Когда княгиня полчаса спустя вошла в комнату, окно было по-прежнему широко распахнуто. А на небе тем временем собрались тучи. Нет, это были не грозные снежные облака, а веселые облака ранней весны, которые неслись по небу, словно сахарная вата. Сам Трон ни неба, ни облаков не видел Его глаза были закрыты. Он понимал, что если хочет сказать княгине какие-то важные слова, то должен сделать это сейчас, пока она еще под впечатлением его героического поведения. А с другой стороны, возражал он сам себе, как можно сказать что-то важное, когда у тебя такой вид: небритое лицо, перевязанный левый глаз, шрамы на лбу, да еще ты в ночной рубашке? Как тут произнесешь нужные слова, даже если и найдешь их?

От смущения Трон притворился спящим, а на самом деле подглядывал за княгиней сквозь ресницы – любовался ее лицом, вдыхал бергамотовый аромат ее духов и прислушивался к собственному сердцебиению.

Княгиня вошла в комнату быстрым уверенным шагом и сразу притворила окно. Потом взяла стакан с ночного столика, наполнила его и поставила на место. Заметив на столике влажный след, вытерла его салфеткой. Потом той же салфеткой смахнула со стола крошки.

Трон чувствовал, что деловитость княгини напускная, что она просто скрывает смущение – такое же точно смущение, какое не позволяет ему самому открыть сейчас глаза. В конце концов княгиня, не обращая внимания на Трона, начала приводить в порядок его постель и поправлять подушки под головой. Потом она присела рядом с кроватью и тоном, который показался Трону не слишком мягким, произнесла:

– Я знаю, что вы не спите, граф. Мне об этом сказал Алессандро. Кроме того, это заметно по вашему дыханию. Можете спокойно открыть глаза.

Княгиня взяла его за руку и крепко сжала. Трону почудилось, что она сделала это, чтобы он никуда от нее не удрал. Вот уж этого ей опасаться было нечего!

– Как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя лучше, чем выгляжу. – Трон открыл наконец глаза, у него перехватило дыхание от того, что он увидел.

Княгиня склонилась над ним. Ее светлые волосы были высоко взбиты. Трон мог различить каждую веснушку на ее носу. Одна прядка волос выбилась из прически и упала на щеку. В ее зеленых глазах он увидел чувство, которое простому определению не поддается, но называется очень просто – любовь.

– А выглядите вы значительно лучше, чем несколько дней назад, – деловым тоном произнесла княгиня.

– Ну, и как же я выглядел несколько дней назад?

На губах княгини появилась улыбка.

– Ужасно. Лицо было еще бледнее, а нос еще острее. Вы бредили. Несли неизвестно что. Доктор Вагнер очень беспокоился…

– Последнее, что я помню, это палаццо да Моего. Как я валяюсь там на полу… и исхожу кровью.

Княгиня кивнула. Ее веки вздрогнули так, будто в глаза попали соринки.

– Да, от большой потери крови вы чуть не умерли. Пуля попала вам в плечо. Мне стоило немалых трудов перевязать его. Но крови вы потеряли страшно много, слов нет. Весь пол вокруг вас был в крови. Кровь из раны никак не унималась… – Княгиня сняла с переносицы пенсне. – Я думала, ты умираешь, Алвис – Она всхлипнула.

Трон сообразил, что настал прекрасный момент для объяснения. Наконец он скажет то, что давно мечтал сказать. Но он медлил – он никак не мог решить, обращаться ли ему к ней по-прежнему на «вы», или, по ее примеру, перейти на «ты». Между прочим, он не был уверен, что не ослышался или просто заснул ненадолго и это «Алвис» и «ты» ему приснились.

Тем временем княгиня справилась с собой, и лицо ее, только что такое мягкое и открытое, снова стало привычно строгим и замкнутым. Поэтому Трон, лишь бы нарушить молчание, которое уже становилось тягостным, спросил первое, что пришло на ум:

– А почему у двери нет часовых? Я-то думал, что меня, по крайней мере, домашнему аресту подвергнут.

Княгиня живо откликнулась:

– Нет, ты не под арестом. Ты оправдан по всем статьям.

– А что произошло?

– Документы, которые искал Перген, обнаружились. Вместе с почтой для императрицы. Брук немедленно составил доклад для Тоггенбурга, а копии с него отправил Шпауру и императрице. У Тоггенбурга не было больше возможности откладывать это дело в долгий ящик Он, тем не менее, хотел отправить тебя в военный госпиталь, но тут пришло указание свыше.

– Указание от императрицы?

Княгиня улыбнулась.

– Нет. Указание пришло по телеграфу непосредственно из Вены.

– Откуда тебе все это известно?

– От Шпаура, Следствие теперь ведет он. Он оказался в высшей степени предупредительным господином. И удивительно снисходительным к некоторым фактам твоего поведения… Знаешь, Шпауру понравилось, что ты сумел бежать из военной тюрьмы. Вся Венеция только и делает, что обсуждает твой побег из «свинцовой камеры».

– Я ни в какой «свинцовой камере» не был. Это слухи – и больше ничего!

– Но этой славы тебе не избежать. Ты – тот самый человек, которому удалось бежать из «свинцовой камеры». В снежную завируху, через крышу тюрьмы.

– Глупости все это. А еще о чем судачат?

– Поговаривают и о том, будто на балу у вас была сама императрица и ты с ней танцевал.

– Было бы невежливо отказать ей…

– Она тебе нравится?

Трон на мгновение задумался, потом сказал:

– По-моему, да!

– А что тебе в ней нравится?

– Что она чем-то похожа на тебя.

– А я какая?

– Не такая, как все, – говорит Трон. – Женщин, подобных тебе, я не встречал никогда в жизни. – Помедлив немного, он спросил: – А когда я выздоровею, мы будем по-прежнему часто видеться?

– Если пожелаешь.

– Каждый день?

– Каждый день.

– И каждое утро? И в полдень тоже? И вечером?

Княгиня засмеялась.

– Ты никак мне предложение делаешь?

Тут бы Трону просто сказать «да!», но вопрос сбил его с толку. Получалось, что княгиня – первая – заговорила о предложении. Трон смутился. А потом он смутился еще больше, потому что княгиня наклонилась и поцеловала его.