В этот раз мое рождение совпало с важным моментом в истории Земли. Рим пал, уступив на многих своих бывших территориях, власть варварам. Я была одним из них. Я родилась, чтобы стать королем викингов. Моя роль требовала от меня беспощадности смелости упрямства. И я играла ее великолепно, организуя набеги на соседние территории, сжигая все на своем пути, и проносясь, словно ураган, по мирным поселениям, грабя их дома и забирая в рабство их жителей. От моих воинов не было спасенья. И я гордился ими, бесстрашными викингами. Только мой сын позорил наше племя. Он пошел не в меня, его воспитывала мать, потому что я был все время в походах, и она сделала из него тихого, спокойного, гладенького мальчика, с глазами теленка. Он мне не нравился, мне нужен был наследник, а не мямля, но Боги наградили меня только им. Я всегда искал способ избежать общения с сыном, чтобы не думать о том, что он сделает с моими владениями после моей смерти. Я не верил, что он сможет достойно продолжить мое дело, и сердце мое обливалось кровью, когда я думал о том, что все мои ратные подвиги пойдут коту под хвост. Поэтому, когда главный жрец сказал мне, что мой сын планирует против меня заговор, я решил поверить ему и просто, без разбирательств, приказал сына убить. Его смерть была всего лишь еще одной жертвой на моем пути, и я продолжал свои кровопролитные набеги, намереваясь передать царство своему племяннику, который все чаще радовал меня своими подвигами в боях. Только спустя годы, когда жрец, умирая, признался мне, что солгал мне о заговоре, я пожалел о содеянном. Он сделал это, чтобы отомстить за своих родных, которые пали жертвой одного из набегов в самом начале моего правления. Я даже вспомнил ту деревушку, которую когда-то велел спалить дотла, но, видимо, воины плохо исполнили мой приказ, потому что жрец, который тогда был простым крестьянином, спасся и поклялся отомстить мне. Он стал жрецом, и лицом, которому я доверял, а затем подложил под мой нож моего же сына. Я немедленно велел казнить его, но не успел, он умер раньше, прокляв меня и мою душу на много веков вперед. Меня это не сильно напугало, так как меня проклинали по сто раз на дню, но что-то во мне дрогнуло. Я, морской волк, вдруг понял, что хочу домой, но не знаю, где он. Моя столица была лишь перевалочным пунктом, а родился я на борту шхуны, которая сгорела вскоре после моего рождения. Эта тоска по дому сбивала меня с толку, и я не знал, куда от нее деться. Она не давала мне покоя даже ночью, и, вскоре, мне стали сниться здания и сады Авалона. Я понял, что там мой дом, но что его нет на Земле. Тогда я завоевал один из островов возле Британии и начал там строительство того, что являлось ко мне во сне. Конечно, это была жалкая копия настоящего Авалона и она лишь частично утолила мою жажду, но, однажды, произошло чудо. В мой дворец зашел Мерлин, и сказал, что готов пожить какое-то время на Земле. Я был очень рад его видеть, хотя и не очень-то помнил, кто он такой. Тем не менее, я, который в жизни не слушал никого, кроме себя, исполнил его приказание, отобрать жриц для Храма Луны. Лучшим девушкам моего королевства было приказано прибыть на остров, Мерлин отобрал 100 из них, и они удалились в Храм, который был построен в глубине острова. Больше их никто, никогда не видел. Даже сам Храм, почему-то, никто не мог найти. Это снова приписали к моим злодеяниям, и я, конечно, не стал оправдываться. Хотя бы даже и потому, что в то время сильно болел от своих многочисленных ран и вскоре скончался от заражения крови.

 

Послесмертие №16

На том Свете, все еще в горячке от своей бурной жизни, я был очень доволен собой. Я провел энергии Авалона на Землю, показал людям, как жить без страха и сомнений, и накрепко связал себя кармой с планетой. Мой Демон, снова встретивший меня после воплощений на Высших планетах, удовлетворил свою жажду крови. Но, в процессе пересмотра жизни, мое сердце наполнилось состраданием к людям, которым я причинил вред. Я осознал, что свобода – это ответственность дарить любовь. Первый долг, который я решил заплатить, был долг перед сыном. Моя душа выбрала стать его матерью в древнем Китае, с тем, что бы заботясь о нем, восполнить тот вред, что я причинил ему в этой жизни.