Елизавета положила папку с просмотренными документами на стол, сплела руки на затылке и зевнула Потом встала, подошла к окну и отдернула занавеску.

Два офицера пересекали дворцовую площадь. Голуби то взмывали вверх, то снова опускались вниз и что-то клевали. Брусчатка площади серебрилась. Наверное, ночью шел слабый снег, который к утру растаял. Было только девять часов утра, а Елизавета вот уже два часа как на ногах. Она просила разбудить ее не позже семи.

Кёнигсэгг вернулся вчера из Вероны десятичасовым поездом. Его добыча уместилась в двух больших кожаных сумках, которые, потея, принес за ним во дворец адъютант. Генерал-майор провел час в Центральном архиве и еще два часа в архиве Военного суда. Он был доволен – чутье ему не изменило. Елизавета тоже убедилась в этом. Она сразу же села просматривать привезенные им дела и до полуночи делала для себя какие-то заметки.

Сами личные дела были лишь незначительной частью «добычи». Они состояли из кратко сформулированных приказов о повышениях в звании, наградах и дисциплинарных взысканиях. Начинались они со свидетельств об окончании офицерских училищ и завершались приказами о последних назначениях по службе.

Большая же часть документов состояла из протоколов Военного суда, заседавшего в Вероне в январе 1850 года, и результатов судебного расследования, также проведенного в Вероне, но только год спустя. На процессе разбиралось дело о надругательстве над девушкой, а во время судебного расследования – случай с оскорблением офицером полицейского чиновника, занимавшегося делом убитой проститутки. Процесс завершился оправданием обвиняемого, судебное расследование – выговорами и замечаниями в личные дела. На процессе в качестве судьи от военной администрации председательствовал полковник Перген. Во время судебного расследования он же выступал в роли доверенного лица обвиняемого.

На процессе разбиралось дело о происшествии, которое случилось сразу после капитуляции Венеции в сентябре 1849 года Специальное подразделение хорватских егерей, прочесывавшее пригороды в поисках повстанцев, получило сведения о том, что многие из них прячутся по крестьянским подворьям поблизости от Гамбараре. Солдаты обыскали самое большое подворье, но никого не нашли. Они допросили арендатора, а потом расстреляли его вместе с женой. Это происшествие, увы, никого не заинтересовало бы не окажись там еще девушка.

Девушку, дочь арендатора, обнаружили после повторного обыска вечером того же дня в сарае, раздетую, со следами насилия и укусами на теле. Расследование этой истории началось после того как дал показания священник из Гамбараре падре Аббондио. Были получены показания одного сержанта, который обвинил в происшедшем офицера, командовавшего подразделением. Протокол показаний сержанта был настолько весомым, что против офицера было возбуждено судебное дело. Но поскольку офицер все обвинения отвергал, а, кроме сержанта, других свидетелей не нашлось, дело было решено в пользу офицера. Суд под председательством Пергена отклонил ходатайство обвинения о вызове других возможных свидетелей; некоторых из них к тому времени уже не было в подразделении – по разным причинам.

Целый год падре Аббондио боролся за то, чтобы процесс возобновили, но тщетно. Главная причина была в том, что сержант, основной свидетель обвинения, через шесть месяцев после окончания процесса был убит. Его нашли с перерезанным горлом у одной из тратторий в Падуе. На обложке дела, заведенного 16 июня 1852 года, была сделана пометка о том, что убийца сержанта не найден.

Во второй группе материалов, привезенных графом Кенигсэггом, были документы о дисциплинарном расследовании против того офицера, который в сентябре 1849 года командовал солдатами, обыскивавшими подворье. И хотя расследовался всего-навсего случай служебного несоответствия, материалов поднято было предостаточно. Тот, кто все эти документы собрал и подгнил, явно был не согласен с исходом дисциплинарного расследования.

В январе 1851 года в бельевой комнате одной из венских гостиниц был обнаружен труп проститутки. Полиция опросила всех проживавших в отеле гостей. Все они были лояльны по отношению к чинам полиции, кроме одного офицера, обозвавшего – при свидетелях – полицейского следователя «хреном собачьим». Было решено, что это крепкое выражение свидетельствует скорее в пользу офицера, возмущенного несправедливыми подозрениями. Однако суд счел, что выходка заслуживает наказания, отсюда и порицание в личном деле. Убийцу проститутки не нашли. На теле ее были следы укусов, на запястьях – кровоподтеки.

«По сути дела, – думала Елизавета, – тут все сходится, как дважды два кровоподтеки на запястьях, следы на шее, укусы на теле. В Гамбараре, в Вене и на «Эрцгерцоге Зигмунде». Словно повторяющийся узор в орнаменте… Похоже, убийца один и тот же. И всякий раз появляется Перген, чтобы как-то повлиять на ход расследования».

Елизавета позвонила в серебряный колокольчик. Появилась Вастль. Елизавета встретила ее улыбкой.

– Передай Кёнигсэггам, что я к десяти жду их для разговора в моем салоне. И принеси мне горячего кофе.

Елизавета знала, что предложение, которое она сделает Кёнигсэггам, особого восторга у них не вызовет – хотя бы из-за необходимых для этого приготовлений. Но именно эти приготовления заранее радовали ее.