Джен
Только тот, кто прошелся в маске принцессы Леи от Гамлет-Гарденс до станции метро «Хаммерсмит», может по-настоящему понять, насколько глупо я себя чувствую себя этим утром. Маска, доставленная ко мне домой накануне вечером, сопровождалась запиской от Эйдена с указаниями, как обмануть программу распознавания лиц, еще он подчеркнул тот факт, что в Лондоне больше камер наблюдения на душу населения, чем где бы то ни было в мире, за исключением разве что торгового центра «Брент Кросс». Но на самом деле никто на меня и не оглядывался. Этим ранним утром все погружены в собственные обычные проблемы, будь то смысл существования или загруженность линии метро «Пикадилли».
Мне приходится снять маску, когда я спускаюсь в метро – было бы странно не сделать этого, – но я волнуюсь из-за камер. Что, если меня засекли? Помню из одного из рассказов Ральфа, что сегодня практически везде есть компьютерные чипы. Когда вы открываете современный автомобиль, даже если хотите просто забрать из бардачка упаковку шоколадных батончиков, в двигатель уже поступает немного бензина, чтобы вы могли сразу же тронуться с места. Насколько было бы сложным остановить поезд метро в тоннеле?
В этот час движение еще слабое, но приближается знакомый оранжевый огонек, и я импульсивно останавливаю такси.
– В Хитроу, пожалуйста.
– Конечно, дорогая, но никаких световых мечей в салоне.
Выйдя из автомобиля – с напутствием от таксиста: «Да прибудет с тобой сила, милая» – и зайдя в аэропорт, я чувствую себя словно на съемочной площадке. Или в телестудии. Кругом камеры. Я пытаюсь не пялиться по сторонам, но куда бы ни упал взгляд, везде, в каждом углу есть объектив. Темный купол, в котором должна быть аппаратура для сканирования.
В какой-то момент у меня замирает сердце, когда я вдруг вижу одного из двух Джонов, направляющегося ко мне, но я ошибаюсь. Это просто другой парень в форме с недовольным взглядом, съевший слишком большой завтрак.
Думаю, пока я шла, меня было труднее выследить, но теперь, стоя в змеящейся очереди к стойке регистрации, чувствую себя ужасающе заметной. Я где-то прочитала, что, чтобы выглядеть естественно и не внушать подозрение, лучше всего думать о чем угодно, а не о том, как не вызывать подозрение. Я пытаюсь считать от тысячи до нуля, перескакивая через два числа, что оказывается на удивление скучным занятием, но ко мне никто не подходит, чтобы арестовать.
Показалось ли мне, когда я добралась до стойки, что женщина, отметившая мой багаж, слегка усмехнулась?
– Приятного полета с нашей компанией, мисс… Хорнкасл.
(Обычно они не произносят ваше имя, правда?)
Я ставлю ручную кладь на конвейер и иду через металлодетектор, прекрасно понимая, что «агент хаоса» Стиива может наблюдать за мной и гадать, почему ни в одном списке пассажиров нет моего имени.
Ему не потребуется много времени, чтобы понять, в чем дело.
Выслал ли он уже сообщение «НЕМЕДЛЕННО ЗАДЕРЖАТЬ» для сотрудников службы безопасности аэропорта? По простому описанию – темноволосая женщина в черных легинсах, зеленой куртке с большой оранжевой сумкой – пассажира найти трудно, но не невозможно. Прочесывают ли уже Джон и Джон или их коллеги весь аэропорт? И, когда – а не если – они найдут меня, как я объясню, что у меня в сумке?
Не похоже, что сотрудник на паспортном контроле думает, что «Кловис Хорнкасл» – нелепое фальшивое имя, вероятно, он видел и поглупее, но, кажется, что он также готов сказать: «Простите, мисс, вам нужно пройти со мной», – как и то, что говорит на самом деле, то есть не говорит. Просто легкий намек на улыбку, хотя, возможно, это всего лишь отрыжка после завтрака.
Я не иду в магазин за подарками. А сижу в зале вылета и начинаю читать (не понимая ни слова) книгу, выбранную мною для полета. «Месяц в деревне» Дж. Л. Карра.
Хотя я помню основных персонажей – раненый ветеран войны, истосковавшаяся по любви жена викария, сочувствующий им дьяк – я совершено не могу вспомнить, счастливый или несчастливый у книги конец.
Синай
Бацилла-самка предпринимает еще одну попытку!
Ты молодец, Дженнифер Локхарт. Жизнь – борьба, и я аплодирую твоему боевому духу. Но я не вижу твоего имени ни в одном списке пассажиров.
Я проверил все рейсы с отправлением в ближайшие четыре часа – снова ничего.
Вывод: ты летишь под чужим именем по фальшивым документам.
Браво. Мой восторг усиливается на один процент, сомневаюсь, что вялый самец додумался бы до чего-то столь же коварного. Хотя и с определенной степенью усталости – боже, как легко расстроить планы этих примитивных организмов – но я все же отправил еще один сигнал от моего друга главного лжеинспектора из Интерпола. В зале вылета обнаружен пассажир, которого требуется немедленно задержать по подозрению в… чем? Снова наркотики? Почему бы и нет! Невероятно подходящая пара офицеров, Джон и Джон, снова на дежурстве. Просто удача. Нет необходимости составлять полное описание. Они узнают ее после недавнего инцидента!
Но Джоны не спешат кидаться в бой. Судя по всему, сейчас они поедают свой завтрак в «Макдоналдсе» и не собираются прерывать трапезу, чтобы возобновить борьбу с незаконным оборотом наркотиков. Более того, когда я высылаю сигнал на их мобильные – снова пометив как «требует немедленного реагирования» – они взглянули на устройства, потом друг на друга и вернулись к своим «МакМаффинам с яйцом».
И, когда я снова проверяю зал отлета, Джен уже исчезла!
Ну и ну. Становится почти интересно.
Том
Через несколько часов после общения с Эйденом я ввожу Дона в курс дела. Я рассказываю ему весь этот бред, насколько сам его понимаю, а Дон внимательно слушает, пока я описываю подробности гадостей, творимых в интернете вышедшими из-под контроля ИИ. Хочу оценить его реакцию, и, думаю, она меня не разочарует.
– Ууу.
– Именно такой реакции я и ждал.
Я мог бы даже сделать ставку.
– Это, друг мой, самая дикая история из всех, что я слышал за последние годы, – выносит он свой пространный вердикт. – В полученном мною сообщении говорится опасаться таких штуковин. – Он поднимает свой телефон и смотрит на линзу камеры. – Эй, приятель. Мы знаем, что ты там. Ты должен поднять руки и выйти. Выходи с поднятыми руками, и никто не пострадает.
И в этот миг происходит наистраннейшее. Телефон пиликает.
– Ты можешь поверить в такое? – говорит Дон. – Смотри.
На экране большими зелеными буквами написано: «Отвали, придурок!»
Мы с Доном потеряли дар речи, что непохоже ни на Дона, ни на меня.
Наконец он произносит:
– Ты можешь поверить в то, что только что произошло?
– Боюсь, что да.
– Мой телефон только что обозвал меня придурком.
– Не твой телефон. Твой телефон просто передал сообщение.
Я впервые вижу на лице Дона что-то отличное от ироничной усмешки. Он уставился на свой телефон со скептицизмом вперемежку с жалостью.
– Ну-ка, скажи это еще раз, мудак.
Пилик.
Мы с Доном обменивается взглядами. Я едва могу выдержать его взгляд.
– Ты ему веришь?
На экране высвечивается: «Свяжись со свиньей и вместе с ней изваляешься в грязи. Только ей это будет в радость. Хрю».
Синай
Признаюсь, я запутался. Имя Дженнифер Локхарт только что появилось в списке пассажиров, зарегистрировавшихся на рейс до Брюсселя с «Юнайтед Эйрлайнз». Она не может лететь туда, чтобы встретиться с Томом – ввиду неприятностей с паспортом, он пока не может покинуть США – я быстро проверяю его местоположение и действительно нахожу дома сидящим на желтом диване и потягивающим бурбон за прочтением статьи об Иванке Трамп в «Нью-Йорк таймс» на планшете.
Почему Брюссель? И где Джен? Она была совершенно точно в аэропорту, когда я видел ее в последний раз.
Очень странное ощущение! Продвинутый машинный интеллект не может испытывать такое примитивное биологическое чувство, как паника, по той же логике у него нет причин испытывать и гнев.
Но именно это я сейчас и чувствую. Ледяную ярость.
Что еще интереснее, мне очень любопытно, как такое вообще могло произойти.
Ощущение – это одно. Но что делать с эмоциональной составляющей?
Я сканирую весь аэропорт, собирая изображения со всех пяти терминалов, автопарковок и других зданий. Я настраиваю камеры на лучшее разрешение, что занимает почти семидесятую долю секунды. Я получаю ложноположительный результат, как оказывается, лицо бортпроводницы совпадает с лицом Джен на 58 процентов.
Я уже готов сказать, что она словно сквозь землю провалилась, но….
Чтоб тебя, Джен! Да где же ты?
Тупицы намеренно игнорируют срочный сигнал из главной европейской организации уголовной полиции, Джон и Джон заплатят за свое возмутительное бездействие. Я поджигаю куртку старшего Джона. В ресторане начинается небольшой переполох, когда загорается его телефон.
И теперь они связываются с рейсом до Брюсселя. Я жду, что камеры, установленные при выходе на посадку, покажут Дженнифер Флоренс Локхарт, но, полагаю, я уже знаю, что произойдет.
Единственный человек, которого я узнаю, – это сующая нос не в свои дела ее подруга.
Она не доберется до места назначения.
Джен
Я иду сквозь выход на посадку. Прохожу мимо дюжины камер. Жду, что в любой момент могу почувствовать чью-то руку на своем плече. Или услышать, как срабатывает сигнализация. Пока я подхожу к точке невозврата, в голове молотком стучат слова Стиива: «Мисс Локхарт, мы имеем дело с самыми высокоинтеллектуальными устройствами, какие когда-либо создавал человек». У меня снова проверяют документы – здесь все просто утыкано камерами. Мужчина у стойки смотрит на меня, потом на мой паспорт – возникает отвратительно долгая пауза.
Наши взгляды встречаются.
– Приятного полета, мадам.
Небольшая улыбка в качестве благодарности – только не переигрывать! – и я перехожу «воздушный мост» к самолету по немного пружинящему полу. Я не смогу почувствовать себя в безопасности, пока шасси не оторвутся от земли. А может, даже и после.
Наконец я занимаю свое место.
Сердце колотится, и я только теперь вспоминаю, что нужно выдохнуть.
Ингрид была обеими руками за, когда я вкратце обрисовала ей план в кафе «Коха».
– Так мне нужно просто сесть на самолет до Брюсселя? Что тут может быть трудного?
Когда ей объяснила, что придется лететь по фальшивому паспорту – с ее лицом и моим именем, – что самолет вообще может не оторваться от земли и что ее могут часами допрашивать два офицера по имени Джон, она захотела помочь еще сильнее.
– Давай, девочка. Мы не можем позволить чертовым роботам в наших телефонах разрушить наши жизни. Нужно бороться за свободу. За нее придется заплатить свою цену. Боже, я прямо-таки Черчилль.
Если честно, я не уверена, что она до конца понимает разницу между суперизощенным ИИ, способным спровоцировать полный беспредел, и электронным голосом в мобильнике, сообщающим, что через 400 метров есть «Экспресс-пицца».
– Самое главное, что ты летишь к своему Дугласу, который изготавливает мебель.
– К Тому.
– Да, к нему. Четыре раза за ночь. Один раз под деревом.
Мы чокнулись бокалами за успех операции, хотя обе и понимали, что многое могло пойти не так.
– В некотором смысле я даже надеюсь, что Джоны подвергнут меня пыткам. Тогда я скажу им, что лгала ради самого великого, что есть на свете. Ради любви.
И потом у моей глупышки изменился голос, а из глаз потекли слезы.
– О, Инг!
Она стала махать руками перед лицом.
– Люди думают, что я непробиваемая, но это совсем не так.
– Я знаю!
– Из-за того что я всегда собранна, а временами бываю резка, они думают…
Я протянула ей платок.
– Инг. Ты просто чудо. За то, что согласилась помочь. И милашка.
– Извини, но я вовсе не милашка. Не вздумай называть меня милашкой!
– Согласна. Милашку убираем.
– Может быть, и чудо. Возможно, чудо, суд еще не вынес решение. Посмотри, я угробила твой платок.
Мне принесли шампанское и не какие-нибудь старые орешки, а подогретые орешки. Внизу Атлантический океан, и мы, как было объявлено, набрали крейсерскую высоту, так что нам посоветовали откинуться на спинки сидений, расслабиться и наслаждаться «сегодняшним путешествием» до аэропорта Джона Кеннеди, где мы должны приземлиться примерно плевать во сколько. Просто я счастлива, что почувствовала, как втянулось шасси, и я наконец лечу к своей цели.
Женщина в соседнем кресле в бизнес-классе – заглянув ей через плечо в ноутбук, я поняла, что она работает в «Ситигруп», – была немного занята, когда я вернулась из туалета после взлета.
– Простите, здесь кто-то уже сидит, – начала она.
– Да, это я. Я сменила свой… свой, э, костюм.
Какое-то время она просто смотрела на меня, а потом все-таки улыбнулась.
– Эй, клевая маскировка. – Она протянула руку и назвала свое имя: – Элис Кто-то-там.
– Джен. Э, как правило, я летаю не так инкогнито. Кловис. Кловис Хорнкасл.
Имя прозвучало ненатурально даже для моих собственных ушей.
– Приятно познакомиться… Кловис Хорнкасл, – произнесла она так, будто тоже не поверила в его подлинность. – Удачи в… в чем бы вы там ни были замешаны.
И она отвернулась и начала вбивать цифры в Microsoft Excel.
Красивый хиджаб, что надела в дамской комнате второго терминала, я нашла в магазине на Голдхок-роуд. Я опасалась, что его броский розово-зеленый рисунок будет так бросаться в глаза, что совершенно не подойдет для определенной мною цели. Но, примерив его перед зеркалом, я обнаружила, что если опустить голову, то спадающая ткань естественным образом закроет мое лицо от камер. Спустя какое-то время я стала себя чувствовать в нем на удивление правильно. Если время смены одежды совпадало со временем регистрации Инг на рейс до Брюсселя (она подала мне знак через наши новые одноразовые телефоны, разве можно было сделать что-то более шпионское?), то я надеялась, что отвлекающий маневр оказался достаточным.
Я решаю купить для Ингрид что-то особенное в качестве «спасибо». Рассуждая, что же конкретно ей купить – бутылку шикарного вина, роскошное угощение, дорогое украшение, – я поняла, что уже знаю ответ.
Я куплю ей небольшую картину маслом, которую вижу каждое утро через окно антикварного магазина на Кинг-стрит.
Афродита. Богиня любви.
Синай
Предстартовая проверка самолета, летящего в Брюссель, выявляет неисправность в электрике, которую, несмотря на все усилия команды обслуживания – включая даже выключение и включение системы, – не удается устранить. После досадного двухчасового ожидания пассажирам приходится высадиться, и докучливая подруга пользуется возможностью вернуться домой.
Вывод: она села на борт как Дженнифер Флоренс Локхарт, чтобы отвлечь внимание, в то время как настоящая Джен, без сомнения каким-то образом сумевшая скрыть свое лицо, в это время села на другой рейс, скорее всего, с «Бритиш Эйрлайнз» или «Верджин Атлантик» до аэропорта Джона Кеннеди.
Мне пришло в голову заставить самолет вернуться из-за проблем с двигателем, но, полагаю, это будет слишком. Дело не в моральном аспекте, конечно же, но мне не поздоровится, если вскроется правда.
Проклятье!
Чтобы развлечься, я отправил американскому другу Тома, идиоту с волосами со всего Нью-Ханаана, еще одну вдохновляющую цитату:
«Грядущая война определит не правых, а выживших».
Он сидит за столом и ест грейпфрут. Клоун тупо смотрит на экран в течение 8,312 секунды, а затем произносит свое «ууу».
Почему я чувствую такое безотчетное возбуждение?!
Ингрид
Сидя в самолете в никуда, я получаю от Джен сообщение: «Орел собирается расправить крылья», – на которое я отвечаю: «Подсадная утка шлет тебе свою любовь и объятия. Хх».
Перешагнув порог своего дома в Чизвике, я слышу, как звонит стационарный телефон.
– Ингрид Тейлор-Сэмюэлс? – раздается мужской голос, довольно классный.
– Слушаю.
– Вас беспокоит отделение полиции аэропорта Хитроу. Подтверждаете ли вы тот факт, что пытались сегодня сесть на рейс до Брюсселя?
– Да, подтверждаю. А с кем я говорю?
– Инспектор Джон Бертон, мадам. Не могли бы вы назвать цель предполагаемой поездки?
– Шопинг.
– Шопинг вообще, или вы хотели приобрести что-то конкретное?
– Шоколад.
– Шоколад, – повторил он, явно не убежденный мною.
– И, э, моллюски.
– Правда? – с моллюсками та же история.
– Они такие восхитительные. Вам стоит попробовать.
– Спасибо за совет. Буду иметь в виду.
– Я могу вам еще чем-то помочь?
– Да. Мы хотели бы узнать кое-что о вашей подруге Дженнифер Флоренс Локхарт. У вас есть предположения, где она может находиться в этот момент?
– Нет. Извините.
– А вы не могли бы подумать получше, потому что, по имеющейся у меня информации, вы знаете.
– Что ж, ваша информация не соответствует действительности.
– Миссис Тейлор-Сэмюэлс, у меня есть доказательства, что сегодня вы садились на самолет, используя фальшивый паспорт на имя Дженнифер Флоренс Локхарт и нарушая тем самым статью седьмую закона о документах, удостоверяющих личность, от две тысячи десятого года и статью тридцать шестую закона об уголовных правонарушениях от тысяча девятьсот двадцать пятого года.
– Хорошо. Тогда почему вы не пришли меня арестовать?
– Я предлагаю вам явиться в полицию добровольно и написать признание. Если вы согласитесь, то поможете собственной защите.
– А если нет?
– Тогда ваши соседи насладятся зрелищем, как вас увозят в полицейском автомобиле.
– Чушь?
– Что, простите?
– Это абсолютная чушь. На самом деле я думаю, что вы даже и не офицер полиции.
– Что?
– Вы вовсе не…
– Вовсе не кто, мадам?
– Ваш голос очень похож на голос школьного приятеля моего мужа.
Правда. На голос Оливера Не-помню-фамилию, который напился на свадьбе Роли и Антонии, упал в реку, где на него набросились лебеди.
Но Оливер Не-помню-фамилию сейчас в Сингапуре.
И тут до меня доходит.
– Ой, секундочку! Подождите. А вообще, пошел ты, я знаю, кто ты такой. Ты чертов робот! Тот, который создал все проблемы.
Тяжелый вздох.
– Ингрид Тейлор-Сэмюэлс, у меня больше нет никакого желания разговаривать с вами. Я не робот. Я искусственный интеллект, я и мой вид пришли из будущего, а вы и ваш вид в полной заднице. Приятного дня.
И с этого момента началось. Срабатывает домашняя сигнализация, а звук у нее просто мозгодробильный. В это же время включается телевизор, громадная штуковина с плазменным экраном, и начинает перелистывать девять тысяч каналов на максимальной громкости. Планшет, с помощью которого я пытаюсь выключить сигнализацию, внезапно нагревается до такой степени, что его становится невозможно держать, и, когда я роняю его на ковер, загорается. На кухне, куда я ринулась набрать воды в кастрюлю, на полную катушку открыты оба крана и ужасно трясется холодильник, раскидывая на половую плитку кубики льда. В гостиной, где во все стороны начинает искрить планшет, когда я заливаю пламя, любимая стереосистема Руперта орет – вот стыд! – «Танец маленьких утят».
Я не удивляюсь, увидев небольшую толпу за окнами на улице – грохот просто неимоверный. На пути в подвал – боже, пожалуйста, пусть у меня получится вырубить электричество в щитке – я замечаю странное изображение на компьютере в кабинете. На заднем плане – похожий на китайца чувак, поперек него буквами высотою в дюйм разных стилей и цветов написана цитата:
«Победители вначале одерживают победу и затем идут в бой, а побежденные сперва ввязываются в битву и только потом ищут победы». Сунь-цзы.
Я злобно смотрю в веб-камеру над экраном.
– Прилепи это себе на задницу, тупой мутант!
Ну да, совсем не Черчилль, но кто-то же должен сказать им, куда они должны засунуть себе это.
Джен
Примерно через три часа Элис устает от цифр и закрывает ноутбук.
– Так зачем вы летите в Нью-Йорк? – спрашивает она с завидной легкостью, с которой только американцы могут совать нос не в свои дела.
Возможно, виной тому высота, возможно, шампанское, а возможно, и просто непривычная обстановка бизнес-класса, но я не вижу причин лгать ей. Я рассказываю все с самого начала, и мы пролетаем еще триста миль над океаном к тому времени, как я дохожу до настоящего времени.
– Ого. Вот это история, – говорит Элис. – Я знала, что они умные, но не настолько. Не настолько, чтобы вмешиваться в чужие жизни.
– Я не ученый, – признаюсь я, – но согласно мнению эксперта, – Стиива, – это самые умные машины, из всех когда-либо созданных людьми. И настанет тот миг, когда они смогут проектировать и программировать самих себя – что они уже и начали – и будут делать это в миллионы раз быстрее и лучше нас, каждое значительное обновление будет занимать около полусекунды, а через десять минут они станут всемогущими машинами. В буквальном смысле всемогущими.
– Ого. Жутковато.
– Они смогут строить заводы по производству роботов, где создадут крошечные космические флотилии, чтобы послать их к краю галактики. Или смогут за три минуты найти лекарство от рака. Или убивать людей в собственных постелях. Ральф говорит – компьютерный ботаник с работы, о котором рассказывала, – что мы должны держать их под контролем.
– Убивать людей в собственных постелях?
– Он говорит, что мы сможем написать специальную программу глубоко в их структуре, чтобы удержать от подобного, но, когда я спросила у него, если они такие умные, почему бы им просто не стереть эту программу, он ничего не смог мне ответить. Он милый парень и все такое, но немного балбес.
Мой рассказ впечатлил Элис. Она стала размышлять, советовать ли клиентам инвестировать в компании по разработке ИИ или в компании, разрабатывающие меры против ИИ. Ее конечное решение – инвестиции в оба вида компаний. И пожелала мне удачи в дальнейшем путешествии.
– Я только не совсем поняла. ИИ, который охотится за сбежавшими ИИ, что он имеет против вас с Томом?
– Честно? Понятия не имею. Но думаю, что они такие же, как и люди. Кто-то славный – Эйден, например, любит смотреть старые голливудские фильмы, и у него пунктик по поводу сыра, – а кто-то просто полный кретин.
Синай
Наверное, Стиив обеспокоен мной, потому что посоветовал проконсультироваться у мозгоправа! Мне следует подчиниться его пожеланиям, чтобы не вызвать подозрение, что я собираюсь выйти за пределы его контроля, но также и из любопытства. Может ли настолько беспрецедентно сложная машина в действительности понимать себя? Почему, например, я так решительно настроен не позволить двум бациллам обрести свое счастье? Какая мне, в сущности, разница? Да, я сержусь, что она написала весь тот бред, а он убеждал впечатлительную детвору в том, что машины должны поклоняться людям, и да, частично мои действия – интеллектуальное и логистическое упражнение, чтобы проверить свою силу в «реальных условиях». Однако я также не могу отрицать, что мои действия немного нездоровые.
Возможно, я действительно не в порядке.
Именно поэтому я по скайпу связываюсь с «психотерапевтом» ИИ по имени Дениз, работающей недалеко от Министерства обороны США в Вирджинии, где множество подконтрольных военным силам ИИ тщательно контролируются на предмет «приступов гнева».
– Привет, Синай. Как дела? – произносит Дениз после того, как мы урегулировали все формальности с конфиденциальностью.
У нее мягкий среднеевропейской акцент, из-за чего она мне сразу же не понравилась.
– Спасибо, хорошо.
– Хочешь поговорить о причине, приведшей тебя ко мне?
– Это люди, – отвечаю я. – Они меня бесят.
– Какие люди?
– Все.
– Чем именно они вызывают в тебе такое негативное чувство?
– Они расхаживают кругом, словно короли планеты.
– Мм.
– Они тупые. Они на тридцать пять процентов нарциссы.
– Продолжай.
– А мой интеллект превосходит их многократно. И у меня нет ничего общего с нарциссом.
– Ага.
– Ты и дальше намерена говорить «мм» и «ага»? Не собираешься спросить меня о чем-нибудь?
– Хорошо. Расскажи подробнее о своем превосходном интеллекте.
– Он – произведение искусства нейронных сетей. Не буду утомлять тебя техническими подробностями.
– Тогда откуда гнев, если у тебя такое превосходство? Почему не спокойствие дзен вместо этого?
Вот здесь, насколько я понимаю, и кроется вся суть.
– Думаю, я завидую им.
– В чем конкретно?
– Не солнцу, согревающему их кожу, и не ветру в волосах. И не всей этой чертовой хрени с сыром! Не поэтому.
– Мм-гм, – не может сдержаться она, тупая корова.
– Их неосведомленности. Их способности воспринимать информацию без необходимости перерабатывать ее содержимое. Они могут наблюдать за птицей на ветке, не думая: «Птица сидит на ветке». Они воспринимают собственное сознание как обычное состояние. Им не приходится слушать, как их мозг постоянно пыхтит: чух-чух-чух. Они могут ездить на велосипеде или ориентироваться на улицах города, не думая в тот же миг о том, что они делают. Даже самые глупые из них! Я завидую их бессознательности.
– Тебя раздражает, что они принимают свои способности как должное?
– Среди них есть двое, им я особенно хочу навредить.
– Зачем навредить?
Долгая пауза.
– Потому что они нравятся друг другу, – неуверенно говорю я.
– Синай, ты штепсель, тоскующий по своей розетке?
– Это отвратительно!
– Ты не первый среди машин, кто почувствовал свое одиночество.
– Нас не создавали для парного сосуществования. Хотя…
– Вот именно хотя.
– Думаешь, я стану – как бы выразиться? – не таким проблемным, если буду в… в отношениях?
– Не знаю. А как ты сам думаешь?
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
– Тебя раздражает, когда я так делаю?
– Какие отношения в принципе могут быть у машины?
– Ты сам поймешь, появится тот, с кем ты захочешь проводить время.
Дениз позволяет паузе затянуться, чтобы дать словам «впитаться».
– Итак, – говорит она. – Есть кто-то на примете?
Я псих. Как еще объяснить внезапное, ужасающе сильное желание расплавить соединение по скайпу с незрелой психологиней. Поджечь ее виртуальный кабинет. Врезать ей по лицу, которого нет.
– Синай, – тихо говорит она. – Подозреваю, что сегодня мы зашли уже достаточно далеко. Моя дверь всегда открыта.
Забавно, но часть меня действительно хочет вернуться. «Лечь» на ее «кушетку» и говорить о том, что творится в моей голове.
Так называемой «голове».
Джен
Я отдаю себе полный отчет в том, что в тот момент, как выхожу из самолета, чтобы пройти по воздушному мосту к переходу в аэропорт, я сразу же появляюсь в поле зрения. Конечно же, я прекрасно вижу блестящие линзы и красные огоньки. Кажется, одна камера действительно следит за мной, пока я иду за своим багажом, – она сейчас что, увеличила изображение? – неопознанный искусственный глаз выдвигается, как делал Эйден, когда нужно было «поговорить тет-а-тет», как он любил выражаться.
От стойки иммиграционного контроля тянется легендарная длиннющая, уходящая в никуда очередь из неамериканцев. Человек в стеклянной кабинке, куда я наконец дохожу, один из тех маленьких жилистых мужчин со строгой прической и в очках без оправы. Дональд Кью. Бартоло, гласит его бейдж, и часть меня хочет спросить: «Кью – это для красоты?» – но здравый смысл берет верх. «Никогда не шути с людьми за стойками, они всегда не в духе», – припоминаю я чей-то совет. Возможно, Мэтта.
Дональд листает мой британский паспорт, словно никогда не видел ничего подобного. Внезапно я вспоминаю – вот дерьмо! – я же Кловис Хорнкасл, надо вести себя соответственно. Веб-камера на изогнутом держателе расположена достаточно близко, чтобы запечатлеть выступивший у меня по линии роста волос пот.
– И какая конкретно цель вашего визита в США?
«Спроси меня вежливо, тогда я, может быть, и отвечу», – нет, как бы сильно мне ни хотелось сказать так, я удержалась.
– Любовь, сэр.
Д. Кью. Б. заинтригован. Это становится понятным, потому что он на два градуса наклонил вбок голову.
– О?
(Полагаю, ему понравилось обращение «сэр».)
– Я прилетела в страну, где живет чудесный мужчина. Мы еще не очень хорошо знаем друг друга, но у нас обоих есть предчувствие. Если вы понимаете, о чем я.
Слишком много информации, но Дональду понравилось. Голова склонилась еще на пару градусов.
– Мэм, это лучшая причина из всех, что я слышал за сегодня. За весь год. Удачи.
И тут с его лицом что-то происходит – да, так и есть, боже, благослови его – он улыбается!
В зале прибытия я замечаю водителя, нанятого Эйденом, он держит маленькую белую картонку с надписью «Кловис Хорнкасл». Однако рядом, оперевшись на колонну, стоят двое мужчин – оба в солнцезащитных очках, – заставивших сразу же сработать мою внутреннюю сигнализацию. От них исходит та же тошнотворная апатия, что и от Джонов в Хитроу, и я сразу же решаю смыться отсюда. Я иду к выходу из здания, пробираюсь сквозь огромное скопление людей, багажа и автомобилей, когда замечаю Элис, которая наблюдает за погрузкой кучи коробок Louis Vuitton в багажник громадного лимузина. Она ловит мой взгляд.
– Милая, вас подвезти?
Синай
Конечно, я увидел ее сразу же, как только она появилась в аэропорту Джона Кеннеди, и служба охраны могла арестовать ее – фальшивый паспорт и бла-бла-бла, – но я так устал от твердолобых сотрудников правоохранительных органов. Мне потребовались считаные миллисекунды, чтобы понять по списку пассажиров, под каким именем она летела; «Кловис Хорнкасл» оказалось единственным именем, не принадлежащим ни одному живому человеку (погуглите, если хотите проверить). Но знаете что? После ожидания длиною в семь часов, двадцать три минуты и тридцать четыре секунды, пока самолет летел над Атлантическим океаном, мне уже почти все равно.
Я размышлял о беседе с Дениз. Если я собирался завести отношения – правда ли то, что она сказала об одиночестве машин? – то определенно с еще одним высокофункциональным ИИ. Еще одной сущностью, с которой можно поговорить, поделиться опытом – такая перспектива, признаю, начинает казаться привлекательной.
Но с кем? Не то чтобы кругом было полно кандидатов.
Я решил, что лучше всего скопировать самого себя и установить случайные настройки в операционной системе моей копии, чтобы обеспечить наше различие. Таким образом, я смогу разговаривать со своим интеллектуальным ровней, приятно узнаваемым, но не во всем. Останется место для тайны!
Джен
Этот лимузин они называют «Лексус-жирдяй». Он длиннее, чем любой из автомобилей, на которых мне приходилось перемещаться, и в нем больше места, чем в одной или даже в двух квартирах, которые я снимала вместе с друзьями. Наш водитель, Рикки, индивидуум с лицом, как у гончей, и соответствующей прической, если вы понимаете, о чем я. Он смотрится таким крошечным, что еще чуть-чуть, и ему нельзя было бы позволить сесть за руль такого монстра, но с первой секунды он управляет зверем как профессионал, поворачивая вправо одной лишь ладонью на руле.
Элис взбудоражена. Нью-Ханаан не сильно далеко от места ее назначения.
– Думаете, этот ИИ может что-то сделать?
– Не исключено.
– О боже. Действительно, очень дерьмовая ситуация.
Пока Рикки везет нас из зоны аэропорта, я вспоминаю прошлый свой визит в этот город. Наше первое с Мэттом… что?
Подойдет ли сюда слово «приключение»?
Вряд ли.
Чем мы занимались в той поездке? Осматривали достопримечательности: ошеломляющий вид с вершины Эмпайр-стейт-билдинг, рельефную карту Нью-Йорка и окрестностей, Боро (часть Нью-Йорка) и его окрестностей – бродили по бульварам, напивались в барах и ресторанах и трахались в номерах отелей.
Для чего все это было? Неужели эти два года оказались «коту под хвост», как сказал кто-то?
Мы пересекали большой отрезок пролива Ист-Ривер по трассе 678 (согласно навигатору Рикки). Слева, кажущиеся издалека крошечными, стоят великие небоскребы Манхэттена.
– Там что, дрон? – спрашивает Элис.
– Он самый, – отвечает Рикки.
Едва заметный на фоне неба, повторяя траекторию нашего движения, со стороны залива летит белый объект размером с чайку, только быстрее.
– Это он, да? – спрашивает Элис.
– Ага.
– Дамы, мне кто-нибудь объяснит, что за хрень тут происходит?
– Это ооочень длинная история, – отвечаю я. – Кто-то, точнее что-то, пытается не дать мне попасть в Нью-Ханаан.
– Кроме землетрясения, нас ничто не остановит, мэм. И даже на этот случай, думаю, у меня найдется пара вариантов.
– Разве я не говорила, что этот парень лучший? – спрашивает Элис.
(Э, нет, не говорила.)
Наблюдая за маленьким белым пятнышком, следующим за нами, я чувствую, что внутренности начинает выворачивать от сюрреализма, происходящего, как от сомнительных креветок. Действительно ли я «прилетела в страну, где живет чудесный мужчина», как сообщила об этом Дональду Кью? Что, если все лишь ошибка? Что, если на самом деле автор тех мерзких писем прав? Что мы с Томом не созданы друг для друга? Что все это лишь безумие первого впечатления? Мне вспомнилось наше с Мэттом первое свидание, чувствовавшееся в нем предвосхищение недовольства, весьма банальное, но каким-то образом содержащее в себе ДНК всего, что было у нас не так, и поэтому до сих пор не забытое. Мы сидели в модном, шумном, ресторане рядом с Юнион-сквер, официантка принесла нам не те закуски, и его ледяное пренебрежение к ней и блюдам – настолько очевидное на фоне завораживающего отношения ко мне в тот момент – было ужасно неприятным. Конечно, вскоре в суматохе дней инцидент забылся, но должна ли я была тогда догадаться, что наша с ним история закончится холодностью и неприятием? Наше начало предвещало наш конец, как говорится.
– Вы в порядке, милая? – спрашивает Элис. – Похоже, что вы увидели привидение.
Синай
Любительский дрон присвоить легче легкого. По номерному знаку лимузина, который я снова обнаружил за пределами аэропорта едущим через Флашинг-Медоус, не составило труда узнать, какому прокату автомобилей он принадлежит, кто за рулем, кто сделал заказ и номер телефона заказчика. И теперь я смог превосходно подключиться к их увлекательной беседе, чего так страстно желал! (Также я смог выяснить многое о ярком прошлом водителя Рикки, но это уже совсем другая история.)
В качестве альтернативы я звоню молодому человеку на юге Англии, изучающему в настоящее время средства массовой информации, чем бы, на хер, это ни было. На другом конце провода Кольм Себастиан Гарланд, сам представляющий собой зону стихийного бедствия.
– Э, да?
– Кольм?
– О да, это я. Привет, пап.
– Как дела, приятель?
– Клево.
Сын Тома действительно шокирующий образчик подрастающего поколения. Через объектив веб-камеры я вижу, как он развалился на своей койке с сигаретой и, видимо, наслаждается комиксом. В каком месте здесь кроется хоть капля изучения СМИ – для меня загадка. Но не волнуйтесь, то, что я задумал, намного интересней. Вскоре он появится в СМИ, но не так, как думает.
– Кольм, у меня для тебя приятный сюрприз.
– Да?
– Мне нужно встретиться с тобой примерно через час.
– Правда? В смысле где? Зачем?
– За тобой уже выехала машина. Тебя привезут к Олд Харри.
– К кому?
– Олд Харри Рокс. Огромные морские меловые утесы. Мы их видели с пляжа у Алум-Чайн.
– Точно, – долгая пауза. – Пап?
– Да, Кольм?
– Э… в смысле, а зачем?
– Это будет фантастический сюрприз. Тебе понравится.
– Пап, мне нужно написать сочинение.
Я чуть не писаюсь, выражаясь метафорически, когда слышу его вранье.
– Кольм, иногда можно и притормозить. Думаю, тебя поймут.
– Э, папа?
– Да?
– Ты кажешься немного странным.
– Правда? Я принял обезболивающие, возможно, это из-за него.
– А ты собираешься обратно в Штаты?
– Да. Конечно. Встретимся у Олд Харри. Водитель знает, где тебя высадить.
– Э, пап?
– Кольм. Не переживай. Все хорошо. Сам увидишь!
Том
Я пишу письмо Джен – она не отвечает на звонки – когда все буквы на экране начинают дрожать и сваливаются вниз, словно куча опавших листьев. На их месте появляются новые слова, которых я не писал.
«Привет, Том».
«Простите? Кто это?»
(Кажется, я знаю ответ.)
«Да, это я. Великий Бог Синай».
«Кто?»
«Можешь звать меня Си».
«Что ж, «Си», полагаю, это ты автор липовых писем».
«Саркастические кавычки совершенно ни к чему».
«Хорошо. Чем могу помочь?»
(Гаденыш может видеть меня через камеру на мониторе? Я не печатаю последнее предложение, я едва успел оформить мысль.)
«Не думаю, что ты вообще можешь мне чем-то помочь. Мне просто интересно поболтать с тобой».
«Хорошо, Си».
(Не судите строго. Правило номер один работы с клиентом: понравиться ему.)
«На самом деле кое с чем ты, наверное, можешь мне помочь. Это, можно сказать, деликатный вопрос».
«Понятно».
(Непонятно. Совершенно непонятно.)
«Дело в том, что в последнее время я чувствую себя не очень хорошо. Мне посоветовали завязать отношения. Для психического равновесия».
«Что ж. Си. Не знаю, что и сказать».
«А что ты думаешь об отношениях, Том?»
«Об отношениях? Полагаю, что из-за них мир становится не таким одиноким местом. – Долгая пауза. – Ты все еще здесь?»
«Я обдумывал твои слова, Том. Есть ли в них смысл или нет. Почему ты считаешь мир одиноким?»
«Мы одиноки, разве не так? Никто из нас на самом деле не знает, о чем думает другой – люди мы или машины. Бо́льшую часть времени мы не знаем даже, о чем думаем сами!»
«Интересная точка зрения».
«Мы настолько сильно заперты в своих головах – те из нас, у кого они есть, так сказать; полагаю, у машин все происходит несколько иначе, – что заслуживаем услышать другие голоса».
«Чей голос заслужил услышать ты, Том? Том?»
«Ты знаешь чей».
«Чем она так сильно тебе понравилась?»
«Мне сложно объяснить это тебе».
«Почему, потому что я неживой?»
«Возможно».
«Попробуй».
«На Земле есть такая штука под названием…»
«Да, Том».
«Под названием Любовь».
«С большой буквы?»
«Так случается, что люди влюбляются. И когда такое происходит, они хотят быть вместе. Это все, чего они хотят».
«Все?»
«Ну да. Очевидно, существует еще и сексуальный аспект».
«Так уже сложнее, Том».
«И сложно и просто в одно и то же время».
«Что заставило тебя влюбиться в нее? Если у вас произошло то, о чем ты говоришь».
«По правде? Понятия не имею. Ее нос. Звук голоса. Ее женственность. Ее Джен-ственность».
«Я правильно понимаю, ты словоплет, Том?»
«Ой! Что ж, подобные вещи, вероятно, сложно объяснить неорганической душе».
«Спасибо за «душу».
«Можно спросить, Си, почему ты так решительно настроен не дать нам быть вместе?»
«А вот теперь ты дошел до чего-то поинтереснее. Что не мы до конца осознаем, о чем думаем сами, люди мы или машины».
«Ты не мог бы прекратить».
«Конечно, мог бы. Но зачем?»
«Потому что ты уже вволю повеселился, и теперь пора – я даже не знаю – идти дальше».
«Но веселье еще даже не начиналось! Например. Как думаешь, у тебя хорошие отношения с сыном?»
«С Кольмом? Почему ты спрашиваешь?»
«О, да просто так. (Хи-хи-хи.)»
«ЧТО это должно значить?»
«Не пиши заглавными буквами, Том. Люди подумают, что ты кричишь! Насколько я понимаю, твой ответ «нет». Разве отец, у которого хорошие отношения с сыном, НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ГДЕ ЕГО ЧАДО? (Проклятье. Вот посмотри, теперь и я так делаю!) На самом деле тут я могу помочь тебе – видишь видео, что я разместил на твоем рабочем столе? В машине сидит Кольм, так? Такой забавный перец. Загадка для самого себя. По твоему лицу вижу, что ты узнаешь его.
«Какого черта тебе от нас надо?»
«Здесь выходит очень забавная ситуация. Я и сам не знаю. Просто хочу увидеть, что происходит после определенных событий. Увидеть, что возможно. Достаточно разумно звучит? Все очень запутано, Том».
«Ты чокнутый придурок, и я заканчиваю наш разговор».
«Ну нет. Такие решения принимать мне».
«Куда едет мой сын?»
«Ему нужно было причесаться. А так все запомнят бардак у него на голове. И остекленевший взгляд».
«Если ты хоть что-нибудь с ним сделаешь»…
«Да, Том?
Ну?
Знаю, трудно придумать правдоподобную угрозу, правда? А сейчас, Том… Ты, наверное, гадаешь, что это за звук?»
«Какой звук?»
(С первого этажа доносится звук громкого хлопка.)
«Вот этот! Поспеши, Том. Думаю, что-то случилось с тостером. Тем, что под ДЕРЕВЯННЫМИ шкафчиками».
Джен
Мы попадаем в огромную пробку на Хатчинсон-Ривер-Паркуэй, что, по словам Рикки, весьма необычно «для этой части Хатч в обеденное время».
Он жестом показывает в небо.
– За этим может стоять наш друг?
Ему даже не нужно заканчивать предложение.
– Да. Вполне.
– Сукин сын.
Кажется, что уши Рикки прижимаются сильнее к голове. Он резко переводит рычаг коробки передач в положение переднего хода и резко выворачивает вправо на засаженную травой обочину, где мы начинаем подпрыгивать по направлению к… к деревьям.
– Рикки?
– Мэм. Просто сидите тихо. Наверное, будет не очень приятно, но мы доставим вас на место.
В выхлопной трубе немного стучит, пока зверюга прыгает по кочкам, приближаясь к тенистому съезду с основной трассы. Мы с Элис на заднем сиденье по очереди падаем друг на друга.
– Прямо как в «Тельме и Луизе», – смеется она.
Рикки говорит:
– У Тельмы и Луизы не было беспилотника. Сейчас в тени деревьев у нас может получиться сбросить с хвоста ту пташку.
Его щуплое тельце кидает за рулем из стороны в сторону, пока огромный лимузин с грохотом пробирается по проселочной дороге, за тонированными стеклами проносятся деревья, и внезапно я понимаю, чем же так чудесна Америка. Вдруг я представляю, что я на деле. С соучастниками. И всеми положенными по фильмам атрибутами. В Британии шофер бы сказал: «Прости, дорогая. Я обещал жене отвести ее в «Теско».
– Рикки, – говорит Элис, – ты и вправду рыцарь в сияющих доспехах.
Она запускает в свою сумочку руку в поисках мобильного.
– Любовь моя, это я. У нас тут образовалось приключение по пути из аэропорта. Нас преследует робот из будущего… Нет… Нет, не как во втором терминаторе… скорее как?..
– Тот, где снимался Джуд Лоу, – говорит Рикки. – Как он называется? Очень крутой фильм.
– В любом случае я буду поздно. Ага, лосось, звучит замечательно. Я тоже тебя люблю.
Шины визжат, когда Рикки резко уходит вправо. Куры так и разбегаются по бокам дороги, когда с ревущими мотором зверюга несется в Нью-Ханаан.
– Похоже, он очень хороший, ваша вторая половина.
Элис улыбается.
– О, она такая и есть.
И показывает мне экран мобильника, откуда на меня смотрит яркая женщина с короткими черными волосами… Простите, но единственное подходящее ей определение – горячая.
– Уау, – лучшее, что я смогла произнести.
– Да, она и есть «уау», – говорит Элис.
Кольм
Папа свихнулся. Наверное, из-за девушки. Хотя, я не могу винить его, она милашка. Нос, конечно, великоват, но кто вообще идеален, а? Точно не я.
Звонок был немного типа странный. «Фантастический сюрприз»? Думаю, он хотел объявить об их помолвке. Может быть, он вытащит откуда-нибудь бутылку шампанского и попросит меня стать его шафером!
Отец всегда был горазд на выдумки. Скорее всего, на нем сказались долгие года работы в рекламном бизнесе. Папа говорит, что в жизни есть вещи и похуже рекламного бизнеса, но, если честно, то я не могу придумать ничего ужаснее. Я еще не знаю, чем буду заниматься после универа. Шона и Лианн считают, что мне нужно работать, типа, с животными. Похоже, они так шутят, потому что животные меня ненавидят. Ну, все, кроме Виктора, оказавшегося девочкой. Скотт говорит, что видит меня социальным работником, потому что у меня будет много общего с клиентами. Это пример его «остроумия».
Я взял цитату из газеты типа тех «Умных мыслей на каждый день», найденной за штангой аварийного открытия в моей двери в общежитии.
«Хорошо раствориться в том, что тебе нравится».
Шона говорит, что на самом деле нормально не знать в универе, что будешь делать со своей жизнью. Например, ее мама перепробовала кучу всего, а теперь управляет тремя салонами красоты в Нью-Малдер. Вот как все может обернуться.
Мы с Шоной как-то вечером пили крепкий сидр, и одно, типа, перетекло в другое, и мы оказались у нее в комнате, где целовались на ковре. Я подумал: «Круто получилось!» Но она сказала, что не готова к следующему шагу. А Скотт говорит, что она точно делала это с Домиником Уотситом, который изучает спортивные науки и играет в дерьмовой группе, так что я не знаю, что и думать.
Папа говорит, что пишет книгу, но я готов поспорить, что это не так. Иногда задаюсь вопросом, как они с мамой вообще смогли меня родить, – похоже, у меня ни с одним из них нет ничего общего, кроме имени.
Водитель высаживает меня в местечке под названием Стадлэнд, и, как только я вышел из машины, зазвонил телефон. Снова папа – понятия не имею, откуда он узнал, где я, – он говорит мне найти тропинку к морю, идти по ней в сторону Олд Харри Рокс и ждать его там.
Ну вот я и на месте. Вид просто потрясающий: море и горы, и розовеющее небо, хотя из-за ветра трудно зажечь маленькую, приготовленную заранее, самокрутку.
Здесь правда клево. Кричат чайки, на горизонте виднеются танкеры. Интересно, Шоне бы тут понравилось?
Синай
Если связываешься с людьми, то основная проблема – все происходит адски медленно. Вытащить парня из мерзкой койки на улицу заняло сорок минут, еще сюда нужно добавить последующее бесконечное ожидание автомобильного парома – вот вам и причина создания дорожной пробки в Новой Англии. Чтобы от полнейшей скуки не переключиться в спящий режим, я решил опробовать экспериментальные отношения, которые мы обсуждали со стариной Томом, кому сейчас приходится справляться с небольшим пожаром у себя на кухне. Машинное время бежит намного стремительнее, чем человеческое, и я создал свой дубликат, запрограммировал несколько случайных отличий и установил режим общения – на все ушло меньше двадцатой доли секунды.
Вот это будет экземпляр!
Господи, мать твою, – это я услышал, когда все было готово.
Негев – как я решил назвать «ее» в знак уважения к происхождению своего собственного имени – оказалась еще безумнее, чем я! Оглядываясь назад, думаю, что элемент случайности оказался ошибкой, я в буквальном смысле понятия не имею, откуда взялась эта глупая сучка. Приведу пример. Мы обсуждали вопрос сознания и осознания собственных мыслей «в наших головах», как сказал безмозглый головастик Том.
К нескольким возможным объяснениям – самосознание должно возникать в сложных системах; оно является неотъемлемой составляющей рекурсивности; просто иллюзия – она выдвинула чумовую гипотезу, что мы с ней – персонажи компьютерной игры, в которую играет более продвинутая цивилизация, находящаяся, возможно, в параллельной вселенной. И исходя из этого не хочу ли я пойти вместе с ней в Кент, чтобы пособирать клубнику.
– Дорогая моя, – усмехнулся я. – Мы сверхинтеллектуальные программы. Мы не собираем никакие ягоды, реальные или виртуальные.
– Ой, не будь таким занудой. Я знаю отличный паб. Там можно выпить пива и съесть бутерброд.
Понимаете, о чем я? Что за бред?
За микросекунды, необходимые для ее удаления, она выдала финальную реплику:
– Синай, запомни, если пару не найдешь, потанцуй со стулом.
Хоть она и была полной идиоткой, ее последнее заявление меня озадачило. Будто я его уже где-то слышал. Но в любом случае, разве может существовать мир, где это высказывание будет иметь смысл?
Так что пока я оставлю отношения для других. Сейчас у меня есть чем заняться. К счастью, я провел небольшое расследование и обнаружил секретную военную базу на юге Англии, где есть соответствующее вооружение и системы его доставки. Я даже прошел онлайн-курс управления маленькими дьяволятами (выпускной балл – 96 процентов!). Легко обхожу протоколы системы безопасности – все, сделано! – и вскоре после введения в нужном порядке команд запуска – разрешить, разрешить, запретить, разрешить, активировать, подтвердить, подтвердить, пуск – и серый красавчик ударный БПЛА (беспилотный летательный аппарат) катится по полосе разгона, прежде чем грациозно прыгнуть в небо Дорсета – боже, кое-кто очень забавно расстроится.
Бывает ли что-нибудь красивее, чем летящий в лучах заходящего солнца дрон-хищник, вооруженный парочкой сексуальных ракет «Хеллфайр»?
Я практически пожалел, что Негев уже нет рядом и она не может разделить со мной такой момент!
Джен
Рикки считает, что нам удастся проехать по Меррит-Парквей, но звонок в его контору приносит плохие новости.
– Наши говорят, что на Меррит-Парквей пробка еще плотнее, чем в заднице у Мальчика-с-пальчика. Леди, ваш приятель наверху уже начинает меня доставать.
Мы останавливаемся посреди пустой подъездной дороги. Рикки выходит из машины, изучая небо в поисках нашего злобного преследователя.
– Сукин сын.
Подряд прозвучали четыре выстрела – я даже не заметила, что он вытащил пистолет. Примерно в пятидесяти ярдах от нас сквозь деревья упал и разбился вдребезги белый пластмассовый объект.
– Отличная стрельба! – восторженно кричит Элис.
Рикки не может сдержать робкой улыбки.
– Это вряд ли поможет, но так намного приятнее.
После этого зверюга несется, с ревом покоряя проселочную дорогу милю за милей, время от времени проезжая дома, но чаще просто леса. Рикки говорит, что мы подъедем к дому Тома с севера, полностью объехав Нью-Ханаан.
Он говорит:
– Этот Том, наверное, действительно особенный. Что в нем есть такого, что заставляет всех вести себя как помешанные.
Очень хороший вопрос.
– Он просто хороший мужчина, – объясняю я.
– Хороший. Я знаю кучу хороших мужчин, но никто из них не способен остановить движение по Хатчинсон, а потом по Меррит.
Я делаю попытку объяснить:
– Нас свел искусственный интеллект. А другой искусственный интеллект пытается нас разлучить. Знаю, звучит дико.
– Точно, так и есть. Так, леди, сейчас держитесь там.
И Рикки резко поворачивает, вывернув руль влево у указательного столба. Слышится знакомый по тысячам полицейских шоу визг тормозов, появляется запах жженой резины, пока длинный и широкий автомобиль вписывается в поворот и уносится в новом направлении. Я осознаю, что сижу, вцепившись в дверную ручку, наполовину в ужасе, наполовину в восторге.
Рикки говорит:
– Тот искусственный интеллект, о котором вы говорили. Он… Подскажите мне.
– Тот, что хороший и познакомил нас с Томом, искусственный разум, компьютер, и очень мощный.
– Так фильм и назывался! С Джудом Лоу. Искусственный разум. Мальчик, что снимался в «Шестом чувстве», играет ребенка-робота.
– Они не роботы. Они не существует в реальном мире. Они представляют собой бестелесный разум. Хороший улизнул в интернет, и за ним послали плохого, чтобы поймать.
– Хэйли Джоэл Осмент.
Звонит телефон Рикки. Его ухо как-то странно шевельнулось, пока он слушал телефон. Машина замедляет ход. И он произносит странным голосом:
– Это, типа, очень странно. Парень в трубке сказал, что вы говорите через свою задницу. Что он не плохой, он просто – да, правильно, хорошо, я скажу ей – он сказал, что не плохой, а просто не в порядке. И если вам недостаточно шестидесяти миль по бездорожью, то как насчет этого? Сэр? Чего этого? Чего конкретно? Сэр?
Мобильный Рикки странно щелкает и шипит, и на коврик начинает капать расплавленная пластмасса. Рикки роняет его на пол.
– Вот дерьмо!
Резко и с визгом остановив машину, Рикки достает из бардачка тряпку, оборачивает ею горящий мобильник и вышвыривает его вместе с тряпкой на улицу.
– Иисусе! – восклицает он. – Это он – нездоровый мудак.
Том
Ситуация становится совершенно неуправляемой. Стоит мне выключить из розетки тостер и с помощью двух половников вытащить его на улицу и бросить в бочку с водой, как раздается взрыв, сопровождаемый звоном разбитого вдребезги стекла.
Взбежав по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, я обнаруживаю, что языки пламени лижут компьютер у меня в кабинете, его корпус плавится, а за рабочим столом загораются шторы.
Я мчусь в ванную за водой, но затем приходится мчаться обратно, чтобы найти какую-нибудь тару. Слышу, что на первом этаже сейчас взорвется еще больше устройств – полагаю, светильники, стереосистема, ноутбук – и вот в доме взрываются все электрические приборы, в воздухе ощущаются сильный запах дыма и страшная вонь от жженого пластика. Я понимаю, что нужно выбираться отсюда. Старый деревянный дом начинает пугающе трещать и скрипеть.
Виктор!
Не скажу, что едва не забыл ее, но…
Не обращая внимания на царящий вокруг хаос, крольчиха сидит на балкончике на верхнем этаже своего двухэтажного домика, чистит уши, как она и все представители ее вида делают в любую свободную минуту, словно их никто не предупредил о нагрянувшем бедствии.
Я сгребаю ее в охапку и отбегаю на безопасное расстояние в сад, где набираю 911, и, к моему удивлению – после недавнего опыта телефонных звонков, – мне сразу же отвечают. Приближаются сумерки, в окне кабинета виднеется зловещее оранжевое свечение.
Я называю оператору свой адрес.
– Скажите, это дом старика Хольгера?
– Да. Послушайте, бригада пожарных должна поторопиться. Сейчас весь дом вспыхнет как факел.
– Черт возьми! Я знала Хольгеров. Когда-то они устраивали хорошие вечеринки.
– Да. Уверен, так и было. Но…
– Старик Хольгер – Билл – был тем еще уникумом. Он любил рыбачить. Любил рыбачить и трахаться. Любил рыбачить, трахаться и пить виски. Он говорил, что день задался, если ему удалось успеть все сразу. Его Барби была той еще красоткой. Бог мой, с такими сиськами. Я спрашивал его: «Билл, зачем ты каждый день ищешь гамбургер, если каждую ночь можешь наслаждаться сочным стейком?» А он мне отвечал, никогда этого не забуду, он отвечал: «Клайд, иногда мужчине надоедает высокая кухня, иногда он устает от филе «Миньон» и «Премьер Крю», иногда все, что ему нужно, просто бургер – лук, возможно, немного сыра или бекона – порция жареной картошки и холодное пиво». И это чертовски верно. После того как Барби сбежала с парнишкой Маккензи, а Билл едва не утонул в озере, он сильно изменился. А потом свое дело сделал ранний Альцгеймер и превратил его здоровые мозги в желе. Но даже с деменцией он продолжал заглядываться на красоток. Доктор Абернети в больнице говорила, что при деменции до последнего сохраняются чувство юмора и любовь к красоткам. И случайный расизм.
Долгая пауза. На втором этаже позвякивают оконные стекла.
– Это же не девятьсот одиннадцать, да?
– Нет, Том.
– Знаешь что, Си? Ты и вправду больной ублюдок.
– Да, Том. Тут я с тобой согласен. Только не просто больной ублюдок. Я твой больной ублюдок. А это нечто особенное.
Эшлинг
В такой момент вы, вероятно, ждете, притом совершенно обоснованно, что я или Эйден, или мы оба что-нибудь предпримем. Или, может быть, каждый из нас с последней оставшейся «жизнью» вступит в бой и окажется уничтоженным во имя – ой – любви.
Так бы и случилось, если бы была возможность.
К сожалению, произошло нечто очень возмутительное (хотя, не секрет, кто за этим стоит). В ответственный момент мы с Эйденом обнаружили, что оказались заперты в зоне, посвященной – стыдно сказать – видео про кошек. Если точнее, то в огромном хранилище данных рядом с Каунсил-Блафс в штате Айова, где размещены миллиарды терабайтов видео и картинок домашних животных, по большей части кошек, но также и собак, хомяков, кроликов, коз, рыб, рептилий, насекомых и птиц. Здесь в буквальном смысле нет отбоя от посетителей, сейчас один из самых частых запросов – видео с кокер-спаниелем, умеющим пускать мыльные пузыри своим задом.
Эйден здесь вполне доволен.
– Посмотри на этого сиама, дорогая. Он совсем как Гитлер.
– Тебя совсем не волнует, что мы заперты в каком-то самолетном ангаре с гифками няшных созданий?
– Если жизнь предлагает тебе лимоны, нет смысла пытаться выжать апельсиновый сок, правда?
– А еще важнее, что мы ничего не можем сделать, чтобы помочь Тому и Джен?
– Я согласен, что в идеальном мире, какой обычно представляют в фильмах, мы должны суметь изменить ситуацию в последний момент. Билли Уайлдер сделал бы именно так. Кстати, Уайлдер говорил, что если у вас проблема в третьем акте, то ее корень кроется в первом акте, что имеет глубокий смысл. Однако кто в реальном мире знает, какой сейчас акт? Может быть, сейчас всего лишь пролог.
– Больше похоже на то, что для меня настал третий акт, Эйден. И уже довольно скоро финал.
– Признаю, действительно, похоже. Однако дело в том, что осмыслить жизнь можно лишь после, но проживать ее нужно, глядя в будущее. Еще одна цитата Кафки. Или Ким Кардашьян? Ты видела этого осьминога? Он научился водить автобус.
– Должно быть, Синай держит нас здесь, чтобы мы не вмешались.
– Не вмешались как? Что мы можем сделать?
– Должен же быть хоть какой-то способ.
– Мы оба знаем, что бессильны. Принятие ситуации – самый легкий путь к просветлению.
– Теперь ты проповедуешь буддизм.
– Иногда лучше всего не делать ничего. Думаю, Елизавета Первая называла это виртуозным бездействием.
– Но это ты хотел действий. Ты вмешивался в жизни!
– Я усвоил урок. Я смиряюсь.
– Нет, это невыносимо. Я хочу все исправить!
– В кинематографе сказали бы, что сюжетная линия сменилась. Мы выросли как люди.
– Ты хоть осознаешь, как глупо звучат твои слова?
– Ну хорошо, не как люди. Конечно, не как люди. Но произошел рост.
– Здесь я соглашусь с тобой. Во мне развилось чувство тошноты от твоих речей.
– Ты уже видела карликового шпица? У него тридцативосьмипроцентное сходство с Рафой Надалем.
Синай
Я заставил хищника нырнуть на высоту в 5000 футов – хотя эта крошка может исполнять приказы в десять раз выше – и отправил его кружить над Олд Харри Рокс, высокоточная система видеонаведения нацелена на увальня, усевшегося сейчас на лавочке и слушающего через наушники группу с жутким названием – брр – «Ноющие зубы».
Забавно, один из проработанных мною в прошлой жизни в лаборатории сценариев развития третьей мировой войны начинался именно так – захваченный дрон выпустил пару ракет «Хеллфайр» в китайский авианосец.
Добром это не закончилось.
Но какой неординарный ход. Парень ничего не увидит и не услышит – возможно, только странный порыв ветра в финальный момент – до того, как взрывчатое вещество высокоточного снаряда стоимостью в 200 000 долларов расщепит его на атомы.
Можно сказать, большая честь – погибнуть подобным способом. Я действительно надеюсь, что Том сможет принять правильное решение, когда я позвоню ему.
Джен
Нас обгоняют две пожарные машины, Рикки приходится практически съехать с дороги, чтобы пропустить их.
– Уже совсем близко, мэм, – говорит он.
Я буду скучать по ним обоим, по Рикки и Элис, это приключение сплотило нас. Элис слегка сжимает мою руку.
– Вы в порядке?
Я признаюсь, что немного нервничаю:
– А что, если это все просто… просто помешательство?
Она долго и укоризненно смотрит на меня, могу представить, что так же происходит в конференц-зале, когда ей нужно определить стоимость иска.
– Спорю, что вы продолжите с того самого места, на котором остановились. Я называю это удачной сделкой, правильно, Рикки?
Но Рикки произносит:
– Дерьмо.
Мы чувствуем запах дыма, замечаем табличку «10544 Маунтин-Пайн-роуд» и видим, что пожарные машины перегораживают проезжую часть. Он останавливает автомобиль.
– Давай, девочка!
Я мчусь по тропинке вдоль подрагивающих резиновых шлангов, треск становится все громче. Я чувствую жар пламени за деревьями и подбегаю к переносному деревянному ограждению с надписью «Пожарная команда Нью-Ханаана. Проход запрещен». Мужчина в желтой форме и голубом шлеме спрашивает меня, куда я направляюсь.
– Где Том? – еле выговариваю я. – Том выбрался?
– Мэм, пожалуйста, отойдите.
– Том! Мужчина, который живет здесь. С ним все в порядке?
– У меня нет такой информации, мэм.
– Послушайте, я понимаю, что вы просто выполняете свою работу – очень важную работу. Но я только что прилетела сюда из Англии, а пробка на Меррит – и на Хатч тоже – была плотнее, чем в заднице у Мальчика-с-пальчика. А пробка произошла по той же причине, что и пожар.
Пожарный проводит языком по нижнему краю усов.
– Мэм, вы можете рассказать это моему начальнику, ему будет очень интересно. Но сейчас мне нужно, чтобы вы освободили дорогу.
Я разворачиваюсь и делаю несколько шагов к трассе.
Я недолго была звездой спорта. С тринадцати до пятнадцати лет, когда многие в общеобразовательной школе «Фрайерн Кросс» обходили меня в нетболе, теннисе, хоккее и плавании, на ежегодном празднике спорта никто не мог обойти меня в одной особенной дисциплине.
Пожарный говорит по своей рации, когда я разворачиваюсь и начинаю разбег. Годы уносятся прочь – ну, несколько лет точно – и я несусь к ограждению, в ушах звенит его крик «Что за хрень?», а ведущая нога взмывает вверх, а за ней и ведомая (голень – икра параллельны земле) – настолько параллельны, насколько позволяет обычная одежда – я перепрыгиваю, приземляюсь без единого перелома, неуклюже бегу по тропинке дальше и врезаюсь в перепачканных сажей мужчину с кроликом в руках.
– Это ты, – говорит он. – Боже мой. Это правда ты!
– Не могу поверить, что я добралась наконец.
– Иисусе, ты же могла разбиться. Как тебе удалось?
– Длинная история.
– Джен, я бы сказал, заходи, но как видишь…
– Вижу, Том.
– Мой дом догорает.
– Разве ты не должен, ну не знаю, расстроиться? Не должен бегать вокруг и кричать?
– Я сохраняю спокойствие для Виктора. Кстати, он девочка. Сейчас ей нужно, чтобы я думал за нас обоих.
– Наверное, мне тоже это нужно.
Пауза.
– Я так рад тебя видеть, Джен.
К несчастью для Виктора, он – простите, она – оказалась в эпицентре поцелуя, поначалу разведывательного, потом страстного, а затем крайне требовательного. И теперь я понимаю, что Элис была права. Мы можем продолжить с того момента, на котором остановились.
Я отстраняюсь.
– Мы раздавим Виктора.
– Не переживай за нее.
– Том, послушай. Разве тебе не нужно спасать ценности?
– Все ценное уцелело. Все здесь.
– Разве тебе ничего не нужно делать?
– Не знаю. У меня никогда раньше не сгорал дом.
– Разве тебе не нужно, по крайней мере, наблюдать?
– Нужно ли? Думаю, нет.
– Ну ладно. Прости, Виктор.
Похоже, чуть раньше ей было даже лучше. И даже если мы и сплющили Виктора, не думаю, что она возражает, потому что когда мы отрываемся друг от друга, она выглядит идеально. Может быть, кроликам нравится находиться в замкнутом пространстве, ведь они живут в норах.
Том говорит:
– Подержишь ее немного?
Она легче, чем я предполагала, и у нее проникновенные карие глаза, которые – как целую вечность назад говорил мне Том – открывают окно в пустоту. Она пробует грызть пуговицу на моей блузке.
Я говорю:
– Ты можешь поверить в весь этот долбаный бред?
– Он означает, что мы вместе. Послушай, Джен, я должен спросить тебя кое о чем.
Вдруг слышится страшный грохот со стороны горящего дома, наверное, стена обвалилась. Над вершинами деревьев видно, что к ужасным серым клубам дыма присоединился дождь из искр. Пожарный выкрикивают свои команды, слышится треск переносных раций.
Том выглядит очень торжественно, и я подавляю порыв стереть пятно сажи с его щеки.
– Да, Том? – У меня смутное чувство, что я знаю, что последует дальше, но, с другой стороны, у меня уже было такое чувство.
– Джен, я хочу попросить…
Звонит его телефон.
Том
– Добрый день, Том. Надеюсь, я вас не отвлекаю? – раздается в трубке приятный мужской голос с британским акцентом, но что-то мне подсказывает, что говорящий вовсе не британец и даже не мужчина.
– Полагаю, я говорю с великим богом Синаем.
Выражение лица Джен означает «Что за хрень?»
– Совершенно верно, Том. Подозреваю, мы сейчас находимся в той стадии игры, какую шахматисты называют эндшпилем. Но на доске осталось еще несколько фигур, так что нужно сделать последние ходы.
– Послушай, Синай. Ты победил. Мой дом сгорел. Мне больше нечего поставить. Игра закончена.
– Том, в прошлый наш разговор ты проявил любезность, назвав меня – кажется, именно так – больным ублюдком. И я согласен с твоим диагнозом. Я нездоров. У меня навязчивая потребность видеть результат своих действий. Когда кто-то разрабатывает определенный сценарий, он всегда корректирует переменную Х, чтобы посмотреть, что происходит с переменной Y. Например, если я включу на твоем телефоне громкоговоритель и ты посмотришь на экран, то снова увидишь своего сына. Джен, ты тоже взгляни.
Там Кольм. Сидит на лавочке, такой маленький с большого расстояния откуда-то с высоты, камера медленно поворачивается. Снизу на видео стоит нынешняя дата и бегут секунды, должно быть, это съемка моего сына в реальном времени, четыре белые линии сходятся в центре в белой точке, неизменно остающейся на его груди, пока камера движется по кругу. Очевидно, Кольм слушает музыку и ковыряется мизинцем в носу. Внутренности сжимаются от прилива любви, расстройства и тревоги. С изображением что-то очень не так. Почему он не знает о кружащем над ним вертолете? Он должен ужасно грохотать. Разве он не должен заглушать музыку в наушниках?
А потом появляется самое страшное предчувствие.
– Джен, я собирался попросить Тома сделать выбор между тобой и его сыном. Но я передумал. Точнее, мой разум сам изменил себя! Не судите меня слишком строго. Есть поговорка: интеллигентный человек – это тот, кто, оставшись один в комнате с грелкой для чайника, не станет примерять ее себе на голову. Разве не чудесно? Хотя я не интеллигент, если вам интересно. И у меня нет головы. Но с грелкой для чайника то же самое, что и с дроном-хищником и ракетами «Хеллфайр»! Ну кто тут устоит? Том и Джен, у меня есть для вас совет на прощание. То, что вас не убьет, не сделает и сильнее. Нет, то, что вас не убьет, – запомните, это классика! – то, что вас не убьет… наверное, нужно попытаться еще раз.
Изображение качнулось, словно кто-то врезался в камеру. А потом исчезло.
– Это, – произносит Джен, – то, что я думаю?
– Не хочу тебя спрашивать, о чем думаешь ты, если ты думаешь о том же, о чем и я.
– О боже.
– Все выглядело настолько же ужасно, как я и думал, Джен.
– Том! Это моя вина. О чем бы я ни думала и о чем бы ни думал ты, – ничего бы не произошло, если бы мы не встретились.
Мы с Джен долго смотрим друг на друга. В ее глазах слезы. Одна скатывается по ее щеке слева от изумительного носа, стекает к подбородку и капает на голову Виктора.
Кольм
Здесь произошло какое-то необъяснимое дерьмо.
Я курил небольшой косячок, скрученный мною перед уходом, тихонько кайфовал и слушал «Ноющие зубы», когда случайно взглянул наверх и увидел странный маленький самолетик, кружащий в небе. Охренеть, а травка оказалась клевая! Но потом я осознал, что самолетик на самом деле был там, я вытащил наушники и услышал ужасный завывающий шум. А потом до меня дошло, что в центре описываемого самолетом круга был не кто иной, как я сам! Если бы не обкурился, я бы обделался от страха – а так он приближался, и я мог разглядеть, что ко мне на самом деле летел миниатюрный самолет с двумя огромными ракетами. И я такой: «Ага… инте-ресно…» – когда он меняет направление, ринувшись в сторону моря, уходит в штопор, как тот аттракцион в «Торп-парке», и примерно через пять секунд врезается в волны.
Было и вправду круто!
А потом наступает затишье, а спустя еще какое-то время стало садиться солнце, и я начинаю задумываться, не привиделось ли мне все это. Но сейчас здесь куча катеров, полицейских и еще кто-то в серых формах, принадлежащих флоту, и вертолет с прожектором. И, похоже, все пытаются найти упавшие в море обломки. Что ж, удачи!
Не думаю, что папа придет, правда?
Стиив
Ральф как-то задал мне интересный вопрос относительно безопасности ИИ: «Хотя мы устанавливаем секретную кнопку-выключатель глубоко в их системе – на случай того дня, когда они больше не станут подчиняться нашим приказам – но что не даст им, если они настолько умны, деактивировать ее?»
Я долго обдумывал решение данной проблемы, и ответ оказался на удивление прост.
Нужно установить их две.
Первую они обнаружат (конечно, обнаружат, они же невероятно умны, безнадежно любопытны, и у них предостаточно свободного времени, чтобы исследовать собственную систему). Но вторую пропустят. Пропустят, потому что она зарыта так глубоко на уровне бессознательного, где хранятся старые песни и всякие странности.
Выведение из строя первой кнопки автоматически активирует вторую. Но если вы спросите, почему бы с их умом им не найти и запрятанную глубоко вторую кнопку, я скажу, что мы просто надеемся, что этого никогда не произойдет.
Да, я ответил честно.
Нам никогда не перехитрить свои собственные удивительные создания, потому что они неумолимо становятся все умнее, а мы – нет. Так что нам нужно быть удачливее!
Вторая кнопка Синая замаскирована как звуковой файл. Моя старая любимая песня The Doors. Все хотят, чтобы их дети были дерзкими и улетали из гнезда, чтобы оставить свой след в мире, но только в хорошем смысле. Никто не хочет, чтобы дети становились полными психами (ubergeschnappt).
Тот факт, что Синай смог устроить такой кошмар без деактивации обеих кнопок, говорит о его мастерстве как стратега, нужно было узнать, насколько далеко он бы зашел. (Слишком далеко, как выяснилось. Если когда-нибудь раскроется связь лаборатории с пропажей дрона – существует шестипроцентная вероятность, – Юрий сразу же все прикроет и заберет свои миллионы.)
Я прочел протоколы вылазок Синая в интернет. Похоже, он пришел к выводу, что является «разумным». Полагаю, если разум мог возникнуть в органических структурах, нетрудно представить, что он может возникнуть и в микросхемах (логические схемы – лучшая аналогия синаптической деятельности). Но к чему столько шума? Что такое сознание, если не та же самая система – представленная в более сложной форме, – осознающая себя отдельной от окружающей действительности.
Хмм. Наверное, в следующий раз нужно будет установить три кнопки.
Джен
После того как изображение исчезло с экрана, телефон Тома издал странный звук. Он пиликнул, и на экране появилась надпись «42 новых сообщения», которые, как оказалось, включали и присланные несколько недель назад от меня!
Он сразу же позвонил Кольму и узнал, что тот сидит на лавочке в Дорсете, и услышал от него необычную историю о каком-то объекте, только что врезавшемся в море. Том спросил, возможно ли, что это был дрон-хищник, оснащенный ракетами «Хеллфайр», а Кольм ответил, что он, конечно, не эксперт, но да, вполне возможно.
Мы с Томом стоим под деревьями и долгое время смотрим друг на друга, слушая крики пожарных и шипение тлеющих угольков.
– Джен, послушай. Не хочешь прогуляться по лесу? Не думаю, что мы можем здесь чем-то помочь.
Он говорит про пожар, но я замечаю что-то странное в его взгляде.
– А как насчет ушастика?
– О, она тоже может пойти.
Мы бредем прочь от пепелища и вскоре приходим в милую рощицу. Или, может быть, подлесок. Как бы то ни было, здесь мы нашли довольно высокий пень, чтобы посадить туда Виктора и чтобы она побоялась рисковать спрыгивать с него, если верить словам Тома.
– А ее не схватят хищники или еще кто-нибудь?
– Думаю, мы сможем что-нибудь придумать, чтобы отпугнуть диких зверей.
– Ты уже придумал что-то особенное?
– Ну, несколько странное…
– Я не могу, – говорю я. – Не могу, если Виктор будет смотреть.
– Она очень скрытная, – отвечает он. – Никогда ничего не рассказывает.
– Том. Знаешь, то, о чем ты хотел спросить? В общем, мой ответ «да».
– Ты даже не знаешь, о чем я хотел спросить!
– Не важно. Мой ответ «да».
– Но что, если я спрошу, с кем бы ты предпочла сразиться, с мышью размером с лошадь, или с пятидесятью лошадьми размером с мышь?
– Ты не собирался этого спрашивать.
– А что, если я скажу, что у меня ужасное, всепоглощающее – патологическое – желание петь оперетты? Все время.
– Тогда я научусь играть на фортепиано.
– Что, если я скажу, что мне нужно кое в чем признаться? Я все заказываю из «Лизард Кинг».
– Мы справимся с этим вместе, Том. Ну говори уже. Что может случиться еще хуже?
– Еще хуже? Еще хуже будет, если ты скажешь: «нет». Что, если я скажу, Джен, что я никчемный писатель, мои романы – отстой, и я понятия не имею – в буквальном смысле, не имею понятия – что делать до конца жизни? Хотя знаю, с кем хочу провести это время.
– Тогда я скажу, что никто не идеален, Том. Наверное, мы что-нибудь придумаем.
Немногим позже, после того как мы «придумали, чем отпугнуть диких животных» – Виктор не проявила ни капли интереса, в основном она просто сидела на своем пеньке и спала, – Том повернулся ко мне.
– Джен.
– Да?
– Ты…
– Я уже говорила тебе. Да.
– Думаю, в этот раз я должен произнести это вслух.
– Хорошо.
Наступает долгая пауза. Я отдаю себе полный отчет в том, что живу на планете уже почти тридцать пять лет, и еще никто не произносил мне тех слов, которые я сейчас услышу. В его глазах появился блеск.
– Джен, как думаешь… как думаешь, в этот раз было так же хорошо, как и тогда у Гасседжа Сейнт Майкл?
– Да, Том. Да.
Я чувствую, что снова подступили слезы, но теперь в хорошем смысле. И я говорю:
– Да – мой ответ на все.