35

Ребуса разбудил настойчивый сигнал домофона. Перевернувшись на другой бок, он поглядел на часы. Время приближалось к семи. За окнами было еще совсем темно, и до момента, когда таймер включит центральное отопление, оставалось несколько минут. В комнате было холодно, а пол в коридоре, куда Ребус вышел босиком, чтобы снять трубку переговорного устройства, казался ледяным.

— Надеюсь, у вас действительно важное дело, — прохрипел он в трубку. — В противном случае — берегитесь!

— Важное или нет — зависит от точки зрения, — услышал он в ответ. Голос показался знакомым, но кто это — Ребус вспомнить не мог. — Давай, Джон, открывай… Это Шэг Дэвидсон.

— Ты что, встал с петухами?

— Еще не ложился.

— Не рановато ходить по гостям?

— А по-моему, в самый раз. Так ты впустишь меня или нет?

Ребус потянулся к кнопке, открывавшей замок в подъезде, но в последний момент едва не отдернул руку. Что-то подсказывало ему: стоит нажать эту кнопку, и мир начнет стремительно меняться, и скорее всего — не в лучшую сторону. Но никакой другой альтернативы он не видел. И он нажал кнопку.

Детектив-инспектор Шэг Дэвидсон принадлежал к тем, кого принято называть «хорошими парнями». Полицейские в большинстве своем уверены, что мир можно разделить на две категории — на «хороших» и «плохих». У Дэвидсона было мало врагов и много друзей, среди которых он слыл человеком честным, практичным, добродушным и в меру жизнерадостным. Сегодня утром лицо у него, впрочем, выглядело озабоченным, если не мрачным, и совсем не потому, что Шэг не выспался. И он был не один — позади него стоял патрульный констебль в форме.

Пропустив ранних гостей в квартиру, Ребус вернулся в спальню, чтобы одеться. Натягивая брюки, он крикнул Дэвидсону, что тот может заварить чай, если хочет. Но детектив и его спутник остались в коридоре, и по дороге в ванную Ребусу пришлось протискиваться мимо обоих. Вычистив зубы тщательнее обычного, он долго смотрел на свое отражение в зеркале, потом вытер рот полотенцем и вернулся в коридор.

— Ботинки!.. — сказал он, подняв палец, и заглянул в гостиную. Как он и думал, ботинки валялись на полу рядом с его любимым креслом. — Неужели, — проговорил он, сражаясь со шнурками, — Вест-Эндскому полицейскому участку зачем-то понадобились мои отточенные детективные навыки? Что-то не верится…

— Стоун рассказал нам о твоем свидании с Кафферти, — отозвался Дэвидсон. — А Шивон упомянула о сигаретном окурке. Впрочем, кроме окурков мы нашли в канале еще много всего…

— Могу себе представить. — Ребус стал завязывать второй ботинок. — Что, например?

— Например, мы нашли там тонкую полиэтиленовую бахилу, а на ней — следы крови.

— Ты имеешь в виду бахилы, которыми пользуются наши эксперты?

— Такие бахилы надевают не только эксперты, но и полицейские — все, кому по долгу службы приходится работать на месте преступления.

Ребус кивнул:

— Да, конечно. Я держу несколько пар в багажнике «сааба».

— А я — в бардачке «фольксвагена».

— Так, конечно, удобнее, — согласился Ребус, затягивая последний узел. Выпрямившись во весь рост, он встретился взглядом с Дэвидсоном. — Ты меня подозреваешь? Я правильно понял?

— Если бы ты сейчас ответил на несколько вопросов, это могло бы помочь делу… и кое-кого успокоить.

— Буду рад помочь, инспектор Дэвидсон.

Ему еще нужно было найти мобильник и ключи и накинуть куртку поверх пиджака. Когда все было готово, Ребус тщательно запер квартиру и вслед за Дэвидсоном стал спускаться по лестнице. Констебль замыкал шествие.

— Слышал о русском парне из Лондона? — спросил Дэвидсон.

— О Литвиненко?

— Да. Он скончался. Врачи исключили версию об отравлении таллием… Я, кстати, так и не понял, что это такое.

Внизу констебль сел за руль патрульного «пассата», оба инспектора разместились на заднем сиденье. От Марчмонт-роуд до Торфихен-плейс было минут десять езды. Утренний час пик еще не наступил, и машин на Мелвилл-драйв почти не было. В свете фар «пассата» мерцали только полоски на костюмах и кроссовках любителей бега трусцой, совершавших свой утренний ритуал на аллеях Медоуз-парка. У светофора на перекрестке с Толлкросс им пришлось подождать, пока красный сигнал сменится зеленым. По улице с односторонним движением они добрались до Фаунтинбридж и вскоре оказались в конце канала напротив винного бара. В ту ночь, когда Ребус следил за Кафферти и Андроповым, он поджидал обоих именно здесь. Сейчас он старался припомнить, были ли установлены камеры видеонаблюдения на самом канале. Вряд ли, подумал он с сожалением. Это могло бы существенно упростить дело. Впрочем, снаружи винного бара камеры должны были быть, правда, он их не видел, но это ничего не значило. Опять же, он мог и не попасть в их поле зрения, но кто знает? Наконец, по вечерам Лемингтонским мостом мало кто пользовался, но все же это место нельзя назвать совершенно безлюдным. Пьяницы приходили сюда, чтобы надраться в спокойной обстановке, шнырял туда-сюда не знающий, чем заняться, молодняк… Кто-нибудь мог что-то видеть. Например — убегающего человека… Кроме того, дома-новостройки на Лемингтон-роуд находились не слишком далеко, и если кто-то из страдающих бессонницей жильцов подошел в нужный момент к окну…

— Мне кажется, Шэг, что меня кто-то круто подставил, — негромко сказал Ребус, когда автомобиль свернул на кольцевой развязке направо и, протиснувшись под низкой аркой Гарднерз-Кресент, повернул налево, на Моррисон-стрит. Здесь они снова угодили в лабиринт улочек с односторонним движением и вынуждены были еще дважды сворачивать направо, чтобы в конце концов попасть к зданию полицейского участка, в котором базировалось подразделение С.

— Я знаю немало людей, которые наградили бы парня, едва не прихлопнувшего Кафферти, медалью или орденом, — сказал Дэвидсон, пристально глядя на Ребуса. — Но должен предупредить сразу: я не отношусь к их числу.

— Я этого не делал, Шэг.

— Тогда тебе незачем волноваться. Ведь мы полицейские, и мы знаем: невиновный не должен пострадать ни в коем случае.

После этого они молчали до тех пор, пока патрульный автомобиль не остановился перед участком. Поблизости не было ни одного репортера, за что Ребус был глубоко признателен Шэгу, однако первым, кого он увидел, когда вошел в вестибюль, был Дерек Старр, который о чем-то вполголоса совещался с Калумом Стоуном.

— Прекрасный день для линчевания, — сказал им Ребус.

Дэвидсон, однако, не остановился, и ему пришлось последовать за ним.

— Кстати, — заметил Шэг, оборачиваясь к нему через плечо, — ребята из отдела внутренних расследований тоже хотят переброситься с тобой парой слов.

Ребус поморщился. В отделе внутренних расследований работали полицейские, которых хлебом не корми — дай посадить кого-нибудь из коллег.

— Мне сказали, что несколько дней назад тебя вроде бы отстранили от расследования, — добавил Дэвидсон, — но ты продолжал работать как ни в чем не бывало. — Он остановился перед дверью одной из комнат для допросов. — Сюда, Джон…

Дверь открывалась наружу — это было сделано специально, чтобы подозреваемый не мог забаррикадироваться изнутри. Стандартная обстановка камеры состояла из стола, двух стульев, магнитофона и видеокамеры, которая была привинчена к стене высоко над дверью и смотрела на стол.

— Неплохо, — заметил Ребус. — Как насчет завтрака в номер?

— Попробую раздобыть рулет с беконом.

— С коричневым соусом, если можно, — попросил Ребус.

— Чай, кофе?

— Чай с молоком, гарсон. И без сахара.

— Схожу спрошу, что нам могут принести.

Дэвидсон ушел, прикрыв за собой дверь, а Ребус сел на стул и подпер подбородок руками. Итак, кто-то из криминалистов нашел под мостом пластиковую бахилу. Ну и что? Быть может, сами криминалисты ее там и потеряли. Следы крови после химического анализа могли оказаться пятнами ржавчины или грязи — и того и другого в канале хватало. Интересно, кто еще использует пластиковые бахилы кроме криминалистов и полицейских? Врачи в некоторых больницах, служители в морге… вероятно, работники столовых и других мест, где важна чистота. Ребус вздохнул и подумал о багажнике «сааба», который он давно хотел починить, да так и не собрался. Закрывался багажник с большим трудом, зато открывался на раз, и иногда — сразу после того, как его закрыли. Об этой особенности его машины знал Кафферти, знали Стоун и Проссер. Может, и водитель Андропова заметил, что с багажником что-то неладно — он мог понять это, еще когда видел Ребуса у здания муниципалитета. Нет, это вряд ли — рассудил детектив. Ведь тогда они с Шивон были на ее машине…

Ребус хорошо помнил, что, пока он следил за Кафферти и Андроповым, «сааб» оставался без присмотра. Именно тогда шофер русского мог взять из багажника все, что угодно. В конце концов, ведь предупреждал же Кафферти: в тот вечер его заметил и узнал именно андроповский водитель. Интересно, какова вероятность того, что на бахиле эксперты найдут следы, ведущие прямиком к некоему Ребусу?.. Он этого не знал, да и не мог знать.

— Последние деньки полицейской работы, Джон, — сказал сам себе Ребус. — Наслаждайся ими, пока можешь.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошла женщина-констебль с дымящимся полистироловым стаканчиком в руках.

— Чай? — спросил Ребус и принюхался.

— Если угодно, — ответила женщина и, поставив стаканчик на стол, удалилась.

Ребус сделал глоток и решил, что чай вполне приличный.

Когда дверь снова отворилась, он увидел Шэга Дэвидсона, который тащил третий стул.

— Никогда не видел таких странных рулетов с беконом, — заметил Ребус.

— Рулет сейчас принесут.

Отдуваясь, Дэвидсон поставил стул к столу, достал из кармана две новенькие кассеты и, освободив их от прозрачной упаковки, вставил в магнитофон.

— А не позвонить ли мне адвокату, Шэг? — спросил Ребус, внимательно следивший за его манипуляциями.

— Решай сам, ты ведь тоже детектив, — ответил Дэвидсон.

Дверь опять отворилась, и в комнату вошел Калум Стоун. Он был мрачен и держал в руке внушительных размеров папку с какими-то бумагами.

— Ты передал это дело им?

Ребус адресовал свой вопрос Дэвидсону, но ответил на него Стоун.

— НОП в данном случае пользуется приоритетом, — сказал он. — Мы решили взять это расследование на себя.

— Может, возьмете на себя и пару дел из моего участка? А то у нас ребята зашиваются, — заметил Ребус.

В ответ Стоун лишь притворно улыбнулся и раскрыл свою папку. В ней лежали листы следственного дела — засаленные, с загнутыми уголками, в пятнах от кофе. Судя по всему, их много раз внимательно просматривали в надежде найти хоть малейшую зацепку, чтобы, наконец, ущучить хитроумного Кафферти. Очень похожее дело хранилось у Ребуса дома, но сейчас это совпадение вовсе не показалось ему знаменательным.

— Итак, инспектор Дэвидсон, — сказал Стоун, поправляя пиджак и манжеты и устраиваясь поудобнее. — Включайте запись и давайте займемся делом.

Примерно через полчаса принесли рулет. Пока Ребус и Дэвидсон подкреплялись, Стоун, о котором никто не позаботился, расхаживал по комнате из стороны в сторону, изо всех сил стараясь скрыть свое недовольство. Рулет оказался холодным и не с коричневым, а с томатным соусом, однако Ребус поглощал свою долю с отменным удовольствием.

— Вкусно, — говорил он время от времени. — И масло отличное… Где вы их только берете, ребята?

Дэвидсон в конце концов предложил кусок своего рулета Стоуну, но тот отмахнулся.

— Теперь бы еще по чашечке чая! — мечтательно заметил Ребус, и Шэг, зубы которого вязли в липкой тестообразной субстанции, поспешил с ним согласиться. Спустя какое-то время женщина-констебль принесла чай, и детективы запили им остатки рулета. Только после этого Ребус, смахнув налипшие в уголках губ крошки, заявил, что теперь он, пожалуй, готов «к раунду номер два».

Дэвидсон снова включил магнитофон, и Ребус продолжил расписывать роль, которую сыграла Шивон в событиях предыдущего вечера.

— Шивон Кларк делает все, что вы ей скажете, — возразил Стоун.

Ребус покачал головой.

— Инспектор Дэвидсон не даст соврать: сержант Кларк вполне самостоятельная женщина. Инспектор Дэвидсон согласно кивает, — добавил он специально для записи, когда Шэг кивнул головой. Выдержав небольшую паузу, Ребус потер переносицу. — Мне бы хотелось, чтобы вы поняли самое главное, — сказал он. — Я ничего от вас не скрываю. Я признаю, что встречался с Кафферти вчера вечером. Он назначил мне встречу возле канала, и я туда приехал, но я на него не нападал.

— А ты признаёшь, что вчера вечером ввел в заблуждение сотрудников полиции, осуществлявших наружное наблюдение, в результате чего в критический момент они не смогли контролировать объект слежки?

— С моей стороны это было глупо, — согласился Ребус.

— Но ты это сделал?

— Да, я это сделал.

Стоун посмотрел на Дэвидсона, потом снова на Ребуса.

— В таком случае… Надеюсь, инспектор, вы не будете возражать, если мы перейдем к стандартной процедуре?

Ребус уставился на Стоуна:

— Вы намерены предъявить мне обвинение?

— Мы только просим тебя добровольно пройти процедуру дактилоскопии.

— И сдать образцы для анализа ДНК, — добавил Стоун.

— Только для того, чтобы исключить возможность ошибки, Джон…

— А если я откажусь?

— С чего бы невинному человеку отказываться? — спросил Стоун и снова ухмыльнулся.

 

36

Шивон Кларк отлично знала, что на парковке возле участка свободного места нет и быть не может: слишком много дополнительных сотрудников было привлечено к расследованию. Некоторым из них приходилось ездить сюда с другого конца города. Именно поэтому она оставила машину на стоянке возле дома и отправилась на работу пешком, благо ее квартира находилась всего в пяти минутах ходьбы от Гейфилд-сквер. С собой она взяла компактный CD-плеер, который нашла под кроватью, где он валялся среди пыли и прочего мусора. Плеер работал — ей пришлось только заменить батарейки и приладить к нему наушники от айпода.

По пути Шивон остановилась, чтобы выпить кофе в полуподвальной бакалее на Бротон-стрит. Ей казалось, прошло уже очень много времени с тех пор, как она встречалась здесь с Тоддом Гудиром. К счастью, Дерек Старр до сих пор не обратил внимания на ее новобранца: в рабочем зале отдела уголовного розыска постоянно толкалось столько детективов, что заметить среди них одного патрульного было нелегко. В глубине души Шивон надеялась, что Гудиру и дальше удастся остаться незамеченным.

Когда она добралась до Гейфилд-сквер, то обнаружила, что за ее столом кто-то сидит. Подойдя к своему рабочему месту вплотную, Шивон бросила на пол висевшую у нее через плечо спортивную сумку, надеясь, что это послужит коллеге сигналом, но тот и ухом не повел. Тогда она похлопала детектива по плечу и, когда тот ненадолго отвлекся от телефонного разговора, жестом велела ему проваливать. На лице детектива появилось недовольное выражение, но он все же поднялся и отошел куда-то в угол, таща за собой телефон. Шивон тоже нужен был аппарат, но когда она подняла голову, чтобы окликнуть коллегу, то увидела перед собой Тодда Гудира, который принес ей очередную порцию расшифрованных записей с заседания Комитета по возрождению городов.

— Сегодня у нас посвободнее, — проговорила Шивон, заметив, что Старр и Макрей о чем-то беседуют в кабинете старшего инспектора. — Что-нибудь случилось?

— Нам разрешили использовать две из трех комнат для допросов, — объяснил Гудир. — Номера первый и второй — в третьем чересчур холодно. Что там насчет Кафферти?.. — добавил он после небольшой заминки.

— Тебе что, подружка рассказала?

Шивон нахмурилась.

Гудир кивнул.

— Вчера ее смена выезжала на канал, — сказал он.

Шивон хмыкнула:

— Испортил он тебе вечер, этот Кафферти…

— Это часть нашей работы, — серьезно сказал Гудир. — Кстати, Соня вас там видела… Скажите, что я должен отвечать?

Сначала Шивон не поняла, что он имеет в виду. Только потом она вспомнила, что Гудир присутствовал при их с Ребусом разговоре и знал, что из паба инспектор отправился на встречу с Кафферти.

— Если тебя кто-то будет спрашивать, — ответила она, — говори все как есть. Впрочем, не думаю, что до этого дойдет: следственная группа наверняка уже побеседовала с Джоном.

Гудир чуть слышно вздохнул — с облегчением, как показалось Шивон.

— Значит, инспектора Ребуса подозревают в?..

Шивон отрицательно покачала головой, хотя почти наверняка знала — именно о возможной причастности Ребуса к нападению на Кафферти беседуют сейчас Старр и Макрей. Как только Гудир ушел, она достала из сумки CD-плеер, а из ящика стола — диск с выступлением Федорова для книжного магазина. Надев наушники, Шивон включила проигрыватель и закрыла глаза.

Федоров выступал в кафе. На заднем плане раздавалось шипение кофеварки-эспрессо и позвякивание чашек. Сам Риордан, по всей видимости, занял позицию в одном из первых рядов. Вот Шивон услышала, как Федоров слегка откашлялся, потом один из книготорговцев произнес приветственное слово и сделал несколько коротких вступительных замечаний, и вечер начался.

Шивон знала это кафе. Оно находилось неподалеку от старого кинотеатра «Одеон» и пользовалось популярностью у студентов университета. Большие, удобные диваны, спокойная музыка — уютное место, где хотелось заказать что-нибудь, обязательно экологически чистое.

Федоров выступал без звукоусилительной аппаратуры, но микрофон Риордана оказался очень чувствительным. Когда Чарльз немного изменил его положение, Шивон стала различать даже звуки, производимые отдельными слушателями: покашливание, шарканье ногами, шорох бумаги, шепот и разговоры вполголоса. Казалось, эти звуки интересуют Риордана едва ли не больше, чем выступление поэта, и вывод, который сделала Шивон, только подтверждал ее первоначальные подозрения: покойный владелец музыкальной студии любил подслушивать.

Само выступление мало чем отличалось от вечера в Поэтической библиотеке. Федоров почти слово в слово повторил свою речь, включая несколько острот, призванных разбить первоначальный холодок, а также произнес дежурную похвалу гостеприимному характеру шотландцев. Слушая его, Шивон почему-то представила, как глаза русского поэта скользят по лицам собравшихся в поисках привлекательных женщин, которые, возможно, подтвердят его тезис о шотландском гостеприимстве. Впрочем, пару раз Федоров отклонялся от «библиотечного» сценария: так, он вдруг заявил, что хотел бы прочесть одно из стихотворений Роберта Бернса. Стихотворение называлось «Шотландская слава», и читал его Федоров с сильным английским акцентом. Он, впрочем, заранее извинился перед публикой за «англификацию» некоторых слов.

Когда он закончил, раздались аплодисменты, кто-то даже завопил от восторга. Затем Федоров перешел к стихотворениям из сборника «Астапово-блюз» и завершил вечер, сказав, что у выхода можно приобрести экземпляры книги. Когда стихли овации, микрофон Риордана снова обратился в зал, фиксируя реакцию слушателей:

«Будешь покупать книгу?» — «Десять фунтов — дороговато… К тому же большинство стихов мы уже слышали». «В какой, говоришь, паб ты собирался?» — «В «Грушевое дерево». «Ну как тебе?» — «Несколько высокопарно, но в общем ничего…» «Как насчет субботы?» — «Приеду, если дети не разболеются». «Интересно, дождь уже пошел?» — «Я оставил собаку в машине».

Потом послышалась трель мобильного телефона. Она почти сразу прервалась — владелец аппарата ответил на вызов, и Шивон услышала голос, произнесший несколько слов на неизвестном языке, который показался ей похожим на русский. Дальнейший разговор был заглушён скрежетом отодвигаемых стульев.

Чей это мобильник? Федорова? Насколько Шивон знала, это было маловероятно. Значит, среди слушателей затесался кто-то из соотечественников поэта… В том, что ее догадка верна, Шивон убедилась через несколько секунд, когда микрофон в очередной раз повернулся, и она услышала голос Федорова, который разговаривал с представительницей книжного магазина.

«Не согласитесь ли вы подписать несколько экземпляров?» — спрашивала она.

«Конечно. С удовольствием».

«А потом давайте заглянем в «Грушевое дерево», отметим сегодняшний вечер. Кстати, вы уверены, что не хотите отужинать?»

«Соблазнительное предложение, мисс, но я стараюсь избегать подобных вещей. Для поэта в моем возрасте это не полезно. Я хочу сказать… — Но тут Федорова отвлекли. — А-а, мистер Риордан? Как запись? Все получилось?»

«Все просто отлично, благодарю».

Разговор двух мертвецов, подумала Шивон.

Больше на диске ничего не было — она услышала негромкий щелчок выключаемого микрофона, после чего в наушниках воцарилась тишина. Взглянув на таймер плеера, Шивон увидела, что запись длилась почти целый час. Кабинет Макрея был пуст, Дерек Старр тоже куда-то ушел. Шивон спрятала наушники и проверила мобильник: сообщений не было. Тогда она сама позвонила Ребусу домой, но попала на автоответчик. Мобильный тоже не отвечал. Шивон в задумчивости постукивала своим аппаратом по выпяченным губам, когда перед ней снова возник Гудир.

— Моя девушка сообщила мне кое-что интересное, — проговорил он, заговорщически понизив голос.

— Как ее зовут, кстати?

— Соня.

— И что же сообщила тебе Соня?

— Когда эксперты обшаривали канал, они нашли пластиковую бахилу — знаешь, такие, на резинке…

— Знаю… — Шивон кивнула. — Вечно эти криминалисты вопят, что мы, мол, оставляем на месте преступления всякий мусор, а сами…

Гудир покачал головой:

— Соня сказала — эксперты ни при чем. На пластике обнаружили кровь. Во всяком случае — что-то похожее на пятна крови.

— Ты хочешь сказать, что нападавший был в бахилах?

Гудир кивнул, и Шивон глубоко задумалась. Специальные комбинезоны, пластиковые колпаки и бахилы, одноразовые перчатки — криминалисты использовали все это, чтобы не оставлять на месте преступления следы, которые могли бы исказить картину происшедшего. Но если нападавший тоже облачился в подобный костюм, он мог не бояться, что на его одежде останутся следы крови, волокна, волоски жертвы. Выбросить такой костюм, а еще лучше — сжечь, и шансы преступника остаться безнаказанным существенно повышались.

— Ну-ка, перестань думать о том, о чем ты думаешь! — резко сказала Шивон, обратившись к Гудиру со словами, которые сама много раз слышала от своего старшего товарища. — Это нападение не имеет никакого отношения к инспектору Ребусу. Вернее, это он не имеет к нему отношения.

— Я и не говорил, что имеет, — обиделся Гудир.

— Ладно, проехали… Что еще сказала Соня?

В ответ он пожал плечами. Шивон прищурилась и взмахнула рукой. Гудир понял намек и обернулся, но стол, за которым он работал, за время его отсутствия обрел нового владельца. Кипя праведным гневом, Гудир отправился на поиски захватчика, а Шивон подхватила сумку, надела куртку и спустилась на первый этаж. Выйдя из участка, она сразу увидела машину Ребуса, припаркованную у тротуара. Коротко улыбнувшись, Шивон открыла пассажирскую дверцу и забралась в салон.

— У тебя телефон выключен, — сказала она.

— Позабыл включить, — ответил Ребус.

— Ты уже слышал? В канале нашли пластиковую бахилу.

— Шэг меня уже допрашивал, — кивнул Ребус, доставая и включая мобильный телефон. — Стоун тоже присутствовал. По-моему, мерзавец получал от этого изрядное удовольствие.

— Что ты им сказал?

— Правду, одну только правду и ничего, кроме правды.

— Это очень серьезно, Джон!..

— И я знаю это лучше, чем кто бы то ни было, — пробормотал Ребус. — Но по-настоящему опасной ситуация станет, только когда они выяснят, что раньше эта бахила хранилась в багажнике моего автомобиля.

— Ты сказал «когда», а не «если»…

Шивон с ужасом уставилась на него.

Ребус кивнул:

— Сама подумай… Эту несчастную бахилу подкинули на место преступления только затем, чтобы вернее привязать меня к происшествию с Кафферти. Замок в моем багажнике испортился несколько месяцев назад — именно поэтому я держу там только костюм для работы на месте преступления.

— И старые туристские ботинки, — добавила Шивон.

— И старые туристские ботинки, — согласился он. — И можешь быть уверена: если бы для их целей понадобился мой ботинок, они бросили бы в канал его.

— Кто это — «они»? — уточнила Шивон. — Ты по-прежнему считаешь, что это Андропов?

Ребус с силой потер ладонью лицо. Только сейчас Шивон обратила внимание на темные тени под глазами, покрасневшие белки и отросшую седую щетину.

— Только доказать это будет чертовски сложно, — сказал он наконец.

Шивон кивнула в знак согласия. Довольно долго оба сидели молча, потом Ребус спросил, как дела в участке.

— Как обычно. Старр и Макрей целый час о чем-то трепались.

— Не о чем-то, а о ком-то. Я, во всяком случае, уверен, что мое имя упоминалось неоднократно.

— Я не знаю. В это время я слушала ту, другую запись выступления Федорова.

— Приятно узнать, что и ты иногда работаешь.

— Кроме самого Федорова, Риордан записал кое-какие разговоры в публике, и мне показалось… показалось, что там кто-то разговаривал по-русски…

— Вот как?

— Да. Я решила съездить в «Силу слова» и уточнить, кто из соотечественников Федорова мог присутствовать на их вечере.

— Тебя подвезти?

— Конечно.

— Но сначала сделай мне одно одолжение. Мне нужна запись выступления Федорова в Поэтической библиотеке. Ты сможешь ее взять?

— Да. А зачем?

Ребус рассказал о Скарлетт Коулвелл и о последнем стихотворении Федорова, которое та хотела перевести.

— Хочешь попасть к ней в друзья?

— Принеси лучше запись.

Ребус вздохнул. Шивон уже открыла дверцу, но на секунду замешкалась.

— На вечере для «Силы слова» Федоров читал «Шотландскую славу» Бернса, — сказала она.

— Я знаю это стихотворение. — Ребус кивнул. — Оно о том, как англичане нас купили. Когда панамская колония[22]Попытка основать на Панамском перешейке шотландскую торговую колонию, которая служила бы связующим звеном между богатым регионом Тихого океана и торговыми странами Западной Европы, была предпринята в 1698 г. При этом шотландцы рассчитывали на поддержку Англии, но англичане, не желая ссориться с Испанией, довольно скоро отказались от участия в проекте. В результате попытка провалилась, причем Шотландия потеряла около одной трети совокупного дохода нации и была вынуждена в 1707 г. подписать с Англией «Акт об унии». Большинство шотландцев до сих пор уверены, что англичане намеренно отказали им в помощи, дабы унизить Шотландию и сделать унию неизбежной.
прекратила свое существование, Шотландия потеряла колоссальную сумму. Англичане согласились заплатить наши долги, но только при условии, что мы объединимся в одно государство.

— И что в этом плохого?

— Я все время забываю, что ты англичанка… После этого объединения мы перестали быть нацией, Шивон.

— И превратились в сборище жуликов и негодяев?

— Если верить Бернсу, то да.

— Похоже, Федоров тоже был шотландским националистом.

— Может быть, история Шотландии напомнила ему родную страну, проданную за горсть презренных денег…

— Андроповым проданную?

Ребус пожал плечами.

— Принеси же, наконец, этот диск, Шивон!

 

37

Книжный магазин «Сила слова» оказался небольшим и довольно тесным. Ребус постоянно боялся, что если он не будет осторожен, то опрокинет какую-нибудь полку или рекламный стенд. Женщина за кассой уткнулась носом в какую-то книжку под названием «Лабиринт». В ответ на вопрос Ребуса она сообщила, что работает здесь неполный день и на поэтическом вечере Федорова не была.

— Но у нас есть его книги, — сообщила она.

Ребус посмотрел в ту сторону, куда указывала женщина.

— А они подписаны автором? — спросил Ребус, и Шивон тут же ткнула его локтем в бок, чтобы не отвлекался.

Сама она спросила кассиршу, фотографировал ли кто-нибудь выступление Федорова. Женщина кивнула и пробормотала что-то насчет веб-сайта магазина.

Шивон повернулась к Ребусу.

— Я должна была сообразить раньше, — сказала она с досадой.

Из магазина они поехали к ней домой. Там Ребус припарковался во втором ряду, потому что в этот час искать свободное место можно было до второго пришествия.

— Давненько я у тебя не был, — сказал он, когда Шивон провела его в узкую и длинную прихожую. По планировке ее квартира была такой же, как у него, но отличалась более скромными размерами.

— Извини, — отозвалась она. — Не то чтобы я не хотела тебя видеть, просто в последнее время мне было не до развлечений.

Ребус кивнул и вошел в гостиную. На ковре возле дивана валялись обертки от шоколадных батончиков и пустой винный стакан. В углу дивана сидел на подушках облезлый плюшевый медведь. Ребус осторожно взял его в руки.

— Это настоящий «Стейф», — объяснила Шивон. — Мне его подарили, когда я еще была маленькой.

— А имя у него есть?

— Да.

— Скажешь какое?

— Нет.

Шивон подошла к компьютерному столу у окна и включила ноутбук.

У нее был специальный S-образный стул, якобы способствующий сохранению правильной осанки, но Шивон сидела на нем так, что упиралась ступнями как раз в ту часть, которая предназначалась для коленей. Через несколько секунд она уже вошла на сайт магазина «Сила слова», кликнула «Последние новости», потом «Галерею», и на экране появились фотографии Федорова, обращавшегося к слушателям с приветственным словом. Слушателей было много: они сидели не только на стульях, но и на полу, стояли в проходах, взирая на поэта с рвением новообращенных.

— И как мы узнаем, кто из зрителей русский? — спросил Ребус, наклоняясь к экрану. — По казацким шапкам? Или по спрятанным под полой ледорубам?

— Надо посмотреть список, — напомнила Шивон.

— Какой список? — не понял он.

— Список проживающих в Эдинбурге русских, — сказала Шивон. — Тот, который привез Стахов. Он даже себя внес в список, помнишь? Интересно, а своего шофера он не забыл?..

И она показала на экран кончиком пальца. Водитель сидел на низком кожаном диване в углу, почти полностью заслоненный расположившимися перед ним на полу любителями поэзии. Фотограф явно не был профессионалом — у всех, кто попал в кадр, были красные глаза, но, несмотря на это, узнать водителя не составляло труда.

— Когда русские приехали в морг, чтобы забрать тело Федорова, он был со Стаховым, — сказала Шивон уверенно и постучала по экрану ногтем.

Ребус всмотрелся.

— Но это же… водитель Андропова, — проговорил он. — Я столкнулся с обоими в вестибюле гостиницы «Каледониан».

— Должно быть, этот парень служит сразу двум господам, потому что, когда русские уезжали из морга, я видела, как он сел за руль стаховского «мерседеса». — Шивон повернула голову и посмотрела на Ребуса. — Как ты думаешь — стоит с ним побеседовать?

— Я думаю, что он сошлется на дипломатический иммунитет.

— Интересно, он был с Андроповым в баре, когда убили Федорова?

— Никто о нем не упоминал.

Ребус пожал плечами.

— Может быть, он ждал снаружи в машине.

Шивон посмотрела на часы.

— Какие планы? — спросил Ребус.

— У меня назначена встреча с Джимом Бейквеллом.

— Где ты с ним встречаешься?

— В здании парламента.

— Скажи ему, что тебе хочется выпить кофе. Я буду за соседним столиком.

— Разве у тебя нет более важных дел?

— Каких, например?

— На твоем месте я бы постаралась как можно скорее выяснить, кто стоит за нападением на Кафферти.

— А тебе не кажется, что одно может быть связано с другим?

— Это только наши предположения.

— Может быть, мне просто хочется выпить эспрессо, который пьют наши уважаемые парламентарии, — заявил Ребус, и Шивон не сдержала улыбки.

— Хорошо, — сказала она. — Кстати, я намерена пригласить тебя поужинать. В самое ближайшее время.

— Только постарайся предупредить меня пораньше — думаю, в самое ближайшее время у меня будет очень насыщенное расписание.

Шивон снова улыбнулась:

— Для некоторых уход на пенсию — самая что ни на есть заря новой жизни, Джон.

— Ну, я тоже не собираюсь бездельничать, — уверил он ее.

Шивон встала и, повернувшись к Ребусу, очень серьезно взглянула ему в глаза. Оба долго молчали, потом Ребус улыбнулся. Этот разговор без слов был очень нужен обоим.

— Ну идем, — сказал он.

Из машины они позвонили в «Уэстерн дженерал», чтобы справиться о состоянии Кафферти.

— Он еще не пришел в себя, — сообщил Ребус Шивон. — Сегодня ему будут делать еще один рентген. Кроме того, ему дают специальные препараты, предотвращающие образование тромбов.

— Как ты считаешь, может, послать Большому Гору цветы?

— Он же еще не умер.

По Колтон-роуд они добрались до Эббихилла и, припарковавшись на одной из жилых улочек, отправились к парламенту пешком. Прежде чем войти внутрь, Шивон попросила Ребуса дать ей минут пять форы. Ребус не возражал — он как раз успевал выкурить сигарету.

По улице толпами фланировали туристы. Большинство любовались Холирудским дворцом, стоявшим на противоположной стороне улицы, и лишь некоторые рассматривали здание парламента. Одного или двух туристов всерьез озадачили вертикальные бамбуковые прутья, закрывавшие несколько окон. Они так и застыли с приоткрытыми ртами, словно гадали, зачем понадобилась эта декорация.

— Я тоже этого не знаю, ребята… — пробормотал Ребус и, отбросив окурок, вошел в вестибюль. Перед металлодетектором, — выкладывая из карманов мелкие металлические предметы, — он спросил охранника, зачем на окнах бамбуковые решетки.

— Понятия не имею, — ответил тот чуть ли не с гордостью, выдававшей в нем местного жителя, и Ребус кивнул.

— Вот и я тоже…

Миновав рамку металлодетектора, он рассовал по карманам свое имущество и направился к буфету. Шивон уже стояла в очереди, и Ребус пристроился за ней.

— А где Бейквелл? — шепотом спросил он.

— Сейчас спустится. Он, по-моему, не кофеман, но я сказала, что кофе мне необходим.

Шивон заказала капучино и вынула деньги.

— Закажи уж и мне заодно, — предложил Ребус. — Можешь, кстати, и заплатить.

— Я могу даже выпить его за тебя, если хочешь.

Ребус покачал головой:

— Не шути так. Разве ты не понимаешь, что это может оказаться последний эспрессо, которым ты меня угостишь? — поддразнил он.

Они нашли два стоявших рядом столика и сели. Машинально оглядываясь по сторонам, Ребус подумал, что до сих пор не знает, как относиться к этому просторному, гулкому помещению. Если бы кто-нибудь сказал ему, что это — аэровокзал, он бы мог с легкостью этому поверить. Насколько он знал, новое здание парламента должно было что-то символизировать, — вот только что? Несколько лет назад журналист одной из газет писал — и это застряло в памяти у Ребуса, — что новое здание выглядит столь экзотично, потому что является своего рода прообразом будущего независимого парламента. В это было сравнительно легко поверить, поскольку спроектировавший здание архитектор был каталонцем.

— Детектив Кларк?..

Джим Бейквелл пожал руку Шивон, и она спросила, не хочет ли он взять что-нибудь себе.

— Нет, но вы можете взять чашку в мой кабинет, — ответил министр.

— Но раз уж мы здесь… — возразила Шивон.

Бейквелл со вздохом сел напротив нее и поправил очки. Он был в твидовом костюме, рубашке в мелкую клетку и галстуке, который Ребусу тоже показался сделанным из твида.

— Это не займет много времени, сэр, — сказала Шивон успокаивающим тоном. — Мне необходимо задать вам пару вопросов об Александре Федорове.

— Его гибель меня глубоко потрясла, — ответил министр, любовно разглаживая складки на брюках.

— Вы вместе были на передаче «Время вопросов»…

— Совершенно верно.

— Могу я спросить, какое он произвел на вас впечатление?

Взгляд Бейквелла на мгновение затуманился. Прежде чем ответить, он некоторое время молчал, потом кивнул проходившему мимо официанту.

— Я приехал на передачу довольно поздно, — проговорил он наконец. — Застрял в пробке. Мы едва успели познакомиться, прежде чем нас провели в зал. Помню только, что Федоров отказался гримироваться… — Бейквелл снял очки и принялся протирать их носовым платком. — В целом… в целом он показался мне несколько резковатым, почти грубым, но перед камерами вел себя безупречно. — Министр снова надел очки и убрал носовой платок.

— А после записи? — спросила Шивон.

— По-моему, Федоров сразу уехал. Я тоже. Не было никакого смысла задерживаться, чтобы болтать о всяких пустяках со случайными знакомыми.

— И с политическими противниками? — уточнила Шивон.

— Да, если угодно.

— Значит, именно так вы воспринимаете Меган Макфарлейн? Как противника?

— Мег — очаровательная женщина, но…

— Но вы не ездите друг к другу домой, чтобы поговорить о том о сем за рюмочкой хереса?

— Вы совершенно точно описали ситуацию. — Бейквелл слабо улыбнулся.

— Мисс Макфарлейн, похоже, уверена, что Шотландская национальная партия выиграет майские выборы.

— Чушь!

— То есть вы считаете, что, несмотря на наше военное присутствие в Ираке, Шотландия все равно проголосует за Блэра?

— Шотландия вовсе не жаждет независимости — во всяком случае, не настолько сильно, как это кажется некоторым, — отчеканил Бейквелл.

— Но и американские подлодки ей тоже ни к чему.

— Лейбористов не так легко свалить, детектив, так что не стоит так за нас волноваться.

Шивон сделала вид, будто пытается собраться с мыслями.

— Ну а как насчет вашей последней встречи с Федоровым?

— Я что-то не понимаю…

— Перед тем как его убили, Федоров выпивал в баре «Каледониан». Вы тоже там были, сэр.

— Разве? — Бейквелл нахмурился, словно припоминая.

— Вы сидели в одной из кабинок с русским бизнесменом Андроповым.

— Разве это было в тот день, когда погиб мистер Федоров?

Шивон кивнула.

— Что ж, раз вы так говорите, придется вам поверить, хотя сам я, честное слово, не помню…

— Андропов и Федоров вместе выросли. Вы об этом знали?

— В первый раз слышу.

— И вы не видели Федорова в баре?

— Нет.

— Один наш гангстер угощал Федорова коньяком. Его фамилия Кафферти. Моррис Гордон Кафферти. Это имя вам что-нибудь говорит?

— Мистер Кафферти действительно к нам присоединился, но он был один, насколько я успел заметить.

— Вы встречались с Кафферти раньше?

— Нет.

— Но вы знали, какой он пользуется репутацией?

— Я знал, что Кафферти… Нет, «гангстер» — это, пожалуй, чересчур. Когда-то у него были трения с законом, верно, но теперь он отошел от криминала. — Министр немного помолчал и добавил: — Если, конечно, вы не располагаете иными сведениями.

— О чем вы говорили с Андроповым и Кафферти?

— О торговле… об обстановке на рынках. — Он пожал плечами. — Ничего интересного.

— А Кафферти не упоминал имени Федорова?

— Нет, насколько я помню.

— Когда вы в тот день ушли из бара, сэр?

Бейквелл надул щеки, припоминая.

— В четверть двенадцатого… где-то в это время.

— А Андропов и Кафферти остались?

— Да.

Шивон пришла на ум новая мысль.

— А вам не показалось, что мистер Кафферти и Андропов хорошо знают друг друга?

— Трудно сказать…

Бейквелл пожал плечами.

— Но ведь это была не первая их встреча?

— Нет, разумеется. Фирма мистера Кафферти представляет интересы мистера Андропова в нескольких крупных проектах.

— Почему, как вы считаете, мистер Андропов выбрал именно его?

Бейквелл раздраженно хмыкнул.

— Спросите об этом у Андропова.

— Я спрашиваю вас, сэр.

— У меня такое ощущение, детектив, что вы пытаетесь получить от меня какую-то информацию, причем делаете это не очень умело. Как вам известно, я являюсь министром экономического развития, и моя работа — обсуждать деловые вопросы с бизнесменами, пользующимися доверием правительства.

— Значит, с вами были ваши советники? — Шивон с удовольствием наблюдала, как Бейквелл подыскивает слова для ответа. — Если вы действительно пришли на встречу как официальное лицо, с вами должны были быть ваши помощники, консультанты, секретари…

— Это была неофициальная встреча, — отрезал министр.

— И часто вам в вашей работе приходится проводить такие неофициальные встречи? — продолжала наступать Шивон, и Бейквелл растерялся. Он явно не знал, что сказать; ему оставалось либо возмутиться, либо встать и уйти. Министр уже начал подниматься, когда сбоку к их столику кто-то приблизился.

— Джим? А я-то гадаю, куда ты подевался!.. — Меган Макфарлейн повернулась к Шивон, и ее лицо вытянулось. — Это вы… — проговорила она.

— Меня расспрашивают об Александре Федорове, — пожаловался Бейквелл. — И Сергее Андропове.

Макфарлейн покраснела от гнева. Она уже готова была броситься в атаку, но Шивон опередила ее.

— Как хорошо, что я вас встретила, мисс Макфарлейн, — деловито сказала она. — Я хотела спросить вас о Чарльзе Риордане.

— О ком?

— Чарльз записывал заседания вашего Комитета для некой авангардистской инсталляции.

— Вы имеете в виду проект Родди Денхольма? — В голосе Макфарлейн послышались нотки любопытства. — А что с ним такое?

— Мистер Риордан был другом мистера Федорова. А теперь они оба убиты.

Но Шивон тщетно старалась отвлечь внимание Макфарлейн. Взмахнув рукой, она ткнула пальцем в сторону Ребуса:

— А он что здесь делает?

Бейквелл взглянул туда, куда показывала Макфарлейн, но лицо Ребуса было ему незнакомо.

— Не знаю, — сказал он. — А кто это?

— Ее начальник, — объяснила Макфарлейн. — Похоже, Джим, этот тип подслушивал ваш милый разговор тет-а-тет.

Недоуменное выражение сползло с лица Бейквелла, министр побелел от ярости.

— Это правда? — спросил он Шивон, но Макфарлейн, явно наслаждаясь ситуацией, не дала ей и рта раскрыть.

— Конечно правда, — сказала она и презрительно фыркнула. — Кроме того, я слышала, что инспектора Ребуса отстранили от работы до самого его ухода на пенсию, который тоже не за горами.

— И где вы это слышали, мисс Макфарлейн? — осведомился Ребус.

— Вчера я встречалась с вашим начальником полиции и упомянула вашу фамилию… — Она покачала головой и несколько раз прищелкнула языком. — Думаю, он будет очень недоволен, когда узнает, что здесь произошло.

— Это возмутительно! — воскликнул Бейквелл и рывком поднялся из-за стола.

— У меня есть телефон Джеймса Корбина, — подсказала Макфарлейн, размахивая зажатым в кулаке мобильником. — На твоем месте я бы позвонила ему прямо сейчас.

— Возмутительно! — громко повторил Бейквелл, и сразу несколько человек повернулись в их сторону, — в том числе двое дежуривших у входа в вестибюль охранников.

— Ну что, идем?.. — спросила Шивон.

У Ребуса в чашке оставался еще примерно глоток кофе, но он вспомнил о хороших манерах и следом за ней направился к выходу.

 

38

— Ну что теперь? — спросил Ребус на обратном пути в участок.

— Теперь, мне кажется, следует поговорить с водителем Стахова.

— Думаешь, консульство даст добро?

— А ты можешь предложить что-нибудь еще?

Ребус пожал плечами:

— Будет гораздо проще, если мы перехватим его где-нибудь на улице.

— А если он не говорит по-английски?

— Думаю, что говорит, — уверенно сказал Ребус, вспомнив, что, пока Кафферти и Андропов стояли на мосту, их водители-телохранители общались довольно свободно. — К тому же, — добавил он, подумав, — я знаю, где можно найти квалифицированного переводчика. — Ребус жестом показал на заднее сиденье, куда он забросил компакт-диск с записью выступления Федорова. — Я думаю, профессор Коулвелл с радостью пойдет нам навстречу.

— То есть ты предлагаешь мне задержать этого парня прямо на улице и тут же, не сходя с места, допросить? — Шивон саркастически хмыкнула. — Тебе мало неприятностей, которые ты мне уже устроил?

Ребус удачно проскочил светофор на Риджент-роуд и свернул на Роял-террас.

— А тебе? — спросил он после непродолжительного молчания.

— Больше чем достаточно, — призналась Шивон. — Как ты считаешь, Бейквелл позвонит начальнику полиции?

— Он может.

— Тогда, боюсь, не позднее чем сегодня вечером меня тоже отстранят.

Она вздохнула.

Ребус искоса взглянул на нее.

— Разве это так плохо?

Шивон снова вздохнула.

— Это у тебя преддембельская эйфория, — сказала она.

Ребус хотел что-то ответить, но не успел. Позади них вдруг появилась патрульная полицейская машина с включенными проблесковыми огнями.

— Ну что там еще?! — пожаловался в пространство Ребус и, остановившись у тротуара, выбрался из салона.

Патрульный уже шагал к нему, на ходу поправляя фуражку, которую только что надел. Ребусу его лицо было незнакомо.

— Инспектор Ребус? — спросил патрульный, и Ребус кивнул.

— Мне приказано доставить вас в участок, сэр.

— В который?

— В Вест-Эндский.

— Что, Шэг Дэвидсон решил устроить мне вечеринку-сюрприз?

— Мне об этом ничего не известно.

Может, и правда неизвестно, подумал Ребус. Но сам-то он уже понял, в чем дело: Стоун или Дэвидсон нашли-таки, что на него повесить, и Ребус готов был биться об заклад, что это — не медаль.

Повернувшись к Шивон, он увидел, что она тоже вышла из машины и стоит опершись о крышу. Вокруг уже начинали собираться зеваки.

— Возьми «сааб», — сказал ей Ребус. — Позаботься, чтобы доктор Коулвелл получила свой диск.

— А как быть с шофером?

— Это ты решай сама. — И с этими словами Ребус сел на заднее сиденье патрульной машины. — Врубай сирену, ребята, — сказал он патрульным. — Не стоит заставлять инспектора Дэвидсона ждать.

Но в Торфихене его ждал вовсе не Дэвидсон. За столом в комнате для допросов сидел инспектор Стоун. Сержант Проссер, засунув руки в карманы, подпирал стену у входа.

— Похоже, у меня появились поклонники, — жизнерадостно заявил Ребус, усаживаясь напротив Стоуна. — Какие новости?

— Кровь на бахиле принадлежит Кафферти, — сказал Стоун.

— Обычно анализ ДНК занимает куда больше времени, — усомнился Ребус.

— Верно, — нехотя согласился Стоун. — Она — той же группы, что и кровь Кафферти.

— Я чувствую, что это еще не все, — спокойно заметил Ребус.

— К сожалению, мы не нашли никаких пригодных для идентификации отпечатков, — признался инспектор.

— Иными словами, вы не можете доказать, что эта бахила была украдена из багажника моей машины, — улыбнулся Ребус и, хлопнув в ладоши, стал подниматься. — С вашей стороны было очень любезно сообщить мне о…

— Сядь, Ребус!

Ребус немного подумал, потом сел.

— Кафферти все еще без сознания, — сказал Стоун. — Никто из врачей пока не произнес слово «кома», но я уверен — они думают, что к этому идет. Не исключено, что остаток жизни Кафферти проведет, словно овощ на грядке. — Он прищурился. — Похоже, Ребус, вся слава достанется тебе. Как ты и хотел.

— Ты все еще думаешь, что это сделал я?

— Я это знаю, черт побери!

— И я все рассказал сержанту Кларк именно потому, что хотел с ее помощью убрать вас с дороги?

Стоун кивнул.

— Ты воспользовался спецкостюмом, чтобы на твоей одежде не осталось следов крови, — подал голос Проссер. — Но одна бахила соскочила у тебя с ноги и упала в канал, а доставать ее ты не рискнул: тебе нужно было поскорее оттуда убраться…

— Мы это уже обсуждали, — отрезал Ребус.

— И будем обсуждать еще не раз, — с угрозой сказал Стоун. — Как только мы закончим сбор доказательств.

— Что ж, буду с нетерпением ждать. — Ребус решительно встал. — Это все, что вы хотели мне сообщить?

Стоун нехотя кивнул, и Ребус двинулся к выходу, но у дверей его настиг еще один вопрос Стоуна:

— Патрульные, которые доставили тебя сюда, доложили, что с тобой в машине была женщина. Это детектив-сержант Кларк?

— Разумеется, нет!

— Разумеется, да! — фыркнул Проссер.

— Ты уже отстранен, Ребус, — покачал головой Стоун. — Неужели ты хочешь утопить и ее?

— Вы не поверите, ребята, но она сама спрашивала меня о том же не более получаса назад…

Ребус толкнул дверь и, не оглядываясь, вышел.

Когда Шивон приехала в университет, доктор Коулвелл работала за компьютером в своем кабинете.

— Я привезла вам компакт-диск с записью выступления Федорова, — сказала Шивон, входя в комнату и протягивая ей коробочку с диском.

— Огромное вам спасибо.

Скарлетт Коулвелл взяла диск и с признательностью кивнула.

На взгляд Шивон, доктор несколько злоупотребляла косметикой, что делало ее чуточку старше. Зато ее волосы выглядели просто роскошно, хотя не исключено было, что без краски тут тоже не обошлось.

— У меня тоже будет к вам просьба, доктор. Не могли бы вы кое на что взглянуть?

— Разумеется. А на что?

— Вы позволите воспользоваться вашим компьютером?

Коулвелл жестом пригласила Шивон сесть за стол, а сама встала рядом, глядя на экран. Шивон быстро зашла на сайт магазина «Сила слова» и открыла фотогалерею.

— Вы сделали только этот снимок? — спросила она, кивнув на фотографию Федорова на стене.

— Нет, но остальные фото получились настолько неудачными, что я их стерла. Я не очень хорошо разбираюсь в современной технике.

Шивон кивнула и показала на экран:

— Вы помните этого человека?

Коулвелл наклонилась ниже, внимательно всматриваясь в лицо водителя.

— Да, помню. Я видела его на вечере.

— Но кто он такой, вы не знаете?

— Нет. Разве это кто-то известный?

— Федоров с ним разговаривал?

— Не знаю, не обратила внимания. А кто он такой?

— Русский. Работает в консульстве.

Коулвелл прищурилась.

— Знаете, по-моему, он был и на вечере в Поэтической библиотеке.

Шивон повернулась к ней:

— Вы уверены?

— Кажется, я видела его и еще одного… — Коулвелл покачала головой. — Но точно не скажу…

— Не торопитесь, подумайте, — предложила Шивон, и доктор Коулвелл, запустив пальцы в свою гриву, надолго замолчала.

— Нет, я не уверена, — сказала она наконец и убрала руки, отчего волосы упали ей на лицо. — Я боюсь, что могу спутать вечер в кафе и вечер в библиотеке, понимаете?

— То есть вам может казаться, будто вы видели этого человека в одном месте, а на самом деле он был в другом?

— Именно. У вас, случайно, нет других фотографий?

— К сожалению, нет.

Шивон пришла в голову новая мысль, и она набрала «Николай Стахов» в строке поиска, но компьютер не нашел ни одного совпадения. Тогда Шивон попыталась описать Стахова.

— Нет, мне кажется — такого человека я не видела, — покачала головой Коулвелл, и Шивон описала Андропова.

Когда Скарлетт снова пожала плечами, Шивон зашла на сайт «Ивнинг ньюс», открыла архив новостей и отыскала там статью с описанием ужина в одном из самых дорогих ресторанов Эдинбурга. Статья сопровождалась серией фотографий, на одной из которых Шивон без труда отыскала Андропова.

— Вот этот человек, — сказала она.

— Лицо знакомое, — сказала Коулвелл. — Кажется, я его где-то…

— Не в Поэтической библиотеке? — быстро спросила Шивон.

Коулвелл со вздохом пожала плечами, но Шивон попросила ее не огорчаться. Достав мобильник, она позвонила в библиотеку.

— Мисс Томас? — спросила она, услышав в трубке женский голос.

— Сегодня ее не будет, — ответила женщина. — А в чем дело? Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?

— С вами говорит сержант Кларк. Я расследую убийство Александра Федорова и хотела бы задать мисс Томас несколько вопросов.

— Абигайль сегодня работает дома. У вас есть ее номер?

Шивон записала домашний телефон Томас и сразу же перезвонила. Убедившись, что Абигайль Томас может быстро войти в интернет, Шивон продиктовала ей адреса сайтов книжного магазина и «Ивнинг ньюс».

— Да, я видела обоих, — проговорила Абигайль Томас после паузы. — Они сидели достаточно близко, ряду во втором или в третьем.

— Вы уверены?

— Да, уверена.

— Еще один вопрос, мисс Томас: выступление Федорова никто не фотографировал?

— Ну, я думаю, кто-то мог делать снимки с помощью мобильного телефона, но официально мы фотографа не приглашали.

— Понятно. А камеры видеонаблюдения у вас установлены?

— Это же библиотека, сержант! — возмутилась Томас.

— Простите, это был дурацкий вопрос, — извинилась Шивон. — Спасибо за помощь. — И она дала отбой.

— Почему это так важно? — спросила Коулвелл, выводя Шивон из задумчивости.

— Не знаю, возможно, это не имеет особого значения, — ответила она. — Но в тот вечер, когда Федорова убили, он пил коньяк в том же баре, что и Андропов.

— Этот мистер Андропов… Судя по газетной статье, он какой-то бизнесмен?

— Он и Федоров росли в одном районе Москвы. Инспектор Ребус уверен, что они знали друг друга еще тогда.

— Ах вот как!..

Шивон почувствовала, что невзначай затронула какой-то важный пункт.

— Вы что-то знаете? — спросила она.

— Нет, но, возможно, вот это кое-что объясняет.

— Что же именно, доктор?

Коулвелл взяла со стола диск:

— Экспромт, который Федоров прочел в библиотеке.

Она шагнула к книжным стеллажам и присела перед ними. На одной из нижних полок стоял компактный музыкальный центр, вставив в него диск, Коулвелл нажала кнопку воспроизведения. В колонках зашуршало, потом послышались звуки сдвигаемых стульев, покашливание, приглушенные разговоры — публика занимала места.

— Это должно быть где-то посередине, — пояснила Коулвелл, нажимая кнопку перехода к следующей записи, но попала сразу на конец диска. — Ах да, — спохватилась она, — я и забыла: вечер записан одной дорожкой. — Вернувшись к началу, Коулвелл нажала кнопку «поиск».

— Когда я слушала диск в первый раз, — сказала Шивон, — я обратила внимание, что некоторые стихотворения Федоров читал по-русски.

Коулвелл кивнула:

— Этот экспромт тоже был на русском… ага, вот он.

Она вернулась к столу, вооружилась блокнотом и карандашом и стала что-то быстро записывать, напряженно прислушиваясь к звукам русской речи. В какой-то момент доктор попросила Шивон отмотать запись немного назад. С этого момента они слушали вместе: доктор переводила, а Шивон нажимала «паузу» или «поиск», если ей казалось, что Скарлетт не успевает за Федоровым.

— Так обычно не делается, — извинилась Коулвелл. — Чтобы перевести стихотворение как следует, мне нужно больше времени.

— Будем считать это переводом в первом приближении, — успокоила Шивон.

Коулвелл со вздохом провела рукой по волосам и снова погрузилась в работу. Минут через тридцать она бросила карандаш на стол и с наслаждением потянулась. На диске Федоров по-английски объяснил слушателям, что следующее стихотворение будет из сборника «Астапово-блюз».

— Значит, о том, что он собирается читать свое новое стихотворение, никто не знал? — догадалась Шивон.

— Никто. Он ничего не говорил, — подтвердила Коулвелл.

— И Александр не объявил его даже во время выступления?

Коулвелл покачала головой, потом нетерпеливым жестом убрала с лица волосы.

— Это был экспромт, — повторила она. — Но я боюсь, что в публике очень немногие это поняли.

— Почему вы думаете, что это был именно экспромт?

— Потому что в квартире не было никаких черновиков, а все опубликованные работы Федорова я хорошо знаю.

Шивон кивнула и протянула руку к блокноту.

— Позвольте взглянуть?

Коулвелл нехотя протянула ей свои записи.

— Это все очень приблизительно… — сказала она. — Я даже не знаю, где должен быть разрыв строки.

Шивон было в высшей степени плевать на разрыв строки. Она впилась взглядом в блокнот.

…Шершавый язык зимы лижет детей Таганки. Шершавый язык дьявола лижет мать Россию и покрывается слоем драгоценных металлов (золота?). Его аппетит не утолить вовек… Алчное чрево не знает ни насыщения, ни покоя, ни любви. Желание зреет как гнойник. Те, кто пирует в разгар голода, не ведают ни угрызений совести, ни раскаяния… Тень зимы накрывает все… Свора негодяев предала народ и завладела моей страной.

Шивон прочитала это дважды, потом подняла голову и посмотрела на Коулвелл.

— Что такое «Таганка»?

— Таганский район Москвы. Раньше он назывался Ждановским.

Шивон задумалась.

— Ага, это кое-что проясняет! Но в целом…

— Это только подстрочник, — извинилась Коулвелл. — Если бы у меня было больше времени…

— Я не имела в виду ваш перевод, — уверила Шивон, и Коулвелл слегка расслабилась.

— В этих строках чувствуется ненависть. Мне так показалось.

Шивон кивнула, вспомнив, что сказал на вскрытии поэта профессор Керт: «Нападавшим двигала ненависть».

— Да, — сказала она. — Ярость и ненависть к тем, кто пирует, пока народ голодает.

— Вы думаете, это намек на тот роскошный ужин, о котором говорилось в газете? Но ведь статья появилась уже после того, как Александра убили!

— Статья — да, она вышла после его гибели, но сам ужин состоялся за несколько дней до нее. Возможно, Федоров каким-то образом о нем узнал.

— И вам кажется, что стихотворение Александра направлено против того бизнесмена, о котором вы говорили… Андропова?

— Да. Если, как вы говорите, это был экспромт, то он явно нацелен в Андропова. Ведь русский олигарх как раз и разбогател на тех самых «драгоценных металлах», о которых идет речь в стихотворении.

— И Александр ставит знак равенства между Андроповым и дьяволом?

Шивон покачала головой:

— Кажется, мне не удалось вас убедить…

— Мой перевод еще очень приблизителен. В некоторых местах я откровенно гадала. Нет, вы как хотите, а мне нужно поработать над этим стихотворением как следует.

Шивон кивнула, потом вспомнила еще об одной вещи:

— Можно мне еще раз воспользоваться вашим знанием русского?..

Найдя в сумочке диск с записью раннего выступления Федорова, она опустилась на колени перед музыкальным центром. Ей потребовалось некоторое время, но в конце концов Шивон сумела отыскать место, когда беспокойный микрофон Риордана уловил русскую речь.

— Послушайте вот это… Что они говорят?

— Здесь только два слова. — Коулвелл пожала плечами. — Русский отвечает на телефонный звонок; он говорит только «Да?» и «Слушаю».

— Что ж, мне все равно нужно было проверить. — Шивон извлекла диск из приемного устройства и, поднявшись на ноги, снова потянулась к блокноту. — Можно мне на время взять этот первый перевод? — спросила она. — Вам я пока оставлю диск, так что можете работать над более точным вариантом сколько душе угодно.

— А что, между Александром и этим бизнесменом, Андроповым, были очень напряженные отношения?

— Не знаю, не уверена.

— Но ведь это же мотив, правильно?! После долгого перерыва они встречаются на поэтическом вечере, и Александр адресует Андропову свой экспромт. А если потом они снова встретились в том баре, про который вы говорите…

Шивон предостерегающе взмахнула рукой:

— Мы даже не знаем, видели ли они друг друга, когда находились в баре, поэтому я бы очень просила вас, доктор Коулвелл, никому ничего не рассказывать. В противном случае вы можете очень серьезно осложнить наше расследование.

— Я все понимаю.

Скарлетт Коулвелл кивнула в знак согласия, и Шивон, вырвав из блокнота листок, аккуратно сложила его пополам, потом еще раз пополам.

— Позвольте на прощание дать вам один совет, — сказала она, пряча листок с переводом в сумку. — По-моему, в последней строке своего экспромта Федоров цитирует «Шотландскую славу» Бернса. Речь там идет не о «своре негодяев», как вы написали в переводе, а о «мошеннической шайке». Помните: «Проклятие предавшей нас // Мошеннической шайке!»?..

Коулвелл задумчиво кивнула.

 

39

Ребус сидел возле койки Морриса Гордона Кафферти.

Предъявив дежурной сиделке свое удостоверение, он поинтересовался, не навещал ли кто-нибудь больного, но сиделка покачала головой. Никто не приходил, потому что ни одного настоящего друга у Кафферти не было, хотя сам он не раз смеялся над Ребусом, называя его то «одиноким ковбоем», то «свихнувшимся одиночкой». Жена Кафферти давно умерла, сына убили много лет назад, а самые доверенные сообщники из тех, с которыми он когда-то начинал, один за другим исчезли после серьезной размолвки с боссом. В большом доме Кафферти остался теперь только охранник, да и тот, скорее всего, думал главным образом о том, кто и когда заплатит ему в следующий раз. Несомненно, Кафферти имел дело с большим количеством бухгалтеров, маклеров, адвокатов (их имена наверняка были известны Стоуну), но Ребус понимал, что эти люди вряд ли явятся сюда, чтобы проведать своего работодателя.

Кафферти по-прежнему находился в палате интенсивной терапии, но еще в коридоре Ребус случайно подслушал разговор двух ординаторов, жаловавшихся на нехватку мест в отделении реанимации. Наверное, подумал он, Кафферти переведут в общую палату. Или, если кому-то из адвокатов удастся разблокировать его счета — в частную палату для очень важных персон. Пока что его жизнь поддерживали многочисленные проводки, трубочки, вздыхающие и попискивающие на разные голоса машины с мерцающими экранами и мигающими лампочками. К одной руке была подключена капельница. Провода, подсоединенные к черепу Кафферти, измеряли мозговую активность. Его обнаженные руки казались совершенно белыми, а покрывавшие их седые волоски топорщились, точно серебряные проволочки. Поднявшись со стула, Ребус наклонился как можно ближе к лицу Кафферти в надежде, что тот почувствует его присутствие и это как-то отразится на приборах, но ничего не изменилось. На всякий случай Ребус проследил провода, которые шли от неподвижного тела к приборам, а от приборов — к розеткам на стене, но, насколько он мог судить, здесь все было в порядке. Кафферти по-прежнему оставался без сознания, но и смерть, по заверениям врачей, ему не угрожала — еще одна причина для перевода больного в обычную палату. В самом деле, нуждается ли овощ в интенсивной терапии?

Чуть склонив голову, Ребус разглядывал ногти, суставы и широкие запястья Кафферти. Он был крупным мужчиной — крупным, но не особенно мускулистым. Кожа на шее Кафферти обвисала кольцевыми складками, челюсть расслабленно отвисла, а из приоткрытого рта торчала какая-то трубка. В уголке губ Ребус разглядел серебристый след засохшей слюны и подумал, что с закрытыми глазами Кафферти выглядит совершенно безвредным и даже каким-то жалким. Это впечатление усиливали редкие, сальные волосы, сохранившиеся кое-где на черепе гангстера. Никто не удосужился вымыть Кафферти голову, и волосы неряшливо липли к коже.

Графики и таблицы, вывешенные в изножье кровати, Ребусу ровным счетом ничего не говорили. К примеру, вот эта линия упорно шла вверх — хорошо это или плохо? Он не знал и невольно подумал, что именно к цифрам и непонятным картинкам свелась сейчас вся жизнь Кафферти.

— Просыпайся, старый мерзавец! — прошептал Ребус на ухо Кафферти. — Хватит притворяться… — Он бросил быстрый взгляд на мониторы, но там снова ничто не изменилось. — Меня не проведешь, я же знаю, какой крепкий у тебя череп. Просыпайся, Кафферти, я жду!

Никакой реакции. Только в горле Кафферти что-то заклокотало, но и это ничего не значило: подобный звук он издавал примерно каждые тридцать секунд. Что ж, подождем…

Ребус снова опустился на стул. Когда он появился в больнице, сиделка спросила, не приходится ли он пациенту братом. «А что?» — спросил Ребус. «Вы очень на него похожи», — ответила сиделка и ушла. Ребус счел, что должен рассказать об этом Кафферти, но, прежде чем он успел открыть рот, в нагрудном кармане его рубахи завибрировал мобильник.

Достав телефон, Ребус с опаской покосился на дверь — он знал, что в больницах не всегда разрешают пользоваться мобильной связью.

— Какие новости, Шив?

— Андропов и его водитель побывали на вечере Федорова в Поэтической библиотеке. Федоров, скорее всего, заметил его в публике и узнал, поскольку выдал обличительный экспромт. И на русском языке. Я думаю, что экспромт был направлен именно против Андропова. Если ты не в курсе, экспромт — это…

— Я знаю, что такое экспромт, — перебил Ребус. — Что ж, весьма любопытно, весьма…

— А как твои дела? Тебя отпустили?

Он не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял — рассмеялся негромко.

— Меня никто не собирался задерживать. У них нет ничего, кроме следов крови на бахиле, которая — кровь, я хочу сказать, — относится к той же группе, что у Кафферти.

— А где ты сейчас?

— Решил навестить нашего тяжелобольного.

— Господи, Джон, ты хоть понимаешь, как это может выглядеть?!

— Я не собираюсь душить его подушкой, Шив.

— Но что будет, если вскоре после твоего ухода Кафферти вдруг отбросит коньки?

— А вы неплохо соображаете, сержант Кларк.

— Тебе нужно убираться оттуда как можно скорее!

— Где ты меня подберешь?

— Я должна вернуться в участок.

— А разве мы с тобой не договорились арестовать шофера?

— Мы с тобой ничего подобного делать не будем.

— Ты хочешь сказать, что собираешься сначала посоветоваться со Старром?

— Да.

— Он знает это дело не так хорошо, как мы, Шивон.

— Там и знать особенно нечего. На данный момент у нас ничего нет — никаких фактов, никаких улик. Одни догадки и твои фантазии.

— Вот тут я с тобой не согласен. Картинка потихоньку начинает вырисовываться. Разве ты не чувствуешь?

За разговором Ребус снова поднялся со стула, но только затем, чтобы еще раз вглядеться в лицо Кафферти. Один из приборов громко загудел, и Шивон издала протяжный вздох.

— Ты все еще там, — констатировала она.

— Мне показалось — у него дрогнули веки. Ну так где ты меня заберешь?

— Давай сначала я все-таки поговорю со Старром или Макреем.

— Лучше предоставь это дело Стоуну.

Шивон некоторое время молчала, потом осторожно переспросила:

— Ты предлагаешь… Я не ослышалась?

— НОП обладает куда большим авторитетом, чем ты или я. Расскажи Стоуну о связи между Федоровым и Андроповым.

— И что это даст?

— Это может помочь Стоуну предъявить Кафферти обвинение. Андропов — бизнесмен, а бизнесменам нравится заключать сделки.

— Ты же знаешь, что я этого не сделаю.

— Тогда зачем я трачу силы и время на уговоры?

— Ты вбил себе в голову, что если Стоун будет на моей стороне, мне это поможет. Но сейчас он уверен, что я — твоя сообщница, которая помогла тебе добраться до Кафферти. Ты считаешь, что переубедить Стоуна можно только одним способом — сообщить ему о связи Андропова и Федорова, но на самом деле мне это не…

— Ты слишком умна, Шив. Иногда это тебе мешает. — Ребус немного помолчал. — И все равно тебе придется поговорить с ним, — добавил он после паузы. — Если русское консульство начнет ссылаться на дипломатический иммунитет, НОП сумеет кое-что этому противопоставить.

— Что, например?

— У них должны быть прямые выходы на Специальную службу[23]Специальная служба — отдел Департамента уголовного розыска, осуществляющий функции политической полиции и охраняющий членов королевского семейства.
и разведку.

— Хочешь напустить на русских всех наших джеймсбондов? — хмуро осведомилась Шивон.

— Существует только один Джеймс Бонд, ты сейчас с ним разговариваешь, — сказал Ребус, надеясь ее рассмешить, но Шивон не засмеялась.

— Я подумаю, но только если ты пообещаешь немедленно убраться из больницы, — твердо ответила она.

— Уже ухожу, — солгал Ребус и выключил телефон.

Во рту у него пересохло, и он подумал, что Кафферти не пострадает, если он глотнет воды из стоящей на тумбочке пластмассовой бутылки. Выпив два стакана, Ребус вытер рот ладонью и решил заглянуть в саму тумбочку.

Он не ожидал найти там ничего интересного, однако в тумбочке оказались часы, ключи и бумажник Кафферти. Не воспользоваться таким случаем было нельзя, и Ребус взял бумажник в руки.

Внутри лежали пять десятифунтовых банкнот и несколько клочков бумаги с записанными на них телефонными номерами, ни один из которых ничего не говорил Ребусу. Часы, как и следовало ожидать, были золотыми, фирмы «Ролекс», и Ребус, взвесив их на ладони, сразу убедился, что это не подделка. Потом он взял ключи. На кольце их было не меньше шести; Ребус поигрывал связкой, и ключи тренькали и звякали, тренькали и звякали…

Судя по всему, это были ключи от дома Кафферти. Ребус взглянул на неподвижное тело на кровати.

— Ты не возражаешь? — негромко спросил он и добавил после паузы, опуская ключи в карман: — Я так и думал.

Ему снова повезло: сигнализация в доме Кафферти была отключена, а охранник где-то болтался. Первое, что сделал Ребус, войдя в дом через парадную дверь, — это посмотрел наверх, ища укрепленные под потолком камеры наблюдения, но ничего не обнаружил и уже без опаски направился в гостиную. Дом Кафферти относился к викторианской эпохе и отличался высокими потолками, украшенными вычурными лепными карнизами. Судя по всему, гангстер начал коллекционировать картины — несколько кричаще-ярких, режущих глаз абстрактных полотен висело на стенах, и Ребус спросил себя, уж не относятся ли они к раннему периоду творчества Родди Денхольма. Шторы на окнах были задернуты, и он не стал их открывать — только включил свет. В гостиной стояли большой телевизор, современный музыкальный центр и три дивана. На мраморном кофейном столике не было ничего, если не считать двух-трех старых газет и пары очков. В очках Ребус гангстера еще никогда не видел: очевидно, Кафферти был слишком тщеславен, чтобы носить их вне дома. Справа от камина Ребус заметил узкую дверцу, похожую на дверь стенного шкафа. Заглянув внутрь, он, однако, обнаружил, что в нишу втиснут современный двухкамерный холодильник. Внутри на специальных полках хранились бутылки с вином и более крепкими напитками. С трудом переборов искушение, Ребус закрыл дверцу и вернулся в прихожую. Туда выходило еще несколько дверей: кухня, зимний сад с бильярдным столом, ванная, прачечная, кабинет и еще одна гостиная — чуть меньших размеров и более уютная. Ребусу даже стало интересно, действительно ли гангстер получает удовольствие, живя в столь большом доме.

«Конечно получает», — ответил он сам себе, поднимаясь по широкой, застланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж. Там он обнаружил две спальни с отдельными ванными комнатами, домашний кинотеатр с видеоцентром и укрепленным на стене сорокадвухдюймовым плазменным экраном, а также что-то вроде кладовой, набитой картонными ящиками и коробками из-под чая — в большинстве пустыми. В одном из ящиков лежала запыленная женская шляпка. В другом Ребус обнаружил старые туфли, в третьем — фотоальбомы. Очевидно, это было все, что осталось от покойной миссис Кафферти. На одной из стен висела доска для дартса; отметки от попаданий группировались в основном вне поля мишени, из чего Ребус заключил, что кому-то — быть может, самому Кафферти — следовало больше тренироваться или не стесняться носить очки. Впрочем, в последний раз эта доска использовалась, похоже, довольно давно — еще до того, как комната была превращена в кладовую.

Последняя дверь в дальнем конце коридора вывела Ребуса на узкую винтовую лестницу. В одной из комнат верхнего этажа Ребус обнаружил большой бильярдный стол, укрытый полотняным чехлом, в другой — библиотеку. Стеллажи Ребус узнал сразу — он сам покупал такие в «Икее». Что касалось книг, то здесь были представлены в основном растрепанные издания в бумажных обложках: триллеры для джентльмена и любовные романы для леди. Среди них затесалось несколько старых детских книг, принадлежавших, по всей видимости, сыну Кафферти. Библиотекой давно не пользовались: корешки книг покрылись толстым слоем пыли, а рассохшийся пол поскрипывал при каждым шаге. По всей видимости, гангстер редко поднимался на третий этаж особняка.

Бегло осмотрев оставшиеся комнаты — нежилые и почти без мебели, Ребус вернулся в кабинет. Это была просторная комната с окном, выходившим в сад на заднем дворе. Занавески и здесь были задернуты, но Ребус рискнул слегка их приоткрыть, чтобы бросить взгляд на каретный сарай, где жил охранник. Перед сараем стояли два автомобиля — хорошо знакомый Ребусу «бентли» и новенький «ауди», но охранника видно не было. Убедившись, что в ближайшее время ему никто не помешает, Ребус снова закрыл шторы и включил свет. В центре комнаты он увидел старинное бюро, заваленное бумагами, судя по виду — хозяйственными счетами и другой домашней бухгалтерией. Эти документы интересовали Ребуса в последнюю очередь, поэтому он сел на старый кожаный стул и начал один за другим открывать ящики бюро. В первом же из них он наткнулся на пистолет — русского производства, если судить по незнакомым буквам на затворе.

— Маленький сувенир от твоего нового приятеля? — негромко проговорил Ребус. Обойма пистолета была пуста, не было патронов и в ящике. Бесполезная игрушка… Взвесив пистолет на ладони, Ребус проверил его баланс и с помощью носового платка уложил обратно.

В следующем ящике лежала стопка финансовых документов. На текущем счете Кафферти оказалось всего шестнадцать тысяч. Еще около четверти миллиона крутилось на финансовом рынке, принося своему обладателю хорошие проценты. Примерно сотня тысяч была вложена в различные акции. Никаких следов платежей по закладной Ребус не обнаружил, следовательно, этот особняк Кафферти приобрел в собственность сразу. Интересно… По самым грубым подсчетам, особняк подобных размеров в этом районе должен был стоить как минимум миллиона полтора, но и это было еще не все. Стоун намекнул Ребусу, что у Кафферти имелись активы в нескольких нефтяных компаниях и крупных офшорных предприятиях. Кроме того, он владел — единолично или как обладатель контрольного пакета акций — десятком баров, клубов, агентством по сдаче жилья, бильярдным залом и, по слухам, вкладывал средства в одну из частных таксомоторных компаний.

Оглядывая комнату, Ребус заметил в углу старинный сейф с наборным дисковым замком. Он был выкрашен в серо-зеленый цвет и произведен в Кентукки. Подойдя к сейфу, Ребус обнаружил, что тот заперт, что в общем-то его не удивило. Единственной комбинацией, которая пришла ему на ум, была дата рождения Кафферти, и он набрал в окошке 18, 10 и 46. Замок щелкнул, дверца сейфа распахнулась, и Ребус не сдержал довольной улыбки. Он и сам не знал, зачем в свое время запомнил день рождения Кафферти, и вот теперь это ему пригодилось.

В сейфе лежали две коробки патронов калибра 9 миллиметров, четыре толстые пачки банкнот (двадцатками и пятидесятками), несколько бухгалтерских книг, компьютерные диски и бархатная коробочка с ожерельем и серьгами покойной жены. В паспорте Кафферти, который Ребус бегло просмотрел, не нашлось никаких отметок о поездке в Россию. Метрика самого Кафферти, метрики и свидетельства о смерти жены и сына, свидетельство о браке… Согласно этому последнему документу, гангстер женился в 1973 году, зарегистрировав брак в Эдинбургском муниципалитете.

Отложив документы, Ребус взялся за диски. На них не было ни ярлыков, ни надписей, ни каких-либо иных пометок. В кабинете не было даже компьютера… да и в других комнатах тоже. На нижней полке сейфа стояла картонная коробка, в которой тоже лежали диски — не меньше двух десятков. Сначала Ребус решил, что это обычные компакты, но, рассмотрев их внимательней, понял, что это DVD-диски однократной записи емкостью 4,7 гигабайта. На них тоже не было никакой маркировки, если не считать нанесенных прямо на диск цветных точек — красных, зеленых, голубых, желтых. Ребус никогда не считал себя знатоком компьютерных технологий, однако его познаний хватило, чтобы сообразить: диски можно попытаться воспроизвести на аппаратуре, которую он видел в домашнем кинотеатре.

Закрыв сейф, Ребус повернул диск замка и перешел в видеозал, держа найденную коробку под мышкой. Домашний кинотеатр Кафферти был оборудован автоматическими жалюзи; пространство перед экраном занимали выставленные в ряд кожаные кресла с откидывающейся спинкой. Второй ряд состоял из двух мягких козеток. Присев на корточки, Ребус вставил диск в приемник, включил экран и опустился на ближайшее кресло. Ничего, однако, не произошло; лишь после долгого манипулирования сразу тремя пультами дистанционного управления Ребусу удалось наконец заставить DVD-плеер, телевизор и колонки работать одновременно.

Съемка, похоже, была сделана скрытой камерой. На экране перед Ребусом возникла комната, похожая на гостиную, — неубранная и темная. Несколько человеческих фигур распростерлись прямо на полу. Вот двое поднялись и вышли, держась за руки. Камера тут же переключилась на спальню. Те же парень и девушка целовались на кровати, срывая друг с друга одежду. В спальне было светлее, и Ребус понял, что перед ним подростки. Их лица были ему незнакомы, обстановка — тоже. Единственное, что он мог сказать наверняка, — это то, что все заснятое на диске происходит не в особняке Кафферти.

Вот, значит, чем Кафферти развлекается на досуге. Любительское порно… Ребус перемотал запись вперед, но на экране оставались все та же спальня и все та же пара подростков на кровати, и только запись их совокупления велась, похоже, уже не с одной, а с двух камер, расположенных сверху и сбоку. Он снова перемотал. На этот раз камера зафиксировала ту же девушку верхом на унитазе. Она медленно встала, сбросила халатик и полезла под душ. Тело у нее было болезненно-худым, истощенным, руки покрыты синяками.

Ребус перемотал еще немного вперед, но на диске больше ничего не было. Тогда он вынул его и поставил другой — не с зеленой, а с синей точкой. На экране появилась другая и в то же время — очень похожая квартира, где двое других людей занимались тем же самым.

— Мне давно казалось, что ты извращенец, — пробормотал Ребус, включая еще один диск, помеченный зеленым.

На экране появились подростки с первого диска. Похоже, вырисовывалась какая-то система… И верно, на диске с красной меткой была совсем другая квартира. Что-то вроде наркопритона, но и здесь девушка принимала душ, а молодой человек задумчиво самоудовлетворялся в спальне.

Поняв, в чем дело, Ребус не ожидал ничего нового от дисков, помеченных желтым. И действительно, обстановка и сюжет были очень схожи, однако уже после первых секунд просмотра он понял, что знает и квартиру, и действующих лиц.

Это были Нэнси Зиверайт и Эдди Джентри, заснятые в квартире на Блэр-стрит. В квартире, которая принадлежала фирме «Наемное жилье МГК».

— Так-так… — сказал сам себе Ребус и стал смотреть внимательнее.

В квартире, где он не так давно побывал, шла шумная вечеринка. Спиртное, танцы до упаду, травка и, кажется, даже кокаин. Минет в ванной. Пьяная потасовка в коридоре… Ребус вставил еще один помеченный желтым диск, и снова на экране замелькали знакомые лица: Сол Гудир собственной персоной навестил Нэнси, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и был вознагражден быстрым перепихоном сначала в спальне, потом — в душе. Когда дилер наконец ушел, Нэнси вплотную занялась оставленной им травой, скрутив себе изрядный косяк. Гостиная, ванная, ее спальня, коридор, снова спальня…

— Всё, кроме кухни, — вслух подумал Ребус и вдруг осекся.

Всё, кроме кухни и комнаты Эдди Джентри, будущей звезды эстрады.

К тому времени, когда в коробке остался только один, последний диск, Ребус уже отчаянно зевал. Однообразные записи, напоминавшие телевизионное реалити-шоу, но без рекламных вставок, которые могли бы хоть немного разогнать скуку, изрядно ему надоели. Последний диск, однако, отличался от прочих тем, что на нем не было цветной метки. Кроме того, запись шла со звуком. На экране Ребус увидел тот самый зал в доме Кафферти, где он сейчас сидел, только все кресла и диваны были заняты. Несколько мужчин с сигарами в зубах пили виски и вино из хрустальных бокалов. Это были успешные, всем довольные, беззаботные мужчины, которые смотрели на DVD какой-то фильм.

«Ужин был отличный», — сказал один из мужчин, обращаясь, по-видимому, к хозяину дома. Несколько его товарищей согласно закивали, усердно дымя сигарами. Камера была направлена на их лица не прямо, а немного наискось. А это означало…

Поднявшись, Ребус сделал несколько шагов по направлению к плазменной панели. В стене над одним из углов он обнаружил небольшое отверстие. Заметить его в полутемном зале было практически невозможно, но если бы кто-то все же обратил на него внимание, то, скорее всего, принял бы за плохо заделанную дырку для телевизионного кронштейна или полки. Слегка наклонившись, Ребус заглянул в отверстие, но ничего не увидел. Тогда он вышел из просмотрового зала и открыл соседнюю дверь, ведущую в смежную с ним ванную комнату. Там его внимание сразу привлек застекленный шкафчик над раковиной. Шагнув вперед, Ребус открыл дверцу, но шкафчик был пуст: ни камеры, ни проводов — только отверстие-глазок. Ребус заглянул в него и увидел просмотровый зал.

— Так-так, — повторил он, качая головой.

Вернувшись в домашний кинотеатр, Ребус продолжил просмотр и вскоре замечания, которые отпускали мужчины на экране, убедили его в том, что они смотрят те самые записи, которые он только что видел.

«Хотел бы я, чтобы моя жена была так же активна в постели!»

«Быть может, тебе стоит угостить ее травкой вместо шардоне?»

«Надо попробовать».

«А они не знают, что ты их записываешь, Моррис?»

«Понятия не имеют…»

Ребус узнал самодовольный голос Кафферти, хотя сам он ни разу не появился на экране.

«Помнится, Чак Берри проделывал что-то подобное. Из-за этого у него и были неприятности».

«Ну, Роджер, теперь-то ты знаешь, что такое нормальная девчонка?»

«Я женат уже больше двадцати лет, Стюарт».

«Значит, не знаешь».

Послышался смех, а Ребус вдруг обнаружил, что стоит перед настенным телевизором на коленях, едва не упираясь в экран носом. Стюарт и Роджер, оба с бокалами, в руках, оба пьяные в доску, в гостях у гостеприимного хозяина — Кафферти.

Роджер Андерсон.

Стюарт Джени.

Высшие руководители Первого шотландского банка.

«Жаль, Майкл этого не видел. Он ужасно расстроится», — добавил Джени с довольным смешком. Ребус не сомневался, что он имеет в виду сэра Майкла Эддисона, как не сомневался и в том, что Эддисон действительно расстроится, но по совершенно иной причине. Вытащив из приемника диск без маркировки, он разыскал в коробке другой диск — тот, на котором шла буйная вечеринка. Девушка, делавшая в ванной комнате минет своему случайному кавалеру, была как две капли воды похожа на приемную дочь сэра Майкла. Она же, вставив в ноздрю скрученную в трубочку банкноту, склонялась в гостиной над дорожкой из белого порошка.

Решив, что видел достаточно, Ребус вернулся к диску без маркировки и попытался угадать, которую из записей просматривают запечатленные на нем уважаемые бизнесмены. Особенно внимательно он наблюдал за реакцией Андерсона и Джени, ведь они не могли не узнать приемную дочь босса. Не месть ли послужила причиной нападения на Кафферти? Вполне возможно, однако куда больше занимал Ребуса вопрос, что вообще делают оба упомянутых джентльмена в доме гангстера? Объяснений он мог придумать сразу несколько. Например, из банковских документов ему стало известно, что счета принадлежащих Кафферти компаний были открыты именно в Первом шотландском. Кроме того, именно гангстер мог привести в банк нового состоятельного клиента — Сергея Андропова. И наконец, Андропов и Кафферти могли вместе искать подходы к банку, чтобы получить на выгодных условиях значительный коммерческий кредит, который позволил бы им скупить несколько сот акров городской территории.

Ребус знал, что Андропов собирается покинуть Россию и перебраться в другую страну, чтобы избежать судебного преследования. Вероятно, он надеялся, что ему удастся убедить шотландский парламент не экстрадировать его на родину. А может быть, рассчитывал с помощью своего богатства занять прочные позиции в новой, независимой Шотландии, — в маленькой стране легко стать большой шишкой.

И Кафферти ему активно в этом помогал, по обыкновению не стесняясь в средствах. Взять хотя бы эту небольшую частную вечеринку для высокопоставленных сотрудников ПШБ, которую он тайком записал на диск… Зачем он это сделал? Удовольствия ради или с намерением шантажировать обоих банкиров, заставить их плясать под свою дудку? Ребус, впрочем, сомневался, что найденная им запись сможет дать Кафферти сколько-нибудь серьезное оружие против таких китов, как Андерсон и Джени, однако все его сомнения испарились, когда на экране поднялся из заднего ряда еще один мужчина.

«А где здесь туалет?» — спросил он.

«В дальнем конце коридора», — ответил Кафферти, который сидел, оказывается, рядом с ним, но предпочитал держаться в тени, поэтому Ребус его не сразу заметил.

Почему хозяин отправил гостя в столь дальнее путешествие, было понятно — ему не хотелось, чтобы тот случайно обнаружил в смежной с просмотровым залом ванной комнате шпионскую камеру.

«Заметь, Джим, я даже не спрашиваю, зачем тебе туда понадобилось», — добавил Джени под одобрительные возгласы и смех остальных.

«Вовсе не затем, о чем ты подумал», — отрезал Джим и вышел.

Это был не кто иной, как министр экономического развития Бейквелл. Значит, он солгал Шивон, когда сказал, что до встречи в баре «Каледониан» не был знаком с Кафферти.

— Только попробуй теперь пожаловаться начальнику полиции, лгунишка Джимми, — пробормотал Ребус с довольной улыбкой.

Больше ничего важного на диске не оказалось. Примерно через полчаса просмотра гости начали терять интерес к однообразному действу. Никаких других известных лиц Ребус среди них не увидел: оставшиеся трое участников вечеринки были ему незнакомы. Выглядели они как типичные бизнесмены: пузатые, краснолицые, с отвислыми щеками.

Кто это были? Строители, подрядчики, может быть даже городские советники… Выяснить их личности довольно просто, но для этого Ребусу нужно было забрать диск с собой, а он по понятным причинам не хотел этого делать. Даже если пропажу не обнаружат, рассуждал он, вернуть диск на место будет трудновато. Если же станет известно, что он тайком побывал в доме Кафферти, адвокаты гангстера отработают свои астрономические гонорары одним махом, не прилагая для этого никаких особых усилий.

Стоп, сказал себе Ребус. А при чем тут адвокаты? Разве Кафферти совершил преступление, оборудовав видеокамерами принадлежащие ему квартиры? Ни в коем случае. Мелкое правонарушение — да, преступление — нет. В муниципалитете, разумеется, с удовольствием посмотрят записанные им диски, потом выпишут гангстеру грошовый штраф, и на этом все закончится.

Ребус подумал еще немного, потом решительно кивнул головой. Игра стоила свеч, и он — убедившись, что видеоцентр выключен и что нигде не осталось его отпечатков, — отправился в кабинет Кафферти. Там Ребус спрятал коробку с дисками обратно в сейф (у себя он оставил только один DVD), закрыл замок, спустился по широкой мраморной лестнице в прихожую и вышел на улицу, не забыв запереть за собой дверь. Нужно было еще вернуть ключи Кафферти, но сначала Ребус хотел как следует поразмыслить.

Выйдя из ворот особняка, он свернул налево, потом еще раз налево и быстрым шагом направился к Брансфилд-сквер, где можно было поймать такси.

Дверь Ребусу открыл Эдди Джентри. Как и в прошлые разы, глаза его были сильно подведены, волосы прикрывала красная бандана.

— Нэнси нет, — сказал он.

— Ты с ней помирился?

— Мы с ней поговорили откровенно.

Ребус улыбнулся.

— Не хочешь пригласить меня внутрь? — спросил он. — Кстати, твой диск мне понравился.

Джентри некоторое время раздумывал, словно взвешивая возможные варианты, потом повернулся и первым отправился в гостиную, Ребус — следом.

— Ты не смотрел шоу «Большой брат»? — спросил он и, засунув руки глубоко в карманы, обошел комнату и снова встал перед дверью.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на всякую ерунду.

— Совершенно с тобой согласен. — Ребус благосклонно покивал. — И тем не менее… — Он снова огляделся по сторонам. — Знаешь, когда я был здесь в прошлый раз, я не обратил внимания на одну очень важную вещь…

— На какую?

Ребус поднял взгляд:

— На потолки. Они явно ниже, чем должны. Ты сам делал фальшпотолок или это было сделано до тебя?

— Наверное, еще до меня… А что?

— Просто странно. На потолке может быть оригинальная лепнина, розетки, красивые карнизы и все такое… Почему, ты думаешь, домовладелец вдруг решил все это закрыть?

— Может, для экономии?

— Что же можно сэкономить таким способом? Воздух?

Джентри пожал плечами:

— Не знаю, может, тепло? Чем меньше комната, тем легче ее отапливать.

— Значит, в квартире все комнаты такие? С фальшпотолками?

— Не знаю, — повторил Джентри. — Я не архитектор.

Ребус пристально посмотрел молодому человеку в глаза. Джентри взгляд выдержал, но уголок его губ чуть заметно дрогнул. Парень явно пребывал в напряжении.

Ребус негромко присвистнул.

— Ты все знал, не так ли? — спросил он. — Знал с самого начала?

— Знал о чем?

— О том, что Кафферти установил здесь скрытые видеокамеры. В потолке, в стенах… — Детектив показал куда-то в угол комнаты. — Видишь вон ту дырочку? Выглядит так, словно кто-то сверлил отверстие под полку или крючок, но ошибся местом…

Лицо Джентри по-прежнему ничего не выражало, и Ребус продолжал:

— Я почти уверен, что на самом деле там спрятан объектив видеокамеры, которая записывает все, что здесь происходит. Впрочем, как я уже говорил — ты и сам это знаешь. Быть может, ты даже включаешь их, когда надо. — Джентри сложил руки на груди. — Демозапись, которую ты сделал в студии Риордана, стоила недешево. Кто за нее заплатил? Кафферти? Как вы с ним договорились? Ты устраиваешь вечеринки, а он за это не берет с тебя арендной платы… быть может, иногда сам подкидывает тебе деньжат на карманные расходы… — Ребусу пришла в голову новая мысль. — Сол Гудир, я думаю, тоже продавал вам наркоту по дешевке, — сказал он. — А знаешь почему?

— Почему?

— Потому что Сол тоже работает на Кафферти. Он — наркодилер, ты — сутенер, или, точнее, притоносодержатель.

— Да пошел ты!..

— Поосторожнее, сынок… — Ребус ткнул пальцем в сторону молодого человека. — Ты слышал, что случилось с Кафферти?

— Слышал.

— Вот именно. Кому-то, похоже, очень не понравилось, чем он тут занимался. Помнишь вечеринку, на которой присутствовала Джилл Морган?

— Ну и что?

— Это была единственная запись с ее участием?

— Понятия не имею…

Ребус недоверчиво поднял бровь.

— Я никогда не просматривал записи.

— Ты их только передавал, да?

— Ну и что? Я ведь никому не причинил вреда.

— Это как посмотреть, сынок. — Ребус скорбно взглянул на него. — Нэнси знает?

Джентри покачал головой.

— Значит, ты один был в курсе. А не говорил ли тебе Кафферти о других квартирах, где он проделывал что-то подобное?

— Вы упоминали о «Большом брате»… В чем же тут разница?

— Разница в том, что участники шоу знают о наблюдении. — Ребус шагнул вперед и стал вплотную к молодому человеку. — Я даже не могу сказать, кто из вас хуже, ты или Кафферти. Он подсматривал за людьми, которые были ему совершенно незнакомы, а ты… Ты записывал своих же товарищей.

— Разве есть закон, запрещающий это делать?

— Я уверен, что есть. Сколько раз ты записывал происходящее в квартире?

— Не помню точно. Раза три, максимум — четыре.

Ребус кивнул. Это имело смысл. Кафферти стало скучно, и он обратился к записям с другой квартиры — к новым жильцам, новым лицам, телам… Не сказав больше ни слова, детектив вышел в коридор и сразу нашел отверстие-глазок. В спальне Нэнси повторилась та же история: фальшпотолок и две аккуратные дырочки в стене и в потолке. Так же была оборудована и ванная комната.

Когда Ребус вернулся в коридор, Джентри стоял привалившись к стене, его руки были по-прежнему сложены на груди, подбородок выпячен.

— Где аппаратура? — коротко спросил Ребус.

— Мистер К. все забрал.

— Когда?

— Несколько недель назад. Как я уже сказал, я сделал только три или четыре записи.

— Это не делает твой поступок менее отвратительным. Вот что, сынок, давай-ка взглянем на твою комнату…

Не дожидаясь приглашения, Ребус толкнул дверь, ведущую в спальню Джентри, и спросил, где проходит кабель.

— Он просто свисал с потолка. Я подключал его к устройству для записи DVD. Когда происходило что-нибудь интересное, мне достаточно было нажать кнопку.

— А теперь эта машинка установлена в какой-нибудь другой квартире, чтобы твой домовладелец и его сексуально озабоченные друзья могли насладиться очередной порцией похабщины. — Ребус покачал головой. — Не хотелось бы мне оказаться на твоем месте, когда Нэнси узнает…

Джентри и глазом не моргнул.

— Мне кажется, инспектор, вам пора уходить, — нагло заявил он. — Представление окончено.

Ребус хлестнул его по щеке.

— Ты ошибаешься, Эдди. Настоящее представление только начинается, и тебе предстоит сыграть в нем одну из главных ролей. — Он шагнул к выходу, по у самой двери ненадолго остановился. — Кстати, насчет твоей музыки… Я соврал — она мне нисколько не понравилась. Боюсь, у тебя нет к этому делу никаких способностей.

С этими словами он вышел на площадку и, закрыв за собой дверь, некоторое время прислушивался, нашаривая в кармане сигареты.

Здесь ему больше нечего было делать.

 

40

Отдел уголовного розыска в участке на Гейфилд-сквер напоминал Шивон детский бассейн-лягушатник: все они только и делали, что барахтались на одном месте. Дерек Старр прекрасно все понимал, но предложить ничего не мог. Ни одной новой ниточки — ни по делу Федорова, ни по делу Риордана — так и не появилось, и большинству привлеченных сотрудников было просто нечем заняться. Правда, экспертам удалось снять фрагменты отпечатков с маленькой бутылочки чистящей жидкости, но проверка показала, что они не принадлежат ни самому Риордану, ни кому-либо из преступников, занесенных в полицейские базы данных. От Терри Гримма детективы узнали, что дом Риордана каждую неделю посещала бригада уборщиков, они, правда, никогда не убирали гостиную-студию, но теоретически отпечатки мог оставить любой из них. Иными словами, никакой уверенности в том, что найденные отпечатки принадлежат именно поджигателю, у полиции не было, так что и в этом случае следствие зашло в тупик. То же самое можно было сказать и о поисках женщины в капюшоне, замеченной перед автостоянкой.

Напрасно детективы ходили с электронным фотороботом по близлежащим домам: никто из жильцов никогда ее не видел, никто не опознал.

Официальный запрос, который Старр отправил по инстанциям, наконец-то был одобрен, и детективы получили в свое распоряжение записи камер видеонаблюдения, размещенных в Портобелло и окрестностях, но надежды на них было мало — их объективы зафиксировали только утреннее движение на дорогах. Искать среди сотен машин ту, на которой приехал поджигатель, было бессмысленно, поскольку ни о цвете, ни о марке никаких сведений в полиции не имелось.

Старр, однако, что-то почувствовал. По тому, как он то и дело поглядывал на Шивон, было ясно — он догадался, что она о чем-то умалчивает. Дважды в течение часа он спрашивал, чем именно она занимается, и это тоже было неспроста.

— Я работаю с пленками из дома Риордана, — каждый раз отвечала ему Шивон.

В ее словах не было ни грана правды. Последнюю порцию расшифровок с дисков печатал Гудир, замученный и даже как будто спавший с лица. То и дело Шивон замечала, что он бессмысленно глядит в пространство, словно замечтавшись о каком-то другом, лучшем мире, где юных полицейских констеблей сразу производят в инспекторы уголовного розыска, а не заставляют заниматься тупой, однообразной работой. Ей, впрочем, было не до него: Шивон ждала, когда с ней свяжется Стоун, которому она отправила сообщение на мобильник. В том, что разговор с инспектором даст какие-то положительные результаты, Шивон сильно сомневалась — Стоун и Старр держались друг с другом словно лучшие друзья, поэтому не исключено было: все, что она скажет одному, в конце концов станет известно другому. Кроме того, Шивон до сих пор не рассказала Дереку о том, что Андропов и его водитель присутствовали на вечере в Поэтической библиотеке.

Одно было хорошо: журналисты больше не дежурили перед участком и не лезли к каждому выходящему сотруднику со своими идиотскими вопросами. В последний раз о деле Федорова — Риордана упоминалось на предпоследней странице «Ивнинг ньюс» — набранный мелким шрифтом абзац состоял едва ли из десятка строк. Дерек Старр все утро совещался о чем-то с Макреем, и нельзя было исключить, что уже к вечеру каждое дело будет выделено в отдельное производство. Соответственно, будет расформирована и «усиленная» следственная бригада, а дело Риордана — по территориальной принадлежности — отправится в Лит.

Если только она ничего не предпримет.

Ей потребовалось еще с четверть часа, чтобы принять решение. Старр все еще торчал в кабинете Макрея, поэтому Шивон подхватила со стула свою куртку и подошла к столу, за которым работал Гудир.

— Ты куда-то едешь? — жалобно спросил он.

— Мы едем, — поправила Шивон, и Гудир засиял, словно новенький пенни.

Поездка на другой конец города заняла у них меньше десяти минут. Российское консульство разместилось на великолепной Джорджиан-террас — прямо напротив кафедрального собора Шотландской епископальной церкви. Улица здесь была настолько широкой, что на разделительной полосе удалось выкроить дополнительное пространство для парковки. Когда они подъехали, оттуда, как по заказу, вырулила какая-то машина, освободив для них удобное место.

Пока Гудир опускал монеты в счетчик, Шивон внимательно рассматривала соседний автомобиль. Этот массивный «мерседес» старой модели с тонированными задними стеклами был очень похож на тот, на котором Андропов приезжал в муниципалитет, а Стахов — в морг. Номерной знак на «мерседесе» не был дипломатическим, поэтому Шивон сразу позвонила в участок и попросила проверить машину по базам дорожной полиции. Вскоре она уже знала, что «мерседес» зарегистрирован на имя некоего Бориса Аксенова, проживающего в Краммонде. Шивон записала адрес в блокнот и дала отбой.

— Думаете, нам позволят его допросить? — спросил Гудир.

Шивон пожала плечами:

— Поживем — увидим.

С этими словами она перешла улицу, поднялась на каменное крыльцо, ведущее к дверям консульства, и нажала звонок.

Дверь отворила молодая женщина с дежурной улыбкой на лице.

— Здравствуйте. Чем могу служить? — спросила она.

Шивон уже держала наготове служебное удостоверение.

— Сержант уголовного розыска Кларк, полиция Эдинбурга. Мне необходимо видеть мистера Аксенова, — сказала она.

Улыбка на лице женщины была по-прежнему любезной.

— Мистера Аксенова? — переспросила она.

— Вашего водителя, — деловито уточнила Шивон, кивком головы показывая себе за спину. — Его машина стоит вон там.

— К сожалению, мистера Аксенова сейчас нет, — сообщила секретарша, продолжая улыбаться.

— Вы уверены?

Шивон нахмурилась.

— Разумеется.

— В таком случае мне нужен мистер Стахов.

— Его тоже, к сожалению, в настоящий момент нет.

— Когда же он вернется?

— Думаю, несколько позднее.

Шивон заглянула через плечо секретарши. Вестибюль в здании консульства был большим, но каким-то обшарпанным: краска на стенах кое-где облупилась, обои выцвели. Затоптанная лестница вела наверх, но площадка второго этажа от дверей не просматривалась.

— А мистер Аксенов?

— Я не знаю.

— Значит, он повез не мистера Стахова?

Улыбка на лице секретарши стала чуть более напряженной.

— К сожалению, ничем не могу вам помочь.

— Аксенов возит мистера Андропова?

Рука женщины легла на ручку двери. Шивон не сомневалась: больше всего секретарше хочется захлопнуть ее прямо у них перед носом.

— Ничем не могу вам помочь, — повторила она.

— Является ли мистер Аксенов сотрудником консульства? — спросила Шивон, но секретарша не ответила. Вместо этого она потянула за ручку, и дверь стала закрываться — медленно, но неуклонно.

— Мы еще вернемся, — успела сказать Шивон, прежде чем дверь захлопнулась.

— Мне показалась, эта женщина испугалась, — заметил Гудир, и Шивон согласно кивнула.

— Жаль, что все закончилось так быстро, — посетовал он. — Я заплатил за полчаса стоянки.

— Включи эти деньги в накладные расходы.

Повернувшись на каблуках, Шивон пошла назад к своей машине. Возле «мерседеса» она, однако, замедлила шаг и посмотрела на часы, и только потом села за руль.

— Куда теперь? — спросил Гудир. — Обратно в участок?

— Нет. — Шивон покачала головой. — Местные парковщики — крутые ребята, а у «мерса» время стоянки истекает ровно через семь минут.

— Вы хотите сказать, что кто-то должен прийти, чтобы опустить в счетчик несколько монет? — спросил Гудир, но она снова покачала головой.

— Здесь так делать нельзя. Чтобы не нарваться на штраф, Аксенову придется убрать машину.

Она повернула ключ в зажигании, запуская двигатель.

— Я слышал, что сотрудники посольств не платят штрафы за неправильную парковку, — сказал Гудир.

— Так и есть, но только если на их машинах стоят дипломатические номера. — Шивон выехала со стоянки, но почти сразу остановилась у тротуара. — И сдается мне, — добавила она, — что нам стоит подождать несколько минут… Как ты думаешь?

— Согласен и на несколько часов, лишь бы не возвращаться к этим дурацким расшифровкам, — признался Гудир. — В них нет ровным счетом ничего полезного!

Шивон усмехнулась.

— Что, детективная работа начинает терять свой романтический ореол?

— Еще немного, и я сам попрошусь обратно в патрульные. — Гудир потянулся, потом отвел плечи назад, разминая затекшие мускулы. — Что слышно об инспекторе Ребусе?

— Его снова вызывали в участок в Лите.

— Зачем? Чтобы предъявить обвинение?

— К счастью, только затем, чтобы сообщить: на месте преступления не обнаружено никаких улик.

— Разве на бахиле не нашли никаких отпечатков?

— Если и нашли, то они, по-видимому, не принадлежат Ребусу.

— А кому? Я хотел сказать — может быть, у них появился какой-то другой подозреваемый?

— Господи, Тодд, я не знаю!.. Спроси лучше у своей Сони.

Несколько секунд оба молчали, потом Шивон с силой выдохнула воздух.

— Извини, ладно?..

— Это мне следовало извиниться, — возразил он. — Не смог удержаться, чтобы не полюбопытствовать…

— Нет, дело во мне… У меня тоже могут быть неприятности.

— Какие?

— В тот вечер… За Кафферти следили ребята из НОПа, и Джон попросил меня позвонить им, чтобы… чтобы отправить их в другое место.

Глаза Гудира удивленно расширились.

— Ни хрена себе… — пробормотал он.

— Не выражайся, — машинально одернула его Шивон.

— Если Кафферти был под наблюдением, а инспектор Ребус… Это может скверно для него кончиться.

Шивон пожала плечами:

— Кафферти был под наблюдением… — вполголоса повторил Гудир, качая головой.

Шивон хотела спросить, что его так удивило, но как раз в этот момент ее внимание привлекло движение на улице. Из консульства вышел какой-то человек.

— Кажется, дождались, — заметила она.

Это был тот самый мужчина, который приезжал со Стаховым в морг, и это он попал в объектив фотокамеры на поэтическом вечере. Аксенов. Подойдя к «мерседесу», он отпер дверцу и сел в салон.

Шивон решила не трогаться с места, пока не станет ясно, что намерен делать Аксенов. Он мог либо переехать на другое место на той же стоянке, либо отправиться куда-то еще. Когда «мерседес» миновал третью свободную площадку, Шивон стало ясно, что Аксенов избрал второй вариант.

— Мы поедем за ним? — спросил Гудир, застегивая ремень безопасности.

— Совершенно верно.

— А что потом?

— Я собиралась остановить его под каким-нибудь подходящим предлогом.

— И вам кажется, это разумно?

— Пока не знаю. Посмотрим.

«Мерседес» тем временем включил левый указатель и начал сворачивать на Квинсферри-стрит.

— Едет за город? — предположил Гудир.

— Аксенов живет в Краммонде, возможно, он отправился домой.

Квинсферри-стрит превратилась в Квинсферри-роуд. «Мерседес» спокойно ехал впереди, не превышая скорости; когда он затормозил на светофоре, Шивон убедилась, что и стоп-сигналы у него тоже в полном порядке. Если Аксенов действительно направляется в Краммонд, прикинула Шивон, следовательно, на Барнтонской развязке он должен свернуть направо. Другой вопрос, хочется ли ей, чтобы он уехал так далеко? Определенно нет. Светофоры на Квинсферри-роуд стояли через каждые несколько сот ярдов. Когда «мерседес» остановился на очередной красный сигнал, Шивон подъехала к нему сзади почти вплотную.

— На полу, под задним сиденьем, лежит одна штука, — сказала она Гудиру. — Можешь ее достать?

Он кивнул и принялся отстегивать ремень безопасности, чтобы повернуться.

— Эта?

— Подключи ее к разъему, — велела Шивон, — а потом опусти стекло и поставь на крышу.

— Она на магните?

— Точно.

Синяя мигалка заработала, как только Гудир подключил ее к гнезду прикуривателя. Высунувшись из окна, он прилепил ее на крышу. Светофор впереди все еще горел красным, и Шивон несколько раз нажала на клаксон. Водитель «мерседеса» взглянул на нее в зеркальце заднего вида, и Шивон знаком велела ему остановиться у обочины. Как только сигнал на светофоре сменился зеленым, «мерседес» медленно миновал перекресток и сразу остановился, заехав колесами на тротуар. Проезжающие мимо машины замедляли ход, сидящие в них люди с любопытством таращились на происходящее, но никто не остановился, чтобы поглазеть.

Из «мерседеса» вышел водитель. Он был в костюме, при галстуке и в черных солнцезащитных очках. Шивон двинулась к нему, держа наготове удостоверение.

— В чем дело? — Водитель говорил по-английски с сильным акцентом.

— Мистер Аксенов? Мы уже встречались, помните? В морге.

— Я, кажется, спросил, в чем дело?

— Вам придется проехать с нами в участок.

— Какие-то проблемы? — Русский достал мобильник из кармана пиджака. — Если вы немедленно не объясните мне, что случилось, я буду вынужден позвонить в консульство.

— Бесполезно, — предупредила Шивон. — На вашей машине частные номера, поэтому дипломатический иммунитет на вас не распространяется. Или у вас дипломатический паспорт?

— Я — водитель российского консульства.

— И не только консульства… Садитесь в нашу машину, — добавила Шивон жестко.

Аксенов все еще держал в руке телефон, но не спешил им воспользоваться.

— А если я откажусь?

— В таком случае вас обвинят в неподчинении властям… и во всем остальном, что я только сумею придумать.

— Но я не сделал ничего… противозаконного.

— Именно это мы и хотим от вас услышать, но не здесь, а в участке.

— Но что будет с моей машиной? — возразил Аксенов.

— Никуда она не денется, — заверила Шивон. — А вас потом доставят прямо сюда… — Она попыталась улыбнуться как можно приветливее и дружелюбней. — Обещаю.

— Как получилось, что вы начали возить Сергея Андропова? — задала свой первый вопрос Шивон.

— Возить людей — это моя профессия. Так я зарабатываю себе на жизнь.

Они сидели в комнате для допросов Вест-Эндского участка, так как везти русского на Гейфилд-сквер Шивон не хотела. Гудир отсутствовал — она отправила его за кофе, он ушел и что-то долго не возвращался. Как и в других участках, на столе стояла двухкассетная дека, но Шивон не стала включать запись. Не делала она и никаких пометок в блокноте. Больше того, когда Аксенов попросил разрешения закурить, она благосклонно кивнула — настолько ей хотелось, чтобы он успокоился и расслабился.

— Вы хорошо говорите по-английски, — похвалила она. — Некоторые слова вы произносите как местный житель.

— Моя жена здешняя, из Эдинбурга, — пояснил он. — Мы женаты уже больше пяти лет.

Он глубоко затянулся и выдохнул струйку дыма, направив ее в потолок.

— Ваша жена тоже любит стихи?

Аксенов недоуменно уставился на нее.

— Ну?.. — поторопила Шивон.

— Она, конечно, читает, но в основном — романы.

— Значит, это вы — любитель поэзии?

Аксенов пожал плечами, но ничего не сказал.

— Вы читали Шеймаса Хини? А Бернса?

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что за последние две недели вас дважды видели на поэтических вечерах. Может быть, вам нравятся только стихи Федорова?

— Говорят, что он — лучший российский поэт. Из современных, разумеется…

— Вы тоже так считаете?

Аксенов снова пожал плечами и уставился на тлеющий кончик сигареты.

— Вы приобрели экземпляр его последнего сборника?

— Не понимаю, вам-то какое до этого дело?

— Вы помните, как называется эта книга?

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы.

— Я расследую два убийства, мистер Аксенов…

— А мне-то что?

Русский, похоже, начинал злиться, но как раз в этот момент дверь отворилась и вошел Гудир с двумя стаканчиками кофе.

— Черный, два сахара. Правильно? — спросил он, ставя один из них перед Аксеновым. — С молоком, без сахара…

Второй стаканчик оказался перед Шивон. Она кивнула в знак благодарности, потом чуть заметно дернула головой в сторону. Гудир понял намек и, сложив руки перед собой, занял позицию у дальней стены.

Аксенов затушил сигарету и достал новую.

— Когда вы отправились на вечер Федорова во второй раз, вы прихватили с собой вашего клиента, Андропова, — сказала ему Шивон.

— Разве? — притворно удивился русский.

— Так показывают свидетели.

Аксенов в третий раз повел могучими плечами и скорчил недовольную гримасу.

— Вы хотите сказать, этого не было? — спросила Шивон.

— Я ничего не хочу сказать.

— Это я заметила, — кивнула она. — В таком случае встает законный вопрос: что вы скрываете?

— Я ничего не скрываю.

— Вы работали в тот вечер, когда был убит Федоров?

— Я не помню.

— Не помните? Странно. Ведь это было чуть больше недели назад…

— Иногда я работаю по вечерам, иногда — нет.

— В тот день Андропов был у себя в отеле. В баре у него была назначена встреча…

— Ничего не могу вам про это сказать.

— Зачем вы ходили на эти поэтические вечера? — спросила Шивон, доверительно понижая голос. — Может быть, это Андропов вас просил? В смысле — просил туда отвезти…

— Довольно ходить вокруг да около! Если я нарушил закон — так и скажите.

— Вам так хочется, чтобы я предъявила вам обвинение?

— Мне хочется поскорее убраться отсюда.

Его пальцы, сжимавшие сигарету, начали чуть заметно подрагивать.

— Вы помните вечер в Поэтической библиотеке? — спросила Шивон, продолжая говорить негромким, уверенным голосом. — Помните человека, который записывал выступление Федорова? Его тоже убили.

— Я всю ночь оставался в отеле.

— «Каледониан»? — не поняла Шивон.

— «Глениглз», — поправил Аксенов. — Вечером, когда случился пожар, я был в «Глениглзе».

— На самом деле пожар произошел утром.

— Утром… вечером… какая разница?! Я всю ночь оставался в отеле!

— Ну ладно, — проговорила Шивон, гадая, с чего это он так разволновался. — И кого вы в тот день возили? Вернее — в ту ночь… Андропова или Стахова?

— Обоих. Они ездили вместе. Я привез их и все время оставался в…

— Вы уже говорили это несколько раз, — перебила Шивон.

— Потому что это правда.

— Допустим. Ну а в тот вечер, когда погиб Федоров… Вы так и не вспомнили, работали вы или нет?

— Нет, не вспомнил.

— Это очень важно, мистер Аксенов. Мы считаем, что убийца Федорова приехал на машине…

— Я не имею к этому никакого отношения! Эти ваши вопросы… они по меньшей мере неуместны!

— Вы так считаете?

— Да, я так считаю. Неуместны и оскорбительны!..

— Вы уже накурились? — спросила Шивон после как минимум пятнадцатисекундной паузы.

— Что? — Аксенов нахмурился.

— Ваша сигарета… — подсказала Шивон.

Аксенов уставился на пепельницу. Забытая им сигарета догорела до фильтра и погасла сама собой.

Договорившись, чтобы патрульная машина доставила Аксенова обратно на Квинсферри-роуд, Шивон вернулась в участок. В коридоре она наткнулась на Гудира, который встретил знакомых констеблей и теперь обменивался с ними последними новостями и слухами. Однако прежде чем она успела подойти к нему, зазвонил ее мобильник. Номер на экране был ей незнаком.

— Алло? — сказала она, поворачиваясь к Гудиру и его знакомым спиной.

— Сержант Кларк?

— Здравствуйте, доктор Коулвелл. Я сама собиралась вам звонить…

— Правда?

— Я думала, мне может понадобиться переводчик, но мы тут обошлись. У вас ко мне какое-то дело?

— Я только что прослушала диск, который вы мне привезли…

— Вы имеете в виду последнее стихотворение Федорова?

— Не только. Начала я, разумеется, с него, но в конце концов решила прослушать всю запись.

— Со мной тоже так было, — сказала Шивон, вспомнив, как они с Ребусом больше часа просидели в ее машине. — И что?

— Там в конце… — В голосе Коулвелл прозвучали нерешительные нотки. — Уже после того, как Федоров закончил отвечать на вопросы…

— Да?

— Этот человек, Риордан, случайно записал обрывок разговора…

«Черта с два — случайно!» — подумала Шивон, а вслух сказала:

— Да-да, я помню. Мне показалось, это Федоров что-то пробормотал себе под нос.

— Он говорил очень неразборчиво, поэтому сначала я тоже так подумала. Но потом мне показалось, что это не голос Александра.

— А чей же?

— Понятия не имею.

— Но это говорил русский?

— Да, тут никаких сомнений быть не может. Я проиграла это место несколько раз, и в конце концов мне удалось разобрать некоторые слова…

Шивон снова подумала о Риордане, который с неутомимостью маньяка направлял свой высокочувствительный микрофон то в одну, то в другую сторону, стараясь уловить, что говорят в публике.

— И что же сказал этот русский? — уточнила она.

— «Хоть бы он сдох». Я услышала это довольно отчетливо.

Шивон вздрогнула.

— Не могли бы вы повторить? — попросила она.

 

41

Ребус встретился с Шивон в кабинете Коулвелл, и они снова прослушали компакт-диск уже втроем.

— На голос Аксенова не похоже, — сказала Шивон.

Тут ее телефон зазвонил, и она, досадливо чертыхнувшись, поднесла его к уху. Это был Калум Стоун.

— Вы хотели поговорить со мной, сержант? — спросил он.

— Сейчас я занята, — ответила Шивон. — Я перезвоню.

Она дала отбой и слегка качнула головой, давай Ребусу знак, что ничего важного не случилось. Он кивнул в ответ и попросил еще раз воспроизвести нужный фрагмент записи.

— Бьюсь об заклад — это Андропов, — пробормотал Ребус некоторое время спустя.

Он сидел на стуле, подавшись вперед и упираясь локтями в колени. Полностью сосредоточившись на записи, он, казалось, вовсе не замечал Скарлетт Коулвелл, которая сидела на корточках возле CD-плеера меньше чем в трех футах от него.

— Вы уверены, что все правильно расслышали? — спросила у нее Шивон.

— Абсолютно, — ответила Коулвелл и еще раз повторила русские слова, которые она незадолго до этого записала латинскими буквами в блокнот Шивон.

— «Хоть бы он сдох»? — уточнил Ребус. — Так он сказал? Или все же: «Я хочу его убить», или «Я его убью»?..

— Нет. Менее категорично.

— Жаль… — Ребус повернулся к Шивон: — И все-таки с этим уже можно работать.

— Да, — согласилась она. — Допустим, это действительно Андропов. Но с кем он разговаривает? С Аксеновым? Больше вроде не с кем.

— А ты его отпустила.

Шивон пожала плечами:

— Никуда он не денется. Мы всегда можем вызвать его снова.

— Если только консульство не отправит его в Москву раньше… — Ребус посмотрел на нее. — Знаешь, что мне пришло в голову? Андропову нужен был свой человек в консульстве, чтобы через него узнавать обстановку в Москве. Если бы русские решили его арестовать, в консульстве, я думаю, об этом стало бы известно сразу.

— Аксенов — шпион Андропова в консульстве? Не исключено… — Шивон согласно кивнула. — И может быть, это еще не все.

— Ты считаешь, Андропов мог задействовать его в качестве убийцы? — Ребус задумался над этим предположением, потом вдруг заметил одинокую слезинку, выкатившуюся из глаз Скарлетт Коулвелл. — Извините нас, — сказал он. — Я понимаю, как непросто вам все это слушать, но…

— Главное, чтобы вы поймали того, кто убил Александра. — Коулвелл вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Сделайте это, пожалуйста.

— Благодаря вам, — уверил ее Ребус, — мы продвинулись в нашем расследовании сразу на несколько шагов. — Он взял в руки сделанный ею новый перевод стихотворения. — Я уверен, Андропов был в ярости, ведь Федоров выставил его алчным паразитом, жиреющим на страданиях своего народа, членом «мошеннической шайки», готовым за золото продавать все и вся.

— Он, безусловно, разозлился — разозлился настолько, что пожелал Федорову «сдохнуть», — согласилась Шивон. — Но означает ли это, что он решил, так сказать, взять процесс под свой контроль?

Ребус посмотрел на нее:

— Почему бы нам не спросить об этом у самого Андропова?

Шивон потребовалось больше часа, чтобы полностью ввести Дерека Старра в курс дела, но даже после этого он добрых пятнадцать минут пенял ей на то, что она «придерживала информацию», и только потом разрешил ей вызвать Андропова на допрос. Однако прежде им пришлось изгнать из комнаты для допросов трех детективов, устроивших там себе рабочие места. Те с ворчанием принялись собирать свое имущество.

— Здесь воняет, как в казарме, — заметил Старр, брезгливо морща нос.

— Может и так, — улыбнулась Шивон.

Только что она столкнулась в коридоре с Гудиром, который не преминул упрекнуть ее за то, что она бросила его в Вест-Эндском участке. Шивон действительно чувствовала себя немного виноватой — звонок доктора Коулвелл заставил ее позабыть обо всем, однако Гудиру она ответила только: «Привыкай». На это молодой констебль высказался в том смысле, что раз он ей не нужен, то он готов вернуться к патрульной работе, но Шивон отмахнулась. Сейчас ей было не до извинений.

Они уже отправили патрульный экипаж в «Каледониан». Минут через сорок машина вернулась, причем крайнее недовольство выражал не только сам Андропов, но и патрульные: время шло к восьми, небо потемнело, и в воздухе заметно похолодало.

— Могу я пригласить адвоката? — был первый вопрос, который задал полицейским Андропов.

— Вы уверены, что он вам нужен? — ответил Дерек Старр. В руках он держал взятый у кого-то взаймы CD-плеер и теперь многозначительно барабанил пальцами по крышке.

Андропов обдумал его слова, потом снял куртку, аккуратно повесил на спинку стула и сел.

Шивон, сидевшая за столом рядом со Старром, положила перед собой раскрытый блокнот и мобильный телефон. Она очень надеялась, что Ребус, сидящий в машине снаружи, не выдаст себя каким-нибудь звуком.

— Начинайте, сержант, — распорядился Старр, складывая руки перед собой.

— Сегодня днем я беседовала с мистером Аксеновым, — сказала Шивон. — И он сообщил нам кое-что интересное…

— Что же именно? — с деланым равнодушием отозвался Андропов.

— В частности, мистер Аксенов рассказал нам о поэтическом вечере, который прошел в Шотландской поэтической библиотеке… Вы, кажется, тоже там были?

— Это он вам сказал?

— Вас видели несколько свидетелей, сэр. — Шивон выдержала небольшую паузу. — Нам известно, что вы знали Александра Федорова еще в Москве и что вы с ним никогда не были близкими друзьями. Скорее наоборот…

— Кто вам это сказал? — перебил Андропов, но Шивон пропустила его слова мимо ушей.

— Итак, вы с Аксеновым поехали на поэтический вечер Федорова, в ходе которого поэт прочел со сцены новое стихотворение. В этом стихотворении он называет вас «дьяволом с неутолимым аппетитом», «алчным негодяем» и «мошенником». По-видимому, за последнее время его чувства к вам нисколько не улучшились, вы не находите?

Андропов пожал плечами:

— В конце концов, это только стихотворение.

— Но оно было адресовано лично вам. Ведь и вы, и Федоров — оба «дети Таганки».

Миллионер усмехнулся:

— Как и тысячи наших земляков.

— Да, кстати, — спохватилась Шивон. — Совсем забыла… Я же собиралась принести вам наши соболезнования.

— В связи с чем? — Андропов прищурился, и взгляд его стал жестким и пронзительным.

— В связи с несчастьем, которое произошло на днях с вашим близким другом. Вы уже побывали у него в больнице?

— Вы имеете в виду Кафферти? — Андропов, похоже, был не расположен играть в молчанку. — Мне сообщили, что с ним все будет в порядке.

— Для вас это, безусловно, приятное известие.

— Что, черт побери, она хочет сказать? — спросил Андропов, поворачиваясь к Старру, но Шивон не дала инспектору ответить.

— Мы бы хотели, чтобы вы прослушали одну любопытную запись… — сказала она, и Дерек Старр сразу включил плеер.

Послышался гул множества голосов, стук и скрежет отодвигаемых стульев, потом на мгновение наступила тишина, в которой отчетливо прозвучала короткая русская фраза.

— Узнаёте, мистер Андропов? — спросила Шивон, когда Старр остановил запись.

— Нет.

— Вы уверены? Может быть, хотите послушать еще раз?

— Лучше скажите прямо, к чему вы ведете?

— К тому, что у нас в Эдинбурге есть прекрасно оборудованный центр судебно-криминалистических экспертиз. Наши специалисты давно освоили методику идентификации человека по голосу и успешно ее применяют.

— Ну а мне-то какое дело?

— Никакого, если не считать того, что на этой записи запечатлен ваш голос, и это вы, мистер Андропов, пожелали смерти человеку, который вас публично унизил, — человеку, которому противно и ненавистно все, что дорого вам. — Она многозначительно взглянула на него. — И буквально в тот же вечер этот человек действительно умер или, точнее, был убит.

— Вы хотите сказать — это я его убил? — На этот раз смех Андропова был громче и продолжительнее. — Что за чушь!.. Как я мог незаметно уйти из бара, в котором выпивал с друзьями? Хотя, разумеется, я мог бы загипнотизировать вашего министра экономического развития, чтобы он поверил, будто я сижу перед ним и наливаю ему виски, тогда как на самом деле…

— Ваше желание мог исполнить кто-то другой, — холодно перебил Старр.

— Вам будет очень трудно это доказать, поскольку это неправда, — с явным удовольствием парировал Андропов.

— Скажите, зачем вы вообще пошли на этот поэтический вечер? — спросила Шивон.

Андропов неприязненно покосился на нее, но решил, что, ответив, ничего не потеряет.

— Борис рассказал мне, что был на таком же вечере несколько дней назад, и я… заинтересовался. Я никогда не слышал, как Александр читает свои стихи на публике.

— Мистер Аксенов не производит впечатления человека, который знает и любит поэзию.

— Может быть, ему поручили съездить туда в консульстве.

— Зачем?

— Чтобы выяснить, стоит ли ждать от Александра неприятностей. — Андропов сел на стуле поудобнее. — Александр Федоров был не столько поэтом, сколько профессиональным диссидентом. Он и жил-то главным образом на подачки западных либералов. Эта его Нобелевка тоже, знаете ли…

Шивон вопросительно взглянула на него, ожидая, что Андропов что-то добавит, но он молчал.

— И что вы почувствовали, когда услышали это его стихотворение?

На этот раз Андропов умудрился вложить в свое пожатие плечами некоторую долю смирения.

— Вы правы, я рассердился. Какая польза от поэтов? Разве они строят предприятия, создают рабочие места, обеспечивают людей сырьем и энергией? Нет, они только сотрясают воздух, произнося громкие слова… слова, в которые они часто вкладывают смысл, который не имеет никакого отношения к действительности. Запад выбрал, я бы даже сказал — выпестовал Александра Федорова именно потому, что в своих стихах он изображал Россию насквозь коррумпированной страной с прогнившим государственным строем. — Андропов сжал правую руку в кулак и только в последний момент сдержался, чтобы не грохнуть им по столу. Вместо этого он набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул через нос. — Вот почему я сказал, что желал бы его смерти, но и это тоже были просто слова.

— Тем не менее разве не мог Борис Аксенов воспринять ваше пожелание как приказ?

— Вы же видели его, сержант! Этакий увалень!.. Нет, он не убийца, хотя и похож на медведя…

— Медведи — хищники, у них есть когти и зубы, — счел необходимым заметить Старр, и Андропов метнул на него быстрый, неприязненный взгляд.

— Спасибо за информацию, сэр. Будучи русским, я, конечно, этого не знал.

У Старра покраснели уши. Чтобы отвлечь внимание от этого прискорбного факта, он снова нажал на кнопку воспроизведения, и они еще раз прослушали запись. Поставив плеер на паузу, Старр вновь забарабанил ногтями по крышке.

— Боюсь, у нас есть формальные основания для предъявления вам обвинения, — сказал он.

— Правда?! — Казалось, Андропов был искренне восхищен. — Любопытно, что на это скажет один из ваших лучших барристеров.[24]Барристер — в Великобритании адвокат, имеющий право выступать в высших судах.

— В Шотландии нет барристеров, — отрезал Старр.

— У нас они называются просто адвокаты, — пояснила Шивон. — К тому же на данном этапе вам нужен скорее солиситор[25]Солиситор — стряпчий, юрист, консультирующий клиентов и подготавливающий дела для барристеров. Имеет право выступать в низших судах.
— это если мы все-таки решим предъявить вам обвинение.

Последние ее слова были адресованы непосредственно Старру: меньше всего Шивон хотелось, чтобы инспектор продолжил развивать данную тему.

— Итак? — с насмешкой спросил Андропов, который сумел быстро сориентироваться в ситуации.

Дерек Старр скрипнул зубами, но промолчал.

— Понятно… — Русский миллионер снова улыбнулся. — Если перевести ваше молчание на человеческий язык, я свободен и могу идти?

Он повернулся к Шивон, но Старр, кое-как совладав с собой, рявкнул:

— Только не покидайте Шотландию!

Эти слова заставили Андропова рассмеяться.

— Я вовсе не спешу покидать вашу чудесную страну, инспектор.

— Это потому что дома вас ждет уютный ГУЛАГ где-нибудь в Заполярье? — не удержалась Шивон.

— К чему так опускаться, сержант? Я был о вас лучшего мнения.

Он произнес это таким тоном, словно Шивон и вправду его разочаровала.

— Еще один вопрос. — Шивон как будто не слышала. — Я хотела бы узнать, не собираетесь ли вы на днях побывать в больнице? Как странно, что люди, которые имели неосторожность познакомиться с вами достаточно коротко, либо погибают, либо оказываются в коме.

Андропов молча поднялся со стула и снял со спинки пальто. Старр и Шивон переглянулись, но никто из них не мог придумать достаточно благовидного предлога, чтобы задержать его.

Русский коротко поклонился и повернулся к двери. Гудир уже ждал в коридоре, чтобы проводить его к выходу.

— Мы еще встретимся, — пообещал Андропову Старр.

— Буду с нетерпением ждать, инспектор.

— И мы настаиваем, чтобы вы передали полиции ваш паспорт.

Шивон попыталась оставить последний выстрел за собой, но Андропов только еще раз наклонил голову и вышел.

Старр тоже поднялся, закрыл дверь, потом обошел стол и сел напротив Шивон. Пока он ходил, Шивон взяла в руки мобильник и, притворившись, будто проверяет поступившие сообщения, прервала соединение с Ребусом.

— Если это кто-то из русских, — сказал Старр, — то, скорее всего, водитель. Но нам нужны доказательства. Неопровержимые доказательства, Шивон!

Шивон убрала в сумочку мобильник и блокнот и покачала головой.

— Андропов прав насчет Аксенова. Он не похож на наемного убийцу.

— В таком случае нужно еще раз проверить отель и убедиться, не мог ли Андропов каким-то образом последовать за Федоровым.

— Не надо забывать, что Кафферти тоже был в баре.

— Значит, нужно проверить и этот вариант.

— Проблема в том, — вздохнула Шивон, — что у нас есть еще один человек. Джим Бейквелл заявил, что он, Кафферти и Андропов сидели за одним столиком и расстались только в начале двенадцатого. А к этому времени Федоров был уже мертв.

— Получается, что мы вернулись к тому же, с чего начали? — раздраженно бросил Старр.

— Не совсем, — поправила Шивон. — Мы разворошили это осиное гнездо, так что результаты обязательно будут. Спасибо, что поддержал меня, Дерек, — добавила она, немного подумав.

Услышав это последнее признание, Старр заметно смягчился.

— Тебе следовало обратиться ко мне раньше, Шив, — сказал он. — Поверь, я не меньше твоего хочу, чтобы убийство Федорова было раскрыто как можно скорее.

— Знаю. — Шивон кивнула. — Но ведь ты собираешься расследовать его отдельно от того, другого дела, не так ли?

— Старший инспектор Макрей считает, что так мы скорее добьемся успеха.

Шивон кивнула, притворившись, будто соглашается с подобной постановкой вопроса.

— Завтра работаем? — спросила она.

— Наверху дали добро на сверхурочные, так что суббота — ваша.

— Последний день Ребуса, — негромко проговорила Шивон.

— Кстати, — добавил Старр, пропустив ее слова мимо ушей, — тот парень, который пошел провожать Андропова… он что, новенький?

— Его прислали из Вест-Эндского участка, — нашлась Шивон.

Старр сокрушенно покачал головой.

— С каждым годом сотрудники становятся все моложе, — проговорил он. — Скоро в уголовном розыске будут работать дети.

— Ну, как я справилась? — спросила Шивон, садясь на пассажирское сиденье.

— Три балла из десяти, Шив.

— Три балла?! — Она уставилась на него. — Ну хоть за это спасибо…

Шивон захлопнула дверцу. Ребус припарковался на улице напротив участка. Сейчас он смотрел прямо перед собой и лишь задумчиво барабанил по рулю пальцами.

— Я едва удержался, чтобы не наплевать на все и не явиться туда к вам, — добавил Ребус. — Как ты могла не заметить?!

— Не заметить чего?

Только теперь Ребус соизволил повернуться к ней:

— В тот вечер в Поэтической библиотеке Андропов сидел во втором или в третьем ряду. Он не мог не видеть микрофона…

— И что?

— А то, что ты задавала ему не те вопросы. Федоров его разозлил, и он не сдержался и пожелал поэту смерти. Согласись, что никакого физического вреда Андропов на тот момент Федорову не причинил, к тому же единственным человеком в публике, понимавшим русскую речь, был водитель. Но какое-то время спустя поэт действительно погибает, и у нашего друга Андропова появляется большая проблема…

— Запись?

Ребус кивнул.

— Совершенно верно. Он боялся, что сделанная Риорданом запись может попасть к нам, и если мы переведем его слова…

— Подожди немного… — Шивон крепко зажмурилась и с силой потерла переносицу. — У тебя случайно нет с собой аспирина?

— Посмотри в бардачке.

Она посмотрела и действительно обнаружила среди всякого хлама аптечную упаковку, в которой оставалось две таблетки. Ребус протянул ей начатую бутылку воды.

— Запей, если, конечно, не боишься проглотить порцию микроорганизмов.

Шивон покачала головой в знак того, что ей плевать на микроорганизмы, закинула таблетки в рот, запила водой и несколько раз энергично наклонила голову сначала к одному, затем к другому плечу.

— Я даже отсюда слышу, как хрустят твои позвонки, — сочувственно сказал Ребус.

— Не обращай внимания… Так ты считаешь, что Андропов не убивал Федорова?

— Допустим, он этого не делал. Чего в таком случае ему следует бояться больше всего? — Ребус сделал крохотную паузу, давая ей возможность ответить, потом проговорил с нажимом: — Того, что мы подумаем, будто он это сделал.

— А мы, разумеется, не поверили бы ему на слово…

— И это… — Ребус поднял палец. — Это возвращает нас к вопросу о том, кто убил Риордана.

До Шивон понемногу стало доходить.

— То-то Аксенов так разволновался, когда во время допроса я упомянула о смерти Чарльза. Он несколько раз повторил, что все это время находился в «Глениглзе».

— Может быть, он подумал, что мы собираемся его подставить?

— Так ты думаешь — Андропов мог…

Ребус пожал плечами:

— Все будет зависеть от того, сумеем ли мы доказать, что он покинул «Глениглз» поздно вечером или рано утром.

— Но почему ты считаешь, что Андропов решил действовать сам? Не проще ли ему было позвонить Кафферти и попросить что-то предпринять?

— Это не исключено, — согласился Ребус, продолжая выбивать по рулю какую-то затейливую мелодию. Примерно минуту оба молчали, пытаясь собраться с мыслями, потом Ребус сказал:

— В отеле «Каледониан» информацию о постояльцах выдавали с большим скрипом. Мне кажется, в «Глениглзе» будет не легче.

— У нас есть секретное оружие, — сказала Шивон. — Помнишь, во время саммита «Большой восьмерки»?.. Приятель нашего старшего инспектора Макрея руководил службой безопасности отеля. Он даже устроил ему что-то вроде экскурсии.

— Ты хочешь сказать, что Макрей может нам помочь? Что ж, надо попробовать…

Оба снова замолчали, на этот раз — надолго.

— Ты хоть понимаешь, что все это означает? — спросила наконец Шивон.

Ребус кивнул:

— Мы по-прежнему не знаем, кто убил Федорова.

— Но ведь Андропов сказал, что желал бы его смерти, а это что-нибудь да значит!

— Это не значит, что он вооружился монтировкой и поспешил претворить свои слова в дела. Если бы я убивал всех, кого мне случилось обругать, в Эдинбурге осталось бы очень мало студентов и велосипедистов… а также пешеходов, водителей и всех остальных.

— А я? Я бы осталась? — спросила Шивон.

— Возможно.

Ребус улыбнулся одними глазами.

— Несмотря на три балла из десяти?

— Если только вы не будете и дальше искушать судьбу, сержант.

 

42

— Юного Гудира не будет? — спросил Ребус.

— Ты к нему так и не помягчел?

Сегодня в качестве компромиссного варианта они выбрали «Кэй-бар». Цены здесь были высокими, но пиво подавали хорошее, к тому же помещение хотя и было больше, чем в «Оксфорде», выглядело достаточно уютно. Интерьер главного зала был выдержан в темно-красной гамме — включая колонны, отделявшие столики от стойки. Шивон заказала чили, Ребус заявил, что ему хватит и подсоленных орешков.

— Как тебе удалось укрыть нашего новичка от проницательного взгляда Дерека Старра? — поинтересовался он, не ответив на ее вопрос.

Шивон хмыкнула.

— Инспектор Старр уверен, что Гудир — штатный сотрудник отдела уголовного розыска, — сказала она, похищая у Ребуса горстку орешков.

— А можно мне будет залезть пальцами в твое чили, когда его принесут?

— Я куплю тебе еще пакет, если хочешь.

Ребус глотнул пива. Шивон предпочла ядовитую на вид смесь лаймового сока с газированной водой.

— Какие планы на завтра? — спросил он.

— Работаем.

— Значит, никаких прощальных вечеринок для седого ветерана?

— Ты сам не хотел, чтобы мы устраивали тебе торжественные проводы.

— Значит, вы просто сбросились и купили мне какой-нибудь милый сувенир?

— Никому не хотелось превышать кредит в банке, так что извини… Кстати, когда заканчивается срок, на который тебя отстранили?

— Где-то после обеда, я думаю.

Ребус замолчал, вспоминая сцену в кабинете начальника полиции Корбина. Сэр Майкл Эддисон в гневе выбегает вон… А ведь сэр Майкл — приемный отец Джилл Морган. Джилл знакома с Нэнси Зиверайт. Нэнси, Джилл и Эдди Джентри находятся под тайным наблюдением, а Роджер Андерсон, Стюарт Джени и Джим Бейквелл просматривают записи их невинных забав… Он вздохнул. Похоже, все обитатели Эдинбурга так или иначе связаны друг с другом: каждый знаком с каждым если не напрямую, то через общих друзей, приятелей. Будучи детективом, Ребус довольно часто замечал эту связь людей и событий. Федоров и Андропов, Андропов и Кафферти, мир власти и преступный мир, верхние и нижние, чистые и нечистые… Сол Гудир знал Нэнси и ее компанию. И он приходился братом Тодду, а от него ниточка тянулась к Шивон и к самому Ребусу. И все они пребывали в постоянном движении, беспрестанно меняя партнеров, как в танцевальном марафоне. Как там назывался этот фильм? Что-то насчет загнанных лошадей…[26]Имеется в виду фильм С. Поллака «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» (1969).
В общем, танцуй, пока можешь, потому что остальное не имеет значения.

Увы, вскоре Ребусу предстояло покинуть танцпол, и в этом заключалась главная проблема. Задумчиво сдвинув брови, он наблюдал за тем, как Шивон расстилает на коленях бумажную салфетку и склоняется над тарелкой чили, которое только что принес официант. Уже завтра, подумал Ребус, он окажется за пределами танцевальной площадки, а еще через пару недель затеряется в толпе зрителей и перестанет быть участником шоу. Он видел, как это происходило с другими полицейскими: уходя в отставку, на пенсию, все они обещали не терять связь с прежними друзьями, но каждый их визит только подчеркивал, какая глубокая пропасть пролегла между ними и их бывшими коллегами. Походы в бар, чтобы выпить, поболтать, обменяться сплетнями и новостями, будут случаться сначала раз в месяц, потом — раз в несколько месяцев.

А потом прекратятся совсем.

Разумнее всего было отрубить все разом. Так, во всяком случае, ему говорили. Но подумать об этом как следует Ребус не успел — Шивон спросила, не хочет ли он немного чили.

— Только возьми вилку, — предупредила она.

Ребус улыбнулся.

— Со мной все в порядке, — заверил он ее.

— Мне показалось, ты задумался о чем-то своем.

— О своем возрасте, — пояснил Ребус.

— Значит, завтра после обеда ты придешь в участок?

— Проводов не будет? — еще раз уточнил он.

Шивон покачала головой.

— В финале пьесы все дела должны быть раскрыты.

— Разумеется.

Ребус криво усмехнулся.

— Мне будет очень тебя не хватать, — произнесла Шивон, не поднимая глаз от тарелки.

— Только первое время, наверное, — ответил он, приподнимая свой пустой бокал. — Я, пожалуй, повторю.

— Ты же за рулем.

— Ты же не пьешь, значит, сможешь подбросить меня до дома.

— На твоей машине?

— Да, а потом я вызову тебе такси.

— Это очень щедрое предложение, Джон.

— Вовсе нет. Я сказал, что вызову такси, но это не значит, что я собираюсь за него платить, — сообщил Ребус и, поднявшись, направился к стойке.

Он все же заплатил. Прощаясь, Ребус сунул ей в руку десятифунтовую банкноту и кивнул.

Место для его «сааба» нашлось в самом начале Арден-стрит. Ребус уже собирался пригласить Шивон зайти, но тут из-за угла вынырнуло свободное такси. Шивон махнула водителю рукой, потом протянула Ребусу ключи от его машины.

— Повезло, — сказала она, имея в виду такси. Тогда-то Ребус и достал деньги, которые Шивон в конце концов взяла.

— Поезжай прямо домой, — напутствовал он.

Провожая взглядом удаляющееся такси, Ребус, однако, задумался, готов ли он сам последовать собственному совету. На часах было почти десять, но температура пока держалась намного выше нуля. Подойдя к дому, Ребус некоторое время стоял перед дверьми, глядя на окна своей гостиной во втором этаже. В окнах было темно. Дома его не ждала ни одна живая душа. Непроизвольно Ребус подумал о Кафферти, гадая, что снится бандиту, если только коматозные больные вообще способны видеть сны. Что они вообще чувствуют? На мгновение он задумался, не отправиться ли ему в больницу, чтобы немного посидеть с Кафферти. Не исключено, что одна из дежурных сестер предложит ему чашечку чая. Быть может, она даже окажется хорошей слушательницей, и тогда он сможет поделиться с ней своими мыслями и соображениями. Федорову проломили череп ударом сзади. На Кафферти тоже напали сзади, но ему нанесли всего один или два сильных и точных удара, тогда как поэта сначала зверски избили и только потом прикончили. Какая связь между двумя этими событиями? Андропов — вот единственный ответ, который приходил Ребусу на ум. Андропов и его высокопоставленные друзья, Меган Макфарлейн и Джим Бейквелл. Кафферти всячески ублажал Бейквелла и других банкиров, устраивая для них особые холостяцкие вечеринки, а Андропов тем временем готовился перевести свой бизнес в Шотландию, где новые друзья обеспечили бы ему режим наибольшего благоприятствования и защитили от уголовного преследования на родине. То, что обвинения, предъявленные Андропову в России, были очень серьезными, не имело для Бейквелла и компании решающего значения, потому что для таких людей бизнес всегда оставался на первом месте.

Спохватившись, Ребус вдруг понял, что по-прежнему глядит на неосвещенные окна собственной квартиры.

— Подходящий вечер для прогулки, — сказал он себе и, сунув руки в карманы, пошел по улице дальше.

Марчмонт засыпал, на Мелвилл-драйв почти не было машин, и даже на аллее под названием Джобоун-уок, пересекающей Медоуз, Ребус встретил всего нескольких прохожих — студентов, возвращающихся домой после дружеских вечеринок. Проходя под ведущей в аллею аркой, сделанной из настоящей китовой челюсти, Ребус уже не в первый раз задумался о том, кому пришла в голову столь экстравагантная идея. Когда-то, когда его дочь была совсем маленькой, они, гуляя, притворялись, будто кит глотает их обоих, как Иону или Пиноккио, но теперь… С аллеи доносились пьяные песни — на одной из скамеек, составив на землю пакеты с выпивкой, расположились бродяги. Старые больничные корпуса были превращены в новенькие жилые дома, изменившие привычные очертания линии горизонта. Ребус шел и шел, пока не добрался до Форрест-роуд. Там, вместо того чтобы двинуться дальше к Холму, он свернул на развилке у Грейфрайарз-бобби и вскоре оказался на Грассмаркет. Большинство пабов были еще открыты, перед дверьми ночлежек кучками собирались бездомные. Когда Ребус только переехал в Эдинбург, Грассмаркет-стрит была сущей помойкой — как, собственно, и большая часть Старого города. Теперь даже представить это было трудно.

Правда, находились люди, утверждавшие, будто Эдинбург никогда не меняется, но это было явным оговором — город менялся, и менялся постоянно. У «Пчелиного улья» и «Последней капельки» толпились курильщики, в лавочку, торгующую жареной рыбой и картошкой, выстроилась очередь. Когда Ребус проходил мимо, его обдало горячим воздухом от фритюрниц, и он несколько раз глубоко вдохнул воздух, наслаждаясь запахом раскаленного жира. Когда-то на Грассмаркет стояли виселицы, на которых десятками умирали сторонники Ковенантов;[27]Ковенант — название соглашений или союзов шотландских пуритан для защиты кальвинизма и независимости Шотландии; наиболее известны ковенанты 1638 и 1643 гг.
быть может, подумалось Ребусу, теперь душа Федорова встретилась с ними где-нибудь в загробном мире.

Впереди замаячила еще одна развилка. Здесь Ребус свернул направо, на Кинг-стейблз-роуд. Проходя мимо автомобильной парковки, он ненадолго задержался. На первом уровне оставалась только одна машина. Минут через десять-пятнадцать стоянка закрывалась на ночь, и водителю пришлось бы волей-неволей искать себе новое место. Машина стояла на площадке рядом с тем местом, где произошло нападение на Федорова. Не обнаружив в пределах видимости никакой женщины в капюшоне, Ребус, закурив сигарету, двинулся дальше. Никакого отчетливого плана у него по-прежнему не было. До пересечения с Лотиан-роуд оставалось всего ничего, а там рукой подать — «Каледониан»… Интересно, подумал Ребус, Андропов все еще там?

И так ли уж ему нужно снова сталкиваться с русским?

— Подходящий вечер… — повторил Ребус вполголоса.

Потом он подумал о пабах на Грассмаркет. Гораздо разумнее было бы вернуться туда, принять «колпачок» на сон грядущий и на такси вернуться домой. Кивнув в знак согласия с собственными мыслями, Ребус повернулся и зашагал в обратную сторону. Поравнявшись со стоянкой, он увидел, как оттуда выезжает та самая, последняя машина. Урча мотором, она остановилась у бордюра, водитель выбрался наружу и, вернувшись к опустившемуся шлагбауму, включил механизм, закрывающий ворота. Широкие металлические полосы с лязгом поползли вниз, но водитель не стал ждать, пока они опустятся до конца. Вернувшись в машину, он поехал в сторону Грассмаркет.

Водителя Ребус узнал. Это был Гэри Уолш, один из двух сменных охранников. И его машина стояла на первом уровне… Но ведь когда Ребус его допрашивал, он заявил, что всегда оставляет машину напротив дежурки, то есть на втором этаже! Ребус подошел к воротам. Они были плотно закрыты, но примерно на уровне груди в них имелось небольшое смотровое окошко. Наклонившись, Ребус заглянул внутрь. Свет на стоянке горел — возможно, его не выключали и на ночь. В углу просторного зала первого этажа Ребус разглядел камеру наблюдения. Помнится, напарник Уолша говорил, что обычно камера направлена именно на то место, где был избит Федоров, но потом ее развернули в другую сторону. Что ж, подумал Ребус, смысл в этом есть. Если уж человек работает на многоэтажной парковке, то свою тачку он поставит там, где за ней можно присматривать, то есть — под объектив камеры наблюдения. Начхать на чужие машины, главное, чтобы своя была цела и невредима.

Ребусу вспомнились слова Макрея — «выглядит серьезнее, чем есть на самом деле». Все эти связи, которые он сумел нащупать… неужели и они — пустышка? Кэт Милз, она же Потрошительница, заигрывает с сотрудниками и приглашает Ребуса на свидание… Александр Федоров ездит в Глазго, ужинает с Риорданом, пьет с Кафферти и погибает в испачканных спермой штанах…

Женщина в капюшоне.

Федоров на парковке.

Выглядит серьезнее, чем есть на самом деле, или… или во всем этом действительно что-то кроется?

«Cherchez la femme, инспектор».

Поэт и его либидо… Ребус вспомнил, что у Леонарда Коэна есть альбом под названием «Смерть бабника». Одна из композиций так и называлась — «Никогда не возвращайся домой с эрекцией». А другая — «Настоящая любовь не оставляет следов».

Следов имелось в избытке — кровь на парковке, машинное масло на брюках убитого, сперма на нижнем белье.

Cherchez la femme…

Ответ был где-то рядом. Ребус почти физически ощущал его в воздухе.