Стаффорд закончил хорошо продуманный рассказ и взглянул на лица трех сидящих напротив него людей, чтобы узнать, какое впечатление он произвел. Учащенное дыхание слева убедило его, что история произвела эффект разорвавшейся бомбы лишь у Раквелл Канлайф, но в усталых голубых глазах Спецуполномоченного Внутренней Безопасности не было заметно оживления.

Он побарабанил по своему письменному столу узловатыми пальцами и спросил:

— Вы готовы для допроса на электронике?

— Да.

— То, что вы рассказали, может иметь очень серьезные последствия. Это может означать, что инфильтрация зашла слишком далеко. Что касается меня — я склонен верить вам. Надеюсь, вы понимаете, весьма маловероятно, что мы сможем спасти вашего Контролера? При первой же опасности они убьют его и избавятся от трупа.

— Я смог добраться туда, Спецуполномоченный. Если Вагенера все еще держат там, то это может быть под силу и небольшой специально созданной команде. Дайте мне полномочия. Я возьму троих из спецперсонала и попытаюсь. Ситуацию уже нельзя ухудшить. Если мы сможем забрать Вагенера оттуда живым, у него наверняка будет для нас ценная информация.

— Не надо так спешить, молодой человек, — охладил его пыл Спецуполиомоченный и нажал кнопку. Вошел охранник. — Подождите снаружи. Мы вас вызовем. Поверьте, я понимаю всю Прочность ситуации, но опрометчивые действия могут принести больше вреда, чем пользы. Имейте терпение.

Они ожидали пятнадцать минут, судя по диску времени в мочке уха Раквелл. Затем Стаффорд был вызван обратно, один, к ее величайшему негодованию.

Приняв решение, Спецуполномоченный был краток:

— Ваше сообщение заслуживает внимания. Так же, как и ваш предварительный план. Прежде чем вы уйдете отсюда, отделение Особых Операций будет блокировано и повсюду расставлена наша охрана. На этом этапе невозможно предугадать, насколько охранное подразделение при медцентре может быть вовлечено в заговор. Номинально они находятся в ведении Западного Военного округа. Старший офицер штаба нанесет визит с очередной проверкой в тот самый момент, когда вы попытаетесь добраться до Вагенера. У вас будет не больше часа на всю операцию, а затем весь личный состав будет подвергнут тщательной проверке. Желаю удачи.

По одному, с небольшими интервалами, группа Стаффорда собралась в суетливом фойе медцентра. У одного из них была загипсована спина, а другие со всей любезностью пропустили его в лифт первым. Это трогательное зрелище могло лишний раз подтвердить, что солидарность между людьми не утрачена полностью.

Оказавшись внутри, «больной» сбросил с себя гипсовую повязку, извлек из нее вмонтированные туда детали легкого ручного карабина и быстро собрал его.

Стаффорд откинул крышку люка в потолке и поднялся на крышу кабины. Когда она остановилась на двадцать первом этаже, Стаффорд ухватился за поручни лестницы и перемахнул на нее. Не дожидаясь, когда подтянутся остальные, он влез в узкое отверстие вентиляционной шахты и начал продвигаться вперед.

Продвижение по знакомому маршруту сэкономило время и силы.

Стаффорд подумал, что если бы он проделывал это ежедневно, то мог бы установить международный рекорд по ползанию в вентиляционной шахте. Когда последний человек влез в ствол шахты, он уже смотрел вниз, на Генри Вагенера, так, словно никуда и не уходил.

Обзор был ограничен. Из комнаты внизу не доносилось ни звука. Глаза у Вагенера были закрыты. Он мог спать, а мог быть и мертвым. С левой стороны виднелись плечо и рука сидящей фигуры.

Вагенера все еще опутывала сеть проводов, и наблюдателю требовалось не больше нескольких секунд, чтобы нажать на кнопку и замкнуть схему. Все зависело от реакции.

Методично, одну за другой Стаффорд начал отвинчивать барашковые гайки, удерживающие решетку. Затем он зацепился ногами за плечи находящегося позади него мужчины, который тут же крепко обхватил их. Теперь Стаффорд приступил к плану, который заранее разработал и вызубрил наизусть так, что он отпечатался у него в голове, словно вытравленный кислотой. Отпихнув левой рукой решетку, правой рукой, головой и плечами он в то же время нырнул в образовавшееся отверстие.

Чтобы оценить обстановку, ему потребовалось не более секунды. Комната оказалась гораздо меньше, чем он представлял. Кроме Вагенера, в ней находились еще два человека, оба весьма близко. Женщина сидела около кровати, а мужчина — около двери, спиной к ней. На коленях у него лежал карабин.

Внезапность появления Стаффорда сработала на него. Женщина, прежде чем потянуться к пульту, бросила взгляд вверх — посмотреть, что происходит у нее над головой.

Ее рот приоткрылся, обнажив ряд ровных белых зубов; золотисто-каштановые волосы, откинутые с лица, открыли глаза — словно драгоценные камни на дне источника. Удивление появилось и застыло в них, когда крошечная точечка появилась между ними, а Стаффорд уже поворачивался к следующей мишени.

Мужчина еще пытался исправить положение. Он поднял карабин и нажал на курок, но в этот же момент луч лазера тонкой сияющей нитью обвил его шею. Мужчина упал вперед, прямо на ноги Вагенера.

Увидев фигуры, материализовавшиеся словно из воздуха, Генри Вагенер нисколько не удивился, глубоко вздохнул и снова закрыл глаза — галлюцинации продолжались, в конце концов завладев им окончательно.

Даже когда Стаффорд осторожно стащил с него шлем, а Фоден, его компаньон, освободил запястья, Вагенер все еще не был уверен, что все это происходит в действительности. Поначалу ему было трудно сориентироваться и следовать молчаливым знакам, но он делал все возможное. В его нынешнем плачевном положении наступили изменения — а любые перемены могли быть только к лучшему.

Когда его тащили вдоль главной магистрали — Фоден впереди, двигаясь спиной и направляя его голову, а Стаффорд подталкивал сзади, он подумал, что даже для специальной агентурной группы эта работа оказалась бы достаточно сложной. Ему просто очень повезло.

По мере продвижения росла уверенность в успешном завершении операции. Наконец, с забинтованной головой и прихрамывая, Вагенер пересек фойе и направился к ожидавшему их челноку. Когда он заговорил, в его голосе слышались прежние повелительные интонации.

— Прекрасно, Стаффорд. Внесите меня. Что нового в отделении?

В операторской Раквелл Канлайф сообщила:

— Я не смогла соединиться с Вагенером. Простите, Контролер, — с поддельным Вагенером. Я знаю, он у себя. Он ответил на телефонный звонок примерно две минуты назад, а теперь молчит.

Вагенер, все еще нетвердо держась на ногах, произнес:

— Я позаимствую у вас лазер, Стаффорд. Это я хочу сделать сам.

Он направился через приемную к своей собственной двери, заставляя себя идти прямо. Когда дверь откатилась в сторону, двойник был все еще на ногах, но видения гасиенды в окрестностях Сао-Симао быстро блекли.

— Слишком поздно, джентльмены, — проговорил он и упал плашмя на ковровую дорожку кабинета.

* * *

Гнев ударил в голову Марку Шеврону, кровавой пеленой затопив мысли и чувства. Это был последний и самый жестокий поворот в последовательности событий, которые начались для него, когда лазер Паулы вспорол его грудную клетку. Но теперь его ярость была направлена только на себя самого. Это повторилось снова, но на этот раз он сам был палачом.

Точеные, покрытые смертельной бледностью, словно алебастровые, плечи под его руками оказались теплыми. Анна не была мертва, вернее, еще не была мертва.

Шеврон перевернул ее. Ее лицо было маской страдания. Словно она беззвучно плакала, запертая в своем собственном мире, мире ужаса и боли: широко раскрытые, блуждающие глаза не видели его. Шеврон попытался пробиться к ней:

— Анна. Послушай меня. Приди в себя!

Он тряс ее, словно тряпичную куклу, потом приподнял ее голову и приблизил вплотную к своему лицу. Вкладывая в слова всю силу чувств и страстность, накопившиеся в нем, Шеврон заговорил:

— Послушай. Это не ты. С тобой ничего не должно случиться. Они добавили какой-то вирус в эту прививку. Ты неправильно оцениваешь ситуацию. Ты можешь справиться с этим. Невозможно, чтобы какой-то грамм химической ерунды справился с тобой. Ты должна знать какие-нибудь технические приемы, чтобы справиться с этим.

Казалось, она слушала, но Шеврон не был уверен, что до нее доходил смысл сказанного. Он уронил ее голову обратно на подушку и поднял руку, намереваясь дать ей пощечину, помня о шоковом лечении истерии.

Внезапно ее глаза приобрели осмысленное выражение. Она обрела личность и прекращено сознавала, что имеет совсем неподходящий вид для приема гостей. Происшедшие события не прошли для нее даром, теперь она была личностью, имеющей свою собственную точку зрения, отстаивание которой может быть более важным делом, чем любая миссия или вендетта.

Руки Шеврона опустились на подушку, обхватив ее голову. Это было мгновенным порывом, где личные привязанности были главными. Вопреки жизненному опыту, вопреки «промыванию мозгов» какой бы то ни было системой. И вам следует исходить только из этого и строить от этого камня. Если какие-либо другие обязательства мешают этому — они должны быть отброшены. Поэтому он мог находиться рядом с ней и смотреть на нее столько, сколько возможно.

Анна уже почти пришла в себя и проговорила:

— Нет, Марк. Я понимаю. Делай то, что ты должен сделать. Сейчас я буду в полном порядке.

После долгих скитаний Шеврон наконец решил, что он достиг своей Итаки. Наклонив голову, он слегка коснулся ее приоткрытых губ своими губами. Они были мягкими, прохладными и слегка солеными. Очень медленно ее руки приподнялись и коснулись его затылка. Раскрытые пальцы ее зарылись в его волосы.

Это было полное забвение, панацея от всех бед. В старинной мудрости, гласившей, что Эрос — это жизнь, был смысл. Когда у тебя появляется камень, ты обязан в конце концов заложить фундамент и построить дом. Вместе с Шопенгауэром он вдруг понял, что жизнь можно осмыслить, оглянувшись лишь назад, но прожита она может быть только вперед. Это был их собственный мир, и если бы Шеврон знал, как его сберечь, все остальное для него уже не имело бы значения — вся двусмысленность его положения и перенесенные невзгоды.

Он коснулся губами ее подбородка, затем двинулся вдоль плавного изгиба ее шеи к теплой впадине между грудей, остановился, коснувшись распятия, и сказал, будто сам верил в то, что это могло быть правдой:

— Запомни, где я остановился. Мне необходимо поговорить с Орманом. Не уходи. Я скоро вернусь.

Прежде чем она смогла что-нибудь ответить, Шеврон отпрянул от нее и оказался уже на расстоянии двух метров.

— Тебе нужно размяться. Прогуляйся, поболтай о том, о сем с местным населением. Я думаю, что это был быстродействующий ингредиент и самое плохое уже позади.

Уже у самого люка он вдруг сказал:

— Будь осторожна. Я люблю тебя.

Эта старинная формула прозвучала странно для его собственных ушей, но Шеврон воспользовался ей без раздумий, как парфянин своей стрелой.

Он услышал, как Анна шевельнулась и заговорила:

— Марк, подожди меня.

Но он уже был внизу, на аллее, боясь, что решимость изменит ему и он не устоит перед какими-нибудь доводами.

В челноке, направляющемся в «Яманак Дженерал», Шеврон проверил свой бластер. Обойма оказалась наполовину пустой. Если тщательно экономить, то этого вполне хватит на семь смертельных зарядов. Один уйдет на Фабиолу Дент. Но она может доставить его к Орману. В этом случае ему придется придумывать на ходу. Вероятнее всего, Южное Полушарие проникло во все структуры комплекса. И ему придется с величайшей осторожностью, очень тщательно выбирать свою мишень.

В приемной сидела та же самая секретарша. Увидев Шеврона, она очень удивилась. Удивление ее резко возросло, когда он, упершись обеими руками в ее стол, приказал:

— Сделайте так, чтобы эта доктор Дент с жестяными кишками появилась здесь, и поживее.

Реакция на его слова была враждебной, но без какой-либо доли вины. Шеврон сделал вывод, что девушка не принадлежала к их команде.

— Чего вы хотите? Вы уже прошли очистку. Доктор Дент — чрезвычайно занятая женщина.

— Все будет оʼкей. Она не станет возражать против этого. Только вызовите ее, и сделайте это безотлагательно.

— Ей это не понравится.

В голосе Шеврона послышалась еле сдерживаемая ярость, бушевавшая в нем:

— Если вы не оторветесь от своего занятия и не сделаете этого, то я вам не позавидую. Вам нужно сказать только, что на очистку пришел следующий посетитель. Только это, и ничего больше.

Поддавшись на уговоры, девушка набрала код на панели интеркома и вызвала доктора Дент.

— Отлично. И как долго она будет копаться?

— Она придет прямо сейчас.

— Прервитесь ненадолго. Можете выпить чашечку кофе. Это будет в высшей степени конфиденциальная беседа.

— Кто вы?

Шеврон достал свой коммуникатор и показал печать.

— «Национальная Безопасность». Скажете хоть одно слово в вашем баре, и я заберу вас с собой для допроса.

Когда она ушла, Шеврон прошел в кабинет и осторожно обошел вокруг письменного стола.

Смотреть особенно было не на что. В верхнем выдвижном ящике стола на стерильной подкладке лежал пистолет для инъекций, оказавшийся пустым. Особые заряды обычно не разбрасывают где попало. Здесь были только ампулы с обычной сывороткой, аккуратно надписанные и готовые к употреблению. Применяя особую смертоносную вакцину так откровенно, как это делали они, агенты Южного Полушария должны были столкнуться с проблемой снабжения.

Бьюкз. Вот, возможно, в чем заключалось его участие в этом деле. Имея свободный доступ в любое правительственное учреждение, Бьюкз оказывался наиболее подходящим для этого. Было бы неплохо иметь хотя бы один заряд прямо сейчас, хотя, пожалуй, уже слишком поздно.

Торопливые шаги доктора Дент внезапно смолкли у самой двери. Она вошла в кабинет. Когда она поняла, кто был ее посетителем, Дент резко развернулась и бросилась к выходу.

Шеврон одним прыжком настиг ее, отбросил в сторону и закрыл дверь. Бластер неотвратимо целился прямо ей в лоб.

— Я верю, что механическое чудо сможет работать и без какого-нибудь винтика там или здесь, — благоразумно заметил Шеврон, — но, держу пари, что на этот раз вы лишитесь своих мозгов.

Глаза доктора остались безучастными, но она затихла. Шеврон попал в самую точку.

— Что вы хотите?

— Национальная Безопасность. Игра окончена. Расскажите мне об операции «Яманак».

— Выясняйте сами.

— Я выясню. Непременно выясню.

Шеврон поставил ее около стены позади письменного стола и выдвинул верхний ящик. Одной рукой держа бластер, другой он достал шприц-пистолет и открыл затвор. Затем он внимательно оглядел аккуратные полки амбулаторного шкафчика и выбрал банку с уксусной кислотой. Выдвигая поршень, он заполнил резервуар и защелкнул затвор.

— Я собираюсь начать вот от этого воротника и дальше, по кругу.

— Это ничего не даст вам.

— Это все слова. Что касается меня, то я совершенно уверен, то это ничего не даст вам вообще.

Затянувшиеся мгновения жизни сделали ее восприимчивой к физической стороне существования. К тому же она обладала способностью проникать в наиболее сильные, владеющие в данный момент человеком мысли. Это была совершенная правда. Он был готов сделать это. И даже страстно желал этого.

— Вы слишком опоздали для того, чтобы остановить операцию. Возврат льдов свидетельствует о том, что все Северное Полушарие будет опустошено. За этим последует объединение всей планеты под нашим руководством. Это наиболее грандиозный проект в социологической инженерии, который когда-либо был задуман и осуществлен.

— Доставьте меня к Орману.

Ее глаза не были достаточно безжизненными, и ей не удалось скрыть промелькнувшее в них облегчение. Шеврон понял, что она сделает это, и понял, что у нее наверняка имелась возможность предупредить остальных и навести их на его след. Она могла, к примеру, воспользоваться киберногой или еще чем-нибудь. Ее микросхема могла предусматривать различного рода механизмы связи.

— Снимайте китель, — приказал Шеврон, уже зная, что окажется прав.

Одно сильное чувство все еще бродило в этой металлической конструкции. Это была ненависть, ненависть, возведенная в крайнюю степень. Но она подчинилась.

— Теперь блузку.

Ниже шеи это была сморщенная старая карга с ведьмовского шабаша. Пародия на человеческую фигуру, вводящая в заблуждение своим моложавым лицом. Она была здесь — легкая упряжь с плоским пультом и мембраной микрофона, укрепленной у основания горла.

Подавив дрожь отвращения, Шеврон отстегнул ее и бросил на стол. Затем бесстрастно сказал:

— Наденьте только китель. Ночь достаточно теплая. Помните, что я прямо позади вас и первый выстрел — вам.

Путь был открыт. Они покинули выложенные белым кафелем коридоры и вышли на административную территорию: длинные галереи с ворсистыми коврами и скульптурами, подсвеченные картины в тяжелых позолоченных рамах. Это было в равной степени нелепо, как обнаружить гостиную на дне озера. Очевидно, некий руководящий чин в долгой истории Полярного Комплекса задумал все это как проконсульский дорогостоящий каприз. Кроме того, все руководящие должностные офицеры комплекса обеспечивались личной свитой.

На роскошной наружной двери кабинета Ормана светилась надпись: «Главный медик, доктор Франц Орман».

Ее открыла медицинская сестра римского типа в накрахмаленном полном обещаний нагруднике и комичной шапочке над острым личиком. Особой проницательности не требовалось, чтобы догадаться, какие возлагались, на нее особые обязанности. В приемной находился еще один ухоженный цветочек. Видимо, Орман устроил у себя тут клуб кошечек-костоправов.

Доктор Дент, будучи привилегированным посетителем, проговорила:

— Я должна видеть доктора Ормана, Рита. По неотложному Делу.

— Он в рабочем кабинете, доктор. Мне вызвать его или вы пройдете сами?

Шеврон ответил за нее:

— Это конфиденциальное дело. Мы пройдем к нему. Фабиола Дент коротко кивнула в знак согласия.

Рита привела в действие, пульт, на стене, и одна из секций обшивки из мореного дуба бесшумно откатилась в сторону. За ней оказался короткий коридор с приглушенным розовым освещением и заграждение из матового стекла, которое поднялось, словно решетка крепостных ворот, и опустилось за ними, когда они вошли.

Они оказались в начале большой длинной комнаты. Орман находился немного справа, в стороне от сквозняка, в конце десятиметровой дорожки ковра темно-синего цвета. Он сидел за письменным столом в углу, частично отгороженным от остальной части комнаты перегородкой из бледно-желтых реек. Орман оказался грузным человеком с толстой бледной шеей, выпирающей поверх стоячего воротника его белого мундира. Широкое мясистое лицо повернулось и уставилось на них. Пухлая белая рука с пучками густых волос над костяшками легла на его правое бедро.

Вкрадчивый масляный голос зазвучал вполне учтиво, но интонация не оставляла никаких сомнений в том, что он был совершенно против того, чтобы его беспокоили в свободное время.

— Доктор Дент, рад видеть вас в любое время. Мне кажется, я не знаю этого молодого человека.

— Это тот самый человек, о котором я вам докладывала. Он утверждает, что имеет для вас сообщение от доктора Честер.

Реакция Ормана была быстрой, но не вполне достаточной. Рука, не теряемая Шевроном из вида, оказалась в сантиметре от скрытой столом коленной чашечки, когда Шеврон выстрелил один раз, экономя заряд. На запястье, как раз под манжетой Ормана, мгновенно разошлись кровавые язвы.

Фабиола Дент, увидев, что внимание Шеврона на время отвлечено от нее, бросилась к двери, находящейся в углу за перегородкой. Но Шеврон пустил в ход остатки заряда и рассек пополам ее затылок.

Он не стал дожидаться, чтобы посмотреть, как она упадет, — Орман был уже на своих кибернетических ногах и с грохотом пересекал пространство кабинета. Для человека его комплекции скорость была жуткой. Но неожиданно Шеврон, словно резко наведенный стоп-кадр, увидел полную картину происходившего. Это был финал, кульминация, расплата за Поддано, Закайо и даже за Паулу и какой-то шанс на будущее для Анны Рилей. Он не стал «большим» человеком, но инструментом, и при этом инструментом разрушения.

Шеврон отбросил бластер и освободил обе руки, чтобы помочь «реактивному» директору на его взлетной дорожке. Орман оторвался и взлетел по низкой траектории вдоль голубого ковра, а затем приземлился с таким грохотом, который мог оказаться разрушительным для любой современной квартиры.

Шеврон лишь на секунду позже спикировал на его пневматический посадочный мат и захватил его шею в замок, прежде чем доктор успел вскочить на ноги.

Бычья шея отклонилась немного назад, словно рычаг, но Шеврон удержал ее, скользкую от пота.

Убежденный, что его смерть близка, Орман прохрипел:

— Подожди.

— Я ждал достаточно долго. У операции «Яманак» одним оператором будет меньше.

Отвечавший оказался неуступчивым, но Орман не собирался сдаваться — у него был основательный повод действовать.

— Убив меня, вы не поможете себе. Вы слишком опоздали, чтобы изменить что-либо!

— Объясните мне одну вещь без увиливаний. Как так случилось, что стабилизатор не удерживает Северную ледовую шапку в устойчивом состоянии?

— После того как началось развитие на Юге, нагрузка слишком возросла. К тому же, мы позаботились о том, чтобы реакторы здесь, в Полярном Комплексе, не работали на полную мощность.

— Это было бы заметно.

Ответа не последовало, и Шеврон немного сдавил шею доктора. Лицо Ормана приобрело приятный пурпурный оттенок, и он выдавил:

— Показания контрольных приборов были переведены на двадцать процентов выше истинных показаний.

— Кем?

— Технический директор — один из моих людей.

Шеврон понимал, что вынужден уничтожить ценное имущество, но он не мог позволить себе оставить Ормана, действующего у него за спиной. Он хладнокровно сжал руки изо всей силы, пока не услышал сухой щелчок и тело не затихло.

Шеврон с трудом перевел дыхание и подобрал бластер. Но когда он снова взглянул на Ормана, тот двигался. Приготовившись стрелять, он увидел, как правая рука согнулась в бедре и начала раскачиваться до тех пор, пока тело не выровнялось и не повисло на ней, словно куль. Затем раздался вой сирены. Это подтверждало, что ее хозяин полностью вышел из строя.

Первой в проеме показалась Рита, вытаскивая из-за нагрудника бластер в виде луковицы.

— Сберегая остатки огневой мощности, Шеврон ткнул стволом прямо ей в шею сбоку и увернулся в тот момент, когда ее по инерции продолжало тащить вперед. С разбегу она налетела на передвигающийся живой куль, и нога, продемонстрировав свою универсальность, отскочила в сторону для того, чтобы удержать свой груз в равновесии, не прекращая при этом своего пронзительного воя.

Шеврон по-спринтерски достиг выхода и рванул на себя дверь в тот момент, когда приемная начала заполняться. Когда он почти захлопнул ее за собой, кто-то, очень скорый на руку, опорожнил обойму в закрывающуюся панель двери и отскочившая острая щепка тонким языком лизнула левое плечо Шеврона.

Сдерживаемая дверью мощь этого заряда сшибла Шеврона с ног, но он быстро поднялся и тяжело побежал по галерее.

В коридоре, ведущем к «Яманак Дженерал», Шеврон почувствовал, что начинает выдыхаться. Он нагнал медицинскую сестру, крепкую малайку, везущую раздаточную тележку, и, обхватив ее за талию здоровой рукой, присоединился к ней, встав на узкую подножку тележки.

Будучи девушкой живой и восприимчивой, гордившейся тем, что все повороты судьбы оставляли ее невозмутимой, она проговорила:

— Пункт перевязки расположен у входа, — и прибавила скорость.

— Так и держи. Все, в чем я нуждаюсь, это — веселое заведение и слинг.

— В чем вы нуждаетесь наверняка, так это в успокоительном и постели.

В несовершенном мире праведный всегда страдает от неправедного. Шеврон сбросил ее ногу с педали активатора и без обиняков прорычал:

— Будете делать то, что я скажу. Где перевязочный пакет? Тележка остановилась. Девушка открыла боковую дверцу, пошарила на лотке и вынула кусок марли и повязку в виде косынки. Шеврон содрал рубашку, и ее быстрый подавленный вздох не послужил поддержкой его морального духа. Но она быстро и умело справилась со своей работой.

— Теперь я привезу доктора, чтобы он убедил вас.

Но Шеврон уже вскочил на тележку, оставив ее стоять с открытым ртом. Запоздало она выдернула серебряный свисток из своего нагрудника, и его пронзительный свист совпал с, появлением отряда преследователей в дальнем конце коридора.

Шеврон находился метрах в пятидесяти от них. С тележки, раскачивающейся на своем узком основании и несущейся с огромной скоростью, во все стороны разлеталась стеклянная утварь. Шеврон с грохотом затормозил, спрыгнул с тележки и побежал через офис покойной Фабиолы Дент. У входа все еще дожидался его возвращения авточелнок. Шеврон вскочил в кресло пилота.

По схеме, расположенной на пульте управления, Шеврон отыскал участок монорельсовой дороги, где располагалась установка тепловой стабилизации. Он нашел соответствующую кнопку и выжал ее до упора. Челнок рванул с места, вдавив Шеврона изо всей силы в упругую спинку сиденья.

В конце концов куда-то он должен был сообщить о случившемся. Кто-нибудь должен был знать, что скрывается за происшедшими в последнее время событиями, кто-нибудь должен был взять это на себя, когда он вынужден будет остановиться. Шеврон щелкнул коммуникатором и проговорил:

— Шеврон.

Ему ответила Раквелл Канлайф.

— Где вы находитесь?

— Это не имеет значения. Выслушайте и передайте как можно дальше. Южное Полушарие вызвало волнение льдов. Неважно, каким образом, но существует опасность накрыть ими большую часть Европы еще до того, как я смогу все рассказать. Их система связи проходит через медицинскую службу. В данный момент мы находимся в критическом положении, возможно, уже ничего не сможем сделать, но я на пути к установке стабилизации, находящейся в Полярном Научном Комплексе. Что бы там ни было, необходимо выслать оперативную группу, чтобы навести порядок. Здесь находится девушка. Рилей. Доктор Анна Рилей. Она оказала большую помощь. Займитесь этим. Я хочу, чтобы о ней позаботились. Оʼкей?

— Мистер Шеврон…

— Вы сделаете это?

— Да. Теперь, мистер Шеврон…

— Конец.

Шеврон защелкнул футляр коммуникатора, крутанул диск на его крышке и выбросил наружу — короткая вспышка света сквозь быстро надвигающиеся сумерки. Он решил, что не будет в нем больше нуждаться.

Челнок замедлил ход, вдоль длинной кривой покинул главную автостраду подземного города и углубился в вечную мерзлоту.

Он причалил к длинной платформе. Рядом с караульной будкой в тяжелой парке стоял часовой. Увидев челнок Шеврона, он начал размахивать руками, но видя, что его знаки остались без внимания, снял с плеча карабин.

Шеврон не спеша выбрался наружу. Часовой поспешил ему навстречу, решив, что тот, видимо, сбился с пути.

— Если вам нужен «Яманак Дженерал», то вы промахнулись. Это засекреченная зона.

— Мне необходимо видеть технического директора.

— Через арку к караульному помещению. Изложите ваше дело там, и, если это действительно важно, вам дадут сопровождающего. Я все же думаю, вам нужно было обратиться в «Яманак Дженерал».

Внезапно в караульной будке послышался сигнал вызова, а на крыше замигал желтый свет.

Шеврон наверняка знал, что это за сообщение. Он подошел поближе и встал у часового за спиной в тот момент, когда тот наклонился, чтобы поднять трубку.

Приклад бластера с глухим стуком опустился на меховой капюшон, и человек упал вперед, прямо в будку. Шеврон склонился над ним, протянул руку и взял трубку.

— На свободе психически больной, — настойчиво повторял голос. — Мужчина высокого роста. Одна рука на перевязи. Необходимо задержать его любым путем. Он одержим безумной идеей повредить реакторы. Предупредите директора.

— Будет исполнено. Он не пройдет мимо этого поста. Итак, директор был на месте. Это хорошо.

Шеврон, кляня свою неуклюжесть, расстегнул молнию парки и влез в нее. С бластером в правом кармане и карабином через плечо он направился к арке.

Караульное помещение находилось слева от арки. Шеврон подобрался к длинному окну, частично запотевшему, и сквозь него смог разглядеть четырех мужчин, играющих в карты за низким столом, и еще одного, играющего во что-то у стойки. Когда он небрежной походкой прошел мимо, один из игроков в знак приветствия поднял здоровенную лапу и выставил большой палец. Шеврон, прикрыв лицо капюшоном, повторил этот жест.

Впереди вправо изгибался широкий искрящийся коридор, вырубленный в ледяной глыбе. Миновав окно, Шеврон бросился бежать.

Через пятьдесят метров, когда коридор начал сужаться и расширяться у него перед глазами, словно чья-то сумасшедшая глотка, Шеврон вынужден был остановиться. Он ухватился руками за стену, ткнулся лицом во влажный лед и так стоял, пока не прошел приступ. Затем, глубоко дыша и уговаривая себя, он начал двигаться дальше — он знал, что время истекало.

Идти пришлось недолго. Шеврон прошел через двойные теплоизолирующие двери и попал в субтропическую жару. Потолок начал отлого подниматься, туннель стал шире. Шеврон оказался в необъятном кафедральном помещении, вырубленном прямо в скале. Дорога разделилась на левый и правый рукава, которые галереей окружали колодец. Нижний ярус был оснащен оборудованием, словно предназначенным для электростанции громадного города: подковообразные протяженности компьютеров, пульты управления, крышки реакторных шахт, слишком больших для непривычного взгляда.

Прямо в центре возвышался командный островок — шарообразный стеклянный купол, в котором находились двое служащих в белых комбинезонах.

Они что-то делали за длинным столом.

Двое или трое служащих на рабочем ярусе подняли головы, чтобы взглянуть на Шеврона, но, не увидев ничего необычного, продолжили свою работу.

Шеврон был уже на верху узкого сходного трапа, ведущего вниз, когда из ближайшего коридора послышались шаги, звучавшие в унисон.

Шеврон сбросил парку, запихнул бластер за пояс, зажал ремень, от карабина в зубах и одним махом миновал трап. Короткий возглас сверху оповестил о прибытии наряда охраны. Все лица поднялись вверх, чтобы увидеть происходящее вокруг.

Петляя, Шеврон бросился к острову. Один из служащих оставил было стол и двинулся ему навстречу, но другой, видимо, старший по званию, повелительно закричал:

— Стоять! Не приближаться к нему!

Одинокий выстрел прозвучал как бы в подтверждение его слов. Шеврон услышал вой допотопного снаряда, просвистевшего в сантиметре от его головы. Он развернулся, опустошил всю обойму, направив карабин в сторону галереи, а затем отбросил его в сторону.

Началась паника. Все бросились врассыпную.

Шеврон остался один, и охранник, встав на одно колено, хладнокровно прицелился, словно в мишень на учебной тренировке по стрельбе.

Шеврон юркнул за ближайший пульт управления компьютером и обнаружил там белокурого деятеля науки.

Слишком напуганная, чтобы закричать, девушка стояла на четвереньках, приоткрыв рот и нервно облизывая губы острым розовым языком.

Посеревшее лицо напряжено, китель темный от крови и пота, дикие глаза — он не был завидным приобретением для ее убежища. И когда Шеврон приказал:

— Встань, лапочка, и двигайся как можно медленнее, — она подчинилась, следуя его словам совершенно точно, словно загипнотизированная.

Шеврон задал сержанту задачу. Он встал позади девушки, обхватил ее здоровой рукой и начал медленно отступать к острову, прошептав ей на ухо:

— Не беспокойтесь — вы послужите доброму делу.

Здесь было три ступеньки. Чтобы сохранить прикрытие, Шеврон должен был поднять ее наверх.

Его отчаянные попытки удержать равновесие выдавал лишь скрежет зубов. Вопреки заверениям, это был неприятный для слуха звук, и девушка начала сопротивляться.

Шеврон почувствовал спиной стекло двери, уперся и вышиб его плечами, в то же самое время отпуская девушку. Она пролетела вперед, бросилась вниз по ступенькам, и в тот момент, когда Шеврон приоткрыл дверь и вступил под шарообразный купол, сержант выстрелил.

Пуля просвистела мимо него, отскочила от пуленепробиваемого стекла и беспорядочно заметалась внутри купола в неистовом рикошете.

Шеврон не смог бы сам сделать лучше, предусматривая для себя прикрытие.

Оба стрелка были слишком заняты размышлениями о том, где она пролетит на этот раз, чтобы броситься на него. Когда пуля наконец успокоилась, пробив боковую панель блока памяти, Шеврон стоял уже в центре купола. Направившая бластер рука была тверда.

— Который из этих двух обезьян — технический директор? — спросил Шеврон.

Ответа не последовало, но, судя по значку на лацкане, это был темноволосый худой тип с сутулой фигурой, бакенбардами и золотыми зубами.

Шеврон догадывался, что вряд ли сможет долго оставаться на ногах. Он навел бластер на непреднамеренно разоблачающую надпись на лацкане и проговорил:

— Вы — агент Южного Полушария. Вы настроили эту установку так, что операция «Яманак» вполне могла удаться. Мощность, необходимая для поддержки этого ледового пространства в стабильном состоянии, — ниже нормы.

Второй, с жестким ежиком волос коренастый мужчина смотрел на своего шефа, ожидая опровержения. Но в словах не было нужды, это было очевидно.

Захваченный врасплох, не пришедший еще в себя после уверток от «бешеной» пули, директор не смог совладать со своим лицом. Вместо этого он попытался дотянуться до съемной панели на поверхности стола.

Следящий за ним с удвоенным вниманием Шеврон стрелял до тех пор, пока в бластере не кончился заряд.

Затем он хрипло прошептал:

— Посмотри, что он там накрутил. Можешь увеличить максимум на приборах. Принимайся прямо сейчас. От этого будет зависеть результат операции.

Колени начали клониться к губчатой резине пола, которая словно увеличивалась в размерах, пока не заполнила собой все пространство вокруг.

Он не знал, как прошла передача, не видел, как сержант, развернув веером подразделение, пересек ярус, и не слышал возникшую вдруг на галерее суматоху, когда целая рота коммандос спецслужбы выстроилась вдоль нее, установив на треногах лазерные установки.

Голос Ганса Вагенера, усиленный мегафоном, отрывисто предупредил:

— Любой, кто сделает шаг, — мертвец.

* * *

— Спокойно, Марк, — говорила Анна Рилей. — Все хорошо. Расслабься.

Шеврон мучительно медленно выплывал из черного мрака, беспорядочно двигая руками и пытаясь сбросить с себя невидимую, сковывающую движения куртку. Он не понимал смысла произносимых слов, но интонация и руки, лежащие на его голове, приносили облегчение.

Ее глаза были не дальше чем в нескольких сантиметрах от его лица, огромные под прямыми бровями — словно переливающееся черное молоко.

Спокойствие и надежда светились в них. Разом нахлынули воспоминания.

— Все хорошо, — снова повторила Анна.

Шеврон принял это как откровение, как возможность обрести наконец прибежище, покой, которые он не надеялся никогда получить.

Наверное, много еще надо было сделать, чтобы стабилизировать обстановку, но в личном плане он был в безопасности.

— Мы еще должны покончить с этим делом, — прошептал он.

— Завтра мы летим обратно. Ты был без сознания неделю. Мне было поручено позаботиться о тебе. Ходят слухи о награждении тебя орденом.

— Лучшей наградой за победу был бы крест у тебя на груди.

— У нас еще будет время заняться этим.

Время течет так медленно или так быстро, как мы сами заставляем его.

С вновь обретенным терпением Шеврон решил, что может ждать столько, сколько потребуется.

Это можно было прочесть в его глазах. Они отвечали утвердительно.

Какая бы ни была погода на улице, в душе у Шеврона ярко сияло солнце.