Клейтон не был религиозным человеком и никогда не думал о наказании за прошлые грехи. А вот теперь почему-то задумался об этом. Впрочем, ненадолго.

Поднимаясь по лестнице, он услышал голоса в комнате Оливии. Поэтому и занялся тем, что лучше всего умел, – стал шпионить. Он намеревался приоткрыть дверь, соединяющую их комнаты, посмотреть, с кем говорила Оливия, а потом прикрыть дверь и расположиться рядом, чтобы все слышать. Вдруг скажут что-нибудь интересное…

Он хотел многое узнать. Хотел убедиться, что Оливия в безопасности и удостовериться, что она никому не передает информацию. Следовало также понаблюдать за ее общением с людьми. Тогда будет легче определить, есть ли фальшь в ее общении с ним, Клейтоном.

Но сейчас ему было не до этого. Потому что портниха, щелкнув языком, сняла с Оливии очередное платье.

– Нет, и здесь переделки займут слишком много времени, – заявила она.

Все в Оливии – от прикушенной нижней губы до бархатистой кожи цвета сливок и меда – заставляло Клейтона корчиться словно от боли. Ничего подобного он не испытывал уже много лет.

Утром на рынке Клейтон решил, что утратил контроль над собой – точно зеленый юнец, впервые обнявший женщину. Но тогда он был зол и переполнен подозрениями.

Теперь же его ничто не отвлекало, и он не мог отвести глаз от нежных округлостей грудей, видневшихся над корсетом. У него даже ладони вспотели, когда его взгляд скользнул по плавному изгибу талии. А когда ей на щеку упал тугой завиток, который она сдула со лба, Клейтон ощутил пульсацию в паху.

– Да, довольно-таки прохладно. Думаю, через несколько дней порт полностью замерзнет. – Катя и Оливия, оживленно болтавшие обо всем на свете, теперь заговорили о Санкт-Петербурге.

– Море замерзает? – спросила Оливия.

– Совершенно. Люди путешествуют на санях по льду из Санкт-Петербурга в Кронштадт. Хотя однажды граф ждал очень долго и…

Разговор был весьма остроумным, и постоянно слышались взрывы веселого смеха.

А его, Клейтона, там не было.

Он нахмурился и бросил взгляд на свою руку, стиснувшую дверную ручку. Похоже, он вел себя как дурак. Ведь наблюдать все равно нечего. А подслушивать можно и с закрытой дверью. Женщины говорили достаточно громко.

Портниха стала надевать на Оливию другое платье, и Клейтон передумал, не стал закрывать дверь. Он замер, затаив дыхание. А женщины восторженно ахнули.

В тонком шелковом платье цвета слоновой кости Оливия выглядела так, словно ее окунули в сливки. Корсаж был расшит мелкими жемчужинами. Длинные элегантные рукава скрыли бинты на запястьях. Широкий вырез выгодно подчеркивал изящную линию плеч.

Вот она, красавица, дочка богатого фабриканта. Девушка, однажды заставившая отца сменить обивку в карете, чтобы была в тон ее платью. Девушка, которая выбросила новые туфельки, потому что ей показалось, что в них мало золотых нитей. Девушка, в досаде морщившая нос, когда видела, что он, Клейтон, ест что-то простое – например, кашу.

Он должен был ее презирать, однако…

Господи, как же ему хотелось коснуться пальцем каждой жемчужинки на ее платье, вплести новую нитку крупного жемчуга в ее шелковистые волосы и увидеть на ней великолепные жемчужные серьги.

Взглянув на себя в зеркало, Оливия покачала головой:

– Нет, я пойду в голубом атласе.

Тут Клейтон выпустил дверную ручку и для верности отступил на шаг от двери. Ему ужасно хотелось ворваться в комнату и спросить, в своем ли Оливия уме. Ведь слепому ясно, что это замечательное платье.

Словно прочитав его мысли, княгиня проговорила:

– Но шелк цвета слоновой кости создан специально для тебя, Оливия.

– Я все равно надену голубое.

– Если тебя смущает цена, – неуверенно сказала Катя, – то поверь, для меня это ровным счетом ничего не стоит. Я с огромной радостью куплю его для тебя.

– Я ценю твою доброту, но в этом нет необходимости, – заявила Оливия. Однако Клейтон заметил, как ее пальцы погладили восхитительную ткань. – Меня вполне устроит самое простое платье.

А ведь прежде Оливия не могла отказать себе в подобном удовольствии. Более того, она часто требовала у отца новых нарядов. Правда, когда он впервые увидел ее на фабрике, на ней было дешевое платье. И она неоднократно упоминала о плохо сидевших на ней платьях, которые ей ужасно не нравились.

Оливия изменилась – нет смысла это отрицать. Но действительно ли она стала лучше? Или ему просто хотелось видеть ее такой? Может, он просто искал оправдание своим чувствам?

Не исключено, что такую же власть его мать имела над отцом. Клейтон никогда не мог понять, почему отец постоянно разрешал ей вернуться, принимал ее. Как-то раз ее привез к дому бывший любовник, но отец все равно позволил ей войти. И если чувства, которые он сейчас испытывал, имели ту же природу…

Нет! Он тогда отца не одобрял, и сейчас ничего не изменилось. Здесь было что-то иное…

Клейтон снова осторожно заглянул в соседнюю комнату. Оливия не поддалась на уговоры Кати и портнихи, и ее наконец оставили в одиночестве.

Оливия встала и с наслаждением потянулась: руки подняты высоко над головой, спина выгнута. Потом она медленно сняла платье и корсет, оставшись в одной сорочке. После чего столь же медленно наклонилась, взялась за подол и стала поднимать его. Вот уже ее ноги обнажились до коленей…

Клейтон на мгновение зажмурился, потом открыл глаза. Он слышал, как шумит в ушах кровь. Проклятие! Если он хочет сохранить рассудок, то должен немедленно отойти от двери. Мысль о том, что Оливия могла делать одна, обнаженная, заставила его задрожать.

Ткань поднялась еще на несколько дюймов, и Клейтон увидел нежную кожу бедер.

«Закрой глаза, идиот! – приказал он себе. – Она имеет право на уединение, неужели не понимаешь?»

Еще полдюйма.

Но тут она выпустила из рук подол, и ткань закрыла ее ноги до лодыжек.

– Тебе понравилось представление?

Клейтон успел вовремя – хотя и совсем не грациозно – отпрыгнуть в сторону, чтобы не получить по физиономии распахнувшейся дверью.

Он постарался придать себе невозмутимый вид, но понимал, что это вряд ли ему удалось. Дыхание он еще мог контролировать, но как быть с краской, залившей лицо? И что делать с топорщившимися штанами?

– Узнал что-нибудь новенькое? – спросила Оливия.

Да, кое-что, например, то, что сквозь тонкую льняную ткань ее сорочки видны соски. И то, что они темно-розовые. Проклятие! Какого черта она не носит фланель?!

– Насколько я поняла, ты собирался шпионить за мной и получить доказательства моей работы на революционеров.

– Ты давно знала, что я здесь?

Что-то в ее лице неуловимо изменилось. И казалось, в глазах промелькнуло… удивление? А может, возбуждение?

– Ты застонал, вот я и узнала, что ты здесь.

– Не стонал я, – буркнул Клейтон.

Оливия рассмеялась. Теперь она явно развлекалась.

– Да, застонал. Когда с меня сняли первое платье. К тому же ты открыл дверь практически наполовину.

Проклятие! Это же катастрофа! Но Клейтон не собирался сообщать о «катастрофе» Оливии.

– Почему ты отказалась от платья?

– Я не отказывалась. У меня будет платье.

– От того… белого… Или кремового? Не знаю точно, как называется этот цвет.

Оливия молчала, внимательно разглядывая мягкий ковер, в котором утопали ее босые ноги. Наконец ответила:

– Оно мне не нужно. К тому же Катя и так слишком добра к нам. Она позволяет нам оставаться здесь, несмотря на очевидный риск. А тебе-то какая разница? Я имею в виду выбор платья.

Какая ему разница? Действительно, почему его так расстроил тот факт, что она не выбрала понравившееся ему платье?

Пожав плечами, Клейтон пробормотал:

– Просто я не знаю, какая ты теперь и как тебя понимать.

Ее грудь резко поднялась и опустилась.

– Я просто женщина. Женщина, совершившая несколько ужасных ошибок. – Она опустила глаза, и ее лицо потемнело. – Но я осталась женщиной. Всего лишь женщиной.

Оливия снова подняла на него глаза, и их взгляды встретились. Клейтон вздрогнул и на всякий случай – чтобы не прикоснуться к ней – завел руки за спину. Неужели у него так мало гордости? Достаточно ей взглянуть на него с тоской, и он упадет к ее ногам? Но он не желал снова превращаться в того несчастного парнишку, который в тюрьме вскакивал от каждого звука, уверенный, что она пришла, чтобы вызволить его.

– Тебе удалось продвинуться с шифром? – спросил он.

Оливия в растерянности заморгала, – очевидно, не ожидала столь быстрой смены темы.

– Нет. Полагаю, мне нужна твоя помощь. Я перепробовала все способы, которые мне известны, но даже не смогла понять, откуда надо начинать. Ты нашел Аршуна?

– Пока нет.

– Как ты намерен его искать?

Используя Оливию. Ведь революционеры в любом случае попытаются отыскать ее. Но он не мог ей так ответить, поэтому сказал:

– И этого пока не знаю.