Эмили затаила дыхание в ожидании ответа Малкольма. Она никогда не делала ничего столь бесстыдного. Но знание, что он хочет ее — не ее приданого, не ее титула, ее саму, — завораживало. И она хотела узнать, куда приведет это желание.

Если он причинит ей боль или предаст ее доверие, она все еще сможет вернуться к своему изначальному плану.

Он был напряжен, как мрачный воин, рассматривающий свою добычу. Или, возможно, это он был добычей, а она королевой воинов, способной помиловать его, если он доставит ей удовольствие. Эмили в тот миг видела все возможные сценарии, читала паутину запутанных ролей, чувствовала, как колеблется баланс между ними, пока Малкольм продолжал на нее смотреть. Он шагнул вперед, снова поднял ее, и она вздохнула у его уха, расслабляясь в надежности его рук.

Но, усадив ее на кровать, Малкольм не присоединился.

— Если ты хочешь удовольствия, я жду от тебя приказов, — сказал он.

Его глаза скрывались в тени, и прочитать его мысли не представлялось возможным. Эмили отвела взгляд от его глаз, рассматривая крючковатый нос, стиснутые губы, волевой подбородок, широкие плечи и мощную грудь.

И решила, что к дьяволу они отправятся оба.

— Сними камзол, — приказала она.

Он приподнял бровь, но подчинился, стряхнув облегающий камзол с плеч и бросив его на стул. Его плечи, прикрытые теперь только тонкой рубашкой, оказались такими же широкими, как в камзоле, — портной не прикладывал руку к тому виду, которым она наслаждалась.

Малкольм ждал.

— Мне действительно придется все у тебя просить? — сказала она, заливаясь румянцем от одной только мысли о том, что пытается высказать свои желания.

Малкольм улыбнулся, и, хотя улыбка исчезла так же быстро, как появилась, Эмили ощутила прилив силы.

— Это твое приключение, дорогая, не мое.

— Что ж, хорошо. — Она лишь надеялась, что румянец исчезнет. — Сними галстук и жилет.

Малкольм подчинился, медленно, лениво, не скрывая ни единого движения. Его длинные пальцы медленно развязали вышитый галстук, стянули его с шеи и уронили на пол.

Встретившись с ней взглядом, он начал расстегивать жилет, и у нее перехватило дыхание. Казалось, он специально подзадоривает ее продолжить, но сможет ли она справиться с тем, чего просит?

Эмили отвела взгляд от его глаз и наблюдала, как он расстегивает пуговицу за пуговицей. Жилет отправился на кресло к камзолу.

— Теперь рубашку, — сказала она, прислушиваясь к пожару, который нарастал внутри.

Он не стал возиться с завязками у ворота. Резко рванул шнуровку, разрывая ткань, и стянул рубашку через голову. Эмили пришлось сжать ладони, чтобы не потянуться к нему и не начать гладить его плоский живот.

Малкольм уронил рубашку на пол и пригладил пальцами волосы. И взгляд его снова стал взглядом воина.

— Мне догадаться, чего ты потребуешь дальше?

Штаны не скрывали его вздымающейся мужественности.

И Малкольм не был таким бесстрастным, как притворялся. Она слышала это и в его голосе — он был опасно близок к тому, чтобы овладеть ею, забыв о том, что потребовал от нее озвучивать свои желания.

И дьявол, сидящий внутри, подтолкнул Эмили сменить тактику.

Она хотела увидеть, как он раздевается полностью, но желание к нему прикоснуться было слишком сильно.

— Поцелуй меня, — потребовала она, хватая его за руку и притягивая к себе. Она закрыла глаза и подняла лицо ему навстречу.

Он поцеловал ее в кончик носа.

— Поцелуй меня в губы, — уточнила она, скрипнув зубами.

Малкольм хохотнул, а затем обнял ее лицо ладонями. И завладел ее губами, отчего Эмили испытала шок, впервые узнав, как ощущается прикосновение к припухшим от прошлого поцелуя губам. Она обняла его за шею, притягивая ближе. Но хотя в этом поцелуе было не меньше жара и обещания, чем в прошлом, Малкольм не попытался его углубить. Он тщательно контролировал себя, даже когда она пробежала язычком по его сжатым губам, молчаливо приглашая продолжить.

Наконец она отстранилась.

— Ты не собираешься облегчать мне задачу, верно?

Он почти идеально разыграл возмущение, но глаза оставались довольными.

— Я лишь даю тебе то, чего ты хочешь.

В том, что он так строго подчиняется ее приказам, было нечто захватывающее. Но если он будет каждый миг останавливаться для получения новых инструкций, это испортит все удовольствие.

Она сменила тактику.

— А что бы ты сделал, если бы куртизанка попросила тебя доставить ей удовольствие? Ты знал бы, что делать?

— Конечно, — фыркнул он. — Но…

Эмили перебила его.

— Тогда именно этого я и хочу. Я хочу, чтобы ты доставил мне удовольствие этим способом.

— Я думал, мое упоминание о шлюхах тебя оскорбит, — отметил он хрипло, словно предупреждая, что стоит остановиться.

Эмили не собиралась отступать.

— Ты разбудил мой интерес. Начинай, когда будешь готов.

Его глаза потемнели. И выражение лица, строго контролируемое еще несколько секунд назад, внезапно стало диким. Эмили вздрогнула, когда он поднял ее и прижал к груди. Она почти не касалась кровати. Похоже, Малкольму нравилось, когда она льнула к нему для опоры.

Но она уже дошла до точки, после которой мыслить не получалось, а мотивация и интриги не имели значения. Последний поцелуй был мягким и сдержанным, а этот оказался жарким, влажным, сводящим с ума. Он провел руками по ее волосам, все еще сколотым шпильками. И грубо убрал сначала шпильки, затем распустил косы, что только разожгло ее желание. Пальцы Эмили сжались на его обнаженных плечах, волна золотистых кудряшек расплескалась по его коже, когда она притянула Малкольма к себе.

Он отстранился. Эмили приоткрыла губы в молчаливом вопросе. Он покачал головой.

— Я дам тебе все, о чем ты просила, — сказал он. Слова прозвучали как предупреждение, а его пальцы уже уверенно расстегивали ее жакет. — И тебе лучше не менять своего решения, потому что я уже не смогу остановиться.

Он распахнул ее жакет, а затем стянул вниз и жакет, и тонкие бретельки ее нижней сорочки. Ее руки запутались в сбитой ткани, но он не стал ждать, когда Эмили высвободится из рукавов. Он развязал завязку сорочки и стянул ее вниз, обнажая ее груди, затем полюбовался ими и снова перешел к поцелуям.

Эмили отвечала ему, подстегиваемая жаром нарастающего желания. Она хотела касаться его и отчаянно сражалась с упрямым жакетом. Малкольм встряхнул ее за плечи, легонько, ровно настолько, чтобы она оставила руки в бархатном плену.

Когда она замерла, он медленно провел ладонями по ее напрягшимся соскам. На этот раз она не стала протестовать, когда он оставил ее губы, не стала освобождать руки. Она догадалась о его намерениях и наблюдала, как он, прикрыв глаза, проводит дорожку поцелуев к ее груди.

Малкольм провел рукой до ее лодыжки, запустил ладонь под подол юбок, пощекотал чувствительное местечко под коленом и наконец довел поглаживания до места соединения ее бедер. Не прекращая целовать ее декольте, он приподнял ее, поднимая юбки выше бедер. Эмили шокированно ахнула, ощутив под ягодицами холодный шелк покрывала, а затем застонала, когда его губы покинули ее кожу.

Он натянул юбки выше ее талии, и ярды бархата упали складками ей на живот, открывая сокровенные места его голодному взгляду. Игнорируя ее протестующий стоп, он толкнул Эмили назад, чтобы она оперлась на локти, опустился перед ней на колени и закинул ее ноги на свои обнаженные плечи.

— Малкольм, я не… — начала было она, но слова исчезли, когда его губы нашли бутон удовольствия в ее светлых кудряшках.

Возбуждение, которое она испытала, глядя, как он раздевается, было бледной тенью внезапного всепоглощающего пожара, вспыхнувшего от новой ласки. Эмили закричала, и поцелуи Малкольма стали грубее, каждое движение его языка превращалось в сладкую пытку, удерживающую ее в волоске от пика.

Она звала его ближе, выгибала спину, все ее мышцы дрожали и напрягались от желания. Но вместо того, чтобы довести ее до края, он замедлил движения, томно посасывая и поглаживая языком сокровенное место между мягкими складками.

И продолжал в том же темпе бесконечные несколько минут. Пара движений языка в центре ее удовольствия почти доводили ее до края — и он отстранялся, целовал внутреннюю сторону ее бедра или кружил языком у внешнего края ее отверстия, заставляя ее недовольно вздыхать. И начинал снова, разжигал в ней пламя, пока все мысли Эмили не растворились в бесконечном желании высшего удовольствия.

Она не могла больше это терпеть.

— Малкольм, сейчас, — потребовала она, обнимая его ногами и полностью отдаваясь желанию.

Он словно ждал от нее этих слов и удвоил усилия, так быстро двигая языком, что она закричала, содрогаясь в оргазме.

Прилив блаженства унес ее туда, где не было мыслей, в пространство идеальной, бесконечной тишины.

Она упала на кровать, задыхаясь, растаяв, ноги соскользнули с плеч Малкольма, который отстранился от нее. Эмили медленно приходила в себя, содрогаясь от испытанного блаженства, и, открыв глаза, увидела Малкольма, который возвышался над ней. И улыбался самодовольной улыбкой. Она позволила себе раствориться в моменте, но он вернул ее обратно, и блеск его глаз казался Эмили почти коварным.

Несколько минут они просто смотрели друг на друга. Малкольм изучал ее с внимательностью хищника, готового убивать. Эмили не смогла бы сопротивляться, даже если бы захотела — и сейчас, когда ее плоть помнила прикосновения его рта, она подумала, что никогда уже не сможет противиться ему.

— Ты удовлетворен? — спросила она.

Его смех был почти болезненным.

— Едва ли. Но теперь я верю, что ты действительно хочешь меня.

Эмили взглянула на его пах, на каменную твердость под плотной тканью.

— А вот я не уверена, что ты хочешь меня, МакКейб.

Она никогда его так не называла. Он выгнул бровь:

— Каких же леди требует доказательств?

Эмили стряхнула жакет, оставшись обнаженной до пояса, поскольку сорочка сбилась до самой талии. Малкольм наблюдал за ней, прищурившись, и явно пытался сдержать себя, когда Эмили притянула его в новый поцелуй. Короткий, но ей хватило, чтобы ощутить его голод и шокирующий привкус самой себя на его губах.

Эмили отстранилась и повторила его слова:

— Если ты хочешь удовольствия, я жду от тебя приказов.

* * *

Он хотел ее. Господь свидетель, он хотел ее. Хотел войти в нее, погрузиться в тепло ее тела, ощутить, как она сжимается вокруг его плоти в одновременном оргазме. Хотел ощутить ее губы на своем члене, жаждал нежной пытки ее языка. Она была в его постели, полураздетая, и предлагала ему все до конца.

И он хотел это получить.

Его рука уже двинулась к пуговицам ширинки, но он заставил себя остановиться. Сунул большие пальцы за пояс штанов.

— Я хочу тебя. Но я не могу тебя получить.

Эмили заморгала.

— Я думала…

Она запнулась. С усилием сглотнула и медленно потянула сорочку вверх, прикрывая грудь.

— Я поняла вас неправильно, милорд.

В ее голосе снова звучал лед. Он порывисто обнял ее, прижал к груди.

Эмили попыталась вырваться, но не смогла совладать с его хваткой. Он провел рукой по ее щеке, заправил за ухо выбившуюся прядку. Удержал на месте, склонился к ее уху и зарычал:

— Я хочу тебя, Эмили. Я хочу тебя всегда, везде, всеми способами.

Она задрожала в его руках и уткнулась лбом в его плечо. Но ничего не ответила.

Малкольм скользнул поцелуем по ее шее и ощутил ответную дрожь.

— Эмили, пойми. Будь мы женаты, ничто не заставило бы меня отказаться от всего, что ты мне предлагаешь. Но ты все еще леди. И я не рискну оставлять тебя с моим ребенком до тех пор, пока ты не защищена браком.

Она погладила его по груди, остановила ладонь над его колотящимся сердцем.

— Я в шаге от того, чтобы пристрелить тебя.

Он улыбнулся и опустил голову, спуская ее сорочку и целуя в плечо.

— Прибереги свои пули до времен после свадьбы — тогда понадобится целая армия, чтобы выгнать меня из твоей постели.

Она рассмеялась, и лед растаял.

— Попрошу Алекса добавить к расчетам затраты на ополчение.

— Да будет так, миледи, — ответил он, слегка прикусывая ее ухо. Она выгнула спину, задохнувшись от смеха.

Он не хотел останавливаться. И даже позволил себе несколько минут. Позволил себе целовать ее, творить языком то, чего не мог пока сделать членом, сгорая от удовольствия и пытки. Неважно, что произойдет с ними позже, но это — это наслаждение, это желание, это единение — было настоящим.

Малкольм наконец заставил себя отстраниться. Она застонала, протестуя, но он не мог продолжать. Иначе напряжение в паху просто не даст ему прекратить.

— Хватит, Эмили. Я умираю.

— И поделом тебе, если бросаешь меня вот так, — задыхаясь, ответила она.

Сколько еще женщин из общества могли бы чувствовать так? Эмили была полной противоположностью всему, что он хотел бы видеть в своей будущей жене, но он был рад, что не получил желаемого. Малкольму вспомнились слова Аластера о том, что в долге можно находить удовольствие.

С Эмили невозможно было сказать, где заканчивается долг и начинается наслаждение.

— Четыре дня, дорогая. До нашей свадьбы осталось четыре дня. Мы сможем дотерпеть до нее.

Насчет себя он не был уверен, и лицо Эмили говорило о том же. Но в ее глазах снова появилась тень, которая, отступая во время его ласк, всегда возвращалась.

— Как я могу быть уверена, что между нами всегда все будет как сегодня?

— Никак не можешь, — ответил он, с трудом себя сдерживая. — Никто не в силах предвидеть будущее. Но если ты оставишь меня, ты никогда не ощутишь ничего подобного. Лучше уж знакомый дьявол, дорогая.

Она закрыла глаза.

Он ждал. Не осталось больше ни аргументов, ни сил, которыми он мог бы убедить ее забыть о фантазиях по поводу побега от свадьбы. Он не был настолько благороден, чтобы не использовать все возможности. Алекс ни за что не позволит ей оставить Шотландию девой, если узнает, что с ней сегодня произошло. Но он оставил ей время подумать, самой принять окончательное решение. Малкольм предпочитал дать ей свободу выбора, не выбирать за нее, что вызвало бы только ненависть.

Наконец она открыла глаза, ответив ему прямым взглядом. Малкольм вздрогнул от новой вспышки желания. Ее взгляд был открытым, вызывающим — взгляд равной соперницы, а не подчиненной хрупкости большинства дебютанток. Он был не против ее покорности, но вызов, который она бросала, буквально сводил его с ума.

— Ты уже обсудил все условия с Алексом, — твердым и чистым голосом сказала она. — Но я хочу добавить собственные пункты.

— Не думаю, что ты сможешь предложить нечто лучшее. Рента на случай твоего вдовства невероятно велика. Я покажу тебе договор, если Алекс до сих пор этого не сделал.

Она отмахнулась.

— Что касается финансов, я полностью доверяю тебе и Алексу. Деньги мне безразличны.

— Тогда что же тебя интересует? — спросил он.

Эмили помолчала, и он увидел, что она борется с собой, пытаясь принять решение. У его невесты были свои тайны. Станет ли она стыдиться их после того, что они разделили?

— Я знаю, что тебе нужна образцовая жена политика, — сказала она наконец. — Я не против приемов и управления ими, я сделаю все, что в моих силах, чтобы они были безукоризненны. Но я не хочу посвящать жизнь высшему свету. Если ты пообещаешь мне, что я буду свободна в выбранные мной дни, я выйду за тебя без недовольства.

— И чему же ты хочешь посвятить свое время?

— Тому, чем занималась всегда, — читать, писать письма, встречаться с друзьями, — ответила Эмили.

Ее тон был легким. Впрочем, как и условия. Большинство жен аристократов проводили свои дни именно так, даже не заключая дополнительного соглашения со своими мужьями.

Малкольм ничем не выдал, что она лишь разбудила его подозрения.

— Я не тиран, дорогая. Если ты захочешь посетить своих друзей, я не стану тебе мешать.

Эмили всматривалась в него, словно пытаясь прочитать что-то по его лицу, разгадать его намерения. Малкольм надеялся, что его лицо выражает поддержку, а не любопытство. Что бы она ни увидела, ее, кажется, это удовлетворило. Эмили слегка расслабилась в его объятиях.

Но лишь слегка, что вновь заставило его задуматься.

— О чем еще ты хочешь поговорить до свадьбы? Возможно, ты хочешь в чем-то признаться?

Эмили отвела взгляд.

— Как мы уже обсудили, у меня нет ни тайных детей, ни скандальных бывших любовников. Я крайне скучная особа, вот увидишь.

Это был достойный ответ, хотя она и не уточнила, что ей не в чем признаться. Малкольм решил не напирать. Он редко оставлял такие вопросы без ответа, однако какую бы тайну она ни скрывала, эта тайна не оправдает его в глазах общества — и его собственных, — если он решит бросить ее у алтаря.

И, вместо того чтобы продолжать расспросы, он засмеялся.

— Ты не бываешь скучной, Эмили. И что бы нас ни ждало впереди, это точно не скука.

Она улыбнулась ему, и его подозрения временно отступили. Достаточно будет того, что она придет в его постель. Пусть они женятся не по любви, и любовь между ними может не вспыхнуть в дальнейшем, но обязательства перед кланом он выполнит. И их наслаждение будет взаимным.

Даже если любовь не родится — он уверял себя, что и похоти будет достаточно.