ЖЮЛЬ РЕНАР

Орангутанг

- Просто поразительно, как хорошо мой муж представляет орангутанга, говорит г-жа Борнэ.

Избранные гости - их не больше десятка - начинают присматриваться к г-ну Борнэ. Сегодня в интимной обстановке им было рассказано несколько страшных историй.

- Самый удивительный рассказ, - говорит г-н Борнэ, - по моему мнению, это "Убийство на улице Морг". Эдгар По так ловко все построил, что я лично, сколько ни читаю и ни перечитываю, никогда не догадываюсь, что это был орангутанг.

- Уверяю вас, - говорит г-жа Борнэ, - он подражает орангутангу так искусно, что в первый раз я просто стала звать на помощь.

- Это верно, - сказал г-н Борнэ, - она кричала как полоумная.

- Вы не шутите? - сказали дамы. - Вы действительно умеете показывать орангутанга?

- Но у него нет ничего общего с обезьяной!

- Нет, есть. Приглядитесь, когда он улыбнется.

Застенчивая дама попросила, опасаясь, что ее просьбу исполнят:

- Ах, покажите нам, хорошо?

Мужчины, слегка встревоженные, тоже хотели увидеть, чтобы убедиться. Г-н Борнэ покачал головой:

- Это так просто не делается: нужно быть в настроении и в соответствующем костюме. Я хочу сказать - без костюма.

Слова г-на Борнэ охлаждают любопытных. Дамы не решаются настаивать и говорят только:

- Как жалко! Нам бы так хотелось!

Но возмущаются, когда кто-то из этих господ предлагает:

- Если бы вы удалились ненадолго, чтобы нам, мужчинам, остаться одним!..

- Нет, нет. Это не выход.

- Послушайте, господин Борнэ, мы удовлетворимся двумя-тремя штрихами. Снимайте сюртук!

- Орангутанг в накрахмаленной рубашке! - презрительно промолвил г-н Борнэ. - Вы смеетесь надо мной, ей-богу!

- Поскольку, госпожа Борнэ, мы вышли из детского возраста, скажите, носит ваш супруг набрюшник?

- Носит, но коротенький.

- Вот-то не везет! Как же теперь быть?

- Господин Борнэ, вы неучтивы. Нам достаточно было бы намека. Засучите рукава до локтей. Прочее восполним воображением.

Господин Борнэ колебался - ему хотелось сыграть свою роль, но он боялся сыграть плохо. Польщенный, как певец, которого упрашивают: "Ну, хотя бы один куплет", - он наслаждался устремленными на него взглядами, полуоткрытыми ртами, умоляющими жестами.

- Пусть будет по-вашему! - сказал он.

Он снял сюртук, аккуратно натянул его на спинку стула.

- Прошу вашего снисхождения, - заявил г-н Борнэ. - Во-первых, моя жена преувеличивает или, может быть, ошибается. Во-вторых, я еще не представлял орангутанга публично. И, наконец, и это вас, несомненно, удивит, я никогда не видел орангутанга.

- Тем большая заслуга! - сказали ему.

Задвигали стульями. Приготовились трепетать. Дамы, прижавшись друг к другу, устроились за столом; мужчины нервно затягивались папиросой, окружая себя клубами дыма.

- Придется, во всяком случае, снять манжеты, - сказал г-н Борнэ. - Они будут мешать.

- Пожалуйста, пожалуйста! - взмолилась одна из дам, уже побледневшая от страха.

Господин Борнэ начал.

Это был настоящий провал! Иллюзия разлетелась, как пушинки одуванчика от небрежного щелчка... Толстый господин корчился до изнеможения. Он кривлялся, потел, размахивал жирными руками, поминутно обтягивал уползавший вверх жилет. Часы, выскользнувшие из маленького карманчика, болтались, перелетая с одного бедра на другое. Орангутанг? Какое там! Просто макака, безобидная и вульгарная. Женщины щипали друг дружку, подталкивали одна другую коленками, прятали лица в салфетки, а один из гостей так сильно сжал ляжку своего соседа, что тот подпрыгнул от боли.

Госпожа Борнэ показала себя тактичной супругой. Она сказала сухо:

- Мой бедный друг, у тебя не получается!

Господин Борнэ остановился, словно волчок, который пнули ногой.

- Вы сами виноваты. Я вас предупреждал. Нужно было меня слушаться.

- Успокойся, - сказала г-жа Борнэ, утирая ему лоб. - Надень галстук и пойди умойся.

Пристыженный, он ушел в ванную комнату.

- Прошу извинения за него, - сказала г-жа Борнэ. Но гости, успокоенные, потому что отделались ожиданием испуга, старались ее утешить:

- Дорогая госпожа Борнэ, не принимайте это слишком близко к сердцу. В следующий раз господин Борнэ сумеет лучше. Ведь это так трудно! И потом, это было совсем не так уж плохо. Быть может, дело в нас, другие сумели бы почувствовать.

Они встали, окружили ее, тронутые ее огорчением. Избегнув страшной опасности, дамы вздохнули свободней. Они весело болтали, оживленные, сияющие, как под лучами полуденного солнца.

Вдруг орангутанг появился. Он медленно прошел вдоль стен, и яркий свет гостиной померк. Спина его согнулась, голова ушла в плечи, нижняя челюсть отвисла. Налившиеся кровью глаза смотрели в пустоту. Руками он мял, душил что-то, скрючив пальцы.

Гости, растерянные, сбились в кучу и старались подавить крик ужаса, чтобы не перепугаться окончательно. Но и сам орангутанг сдерживал рвавшийся из глотки рев. Он, то сжимая, то разевая пасть, старался выказать свою бешеную злобу: зачем его изгнали из родных лесов? Он был еле виден в полутьме. Обойдя вокруг стола, он молча схватил нож и стал им размахивать, но не так, как опытные убийцы, а как зверь, неуклюжий, страшный уже тем, что он не умеет пользоваться доставшимся ему оружием. Сцена тонула во мраке черной ночи. Не слышно было даже стесненного дыхания зрителей. Орангутанг тяжело дышал им в лицо.

- Довольно, милый, довольно, - сказала г-жа Борнэ.

Она зажгла все лампы. Гости вздохнули с облегчением, почувствовав, как свет проникает до глубины их сердец, и кто-то из присутствующих, желая рассеять общую неловкость, зааплодировал первым.

- Браво, браво! Удивительный талант!

- Полный успех, - сказала г-жа Борнэ, зардевшись.- Ты был безупречен.

Дамы кричали:

- Я чуть не задохнулась от страха!

- Я думала, что умру!

- Я уверена, что не усну всю ночь!

- Ни за что не пойду домой в темноте, буду ждать рассвета.

Представление нагнало на них такой страх, что даже самые непоседливые присмирели, как ни хотелось им встать и уйти.

- Понравилось, значит? - спросил г-н Борнэ. - Очень рад! Я и сам доволен. Благодарю вас, от души благодарю. - И он скромно добавил: - Видите ли, самое главное - игра света. Я и сам понимаю, что это не бог весть какое искусство. Но, поверьте, в девяти случаях из десяти, что-то удается сделать.

Памятуя, что после любой трапезы на полу обязательно остаются хлебные крошки и мелкие косточки, носков он не снял, и теперь они сползли ему на лодыжки. Его собственное уродство дополнялось благоприобретенным. Он был в самозабвении, торжествовал, мстя за неудачу. Его редкие, мокрые от пота волосы блестели. Он сопел, и из его ноздрей двумя струйками валил пар, как из бака, где кипятят белье. Руки он держал на животе, напоминавшем набитый мешок. Он выслушал комплименты и скрылся в соседнюю комнату... надеть рубашку.