В экипаже Мадлен напряженно сидела напротив Гейбриела, не отрывая глаз от сложенных на коленях рук. Гейбриелу казалось, что если экипаж тряхнет чуть сильнее, она рассыплется на мелкие кусочки.
Гейбриел должен был переживать из-за того, что лишился последнего подозреваемого, он и в самом деле переживал. Мысль о неудаче терзала его. Но беспокойство за Мадлен было гораздо сильнее этого чувства.
Промелькнувший в окне фонарь осветил ее бесстрастные черты.
И все же в груди Мадлен бушевали эмоции. Об этом свидетельствовали побелевшие костяшки пальцев и напряженные мышцы шеи. Гейбриел слышал, как натужно вырывается из ее груди дыхание.
После того как она отшатнулась от него там, в саду, он решил, что ей нужно дать передышку. Но она выглядела такой одинокой.
Гейбриел с грустью сознавал неопределенность собственных мыслей. Что он мог сказать? Как ей помочь, не напугав? Слова Мадлен о том, что аукцион больше ее не интересует, должны были его обрадовать. Но почему-то беспокоили. Что теперь у нее на уме?
Каждый удар сердца причинял Гейбриелу боль. После такой травмы, какую получила Мадлен, человек не мог быть столь собран. Даже шпион. Ей необходимо было выплеснуть бушевавшие в душе эмоции, пока они не взорвали ее изнутри.
Гейбриел сел рядом с Мадлен, старательно избегая прикосновений.
— Ты в порядке?
На губах Мадлен заиграла улыбка куртизанки.
— Не припомню более восхитительного вечера.
Нет. Он не позволит ей спрятаться.
— Биллингсгейт чудовище.
Мадлен отодвинулась к стенке экипажа.
— Он не стоит твоих воспоминаний.
Мадлен разжала кулаки и постаралась с легкостью отмахнуться, но ее руки были настолько напряжены, что попытка не увенчалась успехом. Она вновь сцепила пальцы.
— Но ты все равно помнишь, да? Я понимаю, что забыть сложно, но ты почувствуешь себя лучше, если не станешь запирать его в своих мыслях. Поговори со мной, Мадлен. Доверься. Позволь помочь тебе пройти через это.
Однако выражение лица Мадлен ничуть не изменилось.
Гейбриел медленно выдохнул.
«Дай ей прийти в себя. Дай время», — приказал он себе. Он больше не мог отрицать своих чувств к этой женщине. Но это вовсе не означало, что она готова ответить ему взаимностью.
Пока.
Он будет убеждать ее до тех пор, пока она не поймет, что стоит дороже любого состояния.
Внезапно Мадлен дернулась всем телом. Потом еще раз. С ее губ сорвался пронизанный болью вздох. На ресницах блеснула слеза, а потом скатилась по щеке, когда Мадлен отчаянно заморгала.
К черту предосторожности! Гейбриел заключил Мадлен в объятия.
Рыдания сотрясли ее хрупкую фигурку.
— Черт бы тебя побрал. Ну почему тебе обязательно надо быть таким понимающим, милым и… — Слова, которые она собиралась произнести, потонули в судорожном вздохе. — Я ненавижу плакать. Не хочу. Я не… — Рыдания вырвались наружу.
Сначала Гейбриел пытался отирать катящиеся по щекам Мадлен слезы, но потом их стало слишком много. Тело Мадлен сотрясалось, как если бы ее душа разрывалась на куски. Согнувшись пополам, она уткнулась лицом в колени Гейбриела. Ей приходилось бороться за каждый вдох, словно она тонула и никак не могла выбраться на поверхность.
О чем он только думал? Гейбриел ведь, в сущности, ничего не знал о том, что ей пришлось пережить. Он хотел, чтобы она почувствовала себя лучше, а не пала духом под грузом того, что сделал Биллингсгейт. Гейбриел продолжал сжимать Мадлен в объятиях, бормоча какой-то успокаивающий вздор и проклиная себя за глупость.
Наконец Мадлен перестала дрожать, а ее рыдания стихли.
Гейбриел убрал с ее лица прилипшие пряди волос. Он не хотел, чтобы она когда-либо вновь прошла через подобное.
— Достаточно, Мадлен. Ты просила не заговаривать об окончании аукциона, пока я не буду к этому готов. Так вот этот момент настал.
Мадлен резко выпрямилась.
Только не сейчас. Она совсем не готова выяснять отношения в эту минуту. Только не теперь, когда защищавшие ее сердце стены превратились в руины.
Одно дело подумать о завершении аукциона на вечеринке. Ведь она не высказала своих мыслей вслух, поэтому о них никто не узнал. Но сейчас Гейбриел просил, чтобы она озвучила свои дальнейшие намерения. Завершение аукциона будет равносильно признанию в собственных чувствах. И это признание в любви даст Гейбриелу самое мощное оружие, которое только можно придумать. Доверяла ли она ему настолько? Скоро все выяснится.
Мадлен чувствовала себя так, словно балансировала на краю пропасти. Прелесть полета возбуждала, но страх удара о дно был сильнее этого восхитительного предвкушения. Так было всегда.
Так стоили ли несколько минут счастья боли от удара?
— Мы все еще не знаем, кто убил Сьюзен. — Мадлен отказывалась прыгать в пропасть, пока не будет до конца уверена в своем решении. — Самый вероятный подозреваемый по-прежнему Биллингсгейт. Но даже если он ни при чем, остается шанс, что убийца кто-то из моих поклонников. Ведь Биллингсгейт был на маскараде. К тому же, если я продолжу аукцион, мы, возможно, узнаем что-то новое.
— И дадим убийце возможность вновь совершить на тебя нападение. Я не такой дурак, чтобы допустить это! Да, некоторые подозреваемые вышли из игры, но сейчас у меня гораздо больше улик, чем раньше. И все благодаря тебе.
— Я выслежу его.
Мадлен отстранилась, потому что хотела видеть лицо Гейбриела.
— И как ты намереваешься прекратить аукцион.
Гейбриел сдвинул брови.
— Поскольку мои доводы не возымели действия, я отведу тебя к первому попавшемуся священнику и женюсь на тебе.
Мадлен подозревала, что похожа сейчас на сову — настолько круглыми были ее глаза, — но поделать с собой ничего не могла. Ее сердце билось о грудную клетку с громким стуком. А может, звук казался ей громким, потому что шумом отдавался в ушах? И в щеках. И в пальцах. Все ее тело пульсировало пугающей смесью надежды, радости и удовольствия. Но даже это не могло заставить ее забыть о выработанной с годами осторожности.
— Почему ты хочешь, чтобы я стала твоей женой, с трудом вымолвила Мадлен. — И матерью твоих детей.
— Потому что тогда я буду твердо уверен, что тебе ничто не угрожает.
Не на такой ответ надеялась Мадлен.
Но Гейбриел судорожно вздохнул и провел рукой по волосам.
— А еще потому, что ты завладела моими мыслями так, что я не могу думать ни о чем другом. Потому что я ценю твой ум и доброту. Потому что мне нравится, как вздрагивают твои брови, когда ты чем-то удивлена. — Гейбриел провел кончиком пальца по бровям Мадлен. — Нравится твоя привычка противоречить мне во всем. А еще меня восхищает твоя смелость, с которой ты защищала свою страну.
— Я делала это небескорыстно. Мне приходилось спасать собственную жизнь. — Мадлен чувствовала необходимость откровенно поведать об этом. Ей нужно отговорить Гейбриела от женитьбы на ней ради его же блага.
— Ты могла бы исчезнуть после первого же задания и никогда не возвращаться. Но ты не пошла на это.
— Вместо этого я соблазняла мужчин.
— Ты делала это для того, чтобы выжить. Я бы не стал об этом сожалеть. — Гейбриел не дал Мадлен возможности возразить. — Я эгоистичное существо. Я не так состоятелен, как бы тебе хотелось, но не хочу ни с кем тебя делить. Мне непереносима сама мысль о том, что с тобой в постели окажется человек, который не видит в тебе ничего, кроме красивого лица и идеальной фигуры. А если честно, я даже мысли не допускаю, что тобой будет обладать кто-то другой.
Проникновенная речь Гейбриела прогнала один из страхов, поселившихся в душе Мадлен. Он был не таким, как его отец.
— Ты же говорил, что вообще не намерен жениться, — напомнила Мадлен.
— Моя сестра не смогла осуществить свою мечту о замужестве, потому что убийца лишил ее такой возможности. Но я не позволю ему лишить счастья и меня.
Гейбриел хотел ее. Даже ее темное прошлое не ослабило этого желания.
— Почему ты ушла с вечеринки незамеченной? — спросил Гейбриел.
Мадлен судорожно вздохнула. Сердце подсказывало ей ответ, которого она так боялась и вместе с тем так отчаянно желала.
Она любит Гейбриела.
Слова порхали в ее сознании подобно только что вылупившимся из кокона бабочкам — слишком хрупкие, чтобы быть произнесенными вслух.
Но и отрицать их она не могла.
— Я хотела быть с тобой, — прошептала Мадлен, а потом приблизила лицо к Гейбриелу. — Есть гораздо более простой способ положить конец аукциону. Мне будет нечего продавать, если я лишусь девственности.