1

– Быстро за ними, – приказал Лингстрем, когда Приватный Алекс и его приятели выскочили из спортивной машины. Только что они встретили арабскую вспомогательную банду с Портнифом во главе, а метис Альду привел автомобиль Маэстро.

– Вы с фургоном поедете за нами, – распорядился Маэстро. – Поедете к назначенному месту, где мы натянем сеть и пересечем им дорогу.

– И дальше?

– Часов за шесть-семь мы обогнем Абудир и двинемся без остановок на Ифирис.

Будьте внимательны: левая от высохшего русла тропа ведет во французскую область, и вы рискуете угодить прямо к Абе Падану.

Из фургона быстро и ловко вытащили стальную сеть и скинули занавеску с клетки Гафироне. Гонщик сидел на корточках, втянув голову в плечи, и действительно напоминал огромного беркута или скорее сову, ослепленную неожиданным светом. Он испуганно щурился и часто моргал: его розовые ногти побелели – так судорожно вцепился он в прутья клетки.

– Месье Гафироне, приготовьтесь, скоро вам придется сесть за руль. Учтите, на заднем сиденье нас будет трое, и каждый с револьвером.

– Но я протестую! Зачем вы впутываете меня в свои дела?

– Будете повиноваться без разговоров, иначе получите пулю в лоб… Фургон направится к мертвому городу. К полудню туда прибудут и они с автомобилем.

Маэстро, Лингстрем, Портниф, Альду и арабы поспешно удалились. Занимался рассвет.

Рыбец стартовал, и огромный грузовой фургон с расшатанными рессорами тяжело двинулся на массивных шинах через пески пустыни.

– Прикрыть господина беркута? – спросил молчаливый Другич.

– Нет, умоляю, не надо! – завопил Гафироне. Однако после моментального курса лечения холодной водой он без возражений погрузился во тьму египетскую. Горчев же, напротив, сбросил одеяло и весело вскочил, хотя в принципе ему было не очень-то весело.

– Когда мы приедем на место?

– Около полудня.

Фургон трясся и подпрыгивал, и льва Аладара Вендринера одолевала икота. Горчев успокоительно почесал ему голову, чем доставил старому артисту несказанное удовольствие.

Что делать? Горчев лихорадочно искал решения: он чувствовал, что самой судьбой ему предназначено спасти миссию Лабу…

Но ничего разумного в голову не приходило. Он снова лег и закрыл глаза. Рука его свешивалась в клетку господина Вендринера. Измученный царь зверей начал лизать руку так мягко и ритмично, что это действовало убаюкивающе. Горчев уснул… Сон его был тревожен. Один и тот же кошмар, и все про господина Ванека. Оя с Аннет и их дети-старшеклассники посещают оранскую крепость, а на странице путеводителя красуется следующий текст:

«Коридор султанши.

Зловещее подземелье, где мавританский владыка Маснир прятал свою рабыню. Несколько лет скудно одетый иностранный господин кого-то ожидает здесь и за умеренное вознаграждение позволяет себя лицезреть. Подлинность двухметровой седой бороды удостоверена!»

Он внезапно проснулся. Фургон стоял, никого вокруг не было. Он подошел к прикрытой клетке Гафироие:

– Эй, господин беркут!

– Чего вам еще?

– Они ушли?

– Да. С полчаса. И теперь я знаю, что вас зовут Черголец.

«Ну чем не господин Ванек?» – подумал Горчев.

Он вытащил из клетки жареного поросенка и отдал половину льву. Господину Вендринеру досталась и голова с кусочком лимона. Престарелый хищник без всякого удовольствия попробовал мяса и почти ничего не съел. Зато долго мусолил лимон…

Старый циркач. У него явно пониженная кислотность. Неужели этот живой коврик для постели некогда был царем зверей?

Горчеву ничего не оставалось, как печально сидеть на полу. Вероятно, Лабу и его спутники уже поймались в стальную сеть. Время шло ужасающе медленно, мозг не отдыхал ни секунды. Вендринер рядом с ним посасывал лимон; может, дело вовсе не в пониженной кислотности, просто лев стал гурманом, как все старики. Давно перевалило за полдень. Горчев впервые в жизни почувствовал, что нервничает. Он ходил взад и вперед – его беспокойство передалось льву. Тот озабоченно смотрел на своего нового негаданного друга.

Гафироне в своей клетке деловито работал ножничками, и казалось, будто тикают карманные часы.

– Послушайте, господин Вендринер, я решил отпустить вас на волю, – заявил Горчев. – Вы пока что мой единственный друг, которому я могу помочь. Идите, погуляйте на своих неверных ногах по теплому песку, потешьте натруженные глаза лиловыми сумерками Сахары. Потянитесь, поизгибайтесь, похрустите старыми костями. Погуляйте еще хоть раз по своей родине.

Он подкатил клетку к двери и открыл. Однако господин Вендринер не шевельнулся.

Он просто не верил своим глазам. Горчев слегка подтолкнул его в бок, и он вышел, несколько пошатываясь, – бедный звериный король Лир, измученный многолетними скитаниями, – вышел в закат разбитой своей жизни.

Он недоверчиво посмотрел на пустыню, сощурил, словно кот, свои большие глаза и, грустно опустив голову, осторожно ступил на песок. Постоял, обернулся на Горчева и чуть живее пошел дальше, не поднимая головы, словно стыдился самого себя из непонятных соображений.

Решение было принято. Наш герой быстро вернулся к фургону, распахнул дверь.

– Ну, Гафироне, ваш час пробил!

 

2

Что за час пробил?

Участникам авантюры довелось это скоро узнать. Они возвратились к вечеру.

– Едем! – скомандовал Приватный Алекс. – Рыбед в кабину! Гафироне, вы поедете с Портнифом.

Гафироне послушно вылез из клетки и пошел. Остальные попрыгали в фургон.

Горбатый Рыбед направился было в кабину, но кто-то схватил его и резко отправил в фургон. Дверь захлопнулась, ее заложили снаружи здоровенным железным брусом, дабы хищники не разбежались. Тут же затарахтел мотор.

– Эй, да вы что? Алло! – заорали в фургоне и принялись колотить в стенки.

Бесполезно!

Портниф и Гафироне еще не успели проехать и полпути, как их настиг огромный грузовой фургон Гагенбека: из кабины показалась рука, вооруженная гаечным ключом, опустилась на голову Портнифа, и он свалился без чувств. Фургон остановился.

– Так! А теперь, как договорились, садитесь рядом со мной и – вперед!

Бандиты ритмично били кулаками в стенку. Горчев посвистывал, а Гафироне скрючился возле него наподобие беркута Германа Вендринера, правда, с более жалким видом. Впереди уже виднелся «альфа-ромео». Темный, мрачный вечер.

Радиатор специального фургона Гагенбека прямо клокотал, массивные шины тяжело перемалывали песок. Грузовик затормозил и остановился.

Руководители экспедиции уже устали ждать.

– Пойди и взгляни, куда там девался Гафироне, – приказал Маэстро Альду.

Бандит вышел и пропал. Минуты тянулись. Маэстро и Лингетрем потеряли терпение.

– Куда, к черту, он провалился?

– Теперь, когда мы у цели, парни совсем развинтились.

– Обидно, – раздался голос в темноте. – И впрямь некстати. – Тут Маэстро получил такой удар, что согнулся чуть не пополам. – Лингетрем, ни с места, иначе стреляю. Я – Горчев.

– Что?! Что вам здесь надо?

– Немедленно отправляемся в ближайшее офицерское казино.

Пять беспощадных пальцев сжали горло Лингстрема. Четырнадцати каратовое авто снова досталось Горчеву.

 

3

– Месье, благодарю вас, – Гафироне совершенно обессилел от пережитых злоключений.

– Вы отвезете бандитов в первый же оазис. Там вам нечего бояться, вас защитят. К тому же дверь фургона закрыта снаружи наглухо – ни один тигр не выскочит.

Слышите?

В ночи раздавался глухой грохот.

– Итак?

– Мы немного отдохнем, а потом вы поведете фургон.

– И…

– И получите вознаграждение.

Какое-то время они сидели спокойно. Взошла луна. И вдруг в серебристом сиянии им представилось причудливое видение: положив передние лапы на подножку кабины, стоял грустный лев и обнюхивал дверцу.

– Господин Вендринер!

Гафироне в ужасе запрыгнул в кабину, а лев поплелся к пораженному Горчеву.

Бедняга! У него дрожали лапы, он тяжело дышал и умоляюще смотрел на своего друга. Тот погладил проплешины на его когда-то роскошной гривастой голове.

– Вернулись, господин Вендринер? Не беда… Пойдемте, старина.

И поскольку Гафироне ни за какие посулы нельзя было выманить из кабины, Горчев сам пошел в сторону оазиса, чтобы лично и устно информировать владельца «альфа-ромео» о случившемся.

Господин Вендринер больше не отходил от него.

 

4

Ранним утром в оазисе Абудир разразилась сенсация. Там стоял грузовой фургон, откуда слышалось непрерывное «бум-бум». Возле фургона трясся Гафироне.

Оказывается, Горчев жив. Жив! Аннет не могла говорить, она комкала носовой платок, бледная и дрожащая. Лабу лежал с закрытыми глазами. Должно быть, он молился в душе.

– Как вас зовут? – спросил генерал у Гафироне.

– Вендрин… то есть, Бер… Я автогонщик, месье. Нервы его окончательно сдали, и он разрыдался. И поскольку Аннет тоже плакала, он бросился ей на шею, но сейчас на это никто не обращал внимания. Лабу лежал с закрытыми глазами, и трудно было сказать, что он думал или ощущал.

Трогательная сцена показалась генералу слишком продолжительной. Он хотел узнать еще что-нибудь кроме радостного известия о Горчеве.

– Не соблаговолите ли, месье автогонщик, рассказать нам все.

– Я ничего… не знаю… Горчев написал… вот… письмо…

– Ну наконец-то! Давайте его сюда! И генерал прочел:

«Мой генерал! Почтительно докладываю, что нахожусь в бегах из высших военных интересов и сейчас, вдали от своей роты, веду „альфа-ромсо“ к „Туфле Пророка“.

Иван Горчев, рядовой номер 27».

Не забуду передать его величеству императору Баба Паладала ваш поцелуй.

В Оране, в форте св. Терезы, никто, разумеется, не узнает причины моего отсутствия, смею заверить, господин генерал.

Обоих главных виновников я передам принцу, хотя с другими мошенниками, если будет на то ваша милость, прошу поступить наоборот, то есть выпустить их на свободу из „прилагаемого фургона“ за проявленную ко мне доброту, а также и потому, что без их помощи „альфа-ромео“ давно был бы в лапах португальской конкуренции.

В надежде, что благодаря вашему доброму вмешательству мое отсутствие в форте св. Терезы не приведет к слишком строгому наказанию, заключаю сии строки с чрезвычайным уважением.

Теперь генералу все стало ясно. По крайней мере, он так думал. Из Марселя его заверили по телефону, что там одновременно находилось два рекрута с фамилией Горчев. Номер 27 отбыл в Оран, в форт св. Терезы, а оттуда пришло известие, что Иван Горчев уже две недели как дезертировал.

– Теперь я все понимаю! – воскликнул просветленный генерал. – Немедленно пишу военному министру.

– Я тоже напишу, – воскликнул почти выздоровевший Лабу. – В конце концов, речь идет о моем зяте!

Аннет освободилась из объятий рыдающего автогонщика и продолжала плакать на отцовском плече.

Гафироне попытался кинуться на шею Андре, но камердинер весьма холодно уклонился.