Иммануил Великовский: величие или ничтожество
Мы уже познакомились с рядом научных светил российского происхождения. Однако «русский вклад» в американскую научную мысль ими не ограничивается. Среди американских «Лысенко» тоже попадались россияне. Кстати, и сам Лысенко не избежал включения в энциклопедию — и это законно, великим плутам не откажешь в величии. Познакомимся с кратким жизнеописанием нашего героя по фамилии Великовский, как его дает энциклопедия Гролиера. Сам факт попадания в эту энциклопедию показателен — туда, повторимся, включены лишь крупнейшие ученые нашего века, но много достойных остались за бортом. Почему же там оказался и историк, как его характеризует Гролиер?
* * *
Печальная плоская равнина пересекается рекой, нехотя текущей вдаль, к Балтийскому морю. Неяркие хвойные леса с вкраплениями лиственных деревьев. Бедные поля — рожь, лен, картофель… Яблоневые сады вокруг убогих сельских хаток, подступающих к самому городу. Витебск — пристань на Западной Двине, когда-то столица Витебского княжества, располагавшегося к северу от Киевской Руси. В XIII веке этот город с окружающими землями вошел в состав Великого Литовского княжества — потом Речи Посполитой. А в конце XVIII века ненасытная экспансия Московии поглотила эти земли и сделала их частью Российской Империи.
Во времена Витебского княжества, а возможно, и раньше в городе на Западной Двине уже была еврейская община. Как она появилась здесь? Откуда пришли сюда евреи? С юга ли — со стороны Киевской Руси, где еще раньше IX века жили евреи? С юго-востока ли — с Волги, из царства хазар? Кто знает…
Но путь семьи Великовских в Витебск прослеживается без особых затруднений.
Можно в какой-то мере понять гордость коренных американцев, знающих свою родословную вплоть до пятого-шестого поколения. Можно понять гордость английских или французских аристократов, родословная которых еще на пять-шесть поколений древнее.
Основоположник витебской ветви Великовских — Шимон — знал свою родословную по материнской линии до сотого поколения. Она восходила до Эзры Коэна, восстановившего в Иерусалиме храм после возвращения евреев из вавилонского плена.
У Великовских не было ни родового герба, ни титулов. Более того, у рода Великовских, как и у всех евреев в России, не было даже элементарных гражданских прав. Зато в библиотеке дома Яакова — отца Шимона — стояли книги, написанные Шимоном — отцом Яакова, и отцом Шимона — Иегудой, и Лейб-Ихиэлем — отцом Иегуды, и дедом Иегуды — Айзиком. Глубины талмудической мудрости содержали эти книги, написанные просто евреями, единственным фамильным «титулом» которых была ученость и глубокая вера. К несчастью, та библиотека пропала — сгорела во время большого пожара в городе Мстиславле Могилевской губернии в 1859 году.
Именно в этом городке, который и сегодня остается глухой провинцией на востоке Белоруссии, в 1860 году родился Шимон Великовский. Здесь он безвыездно жил до своего еврейского совершеннолетия и даже еще один год — до 14 лет. Здесь, в хедере на краю города, он сдружился со своим сверстником Шимоном Дубновым, будущим выдающимся историком.
В хедере реб Зелиг тяжелой линейкой «вбивал» знания в своих учеников. Только двум Шимонам — Великовскому и Дубнову — не доставались побои. Возможно, это была дань уважения ребе Зелига, не знавшего грамматики, к ученикам, которые грамматику каким-то образом выучили. Зимой, ненадолго отрываясь от книги, Шимон прижимался носом к замерзающему окну и сквозь оттаявший кружок в стекле с завистью наблюдал за мальчишками, скользящими по льду. Но ему и думать запрещалось о таких развлечениях. Ведь он был примерным учеником среди изучающих Тору и Талмуд, и не пристало ему заниматься чепухой. Летом, когда он увлекся голубями, отец снова настойчиво напомнил ему: глупости мешают ученью!
В семье Великовских ученость была самым ценным достоянием. Ко времени подготовки Шимона к еврейскому совершеннолетию в доме не было денег. Но отец Яков заплатил учителю, готовившему Шимона к бармицве, столовым серебром. Он не считал, что совершает нечто из ряда вон выходящее.
Мать Шимона, символ скромности и сострадания даже далеко за пределами Мстиславля, была внучкой рава Шимона Хотимского из-под Чернигова. Брат Хотимского — Янкель ацадик — был женат на Ривке из рода Иосефа Каро, знаменитого раввина из Испании. Великовские помнили свою родословную.
Отец Шимона, Яков, по субботам говорил только на иврите. В синагоге он оповещал, что бедные, не имеющие субботней трапезы, приглашаются к нему на обед. Хотя нередко и для членов семьи Великовских не хватало еды за субботним столом.
Летом 1874 года четырнадцатилетний Шимон сбежал из дому, пешком пришел в местечко Мир, где находилась знаменитая ешива, и стал в ней заниматься. В ешиве, как и в хедере, Шимон был среди первых. Но достигал он этого не столько незаурядными способностями — в способных юношах в ешиве не было недостатка! — сколько поразительным усердием. Летом он занимался по 18 часов в день, зимой — по 12. Глава ешивы приглашал Шимона на субботу в свой дом, что считалось для учащихся высшей степенью отличия.
Через полтора года Шимон был вынужден прервать учение и вернуться домой: он получил повестку на призыв в царскую армию. Защищать отечество, в котором они не имеют гражданских прав, было не только единственным гражданским правом, но и обязанностью евреев России. От воинской повинности он получил отсрочку по малолетству, но в ешиву уже не вернулся. Учение продолжал в мидраше, там же и работал.
После размолвки на идейной почве с отцом начался период скитаний в поисках работы. Сперва город Пропойск. Получив отказ, Шимон Великовский отправился в Могилев. Но и здесь ему отказывали во всех местах, куда бы он ни обращался. В Киеве еще сложнее. Работу приходилось искать, стараясь оставаться незамеченным, так как у него не было права на жительство. В дополнение ко всем несчастьям у него появились резкие боли в позвоночнике. Эти боли периодически обострялись на протяжении всей его жизни. Пришлось вернуться домой и помогать отцу во время его продолжительных поездок на подводе за товарами — за многие сотни километров от Мстиславля. И вот в Смоленске Шимон нашел работу у купца средней руки. Тот нещадно эксплуатировал молодого человека. Беда усугублялась тем, что Смоленск находился вне черты оседлости. Еврей мог поселиться здесь, только отслужив в армии.
В Смоленске Шимон Великовский стал активным сионистом, что сделало его слишком заметной личностью. А потому полиция вскоре арестовала его и по этапу доставила в Могилев.
Скитания в поисках работы, арестантский опыт, а главное — активная сионистская деятельность сделали умного и энергичного молодого человека настоящим бойцом. И это не преувеличение! Только боец мог решиться после всех мук, пережитых им, приехать не просто за пределы черты оседлости, а в Москву, в самое запретное для еврея место, и здесь чудом стать на ноги.
Получив после подписания договора с крупнейшим финансистом Юлием Марком многолетний кредит во всех банках и коммерческих домах Москвы, Шимон Великовский становится видной фигурой финансово-коммерческого мира. Его сионистская деятельность приобретает еще большую широту, чем прежде. Руководя московской организацией Хиват-Цион, Шимон Великовский в 1884 году направляет посланца в Эрец-Исраэль для покупки земли в пустыне Негев, возрождение которой к жизни было его давней мечтой. Впоследствии на купленной земле возник кибуц Рухама. Лично Великовский пожертвовал на это огромную по тем временам сумму — полтора килограмма золота.
Жить неофициально в Москве было для еврея делом рискованным и опасным. С ужасом вспоминал Великовский смоленскую тюрьму и возвращение в Могилев по этапу арестантом. Официальное право жительства ему можно было получить, только став купцом первой гильдии. И хотя путь этот сложен и продолжителен, другого для него просто не существовало. В течение пяти лет, проживая в черте оседлости, он должен был выплачивать огромный налог — по 1000 рублей золотом в год. Весь налог превышал заработок врача городской больницы примерно за четыре года.
Великовский решил поселиться в Витебске — на перекрестке путей с юга в Петербург и Прибалтику, а из Москвы — в Варшаву и дальше, на запад. И еще одно дело, более важное, предстояло завершить именно теперь.
В 1883 году в Страдове он познакомился с милой и умной девушкой Бейлой-Рахелью. В Страдов она приехала вместе с братом, чтобы хоть в малой мере помочь своему отцу Нахуму Гродински, видному лодзинскому купцу, находившемуся в то время на грани разорения. Шимон и Бейла-Рахель полюбили друг друга. И вот сейчас, когда его материальное положение позволяло создать семью, Шимон написал письмо в Лодзь своему будущему тестю и попросил руки его дочери. Было это летом 1885 года. Только спустя четыре года в канун Рош-ашана молодая чета Великовских поселилась в Витебске. Еще в Страдове у них родился сын Даниил, через два года — второй сын, Александр.
12 июня 1895 года в Витебске, в семье Великовских родился третий ребенок. Младшего сына назвали Иммануилом.
Но вот пришло время, когда отец Иммануила решился переехать в Москву. Здесь дела его сразу пошли в гору. Очень скоро он стал одним из самых видных и наиболее уважаемых оптовых торговцев столицы. Казалось бы, все шло хорошо. И тут выяснилось, что еврейские дети в православной Москве не имеют возможности учиться в гимназии. Поэтому сначала двух старших детей, а потом и Иммануила обучали частные учителя: отец надеялся, что позже удастся устроить детей во второй или третий класс гимназии. Кроме учителей по самым обычным, традиционным предметам в семье Великовских был и еще один, обучавший не только мальчиков, но и их отца. Это был первый в истории Москвы преподаватель иврита. Здесь самым способным оказался Иммануил, с особой заинтересованностью и старанием изучавший Тору и Талмуд.
Результаты обучения превзошли все ожидания. Когда Иммануилу исполнилось одиннадцать лет, финансовое положение отца, пошатнувшееся было во время русско-японской войны, упрочилось, появилась возможность отдать мальчика в гимназию. И вот Шимон сидит в приемной, а за массивной дверью гимназические преподаватели экзаменуют его сына. Время идет, ребенок не выходит, Шимон не знает уже, чего и ждать: время, отведенное на экзамены, давным-давно истекло. Но вот его наконец пригласили в кабинет. Слова директора его потрясли: «Мальчик поразил нас своими знаниями. Ему нечего делать в третьем классе (а по возрасту Иммануил должен был пойти во второй). Это единодушное мнение — мое и обоих учителей. Но… не будем в этом случае выходить из рамок установленных правил. Кроме того, господину Великовскому, вероятно, известно, что 9-я императорская гимназия — одна из самых престижных в России. Так что пусть все идет своим чередом. Ваш сын зачисляется в третий класс». В течение всех шести гимназических лет Иммануил был первым учеником.
Иммануил Великовский окончил гимназию в 1912 году с золотой медалью, что, впрочем, никого не удивило. Тем не менее радость всего семейства не поддается описанию. Дело в том, что золотая медаль давала бесспорное право на поступление в университет в счет пятипроцентной нормы для евреев. Каково же было разочарование Великовских, когда даже с медалью Иммануила в Московский университет не приняли. Тогда они всерьез задумались о возможности поступить в какой-нибудь зарубежный университет; где-нибудь там, где антисемитизм не так силен.
Такое место нашли: в августе 1912 года Иммануил поступил на медицинский факультет университета в Монпелье, на юге Франции. Проучившись здесь год, Иммануил кратко посетил Палестину, после чего пришел к выводу, что теперь может попробовать поучиться и в Англии, чтобы заодно овладеть еще одним иностранным языком (по-французски и по-немецки дети Великовских свободно говорили с детства, их обучала мать). Так случилось, что он поступил на учебу в Эдинбургский университет в Англии на медицинский факультет.
Однако в 1914 г. быстро вернулся в Россию, так как началась мировая война. Осенью 1914 года Иммануил Великовский был зачислен студентом Вольного университета в Москве, который был основан стараниями некоторых преподавателей Московского университета в знак протеста против дискриминационной политики царского правительства. В течение двух семестров Иммануил слушал здесь курс юриспруденции, истории и экономики. А уже в 1915 году ему удалось поступить на второй курс медицинского факультета Московского университета. При этом учебу в Вольном университете он не оставил, получив таким образом два образования: медицинское и гуманитарное, и после шести лет учебы получил в 1924 г. в Московском университете специальность врача.
Великовскому было легче, чем большинству студентов медицинского факультета. С младенческих лет приученный к систематическому учению, обладая незаурядными способностями и феноменальной памятью, он схватывал и запоминал изучаемый материал быстрее и легче, чем его однокурсники. Благодаря этому у него оставалось время для стихов, публицистической деятельности. И для углубленного изучения Библии.
С тревогой наблюдал он за очень немногочисленными студентами-евреями Московского университета. Оживление политической активности, обусловленное войной, обстановкой в стране, слухами о поражениях на фронте, коррупции и воровстве в тылу, влекло некоторых из них в различные партии, благо в партиях тогда не было недостатка. Наиболее привлекательными для них казались леворадикалы — большевики, меньшевики, эсэры. Этой патологии, как считал Великовский, еще можно было найти объяснение. Но как понять вот такое: Великовский знал еврейского парня, студента юридического факультета, который шумно поддерживал крайне реакционную и откровенно антисемитскую монархическую партию. Несколько студентов-медиков были даже приглашены на грандиозную церемонию его крещения в храме Христа-спасителя.
С удивительной для юноши прозорливостью Великовский улавливал во всем этом тревожные симптомы надвигающегося несчастья. Спору нет, Россия нуждается в социальных переменах. Но это не дело евреев. В черте ли оседлости загнивающей империи, приобретя ли гражданские права, если победит революция, евреи, как и прежде, останутся на русской земле инородным телом. Более того, как и на протяжении всей трагической истории их рассеяния, евреи окажутся в роли этакого «козла отпущения» в любом случае. Если победят реакционеры, евреев легко будет обвинить в том, что они затеяли революцию. Если победит революция, во всех неизбежных экономических и социальных бедах можно будет опять-таки обвинить евреев. Глупый и несчастный народ! Какого черта они ввязываются в чужие, чуждые им дела, вместо того, чтобы заняться своими?
Волновался Иммануил не напрасно. Принцип неучастия в происходящем, которым руководствовались проживающие в России евреи, не понравился новым властям. Если ты активно не борешься с врагами народа, значит, ты сам враг. Простая и действенная логика. В результате такого расклада в феврале 1918 года в Москве арестовали группу сионистов. Шимона Великовского успели предупредить об опасности. Ему пришлось бросить все свое имущество и спешно скрыться. В течение трех недель он прятался, а потом вместе fc женой и младшим сыном выбрался из Москвы. Решено было добираться до Палестины. Логичнее всего Великовским казалось отправиться на юг и пересечь Украину. Они не учли всей серьезности происходящих там событий. Весь юг был охвачен войной, пробиться на запад им так и не удалось. Тогда они решили попытаться направиться на восток и через Кавказ пробраться в Закавказье, а уже оттуда — либо в Турцию, либо в Персию.
Случилось это в начале зимы 1919 года на Дону. Иммануил пошел в станицу в надежде раздобыть хотя бы какую-нибудь еду. Высокий юноша с интеллигентным лицом и волевым подбородком, в котором безошибочно можно было распознать еврея, почему-то показался казакам генерала Шкуро большевистским агитатором. Допрашивавшему Иммануила есаулу попросту лень было выслушивать объяснения какого-то жида. Мало их что ли комиссарит в Красной Армии? Приговор был скорым и безапелляционным: расстрелять!
Казак средних лет повел Иммануила на окраину станицы, к яру, в котором расстреливали пленных. Великовский шел не оглядываясь, время от времени ощущая прикосновение штыка к спине. Жидкая грязь чавкала под ногами. Первые снежинки неуверенно парили в сером свете рано угасающего дня. Какое-то непонятное состояние, какое-то неясное ощущение безмерности отсекло и страх, и даже тревогу о родителях, ничего не знающих о его судьбе. Неизвестно почему и зачем он вдруг начал спокойный рассказ. Он говорил о том, что еще совсем недавно вспомнилось ему на Украине, на пепелище еврейского местечка, куда, в надежде на кров и еду семья Великовских пришла, к счастью, уже после погрома.
Он рассказывал о Диего Пиресе — рыцаре и маране начала XVI века, прекрасном юноше, любимце португальской королевы. Под влиянием выдумщика Давида Реубени, объявившего, что он пришел из чудесного царства, где счастливо живут десять исчезнувших колен Израиля, Диего принял иудаизм, обрезался, сменил свое имя на Соломон Молхо и стал изучать каббалу. Католическая церковь обвинила его в ереси. В день аутодафе папа Климентий VII спрятал его, а на костре сожгли другого человека. Диего-Соломон и Реубени под знаменем Маккавеев направились к королю Карлу. Король выдал тридцатидвухлетнего Диего-Соломона. В день казни король направил своего посланника с предложением о помиловании, если Диего возвратится в христианство. Пирее отказался и был сожжен.
…Чавкала грязь под ногами. Казак слушал с интересом и удивлением. Он шел, уже не прикасаясь штыком к спине Иммануила. Когда они остановились у обрыва над яром, казак, внимательно вглядываясь в лицо пленника, сказал:
— Чудной ты какой-то… Хоть и жид, а человек. Ладно. Не стану я брать греха на свою душу. Спустись в яр, дождись темноты и уходи.
Два выстрела прогремели в мокрых сумерках. И снова тревожная тишина окутала мир.
Скрываясь в яру до темноты, охваченный нахлынувшим страхом, Великовский пытался проанализировать, что же произошло с ним по пути к расстрелу. Откуда взялось то непонятное и сейчас состояние безмерности, отсутствия страха и даже тревоги о родителях? Что это было? Стопор? Охранительное торможение? И почему он вдруг заговорил о Диего Пиресе?
Уже на Кавказе, глядя на мощную шапку Казбека, преграждающего путь на юг, в Эрец-Исраэль, Иммануил Великовский написал поэму в прозе о рыцаре и маране, прекрасном юноше Диего Пиресе.
Пройдет еще пятнадцать лет, и эта поэма будет опубликована в Париже на языке оригинала — на русском языке: Эмануил Рам «Тридцать дней и ночей Диего Пиреса на мосту Святого Ангела».
Итак, первая попытка выбраться из России не увенчалась успехом. Около трех лет семья Великовских скиталась по югу России, охваченному гражданской войной. В Москву возвращаться было нельзя, Шимон об этом даже и не думал. А вот Иммануил решил рискнуть, понимая, что нужно все же что-то предпринимать, попытаться закончить учебу и, быть может, найти возможность покинуть страну легально.
С убогой поклажей в руках Великовский вышел на заснеженную площадь перед Киевским вокзалом. Справа, за Москвой-рекой, в сумеречной дали проступали очертания Новодевичьего монастыря. Обшарпанный трамвай душераздирающе заскрежетал на повороте. Все такое знакомое и все такое чужое… Но через это надо пройти.
То ли по причине некоторой либерализации, то ли потому, что Москва остро нуждалась в медицинских кадрах, особенно во врачах, восстановление Великовского в университете оказалось относительно легким делом. Тем более, что блестяще учившегося студента помнили уцелевшие на факультете профессора.
Летом 1921 года Великовский окончил университет и получил диплом врача. Еще несколько месяцев он работал терапевтом, прежде чем ему с колоссальным трудом удалось раздобыть разрешение на выезд за границу для себя и для родителей, все еще скитавшихся по Украине. Весной 1922 года Шимон Великовский с женой и младшим сыном покинули пределы опостылевшей им России.
Голова Великовского-старшего всегда была полна идей, связанных с возрождением еврейского государства. Собрать бы туда цвет научного мира, украшающий цивилизованные страны, — какой бы мог получиться университет! Мечта эта казалась даже не утопией, а так, чем-то эфемерным. Но почему бы не начать ее осуществление с создания многоотраслевого научного журнала, в котором будут публиковаться работы виднейших ученых-евреев? С этой целью Шимон Великовский, как только семья выбралась за пределы России, направил Иммануила в Берлин, а сам вместе с женой поехал в Эрец-Исраэль.
Иммануил отправился в Берлин, где женился на юной скрипачке и стал редактировать журнал «Скрипта университетис», в котором сотрудничал Альберт Эйнштейн. В том же году переехал в Палестину, где в течение 15 лет практиковал психиатрию. По психиатрии была и его первая научная статья, опубликованная в 1930 г., но его успехи в области психиатрии оказались более чем скромны, и вскоре он бросил ею заниматься.
В 1939 г. он приехал с семьей в Нью-Йорк. «Вначале предполагалось, что это будет не слишком продолжительная поездка. Иммануил хотел закончить здесь начатую им книгу «Фрейд и его герои».
В среду, 26 июля 1939 года, задолго до причаливания парохода к берегу, Великовские вышли на палубу. Слева проплыл Стейтен-Айленд и еще через несколько минут — островок со статуей Свободы, столько раз виденной на фотографиях, а сейчас задевающей струны сердца даже у них, не эмигрантов. Справа, словно горная гряда, высились небоскребы Манхеттена.
Пароход мягко коснулся причала Элис-Айленда. Здесь их встречал давний друг и коллега Великовского. Несколько часов заняло оформление необходимых документов, а после этого они поплыли на пароме к причалу на южной окраине Манхеттена. Девочки снова рассматривали статую Свободы, вид на которую открывался по правому борту, а Великовский подробнее, чем в письме, рассказывал другу о цели поездки в Соединенные Штаты. В течение восьми месяцев он надеется завершить работу над книгой. Если к этому времени ему повезет с издателем, то в марте — апреле будущего года они надеются вернуться домой.
Друг выслушал его и мрачно заметил, что Америка — это не та страна, в которой можно строить оптимистические прогнозы.
— Ну что же, — ответил Великовский, — я сделаю то, что зависит от меня. Если дела пойдут, как я наметил, то в самом худшем случае мы можем задержаться здесь на два года.
Квартира на Риверсайд была очень скромной, но из окна открывался вид на Гудзон и на Риверсайд-парк, находившийся совсем рядом. Утром Великовский выходил из дома на 72-й улице и широким размеренным шагом шел по Бродвею до Тайм-сквер, дальше по 42-й улице до библиотеки на углу Пятой авеню. Четырехкилометровая прогулка была отличной разминкой перед долгим рабочим днем в библиотеке».
До тех пор, т. е. до 44 лет, его жизнь представляла мало интересного. Но тем разительнее происшедшее с ним в Новом свете. В Нью-Йорке он стал усиленно посещать библиотеку и заниматься… Чем бы вы думали? Тут в биографии Иммануила обнаруживается первый вывих: темой его занятий была не психиатрия и даже не медицина вообще, а история взаимоотношений древнегреческого царя Эдипа и фараона Эхнатона — не правда ли, интересная темка в начале второй мировой войны! Тем более, что, по мысли автора, это было одно и то же лицо.
Жизнь египетского фараона Эхнатона Великовский изучал буквально шаг за шагом. Затем так же тщательно вникал во все хитросплетения трагедии Эдипа у Эсхила, Софокла и Эврипида. В результате Иммануил пришел к выводу, что Эхнатон послужил прообразом героя древнегреческой легенды. Даже имя героя — «говорящее»: Эдипус по-древнегречески означает «отечные ноги». Именно такими были ноги Эхнатона, это видно на сохранившихся изображениях фараона. Работа его была интересна тем, что наряду с изучением особенностей психологии Эхнатона-Эдипа Иммануил занимался еще и историческим исследованием и филологическим разбором.
А тем временем истек срок пребывания семьи Великовских в Америке, во всяком случае истек тот, который они для себя намечали. Им хотелось домой, особенно девочкам (у Великовских к тому времени было две дочери). Уже были куплены билеты на пароход, но совершенно неожиданно отъезд пришлось отложить: издатель, которому Великовский передал рукопись «Фрейд и его герои», пришел в совершенный восторг. Нужно было подписать контракт. Однако дело почему-то затягивалось. И вдруг через неделю после первого разговора с издателем Иммануил с изумлением услышал, что его книгу непременно издадут, а как же, но только сперва нужно доработать рукопись, а до этого никакой контракт подписывать не будут. Великовский пришел в негодование: из-за обещаний безответственного человека они не уехали домой, и напрасно!
К разговору с обманувшим его издателем Великовский больше не возвращался. Рукопись книги «Фрейд и его герои» он так и оставил неоконченной, только небольшая ее часть была использована для статьи «Сны, которые снились Фрейду». И только через двадцать лет увидит свет основная часть рукописи.
А Великовский тем временем увлекся новой идеей. В апреле 1940 г. его впервые озарила мысль о том, что во время исхода израильтян из Египта там произошли гигантские естественные катастрофы. Египет-де постигла моровая язва (чума), море раскрылось, пропуская бегущих от нее израильтян, а сушу за ними затопило; на горе Синай разверзся вулкан. Кроме того, по Египту то и дело шваркали кометы и метеориты, имели место также глад, мор, засуха, землетрясение, градобитие, ураганы, пожары, саранча и прочие прелести. Для одной страны, притом за короткое время, вроде бы многовато. Но Великовский утверждал — в самый раз. И особенно напирал не на мелочи вроде ураганов, а на огромные метеориты, которые с завидным постоянством все время попадали во все тот же злосчастный Египет.
Ввиду этого историческую теорию Великовского стали называть «катастрофизмом». Вообще-то идея всемирных катастроф не нова, не говоря уже о библейском всемирном потопе. Еще великий палеонтолог Кювье в прошлом веке, обнаружив ископаемые огромные кости «допотопных» чудовищ, высказал мысль, что все живое не раз уничтожалось на Земле некими катастрофами, а потом жизнь снова возникала, но уже совсем в других формах.
Однако одно дело — общие рассуждения о катастрофах, а другое — привязка их к конкретной исторической эпохе, притом сравнительно недавней. Имеются ли письменные египетские подтверждения этих событий, спрашивали Великовского ученые. Да, имеются, утверждал Великовский, ссылаясь на малопонятный папирус под названием «ипувер», хранившийся в библиотеке голландского города Лейдена.
Он обнаружил тождественность событий, описанных в Библии и в этом папирусе, приведших в истории Древнего Египта к падению Среднего Царства. Правда, для этого требовалось слегка сместить хронологию событий, лет этак на сто, что и было проделано. Он обратил внимание на то, что в книге Ионы сообщается, будто на Землю упал разрушительный метеоритный дождь, после которого «Солнце остановилось в небе». Таким образом, делает вывод Великовский, имела место грандиозная космическая катастрофа, приведшая к смещению пластов суши.
Чтобы такая катастрофа могла осуществиться, можно было сдвинуть хронологию и дальше. И вот уже гибель Среднего Царства вслед за пластами суши передвигается Великовским на целую тысячу лет.
В 1950 г. Великовскому после многочисленных отказов различных издательств удалось опубликовать книгу «Столкновение миров», ставшую в США бестселлером номер один. Такого с научной книгой еще не случалось. Через два года вышла книга «Века в хаосе», где исторические события рассматриваются более подробно. Автор проводил историческую реконструкцию событий, изображенных в Библии и охватывающих с 1450 по 840 год до н. э., синхронизируя их с египетской историей. В другой книге Великовского «Смещение пластов» описаны геологические и палеонтологические свидетельства того, как появилась из чрева Юпитера планета Венера, место которой около Солнца вдруг оказалось внутри земной орбиты. И, разумеется, это вызвало невиданные потрясения в земной цивилизации. Читатели валили валом, чего не скажешь об ученых: здесь лов был не столь успешен. Им подавай доказательства!
Доказательства Великовский приводил, но на них либо старались не обращать внимания, либо, намеренно искажая его же слова, снова принимались нападать. В своих выступлениях Великовский не раз повторял: «Я ни в коем случае не настаиваю на том, что мои теории есть непреложная истина. Я с удовольствием признаю свои ошибки, если кто-нибудь укажет мне, где я ошибся». И снова его слова извращались. Обвиняли его и в том, что он ссылается на «несерьезные» источники, имея в виду Библию, а также ряд древних легенд самых разных народов.
Великовский говорил: «Попытка радикальной реконструкции древнего мира (речь идет о второй его работе «Века в хаосе»), основанная на рассмотрении многих народов и царств, сама по себе беспрецедентная, встретит резкую цензуру тех, кто в своем преподавании и написанных трудах уже глубоко увяз в старых исторических концепциях. И многие из тех, кто следует авторитетам, выразят свое неверие в то, что истина так долго могла оставаться необнаруженной, из чего они сделают заключение, что это не может быть истиной».
«Века в хаосе» — работа достаточно сложная и многоплановая. Великовский обращается к теме исхода евреев из Египта. Интересных моментов здесь много, среди них, например, вопрос о «казнях египетских». Ученые смотрят на них по-разному: одни считают казни просто красочными измышлениями, другие ищут разумное научное объяснение.
Итак, евреи уходят из Египта. Фараон во главе своих войск бросается в погоню. Дальше — евреи подходят к морю, и поднимается водяная стена, т. е. гигантская волна. На другой берег они переходят посуху. А вот преследователей их море не пощадило, они погибли в волнах. А дальше евреи шли по пустыне на восток, следуя за столбом дыма днем и за столбом огня ночью. Историки относились ко всей этой истории весьма скептически. В лучшем случае некоторые из них предполагали, что гора Синай была вулканом, и именно ее столб огня видели евреи перед собой.
Проанализировав текст Библии, Великовский выдвигает гипотезу: описывается в Библии не извержение вулкана, а глобальная катастрофа. По логике вещей, если такая гигантская катастрофа действительно была, она не могла не оставить следа в древнеегипетских источниках. Великовский обращается к тексту одного папируса, найденного предположительно в Мемфисе (точное место определить не удалось). В 1828 году папирус этот был приобретен Лейденским музеем в Голландии. Великовский тщательно анализирует текст папируса, датируемого археологами приблизительно концом Среднего Царства в Египте. Обнаруживается, что речь здесь идет о тех же событиях, что и в Библии. Текст папируса ранее также считался преимущественно мифологическим, хотя в нем и приводятся конкретные имена и географические наименования. Существует и еще один папирус, хранящийся в Эрмитаже в Санкт-Петербурге, и в нем также описываются те же самые события: сначала серия катастроф, гибель войска, а затем нашествие иноземного войска. Иноземцев называют гиксосами (в библии), или аму (в египетских источниках). Предположений относительно того, откуда они пришли, было множество. Согласно тексту папируса они пришли из Азии. А вот евреи, еще до прихода к горе Синай, встретились с каким-то племенем, называемым амалекитами, и вступили с ним в бой. И Великовский решил проверить, нет ли какого-либо упоминания об амалекитах уже теперь в арабских источниках. Оказывается, есть. Амалекиты были древним племенем, доминировавшим на Аравийском полуострове. Но затем Господь покарал их за их многочисленные злодеяния: на полуостров внезапно обрушилась огромная волна, а затем еще и началось ужасной силы землетрясение. Это и побудило племя покинуть свои земли и отправиться на завоевание новой территории.
Основываясь опять-таки на древних источниках, Великовский пересматривает и хронологию.
Как и следовало ожидать, энтузиазма в ученом мире эта работа не вызвала: он осмелился пересмотреть хронологию, а это означает, если, конечно, предположить, что хоть что-то здесь верно, что нужно пересматривать вообще чуть ли не всю древнюю историю.
Итак, поднялась волна возмущения. В 1952 году на заседании Американского философского общества Великовский попытался возразить своим оппонентам: «Существует ли противоречие между моей теорией и астрономическими фактами? Нет. Ни одного противоречия вы не обнаружите. Отвергают ли любой из приведенных мной фактов законы инерции или любые объективные законы природы? Нет, не отвергают и не опровергают. Укладываются ли описанные мною факты и факты, наблюдаемые сотнями астрономов во всех концах мира, в существующие астрономические теории? Нет, не укладываются. Ну что же, тем хуже для фактов. Может ли ваша косная небесная механика объяснить поведение хвоста кометы, на космических скоростях пролетающей мимо Солнца? Почему этот хвост изгибается, как лук? Какие гравитационные силы действуют на него? Почему солнечные протуберанцы, как детские шарики на резиновых шнурках, возвращаются к Солнцу, а не отрываются от него соответственно вашей небесной механике?.. Почему Солнце круглое, хотя в соответствии с созданными вами теориями око обязано быть овальным?» И так далее. Спорить Великовский умел неплохо, в общем-то гораздо лучше многих своих оппонентов. Быть может, его аргументы звучали более убедительно? Ведь не весь же научный мир отрицал его теории.
Мысль о том, что Юпитер должен испускать радиошумы, Великовский впервые высказал в 1953 году во время лекции на форуме аспирантов Принстонского университета. Сидящие в аудитории профессора, которые также пришли послушать лекцию, только скептически улыбнулись: какие могут быть радиошумы, если Юпитер — холодная планета?
Через несколько дней Великовского с женой пригласил к себе Эйнштейн. И вот там за чашкой чая Великовский сделал любопытное наблюдение: почему, спросил он, планета Юпитер так почитается в древней мифологии? Ведь ничем особенным она не примечательна, тем не менее Юпитер был главным богом у римлян, Зевс — у греков, Мардук — у вавилонян, Маздра — у персиян. Все это — названия одной и той же планеты у разных народов. Это ведь всего-навсего одна из планет Солнечной системы, мы наблюдаем ее раз в двенадцать лет. А Солнце, та самая звезда, которая дает нам свет и тепло, всего лишь второе по величине божество? Гомер в «Илиаде» говорит о том, что Юпитер сильнее всех богов, что своею цепью он может притянуть их всех вместе с Землей. Византийский ученый Евстахий прокомментировал это буквально: сила притяжения планеты Юпитер больше, чем всех остальных планет вместе взятых. Древние во многом были мудрее нас.
Именно Эйнштейна Великовский попросил использовать свой авторитет, чтобы убедить радиоастрономов провести исследования на предмет радиошумов, которые, как он предполагал, излучает Юпитер. Однако астрономы считали это полнейшим абсурдом: холодная мертвая планета, о каких радиошумах может идти речь?
И вдруг на полугодичном заседании Американского астрономического общества — сенсация: астрономы Бурке и Франклин из института Карнеги в Вашингтоне обнаружили, что и в самом деле Юпитер испускает радиошумы. Событие, что и говорить! Вот только имени Великовского в этой связи никто не упомянул, все будто бы забыли, что именно он выдвинул гипотезу. Но это была не первая и, увы, не последняя несправедливость по отношению к этому человеку. В течение десятилетия до 60-х годов Великовский был персоной нон грата в американских и иных академических кругах. Но начиная с 60-х положение изменилось: у него появился ряд фанатичных сторонников. Особенно, когда в 70-х годах отправились первые американские и советские экспедиции на Марс, Венеру и к Юпитеру. Его стали приглашать в университеты для чтения лекций. У себя дома в Принстоне Великовский стал руководить группой из нескольких дюжин исследователей, рассматривающих все аспекты его теорий, начиная с медицинских и кончая социологическими.
«А тем временем материальное положение семейства было очень и очень тяжелым. Великовский вынужден был снова начать практиковать в качестве врача-психиатра. Число его пациентов было, однако, строго ограниченным; он организовывал свое время так, чтобы иметь возможность продолжать научную работу. А на первый же свой гонорар за книгу «Миры в столкновении» Иммануил купил своей жене в подарок скрипку Амати».
Ажиотаж в прессе привел к тому, что многие видные ученые вынуждены были высказаться о его работах, среди них был и знаменитый астроном Карл Саган. Разумеется, почти все их высказывания были не в пользу Великовского. Астрономы дружно отмечали, что он ничего не смыслит в небесной механике; историки писали о его нелепостях в хронологии и исторических фактах, лингвисты ссылались на переводческие ошибки в толковании древних папирусов; указывалось на незнание им древних языков, на вольное обращение с научным наследием великих, на чрезмерное и некритическое доверие к свидетельствам древних сказаний различных народов.
Что касается геологии, то достаточно взять хотя бы его теорию о связи огненных дождей в мифологии некоторых народов и месторождений нефти, которые есть на занимаемой ими территории (Иран, Саудовская Аравия, Мексика). Эта теория противоречит любым научно обоснованным гипотезам появления нефтяных месторождений.
Среди обилия источников в работах Великовского (тут и дощечки народности майя, и финский эпос Калевала, и древнеяпонские сказания) обращает на себя внимание отсутствие ссылок на русские материалы. Даже в описании тунгусского метеорита «знаток русского языка» почему-то опирается на английский источник.
Немалый вклад в популярность Великовского внесла еще и Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, в поле зрения которой он попал в раннюю эпоху холодной волны. Для сенатора Маккарти Великовский был прежде всего русским ученым, а потом уже проходимцем. Напротив, для американских либералов, людей в большинстве своем гуманитарного склада, Маккарти — это символ зла, все жертвы Маккарти равно подлежат поклонению и уважению без поправок на непонятные им законы небесной механики или генетики.
«А затем Иммануил заинтересовался еще одной проблемой, связанной с катастрофами…» В ноябре 1955 года издательство «Даблдей и К°» выпустило в свет книгу Иммануила Великовского «Земля в переворотах», которую он посвятил своим дочерям — Шуламит и Рут.
«Я намеревался связать воедино истории более ранних глобальных переворотов, представить геологические и палеонтологические материалы, поддерживающие свидетельства человека, — писал Великовский. — Но прием «Миров в столкновении» определенными группами ученых убедил меня: прежде чем оживлять яркое зрелище более ранних катастроф, представить по меньшей мере некоторые свидетельства скал, которые так же убедительны, как свидетельства, дошедшие до наших дней в письменах и в устных преданиях».
На Аляске обнаружены многокилометровые скопления костей исчезнувших животных — мамонтов, мастодонтов, супербизонов и лошадей. Эти животные исчезли в конце ледникового периода. Здесь же, в этой массе, обнаружены останки существующих ныне видов — многие миллионы животных с переломанными и оторванными конечностями вперемешку с вырванными с корнями деревьями.
Великовский перечисляет известные стихийные бедствия и задает вопрос: могли ли они привести к такому массовому уничтожению? Подобные скопления обнаружены почти вдоль всего побережья Аляски, длина которого превышает расстояние от Ньюфаундленда до Флориды.
В вечной мерзлоте северной Сибири обнаружены вмерзшие мамонты, размороженное мясо которых без ущерба ели собаки. Грунт должен был замерзнуть в момент гибели животных, в противном случае их тела сгнили бы. Новосибирские и другие острова, находящиеся на 1000 километров севернее Северного Полярного круга, буквально напрессованы огромным количеством останков мамонтов, слонов, носорогов — животных, требующих большого количества растительной пищи ежедневно в течение всего года. Каким образом большие стада этих животных могли существовать в условиях полярного климата? Громадное количество бивней мамонтов находится на дне Северного Ледовитого океана между островами. Эти места были материком, когда здесь жили мамонты.
Великовский ссылается на французского палеонтолога Кювье, считавшего, что страшная катастрофа должна была сопровождаться приливной волной, хлынувшей на материк, и вслед за этим — внезапным падением температуры.
Чарльз Дарвин, отрицавший возможность таких катастроф, считал исчезновение мамонтов в Сибири неразрешимой загадкой.
В желудке и между зубами замерзших мамонтов были найдены растения, не растущие ныне в северной Сибири. При микроскопическом исследовании кожи обнаружены эритроциты, свидетельствующие о том, что мамонты погибли не мгновенно, а задохнулись то ли от газов, то ли от воды. Остается загадкой мгновенное замораживание такого громадного животного, как мамонт. Что могло привести к внезапному изменению температуры в этой области, где когда-то паслись огромные стада мамонтов, слонов, носорогов, бизонов, а сейчас произрастает лишайник, да и то лишь несколько месяцев в году?
На Новосибирских островах обнаружены внезапно поваленные обширные леса, высокие холмы, состоящие из сломанных деревьев, причем сохранились следы листьев и плодов. «Уничтоженные леса были унесены из северной Сибири в океан и вместе с костьми животных и наносами песка построили острова». Ученые, обнаружившие гигантские кладбища животных на Аляске, не обратили внимания ка подобную картину в полярных областях Сибири и на Арктических островах. Они не обнаружили общей причины этой загадки. Находки на Новосибирских островах относятся к XVIII–XIX векам, на Аляске — к XX веку.
Прежде чем писать о находках не только на севере, но и в других частях света, Великовский представляет главные теории истории Земли и животного мира.
Валуны весом в несколько тысяч тонн перенесены на огромные расстояния (например, из Скандинавии на Британские острова и на территорию Германии). Огромные каменные блоки перенесены из Финляндии в Карпаты и через Валдайскую возвышенность — в район Москвы и Дона. Валуны из гранитов Канады и Лабрадора найдены в долинах и на высотах во многих штатах Америки. Найдены валуны весом более 18 000 тонн, перенесенные на 80 километров. В различных местах земного шара скалы не местного происхождения перенесены на большие расстояния огромной силой.
Кювье пришел к заключению, что море и суша не раз менялись местами, причем процесс этот происходил не постепенно, а внезапно. Ни одна из существующих на Земле сил не могла быть причиной этого явления. Кювье не нашел ответа на вопрос, что могло послужить причиной катастрофы.
Великовский ссылается на книгу оксфордского геолога профессора Баклэнда, опубликованную в 1923 году. В ней описаны находки в пещерах на территории Англии. В одной из пещер, на высоте 3 метров над уровнем долины, геолог нашел кости и зубы слонов, носорогов, гиппопотамов, лошадей, оленей, тигров (с зубами большими, чем у львов или бенгальских тигров), медведей, волков, гиен, лисиц, зайцев, кроликов и разных птиц. Многие из этих животных погибли, едва успев родиться. Подобные находки обнаружены на территории всей Англии. Как могли тропические животные жить в холодном климате Северной Европы? Также, как и Кювье, Баклэнд был почти убежден, что, если произошли изменения в климате, это случилось внезапно и не раньше чем пять или шесть тысяч лет назад. К таким же выводам пришли другие ученые на основании собственных исследований.
Во многих местах земного шара (Шотландия, Италия, Германия, Огайо-Мичиган, Калифорния) обнаружены следы внезапной одновременной гибели рыб на территориях в многие десятки тысяч квадратных километров.
Главу о единообразии Великовский начинает историко-политическим анализом, дающим психологическое объяснение условий возникновения этой теории. После 1815 года в Европе была универсальная потребность в мире и спокойствии. Именно в таком климате теория медленной, едва ощутимой эволюции в природе на протяжении миллионов лет могла стать популярной и доминирующей в естественных науках. Теория, предложенная Хатоном в 1795 году и Ламарком в 1800-м, была поднята на нынешнюю высоту Чарльзом Лайелом, молодым юристом, увлекавшимся геологией. Его друг и ученик Чарльз Дарвин построил свою эволюционную теорию на лайеловских принципах единообразия, заключавшихся в том, что ветер, солнечное тепло и дождь в течение многих миллионов лет медленно строили геологию планеты. Реки уносят наносы в море и т. д. Никакие большие катастрофы никогда не меняли лица Земли. Спорадические извержения вулканов, по мнению Лайела, не могли иметь такого значения для строения Земли, как ветер или морские волны. «Согласно теории единообразия, в прошлом не было процессов, которые не происходили бы в настоящее время, и не только природа, но даже интенсивность физических феноменов в настоящее время являются критерием того, что случилось в прошлом». Великовский цитирует Лайела, так как его теория единообразия не только предмет обучения. Сомневаться в ней — значит быть еретиком. Анализируя цитаты, Великовский четко показывает, что речь в них идет не о научных принципах, а о принципе веры.
Как Лайел объяснял находки останков гиппопотамов в Англии? Они совершали путешествие от Нила вдоль берегов Средиземного моря, по рекам Испании и Франции — до Соммы, затем — по Темзе или Северну и возвращались на юг до того, как снег и лед настигали их.
В пещере в Западном Йоркшире на высоте 480 метров над уровнем моря в наносах глины, содержащих валуны, были найдены останки мамонтов, носорогов, гиппопотамов, бизонов, гиен и других животных.
Но как бы там ни было, а палеонтологические находки доказывали, что в природе происходили огромные, кардинальные перемены. Традиционная наука объясняла эти перемены сравнительно постепенными процессами. Однако Великовский выдвигает свою теорию. Ведь трудно себе представить, что когда-то в северной части Гренландии росли магнолии и фиговые деревья. На Шпицбергене обнаружены кораллы, для которых недостаточно тепла даже в Средиземном море. А в Антарктиде на широте 85° обнаружены залежи каменного угля. А ведь сегодня на этой широте практически нет ничего живого.
«Иногда кажется, — писал Великовский, — что история климата — это коллекция нерешенных, даже нерешаемых вопросов. Без резких изменений в позиции земной оси или в форме орбиты или вместе того и другого не могло быть условий, при которых тропические растения процветали бы в полярных областях. Если кто-нибудь не убежден в этом, он должен попробовать культивировать кораллы на Северном полюсе».
Кроме того, на территории многих стран, в частности Англии, Франции, а также на Гибралтаре, на Корсике, Сардинии, Сицилии в щелях скал на возвышенностях найдены переломанные кости множества животных вперемешку с острыми камнями. Великовский считал, что это следы насильственной смерти. В своей работе Великовский приводит множество подобных примеров, взятых из самых разных источников. Все это, по его мнению, свидетельствует о гигантской и к тому же внезапной катастрофе.
В штате Небраска было обнаружено гигантское кладбище трех видов исчезнувших животных, по всей видимости занесенных сюда мощным водяным потоком. Количество скелетов — 820 на 150 кв. м. Там было около 16 скелетов двурогих носорогов, около 500 скелетов когтистых лошадей и около 100 — гигантских свиней. Подобные же находки обнаруживались опять-таки в самых разных странах и на самых разных широтах.
Было и еще одно обстоятельство: возраст скальных образований определяется по содержанию в них ископаемых. Так вот, было установлено, что в некоторых местах (а именно — в Скалистых горах, в Альпах, в горах Западной Шотландии) старые формирования были вытолкнуты на вершины более молодых.
«Вряд ли это могло бы случиться, если бы ротация и орбитальное вращение нашей планеты никогда не были возмущены», — писал Великовский.
Над разгадкой феноменов ледникового периода уже давно бьются ученые, старясь понять природу той огромной силы, которая воздействовала на Землю. Великовский цитирует, например, одного астронома, утверждавшего, что земная ось изменила свое направление. Помимо прочих доказательств приводится и такое: плоскость орбиты Луны не совпадает с плоскостью экватора.
Свою третью книгу «Земля в переворотах» Великовский закончил словами: «Катастрофы происходили в доисторические и в исторические времена.
Мы — потомки выживших, которые, в свою очередь, тоже были потомками выживших».
Наступил 1958 год. Из университета в Принстоне в Советский Союз отправлялась группа профессоров и преподавателей. Великовский решился воспользоваться случаем и попросил одного знакомого профессора попытаться разыскать в Москве его старших братьев, Александра и Даниила. Профессор любезно согласился и, едва прибыв в Москву, тут же принялся за поиски. Впрочем, и адреса и номера телефонов у него были, вот только по одному из телефонов он так и не смог дозвониться. По второму ему ответила женщина, которой профессор и попытался на ломаном русском языке объяснить, кто он такой и зачем звонит. Женщина весьма сухо и поспешно ответила, что это ошибка и положила трубку. Профессор удивился, но не сдался. Перезвонил по 09, где ему подтвердили, что номер верен и до сих пор зарегистрирован на Великовского. Профессор снова набрал этот странный номер. Ответил уже знакомый женский голос. Профессор попытался начать сначала, сказав, что номер проверил и хотел бы пообщаться с хозяином квартиры, чтобы передать привет от младшего брата из Америки. К величайшему его изумлению женщина уже откровенно враждебным тоном попросила его перестать их беспокоить, у них нет и не было никаких родственников за границей, а тем более в Америке. По возвращении ничего не понимающий профессор подробно поведал обо всем Иммануилу. Но самого Иммануила происшедшее нисколько не удивило. Ему оставалось только радоваться тому, что оба брата живы.
Иммануилу Великовскому было уже шестьдесят пять лет, когда наконец увидела свет его старая рукопись, названная им «Эдип и Эхнатон». Книга эта, как, впрочем, и три предыдущие книги, стала бестселлером. Почти немедленно ее издали в Англии. Научный мир — что также неудивительно — и эту книгу встретил сначала глубоким молчанием, а затем возражениями, высказанными, правда, в гораздо более сдержанных выражениях, чем, скажем, по поводу самой первой книги Великовского «Века в хаосе». Неприятие его теорий со стороны ученых уже стало привычным для Иммануила, поэтому не слишком огорчало. Ведь сторонники у него тоже были.
И вот наступила эра освоения человеком космоса. Великовский был несказанно заинтересован этой областью человеческой деятельности, поскольку теперь появилась возможность ощутимым образом подтвердить или опровергнуть его теории, связанные с изменением наклона земной оси, вызванным столкновением с гигантской кометой.
Гипотеза Иммануила Великовского заключалась в том, что когда-то Земля столкнулась с Венерой, которая была тогда еще не планетой Солнечной системы, а кометой, и двигалась по совершенно другой орбите. Именно после столкновения изменился наклон земной оси, а Венера стала известной ныне всем планетой. И еще: за несколько лет до запуска в космос первого спутника Великовский утверждал, что, вопреки общепринятому в науке мнению, Венера — горячая планета. Поверхность ее, по словам Иммануила, «горяча настолько, что нефть на ней должна гореть, если только в атмосфере Венеры присутствует кислород». Тогда его высмеяли. А тут вдруг выяснилось: исследования показали, что Великовский был прав. У него появлялось все больше сторонников.
Великовский внимательно следил за всем новым, появляющимся в астрономии, биологии, геологии, палеонтологии и истории. Ежемесячно он прочитывал и просматривал сотни журналов на английском, немецком, русском и французском языках.
Еще в 1954 году в Лондоне была издана книга Вилфрида Фрэнсиса «Уголь, его образование и состав». Среди прочих теорий автор рассматривал точку зрения Великовского и Нильсона об образовании угля в результате катастроф. Второе издание книги появилось в Лондоне в 1961 году. Фрэнсис писал: «Эти свидетельства строго поддерживают теорию, согласно которой обугливание произошло во время интенсивных лесных пожаров, потушенных наводнением прежде, чем леса были полностью уничтожены. Эти свидетельства хорошо совпадают с теорией образования угля, предложенной Великовским».
А в 1966 году в «Science» появилась статья Оро и Гана, в которой черным по белому было написано, что ароматические и другие углеводы могли возникнуть во время столкновения между планетой и кометой. Это было еще одним подтверждением теории Великовского об образовании нефти. Возможность образования нефти миллионы лет назад, что было одним из постулатов теории единообразия, уже давно была поставлена под сомнение, когда радиоуглеродным методом было установлено, что нефть, поднятая со дна Мексиканского залива, не старше 9000 лет.
Идеи Великовского подтвердились в астрономии, геологии, палеонтологии, истории. Это не могло не привлечь внимания все большего количества ученых к его работам и к тому, как они были приняты научным истеблишментом. Даже спустя два года после выхода в свет «ABS», посвященного «делу Великовского», в редакцию продолжали приходить письма с просьбой прислать этот номер журнала. Поэтому де Грация и его соредакторы решили, несколько расширив и обновив материал, издать книгу под названием «Дело Великовского». Книга вышла в свет в 1966 году и сразу же привлекла внимание интеллигенции.
Ученые, зависящие от различных фондов или работающие в государственных учреждениях, читают книгу тайком. Почему? Властвует страх остаться без финансирования научных исследований, страх повредить карьере…
В ту пору и значительно позже профессор де Грация считал, что подобные страхи в подавляющем большинстве случаев можно было подавить и действовать согласно совести. Он верил в «счастливый конец», примером чему может служить его собственное участие в «деле Великовского».
«Делом Великовского» заинтересовался издатель и редактор журнала «American Behavioral Scientist» Альберт де Грация. Ознакомившись с работами Иммануила, с отзывами о нем представителей самых разных направлений в науке, со статьями и письмами, опубликованными в периодике, он сделал вывод: «Иммануил Великовский выдвинул синтетическую теорию высшего порядка. Он перестроил классическую хронологию. Он извлек важную правду из древних источников, от которых отказалась наука. Заново открыт глубинный опыт наших предков. Таким образом, он дал нам новое понимание природы человека.
Он показал, что настоящий порядок Солнечной системы всецело нов и управляют им не учитывавшиеся силы. Он нанес удар значительной части дарвиновского объяснения эволюции. Он опрокинул различные большие геологические теории и вместо них предложил свои теории. Он заполнил пространство, считавшееся вакуумом.
Значительная часть его истин рассеяна на исторических и современных путях науки. Как биты информации и фрагментарные теории они малоценны или вообще не имеют значения для многих ученых и исследователей, которые могли едва взглянуть на них и отвернуться. С редким воображением и совершенным мастерством он объединил их в теории большого охвата, компактности и целостности. И хотя не все его теории вне критики, как космогонист он находится в компании Платона, Аквинского, Бруно, Декарта, Ньютона и Канта».
Великовского все чаще приглашали выступить с лекциями в университеты. К началу лета 1965 года «Миры в столкновении» были изданы в США в твердых переплетах 16 раз, в Англии — 15 раз. Тринадцать изданий выдержала в Англии «Земля в переворотах». «Британская энциклопедия», несмотря на ортодоксальную ориентацию в науке, поместила статью о Великовском.
В апреле 1967 года вышел в свет «Йельский научный журнал», полностью посвященный Великовскому. Интересен тот факт, что до этого момента практически любая статья о Великовском, включая биографические справки, предваряющие издания его книг, обязательно содержала какие-нибудь фактические ошибки. Ошибки эти, как правило, допускались сознательно и так или иначе искажали представление об этом человеке. Апрельский выпуск «Йельского научного журнала» стал попыткой дружественных Великовскому ученых опровергнуть измышления.
Однако отношение к Великовскому со стороны официальной науки нисколько не изменилось. Лучшее тому доказательство — история подготовки выступления Великовского в Астрономическом обществе Ритенхауза. 16 сентября 1966 года общество официально пригласило Великовского выступить 7 апреля 1967 года перед 350 его членами в лекционном зале Института Франклина в Филадельфии. С 1931 года общество пользовалось помещением института без каких-либо осложнений. Но приглашение Великовского всполошило хозяев. Нет, Великовский не должен переступить порог Института Франклина! Астрономическое общество Ритенхауза возмутилось таким поступком и решило перенести лекцию в другое помещение.
Великовский узнал об этом и внешне никак не отреагировал на действия руководства Института Франклина, хотя больно было видеть, как и сейчас продолжается все та же линия поведения власть предержащих в науке.
Зато на эти действия отреагировали филадельфийские газеты. Имя Бена Франклина, которое носит институт, писали газеты, обязывает к научной порядочности. Случись такое во времена Бена, он лично пригласил бы Великовского выступить и изложить свою научную концепцию.
Президенту института В. Лоуренсу Ле Пейдж пришлось выкручиваться из неприятной ситуации. 14 февраля 1967 года он опубликовал письмо в «Вечернем бюллетене». «Если Астрономическое общество Ритенхауза согласно, чтобы это была не просто лекция доктора Великовского, а дискуссия, то есть, если сразу же после лекции выступит оппонент, — сообщал он, — институт согласен, чтобы это событие произошло в их лекционном зале».
Когда Великовскому рассказали о письме Ле Пейджа, он с улыбкой заметил: «Аудитория должна немедленно получить противоядие? А если бы они организовали лекцию ученого, с которым не согласен Великовский, пригласили бы они меня быть его оппонентом?» И тем не менее он согласился на дискуссию, хотя предпочел бы, чтобы она состоялась не в Институте Франклина, а в Американском философском обществе.
Президент Астрономического общества доктор Вильям Уолтер не согласился с условиями Ле Пейджа. Он посчитал это оскорблением организации, существующей 79 лет.
На ответ Великовского пришлось отреагировать доктору Джоржу Корнеру, административному руководителю Американского философского общества. Он заявил, что вопрос о дискуссии может быть рассмотрен только после официального обращения доктора Великовского. Читатель убедится в том, что такое обращение будет рассматриваться в течение… семи лет.
Лекция Великовского состоялась 7 апреля 1967 года в аудитории Филадельфийской библиотеки, расположенной напротив Института Франклина. Перед лекцией Астрономическое общество Ритенхауза дало званый обед в честь Великовского.
Кроме 350 членов общества, на лекции присутствовали еще 100 человек. На следующий день филадельфийские газеты описали восторг аудитории, которая, затаив дыхание, в течение двух часов слушала Великовского, представившего длинный и убедительный перечень свидетельств против догмы в современной астрономии. После лекции воодушевленные слушатели устроили Великовскому овацию. Улыбаясь, лектор сказал, что эти аплодисменты принадлежат Астрономическому обществу Ритенхауза за его принципиальную позицию в схватке с силами подавления.
В мае 1967 года состоялись лекции Великовского в Сант Олаф-колледже, в Висконсинском и Чикагском университетах, а также в университете штата Канзас. История науки не может похвастаться именами многих ученых, способных в семидесятидвухлетнем возрасте выдержать такую лекционную нагрузку, причем не в одном месте, а преодолевая в поездах и самолетах огромные расстояния.
Во время двухнедельного перерыва (уже 2 и 3 июня Великовский читал лекции в Вашингтонском университете в Сент-Луисе) он не смог отдохнуть, интенсивно работая в библиотеках Принстона. А здоровье было даже не таким, как несколько лет назад.
Элишева просила, возмущалась, угрожала, настаивая на том, чтобы Иммануил оставался в постели, как рекомендовали врачи, или хотя бы отдохнул от работы. Великовский отшучивался и делал все возможное, чтобы скрыть от Элишевы и от окружающих свое состояние во время приступов.
На протяжении всей жизни и работы Великовского наблюдается одна закономерность: очень многие из критикующих его ученых не читали его работ. Может быть, в этом и кроется слабая сторона их критики? Дело-то в том, что когда кто-нибудь из ученых мужей высказывался против той или иной теории, выдвинутой Великовским, тот всегда находил контраргументы. Для кого-то они звучали убедительно, для кого-то нет, но ни разу полемика не была доведена до конца.
К семидесяти пяти годам Великовский прочитал лекции в университетах почти всех американских штатов, а также во множестве научно-исследовательских учреждений. И в этих лекциях он часто обращался к социологии и психологии: «Мы одни в Солнечной системе. Мы иррациональны, потому что не знаем, что произошло с нами в недавнем прошлом. Из Фрейда мы усвоили, что травматический опыт легко забывается. Мы также усвоили, что этот опыт имеет тенденцию к повторению. На обоих берегах Атлантики существует в достаточной степени разрушительная сила, чтобы сделать жизнь невозможной. В нас живет наследственность, рожденная в травматическом, в ужасном опыте. Фрейду было известно это, но он не знал, какова причина этого опыта».
И еще: «Причина испытанной мной оппозиции в значительной мере была психологической: мои критики не могли простить мне, что я превратил их неосознанное в сознательное».
А популярность Великовского росла. В июле 1972 года Великовского пригласили выступить в NASA. Утром 14 августа 1972 года в Эймсе, на юге Сан-Франциско, в отделении NASA, занимающемся биологическими проблемами, связанными с космосом, Великовский прочитал лекцию для персонала. Но желающих услышать Великовского было так много, что после полудня он был вынужден выступить вторично перед огромной аудиторией. Люди, не поместившиеся в зале, толпились в открытых дверях.
После лекции даже предубежденные слушатели высказали мнение, что следует прекратить глупый и преступный бойкот Великовского и приступить к тщательному исследованию всего, предложенного этим необычным человеком, заставившим скептически настроенную аудиторию в течение часа, затаив дыхание, слушать о предмете, имеющем непосредственное отношение к тому, чем занимается исследовательский центр.
На следующий день Великовский вылетел из Сан-Франциско в Портленд, чтобы принять участие в специальном симпозиуме, организованном в колледже Люиса и Кларка. В течение 16, 17 и 18 августа пятьдесят приглашенных ученых и двести наблюдателей от полудня до полуночи с полной отдачей сил принимали участие в симпозиуме, посвященном теориям Великовского.
Президент колледжа Джек Говард открыл симпозиум яркой и гневной речью против преследователей великого ученого. На симпозиуме работали три секции: физические науки; история и археология; психология, религия и социология. Заседания двух первых начались с докладов Великовского. Еще одним докладом — «Человечество в амнезии» — он открыл заключительное заседание симпозиума.
Трудоспособность Великовского поразила присутствующих. Молодые ученые буквально падали от усталости после дня симпозиума, загруженного до предела. А 77-летний старик, выступающий с докладами, отвечающий на бесчисленные вопросы, внимательно слушающий выступления других ораторов, участвующий после полуночи в частных дискуссиях, снимающийся утром в телевизионных программах, активно участвующий во многих других событиях, выглядел неутомимым. Это произвело на участников симпозиума не меньшее впечатление, чем удивительная образованность, феноменальная память и какая-то необъяснимая сила, излучаемая этим человеком, — властвующая, доминирующая, но не подавляющая.
Аудитория обратила внимание на фразу, с экспрессией произнесенную Великовским во время открытия симпозиума: «Все, что я написал или сделал, подлежит проверке, критике, изменению, и я принимаю вердикт фактов. Мою работу не следует воспринимать как абсолютную истину».
Эти слова он повторял неоднократно. Но его противники не слышали их. Они постоянно распространяли слухи о том, что Великовский безапелляционно провозглашает свою теорию истиной.
Общая точка зрения всех участников симпозиума лучше всего была сформулирована в докладе доктора Мак-Ки из университета Глазго в Шотландии: «…Доктор Великовский оказал гигантскую услугу, заставив нас пересмотреть как сами основы, так и основные предположения в различных дисциплинах, напомнив нам, как нужны для здоровья науки и учения вообще междисциплинарные изучения. Поэтому я не предлагаю тратить время на потворство и удовлетворение скептиков, извиняясь за серьезное отношение к идеям Великовского. Достаточно сказать, что я не представляю себе, как может серьезный ученый отказаться рассмотреть эти идеи или сверить их с фактами и теорией, с которой он знаком в деталях. Детализированные идеи Великовского… являются экстраординарно эффективным инструментом для отметания так называемых «неоспоримых» предположений, обусловивших многие научные исследования… и для отсортировки действительных фактов от предположений».
Никогда еще в колледже Люиса и Кларка не собиралось одновременно столько выдающихся ученых. Это был явный успех, тем более важный, что некоторые профессора колледжа опасались, что симпозиум, посвященный Великовскому, может повредить их репутации. Даже журналисты, все еще находившиеся в плену общественного мнения, созданного ортодоксальными учеными, боялись, как бы корреспонденции в пользу Великовского не повредили их карьере.
В Советском Союзе у Великовского тоже нашлись поклонники. Вернее, поклонник, профессор Всехсвятский, написавший ему письмо еще во времена Сталина. Не убоялся реакции режима… Он же организовал публикацию серии статей о Великовском в «Науке и жизни» в 1962 году. Так что о теории Великовского советские читатели прочли. Изложена она была, правда, «сглаженно» и неподробно, да и имени Великовского в журнале умудрились ни разу не упомянуть.
Последнюю свою публичную лекцию Великовский прочитан в 1979 году в Принстонском университете. Ему было тогда восемьдесят четыре года. Возраст преклонный, а хотелось побыстрее подготовить к печати очередную книгу «Время Гомера и Исайи».
Иммануил Великовский скончался 17 ноября 1979 года в Америке. На следующий день, 18 ноября, его жена Элишева похоронила его в Оушен Кантри на Томе Ривер Бич. Книга «Человечество в амнезии», подготавливаемая к публикации Великовским в последние дни его жизни, вышла в свет в 1982 году.
Прав ли хоть в чем-нибудь Иммануил Великовский? Ясно одно: он — выдающаяся личность уже хотя бы потому, что работы его вызвали к жизни такую ожесточенную и такую длительную полемику. В спорах рождается истина, важно только, чтобы аргументы в этих спорах чего-нибудь стоили.
Некоторые американские университеты (среди них между прочим Новая школа социальных исследований в Нью-Йорке) включают в свои программы «курс Великовского».
Очень может быть, как считают многие, что в науке он и был шарлатаном, но он научил целое поколение ученых — молодое поколение — не доверяться догмам. Уже одно это достаточно ценно, даже если нет рационального зерна во всем остальном.
