Старый волынщик с седой бородой С народом решил поболтать за едой, Но вскоре иссяк — видно, килт поистерся, а может, язык подустал. А Кэмпбеллы, вечно со всеми в войне. Все строили козни, внутри и вовне, И в мыслях себе возводили навек пьедестал. Волынщик фыркнул: «Ты не прав, Я никакой не Питер Браф*, Который вещал животом — уж такие его закрома. Я больше похож на Элвиса П., Мне б рок-н-ролл, да поближе к толпе, И бедрами дергать, сводя девчонок с ума». Он о минувших пел годах, О покоренных городах, В которых любая ему — помани! — согревала постель, О мастодонтах, как Хэйли и Лэнг, О том, как звучал тогдашний сленг, О настоящих мужчинах, и нюхать не нюхавших безалкогольный коктейль. А Кэмпбеллы слушали этот рассказ И не сводили с волынщика глаз И даже рыдали в тартаны (а кто скалил зубы — и этих хватало с утра). Когда ж разговоры пошли о часах, О моде, погоде, породистых псах — Волынщик сказал: «Поболтали, и будет. А мне, пожалуй, пора».