Глава 13

Черное яйцо

Дэвид тихо сидел на заднем сиденье лимузина, пока я делился с ним историей своей жизни. В некотором смысле – нашей с ним жизни.

* * *

Я влюбился в Кэти Кинан незадолго до того, как ее тело обнаружили лежащим лицом вниз на пшеничном поле в округе Ашленд. Влюбился в девочку с плаката о пропавших без вести. В самую первую пропавшую девочку. Это был школьный снимок – задник с облаками, волосы Кэти собраны в хвостик. От нее будто исходило какое-то свечение. Необъяснимая и несчастливая чувственность. Словом, никакой мужчина от пяти до девяносто пяти не мог хоть немного не влюбиться в нее с первого взгляда. Мне было двадцать. Говорю об этом только потому, что считаю, это и привело ее к гибели.

Она не была случайной жертвой похищения, просто подвернувшейся мерзавцу, разъезжающему по пригородам в грязном фургоне. Цель была намечена заранее. Как я узнал из газет, Кэти столкнулась с ним у магазина игрушек «Биг Фан» в поселке Ковентри в миле от Кливленд-Хайтс, примерно в три часа дня в воскресенье. Одноклассница увидела, как к ней подошел мужчина, прошептал что-то ей на ухо, затем усадил в машину и уехал. Средь бела дня он прошел мимо других детей прямо к ней. Кэти всегда бывала там с подругой или с родителями. Но в тот день ее мать припозднилась. Похоже, этот человек следил за Кэти, выжидая удобного момента, чтобы ее похитить.

Я стал одержим этим преступлением.

Потому что знал – если бы я встретил Кэти еще школьником, именно ей передавал бы записочки за спиной учительницы. Именно ее полюбил бы. А она полюбила бы меня – никаких сомнений.

Дело выглядело гигантским пазлом. Причем не простым, а голографическим – даже если сложить все кусочки правильно, нужно еще разглядеть запрятанную в них объемную картинку. Я думал, я умнее детективов. Думал, что решу загадку прежде, чем они. Думал, успею спасти ее.

15 мая 1999 года человек, гулявший со своей собакой у шоссе 581 в округе Ашленд, примерно в шести милях от Кливленд-Хайтс, обнаружил Кэти в десяти футах от дороги, на кукурузном поле. Задушенную. И изнасилованную.

Как бы ни была ужасна эта история – две ночи я не мог заснуть, – сыщикам повезло. У них имелось место преступления. Тело девочки бросили в безлюдном месте, а это означало, что тот, кто убил Кэти, хорошо знал и Кливленд-Хайтс, и округ Ашленд. Это немного сужало поиски.

Годом позже я использовал свои наблюдения по этому делу в дипломной работе в Кентском университете. Получилось тридцать тысяч слов. По совету своего преподавателя предложил рукопись одному из местных издателей. Так дипломный проект стал книгой. Через десять лет я написал продолжение.

Проблемой в деле об убийстве Кэти было не отсутствие улик – убийца их оставил, – но слишком широкий круг подозреваемых, у кого имелись мотивы, средства и возможность совершить преступление.

Директор ее начальной школы Бёрт Маккуинн в тот день сказался больным. У него был охотничий домик в двух милях от места, где нашли тело. Когда власти решили проверить его компьютер, то обнаружили, что он рассылал фотографии своего пениса нескольким девочкам из школы, и некоторым из них не исполнилось и двенадцати лет.

Был еще разносчик газет, странный парень Кевин Суини, который доставлял Кинанам ежедневный выпуск «Плейн дилер». ФБР раскопало, что какое-то время он жил во Флориде под именем Джон Суини и сбежал оттуда, когда его застукали на детской площадке, где он, спрятавшись за горкой, занимался анальным сексом с девочкой-скаутом.

И еще известный юрист, партнер в самой престижной адвокатской конторе Кливленда. Вы знаете, о ком речь, не буду называть имя – все же он и сейчас работает адвокатом. У него было хобби – обнажаться перед бегунами в Метро-паркс. Он также был тайным многоженцем.

В общем, возле Кэти крутилась дюжина или около того мужчин с неубедительными или фальшивыми алиби, способных совершить преступление.

За двадцать восемь лет мне удалось опросить их всех, кроме Кевина Суини, который покончил с собой прежде, чем ему начали задавать вопросы.

После окончания университета я стал журналистом и примерно раз в год писал о деле Кэти для тех изданий, где работал. Когда выдавалось свободное время, рыл дальше. Я не мог позволить этому убийце думать, что он умнее меня. Должен существовать еще какой-то, пока не найденный, элемент головоломки.

К 2014-му я убедился, что исчерпал все традиционные методы раскрытия преступлений. И стал рассматривать нетрадиционные.

В 2018-м провел неделю в Тибете, якобы для работы над материалом о возвращении далай-ламы в родные места, но в действительности для овладения искусством трансцендентальной медитации. Однако в мире духовного я не нашел ответа.

И вот в 2022 году произошел фантастический прорыв в науке. Результаты исследований свойств света вплотную подвели меня к разгадке убийства Кэти. Физик из Массачусетского технологического изобрела способ замедления фотонов.

Собственно говоря, она могла не только замедлить поток «световых частиц», но и остановить его, и… обернуть вспять. Я получил грант от состоятельной семьи из манхэттенской аристократии, благодарной мне за помощь с одним «висячим» делом об их патриархе, но об этом как-нибудь в другой раз, и взял отпуск в газете. Я получил возможность работать вместе с учеными, искавшими практическое применение своему открытию. После многих бессонных ночей я предложил им идею «светового ошейника» – устройства, ставшего сегодня привычным орудием детективов, расследующих убийства. Я сообразил: если ученые могут захватывать свет в ловушку в лаборатории, они могли бы приспособить свою аппаратуру для «ловли» света в полевых условиях. Вот они и соорудили нечто вроде ошейника, размером с большую тарелку, с запорным механизмом. Он надевался на луч света. Вы спросите: чем это приспособление могло помочь мне в моем расследовании? Сейчас объясню. Я знал, что Кэти похитили перед магазином игрушек в Ковентри с большими витринами на фасаде. Мы опоясали ошейником свет, отражаемый стеклом. Микропроцессор, вмонтированный в ошейник, считывал световой рисунок и передавал данные на главный компьютер, который преобразовывал их в изображения. И что самое важное – мы могли их воспроизвести. Мы увидели людей, машины, насекомых, двигавшихся мимо витрин пять лет назад, до того момента в прошлом, когда стекло заменили. Преисполнившись надежд, испытали все витрины в близлежащих магазинах. Но самым давним прошлым, которое мы смогли увидеть, был 2009 год.

После этой неудачи я впал в депрессию. Я ведь уже был немолод. Бо́льшую половину жизни потратил, гоняясь за убийцей, который ускользал от меня и наверняка смеялся над каждой статьей и книгой, которые я писал о его преступлении. Я пожертвовал личной жизнью. Женился три раза, но ни одна женщина из тех, что я приводил в дом, не смогла примириться с моей одержимостью. Все они в конце концов начинали ревновать к Кэти. Не виню их. Знаю, что это болезнь. Поверьте, я пытался остановиться. Пытался.

И вот тогда я узнал, что Танмэй Гупта, энтомолог из Кейс-Вестерн, исследуя уникальные химические реакции, происходящие в организме цикад во время семнадцатилетней подземной спячки, разработал метод продолжительной безопасной остановки человеческого кровообращения. Простым уколом человека погружали в глубокий сон, а потом другим уколом – антидотом, если хотите, – будили. При гибернации обмен веществ в организме замедлялся настолько, что для поддержания жизни ему требовалось лишь пятнадцать тысяч калорий в год. Гупту спонсировал один эксцентричный предприниматель – владелец подводных гостиниц и прочей собственности в Мексиканском заливе, чьим тайным увлечением был, однако, космос. В общем, этот чудак на глазах у всех, в прямом эфире по iRis, укололся коктейлем Гупты, влез в герметичную бочку с протеиновым желе и направил свой частный шаттл к звезде в тридцати пяти световых годах от нас, вокруг которой, может быть – я подчеркиваю, может быть, – вращается планета размером с Землю. Если он вернется, то не раньше чем через двести лет. После того как его корабль миновал Плутон, публика потеряла к нему интерес.

Когда я узнал об открытии Гупты и увидел по iRis запуск корабля, то задумался о другой теории, которая в свое время наделала много шума в среде физиков.

В течение целого века мы считали, что Вселенная берет начало от Большого взрыва, имеет невероятные размеры, но все же конечна. Представьте, что если какое-то количество вещества со скоростью близкой к скорости света вынесло из эпицентра Большого взрыва, который, как мы знаем, произошел примерно пятнадцать миллиардов лет назад, то при условии, что это вещество рассеивается равномерно, к настоящему моменту оно должно было заполнить собой пространство протяженностью что-то вроде тридцати миллиардов световых лет. Но подавляющее число ученых-теоретиков придерживаются точки зрения, что физические законы допускают возможность бесконечно большой вселенной. В физике бесконечный – волшебное слово. С бесконечностью можно проделывать всевозможные крутые штуки. В бесконечно большой вселенной, где материя и энергия существуют в бесконечно разнообразных формах, должны существовать миры не просто похожие на наш – его зеркальные отражения. Вспомните избитую шутку о том, что, если бесконечное число обезьян посадить за бесконечное число пишущих машинок, одна из них напечатает собрание сочинений Шекспира. Если Вселенная бесконечна, где-то есть еще одна Земля, на которой убийство Кэти раскрыто – или даже лучше, еще не произошло. И теперь, когда Гупта совершил свое открытие, остается лишь найти этот затерянный мир. К несчастью, на Земле наши представления ограничивает скорость света – в любом направлении мы можем заглянуть не дальше пятнадцати миллиардов световых лет. В бесконечной вселенной другая Земля, на которой убийство Кэти еще не случилось, может находиться гораздо дальше.

Неведомая научная хренотень, да? Понимаю. Я всегда был писателем, а не физиком. К тому же путаюсь в деталях. Но я много лет занимался этими теориями и был настроен найти решение любой ценой.

Через пару недель после того, как мне стукнуло пятьдесят восемь, летом 2036-го, я узнал о Викторе Тесле. Виктор был – по крайней мере, по его собственным словам – прямым потомком Никола Теслы, того самого, что изобретал разные электромагнитные диковины в начале ХХ века. Виктор Тесла сам был ученым и протеже физика Рональда Маллетта. В 2019-м Маллетт и его команда предприняли попытку послать один нейтрон на пять минут назад в прошлое. Несмотря на вдохновляющий успех эксперимента, более масштабный проект уперся в непреодолимое препятствие – огромные энергозатраты. Однако Виктор Тесла решил эту проблему – так он заявил в интервью «Таймс». Он планировал подробно рассказать об этом в очередном номере «Сайенс». По счастливому совпадению его лаборатория находилась в Огайо, недалеко от того места, где я вырос. Пришлось постараться, но я уговорил своего главного редактора позволить мне написать об этом и пустить материал на Слипстрим, откуда он попадет на пять миллионов iRis.

* * *

Лаборатория Теслы находилась к северу от знакомых мне мест, в той части Огайо между Акроном и Кливлендом, которую начали тогда называть Башенной пустыней.

На дороге – ни души. Природа поглотила ее. От того, что когда-то было магистральным шестиполосным хайвеем 77, осталось лишь узкое шоссе в два ряда с потрескавшимся асфальтом, слегка присыпанным гравием. По обе стороны только гигантские кусты солянки, и ни одного дерева. Вместо них к небу возносились бесконечные ряды куда более эффективных очистительных башен компании «Локхид» высотой и толщиной с секвойю, с «ветвями» треугольных нанофильтров, поглощающих углекислый газ и выпускающих в атмосферу чистый кислород. Правительство занялось восстановлением этих мест после того, как объявило Кливленд и пять других захиревших городов банкротами, дабы избежать повторения общенациональной депрессии 2019 года. Президент Бёнер сравнил этот процесс с ампутацией конечности ради спасения организма. Власти выселили город полностью. Беженцы уехали на юг, в Акрон, Колумбус, Мариетту, где затерялись в скоплениях наспех сколоченных трущоб. По всей восточной стороне работали бригады, сносившие дома и фабрики. На их месте вырастали все новые шеренги зловещих механических деревьев.

Там, где когда-то стоял знак выезда к Индепенденс, на одном болте висел замызганный указатель: «Новый Кливленд, открытие в 2027-м». Но воскрешение Кливленда не состоялось – слишком дорого оказалось приводить тут все в порядок. Теперь это пустошь, как и жертвы ненасытной экономики ХХ века, Детройт и Балтимор, населенная лишь падальщиками – животными и людьми. Указателя к лаборатории Теслы не было, но я свернул и направился на восток по подъездной дороге, петляющей между рядами очистителей. Их нанофильтры трепетали, как листья, только синхронно.

Моя машина работала так тихо, что я слышал над собой звук этих чертовых механизмов. Шух-шух-шух-шух. Честно говоря, у меня мороз пошел по коже. Как будто они шикали на меня. Мерзкое место. Было такое чувство, что эти машины знают о моем присутствии. Они давили своей громадой. Так и будут стоять, нейтрализуя парниковые газы, что мы напустили, еще долго после того, как человечество наконец полностью себя уничтожит. Казалось, они это знают – и наслаждаются своим превосходством.

Дорога шла вверх, и на подъеме я увидел лабораторию – просторное строение складского типа, где когда-то размещалась почта. Камеры наблюдения засекли мое прибытие – ворота открылись и закрылись за мной. В будке охраны на табуретах сидели двое, они смотрели реалити-шоу по старому настенному телевизору.

Я припарковался на стоянке и вышел из машины, прихватив с собой старую кожаную сумку, в которой лежали наушники с микрофоном, диктофоны, блокнот (главным образом для показухи) и кое-что, необходимое мне для этого интервью.

Мне пришло в голову, что, возможно, здесь я и погибну. Ну что ж, я был готов.

* * *

– Мистер Нефф, очень рад с вами познакомиться, – сказал Виктор Тесла, энергично пожимая мне руку.

Выглядел он впечатляюще – жгуче-черные глаза и острый выдающийся подбородок, хоть мясо таким режь. Одет в белый халат, как полагается.

– И я рад знакомству, мистер Тесла, – ответил я, нисколечко не слукавив.

– Мне не терпится показать вам яйцо, – сказал он. – Вы первый гражданский, кто это увидит. Пожалуйста, пойдемте со мной.

Он провел меня через двойные двери в дальнем конце мраморного коридора в галерею, где пахло озоном и розами, короче, деликатно замаскированной стерильностью. Помощница Теслы, худая как щепка женщина по имени Илза, скользила позади в наушниках и с микрофоном. Она бормотала что-то время от времени, записывая нашу встречу для службы безопасности.

Галерея представляла собой помещение с высоким потолком и без какой-либо художественной отделки. У стены стоял письменный стол военного образца, уставленный аккуратными стопками бумагами. В воздухе над столом висел новый «Эппл Бумеранг», передающий местные новости. В центре галереи располагался постамент в виде низкой дорической колонны. В месте, где занимаются передовыми технологиями, выглядел он довольно странно. На этом арт-объекте громоздился массивный металлический диск с вделанными в кромку крохотными дисплеями.

– Не совсем то, что я ожидал, – сказал я.

Тесла засмеялся:

– Величайшие изобретения на первый взгляд, как правило, кажутся невзрачными.

– Как вы думаете, что бы Эйнштейн подумал о яйце Теслы?

– У него бы случился инфаркт, – сказал Тесла. – Идем.

Он подвел меня к постаменту и указал на стул рядом, чтобы я мог положить на него свою сумку. Откашлялся и поправил халат, словно перед съемкой. Может, и правда подумал, что я его сфотографирую.

– Не хотите ли послушать о моей научной деятельности и о том, как я начинал работать с профессором Маллеттом? Это длинный рассказ, но, считаю, необходимый, чтобы вы поняли, что мной двигало.

Я поднял руку:

– Если не возражаете, нельзя ли сначала посмотреть на яйцо? Очень не хотелось бы, чтобы история вашей жизни повлияла на мои впечатления от увиденного.

– Конечно, конечно, – сказал он.

Он указал на пустоту над диском:

– Яйцо здесь. Вероятно.

Сердце у меня упало. Еще один сумасшедший. Это я уже проходил, много раз, во время моих окаянных поисков. Я и предположить не мог, что этот ученый с солидной репутацией окажется из полка безумных физиков, утверждающих, что постигли непознаваемое.

– Верите?

– Нет, – отрезал я.

Он покачал головой:

– Вы должны поверить. Иначе яйцо никогда не появится.

– Сожалею, – сказал я. – Думаю, вам попался неправильный журналист. У меня нет на это времени.

Я повернулся, чтобы уйти.

– Речь идет, мистер Нефф, об интенциональности, так сказать, предметной направленности сознания. Ваша уверенность в будущих действиях – вот ключ к тому небольшому эксперименту, который мы проводим.

Я остановился:

– Интенциональность?

Однажды, кажется, тысячу лет назад я спорил на эту тему с наставником доктора Теслы.

– Мистер Нефф, – сказал он. – Вы должны решиться на то, чтобы в точности следовать моим инструкциям, какими бы странными они ни казались. Это совершенно безопасно, обещаю. Всего несколько простых действий. Если вы сейчас согласитесь выполнять мои указания, гарантирую, яйцо появится.

Я оглянулся на постамент. Там все еще было пусто.

– Вы будете делать, что я скажу, следующие пять минут?

После стольких лет расследования – что такое пять минут?

Тесла улыбнулся. Он протянул руку к пустому пространству над постаментом. Когда его пальцы коснулись диска, в воздухе над ним случилось что-то странное. Он пошел морщинами, заколебался. Вдруг раздалось громкое «хлоп!». Потом еще громче. Рябь внезапно исчезла. В центре диска неподвижно стояло черное яйцо, размером с гусиное.

– Пожалуйста! – сказал Тесла.

– Что… – начал я, но не мог подобрать слов.

Тесла взял яйцо. Нет, не взял. Или взял. Я точно знал лишь то, что Тесла держал яйцо в руке, тогда как другое оставалось на постаменте. Как будто одно яйцо вдруг стало двумя.

– Слушайте внимательно, – сказал он. – Через несколько секунд я попрошу вас подойти к моему столу и открыть верхний ящик. В этом ящике находится яйцо. Оно лежало там весь день. Вы принесете яйцо на этот постамент. Затем, – тут Тесла вручил мне какую-то штуку, похожую на устройство для отпирания подъемной двери, – вы нажмете на эту кнопку. Этой кнопкой яйцо включается. Когда яйцо включено, оно прекращает двигаться вперед во времени и начинает существовать – то есть двигаться – назад во времени. Приступим.

Я остолбенел. Какую-то секунду не мог двинуться с места. Затем заставил себя пойти к столу. Там, в верхнем ящике, лежало, похоже, третье черное яйцо. Я взял его. Оно оказалось тяжелее, чем я думал. Твердое и блестящее.

– Идите сюда, – позвал Тесла.

Держа яйцо в руке, я медленно пересек комнату, остерегаясь малейших неровностей бетонного пола, на которых мог споткнуться.

– Положите яйцо на постамент, – сказал он.

– Но там уже лежит яйцо.

Тесла покачал головой:

– Глупости, это одно и то же яйцо. Не беспокойтесь. Оно существует в волновой форме до тех пор, пока вы не положите его на постамент. Битых яиц не будет.

Я не вполне понимал, о чем он, но, поскольку обещал следовать его указаниям, осторожно поднес яйцо к другому. В тот самый момент, когда два яйца должны были соприкоснуться, они слились в одно, как будто на постаменте до того находилось не яйцо, а его голограмма. Я отпустил руку. Два яйца стали одним. Но Тесла по-прежнему держал черное яйцо в руке.

– Теперь включите его, – сказал он, глядя на пульт у меня в руке.

Я нажал кнопку, и яйца на постаменте вдруг не стало. Я ощутил дуновение ветра в направлении точки, где оно только что было, – воздух заполнял пустоту, возникшую при его исчезновении. Единственное оставшееся яйцо – на самом деле единственное, когда-либо существовавшее, – находилось в руке у Теслы. Он протянул его мне. Я взял его. Это было все то же черное яйцо.

– Объясните, – сказал я.

– Профессор Маллетт полагал, что может посылать информацию в прошлое. Представьте себе две пустые консервные банки, соединенные леской, одна находится в прошлом, другая – в будущем. Кто-то в будущем может «разговаривать» по такому «телефону» с человеком из прошлого. По сути, Маллетт изобрел телефон в прошлое, который в качестве информации посылает нейтроны – немного похоже на двоичную систему. Проблема, конечно, в том, что информацию можно посылать в прошлое, лишь пока работоспособно устройство с обеих сторон. Так что не получится позвонить Линкольну и посоветовать ему не ходить в театр.

Я предположил, что можно создать устройство, которое само будет двигаться назад во времени, как эти нейтроны, созданное из самих нейтронов. Автомобиль вместо телефона. Нечто, требующее сравнительно мало энергии, достаточной для толчка, посылающего его в нужном направлении. Для этого понадобилось открытие гравитационных частиц, о которых Маллетт, естественно, еще не знал. Так вот: когда вы включаете яйцо, вокруг него образуется поле. Само яйцо становится сообщением, которое вы посылаете в прошлое. Все, что вам нужно сделать, чтобы заставить яйцо снова существовать в настоящем, – это выключить его. Я сконструировал яйцо так, что оно выключается при прикосновении.

Я поморгал, пытаясь переварить услышанное.

– Давайте объясню хронологию того, чему вы были свидетелем, – сказал Тесла. – Вы берете яйцо из моего стола и кладете его на этот постамент. Включаете поле. Бум! Яйцо меняет направление своего движения во времени. Для нас оно исчезает, потому что мы продолжаем двигаться вперед по шоссе времени с той же скоростью, что и всегда, тогда как яйцо молниеносно бросается назад. Оно прекращает двигаться назад, когда я касаюсь его, и опять двигается вперед, как мы сами, – и тогда нам кажется, что оно снова волшебным образом появляется. В какой-то момент одно и то же пространство занимают два яйца. Но одно из них – волновая форма. Представьте два окна на экране компьютера, находящие одно на другое. Они оба там. Но вы видите только одно, пока не сдвинете его с места. Переместите одно – становятся видны оба. Яйцо, которое оставалось на постаменте, – это то яйцо, которое вы туда поместили, но уже движущееся во времени.

Смотрите, – сказал Тесла, вынимая из кармана кусок бечевки. – Вот естественное течение времени. Прошлое здесь, – он тряхнул правой рукой, – будущее здесь, – тряхнул левой. Затем сделал петлю посередине. – Так черное яйцо движется через время. Вопросы?

– Трудно все это осмыслить, – сказал я.

– Трудно, – согласился он. – И еще труднее увидеть. Но вы наблюдали путешествие во времени.

– Получается, что мы, если захотим, и вправду можем вернуться в прошлое и предупредить Линкольна о том, что его убьют?

– И да и нет. Для начала нам нужно яйцо гораздо большего размера, чтобы в нем помещался человек, так?

Тесла скользнул по мне взглядом. Я у многих брал интервью, так что понимал, что означает этот взгляд, но прерывать его не стал.

– Вы же не хотите по такому важному поводу просто послать в прошлое письмо? Что, если оно потеряется? Еще одна проблема: вы будете двигаться в прошлое с той же скоростью, с которой движетесь по времени вперед. Выходит, вам придется пробыть в яйце сколько – сто семьдесят лет? Вы не только не сможете упаковать в него достаточно провизии, но и не проживете столько. Вы состаритесь внутри этого яйца. Проблема? Да, но решаемая. Но пока, боюсь, Линкольну придется подождать.

И это еще не все. Допустим, вы открыли способ дожить в этом большом яйце до двухсот лет. Вы вылезаете из яйца, спасаете Линкольна – ура-ура! И тут возникают две маленькие проблемы: первая – вы застряли в 1865 году. Нельзя мгновенно прыгнуть обратно в будущее. И вторая – даже если вам это удастся, вы окажетесь уже не в том будущем, из которого прибыли.

– Что вы имеете в виду?

– Это будет будущее, в котором Линкольн выжил. Будущее, в котором вы родились и не отправлялись в прошлое, чтобы его спасти, потому что его никто не убивал. Если вы каким-то образом умудритесь вернуться в сегодня, в две тысячи тридцать шестой год, вас будет двое. Один – тот, кто путешествовал в прошлое, чтобы спасти Линкольна, и второй, кто в нем никогда не был, потому что Линкольна не убили.

– Но ведь это невозможно? – спросил я. – Это парадокс.

Тесла засмеялся:

– Вы насмотрелись старых фильмов. Нет никаких парадоксов, мистер Нефф. Вселенная не погибнет, если вы решите отправиться назад во времени, чтобы убить своего дедушку еще до того, как сами родились. Просто у вас будет мертвый дедушка.

Происходит вот что. При каждом сделанном нами выборе вселенная делится. В кино мне пойти или в оперу? Что ж, есть вселенная, где я иду в кино, и другая, в которой я иду в оперу, – это, разумеется, в предельно упрощенном виде.

– Кот Шрёдингера, – сказал я.

Он кивнул:

– Точно. Как только появляется наблюдатель – хлоп! В одной вселенной кот мертв. В другой – жив. Мистер Нефф, вы никогда не сможете вернуться домой, вот в чем суть. В этой конкретной вселенной Линкольн будет убит. Несмотря ни на что.

Я был в замешательстве. Я потратил столько сил на поиски ответа, который заключался… в чем? В том, что мне надо будет отправиться в вечную ссылку в другую вселенную? Такую цену я должен заплатить, чтобы узнать, кто убил Кэти Кинан?

– Боюсь, это довольно бессмысленное изобретение, – сказал Тесла. – Меняет оно что-либо в действительности? Нет, не думаю. Но фокус получается отличный, правда?

– А себе самому вы посылали сообщения в прошлое? – спросил я.

– Конечно, – сказал он, отвинчивая верхушку яйца. В нем поместился бы только комочек бумаги.

– Насчет курса акций?

– Заманчиво, да? На самом деле, мистер Нефф, я предпочитаю существовать в отведенном мне времени. Игры с историей только вредят идее свободного волеизъявления. Были бы мы свободны в своих поступках, если бы заранее знали, к чему они приведут? Разве не неизведанное придает нашей жизни смысл?

– И все-таки это замечательный аппарат.

Тесла посмотрел на яйцо, потом на постамент и кивнул. Он погладил бледную капитель колонны.

– Да, – сказал он. – Довольно элегантный.

Тесла провел рукой поверху, и вдруг, к его собственному изумлению, как только пальцы ученого коснулись центра, там с оглушительным хлопком появилось другое черное яйцо.

– О боже, – сказал он.

– Что это значит? – спросил я, хоть и догадывался.

– Сообщение, – сказал Тесла. – Я, правда, не собирался его посылать.

– Я всегда считал, что Маллетт ошибался относительно интенциональности, – сказал я.

Тесла не слушал меня. Он был слишком занят, стараясь отвинтить верхушку яйца, не уронив при этом другое. Внутри была свернутая трубочкой бумажка. Тесла развернул ее, прочел сообщение и в замешательстве поднял брови.

– Что там написано? – спросил я.

– Здесь говорится: «У него электрошокер».

– А, да, – сказал я, вынул оружие из кармана и прицелился в Теслу. – Он у меня и вправду есть.

Я выстрелил электроразрядом в ученого. Он попал ему в грудь и свалил на пол, обездвижив, но не лишив сознания. Два черных яйца, что он держал в руках, упали на бетон и разбились в миллион кусочков.

– Не может быть, – прошептал Тесла.

Я развернулся, но Илза уже убежала за охранниками.

– Зачем? – спросил он.

– Какая вам разница?

– Уники вас разыщут.

– Я буду уже далеко.

– Где вы спрячетесь? В таком маленьком яйце вы не поместитесь.

Я наклонился и посмотрел ему в глаза.

– Доктор Тесла, я знавал многих ученых. Большинство из них, как и вы, на службе у правительства. И если я что-то усвоил, так это то, что публике вы демонстрируете достижения десятилетней давности и совсем не то показываете своим работодателям. Где оно?

– Не понимаю, о чем вы.

– Смотрите, Тесла. Я убью вас, если вы не дадите то, что мне нужно. Вы правы, здесь для меня все кончено. Ваше единственное спасение – этот полноразмерный аппарат, который вы сконструировали для секретных операций или не знаю чего еще – если я прав, конечно, и вы его где-то прячете. Если нет, я убью вас прежде, чем они убьют меня. Мне терять нечего.

Он понимал, что я не блефую.

– Следующая дверь. Код 161803.

– Благодарю вас, – сказал я.

– Погодите, – остановил меня Тесла.

Я вопросительно взглянул на него:

– Да?

– Если сработает…

– Прислать вам сообщение?

– Да.

– Обязательно.

* * *

Мы приехали на мою виллу в Пенинсуле, едва я закончил свой рассказ о том, как оказался здесь и как выжил. Долгая история, которую я изложу вам, дорогой читатель, шестью частями в последней главе этих воспоминаний. Я хочу поведать вам, что случилось с Дэвидом, с нами и чем закончились поиски человека, который убил его жену. Ведь именно это и движет моим повествованием, правильно? Так что давайте не слишком отвлекаться. Я рассказываю все это только потому, что моя история имеет прямое отношение к жизни Дэвида, а мое будущее оказало влияние на его настоящее. Да, с причинно-следственными связями тут не ахти как хорошо, признаю. Я даже после того, как сам прошел через это, едва понимаю, что происходит. Надеюсь, мне удалось вас убедить хотя бы в следующем: то, что мы называем настоящим, – всего лишь наше представление о нем, а понятие причины и следствия вообще бессмысленно.

Так что повторяйте за мной: «Ну их на хрен!»

Итак, вернемся к моему повествованию.

* * *

Мы приехали на виллу в Пенинсуле, едва я закончил свой рассказ о том, как оказался здесь и как выжил. Если думаете исчезнуть среди бела дня где-нибудь на северо-востоке Огайо, трудно найти место лучше Пенинсулы. Эта старинная деревушка спряталась между Акроном и Кливлендом, со всех сторон огороженная Кайахогой, лыжными курортами и известняковыми карьерами. Согласно жестким местным законам, дома здесь нельзя перестраивать и обновлять. Пенинсула, застряв во времени, словно все еще живет в послевоенной Америке, где обитали персонажи «Сумеречной зоны». Мой дом стоит на вершине лесистого холма, посередине участка в двадцать акров, обнесенного забором с видеокамерами. Соседи считают меня параноиком. Они, разумеется, не знают, что такое насильственное выселение из Кливленда пятисот тысяч человек, полумиллиона озлобленных беженцев-мародеров. Если мне суждено еще раз пережить подобное – а это, как ни странно, вполне возможно, – я хочу быть уверен, что моя собственность под надежной защитой.

Аарон высадил нас у открытой террасы, где уже поджидал мистер Меркл, время от времени работавший у меня дворецким.

– Мне приготовить комнату для гостя? – спросил он. Забавный толстяк с длинными усами, похожий на моржа в костюме. Верный человек, способный хранить секреты. Что ему уже и приходилось делать.

– Думаю, наш гость останется ненадолго. Поужинаем. И сделайте нам «Бренди Александр».

– Хорошо, – сказал толстяк и исчез на кухне.

Аарон уже загонял машину в гараж.

Дэвид присвистнул.

Я засмеялся:

– Ну, коли я решился жить в добровольном заключении, то должен хотя бы получать от этого удовольствие.

Дом у меня большой – кирпичный особняк в колониальном стиле в три этажа, пять тысяч квадратных футов, и это не считая домашнего кинотеатра в подвале. Стены обиты чудесными ореховыми и вишневыми панелями. Мое любимое место – туалетная комната наверху с ванной на «лапах». Я провел Дэвида в курительную комнату рядом с холлом. Заставленная высокими книжными шкафами, набитыми всякими «греховными удовольствиями», она выглядит почти как склеп. В центре два кожаных дивана друг против друга, а между ними столик: столешница – из черепашьего панциря, ножки – из чучел маленьких черепашек.

– «Эппл». Гугл. Беар Стернс, – сказал я.

– Беар Стернс?

Я совсем забыл – когда-то я был за честность. Теперь же только пожал плечами.

– Хорошие парни тоже должны немного зарабатывать.

Мы помолчали – столько всего уже сказано.

– Хотите услышать нечто очень необычное? – спросил я, усаживаясь напротив своего младшего «я».

Дэвид, похоже, встревожился:

– Куда уж необычнее?

– Не знаю, как далеко это зашло. Сколько раз мы, десятилетиями одержимые нераскрытым преступлением, обманным путем забирались в машину времени и отправлялись в прошлое, чтобы остановить убийцу. Я здесь, чтобы раскрыть убийство Кэти. Старик с Примроуз-лейн вернулся, чтобы найти убийцу Элейн и Элизабет – она бы погибла в тот день, если бы он не помешал. Но есть и другие. Я видел одного-двух, не уверен, заметили они меня или нет. В кафе. На заправке в Беллефонте, в Пенсильвании. Но нами дело не ограничивается. В прошлое отправляются и другие. Каждый раз, когда я вкладываюсь в какую-нибудь небольшую начинающую компанию, зная, что она добьется успеха, я вижу и других инвесторов, хватающих те же самые акции. За день до 11 сентября я сбросил кучу акций, перевел их в золото. Видели бы вы, сколько я срубил! Путешественников во времени здесь хватает. Хренова туча людей в тот же день, что и я, тоже избавились от акций. Они-то зачем сюда приперлись?

– Раз уж вы об этом упомянули, – сердито сказал Дэвид. – Вы проделали весь этот путь в прошлое, чтобы спасти одну девочку, и не предотвратили 11 сентября?

– Если бы все было так просто, – ответил я.

Тут появился Меркл с коктейлями. Он поставил их перед нами и объявил, что подаст ужин через полчаса – огуречный суп и фетучини с морскими гребешками в белом винном соусе.

– Почему же все было не просто? – спросил Дэвид, как только Меркл удалился.

Я сделал глоток и сочувственно посмотрел на него. Во многом я был воплощение его болезни, навязчивого состояния, которое он так отчаянно пытался превозмочь.

– Помните Тимоти Маквея из Оклахома-Сити?

– Да.

– Старик с Примроуз-лейн прибыл до того, как это случилось. Он, как и вы, думал, что может сделать что-то не только для себя и для семьи убитой девочки.

– Почему же он не остановил Маквея?

– Он думал, что остановил. Он позвонил в ФБР. Поехал в Оклахома-Сити. Перерезал провода в самодельной бомбе Маквея. И она все равно взорвалась. Все равно убила кучу людей, кучу детей.

– Что же произошло?

– Не знаю. Но это чертовски меня пугает. Поразмыслите – это значит, что кто-то знал, что задумал Старик с Примроуз-лейн, и учел это.

– И кто, по-вашему?

– Не знаю. Правительство? Тесла? А как насчет одного из нас?

– Блин, – вырвалось у Дэвида.

– Вот именно.

– Вы думаете, то же произошло и 11 сентября?

– Я звонил, чтобы предупредить. Я сообщил об угрозе бомбы в аэропорту Бангора.

– Почему? Ведь террористы вылетели из Бостона.

– Да, в этот раз – из Бостона. В том времени, откуда я явился, они вылетели из Бангора. Они поменяли планы. Думаю, из-за того, что кто-то знал, что я предупрежу о Бангоре.

– Господи!

– Еще одна причина, по которой нам нужно держать все это в тайне. Мы не знаем, кому можем доверять.

– Чем еще различаются это время и ваше? – спросил Дэвид.

– Кроме того, что здесь Элизабет не похищают? Многим. И неизвестно, в какой степени на это повлияли я и Старик с Примроуз-лейн и в какой – другие путешественники. Нужно также учитывать эффект бабочки. Знаете, как это происходит: вы возвращаетесь в прошлое, поправляете какую-то мелочь, а она запускает вереницу событий, которые иногда приводят к совершенно неожиданным изменениям. Чаще всего это что-то незначительное – какой-то мексиканский ресторан так и не прогорит, потому что в прошлом не произойдет паники из-за сальмонеллы. Или в сериале «Клиника» почему-то станет на один сезон больше. Но бывают и крупные изменения: вот, например, здесь президент Буш не упал в океан, когда сажал самолет на палубу авианосца, Северная Корея не ударила ядерной ракетой по Токио в 2007-м. И каким макаром «Ред Сокс» могли выиграть мировое первенство? Тут не обошлось без путешествующего по времени болельщика из Бостона.

Здесь меньше убийств, – продолжал я. – Например Тиффани Поттер, которую убили в 1989-м…

– Тиффани Поттер, актриса? Из Бей-Виллидж? Которая снимается в инди-фильмах?

– Она.

Дэвид откинулся на спинку дивана.

– У меня сейчас мозги закипят. Хватит, хватит.

– Хорошо.

– Итак, что теперь?

– Теперь нам просто надо найти убийцу вашей жены, парня, что застрелил Старика с Примроузлейн. Я уверен – это будет тот же человек, что удрал от нас во время похищения Элейн и опять удрал, когда пытался похитить Кэти. Нам нужно найти его прежде, чем он убьет еще одну девочку и все это безумие пойдет по новому кругу.

– Вы ведь этим все время и занимались?

– Ну да. Я взял с собой все записи и материалы по делу об убийстве Кэти – убийстве, которое в этом времени так и не произошло. Бо́льшая часть у меня здесь. Имена подозреваемых, друзей, информация обо всем, что делала девочка первые десять лет своей жизни. К несчастью, остальное с места преступления забрала полиция. У нас была безумная идея, у меня и у Старика с Примроуз-лейн. Мы вместе делали книгу. Я должен был написать ее, а он – проиллюстрировать. Свои последние годы все свободное время он занимался живописью – вам как-нибудь нужно попробовать. Те картины как раз и должны были послужить иллюстрациями для книги о Кэти и Элизабет, о наших поисках. Мы только изменили бы имена и выдали это за художественный вымысел. Фантастику. Мы просто дурачились, чтобы убить время. Надеялись на что-нибудь наткнуться, просматривая старые материалы. Сейчас, может, вы свежим взглядом…

– Свежим взглядом? Я – это вы.

– Да, но ни мне, ни Старику с Примроуз-лейн никогда не доводилось раскрыть преступление. Вы прищучили Тримбла. Вы другой. Мы думали, вы разорвете круг. Ни у меня, ни у него нет детей. А у вас есть. Да еще и от Элизабет! В другом времени Таннера не существовало. Правда, потом ваша жена обнаружила другого Дэвида Неффа, старше, из другого времени, вы зациклились на смерти Старика с Примроуз-лейн, завели отношения с Кэти, которая в другом времени была убита, и все опять пошло к едрене матери. И вот, собственно, что мы сейчас имеем. Я ничего больше придумать не могу. Надеюсь, мы поможем друг другу. Не хочу я, в самом деле, сойти в могилу, зная, что вы заберетесь в это черное яйцо, когда вам будет пятьдесят восемь, и опять сюда вернетесь.

Дэвид кивнул:

– Договорились.

– Понимаете, решение… – начал я.

– Всегда бывает простое и изящное, – закончил он. – Вы и вправду все еще так считаете?

– Да. Всегда чувствовал, что за деревьями мы не видим леса. Что ответ всегда лежал на виду, мы просто не знали, в какую сторону смотреть.

* * *

Труднее всего Дэвиду было взглянуть на фотографии вскрытия Кэти Кинан, которую он видел живой и невредимой. Ему стало не по себе, голова закружилась, и он молился – только бы это не оказалось приступом, очередным этапом ломки. Он не хотел очнуться в палате с мягкими стенами в Гленнс.

Фотографии были зернистыми копиями оригиналов. На них ей было десять лет. Обнаженное тело лежало на стальном столе, оно сохранилось относительно неплохо благодаря сухой погоде, что стояла в те дни. Но с лица кожа сошла. Ее ударили ножом в шею, и рана позволила процессам разложения охватить все, что было выше плеч Кэти. Зубы торчали из распадающейся челюсти, как у криво сделанной хеллоуинской маски скелета. С этой женщиной он говорил, с этой женщиной он занимался любовью. Где-то, догадывался Дэвид, есть такие же фотографии Элизабет, привезенные Стариком с Примроузлейн.

Я поделился с ним деталями дела Кэти. То, о чем умалчивали газеты, я восполнял известными мне подробностями. Наконец я показал Дэвиду список из десяти подозреваемых, о некоторых из них я вам уже рассказывал. Этот список был моим главным достижением, но я не был уверен, что в нем есть человек, который убил Кэти.

– Но вы его видели в тот день, когда спасли Кэти от похищения, – сказал Дэвид. – Он не напоминал никого из этих людей?

– Это произошло так быстро, – объяснил я. – Все эти парни выглядят, можно сказать, одинаково: белые, с пышной шевелюрой, в очках, голова круглая, восточноевропейский типаж. Черт, наш парень похож на половину жителей Парма-Хайтс.

– Да, но вы его видели.

– Примерно пять секунд.

– И точно сказать не можете?

Я покачал головой.

– Ближе всего, думаю, этот парень. – Я постучал по фотографии Бёрта Маккуинна, директора начальной школы. – Но не уверен. Некоторое время я следил за Маккуинном, после того как вмешался в похищение. Он не менял своего обычного распорядка. Не похоже на человека, которого застали на месте преступления. Когда я намеренно столкнулся с ним в магазине, он ничем не показал, что узнает меня. Так что не знаю.

– Случались ли еще подобные убийства поблизости от этого парня? Где он сейчас?

– Все еще в Кливленд-Хайтс, – ответил я. – Я не обнаружил ничего, похожего на убийства Кэти – или Элизабет и Элейн. Думаю, вот что произошло: этот парень, в этом времени, похитил Элейн, но ему помешали схватить Элизабет. Он решил, что вмешательство Старика с Примроуз-лейн в тот день в парке – случайность, и начал охотиться за Кэти. Но, когда он собирался ее схватить, ему опять помешали! Помешал тот же чувак, что и при первом похищении. Тут он понял, что это не совпадение. Что ему было думать? Как мог кто-то прознать про его планы? Нетрудно догадаться, что он никого в них не посвящал. Так и не поняв, что за чертовщина творится, он залег на дно. Что потом? Возможно, он случайно оказался в Акроне, может, ехал по дороге, увидел Старика с Примроуз-лейн, когда тот возвращался с прогулки, и узнал в нем своего заклятого врага. И убил его, чтобы можно было продолжать охоту за девочками. Возможно, Элизабет была в доме на Примроуз-лейн, когда он вошел туда с пушкой. В этом деле сплошные «возможно».

– Но ведь четыре года с тех пор, как в Старика с Примроуз-лейн стреляли, ничего подобного не случалось?

– Может, не случалось. А может, и случилось.

– Что вы хотите сказать?

– Пропало без вести много девочек с окраин Кливленда. В семьях, где всем плевать, если они не вернулись домой к ужину, – одним ртом меньше. В наши дни девочки к востоку от 117-й становятся беременными в четырнадцать лет. Никто за ними не смотрит. Вам их имена ничего не скажут, потому что они жили не в фешенебельных Бей-Виллидж и Шейкер-Хайтс. Аманда Берри, Джина Деджизус, Эшли Саммерс. Может, он именно там сейчас охотится.

– Есть ли среди подозреваемых в деле Кэти те, кто мог совершить убийство Эли… Элейн?

– Хороший вопрос. Таких несколько. Например, Бёрт Маккуинн. Дочь Маккуинна играла в одной футбольной команде с близняшками О’Доннелл. Еще один парень – Кертис Детвейлер. Немного работал у отца Кэти, незадолго до похищения, был в любовной связи с Абигайл, матерью Элизабет и Элейн. Полиция взялась за него как следует. Но он был на торговой выставке во время похищения Кэти. Какой-то парень снимал презентацию пылесосов, и Детвейлер попал в кадр. Он никак не мог этого сделать. Все эти совпадения сильно затрудняют работу следователей. Слишком много подозреваемых.

– Ну, круг можно немного сузить, изучив личность вероятного преступника.

– Я тоже об этом думал. Один парень из бюро этим занимался. Прислал мне отчет в две тысячи пятнадцатом. Картина мест всех этих преступлений предполагает, что личность, их совершившая, обладает большой физической силой. А также развитым интеллектом – он смог проследить поведение девочек так, что рассчитал время похищения до секунды, от начала до конца. Он знал, когда они бывают одни. Здесь требуются сосредоточенность и расчет. Однако он, возможно, занят на низкооплачиваемой работе – администратор в ресторане, уборщик, продавец – главным образом потому, что не умеет выстраивать отношения с людьми. Возможно, окончил какой-нибудь никчемный государственный колледж. Легко сходится с детьми, возможно, имеет с ними дело по роду работы, может, волонтерит где-нибудь в библиотеке или музее, в «Старших братьях». Вероятно, самый характерный отличительный признак – выбор жертвы: рыжие девочки с прямыми волосами и веснушками. Очень разборчивый. Он сам, возможно, ирландского происхождения.

– Как и половина западной стороны города, – сказал Дэвид.

– Точно.

– С чего начнем?

– Хочу наведаться ко всем главным подозреваемым. Явиться к ним на порог. Если кто-то отреагирует так, словно увидел привидение, – помните, я точный двойник человека, которого, как он думает, он убил, Старика с Примроуз-лейн – значит, мы нашли нашего парня. Я, увы, уже старик, Дэвид. Но умирать пока не хочу. Поэтому попрошу вас поездить со мной.

Дэвид слабо улыбнулся.

– Не то чтобы у меня был большой выбор.

– Выбор есть всегда, Дэвид.

Тот кивнул:

– Я в игре. Прыгнул в кроличью нору, когда сел в ваш лимузин. Посмотрим, куда она приведет.

– Хорошо! Начинаем с завтрашнего дня.

Пока Меркл подавал ужин здесь же в курительной, Дэвид разложил фотографии на столике. Три школьных снимка: Элейн, Элизабет, Кэти. Каждой по десять лет. Все на фоне белых облаков и голубого неба. На фото Кэти Дэвид заметил царапину, тонкую темную черточку над ее левым плечом – возможно, дефект объектива, а может, задника.

– Хотел бы попросить еще об одном одолжении, – сказал я.

Дэвид поднял глаза.

– Пустяк. Следующие несколько дней проведем в поездках на машине. Я бы хотел порасспросить вас о вашей жизни и вашей работе над делом о Старике с Примроуз-лейн. Пока мы переезжаем с места на место.

– Для вашей книги?

– Если мне когда-нибудь доведется ее закончить.

– Конечно.

* * *

Потом я повез Дэвида домой в «кадиллаке» из своего гаража.

Мы ехали молча. Я должен был дать ему время освоиться с диковинными фактами, которые я на него обрушил. Ее лицо я увидел уголком глаза и, резко затормозив, вывернул машину на обочину. Дэвид в панике схватился за приборную доску.

– Что такое?

– Смотрите. – Я указал на электронное табло, висевшее над шоссе 8, ведущее от Пенинсулы к Акрону. Обычно объявления и реклама менялись на нем каждые три секунды. Но не сегодня.

Табло непрерывно показывало одну картинку. Школьную фотографию десятилетней девочки по имени Эрин Макнайт. Рыжеволосой. И с веснушками.

Это было экстренное оповещение о пропавшем ребенке.

 

Глава 14

Горящая река

По другую сторону бронированной двери в лаборатории Теслы находилось темное холодное помещение, пахнущее машинным маслом. Запирая за собой дверь, я поискал на стене выключатель. А вот и он, справа. Щелк!

Ряды флуоресцентных ламп, уходящих вглубь на длину футбольного поля, осветили склад и погрузочную площадку. Я был не готов к тому, что увидел. Я предполагал, что у Теслы есть прототип аппарата для путешествий человека во времени, – но не думал, что он уже начал массовое производство.

Я стоял среди множества черных яиц, каждое выше меня на голову. Сотни яиц, как лес темных гладких кристаллов. Зачем ему столько их? Что за дьявольщину он задумал?

Это мог бы быть самый сенсационный материал в моей жизни, вершина карьеры, слава. Но, если я поведаю об этом всему миру, мне точно не дадут воспользоваться яйцом.

Протискиваясь между рядами машин времени, я быстро добрался до противоположного конца склада. Там я увидел три грузовые платформы, каждая шириной с «хаммер». Самих «хаммеров», к сожалению, не было. Но у ворот стоял электрогрузовичок. Надеюсь, с заряженным аккумулятором.

Осторожно – я понятия не имел, насколько прочны эти чудеса науки и техники, – я подкатил ближайшее яйцо к краю бетонной консоли, нависавшему всего в футе над грузовичком. Придется рискнуть. В голове крутился стишок про Шалтая-Болтая. Я столкнул яйцо вниз, оно упало в кузов, покачнулось и тут же выпрямилось, как неваляшка. Я как следует привязал его нейлоновыми ремнями, которые уже были прикреплены к кузову, похоже, как раз для этой цели, и влез в кабину. Нажал кнопку зажигания, грузовик с глухим стоном завелся. Загорелся индикатор батареи. Осталось три деления. Чтобы доехать, минуя Кливленд, до Вермилиона, где меня ждал доктор Гупта, заряда не хватит. Надо объезжать Закрытую зону, а это сто двадцать миль.

А если напрямик?

Я нажал акселератор – и порвал хлипкую алюминиевую дверку погрузочной платформы в клочья, будто она была из фольги. Яйцо в кузове вроде бы не болталось.

Темнело, до захода солнца оставалось меньше часа. Но ведь темнота уникам не помеха.

Свернув за угол, обнаружил, как Илза и охранники бегут к въездным воротам. Вид несущегося мимо них грузовика поверг их в такое изумление, что они забыли схватиться за шокеры. Этих тормозов, наверное, посадили на заставу посреди Башенной пустыни потому, что они не годились ни на что другое. Уверен, я был уже на полпути к шоссе I-77, когда они сообразили передать сигнал тревоги в штаб-квартиру в Колумбусе.

Но там не потребуется много времени, чтобы спустить уников. Как скоро они меня нагонят? Через час? Времени у меня было мало.

Я повернул на I-77 Север, к опустевшим зданиям когда-то огромного города.

Поговаривали, что в городских пределах пасутся олени, нормальные олени, их видели с самолета. Значит, час-другой в высокотоксичных пыли и цветочной пыльце меня не убьют. По крайней мере, я на это надеялся.

На дороге I-77 к северу от Башенной пустыни департамент транспорта Огайо установил бетонные барьеры. Сейчас они рассыпались, поросли солянкой, торчащей из промоин с черной водой. На барьерах граффити. «Добро пожаловать в новый Кливленд!» – написал кто-то. Я с легкостью проехал преграду.

Чтобы не пересекать центр города, я намеревался объехать его по дороге I-490 Запад, идущей вдоль старых сталелитейных заводов и выходящей на шоссе I-90 с другой стороны. Но когда подъехал к выезду, обнаружил, что эстакада и часть дороги давно обрушились в реку. Я постоял там, обдумывая возможные варианты. Слева от меня возвышались черные закопченные трубы плавильных заводов, десятилетиями работавших на износ, ныне заброшенных. Вся долина Кайахоги, утыканная бетонными шпилями этих труб, была теперь похожа на Мордор после падения Саурона. Какой-то ад в аду.

Выбора у меня не было. Пришлось ехать через центр. Я свернул на север, на I-77, пробираясь между ямами, куда мог бы свалиться и слон. Передо мной открывался Кливленд. Кей-Тауэр исчез, совсем. Нэшнл-Сити-билдинг опасно накренился и грозился обрушиться при ближайшем же хорошем урагане, прихватив с собой и Старую Каменную церковь. Но Терминал-Тауэр еще стоял – рукотворный памятник человеческой мысли, воплощение самого Кливленда. В ядовитом воздухе над башней колыхался вымпел «Индейцев».

Я поехал через Онтарио – по этой дороге я когда-то ездил на бейсбол в «Джейкобс Филд» и на рок-концерты в «Кью». «Джейк» зарос густым и высоким плющом, а от «Кью» остались одни руины. Слева на меня взирали боги транспорта – гигантские статуи с различными средствами передвижения в руках, римские божества – свидетели конца времен, установленные на въезде на Лоран-Роуд-Бридж. И мост на месте. Но от каменных изваяний мне стало не по себе. Они напомнили мне зловещих сфинксов из «Бесконечной истории». Я поехал дальше.

Я свернул налево перед «Хард-рок-кафе» и объехал огромную гитару у входа – она больше не вращалась. Как только я завернул за Терминал-Тауэр, сердце у меня сжалось: Моста ветеранов больше не было. Лишь скрученные стальные пилоны тянулись вверх, словно пытаясь нащупать воздушную дорогу, которую когда-то держали. Дальше был виден другой мост, на трассу 2. Он устоял, однако где-то на его середине зияла дыра, слишком большая, чтобы объехать, и указывающая на ненадежность всей конструкции. Оставался только разводной поворотный мост во Флэтс.

Десятилетия назад, когда сталелитейные заводы еще работали, задолго до жилищного кризиса, превратившего Кливленд в город-призрак, Флэтс считался тусовочным местом. Здесь, где река Крукед впадает в озеро Эри, по обоим берегам тянулись бары, клубы и концертные залы. Здесь устраивали девичники и мальчишники и просто обжимались. Здесь жизнь била ключом. Она закончилась задолго до выселения, примерно в то же время, когда мы проиграли чемпионат.

Вот он, единственный мост, соединяющий восточный и западный берега Флэтс, – он вращался на гигантской оси на западном берегу, что позволяло контейнеровозам проходить вверх по реке к заводам в долине. Недалеко отсюда в 1969 году загрязненная сверх всякой меры Кайахога в буквальном смысле загорелась. Это происшествие положило начало эре законов об охране природы. Хоть какое-то утешение.

Мост был на месте.

Он стоял не строго перпендикулярно реке, но с дорогой на противоположном берегу не совпадал лишь на несколько дюймов. Немного везения – и мой грузовичок вполне мог перескочить их.

Но я все же колебался. Подвел грузовик к мосту, остановился и осмотрелся. Выше по реке западный берег обвалился в Кайахогу. Когда-то фешенебельными апартаментами завладела река; большинство домов торчали из воды. По пути к озеру река была забита телефонными столбами, упавшими деревьями, из воды выглядывал старый пикап с бензиновым двигателем. За рулем сидел скелет.

Над мостом повисла будка машиниста, света в ней, разумеется, не было. Когда река была судоходной, у кого-то была тоскливая работенка – сидеть весь день в этой будке и двигать мостом.

Я повел грузовик вперед.

Сначала все шло хорошо. Я вздохнул с облегчением. И вдруг услышал звук прокалывающихся шин, всех четырех. Грузовик рванулся, заскрежетав по решетчатому металлическому покрытию. В тот же момент мост начал поворачиваться от восточного берега. Шестерни над моей головой взвыли, сопротивляясь механизму, включенному после долгой спячки.

Я порылся в вещах и вытащил электрошокер. Батарея разряжается. Хватит не больше чем на двух мародеров, если, конечно, это они.

Грузовик протарахтел еще немного вперед и остановился на середине моста. Минутой позже остановился и мост, отрезав нас от другого берега. Единственным выходом было возвращаться на западный берег.

Я услышал громоподобное урчанье. Давненько не слышал этот звук, сразу не узнал. Дизельный двигатель. Через секунду я увидел грузовик-эвакуатор, который, как ни удивительно, остановился на знаке «Стоп», прежде чем свернуть налево, ко мне. В кабине сидели две неразличимые фигуры.

Эвакуатор остановился перед мостом, развернулся и двинулся задним ходом, выбрасывая черные клубы дыма и раскачивая стрелой, примеряясь к моему грузовику. Едва не коснувшись его, остановился. Дверь водителя открылась, и из кабины вывалился высокий мужик, нацелив мне в лицо обрез.

– Эй, ты! – сказал он. Его шею украшал фурункул размером с детский кулак.

– День добрый, – крикнул я из окна.

– Чего забрался так далеко на север, приятель? – Обрез по-прежнему смотрел мне в лицо.

Я настроил шокер так, чтобы он сработал при жестком контакте, и опустил его в карман брюк.

– Проезжаю мимо. Никому не мешаю.

– Ага, – сказал он. – Ну-ка, вылезай.

Я послушно открыл дверцу и ступил на рифленое стальное покрытие. Под нами, как Стикс, бурлила Кайахога.

– Мэгги! – заорал мужик.

Из кабины вылезла похожая на привидение женщина и направилась к рычагу управления стрелой, в задней части эвакуатора. Лица не было видно под грязными слипшимися космами. В низком вырезе майки с надписью «iRis 4.0» виднелся вживленный в шею круглый голубой глаз, – гортань была заменена декоративным ларингофоном с регуляцией тембра голоса. Когда-то это было визитной карточкой дорогих проституток; однако их дни давно уже миновали, и платить за то, чтобы эту штуку удалили, было явно некому. Ничего не говоря, она принялась прикреплять стрелу подъемного крана к моему грузовику. Тем временем водитель тщательно обыскал мою персону на предмет пистолета. Закончив, засмеялся:

– Приехал в Кливленд без оружия? От кого удираешь?

– От уников.

Мужчине будто двинули в челюсть. Он побледнел, затем ухмыльнулся.

– Слышала, Мэгги? Уники! Никто не будет париться посылать уников в Кливленд. Нет смысла. С униками ты здесь подохнешь от голода.

– Вот они и хотят убить меня.

Но водитель отмахнулся.

– Что это у тебя в кузове? – спросил он, тыча в черное яйцо, отчего мне стало совсем нехорошо.

– Без понятия, – сказал я. – Я всего лишь шофер. Должен отвезти это из Эри в Толедо. За мной следит радар.

– Выкуп, – сказал он, как бы самому себе. – Кто-то заплатит хорошие деньги за это, правда?

Я пожал плечами:

– Ну, если тебе охота связываться с типом, который платит парню вроде меня за то, чтобы провезти эту штуку через кливлендскую помойку.

– О, малый, мне не проблема с такими типами связаться, будь спок. Я это умею. – И он толкнул меня дулом обреза. – Вот что. Я тебя отпускаю. Пойдешь из города на восток по 90-й, день пути. Найдешь заставу в Уиллоуби, завтра к вечеру там будешь. Оттуда доберешься домой и скажешь боссу, что я предлагаю сделку. А я пока пригляжу за его сокровищем.

Мэгги закончила свои дела и понуро поплелась к эвакуатору.

Я покачал головой:

– Не выйдет.

– Ах, не выйдет?

– Нет.

– Ствол у твоей морды, мистер. Давай делай, что тебе сказано.

– Вторую поправку отменили еще за пять лет до Великого банкротства. Со стволом-то понятно – ты нашел его в эвакуаторе, который ты спер. Но с патронами, как я подозреваю, дело обстояло хуже. Может, сколько-то ты нарыл где-нибудь в гаражах или на чердаках, там и сям. Но ты их, скорее всего, уже расстрелял в приграничных разборках. Мы с тобой оба знаем, что ружье не заряжено. Не со вчерашнего дня и не с прошлой недели. Ты даже его больше не чистишь.

Разбойник погрузился в молчание.

– Может, заряжено, может, нет, – сказал он наконец. – Но вот приклад точно тяжелый, и башку твою говенную я им разнесу без проблем.

Я взмахнул шокером, целясь в шею и молясь, чтобы заряда хватило хотя бы для одного удара. В панике он нажал спусковой крючок, и на секунду я подумал, что серьезно просчитался. Но его движение было чисто рефлекторным. Обрез лишь глухо щелкнул. И тут в шею бандита ткнулся шокер. Электрический разряд прошелся волной по всему его телу, до самых ступней, обернутых, как я только что заметил, рваным одеялом. Разряд прошел по всей длине стального моста – и вниз, прямо к огромной оси, наполовину погруженной в речную трясину. Спасли меня только резиновые подошвы ботинок.

Началось все с искры от этой стальной оси. Река загорелась. Опять. Я ощутил порыв теплого воздуха, и спустя секунду все вокруг запылало. Водитель, лежавший у моих ног, начал поджариваться и завизжал.

Я бросился к открытой двери эвакуатора. В кабине пахло берлогой голодного медведя, который медленно подыхает от рака прямой кишки. Я включил передачу и стал выводить машину с моста, подальше от этой проклятой огненной реки. Мэгги, заметив наконец, что ее хозяин больше не командует, просто открыла дверь и шагнула в пустоту. Я увидел, как ее изможденное тело падает в реку. Эта картина преследует меня по сей день.

Чудо, что топливный бак эвакуатора оказался полным. Хватит, чтобы добраться в Вермилион, к Танмэю, если не догонят уники. Единственный шанс остановить их – электрошокер, что плавится на шее человека позади меня. Но что мне оставалось, кроме как ехать дальше?

Выезжая на дорогу, я оглянулся на бушующий позади ад. Увидел человека, прыгающего в будке машиниста и зовущего на помощь. Отвернулся и постарался выбросить его из головы.

Потом открыл окно и прислушался, не приближаются ли уники.

* * *

– Херово выглядишь, – сказал Джейсон.

Они сидели в темном углу кофейни «Нервная собака» – хипстерского гнезда, обустроенного в заброшенном торговом центре Западного Акрона. Было раннее утро первого дня после похищения Эрин Макнайт. В головоломке стало на одну деталь больше. Дэвид хотел навести кой-какой порядок в своих делах, чтобы, как примерный бойскаут, быть готовым ко всему. Пока он не запутался во всем этом еще больше, надо разобраться хотя бы с тем, что есть.

– Бывало и лучше, – ответил он Джейсону.

– На крытке все было норм? Никто, ну, знаешь, не пробовал к тебе полезть с заднего крыльца и все такое?

– Нет, Джейсон, никто не пробовал полезть ко мне с заднего крыльца.

– Я как-то провел неделю в колонии для малолеток. Угнал сестрину машину покататься. Мне было тринадцать. Там жуткая срань творится.

Дэвид потер виски, у него раскалывалась голова.

– Что узнал, Джейсон?

– Насчет папаши твоей рыжухи? – Джейсон вручил ему записную книжку. В нее были вложены фотографии сурового на вид человека с высоким лбом и белоснежными волосами, подходящего к пикапу. Время, прошедшее с тех пор, как Дэвид видел его, стоя в почетном карауле у Кентского университета, не пощадило старика.

– Тот еще тип. Подрядчик. Десять лет назад со скандалом развелся. Свою бывшую натурально взял за жопу. Нанял частного сыскаря, чтобы тот сфоткал, как она трахается с другим чуваком в парке. Кэти осталась с ним, ей тогда исполнилось четырнадцать. Начал пить. Здорово избил какого-то парня в Найттауне в две тысячи восьмом. Тот ляпнул про его дочь, типа, горячая штучка выросла, ну и попал в больницу. Старика приговорили к трем неделям общественных работ. Сейчас состоит в «Анонимных алкоголиках». Мужик заводится с полоборота. Если хочешь знать мое мнение, он тут ни при чем.

– Почему?

– Ой, слушай, я знаю таких мужиков. Им бы только кулаками махать. Бац, хрясь. Он не думает – он сразу бьет. А вот с твоим чуваком с Примроузлейн… там планировали. Головой работали. У папаши Кэти на это запала бы не хватило. Такие быстро остывают. К тому же я реально не представляю, чтобы он мог убить женщину.

– Так ты знаешь, что Элизабет убили?

– Мои соболезнования, Дэвид. Правда.

– Спасибо. – Дэвид полез в сумку и вынул плоскую серую металлическую коробку размером с записную книжку.

– Что это? – спросил Джейсон.

– Здесь все. Все, что тебе понадобится, если со мной случится что-нибудь нехорошее.

– О чем это ты?

– Джейсон, я назначил тебя моим душеприказчиком, на случай, если неожиданно скончаюсь.

– Иисусе! Ты собрался неожиданно скончаться?

– Я предусмотрителен. Здесь мое завещание. И распоряжения на случай моей недееспособности. Также кое-какие документы о доверительных фондах Таннера и инструкции о том, что делать с моим телом и с моим домом. Домами. Это вещи, которыми я не хочу грузить моего отца. И конечно, компенсация за твой труд.

Впервые с тех пор, как они познакомились на концерте в Бичленде, Джейсон надолго замолчал.

– Ты в порядке? – спросил Дэвид.

– Да, мужик. Только вот… Я же как бы это, безответственный.

– Ты вообще-то единственный, кому я полностью доверяю. Ты хороший парень, Джейсон. Я всегда это знал. Ты это тоже знаешь. Снаружи ты весь шум и ярость, но здесь, – Дэвид слегка похлопал Джейсона по груди, – ты самый верный человек из тех, кого довелось мне встретить. И я знаю, ты сделаешь все, чтобы помочь моему мальчику.

Джейсон кивнул, крепко сжав челюсти и стараясь придать лицу невозмутимый вид. Откашлялся, пряча непрошеную слезу.

– Но ты все-таки не умирай, лады?

* * *

Когда Дэвид поехал к отцу навестить Таннера, позвонил Пол.

– Как дела с книгой? – спросил он.

– Нужно отодвинуть срок сдачи, – сказал Дэвид.

– Да, вот тебе и простая история! Я смотрел новости. О том, что тебе предъявили обвинение, сообщали по Си-эн-эн.

– Чудесно.

– А если о хорошем – о «Протеже серийного убийцы» снова пишут в прессе. Она опять в списках бестселлеров.

– Изумительно.

– Серьезно, Дэвид, я могу чем-то помочь?

– Нет. Но спасибо.

– Я выпущу официальное заявление. Что-нибудь о том, как мы поддерживаем нашего автора и что я уверен в твоей невиновности, а дело состряпано. Что-нибудь короткое и эффектное.

– Не нужно.

– Еще как нужно. Мне вообще-то следовало больше для тебя сделать.

– Не беспокойся, Пол. Все образуется. Позвоню тебе через пару дней.

* * *

– Папа!

Распахнув руки, Таннер бежал ему навстречу со всех своих маленьких ног.

Дэвиду стало стыдно: как он вообще мог хотеть заниматься хоть чем-то, кроме того, чтобы сидеть дома и играть с сыном? Играть, пока тому не исполнится восемнадцать. Он все надеялся, что, когда кошмар закончится, у него еще будет время на это. Как там сказал Генри Бернис из «Сумеречной зоны»? «Теперь времени достаточно».

Он взял сына на руки и понес его назад к отцовскому дому. Отец ждал на крыльце, допивая бутылку томатного сока.

– Здравствуй, – сказал он, хлопая Дэвида по спине своей ручищей.

– Привет!

Они сели на скамью, сделанную отцом из плавника. Таннер устроился у Дэвида на коленях, вцепившись в его рубашку.

– Папа, – принялся рассказывать Таннер, – а дедушка брал меня на рыбалку. Я насадил всех червяков на крючки. И поймал сома, но он съел леску, и он был огро-о-омный!

– Круто.

– Ага, и мы дома съели этих рыб. Мы их вот здесь пожарили, на гриле. Я люблю рыбу, которая настоящая, а не рыбные палочки.

– Я тоже люблю настоящую рыбу. Будем почаще рыбачить, когда я вернусь.

Таннер вытаращил глаза и крепче ухватился за Дэвида:

– Ты еще не все?

– Почти, – ответил Дэвид.

– Но я хочу домой, – сказал Таннер.

– Скоро поедем. Обещаю. Сегодня я немного побуду. Чем займемся?

– Книжкой. Можешь почитать «Лунный луч»?

– Конечно.

– Все три?

– Конечно.

Таннер положил голову Дэвиду на плечо, и они немного посидели молча.

Когда Таннер наконец уснул, Дэвид присел на кухне с отцом. Выглядел тот усталым. Таннер был послушным, но при этом чрезвычайно активным ребенком. Весь день они сооружали машину Голдберга, в основном из полихлорвиниловых трубок для электропроводки и садовых инструментов. Замысел был в том, чтобы заставить пластмассового солдатика прыгнуть с парашютом с верхушки лестницы на заднем дворе.

– Он опять начал писаться в постели.

– Ах ты господи.

– Проснулся сегодня в четыре утра. Думаю, ему страшный сон приснился. Но он же не скажет. Я с ним посидел, включил мультики. Уложил его спать где-то в полшестого.

Дэвид уставился в стол.

– Я не могу сейчас начать объяснять тебе, что происходит, – сказал он. – Мне нужно еще пару дней, чтобы разобраться. Тогда я привезу его домой. Сейчас это небезопасно.

– Что случилось? – спросил отец. – От меня у тебя не должно быть секретов. Господи, я знаю, что ты не делал этого, Дэвид. Что тебе нужно сейчас – это занять круговую оборону, потолковать с адвокатом и сидеть дома с Таннером. Ты под микроскопом. Они только и ждут, что ты сделаешь какую-нибудь глупость. Тебе не надо бегать туда-сюда.

– Мне просто нужна пара дней.

– Для чего?

– Обещаю, что расскажу, когда все закончится. Честно, не знаю, как объяснить прямо сейчас. Давай ты просто мне поверишь, хорошо?

По-настоящему они не ссорились с тех пор, как Дэвид учился в старших классах. Тогда у них, как это иногда случается у американских отцов и сыновей, доходило до кулаков. По тому, как сейчас дрожал отцовский подбородок, Дэвид понял, что приближается точка невозврата. Сейчас они начнут кричать друг на друга. И по всей вероятности, перейдут к физическим действиям. Никому от этого легче не станет.

Поэтому он уехал. Без лишних слов.

Это был последний раз, когда он видел своего отца.

* * *

– Где вас черти носили? – спросил я, когда Дэвид объявился у меня на пороге в без малого два часа дня. Я всегда стыдился своих бесконечных опозданий.

– Нигде, – ответил Дэвид.

– Эту девочку, Эрин, все еще не нашли. Каждая минута кажется ей вечностью.

– Она мертва, – сказал он. – И вы это знаете. Этот парень не сохраняет им жизнь. Ее убили, возможно, еще до оповещения о том, что она пропала.

– Что, если нет?

– И что теперь?! – Дэвид уже кричал. – Меня обвиняют в убийстве, а вы никуда не можете пойти, потому что выглядите как мертвец.

– Хрен с ним.

– Что?

– Я сказал: хрен с ним. На хрен это все. – Я схватил свою трость и открыл перед ним дверь. – Что будет, то будет. Но нам нужна информация об этой девочке. К тому времени, как репортеры наткнутся на что-то важное, будет слишком поздно. Поехали. Вы за рулем.

* * *

Семья Эрин Макнайт жила на западной стороне Кливленда, в перестроенном под хипстеров пригороде рядом с Тремонтом. Дорога заняла меньше часа. Я воспользовался этим временем, чтобы расспросить Дэвида о подробностях его жизни. Мы начали с 1999 года, когда похитили Кэти, и прошли по хронологии до сегодняшнего дня. Поскольку убийство Кэти изменило мою жизнь после 1999 года, можно было смело предположить, что до этой точки наши с Дэвидом биографии более или менее совпадали. Он рассказал, как встретил Элизабет, как оказался вовлечен в авантюру с Брюном, как растит мальчика один. Я записал все на мини-диктофон. Мне больно слушать запись сейчас, когда я пишу эту книгу. Будто я вновь оказываюсь в прошлом – голоса с диктофона переносят меня в ту машину, я чувствую запах кожаных сидений и прохладный ветерок кондиционера. Как будто я на самом деле там, но не в состоянии предупредить о событиях, которые скоро должны произойти. Затерявшись среди костяшек домино, не можешь знать, что за узор они образуют, упав.

У Макнайтов толпились журналисты и полицейские. Вокруг дома – добротного строения в стиле «кейп-код» – помощники шерифа округа Кайахога установили барьеры. По периметру стояли телевизионщики, вещая в камеры, провода от которых вели к дорогущим передвижным станциями с пятидесятифутовыми антеннами. Дэвид увидел там и Полмана, репортера, записавшего признание Тримбла. Высоко вверху кружился вертолет «Экшн ньюс». Трое фэбээровцев вышли из дома и сели в черный седан, который умчался в западном направлении.

– Что вы делаете? – спросил Дэвид.

– Маскируюсь, – сказал я, глядя в зеркало и стараясь получше прикрепить пышные белые усы. Аарон уже давно приготовил их по моему специальному заказу. Я завершил маскарад твидовой шляпой. Думаю, выглядел я эдаким добрым дедушкой.

Дэвид припарковался за углом, и мы, стараясь не показывать лиц, с непринужденным видом пошли к дому. Нас никто не окликнул и не остановил, когда мы пересекли заграждение. Я постучал ручкой трости во входную дверь Макнайтов. Она приоткрылась, и в ней показалось женское лицо.

– Да? – довольно резко спросила она.

– Мэм, – сказал я, – мы не репортеры.

– По крайней мере, уже не репортеры, – уточнил Дэвид.

– Последние пятьдесят лет мы провели…

– Пять лет…

– Да, последние пять лет мы расследовали серию похищений, которые, по всей видимости, могут быть связаны с похищением вашей дочери.

– Она мне не дочь. Эрин – моя племянница. Семья в доме.

Это была молодая девушка с грубым лицом и неухоженными волосами. Она смерила Дэвида взглядом. Разумеется, она не смотрела новости о его аресте – родным Эрин в это время было не до телевизора, они разговаривали с полицией.

– Я вас знаю, – сказала она. – Вы – Дэвид Нефф. Написали книгу о Тримбле.

– Верно, это я.

– Вы считаете, это Тримбл сделал?

– Нет, думаю, не он.

– Тогда кто?

– Не могли бы мы войти и поговорить с родителями девочки? – попросил Дэвид. – Мы действительно хотим помочь.

Она попросила минуту подождать и прикрыла дверь. Внутри послышался приглушенный разговор. Когда дверь открылась, на пороге стоял высокий мужчина с большим благородным лбом.

– Мистер Нефф, – сказал он, пожимая Дэвиду руку. – Я – Кейзи Макнайт. Входите, пожалуйста.

Голос у него самую малость не дотягивал до Джеймса Эрла Джонса.

Мать Эрин, худенькая женщина с рыжими волосами до плеч и красным, опухшим от рыданий лицом, сидела в гостиной, перебирая семейные фотографии.

– Я знаю, она здесь, Кейзи, – сказала она. – Я только недавно ее видела.

– Милая, эти люди хотят помочь. Это Дэвид Нефф, тот самый писатель.

Она подняла глаза, потом снова стала рыться в фотографиях.

– Я Джо.

Кейзи пригласил нас сесть.

– Она ищет фотографию Эрин во весь рост. Для розысков. Рост и все такое. ФБР нужно.

– Это футбольная фотография, – сказала Джо. – Та, на которой она бьет пенальти. Я только… Вот она!

Джо торжествующе подняла фотографию над головой, будто это был волшебный талисман, способный вернуть ей дочь. Затем взяла телефон и отправилась с ним на кухню, на ходу набирая номер. Кейзи сел в кресло напротив нас.

Дэвид достал из сумки блокнот.

– Мистер Макнайт, не могли бы вы начать с того, что вчера произошло, во всех подробностях? Как вы узнали, что ваша дочь пропала?

– Она была в парке со своей подругой Меган. Меган Хилл. Меган говорит, что они сидели на качелях и разговаривали, когда к ним подъехал белый фургон. Из него выглянул парень и спросил Эрин, не видела ли она его собаку. Она поинтересовалась, конечно, что за собака. Этот парень сказал, что у него есть фото собаки, так что она подошла к фургону. Меган и моргнуть не успела, как Эрин бросили в этот фургон, и он унесся по I-90. Один миг – и нету.

– Как выглядел этот парень?

Кейзи передал Дэвиду копию рисунка полицейского художника, еще теплую от принтера. Белый мужчина между сорока и пятидесятью, нелепая прическа, очки с толстыми стеклами. Чем-то напоминает Джона Денвера. И точь-в-точь портрет возможного похитителя Кэти – в этой вселенной не существующий, но хранящийся у меня в другой.

– Номер фургона?

Кейзи покачал головой:

– Меган всего десять. Она не посмотрела. До смерти перепугалась.

Джо вернулась с кухни и положила трубку на место.

– Они возвращаются за фотографией, – сказала она, села рядом с мужем и обхватила его руку.

– Миссис Макнайт, расскажите про дочь, – попросил Дэвид. – Чем она увлекалась? Какой у нее был распорядок дня?

Джо нерешительно посмотрела на Кейзи.

– Даже не знаю, можно ли нам говорить с вами. Полицейские сказали не разговаривать с репортерами.

– А что плохого от этого будет? – сказала ей сестра с порога.

– Дорогая моя, позвольте быть с вами откровенным, – сказал я. – Как человек, бо́льшую часть жизни посвятивший криминальной журналистике, я видел много похожих дел. Я изучаю их, это моя специальность. У нас осталось очень мало времени, чтобы найти вашу дочь живой.

Джо громко всхлипнула, но не заплакала и не отвернулась.

– Полицейские делают свою работу, и прекрасно. Но их ограничивает закон. Им нужны ордера на обыск. Им нужны основания для ареста. Им можно лгать только в строго определенных случаях. А нас никакие рамки не сдерживают. Я готов играть не по правилам, если это вернет вам Эрин.

Джо кивнула.

– Она не меняла свой распорядок, – сказал Кейзи.

– У нее был футбол, – пояснила Джо. – А потом, после школы она ходила в парк с Меган. Там ребята тусуются. Эрин вроде бы запала на одного мальчика по имени Мартин, из шестого класса. Он туда иногда тоже ходит.

– Что на прошлой неделе делала ваша семья? Может быть, было что-то необычное – ходили вместе в кино, в ресторан, к вам в дом приходили какие-то незнакомые люди?

Джо вдруг вспомнила.

– Мастер, – сказала она. – Мы вызвали человека заделать течь на крыше. Две недели назад, да?

Кейзи кивнул.

– Вы можете назвать его имя?

– Гарольд какой-то, – сказал Кейзи.

– Гарольд Шульте? – в унисон спросили я и Дэвид.

– Он, – кивнула Джо. – Откуда вы знаете?

Дэвид встал, пряча блокнот. Он собирался идти к машине.

– Он подозревался в другом убийстве. Другой рыжеволосой девочки, – сказал я.

– О мой бог! – воскликнула Джо. Она впилась ногтями в руку мужа.

– Какого хрена вы здесь делаете? – раздался сердитый голос с порога.

Это был агент ФБР, джентльмен в летах, неряшливый на вид, с белыми пышными усами. Он скользнул по мне взглядом и подступил к Дэвиду. Как я потом узнал – отставной агент Дэн Ларки.

– В чем дело? – спросил Кейзи.

– В чем дело? Этот человек обвиняется в убийстве. Я хочу знать, какого хрена он здесь делает. Что вы ему сказали?

– Я не убивал свою жену, – отчеканил Дэвид. Видно было, скажи Ларки еще слово, и он набросится на него.

– Он задавал вопросы об Эрин, – сказала Джо.

Скорый на выводы, Кейзи вскочил, схватил Дэвида за грудки и припер его к стене:

– А ты сам где был вчера?

– Мистер Макнайт, – сказал Ларки, оттаскивая отца девочки от Дэвида, впрочем не торопясь, – Нефф находился за решеткой, когда украли вашу девочку. Он здесь только для того, чтобы сделать себе рекламу. Вот и все. Просто змея, выползшая из-под камня, чтобы сделать деньги на трагедии с вашей дочкой. Новая книжечка, да, мистер Нефф?

– Я не пишу книгу об их дочери, – отрезал Дэвид, поправляя рубашку.

– Тогда зачем вы здесь? – спросил Ларки.

– Я думаю, она похищена тем же человеком, что схватил Элейн О’Доннелл.

– На каком основании?

– Девочки чертовски похожи. Обеих похитил человек в фургоне в парке рядом с домом.

– Пф-ф-ф-ф-ф! – Ларки махнул рукой. – Подите поиграйте в сыщика где-нибудь еще.

– Постойте, – сказала Джо. – Он помог нам вспомнить кое-что важное. Пару недель назад к нам приходил мастер. Парень по имени Гарольд Шульте. Мистер Нефф сказал, он подозревался в похищении Элейн.

Ларки замер, будто его ударили. Он повернулся к Дэвиду.

– Это правда? Шульте был здесь? – спросил он изменившимся голосом. В нем больше не было и намека на сарказм.

– Да.

– Ладно. – Ларки уставился в пол, размышляя. – Ладно, я сделаю несколько звонков, хорошо? Если подтвердится, это выстрел в самое яблочко. – Он странно посмотрел на Дэвида.

– Вы будете говорить с этим Шульте? – спросил Кейзи.

– Сначала мне нужно проверить, – сказал Ларки. – Я должен подтвердить эту информацию. Проверить по базе данных. Надо поговорить с оперотделом. А может, и с судьей.

– Господи! Что, если она сейчас как раз там, у него?

– Все не так просто, мистер Макнайт.

– Для вас, – добавил я.

Я кивнул Дэвиду, и он направился к выходу. В этот момент Ларки встретился со мной взглядом. Трудно утверждать, но, кажется, я уловил его чуть заметный кивок. Знак разрешения. Ларки понимал, что погрязнет в бюрократической волоките, а мы вольны делать, что нам заблагорассудится.

Я последовал за Дэвидом, и через минуту мы ехали на запад по направлению к Роки-Ривер.

* * *

За милю до дома Гарольда Шульте, адрес которого мы без труда отыскали в интернете, у Дэвида зазвонил мобильный. Это была Кэти.

– Можешь говорить? – спросила она.

– Да. Извини, что не звонил. Новости смотришь?

– Видела тебя по ящику. Мой отец охренительно зол из-за того, что я во всем этом замешана. Считает, что ты совратил его чадо и представляешь угрозу моему замужеству. Пару дней ему казалось, что ты подослал какого-то сыщика следить за ним. Он, конечно, параноик, но ведь и тебя, знаешь ли, обвиняют в убийстве.

– Я никого не убивал, и ты не замужем.

– Ясен пень. Но все как-то усложнилось. Тут еще Ральф… Кладет ожерелья и всякое прочее говно в мой почтовый ящик, рыдает мне в голосовую почту… Не знаю, то ли оформить судебный ордер, запрещающий ему приближаться ко мне, то ли помириться.

– Кэти, сейчас не могу говорить. Но хотел бы сегодня попозже встретиться. Можешь?

– Думаю, да. Но только поговорить?

– Ручка есть?

– Так… О’кей. Давай. Не у тебя дома?

– Нет. Запиши адрес.

Я в замешательстве слушал, как Дэвид диктует адрес моего тайного убежища. Он закончил разговор и как-то криво мне улыбнулся.

– Хотите устроить встречу старых друзей? – спросил я.

– Пора ей узнать, что вы для нее сделали, – сказал он. – Жизнь слишком коротка, чтобы обращаться с ней как с игрушкой. И потом, вы что, не заслужили от нее хоть немного благодарности?

Я рассмеялся.

– Дело было не в том, чтобы спасти Кэти, – сказал я. – Я был одержим поиском убийцы. Ответом, а не решением.

– В таком случае вы без проблем могли бы встретиться с ним, когда он избавлялся от тела. Взять с поличным.

Я вздохнул. В тот момент я себя ненавидел.

– Я вернулся так далеко в прошлое, к моменту похищения только потому, что так у меня, по моим расчетам, было две возможности увидеть преступника. Во время похищения и когда он избавлялся от тела. Вот все, о чем я думал.

– Если все, что движет нами, – лишь тупое стремление узнать имя преступника, тогда почему Старик с Примроуз-лейн спас жизнь Элизабет во время круиза? Ему-то это было зачем?

– Ее жизнь стала для него навязчивой идеей, – сказал я. – Так же как и ее смерть – для убийцы. Это болезнь, Дэвид. Жажда власти. Разве не видите? Мы тоже преследуем этих девочек.

 

Глава 15

Уники

Они догнали меня в миле от западной оконечности кливлендской карантинной зоны. Я услышал в небе их дикие завывания, когда они, заточенные на поиск по уникальным биометрическим данным, засекли меня. Как будто дюжина модемов одновременно подключилась к провайдеру: множество разрозненных электронных голосов вдруг слились в единый стройный хор на двоичном наречии, состоящий всего из одной фразы: Найти Дэвида Неффа. Остановить Дэвида Неффа.

Мы называем их униками. На самом деле они УНИКИ – Универсальные Наноботы – Идентификаторы Криминальных Индивидов. Разработка корпорации «Локхид». Программируются ведомством Генерального прокурора. Размером и формой напоминают хоккейную шайбу, способны летать при помощи гравитонных полей. Перед запуском из хранилища управления по уголовным делам в Лондоне, штат Огайо, в них загружаются биометрические характеристики цели. Объяснять и уговаривать они не умеют. Они ищут цель и останавливают цель. Уники врезаются в беглеца и прилипают к его телу. При контакте с телом из «шайбы» выстреливает что-то вроде рыболовного крючка, который впивается в плоть. Затем гравитонное поле замыкается на себе, и для жертвы прилипшая «шайба» вдруг начинает весить фунтов семьдесят пять. Они охотятся стаями по двенадцать машин.

Задача уника – обездвижить особо опасного преступника на время, которое понадобится, чтобы до него добрался сотрудник ближайшего небогатого личным составом полицейского участка. Но иногда возникают непредвиденные проблемы. Я однажды писал о сбежавшем зэке, который пытался уйти от погони, пустившись вплавь по озеру. Уники настигли его на середине. Где-то на дне до сих пор лежит его тело. Слишком щуплых шайбы иногда давили насмерть. Мне такая быстрая смерть не грозит. Ни один полицейский не осмелится войти в карантинную зону, чтобы меня арестовать. Если уники схватят меня в пределах ее границ и пригвоздят к земле или сиденью грузовика, я в конце концов умру от голода. Спрятаться мне негде. Если нырну в какое-нибудь закрытое сооружение, они будут кружиться у выхода, пока у меня не кончатся вода и еда. Время для них ничего не значит. Они способны поджидать меня хоть до скончания веков. А вот я столько не выдержу.

В редких случаях беглецы «побеждали» уников. Собственно, существует несколько способов это сделать, но каждый из них сопряжен с таким риском, что обычно преступники просто останавливаются, когда заслышат приближение наноботов. К примеру, можно «приглушить биометрию». В переводе на нормальный человеческий язык это называтеся умереть, поскольку метод предполагает временную остановку мозговой деятельности и работы сердца. Если найдется медик, которому вы доверите запустить ваш мотор через три минуты, то, очнувшись, вы обнаружите, что уники от вас отвязались. Некоторые успешно меняли биометрические параметры, подвергая себя самопальной лоботомии. Третий способ – это электрошок. Дожидаетесь, когда все двенадцать уников к вам прилипнут, и бьете себя током. Электроимпульс достаточной мощности может вырубить гравитонное поле наноботов, и, если выживете, вам останется только вытащить крючки из тела – и шагайте себе весело дальше. Именно этот трюк я и рассчитывал проделать при помощи шокера. Но кливлендский инцидент нарушил мои планы.

Я нажал на тормоза.

Уники взвыли и черным роем пронеслись мимо.

Я дернул рычаг открывания капота, полез за сиденье и выхватил оттуда провода для прикуривания. Выскочил из кабины.

Роботы скорректировали курс и полетели ко мне.

Я уже откидывал крышку капота – если это не сработает, надеяться не на что – когда первая «шайба» ударила меня в поясницу. БУХ! Крючок вонзился в кожу, промахнувшись на долю дюйма мимо позвоночника. «Дэвид Джозеф Нефф, вы арестованы, – сказал робот громким голосом с готовой записи. – Пожалуйста, примите безопасное и удобное положение. Ваша масса сильно увеличится, и может пройти некоторое время, прежде чем служитель закона прибудет, чтобы задержать вас. Пять, четыре…»

Я прикрепил один конец провода к водородной батарее грузовика.

«…три, два…»

Зажал черным «крокодилом» пальцы на левой руке, держа другой рукоятку красного зажима.

«…один».

Внезапная тяжесть в семьдесят пять фунтов свалила меня на землю. Красный провод выпал из руки и повис, болтаясь над выщербленной дорогой, в нескольких дюймах от головы. Я протянул правую руку к «крокодилу», и тут на меня налетел еще один уник. Крючок проткнул ладонь, распиная меня на дороге. Гравитонное поле включилось и едва не раздавило мне руку. Я взвыл.

Тут остальные уники один за другим обрушились на мои раскинутые ноги, на локоть другой руки и ягодицы. Все двенадцать навалились на меня девятисотфунтовым грузом, притом что во мне самом весу было сто шестьдесят.

Я уставился на болтающийся передо мной провод, призывая на помощь все свое мужество.

Помните, какой пыткой кажется входить в бассейн в первый день лета и погружаться в ледяную воду? А устраиваться в кресле у зубного, когда вам предстоит удаление нерва? Умножьте это в сто миллионов раз, и поймете, к чему я готовился в тот момент.

Я подул на провод.

Он чуть качнулся.

Я подул сильнее, так сильно, как только мог своими сдавленными легкими.

Провод начал раскачиваться. Каждый раз, когда он отклонялся в мою сторону, я дул снова. Мало-помалу провод, качаясь, стал подлетать все ближе и ближе к моей голове. Я дул и дул – сорок, пятьдесят раз. Начала кружиться голова.

Я снова дунул. На этот раз «крокодил» задел алюминиевый бампер грузовика, с шипением посыпались искры. Возвращаясь, он почти коснулся моего лба. Я дунул изо всех сил.

Опять ударил по бамперу. Фейерверк искр.

А смогу ли я потом прийти в сознание?

Когда провод коснулся моей переносицы, цепь замкнулась. Боли я не помню. Только как медный привкус разливается во рту и проникает в горло. А потом – чернота.

Я очнулся в сумерках – и не один.

В десяти футах на меня скалился грязный взлохмаченный бродячий пес. Он неуверенно зарычал и начал подходить ко мне. В его глазах отражалось зловещее красноватое зарево, нависавшее над городом позади нас. Он намеревался меня съесть, но не предполагал, что я еще жив.

– А ну пошел! – крикнул я.

Пес поджал хвост и потрусил в ночь – лакомиться кроликами-мутантами и слепыми крысами.

Я сорвал черный провод с левой посиневшей руки. Раны, нанесенные мне униками, кровоточили, но мои обидчики не подавали признаков жизни. Сгорели. Я отцепил их, одного за другим, вместе с кусочками собственной кожи. Больше всего досталось правой руке. Из раны на ней я потерял много крови, пока был без сознания. Пинту, или больше. Если бы я не очнулся так быстро, возможно, истек бы кровью. Я замотал руку лоскутом, который оторвал от рубашки. Впрочем, жжения от порезов я почти не ощущал – его заглушала непрерывная пульсирующая головная боль. Мой мозг словно жестоко изнасиловали. Это было хуже мигрени. А нос будто сломали.

Но сейчас меня больше беспокоил грузовик. Двигатель молчал. Беда, если заряд кончился, пока я лежал без сознания. Придется идти в Вермилион к Танмэю пешком. Путь неблизкий, да и яйцо придется оставить.

Однако удача повернулась ко мне лицом: мотор просто заглох. Стоило повернуть ключ, как он снова заработал. Я продолжил свой путь на запад.

* * *

Танмэй ждал меня.

Его хижина возвышалась на утесе над озером Эри, где больше не водилась съедобная рыба – лишь выродившиеся судаки. А когда шел дождь или снег, из дому вообще лучше было не выходить.

– Я уже начал бояться, дружище, – сказал он, когда я загонял эвакуатор с моим грузовичком в его просторный гараж-мастерскую. – Ваше имя повсюду в новостях. По Слипстриму сообщают, что вы наверняка нашли свою кончину в Кливленде.

– Почти, – сказал я.

– Боже мой, вы только на себя посмотрите.

Я взглянул в боковое зеркало грузовика. Разряд в переносицу оставил мне фингалы под обоими глазами.

– Видели бы вы другого парня! – пошутил я. Потом вспомнил, как водитель эвакуатора горел на мосту, и мне стало стыдно. Хотя, конечно, никто не заставлял его меня грабить. – Как думаете, сможете разобраться в этой штуковине?

Танмэй посмотрел на черное яйцо. Подошел к нему и провел рукой по гладкой поверхности. Нащупал пальцем выемку у верхушки, нажал как-то поособому – и раздался громкий хлопок. Верхушка откинулась на гидравлических шарнирах, открыв внутренность, отделанную мягким белым бархатом. Годится. Это будет моим гробом в течение нескольких десятилетий.

– Да, думаю, мы прекрасно с этим справимся, – сказал Танмэй.

Без малого час спустя мы сидели за столом на кухне. Я отщипывал от лепешки, которую испекла для нас жена Танмэя, прежде чем идти спать.

– Утром я перевел плату за услуги на ваш счет, – сказал я.

Танмэй кивнул:

– Слишком много, Дэвид.

– А зачем мне деньги? Я не вернусь. А вы подвергаете себя большому риску. В противном случае кончится тем, что все поделят между моими бывшими женами. Поверьте, никакой суд по делам о наследстве не справится с таким запутанным делом.

– Благодарен вам. Надеюсь, вы найдете то, что ищете.

– Я тоже.

Он вручил мне кожаный футляр, в котором лежал шприц.

– Яйцо имеет весьма простую конструкцию. Думаю, их производят для армии. Переключатель и кнопка включения. Другая – для выключения. Насколько я вижу, заряда литиевого аккумулятора внутри хватит на один запуск. Достаточно, чтобы активировать поле для перенесения во времени назад и чтобы деактивировать его. Это машина на одну поездку. Укол, – Танмэй указал на шприц, – погрузит вас в сон. Я прикрепил цифровой таймер на подлокотник кресла, к которому вы пристегнетесь. По сути, это очень дорогой таймер для варки яиц. Он установлен на тридцать шесть лет, четырнадцать дней и сколько-то минут. Когда достигнете данной точки, он впрыснет антидот в вашу кровеносную систему, выводя вас из состояния гибернации. Нужно будет деактивировать яйцо вручную прежде, чем выйдете. Мне страшно даже представить, что может случиться, если вы вылезете из аппарата в тот момент, когда он будет передвигаться назад во времени.

– А как я выйду, если он запечатан изнутри, и, похоже, герметически?

– Верно, герметически. Для защиты от инородных веществ, полагаю. Тесла хорошо поработал.

Танмэй подошел к рабочему столу и достал из ящика то, что я поначалу принял за полуразобранный ручной фонарик. Он щелкнул выключателем, и из прибора вылетел сноп искр. Я заслонился от вспышки, но яркое оранжевое свечение стояло у меня перед глазами еще минут двадцать. В воздухе запахло люцерной.

– Это режущий инструмент. Простейший лазер для сварки.

– Световой меч!..

– Ну, я бы так его не стал называть.

– Какие еще инструкции?

– Вы должны знать, что данных, позволяющих предугадать все последствия воздействия гибернации на ваш организм, нет. Можно с уверенностью сказать, что, проснувшись, вы будете плохо ориентироваться в пространстве. Разум будет затуманен. Ваш мозг будет пытаться восстановить все нейронные проводящие пути, что были до гибернации, но некоторые из них, возможно, будут повреждены настолько, что ремонту уже не поддадутся. Наверное, потребуется время, чтобы вы опять стали самим собой. Ваши мышцы атрофируются. Несколько дней ходить будет трудно и больно, если вообще возможно. С ног до головы вы будете в собственных отходах. Во время гибернации организм не останавливается полностью. Ваше тело продолжает поглощать питательные вещества – из накопленного жира – в режиме одного фунта в год. В то же время оно извергает черные, вязкие экскременты – видели когда-нибудь первые испражнения новорожденного?

– Нет.

– У вас будет такая же черная гадость, смолянистое дерьмо. За время гибернации оно обволочет ваше тело. Оттереть его будет довольно трудно.

– Веселенький побочный эффект.

– И есть одна очень опасная вероятность. Цифровой таймер и предохранитель, которые я для вас сконструировал, могут сломаться. Я не знаю, как путешествие во времени подействует на мое оборудование. Говорю вам это, чтобы вы знали о степени риска.

– Что случится, если таймер сломается?

– Вы навечно останетесь в гибернации. И ваше тело само себя съест.

* * *

Найти приличное место для запуска машины времени труднее, чем вы думаете. Я планировал вернуться в 1999 год. Нужно было прикинуть, что находилось в данном месте тридцать семь лет назад. Например, нельзя припарковать яйцо в заброшенном здании, поскольку, открыв его в 1999-м, я могу оказаться среди толпы в каком-нибудь супермаркете. Кливленд мне более или менее подходил, но до 2019 года он был густонаселенным городом.

И это еще не все. Что, если кто-то окажется вблизи места, где я припаркую свое яйцо? Скажем, в 2003-м, когда я буду еще спать и путешествовать во времени? Увидят ли они аппарат? Я видел маленькое яйцо у Теслы в лаборатории, так что и они смогут. Вдруг они откроют его и погубят весь эксперимент? А когда они полезут в яйцо, не оторвутся ли их руки от тела, отправившись в прошлое, в то время как туловища останутся в настоящем?

Придется найти площадку, куда никто не заглядывал в промежутке между 1999 и 2036 годом. Но как же найти никому не известное место?

Я стоял у дома Танмэя, прислонившись к своему электрогрузовичку – ему зарядили батарею и поменяли шины, – и прокручивал в голове все эти ужасы. Напоследок проверил рюкзак: пятьдесят долларов мелочью, большей частью четвертаками того времени (бумажные деньги наверняка истлеют); наждачная бумага и проволочная мочалка в небольшой металлической коробочке; заламинированная топографическая карта Огайо; различные заметки по делу Кэти, обернутые в пластик и тоже в плотно закрывающейся металлической коробке. Уже позже я сообразил, что мог бы положить туда и деньги. Тут я наткнулся на потайной карман рюкзака. Так давно им не пользовался, что забыл о нем. Внутри что-то лежало.

Сладкий запах старого табака, в наши дни – экзотический аромат. Конгресс все-таки объявил никотиносодержащую продукцию вне закона в 2018-м. Если бы меня поймали с этой пачкой «Мальборо», оштрафовали бы на две с половиной тысячи долларов. Разумеется, сейчас перспектива быть пойманным с нелегальными сигаретами волновала меня меньше всего.

В бардачке электрогрузовика за скомканными салфетками прятался коробок спичек. Он был из некоего заведения под названием «Спитфайр салун», и на вид ему было столько же лет, сколько сигаретам. Со второй попытки я зажег одну спичку, поднес ее к кончику сморщенной сигареты и глубоко затянулся. Сигарета горела едва-едва, но затухать не собиралась. Я почувствовал, как горячий дым пощипывает легкие – терпимо и приятно. Я вспомнил свою самую первую сигарету, которую вкусил в затхлой палатке Джейка Джонсона в летнем лагере Кэмп-Ритчи в 1989 году. На вкус она была совсем как сейчас.

Кэмп-Ритчи закрылся год спустя, и бойскаутов этого района перевели в новый лагерь рядом. Старый Кэмп-Ритчи превратился в жуткий, заросший лианами лагерь-призрак. По какой-то причине, вроде из-за грунтовых вод, здесь ничего нельзя было строить. Я видел фотографии развалин в малой сети, на сайте каких-то охотников за привидениями, которые туда проникали, несмотря на то что штат выкупил эту землю у скаутов и поставил знак «Проход воспрещен».

Я сделал еще затяжку и улыбнулся.

Дорога от Вермилиона до Кэмп-Ритчи в Лавленде заняла около пяти часов. Долгая одинокая поездка в темноте. Я слушал новости о наглом нападении на лабораторию Теслы. Пресс-секретарь НФБР твердил репортерам о том, что я украл прототип нового теплового генератора и намеревался продать его в Канаду на черном рынке – президент Сорос никогда не упускал случая насолить северному соседу. Примерно в два часа ночи пресс-служба сообщила, что уники схватили меня в Торонто и что Канада отказывается это подтверждать. Рассматривался вариант силового ответа. И так далее.

Ночью я, среди прочего, думал о старой легенде, что слышал у костра на берегу озера Донахей в Кэмп-Ритчи. О легенде о Лавлендской Лягушке. Из смены в смену в летнем лагере скауты постарше передавали младшим историю о мифическом древнем создании, бродящем в окрестностях Лавленда и близ реки Литл-Майами. Еще когда сюда не пришли белые люди, индейцы шауни говорили о чудовище, которое выглядит как лягушка, но ходит как человек. Оно покрыто черной слизью и нечувствительно к боли. Индейцы называли его Шаунахук – «речной демон». Достоверности таким рассказам прибавлял случай с шефом полиции Лавленда, которого, как поговаривали, чудовище убило, когда тот наткнулся на него на дороге Твайтви в 1986 году. Страж порядка погиб от удара током из какого-то лазерного оружия, которое человек-лягушка держал в руке. Как авторитетно заявляли старшие мальчики, Лавлендская Лягушка любит есть маленьких скаутов, которые отбиваются от своего отряда.

В детстве эти байки наводили на меня ужас.

Я выехал на Твайтви, когда первые лучи солнца осветили предгорье Южного Огайо. С тех пор как я проезжал здесь последний раз, подлесок разросся, но места были знакомые. Я затосковал по летним дням, проведенным в лагере, по солоноватому запаху озерной воды, по нашим лесным походам. Хорошо бы вернуться в то далекое время! Но Танмэй уже установил таймер.

Я остановился сразу за мостом через Литл-Майами, в четверти мили от того места, где когда-то стояли высокие бревенчатые ворота Кэмп-Ритчи. На секунду забеспокоился – как быть с грузовичком? Что, если его обнаружат в лесу и найдут яйцо? Но потом я посмеялся над собой. Да черт с ним, с грузовичком, пусть ищут. К тому времени, как они до него доберутся, яйцо – со мной внутри – исчезнет, перенесется в прошлое.

Когда я выгрузил яйцо из кузова, передвигать его оказалось удивительно легко. Оно послушно катилось по мягкой, поросшей крапивой земле между рядами высоких сосен.

Куда бы его деть? Понятно, что подальше от дороги, чтобы не было видно из проезжающих машин. Как только дорога скрылась из виду, я прокатил яйцо еще ярдов сто для безопасности. А какая могла быть опасность? Да если б я знал.

Я поместил яйцо за раскидистой сосной, надеясь таким образом хоть как-то упрятать его от посторонних глаз. На секунду пришел в изумление, когда еще одно черное яйцо выскочило рядом с деревом, но вспомнил, что мне показывал Тесла, и успокоился. Это, конечно, было мое яйцо, которое уже отправилось вспять по прожитому мной времени.

Я осторожно прислонил яйцо к сосне. Его поглотило другое яйцо, но в действительности их было по-прежнему два. Одно из них – в волновой форме. Голова шла кругом.

Сердце у меня учащенно забилось, когда я нажал рычаг, отпирающий машину времени. Крышка с шипением отошла. Я аккуратно засунул сумку под широкое мягкое кресло, занимавшее бо́льшую часть кабины. Затем, с некоторым усилием, забрался внутрь.

Удобно. Однако сидение в одной и той же позе в течение тридцати шести лет неминуемо приведет к пролежням. Приняли ли это в расчет Тесла или Танмэй? Я читал где-то, что препарат Танмэя для гибернации предотвращает какую бы то ни было инфекцию, но не мог выбросить из головы ужасную картину – я просыпаюсь и обнаруживаю, что моя задница превратилась в один сплошной нарыв. Может, машина вращается или колышется, чтобы этого не случилось? Тесла, должно быть, подумал об этом и вделал в обивку что-нибудь, чтобы стимулировать мышцы. Но точно я не знал. Инструкция к яйцу не прилагалась.

Еще внутри был странный запах. Миндальный. Наверное, обивка пропитана каким-то антисептиком.

Я подождал с минуту. Сказать по правде, я здорово волновался. Думаю, я чувствовал себя как первые астронавты, запертые в межконтинентальной баллистической ракете, готовые взлететь в космос – или взорваться. И иногда они взрывались. Я понимал, что со значительной долей вероятности могу умереть в этом яйце, и мой труп будет путешествовать во времени… сколько? Для перемещения в прошлое топливо яйцу не требуется – оно нужно лишь для старта и остановки. Так что же выходит, если эта машина не ржавеет и не пропускает воздуха, она подвезет мои останки ко дню Сотворения мира? Это, кстати, немного утешало. По крайней мере, моя смерть станет приключением.

– Стой.

Я выглянул, взявшись за люк. В десяти футах от яйца стоял полисмен в черном. Седой, с белой бородой. С направленным на меня пистолетом. На именной табличке на груди значилось: «Шеф Эверетт Бликни-третий».

– Вы человек, о котором передавали в новостях, Дэвид Нефф.

– Да, это я.

– Что вы делаете в Лавленде, сэр? И что это за штука?

– Это машина времени. Я отправляюсь в тысяча девятьсот девяносто девятый год, чтобы предотвратить убийство маленькой девочки.

Он нахмурил брови:

– Медленно выйдите из машины, мистер Нефф.

– Не выйду. Извините, – сказал я. – Видите, я не вооружен. Эта машина не представляет для вас никакой угрозы. Незачем в меня стрелять.

– Выходи! – крикнул он.

Я опустил люк в тот момент, когда он бросился ко мне.

С глухим стуком крышка закрылась. Через какое-то время темнота внутри сменилась слабым светом, идущим из-под обивки. Послышалось шипение, и кабина загерметизировалась. Заработал механизм, перерабатывающий углекислый газ в кислород. Шериф стучал в яйцо. Мне надо поторопиться – вдруг он повредит его? Интересно, он что – следил за мной? Или как-то прознал, что я здесь окажусь?

Я пристегнул правую руку к приспособлению, которое соорудил Танмэй для антидота и таймера. Заметил, что таймер начал медленный обратный отсчет. Свободной рукой я достал из кожаного футляра шприц, наполненный мутной желтой жидкостью. Секунду поколебавшись, я впрыснул коктейль Танмэя в вену и бросил шприц на пол. Затем открыл лючок, за которым находился переключатель для управления яйцом. Он стоял в положении «вперед». Я щелкнул им вниз и захлопнул лючок.

Освещение в кабине померкло. Стук снаружи вроде бы стал медленней, прекратился, потом возобновился. Теперь он звучал странно, как эхо. И как эхо, я услышал собственные слова, прокрученные назад: «Тялертс янемв мечазен».

Через несколько минут наступила тишина.

Я гадал, когда же начнет действовать лекарство, и вдруг осознал, что не могу пошевелить головой. Еще через мгновение зрение затуманилось, и я уже ничего не сознавал и не чувствовал долгие годы.

* * *

Дэвид громко постучал в дверь каморки Гарольда Шульте в забытом богом месте у Роки-Ривер. Я приготовился к схватке.

– Кто там? – послышался слабый дрожащий голос за дверью.

– Это Дэвид Нефф. Хочу поговорить с вами насчет Эрин Макнайт.

– Я не знаю, кто это. Я простуженный. Приходите завтра.

Теперь уже я начал стучать тростью в дверь, пока Шульте не открыл. Снимать цепочку он не стал, просто просунул в щель похожую на луковицу голову. Мучнисто-белое лицо, лысина, остатки редких волос висят над большими ушами.

– Я правда не могу сейчас разговаривать. Пожалуйста, приходите завтра.

– Вы работали в доме Элейн и Элизабет О’Доннелл, – сказал Дэвид, – как раз перед тем, как Элейн похитили, а недавно – у Макнайтов, и сейчас пропала их девочка, Эрин.

– Мне очень грустно это слышать, но я к этому никакого отношения не имею. И к девочке О’Доннелл. В полиции сказали, что подозрения с меня сняты.

– Тогда не будете возражать, если мы осмотрим вашу квартиру?

– Уходите, – сказал он и начал закрывать дверь. Я вставил трость в щель. Я думал лишь выиграть время, чтобы убедить его впустить нас, но я с годами смягчился, а моя младшая копия была еще полна юного задора и ждать не собиралась. Дэвид ударил в дверь ногой, сорвав цепочку и отбросив Шульте на пол.

– Господи, – выдохнул я. – Заходим, пока кто-нибудь не вызвал полицию.

Дэвид вошел, и я поспешил за ним, захлопнув дверь.

– Не трогайте меня! – заскулил Шульте, отползая назад, под обеденный стол, похоже найденный на дворовой распродаже у какой-то старой бабки.

– Не ори, Гарольд, – сказал я, – не будем мы тебя трогать.

В безупречно убранной квартире едко пахло чистящим средством. Напротив накрытого пленкой дивана стоял телевизор 70-х годов. На стене висели детские фотографии Шульте, десятки снимков растрепанного мальчика, все грязновато-оранжевого оттенка – фирменный оттенок дешевой пленки 70-х. Дэвид прошел в спальню.

– Вы там прячете что-нибудь? – спросил я.

– Я же сказал, я не имею никакого отношения к похищению Эрин. Или Элейн.

– Эй, ммм… – Дэвид звал меня из спальни, не зная, как лучше ко мне обращаться. – Эй… зайдите сюда.

Я взглянул на Шульте.

– Это не то, что вы думаете, – сказал он.

Я зашел в спальню посмотреть, что нашел Дэвид.

Это было не мертвое тело Эрин, но выглядело все равно скверно. Я бы сказал, что это было святилище.

Квадратная комната была где-то десять футов шириной, помещались в ней только кровать да стол. Стены были покрыты – в буквальном смысле слова покрыты, от пола до потолка, – фотографиями и статьями о певице Крисси Хайнд. Семнадцатилетняя Крисси в рваных джинсах на какой-то вечеринке. Глянцевые фото, вырезанные из журнала «Роллинг стоун». Крисси, лежащая на спине на полу в «Свин-гос» в Кливленде, показывает средний палец оператору. Статья на две полосы из «Плейн дилер» о ее восхождении – от провинциального дарования до национальной рок-звезды.

– Гарольд, – позвал я. – Что это такое, твою мать?

Шульте поднялся и приковылял к нам. Руки у него безжизненно висели вдоль боков, будто нерабочие рудиментарные конечности. Он поглядел на комнату и только пожал плечами.

– У вас мания, не так ли? – спросил Дэвид.

– Может быть, и что? – заныл Шульте. – Мания же не преступление, верно?

– Зависит от того, насколько далеко зайти, – сказал я. – Как близко ты подобрался к Крисси, Гарольд?

Он опять пожал плечами и посмотрел себе на ноги – бледные маленькие ступни с волосатыми пальцами.

Интуиция подсказывала мне, что однажды он оказался с ней совсем рядом.

– Гарольд, ты пытался похитить ее, когда она была ребенком?

Он взглянул на меня выпученными от страха глазами. Так мог бы смотреть человек, в чье сознание вторглись пришельцы.

– Пытался, да?

– Я не делал этого.

– Ясно, не делал. Но почему не делал?

– Только в мыслях. Я бы ее не обидел. Я только хотел сделать для нее что-нибудь приятное. Купить ей какой-нибудь подарок. Ей нравилось говорить со мной по телефону. Мы с ней дружили. Я просто хотел с ней встретиться. У нее такая гладкая кожа. Такая нежная и гладкая.

– И что случилось? – спросил я.

– Вы не можете арестовать меня за мысли.

– Не можем. Так что случилось?

– Я должен был с ней встретиться. Подъехать за ней. Она сказала, что разрешит мне повезти ее в магазин. Это было бы нашим первым свиданием. Она ждала меня у склада. Ну, знаете, там потом построили торговый центр. Я оставил машину за углом, чтобы ее знакомые не увидели. Они бы не так поняли. А я ничего плохого не хотел.

– Но кто-то остановил тебя, Гарольд? Он пристально посмотрел на меня:

– Откуда вы знаете?

– Он был похож на меня?

– Нет. Он был похож… – Шульте подумал. – Он немного был похож на Фокса Малдера из «Секретных материалов». Как если бы у Малдера был толстый брат. Он схватил меня, стал трясти и обзывать по-всякому, и я вырвался и уехал и никогда его больше не видел.

– А у Эрин тоже была нежная кожа? – спросил Дэвид.

Шульте помотал головой.

– К тому же она рыжая, – сказал он.

– И что?

– Мне не нравятся рыжие. Такие не нравятся. Моя мама была рыжая. Это было бы гадко.

– Где ты был вчера в районе трех часов?

Шульте подошел к комоду и вытащил сложенную бумажку, лежащую сверху, рядом с бумажником. Он передал ее мне:

– Я был в Уэйд-Парке. Хожу туда дважды в неделю на психотерапию.

Бумажка была квитанцией об оплате услуг консультанта с проштампованным временем: 3:04.

Я покачал головой. Как вот такой урод мог быть связан со столькими девочками и при этом не иметь никакого отношения к похищениям? Ненавижу такие совпадения, они сбивают меня с панталыку. И где Эрин, по-прежнему неизвестно.

– Поехали, – сказал я Дэвиду.

– Держитесь подальше от Крисси Хайнд, – сказал Дэвид, проходя мимо Шульте.

– Я никогда не трону ее, – ответил Шульте.

– Не сомневаюсь.

* * *

– Хочу вам кое-что предложить, – сказал я Дэвиду, когда он вел «кадиллак» обратно в Пенинсулу.

– Должно быть, стоящее, – сказал он. – Еще какого-нибудь извращенца немного потеребить, чтобы опять потерять время?

– Мы должны поговорить с Райли Тримблом.

Дэвид засмеялся и посмотрел на меня искоса.

– Тримбл сидит в психушке. За ним смотрят двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. И это не его почерк.

– О, я не думаю, что он похитил Эрин. Но он может сказать, кто это сделал.

Дэвид молчал. Начал моросить дождь – мелкий, противный, затягивающий все вокруг серой пеленой. Угнетающая, депрессивная погода. Я тревожился за Дэвида. Я хорошо помнил, какие бури бушуют внутри тебя, пока ты молод.

– Хорошо, – наконец сказал он. – По крайней мере, будет похоже, что хоть что-то делаем. Сегодня мы уже пропустили часы посещения, но могу договориться на завтра. Но предупреждаю, Тримбл – не Ганнибал Лектер. Он умнее, чем кажется, но все равно белая шваль. И эгоист. У него нет никакого интереса в том, чтобы нам помогать.

– Может, вы и правы. Но он единственный из тех, кого мы знаем, кто понимает, как работает голова у человека, за которым мы охотимся.

* * *

Вечером того же дня Дэвид сидел у меня в кабинете, читая материалы об убийстве Кэти. К нам забежал Меркл, принес из дома контейнер с ригатони и огромной порцией салата. Ненадолго заезжал и Аарон – забрать причитающийся ему чек и список моих заказов на неделю. Вскоре мы снова остались вдвоем, слушая, как осенний дождь барабанит в окна, и поджидая Кэти.

– Не уверен, что это такая уж хорошая идея, – сказал я.

– У меня голова лопается от всех этих загадок, – ответил Дэвид, не отрываясь от бумаг, – надо переложить на кого-то часть груза.

– Это жестоко.

– Она уже большая девочка.

Спорить я не стал. Я сам был когда-то таким же упертым – неудивительно, что жены у меня не задерживались. Только такая железная леди, как Элизабет, могла держать нас в узде.

В пять минут девятого в дверь тихо постучали. Я последовал за Дэвидом к входной двери, опираясь на трость и чувствуя себя старым как никогда – на самом деле я уже не вполне представлял, сколько мне лет. Пытался подсчитать, но вечно путался. Если во время гибернации я не старел, мне должно быть около семидесяти. Но выглядел я старше. И чувствовал себя соответственно. Возможно, я все-таки малость состарился внутри яйца. Где-то на год за каждые семь лет.

Дэвид отворил дверь, и там была она, в длинном платье из хлопка. Волосы подвязаны лентой. Кэти с рычанием прыгнула на Дэвида, обхватив его длинными ногами, обутыми в черные «кроки». Поцеловала его в губы и соскочила на пол.

– Здравствуй, Дэвид.

– Привет, – выдохнул он.

Кэти оглядела меня, и впервые за много лет я почувствовал, как где-то глубоко внутри, внизу живота, поднимается то волнение, какое я испытывал когда-то при виде прекрасной женщины на другом конце комнаты. Женщины, с которой я уже хотел танцевать медленный танец на нашей свадьбе, шепча ей на ухо нежные обещания.

– Привет, – сказала она. – Вы, должно быть, отец Дэвида. Сходство вижу! Бог ты мой, вы, ребята, здорово похожи.

Кэти пожала мою сморщенную руку.

– Привет, Кэти, – выдавил я. – Хотите есть? На кухне ждет ужин.

– Умираю от голода.

Пока мы шли на кухню, Кэти восхищалась картинами, гобеленами и «охренительно большим» домом.

Мы уселись на табуреты у стойки. Я и Дэвид ели ригатони слегка подогретыми, Кэти – холодными. Она рассказывала, как ее отец разозлился на Дэвида, спрашивала меня, что бы я сделал, если бы моя дочь сбежала со знаменитым писателем за несколько месяцев до свадьбы, но вдруг остановилась на полуслове.

– Я вас знаю, – сказала она.

Мы не стали отвечать – пусть додумается сама.

– Ваше лицо мне знакомо. И голос. Вы когда-нибудь жили в Кливленд-Хайтс?

– Нет, – сказал я.

– Хм. А бывали когда-нибудь в «Барнс энд Нобл» на Чэпел-Хилл?

Я покачал головой.

– Сейчас соображу… – сказала Кэти. – Сейчас…

В ее глазах застыл неподдельный ужас. Она отскочила от стойки, ударилась о холодильник. Листок со стихотворением Уильяма Карлоса Уильямса «Просто хотел сказать» упал на пол. Она взглянула на Дэвида.

– Все в порядке, Кейт, – пытался успокоить он ее. – Все в порядке.

– Но вы умерли, – сказала она мне. – Вы тот парень у магазина игрушек, тот, который избил другого. Вы – Старик с Примроуз-лейн. Вы мертвый!

Дэвид встал и обнял ее за плечи.

– Это не твой отец, – догадалась она.

– Нет, не отец. Но и не Старик с Примроузлейн.

– Значит, его близнец или кто? Кто-нибудь, помогите мне. Кажется, у меня едет крыша.

– Присядь, – сказал Дэвид, подталкивая ее к табурету. Она послушно, как в гипнотическом сне, уселась.

– Кто вы? – спросила она.

– Я – Дэвид Нефф, – ответил я. – Я – это он через сорок лет. Я вернулся в прошлое, чтобы спасти вас. Тот человек у магазина схватил и убил вас. Я вернулся назад в прошлое, чтобы предотвратить это. Но он удрал.

Кэти посмотрела на Дэвида. Она была готова разрыдаться от страха и растерянности. Он кивнул.

– Это краткая версия. – Дэвид наклонился к ней, пристально и ободряюще поглядел в глаза, нежно взял за подбородок. – Кэти, хочешь услышать всю эту историю?

Она сглотнула слезы:

– Я… я всегда что-то такое чувствовала. Всегда, всю мою жизнь, как будто стою на тротуаре под роялем, висящим на веревке, и она вот-вот оборвется. Вот именно так. И чувство, будто все вокруг ненастоящее. Всегда казалось, что кого-то обманываю уже тем, что просто живу. Срань господня, Дэвид. Ты давно это знаешь?

– Недавно узнал. Это ничего, если тебе сейчас не хочется об этом слушать. Тебе нужно передохнуть?

– Нет, – сказала Кэти. – Выкладывайте. Так что там должно было случиться?

* * *

Рассказ занял почти час. За это время мы доели спагетти, а заодно выпили бутылку вина. Кэти не пропустила ни единого слова, то и дело перебивая и требуя подробностей. Когда я закончил, они с Дэвидом вышли на крыльцо под навес подышать свежим воздухом, пока я мыл посуду. Я почувствовал укол ревности, но подавил ее, пусть и не без труда.

Дождь прекратился, и выглянули звезды. Свежо пахло рекой. Дэвид облокотился на перила. Кэти вытащила из сумочки завалявшуюся сигарету и прикурила от дешевенькой ярко-зеленой зажигалки.

– Как в страшном сне, когда сделала что-то не так, что-то такое, от чего вся твоя жизнь пойдет под откос, и вот просыпаешься и радуешься, что по-прежнему все в порядке. Но тут я не просыпаюсь. Почему вы мне рассказали?

– Будь я на твоем месте, сам захотел бы узнать, – ответил Дэвид. – Я неправильно сделал?

Кэти задумчиво втянула дым.

– Нет, думаю, правильно.

Она молчала так долго, что еще до того, как заговорила, Дэвид уже знал, что она скажет.

– Я не могу быть с тобой, – сказала она.

– Почему? Все стало слишком странно?

Кэти покачала головой.

– Это против природы. Это неправильно. Этого никогда не должно было случиться.

– А может, должно было, – сказал Дэвид. – Может, у всех у нас… судьба или что там еще. И может быть, если у нас есть свобода воли, значит, только мы сами, люди, можем изменить эту судьбу. Может, все это и должно было случиться, если тот человек не похитит тебя.

– А как насчет Элизабет? – спросила она. – Какой могла быть ее судьба?

По правде, Дэвид не думал об этом. Он свыкся со смертью Элизабет и, даже зная теперь, что смерть эта была насильственной, не задумывался, какой могла бы быть ее жестоко прерванная жизнь.

– Вот видишь, – сказала Кэти. – Твоя жизнь стала такой запутанной, что ты уже не можешь разобраться, какая она должна быть на самом деле.

– Я не пробовал изменить ход истории.

– Но хочешь сделать это, – сказала она. – Я вижу. Ты ведь слышал, что он рассказывал. Это происходит снова и снова. Элизабет, я, теперь другая девочка, Эрин. Что, если ее тоже убили? И ты так зациклишься на том, чтобы найти ее убийцу, что опять пойдешь по тому же кругу? Сядешь в машину времени, вернешься в прошлое, чтобы жить этой жуткой жизнью отшельника? Когда это закончится?

– Мы найдем этого парня, – сказал он.

Кэти вздохнула. Она взяла его руки в свои и посмотрела ему в глаза:

– Ты думаешь, что найдешь. Но не найдешь никогда. В этом все дело. Этому нет конца. Тебе нужно остановиться.

– Не могу.

– Вот почему я не могу быть с тобой, Дэвид. Я возвращаюсь к Ральфу, если он меня примет. А об этом всем постараюсь забыть, если смогу. Так надо.

– И будешь счастлива? – спросил он.

– Стану. Со временем. Он хороший человек. Я была счастлива до встречи с тобой.

Дэвид кивнул и отвел глаза. Он посмотрел в небо и представил где-то там мир, в котором этот разговор не состоялся.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Не надо, – сказала Кэти.

Через окно я видел, как она ушла. Не оглянувшись на него и не помахав рукой мне.

Всю ночь Дэвид просидел, завернувшись в одеяло, в кабинете – среди бумаг из дела об убийстве его бывшей подружки.

Я хотел обнять его. Сказать, что все будет в порядке.

Но обнимать и утешать самого себя было странно. Так что я пошел спать и тоже малость всплакнул.

* * *

Мы выехали рано утром, почти в полном молчании позавтракав бейглами с лососем, которые приготовил Меркл. В лечебницу Святого Себастьяна для психически больных преступников мы прибыли в одиннадцатом часу.

Комплекс кирпичных зданий, окруженный высокой оградой из колючей проволоки, рядом с озером Таппан в центре Огайо, до 1975 года был обычной окружной больницей, пока власти не решили отобрать ее для содержания заключенных, которые были слишком опасны даже для обитателей тюрем в Мэнсфилде и Графтоне. В одном крыле проживали осужденные преступники, в другом – граждане, направленные сюда различными частными организациями, немного перегнувшими палку в заботе о своих проблемных подопечных. Но въезд на территорию был общим – двойные ворота, охраняемые парой часовых.

Охранник махнул рукой, мы въехали в загон между двумя воротами и подождали, пока первые закроются, а вторые отворятся. Для посетителей на парковке было только одно место, прямо перед тремя видеокамерами, рядом со входом в главное здание. Через окна на втором этаже наголо обритые мужики в оранжевых комбинезонах следили за каждым нашим шагом. Один из них прыгал на кровати. Этажом ниже какая-то женщина терлась об оконное стекло грудями.

Тощая дама с коротко стриженными прямыми черными волосами, в аккуратном сером костюме ждала нас на ступеньках у входа. Она поджала губы при виде моей трости. Для нее я всего лишь страховой случай.

– Вы ничего не говорили про сопровождающего, мистер Нефф, – сказала она вместо приветствия.

– Это мой редактор, – сказал Дэвид. – Джон Макгаффин. Джон, это Рени Хабершам.

– Вообще-то вы должны были согласовать это со мной.

– Какая-то проблема? С удовольствием поговорю с директором, если вы…

– Проблем нет, – отрезала она. – Сюда.

Хабершам развернулась на устрашающе высоких каблуках и зацокала к дверям. Мы шли за ней медленно, вынуждая постоянно останавливаться и ждать нас. В конце концов она начала открыто морщиться на мою немощь. Честно говоря, я немного притворялся.

– Вам придется сдать вашу сумку, мистер Нефф, – сказала она, когда мы подошли к КПП в начале длинного темного коридора.

– Боюсь, не смогу этого сделать, – сказал Дэвид. – Весь смысл нашего визита в том, чтобы пройтись по документам, которые у меня с собой, вместе с Райли Тримблом. Милости прошу просмотреть их, если хотите, но уверен, никакой контрабанды не найдете. Вчера все это было согласовано с вашим начальником.

– Ну, я никогда не разрешала журналистам проносить их оборудование.

– О, теперь понятно, в чем недоразумение, – сказал Дэвид. – Я не журналист. Я писатель.

– И в чем разница?

– В том, что писателям можно проносить сюда свою херотень.

Хабершам опешила. Но ее изумление тут же сменилось холодным отвращением.

– Очень хорошо, мистер Нефф. Вы, похоже, знаете, как вывернуться. Мне нужно идти по другим важным делам. – С этими словами она ушла.

– А нам не прочтут инструкции по безопасности? – спросил вдогонку Дэвид.

– Нет, – сказала она, не оборачиваясь и не замедляя шага. – Инструкции по безопасности у нас только для журналистов.

– Вы всегда умели обращаться с дамами, – сказал я.

– Но ведь согласитесь, похожа на нашу мачеху, – ответил Дэвид.

– Немного.

– Ну, что теперь?

– Теперь пойдем поболтаем с маньяком-убийцей.

* * *

В дальнем конце длинного, пахнущего грязными подгузниками коридора одиноко сидел лысый мужчина в синем комбинезоне, уставившись через стекло на озеро Таппан. На ногах кандалы, левая рука пристегнута к стулу. Он грыз ногти на свободной руке и повернулся к нам, когда мы подошли.

Тримбл исхудал, от него остались лишь кожа да кости. На длинной шее выпирали вены – ее будто опутал выводок синих змей. Лицо в язвах. Тусклые черные глаза не выказали никаких эмоций, хотя он и улыбнулся нам – зубастой слюнявой улыбкой.

– Дэвид! – заорал он и попытался встать, но цепи потянули его назад на стул. – Дэвид! Я так рад, что ты пришел меня навестить!

– Привет, Райли, – сказал Дэвид, садясь в кожаное кресло рядом с серийным убийцей.

– Мой кот сказал мне, ты скоро придешь повидаться.

– Вам здесь позволяют домашних животных?

Тримбл прижал палец к губам:

– Тсс-с.

Я сел в кресло рядом с Дэвидом, глядя на Тримбла и пытаясь вычислить, играет он с нами или действительно радуется.

– Райли, пропала еще одна девочка, – сказал Дэвид.

Тримбл громко рассмеялся:

– Не я, не я, ваша честь! Не я! Меня здесь крепко заперли. Ты меня сюда засадил.

– Я тебя сюда не сажал.

Тримбл, похоже, искренне удивился:

– Не ты?

– Нет, Райли, ты сам.

– Верно, – сказал он. – Верно-верно. – Он хлопнул рукой по губам. – Я не должен был ничего говорить. Мама сказала мне не говорить. Но ты этот трюк сделал. Ты… ты фокусник, вот ты кто.

– Но разве не хорошо, что все узнали? И ты больше никому не причиняешь зла.

– Мне лучше, когда я принимаю свои таблетки! Откусишь от одной таблетки – подрастешь, от другой – уменьшишься. Так точно! У них есть эта… у-у-у-у! Ривертин. Сильная, чертяка. Охренеть какая сильная!

Он заговорщицки наклонился вперед:

– Но они забыли сказать, что крантик от нее перестает работать.

– Райли, мне нужна твоя помощь. Хочешь помочь мне? Помочь маленькой девочке?

– Маленькой девочке?

Дэвид, похоже, заколебался. Если мы покажем этому убийце фотографию Эрин Макнайт, не возьмем ли на себя ответственность за то, как Тримбл поступит с этой информацией?

– Покажите мне, – сказал он. – Поглядим. Она хорошенькая?

Дэвид посмотрел на меня. Я знал, о чем он думает, и разделял его беспокойство. Но у нас мало зацепок. Рискнем? Я кивнул Дэвиду.

Он открыл сумку и вытащил школьное фото Эрин.

– О да! – воскликнул Тримбл. – Красотка. Вау! Миленькие веснушки. Загорелая. Люблю таких.

Дэвид рассказал Тримблу об известных нам деталях этого дела. Тримбл сосредоточенно слушал, но не отводил глаз от фотографии.

– Серийный убийца, – сказал он. – Ты думаешь, это серийный убийца. Точно думаешь. Иначе бы сюда не пришел. Так что, где другие? Показывай остальных, не жмись.

Дэвид неохотно вынул из сумки фотографии Элейн и Кэти.

– О’кей, вижу. Вижу. Убийца любит рыженьких. Ха! Я-то всегда предпочитал блондинок. Убийца любит рыженьких. Звучит прямо как заголовок книжки. Ты пишешь еще одну книжку, Дэвид? Ты задумал провести и этого парня?

– Эту девочку еще не нашли, – сказал Дэвид, показывая на фото Эрин. – Она еще, может быть, жива. Если поможешь нам найти ее, я обязательно сделаю так, чтобы люди знали, что ты помог. Мне нужно, чтобы ты поразмыслил о человеке, который сделал это. Представляешь, кто бы это мог быть? Кто преследовал этих девочек? Ты никогда не встречал кого-нибудь такого?

Тримбл снова посмотрел на фотографии. Я заметил, что он что-то вспомнил, но это выражение на его лице проскользнуло и исчезло, спряталось. Он что-то увидел. Какую-то зацепку, то, что мы проглядели. Затем он перевернул фотографии одну за другой и притворился, что рассматривает их оборотную сторону.

– Небось долго корпишь над этим делом, Дэвид? – насмешливо поинтересовался он. – Сколько еще будешь рыть, пока не бросишь?

Мы оба знали ответ: вечно. Тримбл, наверное, считал это своего рода наказанием. Он ухмыльнулся, отдавая фотографии Дэвиду.

– Посмотрел? – спросил его Дэвид.

– Да.

– Соображения есть какие-нибудь? Где нам искать?

– На кой мне это? – сказал Тримбл. – Переведете меня в какую-нибудь эксклюзивную психушку на берегу моря? А может, выпустите меня отсюда?

– Ты сам себя засадил, Райли.

– Конечно, сам, конечно.

– Ты поможешь или нет?

– Твоя проблема в том, что ты никогда не хотел поставить себя на мое место. Никогда не хотел подумать, как мне живется. Это недостаток эмпатии, друг мой. Социопатическая тенденция.

– Не хочу сострадать серийным убийцам.

– Посмотри на эти фотографии, скажи мне, что на них видишь.

Дэвид пролистал фотографии.

– Вижу девочек с рыжими волосами. С веснушками. Чей-то фетиш.

– Теперь снова посмотри, – сказал Тримбл. – Но в этот раз представь, что это не девочки, а женщины и что смысл жизни для тебя состоит в том, чтобы найти их и поиметь. Как бы ты это сделал? Как ты разыщешь этих особенных особей?

Дэвид некоторое время рассматривал фото Эрин, затем положил фотографии обратно в сумку.

– Не хочу этого делать, Райли. Думаю, что даже не смогу.

– Ты знаешь, что сможешь. Потому и боишься попробовать.

– Ты не собираешься нам помогать?

Тримбл улыбнулся:

– Я уже вам помог. Но вашу работу я за вас делать не собираюсь.

Мне эти игры надоели.

– Кто это, Тримбл?

Впервые его взгляд остановился на мне. Смотреть в эти темные глаза было все равно что пытаться заглянуть в черную дыру.

– А ты кто?

– Его зовут Джон Макгаффин.

Тримбл хихикнул:

– А, да. Точно.

– Тримбл, скажи нам, что тебе известно, – потребовал я.

– Знаешь, для меня эти девчонки далеко не такое наваждение, как для тебя, – сказал Тримбл, опять повернувшись к Дэвиду. – Вот в чем ирония. Это твое, а не мое проклятие.

– Пошли, – сказал Дэвид, вставая.

– Подожди! – сказал Тримбл. – Скольких ты нашел, кто знал всех этих девочек?

– Пару человек, – сказал Дэвид. – Мастер по дому. Может, еще директор школы.

– Тогда скажу тебе, что есть по крайней мере еще один.

– Кто?

– Ты смотришь, но не видишь. Выпусти меня отсюда, Дэвид. Ты мог бы это сделать. Да, мог бы. Выпусти меня, и я тебе его найду сегодня же вечером. Разве Эрин того не стоит?

– Райли, ты сам себя сюда отправил.

Тримбл погрозил нам пальцем:

– Я знаю, это ты велишь им держать меня здесь. Все деньги от твоей книги идут прямо в эту больницу.

– Я тебе не верю, – сказал Дэвид. – Если бы ты знал, кто похитил девочку, ты бы нам сказал, просто чтобы мы поймали его прежде, чем он побьет твой рекорд. Этот парень продолжает убивать, и скоро ты больше не будешь самым опасным человеком в Огайо. Будешь просто еще одним тупым уголовником, который попался.

Райли открыл было рот, чтобы ответить, но снова закрыл. Ухмыльнулся Дэвиду.

– Опять ты со своими фокусами, – сказал он. – Ох ты и фокусник, Дэвид. Но попытка неплохая.

* * *

– Он знает, кто это. Или, по крайней мере, думает, что знает, – сказал Дэвид, когда мы снова ехали в машине.

– Не думаю. Он пытается вас раздразнить. Глупая была затея. Простите, что втянул вас в это.

– Вы не знаете его так, как я. Ему что-то известно.

– Если и так, он не скажет.

Дэвид поглядел на проселочную дорогу, бегущую под «кадиллаком».

– Она ведь мертва, – сказал он, помолчав. – Сейчас уже должна быть мертва.

– Может быть. Вероятно.

У Дэвида зазвонил мобильный. Я не прислушивался к разговору, все думал о мучениях Эрин Макнайт в лапах ее безликого похитителя. Он был у меня в руках в 1999-м. Если бы не больное колено… В том времени я уже был слишком стар, чтобы гнаться за ним. Я рисковал собой, предпринял опасное путешествие по кливлендской пустыне – все ради спасения жизни Кэти. Но взамен на сколько других жизней? Тут я заметил, как Дэвид взбудоражен. Говорит коротко и отрывисто, в голосе слышится озабоченность, а в глазах видны слезы. Первой моей мыслью было, не случилось ли что с Таннером, и сердце дрогнуло.

– Что такое? – спросил я, как только он закончил разговор.

– Звонила моя… наша мать, – сказал он. – Дядя Айра умирает. Он сунул дуло дробовика себе в рот этим утром. Сейчас в реанимации в госпитале «Акрон дженерал». И они нашли письмо у него в кармане. Адресованное нам.

 

Глава 16

Откровение

Путешествие показалось мгновенным – как удаление зуба под наркозом. Я заснул в 2036 году и тут же проснулся.

Вокруг все было темным и расплывчатым, как будто я смотрел сквозь толстый нейлоновый чулок. Я едва мог разглядеть панель управления. Прикрепленный к руке таймер истошно верещал. Я попытался отстегнуть ремень свободной рукой, но конечности меня больше не слушались. Первой мыслью было – мышцы окончательно атрофировались. Это означало неминуемую медленную смерть внутри яйца. Собрав все свои силы, я снова попробовал двинуть рукой и вскоре услышал отвратительный звук, похожий на тот, с каким загаженный и уже присохший подгузник отлепляют от детского зада. Меня покрывал кокон из слизи, спермы, говна, крови, мочи, ушной серы, плесени, прели, выпавших волос, отмершей кожи, слез, пота, блевотины и гноя. Меня замуровало. Вентиляторы не могли разогнать густую, тяжелую вонь – сгнившие яблоки, вываленные в навозную кучу, прокисший сидр, оставленный в нужнике.

Я скорчился в рвотных судорогах, но мой желудок, разумеется, был пуст. Вместе с рвотными позывами пришел голод. Сосущий, безумный голод.

Стыжусь того, что сделал потом, в оправдание скажу лишь одно – в тот момент я был не в состоянии себя контролировать. Я начал проедать выход из этого кошмара. Толстая пленка, обволакивавшая меня, на вкус напоминала козявки, засохшую кровь и струпья. И не все затвердело, о нет! Многое просто загустело под слоем запекшейся желчи, этакая мерзопакостная нуга. Попадались и черные хрустящие хлопья – ногти, без труда отвалившиеся от пальцев. Я глотал эту дрянь, пока верхняя часть туловища не освободилась настолько, что я смог отстегнуть таймер, хотя и был еще весь покрыт черной липкой массой.

Барабанившее в висках «Жрать! Жрать! Жрать!» поутихло, когда мое тело начало переваривать собственные отходы – первая трапеза за чертовски долгое время. Не без труда я нащупал тумблер и выключил машину. Она слегка содрогнулась, и наступила тишина. Я пошарил внизу, где лежала моя сумка – вся заросшая скользкой белой плесенью. Счистив ее, я добрался до вещей. Вот он, тяжелый лазерный резак. Стремясь на свежий воздух, я тут же включил его. Лазер затрещал, как катушка Тесла и выпустил яркий фонтан искр. Я приставил наконечник к верхушке яйца и принялся за работу, прорезая щель в герметически запечатанной камере. Хлоп! В яйцо устремился воздух. Запахло кедром, и травой, и водой.

Через полминуты крышка открылась.

Я схватился за кромку яйца сначала одной рукой, потом другой. Попытался встать, но ног не чувствовал. Но я понял, что не парализован, стукнув ногой по обшивке и почувствовав слабую, глухую боль. Перевалиться через край удалось не сразу. Я рухнул на землю, ничего себе не сломав лишь благодаря мягкой травяной подстилке. Медленно, дюйм за дюймом, я поднялся и прислонился к дереву, с резаком в руке. Резкая боль пронзила позвоночник, когда я попытался выпрямиться. Я закричал.

– Ахххнааа! – Голос звучал приглушенно и низко, связкам мешала, похоже, та же черная слизь, что покрывала мое тело.

Краем глаза я уловил какое-то движение. Из-за дерева вышел мужчина. Не может быть, подумал я. Может или не может, но это был тот самый мужчина, который пытался помешать мне сесть в машину времени в 2036 году. Хотя сейчас он был больше мальчиком, чем мужем. Безбородый, еще поджарый благодаря традиционным физическим нагрузкам юности – спорту и сексу. Он снова наставил на меня оружие.

За кого – или за что – он меня принимает? И тут меня осенило. Байки у костра в Кэмп-Ритчи рассказывали обо мне. Я и есть Лавлендская Лягушка. Я и другие мои «я», путешествующие во времени в погоне за своими собственными наваждениями.

Я попытался сказать ему, чтобы он не стрелял, но это было непросто. Даже пропускать воздух через гортань стоило мне неимоверных усилий – как надувать воздушный шарик, наполненный водой.

– Нахоп. Наххх опп! – все, что я из себя выдавил.

И тогда он в меня выстрелил. Прямо в колено, раздробив к чертям коленную чашечку, как тарелочку в тире. Я упал на землю.

– Ах ты дебил хренов! – сказал я совершенно четко. Похоже, злость оказала на мой оцепеневший организм более живительное воздействие, чем страх.

Мой неожиданный английский так обескуражил молодого человека, что он дал стрекача в направлении дороги и исчез.

Полмили до Твайтви-Роуд – долгий путь для человека, практически лишенного мышц, тем более с простреленным коленом. Я вполне мог умереть там, в лесу, в далеком прошлом, мой труп разорвали бы лесные звери, разбросав ошметки вокруг старого лагеря. Я понимал, что сил дотащиться до дороги у меня не хватит. И я истекал кровью.

Я оглянулся. Яйцо, из которого я появился, покореженное, лежало на боку с дыркой наверху. Но другое черное яйцо не появилось, хотя я ожидал его увидеть, как в тот раз, в лаборатории Теслы, – яйцо, в котором я прибыл, еще целое, со мной внутри, путешествующим в прошлое. Эту головоломку я разгадал много позже. В то время я не понимал, что все это значит, но почему-то обрадовался исчезновению яйца.

Услышав приближающиеся шаги, я подумал, что молодой полисмен возвращается, чтобы меня прикончить, и смирился с этим. Ведь, в конце концов, я дошел до финиша. Я преодолел законы физики. Я оставил вселенную в дураках, разве нет? Есть чем гордиться.

Но передо мной стоял не полицейский, а рыжий веснушчатый юнец с пробивающейся бороденкой.

– О господи, – сказал он. – Вы в порядке?

– В-в-в м-м-меня с-с-стреляли, – выдавил я.

– Эта черная фигня заразная? – спросил он.

Я покачал головой:

– Н-н-нет. Просто пр… противная.

Он помог мне встать на ноги, поддерживая за подмышки.

– Меня зовут Альберт Бичем, – сказал он. – Босс послал меня сюда, чтоб я вас привез.

– Кто твой босс?

Альберт засмеялся:

– Не знаю. Он никогда не называл своего имени.

Я был слишком измучен, чтобы расспрашивать дальше. Он потащил меня к дороге. Удивительно, откуда в тощем подростке было столько силы.

К тому времени, как мы добрались до Твайтви-Роуд, я едва не терял сознание. На другой стороне дороги стоял большой жилой автофургон. Альберт подвел меня к нему, открыл дверь и уже внутри помог лечь на постель. Затем туго перебинтовал мое колено. Кровотечение почти прекратилось. Думаю, слизь помогла ране закрыться. Я почувствовал, что «уплываю». Но, не успев уснуть, схватил Альберта за руку.

– Что такое? – спросил он.

– Моя сумка. В яйце.

– Сейчас принесу, не волнуйтесь.

Я провалился в сон.

* * *

Проснулся я ночью. Дом на колесах мчался на север по I-71. Мы проехали выезд на Лоди, в часе езды от Кливленда, если только мы ехали именно туда. От мысли о том, что увижу снова живой, населенный Кливленд, на душе запели птицы. Боже, как я любил этот город весной, когда прилетающий с побережья озера ветер наполнял городские закоулки свежим запахом воды. Я сел в постели, облокотившись на деревянную панель, и стал смотреть на проезжающие машины, стараясь определить по их внешнему виду, в то ли прошлое я прибыл, что мне требовалось. В фургоне звучала песня Nirvana. Я забеспокоился. К 1999, если я правильно помнил, они уже вышли из моды.

– Альберт?

– Да, сэр?

– Какой сейчас год?

Парень взглянул на меня в зеркало заднего вида и понял, что я не шучу.

– Сейчас тысяча девятьсот девяносто шестой. Семнадцатое июня.

Каким-то образом я промахнулся мимо цели примерно на три года. Вот что значит опытный образец, подумал я. Но только он не мог быть опытным, так ведь? В ангаре у Теслы стояли сотни таких.

– Вы огорчены?

– Да нет, – сказал я. Ждал десятилетия, могу подождать еще четыре года. – Куда мы едем?

– К боссу домой, в Акрон.

– О!

– Огорчились.

– Надеялся увидеть Кливленд.

– Ну, он никуда не денется.

Пусть верит, что так.

– Кто твой босс? Ты не знаешь его имени, но кто он? Чем занимается?

– Я думал, вы знаете.

– Не-а.

– Да ладно!

– Странная у тебя работа.

– Это точно. Кстати, если есть силы, я вам в ванной все отрегулировал – горячую воду и все такое.

– Что, все так плохо?

– От вас пахнет, как от дедушкиной фермы, когда его альпаки подцепили какую-то болезнь крови.

– Думаю, я справлюсь. Нужно будет посмотреть, что с коленом.

– У нас есть план.

– Ну, разумеется.

* * *

Вы уже поняли, что боссом Альберта был Старик с Примроуз-лейн. Мне тоже сейчас кажется, что я мог бы догадаться, но тогда я был уверен: в конце пути меня поджидает Тесла. Мне казалось, он каким-то образом следил за мной. Кто бы это ни был, я не слишком волновался, поскольку обращались со мной, без сомнения, любезно. Мне предоставили теплую ванную, а чтобы отмыть черноту, снабдили пемзой, томатным соком, хлоркой, мылом и даже бензином.

Оказалось все не так уж трудно. Последний слой грязи состоял главным образом из затвердевшей отмершей кожи – вроде кокона цикады. Она сходила длинными лоскутами, как после солнечного ожога. Я сидел под душем, пока не кончилась вода, соскребая с себя эту оболочку. Закончив, собрал всю дрянь, забившую слив, и выбросил в мусор.

Я чувствовал, что снова становлюсь самим собой. И что вернулся домой. Я чувствовал себя как воин, что готовится к великой битве, как гладиатор, совершающий омовение перед тем, как подняться по ступеням Колизея.

Альберт поставил в ванной корзинку с закусками и питьем, и я с жадностью набросился на угощение. Уже тогда я мог бы все понять, потому что тут было все мое любимое: кока-кола, тянучки «Твизлер», ломтики вяленой говядины, чипсы со сметаной и луком, маленькие карамельные пудинги, свежие сливы, даже буррито из «Тако Белл». В самом низу лежала пачка «Мальборо» – вот когда я обо всем догадался. Это была не просто пачка «Мальборо», а моя пачка, помятая и пожелтевшая от времени. Я ехал в фургоне, полном вкусностей, за три года до намеченного мной прибытия, на встречу с самим собой. Где-то, в какой-то другой вселенной я уже проделал это путешествие и забрался в прошлое раньше 1996-го. Зачем? Кем был одержим этот мой двойник? Конечно, не Кэти, верно?

Чтобы понять принцип путешествия во времени со всеми его последствиями, приходится в какой-то мере поступиться рассудком. Принять как факт то, что другие назвали бы бредом, можно лишь пройдя некую точку невозврата. Это опасная черта, и тут вам не поможет ничто, кроме веры. Я перепрыгнул эту черту, когда ступил внутрь яйца. Я знал, что будет много странного. Но не настолько же!

В сложившихся условиях мне оставалось одно: расслабиться и постараться получить удовольствие.

Я зажег сигарету от спички из жестяной коробочки, лежащей рядом с пачкой. В хит-параде самых паршивых сигарет, выкуренных мною за всю жизнь, она заняла почетное второе место. И с каким же наслаждением я ее выкурил!

Мы подъезжали к Акрону, когда я вышел из ванной, пробрался к переднему сиденью и втиснулся в него.

Альберт повернулся ко мне и чуть не выпустил из рук руль.

– Черт! – воскликнул он. – Вы что, близнецы? Вы сказали, что не знаете моего босса.

– Теперь знаю, – сказал я.

– Так что, вы братья?

– Да, точно. Он мой брат.

– Давно не виделись?

Я пожал плечами. Я не знал, как ответить на такой вопрос, чтобы не сказать лишнего.

Какое-то время Альберт помалкивал, но все же не смог сдержаться. Даже самые стойкие имеют предел прочности.

– Что это за штука была в лесу?

– Черное яйцо?

– Да, эта. Она была похожа на космический корабль, в котором потерпел крушение Морк с Орка. Это и есть космический корабль?

Я рассмеялся:

– Ты думаешь, мы – пришельцы?

– Не удивлюсь, если так. Он такой же странный, как вы. Вы сейчас читаете мои мысли?

Я вздохнул. Чем дальше в лес, тем больше дров.

– Твоему боссу понравится, если ты будешь задавать мне такие вот вопросы?

Он понял, что переборщил, и уставился на дорогу.

– Нет, конечно. Я отвлекся. Извините.

– Я… мы не пришельцы.

– О’кей.

– О’кей.

Я не успел дойти до входной двери, как Альберт уже уехал. Хорошо, что я не забыл свои вещи в фургоне.

Я собрался постучать, когда дверь отворили. Пусть даже я и ждал этого, но все равно не был готов увидеть самого себя, плоть от плоти. На пороге стоял он, Старик с Примроуз-лейн, и смотрел на меня с усталым дружелюбием. В голове у меня загудело: мозг пытался понять, в чем загвоздка, – какой-то розыгрыш или у меня душа оторвалась от тела, чтобы увидеть его снаружи? Почти в обморочном состоянии я шагнул через порог, стукнувшись о дверь больным коленом.

– Проходите, – сказал он.

Если не верить самому себе, кому тогда верить? Я вошел за ним, и он закрыл дверь.

Он протянул мне руку в сине-белой перчатке.

– Здравствуйте, Дэвид.

– Здравствуйте, Дэвид, – ответил я.

Старик с Примроуз-лейн не засмеялся. Он полез в шкаф и вынул новую пару коричнево-бежевых перчаток.

– Наденьте-ка.

Я сделал, как он велел, и прошел за ним в гостиную, комнату с высоким потолком и окнами, заставленную полками с книгами. Запах пыли, клея и ветхой бумаги был таким сильным, что я забеспокоился, не ядовит ли он. Я сел в единственное кресло у маленького письменного стола в углу, под лампой. Старик с Примроуз-лейн устроился на полу скрестив ноги.

– Простите, – сказал он. – Принести вам воды?

– Со мной все в порядке.

Он кивнул и посмотрел на меня, как ястреб смотрит издали на свою жертву.

– Почему вы здесь? – спросил он.

– Ищу человека, который убил Кэти Кинан в девяносто девятом, – ответил я. – А вы здесь почему?

– Ищу того, кто убил Элейн и Элизабет О’Доннелл в восемьдесят девятом.

– Как обстоят дела?

– Плохо. Одну из них все-таки увезли, а похититель улизнул.

– Вы спасли другую?

Он пожал плечами и сказал нечто весьма странное:

– Посмотрим.

– Вы боитесь меня по какой-то причине? – спросил я.

– Да.

– Почему?

– Лучше не говорить.

– Как вы узнали, где меня найти?

– Место угадать нетрудно. Я тоже вернулся через Лавленд. Думаю, как и все другие.

– Значит, были и другие «мы»?

Он кивнул и провел языком по внутренней стороне щеки.

– Сколько их?

– Куча. То и дело их вижу.

– Но как вы узнали, когда за мной нужно приехать?

– У меня есть парень в Лавленде, он слушает. Плачу ему пятьсот долларов в месяц, чтобы он просто слушал.

– Не понял.

– Эта машина, когда переключается, производит специфический шум. Как звуковой удар, но не совсем. Ниже. Громче. Я много думал об этом. Если записать звук взрыва и проиграть назад на самой малой скорости, включив басы на всю мощь, может, будет похоже. В общем, этот парень звонит мне, когда это слышит, и я посылаю одного из моих Шерлоков из подворотни.

Я кивнул. Я знал, кого он так называет.

– Сколько раз они ездили в Лавленд с тех пор, как вы здесь?

– Восемь. Но случалось, никого там не находили.

– Не хочется даже думать почему.

– Да уж.

– Чем вы сейчас занимаетесь?

– Все еще разыскиваю его.

– Я знаком с делом Элейн О’Доннелл, – сказал я ему. – Весьма возможно, здесь есть связь с делом Кэти Кинан.

– Уверен, он убьет опять, если представится возможность.

– Хотите помочь мне схватить его?

Старик с Примроуз-лейн медлил с ответом. Слышно было, как где-то между стенами старого дома шебуршат белки.

– Не знаю, могу ли вам верить, – сказал он.

– Какого черта? Вы – это я.

– Нет, не вполне. После того как в восемьдесят девятом году я спас Элизабет, и вселенная раскололась на две других, ваша жизнь стала очень отличаться от моей.

– В чем мы можем отличаться друг от друга?

– Что с Кливлендом?

– Он пуст.

Старик с Примроуз-лейн кивнул.

– Почему вы мне не верите? – спросил я.

– Думаю о том дне в парке, когда пытался спасти двух девочек. У меня было полно времени, чтоб приготовиться. И все-таки опоздал. Хотя, возможно, он приехал раньше, чем ожидалось. И если это так, значит, он знал обо мне. Думаю…

– Что?

– Думаю, есть вероятность, что мы выслеживаем путешественника во времени. Есть вероятность, что я выслеживаю самого себя.

– Да ладно. Это не мы. Мы не могли бы такого делать.

– Не знаю, как еще это объяснить.

– Вы видели этого парня?

– Мельком.

– Он похож на нас?

– Не знаю. Но маловероятно. Я не смог толком разглядеть его, а может, он вообще изменил внешность. Черт, да если он прибыл из будущего, то мог воспользоваться какими-нибудь морфотронными технологиями, по которым весь Голливуд с ума сходил в двадцатых.

– Ну хорошо, только это все равно не я.

– Я верю, что не вы.

– К тому же разгадка должна быть простой.

– Согласен.

– Вероятно, кого-то вы проглядели. Неприметного парня с черным нутром.

– Я понимаю, о чем вы, – сказал он. – Но у меня было достаточно времени, чтобы спасти девочек. Просто не знаю, как все объяснить.

– Что делали другие «мы»? Они предотвратили преступления, из-за которых отправились в прошлое?

– Без понятия. Они не являлись ко мне, чтобы рассказать, как прошло у них. Мы стараемся держаться подальше друг от друга.

– У меня еще проблема.

– Да, – сказал он, глядя на мое колено. – Надо достать вам удостоверение личности, прежде чем ехать в больницу. С этим можно подождать?

– Кровотечение прекратилось, думаю, из-за этой черной дряни. Но болит охренительно.

– Вы еще и прибыли на три года раньше. Эти яйца не так уж хорошо работают на больших отрезках времени. Что-то в них заедает, из-за турбулентности или чего-то такого. Один мужик, которого мы подобрали, опоздал на два дня. Представьте только! Бедняга. Прыгнул с Занесвиллского моста.

– У вас есть кто-нибудь, кто помог бы с удостоверением?

– Есть человек в Пенсильвании. Дорого будет стоить. Конечно, я могу дать вам взаймы. Пожертвование от заинтересованного лица, так сказать. Будет ли это отмыванием с точки зрения закона? – Он хихикнул. – Единственное, в чем книжки и фильмы не врут, – путешественники во времени действительно могут сорвать большой куш на бирже.

– Когда мы можем…

– Альберт утром вас подвезет, – сказал он. – Позвольте проводить вас в вашу комнату.

– Слушайте, – сказал я, – а в этой вселенной делают пиццу с ветчиной и ананасами?

– Конечно. Разносчик оставляет ее у меня на пороге, если я кладу для него нужную сумму плюс пятерку сверху. Он, наверное, думает, что я прокаженный. Всегда вытирает руки, когда возвращается к машине.

* * *

Дядя Айра лежал в «Акрон дженерал» в корпусе для безнадежных больных. Мы с Дэвидом стояли в коридоре, вглядываясь в большое окно его палаты, где сидела наша мать и держала его за руку. Должен сказать, меня это удивило, ведь она не была ему родней. Я всегда думал, что дядя Айра – из Неффов, брат нашего деда. Похоже, сегодня у нас был день открытий.

По дороге в больницу Дэвид позвонил отцу узнать, как тому последние новости, но встретил только равнодушие.

– Все остальные у дяди? – спросил Дэвид.

– С чего бы? – вопросом ответил отец.

– Все очень серьезно. Насколько я понял, у него наступила смерть мозга. Кто-то из семьи должен быть там, чтобы принять решение. Так почему никто не едет? Ради бога, он же твой дядя.

– Что?

– Что «что»?

– Он не мой дядя.

– О чем ты говоришь?

– Мы не родственники.

– Но мы звали его «дядя Айра».

– Он был хорошим другом твоей матери, когда ты только родился. Твоя мама велела тебе называть его дядей Айрой.

– Но он внешностью похож на Неффов. Этот нос…

– Да, наверное. Но мы из Равенны, Дэвид. Все, кто из Равенны, выглядят примерно одинаково.

Мы с Дэвидом не стали это обсуждать, но уверен, что подумали об одном и том же – и мысленно взмолились, чтобы это было не так.

Наша мать подняла глаза, увидела Дэвида и подошла к двери, тряхнув своими длинными черными волосами, как бы собираясь с мыслями.

– Входите, – сказала она.

Дэвид вошел, а я остался на месте, разглядывая картинки на стенах.

– Вы оба входите, – сказала она.

– Простите? – осведомился я. Здоровое колено вдруг подогнулось, как больное.

– Я знаю, кто вы, – сказала она.

Я попытался что-то сказать, но у меня перехватило дыхание. Однажды, много лет назад, я сидел в этой же больнице и видел, как наша мать умирает от разрыва аневризмы, случившегося в марте 2016 года. Я ужасно тосковал по ней, несмотря на то что иногда спрашивал себя, не из-за нее ли я полюбил женщин, которых не суждено спасти.

– В таком случае очень хотелось бы вас обнять, – сказал я.

– Конечно, Дэвид, – сказала она. – Конечно.

* * *

– Впервые я встретила его в шестьдесят седьмом, когда мне было девять, – рассказывала наша мать. – Я шла домой из школы по Уотер-стрит, и вдруг какой-то старик схватил меня за руку и потащил на заброшенную мельницу. Мы с ног до головы были в этой белой пыли, он потел, и по всей груди и под мышками у его были мокрые пятна. От него воняло, как… как от гнилых апельсинов. Больше всего меня испугал этот запах. Будто именно по запаху я догадалась, что он собирается убить меня. После того, как закончит со мной свои дела.

Но едва он припер меня к стене и начал шарить под юбкой, появился другой человек. Ниоткуда. Он схватил старика и оттащил от меня. И я видела… – Она подавила рыдание. – Я видела, как Айра убил его. Задушил. «Его нужно было прикончить, иначе он не остановился бы, – сказал он тогда. – Он убил бы тебя, но не скоро».

Айра ушел, оставив меня наедине с мертвым телом, а потом я нашла уличный телефон и позвонила домой. Полицейские сказали моим родителям, что это была пара бродяг и один убил другого, вот и все. Они сказали, что тот, кто убил, – бродяга, иначе бы он остался, чтобы дать показания или похвалиться.

Через семь лет, выходя с подругой из кинотеатра в Кантоне, я буквально столкнулась с ним снова. Он был один и тоже ходил в кино. Я сразу его узнала, и он это понял. Спросил, как мне живется. Я сказала, что хорошо, и все благодаря ему, и пригласила его выпить кофе, первый раз в жизни пригласила мужчину. Он задумался. На вид ему было лет пятьдесят, достаточно, чтобы сойти за моего отца. И он согласился.

Так мы начали встречаться. Раз в месяц в «Брейдис», в Кенте. Спать с ним я стала, когда мне исполнилось девятнадцать. По собственной инициативе. Только по моей собственной.

– Ты была с моим отцом, когда тебе было девятнадцать, – сказал Дэвид.

Она засмеялась – смехом, от которого у меня пошел мороз по коже.

– Айра настоял на том, что, если даже у нас будут отношения, мне все равно нужно встречаться с людьми моего возраста, как будто самого его не существует. «Не бери меня в расчет», – говорил он, бывало. Ему следовало сказать мне, кто его отец, но мы никогда не разговаривали о его личной жизни. Он говорил, что она полна бессмысленных страданий, а единственной стоящей вещью, что он когда-либо сделал, было мое спасение.

Все пошло кувырком после снежного урагана семьдесят седьмого года. Мы с твоим отцом гостили у твоей бабушки на озере Берлин. Три дня мы были отрезаны от внешнего мира. Делать нечего – только спать, есть и… ну, сами знаете что. Через несколько недель я обнаружила, что беременна. Зачала тебя во время бури. Я разволновалась, поехала к Айре поделиться этой новостью. Он был так рад за меня, что счел нужным поинтересоваться, кто отец будущего ребенка. Когда я назвала имя твоего отца, он побелел. Я думала, у него случился сердечный приступ. Я так испугалась, а он был так ошеломлен этим… открытием, что рассказал мне все.

Айра сказал, что он путешественник во времени. Писатель, вот уже несколько десятков лет одержимый моим нераскрытым убийством, отправившийся в прошлое, отказавшийся от собственной жизни, чтобы найти человека, который меня погубил. И это был еще не конец!

Побледнел и Дэвид. А мое сердце колотилось так, что чуть не выпрыгивало из груди.

– Он называл это ужасающей симметрией. Моим дружком был отец Айры. В мире будущего, откуда он прибыл, его отец женился на какой-то даме по имени Мэри, у них родился Айра. Когда Айра, отправившись в прошлое, спас меня, он все изменил. Отец Айры встретил меня, а не эту Мэри, и стал вашим отцом.

Дэвид растерянно спросил:

– Так Айра мне кто – сводный брат?

Мать не ответила и повернулась ко мне, справедливо полагая, что годы и опыт позволят мне понять то, о чем не мог догадаться другой, младший «я».

– Думаю, все несколько хуже, – сказал я.

Она кивнула и отвернулась.

– Не понимаю, – сказал Дэвид, глядя на меня.

– На самом деле Айра – наш отец, – сказал я. – Верно?

Она заплакала и, не поднимая глаз, произнесла сдавленным голосом:

– Да.

По всему выходило, что человек на кровати, генетически наш сводный брат, был еще и нашим биологическим отцом. А тот, кого мы всегда считали родным отцом, получается, наш дедушка? Я почувствовал, что начинаю сходить с ума.

Тишину в палате нарушал только гул медицинской аппаратуры, пока не пришел врач и не отключил ее. Дядя Айра ушел с тихим вздохом, в котором мне послышалось облегчение.

* * *

Покидая эти мрачные стены, Дэвид задержался у регистратуры, чтобы подписать бумаги о передаче тела дяди Айры похоронной службе для организации кремации без богослужения. Мать хотела рассеять его останки по берегам Литл-Майами в Лавленде, будто это какой-то древний обряд, способный умиротворить души прибывающих сюда из будущего. Она говорила, что собирается взять с собой шалфей для воскурения.

Дэвид нагнал меня в страшноватом коридоре, увешанном рисунками детей, больных раком.

– Взгляните на это, – сказал он, протягивая прозрачный полиэтиленовый пакет. Внутри лежали личные вещи дяди Айры: галстук-шнурок, помятая пачка «Мальборо», бумажник с более чем пятью тысячами долларов наличными, ручка-перевертыш со стриптизершей. И запечатанный конверт, надписанный: Дэвидам.

– Здорово, – выдохнул я. – Откроем.

Дэвид пробежал глазами по листу линованной бумаги и что-то пробормотал.

– Прочтите мне, – попросил я.

«Дэвид! Сорок пять лет назад моя душа поддалась наваждению, дьявольскому и опасному. Мало-помалу я позволил ему овладеть мною целиком и даже радовался этому, думая, что оно – ко благу. Нет. Поздно, слишком поздно я понял: все, что я делал, – не имело смысла. Я считал, что приумножаю добро, когда на самом деле усугублял скорбь. Всему, что происходит, есть причина, Дэвид. Теперь я убежден, что, если ты попытаешься изменить судьбу, будешь проклят так же, как и я. Пусть все идет своим чередом. Что бы ты ни делал, даже если это привело к обвинению тебя в убийстве, – прими все как есть. Если тебя навечно посадят под замок, будь благодарен лишению свободы, что сможет наконец прервать этот бесконечный цикл безумных событий. Я думал, тебя миновала моя участь – ты раскрыл сложное дело, растишь Таннера. Но, когда в новостях я увидел тебя с тем другим «тобой», я понял, что и ты подцепил заразу, которая вынуждает всех нас снова проходить этот путь. Прости, пожалуйста. Я не смог вынести пытки. Такой сладкой и холодной».

Дэвид сложил письмо и сунул его в карман.

– Вы как? – спросил я.

Он улыбнулся, но эта унылая улыбка вмиг состарила его лет на пять.

– Нас всех это ожидает?

– Что, самоубийство? В жопу самоубийство! Есть еще Эрин, и я хочу увидеть, чем все это кончится.

– Он хотел, чтобы я умер в тюрьме.

– Тогда и Айру тоже в жопу.

Я оказался не единственным, кто считал, что Дэвиду не место за решеткой. На подземной парковке больницы нас ждал попыхивающий сигаретой Ларки. Разглядев меня без маскарада, он выпучил глаза.

– Твою же мать! – воскликнул сыщик. – Если бы не видел труп собственными глазами, решил бы, что убийства не было. Вы, должно быть, его близнец.

– Это бывший спецагент Дэн Ларки, – сказал Дэвид.

Я притворился немым.

– Так что же? – спросил Ларки Дэвида. – Я ведь прав? Брат-близнец?

– Родственник, – ответил Дэвид.

– Да чтоб меня! – рявкнул Ларки, затаптывая сигарету. – Кто он? Я имею в виду – кто такой Старик с Примроуз-лейн?

– Я ничего не скажу вам без моего адвоката, – ответил Дэвид.

– А что, если я здесь только потому, что моя жена уговорила меня сюда приехать, когда мы услышали о самоубийстве вашего дяди? И сообщить вам, что я не верю в вашу виновность?

– Это правда?

Ларки кивнул.

– Что это с вами случилось?

– Я работал по убийствам тридцать лет. Знаете, есть такой тип хладнокровных душегубов – убийцы жен, серийные убийцы. Поначалу я определил вас как бездушного сукина сына. Но вы не такой. Вы были так же растеряны, как и мы, тогда, у Макнайтов. Вы, как и любой сыщик, увидели самое легкое решение. Я тоже спрашивал себя: какой ответ самый простой? Что Старика с Примроуз-лейн убил знаменитый писатель, когда узнал, что его жена завела с ним любовную связь, а потом искусно инсценировал автокатастрофу, но оставил Старика с Примроуз-лейн истекать кровью по всему дому? Зачем маскировать одно преступление, но не другое? Нельзя не заметить сходства между Эрин Макнайт и вашей женой. Почему похищение Эрин происходит, как только вас арестовывают за убийство Элизабет? Не странно, нет? Думаю, что настоящий убийца выжидал, чем закончится вся эта история с убийствами на Примроуз-лейн. Четыре с лишним года ждал, сойдет ли это ему с рук. Когда он увидел, что вас арестовали, то понял, что сошло, и тут же отправился за очередной жертвой. И скорее всего, всех троих, Элейн, Элизабет и Эрин, которые так похожи, убил один и тот же человек. Всегда ищи самый простой ответ. Я все сказал.

– А Сэкетт?

– Его еще предстоит убедить, – сказал Ларки. – Дело у него разваливается на глазах. Пришли результаты баллистики по вашему девятимиллиметровому. Совпадений не найдено. Между прочим, мы довольно быстро установили, что на оружии и на унитазе – ваши отпечатки, что, конечно, делает вас фигурантом. Но думаю, вы и это сможете объяснить.

– Я так понимаю, вы здесь, чтобы помочь нам? – спросил я. – Работать вместе с нами, чтобы найти эту девочку?

– Нет, – сказал Ларки. – То есть вы можете работать над этим, если хотите. Чтобы найти Эрин, создана оперативная группа из ста пятидесяти агентов, которые прочесывают северо-восток Огайо. Если у вас есть надежные наводки, дайте их мне. Но больше не вламывайтесь в дома к подозреваемым.

– Тогда зачем вы здесь? – спросил Дэвид.

– Чтобы защитить вас.

– От кого?

– Беда не приходит одна, – сказал Ларки, потирая шею. – Защищать вас надо от Райли Тримбла. Сегодня рано утром он убил двух сотрудников психушки и сбежал.

 

Глава 17

Снова дома

Очутившись в 1996 году, я остро нуждался в медицинской помощи и новых документах.

Наутро после нашего знакомства Альберт подал нам автомобиль. «В Беллефонт», – сказал Старик с Примроуз-лейн, как только мы уселись на заднее сиденье «кадиллака», и закрыл перегородку, отделяющую нас от водителя.

– Почему в Беллефонт? – спросил я.

– Там человек, который делает нам удостоверения.

– Он знает, кто мы?

– Разумеется, нет. Такие, как Фрэнк Лукарелли, привлекают лишнее внимание. Лучше ему вообще нас не видеть.

Мне предстояло еще многому научиться у него по части запутывания следов.

– Значит, договариваться будет Альберт?

– Нет, – сказал Старик с Примроуз-лейн. – Никогда не посылаю Альберта на такие опасные дела. У меня есть еще кое-кто.

Я ждал.

Он улыбнулся:

– Как вы уже, наверное, поняли, я не первый Ужасный Пират Робертс. Не первый, кто поселился на Примроуз-лейн и даже не первый Джо Кинг.

– Один из нас передал вам свою эстафету?

Он кивнул:

– Если вы как следует изучите мои документы, увидите, что мне должно быть восемьдесят пять лет, хотя я совсем не такой старый. Я прибыл сюда в восемьдесят шестом. В Лавленде меня забрал молодой человек, Тайлер Бичем, дядя Альберта. Он привез меня в дом на Примроуз-лейн, где я познакомился с его хозяином – так же, как вы со мной. Он вернулся, чтобы предотвратить убийство молодой женщины, которое случилось в семьдесят первом. Что важно: этот человек заключил надежную сделку с ирландской мафией в Филадельфии – поддельные документы в обмен на биржевую информацию. Он помог мне адаптироваться, представил своим партнерам, передал мне удостоверение личности на имя Джо Кинга и назначил меня ответственным за наши дела в Лавленде.

– Куда он делся? – спросил я.

Старик с Примроуз-лейн пожал плечами.

– Но прежде чем уехать, этот самый первый Джо Кинг объяснил, что есть некто в Беллефонте, к кому мы можем обратиться, если связь с мафией станет слишком опасной.

– Кто этот человек?

– Похоже, он чувствовал себя малость виноватым перед настоящим Джо Кингом. Посидев в этом доме, он зациклился на его личности. Украденной им личности. Его мучил вопрос: кем тот был на самом деле? Где-то в семьдесят втором он начал поиски. Нашел его могилу в Беллефонте. Узнал об автомобильной аварии, унесшей жизнь Джо Кинга в совсем юном возрасте. И о его сестре, Кэрол. Конечно, он должен был встретиться с этой женщиной. Нетрудно представить, что случилось потом.

– У него была связь с Кэрол?

– Угадали.

– Каким именем он ей назвался?

– Кто его знает. Что-нибудь придумал. Все это, наверное, было круто, но их отношения, по его словам, внезапно прекратились в семьдесят третьем. Он не говорил, по какой причине. Но сказал: если нам понадобится, можем поехать к Кэрол и она поможет, так как знает человека в Беллефонте, кто занимается подделкой документов. Она была его… гума, так они это называют. Любовница.

– А есть другие варианты? – спросил я.

– Возможно, будь у меня больше времени, – ответил Старик с Примроуз-лейн. – Но ваше колено… Ваше чертово колено.

– Я просто… неловко себя чувствую.

– Привыкайте.

* * *

Через несколько часов мы добрались до Беллефонта и подъехали к двухэтажному дому рядом со «Шницель таверн». В машине запахло свежесваренными макаронами шпецле, и у меня заурчало в животе. Но есть там мы не стали, и я остался в машине с Альбертом, а Старик с Примроуз-лейн пошел к дому.

Я наблюдал за ним через тонированное стекло. Женщина лет шестидесяти пяти, коротко стриженная, в бифокальных очках, открыла дверь и впустила его. Мы ждали. Где-то в этом доме обсуждались наши тайны. Я так волновался, что у меня задергалась правая рука. Но, может, это просто к мышцам возвращалась прежняя подвижность.

Стук в окно вывел меня из задумчивости. Паренек, с виду студент, с бобриком в стиле Лиги плюща, наклонился к окну со стороны Альберта. Тот нажал кнопку, и перегородка снова закрылась, но не до конца, так, чтобы я мог слышать их разговор.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил Альберт. Он был, без сомнения, крутой чувак, но сейчас в его голосе слышалась настороженность.

– Можете, – сказал парень. – Что это вы делаете у моего подъезда?

– У вашего подъезда?

– У подъезда моей матери.

– Мой клиент – ее приятель. Он договорился с ней встретиться.

– Не нужно беспокоить мою мать. Она нездорова. Кто ваш клиент, вы сказали?

– Я не говорил, кто он.

Лицо паренька стало наливаться кровью. Меня тронула его сыновняя забота, но в ней чувствовалась чрезмерная резкость, похоже, он предпочитал полностью контролировать общение матери с окружающим миром… а возможно, и ее чековую книжку.

– Спенсер! – позвала его мать из двери. – Зайди в дом.

Старик с Примроуз-лейн вернулся в машину, а Спенсер досадливо тряхнул головой и направился к дому. Я услышал, как они начали спорить, прежде чем он скрылся за дверью.

– Ну? – спросил я.

– Есть хорошие новости и плохие.

– О’кей.

– Хорошие новости: мы достали для вас удостоверение личности. Придется ночь перекантоваться в Беллефонте, но утром она его принесет. Пятнадцать тысяч долларов за срочность.

– Однако! Это и есть плохие новости?

– Нет. Плохие новости то, что мы никогда больше не сможем пользоваться услугами Кэрол. У нее ранняя стадия старческого слабоумия, и, кажется, оно быстро прогрессирует.

– О!

– Может, оно и к лучшему. Она уже не помнит, кто на самом деле был отцом Спенсера.

* * *

На следующее утро в мой номер в отеле «Буш-Хаус» постучали. Я открыл. Перед дверью лежала картонная коробка из пиццерии Лукарелли. К ней была прицеплена записка: «Не пытайтесь получить права. Вышло хорошо, но не на пять с плюсом. Мне не хватило времени».

Думаю, последнюю фразу можно будет написать на моей могильной плите.

В коробке из-под пиццы лежал желтый конверт. В нем все, что нужно, чтобы открыть счет в банке и купить акции под именем Джереми Пэйджита. И уж конечно, достаточно, чтобы обдурить врачей. Настоящий Пэйджит, как я позже выяснил, изучая архивы Центрального округа, родился в 1937-м и погиб в возрасте двенадцати лет, когда взобрался на качалку нефтяной вышки и попробовал прокатиться на ней верхом.

Я снял однокомнатную квартирку в Статлер-Армс в Кливленде и начал игру на рынке, используя заначку, предоставленную Стариком с Примроуз-лейн. Я вкладывался в «Яху», «Старбакс», «Эппл». Поставил десять тысяч долларов на «Сан-Франциско Форти Найнерс» на январском Суперкубке.

Ждать было скучно.

Я расшифровал дневник Кэти Кинан и записки по ее делу, разложив по нескольким большим папкам всю ее жизнь до мельчайших деталей, в хронологическом порядке. Я знал, где она бывала, где собиралась побывать. Я хотел увидеться с ней, посмотреть на девочку, вокруг чьей гибели вращалась теперь моя жизнь.

Тем летом, когда ей было шесть, они с матерью регулярно ездили в кинотеатр на Роки-Ривер. Кэти тщательно собирала и хранила в дневнике корешки от билетов, так что я знал наверняка даты и часы сеансов, на которые они ходили. Я покупал билет и садился где-нибудь рядом, иногда даже не глядя в их сторону. Утешался просто тем, что она жива.

Особое внимание я уделял мужчинам в кинозале. Может, задолго до похищения удастся опознать и схватить убийцу, пока он следит за ней? Но пока что единственным, кто ее преследовал, как видно, был я сам.

В мае 1977-го я отправился в Кентский университет на вахту со свечами в память студентов, убитых в 1970 году. В дневнике Кэти писала, что ездила туда с отцом. Зациклившись на необходимости охранять ее, я совсем забыл, кого еще могу там встретить. И столкнулся с самим собой, то есть с вами, Дэвид, стоявшим в почетном карауле на месте гибели Уильяма Шредера на парковке у Прентис-холла.

Я на миг встретился глазами с самим собой, молодым. И где-то глубоко в памяти всплыла картина, как я стою там, глядя… не на себя – старика, но в пространство, и вижу только памятник студентам, застреленным национальной гвардией.

И тут появилась она. Восьмилетняя девочка с рыжими волосами почти до колен.

– Что он делает, папа? – спросила девочка.

– Он отдает почести Биллу, – ответил мужчина. – Стоит на месте его гибели. Билл был моим другом. Я тебе о нем рассказывал.

– Это так грустно, – сказала она.

– Да. Пошли, Кэти, я хочу найти мое старое общежитие.

Отец повел ее к Тэйлор-холлу, и, пока вы снова не взглянули на меня, я ушел.

Я не часто видел ее после этого. Боялся рисковать. И не выслеживал ее, пока до похищения в 1999 году не осталась неделя или около того.

– Думаете, Райли Тримбл знает, кто похитил Эрин? – спросил Ларки, теребя усы.

Мы сидели за большим столом в задней комнате акронского китайского ресторанчика «Хаус Гурме». Хозяйка, из числа информаторов Ларки, без лишних разговоров предоставила нам закрытый зал. Мы ничего не заказывали, но нам подали самые изысканные азиатские блюда, какие я когда-либо пробовал.

– Чувствую, что знает, – сказал Дэвид. – Он о чем-то задумался, когда мы сидели у него, и сказал, что мог бы поймать убийцу, если я его выпущу.

– Считаете, для того и сбежал?

– Да.

Ларки откинулся на стуле, сунул в рот сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Разумеется, нарушая закон штата Огайо о запрете курения в ресторанах. Но не предложил сигарету ни мне, ни Дэвиду.

– Почему бы ему не охотиться за вами?

– Не думаю, что Тримбл хочет расправиться со мной, – сказал Дэвид. – Он испытывает ко мне что-то вроде уважения, ведь я раскрыл его тайну.

– Он говорил, что вас ненавидит.

Дэвид пожал плечами.

– Вы представляете, кого Тримбл мог иметь в виду?

– Нет.

– Ладно, – сказал Ларки, пуская в потолок кольцо дыма. – Выкладываем карты на стол. Мы – трое неглупых ребят, у которых имеется собственная информация по этому делу, так?

Он взглянул на меня через стол с хитрой усмешкой:

– Держу пари, вы, например, могли бы сообщить нам пару-тройку вещей о Старике с Примроуз-лейн и о том, кому могло понадобиться убить его и жену этого парня.

– Возможно, – сказал я. – В то же время есть кое-какая-то информация об убийстве Элейн О’Доннелл, которую полиция не обнародовала и которой вы можете поделиться с нами.

– Не хотелось бы прочесть об этой истории в какой-нибудь книжке, если мы не поймаем Тримбла и парня, что стрелял в Старика с Примроуз-лейн. Идет?

– О’кей, – согласился Дэвид.

– Не подставляйте мою жопу, – предупредил Ларки.

– О’кей.

Ларки глубоко затянулся, выдохнул и загасил окурок.

– Сперва давайте прикинем, что у нас есть, да? Мы считаем, что один и тот же человек замешан в похищении Элейн – а фактически в убийстве, потому что, хоть тела ее еще не нашли, где-то оно лежит, – а также в убийстве ее сестры-близняшки Элизабет двадцатью годами позже, в покушении на убийство Старика с Примроуз-лейн и в похищении Эрин Макнайт.

– Все верно, – сказал Дэвид.

– И в попытке похищения Кэти Кинан, – вставил я.

– Точно?

– Думаю, да.

Ларки кивнул:

– Всем было примерно десять лет в то время. У всех прямые рыжие волосы.

Взгляд Ларки блуждал по стене, на которой висел большой глиняный дракон.

– Хорошо, – сказал он. – Я вам кое-что скажу. Кое-что о похищении Элейн, о чем никогда не сообщалось.

– Что же это?

– Клочок бумаги, найденный там, где ее затолкнули в машину. Бумажка с перфорированным краем и номером на ней.

– Как талон в очереди?

– Типа того. Но не то. Мы установили, бумажка – из фотолаборатории в Берии.

– Вы же должны были поднять записи о том, кто отдавал фото в проявку, у вас же был номер? – спросил я.

– Поднимали. Но учет они ведут плохо, не записывают номера. Просто сличают номера на талонах с номерами на пакетах с фотографиями. Мы проверили все их переводы по кредиткам, но…

– В восемьдесят девятом мало кто пользовался кредиткой для оплаты мелких сумм, – сказал Дэвид.

– Правильно, в основном компании. Вот все, что мы получили.

Я вздохнул. Давление у меня начинало серьезно пошаливать. Сердце билось так сильно и быстро, что в такт ему принялись подергиваться руки.

– Что есть у вас, парни? – спросил Ларки.

– Мужчина под вымышленным именем Арбогаст пытался выяснить личность Старика с Примроузлейн за несколько месяцев до того, как в того стреляли, – сказал Дэвид.

– Откуда вам это известно?

– Я разговаривал с человеком, делавшим фальшивые удостоверения. Этот Арбогаст к нему приходил.

– Имя поддельщика, конечно, мне не назовете?

– Если это не так важно, то нет.

– Арбогаст, – повторил Ларки.

– Из «Психо», – сказал я.

– Точно. Так что целью был Старик с Примроузлейн, а ваша жена, возможно, оказалась не в том месте, не в то время.

– Еще одна вещь, – сказал Дэвид. – Парень, который делал удостоверения, сказал, что Арбогаст приехал на микроавтобусе с инвалидной карточкой. Только никаким инвалидом он не был.

– Знаете кого-нибудь такого? – спросил я.

– Нет, – ответил Ларки. Он задумчиво повозил ладонями по столу. – Кто-то имеет отношение ко всем трем девочкам. Их связывает что-то, чего мы не углядели.

– Согласен, – сказал Дэвид.

– Что вы сказали Райли до того, как его «осенило»? О чем вы говорили в тот момент?

– Не помню, – задумался Дэвид. – О девочках.

– Что он делал в это время?

– Рассматривал их фотографии.

– Вот! – Ларки хлопнул ладонями по столу. – Давайте их сюда.

Дэвид вынул из сумки снимки Элейн О’Доннелл и Эрин.

– Кэти тоже.

Дэвид достал и ее фотографию.

– Иисусе, – сказал Ларки. – Они как сестры. Этот человек был с ними знаком. Точно.

– И фотографии какие-то одинаковые, – сказал Дэвид. – Даже фон один и тот же.

Ларки пригляделся. Все девочки были сняты на фоне голубого неба с пушистыми белыми облаками. Но Дэвид ошибался. Даже оттуда, где я сидел, я видел, что фон на каждой из фотографий чуть отличается. На школьном фото Эрин – лишнее облако в правом верхнем углу, ярче остальных.

– Твою мать! – воскликнул Ларки.

– Что такое? – Дэвид вскочил и бросился к нему. Я перегнулся через стол.

– Смотрите. – Ларки ткнул пальцем в правый верхний угол фотографии Элейн.

Облака там не было. Только крошечное черное пятнышко на голубом. Затем Ларки показал на правый верхний угол школьного фото Кэти. Черная клякса. Нет, не клякса – дырочка. Задник прохудился от старости. Прореха была размером не больше десятицентовика, но ее нельзя было не заметить. А на фото Эрин на этом месте – белое облако, белее, чем другие облака.

– Один и тот же задник, – заметил Дэвид. – В точности. Кто-то залатал дырку и нарисовал на ее месте белое облако.

– Список компаний, – сказал я. – Там была компания, делающая школьные фотографии?

Ларки, сглотнув, посмотрел на меня:

– «Фабьюлос пикс».

Дэвид перевернул все снимки лицом вниз. В правом верхнем углу на каждой стоял серый штамп: «Фабьюлос пикс». Дэвид кинулся за своей сумкой.

– Это, мать его, школьный фотограф! – крикнул он.

* * *

Дэвид вел машину, а Ларки с заднего сиденья показывал дорогу.

– Выезд на 480-ю. На запад, – сказал Ларки. Одновременно он кричал по телефону на шефа полиции Берии: – Не лезьте! Не лезьте, пока мы туда не приедем!

Ларки бросил трубку и тут же принялся набирать другой номер.

– Его фотостудия прямо в Берии. Предприятие небольшое. Очевидно, работают отец и сын. Хозяина зовут Джордж Галт. Уже двадцать лет страдает болезнью Паркинсона. С фотосъемками ему помогает сын. Сына зовут Дин.

– А кто он, этот Дин Галт? – спросил я.

– Никто, – ответил Ларки. – На него ничего нет. Даже штрафов за превышение скорости. Не женат. Домашнего адреса нет. Должно быть, живет с отцом. Мать давно умерла. А может, он живет в самой фотостудии. Там есть темная комната, но, по словам хозяина, они не проявляют фотографии с семьдесят пятого года. Для проявки они подряжают «Додд камера» в Кливленде, но также пользуются услугами «Ньюс энд фото» в Берии, той самой лаборатории, чей талон мы нашли. Если он схватил девочку, то держит ее в студии, гарантирую. Он не повезет ее куда-нибудь в жилой район. В центре Берии после шести вечера довольно тихо. Он мог провести ее в студию через парадный вход, и никто не заметил бы. В общем, сейчас мы послали агента, он едет к дому, на всякий случай.

Ларки опять заговорил по телефону:

– Сэкетт, это Ларки. Я с писателем. У нас наводка по… А давай ты на хрен заткнешься и послушаешь меня? У нас наводка по Эрин. Тебе лучше сюда подъехать. Берия. Сейчас кину СМС с адресом.

Он отключился.

– Тупой долбак!

И принялся писать СМС.

Дэвид на скорости восемьдесят пять миль летел в Берию.

* * *

Три патрульные машины стояли в четверти мили от фотостудии «Фабьюлос пикс», которая располагалась в лофте над пивоварней среди ложных фасадов крохотного делового района Берии. Дэвид подъехал к «крузеру», припаркованному ближе всех к цели. Ларки опустил окно и высунулся.

– Никому не двигаться ни хрена, о’кей? – сказал он офицеру в «крузере». – Я постучу в дверь. Услышите стрельбу – бегите туда. Если нет, сидите тихо. И не наследите мне на месте преступления.

– Это не тот парень, кого вы пару дней назад обвинили в убийстве? – изумленно спросил офицер, глядя на Дэвида.

– Ага. Он у меня живым щитом будет. Двух зайцев одним выстрелом. Господи, что за дебил. Давай, поехали. – Ларки закрыл окно и хлопнул Дэвида по шее. – Двигай, профессор, твою мать!

Дэвид проехал по дороге и остановился перед пивоварней.

– Вам разве не нужна судебная повестка? – спросил Дэвид.

– Тоже мне криминальный журналист. Это называется ордер, – фыркнул Ларки, проверяя обойму своего пижонского «глока». – И ничто не запрещает мне постучать в дверь или взломать ее, если я услышу, что она кричит внутри.

Он вышел из «кадиллака» и направился к входу рядом с пивоварней. Вывеска на стене гласила: «Фабьюлос пикс». Я шел следом за Дэвидом, но отставал на несколько шагов – колено взбунтовалось против незапланированных нагрузок.

Мы поднялись на два марша по крутым ступенькам и уперлись в высокую деревянную дверь.

Ларки сильно постучал.

– Есть кто здесь?! – крикнул он.

Ответа не последовало.

– Эй, Дин?! Эй, Эрин?!

– И что теперь? – спросил Дэвид.

– Что значит «что теперь»? Пошли внутрь.

– Разве дверь не заперта?

– Ты о чем? Дверь, блин, очень даже открыта!

– Вот и мне так кажется, – поддакнул я, пытаясь отдышаться.

С неожиданной силой Ларки врезал по двери ногой, слева от ручки. Она вылетела, как при взрыве, от удара задрожали ступеньки. Ларки прыгнул в полумрак, выхватив «глок» и держа чуть ниже ствола карманный фонарик.

Студия представляла собой помещение футов сто в ширину, повсюду высились алюминиевые стеллажи, заставленные коробками с школьными фотоальбомами и папками с фотографиями. Огромные, от пола до потолка окна, закрашенные белой краской, почти не пропускали свет. В студии как будто было солнечное затмение, все вокруг казалось призрачным, нереальным. Пахло смазкой, землей и уксусом.

– Смотрите, – сказал Дэвид, показывая на стоявший у окна диван. На подушках лежал сине-розовый рюкзак. На нем черным маркером выведена надпись: «Макнайт».

– Эрин! – крикнул Ларки. – Дин, это ФБР. Ты здесь? Не хочу, чтобы кто-то пострадал.

За черной дверью в углу студии послышался тихий шорох.

– Темная комната, – подсказал Дэвид.

Мы двинулись за Ларки. Он зажал фонарик во рту и свободной рукой толкнул вращающуюся дверь.

– Стойте здесь, – промычал он.

Затем снова пристроил фонарик под пистолетом и ринулся в темноту. Дверь мешала нам разглядеть, что происходит в комнате, но уксусный запах вдруг стал сильнее, а шорох громче.

– Дэвид! Сюда! Помоги мне! Быстрей!

Дэвид ворвался в комнату, я – за ним, стуча тростью по полу. Через какое-то время глаза приноровились к темноте. Дэвид, будучи моложе, действовал быстрее. Когда я смог разглядеть его, он уже был рядом с Ларки. Они стояли по обе стороны металлической тележки и быстро освобождали от пут маленькое тело, лежавшее на ней.

Эрин выглядела целой и невредимой. Физически, по крайней мере. Следов крови мы не заметили, как и признаков каких-либо повреждений, кроме пары безобразных синих следов на лодыжках – от бельевой веревки, которой ее туго связали. На ней были зеленые шорты и фиолетовая майка. Рыжие волосы свисали с тележки, похожие на струи крови.

Ларки усадил девочку и резким движением сдернул липкую ленту с ее рта.

Эрин закричала от боли и облегчения. Она схватила Ларки за шею и, всхлипывая, уткнулась ему в плечо.

– Тише, тише, – говорил он, гладя ее по волосам.

Мы принялись осматривать комнату. Стены были увешаны фотографиями рыжеволосых красавиц. Здесь были не только школьные фотографии, но и снимки, сделанные скрытой камерой с длиннофокусным объективом. Вот Элейн и Элизабет играют на детской горке. А вот Кэти забирается в лодку. Снято через окно: Эрин смотрит телевизор у себя в спальне. Другие незнакомые мне дети. Сотни снимков. Десятки девочек.

– Давайте убираться отсюда, пока он не вернулся, – сказал я. – В плохих романах убийца всегда возвращается в тот момент, когда герои выручают прекрасную даму.

Ларки засмеялся, но направился к двери. Дэвид стоял в нерешительности, со странным выражением лица.

– Что такое? – спросил я.

– Слишком все просто, – сказал он. – Не верю я этому.

– Плюньте.

Ларки отцепил от себя Эрин, усадил ее на заднее сиденье полицейского «крузера», укутал одеялом и присоединился к нам – мы уже вернулись в «кадиллак».

– Что происходит? – спросил Дэвид.

– У дома Галтов сидят в машине мои ребята, – ответил Ларки. – Только что они видели, как Дин зашел в дом. Это примерно в миле отсюда.

– Поехали, – сказал Дэвид.

Ларки покачал головой:

– Вы, парни, езжайте домой. Мы справимся. Девочку мы нашли. С вашей помощью, Дэвид. Теперь дайте нам взять Галта.

Дэвид вздохнул.

– Все, – сказал Ларки. – Езжайте домой, побудьте с вашим мальчиком. Утром мы разберемся с обвинением в убийстве. Приведите себя в порядок. О, и не говорите с прессой, ладно? По крайней мере, пока не говорите.

Дэвид качал головой, нахмурив брови.

– Езжайте-езжайте, – повторил Ларки. – Все. Конец.

* * *

Дэвид молча сидел в машине, погруженный в раздумья.

– В чем дело? – поинтересовался я.

– Мозги спеклись, – ответил он. – Не могу собраться с мыслями. Но есть тут что-то…

– Послеродовая депрессия, – сказал я. – Вы долгое время думали об этом парне. Я – гораздо дольше. Вся моя жизнь вращалась вокруг этого человека, Дина Галта. Я чувствую то же, что и вы. Разочарование. Старик с Примроуз-лейн говаривал, что такие дела превращают живых людей в призраки. Не дайте такому случиться.

– Чувствую, что-то здесь не так.

– Так и должно быть.

Дэвид не стал спорить, а набрал номер тети Пегги и попросил забрать Таннера и отвезти его домой.

– Можно мне с ним познакомиться? – спросил я.

Мне было бы очень полезно для разнообразия пообщаться с невинным ребенком, а не мучиться от одиночества и страха. Особенно в такой день. Кто знает, вдруг Дэвид разрешит Таннеру называть меня дядей?

– Конечно, – сказал Дэвид.

– И я еще не закончил вас интервьюировать, – сказал я. – Хотелось бы понять, что вы обо всем этом думаете.

– Чтобы вы включили это в книгу?

– Теперь, во всяком случае, у нее есть концовка.

– Поговорим еще, – сказал он. – Но не сегодня.

Но завтра для Дэвида не наступило.

* * *

Лейтенант Том Сэкетт уже жалел, что вообще встретился с Дэвидом Неффом. Доверился ему, дал ему информацию по делу Старика с Примроуз-лейн, чего не должен был делать. И тут обнаружились отпечатки покойной жены Неффа на кровати. Откопали ее тело и выяснили, что она убита, задушена. Был только один подозреваемый. Только один человек мог совершить оба преступления. Дэвид Нефф. Незамысловато, но их в академии как раз и учили искать самое простое решение.

Потом он лишился поддержки Дэна Ларки. Так или иначе, это дело рук Дэвида. В то утро агент Ларки позвонил ему и сказал, что у него возникли сомнения. На основании чего? Шестого чувства? Я вас умоляю. Сэкетт всегда знал, что, работая с ФБР, проблем не избежать – они все там больно ученые, стараются выискивать самые изощренные версии. У них в консультантах экстрасенсы – и не от случая к случаю, а на постоянной основе, черт подери. Агенты ФБР, даже опытные, – большие фантазеры. А фантазерам не место в убойном отделе, это опасная игра.

И все же Сэкетт в своем «крузере» со включенными полицейскими огнями летел по трассе I-480 на встречу с Ларки, к дому нового подозреваемого, Дина Галта. Но надо признать, думал Сэкетт, что-то было в этом писателе, что-то такое, что заставляло тебя ему верить.

Пришло сообщение от Ларки: «Мы нашли Эрин. Живую. Забудь про студию. Следуй к месту жительства Галта. 1181, Паркман-Драйв, Берия».

Через двадцать минут Сэкетт свернул на Паркман, боковую улицу, утопающую в тени высоких дубов. Ларки стоял, привалившись к черному седану. Сэкетт быстро припарковался и поспешил навстречу агенту.

– Дэн, что тут творится? Ты правда нашел Эрин?

Ларки развернулся к нему всем телом.

Сэкетта пригвоздило к месту. Кровь прилила к голове так, что зарябило в глазах.

Ларки попытался заговорить, но не смог. Его горло пересекала глубокая резаная рана. Из нее брызгала кровь и с шипением вырывался воздух. Сэкетту невольно вспомнилось жужжание ларингофона, этой голосовой коробочки у раковых больных. Ларки сполз по дверце автомобиля. За ним, склонившись к рулю, сидела женщина-агент, уже мертвая, ее глаза остекленели, в виске зияла дыра от пули.

Сэкетт встал на колени перед Ларки.

– Господи, что случилось?

Ларки шевелил, как рыба, губами, пытаясь что-то сказать. Сэкетт понимал, что он умирает.

– Что?

– Л-л-л…

– Тсс. Не разговаривай.

– Л-л-л… ловушка, – выдавил из себя Ларки.

– Какая ловушка? Это была ловушка, Дэн? Кто попал в ловушку? В какую? В чью?

– Т-т-т…

– Все, не говори ничего. Я тебя услышал. Я услышал. Ловушка.

Ларки замолчал. Из горла лилась кровь. Он поднял глаза на Сэкетта и улыбнулся. Это была улыбка гроссмейстера, внезапно увидевшего шах и мат в восемь ходов.

– Что ты? – спросил Сэкетт.

– Т-т-т… Т-т-таннер, – сказал Ларки. И умер.

* * *

Она сидела в машине, глядя на его дом с завистью, презрением и ненавистью. Синди Ноттингем знала, что никогда не будет журналистом в настоящем смысле этого слова. Давно уже знала. И ладно, настоящие журналисты больших денег не зарабатывают. Большие деньги приносят сплетни, а уж это она умела. Она знала способы вытягивать из людей секреты. Люди ей верили. Мужчины верили больше. Во всяком случае, большинство мужчин. Но не Дэвид.

Синди наслаждалась его падением. Она знала это про себя, но считала это чувство не проявлением злобы, а естественной реакцией организма на Дэвидово высокомерие. Она не журналист. Но и он тоже. И пусть весь мир это знает. Дэвид – халтурщик. Автор одной книжонки, которому просто повезло. Та история досталась ему задаром. Это она должна была ее написать. Это был ее сюжет, с самого начала. Она не сомневалась – Брюн хотел, чтобы именно она о нем писала.

Но мужчины всегда использовали ее в своих интересах, крали ее темы, деньги, ее девственность. Такова жизнь в мире мужчин. Они заслуживали всего того, что в итоге получали от нее.

Исходя злостью, Синди минут десять тихо сидела в машине, через дорогу от дома Дэвида, купленного на доходы от книги, которую должна была написать она. Она наблюдала, как Таннер вышел из машины, и тетя Пегги повела его в дом. Какой симпатичный малыш! Такого Дэвид тоже не заслужил.

На улицу свернул черный «кадиллак», и Синди поспешно присоединила к камере телеобъектив. Она согнулась за рулем и нацелила камеру на дом. Но «кадиллак», не подъезжая к дому, остановился рядом с ней.

«Попалилась, – подумала Синди. – Он, должно быть, узнал мою машину».

Водитель «кадиллака» опустил окно. Это был не Дэвид, но что-то в его лице было отчаянно знакомое.

– Кто вы? – спросил он.

– Я – журналист, а вы, блин, кто такой? – рявкнула она.

– Не узнаете?

– Нет.

– Значит, не очень-то вы хороший журналист.

И она поняла, кто это. Вспыхнуло в памяти. Не узнала сразу только потому, что он был тут совершенно не к месту. Его не должно было здесь быть. Это неправильно. Это опасно.

Он поднял руку. В ней блеснул револьвер с рукояткой цвета старой кости. Выстрел прогремел как гром.

Синди его не услышала.

Прежде чем ее мозг успел обработать звуковой сигнал, пуля пробила ту его часть, что отвечала за слуховое восприятие.

В этот самый момент Дэвид развязывал путы Эрин Макнайт.

А Кэти Кинан усаживалась за столик в ресторанчике «У Ларри».

Рановато для ужина, но времени терять нельзя. Им надо восстанавливать отношения.

«Все у нас получится, – говорила она себе. – Точно получится».

И правда, у Ральфа есть свои плюсы. Конечно, он не любит читать. И терпеть не может фильмы, в которых ничего не взрывается. Зато сопровождает ее в долгих прогулках по вечерам, когда она просто хочет, чтобы кто-то ее слушал. И он офигенно трахается.

А вот с Дэвидом никогда ничего не получится. Он весь в себе. Точнее, в своей персональной Бесконечной истории. Одна мысль, что можно поверить в ту чушь, что он рассказал тем вечером, уже была безумием.

Бедняга. Бедный неприкаянный мужик.

И все-таки.

Он был удивительный. Такой очаровательно эгоистичный и при этом беззащитный. Наивный, как подросток. Всегда ждет каких-то чудес. Ее это возбуждало.

Они с Ральфом сидели в той же кабинке, где не так давно Кэти была с Дэвидом. Она заказала грибы.

– Я хочу свозить тебя в Италию, – сказал он. – В следующем месяце. На неделю.

– Почему?

– А почему нет?

Вся ее жизнь прошла в поисках денег. Родители зарабатывали так мало, что не хватало даже на школьные экскурсии. Не потому ли она теперь восхищалась Ральфом? Впрочем, она не хотела в это вдаваться.

Пока жених посасывал пиво, Кэти рассматривала фотографии жителей Акрона с клоунскими носами. Черно-белые. Большие и маленькие. Может, фотограф лишь хотел метафорически показать, что все мы слишком серьезно к себе относимся? Что на самом деле кроется за этими снимками?

И что там написано, в нижнем правом углу ближайшей фотографии? Раньше Кэти этого не замечала.

Она пододвинулась поближе.

– «Фабьюлос пикс», – прочла Кэти вслух.

– Что?

Мозг Кэти работал изо всех сил. С синапсов в отдаленных уголках памяти сдувало паутину.

Бум!

Глаза у Кэти расширились.

– Да что такое? – переспросил Ральф.

– «Фабьюлос пикс»! – крикнула она, хватая сумочку. Слава богу, она на своей машине. – Такси себе вызови, – бросила она Ральфу и выбежала из ресторана.

– Эй! – окликнул он ее. Но Кэти, не обращая внимания, неслась прочь.

* * *

Дэвид въехал во двор своего дома вечером в начале девятого, когда мы бурно дискутировали с ним о природе навязчивых состояний и о том, как нам примириться с неудовлетворительным финалом нашей истории. В общем, вовлеченные в интеллектуальный треп, мы не заметили ни Синди Ноттингем, упавшую на руль, ни черный «кадиллак», припаркованный за ее машиной.

– Зайдете? – спросил Дэвид.

– А как же, – ответил я.

Громко взвизгнули шины – какая-то машина на предельной скорости свернула на улицу, ведущую к дому Дэвида. Казалось, она сейчас врежется в соседский вековой дуб, однако машина ловко вырулила и остановилась перед нами. Выскочила Кэти с горящим от возбуждения лицом, прекрасная, как никогда.

– «Фабьюлос пикс»! – закричала она. – Я знаю, кто это!

Дэвид взял ее за плечи.

– Успокойся, – сказал он. – Отдышись.

Кэти улыбнулась ему, и я понял, что она сделала наконец свой выбор.

– Сын фотографа, – сказала она. – Я совсем про него забыла, пока не увидела название их студии на фотографии в «Ларри». Человек, который фотографировал нас в школе, был калека, весь скрюченный. С ним ходил его сын, помогал усаживать детей перед камерой. Лет сорока, с пышными волосами, как тот парень тогда, у магазина. Когда он делал мой снимок, мне еще показалось, что он погладил меня по груди, но он сделал вид, что это нечаянно. Сказал, у меня волосы как у его матери. Что у меня самые красивые волосы в классе. Если студия его отца делала фотографии девочек в других школах, это должен быть он. Это он!

Существует метафизическая теория о том, что, когда человечество дозревает до некой идеи, та приходит в голову сразу нескольким людям. Такие вещи объясняются шестым чувством – скажем, когда два разных писателя одновременно публикуют похожие книги. (Например, в 2006 году два замечательных детектива с Эдгаром Алланом По в качестве главного героя вышли в свет с интервалом в один месяц.) Этим можно объяснить, почему двое ученых в разных частях света независимо друг от друга открыли вирус СПИДа. Или одновременные схожие изобретения Теслы и Эдисона. Я, правда, никогда не был свидетелем таких чудес, и от прозрения Кэти по спине у меня побежали мурашки.

– Тише, тише, – успокаивал ее Дэвид. – Мы знаем. Его сейчас арестуют. Мы нашли Эрин. Она в безопасности.

– Что? – Кэти обняла его. – Как вы узнали?

– На всех фотографиях один и тот же задник, – сказал он. – Никто этого не заметил, пока мы не сравнили фото Эрин с другими.

– Где вы нашли Эрин? Что с ней случилось?

– Заходи, – сказал Дэвид. – Все расскажу.

Я вошел за ними, собираясь представиться тете Пегги дальним родственником дяди Айры, приехавшим на похороны. Но Пегги в доме не оказалось. И Таннера тоже. Пахло затхлым, нежилым. Как в доме на Примроуз-лейн. И кто-то пел. Знакомый голос. Он разносился по всему дому. Я узнал песню – «Замок на облаке» из «Отверженных».

– Кто это? – спросил я.

– Моя жена, – сказал Дэвид.

Мы подошли к двери, ведущей из холла в одну из комнат. Пение шло оттуда. Теперь я понял, что это запись, четкая, но на заднем плане – не то помехи, не то звук льющейся воды. Дверь была заперта изнутри.

– Таннер? – позвал Дэвид. – Таннер, открой!

Откуда-то издалека донеслось:

– Папа?

– Эй, дружище, – сказал Дэвид, – это я. Открой.

Ручка затряслась, Таннер возился с замком.

Наконец дверь открылась, и мальчик бросился Дэвиду в объятия. Его трясло. Я подумал, что ребенок просто очень соскучился по отцу. Подхватывая Таннера, Дэвид нечаянно задел ряд костяшек домино, выстроенных на полу, и они начали падать одна за другой, образовав ряд красных цифр, а затем запустив какой-то механизм, набросивший корзинку на пластмассовую мышь. Что означали эти цифры, 88, я так и не выяснил. Может быть, номер на фуфайке любимого спортсмена. Я потянулся к микрокассетному плееру, лежавшему на комоде, и выключил его.

– Где тетя Пегги? – спросил Дэвид.

– Она в восточном крыле.

– Что она там делает?

Таннер не ответил и уткнулся лицом в шею отца. Плакал он или нет, я не мог сказать.

– Зачем ты запер дверь?

– Она мне велела.

Дэвид усмехнулся:

– Почему?

Таннер поднял голову и посмотрел на отца огромными карими глазами.

– Чтобы плохой дядя с котом не вошел.

Секунд пять я пытался найти в этих странных словах хоть какой-то смысл. Потом я понял. Пусть не все, но понял. Дэвид тоже догадался. Он поставил Таннера на пол. И заговорил спокойным, уверенным голосом, чтобы не пугать сына еще больше. Как страшно было Дэвиду в тот момент, знал один я.

– Таннер, слушай меня внимательно. Не спрашивай ни о чем. Просто сделай вот что. Я иду за тетей Пегги. Когда я уйду, закрой за мной дверь. Запри ее. Потом залезь под кровать и заткни уши. Что бы ни случилось, не выходи и не открывай дверь никому, кроме меня. Обещай мне, что не выйдешь, хорошо?

Таннер ничего не сказал. Он повидал достаточно до нашего приезда. Дэвид выдавил из себя улыбку.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– И я тебя, – проговорил Таннер.

И тогда мы все услышали звук тяжелых шагов, ступающих по гладкому полу и приближающихся из восточного крыла.

Я вышел в холл и сжал в руке трость. Дэвид закрыл за собой дверь. Кэти взяла Дэвида за руку и стала между нами.

Тут-то и раздалось протяжное, тихое, очень тихое мяуканье. Будто старый кот играет с придушенной мышью.

– Полегче, – сказал Тримбл из темного коридора. – Полегче, Бизл.

 

Глава 18

Бизл

Когда пришло время – оно, Время, все опять и испоганило к едрене фене.

Я просто перепланировал.

За день до того, как Кэти должны были похитить, я велел Аарону залить бензина под завязку. Хорошенько выспался. Плотно позавтракал. Положил в сумку предметы первой необходимости – герметик для шин, удостоверение личности, деньги. В половине первого позвонил Аарону, чтобы он подъезжал. Нам предстояло ехать в Ковентри, в «Биг Фан». Времени достаточно, Кэти похитили не раньше трех часов дня. Будем в Ковентри к двум, даже если дороги окажутся забиты. Я так сосредоточился на вычислении сотни переменных, которые могли повлиять на исход нашей поездки в Ковентри, что не учел значения константы в составленном мной уравнении. Время. Я забыл, что оно тоже может измениться.

Я забыл о переводе часов.

По пути в Ковентри мы слушали Национальное общественное радио. Где-то на трассе 8, за Акроном, передавали последние новости. «Местное время – два часа пять минут пополудни», – сказал диктор в конце выпуска.

– Что он сказал?

– Гм, я не слушал, – ответил Аарон.

– Сколько времени, он сказал?

– Два с небольшим.

– Ты хочешь сказать, час?

– Нет, босс. Сейчас два.

Я проверил свои часы. На них – час. И тогда вспомнил.

– Ой, вы забыли перевести часы?

– Да, Аарон. Очень важно, чтобы мы попали в Ковентри до трех. Даже сказать не могу, как важно. Нам необходимо добраться туда до трех, – сказал я, стараясь не выдать паники.

Аарон смотрел на забитую трассу 8. Она с самого начала не была рассчитана на плотный поток машин из пригородов. А впереди она еще и сужалась до одной полосы из-за ремонтных работ. И до решения этой транспортной проблемы оставалось одиннадцать лет.

– Сделаю все возможное, – сказал он.

– Езжай по обочине, если нужно. Только доставь меня туда к трем. Пожалуйста.

* * *

Время бежало, а я между тем начал сомневаться в своих расчетах. Что, если Кэти похитили между десятью и тремя, а не в три? Что, если ее уже увезли? Но это не конец. Еще не конец. У меня оставался шанс схватить преступника, устроив засаду в том месте, где он бросит тело, но Кэти это уже не поможет.

Мы втиснулись на парковку рядом с «Биг Фан» в 2:57. Я вывалился из задней двери на мостовую, моя трость отлетела в сторону. Аарон помог мне встать и передал трость.

– Позвольте помочь вам, – сказал он.

– Нет. Тебе придется остаться здесь. Просто жди меня.

Я заковылял по тротуару к магазину игрушек, вглядываясь в лица прохожих на другой стороне улицы. И увидел ее, Кэти, – девочку десяти лет. Она крутилась вокруг фонарного столба, как Джин Келли, вытянув свободную руку навстречу солнцу, словно пытаясь поймать его, а ее длинные волосы летели за ней, как волшебный шлейф. И увидел его. Он стоял спиной ко мне, но я знал, что это он, человек, за которым я охотился в течение сорока лет. Даже издалека я хорошо видел его шевелюру, развевающуюся на ветру. Он успеет добраться до нее, если не потороплюсь. Я прибавил шагу, хромая как можно быстрее, не сомневаясь, что сейчас упаду, сломаю шею и, умирая, увижу, как он хватает ее прямо перед моим носом. Но я не упал.

Он был от нее футах в десяти, когда я на полной скорости врезался в него, и мы оба впечатались в кирпичную стену «Биг Фан». Он изумленно вскрикнул и уставился на меня, как если бы я собирался надеть на него наручники.

– Попался, ублюдок, – сказал я.

– Ты, мать твою, кто такой? – прошептал он.

– Ты собирался похитить эту девочку, – сказал я ему.

– Нет, не собирался. Я ее даже не знаю.

– Врешь!

– Отстань от меня.

– Пойдешь со мной, – сказал я. – В полицию. Мы снимем твои отпечатки. На сколько поспорим, что ты оставил их на месте еще какого-нибудь убийства?

Глаза его остекленели. Лицо на мгновение стало пустым, без малейшего проблеска разума. С таким лицом, должно быть, он насиловал и убивал. Не ищи здесь сострадания – предупреждали эти глаза. Глаза убийцы. Секунду спустя он пришел в себя и сильно лягнул меня в пах. Я согнулся пополам, он же кинулся прочь, мимо Кэти, вниз по улице. Я увидел, как он заскочил в «Томмис Дайнер». К тому времени, как я добрался до входа в ресторан, ко мне присоединился Аарон. Минут десять мы искали его, но он исчез. Может, через кухню, через заднюю дверь. Сбежал.

Я так и не нашел ответа. Позволил ему уйти и убивать дальше.

Но Кэти осталась жива.

* * *

После этого еще пару лет я следил за ней. Софтбольные матчи. Школьный театр. Соревнования по плаванию. Меня принимали за ее дедушку, и никто не задавал вопросов. Иногда я просил Аарона подвезти меня к тому или иному супермаркету в выходные, когда там полно народу. Целыми днями искал я его в толпе. Но больше так и не увидел.

* * *

Я заскучал. Начал тусоваться со Стариком с Прим-роуз-лейн в те дни, когда к нему не заходил его собственный Шерлок из подворотни. Обычно Аарон подвозил меня до угла, и дальше я шаркал до его дома. Потом Аарон подбирал меня на том же месте. Во время таких визитов я обязательно надевал перчатки – чтобы соседи думали, что это старый затворник вышел на прогулку.

Мы часто играли в шахматы. Но толку из этого не было, все равно что играть с самим собой. Большинство партий заканчивалось ничьей.

Много дней я провел, сидя рядом со Стариком с Примроуз-лейн, читал какую-нибудь из его книжек или сочинял рассказы, а он в это время малевал свои картины маслом. Сначала пейзажи из «Нэшнл джиографик». Потом портреты. Нас обоих впечатляло это его дарование. Странная штука – меня занятия живописью никогда не увлекали. А когда пробовал, не очень-то получалось. Как это объяснить, ведь у нас с ним одна и та же ДНК?

Где-то в 2001-м, уже после 11 сентября, одному из нас – кажется, ему – пришла мысль сделать книгу о наших приключениях и издать ее как фантастику. Ну а чем нам еще было заняться? К тому же так мы могли запугать убийцу и вынудить его залечь на дно. Мы договорились – я напишу текст, на основе своих записей по делу Кэти и его об Элейн и Элизабет, а он сделает иллюстрации. По крайней мере, портреты главных действующих лиц.

И тут начало твориться что-то странное.

Я увидел вас, Дэвид. Вы с Элизабет, должно быть, тогда только что переехали на Палисейдс. Вы с ней прогуливались в обнимку, а я шел из дома на Прим-роуз-лейн к машине за углом, где меня ждал Аарон. Я отвернулся прежде, чем вы меня заметили. Но эта встреча все изменила.

Я вернулся и все рассказал Старику с Примроузлейн. Его это напугало. В этом было нечто мистическое. В том, что вы нашли друг друга. В том, что вас все равно влекло к Элизабет, даже в этом мире, где она была жива. Тут поневоле пересмотришь свои представления о вселенной, о судьбе и о случайности. В общем, Старик с Примроуз-лейн снова стал одержим. Им овладело стремление выяснить, как вы с Элизабет встретились и что это значит.

Кое-какие подробности он вынюхал в вашей электронной почте; мы, разумеется, знали, что у вас на все один пароль – название романа Стивена Кинга. У нас в молодости был такой же. Мы перечитали письма от Элизабет к вам за все эти годы. Узнали, как вы встретились на занятиях по музыке.

Больше всего Старика с Примроуз-лейн мучил один проклятый вопрос: если бы Элейн и Элизабет не убили в его времени, случилось бы с ним то, что случилось с вами? Не его ли это судьба – быть с Элизабет? Не потому ли он находится во власти ее нераскрытого убийства?

Я напоминал ему, что я-то одержим убийством Кэти. Похоже, у нас у обоих мозги запрограммированы на то, чтобы зациклиться на какой-то тайне и ковыряться в ней день за днем, год за годом, до конца жизни. И высшим предназначением тут и не пахнет. Не в аду ли мы? – вот какой вопрос волновал меня.

В общем, у него было ощущение, что ваши с Элизабет отношения обречены, что ничего хорошего для нее из этого не выйдет – тем более что у вас, как мы оба понимали, рано или поздно появится своя навязчивая идея. Такова была ваша судьба. И Элизабет стояла у нее на пути.

Поэтому Старик с Примроуз-лейн отправился с вами в ваш медовый месяц, заказал каюту на том же корабле, чтобы присматривать за Элизабет. Он сделал доброе дело. Она уже почти падала за борт, когда он подоспел, чтобы спасти ее во второй раз. И скорее всего, тогда фокус удался, и он снял заклятие.

И тут пошло-поехало. Вы нашли свою загадку, но раскрыли дело прежде, чем оно отняло у вас разум. Вы с Элизабет по-прежнему были вместе, и мы подружились с ней. Я и Старик с Примроуз-лейн. Когда он снова спас ее, ему пришлось рассказать ей всю правду. Каким-то образом это придало ей сил. Элизабет стала участницей нашего заговора. Да, она часто приезжала к нам, выкраивая время, когда ездила по делам, за покупками или когда вы допоздна засиживались на работе. Мы играли в джин-рамми. Втроем. Разговаривали о вашей жизни и карьере. Мы подсказывали ей, как справляться с вашим мрачным настроением. Думаю, одержимая привязанность Старика с Примроуз-лейн возместила Элизабет холодность ее родителей. Она успокоилась, по крайней мере. Разумеется, и она привязалась к Старику с Примроуз-лейн.

Завязался ли у них роман? Не думаю. Это были не те отношения. Но он ее рисовал. Элизабет ему разрешала. И они делали это наедине, чтобы она могла раздеться. Он показывал мне один из лучших ее портретов, где она лежит на его кровати, закинув руку за голову. Она любила вас, Дэвид. Вас, но только старше, увидела она в Старике с Примроуз-лейн – и полюбила его тоже. Ей не терпелось состариться вместе с вами, говорила она ему.

В конце концов я стал чувствовать себя пятым колесом в телеге. Добросердечность и благодарность Элизабет всегда вызывали во мне ощущение неловкости. Я перестал заглядывать к ним. А когда однажды, в 2008-м, зашел, Старик с Примроуз-лейн сказал, что попросил Элизабет держаться подальше. Он не объяснил почему.

Полагаю, он знал, что за ним следят. Как – не знаю. Никогда еще он не выглядел таким нервным. Он всегда носил эти свои перчатки, говорил, «для страховки», но в тот день им овладела мания уборки. Он вылизал весь дом, каждый дюйм. Беспокоился, не оставил ли где отпечатков. Думаю, чувствовал, судьба настигает его. Возможно, готовился к тому, что его убьют.

Уверен, Элизабет, покинув больницу, сразу же поехала к нему. Может быть, убийца поджидал в кустах? Подъехал к дому, надеясь застать Старика с Прим-роуз-лейн одного, и наткнулся на Элизабет? Или где-то ее увидел, проследил до самого дома, а потом убил обоих? Не знаю.

Важно только одно: знает ли убийца, кто мы такие? Если нет, то думает, что убил единственного человека, знавшего его тайну. И значит, может убивать снова.

Он был без рубашки, подвздошные кости, как крылья, выпирали на худом щуплом теле. В руке он сжимал большой блестящий револьвер. И запах. От него несло, как от освежеванной туши.

– Ух ты-ы-ы-ы-ы! – сказал Райли. – Все собрались. Мило. Пошли. Вы должны видеть, что я сделал с этим домом. Пошли. – Он указал револьвером в сторону кабинета. – И мальчишку своего тащи.

– Хер тебе.

Тримбл облизнул губы, бросив взгляд на дверь спальни. Потом махнул свободной рукой.

– И то правда. Время не детское. С мальчишкой я поиграю позже. – Он подмигнул Дэвиду.

– Я тебя… – начал Дэвид, но Тримбл всадил ему револьвером в лицо, и он замолк. Кэти выпустила его руку из своей, чтобы он вытер кровь, стекающую с лица на ковер.

– Пошевеливайтесь, – сказал Тримбл.

Я пошел впереди. Нельзя оставаться в этом коридоре. Если и есть путь к бегству, то не здесь, не под его прицелом. Кэти следовала за мной, сзади ее прикрывал Дэвид.

Я сосредоточенно глядел перед собой. Нервное напряжение вызвало что-то вроде туннельного зрения – такое случалось со мной в моменты сильного страха в детстве. То же самое, наверное, происходило и с Дэвидом.

Тримбл превратил кабинет в какую-то чудовищную декорацию. Инсталляцию, достойную, может быть, Уильяма Блейка. Или Джеффри Дамера. Посередине комнаты, перевернутый набок, громоздился стол с «Эдмунда Фицджеральда». На столешнице Тримбл нацарапал слово «БИЗЛ». Справа от него в кресле сидела пожилая женщина с завязанными глазами, кляпом во рту и наручниках. Мертвая. Блузку заливала кровь из перерезанной яремной вены. Ее голова была откинута назад так, что рана на шее зияла, как влажный разинутый рот.

– Пегги, – тихо сказал Дэвид. – О господи, Пег.

Слева от стола сидел еще один пленник, в таком же положении, но вполне живой. Белая рубашка, джинсы, пышная седая шевелюра. Он что-то скулил через кляп. Дин Галт.

Откуда-то из-за капитанского стола раздался протяжный гортанный звук, и внезапно – я даже отпрянул от неожиданности – из-за спины мертвой женщины на стол вспрыгнул кот. Старый, неимоверно драный и потрепанный. Тусклая шерсть – не поддающегося определению серовато-коричневатого оттенка. Часть усов выдрана, одно ухо начисто оторвано, а вместо него гниющая дырка. Увидев нас, кот зашипел.

– Тихо, Бизл, – сказал Тримбл.

– Кот? – спросил Дэвид. – Бизл – это кот?

Тримбл, ткнув в нас револьвером, приказал посторониться и медленно подошел к своему питомцу.

– Не просто кот, – сказал он.

– Ты больной, – сказала Кэти.

– Заткнись ты! – крикнул Тримбл и засмеялся.

Он полез в задний карман брюк и вытащил оттуда две пары полицейских наручников. Пару бросил мне, другую – Дэвиду.

– Хорошенько пристегнитесь, не то я это сделаю за вас.

– Нет, – сказал Дэвид.

Выстрел отдался звоном в ушах. Дэвид упал на пол, схватившись за колено. Бизл сердито заворчал. Пронзительно завопил человек с повязкой на глазах. Даже Тримбл удивился:

– Твою мать, ишь как грохнуло.

Кэти подскочила к Дэвиду:

– Ты в порядке? Господи, Дэвид…

Он ничего не ответил и протянул ей наручники. Она перекинула их через батарею отопления и защелкнула один конец на правой руке Дэвида, а другой на своей левой. Тримбл наставил револьвер на меня, и я проделал то же самое с ее правой рукой и своей левой.

– Отлично, – сказал Тримбл, присев перед нами на корточки. Он посмотрел на меня. – Итак, начнем по порядку. Кто – ты – такой?

– Я – дядя Дэвида.

Нарочито медленно Тримбл развернул револьвер рукояткой вперед и ударил ею меня в лоб. Я будто налетел на стальную дверь.

– Какое это имеет значение? – сказал Дэвид.

– А такое, что у меня пушка. Раз спрашиваю, значит, имеет.

– Я – это он, – сказал я. – Он. Я – Дэвид, гребаный ты урод.

Мороз пробежал у меня по спине, когда Тримбл повернулся к Бизлу, сидящему на столе у него за спиной, ожидая услышать, что кот на все это скажет. Бизл посмотрел на меня, и моя душа наполнилась невероятным ужасом. Чернейшее, глубочайшее отчаяние поднялось внутри меня в тот момент, когда наши глаза встретились. Я услышал голос, низкий сиплый голос: Ты провалился. На самом деле ты всегда был слабаком. Все, чему ты посвятил свою жизнь, ломаного гроша не стоит, как и ты сам. Милосердия нет. Смысла нет. Покоя нет. Есть только я. Только Мрак.

Тримбл вновь обратился ко мне:

– Как это?

– А сам-то как думаешь? – спросил я.

– Путешествуешь во времени?

– Да.

Тримбл снова посмотрел на Бизла, потом на нас. Рассмеялся и хлопнул себя по колену так, что чуть не спустил курок.

– Не может быть! Это классно, мужик. Блин, это просто отпад. Подумать только, я могу убить тебя дважды. – Он показал револьвером на Дэвида: – Раз! – потом на меня: – Два!

Он взглянул на Кэти.

– А ты знала, да? Ах ты мерзавка! Люблю смышленых девчушек. Жалко, что ты взрослая уже. Ведь наверняка была сладенькая, когда маленькая, а? Точняк ведь была. Наверняка давала своим дружкам грудочки свои малюсенькие пощупать, правда? В доктора с ними играла?

Он наклонился к Кэти, и я уже подумал, что он к ней присосется, но Бизл мяукнул, и Тримбл остановился на полдороге.

– Ладно, – сказал он, тряхнув головой, как бы отгоняя от себя наваждение, поднялся и подошел к человеку в кресле.

Тот снова завизжал, когда Тримбл начал снимать повязку у него с глаз.

– Заткнись, – сказал Тримбл. – Бить не буду.

Он снял повязку, но оставил кляп.

Человек с шевелюрой, и без того напуганный, казалось, совсем спятил, когда заметил Кэти. Выпучил глаза, словно запертая в стойле лошадь, увидевшая, как в углу конюшни занимается пожар. Меня он тоже узнал. И начал трясти головой, что-то бормоча через кляп.

– Что он говорит? – спросил Тримбл.

– Он говорит: «Ты мертвый. Я видел, как ты умирал», – объяснил я.

– Ну зашибись!

– Это он, – глухо сказала Кэти. – Это человек, который подошел ко мне у «Биг Фан».

– Она знает, кто ты, мужик! – заскакал Тримбл вокруг его кресла. – Я говорил тебе! Говорил, что она сообразит. Бог ты мой, вот веселуха! Я же говорил, что поймаю его тебе, Дэвид. Говорил тебе, что смогу. Нам надо было работать вместе!

– Зачем мне с тобой работать, Тримбл? – спросил Дэвид, и я про себя взмолился, чтобы он не наделал глупостей, пока я не соображу, как нам выбраться отсюда. Я хорошо знал, каким становлюсь, когда мной пытаются командовать. – Ты такой же, как этот человек. Точно такой же.

– Не такой же, – возразил Тримбл. – Ошибаешься. Между нами очень большая разница. Этот убивает ради себя. А я всегда убивал только ради Бизла.

– Ради гребаного кота? – завопил Дэвид.

Я уже сомневался, что Бизл просто кот.

– Что ж, сейчас он кот, – сказал Тримбл тоном, как если бы Дэвид обидел кота, а он пытался их помирить. – Но какое-то время был псом, да, псом, когда жил в Нью-Йорке. А когда-то давно и осликом. И свиньей тоже. Если бы пожелал, мог бы стать и человеком. Точно мог бы. Думаю, он кот потому, что это я хотел, чтобы он был котом.

– Ты вообще о чем? – спросил Дэвид.

– Он пришел ко мне, когда мне было пять. Я весь день торчал на улице, один копался в песочнице. Я молился и молился Богу о каком-нибудь друге, с кем мы могли бы играть. Но кого я хотел больше всего, так это кота. Котенка, чтобы гладить его, чтобы он мурлыкал, чтобы мы с ним бегали по дому. И мои мольбы были услышаны.

Тримбл посмотрел на Бизла, как любовник смотрит на подружку, вспоминая их первую встречу.

– Он пришел и встал передо мной в песочнице. И сказал, что у него много имен, одно из которых – Бизл. Сказал, что если я буду верен ему, буду его слушаться и делать все, о чем он меня попросит, то будет мне другом. Навсегда. Я сказал ему: да, да, я буду все это делать. Но он сказал, что я должен это доказать. Как контракт. Это был контракт, ясное дело.

Я не хотел слушать дальше.

– Он попросил меня избавиться от соседской собаки. Понимаете, собака знала, кто такой Бизл на самом деле. Чуяла. А Бизлу это не нравилось. Так что я сделал то, что сказал Бизл. Привязал собаку к дереву в лесу за домом и распорол ей живот своим перочинным ножиком. Полиция думала, это сделал другой мальчишка – белобрысый, что жил на нашей улице. Они увезли его.

Теперь Бизл – мой друг. Помогает мне, когда нужно. Он пришел ко мне в больницу и сказал, чтобы я перестал принимать таблетки. Отпер дверь и показал, как выбраться через окно в котельной. Дружба – великая сила. Под окном, правда, двое санитаров перекур устроили, но мы с ними разобрались, так ведь?

Бизл мяукнул.

– Мне не нужно было убивать этих девчонок, чтобы получить, чего я хотел. Но Бизл настаивал. Он сказал, что придется. Сказал, что именно эти девчонки должны умереть.

– Но почему? – спросил Дэвид.

– Вселенское равновесие нарушилось, Дэвид. Ты разве нутром этого не чувствуешь? Так не должно быть. Во всем в природе должно быть равновесие. Всему должна быть своя причина, правильно? Или как-то так. Но ты с этим химичил. Бизл сказал мне, что ты и есть причина, по которой наши жизни прокляты. И он поймал тебя! Мы тебя поймали!

Тримбл вскочил на ноги и исполнил перед нами несколько танцевальных па.

Прежде чем кто-то заметил, Дэвид вытянул из-за батареи, насколько мог, цепь от наручников. Он рванулся к Тримблу и ударил его ногой в промежность. Тримбл заорал и упал на спину. Дэвид влепил ему каблуком по яйцам. Револьвер упал на пол – рукояткой прямо к протянутой руке Дэвида. Он мог его достать.

Но тут мне голову пронзила жгучая боль. Я не сразу-то и понял, что это боль от звука. Как если встать у усилителя во время гитарного хеви-металсоло. Жестокая, тупая, оглушающая боль. Дэвид забыл про револьвер и зажал уши. Кэти пыталась сделать то же самое, но только одной рукой, другой мешала цепь. Она закричала. Откуда идет звук? Я оглядел комнату и содрогнулся, когда понял.

Бизл. Шерсть на нем поднялась дыбом и пошла волнами. Из разверзтой пасти кота и несся этот невыносимый звук. Когда он ее захлопнул, какофония прекратилась.

Первым очухался Тримбл. Он подобрал револьвер, развернул его в руке и выстрелил Дэвиду в живот. Из раны хлынула кровь и сквозь пальцы Дэвида полилась на деревянный пол.

– Дэвид! – вскрикнула Кэти.

Дэвид прищурился, глядя на Тримбла.

– Ты меня поблагодарить должен, – сказал тот. В голосе его звучало сожаление, словно у человека, которому пришлось пристрелить свою взбесившуюся собаку. – Ты бы помешался на этом парне так же, как на мне. И во что бы превратил твою жизнь он? – Тримбл показал на Дина Галта. – Загадки, загадки, загадки. Ты кормишься загадками. Это единственное, что может тебя насытить. Ты бы всю оставшуюся жизнь потратил, чтобы схватить его и вытянуть из него то, что мне он рассказал за час. Ты вообще понимаешь, что он снова нашел Элизабет, прочитав твою книгу? Ты же туда напихал всяких личных сведений о ней. Она снова стала его наваждением. Он стал за ней следить, и она привела его прямо к Старику с Примроуз-лейн. Представляешь, что с ним было, когда он увидел их вместе? Он взбесился. Это он тогда позвонил твоей жене в больницу, выдав себя за Старика. Он поджидал ее за домом и вошел вслед за ней.

Он мне все рассказал, Дэвид. Что произошло в доме. Почему он подстроил так, что убийство твоей жены выглядело как самоубийство. Во имя чего он убивает. Что он сделал с телом Элейн. Но тебе он бы никогда не сказал. Потому что ты не приставил бы нож к его яйцам, как я.

Тримбл опустился на колени перед Дэвидом, который сидел в ногах Галта.

– И знаешь, что хуже всего? Хуже всего то, что в конце концов ответы ничегошеньки не меняют. Ты разгадываешь кроссворд не потому, что тебе так нравится писать буквы в клеточках, а потому, что хочешь знать, хватит ли у тебя мозгов. Решишь кроссворд, а на следующий день в газете напечатают новый. Смысл не в решении. Понял?

Дэвид не отвечал.

– Вот, смотри, – сказал Тримбл.

И снова раздался выстрел. Голова Галта лопнула, как воздушный шарик, и в нас полетели горячие ошметки мозга и осколки черепа.

– Ах ты черт! – воскликнул Тримбл, стряхивая кусок серого вещества со своего плеча. – Моя любимая рубашка!

Следующего выстрела я не услышал, может быть из-за того, что он почти слился с тем, который прикончил Галта. Я увидел только, как на груди Тримбла появилось ярко-красное пятно. Он пытался стереть его, но краснота лишь расползалась. Бизл громко зашипел и спрыгнул со стола. Тримбл оглянулся. На пороге стоял Сэкетт. Он еще дважды выстрелил в грудь Тримблу. Но тот не падал. Просто стоял с раздосадованным видом. Тогда Сэкетт выстрелил ему в лицо, и все было кончено.

– Ключи! – закричала Кэти. – Дайте ключи. И вызовите скорую. Пожалуйста! Звоните в скорую!

Сэкетт обыскал карманы Тримбла, нашел ключи от наручников и бросил мне. Руки у меня дрожали, и я отомкнул наручники только после нескольких попыток.

– Сейчас вернусь, – сказал Сэкетт.

– Кейт, – слабым голосом проговорил Дэвид, лежа на спине. – Где кот?

Я осмотрелся кругом. Он сидел на подоконнике, злобно глядя на нас. Я вынул револьвер из руки Тримбла, вскинул его и выстрелил в тот момент, когда зверь прыгнул в окно. Честно, не знаю, попал или нет. Если попал, он определенно не мог далеко уйти. Но шансов, что я попал, было примерно пятьдесят на пятьдесят.

– Что на хрен за звук от него шел? – спросил я.

Кэти не отреагировала. Похоже, уже убедила себя, что не слышала никакого звука. Дэвид поманил меня.

– Не от кота, – прошептал он. – Я видел. Когда Тримбл в меня выстрелил. На секунду.

– Что это было?

По щеке его скатилась слеза.

– Бесформенный… мрак.

– Тсс-с, – сказал я.

На лице Дэвида выступил болезненный румянец, дыхание стало неровным.

– Так вот что… мы… за все это получили? – спросил он. – Все… убийцы, каких мы поймали… Думаете… побежденный мрак пришел за нами? Он звал меня. Я уже погружался в него.

– Только не умирай. Не разговаривай.

Он покачал головой и сжал мою руку из последних сил.

– Присмотри за ним.

Его глаза остекленели.

* * *

Именно это я и старался делать. Что еще я могу сказать тебе, Таннер?

Если ты читаешь эти строки, случилось худшее. Полагаю, тебе придется спросить себя, сколько в тебе от твоего отца и как далеко сможешь зайти ты?

Все зависит от тебя. Перед тобой стоит ужасный выбор. Но какое бы решение ты ни принял, знай, он любил тебя. Я любил тебя.