Гейбриел понял, какой именно дом принадлежит зачавшему его мужчине, как понимал, в какой из лавок торгуют тухлым мясом. От него исходил отвратительный запах, которого нельзя было не заметить. Дворецкий проводил Гейбриела в кабинет, где возле стола, заваленного толстыми кожаными папками, стоял Нортгейт.

Гейбриел напрягся.

— Нет необходимости присутствовать лично, Нортгейт.

— Я очень заинтересован в положительном исходе дела.

Гейбриелу стоило немалых усилий побороть презрение, чтобы спокойно пожать плечами. Ведь вместо того, чтобы выслеживать Биллингсгейта, он тратил драгоценное время здесь.

— Поступайте как знаете. Мне все равно.

Гейбриел сел за стол и открыл первую папку. Поскольку Нортгейт не был подозреваемым, Гейбриел просматривал его документы не слишком внимательно, в надежде, что стряпчий потихоньку обворовывает маркиза.

Его палец скользил по ровным колонкам цифр. Доходы, получаемые от трех поместий, уходили на оплату продуктов и угля, жалованье слугам и прочие нужды такой огромной империи.

Беатрис Хантфорд.

Палец Гейбриела замер на Имени собственной матери. Напротив него стояла внушительная сумма денег. Что за черт? Через некоторое время эта же сумма возвращалась назад. Гейбриел продолжал листать страницы. Картина повторялась с завидным постоянством. Нортгейт посылал большую сумму денег матери Гейбриела, а спустя несколько дней она в целости возвращалась обратно. Руки Гейбриела задрожали. Из месяца в месяц деньги уходили, а потом возвращались. Что за чудеса?

Наконец молодой человек оторвался от документов и взглянул на Нортгейта. Маркиз спокойно сидел в кожаном кресле, сцепив пальцы.

— Как себя чувствует твоя мать?

Гейбриел закрыл папку и посмотрел на Нортгейта. Преступники часто справлялись о здоровье своих жертв, находя в ответах извращенное удовольствие. Гейбриел совсем не удивился, что маркиз ничем от них не отличался.

— Вы утратили право задавать подобные вопросы много лет назад. Возможно, вместо этого вам следовало бы справиться о здоровье женщины, которую вы собираетесь лишить девственности.

На подбородке Нортгейта дрогнул мускул.

— Меня не интересует мисс Вальдан.

Но Гейбриел не позволил себе насладиться чувством облегчения.

— В таком случае для чего я здесь?

— Я делал ставки, чтобы вынудить тебя поговорить со мной.

Неужели только ради этого? Неужели он не понимал причин, заставляющих Гейбриела оставлять его послания без ответа? К несчастью для Нортгейта, Гейбриел был неуязвим для его манипуляций.

— Если мисс Вальдан вас не интересует, мне больше нечего здесь делать. — Он поднялся с кресла.

— Ты не хочешь узнать, зачем я посылал деньги твоей матери? Или мне стоит закричать об этом на весь город, чтобы ты меня услышал?

Гейбриел замер. Его не страшили угрозы, но он не мог позволить маркизу разрушить репутацию матери, которую она заработала с таким трудом.

— Тогда говорите. Только имейте в виду, вы не скажете ничего такого, что я хотел бы услышать.

— Я люблю твою мать.

Хватит. Этот человек лжец и негодяй. Гейбриелу часто приходилось иметь дело с подобными людьми. Он притупился и гневно посмотрел на маркиза.

— Вы опорочили невинную девушку, находящуюся под покровительством брата, а потом бросили ее. Ну и о какой любви вы теперь говорите?

Нортгейт вздрогнул, но не отвел взгляда.

— Дьявол! В этом не было чего-то грязного и непристойного. Она знала мое положение. Мы оба знали. И не хотели, чтобы подобное случилось. Но ни разу за тридцать лет я не пожалел о том, что между нами было.

— Вы не пожалели о том, что обрекли ее на одиночество и нищету? Что бросили ее с двумя детьми?

— Я не знал, что она беременна. Она призналась в этом только после моей свадьбы.

— Вам повезло.

Нортгейт провел рукой по волосам.

— Узнав об этом, я попытался о ней позаботиться. О всех вас. Я отдал бы все, что имею, если бы вы только захотели это принять.

Маркиз оказался еще и сладкоречивой змеей. И на что он надеялся? Даже если сказанное им правда, раскаяние настигло его слишком поздно.

— Думаете, вы сможете купить себе прощение за то, что сделали с моей матерью?

— Я вовсе не стремился к этому. Я хотел сделать только то, что должен был. Но твоя мать не приняла мою помощь. Даже когда вы в ней сильно нуждались.

— А почему она должна была брать ваши деньги? Чтобы стать содержанкой?

— Все было совсем не так.

— Вы лишили ее невинности, даже не собираясь потом жениться. Вы оставили ее ни с чем. — Слова застряли в горле Гейбриела, и он с силой ухватился за край стола.

— С тобой все в порядке, Хантфорд?

Гейбриел посмотрел на человека, внешность которого унаследовал. Он злился на Нортгейта за то, что тот соблазнил его мать. За то, что забрал ее невинность. За то, что лишил ее возможности обеспечивать себя самостоятельно.

Слишком сильно это походило на планы самого Гейбриела в отношении Мадлен.

— Хантфорд?

Нет, это не одно и то же. Мадлен знала, на что идет. И ее вряд ли можно было назвать неопытной. Она не собиралась создавать семью так же, как и он. Но она была ему небезразлична, причем настолько, что Гейбриел страшился даже думать об этом.

Он вышел из кабинета, оставив Нортгейта недоумевать.

Он не был его отцом. Сама мысль об этом казалась кощунственной.

И все же Гейбриел отвернулся от висящего в холле зеркала, не желая видеть собственное отражение.