На наше счастье, отношения между французской и немецкой сторонами потеплели, и когда мы подъезжали к ботсванской границе, я уже ощущал, что ситуация становится немного более контролируемой. Фил оказался не только в высшей степени сведущим во всех областях техники, но и, по-видимому, обладал нервами, сделанными из превосходного природного каучука. Вместе мы обхаживали, успокаивали и вообще ободряли каждого, кто в этом нуждался. Дни шли, мы все как будто приспособились к тяготам нашего путешествия, и — в истинности чего я убеждался довольно часто — Западный мир, для большинства из нас столь долго бывший единственным миром, словно растворялся в обширных открытых ландшафтах, скалах и пыли, странных, колючих растениях и деревьях и прятался в укромном уголке разума.

И вскоре уже не было ничего естественней, чем остановиться на обочине пыльной дороги с видимым во всех направлениях дрожащим горизонтом и без единого признака какого-либо другого человеческого обиталища. Уже не вызывало удивления, когда нам велели ставить палатки, набирать дров, чтобы хватило на ночь, и сооружать огромный общий костер, вокруг которого мы сидели либо за вялым разговором, либо в дружной тишине. И наконец, уже никто — или почти никто — не жаловался, если приходилось мыть посуду, упаковывать вещи или толкать автобус. Более того, по мере нашего продвижения через Намибию и дальше по Ботсване и окраинам великой пустыни Калахари меня не оставляло чувство, что некоторые были бы не прочь растянуть это путешествие до бесконечности. Настолько прекрасным было это ощущение — сплав свободы, приключения и товарищества, — что возвращение к обыденной работе (какой бы, в моем случае, она ни оказалась) представлялось все более и более невозможной перспективой. Правда, мне начинали надоедать эти народные песни с прихлопываниями по бедрам.

Пустыня Калахари, что и говорить, самая что ни на есть настоящая пустыня. Она, впрочем, не может претендовать на обаяние Сахары — la тег de sable море песка, — или же на величественность Намиба, по которому мы только что путешествовали. Но зато Калахари поражала своим размахом, своими внушающими благоговейный ужас масштабами. Здесь не было блуждающих дюн, и ландшафт совершенно не менялся — лишь миля за милей плоской земли, однообразно покрытой низкорослым серовато-коричневым кустарником. Калахари словно бы создана для тех, кому по нраву преодолевать за день огромные расстояния. Некоторые из нас вели путевые заметки, день за днем записывая впечатления о путешествии, однако из-за бесплодного характера местности описания эти порой сводились к указанию количества холмов или хотя бы тех жалких подъемов, что встречались нам за десять часов езды. В один день, полностью проведенный в дороге, их число достигло двух. И все же воистину захватывал один лишь простор континента. Отслеживая тонкую фиолетовую линию на висевшей в кабине карте, я неизменно поражался, сколь же мало мы продвигаемся за день.

Изредка — это действительно бывало очень редко — мы все-таки проезжали через кое-какие селеньица. И чаще всего они состояли из всего лишь гаража, может, вкупе с меблированными комнатами, а порой даже наличествовал и ресторанчик. Хотя Фил неизменно настаивал на том, что надо спешить, мы все упрашивали его остановиться, чтобы дать отдых шее, рукам и ногам. И мы проявляли такой интерес к скудным сладостям, открыткам и ужасным сувенирам и выказывали такой восторг при покупке мороженого и прохладительных напитков, что вполне можно было подумать, что это действительно наш первый контакт с цивилизацией. Но все же наш бойкий руководитель вселил в нас такую целеустремленность, что, когда мы забирались назад в автобус, стон или жалоба раздавались весьма нечасто.

Шли долгие дни — дни, незаметно перетекавшие один в другой. Однако, когда уже казалось, что этот пустынный ландшафт действительно будет тянуться вечность, что мы каким-то образом безнадежно заблудились или вообще через некий временной портал угодили в параллельный мир, я получил напоминание о том, что, увы, этой нашей вселенной все-таки есть предел. Однажды, когда я как раз закончил подавать особенно удавшийся завтрак и наслаждался комментариями, которые довольные едоки отпускали с набитым ртом: «Ja, schmeckt gut!», «Oui, tout a fait comme elle le prepare ma Tante Clair» и т. д., я заглянул через плечо одному из путешественников, восторженно заносившему записи в дневник, и прочел, что мы уже пересекли всю северную Ботсвану и вскоре окажемся у зимбабвийской границы.

С тяжелым чувством я осознал, что приключение вот-вот подойдет к концу. Ухудшало настроение и то, что мне было доподлинно известно: когда я вернусь в Кейптаун и вылечу назад в Лондон — а с подобным за последние несколько лет я сталкивался не единожды, — то совершенно не буду представлять, что там по возвращении делать. Выливая воду из зеленой металлической канистры в большущий таз, я едва ли не раскаивался, что отправился в эту поездку. После пережитых приключений вновь взяться за бразды правления «реальной» жизнью будет много труднее. Быть может, пускаться путешествовать по свету вообще было крупной ошибкой — довольствоваться бы мне преподавательской карьерой, которую я начал после окончания университета. Вот ведь как все теперь обернулось: стоило мне лишь выяснить, что лежит за одним горизонтом, как тут же хотелось узнать, что находится и за следующим. И я уже осознал, к собственному ужасу, что потребность увидеть все новые и новые уголки нашей планеты для меня стала сродни наркотику, и всерьез опасался, что от этой привычки меня заставят отказаться лишь старость да немощь. А разве не было бы намного проще стать заместителем директора школы, как мне однажды предлагали, и со временем тихо-мирно уйти на пенсию где-нибудь на английском Западе? Теперь вернуться назад будет сложно, а включиться в обычную работу и вовсе практически невозможно.

Уже весьма умело, в отточенном до совершенства порядке, мы упаковались и сложились — все аккурат по своим местам, — и двинулись дальше на восток. К середине утра пейзаж начал изменяться совершенно разительным образом. Мы уже не ехали больше по бесплодной пустыне: там, где раньше все было сплошь серым и коричневым, средь деревьев и кустарников появились проблески зелени и других ярких красок.

Даже не верилось, но из пыли выбивались сочные травы и экзотические цветы. Все более подпадая под очарование увиденного, мы наблюдали, как местность вокруг нас обращается в зелень и цвет. А когда при выезде из узкой долины мы оказались возле огромной дельты реки, у нас всех одновременно перехватило дыхание. Внизу под нами растянулась широкая полоса серебристой воды, извивавшаяся меж крупных островов, на которых произрастали невероятно высокие пальмы, безмятежно клонившиеся над лужками и болотами.

Мы остановились на естественной площадке, с которой местность была видна как на ладони, и возбужденно высыпали на солнцепек.

Фил улыбнулся:

— Добро пожаловать на реку Чобе! Знаете, каждый раз, когда я привожу сюда народ, реакция одна и та же. Поразительно, а?

На его вопрос не последовало ответа, поскольку мы как дети скакали вокруг, пытаясь осмотреть весь удивительный пейзаж. Поначалу меня более всего поразили свежесть и пышность зелени, растущей в долине. Однако прошло, наверное, несколько минут, прежде чем я осознал, насколько необычайным и, главное, потрясающе живым все-таки было зрелище. Куда ни бросишь взгляд, повсюду внизу было полным-полно разнообразнейших животных. У берега реки по колено в шоколадно-коричневой воде стояли буйволы — их было очень много, возможно сотни две; в небольшой заводи меж двумя островками барахталось семейство гиппопотамов; дальний берег усыпало огромное количество пасущихся антилоп различных видов; и, самое удивительное, как раз под нами пересекали реку, хобот к хвосту, целых пятнадцать слонов — я специально их посчитал!

Со смехом, отбросив всякое притворство (теперь уже не было нужды изображать, будто я все это уже неоднократно видел), я хлопнул Фила по спине.

— Слушай, да это просто невероятно! Нет, правда! С трудом верится, что все это настоящее! — Но именно так оно и было. Мое детское видение дикой Африки, привитое печатной страницей, разлетелось на тусклые, лишенные всякого воображения осколки, и на его месте появился цветущий, изумительно живой мир, потрясающий своим великолепием. Африка вновь была овеяна совершенно нереальной атмосферой. Документальные фильмы и программы по естествознанию, как бы хорошо они ни были сняты, внушили мне, что в животном мире существует нечто вроде закона и порядка. И вот сейчас он лежал предо мною: во всецело беспорядочном взаимодействии, и был слишком велик, чтобы его можно было постичь.

— Да ты еще ничего толком и не видел! — ответил Фил, не особо претендуя на оригинальность. — Эй, все там, давайте запрыгивайте назад. Мы спустимся туда!

Наше коллективное дыхание вновь перехватило, мы поспешили последовать указанию, и автобус, завывая на низкой передаче, начал спускаться по крутому склону к руслу. Чем ниже мы спускались, тем шире перед нами открывалась панорама реки, во всех направлениях — и повсюду, буквально повсюду, — бродили животные, слишком много, чтобы сразу всех охватить взглядом. Не только животные, но и птицы — и казалось, не было такого цвета, который бы не наличествовал в их оперении. Некоторые были мне знакомы — пеликан, какой-то вид зимородка и еще одна птица, подозрительно смахивавшая на стервятника, кружила у нас над головами, — но других я никогда и не видел, даже во сне, столь экзотической была их наружность.

Несмотря на нашу приземленность, наше образование и все то, что внушалось нам с экранов телевизоров, нашу западную восприимчивость и искушенность моментально словно рукой сняло. Мы стали словно дети, безмолвные, недвижимые, за исключением тряски по ухабистой дороге, повергнутые в трепет величавостью окружения. Мы испытывали волнение и наслаждение, скрыть которые было просто невозможно. И совершенно естественно, без тени какой бы то ни было неловкости, эти близкие незнакомцы обнимали друг друга, хватали соседа за руку, чтобы привлечь его внимание к тому или иному поразительному зрелищу. Раздавался негромкий смех, все обменивались улыбками. Мы переживали эту сказку сообща.

Мы медленно остановились на берегу реки, и все тотчас замерли — вернее, все, кроме, сидевшего рядом со мной за рулем Фила. Он, напротив, был необычайно оживлен. Постучав по круглым стеклянным окошкам на приборном щитке, наш водитель нервно задергал рычажок под рулем. Поначалу я даже не обратил на это внимания, однако, обернувшись к Филу, чтобы указать ему на зубастого крокодила, неподвижно лежавшего на пучке камыша ярдах примерно в сорока от нас, я вдруг заметил, что его обычно гладкий лоб тревожно нахмурен. И заподозрил, что остановились мы вовсе не намеренно.

— Не понимаю! Что за фигня. Раньше такого сроду не бывало! — Он выругался сквозь зубы и снова принялся терзать рычажки. — Хм, а сколько сейчас времени, братан?

— Ну, думаю, около двенадцати. — И тут вдруг мой разум более озаботился происходящим в автобусе, нежели ошеломляющим видом снаружи. — Что-то случилось? Тебе нужна помощь?

Хотя я и потратил изрядное количество времени, стараясь внушить себе, что ни в коем случае нельзя быть тряпкой в чрезвычайных ситуациях, толку от этого, должен признать, было мало. Интуитивно я понял, что у нас крупные неприятности. Об этом мне говорили интенсивно потеющие ладони. Трудности с глотанием были другим явным симптомом быстро возрастающей паники.

— Что ж, братан, возьмем самый худший вариант. Так сказать, полные кранты. Но тогда обычно раздается нечто типа удара, но я ничего такого не слышал, а ты?

Не особо уверенный, что может означать «полные кранты», я признал, что да, действительно, ничего подозрительного я не слышал.

— Хорошо, если это подача топлива. Тогда, наверное, придется только сменить фильтр. Уверен, у меня тут завалялся один.

Фил потянулся за сиденья и выудил оттуда большой красный металлический ящик на защелках. Распахнув его, он принялся рыться во множестве непонятных пластмассовых предметов, пока не нашел искомое.

— Ага, вот он. — Водитель вытащил картонную коробочку. — Припоминаю, что фильтр у этой старушки как раз под сиденьем, что весьма кстати.

Весьма и весьма, подумал я, когда оглянулся назад и, выглянув в окно, уловил перемену в настроении группы в задней части автобуса. Всего лишь мгновение назад в салоне стояла едва ли не мертвая тишина, теперь же пассажиры тихо, но возбужденно переговаривались. Когда же я осознал, что было объектом их интереса, меня это совершенно не удивило.

Ступая медленно и неуклюже, но с явственной неумолимостью, из реки выбиралась вереница слонов. С их колонноподобных ног стекала коричневая жижа, словно пролитая краска, покрывавшая растрескавшийся берег. Мы, судя по всему, стояли как раз на их пути.

— Эй… Послушай, — прошептал я, поглядывая на скрючившегося, едва ли не перевернувшегося вверх тормашками Фила и отчаянно пытаясь сохранить хладнокровие. — Понимаешь, я просто подумал, что надо бы сказать тебе, просто чтоб ты знал, но у нас тут слоны… э-э-э…

Я постарался донести свою мысль:

— Кажется, около семи часов у нас будут слоны. Ну, может, полвосьмого, или без четверти восемь… — Я знал такой прием по фильмам про войну, когда у кого-то на хвосте висел вражеский самолет. И в нашей ситуации подобное сравнение мне не представлялось совсем уж неуместным.

Помню, что еще вдруг поразило меня, так это насколько быстро жизнь, до этого казавшаяся относительно нормальной, теперь моментально перевернулась с ног на голову. Всего лишь две недели назад я вовсю наслаждался гостеприимством и виноградарством Кейптауна. Прошло всего лишь каких-то четырнадцать дней, и меня уже вот-вот расплющит в европейскую лепешку стадо слонов. Через открытые окна я уже слышал дыхание животных. И даже чувствовал их запах. Ко всеобщему облегчению, они как будто занялись переучетом ярдах в тридцати.

— Старый фильтр, кажется, в порядке. Хотя, с подобными вещами никогда не знаешь наперед. Ладно, дадим старушке шанс. — Фил принял нормальное положение. — Посмотрим, понравится ли ей это.

Старушке это не понравилось.

В кабине тут же сильно запахло горелым, и мне даже показалось, что из-под водительского сиденья повалил дым. Я оглянулся посмотреть через перегородку, не закурила ли какая из француженок, среди которых были заядлые курильщицы. К счастью, их внимание было всецело занято войском толстокожих, утрамбовывавших почву невдалеке от нас.

— He-а, бесполезно. Ничего не попишешь, братан. Придется залезать под крышку.

Под крышку?

Пока я обдумывал практические последствия того, что, по мнению Фила, необходимо было предпринять для текущего ремонта, на автобус легла тень. С усилием скосив глаза влево, я нервно посмотрел в окно. На ужасающе маленьком расстоянии боком ко мне стоял огромный слон. Он — а может, и она — определенно был не только одной длины с нашим транспортным средством, но и одной высоты. В животном также ощущалась крепость, судя по всему превосходящая прочность автобуса и всех его уже попискивавших пассажиров. Легко и изящно слон повернулся к нам спиной. Однако вздохи облегчения пришлось тут же подавить, поскольку массивная голова с бивнями размером и весом с меня качнулась назад, в нашем направлении.

— Ладно, я уж залезу посмотрю, а ты оставайся тут, — жизнерадостно бросил Фил.

Ей-богу, в его совете я не нуждался, ибо, опустив взгляд вниз, вдруг обнаружил, что мои руки вцепились в поручень из поролона и металла словно монтажные тиски. Я повернулся и недоверчиво посмотрел, как Фил открывает дверцу. Остальное стадо неторопливо обходило автобус сзади, причем создавалось впечатление, будто животные пытаются нас окружить.

— Да, конечно, все в порядке. Будь уверен, нет ничего, что я не мог бы… — Мой дрожащий фальцет перешел в неловкий хриплый шепот и затих.

— Справишься, ясное дело. Я сейчас быстренько залезу под крышку. А ты приглядывай за клиентами.

Я развернулся и посмотрел через перегородку, изобразив подобие улыбки и немощно помахав свободной рукой. Мадам Де Ла Розьер ответила испепеляющим взглядом и поднесла к носу бутылочку с неким действенным содержимым, передав ее затем болезненного вида юноше, сидевшему рядом с ней.

В мгновение ока Фил оказался спереди возле автобуса, «залез под крышку» и принялся деловито копаться внутри, приведя в восторг своими манипуляциями слоненка, тершегося о бок матери, — ну просто оживший персонаж из мультфильма. Будь обстоятельства иными, я бы наверняка умилился. Но в тот момент я лишь желал, чтобы малыш убрался, да подальше, прихватив с собой всю свою семейку и дружков. И подобное настроение лишь усилилось, когда из-под крышки до меня донеслись слова, которых я более всего страшился:

— Братан? Слушай, не поможешь мне тут?

— О да, конечно. Хотя я думал, что мне надо присматривать за пассажирами…

— Да фиг с ними, — последовал ответ, не допускающий возражений.

Я бросил взгляд назад: кажется, никто из них не услышал столь непрофессионального высказывания. Естественно, осады пятнадцатью огромными животными, из которых поведение лишь одного-двух можно было описать как игривое, было вполне достаточно, чтобы отвлечь внимание туристов от слов водителя.

— Так что мне надо сделать? Включить что-нибудь или выключить?

— Просто подойди сюда на минутку, братан. Нужно кое-что подержать.

Я так и знал.

Я открыл дверцу.

Очень медленно.

Тихонечко насвистывая и стараясь представить, будто меня никто не видит, — как я порой поступаю, когда вдруг обнаруживаю, что любуюсь собой в витрине или что у меня расстегнута ширинка, — я двинулся к Филу. Несколько утешало быть следующим за профессионалом. Так сказать, за чужой спиной… Ну или что-то в этом роде.

— Ну-ка, братан, просто подержи вот это.

Фил извлек из недр двигателя нагревшийся резиновый шланг, за который я ухватился словно за спасательный трос. Пот с моего лба капал на двигатель и шипел, как плевки на утюге.

— Э-э-э… Ну и что показал твой анализ? — Я оперся бедром о хромированную решетку радиатора, как это сделал Фил. — В смысле диагностика? Это ведь вроде так называется? Да, точно, так. Диагностика.

Весьма довольный, что ввернул правильное словечко, я улыбнулся ближайшему слону. Тот крайне выразительно захлопал ушами и вздернул хобот над головой.

— Так мне что, держать эту трубку? А может, лучше вернуться назад и проверить, все ли в порядке в автобусе? Вдруг кому-то захотелось пить?

— Просто держи эту чертову трубку, а я попытаюсь выяснить, куда делась вся вода. Блин, здесь сухо, как в плавательном бассейне в чертовой Калахари.

Различив в голосе Фила нотку раздражения, и одновременно отметив резкое оскудение его словарного запаса, я пуще прежнего вцепился в трубку. Один из слонов среднего размера как раз вытягивал из земли довольно приличное дерево.

— Так ты действительно хочешь знать, что дала моя, как ты выразился, диагностика?

— Конечно. Если хочешь поделиться со мной, было бы здорово.

— Грубо говоря, братан, автобус наш окончательно и бесповоротно накрылся медным тазом.

— В смысле?

Обычно невозмутимый и хладнокровный австралиец вздохнул:

— Ну, либо все выйдут и будут дружно его толкать, либо мы пойдем пешком. Ну можно еще околачиваться тут, поджидая, пока кто-нибудь не подвернется и не вытащит нас отсюда. Ты что предпочитаешь?

Я несколько смутился, ибо заподозрил в вопросе некий подвох. Раздумывая над проблемой, я забрался на свое сиденье. Мне совершенно не улыбалось ни толкать, ни идти пешком.

— А ты думаешь, кто-нибудь подвернется? — спросил я, пытаясь снова не перейти на фальцет.

Фил залез в кабину и сказал:

— Ну, мы еще только на границе Национального парка Чобе, поэтому есть шанс встретить каких-нибудь гуртовщиков или даже, если повезет, егерей. Обычно они неплохо оснащены. Беда в том, что мы можем их встретить, а можем и не встретить.

— Так что же нам делать?

— Выбор у нас как будто небольшой, а? Скоро стемнеет, слоны уберутся назад в буш, но рисковать и ставить палатки я все равно не хочу. Слишком много львов вокруг.

— Вот те на — львов! Львов! Ха-ха!

Все так же смеясь, я снова оглянулся за тонкую перегородку. На этот раз пассажиры, кажется, услышали сказанное. Судя по их бледности. Стараясь подавить глупую ухмылку, я повернулся к Филу.

— Они тебе поверили! Поняли без всякого перевода! Только взгляни на их лица!

Фил бросил взгляд на зеркало, затем посмотрел на меня.

— Ясное дело! Да и почему бы им мне не верить? Когда я был здесь в прошлый раз, несколько месяцев назад, почти на этом самом месте расположился прайд из одиннадцати львов.

Я выглянул из окна, однако не обнаружил на земле никаких отпечатков лап. Настоящие львы? Ну ни фига себе.

«Какого черта я сюда вообще приперся?»

— А ближайшая деревня далеко?

Может, нам стоит броситься туда со всех ног?

— Да не очень. Километров пять-шесть. Мы могли бы взять вещи полегче и попытаться добраться до главной дороги. Вот только придется прихватить винтовку да достать взрывпакеты. Ты пользовался ими когда-нибудь?

— Не-е-ет. — Похоже, приключение зашло слишком уж далеко. Последний раз я ощутил такой же неподдельный ужас, когда по воле случая оказался посреди Тихого океана. Сейчас, по крайней мере, я был не один. Однако, оглянувшись на пассажиров в салоне, я понял, что они вряд ли окажут какую-то существенную помощь. Вольф Дитер намазывался лосьоном для загара «Фактор 45», — без всяких сомнений, в величайшей надежде, что это средство каким-то чудесным образом защитит его от сил природы. А юнец с клочковатыми усами зачем-то раскрыл свой швейцарский нож. Что ж, здесь он мог бросить вызов куда как более грозному противнику, нежели когда он добровольно исполнял обязанности помощника шеф-повара, сражаясь с банками консервированного горошка.

К счастью, настрой слонов, кажется, был отнюдь не воинственным, и они начали отходить к границе джунглей. Величественные создания, по-настоящему величественные. Указав на уход других животных пальцем, который теперь дрожал чуть меньше прежнего, я обратил к своим попутчикам поднятый вверх на этот раз большой палец. А затем спросил водителя:

— Так ты и вправду считаешь, что нам, возможно, придется торчать здесь очень долго? Я имею в виду, например, всю ночь?

Но прежде чем Фил успел напомнить мне, что он не Нострадамус, ответ на мой вопрос был уже получен. На узкой проселочной дороге, сбегавшей меж пыльных кустов к берегу, показался лендровер защитно-зеленого цвета, с двумя африканцами в униформе спереди и еще двумя сзади.

— Ага! Большей удачи и быть не могло. Это БСО. Вот повезло так повезло! — Фил просиял улыбкой и слишком уж широко распахнул свою дверцу.

— БСО?

— Ботсванские силы обороны. Армия, братан.

Выйдя из машины, двое военных, натянув элегантные зеленые береты, прогулочным шагом — да, именно прогулочным — направились в нашу сторону. С некоторой тревогой я заметил, что у двоих оставшихся во внедорожнике как будто наличествовали отполированные до блеска автоматы. Из огня да в полымя?

Дойдя до дверцы водителя, два солдата остановились и бойко отсалютовали, а затем слегка отклонились назад, чтобы рассмотреть все более нервничавших пассажиров.

— Dumela, rre! — поприветствовал их Фил, к некоторому моему удивлению. Но они оба прекрасно его поняли, ибо сразу же отозвались:

— Dumela, Phil Le kae?

— Re teng, — продолжился обмен любезностями. Солдаты улыбнулись мне и снова отсалютовали, в ответ на что я довольно энергично помахал им рукой.

В еще нескольких весьма выразительных предложениях Фил, похоже, сумел объяснить нашим новым лучшим друзьям, в каком затруднительном положении мы оказались. Оба солдата широко улыбнулись и зашагали назад к своему лендроверу. Парень с пассажирского сиденья взялся за рацию, а водитель дал задний ход, и машина, довольно впечатляюще пробуксовав, скрылась вверх по дороге.

— Ну и что, черт побери, вы там решили? — поинтересовался я.

Мы оба отчаянно старались не замечать отчетливые всхлипывания, исходившие из салона.

— Да не беспокойся ты. Эти парни — ребята что надо. Они же не могут отбуксировать нас на своем «лэнди», вот и поехали за одним из своих восьмитонников — за большой тачкой. Думаю, через полчасика вернутся. Наверняка вернутся, обычно с ними можно иметь дело. Особенно если они на твоей стороне.

Вспомнив об автоматах, я задумался, что произошло бы, окажись БСО не на нашей стороне.

— Мда, полагаю, нам лучше объяснить PAX’ам, что происходит. Иначе они из нас всю душу вынут. Только представь, что они будут рассказывать, когда вернутся домой.

Успокоить клиентов у Фила получилось на удивление очень даже неплохо, причем переводить мне пришлось совсем немного. Уж не знаю, как по-французски и по-немецки сказать «да не будьте вы, блин, стадом плаксивых рохлей», поэтому я предпочел употребить слова вроде «courageux» и «tres brave», «furchtbar» и «wunderbare Gruppe». Все это, кажется, возымело надлежащее успокаивающее воздействие.

— Просто восхищайтесь видом и перестаньте, блин, жаловаться на все подряд, — закончил Фил, а я поспешно добавил:

— Quel beau paysage, n’est-ce pas? Vous etes un groupe vraiment charmant. Surtout vous, Madame de la Roziere.

— Ah oui!.

Верные своему слову, приехали за нами те же самые четыре солдата, на этот раз на большом грузовике с открытым кузовом, в котором возвышалось, к нашей общей тревоге, нечто представлявшееся современным эквивалентом пушки, но одновременно — что выглядело гораздо более обнадеживающе — и мощной лебедкой. Уже через несколько минут мы под наблюдением группы любопытных жирафов медленно пыхтели по берегу реки.

— Как называется это место? — спросил я Фила, когда мы наконец-то оказались на некоем подобии дороги у окраины селения.

— Касане, — ответил он.

— Касане? Да ты что? Это уже Касане? Пункт моего назначения! Ну и что это за место? — Мне вдруг пришло в голову, что за последние две недели или около того мы едва ли встречали хоть какой-нибудь населенный пункт, а мысли о моей предполагаемой преподавательской работе отступили на задний план.

И вот теперь, с некоторым возбуждением, я осознал, что здесь-то и открывается новая глава. — А у них тут есть какие-нибудь магазины или что-нибудь в этом роде?

А телефон? Расскажи, как тут вообще люди живут!

Фил вздохнул, дав понять, что мне осталось совсем немного подождать и я выясню все сам. А ведь у меня действительно не было ни малейшего представления, на что тут вообще можно рассчитывать. В который уже раз я убедился, что большинство моих представлений об Африке были понадерганы либо из телепередач, либо из «Приключений» Уилларда Прайса, описывающих подвиги двух братьев, Хэла и Роджера, — серии романов, которые я от первого до последнего жадно поглощал еще школьником. К сожалению, став взрослым, я слишком много прочел и увидел по телевизору о гражданских войнах и болезнях, голоде и засухе, коррупции и репрессиях. И вот теперь, когда мы въезжали в это весьма немалое селение, я осознал, что даже понятия не имею, как здесь живут люди. Что такое современная Африка на самом деле?

Огромный белый супермаркет с развевающимися флагами, тележками, широкими проходами и высокими полками определенно не входил в число того, что, по моим представлениям, должно было первым попасться здесь на глаза. Наверняка многие из покупателей супермаркета «Спар» в начале того дня были несколько озадачены, увидев, как Ботсванские силы обороны тащат на буксире по главной улице городка большой желтый автобус, из каждого окна которого с глупым видом таращатся изумленные бледные лица. От супермаркета тянулась порядочная вереница магазинов, имелись здесь также банк, туристическое агентство, магазин стройматериалов, мясная лавка и булочная. На углу улицы, где прохожие ожидали, пока несколько новеньких широких полноприводных автомобилей въедут на главную магистраль и направятся из городка, располагались знаки, указывавшие на наличие полицейского участка, нескольких гостиниц, пансионатов, бюро путешествий и автобусных компаний.

Внезапно меня охватило замешательство: я осознал, чего именно желал от Африки, основываясь на своих романтических о ней представлениях. Не могу, впрочем, сказать, что увиденное мною совсем уж было лишено экзотики. Когда армейский грузовик затормозил, чтобы свернуть на север, я увидел, как мимо какого-то мужчины, загружавшего покупки в кузов своего пикапа, протрусило и свернуло за угол в направлении видеомагазина семейство бородавочников — папа, мама и три детеныша, — живо семеня короткими ножками, со вздернутыми словно антенна автомобиля тонкими щетинистыми хвостиками.

Наконец Фила и меня, вместе с находящимися в некотором ступоре пассажирами, подтащили к воротам оборудованного по последнему слову техники гаража, и под многочисленные «eins, zwei, drei» и нерешительные «allons-y» автобус задним ходом затолкали внутрь. Наше прибытие было отмечено энергичным приветствием Маурио — владельца предприятия, итальянца, обладавшего приятной наружностью и отличавшегося вкрадчивым обхождением в весьма, впрочем, тактичной манере. Они с Филом явно были добрыми друзьями, о чем свидетельствовали последовавшие шумные и довольно болезненные на вид хлопки по спине и объятия. Маурио весьма напыщенно потребовал, чтобы мы «залезайт под крышку», и после того, как PAX’ы высыпали из автобуса во двор и принялись разминать мышцы, массировать друг друга и выполнять прочие физические упражнения, маэстро произвел осмотр и объяснил, в чем заключается наша проблема.

Говоря вкратце, его заявление сводилось к тому, что нашему верному коню требовался механический эквивалент пересадки сердца. А это новое сердце необходимо было еще доставить из ЮАР и приладить к грузовику. А прибытия его можно было в лучшем случае ожидать на следующей неделе. Фил страшно огорчился.

— Что ж, мне только остается довезти PAX’ов на автобусе до водопада Виктория, а там они смогут пожить несколько дней в кемпинге, и тогда уж я от них избавлюсь. Сам-то что будешь делать, Уилл? Можешь поехать с нами до водопада, а потом вернуться. Но место, где мы встанем, полностью обслуживается, так что никаких проблем, если захочешь остаться и осмотреться, раз уж ты собираешься здесь жить.

Ну надо же: Фил, судя по всему, был гораздо более уверен в моем будущем, чем я сам.

— Нет, Уилл, правда, это восхитительное место. Я зря говорить не буду. Здесь можно много чего увидеть и чем заняться, и оно действительно неиспорченное. Есть тут и заведение, где можно остановиться, если хочешь — прямо здесь, на холме. Очень мило и дешево, оно, кстати, принадлежит моим друзьям. В общем, сам решай.

С некоторой долей раскаяния я уже подумывал, как приятно было бы отдохнуть от всех стеснений и тягот совместного проживания. Так здорово заниматься лишь собою, когда тебя не изводят и не засыпают безжалостно вопросами. Он точно не против?

Покачав головой, Фил улыбнулся:

— Я всего лишь надеюсь, что ты не жалеешь о поездке. Вообще-то, Уилл, есть одно дельце — одно последнее одолжение, — которое ты мог бы сделать для меня, что было бы весьма кстати. Пока я объясняю народу свой план — вот потеха будет, — не смог бы ты смотаться в город, в автобусную компанию, и попросить их прислать сюда такой автобус, чтоб в него влезли двадцать человек вместе со своими вещами. Они поймут, что нам нужно, — просто скажи, что едем к Виктории. Помоги, братан, а?

Конечно же я согласился ему помочь. Вот только как мне добраться до города, который находится милях, наверное, в двух-трех? Нет проблем. Маурио одолжит мне один из своих старых драндулетов. Фил снабдил меня точными и лаконичными указаниями, и я отправился на солнцепек во двор.

Старый драндулет оказался, по моему мнению, вполне добротным джипом. Я нацепил солнцезащитные очки и, бесстрастно помахав рукой, двинул со двора. Стоило мне овладеть передачами, и все стало довольно просто. В Ботсване, как и почти везде на юге Африки, ездят по той же стороне дороги, что и в ее бывшем колониальном хозяине, а других автомобилистов на дороге было относительно мало. В свете моего автомобильного прошлого, это было мне только на руку.

Вновь оказавшись на главной улице, я уже не сомневался в том, что вполне благополучно доберусь до автобусной компании. В двух сотнях ярдов впереди от меня виднелся знак. Взгляд в зеркало, сигнал поворотником, маневр. Так обычно отвечают ученики на экзамене по вождению, сказал я про себя, медленно и благоразумно поворачивая направо, и тут что-то с силой врезалось в меня сзади.