Паша взял Мари за подбородок.

— Я бы не просил тебя это делать. Ты слишком рискуешь, появляясь здесь. Но вижу: твоя верность сильнее преданности моих собственных кровных родственников.

Мари смахнула слезу. Да, паша не попросил бы ее об этом. Вот поэтому она и была вынуждена приехать сейчас к нему.

И все же она не могла претендовать на ту верность, которую он приписывал ей. Но не могла и отрицать ее. Конечно, она не предавала Исада своей работой на британцев, но предавала его, паши, правительство. Увы, он не увидел бы разницы… Не видел ее и Беннет.

Мари питала надежду, что, передав Исаду эти сведения, она успокоит свою совесть. Различия между обманом и верностью не волновали ее, но все же она еще никогда не была так растеряна…

Разумеется, она поступила правильно, приехав сюда. Посол и Талат не имели никакого права устраивать этот заговор. Но Исад водрузил ее на такой пьедестал, которого она не заслуживала.

— А я уже принял решение относительно твоего приданого, — заявил паша.

— Приданого?..

Исад ласково улыбнулся ей:

— Мы с Берией уже стары. И ни одному из нас не нужно наше богатство. Мы решили, что большая часть его перейдет тебе, когда ты выйдешь замуж. Тсс…Я знаю, когда-нибудь ты выйдешь замуж, даже если это будет не твой майор. Мы уже несколько месяцев обсуждаем это.

Исад был очень богат, в несколько раз богаче принца- егента.

— Но ваши родственники будут недовольны…

Исад усмехнулся:

— Ха, удивила! Последние десять лет дети моего брата бродят вокруг меня как стая голодных шакалов. Но они будут жить на то, что я им дам. Или не получат ничего. — Паша потрепал девушку по щеке. — Ты моя настоящая дочь во всем, кроме крови.

Мари вскочила на ноги.

— Но я не могу принять такой подарок!

Исад подавил смешок.

— Было бы глупо отказываться от денег. И не беспокойся, что твое богатство вскружит голову многим молодым людям. О нем знаем только мы с Берией и мой адвокат.

Нет, должно быть, знал еще и Талат. Теперь ей стали ясны его странные вопросы, с которыми он обращался к Беннету. Он думал, что Беннет каким-то образом узнал об этом приданом.

Мари отступила к двери. Ей не нужны были эти деньги. Исад не оставил бы их ей, если бы знал о ней всю правду.

— Мне не нужны деньги, — заявила она.

Исад снова усмехнулся:

— Поэтому мы и отдаем их тебе. Ты сумеешь разумно распорядиться ими.

Противоречивые чувства теснились в ее груди, и ей казалось, что она задыхается. Ох, неужели так будет всегда? Ведь даже если она откажется ехать в Вурт, сможет ли она когда-нибудь прямо посмотреть в глаза Исаду? Она отдала бы все это приданое только за одно лишь душевное спокойствие, за то, чтобы сидеть за столом Исада и не чувствовать себя самозванкой.

— Я должна вернуться на вечер, пока меня не хватились, — пробормотала Мари.

Исад кивнул:

— Да, конечно. Я пошлю с тобой несколько слуг для охраны.

Мари по-прежнему отступала к двери.

— Нет, не надо. Меня ждет Селим. Со мной все будет в порядке. Прощайте.

Мари поспешила выйти, но в саду уже не спешила.

Тяжело опустившись на край фонтана, она прошептала:

— Я предательница…

И действительно, те два человека, о которых она так беспокоилась, без сомнения, назвали бы ее предательницей прямо в лицо. И они оба могли бы приговорить ее к виселице.

Но хуже всего было то, что в глубине души она не чувствовала себя предательницей, и единственным ее чувством была печаль.

Мари говорила себе, что ее жгучие слезы вызваны чувством вины за то, что она обманула Исада, не сказав ему всей правды о себе. Но почему же сейчас, когда она возвращалась на прием к послу, ей стало еще хуже, чем прежде?

Поднявшись на ноги, она наконец пошла к выходу и прошла через ворота, за которыми ее ожидала карета.

Селим неподвижно сидел на козлах.

— В доме вас ожидает рассерженный жених. Не выбросить ли мне его оттуда? — спросил дворецкий.

Как будто Селим мог заставить Беннета пошевелиться, если тот этого не хотел.

Мари покачала головой:

— Нет, не надо. Хотя он, конечно, раздражен. Ведь я бросила его. Я поговорю с ним. — Она наклонила голову и утерла слезы, упорно стоявшие в глазах. Затем открыла дверцу.

— Раздражен?.. Слабое слово для того, что я чувствую, мисс!

Мари забралась в карету и закрыла дверцу. И вдруг увидела Беннета в дальнем углу. Она молча села напротив него.

— Черт побери, о чем вы думали?!

Голос его прозвучал резко, как свист хлыста. Глаза же пылали гневом. И казалось даже, что она вызывала у него отвращение.

Мари тихонько всхлипнула. Исчезла всякая надежда на то, что она сможет что-либо объяснить Беннету. И все же она прошептала:

— Информация, которую ваш кузен предоставил бею, должна была унизить Исада. Я не могла допустить, чтобы его оскорбляли.

Майор нисколько не смягчился.

— Будь это хоть заговор с целью свергнуть самого султана, мне это безразлично. Но информация была засекречена, и вы это знали. Вы предали Англию!

Тут и Мари охватил гнев.

— Моя преданность никогда не принадлежала Англии! Я предана только своему народу. И Исад — такой же. В отличие от некоторых. За это я и ценю его.

Беннет процедил сквозь зубы:

— Информация была засекречена.

— Вы говорите об этом… словно о какой-то святыне. Может быть, для вас это именно так, но не для меня. Я не давала клятвы верности Англии. Я просто предположила, что разделяю некоторые ваши взгляды.

— А я предполагал, что у вас есть чувство чести.

У нее сжалось сердце от этого его заявления.

— Видимо, вы слишком поспешно предположили… Возможно, в следующий раз вы сначала узнаете правду, прежде чем делать предположения.

Он приподнял бровь.

— А вы бы сказали мне правду?

— Да, — кивнула Мари.

Кое-что ей хотелось от него утаить, а об этом она действительно сказала бы.

— Неужели вы сказали бы мне о своем посещении Исада?

— Да.

— Но тогда почему же вы помогаете британцам?

— Я помогаю грекам. Мне наплевать на Англию.

— А почему вы согласились делать чертежи даже после Чорлу? Неужели вам предложили так много денег?

Мари с удивлением посмотрела на собеседника.

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете?

Беннет, казалось, смутился.

— А что я должен знать?

— Они принудили меня.

— Предложенная вам сумма была столь велика?

Мари презрительно фыркнула.

— Думаете, что я стала бы рисковать жизнью ради денег?

Майор молчал, и она продолжала:

— Да, похоже, вы именно так и думаете. Но я не так глупа, как вам кажется. Ваш кузен угрожал мне.

Беннет откинулся на спинку сиденья и скрестил на груди руки.

— И как же он угрожал вам?

— Ваш кузен подошел ко мне после того, как я сообщила, что моя работа окончена. И он сказал, что в интересах греческого движения необходимо убрать Нейтана.

— И это так на вас повлияло?

Равнодушие, прозвучавшее в голосе Беннета, очень ее задело.

— Да, повлияло. Нейтан — единственный, кто по-настоящему помогает грекам. Ваш кузен сказал, что если я сделаю чертежи еще двух фортов, то Нейтану позволят остаться и закончить свою миссию. А если я этого не сделаю, его отправят в другое место.

— Как благородно с вашей стороны! Почему вы хотите помогать грекам?

Мари помолчала, потом тихо заговорила:

— Знаете, когда другие девочки играли в куклы, мы с моей матерью играли в повстанца и солдата. Когда же мне приходилось играть с другой девочкой, я должна была чертить план комнаты, в которой мы играли, и, возвращаясь, делала точный до последнего дюйма план.

Беннет пожал плечами; он явно не понимал.

А Мари тем временем продолжала:

— В Англии моя мать каждую минуту посвящала борьбе за свободу своего народа. Она возвращалась с одной из встреч, на которых пыталась собрать средства для повстанцев, и тут ваша проклятая страна убила ее…

— Но ваша мать умерла от воспаления легких, не так ли?

Мари кивнула. Беннет по-прежнему ее не понимал, и она не могла объяснить ему свой гнев. Не могла объяснить его даже себе. Но она точно знала: все английское приносило ей несчастья. Английская сестра ее отца, которая увезла Мари к себе после смерти матери. Английские врачи, не сумевшие спасти ее мать. Проклятая английская земля, засыпавшая ее гроб.

— Но почему только сейчас?.. Ведь вы стали помогать грекам совсем недавно, верно?

Мари медлила с ответом. Она не хотела говорить о других повстанцах и о том, как близко она была связана с ними.

— Четыре месяца назад они казнили гречанку. Как предупреждение другим ее тело целый месяц не убирали от городских ворот. — Мари поежилась, хотя в карете было душно и жарко. — На ее месте могла бы быть моя мать.

Ночью Мари сняла со стены тело. Тогда она и встретила Нейтана. А та женщина была его возлюбленной и соратницей по борьбе.

Слезы снова подступили к ее глазам, и она медленно выдохнула, пытаясь сдержать их.

— Так, значит, британцы — как бы заложники вашего восстания? Вернее, инструмент, помогающий ослабить Оттоманскую империю?

— А кто я для британцев? И разве мои намерения имеют для них значение? Британцам нужна лишь информация, которую я могу им передать. Дважды вы принуждали меня продолжать работу, когда я уже хотела отказаться от нее.

Тут карета остановилась, затем заскрипела — это Селим слезал с козел.

— Я прикажу Селиму отвезти вас обратно на суаре, — сказала Мари.

Беннет открыл дверцу и предложил Мари руку.

— Позвольте проводить вас в дом.

Она отказалась от его помощи и соскочила на землю.

— В этом нет необходимости.

Беннет взял ее за плечо.

— Мари, я настаиваю.

Селим стоял в нескольких футах от них, глядя прямо перед собой, но он слышал каждое их слово.

Мари помедлила, потом кивнула:

— Что ж, прекрасно. Пойдемте.

Майор повел ее на женскую половину, и горничная ахнула, когда они вошли.

Мари сдержанно улыбнулась:

— Не беспокойся, Ашилла.

— Но я приготовила вам ванну, и ваше платье…

— Я займусь этим, — перебила Мари.

Горничная взглянула на них с беспокойством.

— Я буду неподалеку, если вам что-нибудь потребуется, госпожа.

Мари снова улыбнулась:

— Со мной все будет в порядке.

Ашилла чуть присела в поклоне и вышла.

— Эта дверь запирается? — спросил Беннет.

— А что?

— Нам надо закончить дискуссию, и я не хочу, чтобы ваши слуги помешали нам.

— В таком случае вам следует дать им повод не беспокоиться за меня.

— Ключ.

Он протянул к ней руку.

— Да, сейчас.

Каким бы сердитым майор ни был, она не опасалась за свое благополучие — по крайней мере за физическое благополучие.

А вот за свои чувства Мари не могла поручиться. Так что было бы лучше поскорее со всем этим покончить.

Достав ключ из потайного местечка в глиняной вазочке у двери, Мари заперла дверь.

— Вот так. Теперь скажите, чего вы хотите, и уходите.

— Нет, я не уйду.

Мари возмутилась:

— Конечно, уйдете! Вы не можете здесь оставаться!

— Могу. Сегодня вечером, сбежав с приема, вы показали, что не способны держаться подальше от беды. Но вопреки вашему предательству вы стоите слишком дорого, чтобы вами рисковать.

Изумление оказалось сильнее обиды.

— Вы это серьезно, майор?

Он скрестил на груди руки и теперь представлял собой довольно внушительное зрелище.

— Да, вполне серьезно. Ведь вы сегодня не только сбежали с бала, не предупредив меня, но и пошли пешком по городу. В темноте. А ведь знали, что ваша жизнь в опасности…

— Едва ли я могла предупредить вас. Вы бы не отпустили меня.

Майор промолчал, и Мари добавила:

— Я сделала то, что должна была сделать. И вам надо это понять, даже если вы со мной не согласны.

Его пристальный взгляд, казалось, пронзал ее насквозь.

— В отличие от вас, Мари, я связан своим долгом и обязательствами.

Все, довольно! Она устала оправдываться перед этим человеком! Схватив подушку с ближайшего дивана, Мари швырнула ее в Беннета.

— Вот, возьмите! Будете спать за дверью. Надеюсь, получите удовольствие.

— Я не засну, пока не заснете вы.

— Осмотритесь. Отсюда нет выхода, кроме двери, за которой вы будете спать.

Ради безопасности женщин тут имелся только один выход. На окнах были решетки, пропускавшие воздух, но они делали побег невозможным. Так что если бы Беннет улегся сразу за дверью, она, Мари, стала бы узницей.

— А теперь я собираюсь приготовить постель. Вы, майор, в этом не участвуете.

— Я буду рядом.

Если бы он произнес эти слова несколько часов назад, они бы ужасно возбудили ее. Теперь же еще больше разозлили.

И все-таки Мари не могла забыть те чувства, которые они оба испытывали там, в кабинете. И сейчас она внимательно разглядывала лицо стоявшего перед ней мужчины и его руки, еще совсем недавно обнимавшие ее и ласкавшие…

При каждом вдохе она чувствовала боль в груди, и больше всего ей хотелось сжаться в комочек… и заплакать. Но нет, она не станет плакать — ей не хотелось доставлять ему такое удовольствие.

Мари сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Пусть Беннет не думает, что он прав только потому, что не соглашался с ней. Просто они с ним — совсем разные. И она не виновата, что он ошибался в своих предположениях. А если бы ей снова пришлось думать, стоит ли помогать Исаду, она приняла бы то же самое решение.

Мари приободрилась и расправила плечи.

Беннет дурак, если думает, что она будет кроткой кающейся узницей. Ведь каждый узник стремится вырваться на свободу, разве не так?

— Я приму ванну, — сказала Мари.

— Вы так легко не избавитесь от меня.

Эти его слова прозвучали уверенно — как вызов. И столь же уверенные шаги послышались у нее за спиной.

Мари усмехнулась, входя в ванную комнату. Ашилла, как и обещала, приготовила ванну. На мраморных колоннах и в арках горели свечи. Прохладный ветерок проникал сквозь отверстия в потолке, и причудливые тени мелькали на стенах, а пар, поднимавшийся над утопленным в полу бассейном, кружился узорами, словно в калейдоскопе.

Полотенца лежали аккуратной стопкой, а ее красный бархатный халат был наброшен на скамью. В воздухе чувствовался запах апельсинового масла, которым Ашилла ароматизировала воду.

Мари сбросила туфли и почувствовала под ногами прохладу мраморного пола. Более утонченной, возбуждающей и чувственной атмосферы нельзя было и желать. Девушка наклонила голову, чтобы скрыть улыбку удовлетворения.

— Не маленькую ли, по пояс, ванну вы ожидали, Беннет?

Она сунула руку под платье, развязала подвязки и сняла чулки, на какое-то мгновение обнажив лодыжки.

Но майора, казалось, комната интересовала больше, чем действия хозяйки дома. «Грубиян!» — подумала Мари. И, повернувшись к нему спиной, собрала в руку волосы.

— Не затруднит ли вас просьба расстегнуть мне пуговицы? Ведь вы выгнали мою горничную…

Беннет выполнил ее просьбу ловко и проворно.

«Будь я проклят!» — воскликнул он мысленно.

Руки Мари, когда она снимала платье, дрожали как листья на ветру. Обернувшись, она увидела хитроватую улыбку на губах майора. Наверное, думал, что она блефует.

Одно резкое движение — и платье упало к ее ногам.

Потом она нащупала тесемки корсета, завязанные узлом.

Мари снова подняла волосы и опять повернулась спиной к Беннету.

— Майор, будьте добры…

На этот раз он помедлил, прежде чем выполнить ее просьбу.

Что ж, очень хорошо. Возможно, он начинал жалеть, что нарушил ее уединение.

Эта мысль придала ей смелости, и планки корсета упали на пол рядом с платьем. Теперь только сорочка прикрывала ее тело.

Мари по-прежнему стояла спиной к Беннету, надеясь, что он вот-вот уйдет.

Сорочка приятно щекотала тело, когда она шагнула к краю бассейна. Мари опустила ногу в теплую воду, ступив на первую ступеньку. За спиной раздался вздох. Она ступила на следующую ступеньку, затем — на третью, на четвертую…

Беннет по-прежнему молчал. И теперь она не слышала даже его дыхания.

Набрав в грудь побольше воздуха, Мари нырнула и под водой подплыла к противоположному краю бассейна. Она вынырнула, хватая ртом воздух и отбрасывая за спину мокрые локоны, прилипавшие к лицу и плечам.

И она не стыдилась своего вызывающего поведения, — напротив, была очень довольна собой.

Беннет же снова скрестил на груди руки. Он все еще молчал и не отрываясь смотрел на противоположную стену, а не на Мари.

— Майор, дверь позади вас, если я вас смущаю, — сказала она.

И тут же поняла, что ей не следовало это говорить, ибо слова ее прозвучали как победный клич или же очередной вызов.

Тут он взглянул на нее. И в его глазах была ярость.

— Вы меня нисколько не смущаете. Но я жалею, что ваша глупость лишила меня моей вечерней ванны. А впрочем…

Он начал расстегивать пуговицы своего мундира. Следом за мундиром на мокрый мраморный пол упал и его жилет.

Мари судорожно сглотнула и прижалась спиной к стенке бассейна.

— Э… Простите, вы…

Мари в растерянности захлопала глазами.

Беннет расстегнул рубашку и снял ее через голову.

— Безусловно, вы собирались пригласить меня присоединиться к вам.

— Честно говоря…

Мари снова умолкла.

— Что ж, благодарю за приглашение.

Его пояс со стуком упал на пол. За поясом последовали сапоги.

Мерзавец! Она со злостью посмотрела на него. Он решил использовать против нее ее же оружие. Но она этого не допустит!

Мари не спускала с Беннета глаз. А потом вдруг нырнула под воду, чтобы не выдать себя, — его обнаженный торс волновал ее и возбуждал…

А майор сбросил брюки и в одном белье спустился по ступенькам бассейна.

— И если вы, Мари, предпочтете превратить это в битву, то победителем стану я, — заявил он, когда она вынырнула в нескольких дюймах от него.

— Вы говорите это с такой уверенностью…

Она снова нырнула, чтобы удалиться от него, но он успел ухватить ее за лодыжку.

Мари вынырнула, отфыркиваясь. И Беннет тотчас же прижал ее к себе, так что нос девушки оказался всего в нескольких дюймах от его груди.

— Вы не сможете сделать ничего такого, чего бы я не предвидел. — И сейчас его голос был совсем не властным, скорее — дружелюбным. — Ничто не застанет меня врасплох, понятно?

Она обхватила его бедра ногами и обняла за шею. «Интересно, а это он предвидел?» — подумала Мари. И тут же прижалась губами к его губам.

— Черт бы вас побрал… — прошептал он, чуть отстранившись.

— Я думала, вы знали, что это произойдет.

Она осторожно прижалась к твердому бугорку между его ног.

Он тяжело вздохнул.

— Вы прекрасно знали, что я не хотел…

— Вы были слишком напыщенным и самодовольным, поэтому ничего не понимали.

Он взял ее за ягодицы и еще крепче прижал к себе. Мари шевельнулась и едва удержалась от стона, почувствовав, как к ней прижимается возбужденная мужская плоть.

Тут Беннет вдруг вздрогнул и попытался отстраниться от нее, но она, придержав его, снова к нему прижалась.

— Черт, Мари… Что вы делаете со мной? — прохрипел он.

— Кажется, в «Камасутре» это называется «сплетающимися близнецами».

Вода плескалась вокруг них, когда он прижимал ее к стенке бассейна.

— Мари, разве вы никогда не останавливались, чтобы обдумать опасность ваших поступков?

Она ахнула, когда он сунул руку меж ее ног и начал ласкать ее.

— Почти всегда… останавливаюсь, — пробормотала Мари. — Если только меня не втягивает в какое-нибудь дело такой напыщенный, властолюбивый…

Его пальцы задвигались быстрее.

— О, Беннет!..

Он коснулся губами ее уха.

— Дорогая, как я могу устоять перед вами?

Мари тихо застонала. Он своими ласками возбуждал ее… и ужасал.

— Беннет, что вы со мной делаете?

— То, чего вы все время желаете. — Он продолжал доводить ее почти до безумия. — Или вы хотели бы, чтобы я остановился?

Его рука замерла.

Она прижалась к нему и обхватила руками, словно стараясь удержать.

— Нет, не смейте!

И он возобновил свои восхитительные ласки.

— Я же говорил, что не оставлю вас, помните?

С этими словами он впился в ее губы поцелуем, и Мари, содрогнувшись, постаралась еще крепче к нему прижаться. По телу ее прокатывались волны наслаждения, и она уже не знала, где кончалось ее тело и где начиналась вода. И если бы Беннет все еще не держал ее, она, наверное, опустилась бы на дно бассейна и утонула. Неудивительно, что так трудно овладеть «Камасутрой»…

Тут поцелуй их наконец прервался. И, уронив голову на плечо Беннета, Мари закрыла глаза, наслаждаясь покоем…

Ей не хотелось открывать глаза. И хотелось оставаться в его объятиях как можно дольше. Но вскоре действительность вступила в свои права, и Мари в тревоге подумала: «Теперь он будет относиться к моей слабости с презрением». Но нет, она не могла признать его власть над ней!

Пытаясь показать свою независимость, Мари с усмешкой проговорила:

— Если вы, майор, старались убедить меня, что глупо поступать импульсивно, то вам это не удалось.

Она скорее почувствовала, чем услышала, как в груди Беннета что-то заклокотало — он то ли застонал, то ли рассмеялся.

Отпрянув от него, Мари нахмурилась. И тут вдруг увидела белый гладкий шрам, протянувшийся от плеча до живота майора. Еще больше отстранившись, она внимательно рассмотрела шрам. А потом заметила на ребрах еще один — звездообразный. А на животе, под водой, были видны с полдюжины небольших белых отметин. «О Боже, он весь покрыт шрамами», — подумала Мари. Протянув руку, она дотронулась пальцем до шрама на его груди и тут же вспомнила, что ни в одном из стихотворений Беннета не говорилось о его собственной боли, только о…

Боже милостивый, как он смог все это пережить?! Впрочем, ничего удивительного, такой уж он человек. К тому же он считал медали ничего не стоившими украшениями и носил на собственной коже доказательства своей храбрости.

— Как это произошло?

Мари провела пальцем по шраму на его груди.

Он отстранил ее руку.

— Мари, это война. Вот и все.

Не в силах сдержаться, она поцеловала шрам на его плече.

— Мне так жаль, Беннет…

Он промолчал. А потом вдруг отступил от нее, вздохнул и нырнул в воду. Через несколько секунд он вынырнул, подплыл к ступенькам, затем подошел к скамье, на которой лежали полотенца.

И тут Мари ахнула, увидев длинные глубокие шрамы на его спине. О Боже, его били кнутами! Она повидала многих бывших рабов и сразу узнала эти отметины. Они были получены не в битве — в том нельзя было ошибиться.

— Беннет, кто сделал это с вашей спиной?

— Французы.

— Но вы же офицер!..

— Который не дал им информацию. А они в ней очень нуждались.

— Но почему вы не…

— Я молчал, потому что не имел права говорить. — Он быстрыми энергичными движениями вытерся полотенцем и добавил: — Если бы мы были в Англии, вас, вероятно, повесили бы за ваше поведение этим вечером. — Он повернулся к ней, и она увидела, что его лицо исказилось от гнева. — Я должен был бы пойти к послу и сообщить ему о вашем предательстве.

Вода вдруг показалась Мари ужасно холодной, и она поежилась.

Беннет же повернулся к ней спиной и начал одеваться.

Мари вышла из бассейна, взяла другое полотенце и, как смогла, вытерлась. Вода стекала с ее волос на руки и на спину, а сердце громко стучало в груди. Несмотря на все свои заверения, что она все обдумала, она не предвидела такого результата…

— Беннет, вы уйдете?..

Он натянул одежду поверх мокрого белья.

— Мне приказано охранять вас.

Но что же все это значило? Он собирался охранять ее от самой себя? И пойдет ли он к послу? Или будет молчать и дальше?

— Мои поступки не угрожают чьей-либо жизни, майор. Люди Талата всего лишь немного опоздают. Я для них не опасна.

— В самом деле? — Мари промолчала, и Беннет добавил: — Я ничего не сообщу послу. Вы ведь об этом хотели меня спросить?

«Следует ли мне поблагодарить его?» — подумала Мари. Она выжала волосы и набросила халат. Затем тщательно застегнула на нем пуговицы. И у нее вдруг возникло ощущение, что она лишилась… чего-то очень для себя дорогого.

— Я иду спать, — прошептала Мари.

Беннет кивнул и прошел за ней до двери спальни, но не попытался войти.

— Я буду на страже, — сказал он.

У нее не было сил спорить.

— Прекрасно, майор. Но вы тоже немного поспите, хорошо?

— Посплю. Когда буду уверен, что вы в безопасности.

Мари закрыла дверь и, забравшись на кровать, свернулась клубочком. Если она не сожалела о своем поведении в этот вечер, то почему же чувствовала себя так ужасно?..