Ну почему Вера Петровна поставила меня рядом с этим ящиком? Зажмурившись, я тут же отвернулся. Вдруг кто-то толкнул меня, и я чуть не упал. В последнюю секунду удалось удержаться на ногах, и вот я завис, растопырив руки, над коричневым, высохшим египтянином. Всё. Я его увидел.

— Егор, как ты себя ведёшь? — тут же зашипела Вера Петровна.

Я буркнул: «А что сразу Егор?» и шмыгнул за спину Наташки Майской. Снова закрыл глаза, но было поздно. Я его увидел! Теперь этот мертвяк опять придёт ко мне во сне.

Кожа под рубашкой и свитером покрылось противными мурашками. Я огляделся в поисках Димона и наткнулся на взгляд Наташки.

— Что уставилась? — шепнул я. Она тут же покраснела и сердито отвернулась.

Экскурсовод, седая дама, завёрнутая в цветастый платок, продолжала, как ни в чём ни бывало:

— Этого жреца звали Петесе и жил он в десятом веке до нашей эры.

Я, как мог, спрятался за Наташкой, но он стоял перед моими глазами: темный, сухой как старая деревяшка. Как будто вывернутый наизнанку, страшный своею непостижимой древностью. В первый раз, когда мы приходили сюда, я не ожидал его увидеть… А главное, я просто не мог представить себе, что испугаюсь какого-то музейного экспоната.

Ночью после той экскурсии я проснулся, закричав: жрец лежал на моём одеяле и шарил по нему мертвой рукой.

Вот уже неделю я тайком включаю настольную лампу после того, как мама с папой ложатся спать. Всё потому, что этот кошмар успел присниться мне дважды! Я рассказал Димону, но так, в шутливом тоне, чтоб он не подумал, будто я трус. Димон посоветовал найти в Интернете фотографии сушёных фараонов и долго смотреть на них перед сном. Но мне стало дурно, как только я набрал слово «мумия» в поисковике.

Тогда я решил всеми правдами и неправдами избегать второй экскурсии в Египетский зал. Я себя знаю, у меня как засядет что-то в голове — пиши пропало. Как будто песня, от которой не можешь отвязаться, да ещё и с картинкой. Страшненькой египетской картинкой.

Конечно, Вере Петровне я об этом ничего не сказал.

— Руханов, что это за кружок, в который ты вдруг ходишь по средам?

— Я позавчера туда записался.

— Куда?

— В театральную студию.

— Вот как? Твоя мама забыла, что у нас каждую вторую среду — Эрмитаж? Я на родительском собрании говорила, чтобы этот день ничем не занимали.

— Ну… Это же важно — театр. Мама думает, что у меня есть актерские способности.

— Руханов, мне кажется, актерских способностей как раз и не хватает, Не верю! Ни в какой кружок ты не записался. Музейные занятия — обязательная часть нашей образовательной программы. Так что вопрос закрыт.

И ещё она повесила на меня «Практику-Гид». Нужно рассказывать малышне из второго класса про то, что мы видели в Эрмитаже. И не просто рассказывать, а наизусть учить, со всеми датами и Аменхотепами, будь они неладны… Терпеть не могу этого делать. А Вера Петровна как будто нарочно велела мне готовиться именно по теме «Погребальные обряды древних египтян». Тут уж от проклятого жреца деваться было некуда. Он ведь — главная достопримечательность Египетского зала.

В тот злосчастный день первой экскурсии все наши, как только вошли, сразу зашептали: «Мумия! Мумия!» Мне тоже сразу захотелось посмотреть на мумию. Но экскурсовод сначала полчаса мучила нас возле витрины со статуэтками, наверное, жреца держала на «сладкое».

Я его, собственно, тогда не очень-то испугался. Хотя перед глазами он у меня потом висел долго, как маячит цветное пятно после того, как на свет посмотришь… Потом, во сне мне показалось, будто он хочет мне что-то сказать…Только я не стал слушать и поскорее проснулся.

Был ещё вариант заболеть. Накануне второй экскурсии я натёр градусник и вручил маме. Мама, посмотрев на градусник, зачем-то потрогала мой лоб губами, а затем налила в чашку какао и сказала:

— Егор, ну потерпи, каникулы же через две недели.

Маму, если честно, очень трудно обмануть. У неё как будто детектор лжи в голове. А рассказать ей и папе про мои страхи — значит обречь себя на посещение Виктора Ивановича, нудного типа, которого родители почему-то считают психологом.

И вот тогда я решил: пойти в музей, но просто не смотреть на этого жуткого жреца. В зале ведь есть и другие экспонаты. Саркофаги, стела с этим… с Анубисом. Он мне, кстати, нравится, этот Анубис, что-то в нём есть… Другие боги, например, бог письма Тот с головой сокола, выглядит смешно, а этот, волчара Анубис, очень величественный и грозный. Ещё там есть забавные статуэтки с вытаращенными глазами. А на жреца этого не буду смотреть, вот и всё. Глаза закрою.

Таков был мой план. Но он не сработал, потому что как только мы вошли в Египетский зал, я тут же забыл, где подкарауливает меня коричневый жрец, справа или слева.

Я ткнул Димона в бок, а он почему-то свалился.

— Калинин! — рыкнула Вера Петровна.

Димон встал и возмутился:

— Я же египетскую позу тренировал! Ноги — в профиль, глаз — в фас.

И он снова попытался подражать египтянам. Я попробовал тоже. Мне как раз эта поза очень подходила: глаз в фас, значит — никаких гнилых жрецов в поле зрения.

— Димон, я на него смотреть не буду, — сказал я.

Тут пришла та самая дама в платке и возвестила:

— Сегодня мы с вами подробно поговорим о том, как древние египтяне делали мумии.

Все обрадовались. Я тоже, наверное, обрадовался бы, если бы мумия не повадилась валяться на моём одеяле. Все наши пошли налево, а я — направо, но Вера Петровна поймала меня и водворила прямо перед ящиком, в котором хранился злосчастный Петасе. Сегодня ночью жрец, конечно, начнёт мне рассказывать о том, как его бальзамировали. «Ну, в общем, вынули мне мозг, извините за физиологическую подробность, мой юный друг, через ноздри…». Я стоял с закрытыми глазами и всерьёз подумывал о том, чтобы заткнуть уши… И вот тут-то меня и толкнули.

Итак, план под названием «Не смотреть» провалился.

— Ты чего? — шепнул Димон, пробравшийся ко мне за спиной у Веры Петровны.

— Посмотрел, — вздохнул я.

Димон покачал головой.

— Вымещай его из сознания. Представляй себе кого-то другого.

К счастью, в этот момент экскурсовод повлекла нас от страшного ящика, пардон, стенда к другим, безобидным. А я принялся вымещать. На месте изуродованного временем лица с гнилыми зубами явились вдруг красные щёки Наташки Майской. Я глянул на неё. Она тут же отвела глазищи! Шпионит за мной, что ли? Я отвернулся, мысленно держа её образ перед собой. Но сквозь Наташкины глазищи проступал страшный оскал мумии. Я вызвал к себе в голову образ шпиона из фильма, на который ходил в прошлые выходные. Шпион был очень смелый и в подтяжках, он выдавал себя за другого шпиона, много бегал, собирал рацию под дулом пистолета и вылезал через канализацию… Такое лицо у него было, всё в царапинах… Кровь шла… Потом кровь у него в жилах застыла, и вылили её в колбочку, и промыли всё внутри пальмовым вином, и положили в ванну… тьфу… жрец опять пролез… Наташка Майская. Наташка Майская.

И снова — зелёный Наташкин взгляд… Шпионка, ну точно шпионка. Однако Наташкино лицо всё-таки лучше держалось в голове, чем лицо того киногероя.

Наташка в прошлой четверти три раза давала мне списать. Один раз поделилась шоколадкой. На физкультуре она здорово прыгает в длину, хорошо играет в футбол… Смеётся редко… На рюкзаке — наклеечки с какими-то девицами в стиле «анимэ». Пожалуй, нормальная девчонка. Хотя слишком тихая. И в какие-то кружки постоянно ходит. Как уроки кончились, сразу бежит в свои кружки. Нет, чтобы пообщаться, потусоваться. Я вот только на английский хожу, и то со скрипом. И после занятий мы ещё с парнями мяч гоняем в школьном дворе, или в игрушки на смартфонах рубимся.

Не помню, как я провёл остаток экскурсии. Ходил, как робот, и думал о Наташке. А Наташка всё на меня смотрела. Я видел, что смотрела, потому что сам иногда на неё посматривал. И чем больше смотрел, тем больше удивлялся. Потому что проучился с ней уже полгода, а ничего про неё не знаю. Вот так люди умудряются существовать рядом, и вовсе друг друга не замечать.

По пути домой я зашёл в аптеку за аскорбинкой. И тут мне на глаза попалась коробочка с чудной надписью «мумиё». Эх, мумиЁ моё… Жрец улыбнулся мне из окошечка кассы и протянул усохшую руку за деньгами.

Вечером я тянул время, чтобы не ложиться спать. Уроки делал с удовольствием, можно сказать, смаковал… Подбадривал себя, подбадривал. Почитал в журнале для юных техников (мама думает, что я такой) про космическую станцию, как там устроено всё. Постирал носки. Помыл посуду. Начистил ботинки. Вытер пыль с лампы и с компьютера. Старался всё время думать о Наташке. И думал, в общем-то, довольно много. Уже во время чистки ботинок мне пришла мысль поговорить с Наташкой о чём-нибудь. Только вот о чём?

Я включил комп и стал искать Наташкину страничку. Нашёл я её довольно быстро. Лицо на аватарке было узнаваемое, только с какой-то несусветной причёской. В интересах значились скучные девичьи темы, английский, сериал про анимэшных космических воинов, Миядзаки и… Древний Египет.

У меня аж экран потемнел перед глазами. И ты туда же, Майская! Ах, предательница. О чём же мне теперь думать?

— Пора бы тебе в постель, — в комнату зашла мама, — молока хочешь?

— Мама, — выпалил я, — мне снится мумия из Эрмитажа.

— Вот это да! Как интересно. Почему я во сне вижу только, как опаздываю на работу, и начальница швыряет в меня степлер?

Я улыбнулся. Мама погладила меня по голове.

— Давай-ка тебе вместо молока травяного чая с пустырником заварю.

И она заварила мне этот спасительный чай, и пришла почитать мне перед сном книгу про нанотехнологии, которую я одолжил у Димона. Мама читала, кажется, не особенно понимая, о чём идёт речь. А я лежал, затаив дыхание, как будто превратившись в себя маленького, того, который ждёт — не дождётся, чтобы узнать, что там дальше произошло с Буратино. Ведь мама уже давным-давно не читала мне на ночь. Я слушал её голос, и он опять, как в дошкольную старину, убаюкивал меня, размывал узоры на обоях, гасил свет, окружал мягким, ласковым покоем…

На следующий день перед первым уроком ко мне подошла Наташка.

— Вера Петровна сказала, что мы с тобой должны делать «Практику — Гид» вместе, — сказала она. В её глазищах почему-то светилась радость.

— И как мы будем это делать?

— Ну… Я могу слайды подобрать. А ты — текст. Я тебе пришлю ссылку на один сайт…

— Ладно. А презентацию потом кто будет ваять?

— Вместе будем. У информатички можно попроситься.

Я заметил вдруг, что у неё совсем белые брови, как будто выгоревшие на солнце. А может, она — альбинос?

— Не, давай у меня, — ляпнул я, и покраснел, прямо как Наташка тогда, в Египетском зале.

Накануне нашего выступления Наташка пришла ко мне домой. Открыл ей папа. Он очень галантно повесил Наташкино пальто на вешалку и предложил ей чаю. Я в этот момент пытался сделать так, чтобы мои руки не тряслись, касаясь клавиатуры. Но они немножко всё-таки тряслись, и оставляли на кнопках предательские влажные следы. Я жутко нервничал, но вовсе не из-за погребальных обрядов древних египтян. А из-за Наташки.

— Привет! Ну, как? Нашел всё? — спросила Наташка. Её брови почти светились на красном лице, и белобрысые виски немного блестели.

— Ага, — кивнул я, — садись.

И она села рядом со мной. Это было по-настоящему странно. Мы с Наташкой вдвоём в моей комнате! Она была совсем не такая, как в школе, может быть, потому, что свет здесь падал по-другому, а может, потому, что никто не маячил рядом, не швырялся рюкзаками, не орал «Буга-га!» и не говорил гнусавым голосом: «Ну ты и придурок!» Свободная от привычного школьного фона, Наташка показалась мне гораздо симпатичней. Видимо, поэтому я и не находил себе места, кружил по комнате и нёс какую-то ахинею.

Папа приготовил нам чай и спросил, не нужно ли ещё что-нибудь. Наташка ответила: «Спасибо большое, нет» и стала искать разъём для флэшки. Искала она его совершенно не с той стороны, и я подошёл, чтобы помочь ей. Она открыла папку с надписью «Презентация», и на экране материализовался не кто иной, как старина Петасе.

Однако моё сердце не ёкнуло, и коленки не подогнулись. Наверное, потому, что у меня было только одно сердце, один комплект коленок, и они уже успели наёкаться и наподгибаться в тот момент, когда Наташка позвонила в дверь.

— Как это всё-таки противно, — вдруг сказала Наташка, перетаскивая на страницу картинку с другой, незнакомой мне, мумией.

Я закрыл глаза и прошептал:

— А он мне снится…

— Что? — Наташка придвинулась поближе, и опять её бросило в красный цвет.

— Он мне снится, — ответил я.

— Кто?

— Да Петасе этот…

— Ух ты! — сказала Наташка, — и что он делает?

— Он хочет мне что-то сказать.

— Егор, так ведь это как в кино! Круто! Наверное, он хочет открыть тебе тайну своих сокровищ! Я читала, про такие случаи, когда мертвецы приходят во сне и предупреждают о чём-то.

— А знаешь, если показать его первоклашкам, они, наверное, перепугаются. Недавно Аня из первого «Б» плакала, потому что увидела в книге какую-то старушку нарисованную. Я посмотрел — ничего особенного. А она в истерике.

— А давай мы ему в Фотошопе нарисуем рожу смешную? — предложила Наташка, — И всем остальным мумиям тоже?

— Идея! — обрадовался я, — Не, давай лучше вообще нарисуем их всех в «Пэйнте», и будут у нас такие весёлые мумията, разноцветные.

Часа два мы переделывали презентацию, меняли все фотографии на забавные рисунки, и тексты тоже пришлось исправлять, потому что к радостным нашим мумиям совершенно не подходили статьи с указанного Наташкой сайта юных египтологов. Мы придумали целый комикс про то, как фараон хотел взять с собой в загробный мир всё свои вещички, и нарисовали огромный чемодан, из которого торчали кувшины, золотые блюда, книжки, бусы и зубная щётка. Процесс бальзамирования мы вообще изображать не стали, а просто нарисовали стол, на котором лежит забинтованный фараон, а рядом стоят два жреца и размахивают руками. Потом мы ещё придумали план эвакуации мумии из пирамиды. На всякий случай: вдруг фараону захочется погулять. Мы хохотали так, что папа несколько раз заглядывал в комнату и спрашивал, не налить ли нам ещё чаю…

Той ночью мне приснился такой сон. Наташка Майская раскрашивала гуашью огромную голову бога Анубиса, а голова хихикала и говорила, что ей щекотно. Позади Анубиса была дверь, и я точно знал, что если зайду туда, то увижу коричневого жреца. Я старался стоять как можно дальше, чтобы не увидеть его. А ноги мумии всё равно выпячивались из-за дверного косяка. И я вдруг понял, что ноги-то эти — нарисованные.

— Какой бред! — сказал я сам себе, проснулся и засмеялся.

Я включил компьютер и нашёл фотографию Петесе. Я смотрел на него во все глаза, но ничего не мог с собой поделать: сквозь оскал мумии проступали огромные Наташкины глазищи.