Фредерик покинул Оук-Мэнор в настроении, которое он сам мог бы определить как потрясение.

Боже! Он провел почти два часа в обществе отца! И они по-человечески разговаривали.

Это была настоящая беседа, а не отрывистые восклицания или невнятное бормотание.

Фредерик не мог решить, было это чудом или приближением светопреставления, но обратно в «Герб королевы» он ехал, сознавая, что сегодня обычное раздражение, которое он испытывал в обществе отца, не было таким сильным, как всегда.

Возникал вопрос – почему?

Почему отец пригласил его на обед и обращался с ним, как с желанным гостем?

Откуда ему столько известно о делах незаконнорожденного сына?

Неужели старик искренне сожалел о том, что десять лет они почти не виделись? Мог ли он следить за карьерой сына издалека и жалеть о том, что не потрудился даже поощрительно похлопать сына по спине?

Фредерик тряхнул головой. Кто мог сказать, что на уме у лорда Грейстона? И почему он повел себя так странно?

К тому же Фредерик приехал в Оук-Мэнор не для того, чтобы установить более тесные отношения с породившим его человеком. У него была цель выяснить причину, почему лорд Грейстон согласился выплатить двадцать тысяч фунтов Даннингтону.

Вспоминая признание отца в том, что он был вынужден покинуть родной дом, Фредерик все больше размышлял о возможностях выяснить причину этой семейной распри.

Теперешние слуги, несомненно, об этом не знали. Если, конечно, их всех наняли после того, как отец унаследовал титул. Но, разумеется, должен был существовать кто-то, знавший историю семьи, все еще потрясавшую воображение местных жителей.

Вопрос заключался в том, как их найти, а потом и расспросить, не возбуждая ненужного любопытства.

Это была сложная и деликатная задача, требовавшая размышлений.

Вынув из кармана сюртука записную книжку, Фредерик набросал несколько вариантов плана. Наконец добравшись до гостиницы, он спрятал записную книжку и въехал во двор.

Глядя на густой слой грязи во дворе, все еще непросохшей, несмотря на то, что появилось бледное солнце, Фредерик нахмурился. Возможно, миссис Порция Уокер обладала многими талантами, но она ничего не понимала в настоящем дренаже.

Направившись прямо к конюшне, Фредерик спешился и отправился на поиски Куина. Он нашел старого слугу в пристройке, где держали инструменты и упряжь.

Не вдаваясь в подробности, Фредерик объяснил, какие инструменты ему требуются для выполнения поставленной задачи.

Куин слушал молча, только время от времени поднимал брови, тем самым показывая, что находит просьбу Фредерика необычной и даже из ряда вон выходящей. Наконец слегка повернул голову:

– Дренажные канавы, говорите?

Фредерик улыбнулся и, опираясь на верстак, сложил руки на груди. Он глубоко вдыхал запах сена, кожи и политуры. Эти запахи земли напоминали о том, что он далеко от своего городского лондонского дома.

Но сейчас это его ничуть не тревожило.

– Если, конечно, вы не предпочитаете утопать в грязи? – спросил он.

Слуга ответил кривой улыбкой:

– Нет, не предпочитаем. И все же мне это кажется несколько странным, ну, что миссис Уокер ничего об этом не сказала.

– Ничего странного в этом нет, я ей не говорил об этом. Я решил, что сделаю ей приятный сюрприз.

– О да, сюрприз. – Куин задумчиво щурился, потирая подбородок. – А почему?

– Прошу прощения?

– Почему такой модный джентльмен хочет сделать сюрприз хозяйке гостиницы?

– Если бы я в самом деле был модным светским господином, я сказал бы тебе, чтобы ты занимался своими делами и не задавал вопросов, чертов старый козел, – непринужденно ответил Фредерик, лицо его оставалось безмятежно спокойным, что стоило немалого труда. – А так как я всего лишь деловой человек, неспособный сдержать порыв поработать и починить что-либо, оказавшееся у меня на дороге, то могу сказать, что эта грязь во дворе портит репутацию гостиницы, и я хочу поправить дело. – На губах его появилась печальная улыбка: – Мои друзья заверят тебя, что приглашают меня в свои дома, когда у них возникает необходимость что-нибудь изменить или починить.

Куин издал только фырканье, не в силах возражать против столь логичного объяснения.

– И это не имеет никакого отношения к вашему намерению залучить миссис Уокер в свою постель?

При мысли о том, что Порция может оказаться в его постели, Фредерик подавил стон.

Адское пекло! Да он бы выкопал канаву до самого Лондона, если бы это помогло почувствовать под собой ее нежное тело. Однако все возрастающее желание было не единственной причиной, почему он хотел преподать ей урок и доказать, что мужчины способны не на одно предательство.

Все гораздо сложнее и серьезнее.

Сложнее, потому что ему не хотелось досконально разбираться в странном побуждении показывать этой разочарованной женщине свои достоинства.

Чувствуя, что Куин внимательно изучает его проницательным взглядом, Фредерик снизошел до улыбки:

– Я из тех мужчин, кто с первого взгляда безошибочно оценивает красоту женщины, но никогда не станет ее ни к чему принуждать.

– Но ведь вы хотите соблазнить ее с помощью ваших дренажных канав? – настаивал Куин, считая своим долгом защитить хозяйку, принявшую его в свой дом в тот момент, когда остальные в этом отказывали.

Фредерик не сомневался, что и другие слуги относятся к своей хозяйке так же бережно и покровительственно. А это означало, что ему следует держать ухо востро и не давать им причины считать себя врагом.

– Мне было бы приятно, если бы она узнала, что не все джентльмены созданы с одной только целью сделать ее несчастной.

Куин думал довольно долго, споря с самим собой, стоит ли покончить с планом Фредерика как можно скорее или позволить ему продолжать.

– Умно, но, боюсь, вас ждет неприятное пробуждение, – предостерег он, в конце концов. – Миссис Уокер не слишком благосклонна к тем, кто вмешивается в ее дела. Особенно к лондонским джентльменам.

– Она разумная женщина, – возразил Фредерик, пожимая плечами. – Она поймет, что мои усовершенствования принесут благо гостинице, и будет счастлива, что я предложил ей свои знания и опыт.

Куин ответил коротким смешком:

– Да, это возможно, но не исключено, что она захочет охолонить вас. Любопытно будет поглядеть, что она предпочтет.

Фредерик счел бы слова старика более забавными, если бы в них не было большой доли правды.

– В самом деле любопытно, – сухо согласился он. – Так ты мне поможешь?

– Вы играете с огнем.

– Не в первый раз.

Последовала новая пауза, прежде чем лицо Куина наконец озарила широкая улыбка.

– Очень хорошо. Я соберу ребят. Но не вините меня, если вас, как тушу, протащат по горящим угольям.

К концу дня Порция изнемогала от усталости. Конечно, это была ее вина. Она понаблюдала за обычной каждодневной стиркой, отсортировала белье, отбирая подлежащее штопке и починке, потом провела час в пререканиях с мистером Патриком, местным мясником, произвела осмотр погребов и с мрачной решимостью принялась ревизовать конторские книги.

Вся эта деятельность не включала проводы постояльцев и прием новых, что тоже требовало ее внимания.

Порция потерла поясницу на пути в кухню, куда она следовала по коридорам для прислуги. За последние несколько часов было сделано очень много, неохотно признала Порция, кроме одной вещи, которую она надеялась совершить.

Будь проклят этот мистер Фредерик Смит.

Она не хотела, чтобы ее преследовали мысли об этих мучительно прекрасных чертах.

Или воспоминания об умных и чутких пальцах, скользящих по ее коже. Или о вкусе этих безупречно очерченных губ.

Она не хотела прислушиваться к шепоту, звучавшему в сознании и побуждавшему ее забыть клятвенные заверения, что она никогда больше не поверит ни одному мужчине.

И, разумеется, она не желала повторения бесстыдных грез об ароматных весенних ночах, когда можно было бы лежать в этих теплых и сильных объятиях.

Входя в кухню, где кипела работа, Порция бормотала себе под нос. Скоро, скоро мистер Смит отправится восвояси, и она без труда сможет выбросить его из головы. А до этого момента ей придется стискивать зубы и надеяться, что никто не заметил ее нелепого отступления от собственных правил.

Пройдя по недавно вымытому, выложенному каменными плитками полу кухни, Порция остановилась возле кухарки.

– Миссис Корнелл, вы видели Толли?

Занятая лущением гороха, кухарка мотнула головой в сторону черного хода.

– Да, он во дворе помогает этому лондонскому джентльмену.

Порция нахмурилась. Лондонскому джентльмену? Этим джентльменом мог быть только Фредерик. Но какого рожна он хочет от юного Толли?

– Благодарю вас, – пробормотала она и поспешила на задний двор.

Все еще продолжая хмуриться, Порция заметила, что Толли нигде не видно, и остановилась приласкать Пэка, выплясывавшего вокруг нее, а потом двинулась в сторону конюшни.

Она обогнула здание гостиницы и остановилась при виде всего мужского штата гостиницы, старательно копавшего канавы по краям двора.

Подобрав юбки, чтобы на шерстяном платье не осталось пятен грязи, она направилась туда, где Куин заполнял одну из вырытых канав смесью щебня и песка.

– Куин!

Старик выпрямился и посмотрел на нее: в глазах его плясали смешинки.

– Да?

– Что это вы все делаете?

– Лучше вам спросить своего гостя. – Он кивнул в сторону конюшни и Фредерика, чертившего мотыгой какие-то линии в грязи. – Это он решил, что вашему двору требуется дренаж.

Сердце Порции сделало скачок, она смотрела на стройного молодого человека с волосами цвета меда. Он разделся, оставив только облегающие бриджи и тонкую льняную рубашку. Но этого было недостаточно, чтобы скрыть гладкие мускулы, рябью переливавшиеся под тканью, и грацию хищника, и блеск бледно-золотой кожи, видной сквозь расстегнутую рубашку.

Святые небеса! Во рту у Порции пересохло, а ладони вспотели, и все это было более чем странно и уж вовсе не привычно.

Неудивительно, что этикет и обычай предписывали, чтобы мужчина в присутствии леди оставался должным образом одетым. По крайней мере, мужчина, способный заставить бедную женщину с разинутым ртом глазеть на свою чисто мужскую красоту.

Это было просто неприлично. Почти так же неприлично, как и то, что внизу ее живота разлилась жаркая волна возбуждения.

Порция тряхнула головой и усилием воли заставила себя переключить внимание на Куина, стоявшего рядом.

– Мне все равно, даже если он решил, что моей гостинице требуются крылья, он не имел права вмешиваться. А ты не должен был подчиняться его нелепым распоряжениям, – добавила она.

Куин вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб:

– Он пообещал, что вы будете довольны.

– Довольна? – Она прищелкнула языком. – Этот человек смеет обращаться с моей собственностью, как со своей, и считает, что я могу быть этим довольна?

– Ну, вам следует признать, что двор превращается в болото, стоит только пойти дождю, а этот человек, похоже, кое-что знает о том, как рыть дренажные канавы. Стоит ли выбрасывать подарок только от того, что вам не понравилась ленточка, которой он перевязан?

Глаза Порции округлились.

– Мистер Смит и так причинил слишком много хлопот в гостинице «Герб королевы». И я не намерена продолжать терпеть его самоуправство.

Повернувшись на каблуках, Порция решительно проследовала по вязкой грязи к конюшням. Возможно, Фредерик Смит и был самым красивым мужчиной, какого она встретила в жизни, но он же был и самым раздражающим.

Для ее обычно спокойного характера эта комбинация оказалась слишком опасной.

Встав в угрожающую позу перед этим несносным хлыщом, Порция подбоченилась, и лицо ее приняло самое суровое выражение.

– Мистер Смит!

Не позаботившись даже поднять глаза, Фредерик продолжил расчищать глину мотыгой.

– Я думала, мы договорились, что вы будете называть меня Фредериком, – чуть слышно пробормотал он.

Несмотря на прохладный воздух, его льняная рубашка была настолько влажной, что липла к телу, с любовью и четкостью обрисовывая широкую грудь, запах разогретой мужской кожи дразнил обоняние.

Все тело Порции трепетало от острого и восхитительного напряжения, грозившего отвлечь ее от дела, по которому она пришла.

Трудно было поддерживать в себе гнев, когда все мысли были поглощены видом его тела, и единственным желанием было сорвать с него рубашку и провести рукой по этой мускулистой груди.

Сжав зубы, она попыталась отделаться от греховных мыслей.

– Мистер Смит, пожалуйста, положите мотыгу и обратите внимание на меня.

– Меня зовут Фредерик.

Он продолжал заниматься своим делом, а она смотрела на его медовые локоны.

– Фредерик, – с трудом заставила она себя произнести его имя.

Медленно выпрямившись, Фредерик позволил мотыге упасть на землю и вытащил из кармана платок, чтобы вытереть руки.

– Да, Порция?

– Не будете ли вы так любезны сказать мне, какого дьявола вы тут делаете?

Спрятав платок, Фредерик, наконец, позволил себе посмотреть на нее и встретил холодный взгляд.

– Буду любезен. Мне это вовсе не трудно, – ответил он с едва заметной улыбкой. – Я предлагаю вам воспользоваться моим опытом и знаниями и заверяю, что за мое умение мне готовы заплатить целое состояние.

– Если бы я пожелала воспользоваться вашими знаниями, я тоже с охотой заплатила бы целое состояние, – ледяным тоном сообщила Порция. – А так я предпочла бы, чтобы вы приберегли свои таланты до того случая, когда они потребуются.

– Почему?

– Потому что мне не нравится ваше вмешательство в мои дела.

Его безупречная бровь поднялась, Фредерик внимательно изучал ее лицо, и это ее нервировало.

– Как же я вмешиваюсь в ваши дела?

– Вы сами прекрасно знаете, что отвлекли моих слуг от их обязанностей и заставили их потратить свое время на копание в грязи, вместо того чтобы использовать его на обслуживание постояльцев.

Он пожал плечами, и это простое движение заставило сократиться мускулы у него на груди, зрелище было завораживающим.

– Но они занимаются тем, что делают здесь дренаж, чтобы, как только начнется дождь, ваш двор не был предательской трясиной, – сказал он с таким видом, будто псе это было безусловно логично. – Уверяю вас, ваши гости будут в восторге от того, что им удастся сохранить свою обувь в неприкосновенности. А вы останетесь в выигрыше, потому что гораздо больше экипажей захочет здесь остановиться, если пассажиры не будут опасаться утонуть в болоте.

Конечно, он был прав. В прошлом году Порция собиралась привести двор в порядок. Однако сознание его правоты ничуть не умалило ее раздражения.

Она не хотела, чтобы хоть один мужчина вмешивался в ее жизнь. Особенно этот.

Без того довольно тяжело выносить то, что в его присутствии все ее чувства оживали и она воспламенялась. Неужели он еще должен вмешиваться и в ее дела?

– Не в этом дело.

– А в чем же? – напирал он.

– Это моя собственность.

– И?

Ее пальцы сжались в кулаки. Он намеренно притворялся тупым. И, что гораздо хуже, ей хотелось задушить его или сорвать с него рубашку и поцеловать широкую грудь.

Порция с шумом втянула воздух.

– Вы здесь не имеете права принимать решения.

– Даже если они хороши? – спросил Фредерик.

– Принимать решения имею право только я, – процедила она сквозь зубы.

Без предупреждения он потянул ее за руку в конюшню. Порция, спотыкаясь, последовала за ним, слишком испуганная, чтобы оказать должное сопротивление.

Или, по крайней мере, именно это она внушала себе. В противном случае это означало бы, что какая-то ее тайная часть хотела остаться наедине с ним в темной конюшне.

Фредерик тащил Порцию за собой, пока они не оказались вне пределов видимости слуг, потом остановился и прищурился.

– Я в восторге от вашей независимости, крошка, но ведь джентльмен может предложить вам дар, не таящий никакой угрозы.

Она попыталась вырвать руку и высвободиться. Когда же оказалось, что без борьбы это ей не удастся, Порция удовольствовалась отчужденным выражением лица.

– Вы считаете это даром?

На его губах появилась чарующая улыбка.

– Вы ведь не из тех женщин, которые предпочли бы традиционные букеты анютиных глазок и хорошенькие безделушки.

Сердце Порции бешено забилось, когда он провел большим пальцем по ее запястью.

– О… благодарю.

«Сосредоточься, Порция! Сосредоточься, немедленно соберись с силами!..»

– Почему это вы делаете мне подарки?

– Конечно, чтобы сделать вам приятное.

Порцию охватил острый приступ страха. По спине поползли мурашки.

– Нет, Фредерик, не надо…

Она не закончила фразы, забормотала что-то невнятное и вдруг замолчала, Фредерик шагнул ближе, а его руки легко заскользили вверх по ее рукам и легли на плечи. Он держал ее за плечи несильно, но от его пальцев жар распространился по всему ее телу.

– Я ничего не прошу у вас, Порция, – сказал он, и голос его был тихим и нежным, как мед. – Но у меня есть тайный мотив.

– И что это за мотив?

Ее слова прозвучали сдавленно и хрипло.

– Я уже испортил одну пару сапог. – В серебристых глазах плясали искры веселья. – Если я лишусь и последней пары, то мне придется ходить в одних чулках.

Она опустила глаза, не в силах ясно мыслить, когда он оказался так близко.

– Пожалуйста, перестаньте шутить.

– Порция…

– Для меня это не просто работа, – перебила Порция, все еще остро ощущая его близость. Было бы так легко протянуть руку и дотронуться до этого прекрасного лица. Провести руками по его густым спутанным кудрям. Господи! Как трудно было противостоять этому. – Гостиница… залог моей безопасности. Пока она принадлежит мне и я ею управляю, я знаю, что могу не опасаться за свое будущее.

– Я понимаю, малышка, – пробормотал он. – Правда, понимаю.

Она вдруг отпрянула, стараясь оказаться подальше от него.

– Нет, скорее всего, вы не понимаете.

Его тонкие изящные черты стали жестче – он встретил ее недоверчивый взгляд и не позволил отклониться.

– Порция, я незаконнорожденный. Нет на свете никого, кто понимал бы лучше, что значит быть совершенно одиноким на свете. Моя мать умерла, когда я родился, и до восьми лет я был вынужден жить в Винчестере на попечении пожилой вдовы, которой доставляло огромное наслаждение колотить меня палкой. У меня не было друзей, и никому не было дела, если я плакал вечером, пока не засну. – Губы его сложились в невеселую улыбку. – А мой возлюбленный отец не признавал во мне даже своего бастарда, до тех пор, пока меня не отправили в школу в Лондоне.

Она прикусила нижнюю губу, против воли тронутая его суровыми словами.

– Мне жаль.

– Я открываю вам свое безрадостное прошлое не потому, что ищу вашей жалости, – ответил Фредерик, и его лицо смягчилось. – Я только хочу, чтобы вы знали, что я понимаю вашу потребность управлять своей жизнью. Когда приходится испытывать неуверенность и постоянное недовольство, неизбежно возникает потребность в защищенности.

Он понимал. Возможно, даже больше, чем она хотела бы.

Фредерик испытал ужас беззащитности перед капризами судьбы и понимал, что только от тебя зависит, выживешь ты или нет.

И в известном смысле это ухудшало дело, признала Порция. Если бы он кокетничал, гарцевал и бахвалился, как любой уважающий себя денди, она бы лишила его дара речи одним ледяным взглядом.

Но что делать, если он оказался родственной душой?

Она не представляла, как с ним бороться.

Порция обхватила себя руками, продолжая смотреть на него недоверчиво и хмуро.

– Если вы понимаете, то почему решили вмешаться не в свое дело?

Серые глаза затуманились, потому что он позволил себе предаться приятным воспоминаниям.

– Потому что я имел счастье оказаться на попечении очень мудрого человека, научившего меня быть сильным и независимым, научившего ценить доброту, если люди тебе ее дарят. Собственно говоря, это значит – раздели свою жизнь с другими, и это обогатит твою жизнь.

– Я делю свою жизнь со многими, – возразила она. – Люди, работающие на меня, – больше чем прислуга. Они моя семья.

– И их благополучие или даже жизнь зависят от вас.

Порция замерла, потому что, как ни странно, его слова уязвили ее.

– И что вы хотите этим сказать?

Он сделал еще один шаг к ней, и теперь его взгляд был направлен на ее губы.

– Они не представляют для вас угрозы, крошка, – произнес он шепотом.

– А вы?

Внезапно в его серебряных глазах появился опасный блеск.

– Возможно.

Она с трудом воспротивилась желанию облизать губы. Напряжение, мешавшее дышать, вовлекало в свой водоворот. От Фредерика к ней струился почти осязаемый жар, опалявший кожу и делавший дыхание неровным.

Легчайшее движение, и Порция оказалась бы в его объятиях. Она хотела этого.

– Мне пора вернуться в гостиницу, – хрипло сказала она.

Он издал легкий смешок, будто его позабавило ее явное желание бежать от него.

И тут он медленно склонился к ней.

Порция инстинктивно приготовилась отразить атаку, воспротивиться поцелую, но была не готова к тому, что он прижмется лицом к изгибу ее шеи. Он глубоко втянул воздух, вдыхая ее аромат.

– Восхитительно, – сказал Фредерик. – Аромат полночных роз.

Порция затрепетала.

– Фредерик, – прошептала она.

Прежде чем она успела приготовиться к сражению (а она всегда считала, что обладает достаточной силой воли для того, чтобы бороться), он оторвался от нее.

– Так мне продолжать дренажные работы?

С минуту Порция пыталась восстановить душевное равновесие и заставить свои мозги работать четко. Сейчас она не могла думать о дренажных канавах. Ей хотелось, чтобы он схватил ее в объятия и утолил жажду, становившуюся невыносимой.

Наконец она овладела собой, тряхнула головой и трясущимися руками разгладила складки своего передника.

Ей следовало бы немедленно приказать Фредерику покинуть ее гостиницу. Он был хуже любого разбойника.

Он был властным и готовым вмешиваться не в свои дела, он был способен одним взглядом превратить ее мысли в кашу.

К несчастью, именно в эту минуту она не чувствовала себя разумной. Напротив, Порция испытывала головокружение и трепет, как какая-нибудь безмозглая курица, если не хуже.

– Если вам угодно копаться в грязи, то будьте любезны – получайте удовольствие, – пробормотала она, поворачиваясь к двери в надежде найти за ней просветление. – Я привыкла быть снисходительной к своим гостям, какими бы странными и раздражающими они ни были.

– Если вы, в самом деле, хотите меня порадовать, малютка, у меня есть лучшее средство…

Порция метнулась к двери, Подобрала юбки и побежала через грязный двор.

Черт бы побрал этого Фредерика Смита!

Порция испробовала множество ухищрений, чтобы выбросить из головы эти ангельские черты и дерзкие серые глаза.

Она помогла миссис Корнелл на кухне, отправилась на долгую прогулку по лесу с Пэком, приняла горячую ванну и даже прилегла ненадолго подремать.

Однако ничто не возымело желанного эффекта и не помогло ей отвлечь мысли от Фредерика Смита.

Снова и снова она убеждалась, что ее неотвратимо тянет к окну просто посмотреть на него. В его движениях была столь неколебимая уверенность, такая естественная способность командовать окружающими. И это была не надменность, а точные знания того, какие действия следует произвести.

Какая-то часть ее существа знала, что следовало бы прийти в ярость от этого возмутительного вмешательства в ее дела. Всю свою жизнь она боролась, чтобы ощутить независимость. И он не имел права навязывать ей свои услуги.

Но не ярость кипела в ней, когда она медленно направилась к конюшне. Скорее, ее удручала странная смесь страха, смятения и предательского возбуждения, которых она не могла погасить.

Войдя в конюшню, Порция прошла мимо денников к комнатам в задней части строения, которые Куин считан своими.

– Куин…. – тихо позвала она.

Узкая дверца приоткрылась, и на пороге появился изумленный старый слуга.

– Да?

Порция остановилась возле него, улыбаясь. Она знала Куина всю жизнь. Он был грумом ее отца до того, как лорду Медфорду пришлось распродать свои конюшни, он избавился от своего верного слуги, нимало не сомневавшись.

Не было ничего удивительного в том, что Куин прибег ко всем возможным средствам, чтобы выжить, и не раз его наказывали за браконьерство, которым он занимался пропитания ради.

Когда отец Порции исчез, Куин вернулся в усадьбу и, не говоря ни слова, принял на себя обязанности прораба и руководил работами, заключавшимися в укреплении ветхого здания, что было необходимо, чтобы потолок не рухнул хозяйке на голову. Куин разбил небольшой сад и огород, чтобы обеспечить Порцию едой.

И она не забыла его терпения и доброты к одинокой и напуганной девочке, какой была когда-то.

Конечно, он был для нее отцом в большей степени, чем лорд Мелфорд.

– Я хотела убедиться, что ты сегодня не перетрудился.

В ответ его кустистые брови взметнулись.

– Нет, я все еще могу держать лопату, если это потребуется.

– Да, я знаю, но утром у тебя все будет болеть.

Она протянула ему маленький керамический горшочек, который держала в руке.

– Я принесла тебе немного мази миссис Корнелл.

Куин улыбнулся и принял горшочек. Оба они научились полагаться на мази миссис Корнелл, помогавшие от разного рода хвори и болей.

– Очень благородно и любезно с вашей стороны.

Она улыбалась, вглядываясь в его обветренное лицо.

– Я считаю тебя членом своей семьи, Куин.

Выражение его лица смягчилось, когда он нежно потрепал ее по плечу.

– Да, моя дорогая, мы с тобой ухитрились сколотить настоящий клан, хоть он и состоит из разного сброда.

Порция рассмеялась.

– Определенно разный сброд. – Она слегка пожала плечами.

– Есть что сказать в пользу выбора членов твоей семьи и преимуществ этого выбора по сравнению с тем, что ты унаследуешь.

– Да, это верно. Никто бы не стал выбирать себе в отцы такую падаль, как ваш родитель.

– Согласна, – сказала Порция и передернула плечами, стараясь прогнать неприятные воспоминания о слабом и пустом глупце, который, к несчастью, был ее отцом.

Наступило краткое молчание, Куин, подозрительно прищурясь, смотрел на Порцию.

– Вас что-то гнетет, Порция?

Она с отсутствующим видом пощипывала нитку на кайме рукава в том месте, где ткань протерлась.

– Почему ты сегодня согласился помогать мистеру Смиту?

– Потому что двор и в самом деле нуждался в уборке, а мистер Смит, похоже, знает, как сделать его украшением графства. – Куин сунул руку в карман и вытащил сложенный листок веленевой бумаги. – Он тут написал состав смеси, которой следует посыпать землю, чтобы она оставалась сухой. Скоро путешествующие узнают, что можно не опасаться увязнуть в грязи при въезде в гостиницу «Герб королевы».

В этом несомненно был смысл. Порция достаточно долго занималась гостиничным делом, чтобы понимать, что те, кто часто путешествует по проселочным дорогам, знают, где останавливаться, чтобы не попасть в те гостиницы, дворы которых в дождь превращаются в трясину.

И она не сомневалась, что Фредерик сделал так, что ее двор станет самым ухоженным во всем графстве. Возможно, она многого не знала о мистере Смите, но у нее было такое чувство, что любое дело, за какое бы он ни взялся, он выполняет наилучшим образом, добиваясь совершенного результата.

Она слабо покачала головой.

– Все это прекрасно, но ты знаешь, как я не люблю, чтобы вмешивались в дела, касающиеся гостиницы. Особенно чужие люди, – сказала Порция.

Куин пожал плечами:

– Вы прекрасная хозяйка, Порция, но слишком упрямы. Мы нуждаемся в том, чтобы эта работа была выполнена, а Смит дал нам необходимые указания. Я не вижу смысла в том, чтобы мне отрезали нос просто ради того, чтобы насолить.

Неужели она занималась именно этим? Неужели она настолько отвыкла от людей, что не могла больше отличить простого акта доброй воли от навязчивого вмешательства в ее дела?

О Господи! Право, она не знала, что и думать!

– Где сейчас мистер Смит?

– Он что-то сказал о том, что хотел бы принять горячую ванну, и просил принести к нему в комнату поднос с едой, – ответил Куин. – Боюсь, он все еще страдает от последствий падения с лошади и того, что приключилось с его макаронинами, то есть с извилинами. Конечно, он в этом никогда не признается. В известном смысле он такой же упрямец, как и вы.

Она опустила голову: ведь она почти забыла, что Фредерик все еще может страдать из-за последствия опасного ушиба. Черт бы побрал этого странного человека! Он проводит часы, копаясь в грязи, и может сильно повредить себе.

– Я присмотрю за мистером Смитом, – пообещала она, прежде чем ткнуть Куина пальцем в его клювообразный нос. – А тебе надо пораньше лечь спать, и не забудь намазаться мазью, прежде чем уляжешься в постель. Мазь не принесет пользы, если останется в горшочке.