Сильные руки обняли ее за плечи и коснулись чувствительных мест под коленями.

– Клейтон… – Оливия проснулась от собственного голоса.

А Клейтон склонился над ней, и их лица разделяли всего несколько дюймов.

Оливия вскрикнула, отпрянула в сторону – и свалила стопку книг. В растерянности заморгав, она наконец-то сообразила, что все еще находилась в комнате Клейтона. На его кровати. И, судя по лившемуся из окна тусклому серому свету, близился рассвет.

Клейтон отстранился и выпрямился. На его красивом лице промелькнула гримаса боли.

– Я собирался отнести тебя в твою комнату, пока не проснулись слуги, – пояснил он.

Когда она в последний раз смотрела на часы, было три. Выходит, она спала в его постели. А где же спал он?

Судя по тонкой складке, протянувшейся от его виска до подбородка, подушкой ему служила книга. А в углу комнаты лежало скомканное одеяло.

Оливия почувствовала укол вины.

– Надо было разбудить меня. Тогда ты бы мог поспать в своей постели. – Почему-то тот факт, что Клейтон еще не сложил одеяло, добавлял моменту интимности. Одеяло, наверное, еще хранило тепло его тела. И она это почувствует, если прикоснется к нему… или свернется на нем. Интересно, что он подумает, если она сейчас возьмет его одеяло и набросит себе на плечи? Или если она сделает глубокий вдох, чтобы почувствовать его запах?

– Ты устала. – Он пригладил ее локон, коснулся кончиками пальцев ее уха, шеи…

Оливия задрожала, но эта дрожь не имела ничего общего с холодом. Клейтон ночью снял сюртук, ботинки и галстук. Странно, но перчатки все еще оставались на нем.

– Ты, наверное, совсем замерз на полу.

– Однажды, недалеко от Парижа, нам пришлось переходить вброд реку, чтобы скрыться от французского патруля. В конце концов мы укрылись в старом крестьянском доме. Французская армия уже вывезла оттуда все, что можно было хоть как-то использовать, и Мэдлин предложила… – Лицо Клейтона потемнело, и он пробурчал: – Иди спать.

– Ты любил ее? – Слова эти вырвались раньше, чем Оливия сумела сообразить, что говорит. Мысленно отругав себя, она решила, что всему виной ее усталость.

– Мэдлин? – переспросил Клейтон.

Конечно, Мэдлин. Кого же еще? Женщину, настолько красивую, что мужчины выстраивались в очередь, чтобы выдать ей свои секреты. В ее постели, разумеется. Женщину, настолько удивительную, что он, Клейтон, общаясь с ней, понял: не все женщины предательницы, не все они такие, как Оливия. Женщину, которую он стремился защитить любой ценой.

– Так зовут Малышку? – Еще не договорив, она поняла, что перешла грань. Клейтон насторожится и обвинит ее в попытке выведать у него секретную информацию.

Но он лишь чуть нахмурился и кивнул.

Оливия вздохнула с облегчением. Странно, но она не испытывала ревности, ожидая ответа. По крайней мере – сильной ревности. Пожалуй, куда сильнее было любопытство. А надежда? Нет, она не обманывала себя и не рассчитывала на будущее с Клейтоном. Между ними было… слишком много боли. Но если Клейтон любил, если все еще любит эту самую Мэдлин, то ему следовало понять, что он вовсе не разуверившийся и отчаявшийся человек, хотя именно таким он себя считал. И она, Оливия, заставит его осознать эту нехитрую истину.

Почему-то ей стало грустно. Она хочет счастья Клейтону, чтобы избавиться от чувства вины? Нет, вовсе не по этой причине она желала ему счастья. Она хотела, чтобы Клейтон был счастлив, потому что он этого заслуживал. А прошлое… Оно утратило власть над ней.

И Оливия, чтобы не передумать, поспешно заговорила:

– Я пошла к отцу, поскольку боялась того, что может со мной произойти, если твои обвинения окажутся правдой. Я вовсе не была глупа. Я была избалована и не хотела потерять то, что имела. Но никогда – слышишь? – никогда я не ожидала, что отец обвинит в своих преступлениях тебя. Я надеялась, что он опровергнет твои обвинения, вот и все. Но я была эгоисткой. Ею и осталась. Я слишком люблю делать все по-своему, и, наверное, так будет всегда. – Выпалив все это, Оливия шумно перевела дух и подняла глаза на Клейтона, ожидая увидеть отвращение на его лице. Что ж, она его заслужила.

Когда же их взгляды встретились, Оливия поняла, что об отвращении и речи быть не могло – в глазах Клейтона была только нежность. И она молча смотрела в их бездонную глубину и старалась не утонуть в них.

Тут Клейтон медленно протянул к ней руку и разгладил пальцем морщинку у нее на лбу, потом его палец скользнул по переносице и замер в ямочке над верхней губой.

– Мэдлин мне как сестра. – Ему не пришлось говорить, что он любил и любит другую женщину. Это и так было ясно.

– А она действительно делала все то, о чем рассказывают?

Он коротко кивнул:

– Да, она спасала королей. Целые армии. Меня.

– Тебе ее не хватает? – «Ну почему так сильно болит сердце?» – думала Оливия.

Но минуты откровенности закончились.

– Попробуй еще немного поспать. Полагаю, через несколько часов приедет Голов, чтобы предложить… свою помощь.

– Он думает, что я работаю на него. – Оливия решила быть до конца честной.

– Что?…

Она пересказала разговор с министром, состоявшийся накануне.

– Мне показалось, будет лучше, если я для вида соглашусь. – Голов не должен был узнать, как много значил для нее Клейтон.

– А почему ты лишь притворилась, что приняла предложение?

«Потому что я люблю тебя», – мысленно ответила Оливия. И тут же спросила:

– Он действительно может заплатить?

– Это повлияет на твое решение?

– Нет.

– Даже если таким образом ты сможешь спасти фабрику? – Он вскинул руку, не давая ей ответить, потом на несколько мгновений закрыл глаза. – Иди спать, Оливия.

Когда Голов приехал, Клейтон еще не успел закончить завтрак, что было чрезвычайно неприятно. Ведь он оставил бекон на закуску, а теперь не получит от любимой еды никакого удовольствия.

– Вижу, я прервал ваш завтрак. Примите мои извинения, – сказал министр.

Клейтон молча кивнул. У него не было времени точно выяснить, кто из слуг Кати состоял на жалованье у Голова, но подозрения пали на нескольких. Один из лакеев почти наверняка шпионил для полицейского министра. И еще – горничная, убиравшая комнаты на верхнем этаже. Но она так явно пыталась шпионить, что ее не следовало опасаться.

Клейтон наколол на вилку кусочек бекона, решив не показывать, что худая землистая физиономия Голова напрочь отбивала аппетит.

– Вам удалось продвинуться в работе над шифром?

– Боюсь, что нет. А вам? – Накануне, перед балом, Клейтон передал Голову копию.

Министр утвердительно кивнул, но было ясно, что и он успехов не добился.

Кроме того, было ясно, что этот человек не мог не знать о заговоре. Он держал в кулаке и весь город, и свою семью, и предполагать, что ему ничего не известно о принадлежности родного брата к революционной организации, было бы глупо. А может, он тоже симпатизировал революционерам? Может, хочет, чтобы произошла революция?

– Я польщен вашим личным вниманием к этому делу. Не знал, что шифры – ваш конек, – сказал Клейтон.

– Скорее это ваш конек. И вашей подруги.

Клейтон сделал большой глоток чая, чтобы выиграть время и успокоиться. Даже Голов с его практически неограниченными возможностями не мог выяснить все подробности относительно Оливии.

– Она уничтожила склад оружия.

Нет, Оливия в это время мирно спала. Но Клейтон не стал говорить об этом министру.

– Думаю, вы с ней могли взломать шифр, но у меня создалось впечатление, что вы были заняты другим делом, когда она забрала документы Васина.

Мэдлин! Голов говорил о Мэдлин, а не об Оливии. Слава Богу… Впрочем, рано радоваться. Голов знает намного больше, чем следовало. Но откуда ему известно, что он, Клейтон, был отправлен в Москву, пока Мэдлин и Йен работали с Васиным?

Да, действительно, Мэдлин взяла у Васина некоторые бумаги, но они никогда даже не пытались их прочитать, а передали прямо в министерство иностранных дел.

Что же до оружия… Васин долго хвастался, стараясь уложить Мэдлин в постель, и, сам того не желая, выболтал местонахождение склада оружия. Они его нашли и уничтожили. Взрыв был весьма зрелищным.

Очевидно, место, где хранилось оружие, было указано в тех бумагах. Поэтому революционеры посчитали, что Мэдлин взломала шифр.

Клейтон усмехнулся и заявил:

– Это я взломал код.

– Если вы сумели взломать код тогда, почему же не можете сделать это сейчас? – Голов хрустнул суставами пальцев; звук получился довольно громким.

– Должно быть, я потерял сноровку. Как и вы, если не знаете, что правдинцы задумали на праздник.

– Зато мне известно многое другое. Например, я знаю, что мисс Свифт не Малышка. Правда, я пока не понял, делает это ее более ценной для нас или менее.

Клейтон положил вилку. Звук от удара ее о тарелку прозвучал чуть громче, чем следовало.

Голов улыбнулся, не разжимая губ.

– Похоже, что более ценной. Я прав?

– Она рассказала мне, что вы предложили ей сотрудничество.

Это сообщение, судя по всему, доставило Голову истинное удовольствие.

– И вы сразу стали ей доверять? Пожалуй, я ее немного недооценил. Умная девочка.

– Я ей и раньше доверял, – сказал Клейтон.

– Нет, не доверяли. Вы, как и я, не доверяете никому. – Голов поудобнее расположился в кресле. – Эта девочка мне явно нравится. Умненькая. Я с радостью отберу ее у вас.

Нет, никогда! Покуда он, Клейтон, жив, этого не будет. И после его смерти – тоже. Он выберется из могилы, чтобы уберечь Оливию от Голова.

В комнату вошла Оливия в розовом кружевном платье. Голова ее была высоко поднята, плечи развернуты.

– О, министр! Рада вас видеть.

– Насколько я понял, вы отклонили мое предложение о сотрудничестве, – сказал Голов.

Взглянув на Клейтона, Оливия нахмурилась, но тут же улыбнулась.

– Пока – да. Но знаете, мы ни на шаг не продвинулись с этим ужасным кодом. Хорошо, что вы пришли нам помочь.

Голов дважды моргнул. Он не привык, чтобы ему расточали улыбки. А Оливия, снова улыбнувшись, позволила министру поднести к губам ее руку.

– Я так и думал, – кивнул он. – Но рад, что вы подтвердили мои подозрения. Почему бы вам не довериться вашей спутнице, барон? Уверен, мисс Свифт и я… Мы могли бы поработать над кодом и без вас.

Клейтон не собирался ни на секунду оставлять Оливию с этим монстром.

– Вы не вполне понимаете ситуацию, Голов, – проворчал он.

Оливия положила полную ложку джема на овсяную лепешку. Было очевидно, что присутствие Голова не повлияло на ее аппетит.

Прошел час, и Клейтон был вынужден признать, что опять недооценил Оливию. Он почти ничего не знал о ее работе на общество, про которое она упоминала. Наблюдая за ней сейчас, он то и дело спрашивал себя: «Почему она до сих пор не управляет Лондоном».

Во время работы Оливия постоянно твердила о своем беспокойстве за судьбу русского царя, но при этом практически остановила процесс расшифровки. А теперь она заставляла мужчин объяснять ей все, вплоть до мельчайших деталей. Более того, заставляла их отчитываться перед ней.

– Вы уже поймали Аршуна? – Оливия пристально взглянула на министра.

Голов почесал за ухом. Кожа у него под глазами висела мешками, что делало его похожим на старого больного пса.

– Пока нет.

– А других революционеров?

Клейтон не поднимал глаз от листка, теперь лежавшего перед ним. Он делал вид, что увлечен работой, и очень надеялся, что Голов оставит без внимания вопрос Оливии.

– А что вам известно о других революционерах? Вы видели кого-нибудь еще в поместье графа? – ответил Голов вопросом на вопрос. – Я думал, вас держали взаперти.

Проклятие! Голов воспользовался ошибкой, которую Оливия, сама того не зная, допустила. Но она тут же это поняла и, взяв себя в руки, проговорила:

– Так и было. Я могла видеть людей во дворе только из окна, а оно располагалось высоко, и ничего нельзя было разглядеть во всех деталях.

– Но что-то вы видели?

– Почти ничего. Окно было маленькое и грязное.

– Вы должны рассказать мне все, чтобы я мог защитить царя.

Клейтон сомневался, что царь участвовал в махинациях министра. Очевидно, единственная цель Голова – защитить своего брата.

– Конечно, я расскажу вам все, что смогу. – Лицо Оливии стало задумчивым. Она никого не запомнила, кроме самого Аршуна и человека по имени Николай, которого граф убил у нее на глазах. Дрожь в ее голосе, когда она описывала его смерть, была искренней. Когда же она рассказала, как кровь пропитала ковер у ее ног, на ее глазах показались слезы.

«Перережу горло Аршуну, когда отыщу его», – твердо решил Клейтон.

Но почему он сам не расспросил Оливию о подробностях ее похищения? Наверно, потому, что не хотел ничего знать. Ведь любая царапина, любая ее боль или простое неудобство – его вина.

При этой мысли сердце Клейтона болезненно сжалось.

Министр же накрыл руку Оливию своей и проговорил:

– Мы делаем все возможное, чтобы найти его. – Ноздри Голова раздувались, а губы почти совсем исчезли. – Можете не сомневаться, он почувствует на себе всю мощь Российской империи. – Теперь голос Голова звучал вполне искренне, что немало удивило Клейтона.

Но вместе с тем Клейтон нисколько не сомневался: министр не верил Оливии. И конечно же, он знал о присутствии его брата в доме графа.

Его следующие слова подтвердили это.

– Полагаю, будет лучше, если вы сообщите мне все, что знаете, киска.

Подумать только! Голов назвал Оливию котенком! Клейтон даже не пытался скрыть отвращение. Он встал и подошел ближе к Оливии.

– Она сказала все, что знала.

Министр пожал плечами.

– Мне очень нравятся скрытые глубины. А вы, должно быть, ненавидите ее за скрытность.

Клейтону действительно не нравилось, что Оливия многое скрывала от него, но ненависти к ней он не испытывал. Более того, теперь-то он наконец понял, что был несправедлив к ней все эти годы. Осознание этого стало для него весьма неприятным сюрпризом, и он сказал себе: «Оливия должна быть в безопасности». Теперь эта мысль стала для него главной.

– Боже правый, вы все еще здесь сидите? – В комнату вошла Катя, и Голов был вынужден встать.

Княгиня широко улыбнулась:

– Превосходно! Сегодня у нас гости. Генерал Смиркин и его очаровательная новобрачная.

Генерал Смиркин был одним из немногих членов правительства, обладавших такой же властью, как Голов. И они с полицейским министром ненавидели друг друга.

Клейтон надеялся, что Катя сказала правду. Ведь Голов наверняка проверит ее слова.

Княгиня же, изобразив изумление, воскликнула:

– О, мисс Свифт!.. Вы выглядите утомленной, я бы даже сказала, осунувшейся. Что эти ужасные мужчины с вами сделали? Вам совершенно необходимо отдохнуть. Иначе вы заболеете.

Клейтон сложил листок с шифром и убрал его в карман.

– Мы можем продолжить завтра, – сказал он.

Голов нахмурился:

– Завтра – это совершенно неприемлемо.

– Тогда, может быть, поработаете без меня? – Клейтон пожал плечами.

Он поставил Голова в неудобное положение. Полицейский министр не мог признаться в своей некомпетентности перед Оливией и Катей.

– Мне жаль, что я вас расстроил, мисс Свифт. – Голов вежливо поклонился, затем поднял недобрый взгляд на Клейтона, и его кулаки непроизвольно сжались. – У нас с вами наверняка будет возможность поговорить. С глазу на глаз.

Когда он наконец вышел из комнаты, Катя содрогнулась.

– Прошу прощения. Возможно, он был вам полезен, но мои слуги наотрез отказались входить в эту комнату в его присутствии.

Клейтон кивнул:

– Вероятно, им не нравится убирать червей и куски разлагающейся плоти, которые он оставляет после себя.

Оливия и Катя уставились на него во все глаза, и рты у них одинаково раскрылись – стали похожими на букву О. Оливия первая пришла в себя и зажала рот ладонью, скрывая смех. Но веселье ее быстро прошло, и лицо снова обрело серьезное выражение.

– Я сегодня сделала ситуацию намного опаснее?

Клейтон шагнул к порогу и выглянул за дверь, желая удостовериться, что никто не подслушивает. Затем тихо проговорил:

– Возможно, Голов не знает, что его брат в тот день был у Аршуна, но он все равно не захочет рисковать. Ведь понятно же: если станет известно, что его брат – революционер, скандал погубит Голова.

– Иными словами, положение стало намного опаснее, так?

Клейтон не стал этого отрицать.

– Что будем делать? – спросила Оливия.

– Будем осторожны. Не думаю, что Голов сейчас рискнет открыто выступить против нас. Мы для него – лучший шанс взломать шифр. Революционеры тоже могут так думать. Это дает нам относительную безопасность до праздника. И еще… – Клейтон помолчал. – Я вовсе не испытываю к тебе ненависть.

– О… – Оливия смутилась. По правде говоря, она ждала совсем не этих слов. – Правда?

– Я же вчера поцеловал тебя.

Катя закашлялась и вопросительно покосилась на Оливию. А та быстро заговорила нарочито громким голосом:

– Кто приготовил эти чудесные блины?

Княгиня нахмурилась:

– Блины?… Ах да, их испек этот мужлан, которого Клейтон привел в мою кухню. Но кухарка, похоже, в восторге от своего нового помощника.

– Какой мужлан? – удивилась Оливия.

– Блин.

– Блин?! – Оливия вскочила на ноги. – Он здесь? – Она взглянула на Катю. – Ты говоришь, что он помогает кухарке, а не сидит взаперти?

– Не думаю, что во всем доме найдется столько веревок, чтобы связать этого великана. Клейтон спросил меня, смогу ли я принять его на несколько дней, и заверил, что он будет выполнять все необходимые работы по дому.

Дверь громко хлопнула – Оливия стрелой вылетела из комнаты.

Клейтон вышел вслед за ней. Когда он добрался до кухни, Оливия уже обнимала великана. По ее щеке скатилась слезинка, потом – еще одна. Она смеялась, пряча слезы, и хвалила Блина за чудесные блины.

Вся кухонная прислуга собралась вокруг; одни из них смеялись, другие же смущенно отводили глаза. А кухарка наблюдала за этой сценой из дальнего угла, прижимая испачканные мукой руки к объемистой груди.

Физиономия Блина была красной – почти пунцовой. Он похлопал Оливию по спине, явно стараясь сдерживать свою недюжинную силу.

– Моя бабушка всегда говорила: имея такое имя, надо оправдывать его, а не давать людям повод смеяться, – пробормотал великан.

Оливия наконец отпустила его и, отступив на несколько шагов, с улыбкой спросила:

– Как ты сюда попал?

Блин шаркнул ногой.

– Я не смог уйти, хотя ты и велела. Я остался, чтобы защитить тебя. И наблюдал за твоим окном, когда барон… – Он нашел глазами Клейтона, стоявшего в дверях. Тот молча кивнул. – В общем, барон… Он нашел меня в снегу. Я уже почти замерз. Барон привел меня в дом княгини. Я сказал, что хорошо готовлю, и меня определили на кухню.

Оливия медленно повернулась к Клейтону и несколько секунд молча смотрела на него. Когда же она снова повернулась к великану, на ее губах вновь заиграла улыбка.

– Но почему ты не ушел домой?

Блин потупился и ответил так тихо, что его никто, кроме Оливии, не услышал.

– Не смог.

Оливия хотела что-то сказать, но Клейтон, опередив ее, проговорил:

– Давай позволим Блину вернуться к делам.

Казалось, Оливия только теперь заметила других слуг.

– О, мне очень жаль, что я помешала. – Еще раз улыбнувшись, она направилась к Клейтону.

Как только они вышли в коридор, она схватила его за руку.

– Почему Блин не может вернуться домой?

– Потому что он крепостной, покинувший хозяина без разрешения. Если его поймают, наказание будет очень суровым, причем не только для него, но и для всей его семьи.

– И он пошел на такой риск из-за меня?! – воскликнула Оливия с дрожью в голосе. – Он сказал, что ты нашел его в снегу. Так и было?

Клейтон вкратце рассказал ей о встрече у дома, и Оливия, нежно погладив его по руке, прошептала:

– Спасибо тебе.

Клейтон облизнул неожиданно пересохшие губы. То, что он сделал, вряд ли можно было считать столь уж достойным поступком.

– За что ты меня благодаришь? Я же грозил ему ножом…

Оливия улыбнулась:

– Но ты все-таки решил проявить доброту.

– Потому что он присматривал за тобой. Если бы я мог, то уже за одно это отдал бы ему все свое состояние.

Ее рука сначала задрожала, а потом пальцы сильно впились в его руку.

О дьявол! Похоже, он сказал слишком много. И каждое его слово было правдой. При мысли об этом у Клейтона закружилась голова. Но в чем же он только что признался?

Клейтон поспешил в комнату, увлекая Оливию за собой. В этот момент его не беспокоило, что их могли увидеть слуги.

Захлопнув за собой дверь, Клейтон понял, что задыхается. И вряд ли он задыхался от короткой пробежки по коридору.

Ее ладонь коснулась его щеки, и на несколько секунд их губы соприкоснулись.

– Почему ты решил поверить ему?

– Потому что ты ему веришь. – Клейтон обнял Оливию за талию и прижал к себе. Он вдруг понял, что ему ужасно хочется поцеловать ее, и это была хорошая идея, отличная… великолепная! Это была лучшая идея, когда-либо приходившая ему в голову.

Он впился в ее губы жадным поцелуем, и их языки встретились.

Сердце Клейтона гремело в ушах в такт судорожному дыханию Оливии. На мгновение отстранившись, он проложил поцелуями дорожку вдоль выреза ее розового платья; на его вкус оно было слишком закрытым, но что делать? Он ласкал бархатистую кожу Оливии губами и языком, наслаждаясь ее дрожью и тихими стонами.

Значит, не было повода останавливаться.

Клейтон наконец-то почувствовал, что жив. Каждый его нерв вибрировал, а каждый вдох был – словно первый в жизни. И дело было даже не в возбуждении, хотя он ужасно возбудился. Нет, просто стало весело и радостно. Хотелось распахнуть окно и рассмеяться в лицо луне. Хотелось вдруг подхватить Оливию на руки и кружить до тех пор, пока не запросит пощады.

С нижнего этажа донесся громкий смех. И этот смех вернул Клейтону какое-то подобие рассудка. Он отступил от Оливии и помотал головой, надеясь, что в голове прояснится. Не помогло.

– Это Смиркин, – пробормотал он, попятившись, чтобы уже не прикасаться к Оливии.

Но она тотчас шагнула к нему.

– А нас может не оказаться дома, ведь так?

Клейтон понимал, что должен отойти от нее, но, как выяснилось, он уже уперся спиной в стенку. Поэтому он лишь шумно выдохнул, когда ему на грудь легла рука Оливии.

– Ты возненавидишь меня, если я позволю себе…

– Почему? – перебила она.

– Потому что после этого ничего не будет.

– А если этого хватит? – С этими словами она прижалась губами к уголку его рта.

Клейтон почувствовал, что не в силах ей противиться. А она поцеловала его еще раз и еще…

Его веки опустились. Теперь он видел перед собой только расплывчатые цветные пятна.

– Ты играешь с огнем, Оливия.

– Вот и хорошо.

Утробно зарычав, Клейтон снова прижал ее к груди и провел пальцем по пухлым губам Оливии.

– Твои губы пахнут малиной и лучшим шотландским бренди.

Оливия хотела поцеловать его палец, но потом передумала и, нахмурившись, пробормотала:

– Ты же не любишь бренди.

Его палец опустился к ее подбородку, потом – к шее…

– Теперь люблю. – Если бы не перчатки, он бы почувствовал биение пульса у нее на шее.

Оливия приподнялась на цыпочки, так что ее губы оказались в дюйме от его губ.

– Ты уверен? Может быть, тебе надо попробовать еще раз?

Клейтон замер, не в силах отвести глаз от ее соблазнительных губ. А она, коснувшись его губ языком, обворожительно улыбнулась.

Со стороны лестницы послышались шаги. За ними послали слуг – в этом можно было не сомневаться.

Клейтон поспешно отступил от Оливии, но перед этим еще на мгновение прижал ее к себе.

– Если ты скажешься больной, то сможешь пропустить чай и закончить разборку оставшихся книг Васина. – Он достал из кармана какую-то бумагу и протянул ей. Это оказался список, который она составляла накануне ночью. Клейтон медленно сложил листок и спрятал туда, куда женщины обычно прячут то, что им дорого, – за лиф платья между грудями. – Лучше, чтобы это находилось у тебя.

Оливия молча кивнула, и тут же в ее дверь постучал лакей, сообщивший о прибытии генерала. Затем он постучал в соседнюю дверь и сообщил то же самое «господину барону». «Хорошо бы лакей не заметил, что я ответил из ее комнаты», – промелькнуло у Клейтона.

– Ты хорошо знаешь Смиркина? – спросила Оливия, когда слуга ушел.

Клейтон фыркнул и пробормотал:

– Он уверен, что знает меня хорошо. Полком, с которым я шел, когда спас жизнь Александра, командовал именно Смиркин. Он утверждает, что помнит меня по множеству сражений, во время которых был слишком пьян, чтобы запомнить кого-то еще. – Клейтон зашел в свою комнату и вернулся со стопкой книг и бумаг. – Вот, возьми. Помнишь, как ты пыталась мне объяснить, каким образом на фабрике производится бумага.

Оливия схватила книги в охапку.

– Ты всегда был чудовищем! Знал же, что я тогда понятия не имела, как делается бумага.

– Знал, конечно, но это тебя никогда не останавливало. Я думал, что ты имеешь хотя бы отдаленное представление о процессе. Но бумага из молока – это сильно.

Оливия, не сдержавшись, рассмеялась.

– Просто жидкость в баке была белой. И мне показалось, что в этом есть смысл. Во всяком случае, это было бы разумнее, чем бумага из старого тряпья.

Клейтон вернулся в свою комнату и уже через несколько секунд громко постучал в ее главную дверь.

– Я теперь знаю, как производится бумага. – По какой-то непонятной причине для Оливии было очень важно, чтобы он это понимал. – Я даже могу сказать, какое время требуется на распад каждого вида ткани на волокна.

Клейтон проигнорировал ее заявление, и всю дорогу до Катиной гостиной они прошли молча. Княгиня ожидала их в обществе румяного мужчины с густыми седыми бакенбардами и воистину выдающимися усами и стройной миловидной женщины – вероятно, его жены.

– Барон Комаров?! Рад видеть, что кому-то Сибирь пошла на пользу! – сказал Смиркин и громко засмеялся собственной шутке.

Мужчины обменялись рукопожатиями, а Катя представила Оливию и Клейтона жене генерала. Та окинула его оценивающим взглядом; когда же Клейтон поднес ее руку к губам, она со вздохом проговорила:

– Думаю, ты меня не помнишь.

– Вы знакомы? – удивился Смиркин. – Что ж, прекрасно! Всегда приятно встретить старых знакомых.

Генерал считает, что все хорошо? Неужели он не понимает, что эти двое были любовниками? Воздух между ними словно искрит от напряжения. А она, Оливия, хотела произвести на него впечатление поцелуем… Наивная!

– Я вас помню, – сказал Клейтон. – Мы встречались на балу у Ригицких.

Конечно, он все помнит. Наверняка он даже сможет вспомнить все, что на ней было надето в ту ночь. И разумеется, он запомнил и то, что произошло между ними.

Тут жена генерала вдруг приподнялась на цыпочки и запечатлела на щеке Клейтона смачный поцелуй. Оливия невольно поморщилась. Влажные губы этой особы едва не сожрали Клейтона!

– Твоя рука больше меня не испугает, – шепнула она.

«Его рука?» – удивилась Оливия.

Правая рука Клейтона, на которой постоянно была перчатка, дернулась, но на этот раз он не убрал ее за спину.

«Выходит, эта дама что-то знает про его руку…» – подумала Оливия. Она подошла вплотную к Клейтону, вынудив нахалку отойти. Как она смеет вести себя настолько нагло?!

Генеральша надула губы.

– Не могу поверить, что ты не навестил меня. Я была так одинока…

«Теперь она, похоже, намеревается переспать с ним!» – возмутилась Оливия.

Генерал похлопал супругу по спине.

– Мне жаль, что я не могу уделять тебе больше внимания, моя милая. В последнее время очень много дел. Чего стоит один только сегодняшний скандал с митрополитом. Люди возмущены. Самое время напомнить царю, чтобы не слишком доверял этим темным лошадкам.

– Какой скандал? – спросила Катя, расставлявшая чайные чашки.

Супруга генерала улыбнулась с видом абсолютного превосходства.

– Митрополит арестован! – сообщила она.

– А в чем его обвиняют? – спросил Клейтон.

На физиономии генеральши отразился праведный гнев.

– Он убивал юных девушек. – Генеральша потянулась к Клейтону. – Ох, я так боюсь!..

Оливия взяла Клейтона под руку, оттеснив наглую даму.

– Слава Богу, у вас есть муж, – сказала она.

– Может быть, перейдем к столу? – спросила Катя.

Вскоре все расселись, и Оливия решила, что одержала победу; ей удалось занять место рядом с Клейтоном, а генеральше пришлось сесть напротив.

Но тут генеральша подалась вперед, и ее груди едва не вывалились на стол. При этом она окинула соперницу торжествующим и насмешливым взглядом.

Тогда Оливия решительно положила руку на колено Клейтона. Она не смотрела на него, поэтому не знала, на чьей стороне его симпатии в этом поединке, но он по крайней мере не сбросил ее руку.

Катя быстро разлила чай – такой скорости в столь сложном процессе Оливии еще не приходилось видеть.

– Итак, генерал, вы должны рассказать мне о вашей славной победе при Винково. Я никогда не устану слушать рассказ об этом замечательном сражении, – проговорила хозяйка.

Чрезвычайно довольный собой Смиркин с улыбкой пригладил усы.

– Это и в самом деле был замечательный бой. Мы захватили артиллерию из-под носа у Мюрата. Говорят, что из-за этого Наполеон и бежал из России. А барон, как всегда, был в гуще событий. Помню, как он устремился в бой на своем вороном жеребце…

Клейтон кивнул:

– Насколько я помню, именно вы тогда дали мне другого коня.

Смиркин усмехнулся:

– Совершенно верно. Отличный был конь.

Клейтон в задумчивости покачал головой.

– Ох, даже не знаю, что могло бы произойти, если бы не вы, генерал. Ведь состояние моего собственного коня было весьма плачевным.

Генеральша подалась еще немного вперед. Ее груди, можно сказать, лежали на тарелке рядом с лепешкой.

– А что случилось с вашим скакуном?

– О, это трагическая история… – начал Клейтон.

И генеральша приготовилась слушать. Оливия же, глядя на ее груди, вдруг и впрямь почувствовала ужасную головную боль, на которую Клейтон предлагал ей сослаться. И стала прямо-таки нестерпимой. Но Оливия отказалась уступать Клейтона этой женщине. Она уже открыла рот, чтобы указать генеральше на непорядок в ее туалете, но Клейтон предостерегающе сжал ее руку, не позволив заговорить.

– Все дело в том, что конь не должен испытывать нежных чувств к свинье, – сообщил он.

– К свинье? – переспросила Катя.

– Ну да… У меня был отличный конь. Но он отказывался отходить от одной из свиней, которых в полку возили для еды.

Генерал хмыкнул.

– То еще было зрелище. – Он действительно верил, что все это видел.

– К сожалению, одному из кабанов это не понравилось, и он напал на коня, – продолжал Клейтон.

– Кабан напал на твоего коня? – спросила Оливия.

Клейтон взглянул на нее с такой абсолютной и подкупающей искренностью, что ей пришлось зажать рот кулаком – якобы от страха, – чтобы не расхохотаться.

Катя сделала глоток чаю и закашлялась.

– Нападение был неожиданным и жестоким, – заявил Клейтон.

– Но боевой конь наверняка мог убить кабана копытом, – заметила генеральша.

Клейтон протяжно вздохнул.

– Кабан собрал на помощь своих друзей. Мой Клутер сражался как лев, но, увы, когда я подоспел на помощь, было уже слишком поздно.

Теперь Оливия не сомневалась: в этой истории не было ни слова правды и рассказана она была для нее. Клутером звали одного из рабочих на фабрике ее отца. Это был своенравный злобный старик с лошадиным лицом.

– Они убили коня? – спросила генеральша.

– Нет, но он после этого стал бояться хрюканья и других громких звуков, и на поле боя от него было мало толку.

Тут Оливия вскочила из-за стола. Она была не в силах сдерживать смех. Вероятно, ее лицо уже стало красным от усилий не хихикать, как идиотка.

– Извините, я слишком чувствительна для таких историй. Мне надо отдохнуть… прийти в себя.

Генеральша окинула ее презрительным взглядом и проговорила:

– Прошу вас, продолжайте, барон. Я нахожу ваш рассказ потрясающим.

Клейтон покосился на Оливию, потом вновь заговорил:

– В общем, когда к его страху перед цыплятами, от которого он страдал уже давно, добавился страх перед хрюканьем, вы, генерал, мудро посоветовали мне его сменить.

Оливия с позором бежала. Она успела добежать до лестницы и рухнула на ступеньки, давясь от хохота. Интересно, как шпионы Голова объяснят ему ее странное поведение?

Прошло несколько минут, прежде чем она немного успокоилась и начала подниматься вверх по лестнице. За эту историю Клейтон заслужил два очка. Она уже и забыла, как он хорош в подобных комедиях абсурда. Ведь от такого человека все ожидают, что он будет вести себя как скучный любитель фактов. Но Клейтон обожал смех и розыгрыши. Иногда представления уличного кукольного театра, всегда казавшиеся ей пустыми и глупыми, заставляли его хохотать до упаду. И, глядя на него, Оливия тоже начинала смеяться.

Устроившись в своей комнате, Оливия очень быстро закончила свою работу и решила, что, пожалуй, стоило помочь Клейтону с его бумагами. Он же взял на себя большую часть работы… Не исключено, что после общения с генералом и генеральшей он будет не в состоянии сосредоточиться.

Оливия взяла лист бумаги и открыла дверь в смежную комнату. В тот же миг чья-то сильная рука зажала ей рот и втащила внутрь.