На следующее утро Эмили перечеркнула еще один абзац чепухи. История, которая казалась такой многообещающей в Лондоне, в Шотландии превратилась в нечто совершенно нечитаемое.

Похоже, это было неминуемым следствием того, что она жила в готическом романе, вместо того чтобы писать его. Как она могла писать о затруднениях Вероники, когда сама попала в дальний замок и обречена на свадьбу, которой не хотела?

Она снова была излишне нервной. На рассвете Эмили устроилась со своим столиком в кабинете на первом этаже, и ее не беспокоил никто, кроме служанки, которая приносила ей шоколад и гренки. Обычно самые удачные пассажи удавались ей по утрам, но после почти бессонной ночи — и стыда за то, что произошло вечером с Малкольмом, — неудивительно, что муза не пришла к ней с рассветом.

Если ей придется стать хозяйкой, которая требуется Малкольму, она едва ли сможет встречать рассветы, разве что возвращаясь к себе с первыми лучами солнца. Что тогда случится с ее музой?

Чей-то смех в коридоре вернул ее к реальности. Эмили отложила перо и натянула перчатки, скрывая пятна чернил на пальцах от возможных гостей. Не исключено, что пятнадцать минут в компании неизвестного пока гостя освежат ее. От большинства визитов вежливости в Лондоне ей хотелось проткнуть уши ножом для масла, но теперь она радовалась всему, что могло бы помочь отвлечься, ведь из колодца, из которого раньше рождались слова, воображение лишь раз за разом поднимало ведерки пыли.

Она привычно улыбнулась лучшей своей улыбкой и открыла дверь. И увидела лицо, которое принадлежало отнюдь не незнакомцу — Эмили знала это лицо, как свое собственное.

— Мадлен! — воскликнула она и едва не сбила кузину с ног, бросившись ее обнимать. — Что ты здесь делаешь?

Мадлен, теперь герцогиня Ротвел, рассмеялась и обняла ее в ответ.

— Никогда раньше не видела, как ты радуешься незваным гостям.

Эмили отстранилась на расстояние вытянутых рук и, не отпуская кузину, продолжила рассматривать ее.

— Наш визит оказался совсем не тем отдыхом, которого я ожидала.

Она не упомянула Пруденс, но этого и не требовалось. Мадлен покачала головой, и под притворным упреком в ее взгляде читалось нечто настоящее.

— Мы все это услышали вчера от Пруденс. Они с Алексом остановились у нас на ночь по дороге в Эдинбург. Фергюсон говорит о нашем доме, как о простом деревенском коттедже, но на самом деле у нас почти что дворцовый особняк, которому лишь слегка не хватает отделки. Вам с Карнэчем стоит приехать к нам в гости после свадьбы.

Щебет Мадлен об особняке ее мужа не скрывал ее подспудной уверенности в том, что свадьба Эмили уже была свершившимся фактом.

— Ты так уверена в том, что мы поженимся? — спросила Эмили.

Мадлен закатила глаза, а затем повернула голову, обращаясь к кому-то за плечом:

— Элли, я же говорила тебе, что она не будет радостно планировать свадьбу.

В гостиную шагнула Элли Клейборн, вдовая маркиза Фолкстон. Это ее смех Эмили слышала раньше, но поняла это, лишь когда Элли снова захихикала над замечанием Мадлен.

— А я согласилась с тобой, насколько я помню, — ответила Элли. — Я бы не встала так рано с постели, если бы наш визит и рассказ о внезапном обручении не были такими интригующими.

Элли притворно подавила зевок, но ее голубые глаза искрились от смеха. Эмили обняла и ее. Элли недавно стала свояченицей Мадлен, а ее огненно-рыжие волосы выдавали ее родство с Фергюсоном и шотландским кланом, из которого происходила их мать. Эмили познакомилась с ней всего несколько месяцев назад, во время романа Мадлен и Фергюсона, но Элли быстро завоевала ее сердце.

— Ты сказала, что Пруденс остановилась у вас? Они все еще в вашем доме? — спросила Эмили.

Она выдержала ровный тон, но обмануть подруг не удалось.

— Мы просили их остаться, но Пруденс настояла на отъезде этим утром, — ответила Мадлен. — Мы не рассчитывали воспользоваться гостеприимством леди Карнэч, по крайней мере, до конца недели, особенно учитывая то, что с тобой мы расстались всего четыре дня назад. Но когда Пруденс оказалась у нас на пороге, а затем так поспешно уехала…

Мадлен замолчала. Элли потянула Эмили в гостиную. Там была леди Карнэч, помешивающая чай в чайничке у огня, в то время как Августа продолжала явно страстную речь о превосходстве брюссельских кружев над домашним плетением. Сводные сестры Элли, леди Мэри и леди Кэтрин, стояли у противоположной стены, у окна, и тихо обсуждали открывающийся вид.

Эмили плохо знала близняшек и неуютно чувствовала себя в компании леди Карнэч, несмотря на энтузиазм, с которым она приняла Эмили в свою семью. Но она любила Мадлен и Элли и твердо знала, что не хочет слышать их соображения по поводу свадьбы.

А соображения у них определенно имелись. Мадлен дружила с Пруденс так же долго, как и сама Эмили, их троих много лет назад окрестили Музами Мейфэра. То было признанием их пристрастий к творчеству — Эмили писала романы.

Пруденс изучала историю и искусства, а Мадлен мечтала стать актрисой. Элли была художницей и присоединилась к ним не так уж давно, но ее характер идеально вписался в компанию подруг.

Музы во всем поддерживали друг друга. На чьей же стороне окажутся Элли и Мадлен после того, что по вине Эмили произошло с Пруденс?

Леди Карнэч разнесла чашки с чаем и пироги, поддерживая легкую беседу. Все это было похоже на любой другой неофициальный прием в Лондоне, обычный и ни к чему не обязывающий, где слова исчезали с той же легкостью, что и воздушные печенья, поданные к чаю. Эмили поглядывала на часы, но по истечении положенных пятнадцати минут ни Мадлен, ни Элли, ни близняшки явно не собирались уходить.

И глупо было бы надеяться на то, что они уйдут. До дома, в котором Мадлен теперь стала хозяйкой, было более двух часов езды в карете, слишком долго для короткого визита. И раз уж они до сих пор не закончили разговор с леди Карнэч, становилось ясно, что беседу с Эмили они откладывают на потом.

Эмили попыталась этого избежать. Допив свой чай, она оставила чашку и поднялась со своего места между Мадлен и Элли.

— Я вынуждена вернуться к своей переписке. И если вы останетесь на обед, я с радостью увижусь с вами за столом.

Но оставаться на обед они не хотели. Возвращаться по холмам в темноте было опасно. Однако Мадлен поймала ее за руку раньше, чем Эмили отошла.

— И кто же твой столь срочный адресат? Все дорогие тебе люди собрались здесь.

Эмили прожгла ее взглядом. Мадлен знала, что Эмили пишет вовсе не письма. И только что лишила ее возможности уйти, ведь Эмили не могла объясниться в присутствии матери.

Она села, досадуя на свой отвлекающий маневр, и отвечала только односложно, когда беседа доходила до нее. Эмили была недовольна своим поведением. Если бы она могла выбирать, она предпочла бы неизбежный разговор о свадьбе и о том, что она сотворила с Пруденс, такому вот пустому подчинению правилам.

Но ключевым было все же слово «неизбежный». Когда Августа и Луиза встали, Мадлен и Элли остались сидеть.

— Уверена, вам, птичкам, есть о чем вспомнить и поговорить, — весело сказала леди Карнэч, — и без присутствия старших птиц. Мы с леди Солфорд прогуляемся в моем саду, погода прекрасная, но я действительно надеюсь на то, что вы погостите у нас подольше. Возможно, разделите с нами ленч? Мадлен кивнула.

— С удовольствием, если только Фергюсон не пожелает уехать, как только закончит свои разговоры с Карнэчем.

— Которые, без сомнения, затянутся надолго, — сказала Луиза. — Карнэч скучал по Фергюсону — или, скорее, Ротвелу. Желаю вам обоим счастья, ваша светлость.

Мадлен стала герцогиней совсем недавно, но, хотя Эмили ошеломил ее титул, с ролью сестра справлялась. Она ответила леди Карнэч с любезностью урожденной герцогини.

— Благодарю, леди Карнэч. И приглашаю нанести нам ответный визит, когда свадебные приготовления позволят вам уделить этому время.

Луиза просияла, принимая приглашение.

— Конечно, герцогиня. Если вам что-то понадобится, прошу, звоните, слуги в полном вашем распоряжении.

— У вас есть музыкальная студия? — вмешалась Элли. Леди Кэтрин и леди Мэри с радостью поиграли бы, ведь инструменты в доме Фергюсона прискорбно расстроены.

— Но будет грубо оставлять вас ради музыки, — быстро сказала Кейт.

— Чепуха, — улыбнулась Элли, показав зубы. — Мы без вас не заскучаем, обещаю.

Это был почти приказ, но Луиза была слишком вежлива, чтобы отметить это вслух, а близняшки слишком воспитаны, чтобы устраивать сцену.

— Конечно, леди Фолкстон, — сказала Луиза. — Смею заметить, я очень рада снова увидеть вас в Шотландии спустя все эти годы. Я помню вашу матушку и очень скорблю по ней.

Глаза Элли блеснули.

— Благодарю, леди Карнэч. Возможно, в будущем мне стоит чаще посещать эти места.

Луиза улыбнулась и пригласила близняшек следовать за ней в музыкальный салон. Августа, замыкавшая шествие, закрыла за ними дверь.

— А теперь, Эмили, — сказала Мадлен, передвигая свой пуфик ближе к камину, — рассказывай, какого черта ты натворила.

— Я в шоке от ваших выражений, ваша светлость, — рассмеялась Элли, усаживаясь у столика и наливая себе еще одну чашку чаю.

— Это твой брат повлиял на мою манеру выражаться, — возразила Мадлен. Взгляд ее не отрывался от лица Эмили. — С чего ты вдруг решила охмурить Карнэча? Ты же знала, что эта партия предназначена для Пруденс.

Эмили мельком порадовалась, что отставила чашку, иначе фарфор рисковал бы разбиться о каменный пол.

— Я вовсе не собиралась охмурять Карнэча. Когда это я таким занималась?

Мадлен постучала пальцами по каминной полке.

— Тот же вопрос я задала Пруденс, когда она рассказала мне свою историю. И все же вы обручены, а она вернулась в Лондон ни с чем.

— Я пыталась ей помочь, — сквозь стиснутые зубы процедила Эмили.

— Так же, как пыталась помочь мне? — спросила Мадлен.

Прошлой весной, когда Мадлен и Фергюсон только познакомились, попытки Эмили помочь закончились ужасным разговором с Алексом и той же угрозой женитьбы, с которой она теперь столкнулась сама.

— Мне до сих пор жаль, что я тогда тебя выдала.

Зеленые глаза Мадлен смотрели пронзительно.

— И все же ты вмешалась в дела Пруденс, словно до сих пор уверена, будто лучше нас самих знаешь, как уладить наши свадебные дела.

Эмили развела руками.

— Как думаешь, она меня простит?

Молчание было ужасным.

Наконец Мадлен вздохнула.

— Пруденс сказала, что Карнэч ей совершенно безразличен. И, похоже, она была рада, что не обязана выходить за него.

— Что совершенно естественно, — пробормотала Эмили. Мадлен нахмурилась, но продолжала, больше не возвращаясь к осуждению «помощи».

— Однако леди Харкасл отреагировала иначе, — предупредила она. — Она истекает ядом, когда говорит о тебе, таким ядом, что я попросила бы ее уехать, будь в часе езды от нас хоть какой-нибудь постоялый двор. Возможно, Пруденс тебя простит, но пока она живет со своей матерью, ей едва ли позволят с тобой увидеться.

Эмили подошла к столику освежить свой чай и позволила длиться тишине, пока его наливала. Закончив, она попробовала разрядить мрачную обстановку.

— Я пытаюсь не драматизировать, но разве все это не похоже на одну из моих историй? Героиня в далеком замке, одна, без подруг, и ее силой заставляют выходить замуж?

Мадлен рассмеялась.

— Надо бы добавить призрака. И, возможно, руины аббатства.

— Жаль, что все это не история, — сказала Эмили, возвращаясь с чашкой чая на свое место. — Если бы я это писала, я смогла бы вывести для себя счастливый конец.

Элли прочистила горло, почти неслышно, но так требовательно, что Мадлен и Эмили разом обернулись к ней.

— Мысль о том, чтобы сделать из всего этого роман, довольно интересна, но вы пропускаете самые важные вопросы, — сказала она.

— Какие же?

Элли отпила чаю, словно все еще пыталась смягчить горло. Ее харизма была так велика, что никто не заговорил, пока она не вернула чашку на блюдце.

— Вопрос первый: что потянуло тебя к Карнэчу в то время, как все остальные женихи потерпели полный крах? Вопрос второй: когда ты выйдешь за него, что случится с твоим писательством?

Эмили фыркнула:

— Могу я добавить вопрос?

Элли грациозно кивнула.

— Второго вопроса нет, потому что я не выйду за Малкольма. Вместо него я задаю вопрос: как мне наладить отношения с Пруденс?

— Вопрос о Пруденс может стать номером три, — сказала Элли. — Но, насколько я вижу, ты выйдешь за Карнэча. Ты уже называешь его по имени, а это четкий индикатор страсти.

Эмили покраснела. Элли сидела в том самом кресле, где совсем недавно она сидела с Малкольмом — с тем, кто поселил свое имя на ее губах, с тем, от чьих прикосновений горела кожа.

— Страсть и брак — это очень разные вещи, — слабым голосом ответила она.

— Милли, ты краснеешь? — воскликнула Мадлен.

— Конечно, она краснеет, — подтвердила Элли. — Она знает, что я права.

Эмили резко встала, оставив чай на столике у кресла, и, стиснув руки в кулаки, прижала их к бокам.

Хватит вопросов. Если вы не собираетесь помочь мне, я лучше проведу это время в одиночестве.

— Ты и вправду не хочешь за него выйти? — куда более мягко спросила Мадлен.

— С чего мне этого хотеть? — Эмили начала привычно мерить шагами комнату. — Если мы поженимся, я не смогу писать.

— Возвращаю тебя к вопросам номер один и два, — сказала Элли.

Это звучало как шутка, но Элли говорила вполне серьезно.

— Я не понимаю, — ответила Эмили, не прекращая шагать.

— Почему тебя к нему потянуло? И как ты сможешь продолжать писать после свадьбы? Ответь на эти вопросы, и я клянусь: остальное само расставится по местам.

— Легко тебе говорить, — фыркнула Эмили, останавливаясь у кресла Элли. — Тебя-то никто силой не выталкивает замуж.

Голос Элли заледенел:

— Больше нет, но я была на твоем месте, и между нами тогда было куда меньше симпатии. Лучше заключить брак на своих условиях, чем сбегать от мужчины, которого ты вполне откровенно желаешь. Не позволяй страху сбить тебя с пути.

— Прости, Элли, — сказала Эмили, падая обратно на свой пуфик. Свадьба Элли состоялась десять лет назад, и если бы маркиз не погиб, она до сих пор была бы в западне. — Я говорила не подумав.

Мадлен шагнула вперед и села рядом с Эмили.

— Милли, все уже произошло. И может выйти так, что тебе понравится замужем, если ты позволишь себе получать от этого удовольствие.

Мадлен еще не растеряла сияния новобрачной — ведь она любила своего жениха еще до брака. Эмили не нравился Фергюсон, но они с Мадлен идеально подходили друг другу.

— Я не получу того, что вышло у вас с Фергюсоном, — сказала она.

Мадлен погладила ее по колену.

— Попытайся. Если ты целовала его, несмотря на ситуацию с Пруденс, между вами наверняка что-то есть.

Элли снова тихонько кашлянула.

— Налить тебе еще чаю? — спросила Эмили с едкостью.

Элли улыбнулась.

— Слишком нарочито, да?

И все трое рассмеялись. На миг Эмили ощутила, что с их поддержкой она может справиться с чем угодно — хоть со свадьбой с Малкольмом, хоть с побегом.

Но наваждение пропало, как только Элли отсмеялась.

— Эмили, даже если ты его не любишь, тебе стоит кое о чем узнать. В Лондоне уже ходят слухи.

— Слухи о чем? Леди Харкасл не могла успеть рассказать о моей неосторожности, а вы вместе с нами путешествовали на север. Так что же вы слышали такого, о чем не знаем мы?

— Дело не в Малкольме. Дело в твоих романах.

Оптимизм Эмили пропал.

— Что же о них говорят?

Элли говорила успокаивающим тоном, но с серьезностью, которая не позволяла Эмили расслабиться.

— О тебе никто ничего не говорил. Но твоя последняя книга была настолько откровенной в своей сатире, что написать ее мог лишь человек, вхожий в высшее общество.

— Это обсуждают уже несколько месяцев, — сказала Эмили. — Никто меня не заподозрил.

— Но в этот раз — ты помнишь, как расписала лорда Кэсселя?

— Мне нужен был злодей, а он отлично подходил. И заслужил подобное своими жуткими попытками жениться на мне в прошлом году.

— Так знай, что, когда Кэссель пил на вечеринке, которую я посетила за день до отъезда из Лондона, кто-то назвал его лордом Грандисоном — по фамилии, которой ты наградила его в романе.

Эмили рассмеялась.

— Никогда не думала, что мои книги будут читать мужчины.

Мадлен фыркнула.

— Ты хотела, чтобы их прочитал весь свет и чтобы все прекратили сомневаться в рассудке Фергюсона. Не стоило так рисковать.

— Но мне пришлось, я хотела компенсировать тебе нанесенный вред, — сказала Эмили. Это была ее попытка извиниться, и, несмотря на риск, в то время Мадлен оценила ее.

— И ты преуспела, но теперь книга живет своей жизнью, — вмешалась Элли. — Кэссель поклялся найти автора и высечь его плетьми, а затем засудить за оскорбления и клевету. Похоже, он не слишком знаком с истинным значением этих слов, — сухо отметила она. — Но угроза все же остается. Он предложил три сотни фунтов за любую информацию, которая выведет его на автора.

Сумма была невелика. Элли, например, подобной не заинтересуешь. Но если ее секрет известен кому-то стесненному в средствах, Эмили придется его подкупить — и, возможно, платить до конца жизни, — или смириться с тем, что Кэссель узнает о ней, и надеяться, что не поверит.

— Кто-то в ту ночь говорил с ним?

— И до чего он договорился в ту ночь? — спросила Эмили.

— Выслушал сбор обычных слухов, но никто не упоминал тебя. Если тебе повезет, он найдет, кого обвинить, до того как заподозрит тебя.

— Почему вы не сказали мне раньше?

— Я не видела в этом серьезной угрозы. Знали только мы четверо и кучер Мадлен, и никто из нас тебя бы не выдал, не было смысла тебя волновать. Но теперь у Пруденс есть то, что, прости меня за откровенность, весьма похоже на оправданные претензии к тебе…

— И ты думаешь, что она выдаст мой секрет? — Эмили не могла в это поверить.

— Она этого не сделает, — твердо сказала Мадлен.

Элли отпила чаю.

— Я видела больше предательств, чем любая из вас. Меня это не удивит.

Эмили покачала головой.

— Я согласна с Мадлен. Пруденс ненавидит Кэсселя почти так же сильно, как я. Я думаю, что я в безопасности. Мадлен, ты же не рассказала Фергюсону?

Кузина напрягла плечи.

— Ты можешь доверять Фергюсону, даже если я рассказала.

— Так ты рассказала?

Мадлен поморщилась.

— Да. Он называл тебя гарпией, и я подумала, что он отнесется к тебе с большей теплотой, если узнает, что только благодаря тебе слухи и сплетни переключились с нас на другую тему.

— Ты не могла… — сказала Эмили.

— Прости, но я не могу хранить от него секреты. Но он не расскажет Карнэчу, в этом ты можешь быть уверена.

Эмили вздохнула.

— У нас это семейное — выдавать секреты друг друга, пытаясь друг друга спасти, да?

Мадлен разглядывала свою чашку.

— Будем надеяться, что Пруденс не проговорится о твоей книге.

Несколько мгновений они молчали. Эмили никак не могла повлиять на Пруденс. Подруга к этому времени уже подъезжала к Эдинбургу, и никакие письменные извинения не могли бы догнать ее до приезда в Лондон — к тому же, она все равно не пожелала бы их читать.

Эмили заставила себя перестать хмуриться.

— Надеюсь, Фергюсон сдержит слово. Малкольм не должен узнать о моем писательстве. Если я выйду за него, я не позволю ему положить конец всем моим устремлениям.

— Ты не сможешь писать, если потеряешь свою связь с издателем, — предупредила Элли. — Сейчас, когда Кэссель так рьяно пытается узнать об авторе книги, тебе нельзя использовать кучера Мадлен для отправки рукописей и приема денег.

Если сохранится установившийся здесь медленный темп, ей еще несколько месяцев будет просто нечего отсылать.

— К тому времени, как я снова решу издаться, фурор наверняка поутихнет.

Никого, похоже, это не убедило, но Эмили была благодарна подругам за то, что они сменили тему. Мадлен заговорила о шотландском поместье Фергюсона. Эмили издавала нужные звуки в нужных местах, но мысли ее все время возвращались к ее писательству — и Малкольму. Если она выйдет за него раньше, чем раскроется ее секрет, он станет посмешищем.

Она хотела признания и одобрения, но Кэссель надеется ее уничтожить, узнав ее имя, что перечеркивало мечту о признании. Она всегда надеялась, пусть напрасно, что когда-нибудь все изменится, и девушки из высшего общества смогут наслаждаться плодами славы без страха перед скандалом.

Однако теперь, если она не сможет избежать свадьбы, не только ей придется пожинать плоды скандала. Если Малкольм не разорвет помолвки, она будет вынуждена так тщательно прятать свое незаконное авторство, чтобы никто никогда не смог разгадать ее псевдоним.

И лишь надеяться на то, что, несмотря на все случившееся, Пруденс тоже позволит тайне остаться тайной.