Выпятив грудь, задрав подбородок, с улыбкой до ушей, Зигги Мотли переступил порог отеля «Редженси». За ним следовал посыльный в ливрее из цветочной лавки. Посыльного не было видно из-за гигантского букета из красных и желтых хризантем, не умещавшегося у него в охапке. Зигги гордо твердил себе: жизнь есть жизнь. Изволь смотреть в лицо фактам. Принимай жизнь такой, какова она есть, тем более когда это не твоя, а чужая жизнь.

Герой его размышлений, Стюарт Додж, вышел из лифта и зашагал по вестибюлю. Одинокий и напрочь лишенный геройства облик Доджа не вызвал у Зигги подозрений: так и должен выглядеть человек, когда завтрак еще не примирил его с необходимостью продолжать жизнь.

— Поздравляю! — проорал Зигги на весь вестибюль.

Горилла, заскочившая в отель с Парк-авеню, и то не напугала бы Доджа сильнее. Он отпрянул. Мотли приписал его колебание достойному уважения кодексу чести.

— Она наверху?

— Да, — выдавил Додж, гневаясь на Мотли, осмелившегося обставить их встречу в столь откровенно цирковом стиле.

— Я не собираюсь покушаться на твои секреты, — обнадежил его Зигги.

— А никаких секретов нет. — Додж явно пытался сохранить хорошую мину при неважной игре. — Классная задница, скажу я тебе!

Такая откровенность стала для Зигги полной неожиданностью.

— И это все, что ты можешь о ней сказать? — Удивление сменилось печалью, которую вызывал у него теперь Додж: от него так и разило самым дурным, чем только может разить от другого человека, — неправильно прожитой жизнью. Правда, в глазах Стью больше не горел безумный голод, но сменившее его безразличие еще нельзя было назвать покоем; так мускулу, сведенному судорогой, требуется время, чтобы окончательно распрямиться.

— Не стоило появляться здесь, раз тебе не нравится правда.

— Просто Сиам крепко во мне засела. — Зигги покачал головой. — И как это я позволил себе так расчувствоваться?

— Куда ты тащишь эти цветы?

— В твой номер.

— Убирайся вместе с ними! — крикнул Додж.

— Это для Сиам. Ведь теперь у нее все будет хорошо.

Додж с размаху ударил ладонью по букету, а потом принялся хлестать его, словно цветы были в чем-то виноваты.

— Убери их! — приказал он, когда на ковер хлынул поток красных и желтых лепестков.

— Что ты с ней сделал?

Додж зашагал к выходу с мстительной гримасой на лице.

— Ты обязан доставить ее на концерт. Иначе плакали твои денежки! — проорал Зигги ему в спину. — Так следует из джентльменского соглашения.

Он дал посыльному на чай.

— Наверное, вам действительно лучше вернуться в магазин.

Посыльный протянул ему испорченный букет.

— Придержите его, — сказал Зигги. — Если он мне понадобится, я вам позвоню.

— Спасибо, сэр.

Зигги восхищенно подметил присущую этому шикарному отелю особенность: крикунов не стали растаскивать и обошлись без вызова полиции. Это немаловажный элемент комфорта, сопутствующий достатку. Из лифта он успел увидеть, как портье спокойно подметает с пола цветочные лепестки.

Он позвонил в звонок у двери номера. Сиам открыла тяжелую дверь обеими руками. Оба были смущены и обошлись без приветствий. Зигги остался стоять у двери, не делая попыток проникнуть внутрь, Сиам не изъявляла желания его пригласить.

— Мне не хочется вмешиваться в чужие дела, — озадаченно проговорил Зигги, — но Стюарт едва не измолотил меня за то, что я принес тебе цветы.

— Ничего не было. — Она показала ему ладони, подчеркивая смысл своих слов.

— Сиам, — сказал он, пытаясь поймать ее взгляд, — ты меня слышишь?

Она уставилась на дверь.

— Ничего не было, — спокойно повторила она.

— Я счастлив, что ты так к этому относишься, — осторожно ответил он. — Не возражаешь позавтракать?

— Мне надо научиться забывать, — сказала она скорее себе, чем ему. — Успех невозможен без умения забывать. — Она принялась биться лбом о дверь.

Зигги обхватил ее за плечи и увел от двери.

— Меня тошнит. — Она уныло покачала головой.

— У тебя впереди целая жизнь, свободная от всяких обязательств.

— Мне так пакостно! — Она закрыла рот рукой, вдавив большим пальцем щеку, чтобы удержаться от дальнейших обвинений в собственный адрес. Однако у нее все равно вырвалось: — Мужчины норовят мне отомстить!Что им от меня нужно?

Зигги был прекрасно осведомлен о проблемах коммуникации, встающих перед привлекательными молоденькими девушками. Парадоксально, но всеобщее восхищение и жадные взоры делают их подозрительными. И не без оснований. Любой их хочет, но редко кто желает узнать, что они собой представляют. Иногда для того, чтобы по-настоящему сойтись, близко познакомиться с красивой женщиной, требуется немало времени, но мужчины по большей части не отличаются умом и не желают этого знать.

— Думай о будущем, — посоветовал ей Зигги.

— Не беспокойся, именно об этом я и думаю. У меня есть талант, а у всех остальных — власть надо мной. Мне живется хуже, чем в тюрьме. Какие же преступления я совершила, чтобы настолько увязнуть в бессилии?

— Давай нанесем удар по магазинам! Купишь себе, что захочешь.

— Я иду на один компромисс за другим. Сделай так-то и так-то, это продвинет тебя вперед. Я делаю, чтобы избавиться от проблем. Потом выясняется, что меня ждут новые компромиссы. Все это для моей же пользы, но я становлюсь грязнее, чем была прежде. К моменту прорыва наступает полная деградация.

Зигги пробовал ободрить ее, не придавая значения правде, которую она пыталась ему сейчас высказать.

— Так ли уж это все отличается от того, чем заняты остальные? Мы поступаемся чем-то, а потом вычеркиваем из памяти, только и всего. Я бы посочувствовал тебе, если бы с тобой произошло что-нибудь особенное. Но у тебя есть дело, которым ты сможешь заниматься, когда обретешь силы. Большинству остается тебе завидовать.

— Плевать мне на твое большинство! Большинство заслуживает того, что получает, я же получаю то, чего не заслуживаю. Женщина, с которой обращаются незаслуженно плохо, может претендовать на сочувствие. Я никого не пырнула ножом, никого не переехала катком, никого не трахнула, в конце концов!

— Воздержись от грязных словечек. Я объяснял тебе, почему слово fuckгрязное: слишком оно коротенькое! Раз-два — и готово. Тут требуется более длинное, лирическое, захватывающее воображение слово, волны, волны да еще взрыв в конце. Попробуй придумай такое!

Сиам улыбнулась.

— Зигги, я тебя ненавижу, ты постоянно донимаешь меня остатками своей гуманности.

— Мононгахела. — Он открыл дверь. — Теперь твоя очередь.

— Бургундия.

— Неплохо, — одобрил он. — У тебя есть ключ от этой двери?

Она покачала головой, сразу забыв про улыбку.

Шагая к лифту, он жизнерадостно говорил:

— Пора тебе познакомиться с настоящей роскошью. Я отвезу тебя в салон красоты месье Анри. Там за тебя примутся как следует: паровая ванна, массаж, разные примочки, парики, воск на ноги, чтобы они хорошо смотрелись в свете прожекторов. Это недалеко от Парк-авеню.

— Я попала в ту же западню, что и мой отец. Когда-то я считала, что он добился успеха, раз занимает такой высокий пост. Но это было всего лишь мечтой. — Она прерывисто вздохнула, одолеваемая тягостными воспоминаниями. — Я тоже учусь на собственном опыте. В чем он добился успеха, так это в замалчивании компромиссов, на которые шел, чтобы обеспечить нам комфортабельную жизнь.

Привратник распахнул перед ними дверь. Их ждала Парк-авеню.

— Тут ты права, — согласился Зигги и, помолчав, добавил: — Тесто, призванное сделать нас счастливее, замешано на личных страданиях.

Она залезла в сумку и достала свои огромные черные очки. Зигги был равнодушен к этому предмету. Темные очки носят почти все по самым разным причинам. Но он не видел их на Сиам уже несколько месяцев. Зрелище не сулило ничего хорошего. Темные очки шли только тем женщинам, с которыми он не был знаком.

Воспользовавшись именем Твида как паролем, Зигги записал Сиам на целый день процедур. Стоило ей появиться — и профессионалы увлекли ее за обитую кожей дверь. Вскоре перед Зигги, подписывающим чеки, выросла встревоженная женщина-косметолог.

— Мисс Карнеги, — представилась она. Зигги разглядел под маской благовоспитанности мертвую хватку и умение всучить свой товар.

— Я вас слушаю.

— У нас проблемы с вашей клиенткой, Сиам Майами.

— Какие именно?

— Она хочет походить прической на проституток времен второй мировой войны, которым выбривали головы.

— Боже! — Зигги всплеснул руками. — Хорошо, что вы меня предупредили. Ни в коем случае!

— Разумеется. Это прошлогодний стиль.

Зигги вытаращил глаза и кашлянул в кулак, чтобы скрыть удивление. В салоне не подозревали, в чем кроется настоящая проблема. Спорить с Сиам в такой момент было равнозначно намерению превратить заведение в настоящий бедлам. Она встала явно не с той ноги.

— Лучше вообще не заниматься ее прической. Вы можете надеть на нее парик, якобыповторяющий стиль проституток второй мировой войны?

Зигги не ожидал столь живого отклика. Косметолога словно подменили.

— Мы как раз заканчиваем распродажу таких париков. Вам он обойдется всего в тридцать процентов от его прошлогодней цены.

— Это не подержанный товар? — поддразнил он ее. — Никто не сдал его вам в обмен на новый?

— Нет, мистер Мотли, — серьезно ответила она.

— Вот и отлично! Спасибо, что пришли и просветили меня, мисс Карнеги.

— Мистер Твид знает, что я всегда уделяю особое внимание его друзьям.

Выходя из салона красоты, Зигги решил пригласить на завтрашнюю репетицию Сиам Валентино, чтобы тот оценил ее состояние со всей реальностью.

Твид выглядел встревоженным. Он сидел в обществе Зигги, Стюарта, Валентино и Монка в глубине репетиционного зала в Нижнем Ист-Сайде.

— Зигги, — сказал он, — вы считаете, что в этом стриженом парике Сиам выглядит так же сексуально, как раньше? — Он мрачно поглядывал на Сиам.

— Вид изощренный, — ответил Зигги. — Для многих это будет как удар под дых.

Твид не счел это исчерпывающим ответом.

— От нее исходит отрицательный заряд.

— Возможно, парик сделал ее облик чуть менее сексуальным, — согласился Зигги, — зато теперь она настроена на дело. Она больше не станет опаздывать на встречи.

— Эй вы, засранцы, — крикнула Сиам музыкантам, — я велела вам играть мой ритм, а не ваш.

Твид покосился на Зигги.

— Вы не можете остановить эту брань?

— Я уже дважды сегодня призывал ее не сквернословить.

Додж нагнулся к Твиду.

— Точно так же она разговаривала тогда, перед первым срывом.

Твид с усилием сглотнул слюну и промолчал.

Зигги изо всех сил старался не смотреть на Сиам. Короткие волосы, каблуки-кинжалы и тореадорские штаны совершенно ей не шли. Ее фигура от этого только проигрывала, но беда заключалась в том, что ей не было дела до своей фигуры. Теперь утратили свою привлекательность именно те места, которые прежде смотрелись настолько аппетитно, что можно было махнуть рукой на то, умеет ли она петь. Конечно, она могла появиться на репетиции в любом тряпье, но теперешний наряд превращал ее в сущую ведьму. Случайно подобранные музыканты тоже играли кто в лес, кто по дрова: они то забегали вперед, то заглушали певицу. Звучание духовых инструментов больше напоминало слив воды в раковине.

Она попыталась запеть, но тут же оборвала пение. Дирижер постучал палочкой по пюпитру, призывая оркестр замолчать.

— Сиам, — сказал он, сдерживаясь из последних сил, — вы не можете дождаться моего знака? Пойте по сигналу.

— Нечего мне сигнализировать, — огрызнулась она. — Разве это ритм? Какое-то бронхитное отхаркивание.

Дирижер в отчаянии посмотрел на заднюю скамью.

— Хотите, чтобы они прервались? — спросил Зигги у Твида.

— У них и так сплошной перерыв. Ни одного номера не исполнили толком.

Зигги заторопился к сцене. Пошептавшись с дирижером, он похлопал его по спине и подошел к готовой вспылить Сиам.

— Не пытайся меня трахать, — предупредила она. — Ты вправе обижаться, Сиам.

— Я не обижаюсь. Я отстаиваю себя, раз остальным на меня наплевать.

— Давай поужинаем сегодня в шикарном месте.

— Мне не хочется есть.

— Что ты делала вчера?

— Это мое дело.

— Напрасно ты дуешься.

— Я размышляла. Только не говори мне, что это не входит в мои обязанности.

— Что бы ты ни делала, это тебе не помогло. Ты никак не станешь прежней Сиам.

— Надеюсь. Впервые я начинаю понимать, чем являюсь для такого дерьма, как все вы.

— Ты вправе предъявлять претензий. Но пойми, тебя трудно слушать, еще труднее захотеть тебе помочь, когда с твоего языка слетает одна грязь.

— А мне трудно смотреть на себя теми же глазами, какими на меня смотрят мои менеджеры. Я для вас — заурядный товар. Вы готовы продать меня, как мешок с зерном. Я о себе более высокого мнения. — Обращаясь к теням в глубине зала, она крикнула: — Мерзавцы, вы запустили в меня свои когти, но время, когда вы могли меня трахать, кончилось! Теперь я буду сама падать и сама подниматься.

Зигги мужественно загородил от нее зал своим телом.

— Ты переводишь ему деньги? — подозрительно прошипела она.

— Да, мы переводим Барни его жалованье. — Он был рад такому повороту разговора. — Но не потому, что этого хочешь ты. Просто все в этом зале желают его возвращения. Поэтому мы и платим ему, просишь ты об этом или нет. Если честно, то нам страшно, когда его нет здесь. Мы даже предупредили его родителей, что чеки дожидаются Барни у него в кабинете. Если он сейчас войдет в эту дверь, то люди, которых ты только что проклинала, станут стоя аплодировать ему, как школьники. Мы все на твоей стороне.

Ее оставила воинственность. Он увидел, что его слова убедили ее больше, чем он рассчитывал.

Сиам отвернулась от Зигги и хрипло произнесла:

— Если он увидит меня в таком виде, я подохну. Не хочу, чтобы он входил в эту дверь.

Она засунула указательные пальцы себе в ноздри, чтобы не расплакаться. Справившись с приступом слезливости, убрала руки от лица.

— Сложная же ты натура, бабуся, — ласково сказал Зигги. Это прозвучало как комплимент. — Однако понять тебя нетрудно. Я завидую ему. Вот бы вернуть прежние деньки, когда женщинам было просто в моем обществе! Терпеть не могу сегодняшних обабившихся молодых людей. Они не умеют прочесть то, что черным по белому написано в глазах у настоящей женщины. А я умею. Но я — слишком сырая ветка, чтобы подкладывать меня в костер. Меня лишь недавно срубили.

Она по-прежнему стояла спиной к Зигги и к залу. Ее рука потянулась к Зигги. По тому, как просительно были сложены ее пальцы, он смекнул, что она просит у него платок.

В зале было тихо. Все взоры обращены на Зигги. Присутствующие отдавали должное его способностям. Он приводил в чувство исполнительницу, только что метавшую в них громы и молнии. Она взяла у него платок, вытерла глаза, высморкалась. Ни один стул не скрипнул, ни один пюпитр с нотами не шелохнулся, ни одна страница не перевернулась — все наблюдали за Сиам, медленно обернувшейся к оркестру и темному залу. По ее нахмуренному лицу было видно, что она сожалеет, что разразилась незаслуженными оскорблениями.

— У него, наверное, не все дома, раз он посмел тебя бросить, — сказал Зигги. — Принципы принципами, но надо же знать меру! — Говоря это, он отошел от нее и подал знак дирижеру, что можно продолжать.

Она не дала ему сделать и трех шагов. Его настиг ее истошный крик:

— Я бы возненавидела его, если бы он остался!Возненавидела бы! Я счастлива, что он меня бросил. Счастлива!

Зигги поднял руки, демонстрируя дирижеру и музыкантам свою беспомощность.

Ужас, охвативший Твида, стал ясен лишь тогда, когда Зигги, вернувшись, услыхал его низкий, скрежещущий голос:

— Ее никто не может привести в чувство?

— Она придет в себя, — заверил его Зигги.

— Вы позволяете ей такие фокусы?

— Сегодня просто неудачный день, — не сдавался Зигги.

— Какой вы после этого профессионал? — взвился Твид. — Мы не можем завалить концерт. Все билеты проданы. Времени остается все меньше, а она совершенно не готова. Она закатывает истерики, а мы разводим руками.

— Давайте отменим эту репетицию, Гарланд. Уверяю вас, завтра она станет прежней.

— Мы заплатили за зал. — Твид засопел носом, подчеркивая этим свое низкое мнение о предложении Зигги. — Музыкантам придется заплатить за полный день по расценкам их профсоюза. Платить за пустой зал и бездельничающих музыкантов! Хорошенькая перспектива.

— Ей нужен отдых, — гнул свое Зигги.

— Пускай на то будут веские причины, которые не дадут нам понести убытки, — потребовал Твид.

— Ее веские причины работают на кассу. Она подожжет ими аудиторию.

Твид нетерпеливо повернулся к Доджу.

— Вы попытались застраховать ее здоровье, чтобы покрыть убытки в период репетиций?

— Да… — ответил Додж. Судя по интонации, этим его информация не исчерпывалась и была, определенно, дурного свойства.

— Хорошо, — перебил его Твид, не желая выслушивать длинный ответ и зная, что страховые компании страхуют себя тщательнее любого импресарио. — В таком случае, у нас есть возможность не превращать это в сплошной убыток. Нужно будет всего лишь подтвердить, что она больна. — Обернувшись к Валентино, он спросил, не сомневаясь в ответе: — Вы подтвердите, что мисс Майами нездорова? То есть не то что температурит, а просто не в состоянии толком работать? Это все, что нам нужно.

— Да, без всякого сомнения.

— Вы правильно сделали, что позвали врача. — Твид взглянул на Зигги с одобрением. — Стюарт, пришлите ему бумаги на подпись.

Додж откашлялся. Теперь Твиду предстояло услышать то, что Додж собирался сообщить ему минуту назад.

— Я попытался застраховать ее здоровье.

— И что же?

— Ни одна страховая компания не согласилась выдать полис на Сиам Майами.