем сквозь мои пальцы.

— Что я сделала?

Из всех поступков, которые совершила, находясь в своем BMW с помятым передом, не было ничего, что я сделала бы раньше. Я могла бы позвонить 9-1-1. Я могла бы позвонить Даниэлю. Я могла бы осветить это происшествие в прессе. Но не стала ничего делать из этого списка, и прекрасно осознавала причину.

И Антонио об этом знал тоже. На подсознательном уровне он доверял мне.

 

Глава 28

Я подумала, что Катрина уже пришла домой и уставшая завалилась спать, но когда вошла и увидела, что дома никого, то сама рухнула на диван, закрыв предплечьем глаза. Они горели от слез, но, видимо, будут болеть еще долго, потому что я заплакала снова. Я сама не могла понять почему. Был ли причиной стресс? Или мужчина, которого собираются убить? Или тот факт, что мне еще предстоит заслужить доверие? Или плакала из-за того, что сама собиралась убить этого Бруно, ведь тогда я была в этом так уверена?

Не знаю, как долго я так лежала, пока не провалилась в сон. Разбудил меня стук в дверь. Посмотрела в глазок и ощутила настолько огромное облегчение, что прошептала его имя, когда открыла дверь.

— Contessa, — его голос был грубым.

— Капо, — прислонилась к двери, глядя в его воспаленные, усталые глаза, которые сначала слегка сузились, когда я так назвала его, но потом потеплели.

— Прогони меня, — сказал он. — Шлепни этой дверью мне по лицу.

Я посторонилась, впуская его.

— Я старался держаться подальше, — сказал он. — Я еще никогда так сильно не желал женщину, как тебя. Я бы сжег города, чтобы заполучить тебя. Я бы пошел войной против целой армии. Я бы совершил убийство, только чтобы ты была со мной.

Я схватила его за лацканы пиджака, стягивая его вниз. Он помог мне освободить руки. Я не задавала ему никаких вопросов, расстегивая манжеты. И не спрашивала, где он был, когда расстегивала пуговицы на рубашке. Я, должно быть, представляла то еще зрелище с опухшими глазами и пятнами на лице.

Он прикоснулся пальцем к следам от слез.

— Ты плакала.

Я закрыла рукой его губы, и он поцеловал подушечки пальцев.

— Я не могу держаться от тебя на расстоянии, — выдохнул он.

— Нет. Никогда, — я взяла его за руку. — Пойдем. Смоем с себя все это.

Потянула его вверх по лестнице, пятясь назад и не отрывая от него взгляда. На полпути он подхватил меня на руки. Мои ноги обвились вокруг его талии, а руки схватили за плечи, я позволила ему отнести меня в свою спальню. Мы не целовались, глядя друг другу в глаза, в таком положении наше дыхание смешивалось.

Он посадил меня на туалетный столик. Я расстегнула последнюю пуговицу на его рубашке, и она соскользнула вниз. Что-то золотистое зазвенело и упало, когда схватилась за его майку. Вот тогда я и заметила желтый больничный браслет.

— Что случилось? — спросила его.

— Я в порядке.

— Ты сознался.

— Кто-то должен был поехать. Для протокола. Иначе они должны были бы сообщить о пулевом ранении, даже в руку. Никому не нужны осложнения.

Секунду я всматривалась в его лицо.

— Что, Contessa?

— Вы отвезли его в больницу?

— К врачу, которого я знаю там. У нас есть свои люди для чрезвычайных ситуаций.

Мое лицо снова запылало, защипало в носу, а глаза увлажнились.

— Ты его не убил?

— Нет.

С моих губ сорвался вздох облегчения, и на лице расплылась улыбка, но слезы продолжали литься.

— Мне жаль. Я так сожалею. Я так сильно хотела снова увидеть тебя. Я не думала… — говорила, захлебываясь слезами.

— Самовлюбленный козел, он понял, где мое слабое место. Твое лицо все это время стояло у меня перед глазами, и он не заслуживает прощения за то, что сделал, — он отвел взгляд и стиснул зубы. — Если еще раз увижу его рядом с тобой, то убью его.

Он поднял мое лицо за подбородок и посмотрел мне в глаза. Наши рты прижались друг к другу. Руки двигались, не переставая, обвивали, завоевывали, исследовали все снова и снова, словно никак не могли насытиться.

Он дотронулся своими губами до моего уха и прошептал: — Когда ты покинула мой офис, я думал, что никогда не увижу тебя, и это сводило меня с ума. Злился на самого себя, наделал много глупостей, которые, наверное, не скоро удастся исправить. Господи, прости меня.

Я держала его лицо в ладонях, целуя шею, щеки со всей нежностью и трепетом, на которые была способна. Знаю, что этого было недостаточно, слишком мало, но это все, что у меня было и все, что могла дать. Я хотела ощущать прикосновение его кожи к моей. Расстегнула свою рубашку и выскользнула из бюстгальтера.

Глядя вниз, он коснулся моих сосков костяшками пальцев.

— Это неправильно. Мы не правы. Ты и я. Один из нас толкает другого на убийство.

— Я думаю о тебе все время.

— Я не могу впустить тебя в свой мир. Это не поможет. Они разорвут тебя на куски.

— Когда прикасаюсь к себе, думаю о тебе.

— Есть вещи, о которых я никогда не смогу рассказать. Одна лишь информация об этом может навредить тебе.

Я соскользнула с туалетного столика и взяла его за руку.

— Пойдем со мной, — провела его в ванную и включила душ. Сняла свои трусики, затем потянулась к его ремню.

— Это ничего не исправит, — сказал он.

— Нечего исправлять, — я расстегнула его брюки, и они упали на пол. Потянувшись в трусы, я вытащила его член. — Он готов.

— Он хочет трахнуть тебя.

Я открыла дверь душевой кабины.

— Ты должен всегда вставлять свой член в меня.

Он жестко поцеловал меня, толкая, пока моя голова не уперлась в стену, и снова целуя.

— Да поможет мне Бог. Я становлюсь сумасшедшим из-за тебя. Мы не можем быть вместе, но все, о чем я могу думать, — это чтобы ты была моей. Ты создана для меня.

— Я буду твоей. Позволь мне стать ею, — ответила я.

— Ты будешь уничтожена, Contessa. Спокойное время закончится. Если что-то случится с тобой…

— Мы никому не скажем. Я буду твоим секретом, а ты будешь моим. Мы будем встречаться по ночам, тогда нас никто не увидит.

— Слишком поздно.

— Нет, мы скажем, что все закончилось. Или так, или никак. Если осознание, что ты никогда меня больше не увидишь, поможет тебе, то уходи. Я не буду преследовать тебя снова.

— Обещаешь? — спросил он.

Его тело расслабилось, и я решила, что он действительно собирается уйти. Казалось нереальным, что его тело больше не будет прижиматься к моему, но это его выбор.

— Я обещаю. Мне хватит силы воли сделать это.

Мы стояли нос к носу, его пристальный взгляд изучал мое лицо, затем он сказал:

— Я верю тебе, — он поцеловал меня, я снова ощутила жесткое давление его тела. — Я должен обладать тобой. Сегодня ночью и всегда, ты — моя. Твоя преданность принадлежит мне. И каждый стон на твоих губах. Каждая капля твоих соков. Каждый раз, когда ты будешь думать о сексе, ты должна представлять меня. Скажи это.

— Я твоя, Капо.

— Больше никаких чертовых остановок на полпути.

Я нервно сглотнула, потому что не хотела проверять нашу решимость или узнавать его требования по поводу второй половины пути, но хотела полностью подчиниться нашему соглашению.

— Я хочу ощущать тебя без защиты, — мне не хотелось произносить это, но это был мой последний шанс. — После того, как узнала, что Даниэль изменял мне, я сдала все анализы. Я чиста. И поставила внутриматочную спираль.

Он улыбнулся, и мое сердце открылось.

— Я всегда пользуюсь презервативами.

— Каждый раз?

— Конечно.

— Не на полпути.

Я залезла в душ. Он снял нижнее белье и присоединился ко мне.

Поток воды был горячим и сильным. Он откинул голову назад, и струи потекли по его лицу, превращаясь в ручейки. Капли темнели на длинных ресницах, заставляя их склеиваться вместе. Я намылила руки, затем провела куском мыла по его шее, медленно спускаясь круговыми движениями вдоль изгибов его тела. Плечи, бицепсы, руки, грудь, под золотой цепочкой с медальоном. Он сжал мои руки, забирая мыло.

— Что это? — спросила я, трогая золотой медальон.

— Святой Кристофер. Защищает.

— И это помогает? — я поцеловала его, а потом кожу вокруг.

— Я умер?

Я взяла его член в руку.

— Похоже, что нет.

Развернув меня к себе спиной, он стал дотрагиваться до моих плеч, спины, попки и моих бедер, затем раздвинул две половинки и вошел внутрь пальцем, другой рукой массируя мою киску. Я подняла ногу и оперлась на выступ, чтобы его пальцы входили как можно глубже в меня.

— О Боже, Антонио. Я хотела тебя столько дней.

— Я собираюсь оттрахать тебя очень жестко, маленькая принцесса. Я собираюсь разорвать тебя пополам.

Я повернула к нему лицо.

— Сделай это. Возьми меня жестко.

Он просунул руку под моим коленом, потянув ногу вверх. Его член терся о мою киску, и кожа на нем была такой гладкой, бархатистой, увеличиваясь в размере, он скользнул внутрь. Антонио вдалбливался в меня резко и глубоко, до конца, ударяясь о мою ногу. Он был настолько грубым, что у меня не осталось иного выбора, кроме как стать послушной куклой в его руках.

— Ты такая чертовски горячая, — сказал он, надавливая пальцем на мой сфинктер.

— Жестче, Капо, пожалуйста. Возьми меня жестче.

— Тебя когда-нибудь трахали в попку, маленькая принцесса?

— Нет.

— Я возьму тебя в попку прямо сейчас, — он схватил мой кондиционер и холодная вязкая струйка потекла по моему анусу. — Готова?

— Я не знаю, — произнесла, нервничая, еще больше возбуждаясь от его слов.

Он продолжал резко двигаться в моей киске и вошел пальцами в мою задницу.

— Твоя маленькая попка очень узкая. Это так сладко.

Его пальцы скользили в моей попке, постепенно растягивая и доставляя мне больше удовольствия.

— О, это ощущается так хорошо.

Он вынул свой член и пододвинул его к моему сфинктеру.

— Ты готова, чтобы я взял тебя в задницу?

— Да.

— Расслабься.

Я попыталась расслабиться, когда он толкнулся внутрь. Мне пришлось упереться в стену, он не смог сразу войти.

Антонио дотронулся пальцами до моего клитора, поглаживая его, и поцеловал меня в шею.

— Расслабься, сладкая. Разреши мне взять тебя. Позволь мне сделать тебя своей.

Я застонала от поднимающегося тепла, которое разливалось от его кружащих пальцев, и расслабилась. Головка члена скользнула внутрь, и такое вторжение заставило меня сжаться. Я ахнула.

— Ты так чертовски красива, — другой рукой он сжимал мою грудь. И хотя я чувствовала себя связанной и была не в состоянии ничего изменить, но при этом ощущала себя в безопасности.

— Эта задница создана специально для меня.

Он сильнее протолкнулся вперед, и я закричала, хлебнув воды из горячего душа.

— Чего ты хочешь, Contessa?

Он спрашивал, была ли я в порядке, и замер, ожидая ответа, прежде чем начать двигаться снова. Мне необходимо было время, чтобы расслабиться и принять его. Я передвинула свои бедра, и почувствовала себя лучше.

— Я хочу тебя, — сказала я. — Я хочу, чтобы ты отымел мой девственный зад как можно жестче.

Он сжал меня сильнее и вытащил свой член. Удовольствие было ошеломляющим, поднимающимся прямо от клитора, который его руки по-прежнему продолжали ласкать.

— Прими его, — прорычал он мне на ухо, врезаясь в меня снова.

— О, Боже. Трахни меня в задницу.

— Мне нравится. Я люблю трахать твою задницу.

Он двигался жестко, проталкиваясь глубже и глубже, растягивая мой задний проход, и потирая пальцами клитор. Постоянно, как заведенная, шептала: «возьми меня, возьми меня», ощущая надвигающийся взрыв. Я так далеко уплыла от своих мыслей, последних слов, последних чувств, осталась только боль, смешанная с удовольствием. Я чувствовала только его пальцы, его член, дающие мне то, чего никогда не знала раньше.

— Ты готова кончить, — сказал он. — Я чувствую это.

Я вспыхнула, словно фитиль, загоревшийся совсем близко от бочки с порохом, оглушительный треск, и яркая вспышка.

— Кончай. Сделай это для меня.

Моя попка сжалась, пульсируя вокруг него, колени подогнулись, и я чуть не упала. Он крепко держал меня, пока я испытывала самый мощный оргазм в своей жизни. Во мне будто что-то взорвалось, и каждая частица моего тела завибрировала, наполняясь сладостью происходящего. Я кричала до последней огненной вспышки, которые кружились вокруг меня и опадали к земле, и словно впала в транс. Я очнулась, Антонио продолжал входить в меня медленно, с разным ритмом.

— …в задницу, Contessa, si, si, si… — шептал он сладкие слова по-итальянски, которые я не понимала.

— Кончи, Капо. Кончи внутри меня.

Его последний стон был громким. Несколько глубоких движений, и он накрыл своей грудью мою спину.

— Bene.

Он поцеловал мое плечо и вытащил член, я вдохнула полной грудью.

— Bene — это хорошо, — сказала я.

Он выпрямился, и я обернулась.

— Вот теперь нам следует принять душ.

Я рассмеялась, и его улыбка осветила комнату. Мы вымыли друг друга и обтерли насухо.

— Ты можешь остаться на несколько часов? — спросила я. — Ты мог бы уйти ночью.

— Я должен разрешить все проблемы, связанные с Юволи. Это все последствия того, что произошло с тобой, Бруно, и мной. Мне надо поговорить с людьми, — он потянулся за своей одеждой.

— Я видела его у Зии.

— Он не работает на меня. Он — свободный агент. Мы стараемся держать его поближе, большего не могу тебе рассказать.

Я забрала его пиджак, который пах костром и хвоей. Его запах.

— Оставь его мне. Он мне будет напоминать о том времени, когда ты делал вид, что я не принадлежу тебе.

— В то время как я буду лгать о тебе? — он бросил одежду и забрал у меня пиджак.

— Давай, солги мне. Потренируйся.

Он поцеловал меня в щеку.

— Я скажу им, что она мне понравилась, и однажды трахнул ее. Но, из-за должности помощника режиссера, ее имя многие знают, и могут возникнуть проблемы, если с ней что-то случится. Я скажу, что не доверяю ей, и она ничего не значит для меня.

— Так же, как ты говорил о Марине?

— О Марине все было правдой, — он толкнул меня на кровать. — О тебе же буду лгать, заявляя, что ты не самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал. Ты не сексуальна. Ты холодна и высокомерна. Ни один мужчина не захочет содержать тебя.

Я коснулась его лица, его губ, его щетины, его потрясающих ресниц.

— А какой бы нужно было быть, чтобы стать твоей девушкой?

Он поцеловал меня в щеку и подбородок.

— В первую очередь мы бы сначала стали друзьями. И никаких прикосновений.

— Вообще никаких?

— Никаких поцелуев, никаких касаний.

— Это невозможно.

Он нежно поцеловал мою грудь, каждую по очереди, чуть дотрагиваясь языком до моих сосков.

— Ты бы жила с родителями, и я бы приезжал к вам в гости. Мы бы сидели и разговаривали в саду на виду у всех. Твоя мама готовила бы для меня, и я сидел бы за столом с твоей семьей, — он передвинулся ниже к моему животу, исследуя каждый дюйм. — Я бы видел тебя в церкви. Других мужчин, попытавшихся заговорить с тобой, прогонял бы прочь. Твой отец сначала бы возненавидел меня. Затем дал бы свое согласие. Я мог бы прикоснуться к твоей руке, только когда нас никто не мог увидеть.

Он встал на колени и раздвинул мои ноги.

— Я бы трахал других женщин, и ты бы догадывалась об этом, потому что мы даже не целовались, — он проложил дорожку поцелуев по внутренней стороне моего колена. — Когда я попросил бы твоей руки у твоего отца, и он сказал бы «Да», я перестал бы трахать других женщин, — он провел языком по внутренней поверхности моего бедра. — Ты бы занялась подготовкой к свадьбе, а я продолжал бы усердно работать. Я бы создал себя сам. Будучи молодым и слепым, я бы не заметил, как ты бы стала мишенью для моих врагов.

Он нежно поцеловал мою киску.

— Ты бы плакала после нашей первой брачной ночи и называла меня скотиной! — его язык щелкнул о мой клитор. — Ты бы сказала своей матери, что я — животное. Я пообещал бы никогда так больше не трахать тебя. И пообещал бы быть всегда нежным, — его язык пробежался по моим губам, кружа вокруг клитора, затем обратно вниз, к моему входу. — Это бы не имело значения. Ты была бы частью моей жизни. Моим миром. Ты научилась бы быть жесткой и хитрой, чтобы выживать, или ты могла бы остаться нежной и умереть.

— Антонио, — прошептала я, — ты можешь это сделать? Ты можешь быть нежным?

Он пополз вверх, пока мы не оказались лицом к лицу.

— Come volevi tu.

Я толкнулась ему на встречу, чувствуя, как его напряженный член упирается в мою киску. Моя задница болела, но я снова хотела его. Он вошел медленно, и я приподняла ноги, изменяя угол, чтобы он терся о мой клитор.

— Ох, хорошо, — простонала я.

Он раскачивался, проталкиваясь глубже и глубже.

— Ты такая сексуальная. Я люблю смотреть на твою походку, на тело, как оно движется под одеждой. Как оно прекрасно. Как несгибаема ты для всего мира, и как ты покоряешься и плачешь из-за меня. Я хочу войти как можно глубже в тебя, думаю, наши желания совпадают.

Его глаза были незащищенные, открытые, смотрящие на меня с теплотой. Моя киска разбухла и расцвела, как только я посмотрела в его лицо. Наши взгляды и ощущения перемешались. Мы двигались вместе так медленно, что я чувствовала касание каждого сантиметра его кожи, каждую вспышку расползающегося удовольствия.

— Я сейчас кончу, Contessa.

— Ты сможешь кончить со мной?

Его лицо исказилось от напряжения.

— Уже скоро. Я стараюсь сдерживаться.

— Ты потрясающий, Антонио. Потрясающий.

Едва я произнесла последнее слово, как меня затрясло от мощного разряда энергии, вырывающегося из меня. Он дернулся, врезаясь в меня с такой силой, что я закричала. Он положил меня на край. Ногтями впилась в его спину, Антони дергался и двигался, рыча мое имя. Я раздвинула свои ноги шире, чувствуя его внутри. Мы кончили вместе, как одно целое, как если бы у нас был один оргазм на двоих, закручивающийся, ползущий, стонущий. Мы продолжали дышать в унисон, и наши сердца бились в такт.

— Я должен увидеть тебя снова как можно раньше, — сказал он в мою щеку.

— Приходи ночью, чтобы никто не узнал о нас.

— Да. Я так и сделаю. Будь готова.

Дверь под лестницей открылась и с грохотом захлопнулась.

— Может быть, тебе и не придется так уж сильно таиться, — сказала я.

— А, это режиссер?

— Да.

— Есть ли другой выход отсюда?

— Нет, — сказала я. — Но я ей доверяю.

Он встал.

— Это хорошо.

* * *

Мы спустились вниз вместе полностью одетые, Катрина стояла перед телевизором с квартой пикантного ванильного мороженого и ложкой.

— Ты рано, — крикнула она через плечо. — Я разбудила… О, привет, — сказала она, когда повернулась. — Приятно видеть Вас снова, мистер Спин.

— Катрина, ты поздно. Или может быть рано?

Она поставила мороженое вниз, сунув в него ложку.

— Потому что я удивительная! — она вскинула руки вверх, как чирлидерша.

— О, дорогая, что на сей раз? — я скрестила руки на груди.

— Я получила финансирование на пост-продакшн!

— О, мой Бог! Как? Кто? Что?

Она произнесла следующее предложение так радостно, как будто озвучивала мультфильмы.

— Скотт Мабат, — она стала пританцовывать под джаз.

— Что? — заорала я.

— Gesu Christo! — воскликнул Антонио.

Ее согнутые в коленях ноги и руки замерли.

— У меня есть план.

— Надеюсь, хороший, Режиссерша.

— Я беру деньги, начинаю рекламу фильма, получаю новое финансирование от немецкого инвестора, который пока раздумывает. Я подогреваю интерес к фильму, а потом просто выплачу Мабату, когда придут немецкие деньги.

— Этот парень, — Антонио ткнул в нее пальцем, — недоносок. Понятно? Он считает себя ничего не стоящим дерьмом, и он больной на всю голову. Сколько ты получила от него?

— Сто ты… — сказала она.

Антонио и я застонали.

— Столько необходимо, чтобы закончить фильм, ребята. И это дешево. Мне жаль, но таковы реалии.

— Труппа немцев, — произнесла я. — Я даю тебе деньги.

— Нет. Ты не…

— Да. Именно я. Заплачу наличными, и ты будешь снимать на них, — я повернулась к Антонио, чтобы его проводить. — Пойдем, договорю с ней потом.

— Эй, Спин, — позвала Катрина, когда я открыла дверь. — Ты должен прийти на вечеринку по поводу завершения съемок в субботу вечером. Это обещает быть грандиозным событием.

— Я подумаю, — сказал он.

Я вышла с ним на улицу и закрыла за нами дверь. Звезды потонули от электрического освещения Лос-Анджелеса.

— Ты можешь распоряжаться такими деньгами? — спросил он.

— Да. Иметь такую семью полезно. Мне доверяют, и я могу тратить деньги на все, что захочу.

Он поднял мой подбородок.

— Я все знаю о твоей семье. Если Скотт захочет наличные, ты не повезешь их самостоятельно. И ты не будешь с ним встречаться без меня. Никаких переговоров.

— Мы должны сохранить все в тайне.

— Позвони ему, но не встречайся. Я серьезно. Ты не знаешь, насколько это опасно.

Я положила руки на его грудь. Он оставил свой пиджак наверху у меня, и я почувствовала, как напряглись его мышцы под рубашкой.

— Я буду держаться подальше от всех кредитных акул Лос-Анджелеса.

— Пожалуйста. Я прошу только об этом, хорошо?

— Как ты доберешься домой? Ты можешь взять мой автомобиль.

— Не беспокойся обо мне.

Я отстранилась немного, чтобы увидеть полностью его лицо.

— Не надо давить, чтобы я ответил на твой вопрос.

— Не буду.

— Ей удалось остаться нежной? Или же она стала хитрой и жесткой?

— Она осталась нежной.

Я не чувствовала себя в праве удерживать его и дальше. Мы снова поцеловались, и я отпустила его.

 

Глава 29

Поход вместе с Даниэлем на открытие фильма, казался самым легким, наиболее удобным способом, убедить всех, что мы с Антонио никак не связаны. Если ему необходимо сохранять наши отношения в тайне как можно дольше, то несколько публичных выходов с Даниэлем Брауэром обеспечат нам это как нельзя лучше.

— Я собираюсь в кино с Даниэлем…

Он не ответил. Я не переживала об этом. Как-никак мы были в скрытом режиме.

* * *

«Большие девочки» была колоссальная драма на животрепещущую проблему с участием звездных актеров. Сценарий был основан на спектакле, получившем несколько наград, и директор картины имел опыт раскрытия талантов. Так что даже без каких-либо погонь на автомобилях, взрывов, инопланетян, террористов или полетов в космическое пространство, фильм был заявлен как один из имеющих историческое значение.

Я заметила лысого мужчину на улице утром после ухода Антонио, и снова, когда вернулась домой со съемок. Через окно я видела, как он иногда курил или набирал что-то на телефоне. Один раз я подошла к нему поближе, чтобы убедиться, что не была с ним знакома и прогулялась по грязи, уловив запах турецких сигарет, исходящий от него. Я не сказала о нем Джерри, ни когда подтверждала, что пойду на фильм с Даниэлем, ни когда меня встретил мой бывший у открытой двери лимузина.

В конце концов, я согласилась на это только ради удобства. Даже не испытывающим финансовые затруднения, богатым сукам приходилось иметь дело с парковочными неприятностями в Голливуде, которые были улучшены для лимузинов.

— Ты сногсшибательно выглядишь.

— Не обольщайся, Дэн. Я здесь только чтобы удержать тебя от обгрызания ногтей.

Он улыбнулся и остановил меня, прежде чем я села в машину.

— Там четыре парня. Один телохранитель. Остальные три собираются прожужжать мне все уши о завтрашней пресс-конференции.

— Хорошо.

— Я принес тебе это, — он раскрыл свою руку. В его ладони лежало мое обручальное кольцо. Я бросила им в него. Огромный камень и больше ничего.

Чтобы купить мне это кольцо Даниэль скрупулезно откладывал деньги, боясь упасть в грязь лицом перед моей богатой семьей. Для меня это тогда не имело значения, но сейчас это ничего не значило уже и для него. Он повел меня в Обсерваторию Гриффит в ту ночь, когда Сатурн был близко к Земле и ярко светился. Он помог мне взойти на возвышение перед телескопом и, как астроном, учил, как лучше следует смотреть на звезды. Там, с кольцами Сатурна, выглядящими столь близкими и осязаемыми, как будто к ним можно дотянуться, он надел кольцо на мой палец и сказал:

— Это кольцо вокруг нашего мира, Тинк.

Я приняла кольцо. Так ли он сказал? Или же он сказал, моего мира? Теперь не все ли равно?

— Я не прийму его назад, — сказала я.

— Потерпевшая сторона сохраняет кольцо.

— Нет, тот, кто инициирует разрыв, освобождается от этого. Ты бы остался, если бы я разрешила тебе.

— Просто надень его, — он открыл дверь. — Однажды, возможно, ты наденешь его снова.

Я села в машину, зажав кольцо в руке. Там действительно было четверо мужчин, и более того, они говорили всю дорогу до театра о стратегии. Хотя я понимала, о чем они разговаривали, и могла бы многим поспособствовать их дискуссии, я абстрагировалась. Теперь для меня это не представляло никакого интереса. Я словно наблюдала за животными в зоопарке, обсуждающими их бегство, но я была уже снаружи, а не внутри клетки. Двигалась дальше.

Когда мы вышли, защелкали камеры, и Даниэль ответил на пару вопросов. Я улыбнулась. Я бы даже повторила это еще сотню раз и тем ни менее не смогла бы поверить, что чуть не согласилась жить такой жизнью.

К середине фильма стало ясно, что героиня и ее муж были бесчеловечны и занимались жестоким сексом, и я подумала об Антонио. Я хотела его снова. Жестко и быстро входящего в меня, сильно тянущего за волосы, чтобы он схватил меня сзади, как будто хотел разорвать. Когда фильм закончился, я встала и почувствовала теплую влагу, сбежавшую по моему белью и вниз по бедру. Я сжала свои ноги вместе, останавливая это.

— Ты в порядке? — поинтересовался Даниэль, когда мы одни сели в лимузин. Остальные, наконец-то, решили обойтись без него. — Ты кажешься смущенной.

— Я в порядке.

— Я имел в виду, именно то, что сказал, — он дотронулся до моей щеки, проведя дорожку к уху, движение всегда заставшее меня содрогаться. — Ты прекрасна.

— Что ты делаешь?

— Я вижу, что потерял тебя, — прошептал он, придвигаясь ко мне.

Я толкнула его.

— Нет, Даниэль. Просто… нет.

— Я до сих пор люблю тебя. Ты знаешь это.

Я глубоко вздохнула, и сказала кое-что, что как думала никогда не станет правдой:

— Я сожалею, Даниэль, но я тебя больше не люблю.

Настроение на заднем сидении лимузина изменилось, словно раздался щелчок переключателя.

— Это он…

— Он не причем.

— Я могу завтра же привлечь его, обвинив в убийстве.

— Меня не волнует.

— Потрахайся с кем-нибудь еще, — взмолился он. — Влюбись в кого-то. Но не в него. Понятно? Только не в него.

— Все кончено, я сказала тебе.

— Он — преступник, — он выглядел так, как будто бы тут же пожалел о сказанном. — Я не могу контролировать тебя. Ты уходишь, и я сразу же становлюсь тем парнем, каким был, потому что без тебя я не смогу стать кем-то еще. Бог мой, Тинк, ты была моим клапаном.

— Даниэль, я…

— Нет, стоп. Позволь мне объяснить. Я не собираюсь заканчивать эту дискуссию. Этот парень, сейчас я даже не могу называть его по имени. То хорошее время, когда все мы могли наслаждаться жизнью, закончилось на прошлой неделе. Все началось с драки одного из его людей и покатилось как снежный ком, результаты ты видела в новостях.

Спокойствие. Я не могла позволить даже малейшее проявление чувств. Мы намеревались сохранить все в секрете от мира Антонио, но оставить все в тайне в моем мире тоже было бы неплохо. Даниэль не стал бы использовать свое высокое положение в администрации для выражение собственной неприязни.

— Даниэль, — сказала я твердо, — не отвлекайся. Ты пытаешься выиграть компанию и занять офис во втором по величине городе страны.

— Но не без тебя! — его голос стал напряженным и резким, точно голос судьи. Он стал похож на голос человека, готового зачитать список праведных жалоб. — Он убил Фрэнки Джиральди и Доменика Юволи.

Юволи. В голове зазвонили колокола, но мое лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.

— Он приехал сюда за мужчинами, которые изнасиловали его сестру. Двоих он выследил и убил. Третьего все еще ищет.

Нелла. Сестра, которую он бы оставил позади.

— Хочешь знать, что он с ними сделал? — спросил Даниэль.

— Нет, — все было слишком ужасным, чтобы говорить об этом. — Перестань!

— Кастрировал их и они удавились своими собственными гениталиями. В присутствии мужчин ему нужно было взять на себя управление делами. Я могу рассказать тебе, что он сделал, чтобы найти их. После этого ты никогда больше не произнесешь его имя.

— Хватит! — я почувствовала себя такой грязной, выслушивая все это, но не из-за человека, чья боль была так очевидна. — Если у тебя есть доказательства, ты можешь преследовать его в судебном порядке. Но если же ты этого не делаешь, то не следует распускать слухи.

— То, что я рассказываю тебе — не слухи, — вот что я пытаюсь тебе разъяснить.

Автомобиль остановился у здания, где мы когда-то жили вместе. Даниэль посмотрел на входную дверь, пригнувшись, чтобы был виден восьмой этаж. Он скучал по дому? У меня не хватило смелости спросить.

Он откинулся на спинку сиденья.

— Когда я подвел тебя, ты отвергла меня. Я тебя не обвиняю, но все же борюсь за тебя. И собираюсь выиграть тебя обратно. Чего бы мне этого не стоило, Тинкербелл. Ты будешь снова моей.

Даниэль открыл дверцу и довел меня до парадного входа, больше он не сказал ни слова. Я задавалась вопросом, почувствовал ли он запах турецких сигарет, пока шел обратно к лимузину, с более решительным видом, чем когда-либо.

* * *

Смс пришла с незнакомого номера, когда я уже почти заснула.

«Сладких снов, Contessa. Я скоро увижу тебя».

Я быстро напечатала ответ:

«Приходи сейчас».

Мое сообщение не вернулось. Экран показывал, что номер был отключен или недоступен. Я успокаивала себя тем, что он прислал мне сообщение, но то, что номер был недоступен, приводило в замешательство. А что, если он мне нужен?

Я не могла заснуть. Положив руку под одеяло, я опускала ее все ниже и ниже под мое нижнее белье. Одни только мысли об Антонио делали меня влажной. Мой клитор стал настолько чувствительным, словно открытая рана. Я почувствовала мощное, яростное желание кончить. Мои пальцы хотели этого так же сильно, как и моя пульсирующая киска. Я досчитала до двадцати, возбуждение только усиливалось. Когда я кончила, ни разу не вскрикнув, я накрыла ладонью свою киску и посмотрела в потолок, поблагодарив бога за освобождение.

Мой телефон зазвонил. Снова незнакомый номер.

— Алло?

Было слышано только дыхание.

— Антонио?

Нет. Это была женщина. Я готова была поспорить и удвоить свои ставки, что она одолжила чужой телефон.

— Дейдра? Катрина?

Фырканье.

— Марина.

По-прежнему нет ответа. Просто еле слышные женские всхлипы. Что если она была мной? Что, если Антонио обманывает ее? Что если это я была любовницей в этот раз?

— Вы в порядке? — спросила я. — Нет смысла звонить, если вы не собираетесь сказать мне что-то.

— Он один из нас, — прокаркала она. — Не вас. Он не один из вас.

— Я понимаю, — сказала я, хотя на самом деле это было не так.

— Он думает… — она закашлялась немного перед тем, как продолжить. — Я знаю его. Он думает, что вы сможете сделать для него кое-что, что он не может.

— Я не знаю, что он думает, Марина. Вам следует спросить у него.

Она рассмеялась сквозь всхлипы, должно быть, ее телефон полностью пропитался ее соплями.

— Может это вы должны спросить у него.

Я собиралась ответить, но она повесила трубку.

 

Глава 30

Представьте себя запертыми в небольшом помещение с сотней человек вашей возрастной категории, в течении от восьми до восемнадцати часов в день, строго сфокусированным на завершение проекта. Представьте себе длительные периоды ожидания, пока вам рассказывают подробности о проекте и самой важной вещи в мире — состоянии кинематографа. Представьте, что вы соединены интеллектуально и духовно с этими людьми. Представьте, что вы не можете соединиться с ними физически только лишь потому, что слишком заняты.

А теперь в завершении представьте вечеринку по случаю.

— Честно говоря, я хочу дождаться вестей от немцев, — кричала Катрина, пытаясь перекричать музыку.

Это был первый раз, когда она была готова серьезно обсуждать мое предложение, и то лишь после того, как выпила несколько коктейлей. Катрина и я заполучили лофт в центре города, который принадлежал организаторам вечеринки. Аренда и уборка забрали последние копейки из бюджета, а немного хитрости с моей стороны позволили оплатить ди-джея и свободный открытый бар. Люди слились в кипящей массе горячей, влажной плоти, пульсирующей под музыку. Лофт, чей-то будущий дом по слишком высокой цене, сегодня превратился в ночной клуб без соответствующего разрешения.

— Если они упадут, я хочу кусочек, — сказала я. В смысле, свой кусок пирога. Я пыталась преподнести это не в качестве благотворительного предложения, а как инвестиции в то, во что верила.

— Тебе снова звонила плачущая леди? — спросила Катрина, чтобы сменить тему.

— Не-а, — я больше не получала от Антонио никаких сообщений после его пожелания спокойной ночи. Я не знала, что это значило. Он хочет просто приходить и уходить, когда посчитает нужным? Или своими маленькими сладкими сообщениями, на которые я не могла ответить, он пытался держать меня на поводке?

— Ну, эпохальная вечеринка впереди, — провозгласила Катрина. — Не снижай скорость на повороте!

Она схватила меня за руку и потащила в середину толпы, где громче звучала музыка и двигались спрессованные разгоряченные тела. Пол дрожал, человек с камерой целовал, натыкался и снимал всех подряд, всюду были ликующие возгласы под музыку, и я окунулась в развлечение. Майкл подошел ко мне сзади, обнял за талию, и прижался бедрами.

Я расслабилась, отпуская все. Нет Катрины и ее денежных горестей. Нет Антонио с его скрытностью и ложью. Нет Даниэля. Только привлекательный, приятный мужчина, танцующий позади меня, и много людей передо мной, полно улыбок вокруг, и ощущение, что я стала частью чего-то большего, чем была сама по себе.

Когда Майкл вдруг убрал руку, я продолжала еще несколько секунд танцевать. Затем почувствовала как что-то пронеслось в воздухе за моей спиной, образовывая открытое пространство. Я повернулась под музыку как раз вовремя, чтобы увидеть, как Антонио бросил Майкла на стол. Майкл оттолкнулся от столешни и скатился на пол, как и любой актер обученный проделывать трюки.

— Антонио!

Если он и услышал меня сквозь музыку, то не подал никакого вида. Он шагнул вперед, жесткий и яростный. Майкл, будучи классным клоуном, встал устойчивее, пошевелил бровями, и увернулся. Антонио схватил его за запястье, так быстро и без каких-либо усилий, что Майкл оказался прижатым к стене, с руками, скрученными за спиной, еще до того как я успела сделать три шага вперед. Тут же образовался круг ошеломленных людей, окружая двух мужчин. Антонио источал волны такой силы и ярости, что никто не смел приблизиться к нему.

— Возможно, вам не следует впредь оставлять ее одну, — проворчал Майкл, когда я приблизилась достаточно близко, чтобы расслышать.

Антонио сильнее заломил ему руку. Я взяла его за плечи, и сжала так, чтоб он почувствовал.

— Капо, — сказала я ему на ухо, — он мой друг. Пожалуйста.

Лицо Антонио исказилось от ярости, а Майкл пытался залихватски улыбаться через боль. Я подтолкнула Антонио в спину, и он шагнул ко мне. Майкл повернулся и пожал ему руку, окидывая нападающего жарким взглядом.

— Я сожалею, — сказала я, беря Антонио за руку.

— Посади его на поводок, — сказал Майкл.

Я боялась, что Антонио заглотнет приманку и атакует актера снова, но оскорбление, направленное на него лично, похоже, не являлось поводом для насилия. Он сжал мою руку и посмотрел на меня, его челюсти были сжаты так, что желваки ходили ходуном.

— Ты не имеешь права, — зарычала я, когда толпа рассеялась.

— У меня есть только право. Я буду наносить ущерб любому, кто дотронется к тому, что принадлежит мне.

Я знала, что за нами наблюдают, поэтому улыбнулась и прикоснулась к его лицу. Его челюсть была жесткой и напряженной.

— Изобрази улыбку на своем лице, или кто-то может вызвать полицию, — сказала я.

Он смотрел на меня с доведенной до белого каления напряженностью.

— Я сказала, улыбнись.

Его рот накрыл мой, обрывая фразу. Я ощутила привкус пота и гормонов. От выпитого пива, мое дыхание, наверное, было несвежим, но мы целовались так, словно были чистыми и свежими после душа. Наши языки танцевали, поедая друг друга живьем. Его руки прокрались под мою мокрую рубашку, и скользнули под бюстгальтер.

— Нет, — сказала я, отворачиваясь. — Ты не можешь, просто поцеловав меня и этим все исправить.

Его рот опять накрыл мой, прежде чем я успела закончить. Я убрала свои руки с его, но мой рот обладал своим собственным разумом и не собирался отлепляться от его губ. Решимость растаяла полностью, как сливочное масло на сковороде, оставив только влажный след кипящего жира.

Он взял мое лицо в ладони и придвинулся вплотную.

— Ты моя. Это значит, нет красивых мальчиков на танцполе. Нет поддельных свиданий с окружным прокурором.

Должно быть, он увидел меня с Даниэлем в новостях. Может быть, в газете. Возможно, человек с вонючими турецкими сигаретами рассказал ему.

— Я не говорила ему ничего о тебе, — сказала я.

— Я знаю, что нет. Своим сердцем я знаю, что у тебя слишком много благородства для предательства. Но он хочет трахнуть тебя. Мне не нравится это.

Я хотела пояснить свои правила ему в холодной, деловой манере. Но не могла, и это было не только из-за его красоты, но и из-за интенсивности взгляда. Что-то бурлило у него внутри, некая токсичная лава. Это ужаснуло меня, но и привлекало. Как я могла озвучить свои правила? Существует ли закон, по которому меня должны были бы выслушать?

— Я не могу видеть тебя с кем-то еще, — прошептал он на ухо. — Это делает меня сумасшедшим.

— Мы должны быть осторожны. Иначе это не поможет, — он притянул меня ближе, и я ощутила его эрекцию. — И где ты был? Твой телефон отключен.

— Я был занят.

— Что, черт возьми, это значит?

— Ты задаешь вопросы.

— Я не имею права задавать вопросы? По прежнему?

Он провел своим пальцем по моему лицу.

— Я трахаю тебя. Я забочусь о тебе. Я могу предложить тебе только это.

— Для меня этого не достаточно.

— Ты, американская женщина, сводишь меня с ума.

Я закрыла глаза на секунду, пытаясь собраться с духом. У меня не было сил бороться с ним. Он вернулся ко мне, налетев словно бык.

— Скажи мне, — попросила я. — Скажи мне, что происходит. Где ты был? С тобой все в порядке? — Я взяла его лицо в свои ладони, его глаза были чернее и глубже в лунном свете, проникающем через окно. — Не рассказывай мне подробности. Твои истины все равно звучат, как ложь. Мне не нужны имена и даты. Меня не интересует сама ситуация. Просто расскажи мне о себе. Я хочу узнать тебя, Капо, — я прикоснулась к его груди. — Я хочу узнать, о чем переживает твое сердце.

— Нет.

— Позволь мне узнать тебя.

— Contessa, — сказал он так ласково, что я едва расслышала его.

— Позволь мне узнать тебя, — повторила я. — Впусти меня.

Он убрал прядь волос с моей щеки.

— Ты танцуешь с друзьями. Я нет. Ты ходишь на просмотр фильмов. Я нет. У тебя жизнь в достатке. У меня тоже кое-что есть.

— Пойдем со мной. Ты тоже можешь танцевать. Мы можем ходить в кино с друзьями, делать все те вещи, которые обычно делают люди.

Он обнял меня и крепко поцеловал. Мои руки проскользнули под его пиджак и наткнулись на кобуру с пистолетом, он застыл. Я поцеловала его жестче, с напором, потому что чувствовала как нарастает желание у меня между ног. Я вытащила пистолет и держала в руке под пиджаком.

Он покачал головой.

— Ты меняешь меня каждый раз. Ты собираешься сделать меня мягким.

— Мягкий человек не будет так говорить.

Что-то промелькнуло на его лице, и подбородок снова напрягся.

— Нет, мягкий человек будет, — он схватил меня за руку. — Я возьму тебя прямо сейчас, Contessa. И не нежно.

Мы были в комнате, полной народу. Я понятия не имела, что было у него на уме, но он потянул меня в заднюю часть лофта через кухню, которая представляла собой длинную череду поверхностей. Он толкнул металлическую дверь и дернул меня внутрь. Коридор с потрескавшимися стенами освещался флуоресцентными лампами.

Он слишком поспешно запихнул меня в темный чулан и захлопнул за собой дверь. Веники и швабры попадали вокруг, когда он схватил меня за волосы, запрокидывая мою голову назад, и подтягивая кверху юбку. Блики от уличных фонарей маячили за окном, и пока мои глаза привыкали к темноте, и я увидела огонь в его глазах. Такова его реакция на мягкость?

— Ты убиваешь меня, — он грубо пробежался пальцами по моей киске. — Это делает тебя влажной? — Он дернул меня за волосы.

— Ты соображаешь. Очень возбуждает?

— Но я не погибну из-за того, что ты сделала меня слабым, — он посадил меня на край раковины для грязной посуды. Я оперлась на руки, и он резко раздвинул мои ноги.

— Трахни меня тогда, ты, сукин сын.

Он разорвал мои трусики и засунул два пальца в меня. Другой рукой он выпустил свой эрегированный член, как будто это было оружие. Вынув пальцы, он обхватил меня за горло и поднял мой подбородок вверх, прижимая меня к столешнице.

— Я оттрахаю тебя, и ты примешь его полностью, ты поняла? — не дожидаясь ответа, он полностью засунул свой член на одном вдохе. Воздух вышел из моих легких, его рука, сжимающая мое горло, не давала мне говорить. — Ты моя. Я тот, кто я есть, и я владею тобой. И на этом все.

Он трахал меня жестко и грязно. Одной рукой удерживая за горло, а другой отодвигая мою ногу дальше в сторону. Моя задница балансировала на краю раковины, и каким-то образом он удерживал меня от падения.

— Ты возьмешь его. Бери его.

— Да, да, — прохрипела я, вдавливаясь каждый раз в поверхность, когда его член входил в меня.

Он засунул пальцы, пропитанные соками моей киски, мне в рот.

— Кончи, Contessa. Делай то, что я тебе говорю. Блядь, кончай.

На третий болезненный толчок, я подчинилась. Волна прокатилась по моему телу, и я закричала, чувствуя по-прежнему его пальцы на своем языке, кончая для него, только для него. Он сжал зубы и навалился на меня всем телом. Усиливающийся оргазм заглушал боль. Он все еще кончал в меня, наказывая своим членом, а мое тело уже снова взывало к нему. Антонио замедлился, и я подумала, что это конец, но он стал вбиваться в два раза сильнее и быстрее, растягивая мой оргазм.

— Пожалуйста, остановись, — прохныкала я. — Пожалуйста, Капо. Я не смогу взять его еще раз.

Он вздохнул, передвинул бедра, и сгреб меня в охапку. Я обернула ноги вокруг него и положила голову ему на плечо.

— Ты доведешь меня до смерти, — сказал он. — Я не знаю, что делать. Я чувствую себя, слабым рядом с тобой. Я могу оступиться.

— Я хочу быть с тобой в твоем мире, но не могу. Я могу лишь попробовать держаться подальше от неприятностей, — сказала я.

— Я не беспокоюсь, что ты можешь попасть в неприятности. Я беспокоюсь о том, что неприятности сами найдут тебя. Я беспокоюсь о том, что распаляюсь, не доводя ничего до конца. Вокруг меня враги. Каждый мужчина хочет иметь собственность, но не каждый может себе это позволить.

Я почувствовала легкую вибрацию в его набедренном кармане. Он проигнорировал ее и прошелся губами по моей щеке, потом к уху.

— Кучка моих людей вышла из-под контроля. Знать это достаточно для тебя? — спросил он.

— Да.

— Это моя вина, и мне нужно время, чтобы разобраться с этим и все исправить. Я приставлю кого-то к тебе.

— Ты придешь ко мне?

— Если смогу.

Его телефон снова завибрировал. Мы быстро поцеловались, потом он поправил на мне одежду, отступив, застегнул свои брюки и пиджак. Просканировав меня взглядом, все ли в порядке с моим внешним видом и удовлетворившись увиденным, он поцеловал меня в щеку и взял за руку.

Мы вернулись в лофт в гущу толпы, он поцеловал мою руку и отступил назад, натолкнувшись на Майкла с девушкой в крошечной юбке. Майкл поднял руки, и Антонио сделал то же самое, развернулся и направился к выходу, разговаривая по телефону.

Катрина подкрался ко мне сзади.

— Этот живчик в твоих руках, подруга.

Майкл, проходя мимо с симпатичной девушкой, сжимающей его руку, произнес:

— Больше не танцуем.

Я хлопнула его по руке, но он отправился на танцпол со своей новой подружкой, как будто произошедшее сегодня, было типичным для него.

 

Глава 31

Кто-то колотил в мою дверь рано утром на следующий день. Катрины до сих пор не было дома. Я покинула вечеринку через двадцать минут после ухода Антонио.

Выглянув в окно, я увидела лысого мужчину в джинсах и длинной черной куртке. Он курил. Отвечать через дверь будет глупым? Или это навлечет на меня проблемы? Я решила не рисковать и опустила занавески. Подождав минуту, две, я выглянула снова. Мужчина ушел, оставив маленький пакет.

Я открыла дверь и, не касаясь пакета, заглянула внутрь.

Contessa.

Почерк был таким же, как и на карточке, когда-то присланной Антонио вместе с цветами. Я внесла его внутрь и открыла. Там был телефон.

«Этот телефон защищен и безопасен, в нем есть мой номер. Пожалуйста, используй его только в экстренных случаях. И будь очень осторожна».

Я проверила и увидела всего лишь один номер в контактах с кодом штата Невада.

Передняя дверь открылась, и я подскочила. Это была Катрина, и ее губа была разбита.

— Что случилось? — спросил я.

— Он заехал за мной, — ее дыхание переходило в громкие всхлипы. — Я села в машину, не предполагая, что что-то может пойти не так. Он сказал, что я солгала ему о том, кем была на самом деле, и что я не смогу вернуть ему деньги, потому что никто не собирается покупать мой фильм.

— Что они сделали с тобой? — с трудом спросила я, мое собственное горло отказывалось мне повиноваться.

— Только губы. Это пройдет. Я просто получу долю, доказав, что он неправ.

Второй раз в жизни я сделала то, что делала только однажды, на обочине дороги с револьвером в руке — я потеряла самообладание.

— Что ты имеешь в виду под получу свою долю? Ты живешь в одном из своих чертовых фильмов? Кто, черт возьми, должен знать, блядь, что вообще происходит? — быстро говорила я.

Катрина плакала. Она никогда не видела меня такой, я сама никогда не видела себя такой. Я даже не знала, кем я была.

— Я звоню копам! — моя рука дрожала так сильно, что я не могла набрать цифры, Катрина выхватила телефон.

— Центральная? — она выплюнула имя Департамента полиции Лос-Анджелеса, как проклятие, говоря в молчащую трубку. — Вы, черт побери, со мной? Они кучка трепачей. Редактор календаря дает им всем взятки. Если это вскроется, мне конец.

— Когда и что вскроется? Что он затащил тебя в машину и ударил? Нет. Нет. Тысячу раз нет. Я звоню Антонио.

— Нет! Я не хочу, чтобы твой парень меня спасал. Это фатально. Забудь об этом. Просто забудь. Я разберусь с подонками, как и раньше.

— Сколько тебе нужно?

Она откинулась на спинку дивана и прижала пальцы к глазам.

— Тысяча за прошлую неделю, и тысяча за следующую.

— Если ты не платишь, проценты увеличиваются по минутам, — мои руки были скрещены на груди. Я была так зла, что все мое сочувствие испарилось.

— Я смогу все исправить, когда получу права на распространение фильма. Он просто… — она сдалась, и слезы хлынули снова. — Он не знал, что я проиграла иск. Но потом он выяснил. Я думаю, это просто… я не знаю.

— Для кого-то такая умная, — сказала я, не в силах остановить себя. — А для себя ты совершаешь глупые ошибки.

Я устремилась в свою спальню. В моем гардеробе хранилось несколько тысяч на экстренный случая. Я отсчитала три раза по тысячи и сунула их в конверт. Позвонила Антонио с моего нового телефона, затем повесила трубку. Был ли это экстренный случай? Он просто советовал мне держаться подальше от Мабата, потому что хотел защитить меня? Мне действительно не хотелось его беспокоить, когда у него и так полно дел. Я извинюсь позже за неповиновение, если это потребуется.

Я спустилась на первый этаж.

— Пошли. Я доставлю их лично.

* * *

Катрина сидела за рулем. Место было в восточном Голливуде, помоечный ночной клуб, такой же большой, как гостиная из моего детства. Втанг. Я понятия не имела, что это означало, но это слово красовалось большими, плоскими красными буквами на фронтоне, заляпанными в линиями человеческой крови.

Вышибала с редеющим волосяным покровом, передвинул веревку, прежде чем мы успели приблизиться. Он предложил нам сначала зарегистрироваться в журнале, а потом пропустил внутрь. В комнате было так темно, что я была не в состоянии отличить девочек от мальчиков, разве что по торчащим волосам.

Я все еще была сумасшедшей. Я не знаю, сколько бы еще продержалась, потому что гнев не мой конек. Для меня он был непривлекательным и неконтролируемым. Он гнал людей прочь и по большей части заставлял совершать опрометчивые поступки, при этом фактически ничего не добиваясь. Мой гнев походил на клетку с норкой, с которой собираются снять шкурку.

Вышибала кивнул бармену и открыл дверь в заднюю комнату. Мы прошли вниз по ступенькам мимо небольших дверей в офис, располагающийся на цокольном этаже. Возможно, я должна была испугаться, но я была слишком зла. Даже когда увидела четырех мужчин, развалившихся в комнате, двое из которых играли в нарды, один зависал в телефоне, а у последнего костяшки пальцев были содранными в кровь, я не испугалась.

Прежде чем кто-либо успел объяснить наше присутствие или познакомить нас, я спросила:

— Кто из вас Скотт Мабат?

Один грязный блондин среднего возраста в черной кожаной куртке, наклонившись к доске для игры в нарды, слегка поднял руку, указывая подождать одну секунду.

— Скотти, давай, — требовал напротив него тощий парень. Он отодвинул крошечную чашку с цедрой лимона в блюдце.

— Заткнись, Винни, — сказал Скотт.

— Это быстрая игра.

Скотт перемешал его фишки.

— Не когда я играю, — он поднялся. — Кэт, приятно видеть тебя так скоро. Кто твоя подруга?

— Она…

— Я — деньги, — я хотела швырнуть конверт ему в лицо и в гневе выйти из помещения, но здравый смысл урезонил меня. — Я представляю ее интересы, и я погашу ее кредит за следующую неделю.

Он обошел стол и медленно открыл верхний ящик.

— Наличными.

— Наличными.

— Я знаю тебя, — он пролистал папку. — Ты замужем за Окружным прокурором?

— Нет. Давайте покончим с этим. У меня с собой есть за прошлую неделю, за эту неделю, и за следующую. Я дам вам…

— Ух, ух, леди. Не спешите. Кэт, ты объяснила, что наши условия изменились? — он обращался к ней так, словно она была ребенком.

Я хотела убить его, причем медленно.

— Нет, — сказала она.

Я никогда не видела ее настолько запуганной. Она была чертовой Режиссершой, ради всего святого.

— Этот контракт, — сказал он. — Он проще, чем дерьмо. Идиот мог бы его понять. Студии дают тебе договор на кипе бумаги, где ногтя не подточишь. Ты идешь к Джиральди, они даже не пишут это дерьмо внизу. Тебе повезло. — Он пододвинул мне два скрепленных листка бумаги. Договор был с крупным муаром на странице и казался результатом сотен поколений ксерокопирования.

— Пункт четвертый, — сказал он, скрестив руки. — Кэт, ты любила читать вслух в классе?

Она протянула руку за страницей. Она в своем уме? Эта послушная девочка не могла быть директором фильма.

Я прочитала четвертый пункт про себя.

— Получатель платежа (обладатель награды) обязуется не сообщать ложной информации о своей возможности погасить кредит, — я пожала плечами. — Хорошо, итак?

— Итак? — сказал он. — Итак!

Кто-то откашлялся и стулья заскрипели. Повышенное напряжение вибрировало в комнате.

Скотт ткнул в меня негнущимся пальцем, как будто хотел ударить.

— Эта сука не сказала мне, что она ядовита. Я вложил пол миллиона на премию Оскар, а не постоянно хныкающую сучку, которую никто не хочет трогать. Ее, блядь, говно будет только на Киношном просмотре в Латвии, которое никто за 5 долларов не купит.

— Небольшая страховка для столь долгого пути, мистер Мабат.

Парень, чьи сбитые костяшки пальцев были теперь полностью забинтованы, фыркнул со смехом.

— Что, блядь, смешного? — спросил Скотт.

Костяшки Пальцев пожал плечами. Скотт, мужчина, который был не в состоянии осилить игру в нарды, взял грязную кофейную кружку и ударил Костяшки Пальцев в затылок с такой силой, что шея парня началась трястись взад-вперед, как в припадке. Это произошло так молниеносно, что его голова упала на стол до того, как другие парни смогли прийти ему на помощь.

— Это были легкие деньги, — Скотт указывал чашкой на меня. На ней была кровь и несколько черных волосков. — Чертовски легкая задачка. Условия изменились. Нет никаких предоплат. Есть тридцать лет графика, который она должна выполнять. — Он с грохотом поставил чашку на стол. — Мы будем рады принять ее задницу, когда она не сможет раскошелиться.

Наконец, я испугалась, но не дрогнула. Костяшки пальцев был в сознании, и два других товарища заботились о нем. Катрина шмыгнула носом позади меня.

— Шш, — сказала я ей. Я держала свой подбородок поднятым перед акулой кредитования. — Вы примите предоплату, плюс пять тысяч, и будете счастливы.

— О, правда?

— Правда.

— Или что? Вы от меня пойдете к мэру? Ой, я сейчас заплачу. Он не сможет разгрести это дерьмо.

Я растянула свои губы в улыбке.

— Он не сможет. Но если вы знаете мое имя, вы знаете и мою семью. И если вы знали что-нибудь о том, как мы выплачиваем долги, то немедленно бы отступили, — я вытащила конверт из куртки и положила его на стол. — Я предлагаю вам навести справки, прежде чем игнорировать мое предложение.

Я схватила Катрину за предплечье и не оглядываясь вышла. Потянула ее вверх по лестнице, через клуб, на улицу. Я выходила расправив плечи, прямой уверенной походкой, будто мне принадлежало все, на что я смотрела. Моя подруга ревела, садясь в машину. Я последовала за ней и села на пассажирское кресло, как если бы она у меня была личным водителем. Остановившись на красный свет светофора, я начала плакать, и напряжение стало спадать.

Катрина потерла мою спину.

— Послушай, я заплачу, сколько смогу, и он забудет обо мне на какое-то время. Я имею в виду, что он не предпримет ничего плохого, зная, что я могу обратиться к копам, — она горько рассмеялась.

— Твои мемуары станут блокбастером: «Как загубить замечательную карьеру за два года» или «Девушка с перебитыми коленными чашечками».

— Может быть, я заставлю его влюбиться в меня. Стану Катриной Мабат.

— О, Боже, нет. Ты бы отправила его к конечной гибели, — сказала я.

— Я думаю, тебе следует отступить. Самосохранение — это почетно.

— Я выплачу ему и уйду. Ты будешь делать фильмы, и все будет снова в норме.

Она вздохнула, но в воздухе мертвым грузом висела данная ситуация. Мы подъехали, и я заметила тень, а потом услышала стук в окно моего автомобиля, что-то похожее было на Горе Вашингтон. Лысый мужик. Сигареты.

— Кто это? — спросила Катрина.

— Моя тень, — я опустила стекло. — Привет. Могу я чем-то помочь?

Запах кислой земли ворвался в машину. Он протянул мне свой телефон. Я колебалась.

— Спин, — сказал Мужчина-турецкие сигареты. — Он хочет поговорить с вами.

— Вау, Ти Дрей. Вау, все в порядке? Немного странного и ревнивого?

Я взяла телефон. Я должна была сдержаться перед Катриной и не называть его Капо.

Он выдержал паузу, привлекая мое внимание, и напряженным голосом позвал:

— Contessa?

— Привет.

— Вы были в армянском ночном клубе? Это именно то место, куда ты обычно ходишь?

Это был прямой вопрос, адресованный мне, без всякого вступления. Его тон напоминал натянутую пружину. Он нуждался в чистой правде, или он сам пойдет по следу.

— Я встречалась со Скоттом Мабатом.

Он молчал, но на заднем фоне, я слышала бормотание мужчин, как если бы он был в переполненной комнате.

— Антонио? — позвала я.

— Отто доставит тебя ко мне.

— Нет, я…

— Он заберет тебя и если надо принесет, — лучше бы он кричал, или чтобы голос его поднимался, но он прикладывал все силы, оставаясь спокойным и говорил практически шепотом.

Я знала, почему он был Капо. Я была помешана на нем. Я бы не смела ослушаться его, но и терпеть такой тон была не обязана.

— Кэт, — произнесла я, — этот парень отвезет меня к Антонио. Мы довезем тебя до дома и убедимся, что ты вошла внутрь, хорошо?

— Ладно, Ти Дрей, — ее голос был настороженным, а слова покладистыми.

Я повернулась к Отто.

— Хорошо?

Он поднял руки вверх и улыбнулся. Оба его мизинца отсутствовали.

— Это не проблема, — он говорил с сильным акцентом.

Отто открыл дверь автомобиля. Я начала выбираться, но Катрина положила руку на мое предплечье.

— Спасибо, — сказала она.

— Это не проблема, — ответила я, подражая акценту Отто.

Она улыбнулась.

— Ты прелестная засранка. Я не замечала этого в тебе.

— Я тоже.

Отто припарковал свой невероятно невзрачный серебряный Corolla на два места дальше и открыл заднюю дверь для меня.

Когда он сел, я сказал:

— Автомобиль приятно пахнет.

— Grazie. Не курю в машине. Еще пахнет новым, да?

— Так и есть.

— Ладно, мы проводим вашу подругу домой, а потом поедем, хорошо?

— Да, сэр.

* * *

— Куда мы едем? — спросила я, после того как мы довели Катрину до двери.

Отто что-то набрал на своем телефоне.

— В офис. Мне только что подтвердили.

— Как давно вы наблюдаете за мной, Отто?

Он пожал плечами и выдвинулся вперед.

— Неделю. Я сплю в машине. Но не курю в ней. Моя жена сходит с ума, что я не дома, но у меня есть работа, и я буду это делать, пока босс не скажет мне перестать.

— Я надеюсь, вы увидите ее снова вскоро.

Он помахал четырьмя пальцами в воздухе.

— Спин, он спас мне жизнь. Она же просто делает меня сумасшедшим все время. Наблюдать за вами? Как отпуск.

— Как же он спас вашу жизнь?

— Это длинная история.

— У меня есть время.

Он сделал движение, закрыв свои губы на замок и выбросил ключ.

— Пусть он сам расскажет. Но он не будет. Он слишком скромный.

— Антонио Спинелли? Скромный?

— Как священник.

Я подавила смех.

 

Глава 32

Мы приближались к Ист-Сайд Моторс. Желто-черный знак выглядел выцветшим в затемненном свете. Стоянка была пустой, поэтому мы припарковались без особых хлопот. Антонио стоял посреди всего этого в черном костюме, ожидая. Уличный сенсорный фонарь покачивался, отбрасывая луч света в темноте вокруг него.

Отто поднялся.

— Buonasera, босс.

— Спасибо, Отто, — сказал Антонио, открывая мою дверь. — Иди в дом и выпей кофе, потом иди домой и отдыхай.

— Grazie, — ответил Отто и исчез в дверях гаража.

Антонио взял меня за руку, и я вышла из машины.

— Contessa, — произнес Антонио тихо, лицо его оставалось в тени от искусственного света.

— Да, Капо?

Он толкнул меня к машине.

— Я сказал тебе, чтобы ты не встречалась с ним.

— Он ударил Катрину. Я сожалею, но я не могла ждать тебя, чтобы позаботиться об этом.

— И ты позаботилась об этом? — его руки двинулись вверх по моей грудной клетке, а большие пальцы подперли мою грудь.

Я посмотрела вниз.

— Не совсем. Он не стал брать предоплату. Он угрожает.

Антонио мертвой хваткой взял мое лицо в одну руку, пытаясь заставить посмотреть ему в глаза.

— Он угрожал тебе?

— Он угрожал Катрине, — я оттолкнула его. — Я хочу пойти домой. Боже мой, как же я позволила привезти себя сюда?

Я толкнула его изо всех сил, и он отступил назад. Освободившись, я двинулась к открытым воротам, не зная, в каком направлении мне идти. Нужно было вызывать такси. Возможно, я могла бы подождать его дальше по улице, но Антонио не отпустит меня. Пытаясь выйти на свободу через открытые ворота, на темные улицы и пустые тротуары, я услышала его шаги позади, затем он схватил меня за предплечье. Мне удалось выкрутиться и рвануть прочь.

— Стоп!

Его пристальный взгляд был темным и недосягаемым, второй раз я видела его таким. Он сместился, попадая в поле моего зрения, и подошел, встав передо мной. Он взял меня за талию и перекинул через плечо. Я бы закричала, но у меня не хватало дыхания. Все, что я могла сделать, это смотреть как скользят тени на асфальте.

Я колотила его по спине, но была беспомощна.

— Антонио!

— Успокойся.

— Остановись!

— Basta, женщина, — он миновал гараж, куда ушел Отто и открыл дверь в темный офис. Не сбавляя шаг, минуя кулер с водой и стойку секретаря, он ударил по открытой двери в свой кабинет, затем захлопнул ее ногой.

По дороге что-то упало со стола, но он не обратил внимания, и бросив меня в кресло, навис надо мной. От него веяло мощью и силой.

— Послушай меня, — прорычал он, положив руки на подлокотники кресла. — Я убью любого ублюдка, который цепляется к тебе. Итак, если ты войдешь в комнату к нему снова без меня, это будет значить, что ты бы хотела, чтобы этот человек умер.

Именно это он и имел ввиду. По сжатым губам и морщинам на лбу я поняла, что он не шутил. Он убьет ради меня, и это будет на моей совести.

— Я признаю, что была напугана, и ты первый человек, о котором я подумала, — сказала я. — И последний человек. Но между тем, я боялась, тебя вовлекать.

— Ты вовлечена. Я вовлечен. Мы не можем повернуть назад сейчас. Ты сказала, что увидела тупого панка лицом к лицу, и я чуть не сошел с ума. Я видел тебя с этой другой задницей, с тем, кто обманул тебя, и я был безумен. У меня отключаются мозги, когда он подходит к тебе. Ты знаешь, сколькими проблемами это может обернуться, если меня арестуют за что-нибудь глупое? Как избиение парня с уродливым Порше? Я подумал, что он ударил тебя, и я потерял голову.

— Ты даже не знал меня.

Он продолжил, как будто я ничего не сказала.

— Когда я был юным, меня прозвали Тонио-овод, потому что я взрывался без причины. Но теперь я мужчина, и я не делаю этого. Тонио-овод был ребенком, отбросом общества, который не имел никакого контроля над собой. Но он возвращается каждый раз, когда я вижу тебя.

Я боялась его, за него. Я развернулась и прикоснулась к его лицу.

— Держу пари, он был не так уж и плох.

— Пожалуйста, пойми.

— Я понимаю. Ты поцелуешь меня?

С бешеной скоростью и интенсивностью он поцеловал меня, используя свой язык, словно это был его член, который он засунул в меня. Мы с Антонио опускался со мной до тех пор, пока оба не очутились на полу.

— Здесь, — я потянула его за запястье и сунула руку между своих ног. — Почувствуй, какая я влажная. — Я прижала его руку к моим влажным трусикам, двигая ею, пока его мизинец не коснулся моей мягкой кожи. — Для меня это никогда не было так просто, это все ты. Так я реагирую на тебя. Это пугает меня.

Он всосал воздух сквозь зубы.

— Тогда мы квиты, Contessa.

— Возьми меня сейчас, пожалуйста. Трахни меня.

Он скользнул двумя пальцами в меня на всю длину, нажимая так, словно хотел вставить целую руку, и я шире развела свои ноги, как будто предлагая ему это сделать. Его лицо было напротив моего, мы дышали воздухом друг друга, а он наблюдал, как я реагировала на прикосновения.

— Я трахну тебя жестко кожа к коже.

— Да, — ахнула я, хватаясь за его пояс.

Раздался стук в дверь.

— Спин? Ты там?

— Черт, — проворчал он, затем крикнул в дверь. — Что, Ло?

— Э-э, извини, но э-э, мы получили ответ от Донны Марии. И ты сказал…

— Хорошо, — он вытащил из меня пальцы.

Ло не расслышал его.

— Ты сказал, если мы услышим от нее, что…

— Ло! Basta! Я выйду к тебе, — он поправил мои трусики и юбку. — Я сожалею, Contessa. Деловые звонки. Мы вернемся к этому позже.

— Может Отто отвезти меня домой?

— Я сожалею, но ты не пойдешь домой сегодня вечером. Я попрошу одного из парней отвезти тебя ко мне, вещи тебе доставят. До тех пор пока я не позабочусь о Скотте Мабате, ты будешь со мной, — он стоял передо мной и эрекция явно проявлялась из-под его брюк.

Мне было все равно, я лежала распростертая на полу.

— Антонио, стоит ли?

— Стоит. Это как в детском шоу. На экране выделяют каждый слог, чтобы ты смогла пропеть слова всей песни, — он протянул руку, чтобы помочь мне встать. — Просто сделай, что я сказал.

* * *

Мы пересекли стоянку в полной темноте, держась за руки, и когда до гаража оставался всего лишь шаг, он сжал мою руку. Я услышала мужчин произносящих что-то по тику «хуп-хуп».

— Иди за мной, — сказал он и открыл дверь.

В низком помещении, отделанном деревянными панелями и заполненным сигаретным дымом, находилось несколько мужчин, они повернули головы в нашем направлении. Ло, схватившись за руку, быстро выпрямился. Последовал опять звук «хуп», другие отреагировали метанием дротиков и передачей наличных.

Дартс.

Итальянский флаг закрывал одну из стен. Стулья были из хорошего дерева, как и рабочий стол, пол покрывал линолеум. Я узнала человека в фетровой шляпе из ресторана Зии. В комнате воцарилась тишина, словно опустили свинцовый занавес.

Антонио поцеловал меня сначала, в левую щеку, потом в правую. Стоя перед всеми, он пристально посмотрел мне в глаза.

— Синьоры, это Тереза. Тереза, ты встречалась с Лоренцо.

Ло подошел ко мне, как будто видел в первый раз и взял за руку.

— Piacere, — он поцеловал меня в правую щечку, потом в левую, и отступил назад.

— Отто, ты еще здесь? — позвал Антонио.

Отто шагнул вперед и взял меня за руку.

— Piacere di conoscerla, — он поцеловал меня точно так же, в правую щеку, потом в левую.

— Приятно познакомиться, — ответила я.

— Ступай теперь домой, — сказал Антонио. Он указал на человека в клетчатой куртке с залысинами.

— Энцо, познакомься с Терезой.

— Очень приятно познакомиться с вами, — сказал он с чистым калифорнийским акцентом, только у него было такое произношение. Он повторил с моими щеками то же самое, что и все.

— Вы отлично говорите, — я насчитала больше трех. Мужчина в фетровой шляпе был следующим.

— Николо, это Тереза.

— Piacere, — он поцеловал меня быстро, оторвавшись от подсчета пачки купюр, словно все это доставляло ему неудобства.

— Я тоже рада с вами познакомиться.

— Последний, Симон, я хотел бы, чтобы ты познакомился с Терезой.

— Приятно познакомиться! — единственный блондин в этой группе, он пожал мою руку, как будто только что продал мне автомобиль, широко улыбнулся, и только затем поцеловал в каждую щеку. Антонио бросил короткий взгляд на него. Он поцеловал меня сначала в правую, потом в левую щеки, и запутавшись, мы чуть не поцеловались в губы. Он засмеялся.

— Энцо, Николо, — сказал Антонио, — отправляетесь к армянскому strozzino. Позвоните мне, когда закончите с ним. Ло, отвезешь леди в маленький домик, потом заберешь ее вещи.

Отто, Энцо и Николо вышли, переговариваясь низкими голосами.

— Антонио, — сказала я с предупреждением в голосе.

— Не беспокойся, ничего особенного, — сказал он. — Пожалуйста. Позвони своей соседке и скажи, что Ло приедет за вещами.

— Мне завтра на работу.

— Я надеюсь, что ты туда попадешь, — он прошептал мне на ухо: — Я кончу в тебя. Только подожди.

Влетел Паули.

— Эй! Я слышал, здесь было официальное знакомство.

— Привет, Паули, — сказала я.

— Это — Тереза, — сказал Антонио.

Паули радостно поцеловал меня в левую щеку, затем в правую, и взяв за плечи, сказал:

— Добро пожаловать. Хорошо, что вы с нами.

— Спасибо, — ответила я.

Паули повернулся к Антонио.

— Мы позаботимся о Донне Марии?

— Да. Позволь мне устроить Терезу, тогда и поговорим об этом.

 

Глава 33

Маленький желтый домик находился в предгорье Теннесси, окутанный со всех сторон листвой деревьев и посевными полями. Худощавый ребенок лет девятнадцати с кожей, усыпанной прыщами, сидел на крыльце. Когда Ло и я подъехали, он поднялся.

— Дон, — сказал Ло, — Это Тереза. Босс официально представил ее сегодня вечером.

— Ух, — парень вздохнул с удивлением. — Хорошо, тогда. Piacere. — Его акцент был ужасен, но он поцеловал меня в обе щеки.

— Донателло будет на крыльце. Он будет приглядывать за вами, не беспокойтесь о нем. Ло ударил подростка ладонью об ладонь, и тот чуть не рухнул.

— Спасибо, — ответил мальчик.

— Это конспиративный дом, не так ли? — спросила я.

— Когда-то был. Теперь это просто безопасный дом.

Он провел меня через дом с двумя спальнями, которые выглядели более обжитыми, чем конспиративные дома, которые я видела в фильмах. Я увидела отголоски старого мира повсюду, в необработанном дереве и расписанной вручную керамике. Лоскутное одеяло на моей кровати было темно-бордового цвета, картины маслом показывали побережья и горы, только кухня была ультра-современной частью дома и на столешнице возвышалась корзина со свежими фруктами.

— Это дом Антонио? — спросила я.

— Угу.

— Он меньше, чем мой лофт.

Ло пожал плечами.

— Ему он нравится таким.

— Вы можете привезти Катрину? Я беспокоюсь о ней.

— Босс ее защитит. Он заботится о своих людях. И после сегодняшнего вечера, вы с нами, — Ло поцеловал меня в обе щеки снова и ушел.

* * *

— Катрина? С тобой все в порядке?

— Я наступила на осколок лебедя, я хочу, чтобы ты знала.

Я лежала, свернувшись на чужом диване, в чужом доме, со странным охраняющим меня парнем на крыльце. Смотрела новости по телеканалу, выключив звук. Новостная лента двигалась, а дикторы говорили.

— Один парень приедет за сумкой. Ты можешь собрать некоторые мои вещи?

— Чашки? Тарелки? Блюдца? Что ты хочешь?

— Ты в порядке? — спросила я.

— Когда я не плачу, то в порядке. Боже, я так напортачила.

— Мы все исправим. Не знаю как, но мы сделаем это. У тебя хороший фильм.

— Я собираюсь к своим родителям в Ориндж завтра. И останусь там на несколько дней, чтобы разобраться вместе с ними в моем дерьме. Если он будет преследовать меня, мой папа просто застрелит его.

— Великолепный план.

Она шмыгнула носом.

— Ты хочешь электрическую зубную щетку? Или обычную?

— Обычную. Я не намереваюсь оставаться здесь настолько, чтобы пришлось подзаряжать электрическую щетку.

— Ладно. Я должна идти. Майкл пришел.

— Правда?

Лицо Даниэля появилось на экране. Внизу было написано, что он делает беспрецедентное заявление: открытие крупного дела в отношении организованной преступной семьи на завершающем этапе предвыборной кампании на пост мэра.

— Бесбашанный придурок, — пробормотала я.

— Извини?

— Ничего. Проведи с Майклом весело время. И, Кэт?

— Да?

— Кого-то пришлют приглядывать за тобой. Сохраняй спокойствие, ладно?

— Господи, Ти Дрей, во что ты влезла?

— Я не знаю, но думаю, что я влипла по самые уши.

* * *

Я спала на диване, пока темно-синее небо не растворилось в утренней голубизне. Он пришел ко мне с еле уловимым запахом сосны и мускуса. Касание его губ разбудило меня, его твердое огнестрельное оружие под мышкой соответствовало такой же твердости между его ног.

— Капо, — прошептала я сквозь сон.

— Ах, Contessa. Я едва мог говорить сегодня вечером. Все, что я хотел сделать, приехав — это заключить мир, чтобы иметь тебя каждый день и каждую ночь, — он потянул вверх мою футболку и поцеловал живот.

— Это из-за неприятностей с твоими людьми?

— На сегодня закончено. Завтра завершу незаконченные вопросы, — он расстегнул мой бюстгальтер.

Я врылась пальцами в его волосы, когда он ласкал языком, посасывая, мои соски.

— Я могу пойти на работу?

— Ш-ш-ш. Не разговаривай, — он отстранился и встал на колени, глядя на меня. Подтянув мою юбку кверху, он сместил трусики.

— Раздвинь ноги, — он сбросил куртку и стянул рубашку. — Дотронься до себя, — было ощущение значимости его действий, пока он освобождался от остатков своей одежды.

Я наблюдала за ним со своими пальцами между ног, поглаживая мои складочки и влажный клитор.

— Я хочу тебя, — застонала я. — Я хочу тебя внутри себя.

— Ш-ш-ш, — он приблизил свой член к моему отверстию и толкнулся вперед.

Я положила руки на его плечи, позволяя его бедрам ударяться о мои. Взяв мои руки, он подложил их под мою попку, крепко обхватив ее. Он прижимался всем своим телом, словно в попытке проникнуть мне под кожу. Я не смогла бы остановить его, если бы он решил это сделать. Антонио обездвижил меня своим весом, сдерживая свое желание. Мои ноги были свободны, но служили ему для поддержки.

— Каждый день, — шептал он, — я буду брать тебя, как сейчас. Утром, перед кофе, я трахну тебя. Ночью я жестко трахну тебя. В нашей спальне, в гостиной, на кухне, я буду любить тебя в каждой комнате. Mi amore, я разорву тебя своей любовью и соберу опять вместе. И когда я уйду от дел, ты все еще будешь называть меня Капо, потому что ты моя. Всегда моя.

Говоря эти слова, он уткнулся в мою щеку. Я чувствовала прошлое, настоящее и будущее, находясь в коконе его рук. Я не хотела ничего и не чувствовала голода, ничего, только наслаждение в моих ногах и ощущение давления его кожи и мускулов.

Я ахнула, потому что собиралась кончить. Я задавалась вопросом, будет ли мой взрыв длиться, спрессованный под тяжестью его рук и изысканой лаской его слов. Но оргазм пришел бурным потопом. Моя спина выгнулась, бедра напряглись и стали скованными. Я ничего не видела, не слышала и не чувствовала ничего, кроме Антонио. Только его вес, дыхание, его запах, и удовольствие, раскручивающееся под моей кожей. И его внутри меня.

* * *

Мы оставались в объятиях друг друга долго, просто лежали сплетенные и дышали. Я так устала, что чувствовала себя сонной под ним. Он прошептал «mi amore», целуя мою шею и плечи, и я окончательно расслабилась в его сильных и нежных руках.

— Мой Капо, — сказала я. — Всегда.

— Ты должна поспать, — он осторожно убрал мокрые пряди с моего лица, словно это представляло собой огромную важность. — Я принесу сумку.

— Я надеюсь, она упаковала рабочую одежду.

— Ты останешься здесь сегодня. Я еще не позаботился о strozzino.

— Антонио, пожалуйста. У меня есть дела.

Он прижал свои пальцы к моим губам.

— Что ты думаешь, произошло прошлой ночью?

— Я пошла за толстым коротышкой, которого ты ко мне приставил.

— Теперь ты находишься под моей защитой. Моя команда знает тебя. Они не могут прикоснуться к тебе, и они будут защищать тебя. Но ты также обязана держаться подальше от неприятностей. В течение нескольких дней ход вещей будет нарушен. Бруно и Вито… они делают свое дело. Я не хочу этого. Вито с молодыми девушками… — он потер глаза. — Он мне не нравится, но… — он поднял глаза и схватился за шею, как будто стряхнув мысли. — Мы должны заплатить долги другой семье, поэтому каждый занимается своими собственными делами. Все должно завершиться прежде, чем я смогу позволить тебе ходить без сопровождения.

— Что? — я села, и он отодвинулся от меня.

— Я не могу, не изолировав тебя, сохранить твою безопасность. Это единственный способ. Ты неприкосновенна теперь до тех пор, пока соблюдаешь правила.

— И что за правила?

— Не общаться с прессой или полицией. Не рассказывать о нашем бизнесе никому. Не задавать вопросов, — он поднял руку, останавливая мои возражения. — Ты можешь спросить меня, но никого больше. Я владею всей информацией. Мои люди знают лишь некоторые вещи и то, что они расскажут, будет только половина истории. А я знаю, что это может причинить тебе боль.

— Ты мог бы сказать это перед тем, как произошли взаимные поцелуи.

— Что я такого попросил? Чтобы ты была преданной? Чтобы ты сначала приходила ко мне? Только то, что я сказал, заставляет сидеть тебя здесь, скрестив руки.

Я вздохнула. Конечно, он был прав. Конечно, я не имела намерения предавать его или продолжать расследование дальше. Но этот список правил действительно заставилял меня негодовать.

— Я должна находиться в послушании, — сказала я.

— Одну минуту послушания, — ответил он, поцеловав меня, его рука подняла мой подбородок, и язык проник в приоткрытый рот. Он остановился. — Моя минута, Contessa. Ты все еще моя?

— А ты мой Капо, — прошептала я. — Но я страшно сердита на тебя.

— Нам следует попасть в душ прежде, чем я трахну тебя снова.

* * *

Катрина собрала все, что мне нужно. Один комплект рабочей одежды, один комплект обычной одежды. Обувь, туалетные принадлежности и записку.

«Ти, спасибо тебе за все. Ты — сияющая звезда. Я обещаю, что не подведу тебя. Однажды ты будешь гордиться мной.

Будь осторожной, хорошо?

Режиссерша»

Когда я вышла из ванной, Антонио поднял мой телефон.

— Что мы будем делать с этим парнем?

Там был текст от Даниэля:

«Нужно поговорить с тобой лично, завтра»

— Что мы будем делать с тем, что ты читаешь мои смски?

— Как часто ты разговариваешь с ним? И телефон лежал на столе экраном вверх, вот я и посмотрел.

— Ты мне не доверяешь? — спросила я.

— Доверяю.

— Я думаю, ты упускаешь возможность получить некоторую внутреннюю информацию, Капо.

Он скрестил руки на груди и сузил глаза.

— Contessa.

— Если я его не увижу, он станет подозрительным. Я предполагаю, он открыл дело против тебя. Думает, что я, возможно, с тобой. Позволь мне встретиться с ним и узнать, чего он хочет.

— Ты будешь шпионить для меня? Я никогда не захочу, чтобы ты это делала.

— Честно говоря, я хочу поехать домой и провести простой, обычный день. Ты знаешь, один простой день, в который я не увижу пистолетов и не приму участие в каком-то ритуале, которого совсем не понимаю.

— И для этого тебе нужно увидеть Даниэля Брауэра?

— Он не кредитная акула или малыш капо, метящий территорию. Он не сможет ненавидеть тебя больше, чем уже есть, и он никогда не дотронется до меня. Ну скажи, что со мной может произойти, если я пойду на работу, а потом на ланч? — я положила руки на его плечи, но он убрал их. — Мы будем в публичном месте, я обещаю. — Я обвила его за талию, и он притянул меня к себе. Поцеловав меня в макушку, он крепко обнял меня.

— Come volevi tu.

 

Глава 34

Энцо подвез меня до дома на своем темно-сером феррари и высадил на парковке. Я направилась прямиком к своей машине, чтобы вовремя успеть на работу.

Пэм, как всегда была вся в делах. Её стол украшал букет из десяти красных роз.

— Доброе утро, — сказала я.

— Доброе.

— Что у нас сегодня?

Пэм огласила весь список встреч и переговоров. Я набрала сообщение Даниэлю.

«- Во сколько сегодня?»

«— Полный завал. Давай завтра? Минут за 30 до обеда?»

«— Без проблем.»

— Можешь зарезервировать большой конференц-зал на завтра, на одиннадцать тридцать утра? — спросила я Пэм.

Её пальцы застучали по клавиатуре.

— Запросто. С кем встреча?

Я заглянула ей через плечо. Мигающий курсор на экране монитора ждал моего ответа.

— Даниэль Брауэр.

Она вбила его имя и бросила на меня хмурый взгляд из-под украшенных стразами очков.

— Знаешь, утренний опрос показывает, что он лидирует в выборах на пост мэра.

Я вытянула карточку из букета.

— Я всегда знала, что он и без меня победит.

«— Вечером.»

Я улыбнулась про себя. Сегодня вечером. Конечно.

* * *

Я весь день пыталась сосредоточиться на встречах и цифрах. Но мысли о теле Антонио не покидали меня, даже когда я пыталась разрешить конфликт между двумя бухгалтерами в своей команде. Не знаю, как долго еще я продержусь в WDE. Последние несколько месяцев работа совершенно перестала меня увлекать. Чем больше времени я проводила с Антонио, тем отчетливее понимала, что это просто рутина, серые будни моей жизни.

Телефон Антонио всегда был со мной. Когда во время встречи он зазвонил в моем кармане, я извинилась и вышла в коридор.

— Капо?

— Паули.

Я покраснела, словно он мог уловить ход моих грязных мыслей.

— Привет, Паули.

— Я заберу тебя после работы. В шесть нормально?

— Конечно. Я оставлю свою машину на стоянке.

— Увидимся.

* * *

Когда я зашла на парковку, феррари Паули был уже там. Он стоял в тени от изгороди бугенвиллеи и курил, облокотившись о машину.

— Эй, что случилось? — спросила я, указывая на порез, рассекающий его нижнюю губу.

— Упал на кулак одного парня.

— Надо быть внимательнее, когда падаешь.

— Ему тоже досталось. Можешь сказать своей подруге, что ее долг прощен.

— Я верну ему деньги. Мне ничего от него не нужно, — ответила я.

— Не беспокойся об этом.

Он открыл дверь со стороны пассажира, и я села в машину. Паули явно не хотел обсуждать вопрос с деньгами. Я решила подождать с расспросами, но мне необходимо было убедиться, что Катрин больше ничего никому не должна.

— Куда мы едем? — спросила я.

— В Сан-Педро.

— На пляж? — попыталась я пошутить. В Сан-Педро действительно был пляж. Еще там располагалось огромное количество погрузочных доков. Но больше всего это место было известно как настоящий оплот организованной преступности.

— У нас там офис.

— Понятно.

Он влился в поток машин на бульваре Уилшир.

— Откуда ты родом, Паули? У тебя чисто-американское произношение.

— Отсюда. Я родился и вырос здесь. Чистокровный итальянец из Лос-Анджелеса.

— Хмм, и ты всегда жил здесь?

Он махнул рукой, словно указывая на что-то позади меня.

— Да, американец в нескольких поколениях. Так же, как и Спин.

— И вы, ребята, партнеры? Я имею в виду, ты первым был здесь? Он просто вторгся на вашу территорию или что?

— Он сказал мне, что ты любишь задавать вопросы.

— Он не сказал тебе, что иногда бывает хуже, если ничего не спрашиваешь?

Он повернул на юг ЛаСиниега.

— Мне как-то не приходило это в голову. Я стараюсь держать нейтралитет. Так безопаснее. Зачем задавать вопросы, если ответы очевидены.

Я молчала вплоть до десятого шоссе. Он свернул на восток, и нас оглушил поток ветра. Паули вдруг заговорил, словно все это время обдумывал свою речь.

— Когда Спин приехал сюда, он уже имел определенный авторитет. И это важно. Это давало ему право на доверие, понимаешь? Он пришел прямиком ко мне и попросил разрешения начать здесь свой бизнес. И это было правильно.

— Я не могу представить, чтобы он у кого-то просил разрешения.

— Было видно, что он способен собрать команду. И скажу тебе, что с моей стороны было бы просто глупо отказаться от такого партнера.

— Почему?

— Потому что я люблю деньги, вот почему, — сказал он.

— Похоже, он знает, как их зарабатывать?

Он не ответил, и я подумала, что и так уже сказала слишком много, лишив его зоны комфорта. Он потер губы и перестроился в другую полосу.

— Как твоя семья заработала свои деньги? — спросил он.

— Воровство из поколения в поколение. Мои предки даже достигли уровня легализованного высокопрофессионального воровства. Сейчас мы пожинаем капитализированные проценты от всего этого.

Он рассмеялся.

— А ты честная.

— Иногда.

— Тогда я тоже буду с тобой честен.

— О, похоже, я не зря отменила свою встречу.

— Ты нравишься ему, моему партнеру.

Я собиралась пошутить, о том, какое облегчение, наконец-то это услышать, но передумала. Казалось, для него все это было очень серьезно, поэтому я решила заткнуться.

— Он представил тебя. Такое случается не каждый день. В его жизни были другие женщины. Но они являлись частью семьи, — он взглянул на меня, затем снова перевел взгляд на дорогу. — Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Думаю, да.

— Хорошо. Они ничего не значили. Но ты? Он по уши в дерьме. Спин облажался. Конкретно облажался. Теперь все изменится, и я не знаю, сможешь ли ты справиться со всем этим.

— Ты уверен, что он не против того, что ты говоришь мне все это?

— Я не сказал тебе ничего, что ты сможешь как-то использовать. Причина в том, что я, если честно, не доверяю тебе.

Я наблюдала за кортежем, остановившемся в центре сто десятого шоссе. Дорога была относительно свободной. Паули держался левой стороны, и все уступали ему дорогу.

— Думаю, я не виню тебя, — сказала я.

Серо-коричневое небо Сан-Педро показалось над горизонтом. Гигантские краны в форме стульев нависали над морской гладью.

— Спасибо, что помог с моей сестрой в тот вечер, — сказала я.

— Без проблем.

— Ты действовал очень хладнокровно.

— Спасибо. Ты тоже.

 

Глава 35

Поток машин нес нас вглубь док зоны. Петляя между желтыми и черными полосатыми ограждениями, мы выехали на небольшую парковку, где было два трейлера и пара автомобилей.

— Да, Паули, ты действительно знаешь, как заболтать девушку.

Он подмигнул мне в ответ, и мы вышли из машины. Я последовала за ним к двум красным морским контейнерам. Длиной около пятидесяти футов каждый, они стояли на краю бетонной пристани, угрожая свалиться в воду.

— Ладно, малышка, дело вот в чем, — сказал Паули. — Сейчас ты пойдешь со мной и не будешь нервничать. Я не причиню тебе вреда. Ни тебе, ни тем, о ком ты беспокоишься. Ты должна кое-что увидеть. Просто поверь мне.

Как ни странно, я не нервничала. В конце концов, Антонио заберет меня, поэтому я в безопасности. Но после слов Паули я ощутила какую-то неуверенность, и мое сердце бешено заколотилось. Передо мной находился контейнер, без окон и дверей. Войдя в него, я запросто могла попасть в ловушку.

— Ну что ж, идем, — сказала я.

Он ухватился за металлический рычаг и дернул его вниз. Как в фильме ужасов дверь открылась с жутким скрипом. Луч света скользнул в темный проход внутрь контейнера, и я почти передумала.

— Я оставлю дверь приоткрытой, — сказал Паули.

— Ты пойдешь со мной?

— Конечно. После вас.

Я не чувствовала себя в безопасности. Но и не ощущала угрозы от Паули, не думаю, что он прыгнет на меня как стая волков, чтобы разорвать в клочья. Я подошла ко входу в контейнер. Возможно, меня подгоняло любопытство. Возможно, мое стремление к самоуничтожению. Или мне хотелось заслужить авторитет в определенных кругах. Не знаю зачем, разве что положить его в сумочку от Прада и одеть подходящие по стилю шпильки.

Сделав пару шагов, я услышала звуки влажного, неровного дыхания. Дверь закрылась, погрузив контейнер во тьму.

— Ты сказал, что оставишь дверь открытой, — произнесла я.

— Упс.

Включился свет. Тьма рассеялась, и я увидела длинный туннель. Присмотревшись, в тусклом свете промышленного освещения я заметила мужчину. Он лежал на полу, его лодыжка была прикована к крюку на стене контейнера. Я и так была на взводе, но когда дверь снова открылась, я подпрыгнула так, что едва не выпрыгнула из собственной кожи.

Паули рассмеялся. Он прислонился к стене, набирая смс.

Ло просунул голову в открытую дверь.

— Вот вы где.

— Входи, — сказал Паули.

— Привет, мисс Дразен, — сказал Ло. — Как дела?

— Хорошо.

Ло взглянул на Паули, затем на парня.

— Она в полном порядке, — сказал Паули. — Давай, покажи его.

Захлопнув дверь, Ло пересек длинный транспортный контейнер в четыре шага. Он пнул парня, находившегося в полусознательном состоянии.

— Эй, мудак.

Он схватил мужчину за шкирку. Его лицо было избито до крови, но я все равно узнала в нем Скотта Мабата. Ло вытащил бутылку содовой из кармана и встряхнул ее, прежде чем бросить Паули. Паули кивнул и, проходя мимо меня, отсалютовал мне бутылкой. Я заметила конденсат. Содовая, должно быть, была холодной, как лед.

— Пора вставать, Скотти, — Паули открыл бутылку и плеснул в лицо Мабата.

— Блядь! — закричал Скотт.

— С возвращением.

— Да пошел ты! — прорычал он, сплюнув кровь.

— Нелегкая выдалась ночка. У меня для тебя кое-что есть, тебе понравится, — Паули повернул лицо Скотта так, чтобы я оказалась в его зоне видимости.

Черт. Я быстро должна была что-нибудь придумать, и я решила сделать то же, что и всегда. Успокоиться. Не показывать своих эмоций и ничего не предпринимать.

— А где Антонио? — спросила я.

— У него дела. Он скоро будет.

— Чертова фригидная сука, — прошипел Скотт.

— Я вижу, ты не утратил своего прекрасного чувства юмора, — произнесла я.

Ло громко рассмеялся. Я думала, он никогда не успокоится, но вскоре его смех затих.

Паули закрыл бутылку с содовой и повернулся ко мне.

— У меня есть одна проблема, и думаю, ты поможешь мне ее разрешить. Скотти всего лишь жертва моего партера. Точнее его желания тебя защитить. Не думал, что он способен на подобное. Но это так.

Скотт кашлянул и пробормотал.

— Я пристрелю тебя, сука, — он сверлил меня глазами, снова закашлявшись.

— Вы получили по заслугам, мистер Мабат. У меня есть деньги и я готова перечислить их вам на счет, — я старалась говорить четко и вести себя по-деловому, несмотря на исходивший от него запах мочи. Никакого страха. Я не позволяла себе задуматься о том, что происходит. Сейчас не время для чувств. Только трезвый холодный расчет. Я не должна мямлить.

— Насрать на деньги, — сказал Скотт. — Я собирался поиграть с сиськами твоей подруги.

— Знаешь, — продолжил Паули, прежде чем я успела ответить на реплику Скотта. — Я буду с тобой честен, как и обещал. Я разузнал кое-что о тебе и твоей семье. Ты чиста, но кое-кто из твоих родственников был замешан в темных делах. Твой отец мог бы научить меня многому.

— Ты мог бы рассказать Скотту, как важно правильно собрать информацию.

Рот Паули напрягся, и я поняла, что он едва сдерживает улыбку.

— Слышишь, Скотти? Ты записываешь?

— Я собираюсь засунуть свой кулак в ее маленькую вьет-конговскую задницу, — зарычал на меня Скотт.

— Эх, — сказал Паули. — Скотти всегда довольствуется объедками.

— И заставлю ее сосать мои пальцы после этого.

— Заткнись, мудак, — Ло ударил Скотта, разбрызгивая его кровь по стене.

И тогда я обратила внимание, на то, что ни на стенах, ни на полу не было крови. Похоже, его избили в другом месте и просто перевезли сюда.

— Вообще-то, — продолжил Паули, — ты мне нравишься. Думаю, я бы даже тахнул тебя, если бы Спин уже не сделал это до меня. Но вы с подружкой — режиссером вечно шляетесь тут, выискивая какое-то дерьмо. И я нервничаю. Тебя ввели в семью, поэтому я ничего не могу сделать. У меня связаны руки. Таковы правила. У всех есть правила, кроме женщин.

— Меня втянули во все это. Ты не забыл?

— Нет. Я не забыл, — сказал Паули. — И если честно, меня не столько волнует, что ты делаешь, сколько вся эта история с Вито. Спин уже был на взводе, когда я подкинул ему кое-какую работенку. Ничего необычного. Но все закончилось тем, что он надрал Вито задницу из-за какой-то ерунды с девчонкой, которую даже не знал. И почему? Потому что у него член зудит. Затем Бруно стал партнером Вито, и в результате уже два человека преследуют Спина с автоматами наперевес. Он бросается на своих же друзей. Четыре дня от него никого толку. Четыре дня он забивает на все правила. Пришлось обратиться к Донне Марии за помощью. Дело настолько плохо, что теперь ему придется просить разрешения у другой семьи делать то, на что у него и так есть полное право. Я тоже втянут во все это и думаю, что твоя киска должка как минимум творить чудеса.

Скотт ползал на коленях. Его руки были связаны за спиной, одно плечо выглядело вывихнутым. Он явно нуждался в госпитализации.

— Вот, что я сказал нашему мальчику, — продолжил Паули. — Я сказал ему, что не собираюсь его убивать. Я сказал ему, что ты всего лишь аксессуар. И он не должен прикасаться к тебе. Ты под нашей защитой на неопределенный срок. Это сделает счастливым моего партнера, а ты останешься целой и невредимой. И наш мальчик очень разозлился, — он пнул Скотта ногой. — Верно, армянский ублюдок? Ты разозлился?

Скотт попытался плюнуть в него, но он лишь получил ответный плевок. Паули наклонился ближе.

— Ты собираешься отыграться на ком-то, не так ли? — спросил Паули.

Скотт улыбнулся во весь свой кровавый рот.

— Ты продал ему Катрин, — прошептала я.

— Возможно. Это зависит от тебя.

Он отступил назад и позволил нам со Скоттом посмотреть друг другу в глаза. Меня охватило беспокойство и безудержный страх. Справившись со своими чувствами, как могла, я поняла, что никогда не привыкну к этому. Я была хорошей девочкой с домом на берегу моря и предпочитала все самое лучшее.

— Ну что ж, мистер Паталано, похоже, мне придется разобраться с этим, — я повернулась, чтобы уйти, но Паули удержал меня за плечо.

— Я еще не закончил.

— Мне все равно.

— Ты можешь побежать к своей подружке-режиссеру. Ты даже можешь побежать к своему папочке. Но я знаю твоего отца гораздо лучше тебя, хоть и никогда не встречался с ним. Наши семьи очень похожи, если вы понимаешь, что я имею в виду. А что твоя подружка? Не пойми меня неправильно. У неё есть какие-то родственники здесь, в Оранжевом Городе. Парочка друзей. Но что будет, если она исчезнет? Ну сообщат об этом в новостях, а на следующей неделе в Лондонской Вестин появится статья о ее затасканной киске.

Он потянулся к своей куртке. За пистолетом. Я думаю, он заметил панику на моем лице, и протянул руку, чтобы успокоить меня. Он медленно вытащил оружие.

— У меня есть к тебе предложение, — сказал Паули. — Ты хочешь заработать мое доверие? Тогда ты и твоя подруга будете под моей защитой. Этот парень вас и пальцем не тронет. — Он протянул мне пистолет.

Ло встрепенулся.

— Паули! Что за черт?

— Заткнись, Ло, — он держал пистолет, предлагая забрать его. — Возьми это и проблема решена.

Скотт слегка рассмеялся. Может быть, кто-то умнее меня нашел бы еще одно решение. Возможно, человек, привыкший манипулировать людьми достаточно долго и зашедший в тупик, изменил бы ход событий, придумав что-то. Но у меня не было ни одной мысли. Я взяла пистолет. Он был легче, чем я ожидала. Легче. Возможно, я ошибалась, когда считала, что он должен весить больше из-за чудовищной опасности, которую в себе таил.

— Возьми его, и ты решишь все свои проблемы, — сказал Паули.

— Это безумие, ты в курсе?

— Я удвоил ставки. Миллион к одному, что у тебя есть внутренний стержень. Не буду лгать, я хочу, чтобы ты вышла из игры.

— Паули, перестань, — произнес Ло.

— Заткнись, Ло, — мужчина стоял ко мне достаточно близко и не сводил с меня глаз. Я уставилась на него в ответ, намереваясь одержать победу в этой игре в гляделки.

— Она не сможет сделать этого, ни за что, — умолял Ло.

Я ответила тихо:

— Это очень рискованное предложение.

— Нет, не совсем.

— Дерьмо, — Ло стал психовать. — Паули, что, если она промахнется и попадет в меня?

— Подними его, — сказал Паули, наконец, перестав прожигать меня взглядом. — Пусть прицелится.

— Я не собираюсь никого убивать, — сказала я.

— Я сделал на тебя ставку, а ты даже не собираешься нажать на курок.

— Антонио знает о твоих ставках?

Словно в ответ на это, телефон Паули зазвонил. Он проигнорировал его.

— Прямо сейчас его здесь нет, не так ли? Ему пришлось разобраться с парочкой парней, заметь хороших парней, от которых ты заставила его отвернуться. Я здесь разгребаю все это дерьмо, что он наворотил. И все из-за кого? Да. Из-за тебя.

Скотт перестал смеяться, кровь на его губах запеклась в виде корки. Паули сжал мою руку с пистолетом. Он посмотрел на оружие, и я проследила за его пристальным взглядом. Пистолет был черным, увесистым, с гладкой квадратной рукояткой. Полицейский пистолет, не ковбойский.

Я просунула палец в металлическую петлю вокруг спускового крючка, плотно обхватив рукоять.

— Вы меня совсем не знаете, мистер Паталано. Думаете, что я какая-то беззащитная маленькая девочка, которой никогда не приходилось постоять за себя. Но я всю свою жизнь боролась за себя. Все не так, как ты думаешь, Паули.

— Докажи это, — его телефон зазвонил снова.

Это был Антонио? Сколько еще мне надо тянуть время, прежде чем это игра наконец закончится?

— Это ничего не даст, Паули, хватит! — Ло уже был близок к истерике.

— Вау, у девочки есть пистолет? — сказал Скотти.

Я не знаю, что с ним было не так, и почему он не мог просто заткнуться. Я не знаю, что такое произошло, что он готов был продолжать бесить своих похитителей, пока они не пристрелят его. Но как бы то ни было, Скотт Мабат явно был склонен к саморазрушению.

Я направила на него пистолет.

— Я могла бы прикончить тебя прямо сейчас.

— У тебя не хватит смелости это сделать. Мои собаки разорвут ее на кусочки.

Он не угрожал мне. Он никогда не угрожал мне, только Кэт. Возможно, он думал, что из-за чувства самосохранения, я бы просто позволила ей спуститься в подвал одной, где он восседал со своим дружками. Он разрешил мне уйти за дверь целой и невредимой. Должно быть, слово Паули действительно что-то значило.

— Я собираюсь пристрелить вас, мистер Мабат, если вы не возьмете деньги и не уберете свои руки от Катрины, — произнесла я.

— Ты никогда не выстрелишь.

— Не выводи меня из себя.

— Бьюсь об заклад, её слезы такие же соленые как соевый соус.

Моя хватка усилилась. Пути назад уже не было. Я стала нажимать на курок. Я жала до тех пор, пока напряжение не достигло своего апогея и курок не отскочил назад.

Ничего не произошло.

Скотт забился в истереке.

Ло вытращил от ужаса глаза и как зачарованный повторял:

— Святое дерьмо, Святая матерь Иисуса.

Я опустила пистолет, снимая палец со спускового крючка. Паули смотрел на меня, явно впечатленный моими действиями. Он молча протянул руку, чтобы забрать у меня оружие.

Нам так и не удалось перекинуться парой слов, потому что дверь со скрипом открылась.

На пороге в прямоугольнике света стоял Антонио.

— Паули, — произнес он, тон его голоса не предвещал ничего хорошего. — Что она здесь делает?

— Я тоже рад тебя видеть. Что так долго?

Антонио зашел внутрь и огляделся, костяшки его пальцев были все в крови и синяках. Ло тут же заткнулся, словно кто-то закрыл его рот на замок, и даже Скотт заставил себя замолчать.

— Ты сказал, что был в трейлере, — ответил он.

— Я переставил его.

Антонио подошел ко мне и забрал пистолет, взяв меня за руку. Внезапно я поняла, что, не смотря на все то, что мы делали, мы никогда не держались за руки. Я боялась причинить ему боль или испачкаться в его крови, но почувствовав, как его пальцы переплелись с моими, я успокоилась.

— Какого хрена ты делаешь, Паули? — спросил Антонио.

— Удачи тебе с ней, — ответил он.

Антонио потащил меня к двери, и я последовала за ним, потому как выбора у меня особо не было. Несмотря на освещение в контейнере, дневной солнечный свет заставил меня зажмуриться. Подняв руку, я загородилась от солнца, пока Антонио тащил меня к своему мазератти.

Он открыл дверь.

— Садись и не заставляй меня силой запихивать тебя внутрь.

Я послушно залезла в машину. Он обошел вокруг автомобиля и сел на место водителя. Мы оба смотрели на открытую дверь контейнера. Никто не вышел. Антонио завел двигатель и рванул с места, разметав гравий.

— Какого черта…

— Он забрал меня с работы, — сказала я.

— Что он тебе сказал?

— Ничего. Мы приехали сюда, и я увидела Скотта. Ты сделал это с ним?

— Я не хотел, чтобы ты видела. Предполагалось, что я поговорю с его ребятами, объясню им все и мы займемся Скоттом. Потом ты возвращаешь ему деньги, и все заканчивается.

— Ну, я все видела. Ты хорошо поработал над ним. Его глаз почти не открывается.

— Было бы хуже, если бы Ло вовремя не оттащил меня от него, — Антонио был в ярости, он вылетел на шоссе на огромной скорости. — Он на этом не остановится. Я уже говорил тебе. Это то, кто я есть. Это то, что ты делаешь со мной. А Паули? Он не доверяет тебе. Он показал тебе это, чтобы ты сбежала от меня, так ведь?

— Он хотел, чтобы я застрелила Мабата в обмен на освобождение Катрин от долгов.

— И что произошло, когда ты не согласилась? — спросил он.

— Я согласилась.

— Ты что?

— Я нажала на курок.

Его лицо вытянулось. Возможно, он думал: «Был ли Скотт слишком тихим, когда он вошел? Он выглядел как мертвый или нет? Кто эта женщина, сидящая рядом? И сколько новых проблем теперь предстоит решить?»

— Ты думаешь, ты один такой, Антонио. Думаешь, ты единственный, кто хочет убить его — сказала я. — Может, умеришь свой пыл? В пистолете не было пуль. Он был слишком легким. Я знала, что он не выстрелит, но я очень жалею, что не выпустила ему мозги. Он дерьмо, а не человек.

Антонио резко дернул руль вправо и на скорости восемьдесят миль в час ударил по тормозам. Раздался жуткий визг, и я почувствовала, как ремень впился в плечо. Все мои чувства были на пределе.

— Да поможет мне Бог, — сказал он. — Я погубил тебя.

Я коснулась его руки, но он отстранился.

 

Глава 36

— Антонио, — позвала я.

Он не ответил, просто держал свою руку сверху на руле.

— Капо.

— Не называй меня так.

Мое лицо запылало, а руки дрожали, как будто я падала вниз с первого подъема на американских горках. Я хотела посмотреть на него, но не могла. Я хотела проверить, есть ли на его руках ушибы, и обвинить его в худшей жестокости, чем я хотела совершить. Я хотела извиниться и потребовать ответа. Я смотрела на свои руки, на них не было крови или синяков, но они дрожали.

— Антонио, в чем дело?

Он свернул с шоссе в центре города.

— Это не важно.

— Я думаю, что важно.

— Мы по-прежнему будем защищать тебя.

— Что? Подожди. Я не понимаю. Что со случилось?

— Дело сделано, Тереза. Все кончено, — он покачал головой, не отводя глаз от дороги и избегая моего взгляда.

Я моргнула, и слеза потекла по моей щеке. Что я сделала? Как я могла сделать по-другому? Как он мог закрыться от меня?

— Это был план Паули? Чтобы ты возненавидел меня?

Он ничего не ответил. Он словно окаменел рядом со мной.

— Великолепно, — пробормотала я. — Он чертов гений.

— Хорошо сказано.

— Черт, черт, черт! — я ударила его по руке.

Он дернул автомобиль, визг тормозов разнесся на несколько кварталов от лофта. Он вытянул свой палец, словно пистолет, твердый и сильный, как будто он мог убить меня из него.

— Не смей ударять меня снова.

— Что случилось?

— Это не то, чего я хочу. Я живу своей жизнью. Я проклят, я знаю это. Я не могу прийти домой к женщине, с которой разделю ад, — он въехал на парковку и отвернулся от меня снова, словно пытаясь найти ответы на небольшом расстоянии.

— Ты бы поступил так же, чтобы защитить того, о ком заботишься, — сказала я.

— Я бы избил его до смерти пустым пистолетом. В том-то все и дело, не так ли?

— Я не понимаю в чем дело.

— Пожалуйста, просто уйди. Я не хочу больше видеть тебя.

Его слова скрутили мой живот, превращая внутренности в желе.

— Антонио, пожалуйста. Давай поговорим…

Он пронесся на машине вперед и развернулся, едва останавливаясь, чтобы выкинуть меня перед моим домом.

— Убирайся!

Я ждала, что он изменит свое решение. Возможно, если я потянусь, чтобы прикоснуться к нему, он смягчится, но он выглядел таким разъяренным, что я не смогла. Я достала из своей сумки телефон, который он мне дал, и протянула ему.

— Он мне не нужен, — сказал он, все еще не глядя на меня. — Отдай бедным. Просто иди.

Я была трусихой. Я не могла бороться за него. Я не знала как. Я вышла, не оглядываясь назад, он тронулся с места только, когда я оказалась внутри в безопасности.

* * *

Мой дом был пуст. Каждая поверхность блестела. Посуда лежала на местах. Осколки разбитых лебедей были убраны.

Я сняла свои туфли и огляделась вокруг в поисках каких-либо следов Катрины. Она оставила несколько заколок, но все остальное пропало. Она всегда хранила большинство своих вещей у родителей, напомнила я себе. У меня была семья. Я могла бы позвонить любому из них. И что бы я сказала? Они помогли мне оправиться после Даниэля. Помогут ли они мне после другого мужчины? Того, о котором я не могу рассказать?

Я положила телефон, который он мне дал, на зарядное устройство, и он издал звук автообновления музыкальной библиотеки. Просматривая список, я обнаружила, что давным-давно он оставил для меня музыку, прежде чем я нажала на спусковой крючок. Пуччини, Верди, Россини. Антонио любил оперу и не важно, что я ее тоже любила.

Я выбрала «Ave Maria» и вернула телефон на место. Подошла к холодильнику, не открыла его. Раковина пуста. Прошлась по кухне.

Я делала уже третий или четвертый круг вокруг кухонного островка, как будто наматывая свою боль вокруг него. Антонио, мой красивый, жестокий Капо. Он хотел, чтобы я была чистой, а я запятнала себя, унизила себя, не сексом, а насилием. Я должна была стать его спасением, а на самом деле угодила в ловушку, в которой мне поручили совершить убийство. За все намерения и цели, которые у меня были.

И там были свидетели. Люди, которые не любили и не доверяли мне. Они бы похлопали его по спине и посоветовали ему двигаться дальше, к женщине, которая знает свое место. Стать хитрым и жестким и жить или остаться нежным и умереть. Женщина, которая знает правила. Женщина из его мира. Он будет шептать mi amore в ее щеку, когда будет трахать ее. Он сделает ей яичницу на завтрак и защитит ее невинность своей жизнью.

Вся его сладость будет для нее. Вся его жестокость останется для работы.

 

Глава 37

Мое лицо болело. Я помнила чувство, когда нашла переписку Даниэля. Я умылась, достала новую зубную щетку, и пошла на гребаную работу. Черт, я бы сделала так и раньше. У меня уже есть опыт. Я не собиралась избавляться от Антонио в этот день, и, может быть, у меня не получится этого и на этой неделе. Но я должна была, не так ли?

Несмотря на мою игру лицом и подбадривающие слова для уверенности, Пэм сразу же все увидела.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего.

— Угу.

— Ты можешь назначить мне встречу с Арни? — спросила я. — Пятнадцать минут. Скажите ему, что это срочно.

— Не забудь, у тебя встреча в одиннадцать тридцать с Даниэлем Брауэром.

Я обратила внимание, что она не назвала его мудаком, и приподняла бровь. Пэм уставилась на меня, и я заглянула через ее плечо. Я узнала лица на экране ее компьютера.

Два фото в профиль. Бруно Юволи и Вито, служащий гостиницы. Я наклонилась ближе. Под фото Вито было написано, что он был арестован за сексуальное нападение на одиннадцатилетнюю девочку. А ДНК Бруно было обнаружено на месте смерти его кузена, умершего десять лет назад. Никаких обвинений.

Они были убиты в заброшенном загородном доме в Палмдейл. Их только нашли, но предполагалось, что они были убиты вчера во второй половине дня.

Антонио. Все, о чем я могла думать, был Антонио, убивший двух мужчин и, как выяснялось, я почти сделала то же самое.

— Тереза? — Пэм произнесла с озабоченностью.

— Ты назначила мне встречу с Арни?

— В десять пятнадцать. С тобой все в порядке? Ты побледнела.

— Я собираюсь проверить свою электронную почту. Попридержи мои звонки.

Я вовсе не проверяла свою почту. Я написала Арни короткое лаконичное письмо об увольнении. Я решила больше не тратить свою жизнь впустую на то, что мне не нравилось.

* * *

Арни держал меня гораздо дольше чем пятнадцать минут, пытаясь разобраться, предлагая консультанта и гибкий график работы, зарплату больше, повышение, новое звание. Он спросил меня, куда я собираюсь. Когда я сказала «никуда», он поверил и пожелал мне удачи самым искренним голосом, который я когда-либо слышала от него.

Я увидела команду Даниэля, прежде чем заметила его: горстка мужчин в костюмах толпилась у окна вместе с женщиной, которую я узнала. Невысокого роста, худая, с темным каре и подходящей обувью. Клариса. Глядя на нее, никто бы не догадался, что она любила, когда ее называли грязной шлюхой в тот момент, когда она сосала мужской член.

Я абсолютно ничего не почувствовала от ее присутствия, и это было облегчением для меня.

— Привет, всем, — сказала я, подходя. — Я готова. Кто присоединится ко мне?

— Только я, — сказал Даниэль. — Это мой единственный шанс избавиться от этих парней.

Клариса доблестно попыталась улыбнуться. Я привела Даниэля в стеклянный конференц-зал, где Антонио угрожал поцеловать меня на глазах у всех. Мы сели за угол стола, я во главе, а он сбоку.

— Ты звонил? — сказала я.

— Как ты? — спросил он. — Похоже, у тебя нет настроения болтать.

— Я в порядке. Я вижу, ты взял Кларису обратно.

— Она была лучшим спичрайтером, который у меня когда-либо был. Я подумал, что если ты не собираешься возвращаться ко мне…

— В этом есть смысл, — все было в прошлом. Это было важнее всего. — Я бы предпочла, чтобы ты не рассказывал ей, что произошло между нами или о моих отношениях.

— Ты сказала, что все кончено между тобой и Спинелли.

— И? У нее слишком большой рот, и каждая мысль, которая появляется у нее, отражается на ее лице.

Он вздохнул.

— Да, я знаю. Если честно, у нас нет постельных разговоров, потому что нет постели. У меня сейчас нет времени на это. Ты видела последний опрос?

— Слышала об этом.

— Это отчасти Клариса, — сказал он. — Она хорошо знает свою работу. Но это также принятые меры против преступности. Предупреждение, чтобы никто не заигрывался. Это факт.

— Я должна была отговорить тебя от этого.

— Да, ну, у тебя есть такая возможность.

Я не осознавала, что все еще была привязана к своей работе на его кампанию, до этой скрытой угрозы.

— Ой, Дэн.

— Я сожалею. Я пришел сюда не для того, чтобы создавать тебе трудности.

— Ох, хорошо.

Он подался вперед, выдерживая деловую осанку. Я увидела, что его ногти были аккуратно подстрижены, волосы не топорщились, а руки не были заняты прежней плохой привычкой дергаться.

— Ты оставила некоторые заметки после Билла и Филлис, — сказал он. — У тебя было много вопросов о зданиях на Горе Вашингтон. Они привлекли мое внимание пару дней назад.

Я вспомнила, как усмирять свои эмоции и как управлять выражением лица.

— Я так ничего и не нашла. Вот почему я не принесла документы.

— Я знаю. Но некоторым имуществом управляла юридическая фирма с одним клиентом, которой был убит нынешним владельцем, — сказал он.

— Ты упустил часть про убийство.

— Я собираюсь позволить судье решать. В то же время, я получу ордер. Я хотел, чтобы ты узнала об этом раньше. Если ты оставила тюбик помады там или тампон или что-то еще, то тебе лучше забрать это.

Я рассмеялась, давая ему понять, что я думаю о его предупреждении.

— Что? — спросил он.

— Ты защищаешь меня?

— Да.

— Они не забудут тот католический благотворительный вечер. Пресса может посмаковать его как интересное опубликованное фото ни о чем, но если обнаружат мои личные вещи, то сразу же возникнет связь. Как это будет выглядеть со стороны, что почти месяц у тебя на руках была информация, а ты ждал, пока не начнется война? Это будет выглядеть так, что ты придержал ее, потому что я имела к этому непосредственное отношение.

Он стиснул зубы, раньше я никогда не видела у него такого выражения лица. В нем не было ни сострадания, ни милосердия. Это был взгляд, запугивающий свидетелей.

— Я хочу внести ясность, поэтому скажу это единажды. Это последний раз, когда я говорю тебе, как не чужой для тебя человек. Это моя последняя уступка. Если мне нужно будет вызвать тебя в суд, я сделаю это. Если там остался след твоего ДНК, убери его, потому что как только я выйду отсюда, я, не колеблясь, потащу тебя вниз вместе с ним.

Я встала и протянула руку.

— Спасибо вам за вашу предупредительность, мистер Брауэр.

Вместо того, чтобы пожать мне руку, он взял мое лицо и поцеловал в правую щеку, затем в левую. Хотя Даниэль был таким же американцем, как и яблочный пирог, это походило на окончательное «прощай».

 

Глава 38

У меня были часы? Дни? Было ли время между сейчас и ордером Дэниэля, измеряемое в минутах? И что я собиралась со всем этим делать?

Я откинула верх на моей помятой машине пока ехала домой, как будто дополнительное потребление выхлопных газов очистило бы мне голову. Но 10-е шоссе в час пик было не лучшим местом, чтобы попытаться собрать мысли воедино.

Антонио бросил меня, совершенно точно, навсегда. Я ничего ему не должна. Если он завтра погрузится в свои черно-белые реалии, то теперь это не будет иметь ко мне отношения. Но его образ в наручниках, стоявший в глазах, заставил меня двинуться в сторону Креншау.

У меня пока еще был его телефон. Я проглотила свою гордость и набрала номер, сердце заколотилось от первого гудка, затем второй, потом последовало голосовое сообщение. Я повесила трубку, не зная игнорировал ли он меня или просто хотел задеть, я не хотела думать об этом.

Я подключила телефон к плееру в машине и начала слушать Пуччини. Могу я позвонить в Ист-Сайд Моторс? Или следует поехать туда? Было примерно пять пятнадцать. На машине можно доехать туда за добрых сорок минут.

Я направилась на восток. Когда я проезжала центр города, то приняла решение.

* * *

Я увидела дым на горизонте, когда направлялась на восток по 10-му шоссе. Лесные пожары были фактически обычной жизнью в Южной Калифорнии, особенно в точках к северу и востоку от Лос-Анджелеса, поэтому я не беспокоилась об этом. Плотный трафик на Фигеруа заставил отклониться в сторону Мармион, и я услышала вой сирен пожарных машин и увидела их мигающие огни впереди, они направлялись не на лесные холмы. Я припарковалась и пошла пешком на юг, и через два квартала на восток дым усилился, стало трудно дышать. Собралась толпа зевак у обочины, и полиции было тяжело удерживать ее в безопасности от их собственного любопытства.

— Там есть подземные бензобаки, — один полицейский сказал парню, который собирался пересечь улицу. — Они рванут, и тебя размажет. Так что отойди назад.

Мужчина отошел, и я тут же шагнула на его место, чтобы увидеть то, что я итак уже знала — Ист-Сайд Моторс был в огне.

Я вернулась к своей машине, примерно зная, где был дом Антонио, но он находился слишком близко к магазину, а пожарные машины уже перекрыли эту часть улицы. Он не мог выйти незамеченным, равно как и я.

Я стала искать в телефоне, в том, который без Пуччини и Верди. Был ли у меня номер Паули? Ло? Будет ли кто-то из них слушать меня или они почувствовали облегчение от того, что я ушла? Мне нужен кто-то, кому я могла бы доверять. Кто-то, кто был достаточно связан с Антонио, чтобы я могла рассчитывать на его верность.

Я чувствовала, что вот-вот взорвусь. Мне нужно было сказать Антонио о разговоре с Даниэлем. Я не собиралась ничего говорить по поводу каких-либо улик, оставленных у него дома. Я не собралась оправдывать себя за преступление. Я просто хотела сделать все, что в моих силах, чтобы он не попал под подозрение.

Это пришло мне в голову поздно, слишком поздно. Слишком поздно для меня, чтобы оправдываться.

Я была наживкой. Я делала именно то, что от меня ждали — собиралась идти к Антонио и привезти власти прямо к нему.

— Даниэль, ты гребаный ублюдок.

Я никогда в своей жизни не чувствовала себя настолько использованной, словно шлюха.

Я ехала с открытым верхом так быстро, как только могла на запад Мармиона. Отслеживался ли мой телефон? Кто знал, что сделал Даниэль, пока мы были вместе. Если он не испытывал угрызений совести, отслеживая мои покупки по кредитной карте, почему бы ему не отслеживать мой телефон?

Остановившись на красный свет, я записала нужный мне номер и выбросила телефон в мусорное ведро на автобусной остановке. Он ударился задней стенкой о проволочную сетку и упал на кучу кетчупа, покрывающую пакеты с фаст-фудом.

Я открыла телефон Антонио и набрала номер на следующем светофоре. Если его телефон не был безопасным, я не знаю, что могло случиться.

— Алло?

— Марина? Это Тереза Дразен. Я хотела бы встретиться с тобой.

Она отрывисто расхохоталась.

— Зачем? Яговорила тебе, что он никогда не будет с тобой.

Мое сердце подпрыгнуло к горлу, как будто решив, что его лучше съесть, чем терпеть все это. Я с трудом сглотнула.

— Это бизнес.

— Я не занимаюсь бизнесом.

— Именно поэтому я хочу поговорить с тобой.

Она не сразу ответила.

— Что потом?

— Это не то, что ты думаешь. Где бы мы могли встретиться?

— Без понятия. Все мужчины стали немного ненормальными сейчас.

— Я знаю. Я на Мармион, если это тебе поможет.

— Да, — сказала она резко, как будто приняла решение. — Хорошо, да. Приезжай к Йес Кафе на Ла-Карна. Десять минут.

— Спасибо.

Она не слышала меня, видимо, потому что повесила трубку.

 

Глава 39

В Йес Кафе были пластиковые на вкус сэндвичи и паршивый кофе. Разбавленные сливки в маленьких пластиковых стаканчиках с потертым верхом. Я присела на деревянный стул и выглянула в окно, вертя в руках телефон Антонио. Это было единственное воспоминание о нем, хотя в нем не было ничего кроме музыки и короткой истории звонков. Он дал его мне, он оставил меня, и теперь это было все, что у меня было.

Я читала местную газету, в которой сообщалось то же самое, что и в большинстве газет: всплеск насилия в городе. Мерзкая история Бруно Юволи, который может иметь или не иметь отношение к смерти своего кузена, Доменика Юволи. Склонность Вито Оливери к молодым девушкам. Ничего нового.

Марина опоздала на двадцать минут. Она появилась со стороны стоянки на шпильках, в узких джинсах, с макияжем и блестящими волосами. Я не ожидала, что она так молода, наверно ей было около двадцати. Утренняя свежесть будто витала вокруг нее, и я почувствовала укол ревности, что она была так свежа и красива.

— Привет, — сказала она, вцепившись в ремень своей сумочки, перекинутой через плечо.

— Я сожалею, что приходится беспокоить тебя.

Она пожала плечами и села.

— Все нормально.

— Ты сказала Антонио, что пошла на встречу со мной?

Она посмотрела на меня смущенно.

— Это нормально, в любом случае, — ответила я.

— Я должна скоро уйти, так что, если ты хочешь что-то сказать…

Я сделала глубокий вдох.

— Я доверяю тебе и хочу, чтобы ты донесла это до Антонио, потому что ты заботишься о нем.

— Ему не понравится, что ты меня вовлекаешь во что-то.

— Я знаю. Он может отыграться на мне, если захочет, — я наклонилась вперед, сложив руки. — Я знаю, что окружной прокурор собирается получить ордер на обыск casa di tuorlo.

Она посмотрела вниз, похоже, ухмыляясь.

Я продолжила:

— Я не знаю, когда он это сделает. Сегодня вечером, завтра, на следующей неделе. Так что, если ты можешь сообщить об этом Антонио лично, то стоит сделать это как можно скорее.

— Ну, магазин как бы сгорел. И, эээ, я слышала, что дела стали серьезными у некоторых других парней. Другой, гм, группы.

Она была такой неопытной, такой незрелой, я не знала, что чувствовать — угрозу или сожаление, из-за ее наивности.

— Ты кажешься не такой, как по телефону в тот вечер, — сказала я.

Она порозовела.

— Ты запугиваешь меня лично.

— Ну, в моих интересах не создавать тебе неудобств, мне больше нечего сказать, — я взяла свою сумку.

— Подожди, — сказала она. — Ты должна сказать ему лично то, что сказала мне. Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. У тебя есть немного времени?

Я? Была ли я уже втянута достаточно во все это? Женщиной, которая воспринимает меня, как угрозу? Хочу ли я домой, в мой пустой лофт? Или начать обзванивать друзей и родственников, чтобы убедиться, что у меня есть чем заняться и куда пойти следующие нескольких дней? Или я хочу побыть в мире Антонио еще час?

— Конечно, — ответила я.

* * *

Она ехала вверх по холму в своем Range Rover. Я следовала за ее огнями на неосвещенной дороге. Мы были в нескольких милях к западу от автомобильного магазина. Она остановилась на вершине холма. Бетонная насыпь реки Лос-Анджелес была точно под нами.

— Это? — спросила я.

Ниже были самодельные лачуги, занимаемые бездомными, некоторые были больше похожи на жилища, чем другие. Через реку был лягушатник, но никто не будет ходить по грязи высохшей реки.

— Марина? — я повернулась, чтобы спросить ее, куда мы идем, но осеклась.

Она держала в руках маленький серебряный пистолет.

— Господи Иисусе, — я подняла руки.

— Что ты сделала? — спросила она. — Скажи мне. Что ты сделала, чтобы заставить его любить тебя?

— Он не…

— Ты лжешь. Он любит. Ты сводишь его с ума. Он стал абсолютно сумасшедшим.

— Я ничего не делала, Марина, я…

— Он уничтожил все из-за тебя. Во-первых, он бросил меня, потом он бросил Вито Оливети под автобус. А Бруно? Бруно хороший парень. Но он увидел, что произошло, и попытался проучить тебя, чтобы пробудить какие-то чувства в Антонио. И это было только для примера.

— Он позволил Бруно жить, Марина. Я была там. Он мог бы убить его. У него было собственное мнение на его счет.

— Бруно был приговорен, ты, тупая ирландская сука. Он не мог убить его без согласования с другими семьями Лос-Анджелеса, но он собирался сделать это. Они приехали из старой страны Антонио, чтобы убить его, и теперь я собираюсь спасти его, убив тебя. Причину всего того, что случилось.

Я не знала, как это все на самом деле работало. Я не была из ее мира. Возможно, если она принесет мою голову к Донне Марии Карлони или к тем, кто пришел из старой страны, это помогло бы Антонио. Возможно, заклинание, которое я сплела вокруг него, будет разрушено, и он начнет принимать согласованные решения вновь.

Я отступила назад, продолжая держать руки поднятыми.

— Ты понимаешь, что если убьешь меня, то сядешь в тюрьму? Это то, чего ты хочешь?

— За него я готова, — она выставила руку вперед и направила ее в мое сердце.

Умная девушка, к сожалению. Это было безопаснее, чем выстрел в голову. Ее руки сжались. Я могла бы умереть за секунду. Я не была уверена, что моя рука дотянется, когда я дотронулась до пистолета. Она передвинулась, сгибая локти, и он выскользнул с вспышкой и выстрелом.

Я не почувствовала никакой боли, только давление и пустоту в мыслях. Мир сдвинулся в сторону, затем я услышала еще один треск, и…

 

Глава 40

Боль вернулась первой, как будто кто-то воткнул острый зажим в мою голову. Потом появились звуки. Шаркающие шаги, металлический стук, короткие смешки, все мужские. Судя по звукам, я находилась в небольшой комнате. И пахло мокрой слипшейся землей.

Мой рот был сухим, я подвигала языком.

— Какое сегодня число? — спросил голос. Его голос.

Я не знала ответа, но открыла глаза. Все было таким размытым, будто перемешано в блендере.

— Как тебя зовут?

— Contessa, — прохрипела я.

— Хорошо.

Я моргнула, крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Комната была тесная и низкая, с грязными стенами и потолком. Энцо и Николо прошли мимо, болтая без умолку по-итальянски, а передо мной был…

— Капо.

— Ш-ш-ш. Прошу тебя. Ты получила хороший удар по голове.

— Где я?

— Под casa di tuorlo. Но я больше ничего не скажу.

— Где Марина?

Он покачал головой.

— Она в порядке, но глупая. Отто нашел ее и тебя как раз вовремя. Она отправляется домой, в Неаполь, завтра. Как твое ухо?

Видимо, вот, что вызывало жгучую боль со стороны моей головы.

— Болит.

— Оно поймало пулю.

Я приподнялась на локтях и огляделась. Я увидела дверь на другой стороне комнаты и выстроившиеся стеллажи с винтовками.

— Я хотела сказать тебе кое-что, — сказала я.

— Марина мне сказала.

Я обратила внимание, что он не прикасался ко мне. Он не держал меня за руку и не гладил мою щеку. Его пальцы были сцеплены вместе и зажаты между ног.

— Спасибо тебе. Предупреждение от Окружного прокурора очень полезно. Мы убрали все, в любом случае. Паули больше нет.

— Почему?

— Почему? Он поставил тебя в ужасное положение. Мы, ах… — он посмотрел на свои руки. Мой взгляд уже достаточно сфокусировался, чтобы увидеть красные свежие царапины на его кулаках. — Мы дрались. Он сжег магазин. Я не знаю, с кем он будет вести дела, может ни с кем. Но не со мной, — он поднялся. Потолок был не намного выше его головы.

— Антонио, — сказала я, — куда ты собрался?

— Мне нужно подготовиться для войны. Отто убедится, что ты благополучно вернулась домой, — он пошел к двери, словно доктор довольный, что пациент будет жить.

— Нет, — вдруг четко сказала я. — Нет. Пожалуйста.

— Ничего не изменилось, Тереза.

— Это верно, — я опустила свои ноги, и они нащупали пол. Я сидела на деревянной скамье. — Ничего не изменилось. Ты чувствуешь то же самое. Признай это. Признайся, что любишь меня.

— Я не люблю тебя.

— Ты лжешь!

— Contessa…

— Не называй меня так, пока не признаешься, что ты чувствуешь.

Он закрыл дверь, перекрывая звуки мужчин.

— Какая разница? Я не буду разрушать тебя. Если я тебя приму, ты будешь несчастной. Ты потратишь свою жизнь, не зная, кто я, и что я делаю. Тебе придется смириться с тем, что я могу сесть в тюрьму на многие годы, и ты не сможешь оставить меня, даже тогда. Тебе не придется терпеть. Это лучший сценарий.

— А какой худший?

— Ты научишься терпеть меня, — он положил руку на дверную ручку.

Я знала, что если он выйдет в другую комнату, только Отто вернется. И это будет последний раз, когда я увижу его. Поэтому я спрыгнула с постели и подошла к двери. Мир поплыл. Я попыталась опереться на стену, но мой желудок сделал кувырок, и мне показалось, что я падаю.

Руки Антонио обвились вокруг меня, удерживая. Мои ощущения вернулись, и я оттолкнула его.

— Признай, что ты любишь меня, — я прикоснулась к его лицу, чувствуя щетину на его щеке и утомление, исходящее от него. Я хотела, чтобы все это ушло, я хотела дать ему покой.

— Это ничего не изменит, — сказал он.

— Признайся в этом.

— Я полюбил тебя, как только увидел. Но это не имеет значения.

— Позволь мне любить тебя снова.

— У тебя есть жизнь, чтобы жить.

— У меня ничего нет, — я дотронулась до его губ, но он по-прежнему держал свои руки при себе. — Я достаточно танцевала. Я смотрела фильмы. Я была в каждом бассейне в Малибу. Я путешествовала. Я ходила на свидания. Работала на политические кампании. Встречалась со звездами. Имела работу. Я делала все это. То, что я никогда не делала — не любила такого человека, как ты.

Он едва заметно повернулся и поцеловал мою ладонь, закрыв глаза.

— Что, если ты умрешь из-за любви ко мне?

— А что, если я умру не от любви к тебе?

Он поцеловал меня в щеку, и я растаяла. Я думала, что никогда не почувствую эти губы снова, и когда он поцеловал меня, я застонала.

— Пожалуйста, — прошептала я. — Я последую за тобой куда угодно.

— Ты можешь испытать боль.

— Тогда сделай мне больно. Мне уже было больно, когда я жила во лжи.

Он приложил свой лоб к моему и соединил руки на моей шее. Это увеличило боль в моей голове, но я прогнала ее, желая боли от его прикосновений также сильно, как и удовольствия.

— Contessa, ты сводишь меня с ума.

— Я знаю.

— Я не знаю, как ты приспособишься ко мне. Я не знаю твое место.

— Мое место рядом с тобой.

Он откинулся назад, и я почувствовала потерю оттого, что он убрал руки. Мне нужно было больше. Но он сунул руку за ворот рубашки и снял медальон Святого Кристофера.

Он вложил его в мою ладонь, одна рука сверху на моей, другая под ней. Он посмотрел мне в лицо, как будто наблюдал за собирающейся бурей. Металл был твердым на моей руке и теплым, сохранившим тепло его тела.

— Ты уверена, что хочешь никогда не чувствовать себя в безопасности? — спросил он. — Ты уверена, что хочешь всегда оглядываться? Ты уверена, что хочешь жизнь без людей, которым ты доверяешь?

— Если ты рядом, то да.

— Ты уверена, что сможешь любить человека, который проклят?

— Только тебя. Проклят или спасен, я хочу только тебя.

— У меня есть проблема, моя Contessa. Она съедала меня живьем, пока я не поцеловал тебя. Я хочу тебя, и я не знаю, как заполучить тебя. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я хочу, чтобы мой мир и твой мир соединились. Видеть тебя смеющейся утром. Видеть тебя выкрикивающей мое имя ночью. Я ничего не боюсь, но с тобой боюсь. Я боюсь, что не смогу обладать тобой и боюсь, что смогу.

Он повернул мою руку ладонью вниз, сжимая медальон. Антонио наклонился и поцеловал ее, каждый пальчик, косточки, запястье и посмотрел на меня. Его глаза были преступно-черными, губы созданы для признаний в любви, подбородок готовый сломать все барьеры.

— Я не могу отпустить тебя, — сказал он. — Я хочу быть тем мужчиной, который может сделать тебе завтрак, растить детей и не оглядываться назад. Я собираюсь стать достойным тебя. Я собираюсь выбраться из всего этого, и я не причиню тебе боль. Но я не могу просто уйти от того, что я делаю, и я не могу отвернуться от тебя. Боже, помоги мне, каждый раз, когда я ухожу от тебя, я вижу только ад перед собой.

Я положила руки на его лицо, позволяя цепочке скользить по своему большому пальцу.

— Не уходи от меня. Когда ты так делаешь, это убивает меня.

— Это жизнь, невозможно заплатить все долги и идти вперед.

— Заплати то, что можешь.

Он взял цепочку и открыл ее. Я наклонилась, чтобы он мог надеть ее на мою шею.

Я положила голову на его плечо и потянула назад.

— Оу. Мое ухо.

Он повернулся, чтобы лучше разглядеть.

— Там всего лишь царапина, — он поцеловал мою шею, перемещая цепочку, продвигаясь языком по моей коже вдоль шеи.

— У меня болит голова, — сказала я, притягивая его задницу вперед, пока не почувствовала его эрекцию на своем бедре.

— Я буду трахать тебя нежно. Ты будешь кончать долго и медленно. Ты забудешь о своей головной боли, когда станешь мокрой, — он полез мне под юбку сзади.

Я застонала.

— Ш-ш-ш, — сказал он. — Мои люди находятся по другую сторону этой двери. — Он толкнул меня обратно на скамейку и раздвинул мои ноги. — Mi amore.

Он целовал внутреннюю сторону моих бедер, отодвигая мои трусики в сторону, чтобы ласкать меня языком так медленно, что я почти кончила от предвкушения. Я схватила его за волосы, но он не стал делать того, что я ожидала. Он дотрагивался самым кончиком языка до моего клитора.

— Антонио, — прошептала я. Жесткая скамья впивалась мне в спину, и комната была грубо вытесана из земли, но я никогда не чувствовала себя так хорошо, как дома, в полной безопасности. — Будь всегда моим, Капо.

Он снял мои трусики и встал между моих ног, его член был готов для меня.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Трахни меня, — твердо сказала я. — Трахни меня прямо сейчас.

Он положил одну мою ногу на свое плечо, открывая меня для него. Антонио подвинул мое тело, словно драгоценную вещь, и скользнул в меня. Я была настолько мокрой, что он вошел на всю длину с первой же попытки.

— Come volevi tu, Contessa — он вышел затем снова погрузился в меня, с каждым движением, желая держать меня в безопасности, сохраняя меня чистой. Но самое главное, я чувствовала его порыв удержать меня. Его голос стал низким, и слова больше походили на молитву:

— Come volevi tu. Прекрасно, per adesso.