Книге «Война» принадлежит заметное место в истории европейской литературы. Она вышла в свет в 1928 году, имела огромный успех и сделала широко известным имя ее автора Людвига Ренна (1889–1979), одного из наиболее интересных писателей в немецкой литературе XX века.

Книга эта появилась почти одновременно со «Спором об унтере Грише» Арнольда Цвейга и «На западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка. Эти три произведения, каждое по-своему знаменитое, отмечают важную веху в истории немецкой (и всей европейской) литературы. В течение последующих нескольких лет немецкий книжный рынок был буквально наводнен произведениями о первой мировой войне самого разнообразного характера — романами, повестями, воспоминаниями, письмами, дневниками погибших и т. д… Эти книги читались самой широкой публикой и издавались самыми большими тиражами. Они становились модой.

Явление это, конечно, — не специфически немецкое. То же, хотя, может быть, в меньших масштабах, переживала и литература других европейских стран и США. Среди многих причин, определивших этот подлинный взрыв интереса к военной тематике, главную надо искать в исторических процессах того времени и прежде всего в том, что угроза новой, второй мировой войны на рубеже двадцатых и тридцатых годов все больше становилась на повестку Дня текущей политической жизни. Возможность новой войны внушала страх самым широким слоям народа, не забывшим еще недавнюю войну и принесенные ею лишения и ужасы. Реакционные круги буржуазных государств, видевшие в войне и подготовке к ней выход из социальных противоречий, были заинтересованы в распространении милитаристской идеологии; но на руку им было и забвение уроков прошлого, ибо такое забвение позволяло беспрепятственно обманывать народ и готовить империалистический поход против Советского Союза. Передовые общественные силы стремились к тому, чтобы уроки прошедшей войны не были забыты; правда об империалистической войне и ее причинах и виновниках — вот был их лозунг. Все это определило острейшие идеологические бои вокруг того, как изображалась первая мировая война в литературе тех лет.

Для Германии эти вопросы стояли особенно остро. В 1927 году Эрнст Тельман предупреждал: «Никогда еще за последние годы опасность новой империалистической войны не была столь велика, как в нынешней ситуации». В предисловии к сборнику «Война» (1929), содержащем отрывки из многих антивоенных книг, Иоганнес Бехер писал: «Война для нас — это не давным-давно… война как живая стоит среди нас».

Книга Людвига Ренна написана от первого лица и построена, как лишенный какой-либо аффектации рассказ героя — столяра Людвига Ренна, — о своей жизни в годы войны, начиная с первого дня мобилизации и до возвращения на родину побежденной немецкой армии; глазами героя наблюдаем мы вторжение в нейтральную Бельгию, бои на севере Франции, битву на Сомме, наступление в Арденнах в 1918 году; перед нами проходит окопная жизнь, походы, сражения, госпитали и т. д. Круг описанных событий ограничен тем, что видит рядовой солдат; восприятие и понимание событий — тем, что этот рядовой солдат чувствует, о чем он думает. Само построение книги было предельно «деловым», и оглавление ее напоминало военно-историческое исследование: «На марше», «Позиционная война у Шайи», «Битва на Сомме», «Ранение» и так далее, вплоть до последней главы — «Крах».

Все в этой книге было подчеркнуто «антилитературно», начиная со столь неожиданного для романа названия. Впрочем, книга и не содержала указания на жанр. Автор сознательно отвергал все, что влекло за собой хотя бы намек на художественный вымысел. Так полемически заостренно преломлялось в Людвиге Ренне тех лет требование правдивости изображения. Последние строки книги, впитавшие в себя всю горечь и трагедию военных лет, построены как документальный рассказ: «На следующий день мы пришли на вокзал и под проливным дождем стали ждать поезда. Он прибыл лишь глубокой ночью. Это был состав для перевозки скота — вагоны с раздвижными дверями. Мы не знали, куда нас везут, знали только, что не сразу попадем домой».

Один из самых интересных откликов на книгу Людвига Ренна принадлежит А. Цвейгу, написавшему в декабре 1928 года рецензию на нее под названием «Роман о войне». А. Цвейг начинает с «первой попавшейся» цитаты из книги, чтобы показать ее необычный тон:

«Брамм! — позади меня. Кусок глины угодил мне в шею, противогаз упал. Я поднял его и побежал дальше. Лямка противогаза порвалась. Я обернулся — поглядеть на Цише. За мной бежал только Зейдель. Фабиан уже вырвался вперед. Быстро смеркалось. Очертания предметов расплывались в сероватых сумерках.

Фабиан остановился и припал на одно колено. Шагах в пяти заросли ежевики кончались. До темного массива Тюркенвальда оставалось не более ста метров. Перед ним — ровный луг.

Фабиан пошептался с Зейделем и показал ему, как нужно вести атаку».

Действительно, так «просто» о войне еще не писали. За кажущейся безыскусственностью этого текста скрывается мастерство большого художника со своим, уже определившимся восприятием мира и творческим почерком. Арнольд Цвейг справедливо говорил в своей рецензии: «Эта книга не то, чем она кажется — и кажется действительно до полной иллюзии, — не удавшееся в своей наивности свидетельство человека, который рассказывает, что он пережил, раскрывая при этом свой трезвый характер. Этот Людвиг Ренн, призванный ефрейтором и вернувшийся с войны вице-фельдфебелем, представляет собою, напротив, плод творческого воображения, сознательно и продуманно созданный, как тип, как образ немецкого солдата».

В начале книги ее герой, хотя ему и не по душе ура-патриотические речи, все же охвачен воинственным воодушевлением. Но оно исчезает уже в первых боях; с каждым новым месяцем войны в нем растет отвращение и ненависть к ней. Тем не менее он храбро сражается, всегда беспрекословно выполняет приказы начальства, даже если и сознает их бессмысленность. Он рад, когда его награждают орденом, страдает при виде разложения кайзеровской армии и падения в ней дисциплины. Чем больше несоответствие между его пониманием долга и реальной жизнью, тем больше в душе героя подымается гнев, однако он все силы души тратит на подавление этого гнева.

Таким образом, герой книги, ее рассказчик, принадлежит к тем немецким солдатам первой мировой войны, которые не нашли свое место в сложной обстановке в годы немецкой революции; как писал позднее сам Людвиг Ренн: «Он подчиняется потому, что не знает, во имя какой цели он не должен подчиняться». Все растущая неудовлетворенность героя и составляет внутренний стержень книги. За сдержанным «будничным» тоном, которым рассказчик повествует о войне, не скрывается душевный надрыв, составляющий основную тональность романа Ремарка «На Западном фронте без перемен», подразумевающего невозможность изменения мира к лучшему. Ужасы войны в книге Людвига Ренна не становятся символом ужасов жизни, «фронтовое товарищество» не превращается в единственный якорь спасения среди бурь враждебного мира.

Особенности «Войны» Людвига Ренна рельефно выступают и при сопоставлении ее с первой книгой такого заметного писателя-милитариста, своего рода «философа войны», как Эрнст Юнгер («В стальных грозах», 1920). И для той, и для другой книги (как, в сущности, и для романа Ремарка) характерно «дневниковое» построение; есть, казалось бы, общее и в их композиции; даже названия глав в книге Эрнста Юнгера похожи на названия глав в. «Войне» Людвига Ренна («В окопах Шампани», «Начало битвы на Сомме», «Лангемарк», «Снова Фландрия» и т. д.). По своему происхождению и та, и другая книга — записки фронтовика. Но уже первые строчки говорят о принципиальном различии между ними. Ложно-пафосный тон, пронизывающий этот «Дневник командира штурмовой группы» (такой подзаголовок носила книга Эрнста Юнгера) и сочетающийся с подчеркнуто страшными описаниями фронтовой повседневности, служил героизации войны, как «истинной жизни», «приключения», противопоставленного «размеренному», «мещанскому» существованию («Выросшие в век устойчивости, все мы чувствовали стремление к необычному, к великой опасности. И вот война охватила нас, как опьянение…» и т. д.). Книга Людвига Ренна была направлена на развенчание захватнической войны; уже сам выбор героя — «простого честного человека», который на своих плечах безропотно выносил всю ее тяжесть, не ожидая и не получая от нее никаких благ, — говорил об этом. Но в то время, когда Людвиг Ренн работал над книгой «Война», он именно в таком герое видел типичного представителя солдатской массы; ему он отдавал все свои симпатии и его, а не революционно настроенных солдат, противопоставлял реакционному офицерству. При всей ненависти к несправедливой, антинародной войне в книге нет ясного отношения к революции, порожденной ненавистью народа к этой войне.

Людвиг Ренн уже в 1929 году назвал «Войну» «переходной книгой», отражающей его «переходное мировоззрение». Именно поэтому, писал он, в ней оказался возможным «объективный тон», на деле «не являющийся подлинной объективностью». Позднее он говорил, что слабость центрального образа книги в том, что у него «нет прошлого». Действительно, ефрейтор Людвиг Ренн как бы изолирован от всего, что не связано непосредственно с войной и армией. Раскрытие его «биографии», конечно, заставило бы автора показать реальные связи героя с немецким обществом тех лет, которые в книге искусственно оборваны. Это была бы, однако, совсем иная задача, ее не ставил себе да и не мог бы в те годы, поставить Людвиг Ренн.

Уже в этой первой книге Людвига Ренна отчетливо виден его писательский почерк, который в основном и существенном не претерпит изменений. Характерная особенность его стиля — простота, но это особая простота, скрывающая за собой большое искусство рассказчика. По выражению Анны Зегерс, у Людвига Ренна «в наипростейшем содержится наиважнейшее». Он пишет, как правило, короткими фразами, выражающими четкую мысль, конкретный и ясный образ, избегая сложных придаточных предложений. Ничего расплывчатого, никакого пафоса, никаких красот. Действия героев даются через их внешнее описание, психологическое состояние передается ясными умозаключениями; поступок важнее намерения. Картина мира складывается прежде всего из зрительных и слуховых образов; все достоверно, никакой неопределенности, ничего лишнего. Сухость и деловитость ренновской прозы в «Войне» рождались из отрицания ложной риторики, в духе Эрнста Юнгера, которой окружалась тайна возникновения империалистических войн. Был в этом стиле с самого начала заложен и более широкий смысл — протест против любого буржуазно-охранительного искусства, против «почвенной» демагогии гитлеровцев; это был стиль воинствующего рационализма. Никакой сентиментальности, никаких ложных чувств; только правда, суровая правда.

Несомненно, стиль художественной прозы Людвига Ренна отражает и его склонность к научным занятиям. Сам Людвиг Ренн говорил, что на его манеру письма повлиял его интерес к точным наукам и то, что он долгое время изучал математику, хотя математиком не стал. Без сомнения, сыграл свою роль язык военных донесений, с молодых лет привычный для Людвига Ренна (об этом также есть свидетельства, самого писателя). Но правильнее тут вспомнить известные слова Бюффона: «Стиль — это человек». В характерном стиле Людвига Ренна видна прежде всего его неповторимая личность — личность человека исключительной ясности и точности мышления, бесстрашной верности правде и бесконечной скромности.

* * *

Многие современники принимали книгу Людвига Ренна за авто­биографическую, и для этого были, казалось бы, все основания. Однако это не так.

Автор сделал своего героя представителем совсем иной социальной среды, нежели та, к которой принадлежав он сам. Людвиг Ренн — это псевдоним, настоящее его имя — Арнольд Фридрих Фит фон Гольсенау; он родился в Дрездене 22 апреля 1889 года в семье, принадлежащей к старинному саксонскому дворянскому роду, и — хотя его первые литературные опыты относятся к гимназическим годам — ко времени выхода в свет первой книги ему исполнилось уже сорок лет и за плечами у него был долгий и полный крутых поворотов жизненный путь.

Детские годы Людвига Ренна прошли в обеспеченной и привилегированной семье. Отец его долгое время был воспитателем наследного принца саксонской династии. Мать происходила из московской немецкой семьи и на всю жизнь сохранила любовь ко всему русскому. Воспоминания Людвига Ренна о детстве пересыпаны рассказами матери о жизни в России. «От матери, — вспоминает Людвиг Ренн, — слышали мы звуки русской речи и полюбили все русское, прежде чем у нас появилось ясное представление о странах и народах».

Однако детство Людвига Ренна нельзя назвать счастливым; более привязанный к матери, нежели к отцу, он был свидетелем все растущего отчуждения между родителями. Окончив королевскую гимназию в Дрездене только в 1910 году в возрасте двадцати лет (из-за слабого здоровья), он поступил юнкером в дислоцированный там же лейб-гвардейский полк, в 1911 году был произведен в офицеры и во время мировой войны служил в штабе полка, затем — отказавшись от штабной карьеры — командиром роты и батальона, несколько раз был ранен и награжден орденами.

На его глазах кайзеровская армия прошла путь от первых громких побед до поражения, на его глазах свершилась Ноябрьская революция 1918 года, свергнувшая монархию. Людвиг Ренн принадлежал к тем офицерам-фронтовикам, чьи личные симпатии были на стороне рядовых солдат. Эти поиски жизненной опоры в простом солдате, которые мы можем, в известном смысле, сопоставить с поисками молодого Льва Толстого, давали потом знать о себе во всем творчестве Людвига Ренна. Он никогда не чувствовал себя своим в среде офицерства и реакционной аристократии. Непоказной демократизм Людвига Ренна, его честность и правдивость (черты характера, которые отмечают все, знавшие Людвига Ренна лично) вели его в лагерь немецкой революции, но происхождение и воспитание, укоренившееся в нем понятие о долге немецкого офицера и дворянина направляли его жизнь совсем иным путем.

В годы революционных боев он оказался в так называемых «охранных войсках», созданных правыми социал-демократами для подавления революционно настроенных рабочих, затем — в полиции только что возникшей буржуазной Веймарской республики. Вскоре, однако, Людвиг Ренн осознает, что жизнь его идет по ложному пути. Он бросает военную службу, порвав тем самым со своим прошлым и воспитавшей его средой.

Начинаются годы странствий и идейных поисков. Людвиг Ренн слушает лекции в университетах Геттингена, Мюнхена, Вены, изучает историю, право, археологию, историю искусства, языки (в том числе русский), совершает пешие путешествия не только по Германии, но и по Италии, Греции, Турции, Египту, Сицилии. Поворотным пунктом в его жизни, по собственному свидетельству Людвига Ренна, был 1926 год, когда он впервые познакомился с марксистской литературой. В 1928 году он вступает в Коммунистическую партию Германии, передав в ее фонд большую часть гонорара за вышедшую в том же году книгу «Война».

Демонстративный разрыв Людвига Ренна, офицера и дворянина, к тому времени уже известного писателя, со своей средой и своим прошлым, его открытое и недвусмысленное признание идей коммунизма произвели большое впечатление на немецкое общество тех лет. Отныне вся жизнь и разносторонняя деятельность Людвига Ренна будет связана с немецкой коммунистической партией (а позднее — СЕПГ) и ее борьбой против фашизма и войн, за победу социалистических идей.

Лион Фейхтвангер, назвавший Людвига Ренна «человеком, искавшим и нашедшим правду», много лет спустя писал: «Людвиг Ренн занимает прочное место в истории немецкой литературы и нет большого смысла к бесчисленным хвалебным оценкам его книг прибавлять новые. Но, думается, человеку Людвигу Ренну ни одна похвала не будет слишком высокой».

Путь Людвига Ренна последующих лет шел через гитлеровскую тюрьму, а затем побег из гитлеровской Германии на поля сражений Национально-революционной войны в Испании 1936–1939 годов. Здесь пригодился его опыт боевого офицера: он стал командиром XI Интернациональной бригады, позднее возглавил офицерскую школу республиканской армии.

Ярким документом тех лет осталась короткая речь, произнесенная Людвигом Ренном на Международном конгрессе писателей против войны и фашизма, который состоялся в Мадриде в 1937 году. Каждого, кто знает Людвига Ренна, обычно предельно сдержанного, делового, сухого во всем, о чем он говорил и писал, она поражает своим энергичным пафосом. Приведем ее полностью:

«Я приветствую конгресс от имени немецких писателей, которые находятся в Испании на фронте борьбы против фашизма. Я приветствую его также от имени XI Интернациональной бригады, и я убежден, что и другие Интернациональные бригады, с которыми я не имел возможности поговорить, присоединятся к моему приветствию от всего сердца.

Мы, писатели, выпустили на фронте перо из рук, ибо мы хотим не описывать историю, а делать историю. Это желание двигало нашим старым другом и коллегой генералом Лукачем, это желание двигало Альбертом Мюллером и Ральфом Фоксом. Они пали за наше дело, а многие другие были за наше дело тяжело ранены.

Кто из вас в этом зале хочет взять мое перо, быть братом моих мыслей в то время, когда я держу винтовку? Вот — я предлагаю перо мое в подарок, но он несет с собой не радость, а большую ответственность. И эта ответственность зовется: все против фашизма! Все для Народного фронта! Все для фронта народов! Все для идей, которые враждебны войне, — враждебны войне, это говорим мы, люди войны, и мы, солдаты! Ибо война, которую мы помогаем вести, для нас не радость и не имеет ценности сама по себе, она нечто, что должно быть преодолено. Боритесь, мы просим вас, за эти идеи, боритесь пером и словом, как кому удобнее. Но — боритесь! Салют!»

Закончил Людвиг Ренн словами на испанском языке:

«У вас, испанские товарищи, я прошу прощения за то, что говорю по-немецки. Хотя я и лишен гражданства в гитлеровской Германии, я остался немцем и продолжаю писать по-немецки. Но я счастлив, что могу здесь от всего сердца сказать, что мы, те, кто пришел сюда, чтобы сражаться против фашизма, любим испанский, народ, и мы клянемся, что будем сражаться до победы, до нашей победы!»

После поражения республиканской Испании и пребывания в лагере для военнопленных во Франции Людвигу Ренну удается добраться до Мексики, где он живет все годы второй мировой войны, возглавляя Латиноамериканский комитет свободных немцев и движение «Свободная Германия». При первой же возможности, в 1947 году, он вернулся на территорию будущей ГДР, поселился в своем родном Дрездене, позднее в Берлине, стал видным общественным деятелем республики. Долгие годы, вплоть до своей смерти в августе 1979 года, он был почетным президентом Академии искусств ГДР.

Как и для всех немецких писателей, разгром гитлеризма стал рубежом в его творчестве. Для Людвига Ренна этот рубеж имел еще и особый смысл — он впервые, в сущности, стал в полном смысле слова писателем-профессионалом, то есть получил возможность целиком посвятить себя литературному труду.

* * *

Как же складывалась писательская судьба Людвига Ренна до 1945 года и после него?

Вторая книга Людвига Ренна, которую он опубликовал, непосредственно примыкала к первой и называлась «После войны» (1932).

Она рисовала путь того же героя, оказавшегося после Ноябрьской революции на выборных должностях командира роты, позднее командира батальона в «охранных войсках», а затем служащего в полиции. Высокая честность и организационное умение создают ему большой авторитет среди рядовых солдат, но сам он все время оказывается покорным орудием в руках реакционного офицерства. Политические события этих лет входят в повествование гораздо определеннее, чем в «Войне», и мы ясно видим двойственность положения героя, сражающегося на той стороне, которую он сам считает неправой. Эта двойственность теперь уже осознается и самим героем. Характерно, что если в книге «Война» второстепенные действующие лица обрисованы в положительных тонах (это были фронтовые друзья Людвига Ренна, противопоставленные тыловым карьеристам и реакционным офицерам, мало появлявшимся на страницах книги), то в книге «После войны» его окружают люди, глубоко ему антипатичные — то самое реакционное офицерство, которое, как он полагал, было сметено революцией. Он чувствует себя одиноким и не в состоянии разобраться в событиях; он хочет быть социалистом, однако социал-демократическое правительство посылает его расстреливать рабочих; однажды он сам себя называет коммунистом, хотя даже не знает, кто такие коммунисты. Он еще не нашел своего места, но одно знает твердо — он никогда не будет стрелять в народ. В конце книги ее герой, не желая участвовать в охране буржуазного государства, покидает военную службу.

Прототипом героя этих двух книг был один из подчиненных Людвига Ренна в годы войны; мы даже знаем его имя — ефрейтор Дагенкольб. Конечно, в этот образ, особенно в книге «После войны», автор вложил многое из своего собственного опыта.

Но затем герой по имени Людвиг Ренн исчезает со страниц его книг. После 1933 года, оказавшись в гитлеровской тюрьме (он был арестован вместе со многими другими коммунистами в ночь поджога рейхстага), писатель задумывает автобиографическое повествование, превратившееся в серию книг, над которыми он отныне работает долгие годы, вплоть до смерти, временами в самых, казалось бы, неподходящих условиях. Иногда это автобиографические романы в прямом смысле слова — «Упадок дворянства» (1944), «Морелия. Университетский город в Мексике» (1950), «Испанская война» (1955), «Мои детство и юность» (1957), «Пешком на восток» (1964), «Выход» (1967); иногда повествование ведется от третьего лица и герой носит иное имя, но близость его к автору не подлежит сомнению — например, «Инфляция» (1963). В последние годы жизни Людвиг Ренн опубликовал воспоминания «Домой с препятствиями» (1977), описывающие его возвращение на родину в 1947 году. Эти книги Людвига Ренна «вето оказываются в разных классификационных рубриках: их называют иногда романами, иногда репортажами, иногда биографиями и т. д. на основе тех или иных формальных примет. Между тем суть и построение их одно и то же — это автобиографии, лишенные, однако, обычных для этого жанра признаков. В них нет ничего «мемуарного» и «сегодняшний» автор нигде не комментирует с высоты нового опыта свое прошлое. Ощущение дистанции создается средствами, присущими художественной литературе, в том числе иронической интонацией, с которой автор описывает и себя «в прошлом», и свое окружение тех лет. Мы имеем дело с романами, построенными по законам художественного повествования, главное действующее лицо которых идентично автору, Людвигу Ренну, точнее, молодому Арнольду Фиту фон Гольсенау, отпрыску старинного саксонского дворянского рода, порывающему со своей средой, которая была злой силой немецкой истории, и в годы решительных классовых боев двадцатых годов переходящему на сторону рабочего класса.

Людвиг Ренн справедливо видел поучительность своего жизненного пути; именно поэтому он продолжал работать над автобиографическими повествованиями и в условиях Германской Демократической Республики, выделяя — по его собственным словам — в своем жизненном опыте те «элементы», которые полезны для «нашей современности».

Ограниченные, казалось бы, по жизненному материалу, «документальные» в своей основе, эти книги складываются в цельную картину судьбы поколения, прошедшего с честью через суровые испытания нашего времени и оказавшегося в согласии с ним. Они представляют собой своеобразный вариант традиционного для немецкой литературы «романа воспитания», пронизанный ощущением всеобщих перемен и отмеченный ясной перспективой социалистического развития.

Однако основное направление творчества Людвига Ренна в условиях Германской Демократической Республики связано, на первый взгляд, неожиданно для человека такой биографии и творческого облика, — с книгами для детей и юношества. Людвиг Ренн стал, по существу, популярным детским писателем. Такое изменение в читательском адресе его книг можно понять только в связи с огромными задачами по воспитанию немецкой молодежи в духе демократии и интернационализма, в духе строительства социалистического общества, которые встали перед общественностью ГДР сразу же после победы над гитлеризмом.

Действие этих книг происходит в разное время и в разных условиях — «Трини» (1954) посвящена мексиканской революции, «Негр Ноби» (1955) построена как поэтическая сказка по африканским мотивам, «Герниу и слепой Азни» (1956) и «Герниу и Арминий» (1958) рассказывают о жизни древних германцев времен знаменитой битвы в Тевтобургском лесу, где германцами были разбиты римские легионы, «На развалинах империи» (1961) — о Ноябрьской революции в Германии 1918 года и т. д.

Эти книги для детей и юношества, написанные Людвигом Ренном одна за другой на протяжении нескольких лет, содержат нечто общее и в идейном замысле, и в композиции, и даже в характере столь разных героев. В каждой из них речь идет о справедливой войне — будь то мексиканская революция 1910 года, борьба Ноби и его друзей против колонизаторов или битва древних германцев против римлян. В выборе этих сюжетов столь неожиданно преломился жизненный опыт Людвига Ренна, боевого офицера и революционера. На страницах этих книг справедливая народная война каждый раз — в соответствии с исторической правдой — кончается трагическим поражением, что, однако, не меняет жизнеутверждающего смысла этих книг, потому что справедливая война в изображении Людвига Ренна распрямляет людей, позволяет им раскрыть все свои силы и передать революционную энергию дальше, новым борцам. Поражение народной войны может быть только временным, подвиг всегда сопряжен со справедливой целью и потому никогда не исчезает бесследно — так учит Людвиг Ренн своего юного читателя.

Выше шла речь о характерном стиле Людвига Ренна. Менялся ли он на протяжении его долгого творческого пути? В общем и целом, несмотря на заметные идейные сдвиги, он оставался неизменным. Все время кажется, что в этом стиле есть какая-то тайна, ибо предельная простота его вводит в заблуждение. Сам Людвиг Ренн говорит по этому поводу: «Просто — в смысле ясно, легко для усвоения, доступно. Это значит — выглядит просто, итог выглядит просто, но метод в высшей степени сложен, и путь к этому не легок». В ряде выступлений последних лет жизни Людвиг Ренн несколько приоткрыл завесу над тем, что принято называть «творческой лабораторией» писателя. В частности, он отметил, что язык, которым написаны его книги, представляет собой результат сознательного отбора. Он старался избегать диалектно окрашенной речи, поскольку считает, что диалекты не всем читателям будут понятны; с другой стороны, «гладкая» речь, построенная на чистом литературном языке, кажется ему чем-то ненатуральным. «Я стремлюсь писать языком средним между народным и литературным, я пытаюсь оба эти языка синтезировать».

Неоднократно высказывался Людвиг Ренн по поводу «точности» своих книг, их фактической основы, подчеркивая, что его творческое воображение всегда идет от жизни и опирается на реальные события или реальные знания. «Основа всех моих книг — детальное изучение исторических источников». Этот принцип выдерживается Людвигом Ренном во всем, вплоть до конкретного описания: «Точное изображение действительности возможно только через внимание к мельчайшим деталям». О том, как работал Людвиг Ренн, дает наглядное представление такое его рассуждение: «Слова должны всегда стоять в том порядке, в каком читатель должен пережить их, например, не следует писать: «зеленый, тянущийся через несколько холмов луг», поскольку сначала нужно ведь знать, что речь идет о луге и это слово нужно поставить во фразе первым. Для того чтобы ясно представить себе самое важное, я всегда представляю себе всю картину в целом, со всеми деталями, освещением, каждым шорохом и каждым душевным движением. Потом я описываю ее и удаляю все, в чем нет абсолютной необходимости». Позднее он говорил: «Каждое событие можно понять и обрисовать макроструктурно и микроструктурно. Точная правда рождается и из того, и из другого. Я пытаюсь объединить и то, и другое».

Франц Фюман приводит интересный пример безупречной точности изложения, взятый им из книги «Война»: «Мы ехали на передовые позиции с большим транспортом выздоравливающих. Куда же мы приедем? Путь шел через Мец. Полк, следовательно, должен будет снова занять позиции на южном фланге фронта». «А теперь попробуем, — пишет Франц Фюман, — опустить вторую фразу таким образом: «Мы ехали на передовые позиции с большим транспортом выздоравливающих. Путь шел через Мец. Полк, следовательно, должен будет снова занять позиции на южном фланге фронта». Тут уже нет специфической атмосферы неизвестности. Более того: появилась иная, псевдо-героическая атмосфера крикливых фронтовых корреспонденций. Четыре слова решают все, четыре маленьких, обычных слова, совсем простая фраза, которую может составить любой ребенок. Любое «больше» было бы «меньше». Это — сделано; и конечно, это могло быть так сделано, потому что было так пережито».

Пятидесятилетний писательский путь Людвига Ренна позволяет проследить характерные изменения, которые на протяжении многих лет происходили в его творчестве. С годами в рамках свойственной всем его книгам лаконичной манеры письма и сухого, «делового» тона намечалось стремление к более определенному выражению симпатий и антипатий. Былая полемически подчеркнутая сдержанность в проявлении каких-либо чувств уступала место ясной и недвусмысленно утверждающей интонации там, где речь шла о любимых героях Людвига Ренна. Начало этого процесса можно увидеть еще в романе «Перед большими переменами» (1936), прежде всего в тех сценах, где автор рисует героев антифашистской борьбы. Именно в них автор начинал видеть масштаб, по которому читатель мог судить об истинной ценности поступков других героев книги. Этот взгляд мы найдем во всех произведениях Людвига Ренна для детей вплоть до книги «На развалинах империи», где перед читателем встанут образы революционеров и вождей немецкой революции.

Со свойственной ему ясностью мышления и привычкой к обобщениям Людвиг Ренн сам отметил эту перемену в своем творчестве, связав ее с воздействием жизни ГДР, строящей социализм. В статье «Мой путь» он писал: «Первая мировая война сделала меня таким чувствительным к фразам о боге, отечестве и героизме, да и к любой фразе, что мне казалось, будто я должен отказаться от всего изученного и от любой формы, использованной в прошлом. Событие должно говорить само за себя и быть воплощено без всякого пафоса, в трезвом изображении — это была вовсе не плохая схема для осуждения господствовавшего тогда буржуазного мира. Но сегодня она кажется мне слишком уж трезвой. Во всяком случае, она не подходит для воплощения нашего нового идеала созидания, устремления к будущему».

Немалая роль принадлежит Людвигу Ренну как наставнику молодых писателей ГДР. В частности, именно он поднял вопрос о необходимости в большой реалистической литературе осветить «изнутри» путь солдата гитлеровской армии, показать, как в этом солдате зарождались сомнения в истинности идеалов, за которые он сражался. Эта тема, которая уже после выступления Людвига Ренна вызвала к жизни много значительных книг (Франца Фюмана, Дитера Нолля, Макса Вальтера Шульца, Германа Канта и др.), привлекала его внимание потому, что она давала возможность на жизненно достоверном и остром материале показать и трудности и закономерность разрыва с прошлым, нравственного перелома в массах немецкого народа. Большую роль в становлении литературы ГДР сыграли и его книги для детей и юношества. Когда-то Алекс Веддинг восторженно приветствовала «Трини», первую детскую книгу Людвига Ренна; сейчас можно с уверенностью говорить; что характерный для его книг прямой и ясный стиль оказал воздействие на многих детских писателей ГДР (например, на Бенно Плудра).

Но сколь велика дистанция между Людвигом Ренном-писателем на разных этапах его развития, в книгах, принадлежащих к разным жанрам? Работа над книгами для молодого читателя означала новый этап в творчестве Людвига Ренна, отмеченный новыми темами, новым подходом к воплощению жизненного материала, Яновым читательским адресом. Тем не менее сам Людвиг Ренн говорил: «С одной стороны, я военный писатель, с другой стороны, писатель для детей, и то и другое развивается вместе и существует вместе». Такой чуткий художник, как Франц Фюман, находит общее между детскими и автобиографическими книгами Людвига Ренна. Он пишет о «Людвиге Ноби» и о «Трини Ренн». При взгляде на совокупность созданного Людвигом Ренном нам прежде всего бросается в глаза цельность дела его жизни и стоящая за ней цельность его личности, и сами изменения в его творчестве, шедшие неуклонно, в одном направлении, без отступлений и зигзагов, выступают как выражение этой цельности. К какой бы области литературного творчества он ни прикоснулся, он всюду сказал новое слово — будь то военная тематика, автобиографический жанр, путевые очерки, книги для детей и юношества и т. п. Он принадлежит к тем писателям, творчество которых стало связующим звеном между гуманистической немецкой культурой прошлого и социалистической культурой настоящего.

П. Топер