К моменту моего рождения родители перебрались из Южных Штатов в Нью-Йорк. Они оба были беглыми рабами, и надеялись, что смогут на Севере начать новую жизнь. В то время было модно помогать беженцам с Юга, поэтому мой отец достаточно легко получил работу развозчика газет. Его заработок позволил нам выжить. Мать не работала. Она выполняла работу по дому и обслуживала старого доктора, алкоголика, у которого мы снимали комнату. Она всегда говорила со мной только на английском языке, не позволяя учить язык своего родного племени, на котором они тихо беседовали по вечерам с отцом. Меня это очень обижало, так как я чувствовал себя чужим, но из-за страха перед матерью подчинился. Думаю, что в какой-то момент мама стала любовницей доктора, так как он вдруг начал учить меня читать и писать на английском. Мать любила отца, но ради того, чтобы я вышел в люди, была готова на все. Да и видели мы отца редко. Еще до рассвета он уходил на развоз утренних газет и возвращался далеко за полночь, после того, как вечерний выпуск был доставлен адресатам. Когда я подрос, он стал брать меня с собой, и я, помогая ему, читал газеты вслух. Часто я находил ошибки, которые не нашел корректор. Слух о моих способностях достиг редактора, и он на волне патриотизма (как раз шла война между Севером и Югом) устроил меня в школу.

Жизнь моя стала еще сложней. К работе с отцом добавились уроки и насмешки белых ребят. Я был единственным чернокожим во всей гимназии, и, хотя я учился на отлично, частью школы я себя не чувствовал. Мне все время ставили в укор цвет моей кожи, и я знал, что учителя не раз просили директора исключить меня из школы, и только протекция редактора позволила мне доучиться. По окончанию школы я мечтал только об одном – заработать достаточно денег, чтобы больше никто и никогда не смеялся надо мной.

В этот раз мне снова помог доктор, он устроил меня ассистентом к сыну своего друга. Он делал нелегальные аборты, и я помогал ему в этом. Он был открытым парнем, и мы подружились. Не скрывал он от меня и тонкости проведения операций. После 7 лет совместной работы, я вполне мог проводить их один. Он передал мне свою практику, после того, как решил завязать с нелегальным ремеслом, и начать вести более респектабельную жизнь. Денег у него было достаточно, жена ждала ребенка, и он не хотел рисковать своим будущим. Я продолжил работу вместо него и, в течение трех лет, заработал на дом родителям в хорошем районе. Мне пришлось купить участок рядом с кладбищем, так как соседи отказывались жить рядом с чернокожими, но я все еще верил, что деньги смогут обеспечить мне и моей семье признание. Я не испытывал недостатка в клиентах, и практика моя росла. Я уже не справлялся один, поэтому мне пришлось взять помощницу, и я женился на ней, чтобы обеспечить себе конфиденциальность. Детей у нас не было, хотя я очень хотел сына, но, видимо, Бог не одобрял моего способа заработка на жизнь, и лишил этого счастья. А потом он забрал и жену, она подхватила какую-то заразу, и умерла очень быстро, в течении трех недель. Я впал в депрессию, стал небрежней относиться к работе. Хотя серьезных промахов я не совершил, кто-то пожаловался на меня в полицию. Я узнал, что мне готовят обыск, и решил не рисковать. Я взял все свои сбережения и отправился в порт – покупать билет на корабль, отплывающий в Африку – на родину моих предков. Билет первым классом мне не продали, что бы не смущать остальных путешественников, как объяснил мне кассир. Я был вынужден путешествовать в компании бедняков и отбросов общества, которые имели со мной один цвет кожи. За время путешествий я наслушался множество интересных историй и пообещал себе, что когда-нибудь запишу их. Мы прибыли в порт, и я, мечтая о комфорте, отправился в отель. Номер мне сдали, но попросили не выходить к завтраку, так как белые постояльцы не готовы делить свою трапезу с чернокожими. Я был поражен. Даже здесь, в своей стране, я был человеком второго сорта и не мог рассчитывать на уважение.

Я прибыл в Африку без малейшего плана и абсолютно не представлял, что я здесь буду делать. Скорее, от безделья, чем из-за сострадания, я начал ходить по утрам в порт и кормить местных ребятишек завтраком. Когда кто-то из них падал и резал руку, я обрабатывал порез спиртом, и накладывал бинт. Благодаря этому, я прослыл доктором. Безусловно, знания по медицине у меня имелись, так как за годы работы, я проштудировал все книги по медицине и анатомии, которые смог достать, и был, своего рода, гениальным самоучкой, но официально доктором я не был. Но местным детям, да и их родителям было все равно, лишь бы я спасал их от заражения крови. Репутация моя среди местного населения в порту становилась запредельно высокой. Когда я появлялся, об этом знали все. Кто-то махал мне рукой, кто-то обнимал, а были и те, кто целовали руки. Впервые в жизни я осознал, что заслуживаю признания. Так незаметно прошел год. В один из дней, ко мне подошел владелец табачной лавки и сказал, что его навещает его друг, шаман племени, которое живет в 3 днях пути вглубь континента. Он наслышан обо мне и приглашает меня поговорить. Я, конечно, согласился последовать за торговцем. В лавке было темно, и я с трудом разглядел маленького, сухощавого незнакомца, одетого по-европейски, но с раскрашенным, как на маскараде лицом. Он смотрел на меня с усмешкой, казалось, с трудом сдерживая смех. Я не знал, что это так его развеселило, но, тем не менее, поддался его обаянию. Он на ломанном английском объяснил мне, что мы с ним принадлежим к одному племени, и если я хочу, он может проводить меня к родственникам моих предков. Я не поверил своим ушам. Мои родители были рабами во втором поколении, и хотя они помнили язык, название племени они никогда не упоминали. Это было чудом, и я спросил у шамана, почему он так уверен в нашем родстве, а он усмехнулся и предложил мне проверить самому. Я согласился и пошел паковать свои вещи. Я думал, что мое путешествие займет неделю, и не предполагал, что покидаю большой мир навсегда. Пока мы шли с шаманом сквозь джунгли, мы говорили обо всем. Я всю свою жизнь прожил в Америке, а он в Африке, но в сердце я чувствовал, что мы, как братья, которые давно не виделись, а теперь делимся самым важным и сокровенным, что накопилось в душе. Он спрашивал меня о моей жизни и говорил о своей, мы обсуждали медицину и целительство, женщин и любовь, богатство и Бога. Я, впервые в жизни, чувствовал общность и совсем не хотел, чтобы путь наш подходил к концу. Мы вошли в деревню на рассвете четвертого дня. Нас встретили мужчины племени, и у меня вопросов о родстве с ними больше не возникало, мы были похожи, как две капли воды. Вождь долго меня рассматривал, а потом предложил остаться и взять в жены одну из его дочерей. И я, не раздумывая, согласился. Впервые в жизни, я был принят, как равный и свой, и важнее этого, для меня ничего не было. Даже тот факт, что я совершенно не знал языка и обычаев, не остановил меня. Я чувствовал, что нашел свой дом. Шаман оставался в племени какое-то время, но после того, как я устроился, покинул его. Говорили, что он следует за Духом Орла, и тот учит его неизведанному. Я почти не заметил его отсутствия, так как неожиданно увлекся своей женой, которую абсолютно не понимал днем, но зато бесконечно глубоко чувствовал ночью. Я носил ее на руках, чем бесконечно удивлял остальных членов племени. У нас родились один за другим трое детей. Я был абсолютно не приспособлен добывать пропитание тем способом, которым это делали мои сородичи, но в отсутствии шамана, я был единственным, кто мог остудить жар, вправить колено или наложить швы. Врачевание стало моим вкладом в благополучие племени, и мы не испытывали с семьей недостатка в еде и питье. Нас снабжали всем необходимым.

Однажды, в деревню пришли миссионеры. Я купил у них лекарств и попросил переправить письмо моим родителям. В нем я описал свою жизнь в племени. Ответ пришел только через год. Мама не умела писать и попросила священника в церкви помочь ей составить письмо. Она сообщала мне, что отец умер спустя год после моего отъезда. Она продала дом и теперь живет при церкви. Денег ей хватает, но она скучает и надеется меня увидеть. Намеками она дала мне понять, что полиция все еще меня ищет. Это остановило меня от немедленной поездки домой. Вместо этого, в ответном письме, я предлагал ей приехать самой. Ответ пришел, написанный все той же рукой священника. Он сообщал мне, что мама моя последовала за отцом, и они похоронены вместе, на том кладбище, рядом с которым стоял их дом. Имущество свое она отписала церкви. Я поплакал, и понял, что прошлое навсегда для меня закончилось. Теперь у меня было только настоящее и будущее, и я был намерен разделить его со своим народом. Миссионеры, закрывая глаза на отсутствие у меня диплома доктора, снабжали меня лекарствами, и я продолжал прием пациентов. Ко мне приходили люди со всей округи, и страдать у меня времени не было.

А потом меня самого укусила змея. У меня началась лихорадка, и я было совсем уже умер, но неожиданно в мою хижину влетел, как на крыльях шаман. Он отстегал меня по ногам прутьями, напоил каким-то ядовитым на вкус отваром, и оставил на ночь отлеживаться. Через день я был абсолютно здоров и горел нетерпением узнать, что же он со мной сделал. Он обещал все объяснить мне, с одним лишь условием: я на три года пойду к нему в ученики и буду беспрекословно делать все, что он мне прикажет. Я согласился, мое любопытство не оставляло мне выбора.

Мое обучение началось незамедлительно. Оно казалось мне достаточно странным. Часами мы сидели под палящим солнцем возле обычного дерева, растущего в саване. Я не находил в нем ничего примечательного, а вот шаман мог рассказывать бесконечные истории о нем. И дерево, в его рассказах, становилось настоящим героем легенд. Шаман мог упомянуть каждый лист и ветку в отдельности. Он мог подолгу гладить корни или петь песни в честь живительных соков. Он мог обнимать ствол дерева или кланяться ему, как вождю племени. Потом он вставал, срезал кусочек коры и давал его пожевать больному оспой. Случалось чудо: тот выздоравливал. Я не понимал, как он это делает, но чувствовал, что в благодарность за внимание, дерево делилось с ним силой, а он уже направлял эту силу туда, куда считал нужным.

Шаман мог довести до истерики мать, рассказывая, какой страшной смертью умрет ее ребенок, которого она принесла к нам в хижину с высокой температурой. И ребенок выздоравливал, когда мать, наконец, приходила после слез в себя. Шаман объяснил мне потом, что дети болеют от страхов родителей, и если позволить страхам выйти наружу, болезнь тоже уходит. Он часто говорил, что тело не болеет, а болеет ум. Что бы прогнать недуг, нужно устроить уму встряску – напугать его или удивить. Затем нужно сразу же вложить в него хорошие мысли. Когда ум начинает думать по новому, к телу приходит здоровье. Часто мне казалось, что он берет свои методы лечения с потолка, но он творил чудеса, которые докторам в Америке и не снились.

По вечерам мы с ним уходили в лес и подолгу молчали. А когда восходили первые звезды, шаман брал в руки перо или камень. И снова часами рассказывал мне о своей любви к этим простым вещам. Я физически чувствовал, как его слова наполняли предметы силой. Потом он стал просить меня рассказать ему о лекарствах. Я начал, как обычно, наизусть выкладывать ему сведенья из энциклопедии, но осекся. Я вдруг понял, чего он от меня хочет: я позволил лекарствам, стать в моих устах могучими воинами, побеждающими все болезни. И натолкнулся на довольный взгляд шамана. В моих словах тоже появилось колдовство.

После этого урока мы перешли к людям. С ними у шамана разговор был гораздо короче, чем с вещами. Больным он всегда давал выбор между смертью и жизнью, избегая полутонов. Одно его слово могло изменить судьбу. Меня он учил не боятся смерти, и каждое утро, просыпаясь, напоминать себе, что ее не существует. Он провел меня по колесу моих перерождений, и я знал, что не в первый раз на Земле. Этот опыт заставил меня на многое посмотреть по-другому. Так я осознал, что в иных воплощениях я не был чернокожим, и сам владел рабами. И что в этой жизни одним из моих уроков было смирение. Я с рождения учился видеть равенство душ, за иллюзией неравенства тел. Я глубоко переживал полученное озарение и думал, что урок мной пройден, но оказалось, что это не так.

Спустя несколько лет, после того, как мое обучение у шамана уже закончилось, и он покинул нашу деревню, следуя, судя по его словам, наставлениям Орла, в моей хижине появились миссионеры. С собой они привели белого мужчину сорока лет, который страдал от высокой температуры. Он, бывалый моряк, путешествовал с ними,так как сильно заболел в море. Теперь он желал обрести милость Бога до того, как умрет, хотя, на мой взгляд, мог еще прожить долго. Для начала я снял ему температуру и велел отлежаться несколько дней. Через три дня он вновь появился в моем доме. В то время я уже давно лечил больше методами шамана, чем пилюлями, заменяя таблетки кусочками сахара. Как и шаман, я в начале пугал пациента, а затем рассказывал ему историю, в которой неявно указывал путь к спасению. Я решил применить этот метод и к моряку. Он сквозь зубы поблагодарил меня, отмечая, что не ожидал получить помощь от обезьян. Я решил не реагировать на оскорбление, но привести в исполнение свой план. Я холодно сообщил ему, что его болезнь неизлечима, и жить ему осталось не долго, и это время обещает быть не из легких – полное мучений и потери разума. Моряк побледнел. Я, не дав ему опомниться, начал рассказывать ему историю выдуманной соплеменницы, которая микстурами вылечила свою дочь от подобного недуга, но он не дослушал меня, а выбежал из хижины. Я услышал звук выстрела. Когда я выскочил вслед за ним, было уже поздно. Он застрелился. Я был в отчаянии. Я не понимал, что пошло не так, и почему метод, в который я свято верил и, который до сих пор работал на отлично, вдруг дал осечку. Мне казалось, что выстрел был произведен в меня, и что я сам лежал рядом с моряком в грязи и истекал кровью. Нас окружили люди. Кто-то обнял меня и увел от тела.

Я знал, что миссионеры предпочли не раздувать историю, и похоронили моряка в миссии. У меня не хватило сил помочь им приготовить тело к погребению. Все, на что я был способен, это уйти в лес, и лежа на земле плакать, и в слезах спрашивать – почему? Я видел, что надо мной кружился орел, но я не хотел верить, что шаман поможет мне. Я потерял в него веру, и больше не мог лечить людей. Я находился в состоянии депрессии, наверное, около года. А потом, мне приснился сон.

Во сне я встретил шамана. Мы шли с ним по лесу, как когда-то в годы моего ученичества, и наш путь привел нас к отвесной скале. Он подвел меня к обрыву, и велел прыгать, так как жизнь моя не имела больше смысла. Я, желая наказать его и себя, прыгнул, а пока летел, осознал, ради каких глупых мыслей я чуть было не отдал свою жизнь. Проснулся я от счастья, что все еще живой, и спустя пару дней обрадовался еще больше, так как осознал, что метод шамана вновь сработал.

Через несколько лет шаман появился ненадолго в деревне, и подтвердил мне, что я нес ответственность за смерть моряка. Все эти годы я вскармливал обиду на белых, не в состоянии простить им то, что они считали меня человеком второго сорта. В тот роковой момент, она нашла свой выход – вместо того, чтобы рассказать моряку историю об исцелении людей из его племени, я привел в пример свою соседку, и он просто не поверил мне, так как считал, что мы люди из разных миров. Произошло то, что я хотел на самом деле – месть, и мне пришлось с этим знанием смириться. Впредь, я больше никогда не лечил белых, поскольку не был уверен, что могу сохранить чистоту намерений. Шаман пробыл в деревне недолго, но я был поражен, как великолепно он говорил теперь на английском. И он подтвердил мне, что обучая меня, он обучался сам. Это была наша последняя встреча. Иногда он, через орла передавал мне привет, и это грело мне сердце. Я продолжал вести свою практику.

Жители моего племени уже настолько верили в мою способность исцелять, что я не всегда утруждал себя рассказами и микстурами, а накладывал им руки на больное место и говорил, что боль ушла, и, благодаря их вере, она исчезала. В свободное время я писал книгу, в которой рассказывал те истории, что слышал. Я ее не опубликовал, но сам перечитывал с удовольствием. В соседней деревне миссионеры открыли школу, и я учил в ней детей английскому, отдавая дань тому доктору, что когда-то научил меня. Умер я в положенный срок. Мне казалось, что я прожил хорошую жизнь.

 

Послесмертие №25

Так оно и было. Но были и кармические долги, которые требовали своего возвращения. Мне предстояло в следующих жизнях уравновесить аборты, которые я проводил, издать книгу, которую я написал, и победить демона, который спал во мне, но просыпался, когда приходил его час. Пока же я продолжал свой путь целителя. На этот раз я выбрал воплотиться в теле ведьмы. Я надеялся, что жизнь в гармонии с ритмами природы сможет научить меня смирению перед судьбой, и я больше не буду требовать от нее почтения к моей персоне, как я делал во многих жизнях до этого. Моя родственная Душа, с которой мы в любви прожили нашу прошлую жизнь, отправилась на Землю со мной. Мы знали, что нам не суждено в этот раз быть вместе долго, но, даже возможность короткой встречи радовала нас до глубины Души.