— Сколько ты уже выпила? — спросила я Дейдру.

— Это второй, — убрав руку со своих рыжих волнистых волос, она подняла два пальца. Все восемь из нас обладали рыжими волосами, но только у нее они вились. — Не то чтобы это имеет значение.

— Имеет, — сказала я.

— Нет, — произнесла Дейдра, поставив на стол свой бокал. — Не имеет. А знаешь, что имеет?

— Дай-ка угадаю. Бедные и голодные?

Дейдра вздохнула. Я прервала ее, прежде чем она смогла начать свою речь. Она ненавидит это.

— У тебя больше денег, чем у Ватикана. Ты милашка. Ты действительно думаешь, что у тебя есть проблемы?

— Внешность и деньги — это не весь человек, — ответила я.

— Не притворяйся, что они не имеют значения. Они имеют. Если бы ты только видела, что вижу я каждый день.

Моя сестра была милой и сострадательной, но она становилась агрессивной, когда выпьет. Если бы я позволила ей, она сказала бы мне, что моя тоска пришла от материального идолопоклонства, и что настало время для меня отдать все свои деньги на благотворительность и жить в служении бедным. Я часто задумывалась о том, что она была права.

Музыканты пришли, а затем снова исчезли. Свет погас, и певица появилась у пианино и запела «Stormy Weather», как если бы она хотела сорвать облака с небес, но не могла дотянуться до них. Моника Фолкнер — никто в городе знаменитостей — стояла перед пианино и пела чужие песни в зале, построенном для других целей. Она перешла от «Stormy Weather» на что-то более жалобное. Боже мой, она была полностью связана с каждым словом, каждой нотой.

С этой женщиной нельзя было останавливаться на полпути. От мысли, что она с моим братом, мне стало плохо. Но сегодня она завораживала меня. Она пела, попадая в ритм клавиш. Внутри меня была дыра, где, пульсируя, хранилось прошлое, усталость и грусть. Ее голос проник туда и словно погладил меня там.

Я скучала по Даниэлю. Мне не хватало его твердого тела и прикосновения рук. Я скучала по его смеху и тому, как он накрывал мою грудь во сне, и по тяжести его руки на моем плече, и по тому, как ему приходилось постоянно смахивать свои светло-коричневые волосы с лица. Я скучала по возможности просто позвонить ему, чтобы пообщаться. Я была независимой женщиной. Могла прекрасно содержать себя сама, без него или кого-то еще. Но мне не хватало его и возможности быть любимой. Однажды он обманул меня, и все мое восхищение его любовью превратилось в горечь. Но я сожалела об этой потере.

— Ты в порядке? — спросил меня мужской голос.

Джин отошел от стола, чтобы поговорить со мной у бара. Он был «моим типом»: темно-русый, амбициозный, с веселой улыбкой, уверенный в себе, но он был ужасен. Просто самый ужасный голливудский придурок.

— Да, спасибо.

— Она хороша. Певица.

— Великолепна, — я почувствовала, как справа от меня Дейдра куда-то ушла.

— Я думаю, что мы могли бы что-нибудь с ней сделать. Немного навести лоск, покороче юбку, использовать тело. Джеральдина Старк после того, как подписала контракт, получила «Сэмми». Сейчас она пытается идти в ногу с модой. Можно будет красиво упаковать, — он подмигнул, как будто я не могла понять двусмысленность.

— Я надеюсь, что это сработает, — сказала я. — Мне нужно в дамскую комнату.

— Увидимся позже за столом, — он пригубил напиток из своего бокала. — Оставайся на связи.

Дейдры не было в туалете. В итоге все закончилось тем, что я снова смотрела на тот же рулон туалетной бумаги, что и две недели назад. Рулон, очевидно, другой, но в той же упаковке. Однако другой. Другой.

Холл за туалетной комнатой вел на улицу, где маленькое пространство для курящих было отгорожено от парковки. Я услышала крики и повторяющееся слово «сука». Хоть я обычно и избегаю неприятностей, но все же решила посмотреть, что там происходит.

Красный Порш Boxster был припаркован на месте для инвалидов, и на капоте, вытянувшись на спине во все пять футов одиннадцать дюймов и сто пятьдесят фунтов, лежала Дейдра. Кричавший мужчина был на шесть дюймов ниже и на двадцать фунтов легче, единственное, я не могла сосчитать, сколько геля ушло для укладки его волос. Он был одет с ног до головы в кожу, и его голос был как визг тормозов.

— Убирайся. Из. Порше, — он толкнул ее с такой же силой, как и кричал, но она не шелохнулась.

— Простите, — сказала я.

Он мог услышать меня. У меня не было времени подумать об этом, так как все произошло очень быстро. Он схватил Дейдру за отворот пиджака и потащил вниз. Как младенец, объевшийся молоком, из нее фонтаном полилась рвота. Она выплеснулась ее на его куртку, землю и автомобиль. Он пронзительно закричал и отпустил ее. Дейдра скатилась с капота, продолжая блевать, и упала на землю.

— Черт! — прокричал он, когда я попыталась посадить свою сестру, прислонив к колесу.

— Дерьмо! Бог мой! Блевотина? Блевотина — это кислота! Ты знаешь, что она делает с краской? А мой гребаный пиджак?

— Мы возместим ущерб.

Я была занята с Дейдрой, беспокойно окидывая ее взглядом. Она была без сознания. Я сжала ее щеки, и открыла ей рот, чтобы увидеть, дышит ли она. Она не могла вдохнуть, потому что в этот момент ее снова вырвало прямо на мою рубашку. Я откинулась назад и сказала что-то вроде «тьфу», но человек в коже заглушил это.

— Это требует покраски. Блядь! Сука, весь автомобиль теперь должен быть покрашен. И я хочу, чтобы это было сделано завтра.

— Извините, — пробормотала я, постукивая Дейдру по щекам.

Если бы парень в коже не был ослеплен своей яростью и глупостью, возможно, он не сделал бы то, что сделал прямо сейчас. Подняв свои руки, чтобы они не дотрагивались до рвоты на груди, он подошел к машине и пнул Дейдру в бедро.

— Эй! — это было все, что я могла сказать.

Он отшатнулся назад, не дав мне даже возможности нанести ответный удар. Потом я услышала удар. Я смотрела на Дейдру, моя паника нарастала, и я подумала, что парень упал или попал под машину.

Голос, мягкий, но резкий, сказал:

— Как часто она пьет? — молодой голубоглазый мужчина с изогнутыми губами присел рядом со мной. Он не смотрел на меня, только на Дейдру. — Я думаю, что у нее алкогольное отравление.

Другой выпуск рвоты. Я подпрыгнула. Всплеск рвоты приземлился на мою щеку, и я посмотрела вверх, на капот автомобиля. Ее щека была прижата к капоту Порше.

— Спин, — сказал Изогнутые Губы, — ты не будешь беспокоиться, не так ли?

Над ним, стоял потрясающий мужчина, удерживая за руки Кожаного Парня, не обращая внимания на друга.

— Скажи этой леди, что ты извиняешься.

— Он должен извиниться перед моей сестрой, а не мной, — сказала я.

— Черт! — Этот придурок пошевелился. Он получил тяжелый удар лицом о капот. — Я не скажу это, твою мать!

Спин схватил Кожаного за воротник и снова с силой ударил его несколько раз лицом о капот, пока тот не закричал.

— Я позвоню в 9-1-1, — сказал Изогнутые Губы.

— Но я… — Я думала, вы друг этого парня. Я остановила себя, понимая, что он собирался позвонить насчет Дейдры, а не ради ударенного лицом по автомобилю.

— Скажи. Что ты. Сожалеешь, — произнес Спин сквозь стиснутые зубы.

Лицо парня в коже, скользнуло к краю капота, стирая рвоту, я могла увидеть кровь, смешанную с желудочной кислотой.

Он был придурком, и мне не нравилось то, что он пнул мою сестру.

— Да ладно, действительно, все в…

— Да, у нас экстренный случай, — сказал Изогнутые Губы. Спокойно. В телефон. — Алкогольное отравление.

Снова удар.

— Я сожалею!

— Вы верите ему, Contessa? — Прекрасен. Даже при выбивании дерьма из какого-то парня на капоте Порше. — Вы думаете, он сожалеет?

Я уловила мимолетный акцент в его голосе. Итальянский? Спрашивая меня, одна его бровь изогнулась, как парабола, лицо было решительное, целеустремленное, полностью спокойное, ему не нужно было прикладывать усилий, он и так был хорош.

— Да, — сказала я. — Я верю ему.

— Я верю, что он сожалеет, — сказал он. — Но я не верю, что он раскаялся. — Он наклонился ко мне, смотря на владельца Порше, который плакал, вытирая кровавый нос.

— Что вы думаете?

Я не знаю, что на меня нашло. Необходимость быть правдивой завела меня. Это был безопасный способ заставить Кожаного придурка страдать.

— Нет, я не думаю, что он раскаялся.

Его ухмылка освещала ночь. Я опасалась, что его улыбка во весь рот может чересчур увлечь меня.

— Покажи ей, что ты действительно имеешь это ввиду, — сказал он на ухо Кожаному, и посмотрел на меня. — Убери блевотину с этой ужасной чертовой машины. — Он не позволил парню двигаться. — Быстрее.

— Женщина, — сказал Изогнутые губы, — туалеты стали строить с середины тридцатых годов.

— Вылижи это дерьмо, или ты поцелуешь капот снова.

Кожаный, рыдая, поперхнулся. У него сочилась кровь из носа. Я встала и посмотрела на парня, который пнул мою сестру. Я почувствовала что-то в слиянии двух мужчин, заблокированных вместе у машины. Тепло. Энергию. Что-то, что заставляло мурашки ползти по моей коже и создавало покалывание. И когда придурок высунул язык и лизнул блевотину с капота, покалывание от беспокойства стало проходить, я даже не подозревала, что мне было не все равно.

— Хорошо, — сказал Спин. — Сейчас ты веришь ему, Contessa?

— Да.

Спин дернул мужчину, и по выражению его лица я поняла, что он собирался заставить парня снова поцеловать капот машины. Расстояние и сила, которую он, очевидно, собирался приложить, смогла бы растереть его кости в пыль.

Я замерла.

— Я думаю, что ты донес свою точку зрения.

Лицо Спина, столь непримиримое, медленно менялось, становясь мягче, более открытым. Он улыбнулся.

— Я думал, ты будешь наслаждаться феерическим финалом.

— Моя сестра будет в синяках. Его лицо расквашено. Справедливость восторжествовала.

— Come volevi tu, — сказал он, дергая придурка снова. — Ключи.

Спин протянул руку. Парень в коже плакал, смазывая слезы с кровью.

— Нет, старик, не бери мою машину.

— Эта машина? — Он вытащил ключи у Кожаного Парня из кармана и нажал на кнопку. Двери разблокировались и фары засветились. — По-моему, это низкосортный кусок дерьма. — Он затолкал Кожаного Парня на водительское сидение и захлопнул за ним дверь.

Через несколько секунд машина, взвизгнув, умчалась.

— Скорая едет, — послышался позади меня напряженный голос Изогнутых Губ.

Он поднял Дейдру с дороги и попытался не упасть под ее весом. Его друг помог отнести ее на скамейку в место для курения. Изнутри послышались аплодисменты. Певица закончила петь. В ближайшее время люди должны были начать сюда выходить, чтобы покурить. Великолепный мужчина одел пиджак и поправил галстук. Все было идеально.

— Ты в порядке? — спросила я.

— Да. А ты? — он вынул пачку сигарет из кармана и предложил мне одну.

Я отказалась, покачав головой. Я взглянула на Дейдру, прислонившуюся к Изогнутым Губам, которому, вероятно, хотелось поскорее освободиться.

— Нормально. Правда, с ног до головы в рвоте, но все в порядке, — сказала я.

— Ты не расстроилась, видя это. Я впечатлен. — Он достал из пачки сигарету, рассеянно теребя серебряную зажигалку.

— Ох, я расстроена.

Он усмехнулся и закурил, глядя на меня поверх пламени. Лениво щелкнул зажигалкой. Я подумала, что было бы неплохо убежать, сесть рядом с сестрой или сделать шаг назад.

Но я не сделала ничего из перечисленного.

— Ты не выглядишь расстроенной, — сказал он. — Ты покраснела. Твое сердце скачет, как угорелое. Я вижу это. — Он шагнул вперед. — Ты пытаешься контролировать свое дыхание, но ничего не получается. Если бы я увидел тебя такой в другом месте и при других обстоятельствах, я бы решил, что ты готова потрахаться.

Внимательно наблюдая за мной, он выпустил дым, поднимающийся белой пеленой в небо. Мои легкие сжались и втянули в себя больше воздуха чем когда-либо за такой короткий период времени. Матерщина обычно оставляла вкус смолы и желчи на моем языке, но от его слов по телу разлилась волна тепла от колен до моей нижней части спины.

— Я не люблю такие разговоры, — слова вылетели из моего рта прежде, чем я поняла, что это было не так.

— Может быть, — он сунул руку в карман и достал оттуда белую карточку. — А может быть, и нет.

Я взяла визитку. Антонио Спинелли, адвокат, номер 213. Я подняла глаза, чтобы спросить его, какой же юрист заставляет негодяя лизать рвоту, но он уже шел в сторону черного Мазерати. Изогнутые Губки нежно прислонил Дейдру к стене.

— Спасибо, — сказала я, спрятав визитку в карман.

— Позаботься о ней, — он сделал жест, подразумевая, что я должна сесть рядом с Дейдрой, прежде чем сюда потянуться курильщики, выходящие из клуба. — Она опасна.

Я улыбнулась ему, смотря, как он сел на пассажирское сидение, и как машина уехала. Я села рядом с сестрой и стала ждать скорую помощь.