1
Можете себе представить нашу реакцию.
На Чурбана Хопкинса напала чудовищная икота, он давился, и глаза у него лезли на лоб, словно его изнутри накачивали воздухом.
У меня голова пошла кругом.
– Что с вами? – перепугалась Ивонна.
Сдавленный хрип, вырвавшийся у Хопкинса, даже отдаленно не напоминал его голос.
– Письмо… – натужно прохрипел он. – У меня!..
К тому времени все мы были на ногах. Ивонна побледнела как полотно, Альфонс Ничейный, по своему обыкновению, сохранял спокойствие.
– Садитесь, что вы повскакали! До утра время есть. Хопкинс, возьми себя в руки и расскажи все по порядку.
Он внимательно выслушал историю с подменой футляра, с биноклем, у которого вместо линз были вставлены кусочки жести…
– Ты… заглядывал внутрь?
– Нет… – Дрожащими руками Хопкинс извлек бинокль.
Наступил драматический момент. Может, вышла ошибка?…
Но в следующую минуту перед нами лежал конверт, скрепленный генеральскими печатями!
Воцарилось гробовое молчание.
Если уничтожить сообщение, аферисты и впредь будут вершить свое преступное дело.
Если же письмо обнаружат у нас, важная государственная тайна будет раскрыта, и мы не выполним приказ.
– Это я во всем виновата, – ломала руки Ивонна.
– Полно себя винить! Пока что ничего непоправимого не случилось, – утешил ее Альфонс Ничейный. – До утра три таких бывалых парня, как мы, могут горы свернуть! Бывали мы в переделках и покруче, верно, ребята?
Что ни говорите, а поднять бодрость духа наш Альфонс умеет. Перед нами забрезжил проблеск надежды. Лицо Хопкинса вновь стало похоже на человеческое… если, конечно, предположить, что оно когда-нибудь было таковым.
– Весь вопрос в том, сумеем ли тюкнуть кого надо по кумполу так, чтобы тот не пикнул? – шепотом спросил Альфонс Ничейный.
Хопкинс раздраженно двинул плечом.
– Что за детский вопрос? Как прикажешь, так и тюкну. Был бы кумпол.
– Ясно… Ивонна, вы дочь солдата и должны понять: мы сможем добиться цели только в том случае, если будем неразборчивы в средствах.
– Я вас не подведу… Буду стойкой!
Сквозь щель в палатке мы видели, что снаружи совсем темно. Солдаты давно отужинали и крепко спали после утомительных учений.
– Эй, приятель! – окликнул Альфонс часового. – Девушке сделалось дурно…
– Что тут у вас? – В палатку шагнул усатый солдат, держа ружье с примкнутым штыком.
Ничейный схватил его за горло. Аристократически тонкая белая рука вмиг стиснула солдата так, что тот и пикнуть не успел. Физиономия его побагровела, он схватился было за оружие, но Хопкинс рукояткой револьвера стукнул его по темечку.
Солдат рухнул как подкошенный.
Пробудившийся ото сна Квасич обвел палатку усталым взглядом, заметил бесчувственного часового.
– Идите спокойно, – сказал он нам. – Часового я осмотрю и перевяжу, если потребуется.
– Этого мало, – прошептал в ответ Чурбан Хопкинс. – Если уж взялись его обихаживать, не забудьте вставить ему кляп.
Альфонс Ничейный нацепил ружье, солдатский ремень и кепи и встал снаружи у входа в палатку – на случай, если кто глянет в нашу сторону, пусть видит, что часовой бдит.
По знаку Альфонса мы с Хопкинсом ползком выбрались из палатки. Кругом тьма, только у общей солдатской палатки светит фонарь, возле входа составлены пирамидой ружья.
Время от времени мелькает силуэт охранника. Альфонс Ничейный свистящим шепотом дает указания:
– Как только я сниму охранника, сразу же бросайтесь к ружьям! – И направляется к часовому. Тот не чует подвоха, думая, что это его напарник, и сворачивает в сторону. Ничейный подкрадывается сзади и оглушает его прикладом ружья. Издав чуть слышный стон, солдат падает.
Пинками мы рушим пирамиду и замираем… Тишина и спокойствие. Солдаты в палатке спят крепким сном. Их по меньшей мере десятка полтора, зато они безоружные. А мы вооружены, у каждого ружье с примкнутым штыком.
– Слушайте меня внимательно. Никого не щадить, но, по возможности, хорошо бы обойтись без жертв. Ваша задача: увидите торчащую голову – бейте прикладом!
– Что ты задумал?
– Сейчас увидите.
Два свистящих удара – и веревки, натягивавшие палатку, перерезаны. Огромное полотнище брезента обрушивается на спящих. Ничейный убегает… Спрашивается, куда?
Но размышлять некогда: внезапно разбуженные солдаты отчаянно барахтаются, то тут, то там под брезентом угадывается голова.
Туда, где вырисовывается контур шара, тотчас нацелен удар прикладом, бьем Хопкинс или я. Солдаты впадают в панику, и от этого брезент окутывает их еще плотнее. Двоим удается выкатиться на свободу… Пинок… удар прикладом… Мы уложили как минимум человек восемь. Из-под брезента выползает младший офицер с револьвером в руке и палит вслепую, но мы утихомириваем его ударом приклада…
Вот удалось высвободиться еще троим, а четвертый размахивает кинжалом… Двоих удается уложить сразу, один бросается на меня, и, сцепившись, мы падаем наземь – этого, улучив момент, обезвреживает Альфонс Ничейный… Хопкинс дорожным указателем укладывает еще парочку…
– Вроде больше нету… – пыхтит он, отдуваясь.
Через каких-то десять минут после начала акции на земле валялись без памяти шестнадцать солдат. Что и говорить, этот трюк с подрезанным брезентом был гениальным. Две трети боевых сил противника удалось вывести из строя, самим оставаясь в безопасности.
Прогремел всего лишь один выстрел – подсуетился младший чин.
Альфонс Ничейный указал на связанного офицера, лежавшего в стороне.
– Я побежал, чтобы перехватить лейтенанта. Он спал в отдельной палатке.
Молодец Альфонс, котелок у него варит что надо!
– Побыстрей соберите припасы в дорогу: еду, питье – словом, все необходимое. В лагере пять мулов, так что на себе тащить не придется.
Теперь наша маленькая группа была снаряжена лучше некуда: вдосталь хинина и перевязочных средств, гамак, палатка, вьючные животные и все прочее, что берет с собой в джунгли отряд колониальной армии.
– Остатки воды и провианта придется уничтожить, тогда наши преследователи будут вынуждены вернуться в форт за пополнением запасов. А нам это даст целые сутки форы.
Мы засуетились, второпях упаковывая все необходимое.
– Не вздумай выбросить кабель и провода! – остановил меня Хопкинс, увидев, что я намереваюсь сгрузить с мула сумку с инструментами. – Денег у нас нет, а это оборудование можно будет реализовать, когда мы подойдем ближе к обжитым краям.
Дельное замечание, ничего не скажешь. Значит, сумка, битком набитая проводами, наушниками и всякими другими причиндалами, поедет с нами, коль скоро Хопкинс надеется обстряпать дельце.
И тут к нам подбежала Ивонна… в невменяемом состоянии: на лице ужас, дрожит всем телом, слова вымолвить не может.
– В чем дело? Что стряслось?
– Квасич… – с трудом выдавила она из себя.
Мы бросились к палатке. Господин Профессор сидел в той же позе, как уснул, – со склоненной на грудь головой – и красным пятном, расплывшимся на рубашке с левой стороны. Он был мертв.
Единственный выстрел из револьвера, пущенный младшим офицером наугад, сразил спящего Квасича, угодив ему прямо в сердце. Благородная смерть, достойная импозантного, седовласого Профессора. Смерть, какая и во сне не могла привидеться спящему за секунду до того, как глупая шальная пуля оборвала его жизнь.
А может, не так уж и глупа была эта пуля, мгновенно и безболезненно спровадившая этого рожденного для иной участи человека на тот свет, который вдруг да окажется лучше нашего? Кто знает…
– Вот ведь незадача!.. – с тоской вырвалось у меня. Да оно и понятно: я любил этого тонкой души человека. Пожалуй, и остальных тоже. А Квасич прошел с нами не одно испытание, побывал во многих передрягах, при этом никогда не теряя спокойствия и хороших манер.
– Давайте похороним его, – сказал Альфонс Ничейный.
Все мы прекрасно сознавали, что жизнь наша висит на волоске, что патруль из форта Лами уже торопится по наши души, но в данный момент это не имело значения. Квасича мы честь по чести предали земле – точно так же, как Левина. Затем постояли молча, пока Ивонна чуть слышно произносила слова молитвы. Возможно, каждый из нас мысленно тоже говорил приличествующие ситуации слова. Во всяком случае, ноздри Хопкинса подрагивали, будто у него свербит в носу.
Нас покинул еще один близкий человек.
Человек, который был с нами!
2
Мы регулярно принимали хинин, а Ивонну теперь не было нужды нести на брезенте – она путешествовала верхом на муле, – а потому и самочувствие наше улучшилось, и продвигались мы быстрее. Нам хотелось использовать выигрыш во времени, полученный благодаря тому, что присланному за нами патрулю придется вернуться в форт за питьем и едой. Впрочем, мысль о преследовании не слишком беспокоила нас: вдогонку за беглыми каторжниками не пошлют малочисленную группу.
Зато радио могло стать серьезным препятствием на нашем пути, а играть в прятки с колониальной армией – попытка заведомо безнадежная.
Не оставалось ничего другого, кроме как стремиться вперед, а там будь что будет!
Вот уже более двух недель мы были в пути. Еще через десять суток мы наконец выбрались из джунглей и увидели вдали первую волнистую полосу песчаных дюн.
Сахара! Предстоит переход через пустыню – труднейшая, почти невыполнимая часть предпринятой нами задачи.
– Как, по-твоему, сумеем мы пробраться через пустыню к Орану? – поинтересовался Хопкинс у Ничейного.
– Откуда мне знать? – небрежно пожал тот плечами.
– Хочешь сказать, что ты над этим не задумывался?
– Видишь ли, старина, если бы мы всегда обдумывали, что нам стоит делать, а чего – нет, сейчас мы бы торговали галстуками в каком-нибудь европейском городе, и ордена Почетного легиона нам бы не видать как своих ушей.
Верно замечено, Альфонс опять оказался на высоте.
– Три мушкетера действуют не раздумывая, – с улыбкой добавила Ивонна.
Снова принялась за свое!
– Ну, вот что, мадемуазель! – взвился на дыбы Хопкинс. – Просветили бы вы нас, что это за проходимцы такие, коль уж вы без конца поминаете их к месту и не к месту!
– Это герои одного всемирно известного романа. Ради спасения дамской чести они готовы пожертвовать жизнью. Благородные и отважные, примерно как вы.
– Где они сидели?
– Нигде не сидели. Напротив, удостоились высокой награды.
– И все вокруг пели и кричали «ура!», – добавил я истинно писательскую концовку. – Я в таких вопросах знаток.
– Тоже мне знаток выискался!.. Выскочка ты и круглый дурак, – отрезал Хопкинс и опять давай у Ивонны допытываться: – А как насчет брильянтов, карманных часов и серебряных блюд, которые эти ловкачи провезли из Лондона контрабандой? Выходит, дело замяли?
– Да заткнитесь вы наконец! Слушать невмоготу… – взъярился Альфонс Ничейный.
Понятно, ему не по нутру, когда другие тоже могут образованностью блеснуть!
Мы разбили лагерь у самой опушки джунглей, чтобы за деревьями и кустарником нас не заметили. Вдали виднелся оазис Немас-Румба – несколько чахлых пальм и убогие глиняные хижины.
– Придется рискнуть и сунуться в оазис, – сказал Альфонс Ничейный. – Без верблюдов нам Сахару не преодолеть!
– Пусть идет один из нас, – предложил я. – Если попадет в засаду или еще какая беда случится, у остальных будет шанс спастись.
– Тогда пойду я! – заявил Ничейный.
– И думать не моги! – взревел Хопкинс. – Нечего строить из себя главнокомандующего, захотел и попер поперед всех и каждого!
– Что же ты предлагаешь?
– Тянуть жребий! – сказал Хопкинс и вытащил из кармана монету. – Пойдет тот, кто окажется в проигрыше против двух других.
И подбросил монету.
– Орел, – сказал Ничейный и выиграл.
Хопкинс снова подбросил монету. Я тоже угадал. Чурбан Хопкинс, ни слова не говоря, отвязал мула, нагруженного сумкой с инструментами, и взгромоздился верхом.
– Видите на краю оазиса вон тот желтый домишко с остроконечной крышей? Если я появлюсь из-за угла и махну рукой, значит, все чисто и один из вас может присоединиться ко мне без опаски. – И он затрусил рысцой.
Мы подавленно смотрели ему вслед. Теперь нас осталось только двое. Хоть бы не случилось беды с нашим Хопкинсом!..
Прошло добрых полчаса. У желтого домишки никто не появлялся.
– Наверное, влип, – понизив голос, обронил Ничейный. Ивонна терзала зажатый в зубах носовой платочек.
– Если он не появится через час, тронемся в путь. Оазис обойдем стороной, – принял решение Альфонс.
– А его бросим на произвол судьбы?! – оторопел я. Уж от кого другого, а от Альфонса Ничейного подобного бессердечия я не ожидал.
– Да. Если понадобится, точно так же поступим со мной и даже с Ивонной. Покуда остается надежда, что хотя бы один из нас уцелеет и сможет доставить пакет по назначению, этот единственный обязан выполнить приказ – пусть даже ценою жизни всех остальных. Надеюсь, ты согласен со мной? – Опять он оказался прав.
Время тянулось бесконечно долго. Наконец прошел час.
– Собираемся! – скомандовал Альфонс и поднялся. Лицо его было мрачным, однако на нем не отражалось ни тени колебания. Только уголок рта временами подрагивал.
Оазис обойдем стороной… а Хопкинса бросим в беде.
Это потрясение было, пожалуй, потяжелее всех тягот, выпадавших на нашу долю, в каком бы краю земли мы ни находились. Ведь если разобраться, что есть у нашего брата, кроме своего в доску дружка-приятеля?
Неужто мы никогда больше не увидим Чурбана – пускай и грубого, неотесанного, зато надежного, верного друга?
Я седлал мула, а у самого сердце заходилось, будто каменной глыбой придавленное… Альфонс разбирал палатку, не глядя по сторонам, – губы бледные, в лице ни кровинки. И вдруг подошел ко мне, положил на плечо руку. Мы посмотрели в глаза друг другу.
– Ничего не попишешь, старина, – хрипло проговорил он. – Мы же сами вызвались. Завтра настанет мой черед… или твой…
– Все верно. Ты прав.
Мы пожали друг другу руки.
– Смотрите!.. Смотрите туда! – воскликнула Ивонна. Альфонс взглянул и тоже не сдержал восклицания.
Под палящим солнцем Сахары из-за угла островерхой хижины показалась знакомая кряжистая фигура. Чурбан Хопкинс призывно помахивал зажатым в руке ведром.