В падении и застиг его сон, однако на сей раз картины были фрагментарны и не стыковались друг с другом. Кусочки и клочки видений беспорядочно толкались, теснились. Джереми Торп - Джеральд Корд. Пять лет. Пять невероятных, отупляющих чувства лет, за которые он привык считать себя Джереми Торпом постоянно, а не только на виду у других. Поначалу это было нелегко. Суровая, подчиненная строжайшей дисциплине жизнь в учебном лагере. Не до вежливости, не до церемоний - все отдано главной задаче. Курс обучения длится три месяца, и каждая минута каждого дня на счету. Потому что научиться надо многому.

Джеральд, сам о том не подозревая, с детства знал уважение к своей персоне - ведь он был сыном вице-адмирала Корда. В учебке ни на что подобное рассчитывать не приходилось. В нем видели только рядовой винтик военной машины. «Курсант Торп, вы обязаны изучить конструкционные особенности и принципы действия основных узлов каждого из нескольких классов кораблей, спешно монтируемых на верфях страны. Земляне слишком рано проникли в дальний космос, их к этому вынудили, не дав времени изобрести и построить все необходимое. Идет война, безжалостно пожирает человеческие жизни. Как следствие, пришлось создать полдесятка основных образцов боевых звездолетов и производить их в огромном количестве. И готовить для них экипажи. Поэтому для начала вы освоите всю матчасть. Далее вас ожидает курс специальной подготовки и практических занятий. Вы отсюда выйдете квалифицированным военным специалистом, знающим свой отсек до последней гайки, даже если ради этого вам придется спать раз в четверо суток и падать в обморок от изнеможения».

Что ж, взялся за гуж - не говори, что не дюж. Каждый инструктор прошел точно такую же школу и выжил. Впрочем, выживших было немного, и они ценились высоко, эти безжалостные деспоты, уважающие только жесткие правила космических уставов. Во сне Торп увидел лишь крошечный обрывок того, самого первого, дня в учебке, когда к нему обратился комендант Больтц.

«Вы на сто процентов подходите нам по состоянию здоровья, и у вас сравнительно высокий уровень интеллекта. Иначе бы вы здесь не оказались. Для менее способных есть другие лагеря. Поэтому вы не умрете в ходе подготовки. Правда, иногда вам будет казаться, что лучше смерть…»

С семи утра до семи вечера. Учеба, учеба, учеба. С жалкими перерывами на сон, оправку, прием пищи. И так - шесть дней в неделю. А в воскресенье, в этот мифический выходной, - экзамены и соревнования, чтобы выяснить, справляешься ты с нагрузкой или нет.

Но лже-Торп ничего другого и не ожидал. Он почти наслаждался испытаниями, отдавался им со всем пылом юности. Вплоть до воскресного утра, когда коварная судьба нанесла точно нацеленный удар.

«Курсант Торп, вас вызывает комендант. В штаб бегом марш!»

Он побежал, на бегу лихорадочно гадая, в чем же ошибся.

– Вольно, Торп. - Больтц был долговяз, бледен, желчен, словно вечно недоволен жизнью или страдал несварением желудка. Дружелюбная мина ему никак не давалась. - Я просмотрел ваши оценки. Похвально, мистер Торп, похвально. Вы заслужили поощрение. Я рекомендовал вас к немедленному переводу в офицерское училище. Командные кадры флота нуждаются в таких, как вы. Это все. Можете идти.

Но курсант остался на месте. Больтц снова посмотрел на него, поднял брови:

– В чем дело?

– Никак нет, сэр!

– Мистер! Черт возьми, как прикажете вас понимать?

– Я не хочу в офицерское училище, сэр.

– Торп, вы что, сомневаетесь в правильности моего решения? Ваш общий балл на семь десятых выше, чем у второго лучшего курсанта. Я еще никогда не видел такой успеваемости. Да вам прямая дорога в офицеры!

– Никак нет, сэр. То есть, как прикажете, сэр, но я бы предпочел доучиться на матроса.

– Вы что, отказываетесь подчиняться приказу? - прозвучало это так, словно Больтц соскучился по развлечениям и с удовольствием бы подавил мятеж-другой.

– Никак нет, сэр. Устав космического флота, раздел пятый, подраздел «Повышение в званиях и должностях». Я не желаю производства в офицеры, сэр. - И Торп решительно поджал губы.

Он мог сказать еще кое-что, но раздел устава «Оскорбление старшего по званию» допускал слишком широкое толкование. Торп вовсе не хотел, чтобы его обвинили в наглости. Однако еще меньше он хотел головокружительного скачка в офицерское училище. Это почти наверняка обеспечит встречу с отцом, и тогда катастрофы не избежать.

Больтц фыркнул, в водянистых глазах коменданта появился зловещий блеск. Но устав - тот самый устав, который он почитал за святыню, - связывал ему руки.

– Ладно, Торп. Будь по-вашему. Я только одно скажу: вы дурак. Не назову предателем - это, пожалуй, было бы слишком, но знайте, что я о вас думаю. Вон отсюда!

Если раньше в учебном лагере Торпу было несладко, то теперь инструкторы объединенными усилиями превратили его жизнь в сущий ад. Слух разлетелся мигом. Надо же, умник выискался! Ему подносят на блюдечке офицерскую карьеру, а он нос воротит!… Через сутки у Торпа не осталось ни одного друга во всей учебке. Но тут как раз устав сыграл ему на руку. Он четко оговаривал, что можно делать с парией, а чего нельзя. Торпу хватало здоровья, сообразительности и упрямства, чтобы давать сдачи каждому обидчику. Ко всеобщему неудовольствию и зависти, он прошел курс обучения с самым высоким общим баллом за всю историю лагеря и получил вкладыш в военный билет, где красным по белому был написано, что он скандалист и нахал, но все-таки заслуживает скорейшего производства в офицеры.

– Мистер, я хочу, чтобы вы зарубили себе на носу, - процедил Больтц, вызвавший Торпа специально для того, чтобы прочитать ему эту бумагу. - Если попробуете… если только попробуете еще раз увильнуть, военно-полевой суд вам обеспечен. Ясно?

Сновидение вновь раскололось, сменилось кратковременными картинками. Четыре года, четыре корабля. Он фантастически рисковал, он вызывался добровольцем на самые отчаянные операции. В него стреляли, он много раз глядел смерти в лицо. Крейсер «Ллойд» - ему весь нос разнесло разорвавшейся рядом бомбой в незначительной стычке в полутора световых годах от базы. Погибла половина экипажа, а уцелевшие все до одного тряслись от шока. И все же «Ллойд» дотянул до форта Карн. Матроса Торпа отметили за выдержку и героизм и рекомендовали к производству в младшие лейтенанты с испытательным сроком. Он добровольно занял вакансию на корабле, который вскоре ушел на театр военных действий.

Крейсер «Каролина» выдержал три попадания, вся его корма превратилась в сгусток оплавленного металла. Но до базы он доковылял, хотя ионные двигатели харкали огнем во все стороны и мотали корабль, как штормовое море - шаланду. За это младшего лейтенанта Торпа утвердили в звании. И он снова попросился в дело.

Несколько мгновений спящий разглядывал этого странного молодого упрямца и дивился - зачем было так упорно лезть на рожон?… Потом картина заколебалась, потемнела, и Торп пришел в себя от боли и мучительной жажды.

Он заставил веки разлепиться и увидел призрачное голубое сияние. Попробовал сглотнуть и понял, что у него полный рот золы давнего лагерного костра. Далеким баньши завывал П-двигатель, звуком царапая нервы. Торп неуклюже повернулся осмотреть кабину «стручка»; потихоньку возвращалась память. Неровно мигал синий свет. Лейтенант поерзал в «сбруе», взглянул на пульт управления, с трудом сфокусировал взор на миниатюрной приборной панели. Они на полпути… вот только на полпути куда? Остальные приборы, которым полагалось крепко «спать», непрерывно дергали стрелками, лихорадочно мерцали - явно барахлили. «Сбруя» передавала телу рывки - корабль здорово вихлял. Воображение позволило увидеть электронную начинку «Поиска», как она искрит и светится под гибельным шквалом гамма-лучей, в потоках нейтронов и мезонов. Джереми представил себе, как дымят и плавятся беззащитные микросхемы, разлагаются на молекулы и эти молекулы без смысла и прока связуются друг с дружкой, - и содрогнулся.

Он увидел неподвижно лежавшие в гамаках тела своих товарищей по несчастью, нащупал на обшлагах выключатели, зажег лампочки, посмотрел каждому спутнику в лицо через стекло шлема. Спят как убитые. И выглядят мертвецами. Отчего же ему самому так тошно? Ушиб головы виноват или что-то помимо?

Торп повернулся, кряхтя и постанывая, к настенному шкафчику. Аптечка. Грушевидная емкость с водой. Тюбики с пищей. Он встряхнул каждую «грушу». Одна пустая, другая - наполовину, две - полные. Похоже, Хэдли со Шкодой, прежде чем уснули, сделали по глотку. Он взял в рот наконечник полупустой груши, сдавил ее и увидел небо в алмазах. Ни этот глоток, ни следующий не добрались до горла, ротовая полость, сухая, как пески Сахары, мигом впитала влагу. Лишь с третьей попытки ему удалось протолкнуть, точно осколки кирпича, немного воды в пищевод.

Джереми поднес к глазам тюбик, прочитал этикетку: «Жареный цыпленок с ветчиной, шампиньонами, специями и бургундским соусом» - смех, да и только. Попробовал ухмыльнуться - вышла жуткая гримаса. На вкус этот «цыпленок» - мокрая промокашка, как и любая космическая еда. Клейковатая масса покрыла язык тонкой пленкой; Торп кое-как проглотил пищу и отправил вдогонку еще чуток воды. Вернулись обоняние и вкус - сомнительное облегчение. Он вдруг обнаружил, что в кабине «стручка» остро пахнет старым потом, горячим маслом и резиной скафандра. Накатила дурнота… Некоторое время спустя удалось сделать еще по глотку пасты и воды. По-прежнему «сбруя» передавала телу тряску корабля. В голове неуемно бродили страшные мысли: долго ли еще выдержат бортовые системы? Чтобы не думать об этом, Торп решил перебирать в памяти осколки сна. Жаловаться на судьбу он не имел права. Сам напросился. Но вовсе не самоубийственные мотивы двигали им, а другие, более глубокие, более важные. Себе он уже все объяснил. Но с кем бы поделиться?

Стоило напрячь память, как в голове стрельнула жуткая боль. Впрочем, сейчас это не имело значения. Померк и снова разгорелся голубой свет. А потом у Торпа захватило дух - приборы на пульте взбесились. Он с дрожью посмотрел на бесчувственные тела товарищей и едва удержался, чтобы не закричать, не растрясти их. Все бесполезно. Корабль разваливается на части.

По глазам скользнул блик от смятой фольги. Недавно в ней лежало полдюжины «коматозных» таблеток. Остались только две. Должно быть, Хэдли и Шкода проглотили по две. Но полпути уже пройдено. Торп схватил таблетку, сунул в рот, запил и совсем уже был готов осушить «грушу», но тут вспомнил о лекарстве от радиации. Взял две таблетки, проглотил, сопроводил последними драгоценными каплями воды, закинул «грушу» в шкафчик и принялся застегивать скафандр. По большому счету это было ни к чему, однако привычка есть привычка. Что ни говори, тренировали его серьезно. Квазигипнотические препараты, зубрение до автоматизма, упрощение всего и вся до мнемонических кодов, всенощный бубнеж динамиков в подушке, повторение, повторение, повторение, пока навыки и реакции не превратились в инстинкты. Кое-как нахлобучивая на голову шлем, он испытал привычное ощущение - что-то угловатое давило на грудь из накладного кармана. Что это? Джереми вспомнил, когда потянулся к карману рукой в перчатке.

Фотографии. Две блондинки, точно идеальные куколки, покоились на его ладонях. У одной волосы как золотистый мед, у другой - как сливочное масло. Когда-то он для пущей сохранности обтянул снимки инертным полимером. Глядя на красивую блондинку и с трудом ворочая отяжелевшим языком, Торп сказал:

– Я тебе все объяснил. Что это не самоубийство. Что у меня цель. Серьезная причина.

Да, тогда это все имело для него смысл. Сейчас - никакого. Он совершил ошибку. Он с самого начала ошибался.

Мерк голубой свет - брало свое снотворное. Джереми выпустил из рук фотографии, потянул книзу шлем, услышал щелчок фиксаторов. Джереми Торп, ты на пороге смерти. Он хихикнул, подумав, что это тоже ошибка. Никакой он не Джереми Торп. Джереми Торпу под облачным покровом Венеры бояться нечего. Он - гений. Он что-нибудь придумает.

– Старина, твоей вины здесь нет. То была моя затея. Ты написал письмо. Я сделал все остальное. Да, ты не виноват. Хорошее письмо… Все получилось…

Реальность отступила. На расплывчатом фоне звуков возникла безликая синева. Голубое небо. Солнечный день. По автостраде с урчанием мотора несется большой автобус пригородного сообщения, мягко покачивается на воздушной подушке. Кресла обтянуты кожей. Пассажиры - женщины и старики…

Видение резануло по живому, заставило по-новому взглянуть на войну. В самом скором времени не останется мужчин - только старики и мальчишки. И что потом?

Расплылась и эта картина, и миг спустя он взглянул в синие глаза. И в зеленые. Синие принадлежали миссис Торп, матери Джереми, - ни за что не дашь ей столько лет. А зеленые - ее дочке Мэри, очаровательной девятнадцатилетней блондинке. Встретили они Джеральда очень любезно, радушно. И помогли окончательно осознать, что плачевный исход войны предопределен. Они знали об этом, хотя вице-адмирал Корд был уверен, что от гражданского населения надежно прячут истину.

Да, они знали. «Я жду только одного, - сказала Мэри. - Того дня, когда военные откажутся от предрассудка и признают, что женщина способна управлять боевым кораблем и драться не хуже любого мужчины. И тогда я пойду на флот!»

Эти слова потрясли Торпа, и он угодил в расставленные сети.

«Если все это так трудно, так опасно, почему ты не выбрал другой путь? Почему с таким упорством рвешься в бой? Тебя же отец пытался остановить, а ты его не послушал. Чтобы попасть в космос, ты даже выдаешь себя за нашего Джереми. Почему?»

Действительно, почему? В ту пору это казалось ему совершенно ясным.

«Вегиане застигли нас врасплох, сразу выбили лучшие корабли, лучших людей. Вот верховное командование и решило: надо собрать хорошие мозги, всех гениев, и приберечь, а на бойню посылать только расходный материал. Но разве это правильно? Если мы хотим разгадать вегианские секреты, необходимо сообразительных, сметливых парней вроде меня держать на передовой, чтобы они все видели собственными глазами!»

Тогда эти слова ему самому казались высокопарными. Да и сейчас… Но он верил в свою правоту. Что знали о Веге земляне? Почти ничего. Даже сомневались, что враги именно с Веги. Да, это была лишь догадка. Люди, получив новый двигатель, бросились изучать космос. Процион, Лебедь-61, Сириус, Альтаир… Всюду побывали в радиусе пятнадцати световых лет от Земли. И вдруг им как снег на голову свалился не знающий пощады враг. Напал без объявления войны. По предположениям ученых, родом он был с Веги. Что ж, с Веги, так с Веги…

Всей прочей информации кот наплакал. Жалкие крохи - добытые кровавой ценой обломки кораблей - показывали, что вегианские экипажи состояли из людей или гуманоидов и что двигатели по конструкции схожи с земными. И это все. Если и располагал противник коммуникативными средствами, никакие приборы землян не фиксировали их работу. И никто не знал и не догадывался, что позволяло вражеским кораблям с места развивать такие сумасшедшие скорости, не превращая экипаж в фарш. «Наверное, и не узнают, - с горечью подумал Торп, - пока самые светлые головы Земли не кажут носу из надежной твердыни».

Поплыло, полезло клочьями и это видение, в него вклинились сцены суровой тренировки.

«Лейтенант Торп, даю вводную: пробоина в борту, декомпрессия в командной рубке торпедного отсека. Ваши действия?»

«Авария на пульте: заклинен механизм ручного пуска торпеды. Как поведете себя в этой ситуации?»

«Полностью отказала система энергоснабжения. Что предпримете, мистер Торп?»

«Что теперь делать, мистер Торп? Торп! Мистер Торп!»