Позвольте мне обрисовать сложившуюся ситуацию.
Представьте себе… попытайтесь представить себе мгновение как раз перед тем, как начался всеобщий бардак.
Представьте – если хотите – огромный зал.
Представьте себе все эти дутые украшения. Стены, грубо размалеванные по трафарету. Гнусное псоводраконье создание, болтающееся на люстре. Представьте себе оркестр марьячи на галерее под потолком. Это те же самые музыканты, которые когда-то играли на Брентстоке. Разумеется, у некоторых из них уже появилась лысина, но зато еще ни у одного не появилась одышка. Взгляните на их инструменты: трубы и флюгель-горны, корнет-а-пистоны, эвфониумы, и, конечно же, офиклеиды.
Теперь представьте всех, кто толпится под галереей. Всех их, красивых, богатых и знаменитых. Их, владеющих всем и правящим всеми. Их, составляющих Тайное правительство. Смотрите, как хорошо они одеты. Все в праздничном убранстве. Некоторые стоят, но большая часть все еще валяется по всему полу, вяло подзывая официантов и бритоголовых гномов.
И представьте себе – если сможете – Нормана. Сейчас он в самом центре огромного зала. И он все еще в шляпе. Нет, уже нет! Он сорвал шляпу с головы. Он хлопает ей по груди и ниже, похоже, пытаясь сбить огонь. Вокруг него – яркий ореол, по всему телу. Плечи дымятся. И он мигает. То есть мигает его костюм. Как стробоскоп. И жутко завывает: тоненько, противно, так, что зубы скрежещут и лопаются барабанные перепонки.
И все смотрят на Нормана. И начинают, зажав уши и воя в унисон, подниматься с пола.
И вот здесь начинается всеобщий бардак.
– Аааааааа! – вопил Норман и хлопал себя шляпой. – Я приближаюсь к критической массе!
Вообще говоря, настоящая драка начинается потихоньку и только потом, разрастаясь, достигает кульминации. Ну вроде как военные действия. Сначала мелкие стычки, а потом уже собственно битва. Обычно противники используют любую возможность выяснить силы неприятеля прежде, чем очертя голову ринуться друг на друга. Все так делают. Нельзя же просто перемешать и тех, и других, свалить всех в одну комнату и дать свисток, правда ведь?
Это будет просто бардак.
Правда?
Правда. Но здесь, в этом в зале, лицом к лицу стояли непримиримые противники, причем все вперемешку. Вы спросите: кто они? Мужчины и женщины, отвечу я.
Когда костюм Нормана достиг критической массы, высвободилась такая энергия, что остаться нейтральным было попросту невозможно. Заряд получили все. Женщины получили заряд любви, мужчины – заряд абсолютной ненависти. Норман уже вовсе не был Норманом. Для женщин он стал наподобие Бога. Для мужчин – Дьяволом во плоти.
Дальше: женщина всегда знает, что у мужчин на уме, и будет драться изо всех сил, чтобы спасти любимого. И теперь, когда мужчины, как один, встали на бой с воплощением зла, женщины, как одна, встали на защиту того, кого был их единственной любовью.
И если вам приходилось видеть, как две сотни женщин бросаются на две сотни мужчин и начинается общее, беспощадное, несусветное, кромешное побоище без всяких правил, то вы поймете, что я имею в виду, когда называю его жестоким.
Кто-то с размаху засадил мне по голове окровавленной сумочкой.
Женский пол восстал против мужского – и наоборот. Именно о таком восстании всех женщин сразу, без сомнения, мечтала Эммелина Панкхерст (18 581 928), ставшая легендой предводительница английских суфражисток, которая в 1903 году основала воинствующий Женский Социально-Политический Союз.
Это была война.
Кстати, о войне: какой в ней смысл? Я вам скажу: ровно никакого. Война – это ад.
Женщины колотили мужчин, а мужчины молотили женщин. Норман сорвал с себя пиджак и подбросил его кверху. Вслед пиджаку из рук официантов полетели подносы, истосковавшиеся по любви гномы принялись кусать официантов за щиколотки, а я рванулся прямиком к двери, что твой Тарзан.
И при этом был не одинок. Меня догнал Норман. Он бежал на четвереньках, запутавшись в спустившихся до лодыжек штанах.
В руке у него была связка тех самых ключей.
– На улицу! – крикнул он. – Быстро, я запру дверь!
Мы пулей выскочили на улицу и захлопнули за собой дверь под самым носом летящего по пятам бардака. Норман повернул ключ в замке.
– Вроде отбились, – сказал он.
– Время! Сколько времени?
– Проклятье, – пробормотал Норман, сбросил башмаки на платформе и подтянул дымящиеся штаны. – У меня часы в пиджаке. Вряд ли у нас осталось много времени. Не больше пары минут.
– Тогда бегом к воротам. Давай, кто быстрее?
Я уже встал в позицию для низкий старта, когда Норман сказал:
– Погоди-ка.
– Чего? – спросил я. – Что случилось?
Норман вглядывался в темноту.
– Что-то там не то, – сказал он. – Ясно чую.
Я прищурился.
– Да ну тебя. Нашел время бояться темноты.
– Слишком тихо. Слишком спокойно.
– Где? За дверью?
Из– за стены замка Давстон доносился гул побоища. Звенели стекла, ломалась мебель. Иногда слышались глухие удары, когда кто-нибудь со всего размаху влетал в невидимый столб. Хотя на самом деле их не было слышно во всем этом гвалте.
– Смотри! – и Норман показал куда-то в сторону. В неверном свете, который с трудом вырывался из окон зала, испещренных пляшущими силуэтами, мы увидели большие черные грузовики – такие, у которых фургон прицепляется отдельно к кабине. Теперь задние двери у них были открыты, и к ним приставлены наклонные трапы. Норман осторожно (он шел в одних носках) зашагал к ближайшему фургону.
– У нас времени нет! – крикнул я. – Ну давай, Норман, пошли скорее!
– Нет, погоди, – Норман наклонился и понюхал трап. – Падаль, – сказал он, – воняет гнилым мясом. В фургонах пусто, но то, что там было, жрет мясо.
– Дикие звери, – я тут же оказался рядом с Норманом. – Их выпустили в парк, на тот случай, если кто-то не взорвется.
– О каждой мелочи позаботился этот Давстон, а?
– Как всегда, ничего не упустил из виду.
– О Боже, – сказал Норман и снова куда-то показал, на этот раз прямо в темноту. Я посмотрел туда, куда он указывал и то, что я увидел, мне не понравилось.
Их там были, наверно, сотни. Может быть, тысячи. Они притаились в темноте, там, куда не доходил свет из окон зала. Притаились на грани тьмы, так сказать.
Химеры.
Взрослые химеры? Подростки? Да хоть младенцы! Они были здоровенные, сволочи. Чуть не под три метра в высоту, и все щерили клыкастые пасти.
Химеры.
Брюссельская капуста и василиск. В сумме хищник.
Кстати, если когда-нибудь снова появится технология, которая позволит снимать кино, и они решат экранизировать эту книгу, из этого получится хороший рекламный ролик. Вот представьте таинственный голос за кадром: «Он вышел из ночи. Брюссельская капуста и василиск. В сумме – хищник».
Меня мог бы сыграть Мел Гибсон. И может быть, Денни де Вито удалось бы уговорить сыграть Нормана.
– Великий Конструктор, это еще кто? – спросил Норман. – Это что, триффиды?
– Это не кто, а что, мы окружены, и у нас нет времени.
– Они нас съедят! – Нормана жутко трясло. – Я даже не сомневаюсь. Просто сожрут.
– Еще как сожрут. Норман, придумай что-нибудь.
– Я? Почему я?
– Потому что ты у нас изобретатель. Вот и изобрети что-нибудь, чтоб мы могли смыться.
– Ладно, – сказал Норман. – Ладно. Хорошо. Да. Итак. Давай представим себе, что это кино.
– Что?
– Это кино, и нас играют суперзвезды. Тебя играет Денни де Вито, а меня – Арнольд Шварценеггер.
– Норман, у нас нет на это времени.
– Думай же! Что бы сделал Арни в такой ситуации?
Я посмотрел на Нормана.
Норман посмотрел на меня.
– Арни залез бы в грузовик, – сказал я.
– В грузовик! – завопил Норман, и мы ринулись к кабине. И очень быстро ринулись, скажу я вам. Но надо воздать должное растительному царству. Когда у него появляется шанс сделать то, чего ему больше всего хочется, а больше всего ему хочется, как мне годы назад поведал дядюшка Джон Перу Джонс, «погулять», оно вылезает на волю и времени даром не теряет.
Химеры понеслись в нашу сторону зеленой, клыкастой, ветвистой волной. Мы едва успели влезть в кабину, и они окружили нас, хлеща по стеклам волокнистыми щупальцами и злобно клацая огромными клыками.
Мы заперли двери, будьте уверены.
Норман сидел за рулем. – Заводи! – заорал я на него. – Заводи!
– Где ключи? – спросил Норман.
– Почем я знаю! Из твоих ни один не подойдет?
– Ты сам понял, чего сказал?
– Вот суки! Вот суки! – Краем глаза я увидел часы на приборном щитке. Такие, знаете, с зелеными циферками. На них было 23:59. – Вот суки!
Стекло рядом со мной треснуло. Над ухом клацнули клыки.
– Садись за руль! – завопил Норман. – Я полезу под щиток, замкну провода!
– Как?
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я тратил время на объяснения?
– Нет. Полезай.
Я перелез через Нормана, а он подлез под меня. Химеры так молотили по кабине, что я чуть не оглох, а фургон раскачивался из стороны в сторону. Потом вылетело окно, у которого я раньше сидел, и вот теперь у нас действительно начались проблемы.
Норман лихорадочно возился под щитком. Я прижался к рулю и пытался сообразить, как управлять этим фургоном, как вдруг все стало чуть-чуть зеленым. То есть очень зеленым.
– Ааааа! Убери это! – Норман лягался и вопил. Кабина заполнилась водоворотом щупалец, скрежетом зубов и чудовищной (то есть на самом деле чудовищной) вонью из капустной пасти. – Аааааа! – выл Норман. – Оно меня достало! Достало!
И оно точно достало его.
Я пытался оторвать от него эту тварь, пустив в ход кулаки, но особого толку от них не было. Над ветровым стеклом я заметил такой большой козырек, который опускают, чтобы солнце не слепило глаза. Я прикинул, что если его оторвать, у меня будет хоть какое-то оружие. Я дотянулся до него и сильно дернул.
И вот на тебе – там были запасные ключи, прямо за этим козырьком.
Вот и у Арни всегда так бывает.
– Держись, Норман! – крикнул я. – Поехали!
Я вогнал ключ в замок зажигания, переключил наудачу скорость и вдавил педаль в пол.
И мы рванулись назад.
Вот уж такого у Арни точно ни разу не было.
Огромный фургон протаранил стену замка Давстон и начисто разнес и каменную кладку и огромный витраж. Я переключился на другую скорость. На этот раз – правильную. Грузовик качнулся вперед и снес еще один кусок каменный стены, вместе с другим витражом. И чудовища снаружи увидели бардак внутри. А весь ужас, который последовал за этим, я уже не видел.
Я просто еще сильнее нажал на педаль, и мы на полной скорости сорвались с места.
Так вот, эти химеры – они, может, и огромные, и злобные, и отвратные, но против фургона они ничто. Он, как коса, вспарывал их ряды и подминал их под колеса. А в кабине сидел я, вцепившись в руль. И еще Норман, вцепившись в меня.
– Время! – крикнул я. – Сколько осталось?
– Похоже, нисколько, – крикнул в ответ Норман.
И все же осталось.
Самую чуточку.
Самые последние десять секунд.
Десять…
Я опять переключил скорость и прибавил газу.
Девять…
Химеры ворвались в зал, сея смерть и разрушение.
Восемь…
Но впереди их было еще достаточно.
Семь…
О’Черт и О’Бормот храбро вскочили на галерею и пустили в ход свои «узи».
Шесть…
Шлеп– шлеп-шлеп! Это все новые и новые химеры гибли под колесами фургона.
Пять…
Замок Давстон на фоне полной луны.
Четыре…
Кровь и кишки, просто ужас.
Три…
Огромный фургон с натужным ревом пробивается к воротам.
Два…
Данбери Коллинз приходит в себя и обнаруживает, что кто-то засунул его в доспехи, выкрашенные невидимой краской.
– Чего шумим? – спрашивает он.
Один…
Огромный фургон сносит ворота замка Давстон.
Ноль…
Краткий момент абсолютной тишины. Снова замок Давстон на фоне доброй старой луны – гордый, высокий, уродливый.
А потом…
БУУУУУУУУМ!
И не было громче на свете АП-ЧХИИИ!