– Кошелек или жизнь?
– Кошелек!
Вооруженный револьвером налетчик был настолько ошарашен таким ответом, что невольно отшатнулся. С тех пор, как стоит мир, на этот избитый пароль впервые был получен столь нетрадиционный отзыв. Пистолет, в любое мгновение готовый выстрелить, дрогнул в руке грабителя. Меж тем человек, подвергшийся нападению, преспокойно поднял обе руки кверху и застыл с совершенно безразличным видом.
Разыгралась печальнейшая с точки зрения завязки и финала криминальная сцена за все исторические времена. Место действия – Сан-Франциско, Окленд. Автор – сама жизнь.
Действующие лица:
Грабитель с расшатанными нервами.
Жертва в состоянии прострации.
Военные, полицейские, а также полное безлюдье.
Время: деньги.
– Идиот! Я тебя человеческим языком спрашиваю: кошелек или жизнь? – повторил грабитель, успевший, кажется, слегка успокоиться после столь наглого ответа жертвы. – Не слышишь, что ли?
– Нечего орать, я не глухой! Если уж ты предоставил мне выбор расстаться с кошельком или с жизнью, то я предлагаю тебе свою жизнь.
Положение налетчика становилось прямо-таки отчаянным.
– Эти в-ваши кривлянья до добра не доведут! Считаю д-до трех, – произнес грабитель с запинкой, с перепугу перейдя на «вы».
– Бьюсь об заклад, вы учитель арифметики! Я что, невнятно объясняю, что жизнь моя в вашем распоряжении? – ухмыльнулся наглец. – Видите ли, я из породы дармоедов, так что жизнь моя гроша ломаного не стоит. Да и где мне взять другой пятидесятицентовик, если я отдам свой последний?
Что оставалось делать незадачливому грабителю? Застрелить человека ради жалких пятидесяти центов, рискуя тем самым угодить на электрический стул, или удалиться ни с чем после этого выразительного обмена репликами? Как-то несолидно. Ситуация складывалась явно нестандартная.
– В последний раз предупреждаю, ну а уж потом… – сурово проговорил он.
– Не стоит связывать себя дополнительным сроком! Вы предоставили мне право выбора, я выбор сделал, так что извольте стрелять! – Тут прохожий, видимо, сжалился над грабителем, беспомощно размахивающим громоздким револьвером. В голосе его зазвучали мягкие, насмешливые нотки: – Вот что, почтеннейший: выкиньте из головы надежду с моей помощью стать богаче хоть на пару центов. Поверьте, за всю мою долгую практику такого не бывало.
– Я, кажется, ясно сказал – кончайте валять дурака, не то пристрелю, как собаку! – Грабитель изо всех сил пытался сохранить солидность.
– О'кей, только поторапливайтесь, а то мне надоело здесь околачиваться! – Бродяга разразился хриплым, наглым смехом. – И вообще, из нас двоих жертва уж скорее вы, чем я. Неиспорченный человек, только вступающий на преступное поприще, не станет убивать ближнего ради пятидесяти центов. Нет уж, меньше чем за два доллара вы до такой низости не опуститесь. Старина Вагнер в людях разбирается, милейший мой гангстер!
В этот момент неподалеку от них неожиданно показались двое солдат, направлявшихся в их сторону.
– Кранты, попались!
Незадачливый грабитель в замешательстве спрятал пистолет в карман. Объект нападения спокойно опустил поднятые руки, повернулся к приближающимся воякам и… не проронил ни слова.
А ситуация между тем усложнялась. Сверху, со стороны набережной, послышалось шуршание велосипедных шин и голоса: двое патрульных полицейских, переговариваясь на ходу, катили сюда же, а жертва нападения по-прежнему не делала никаких попыток избавиться от грабителя. Наконец солдаты и патрульные удалились на приличное расстояние. Гангстер тотчас же вновь выхватил из кармана свое оружие и грозно прикрикнул на жертву:
– Ни с места, иначе…
Тот испуганно оглянулся по сторонам, а потом, грозно взглянув на бандита, рявкнул:
– Чего разорался, кретин несчастный! Не ровен час, полицейские со всей округи сюда сбегутся! Таких психованных грабителей отродясь не видывал. С тобой из-за пустяков того и гляди влипнешь в серьезные неприятности.
Грабитель был явно перепуган и озадачен: боже правый, ну и в переплет же он попал! Жертва больше боитсяполиции, чем вооруженных гангстеров. Кто он, этот субъект? Не иначе как матерый преступник, объявленный в розыск!
– Руки вверх! – снова крикнул он.
Объект нападения послушно вздернул руки.
– Мы что тут, решили подзаняться гимнастикой? Право слово, деловому парню ни к чему эти дешевые штучки. Повторяю в третий раз – убери свою пушку, а то еще, чего доброго, выпалит, и патрульные вернутся… Нет, милейший, если у тебя нервы ни к черту, то самое время менять профессию! – раздраженно отчитывал он грабителя, и вдруг утробно икнул, так что мятый цилиндр сполз ему на нос.
– У вас что, не все дома?
– Может быть, но в данный момент от этого никому ни жарко, ни холодно… Послушай, ты, если охота поиграть в разбойников, – миролюбивым тоном проговорил потерпевший, – гони доллар, и я отпускаю тебя на все четыре стороны без лишних споров и препирательств. По рукам?
– Вы меня отпускаете?! – в полном изумлении переспросил гангстер. – По-моему, это вы должны радоваться, если я уйду, не причинив вам зла.
– Законная точка зрения, но не моя. И-ик!.. Не пугайся, приятель, я всего лишь икнул. Моя точка зрения другая. Скажем, как только ты повернешься, чтобы уйти, я достану свой нож и метну его тебе в спину. Бью без промаха! – Он расхохотался своим хриплым смехом. – По этой части старина Вагнер мог бы брать олимпийские призы. Так что сам понимаешь, парень, мне без разницы: мигом извлечь нож из своего кармана или доллар из твоего. Как видишь, бывает и такая точка зрения. Итак, выбирай: кошелек или жизнь?
Грабитель почувствовал себя вконец сбитым с толку. Застрелить этого мерзавца ради жалких пятидесяти центов? Или подставить спину и схлопотать удар ножом? Неужто по собственной доброй воле расставаться с долларом? Смех, да и только!
Вагнер, слегка пошатываясь, спокойно ждал дальнейшего развития событий.
Выглядел он, между прочим, весьма живописно. Пожалуй, ни одно уважающее себя огородное пугало не позарилось бы на такой гардероб. Рубашку заменяло какое-то тряпье, обмотанное вокруг шеи. Пиджак был истертый, мятый и засаленный. Законченность этому импозантному костюму придавала слегка увядшая гардения в пиджачной петлице.
Увядший цветок служил символом неувядаемого оптимизма, клокочущей энергии, наивной жизненной философии и неуемного, пьянящего веселья, с каким господин Вагнер каждый час и каждый миг доверчиво распахивал свою душу навстречу простым и обыденным радостям жизни.
Испещренное старческими морщинами лицо его было усеяно бородавками, губастый беззубый рот подковкой обрамляла шкиперская бороденка – жидковатая, зато длинная. На первый взгляд борода казалась искусственной, словно привязанной на шнурке. Когда же на нее упал лунный свет, борода эта вогнала в дрожь и без того растерянного грабителя.
Бедняга испуганно вскрикнул: растительность отливала синевой.
Кто не знал, что господин Вагнер после мощной затрещины угодил в котел с корабельной краской, тот при лунном свете и впрямь мог принять его за привидение.
– Ну и долго ты намерен напрягать извилины? – поторопил господин Синяя Борода незадачливого грабителя. – Не торчать же нам тут до скончания века! Гони доллар и проваливай ко всем чертям, стручок безмозглый!
«Стручок»… Словцом этим господин Вагнер разбрасывался направо-налево, и какой смысл он в него вкладывал, трудно было понять. Впрочем, этого не знал и сам Вагнер: непрестанное, беспробудное пьянство окончательно затуманило его мозги.
– Да поймите же, наконец, – взмолился грабитель, – нет у меня денег, да и в вас стрелять я не желаю! Убивать стариков не в моих правилах!
– А мне что за дело?! Легко быть добреньким за чужой счет! Гони доллар или стреляй!
– Да не могу я!
– Значит, придется мне пустить в дело нож. Небось думаешь, ножичек у меня маленький, перочинный? Черта с два! Большущий, кухонный, едва в кармане умещается. А если ты по-прежнему намерен стоять столбом, вступает в силу второй вариант: изволь стрелять! Со мной шутить не советую. Ну а если у тебя нет денег, приятель, плати натурой! Я готов принять твой револьвер. Попробую обменять его на выпивку в «Трех пробках от красного». Ну как, согласен?
Надо ли продолжать? После недолгого, но ожесточенного спора револьвер перешел в руки господина Вагнера. Пятьдесят центов не стоят такого риска: ни ножа в спину, ни казни на электрическом стуле. Гангстер попался из начинающих, неполных девятнадцати лет – что, конечно, могло служить некоторым оправданием его неопытности.
– Ну, топай за мной, парень! – приободрил пришедший в доброе расположение духа пострадавший. – Тебе тоже достанется глоток спиртного… Расплатишься патронами от своего револьвера. Ух ты, какой шикарный ремень для брюк! – воскликнул он при виде веревки, свисающей с траверса. – Срезать бы, и я был бы надолго обеспечен… У тебя случайно ножичка не найдется? – с усмешкой обратился он к молодому человеку.
– Что?! – вскричал тот, смертельно побледнев. – Но ведь вы угрожали мне ножом.
– Не валяй дурака! Да я отродясь перышком не баловался. Вот пукалка у меня теперь есть, врать не стану…
И Вагнер сунул под нос простофиле-налетчику его же собственное оружие.