Глава 1

Не было и намека на то, что такое могло случиться в это прекрасное летнее утро. Ничто не говорило о том, что через несколько часов ее жизнь круто изменится – и навсегда. Но как позже поняла Изабел, о наступлении важных событий часто возвещает не громкий раскат грома, а тихий вздох.

Пригнувшись к шее лошади, она неслась так быстро, что трава перед ее глазами сливалась в одно сплошное зеленое пятно. Ярко-синее, без единого облачка, небо служило отличным фоном для скалистых гор на горизонте. Слева под лучами утреннего солнца сверкало золотом озеро Лох-Улисс. Впереди была ее цель – развалины Гилмура. Наследный замок клана Макреев был расположен на скалистом мысе, соединенном с долиной узкой полоской земли.

Изабел летела навстречу ветру и чувствовала себя свободной и смелой. Впрочем, эти чувства были мимолетны и скоротечны. Так бывало всегда, когда она отваживалась на тайный бунт. Вот и сейчас ее руки, натягивавшие поводья, начали дрожать, а во рту появился противный кисловатый привкус.

Всего час назад ее отец и его свита уехали в Инвернесс, но Изабел была не настолько глупа, чтобы почувствовать себя в полной безопасности. Кто-нибудь мог ее увидеть и сообщить отцу. Попридержав лошадь возле перешейка, она обернулась. Пастух, слава Богу, не смотрел в ее сторону.

Спешившись, она привязала лошадь к железной балке – это было все, что осталось от входной двери. Минуя две покосившиеся колонны, Изабел вошла в Гилмур. За исключением сильно разбитого и покрытого кирпичной пылью каменного пола, коридор, соединявший главную часть замка с небольшой церковью, на удивление хорошо сохранился. Крыша была цела, а лучи солнца пробивались сквозь решетчатую кирпичную кладку стен. Проходя по коридору, Изабел провела рукой по теплым кирпичам в знак приветствия. А может, просьбы.

Ведь она была из клана Драммондов и незаконно вторглась в чужие владения.

– Это осиное гнездо наших врагов, – однажды сказал ее отец о Гилмуре. И добавил со свойственной ему жестокостью: – Хорошо, что больше не осталось никого из клана Макреев, не то мне пришлось бы всех их убить.

Но в сердце Изабел не было ненависти к людям, которых она никогда не видела.

В конце коридора она свернула налево, и перед ее глазами предстали руины огромного зала.

В Шотландию пришла весна, но Гилмур в это время года выглядел почему-то особенно печально, словно понимая, что оживающая вокруг него жизнь никогда не вернется в этот некогда величественный замок.

Впрочем, от былого величия здесь не осталось и следа. Только одна стена еще была цела, но и она опасно накренилась. Внизу под развалинами были видны деревянные перекрытия, некогда поддерживавшие доски пола.

Однако воображение рисовало Изабел картины далекого прошлого. Тогда с потолка и со стен свисали красочные знамена многочисленного клана Макреев. Под ее ногами когда-то сверкал натертый да блеска пол. Вечерами сотни свечей освещали выбеленные стены и глубокие оконные проемы-амбразуры.

Порыв ветра растрепал ей волосы, и, улыбнувшись, она подумала, что и ветер в те времена, наверное, был другим: он принес бы с собой не запах пыли, а аромат цветущих трав.

Старый замок поразил воображение Изабел еще в раннем детстве, когда под руководством отца разбирали камни и кирпичи Гилмура и прилегавшего к нему форта Уильям. С того самого времени замок и мыс, на котором он стоял, стали для нее местом притяжения. Ее очарованность Гилмуром в каком-то смысле послужила причиной ее любви к работе с камнем.

Иногда, когда Изабел погружалась в эту работу, ей казалось, что твердость и грубая текстура камня как нельзя лучше определяют смысл ее жизни, а в широких взмахах резца воплощено ее тайное желание покончить с таким существованием.

Она вышла на открытый воздух. Вдруг внизу что-то блеснуло. Присев на корточки, Изабел заглянула в яму, образовавшуюся здесь на месте прежнего фундамента, и увидела, что из земли торчат какие-то столбы и у основания одного из них лежит не булыжник и не кусок белого известняка, а черный блестящий камень, похожий на глаз волшебника из сказки.

Измерив взглядом расстояние между тем местом, где она стояла, и дном ямы фундамента, Изабел поняла, что не сможет спуститься: спуск был слишком крутым. Вздохнув, она поднялась на ноги, и тут вдруг земля стала уходить у нее из-под ног, и она кувырком полетела прямо в яму.

Изабел сильно ударилась и, оглушенная, долго лежала без движения, стараясь перевести дух. Щекой она чувствовала мягкую пыль, пахнувшую гниющей древесиной. Основания столбов были окутаны тьмой. Кроме ее тяжелого дыхания, больше не было слышно ни звука.

Каждый вдох вызывал острую боль в боку, выдох – все увеличивающийся дискомфорт. Прижав левую руку к ребрам, Изабел с трудом встала на колени и прислонилась плечом к столбу. Потом медленно поднялась на ноги.

Как же ей отсюда выбраться?

Подняв голову и взглянув на то место, где она недавно стояла, Изабел поняла, какой глубокой была яма. Она медленно прошла между столбами в поисках пути, по которому можно было бы выбраться наверх. Выхода не было.

Изабел понимала, что ей нужно что-то вроде ступеньки, чтобы стать повыше и дотянуться до края ямы. Вернувшись к тому месту, где она заметила черный камень, она прижала руку к боку и осторожно нагнулась. Это не глина, подумала она, погладив пальцами гладкую поверхность. Скорее всего это был черный мрамор, однако камень оказался слишком тяжелым, чтобы она могла сдвинуть его с места.

Задумчиво склонив голову, Изабел стала размышлять, что бы она могла из него вырезать. «Сначала выберись отсюда, а уж потом будешь думать о том, какие возможности таятся в этом камне», напомнила она себе.

Изабел снова встала и прислонилась к столбу.

– Помогите!

Крик был слишком слабым. Вряд ли кто-нибудь мог его услышать. Прижав обе руки к ребрам, она крикнула еще раз. Но и этот ее крик поглотила глубокая яма. Как будто Гилмур, мелькнула у Изабел мысль, желает, чтобы она осталась навсегда в этой каменной тюрьме.

Она прислонилась к стене ямы. Интересно, как долго ей придется здесь оставаться? Гилмур расположен в пустынном месте, и его избегают все, кого она знает.

Изабел казалось, что прошли часы, а может быть, это были всего минуты. Когда ее охватывал страх, ей всегда казалось, что время тянется бесконечно. Солнце стояло прямо над ее головой, а это означало, что наступило время второго завтрака и ее мать уже начинает о ней беспокоиться.

Еще в детстве ей рассказывали легенду о мифическом Вороне, которому приписывали способность спасать попавших в беду шотландцев. Изабел вдруг страшно захотелось, чтобы это оказалось правдой. По собственной глупости она попала в беду, и Ворон должен спасти ее. Ведь если ее не найдут, она, чего доброго, умрет здесь и станет одним из призраков Гилмура.

– Пожалуйста, – пробормотала она и уперлась ладонями и лбом в стену. – Пожалуйста, – повторила она, словно молитву.

Аласдер нетерпеливо отвел со лба волосы, которые растрепал ветер, и стал разглядывать развалины крепости, о которой он так много слышал за свою жизнь. На самом краю озера Лох-Улисс возвышались стены Гилмура, наследного замка клана Макреев, выложенные перемежающимися полосами светло-коричневого и белого камня.

– Какое дикое и заброшенное место, капитан, – раздался рядом мужской голос.

Аласдер обернулся к своему первому помощнику. Рыжие волосы и борода Дэниела пламенели в солнечном свете, придавая более яркий цвет его бледному лицу. У него была кожа клерка, а не моряка, вся жизнь которого прошла на море. Обычно веселый, сейчас Дэниел недовольно хмурился.

Такое выражение Аласдер часто видел на лице помощника в последние два месяца – с тех пор как они покинули Новую Шотландию в Канаде. Путешествие началось в пятницу – явный знак, по мнению Дэниела, что быть беде. Но еще более серьезным предупреждением он считал мяуканье судовой кошки Генриетты накануне их выхода в море. Оно предвещало долгий и опасный путь. Тот факт, что они добрались до места назначения очень быстро и плавание прошло на редкость спокойно, не улучшил настроения Дэниела, который не уставал предрекать неприятности.

– Генриетта чихала, – сообщил он, глядя на мурлыкающую пеструю кошку у себя на руках. – Это верный признак того, что будет дождь.

– Вчера она была резвой и игривой, и это, по твоему мнению, предвещало шторм, – сухо напомнил ему Аласдер, глядя на безоблачное небо.

Моряки серьезно относились к ветру и волнам – объективно существующим явлениям, не поддающимся контролю, но они были частью их повседневной жизни на корабле, и моряки умели с ними справляться. Однако Дэниел доводил все до крайности и видел знамения и предвестия несчастий там, где их не существовало и в помине.

Обычно первым помощником у Аласдера был один из его братьев, но в данный момент они сопровождали корабли, предназначенные для французских покупателей. Дэниел хорошо знал свое дело и по возвращении в Новую Шотландию ожидал получить под командование собственное торговое судно. Вот и пусть на своем корабле, мысленно усмехнулся Аласдер, Дэниел и Генриетта предсказывают конец света сколько душе угодно.

Оглядывая развалины Гилмура, Аласдер размышлял над словами своего первого помощника. Место действительно выглядело пустынным и диким. И в то же время – по-своему величественным.

Макреи вернулись в Гилмур. Пусть всего на день или два. По такому торжественному случаю должны были бы греметь фанфары, но все было тихо, никаких восторженных приветствий. Вместо этого продвижение «Стойкого» по озеру Лох-Улисс сопровождалось командами Дэниела и выкриками матросов, выполнявших эти команды, хлопаньем на ветру парусов и плеском пенистых волн перед кораблем, рассекающим сильное подводное течение впадавшей в озеро реки Кониг-Финт.

Пунктом назначения корабля вообще-то был Лондон, но Аласдер, повинуясь неожиданному импульсу, похожему на вызов, принял решение идти в Гилмур. Пока они двигались вдоль берегов Шотландии, у него было странное чувство, будто он возвращается домой. А когда они вошли в устье реки Кониг-Финт, Аласдеру показалось, будто ему знаком здесь каждый поворот, каждый изгиб течения соленой воды океана, встречающейся с пресной водой озера. А уж путь по озеру Лох-Улисс был настолько ему знаком, словно его отпечатали в голове и сердце.

Аласдер решил пришвартовать свой корабль в тихой бухте, защищенной со всех сторон скалами. Об этой бухте он тоже слышал еще в детстве.

Аласдер дал сигнал спустить одиннадцатидюймовый якорь, но только до поверхности воды. Дальше течение само прибьет корабль к берегу.

Перед ним была цепь скалистых гор. В отличие от Гилмура, возведенного и разрушенного человеком, это чудо природы осталось нетронутым. Скалы вырастали из вод озера, словно гигантские челюсти какого-то мифического существа.

Корабль тихо проскользнул в бухту, словно не был уверен, что будет принят. Место было глухое. Ни одна птица не вылетела из своего гнезда в скалах. Даже плеск воды был каким-то приглушенным, а порывы ветра стихли до легкого бриза.

Этот визит будет коротким. Аласдер должен быть в Лондоне по приглашению графини Шербурн.

Он приказал спустить шлюпку и подошел к веревочному трапу.

– Мне пойти с тобой? – спросил Дэниел.

– Нет.

Впервые помощник не поинтересовался почему и не высказал никаких предостережений; видимо, он почувствовал, что Аласдеру необходимо побыть одному.

Дэниел кивнул и отошел от перил.

Аласдер причалил шлюпку к берегу и закрепил веревку у большого валуна. Слупив на землю, он невольно улыбнулся. Под ним наконец-то была твердая земля, а не шаткая палуба корабля, качающаяся на волнах.

Захватив с собой фонарь, он двинулся вдоль берега, пока не увидел вход в пещеру. Он вошел в нее и огляделся. Как ему и рассказывали, везде были портреты женщины, которую много веков назад любил святой по имени Ионис.

– Она была красавица, – когда-то сказала его мать, рассказывая о портретах.

– Не такая красавица, как ты, любовь моя, – улыбаясь, заметил отец. – Но возможно, это даже хорошо, что ты не понимаешь, как ты прелестна.

Аласдер помнил, что он и его братья обычно при этом отворачивались. Они презирали родителей за то, что те всегда обменивались взглядами и многозначительными улыбками, будто были одни в целом мире. Только когда Аласдер подрос, он понял, как велика была любовь родителей.

Но мать была права. Женщина на портретах действительно была прекрасна. Ее длинные черные волосы украшал венок из маргариток, ее зеленые глаза и улыбка, казалось, приветствовали его. Возлюбленная Иониса.

В дальнем конце пещеры он увидел проход, который искал: вверх вела лестница. Оставив фонарь на нижней ступеньке, Аласдер начал подниматься.

Наверху он обнаружил разломанные плиты, в одну из которых было вделано железное кольцо. Вот и ответ на загадку. Свет проникал на лестницу, потому что вход был разрушен. Аласдер подтянулся обеими руками, чтобы получше разглядеть разрушения. Неужели англичане, разъяренные неожиданным исчезновением своего полковника, прокладывали себе дорогу, круша все на своем пути?

Но то, что оба секрета были раскрыты, уже не имело значения. Каждый Макрей знал о существовании и пещеры, и лестницы. Именно через них был совершен исход шотландцев, покинувших Шотландию тридцать лет тому назад.

От домовой церкви почти ничего не осталось, кроме каменного пола: не было ни крыши, ни стен – одни руины.

За церковью когда-то был ряд арок с видом на озеро Лох-Улисс. Сейчас осталась всего лишь часть одной из них. Перед Аласдером расстилалось озеро, которое, постепенно сужаясь, перетекало в устье реки Кониг-Финт, а оттуда – в море. Со всех сторон озеро окаймляли поросшие густым лесом долины, и деревья здесь почему-то казались скорее черными, чем зелеными.

Пройдя несколько шашв, Аласдср попал в коридор, который ему много раз описывали. Крепость была изначально построена в форме буквы «Н» и соединена крытыми галереями с домовой церковью и замком. Но сейчас почти ничего не осталось от того, что некогда было Гилмуром. Ни высоких труб, ни остроконечных крыш, ни величественных стен, возведенных много веков назад. Все лежало в руинах.

Отец Аласдера провел молодость в Гилмуре, а мать оказалась в этих стенах заложницей, прежде чем стать бунтаркой, а потом женой английского полковника-предателя. Когда-то всем здесь распоряжался прадед Аласдера, но потом в клане Макреев произошли трагические события.

У Аласдера было достаточно причин, чтобы чувствовать свою связь со старым замком. А может, ответ заключался в словах его дяди, которые он услышал, когда был еще мальчишкой. «Не важно, где ты родился, парень. Если в тебе есть хоть капля крови рода Макреев, считай, что ты родом из Гилмура».

Вдруг Аласдеру показалось, что он слышит слабый крик, словно призраки Гилмура решили его приветствовать. Он тряхнул головой и усмехнулся. Неужели он верит в сказки, услышанные в детстве?

Он прошел через пролом в коридоре и оказался около груды камней у опасно накренившейся над ямой стены. Крик повторился, но вместо того, чтобы вызвать у него любопытство, явился причиной раздражения.

– Я не верю в привидения. – громко произнес Аласдер, заглядывая в яму. Но тут он заметил внизу какое-то движение.

– Рада это слышать, – отозвался снизу слабый женский голос.

Он нахмурился, глядя в темноту.

– Покажитесь.

Изабел вышла на свет и посмотрела вверх.

У Аласдера мелькнула мысль – возможно, в Гилмуре и вправду есть привидения. Женщина внизу была как две капли воды похожа на портрет возлюбленной Иониса.

Но она явно была не призраком, а молодой девушкой из плоти и крови.

Ее темные волосы казались частью окружавшей ее темноты. Глаза были цвета стеблей растений. Выражение лица было серьезным, но с намеком на улыбку.

На щеках, как и на голубой в полоску юбке, были пятна грязи. Испачканная белая косынка была приколота брошкой к желтому жакету. Волосы были схвачены на затылке синей лентой, такой же, как отделка по подолу юбки.

– Если вы не призрак Гилмура, то кто вы и как попали в эту яму?

Ее взгляд медленно скользнул по черным сапогам, голенища которых были отвернуты на коленях, по бриджам из буйволиной кожи. Поверх клетчатого шерстяного жилета на незнакомце была куртка из такой же кожи с ярко-красными обшлагами и лацканами. Каштановые волосы были завязаны на затылке в хвост. Высокий ворот обрамлял бородатое лицо с густыми бровями и голубыми, как предрассветное небо, глазами.

Весьма привлекательный спаситель.

Изабел отступила на шаг.

– Вы солдат? – Ей никогда не доводилось видеть шотландской одежды, кроме как на военных. Однажды в Инвернессе она видела маршировавший полк солдат, и их форма была не менее впечатляющей, чем одежда незнакомца. То был полк солдат-шотландцев, состоящих на службе у английского короля.

– Нет. А кто вы?

– Я не привидение. Но если останусь здесь, могу легко в него превратиться. – Изабел повесила на плечо свою сумку. – Вы мне поможете?

Аласдер опустился на одно колено и внимательно изучил глубину ямы, прежде чем лечь на землю. Потом протянул обе руки и, дождавшись, когда девушка протянет свои, взял ее за запястья и начал медленно поднимать вверх, постепенно вставая сначала на колени, а потом в полный рост.

Пока он ее тянул, Изабел старалась не стонать от боли. Она стиснула зубы и молилась. Оказавшись наверху, сделала осторожный шаг от края ямы и взглянула на своего спасителя. Рядом с ним она казалась маленькой, хотя была довольно высокого роста. Вся фигура незнакомца с широко расставленными ногами и крепко сжатыми кулаками говорила о властном характере.

Лишь один человек в ее жизни обладал столь же ярко выраженной властностью – ее отец. Магнус Драммонд, коренастый, кривоногий человек, всегда держался так, будто был королем.

– Кто вы? – прошептала Изабел.

– Я – Макрей, – все еще хмурясь, ответил незнакомец.

– Этого клана больше нет.

– Вы видите одного из представителей этого клана. – Он говорил как шотландец, но с каким-то неуловимым акцентом. – А вы? – снова спросил он, сделав шаг ей навстречу. – Кто вы? – Он протянул руку, словно намереваясь дотронуться до нее. Изабел непроизвольно отпрянула и почувствовала, как ее пронзила боль в боку.

– Вы ушиблись. – Незнакомец провел пальцами по руке.

– Нет-нет, все в порядке, – ответила она, отступив еще на шаг. Он последовал за ней.

– Как вы оказались в яме? И почему вы вторглись в чужие владения? – Он снова сократил расстояние между ними.

Она опять отступила, и на этот раз он остался стоять на месте.

Изабел подошла к своей лошади и отвязала поводья. Однако боль в боку не позволила ей сесть верхом, и она пошла пешком в сторону перешейка.

– Почему вы оказались на нашей земле?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Это больше не ваша земля, – ответила она, искренне желая, чтобы это было неправдой. – Здесь уже много лет не было ни одного Макрея. Земля принадлежит Магнусу Драммонду.

 

Глава 2

Изабел дважды оборачивалась и оба раза видела, что он смотрит ей вслед. Она быстро отводила взгляд, и Аласдеру показалось, будто она не верит, что он на самом деле существует.

Они не обменялись именами, но в ту секунду, когда ее ноги коснулись твердой земли, ее тело оказалось прижатым к нему. Это было интимным прикосновением мужа и жены, и он до сих пор его ощущал.

Аласдер провожал взглядом стройную фигуру, вырисовывавшуюся на фоне голубого летнего неба. Девушка медленно шла по перешейку и вела за собой лошадь, и он подумал о том, что она, видимо, сильно ушиблась, падая в яму.

Хоть она это и отрицала, он заметил боль в ее глазах.

Кто она? Прелестная загадочная незнакомка, слова которой вызвали у него странное беспокойство.

Костяшками пальцев он провел по своей густой бороде. Может быть, он напугал ее своим видом и поэтому она так быстро убежала? Но у него было правило не брить бороду до тех пор, пока он не вернется домой из плавания.

И что она имела в виду, когда сказала, что эта земля принадлежит Драммондам?

Он огляделся и увидел в долине огромное стадо овец. Нахмурившись, хотел было пойти туда, но его остановил голос Дэниела:

– Красивое место, хотя здесь почти ничего не осталось.

Аласдер обернулся и увидел, что Дэниел был не один: вся команда разбрелась по развалинам. Все они, как и он сам, были потомками жителей Гилмура. Вернувшись домой, они, конечно, расскажут о том, что здесь видели.

– А где же форт Уильям? – удивленно произнес Дэниел.

Помощник был прав. А он, помогая незнакомке, не сразу понял, что форт Уильям исчез. Построенный после битвы при Куллодене, он был английской крепостью в этой части Шотландии.

– Уродство, – говаривала мать Аласдера. – Уродливое пятно на местности.

– Эта крепость построена по типу всех английских фортов, – с усмешкой добавлял отец.

От форта действительно почти ничего не осталось: немного кирпичной кладки фундамента да несколько деревянных подпорок, где, по всей вероятности, когда-то были конюшни.

– Похоже, он просто исчез, – с удовлетворением заметил Аласдер.

– Интересно, почему они ушли?

– А зачем им было оставаться? Они уже достигли своей цели.

Нелюбовь Аласдера к англичанам объяснялась скорее их бесцеремонным вторжением в Новую Шотландию и их покровительственным поведением на Востоке, чем политикой английских королей в Шотландии. Его отец был наполовину англичанином, но большинство Макреев, поселившихся на мысе Гилмур в Новой Шотландии, предпочитали игнорировать этот факт.

– А что тебе известно о Драммондах?

– Жулики, насколько я помню, – ответил первый помощник. – Они постоянно крали наших лошадей и скот.

Аласдер подавил улыбку. Клан Макреев сделал эту землю своей много веков назад, отстаивал ее, выстроил из камня крепость, которая господствовала над окрестностями. Эти люди, очевидно, были такими же отчаянными, как Драммонды, и наверняка также угоняли скот.

Оставив Дэниела, Аласдер пошел по перешейку. Трава здесь была полностью выщипана ненасытными овцами.

– Убирайся с земли Макреев! – приказал он пастуху, который пас здесь стадо.

Молодой пастух был одет в коричневые штаны, линялую рубаху и дырявые сапоги. Светлые волосы были спутаны, карие глаза смотрели вызывающе.

– Так вы, может, Магнус Драммонд? – сказал пастух, оглядывая Аласдера с ног до головы. – Только вы что-то на него не похожи.

– Я Макрей, – надменно произнес Аласдер.

– А мне-то что за дело?

– Но это земля Макреев! – все больше раздражаясь, выпалил Аласдер.

– Да здесь с незапамятных времен не было никаких Макреев. Или вы думаете, что мне следует пойти к Драммонду и рассказать ему, что я видел привидение?

– Я думаю только то, что ты должен немедленно убраться с моей земли.

Аласдер окинул взглядом стадо и увидел овцу с колокольчиком на шее. Овцы были не так упрямы, как глупы, и все стадо будет следовать за своим вожаком, даже если тот поведет их к гибели. Аласдер подошел к овце, схватил ее за ошейник с колокольчиком и повел в дальний конец долины.

– Что вы делаете?! – вскричал пастух, хватаясь за свой кнут.

– Я хочу прогнать твое стадо с моей земли, – спокойно ответил Аласдер. Овцы с громким блеянием следовали за ним.

Пастух схватил его за рукав, но Аласдер нетерпеливо отдернул руку и продолжал идти.

– Драммонду это не понравится! Аласдер удивленно поднял брови.

– А где этот ваш Драммонд?

– Вы собираетесь сказать ему, что это ваша земля?

– Собираюсь! – отрезал Аласдер.

– Хотел бы я хоть одним глазком посмотреть на эту встречу. С удовольствием покажу вам дорогу до Фернли.

– И уведешь отсюда овец, – добавил Аласдер.

Пастух кивнул, зацепил своим кнутом ошейник овцы с колокольчиком и, улыбаясь, повел стадо за собой.

Аласдер проводил его взглядом и вернулся в Гилмур. Некоторые из матросов все еще бродили по развалинам, другие сидели на берегу и смотрели на озеро. От присутствия людей место как будто ожило, и теперь можно было себе представить, каким оно было прежде, до того, как англичане разгромили Гилмур.

В Новой Шотландии в Канаде их жизнь началась с деревянных домиков, примостившихся в тени крепости. С течением времени эти домики сменились кирпичными коттеджами, лучше защищавшими от суровых зим. Дома украшались шкурами зверей и яркими изделиями из шотландки, в них стоял приятный запах свежесрубленного дерева, из которого были сделаны столы, стулья и кровати.

В Новой Шотландии не было ничего старого и ничто не напоминало о вечности так, как этот старый замок. Но когда-то жившие здесь Макрей с радостью отказались от своего прошлого, чтобы обеспечить будущее не только себе, но и своим детям.

Возможно, Аласдеру было глупо беспокоиться о Гилмуре, желая, чтобы тот оставался неприкосновенным. Он здесь не жил и не собирался жить. Его дом был либо на корабле, либо на мысе, названном в честь этих печальных руин. Но Аласдер не мог отделаться от чувства, что эта земля и эта крепость принадлежат Макреям, независимо от того, живут они здесь или нет.

Ее дом был всего в нескольких милях отсюда. Он стоял на самом высоком холме поместья Драммондов. По рассказам, которые слышала Изабел, Фернли когда-то был не более чем холмом, окруженным глубоким рвом. Со временем Драммонды построили на холме деревянную крепость. Строение простояло таким до того времени, пока ее отец не перестроил внешние стены, использовав для этого кирпич покинутого англичанами форта Уильям.

Дом, в котором жила Изабел, возвышался над окрестностями и был похож на квадратную кирпичную коробку. Жизнь в нем не была ни веселой, ни счастливой. Если здесь и раздавался смех, так только в ответ на пьяную шутку отца. Гораздо чаще в узких коридорах и холодных комнатах был слышен его раздраженный крик.

– Я важная особа, – однажды сказал он Изабел. – Меня боятся и уважают во всей Шотландии. – Это не было похвальбой. Посетители, желавшие встретиться и побеседовать с Магнусом Драммондом, приезжали и из Эдинбурга, и из Инвернесса и оставались у них в доме по нескольку дней.

Жизнь в Фернли не была слишком уж суровой. Наряды и еду можно было назвать даже роскошными. Но эти немногие радости не возмещали того страха, который постоянно испытывали мать и дочь.

Изабел не могла припомнить дня, когда бы она не боялась отца, причем до такой степени, что у нее потели ладони и все переворачивалось внутри. Большую часть времени она старалась не показываться ему на глаза, поняв, что чем реже он ее видел, тем меньше наказывал.

Этот человек всегда искал слабые стороны своего врага и использовал их себе во благо. Его хитрость многие годы спасала Драммондов. Плохо было то, что отец распространял свою немилость и на собственную семью, видя врагов даже в жене и дочери.

С возрастом Изабел поняла, что ее отец никогда не смягчится и она так и не сможет дождаться его одобрения. Они никогда не поймут друг друга. Однако осознав это, Изабел почувствовала странную свободу. Она словно бы освободилась от необходимости пытаться полюбить своего отца.

Изабел отдала поводья помощнику конюха. Робби был ее товарищем. Он помогал Изабел во всех ее несчастьях и никогда никому не рассказывал о ее тайных посещениях Гилмура, прятал камни, которые она оттуда привозила и всегда сообщал ей, если отец куда-либо уезжал. К тому же он не проявлял излишнего любопытства. Вот и сейчас он не спросил Изабел, почему она вернулась из Гилмура пешком.

– Он рано вернулся, – шепнул Робби, оглядываясь.

– Спрячь это, – тоже шепотом сказала она, протягивая ему сумку со своими инструментами.

Изабел прошла через кухню, но и повариха, и ее помощники сделали вид, будто не заметили ее. Это было дурным предзнаменованием.

Все коридоры Фернли вели в небольшую круглую комнату, прежде, возможно, служившую кладовой. Теперь же она была центром всего здания. В круглую стену была встроена винтовая лестница со сбитыми и выщербленными ступенями. Лестница вела на второй и третий этажи.

Единственным освещением этой комнаты были узкие щели, расположенные высоко над головой в кирпичной стене и служившие амбразурами для лучников. Летом через них в Фернли проникал теплый ветерок, но зимой холод был просто невыносимым.

Лестницу, все выходы в коридор и входную дверь охраняли молодые люди, одетые в черные штаны, белые рубашки, красные жилеты и черные куртки с блестящими серебряными пуговицами с гербом Драммондов. Для расчетливого помещика это была слишком большая трата, но отец часто становился жертвой своего тщеславия.

Молодые люди отбирались в соответствии с их ростом и доблестью, проявленной в сражениях, но не на поле битвы, а в пьяных драках в тавернах Инвернесса. Если человек был готов драться из-за малейшего подозрения на пренебрежительное к себе отношение или решал спор с помощью кулаков, Драммонд тут же нанимал его к себе на службу.

Изабел прошла мимо стражей, даже не ожидая, что они с ней поздороваются.

Комната матери была на втором этаже, а ее собственная – на третьем, там же, где жила прислуга. Изабел стала осторожно подниматься наверх.

– И где же это ты была, дочь?

В страхе Изабел взглянула на отца. Он был одет так же, как его охрана, но вместо штанов на нем были бриджи и чулки с ярким орнаментом. Куртку он снял, чего ни под каким предлогом не разрешалось делать другим.

Его гладко выбритое лицо, возможно, было некогда довольно приятным, но на него наложили отпечаток гнев и высокомерие многих лет. Карие глаза были окружены сетью морщин и прикрыты тяжелыми веками. Глубокие складки пересекали его щеки от хмурого лба до жестко сжатого рта.

– Пойдем поговорим, – почти ласково сказал он и направился в главный зал Фернли.

Его миролюбие не обмануло Изабел. Она сделала глубокий вдох и, собрав все свое мужество, стала осторожно спускаться вниз, держась одной рукой за стену.

Главный зал выглядел довольно уродливо, однако он не всегда был таким. Каменные блоки стен когда-то были выкрашены в голубой цвет, но с годами краска поблекла и сквозь нее проступили большие серые пятна. Каменный пол, выложенный из квадратных плит, был выщерблен и местами стал опасно неровным.

Над камином висела единственная красивая вещь – картина, на которой был изображен предок клана Драммондов. По легенде, шепотом передававшейся из поколения в поколение, он был рыцарем, своего рода паломником, пришедшим в Шотландию из Англии. В детстве Изабел часто приходила сюда и рассматривала картину.

Рыцарь был изображен стоящим на коленях. Солнечный свет освещал его, словно благословляя. Рядом с ним на земле виднелась плетеная корзина. Это означало, что он пришел в свой новый дом почти без всякого имущества. Рыцарь стоял, упершись лбом в рукоятку меча, воткнутого в землю. На рукоятке было выгравировано одно-единственное слово на латыни. Когда-то один из немногочисленных поклонников Изабел перевел ей это слово. Верность.

Прежде краски на картине, наверное, были яркими и сочными. Но от времени они потускнели, а железная рама, обрамлявшая картину, проржавела в нескольких местах, и недостающие части были заменены металлическими пластинками, отчего получилось топорное, хотя и впечатляющее произведение искусства.

С тех пор мужчины клана Драммондов приняли девиз первого рыцаря в качестве своего и поклялись в верности Шотландии и своему клану. Впрочем, ее отец нарушил традицию и теперь клялся в верности лишь себе самому и своим деньгам.

Изабел посмотрела в угол зала, Матери не было в ее обычном кресле. Она решила не присутствовать? Или отец запретил ей приходить, пока не будет наказана Изабел?

Это был еще один знак, заставивший сердце девушки похолодеть еще больше.

Она подошла к столу, за которым сидел отец с каким-то молодым человеком. Изабел узнала пастуха. Тот посмотрел на нее лишь мельком и отвернулся.

Оцй решила, что пастух все же ее видел и донес на нее отцу. Но почему он не пришел ей на помощь, когда она провалилась в яму?

– Где ты была, Изабел?

– В Гилмуре, – прошептала она, опустив голову. Руки сами по себе сжались на животе – это была привычная поза повиновения.

Отец встал, с грохотом отодвинув резной стул.

– Разве я не запретил тебе туда ходить?

– Да, – опять прошептала она и услышала, как ее голос дрожит от страха.

– Протяни руку, – приказал он.

Она повиновалась, вытянув руку ладонью вверх. Пока ее отец доставал из сапога кинжал, она закрыла глаза, как всегда делала в таких случаях.

Почувствовав прикосновение острия к основанию пальца, Изабел призвала на помощь всю свою волю, чтобы не вздрогнуть и не отдернуть руку. Иначе наказание будет еще страшнее.

– Расскажи мне о человеке, которого ты там встретила, – потребовал отец и слегка провел лезвием до кончика пальца и обратно – до запястья. Следа не осталось, но угроза тем не менее была реальной.

Она открыла глаза.

– Человека по имени Макрей?

– Его самого. – Нож снова оказался у основания большого пальца, словно отец собрался его отрезать. Паника охватила Изабел.

– Обычный человек, как любой другой.

– Как он выглядел?

– Высокого роста, с бородой. Глаза голубые, – добавила она. – Очень светлые, почти прозрачные.

– Такие глаза у всех Макреев, – произнес отец, глядя куда-то вдаль, словно видел перед собой этого человека. – И какое же ты заслужила наказание, Изабел? Отрезать тебе палец? Скажи, как научить тебя повиноваться мне?

Ее рука дрожала, но она молчала, хотя от знакомого чувства страха у нее внутри все похолодело.

– Может, вырезать какую-нибудь букву? – Он провел кончиком кинжала по основанию большого пальца, и на этот раз на порезе выступила кровь. – Букву «Д», обозначающую, что ты Драммонд, или слово «дерзкая»?

Лучше букву «О» – «отчаяние», подумала Изабел, но, конечно, промолчала.

– Горничная обыщет твою комнату и принесет мне все, что найдет там ценного. Может быть, запрет покидать комнату до дня твоей свадьбы научит тебя повиноваться мне. Конечно, ты заслуживаешь более сурового наказания, но пусть оно будет напоминать тебе, кто я.

Отец не может ее побить или порезать, неожиданно поняла Изабел. Ведь тогда она будет обесценена в глазах будущего мужа. Ей следовало бы знать, что алчность ее отца во сто крат сильнее, чем его гнев.

Изабел молчала. Этот урок она выучила уже в детстве. Но даже если теперь ее редкие вылазки оказывались не возможными, ее тайные мысли все равно принадлежали только ей.

Отец сунул кинжал за голенище сапога и махнул рукой, отпуская дочь. Изабел крепко сжааа кулак, чтобы остановить кровь, и выбежала из зала, пока отец не передумал и не наказал ее еще страшнее.

 

Глава 3

– Теперь мы по крайней мере знаем, что случилось с фортом Уильям, – сказал Аласдер, глядя на южный фасад крепости Драммонд.

– Никогда бы не подумал, что шотландец мог использовать кирпич английского форта для строительства своего дома, с отвращением заявил Дэниел.

Они приближались к Фернли медленным шагом, чтобы слуги Драммондов могли заранее уведомить своих хозяев об их приближении.

– Ты уверен, что хочешь это сделать, Аласдер? Надо было прихватить с собой всю команду.

– Надеюсь, что Драммонд не так уж свиреп, Дэниел, – улыбнулся Аласдер.

– А почему ты думаешь, что он тебя выслушает?

– А ты считаешь, что не выслушает? Почему?

– Он – Драммонд. Вот именно поэтому.

Они остановились у входной дубовой двери, окованной железом.

Странно, но казалось, что она не была предназначена именно для этого дома. Это навело Аласдера на мысль, что жадность заставила Драммонда присвоить не только английские кирпичи, но и часть Гилмура.

Очень может быть, что в окончательном разрушении старого замка были виноваты вовсе не англичане, а сосед-шотландец.

– Полагаю, ты не настолько глуп, чтобы войти в этот дом одному? – сердито промолвил Дэниел, когда Аласдер сделал знак рукой, предлагая помощнику оставаться на месте.

Аласдер кивнул и взялся за молоток. Дверь начала медленно открываться, будто Фернли встречал визитеров с большой неохотой. Из-за двери появился молодой человек с непроницаемым лицом.

– Я пришел, чтобы увидеть Драммонда.

– А кто вы такой?

– Аласдер Макрей.

В ту же секунду охранника оттолкнули, и на пороге появился пожилой мужчина.

Судя по морщинам, этот человек был примерно в возрасте отца Аласдера, Но если Йен Макрей все еще привлекал взоры дам, то на этого мужчину, по мнению Аласдера, ни одна женщина не захочет взглянуть во второй раз. Большой нос в оспинах торчал в середине обветренного загорелого лица. Темные волосы свисали на плечи неопрятными прядями. Глубоко сидящие глаза смотрели на Аласдера враждебно.

Магнус Драммонд.

– Это вы прогнали моих овец с их пастбища. – Фраза прозвучала угрожающе.

Значит, не будет никакого обмена любезностями, положенного при первой встрече, понял Аласдер. Что ж, так тому и быть. У Аласдера не было времени на фальшивый этикет.

– Они паслись на моей земле, – ответил Аласдер, скрестив руки на груди.

– А по какой причине вы считаете эту землю своей? – Драммонд нахмурился.

– Причина в том, что я – Макрей, – твердо сказал Аласдер, выступив вперед. – Потомок старого помещика.

– Если вы действительно тот, за кого себя выдаете, где вы были все эти годы?

– За морем. – Хватит с этого негодяя и такой информации, решил Аласдер.

– Так и отправляйтесь туда снова, – безапелляционно заявил Драммонд. – По закону я владелец земли. Много лет тому назад мне ее уступили англичане.

– Значит, они отдали вам то, что им никогда не принадлежало. – Аласдер с трудом подавил раздражение. – Если вор крадет корову у одного человека и продает ее другому, это означает только то, что оба они мошенники.

– Мне все равно, кто вы – Маклауд, Макрей или кто-то еще. Земля принадлежит мне.

Люди, стоявшие позади Драммонда, шагнули ближе к двери.

– Моя семья жила здесь шестьсот лет, Драммонд. Думаю, что это имеет больший вес, чем подарок от англичан.

– Может, передадим дело в суд, самозванец? – Вид у Драммонда вдруг стал довольным. Он, видимо, уловил что-то в выражении лица Аласдера, потому что заулыбался. – Ты думал, что все будет просто? Заявил, что ты Макрей, и ждал, что я испугаюсь и упаду тебе в ноги?

– У меня нет времени на суды.

– Тогда начинай считать убытки уже сейчас, пока он и не выросли еще больше. И вообще для тебя это будет пустая трата времени, потому что я еще не проиграл ни одного суда.

Драммонд явно наслаждался тем, что Аласдер все больше возмущался.

– Такты занимаешься тем, что крадешь землю у своих соотечественников, Драммонд? – Аласдер заложил руки за спину и немного расставил ноги. Эта поза выдавала в нем моряка, стоящего на палубе корабля в открытом море.

– Ты скоро поймешь, что Шотландия лучше приспособлена для овец, чем для людей, Макрей, – сказал Драммонд и сделал попытку закрыть дверь.

Аласдер помешал ему.

– Тогда продай ее мне.

Драммонд усмехнулся и, прищурившись, взглянул на Аласдера.

– Макрей собирается купить землю, которую он считает своей? Почему?

– Да потому, что у меня нет времени на суды и судей.

– И к тому же ты не уверен, что выиграешь? Драммонд отступил и жестом пригласил Аласдера войти в дом.

Аласдер оглянулся на своего помощника. Тот стоял со скрещенными на груди руками, хмурился и нетерпеливо постукивал по земле ногой.

– Если ты не выйдешь через час, – пригрозил он, – я приведу всю команду.

Аласдер кивнул, хотя и сомневался, что Драммонд собирается его убить, тем более что ему удалось пробудить в нем алчность. И все же следовало быть осторожным.

Аласдер вошел в дом вслед за Драммондом. Двое охранников сопровождали их.

Витые лестницы Фернли шли вдоль стен. Стены, полы, лестницы и крыша – все было из серого камня и освещалось сейчас косыми лучами солнца, пробивавшимися через высокие окна.

Драммонд провел его в комнату, носившую явный отпечаток запущенности.

– Моя жена Ли, – бросил он, выдвигая стул в конце длинного, грубо сколоченного стола. – Аласдер Макрей, – добавил он, покончив таким образом с представлением.

Жена Драммонда сидела у незажженного камина, склонив голову над рукоделием. Но ее поза была такой напряженной, что Аласдер почти физически почувствовал, как она дрожит.

– Благодарю вас за гостеприимство, мадам. – Он подошел нелегка поклонился.

Она подняла на него удивленный взгляд.

На мгновение Аласдеру показалось, что это та женщина, которую он встретил в развалинах. Она была гораздо старше, но у нее были такие же темные волосы и зеленые глаза.

– Вы принадлежите к клану Макреев? – Ее голос был еле слышен.

– Да.

Она опустила на колени рукоделие и улыбнулась. Это было что-то вроде приветствия, и оно очаровало его.

– Кто ваш отец? – неожиданно спросила она. Аласдер замялся. Все вопросы об Йене Макрее всегда вызывали у него подозрение.

– Моя мать – Летис Макрей, а бабушку звали Мойра, – сказал он, не отвечая на ее вопрос.

– Я знала вашего дядю.

– Вот как? – удивился он. Два его дяди умерли еще до его рождения, а третий – всего несколько месяцев назад. Именно этим событием был связан его визит в Лондон.

– Его имя Фергус, – сказала она просто.

Это был брат матери Аласдера. Ему хотелось расспросить женщину об этом человеке, воспоминание о котором явно ее опечалило, но он чувствовал у себя за спиной пристальный взгляд Драммонда и. не решился.

– Добро пожаловать, – сказала она тихо. – Могу я предложить вам эль или, может быть, вина?

– О чем ты болтаешь, женщина? – грубо вмешался Драммонд. – Он выпьет доброго шотландского виски.

– Разумеется, – быстро взглянув на мужа, сказала она и, схватив свое рукоделие, опустила голову.

Там где сейчас жил Аласдер, на людях часто появлялась одна женщина со ссадинами на руках и шее. «Меня лягнула корова», – объясняла она или утверждала еще что-либо столь же невероятное. Но всем в деревне было известно, что ее бьет муж. Аласдер предложил ему службу на «Чертополохе» – своем новом корабле, отправлявшемся к берегам Китая. Это гарантировало его отсутствие в течение нескольких месяцев.

Однажды эта женщина встретила Аласдера на площади и поцеловала его в щеку в знак благодарности. Страх исчез из ее глаз, а лицо просто сияло.

Ли Драммонд напомнила ему эту женщину, особенно когда она украдкой посмотрела на своего мужа.

Аласдер еще раз поклонился ей и подошел к Драммонду, сидевшему на одной из узких лавок, которые стояли вдоль длинных сторон стола.

– Значит, вы хотите купить землю? – спросил Драммонд, когда им принесли виски, и придвинул кубок к Аласдеру.

Неплохой напиток, подумал Аласдер, сделав глоток, но не так хорош, как тот, что делают на мысе Гилмур. Шотландцы не утратили своего умения, даже покинув родину.

– При одном условии, – ответил Аласдер, поставив кубок и глядя в глаза Драммонду.

– Вы не втом положении, чтобы выдвигать условия, Макрей.

– Пообещайте, что освободите мою землю от ваших овец.

– Вы поверите моему слову, Макрей? Никто из ваших никогда ему не верил. Вы – первый.

– То есть вы хотите сказать, что ваше слово ничего не стоит, Драммонд?

Лицо Драммонда потемнело, губы сжались, густые брови угрожающе сдвинулись, он напомнил Аласдеру давно умершего деда, а тот был мастер нагонять страх.

Прежде чем Драммонд успел ответить – а возможно, и оскорбить, – вмешалась Ли:

– Если наш гость достаточно богат, чтобы купить Гилмур, ему, видимо, пришло время подумать о женитьбе.

– Я не стану мешать свою кровь с кровью Макреев, женщина. И вообще тебе никто не разрешил говорить.

– Однако ты пока не нашел никого другого, кто имел бы возможность заплатить ту цену, которую ты требуешь в качестве выкупа за Изабел. – Руки Ли дрожали, но она, очевидно, решила высказаться до конца. – За несколько дополнительных монет наш гость мог бы получить и свою землю, и жену.

– Но мне не нужна жена, мадам, – мягко сказал Аласдер.

– Значит, вы женаты? – В ее голосе ему послышалось разочарование.

– Нет, но я пока не собираюсь жениться. – Он должен расширить верфь и построить еще несколько кораблей, прежде чем думать о женитьбе. – Так вы даете слово? – Аласдер снова повернулся к Магнусу. – Обещаете не использовать землю Гилмура как пастбище для своих овец?

– Родственные связи могли бы решить проблему. – Ли снова подала голос со своего места у камина.

Драммонд встретился взглядом с глазами жены и вдруг улыбнулся:

– На этот раз ты, возможно, и права, женщина. – Он повернулся к Аласдеру. – Я не продам вам Гилмур ни за какие деньги, – сказал он и хитро улыбнулся.

Чтобы скрыть досаду, Аласдер отпил виски. У него не было ни времени, ни желания играть в игры этого грубияна.

– Но я продам вам Гилмур вместе со своей дочерью.

Служанки вышли из комнаты Изабел, и она услышала, как дверь снаружи закрылась на засов. Они нашли и забрали лишь всякие пустяки. Свои инструменты и лучшие и любимые вещи из камня Изабел прятала в конюшне у Робби.

Мысль о том, что ее будут держать взаперти недели, а может, и месяцы, была невыносима. Но Изабел понимала, что молиться о том, чтобы избавиться от Фернли было глупо. Из этой комнаты ее поведут только под венец.

Комната Изабел была обставлена простой мебелью, сделанной столярами, работавшими в Фернли: шкаф, бюро, прикроватный столик и сама кровать, которая служила ей с самого детства. Исключением была лишь старая крепкая, потемневшая от времени скамейка у окна.

На этой скамье она обычно сидела и вышивала или размышляла о своей жизни. Иногда, когда отец уезжал из Фернли, Робби приносил ей инструменты и камень, и она что-нибудь из него вырезала, по возможности стараясь заглушить звуки резца.

На бюро стояли таз и кувшин с холодной водой. Даже зимой Изабел не приносили теплой воды для умывания. Отец был против того, чтобы ее «баловали», как он выражался. Единственным спасением от холода был камин в главном зале.

Изабел вымыла руки. Царапина на ладони была неглубокой и скоро заживет, но бок все еще болел.

Она расстегнула корсет и положила его на стул, потом сняла сорочку. Намочив в воде тряпку, она отжала ее и приложила к ноющему боку.

Неожиданно Изабел услышала какой-то шум за дверью и быстро накинула на себя одеяло. Потом села на скамью и, схватившись руками за его концы, пробормотала привычную молитву: «Пусть это будет не мой отец. Пожалуйста. Но если это все-таки он, укрепи меня, Господи».

Но это был не Магнус Драммонд, а только служанка.

– Вам приказано спуститься в зал, мисс, – глядя в пол, сказала девушка.

Изабел встала, завернувшись в одеяло.

– Меня опять будут показывать?

В течение двух последних лет ее, словно овцу на аукционе, демонстрировали всем мужчинам, приезжавшим в Фернли по делу. Восхваляли ее достоинства и назначали выкуп за невесту всем, кого это интересовало.

Большинство мужчин, которых Магнус считал достаточно богатыми, чтобы позволить себе взять в жены его дочь, были уже в возрасте. Как правило, они выглядели старше своих лет, а их богатство свидетельствовало об успешно идущих делах. Очень часто они говорили об умерших женах и о необходимости найти няньку для своих многочисленных отпрысков.

Служанка понимающе улыбнулась.

– Отец велел вам надеть свое лучшее платье, мисс, потому что, возможно, вас ожидает ваш будущий муж.

С губ Аласдера было готово сорваться проклятие, но он сдержался. Он занимался торговлей по всему свету и шал, как важно сохранять спокойное выражение лица и быть сдержанным. Но еще никогда ему не было так трудно оставаться хладнокровным, как сейчас.

– Мне не нужна жена! – отрезал он. – Я хочу владеть землей, которая мне принадлежит.

– Тогда придется подождать, пока не вынесет свое решение суд, – сказал Драммонд и, глядя поверх головы Аласдера, поднял руку и нетерпеливым жестом подозвал кого-то из-за его спины.

Аласдер повернул голову. На пороге стояла девушка, которую он видел в развалинах. Ее темные волосы обрамляли бледное лицо и ниспадали до самой талии. При виде Аласдера ее до того упрямо сжатые губы разомкнулись, но тут же снова сжались. Обеими руками, сжатыми в кулаки, она схватилась за свою полосатую юбку. Короткий жакет был застегнут до самого верха. Было видно, как она па минуту задержала дыхание, а потом выдохнула так резко, что ее грудь натянула материю жакета. Было ясно, что ее застали врасплох.

– Моя дочь, – сказал Драммонд, хотя этого можно было и не говорить. Она была вылитая мать.

Девушка не шевельнулась, она уставилась в пол, будто выщербленные камни представляли для нее огромный интерес.

– Изабел, – позвала девушку мать.

Изабел. Это имя ей подходит, подумал Аласдер. Заставив себя отвести от нее взгляд, он снова посмотрел на Драммонда.

– Я не стану торговаться, Макрей. Вы получите землю и мою дочь за цену, которую я вам назову. Но если у вас нет денег, все останется так, как сейчас.

Аласдер почувствовал, что Драммонда ничуть не расстроит, если он уйдет ни с чем.

– Я возьму землю, а жена мне ни к чему.

– Она здоровая и достаточно послушная, – сказал Драммонд, словно описывая лошадь. – Я не сомневаюсь, что у нее будет многочисленное потомство в отличие от ее матери.

Он шелкнул пальцами, и Изабел подошла к нему. Драммонд схватил ее за юбку и притянул к себе.

– У нее хорошие зубы. – Взяв девушку за челюсть, он заставил ее открыть рот. – У нее уже была в детстве оспа, значит, больше она не заразится. У нее хорошая фигура с приличными выпуклостями, не с такими, чтобы торчали кости, но и не с такими большими, чтобы задушить вас.

Изабел закрыла глаза, и ее лицо залилось краской.

Аласдер встал, с шумом отодвинув скамью.

– С меня довольно, Драммонд. – Представление, устроенное отцом девушки, вызывало у него отвращение. – Я пришел лишь за тем, чтобы вернуть свою землю.

– А они неразделимы, Макрей, и за цену, которую я назову. Берите их обеих или не получите ничего.

Аласдер не сомневался, что Драммонд выполнит свою угрозу. Он перевел взгляд с униженной девушки на картину, висевшую над камином, и заметил девиз, выгравированный на мече: «Верность». А кому и чему должен хранить верность он? Этой девушке, на которой женится против своего желания? Или земле, которой его семья никогда не сможет по-настоящему владеть, а он из-за нее разорится?

Деньги, которые Аласдер скопил за долгие годы странствий по свету, были предназначены для расширения верфи. Он хотел построить более быстроходные корабли, чем его «Стойкий». Он изменит и усовершенствует корпус нового корабля и сможет создать прекрасного лебедя, который превзойдет по красоте, бесшумности и быстроходности все существующие суда.

Решение, как понял Аласдер, было принято, как только он ступил на землю Макреев. А может быть, и раньше, когда он мальчишкой сидел на полу у камина рядом с братьями и слушал рассказы матери и отца о Гилмуре. Возможно, это было даже не решение, а дар его родителям и многим другим шотландцам, которым пришлось пожертвовать всем ради того, чтобы выжить.

Взгляд Аласдера упал на мать девушки. Она смотрена на него глазами, полными отчаяния и мольбы. Она хотела, чтобы ее дочь уехала прочь из этого дома, и было нетрудно понять почему. Драммонд с такой легкостью третировал Изабел, что это, видимо, вошло у него в привычку.

– Ну так что? – потребовал ответа Магнус. Он встал и оттолкнул от себя Изабел. Та споткнулась и, вскрикнув, упала на пол. Аласдер подскочил к ней и помог подняться. Вставая, она подавила стон, но Аласдер его услышал.

– Вам нехорошо? – тихо спросил он.

– Все в порядке, – прошептала она побелевшими Гунами, прежде чем посмотреть на отца.

Что это за человек, который вызывает такой страх у собственной дочери?

– Я заплачу вашу цену, Драммонд. За Гилмур и за Изабел.

– Тогда мы заключим договор.

Взглядом он приказал жене покинуть зал. Ли сложила рукоделие и вместе с дочерью вышла.

Когда через час Аласдер подошел к ожидавшему его Дэниелу, тот спросил:

– Как все прошло?

– Я купил землю.

Все произошло с такой скоростью, что Аласдер все еще не мог опомниться. Он оглянулся на крепость и произнес, сам не веря своим словам:

– А завтра я женюсь.

 

Глава 4

Сегодня день ее свадьбы.

Изабел стояла у окна своей спальни и думала о том, не является ли такая погода в день ее свадьбы дурным предзнаменованием. Утренний туман сменился грозой и проливным дождем, барабанившим по окнам в явном неодобрении. Даже стены ее комнаты, казалось, плакали сыростью, будто наказывая девушку за ее намерение.

Она не будет плакать.

Говорить о том, что она не хочет выходить замуж, бесполезно. Так уж устроен мир. Дочерей выдают замуж отцы с возможно большей для себя выгодой. Этот жених по крайней мере молодой и здоровый.

У Изабел уже был некоторый опыт общения с теми мужчинами, которые просили ее руки. Она, например, знала имя того трясущегося старика, который попытался ее лапать, и характер беззубого судьи, которому приглянулся ее зад. Ей сказали, где они живут и чего ждут от жсны – плодовитости, роли няньки для своих детей и обязанностей сиделки для себя, когда они окончательно состарятся.

Все, что она знала об Аласдере, – это то, что он настолько сильно привязан к Гилмуру, что готов заплатить за него целое состояние и в придачу – жениться на незнакомке. Возможно, он человек чести. А может быть, и такой же упрямый, как ее отец.

Ее молитва была простой: «Помоги мне, Господи».

Господь заговорил с ней, но не громовым голосом, а явившись в неожиданном образе Аласдера Макрея, протягивавшего ей руку. В его прекрасных глазах плясали солнечные блики, а его добрая улыбка вселяла надежду.

Это был человек, который помог другому человеку, причем незнакомому (она имела в виду себя). Человек, который сумел дать отпор Драммонду. Человек, которого можно уважать.

А достаточно ли этого – уважать мужа? Наверное, должно быть и другое, более нежное чувство, рожденное общением, пониманием и дружбой.

Изабел наблюдала признаки любви в Фернли, но то были улыбки служанок, с которыми они махали из окна своим возлюбленным. Или когда однажды повариха поцеловала столяра Энгуса, а потом прогнала его из кухни, хлопнув по заду.

Но на лице своей матери она никогда не видела счастливого выражения или улыбки. Деньги, власть и привилегии не приносят счастья – таков был урок, который выучила Изабел.

Ее отец, однако, выглядел сегодня довольным.

– Драммонд даже мне улыбнулся, когда я принесла ему кашу, – заметила одна из служанок, выйдя из его комнаты.

– Поверь мне, Мэри, не стоит верить его улыбкам, – предупредила ее другая служанка. – Его настроение меняется так же быстро, как направление ветра.

Но сегодня, похоже, настроение Драммонда не изменится. Ведь уже через несколько часов он выдаст Изабел замуж.

Она отошла от окна к большой квадратной корзине, которая будет служить ей сундуком и куда сложили ее платья и другие предметы гардероба. На дне лежали самые ценные сокровища Изабел – инструменты для резьбы и готовые вещицы из камня, которые она забрала у Робби сегодня утром.

Изабел в задумчивости провела ладонью по крышке корзины. Ее пальцы были холодны и почти онемели.

Что принесет ей замужество?

Несомненно, прежнее одиночество. Чувство, что она одна среди огромного океана людей. Она снова будет молча улыбаться, как и до замужества, но к ее обязанностям добавится исполнение супружеского долга в постели. Если ей повезет, супруг будет к ней добр. Если нет – ей просто придется принять свое новое существование таким, каким оно будет.

Но неужели в жизни нет ничего, кроме вечного терпения?

Изабел начала ходить по комнате, считая шаги от окна до двери и обратно. Уже в детстве она поняла, что причины, приводящие к брачному союзу, на самом деле не имеют никакого значения. Будь то алчность, гордость или месть – право выбора остается за отцом, а ей следовало лишь повиноваться.

Она хорошо изучила жизнь в Фернли и принимала ее так же, как смену времен года. Даже взрывы ярости отца и его непредсказуемый характер были ожидаемы. Изабел знала границы своей жизни также хорошо, как размеры своей комнаты.

Неожиданно к ней в спальню зашла мать. На ее лице пыла улыбка. В руках она держала юбку, украшенную тонкими желтыми полосками, и короткий синий жакет.

– Я закончила, – сказала она и бережно положила вещи на кровать. На манжетах жакета и по подолу юбки были вышиты крошечные веточки чертополоха и вереска. Бледно-желтая косынка, заколотая фамильной брошью Драммондов, и синие бусы матери должны были дополнить свадебный наряд.

Глаза Изабел наполнились слезами.

– Ты, наверное, сидела всю ночь, – запинаясь, потому что у нее перехватило горло, сказала она.

– Моя дочь выходит замуж, – тихо произнесла Ли. – Я бы просидела и тысячу ночей ради этого.

Не в силах вымолвить ни слова, Изабел только кивнула.

– У тебя впереди новая жизнь, Изабел. – Лицо матери сияло. – Но почему у тебя такой несчастный вид?

«Потому что я не хочу такой жизни, как у тебя. Я не хочу все время испытывать страх». Она никогда не произнесет эти слова вслух, потому что они ранят единственного человека, которого она любит.

– Я не несчастна, – сказала Изабел, заставив себя улыбнуться. – Просто я подумала, что в своих молитвах я должна была бы быть более определенной. Я хотела избавиться от Фернли, и вот я выхожу замуж. Я хотела выйти замуж за человека, который был бы моложе и красивее моих прежних поклонников, но мне никогда не приходило в голову, что он купит меня только для того, чтобы сохранить свою землю.

Мать обняла дочь и сказата:

– Любовь рано или поздно приходит ко всем нам, моя дорогая девочка. Надо только не упустить ее, чтобы она не ускользнула от тебя незаметно.

Изабел изумленно посмотрела на мать.

– Как ты можешь так говорить, мама? Ведь отец все время тебя унижает.

– Твой отец хорошо нас обеспечил, Изабел. По сравнению со многими другими мы живем в роскоши.

– Разве это искупает его жестокость?

– Твой отец считает себя не жестоким, а только сильным. Он не замечает своей жестокости. Он называет это решительностью.

– Зло, которое не узнает само себя?

– Ты же не думаешь, что человек является средоточием зла? – возразила мать, и ее глаза засветились добротой, – Разве ты не считаешь, что в каждом человеке заложена частица добра? Семя, которое либо прорастает, либо увядает?

Ли погладила Изабел по щеке.

– Возможно, человеку достаточно той радости, которую он испытывает, глядя на своих детей. Это уже само по себе приносит удовлетворение.

Если это приносит матери удовлетворение, почему у нее темные круги под глазами? Почему она сжимается от страха всякий раз, когда в комнату входит ее чём-то разгневанный муж?

– Мама, – мягко произнесла Изабел. – Тебе хочется видеть в нем добро, и ты его видишь. Но разве тебе никогда не хотелось большего?

– Когда-то у меня была любовь, – неожиданно сказала Ли, садясь на скамью. – Я всем сердцем любила одного человека, – Опустив глаза, она стала внимательно рассматривать сложенные на коленях руки, словно видела их впервые. – Он был из клана Макреев. Фергус Макрей из Гилмура.

Изумленная Изабел опустилась на скамью рядом с матерью.

Он был самым удивительным человеком, какого я когда-либо знала. Мы хотели пожениться, когда кончится восстание и он вернется домой.

– И что произошло?

– То, что случается в жизни тысячи раз. Он не вернулся. Я вышла замуж за твоего отца только потому, что мне было все равно. После того как погиб Фергус, я жила как в тумане. Я ничего не чувствовала, кроме своего горя. Меня ничто не радовало. Только ты, – добавила Ли и пропела рукой по волосам дочери. – Ты стала моей самой большой радостью.

– А я думала, что ты плакала по ночам из-за него, – сказала Изабел задумчиво.

– Из-за твоего отца? – Ли покачала головой. – Я не знала, что ты это слышала. – Она встала и, подойдя к окну, сжала руками подоконник, словно пытаясь успокоиться.

– Он был гигантом, – проговорила Л и, напряженно глядя сквозь стекло, будто Фергус стоял у нее перед глазами. – У него была рыжая борода, а походка такой, словно весь мир лежал у его ног. Я думала, что Бог, наверное, выглядит, как Фергус – такой же сильный и добрый.

– Ты все еще его любишь?

– Со смертью человека любовь к нему не уходит, Изабел. В душе я все еще та молодая девушка, которая встретила Фергуса в долине между его домом и моим. Мое сердце по-прежнему принадлежит ему.

– Поэтому тебя радует мое замужество?

– Больше всего я сожалела о том, что у меня не было от него ребенка. Я даже иногда внушала себе, будто ты его дочь, а не Драммонда. И я считаю, что мои молитвы были услышаны. Ты выходишь замуж за племянника человека, которого я любила. Если Аласдер Макрей хотя бы вполовину такой, каким был Фергус, я буду счастлива.

Изабел нежно поцеловала мать. Люди всегда удивлялись тому, как они похожи – у обеих темные волосы и зеленые глаза. Но в волосах Ли появилась преждевременная седина, а глаза с годами будто выцвели. Изабел даже иногда казалось, что мать стала ее бледной копией.

Изабел могла бы без труда опровергнуть слова Ли, но она не стала разочаровывать мать, которой так хотелось верить в счастье дочери.

Однако Изабел Драммонд и Аласдера Макрея соединил Гилмур, а не любовь.

Аласдер стоял у окна в огромном зале Фернли рядом с Изабел. Она ни разу с ним не заговорила, только слегка кивнула, когда вошла в зал, и все время смотрела в пол, будто на выщербленных камнях видела карту, на которой была начертана дорога в рай.

На грубо сколоченном столе все еще стояло множество бокалов. Драммонд, очевидно, провел несколько часов, празднуя победу над Макреем и всем его кланом. В воздухе стоял запах виски, смешанный с запахом многочисленных немытых приспешников отца Изабел, которые по обычаю тех времен тоже носили фамилию Драммонд.

Несмотря на дождливую погоду, в доме не зажигали ми свечей, ни фонарей, ни ламп, и никто не разжег огня в огромном камине. Не было ни священника, ни волынщиков, играющих марш Макреев. По такому торжественному случаю мужчины, как правило, надевали килты, но Аласдеру даже это запретили, поскольку этот традиционный для шотландцев наряд был все еще вне закона в Шотландии. И не было никого из семьи Аласдера.

Свидетелями мрачной церемонии были команда его корабля и клан Драммондов. Присутствующие стояли молча, будто понимая, что эта свадьба – не повод для веселья.

Ощущение того, что на эту свадьбу его заставили согласиться силой, все увеличивалось. Аласдер чувствовал себя так, как будто ему пришлось надеть сапоги одного из своих братьев, которые были ему малы и отчаянно жали.

Повернувшись к собравшимся, Аласдер начал произносить клятвы, текст которых ему дали всего час назад, потом повторил их родителям невесты. Ли улыбалась, старательно отводя взгляд от мужа, налитые кровью глаза которого победоносно сияли. Наконец Аласдер повернулся к Изабел.

– Я беру в жены эту женщину и обязуюсь заботиться о ней, – сказал он.

Изабел была так бледна, словно эта церемония, как пиявка, высосала все краски с ее лица.

Аласдер всегда жил в атмосфере любви. Он о своей собственной свадьбе особо и не задумывался, поскольку был уверен, что найдет именно ту женщину, которая будет его возлюбленной, другом и помощницей.

Возможно, его женой когда-нибудь могла бы стать девушка но имени Норин, которая жила там же, где он улыбчивая и дерзкая. Или Сара, которая гордилась своим умением хорошо готовить и каждую неделю приглашала его пообедать вместе с ее отцом и братьями. Или Эстер, покорившая его сердце своей храбростью и бесстрашием. Этих девушек он знал с детства, и они были его друзьями.

Не такими, как эта. Смотрит на него испуганно и дышит так, словно вот-вот упадет в обморок. Будучи дочерью Драммонда, она, видимо, стала бояться всех мужчин.

Плата за Гилмур была поистине непомерно высокой.

Сердце Изабел бешено колотилось.

Макрей побрился перед свадьбой, и ее взгляду предстали его полные губы и квадратный подбородок. Но не красивая внешность заставила Изабел отвести глаза и подумать о том, нет ли какой-то возможности избежать этой свадьбы.

Сведенные брови говорили о грозном характере. Он был на голову выше почти всех собравшихся в зале. Он стоял, расставив ноги и сжав за спиной руки, и было такое впечатление, что он господствует над всеми.

Изабел еще никогда не видела такой внушительной фигуры.

Одет он был так же, как вчера. Его одежда была опрятной, сапоги начищены до блеска. Несмотря на дорогую одежду, он казался ей больше похожим на воина, одного из тех легендарных Макреев, о которых она только слышала. Их клан однажды внезапно исчез, и никого не осталось, кто бы мог сказать, куда они уехали.

Когда Аласдер своим громким голосом произносил клятвы, они были похожи на команды. В какой-то момент он остановился, видимо, ожидая реакции Изабел. Если бы она была такой послушной, какой ее считал отец, она бы улыбнулась своему новоиспеченному мужу или по крайней мере выглядела бы довольной, что выходит замуж за такого красивого и богатого человека. Но она промолчала и даже не посмотрела на него.

Мать радовал этот союз уже потому, что Аласдер был одним из Макреев. Отец был доволен полученной суммой и тем, что избавился от дочери. Похоже, что и другие Драммонды, переговаривавшиеся у него за спиной, одобряли этот брак.

Возражения, по-видимому, были только у невесты, а о них надо было помалкивать. Ей просто следовало согласиться с планами на нее других и выглядеть счастливой.

Единственными союзниками Изабел были гром, раскаты которого гремели за окном, и ливень, барабанивший по стеклам, будто осуждая ее за покорность.

Когда клятвы были произнесены, отец передал дочери небольшой кубок. По традиции муж и жена должны были отпить из одного кубка, что символизировало соединение двух жизней. Изабел отпила глоток виски и передала кубок Аласдеру. Мать держала в руках сноп пшеницы и кусок домотканой материи – символы домашнего очага. Она вручила Аласдеру ткань, а тот взял сноп и передал его Изабел. После этого, по традиции, он должен пыл похвалить свою молодую жену и поблагодарить ее родителей.

Вместо этого Макрей приказал принести ее вещи в зал. Больше никаких церемоний, никаких слов. Изабел это поправилось – она ненавидела лицемерие.

Мать продолжала улыбаться дочери. Клан Драммондов молчал так же, как и члены команды, которых привел Аласдер.

Драммонд дал знак охранникам.

– Принесите ее вещи, – приказал он.

Эти слова означали, что она уже не дочь, а жена и может покинуть Фернли.

Изабел бросилась в объятия матери, глотая слезы.

– Я так рада за тебя, Изабел. Ты будешь счастлива.

Изабел кивнула и обернулась к мужу. Он смотрел поверх нее на картину, изображавшую молодого рыцаря. Что такого он там увидел?

Она и не ждала никаких выражений чувств со стороны отца, но он с ней даже не попрощался. Изабел молча пошла вслед за мужем.

Но на пороге она обернулась и посмотрела на тех, кто оставался в зале. Ее неожиданно охватило странное чувство потери. Служанки, которых она знала всю свою жизнь, неловко ей помахали. Робби улыбнулся ей, а отец смотрел так, словно она была непрошеным гостем, который слишком задержался в этом доме.

 

Глава 5

Макрей взял ее за руку решительно, хотя и нежно, и вместе с ней покинул Фернли.

Отец не предоставил им лошадей, поэтому они пошли пешком, сопровождаемые двумя матросами, которые несли плетеную корзину Изабел, и остальными членами экипажа корабля. Их передвижение напомнило Изабел парад шотландских полков, который она однажды видела в Эдинбурге.

Снова прогремел гром, а за ним опять полил дождь, так что за несколько секунд свадебный наряд Изабел промок насквозь. Макрей вел себя так, будто это был не ливень, а так – мелкая неприятность, да и все остальные члены команды, следовавшие за ними, не выразили ни малейшего неудовольствия.

Они шли по направлению к Гилмуру. Этот путь был Изабел хорошо знаком, хотя ей приходилось почти бежать, чтобы поспевать за Макреем. Он шел широким шагом и так быстро, словно ему не терпелось поскорее дойти до Гилмура. Или, что вернее, избавиться от ее присутствия.

Погода становилась все хуже. Холод принес туман, который стелился по траве, так что они не видели своих ног. Время от времени Изабел отводила от лица мокрые полосы и вытирала глаза, но это почти не помогало. Воздух был серым от дождя, а ветер – порывистым и холодным.

Макрей заметил ее усилия и чуть замедлил шаг. И все же он шел на несколько футов впереди, а она бежала за ним, как хорошо тренированный мастиф.

Его промокшие штаны не могли скрыть сильных мышц ног, также как прилипшая к телу мокрая куртка не скрадывала ширины его плеч. Даже его руки были огромными, и Изабел неожиданно вспомнила, какими они были теплыми, когда он помогал ей вылезти из пресловутой ямы в Гилмуре.

Каково это будет – лежать рядом с ним?

Хоть она и была девственницей, но все же имела некоторое представление о том, что происходит между мужем и женой. Несколько лет назад она отважилась спросить об этом у своей служанки.

– Знаете, мисс, – сказала Мэри, – мужчина располагается позади вас и вставляет себя в ваше интимное место. При этом он очень разгорячен и взволнован, особенно под конец. А потом он немного поспит и захочет заняться этим опять. Если вы хотите поточнее узнать, как это делается, – доверительно добавила служанка, – понаблюдайте за баранами. Они ведут себя точно также.

Изабел тайком последовала совету Мэри. Баран вел себя именно так, как и полагалось. Все произошло за считанные секунды. А овца после блеяла, как безумная, словно ей хотелось испытать все еще раз.

Неужели она будет вести себя как эта овца?

Примерно на полпути Макрей остановился и, обернувшись к Изабел, спросил:

– Хочешь отдохнуть?

– Нет.

Она проделала этот путь пешком вчера, и сегодня тоже сумеет. И ни за что не станет жаловаться на погоду или холод. Тащиться по грязи не было для нее таким уж большим испытанием. Правда, ей мешала боль в боку, но Изабел решила, что сможет ее вытерпеть.

Лицо Аласдера немного просветлело.

– Я не хотел тебя обидеть. Просто подумал, что ты, возможно, устала.

Он остановился под старым корявым деревом. Изабел пожала плечами и встала рядом.

– А вы не боитесь молнии? – спросила она.

– Когда оказываешься в открытом море во время шторма, тебе начинает казаться, что ты непобедим.

Изабел присела на корень дерева и прикрыла ноги грязной мокрой юбкой. Обхватив колени руками, она посмотрела на людей, стоявших вокруг них. Никто не жаловался на дождь.

– Кто эти люди?

– Команда моего корабля. «Стойкого».

– Вашего корабля? Аласдер кивнул.

– Так вы капитан морского судна? – осторожно спросила она, подумав о том, не услышаны ли ее молитвы. Брак с человеком, который станет часто уезжать из дома, возможно, будет не так уж и обременителен.

– Верно, – коротко ответил он.

Очевидно, подумала Изабел, ей не следует задавать слишком много вопросов.

Через несколько минут она встала. Ей не терпелось поскорее дойти до Гилмура – там по крайней мере можно найти место, чтобы укрыться от дождя. И хорошо бы разжечь костер.

Остаток пути занял, как ей показалось, несколько часов. Дорогу развезло, и идти пришлось очень медленно. Крепость возникла перед их глазами как-то неожиданно. Гилмур был окутан туманом, так что создавалось впечатление, что он плывет на облаке.

Только когда они миновали перешеек, Изабел услышала голоса шедших позади нее мужчин. Кто-то смеялся, кто-то что-то рассказывал приятелю, будто только в Гилмуре у них появился дар речи.

– Приготовься к отплытию, Дэниел, – сказал Мак-рей рыжеволосому моряку. Тот кивнул, продолжая идти.

Ни один из мужчин не пытался разжечь огонь или подготовить кров для ночлега.

– А где мы будем жить? – спросила Изабел. Она не думала о будущем. Ее слишком беспокоило то, что ей предстоит в ближайшие часы, чтобы думать о чем-либо еще.

Он коротко взглянул на нее.

– Не здесь.

– Тогда зачем же вы купили землю? – Осторожность уступила место любопытству.

– Она принадлежит клану Макреев.

Аласдер прошел через арку и направился к домовой церкви. Потом обернулся, видимо, удивившись, что Изабел не следует за ним.

В своих мыслях Изабел всегда была смелой, но мысли она держала при себе, чтобы не быть наказанной. Она научилась быть осторожной и действовать с оглядкой.

Она вышла замуж за человека, которого не знала и за которым проплелась по грязи весь путь от своего дома до Гилмура. При этом она не протестовала и не жаловалась. Так неужели же она не заслужила ответа на то, что ее интересовало? Испугавшись,, как бы ее отвага не улетучилась, она сжала кулаки и посмотрела своему новоиспеченному мужу прямо в глаза.

– Мы будем жить на корабле?

– Нет, мы поплывем в Англию.

Ответ огорошил Изабел. В Англию? Такого она и вообразить себе не могла.

Аласдер протянул ей руку. Значит, путешествие будет более долгим, чем она предполагала. Она еще не была женой, но стоявший перед ней мужчина уже был ее мужем. Этому человеку она обязана повиноваться и доверять.

Однако Изабел не сдвинулась с места, опустив руки и стараясь не выдать своих эмоций.

Аласдер подошел ближе.

– На корабле будет удобнее, Изабел, – терпеливо объяснил он ей. – По крайней мере там можно укрыться от дождя.

Значит, ей придется пожертвовать всем, чем она дорожит? Отказаться от своей страны, отказаться от себя? Ну что ж, она к этому готова. Она примет свою судьбу.

Откуда-то из глубины разума выскользнула осторожная мысль: «Попроси его о камне». Она пока ни о чем сто не просила, задала всего несколько вопросов. Ее покорность и молчаливость должны быть как-то вознаграждены.

– Вы не окажете мне услугу? – решилась спросить она.

– Какую услугу? – нахмурился он. Повернувшись, она подошла к входу в разрушенный зал. Аласдер пошел за ней, тяжело ступая по каменным плитам. Изабел снова вышла под дождь и осторожно обогнула яму.

Дождь барабанил по земле, оставляя лужи и море грязи. Потоки воды стекали в яму, затопляя основания колонн.

– Вот это, – сказала Изабел, указав на блестящий черный камень, едва видимый над поверхностью воды.

– Камень?

– Камень, – подтвердила она, удивившись тому, как решительно прозвучал ее голос.

– Это так важно для тебя, Изабел? – удивился он.

– Да.

Аласдер пожал плечами, но ни о чем больше не спросил. Затем взял ее за локоть и повел обратно в коридор. Стало быть, в просьбе ей отказано. Повинуясь его повелительному взгляду, Изабел последовала за ним в сторону церкви.

Это место Гилмура в последние годы стало небезопасным. Зияющий пролом в самом центре не удивил Изабел. Отец уже рассказывал о нем и о тайной пещере, которую Макреи скрывали много лет.

Очевидно, именно через этот пролом Аласдер Макрей вошел накануне в крепость, но тогда она ни о чем не стала его расспрашивать. Он был ее спасителем – как Ворон или просто добрый человек, который помог ей выбраться из ямы, куда она попала по собственной глупости.

Аласдер сел, опустив ноги в яму и опершись руками о камни пола. Потом медленно спустился в зияющую под ним черноту. Изабел заглянула через край, но ничего не увидела. Неожиданно голова Аласдера появилась из темноты.

Никогда прежде Изабел не пользовалась этой лестницей. Но сегодня многое происходит впервые, подумалось ей. Она села на край ямы и спустила ноги точно так же, как это сделал Макрей. Он обхватил сначала ее ноги, потом взял за талию, и она соскользнула вниз в его объятия.

Его руки сжали ее, и Изабел пронзила острая боль. Она отшатнулась от Аласдера и, прижавшись спиной к стене ямы, глубоко вздохнула, чтобы как-то уменьшить боль.

Он посмотрел на нее, но ничего не сказал и начал спускаться по ступенькам. Когда она не шевельнулась и не пошла за ним, он остановился и, обернувшись, сказал:

– Прошу тебя, Изабел. Никакой опасности нет. Хотя ступени и крутые, все, что надо, – это смотреть под ноги. Проход очень узкий, и ты можешь держаться за стены.

Он думал, что она боится. Надо было сказать ему о боли, подумала она. Но ей уже достаточно на сегодня унижений. Так что лучше оставить свою боль при себе.

Она медленно шла за ним, правой рукой опираясь о стену, а левую крепко прижимая к боку. Было так темно, что не имело значения, идет ли она с открытыми или закрытыми глазами.

– Не торопись, Изабел. Ступени стали скользкими от дождя.

На данный момент, подумала она, лучше было бы выйти замуж за старого, беззубого, рябого и лысого старика.

Он по крайней мере не потащил бы ее под проливным дождем из Фернли в Гилмур, не заставил бы спускаться мо этой скользкой лестнице и не намеревался бы увезти в Англию.

А может быть, ей все это только снится, и она лежит в постели, оправляясь от своих ран? А гром – это голос ее отца, мокрая одежда – от высокой температуры и лихорадки. А этот спуск в темноту – воплощение ее тайной боязни угодить в ад за то, что она не уважает своего отца. Но громкий и властный голос Макрея вернул ее к действительности. Значит, все-таки это не было кошмарным сном.

Лестница кончилась, и Изабел увидела вход в пещеру, возле которого стояли двое мужчин.

– Остальные на корабле? – спросил Макрей.

– Да, капитан.

Он обернулся к ней.

– Изабел, – только и сказал он. Всего одно слово, но оно прозвучало, как приказ.

Нагнув голову, она прошла вслед за мужчинами через полукруглый вход в пещеру. За ней была окруженная скалами закрытая бухта, которую Драммонд обнаружил много лет назад, и сквозь дымку дождя Изабелл увидела силуэт корабля.

– Это «Стойкий», – с гордостью сказал Макрей.

 

Глава 6

В отличие от других торговых судов, которые Изабел видела в Инвернессе, у корабля Макрея нос и корма высоко поднимались над водой. По длине корабля были расположены четыре высокие мачты, толстые деревянные перекладины которых поддерживали огромные гирлянды парусов.

Название корабля на гэльском языке было начертано по борту большими красными буквами. Изабел не знала этого языка, поскольку уже в течение нескольких десятилетий гэльский был запрещен. Странно, подумала она, Макрей в каком-то смысле больше шотландец, чем она. Он носит шотландскую одежду, демонстрирует язык своих предков и наверняка хорошо им владеет.

Макрей направился к одинокой лодке, привязанной у берега. Не предупреждая, он без всяких усилий поднял Изабел на руки и перенес в лодку. Она пришла в себя, лишь когда ее ноги коснулись днища. Подавив стон, Изабел опустилась на скамью и украдкой прижала руку к больному боку.

Макрей устроился рядом, один матрос сел за их спинами, а другой – на весла. Изабел искоса взглянула на Макрея. Его губы были сжаты, выражение лица суровое. Неужели у него такой же характер, как у ее отца, которому трудно угодить и которого очень легко рассердить? Возможно, это действительно так, но сейчас у нее просто не было сил об этом беспокоиться.

Изабел сидела на грубой скамейке, сжав руки на коленях и стараясь не смотреть на Макрея.

Гроза не утихала, молнии освещали то один утес, то другой, дождь л ил как из ведра, закрывая все вокруг, словно серое одеяло. Можно ли быть более несчастной, чем она сейчас? Изабел промокла насквозь, бок болел. Даже запертая в своей комнате, она не чувствовала бы себя такой одинокой.

Макрей промок не меньше, чем она, однако не выглядел несчастным. Он сидел с отрешенным видом и держался так, словно это он управлял погодой.

Он сделал знак матросу, тот поднял весла, и течением лодку прибило к кораблю. С палубы им спустили веревочную лестницу. Матрос, сидевший на носу, быстро взобрался по ней. Изабел поняла, что теперь ее очередь. Она смерила взглядом расстояние, которое ей предстояло преодолеть, и почувствовала, что задача вряд ли ей по силам. Однако выбора не было. Ей ничего не оставалось, как поставить ногу на первую ступеньку трапа и подтянуться.

На середине она поняла, что подняться выше она не сможет. Боль в боку была такой острой, будто резали ножом. Прислонившись лбом к мокрой веревке, она глубоко вдохнула и, уцепившись за перекладину над головой, снова начала подтягиваться.

Макрей стоял внизу и что-то говорил, но шум дождя заглушал его слова. Интересно, он ее ругает или подбадривает? Впрочем, в данный момент это не имело никакого значения. Только сила воли поможет ей взойти на эту Голгофу.

Стиснув зубы и превозмогая боль, Изабел наконец уцепилась за поручни. Поднявшийся перед ней матрос помог ей взобраться на палубу, при этом ее юбка слегка задралась, но какая разница – сейчас ей было не до приличий или скромности. Важнее было поскорее попасть в тепло и избавиться от боли.

Никто из матросов, казалось, не обращал внимания на непогоду. Некоторые из Них ловко и бесстрашно взобрались на мачты, чтобы развязать канаты и распустить паруса.

Отдав какие-то распоряжения своему старшему помощнику, Макрей взял Изабел за руку и повел к центру палубы. Там, в стене из хорошо отполированного дерева, она увидела дверь. Аласдер открыл ее и пропустил Изабел вперед. Немного подтолкнул ее, и она услышала, как дверь за ними закрылась.

Она вошла и остановилась. Пол под ногами блестел, а с ее юбки ручьями лилась вода и ботинки оставляли грязные следы. Однако остановилась она не поэтому, а потому, что помещение было настолько маленьким и забитым вещами, что для нее, казалось, уже не было места.

У задней стены, во всю ее ширину, была встроенная койка, обшитая красным деревом и с пологом в красно-черно-белую клетку.

Другую стену занимали полки с книгами. Справа от Изабел был многоступенчатый комод, поднимавшийся уступами от пола до потолка. Каждая секция состояла из ящиков, в замках которых торчали небольшие ключи из желтого металла, украшенные красными кисточками.

От комода на уровне талии выступал стол, который, как поняла Изабел, был откидным и мог служить либо письменным, либо обеденным.

У левой стены стояла ее корзина. Она вся промокла и выглядела здесь совершенно не на месте. Как и она сама, подумала Изабел. Она тоже не вписывалась в жизнь этого человека.

Изабел обернулась и заставила себя посмотреть на своего мужа. Она была уверена, что еще никогда не выглядела так безобразно. Пряди мокрых волос висели по обе стороны лица, одежда насквозь промокла, ботинки чавкали при каждом шаге, краска с желтой косынки оставила разводы на шее.

Макрей достал из своего странного комода полотенце, обернул им ее волосы и завязал концы на шее. Его ладони были теплыми, и Изабел ощутила его дыхание на своей щеке, когда он наклонился.

Еще никогда в своей жизни она не стояла так близко к незнакомому мужчине.

Его присутствие вызывало у нее странные чувства, но это были не страх и не паника. Она немного задыхалась, но причиной тому могла быть боль в боку, а сердце билось неровно, потому что она устала от такой трудной дороги.

Аласдер вытащил еще одно полотенце и стал вытирать ей щеки.

– Ты выглядишь такой несчастной и уставшей, Изабел. Ты вся дрожишь.

– Я замерзла. – Ее голос прозвучал так слабо, словно она боялась говорить. Лучше было бы промолчать. Все, что угодно, только бы не разговаривать с человеком, с которым ее связал закон.

– Тебе надо переодеться.

– Да, – более твердым голосом ответила она. Наступило неловкое молчание.

Аласдер подошел к двери и открыл ее. Бушующая в проеме двери стихия показалась Изабел прекрасным фоном для его мощной фигуры. Ей пришла в голову странная мысль: он мог бы быть одним из тех древних шотландцев, обнаженных и разрисованных голубой краской, которые, согласно легендам, стояли на склонах холмов с распростертыми руками, одним своим огромным ростом отпугивая врагов.

Надо было бы поблагодарить его за доброту, спохватилась Изабел, но слова не шли.

Аласдер зажег фонарь и повесил его на крюк в стене.

– Если шторм усилится, погаси фонарь.

– А вы где будете? – сглотнув, спросила она.

– У меня еще есть дела, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. – А потом, – добавил он, улыбнувшись, – мне придется командовать кораблем. Нам надо выйти из бухты до наступления ночи.

С этими словами Аласдер вышел и закрыл за собой дверь. А она стояла и думала о том, что тот судья из Эдинбурга в пахнувшем пылью парике так не улыбнулся бы. И торговец из Инвернесса, вечно потиравший руки, никогда бы не заставил ее подумать о временах язычества. Никто из ее поклонников не стал бы нежно вытирать ей лицо, глядя в глаза, и не говорил бы с ней так по-доброму.

Только сейчас Изабел почувствовала, что пол под ее ногами покачивается. Она никогда не бывала на корабле, и сейчас ощущения были не из приятных. Корабль словно ожил, как конь, приготовившийся к галопу.

Изабел сняла мокрую юбку. Крючков на стенах не было, поэтому она расстелила ее на своей корзине. Потом расстегнула жакет и, когда пошевелила плечами, чтобы снять его, почувствовала острую боль в боку. Сколько же должно пройти времени, чтобы эта боль перестала ее беспокоить?

Не только кожаный корсет, но и нижняя сорочка промокли насквозь. Изабел решила их не снимать – не столько из скромности, сколько из боязни, что не сможет потом их надеть.

Голубая юбка и жакет, лежавшие в глубине корзины, оказались слегка влажными, однако они были все же в лучшем состоянии, чем та одежда, которую она сняла. Быстро одевшись, Изабел стала вытирать волосы.

Потом она попыталась согреться, приложив ладони к фонарю, но тепло от него было недостаточным.

Дождь барабанил по палубе корабля, ветер свистел в парусах и с жалобным стоном пробирался в каюту через щель под дверью.

Изабел села на край койки и задумалась. Но не о первой брачной ночи и не о Макрее, а о том, что так и не научилась плавать.

Медлить больше нельзя, думал Аласдер, снова спускаясь вниз по лестнице с двумя матросами, освещавшими ему дорогу фонарями. Небо было затянуто черными тучами и надо было покинуть бухту до темноты. И все же, по какой-то необъяснимой причине, он чувствовал себя обязанным выполнить просьбу Изабел.

Ей нужен был камень. Больше ничего. Возможно, это был сувенир из Гилмура или Шотландии. Он достанет ей этот камень. И не только потому, что она этого хотела. Дело в том, что по дороге из Фернли он принял решение.

Не в его характере было слепо повиноваться случаю. Аласдер верил в то, что человек сам хозяин своей судьбы. Он сумеет добиться, чтобы их брак аннулировали. Они поженились не в церкви, их не благословил священник. Не так уж трудно будет все объяснить и потребовать, чтобы его освободили от клятв, данных без благословения церкви.

Из-за того, что он отдал столько денег Драммонду, он не только не сможет расширить верфь, ему едва хватит на жизнь. Но все же у него достаточно средств, чтобы где-то поселить Изабел. Подальше от Драммонда, чтобы она могла жить так, как ей хочется. Что до него – однажды он уже разбогател, разбогатеет и в другой раз.

Аласдер достал веревочную лестницу и закрепил ее с помощью железных крючьев. Потом быстро спустился на самое дно ямы и достал из темной воды тяжелый камень. Забросить его на край ямы было легче, чем подниматься по веревочной лестнице с камнем под мышкой. Уже наверху он скатал лестницу и, подняв с земли камень, зашагал к кораблю.

Обернувшись к тем, кто помогал ему, Аласдер кивнул в знак благодарности. Только сейчас до него дошло, что вся эта операция прошла в полном молчании.

Дверь распахнулась так неожиданно, что Изабел решила, что ее открыло порывом ветра, Но на пороге стоял мальчик лет десяти, который обеими руками прижимал к груди большой кусок мрамора.

Он бросил камень на пол и так грязно выругался, что Изабел от удивления вытаращила глаза.

– Не надо было его так бросать, – пожурила она мальчика. – Мрамор может треснуть.

– Нечего меня критиковать, – обиделся мальчик, – Это я вытащил его из лодки и поднял по трапу. Не понимаю, зачем капитану понадобился этот дурацкий камень. В следующий раз вы, наверное, заставите его копаться в грязи, чтобы достать приглянувшийся вам булыжник.

– Ты всегда так разговариваешь?

Парнишка стоял, расставив ноги и сцепив за спиной руки – точно в такой же позе, которую она наблюдала у Макрея.

– Я Рори, бой капитана, – гордо заявил он.

– Ты его сын?

– Думаете, я какой-нибудь незаконнорожденный? – спросил он вызывающе. – Макреи – благородные мужчины. – Мальчик не скрывал иронии. – Я его юнга. – С этими словами он вышел, хлопнув дверью.

По каюте только что промчался ураган, подумала Изабел и, опустившись на колени, положила руки на мрамор. Слава Богу, не было ни единой трещины.

Так вот о каком деле говорил Макрей! Он ходил за камнем. Что это за человек, который преподносит своей невесте такой странный подарок? И делает это без единого слова неудовольствия или протеста.

Человек внушительных размеров, глаза которого становились холодными, когда он смотрел на ее отца. Он не из тех, кому можно бросить вызов, а ее просьбу он выполнил. И уже не в первый раз он был с ней предупредительным.

Так кем же все-таки был ее муж?

Изабел вдруг поняла, что ей страшно хочется это узнать.

 

Глава 7

Переодеваться в сухое сейчас не имеет смысла, решил Аласдер. Дождь и не думает переставать, так что он все равно опять промокнет. Вот когда корабль выйдет из пролива, он сменит одежду и насладится теплом жаровни, которую принесет с камбуза. Эти мысли вызвали у него еще одну.

Где он будет спать этой ночью?

Сон под открытым небом был приятной альтернативой душной каюте, и в хорошую погоду Аласдер с удовольствием располагался на палубе. Не гнушался он спать и с командой в кубрике. Но сейчас у него были двое матросов сверх обычного экипажа, они и так уже тянули жребий, кому спать в гамаке. Он не станет занимать не принадлежащее ему место.

Ветер с шумом трепал паруса, палуба «Стойкого» ходила ходуном у него под ногами. Раскаты грома следовали один за другим, молнии то и дело ударяли в скалы, будто предупреждая, что не стоит покидать бухту. Да, Шотландия не так-то просто с ним расстается, размышлял Аласдер, глядя на разбушевавшуюся стихию, но все же отдал приказ поднять якоря.

У штурвала стоял его самый опытный рулевой.

– Генриетта была права, – сказал подошедший Дэниел.

– Я думал, что ее предсказание касалось вчерашнего дня. – Аласдер покосился на своего первого помощника. – Или она предсказывает не по расписанию?

И почему эта кошка не предсказала ему, что из него сделают нищего и мужа, с горечью подумал Аласдер.

– Кок просил узнать, готовить ли ему горячий ужин, капитан. – Дэниел проигнорировал шутку Аласдера в адрес кошки. Когда он считал себя правым, то обычно только хитро улыбался.

– Передай коку, чтобы не разжигал плиту до тех пор, пока не кончится шторм.

Дэниел ушел, а Аласдер увидел, что надо приспустить паруса, потому что корабль слишком сильно раскачивался под порывами ветра. Он отдал приказание матросам, которые тут же стали взбираться по мачтам и исчезали в тумане, окутывавшем верхушки мачт.

Сильный порыв ветра чуть было не сбил Аласдера с ног. Неужели шторм будет преследовать их до самого устья реки Кониг-Финт? Макреи опять покидали Шотландию, и гроза, казалось, гнала их, как будто в наказание.

Аласдер слышал рассказы о первом исходе шотландцев, когда его родители поженились на борту корабля под звуки волынки, на которой играл его двоюродный дед Хэмиш. Звуки волынки и сейчас слышались Аласдеру в шуме и свисте ветра.

В следующие мгновения шторм словно бы даже еще усилился. Подводное течение озера Лох-Улисс то поднимало вверх, то опускало вниз нос «Стойкого», гром гремел над самыми верхушками мачт, а молнии освещали долины по обеим сторонам озера.

Аласдер вдруг заметил, что они идут слишком близко к берегу.

– Пусть люди спускаются с мачт, – отдал он приказ Дэниелу. Во время шторма канаты были для человека опаснее всего. Матросов могло сбросить в море не только силой ветра: в мачты могла ударить молния.

– Боюсь, что шторм продлится всю ночь, – прокричал в ответ Дэниел. – Неужели мы пойдем в пролив при такой грозе?

– Мы остановимся и переждем шторм.

Выбора не было. Они были слишком близко к берегу и в темноте могли затонуть.

Они все могут погибнуть.

Изабел сидела на краю койки, вцепившись в нее потными руками. Матрас был набит какими-то травами, и в другое время их запах успокаивал бы. Но не в шторм, который и на суше был достаточно страшным, а сейчас казался чудовищем, обитавшим в озере.

Из осторожности она погасила фонарь и теперь сидела в темноте, шепча дрожащими губами молитвы. Всевышний, очевидно, был на стороне природы, потому что корабль стало швырять из стороны в сторону. Корзина скользнула по полу и ударилась о край койки. Даже тяжелый кусок мрамора и тот сдвинулся с места и со стуком ударился о стену. Другие предметы в каюте были, видимо, привинчены к полу и стенам.

Неожиданно корабль так содрогнулся, что Изабел не удержалась, упала на пол, и так сильно ударилась, что вскрикнула от боли.

Потом она осторожно перевернулась на живот и прижалась ладонями и щекой к прохладным доскам.

Она ни о чем не могла думать, только о боли, сжимавшей грудь и затруднявшей дыхание. Тошнота волнами подступала к горлу.

Изабел не знала, сколько прошло времени. Дважды она пыталась пошевелиться, но боль тут же давала о себе знать. В третий раз ей удалось встать на колени. Но тут корабль снова качнуло, и ей пришлось вцепиться в край койки, чтобы снова не упасть.

Если бы боль имела цвет, подумала Изабел, то она, наверное, была бы золотой и ярко-красной. У мужества тоже могут быть разные цвета. В ее случае это скорее всего розовый или коралловый, но никак не желтый и не зеленый.

В какой-то момент шторм, видимо, немного стих, качка стала не такой сильной, и Изабел положила голову на матрас. Но для того, чтобы лечь, ей пришлось бы сначала встать, а на это у нее уже не было сил.

Дверь неожиданно распахнулась, и полная темнота окрасилась водянистым серым цветом. В дверях маячила какая-то фигура. Краем глаза Изабел увидела, что это не юнга, который отнесся к ней столь неодобрительно, а сам Макрей.

Он вошел – и в каюте стало еще меньше места, – зажег фонарь и посмотрел на Изабел. Сцена казалась какой-то ирреальной. Они могли бы быть незнакомыми людьми, пути которых неожиданно пересеклись, и каждый хотел укрыться здесь от бури.

– Ты не заболела, Изабел? – Аласдер убрал экран иллюминатора, и в каюте стало значительно светлее. Шторм уже пошел на убыль и скоро кончится, – сказал он таким тоном, будто успокаивал испуганного ребенка. – Ты скоро привыкнешь к качке, и тошнота пройдет.

Он приблизился к ней, а она закрыла глаза, не в силах справиться одновременно и с присутствием Макрея, и с болью. Сейчас все ее внимание занимал ушибленный бок.

Изабел покачала головой. Если он до нее дотронется, то она зарыдает. И ее с таким трудом завоеванное мужество выльется вместе со слезами.

– Ты ушиблась?

Она опять покачала головой, но это не успокоило Аласдера. Прежде чем Изабел успела понять, что он делает, он поднял ее на руки. Страшная, всепроникающая боль пронзила ее. Она больше не могла ни думать, ни говорить, и только в отчаянии цеплялась пальцами за его мокрую рубашку.

Аласдер наклонил голову, и Изабел прошептала одно-единственное слово мольбы:

– Пожалуйста.

Он осторожно опустил ее на койку и встал на колени.

– Что случилось, Изабел? Ты ушиблась, когда упала в яму?

Удивившись, что он это помнит, она открыла глаза и и» фетилась с его внимательным взглядом. Его лицо было мокрым от дождя, брови сдвинуты, губы сжаты.

– Все еще болит? – Аласдер протянул руку, собирали, расстегнуть жакет.

Изабел чувствовала прикосновение его рук, но не мог™ и ному воспрепятствовать. Она только нашла его пальцы и сжала их, чтобы как-то остановить его.

– Изабел, – нежно прошептал он.

Когда его пальцы двинулись вверх, она посмотрела ему в глаза. Неужели он думает уложить ее в постель прямо сейчас?

– Ты не можешь мне это запретить, Изабел.

Он осторожно расстегнул жакет, а затем и кожаный корсет; когда показалась ее нижняя сорочка, Изабел залилась краской смущения.

– Тебе придется встать, – сказал Аласдер, поднимаясь.

Неужели она должна принять позу овцы? Но этот вопрос был моментально вытеснен острой болью, когда Аласдер, просунув руку под шею Изабел, попытался ее поднять. Изабел вскрикнула.

Он сразу же положил ее обратно. Достав из сапога нож, разрезал сорочку.

– Боже милостивый! Изабел! Что ты с собой сделала?

Она опустила глаза. Там, где накануне была лишь легкая краснота, сегодня от самой подмышки до талии все было багрово-красным.

– Тебя не лечили, что ли?

Поскольку его голос был участливым, а глаза светились добротой, она заставила себя сказать, превозмогая боль:

– Нет.

Не говоря больше ни слова, он снял с нее жакет. Изабел закрыла глаза, сосредоточив внимание не на Макрее, а на трюке, который она изобрела уже давно. Если думать только о боли, с ней можно справиться. Иначе она прорвет защитную реакцию организма и завладеет им полностью.

Просунув руку ей под спину, Аласдер осторожно вытащил корсет и бросил его на пол. То же самое он проделал с сорочкой – нетерпеливо, но очень ловко.

Изабел положила правую руку на левое плечо, прикрыв таким образом грудь. Это была жалкая попытка, но жест был инстинктивным.

Макрей между тем отодвинул ногой ее корзину и вытащил из ящика комода таз и кувшин. Поставив их на крышку корзины, он достал из другого ящика кусок ткани и два небольших пузырька.

Присев на край постели, Аласдер положил руку на обнаженный бок Изабел. Ей захотелось, чтобы боль отступила, дав ей возможность насладиться странным ощущением от прикосновения другого человека. А он, едва касаясь, провел пальцем по одному ребру, потом по другому.

– Где больше всего болит?

Везде, сразу же подумала она, но поняла, что это было не так, когда он дотронулся до места, которое вызвало резкую боль.

– Здесь, – выдохнула она.

– Ты либо здорово ушиблась, либо у тебя сломано ребро. Почему ты мне ничего не сказала?

А что она могла сказать?

– Ты могла бы дать мне понять, что тебе больно. – И взяв ее за подбородок, он повернул к себе ее лицо и дождался, чтобы она открыла глаза. – Например, когда мы возвращались в Гилмур.

– Значит, вы подождете? – спросила она. – Мы пока поляжем?.. – добавила она на случай, если он не понял.

– У меня нет желания укладывать тебя в постель, Изабел. Я лишь хочу полечить твои ушибы.

Аласдер поднялся. Изабел смотрела на него во все глаза. Она вовсе не имела в виду, что намерена избежать исполнения своего супружеского долга. Но Макрей, кажется, почувствовал облегчение.

Он достал из комода небольшой кувшинчик, заткнутый пробкой, вылил из него немного жидкости в чашку, добавил воды и размешал пальцем получившуюся смесь.

– Выпей это как можно быстрее, чтобы не почувствовать горечи, – сказал он, протягивая ей чашку. – Это немного облегчит боль.

– А что это?

– Маковый сок.

Она никогда о таком не слышала и посмотрела на Аласдера с недоверием.

– Не бойся. Я не причиню тебе зла, Изабел.

Она кивнула и быстро проглотила снадобье.

– Вода, должно быть, холодная. – Аласдер наполнил таз водой из стоявшего рядом кувшина. – Огонь на камбузе во время шторма не разжигали, – пояснил он.

– Ничего страшного.

Какие они оба вежливые, усмехнулась про себя Изабел. С его одежды течет вода, а он разыгрывает из себя няньку. А она лежит на постели вся в синяках и ссадинах, с обнаженной грудью...

Очень странная первая брачная ночь.

Макрей намочил тряпку в воде и, слегка отжав, приложил ее к больному боку. Изабел стиснула зубы, чтобы не застонать.

Пока он осторожно обмывал ее, она смотрела в потолок и разглядывала детали деревянной обшивки, чтобы отвлечься от болезненных ощущений, вызванных прикосновениями холодной тряпки.

– Боюсь, что это еще не самое страшное, – сказал Аласдер, словно угадав ее мысли.

Изабел кивнула. Говорить она не могла. Она была так смущена, что слова застревали у нее в горле. При этом она странным образом чувствовала себя легко, и ей даже показалось, что боль понемногу утихает.

Отложив мокрую тряпку, Аласдер взял один из пузырьков, выполненный в форме дракона, спина которого Пыла покрыта острыми шипами, а в раскрытой пасти виднелись страшные зубы. Изабел показалось, что дракон извивается и обхватывает руку Макрея. Но тот сжал пузырек и, превратив его в обычный флакон, вылил себе на ладонь немного густой желтоватой жидкости.

– А это что? – спросила Изабел. От едкого запаха трав и гнилого мяса у нее на глазах выступили слезы.

– Думаю, что тебе лучше этого не знать, – улыбнулся Макрей. – Это приготовлено по старинному рецепту человеком, знакомым с искусством китайской медицины.

Он начал втирать жидкость кругообразными движениями. Ощущение было не из приятных, но приходилось терпеть.

Закончив эту процедуру, Аласдер открыл второй пузырек, имевший уже форму кролика. Запах был еще более отвратительным.

Каждое прикосновение его пальцев было похоже на ожог. Он обводил большим пальцем вокруг груди, а потом легким успокаивающим движением как бы снимал боль.

– Тепло, – пробормотала Изабел.

– Так и должно быть, – уверил ее Аласдер. «Это твои руки теплые, – сказала она про себя, – а не лекарство».

Она открыла глаза и увидела, что Макрей закрывает пузырек.

– Я не умею плавать, – вдруг сообщила она, ощутив качку. Изабел хотела сказать ему об этом раньше, но вспомнила только сейчас.

– Многие моряки не умеют. Но мы не собираемся тонуть, так что это не имеет значения.

– Вы уверены? – Почему ее голос звучит так вяло?

– Более чем.

Она подняла руку, которая прикрывала грудь, и обхватила пальцами его подбородок. Этот жест, очевидно, удивил Аласдера. Его взгляд упал на ее грудь, но он тут же отвел глаза. Изабел вспомнила, что она лежит полуголая.

– Вы так красивы, – заявила она. Ей почему-то было необходимо сказать ему об этом немедленно. – Все Макреи такие красивые?

Он взял ее руку и снова положил на грудь.

– Я наименее красивый из всех, – с улыбкой произнес он. – Самый красивый – мой брат Джеймс.

– Нет. – Неужели у нее так онемели губы, что она ничего больше не может сказать?

–Тебя надо перебинтовать, Изабел. Но для этого тебе придется сесть. Ты меня слышишь?

Изабел кивнула. Она подумала, что в данный момент она сможет вынести что угодно. Даже брачную ночь.

Макрей начал рвать какую-то ткань на полоски и соединять их, сматывая при этом в клубок. Изабел наблюдала за его действиями, удивляясь, что мужские руки могут быть такими большими и в то же время такими проворными и умелыми.

Он был от нее так близко, что она смогла рассмотреть рисунок на пуговицах его куртки. То был кулак, сжимающий меч.

– А что это?

– Это эмблема Макреев, – объяснил Аласдер, помогая ей сесть.

Перед глазами у Изабел поплыл красный туман, однако боль немного утихла.

– Как вас зовут? – спросила она, явно удивив его своим вопросом. – Как вас называют ваши друзья и ваша семья?

– Аласдер. Но тебе ведь это известно. Ты произнесла мое имя, когда давала клятвы, по крайней мере три раза.

– Я как-то не обратила внимания, – призналась она, слегка порозовев от смущения.

– А о чем ты тогда думала, Изабел?

– О вас. – Она прислонилась лбом к его мокрой куртке. «О тебе», – прошептала она про себя. Но сейчас ее мысли были совсем не о том. Макрей словно раздвигал пальцами красный туман, и она была ужасно ему благодарна за то, что боль уже почти ее не мучила.

– «Спасибо», – сказала Изабел одними губами в мокрую куртку.

Аласдер перебинтовал ее, бережно поднимая руку со стороны ушиба.

Одной рукой Аласдер поддерживал ее за спину, чтобы Изабел сидела прямо. Ей казалось, что его ладонь становится все теплее, и по всему ее телу прокатилась волна приятного тепла.

Она вздохнула. Мокрая куртка начала ее раздражать. Ему надо снять ее, и тогда она положит руки ему на грудь и гоже согреет его.

С его волос капало, и Изабел завороженно следила за сверкавшими в свете фонаря каплями. Одна из них на секунду повисла, а потом упала ей на грудь.

Изабел так устала от всего, что происходило, что ей с трудом удавалось держать голову. Она уткнулась лицом в шею Макрея и почувствовала, что от него пахнет Гилмуром.

Он продолжал ее бинтовать, а она наслаждалась прикосновением его рук. Какой-то далекий голос шептал ей, что так не должно быть. Что это не она. Та женщина, которая прижималась губами к горлу Аласдера Макрея, не была только что вышедшей за него замуж Изабел Драммонд. Это была незнакомка, кровь которой бурлила, а кожа покрывалась мурашками от прикосновения его чуть отросшей за день бороды.

Глядя на Аласдера из-под полуопущенных ресниц, она чувствовала себя точно так же, как когда падала в котлован Гилмура – словно у нее пустота в желудке, а тело стало невесомым.

– Я очень странно себя чувствую: будто я – это не я, – заплетающимся языком произнесла она.

– Это эффект маковой настойки, – сказал Аласдер, закрепляя конец бандажа, и, слегка отстранившись, посмотрел на труды своих рук. – Возможно, врач сделал бы все лучше, но этот бандаж поддержит твои пострадавшие ребра.

Он встал; подойдя к комоду, достал какую-то вещь красного цвета и бросил ее на кровать. Потом помог Изабел встать. Она была так слаба, что ей пришлось к нему прислониться, чтобы не упасть.

– Тебе лучше не надевать ничего давящего, – сказал он, но его слова еле пробивались к ней сквозь туман. – Это, пожалуй, подойдет. – Аласдер развернул огромную ночную рубашку.

Изабел кивнула, и от этого движения у нее закружилась голова. А может быть, корабль качнуло, потому что шторм все еще не утих.

– Это ваша рубашка, – сказала она, очевидно, решив, что необходим протест. На самом же деле ей ничего так не хотелось, как лечь и отдаться восхитительному чувству расслабленности.

– Я никогда не надеваю ночную рубашку. Она – предмет для шуток в моей семье. Моя мать шьет мне рубашку перед каждым рейсом в надежде, что я ее надену.

– А вы не надеваете?

– Нет, – признался Макрей. – Но ей каждый раз творю, что надеваю, а она притворяется, будто верит мне.

Развязав тесемки юбки, Аласдер бросил ее на пол. За ней последовала распоротая им нижняя сорочка.

Затем он помог Изабел надеть ночную рубашку, осторожно продев в рукава сначала левую, а потом и правую ее руку. Он никак не прореагировал, когда его рука нечаянно коснулась ее соска. А ей хотелось, чтобы его пальцы задержались и ощущение продлилось.

Аласдер помог ей сесть, снял с нее ботинки и чулки, а потом приподнял ноги, чтобы она могла лечь, и подоткнул со всех сторон одеяло.

– Скоро ты почувствуешь себя лучше.

Его голос доносился откуда-то издалека.

Изабел кивнула и тут же погрузилась в восхитительный сон.

 

Глава 8

Несмотря на то что было лето, ветер, проникавший в каюту через щель под дверью, был холодным. Впрочем, пол из тикового дерева не был предназначен для того, что-бы на нем спать.

Шторм утих настолько, что присутствие Аласдера на палубе было лишним, а вахтенный матрос пообещал, что разбудит его, если ветер снова усилится. Сейчас они находились на середине озера, и Аласдер чувствовал, как корабль покачивается на волнах пересекающихся подводных течений озера и пролива.

Медленное, почти ритмичное поскрипывание обшивки, тихий шелест ветра в парусах – все это были привычные для него звуки, однако Аласдер понял, что в этой маленькой каюте, явно не рассчитанной на двоих, заснуть ему вряд ли удастся.

Он лежал на полу и смотрел на Изабел. Видимо, она весь сегодняшний день испытывала нестерпимую боль, но ни разу не пожаловалась. Сам не понимая почему, он был удивлен и смущен этим.

Что это за женщина, которая просит в подарок кусок мрамора и вместе с тем молчит, стоически перенося боль, и не просит о помощи?

Изабел дышала глубоко и ровно, будто спала, но то, что она время от времени задерживала дыхание, говорило о том, что она уже не спит.

– Ты не должна была проснуться так рано. – Аласдер приподнялся на локте. – Все еще болит?

– Немного, – призналась она. – Боль не прошла, но заметно притупилась.

– Это действует настойка мака. Некоторым людям даже нравится ощущение, которое она вызывает.

– Интересно, почему? Такое впечатление, что ты ступаешь по облаку и не понимаешь, где сон, а где явь.

Помнит ли она о том, как прижимала его руку к своей груди? Помнит ли, как поцеловала его в горло, и при этом ее губы прильнули к нему так страстно, словно она была куртизанкой?

– А корабль всегда так качает?

Макрей сел и прислонился к двери.

– Мы стоим между озером и проливом, и под нами находятся два встречных течения. Я всегда считал океан живым организмом. А глубоко под волнами богиня воды простирает свои руки. Иногда ее объятия нежные, почти любовные, а потом у нее портится настроение, и она молотит кулаками по корпусу корабля.

– Вы поэт?

Он рассмеялся.

– В нашей семье поэт – Джеймс.

– Ваш брат?

Аласдер кивнул, но тут же понял, что Изабел не может видеть его в темноте.

– Да. Один из четырех.

– Значит, вас пятеро братьев? А сестры у вас есть?

– Ни одной. Мы иногда вообще кажемся целой армией, так что глупо было бы хотеть, чтобы нас было еще Польше.

Помолчав, он спросил:

– А ты, Изабел, хотела бы, чтобы у тебя были сестры или братья?

– Очень бы хотела.

Услышав, как Изабел повернулась и тут же застонала, Аласдер поднялся и сел на край койки.

– Ты должна как можно меньше шевелиться, Изабел. – Он осторожно коснулся ее плеча, провел по нему пальцами и совершенно неожиданно для себя вдруг представил ее голой под этой просторной рубашкой.

– Мы будем жить в Англии?

Это был для него самый трудный вопрос.

– Давай не будем говорить об этом сейчас, ладно? – Аласдер почувствовал себя неловко, но не от близости Изабел, а от того, что его совесть была нечиста.

Однако сейчас вряд ли было подходящее время раскрывать свои планы и говорить ей о том, что он собирается аннулировать их брак. Пусть она сначала поправится.

– Мне надо выполнить одно поручение в Лондоне.

– Какое поручение?

Как поступить? «Скажи правду, – подсказывала ему совесть. – Об этом-то по крайней мере ты можешь ей сказать».

– Прежде чем я отвечу, Изабел, пообещай, что не станешь ни с кем говорить о том, что я тебе скажу.

Она долго молчала, а потом спросила:

– Вы просите меня дать такую клятву, потому что я принадлежу к клану Драммондов?

Возможно, ему надо было бы ответить утвердительно, но Аласдер не был воспитан в ненависти к ее клану. О нем не упоминалось ни в рассказах о Гилмуре, ни в легендах, передаваемых из уст в уста его соотечественниками. То, что он невзлюбил ее отца, не имело к клану Драммондов никакого отношения.

– Нет. Просто этот секрет принадлежит другому человеку.

Изабел снова помолчапа.

– Тогда я обещаю никому не рассказывать о том, что услышу, – торжественно, словно клятву, произнесла она.

История была сложная. Ее рассказывали каждому из сыновей Йена Макрея, только когда они становились достаточно взрослыми, чтобы понимать, что все следует хранить в тайне.

– Мой отец был сыном английского графа. Его звали Алек Ландерс. А его мать, Мойра Макрей, была шотландкой, поэтому отец обычно проводил лето в Гилмуре. Однако после того, как была убита моя бабушка, он решил отказаться от своего шотландского происхождения. Он вернулся в Гилмур много позже, но уже как английский полковник, под командованием которого был форт Уильям.

– Значит вы наполовину англичанин, Аласдер?

– Да. Мои родители полюбили друг друга, когда мой отец примкнул к мятежникам. Он начал помогать жителям Гилмура, назвавшись Вороном. Однако он скоро понял, что добрые дела недостаточны для того, чтобы спасти клан Макреев.

– Вы сказали, что он стал Вороном?

– Вы слыхали о нем?

– Каждый ребенок в Шотландии слышал о Вороне.

– Надо будет мне ему об этом сказать, – улыбнулся Аласдер. – Мой отец весьма уважаемый человек, но я сомневаюсь, что он когда-либо считал себя героем.

– И тогда он поменял фамилию на Макрей?

– Да. Он назвал себя так, как его всегда звал дед – Йен Макрей.

– А что с ним случилось, Аласдер? Здесь никто этого не знает. И что вообще произошло с кланом Макреев?

– Они все вместе покинули Гилмур. Люди думают, что мой отец умер в Гилмуре, но он жив и здоров, живет в Новой Шотландии и все еще по-своему воюет против англичан.

– А вы, значит, родом оттуда?

– Я родился на мысе, который был назван Гилмуром в честь нашего родового места в Шотландии.

– Так вот куда подались Макреи, – задумчиво проговорила Изабел. – Но зачем скрывать, что ваш отец жив?

– Если англичане узнают, что он не умер, они будут его преследовать как предателя. Ведь отец был английским полковником. Еще до того, как покинуть Шотландию, он унаследовал титул графа. Но он передал его своему младшему брату. Только его мачеха знает, что он все еще жив.

– Так вы поэтому плывете в Англию? Чтобы как-то все исправить?

– Нет. Младший брат отца умер, и титул свободен. Мачеха вбила себе в голову, что, поскольку мой отец не может восстать вдруг из мертвых, титул должен перейти к его старшему сыну.

– Это вы? – сонным голосом спросила Изабел, и Аласдер улыбнулся: скоро она снова уснет.

– Я.

– Значит, вы плывете в Англию, чтобы принять титул, Аласдер?

– Нет, я собираюсь от него отказаться.

Кают-компания была полна дыма, потому что Хэмиш опять курил свою проклятую трубку. Джеймс хмуро посмотрел на брата, но тот только улыбнулся. Джеймс иногда думал, что Хэмишу просто нравится раздражать его так же, как он получал удовольствие от поддразнивания Дугласа и Брендана.

Стараясь сосредоточиться, Джеймс вернулся к записям в своем дневнике. Жизнь на борту была скучной, поэтому в свободное время, когда его братья предпочитали играть в карты, он записывал в дневник свои мысли. В игре Брендану обычно везло, и он выигрывал, а Хэмиш постоянно обвинял его в мошенничестве. Кончалось все дракой, однако побежденный всегда признавал поражение, и на неделю, пока проходили синяки и заживали царапины, наступал мир.

Такие разные по характеру, на людях братья, однако, всегда выступали как единое целое. Создавалось впечатление, что каждый из них считал возможным оскорблять своих братьев, но у остального мира такого права не было.

Уже наступила ночь, и команда спала, а они все еще не приняли окончательного решения.

– Поскольку мы уже так близко от Англии, – сказал Дуглас, младший из братьев, – почему бы нам не встретиться там с Аласдером?

Они находились в море уже четыре месяца, переправляя два корабля, построенных на верфи Макреев, французам. Дело было завершено, оно оказалось весьма прибыльным, как и обещал Аласдер, и сейчас они возвращались домой, благополучно ускользнув из-под носа англичан.

Военное присутствие англичан в Новой Шотландии с годами все увеличивалось, что не нравилось их отцу, так же как другим беженцам из Гилмура, и Макреи старались не попадаться англичанам на глаза.

Джеймс записал в своем дневнике:

Я не могу не участвовать в этом, но меня не перестает удивлять парадокс этого семейного предприятия. Впрочем, рыск – это давняя и почитаемая традиция Макреев.

Мы думаем сейчас не о том, чтобы поскорее возвратиться домой, а о возможности встретиться с Аласдером в Лондоне, Это облегчит ему выполнение трудной задачи, а для нас станет небольшим развлечением. Я давно мечтал увидеть достопримечательности этого огромного города и пройтись по его книжным лавкам.

– Не понимаю, почему так трудно принять решение, – говорил Дуглас. – Мы идем с опережением графика, а до Лондона не так уж и далеко.

– Дело не в этом, Дуглас, – сказал Хэмиш, поглаживая бороду. – Мы вроде как должны быть нейтральными, а если войдем в их порт, только-что продав суда французам, это может быть истолковано как то, что мы хотели натянуть англичанам нос.

– Ведь эти суда будут использованы против них, – добавил Брендан, на этот раз поддержав старшего брата.

– А кто им об этом расскажет? – не сдавался Дуглас. – Никто же, кроме нас, ничего не знает.

– Ты соскучился по Аласдеру, Дуглас? – насмешливо спросил Хэмиш. – Или жаждешь увидеть Лондон?

– Я думал, у него глаза выскочат из орбит, когда мы подходили к Кале, – не унимался Брендан.

– Я же не так много путешествовал, как ты, – огрызнулся Дуглас. – Это мой первый рейс.

– Ты оказался хорошим моряком, Дуглас, – заметил Джеймс, – даже ничуть не страдал от морской болезни.

– Не то что ты, Джеймс, – съязвил Хэмиш.

Братья засмеялись. Во время своего первого плавания Джеймс не мог оторвать голову от подушки. Он не был прирожденным моряком, как Аласдер. В тот раз они ходили в южные колонии Англии за грузом железного дерева для корпусов кораблей, которые строил Аласдер.

– Неужели только я хочу взглянуть на Лондон? – недоверчиво спросил Дуглас.

Братья переглянулись.

– Тогда что же нас останавливает? – Дуглас почувствовал, что выигрывает спор.

– Ты думаешь, Дуглас, что в Лондоне нас только и ждут?

– Тогда тем более нужно встретиться с Аласдером.

– А кто сказал, что Аласдеру понравится наше вмешательство? – Брендан встал и потянулся.

– О каком вмешательстве ты говоришь, брат? – удивился Хэмиш, попыхивая трубкой.

Джеймс встал, понимая, что пора предотвратить разгорающийся спор.

– Поскольку это мой корабль, принимать решение буду я. Мы идем в Лондон, но пробудем там только пять дней.

– Почему пять?

– Потому что это тот срок, который вы можете продержаться, чтобы не затеять драку.

Джеймс взял свой дневник и вышел.

 

Глава 9

В спокойных водах озера Лох-Улисс отражалась утренняя заря. Легкий бриз доносил аромат цветущих трав и резкий, солоноватый запах моря.

Аласдер отдал приказ поднять паруса. Хлопанье парусины, звук натянутых канатов и скрип мачт свидетельствовали о том, что плавание началось.

«Стойкий» покинул озеро Лох-Улисс и направился к проливу.

Аласдер стоял на палубе, расставив ноги и заложив руки за спину. Ветер трепал его волосы, одежда стала влажной от соленых брызг. Слева от него устремлялись ввысь скалы, справа – простиралось открытое море.

За его спиной матросы были заняты работой на палубе, по очереди отвлекаясь на завтрак. Еда была скудная– сухари и вяленое мясо, – но все же на камбузе был разожжен огонь.

– В вашу брачную ночь был шторм, капитан. – К Аласдеру подошел Дэниел. – Это плохая примета.

Приметы Дэниела были почти так же привычны, как знаки Генриетты.

– И что на этот раз, Дэниел? Сегодня не четверг и не пятница, сегодня хорошая погода и попутный ветер.

– Жаль, что вы не в шляпе, капитан. Если бы вы бросили ее за борт, это было бы гарантией безопасного путешествия.

– Ты меня разоришь, Дэниел. Не могу же я без конца покупать новые шляпы.

– Думаю, что Драммонд уже это сделал. Я полагаю, что все же не следует нарушать традиции моря.

Аласдер кивнул и направился к своей каюте. Постучав и услышав слабый голос Изабел, он вошел.

Она не была в постели, как он ожидал. И не сидела на койке. В голубой юбке и жакете Изабел стояла на коленях перед своей корзиной.

Когда она вытащила небольшой деревянный ящик, Аласдер, забыв, зачем он сюда зашел, подошел к ней.

– Тебе не следует ничего поднимать, – сказал он, отбирая у нее ящик и помогая подняться. – Ты должна лежать.

Вместе с лучами утреннего солнца в каюту через открытую дверь ворвался свежий ветер, унося с собой тошнотворный запах китайских снадобий.

– Ты чувствуешь себя лучше?

Изабел кивнула, не спуская с него глаз.

– Ты спала, когда я встал. – Перед Аласдером тут же возникла картина – она лежит на боку лицом к нему, подложив руку под щеку и улыбаясь во сне.

Он протянул ей ящики, слегка поклонившись, собрался выйти.

– Это вам, – сказала она, возвращая ему ящик.

– А что это? – Он нахмурился. Ему не нужны никакие знаки привязанности, требующие встречных обязательств.

– Свадебный подарок.

Глядя на ящик, Аласдер подумал о том, не настало ли время сообщить Изабел о своих планах. Сегодня она смотрела на него как-то по-другому. В ее взгляде было меньше настороженности и больше теплоты. И судя по порозовевшим щекам, она понимала, что ей предстоит.

Он погладил крышку ящика и задержал ладонь, будто хотел умерить свое любопытство.

– Пожалуйста. – Она прижала рукой его ладонь. Ящик был закрыт крошечным медным крючком.

Аласдер отодвинул его одним пальцем, открыл ящик и изумленно уставился на его содержимое.

Перед ним была миниатюрная модель Гилмура, вырезанная из черного камня и показывавшая, каким Гилмур был много лет назад. Изгибающаяся дорога вела к замку. Входная дверь казалась сделанной из дерева. Арка, соединяющая домовую церковь с основным строением, была неповрежденной, равно как и главный зал. Трава вокруг Гилмура была вырезана так искусно, что видна была каждая травинка. Даже скалы были именно такими, как в реальности. Аласдер провел пальцем по крутой островерхой крыше и словно ощутил черепицу.

– Я еще не совсем закончила, – сказала Изабел, – но когда-нибудь я вырежу ставни на окнах в церкви.

– Так это сделала ты? – Аласдер был поражен.

– Я хочу, чтобы вы это взяли. Тем более что теперь Гилмур принадлежит вам.

– Но откуда тебе известны все детали? Такое впечатление, что ты видела это своими глазами. Откуда ты могла знать, как это когда-то выглядело? – Он слышал рассказы матери, дяди и тех, кто когда-то жил в этом старом замке, но Изабел сделала их рассказы реальностью.

– Точно я не знала. Но по тому, что осталось, вполне можно было себе представить, как все было.

Палец Аласдера остановился на одной из арок.

– Их уже нет. И крыши – тоже. Но здесь они выглядят именно так, как мне их описывали.

Он считал, что она нарушает чужие владения. Но сейчас, глядя на работу Изабел, Аласдер понял, что она была скорее хранительницей этой крепости.

– Так вот зачем тебе нужен был мрамор, – понял он наконец. – Ты занимаешься резьбой по камню!

Она улыбнулась:

– Ну да. А вы, наверное, подумали, что женились на сумасшедшей?

Ее замечание смутило его, и он снова стал рассматривать модель Гилмура.

– Так считает мой отец, – с горечью сказала Изабел. – Женщина должна быть только женщиной и ничего более. Но иногда камни говорят со мной, будто в них скрыты образы, которые хотят вырваться. Может быть, я и вправду сумасшедшая, – добавила она, словно бы осуждая себя.

– Я слышал, как моя мать говорила то же самое о мотках шерсти. В голове у нее появляется рисунок, который она во что бы то ни стало должна выполнить. Она говорила, что он не отпускает ее и она не может успокоиться, пока не воплотит его в жизнь. – Он вспомнил мать и ее страсть к ткацкому станку, который был изготовлен сразу же, как только Макреи приехали в Новую Шотландию.

– Да, все именно так.

Аласдер опустил крышку ящика.

– Она художница, и ты – тоже. Спасибо, Изабел. Я сохраню твой подарок.

Поместив модель Гилмура в один из ящиков комода, он достал серебряную фляжку и свою знаменитую чашу из кокосового ореха, подаренную ему за участие в экспедиции по составлению карты Японского моря.

Изабел смотрела на него с явным неодобрением. «Похоже, она решила, – подумал Аласдер, – что вышла замуж за пьяницу».

– Мой первый помощник в своей жизни руководствуется странными приметами и всякими предзнаменованиями, – пояснил он, указывая на фляжку. – Я всего лишь потворствую его суевериям.

Изабел молча кивнула.

А он вдруг понял, как велика между ними разница. Она отдала ему сокровище, нечто, что создала собственными руками с большой любовью и несомненным талантом. А он всего лишь предоставил ей убежище – к тому же неохотно и под давлением обстоятельств.

Крепко сжав в руках фляжку и чашу, Аласдер вышел на палубу.

– Вот смотри, – сказал он Дэниелу и, наполнив чашу ромом, показал ее помощнику.

Дэниел одобрительно кивнул, а Аласдер подошел к по-ням и выплеснул содержимое чаши в воду. Для умиротворения ветра и волн.

Аласдер не обладал даром предвидения, но он очень хорошо знал своего первого помощника.

– Только не говори ничего о женщине на борту, – предупредил он Дэниела.

– Вообще-то это небезопасно, – ответил помощник, явно не собираясь отступать. – И тебе это хорошо известно.

– И что ты предлагаешь с ней сделать? Подвесить ее на рее? Или привязать к мачте?

– Не надо издеваться над традициями, капитан.

– Скоро ее не будет на корабле, Дэниел. – Аласдер больше сердился на себя, чем на помощника.

Дэниел нахмурил брови.

– Я не собираюсь бросать ее за борт, – раздраженно пояснил Аласдер. – Просто хочу найти способ аннулировать этот брак.

– И ты сможешь это сделать?

– Я уверен, что этот фарс, это подобие свадьбы не имеет законной силы. И несмотря на то, что она красива и, несомненно, образчик всех возможных добродетелей, я предпочитаю выбрать себе жену сам, а не терпеть ту, которую мне навязали.

– Мне кажется, выбора у девушки нет, – заметил Дэниел.

Аласдер раздражался все больше. Сначала его помощник поставил ему в вину присугствие Изабел на борту, а теперь осуждает своего капитана за принятое им решение.

– Оставите ее в Англии, капитан? – спросил Дэниел и посмотрел на что-то за спиной Аласдера.

Аласдер обернулся и увидел стоящую в дверях каюты Изабел. Ее руки были сложены на животе, лицо казалось спокойным, а на губах играла улыбка. Но она стояла так неподвижно, словно была высечена из камня.

– Простите меня, – сказал он. – Я не хотел, чтобы вы узнали о моих планах вот так.

«Но ведь когда вы с ней были одни, ты же тоже ничего не сказал», – шепнула ему его совесть.

– А когда вы хотели мне об этом сказать? – спокойно спросила Изабел: жизнь с отцом научила ее скрывать своп чувства. Сколько раз она стояла перед ним, не смея высказать то, что думала!

Ее вдруг охватило чувство стыда, а потом – гнев, но она по привычке подавила их.

Судорожно сжимая кулаки, она смотрела на Аласдера. Старший помощник неожиданно исчез, словно растворился. На палубе было так тихо, что Изабел слышала собственное дыхание. Несколько матросов оставались на мачтах, двое стояли у штурвала, но ни один из них не смотрел в ее сторону.

Изабел инстинктивно чувствовала, что Аласдер Макрей не был жестоким человеком и не спланировал заранее такое публичное отречение от нее. Он пожертвовал состоянием, чтобы вернуть свою землю, сдерживал свой темперамент, хотя его не раз провоцировали, он ухаживал за ней прошлой ночью так, будто она была ему дорога.

Изабел даже начала было верить, что это провидение ей улыбнулось, прислав Аласдера Макрея в Шотландию, и что ее будущее может стать счастливым. И сейчас в один момент ее иллюзии рухнули.

– Разве ты не хочешь быть свободной, Изабел?

– Я всегда была свободной, – тихо возразила она. У нее были ее мысли, бунтарские и подчас злые, ее воображение, ничем не стесненное и парящее над обыденностью, и короткие моменты, когда ей удавалось вырваться из дома. Платой за эту свободу было молчание.

– Мы не знаем друг друга.

«Как и большинство супружеских пар», – подумалось ей.

– Я моряк, и меня почти никогда не бывает дома.

Так это благо. Она будет счастливой женой, которой никогда не будет докучать муж.

– Мой дом в Новой Шотландии. Он пуст и холоден. Зимы у нас суровые, и все время дуют ветры.

Изабел подавила улыбку. Неужели он думает, что в Шотландии зимы другие?

– Я не готов иметь жену, – честно признался Аласдер.

Она же была более чем готова иметь его в качестве мужа.

– Я позабочусь о тебе, Изабел. Ты можешь выбрать место, где тебе захочется жить, и у тебя будет достаточно денег, чтобы решить, чем ты хочешь заниматься. Ты будешь свободна.

Макрей говорил о свободе воли, женщины же редко могли это себе позволить. Их волю подавляли другие. Отец так решил, и Изабел выдали замуж. Муж скомандовал, и она больше не жена.

Она смотрела на него из-под полуопущенных ресниц и размышляла. У нее было много недостатков, но немало и хороших качеств. Однако Макрей вычеркнул ее из своей жизни с удивительной легкостью, будто она была не более чем волна в океане.

Прежде чем закрыть за собой дверь каюты, Изабел обернулась. Аласдер отвел взгляд, и она почувствовала себя свободной, как будто нить, натянутая между ними, оборвалась.

– Знаете, от меня и раньше отказывались, – тихо сказала она, и он посмотрел на нее. – У меня в этом опыт длиной в жизнь.

Это ее вина, что она подумала, будто может быть и по-другому.

Изабел закрыла за собой дверь, жалея, что вообще встретила Аласдера Макрея.

Ли хотелось уйти в свою комнату, но Драммонд приказал ей остаться в зале и стать свидетельницей его триумфа. Если бы он оставил ее в покое, она могла бы насладиться новостью, которую им сегодня днем сообщил один из доносчиков Драммонда.

Макрей покинул Гилмур.

Ли будет скучать по дочери, но ее печаль будет вознаграждена радостью. Изабел начнет новую жизнь.

Однако Магнус праздновал не то, что его дочь удачно вышла замуж, а то, что он еще больше разбогател и получил в собственность земли Макреев. Ли не сомневалась, что с отъездом Аласдера Макрея из Шотландии се муж тут же прикажет отогнать стада обратно на пастбища Гилмура.

– Если этот дурак думает, что я не возьму то, что принадлежит мне, – хвастливо заявил Драммонд, – значит, Макрей воспитали идиотов.

– Но разве он не заплатил тебе за эту землю? Недовольство отразилось на лице Драммонда. Он не привык к вопросам Ли. Жена никогда его не критиковала, предпочитая молчать, чтобы не вызывать его гнев. Теперь, когда Изабел уехала, она могла говорить, не стесняясь. Что еще он может с ней сделать, кроме того, что уже сделал?

Сложив рукоделие на коленях, Ли посмотрела на Драммонда. Она не скрывала своего презрения.

Он на мгновение удивился, но потом его лицо приняло обычное суровое выражение.

Сидевшие по обе стороны от него мужчины повернули головы в сторону Ли. Двуногие щенки, подумала она, они лижут сапоги Драммонда, как будто он их хозяин. Среди них был Томас, близкий Магнусу не только по кропи, но и по наклонностям.

Его худое длинное лицо напоминало Ли голодного пса. Даже его хриплый голос был похож скорее на лай. У него были огромные оттопыренные уши, и его можно было бы воспринимать как комическую фигуру, если бы не его подлый характер.

Томас был самым отвратительным из всех, хуже даже, чем ее муж. Он выполнял дикие приказы Магнуса не только мгновенно, но и с удовольствием. Его близко поставленные маленькие глазки сейчас пристально смотрели на Ли. Она ответила ему взглядом, полным презрения. Ее антипатия к Томасу забавляла Магнуса, но он никогда не одергивал кузена, если тот оскорблял его жену.

Пятеро других мужчин притворились, что ничего не слышат.

– Тебя не касается, что я делаю! – отрезал Магнус.

– Ты нарушишь данное тобой слово?

– А кто меня остановит? Даже если Макрей пришлет часть своего клана в Гилмур, я заставлю их уйти. – Он отпил пива из кружки и вытер губы тыльной стороной ладони. – И не мечом, а с помощью закона, – ухмыльнулся он.

Ли смотрела на мужа и думала о том, не виновата ли она сама, что Драммонд стал таким. Много лет тому назад она вышла за него замуж по своей воле, и ее клятвы были произнесены искренне. Быть верной женой ей было не так уж и трудно, потому что у нее не было желания ложиться в постель с кем-то еще. Но Драммонд знал, что она любила другого и что ее сердце закрыто для него навеки.

Когда-то он был добрее. У него были другие интересы. Он читал ученые книги, любил заниматься строительством. Но сейчас все, что он делал, было продиктовано его алчностью.

Может, Драммонд был бы другим человеком, если бы она смогла полюбить его?

Ли встала и вышла, пораженная этой мыслью.

 

Глава 10

Изабел провела весь день в одиночестве в тиши каюты. У нее было достаточно времени, чтобы обдумать свое будущее. И чем дольше она размышляла о нем, тем более безрадостным оно ей представлялось.

Дверь заскрипела, открываясь, и Изабел вздрогнула. Она сейчас не была готова ни к открытой недоброжелательности юнги, ни к присутствию Макрея.

Яркий солнечный свет осветил полумрак каюты, к которому ее глаза уже привыкли за день. На пороге, опершись о косяк двери, стоял Макрей. Он снял куртку, оставшись в клетчатом жилете, цвета которого оттеняли его голубые глаза.

Свет упал на разложенный перед Изабел набор резцов. Она провела день, изучая мрамор, пытаясь представить себе, что из него можно было бы сделать. Однако никаких идей не приходило в голову, и это ее немного беспокоило.

– Неужели ты сама подняла этот камень? – нахмурился Аласдер, увидев, что мрамор лежит на столе.

Изабел не могла не удивиться тому, что человек, который собирается расторгнуть их брак, заботится о ее здоровье.

– Рори, – только и сказала она. Это юнга выдвинул стол и подставил к нему стул. Он же положил на стол тяжелый камень. Все это он проделал с каменным выражением лица, не скрывая презрения к Изабел.

Она-то считала негостеприимным свой дом в Фернли, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как ее ветретили на «Стойком».

– Мне надо осмотреть твой бок, – заявил Аласдер.

Он зажег фонарь и открыл экран иллюминатора. «Лучше бы он оставил меня в темноте», – подумала Изабел.

– Я чувствую себя гораздо лучше, спасибо, – с натянутой улыбкой сказала она.

– Тем не менее надо проверить бандаж.

– В этом нет необходимости, уверяю вас.– Она старалась сконцентрировать свое внимание на мраморе.

– Возможно. Но только в том случае, если ты можешь двигать левой рукой и не ощущать при этом боли.

Аласдер прекрасно знал, что этого она не может. Китайское средство, конечно, помогло, но чудес, как известно, не бывает. Для полного выздоровления ей потребуется не один день.

– Мне правда не нужна ваша помощь, Макрей.

К тому же сейчас это будет выглядеть неприлично, посчитала Изабел. Аласдер уже видел ее обнаженной, с нее достаточно. Оставалось надеяться, что он как можно скорее об этом забудет.

– Тогда я позову Дэниела, – пригрозил он. – Или еще кого-нибудь. Кто это будет, не имеет значения, но тебя необходимо лечить.

– Почему вы обо мне заботитесь? – полюбопытствовала Изабел.

– Потому что, пока ты моя жена, я за тебя отвечаю.

Так вот оно что. Она – обуза, камень на шее, обязательство. В ней закипало раздражение, хотя внешне она оставалась спокойной.

– Нет, благодарю вас.

Однако вместо того, чтобы уйти, Аласдер подошел к ней и протянул руки, собираясь расстегнуть жакет. Она оттолкнула их, но Аласдер не сдавался. Вот упрямый.

Может, пырнуть его одним из резцов?

– Прошу вас, Макрей, уйдите.

– Только после того, как поправлю бандаж, – таким же спокойным тоном ответил он.

Изабел вспомнила слова матери, которые она часто повторяла. Мужчины – воины. Они не задумываясь наносят раны. Но терпеть не могут смотреть, как эти раны лечат. Видимо, это было справедливо для Фернли, а не для теперешней ситуации.

Сегодня утром она оделась с большим трудом, а уж надеть жакет было просто подвигом с ее стороны. Ей пришлось отказаться от корсета, потому что вряд ли она смогла бы его зашнуровать.

Макрей наклонился и достал из-за голенища сапога свой кинжал, будто намереваясь опять распороть ее одежду.

– Может быть, ты встанешь, Изабел? – спросил он, наклонившись к ее уху. – Или мне просто срезать с тебя всю одежду?

– Дэниел, – произнесла она.

Его руки замерли на ее плечах. Он стоял у нее за спиной, и она не видела выражения его лица.

– Я хочу, чтобы мне помог Дэниел.

Присутствие первого помощника вызовет у нее лишь неловкость, а не то смятение чувств, от которого у нее перехватило дыхание.

Не говоря ни слова, Аласдер остановился перед ней.

– Так резать или снять, Изабел? – раздраженно спросил он. Она не ответила, слова застряли у нее в горле.

Очевидно, у нее не было выбора. Дело не в том, кто будет ее лечить, а как это будет. Упрямство ни к чему хорошему не приведет – ведь у нее осталась всего одна сорочка, кроме той, что была на ней.

Он стоял слишком близко, и Изабел взмахнула рукой, желая, чтобы он отступил. Аласдер послушался, и она встала.

– Я не сделаю тебе больно, Изабел.

Просто выбросит ее, как ненужную вещь, подумала она. Даже с овцами ее отца обращались более бережно.

Пока он снимал с нее жакет, она стояла с закрытыми глазами.

– Ты можешь немного приподнять руки? – Его голос прозвучал как-то неожиданно мягко. «Он не вяжется с этой ситуацией и с этим человеком», – сказала себе Изабел.

Она повиновалась, а когда мягкая ткань соскользнула, прикрыла руками грудь. Все-таки скорее как ягненок, а не как овца.

Аласдер начал осторожно разматывать повязку, стараясь не прикасаться к телу Изабел. От него пахло свежим ветром, соленой водой и его собственным мужским запахом.

– Почему вы женились на мне, – тихо спросила она, – если знали, что сразу же аннулируете брак? – Вряд ли стоило проявлять любопытство, но это поможет ей не думать о том, что он так близко.

Аласдер выпрямился, и она увидела, что он смотрит на нее с удивлением.

– Вы же могли просто сказать, что помолвлены. Или даже женаты.

– Ни то ни другое не было бы правдой.

Макрей был бы не первым мужчиной, солгавшим, чтобы избежать своей судьбы. Желание быть честным сделало его ее мужем, но честность не заставит его остаться им. Если бы он не был таким благородным, она сейчас была бы в Фернли, а не стояла голой перед мужчиной, который в конце концов так и останется для нее чужим.

– Боль уже не такая нестерпимая?

Изабел молча кивнула.

– Я сейчас нажму здесь. – Он притронулся пальцем к коже над верхним ребром. – Больно?

– Нет.

Он был так близко, что Изабел видела отросшую на его щеках щетину. Ей вдруг очень захотелось провести пальцем по его подбородку.

А еще ей хотелось измерить ширину его плеч, а может быть, и провести руками вниз по его рукам и обхватить пальцами его запястья.

Он случайно задел ее грудь, и от этого прикосновения у нее остановилось дыхание.

– Прости. – Голос Аласдера прозвучал сдавленно. «Поторопись!» – молила она про себя. Теперь ей и впрямь хотелось, чтобы ее перебинтовывал кто-нибудь другой. Она наклонила голову в покорном молчании, но се поза была столь же фальшивой, как и их брак, каким его считал Аласдер.

Не раз Изабел наблюдала, как какая-нибудь служанка с разрумянившимся лицом и припухшими губами смотрела в окно на сарай плотника. Или как юный помощник конюха бросал взгляды на третий этаж дома, где жила прислуга. То, что сейчас чувствовала Изабел, легко поддавалось объяснению. Но как такое могло быть? Как можно испытывать какие-то чувства к человеку, который отверг се, даже не потрудившись узнать ближе?

Отважной Изабел, которая тайком бегала в Гилмур и ислеяла большие планы, хотелось прильнуть губами к тому месту на его шее, где было заметно биение пульса. Если у него есть право прикасаться к ней под предлогом ответственности за ее здоровье, она тоже может претендовать на подобную привилегию, подсказанную ей любопытством и странным ощущением томления.

Наклонившись, чтобы развязать узел на бандаже, Аласдер коснулся подбородком ее плеча. Прикосновение было колючим, но не этим было вызвано появление мурашек на теле Изабел. Аласдер достал вчерашние странные пузырьки и поставил их на стол рядом с ее инструментами.

– Расскажи мне о своей работе, – попросил он, сдвинув ее резцы немного в сторону.

– Рассказывать почти нечего.

– А когда это началось? – Он вынул пробку из флакона с драконом.

– Я тогда была еще ребенком. Мне нравилось вырезать фигурки для маминого сада. Маленьких лягушек и разные грибочки. – Она улыбнулась, вспомнив то время. Каждую фигурку, которую она тогда вырезала с помощью железки, принесенной из кузницы, мать встречала с восторгом и похвалами. Некоторые ее ранние работы до сих пор украшали материнский сад. Они были как часовые, охраняющие растения.

– Ты была в Гилмуре в тот день, чтобы собрать камни для своей работы? – Он снова занялся бандажом.

– Да.

В Гилмуре она всегда находила самые лучшие камни – известняк различных оттенков, куски мрамора с затейливым рисунком. Но такого камня цвета черного тропического дерева, который лежал перед ней сегодня весь день, она еще никогда не видела.

– А я решил, что ты привидение, – признался Аласдер, улыбаясь.

Изабел посмотрела на него и подумала о том, что его улыбка больше подошла бы трубадуру или юному пастуху, который в жаркий полдень уснул в траве и увидел во сне свою возлюбленную. Уж лучше бы Макрей был другим человеком – резким, грубым, даже жестоким. Таким, Например, как кузен отца Томас.

«А мне тогда показалось, что ты божество», – вспомнила Изабел.

Аласдер открыл второй пузырек, и она затаила дыхание ожидая, когда обжигающая смесь коснется ее кожи. Но сегодня она жгла не так сильно. Изабел скосила глаза, чтобы увидеть свой бок. Багровый синяк расплылся большим зелено-желтым пятном.

– Это какое-то чудодейственное лекарство, – удивленно сказала она.

– Это не чудо, а скорее вековой опыт китайцев, известных своим искусством врачевания ран.

Не спрашивая у нее разрешения, он развязал тесемки юбки. Юбка соскользнула на пол, а он достал из комода, куда ее утром сунула Изабел, свою ночную рубашку и стал натягивать ей через голову. При этом он с большой осторожностью приподнял ее левую руку, чтобы просунуть в рукав. Когда рубашка была надета, он спросил:

– Сможешь сама снять чулки или тебе нужна помощь?

– Смогу.

– Я освободил место на палубе, чтобы ты могла там завтра посидеть. На корме, за каютой.

Чтобы ее не могли увидеть матросы, решила она.

– Это место защищено от ветра, а тебе, может быть, захочется поработать, – добавил он, и Изабел тут же устыдилась своего предположения.

– Спасибо.

Аласдер кивнул, спрятал пузырьки и вышел.

«Неужели тебе хочется, чтобы к тебе прикасался человек, который тебя отвергает?» – стыдила себя Изабел.

Она подошла к двери. Что, если позвать его? Интересно, он вернется? Или будет стоять и жалостливо улыбаться, словно она подбитый воробышек? Что он скажет, если признаться ему, о чем она думает?

«Поцелуй меня, Аласдер. Сделай для меня по крайней мере это. Чтобы наслаждаться хотя бы воспоминаниями, когда я уже не буду новобрачной».

Если бы она была женщиной сомнительной добродетели или смелой не только в мыслях, но и в делах, она могла бы сказать ему:

– Не прогоняй меня. – А потом перечислила бы все причины, по которым ему не стоило этого делать. Она будет хорошей женой, чистоплотной, понимающей, поддерживающей его. Она никогда не станет жаловаться и будет довольна их совместной жизнью. А возможно, счастлива.

Можно, конечно, давить на чувство жалости, но Изабел сразу же отвергла эту идею. Макрей либо знал, чем все это для нее кончится, но не желал об этом думать, либо просто не понимал, что означает для нее его решение расторгнуть брак. С того момента, как брак будет аннулирован, репутация Изабел окажется погубленной. Какому мужчине нужна отвергнутая женщина? Ее единственным выходом может стать место нанимаемой компаньонки или любовницы какого-либо мужчины, если он на это согласится.

Осторожно приоткрыв дверь, она выглянула наружу. Было темно. Рассвет на море наступал быстро, но и ночь тоже.

Ее рука задержалась на влажной щеколде. Потом Изабел медленно прикрыла дверь и, чтобы не поддаться неожиданному импульсу, заперла ее. Слабый звук, когда щеколда встала на место, был словно смертный приговор ее смелости.

* * *

Фергус Макрей проснулся, как обычно, перед рассветом. Он ценил время бодрствования гораздо больше, чем сон. Ведь когда-нибудь, считал он, неизбежно наступит вечный покой.

Сидя на краю кровати, он потянулся за своим деревянным протезом и привычными движениями пристегнул его. Боль в ноге, которая все чаще давала о себе знать, навела его на мысль, что еще день-два и ему придется менять протез на костыли.

Когда-то Фергус думал, что лучше умереть, чем остаться калекой, но тогда он был молод и глуп. После битвы при Куллодене времена наступили нелегкие. Он не только чуть было не погиб, получив серьезное ранение, но и потерял ногу. Целый год лечился, а потом несколько месяцев заново учился ходить.

Однако ему повезло больше, чем тем, кто так и не вернулся из боя, и он поминал их каждое утро.

Фергус встал и сделал несколько шагов, чтобы обрести равновесие. Поймав свое отражение в осколке зеркала на стене, он улыбнулся. Работа кузнеца с годами шла сильными и мускулистыми его руки и грудь. Крепкой была и правая нога, на которую приходилась вся тяжесть его тела. Вообще, если не принимать во внимание его увечье, он производил впечатление сильного и мощного мужчины.

Подойдя к окну, Фергус отдернул занавески, которые ему сшила вдова Маккинси. У его квартирной хозяйки была добрая душа и две незамужние дочери. Такое положение было обычным для Шотландии, испытывавшей недостаток в молодых людях, которые либо записывались в шотландские войска, либо, оставив родные пенаты, отправлялись за лучшей долей в чужие страны.

Как и всегда, Фергус немного постоял у окна, наблюдая за тем, как на востоке из-за гряды пологих холмов встает солнце, и вспоминая своих давно умерших отца и брата. А мать и сестра, казалось ему, улыбались и махали ему каждое утро. А еще ему слышалось, будто из-за холмов доносятся звуки невидимых волынок, и его сердце наполнялось радостью.

Он повернул голову в сторону юго-запада, туда, где остался Гилмур. Со времен Куллодена Фергус был там всего один раз, но пустынное и заброшенное место произвело на него тяжелое впечатление. Он так и не узнал, были ли его родные убиты англичанами или их заковали в цепи и увезли в рабство.

Потом он посмотрел в ту сторону, где когда-то жила Ли Макдоналд. Он слышал, что через несколько лет после Куллодена она вышла замуж. Стыдясь своего увечья, Фергус так и не сообщил ей, что он жив. Молчал из гордости. Разве нужен женщине одноногий великан? Он так и не спросил об этом у Ли, хотя каждый день жалел об этом.

Что было бы, если бы он тогда не смалодушничал и предстал бы перед ней таким – без одной ноги, – чтобы понять, смогут ли они быть вместе? Возможно, его увечье вызвало бы у Ли отвращение, а может быть, наоборот, она раскрыла бы ему свои объятия. Но теперь он никогда об этом не узнает.

Интересно, думал он, вспоминает ли она о нем хотя бы изредка? Да что сейчас об этом думать? Он опоздал на тридцать лет.

Через несколько минут морской порт, который стал местом его проживания в течение последних десяти лет, оживет. Здесь было не так многолюдно, как в Эдинбурге, и к тому же ближе к Гилмуру. Фергус мог бы поселиться и в Инвернессе, но война оставила у него неприятные воспоминания об этом городе.

Ему нравилась его работа, нравились маленькие радости. Шимение воды в ведре, когда он бросал в него раскаленные щипцы, чтобы остудить их. Изогнутая подкова, появлявшаяся из-под его молота с дубовой рукояткой. Только одно его беспокоило. Каждые несколько недель он должен был подниматься на какой-нибудь корабль, чтобы заковать в кандалы шотландцев, сидевших в трюме. Он свое дело—молча закреплял цепи на запястьях и щиколотках, радуясь тому, что не надо было разговаривать.

Да и что он мог сказать этим людям? Его ужасало, что людей сажают в тюрьму целыми семьями. Когда охранник отворачивался, Фергус спрашивал у кого-нибудь из заключенных, кто они. Так он узнал, что эти люди не были преступниками. Их выгоняли из домов и продавали в рабство, чтобы на их земле могли пастись овцы.

Англичане не ожидали, что сумеют так легко завоевать Шотландию. Молодежь не знала гэльского языка; выросло целое поколение, не слыхавшее звуков волынки, а помещиков выгоняли из их домов и с земель.

Фергус Макрей понимал, что нельзя бездействовать. Но он был одинок среди целого города людей, которые не хотели видеть того, что происходит у них под носом. А что может один человек?

Глядя на рассвет, Фергус улыбнулся. Может, судьба сохранила ему жизнь, чтобы он ответил на ее вызов?

 

Глава 11

Изабел сидела в своем уголке на корме и внимательно рассматривала лежавший перед нею кусок мрамора. Уже несколько дней она упорно трудилась, сглаживая с помощью резца углы камня.

Аласдеру еще никогда не приходилось видеть, чтобы человек был так поглощен своей работой.

Он наблюдал за Изабел, и довольно часто, но она, по-видимому, этого не замечала. Она была для Аласдера загадкой, которую ему очень хотелось разгадать.

Несмотря на то что она явно все еще испытывала боль, Изабел ни разу не пожаловалась. И ни разу не спросила, какая ее ждет участь. Молчание и покорность Изабел должны были бы радовать Аласдера, но он подозревал, что ее чувства часто не совпадали с тем, как она себя вела.

Возможно, ему следовало бы уделить больше внимания тому, как в глазах Изабел внезапно вспыхивает огонек, противоречащий ее внешней безмятежности. Потому что в глубине ее зеленых глаз можно было бы прочитать, что она не была ни покорной, ни безмятежной. Аласдер не раз видел в них раздражение, а порой даже гнев. Но эти эмоции, также как удивлявшая его печаль, никогда не получали словесного выражения.

Аласдер находил в Изабел что-то общее с теми женщинами, которых он знал всю свою жизнь. Но те пережили величайшие трудности. Их семьям пришлось основать колонию далеко от родины, и они стоически превозмогали тяготы, которые преподносила им жизнь. К тому же все эти женщины были старше и опытнее, чем Изабел.

А Изабел такой сделал Драммонд.

Аласдер вдруг вспомнил, как Изабел стояла и униженно молчала, пока ее отец превозносил достоинства дочери, словно она была не более чем бесчувственным куском камня.

Но ведь и он вел себя не слишком-то благородно, подумал Аласдер, и на память ему пришли другие воспоминания. Однако вспомнил он не тот первый вечер, когда Изабел предстала перед ним обнаженной – красивая, невинная, страдающая от боли, – а последующие вечера.

Каждый раз, занимаясь бандажом, он боролся с желанием погладить кожу Изабел, ощутить ее тепло на своих губах. А когда он помогал ей надеть ночную рубашку и его рука нечаянно касалась ее груди, он чувствовал, что и этого мало. Изабел в такие моменты вздрагивала, но не протестовала.

Аласдера мучила совесть. Странное это было ощущение, словно в нем боролись две части его самого. Разум настойчиво твердил, что он абсолютно не готов к браку, и более с незнакомой женщиной. А плоть напрягалась всякий раз, когда он смотрел на нее. Да и во сне он видел ее мягкую улыбку и талантливые пальцы.

Изабел была незнакомкой, к тому же испытывающей боль, и она была ему навязана. Но определенная часть его тела воспринимала ее только как женщину – теплую, благоухающую и в высшей степени привлекательную.

Ему бы следовало думать о ней как о своего рода женщине-монстре с шевелящимися в волосах змеями, а не как о женщине с чувственными розовыми губами, убаюкивающим голосом и длинными волосами, спрятанными сейчас под уродливой косынкой.

Аласдер отвернулся от кормы корабля, твердо решив больше не думать об Изабел. Некоторые из его матросов удовлетворяли свое желание без разбору в каждом порту, но Аласдер никогда не считал себя рабом похоти или человеком, подверженным сексуальным капризам. Тогда почему же ему так трудно заставить себя не смотреть на нее.

«Если бы об этом узнал Драммонд, он бы умер со смеху», – вдруг почему-то подумалось Аласдеру.

Место, которое выбрал для нее Макрей, находилось на корме за капитанской каютой, и вел к нему узкий проход. Здесь Изабел была защищена от нескромных взглядов матросов, а она, в свою очередь, не могла видеть их, ведущих себя довольно свободно. Так, многие из них снимали рубашки, обнажая загорелую волосатую грудь.

Ветер трепал косынку Изабел, словно хотел сорвать ее и поиграть волосами. Но она сердилась и нетерпеливым движением туже завязывала узел под подбородком.

Два поставленных друг на друга ящика служили ей столом, на третьем она сидела. Перед ней лежал кусок мрамора, и она все еще не решила, что это будет – статуэтка лошади или уменьшенная копия Фернли.

Взяв самый большой резец – шириной в три ее пальца, – она снова принялась скруглять углы камня. Изабел была готова делать что угодно, лишь бы забыть о том, что ее окружает, а главное – что ей предстоит.

То, что она сейчас делала, было самым легким в ее работе, однако требовало от нее предельного внимания и осторожности, потому что, если в каком-нибудь месте нажмешь слишком сильно, камень может пойти трещинами. Или вдруг откроется пустота там, где, казалось бы, должен быть твердый камень. Но пока все шло хорошо.

– Не хотите ли чаю? – Из-за угла выглянул Рори.

Изабел покачала головой. Чаепитие, очевидно, было еще одним обычаем, позаимствованным у китайцев, но в отличие от команды «Стойкого» Изабел чай не нравился—на ее вкус, он был слишком горьким.

– Вы уверены?

Изабел только улыбнулась в ответ. В последние дни антипатия юнги сменилась почти дружелюбием, и он даже иногда снисходил до улыбки. Возможно, с ним поговорил Макрей. А может быть, мальчик смягчился, узнав, что его капитан собирается аннулировать их брак?

Рори служил посредником между ними – задавал вопросы и передавал ответы. Не прошла ли боль? Не нужно ли ей чего-либо? Не голодна ли она? Чего бы ей хотелось на обед?

Изабел удивляло, каким уважением на корабле пользовался кок. Этот человек властвовал, словно он был королем. Короной ему служила огненно-рыжая копна волос, и скипетром – поварешка, которой он все время размахивал.

Во время трапезы Изабел не встречалась с Макреем, предпочитая есть в каюте в одиночестве. Чем реже она будет видеть своего мужа, тем лучше, решила она.

Ей все труднее становилось выносить те моменты, когда он поправлял ее бандаж. Любопытство, с одной строны, а с другой – странное одиночество, которого она никогда прежде не испытывала, заставляли Изабел отваживаться на смелые действия. Иногда она клала руку ему на грудь, иногда касалась ладонью его щеки или гладила его шею. Все это были запретные жесты, но они ее завораживали. В эти неловкие моменты оба молчали. Все другие их действия не выходили за рамки тех, которые были необходимы между врачом и пациентом.

Вечером Аласдер возвращался в каюту, устраивался на полу и тут же засыпал. А Изабел молча наблюдала за ним, насколько позволяла темнота, словно изучала его, пока он спал.

Однако в прошлую ночь Аласдер повел себя иначе. Он выдвинул стол и достал из одного из ящичков комода перевязанный веревкой пучок деревяшек и какой-то предмет, похожий на овальную чашу.

Молча поставив чашу на стол, из другого ящичка он достал набор инструментов, похожих на резцы Изабел, но поменьше. Затем к ним присоединились небольшой фонарь и стеклянный сосуд, наполненный какой-то желтоватой смесью. Поставив сосуд наверх фонаря, Аласдер зажег фитиль.

Все так же не говоря ни слова, он разложил на столе деревянные плашки и начал их обрабатывать.

Полускрытая клетчатой занавеской, Изабел удивленно наблюдала за его действиями.

Когда смесь в сосуде нагрелась, Аласдер начал капать ею на концы более коротких плашек, которые затем прикреплял к овальной чаше. И Изабел наконец поняла, что это было. Вся деревянная конструкция постепенно принимала вид корпуса корабля.

Аласдер сидел, опустив голову, и был настолько поглощен работой, что казалось, будто он забыл о присутствии Изабел. Точно так же она чувствовала себя, когда занималась своей резьбой по камню.

Молчание начало угнетать Изабел. Подстегиваемая любопытством, она наконец спросила:

– Это будет корабль?

Аласдер медленно повернул голову. Прядь волос упала ему на лоб.

– Да. Я хочу придумать новый корпус для корабля, который собираюсь построить.

– Вы строите корабли?

– Строил. – Строил, мысленно повторил он, до того как отдал целое состояние, чтобы выкупить Гилмур и получить жену, которая ему не нужна.

– И «Стойкого» вы построили? – спросила она, уловив сходство между моделью и кораблем, на котором они плыли.

– Да, но я хотел бы строить более быстроходные Корабли. Чтобы они были как птицы, летающие над водой.

– А это какой-то клей? – Изабел показала на сосуд.

– Это смесь льняного масла, парафина и еще кое-каких добавок. Воск склеивает дерево, но он достаточно мягкий и пластичный, так что позволяет, если нужно, сдвигать плашки.

– Вы именно так строите корабли? Сначала делаете уменьшенную копию?

– Да. А к чертежам приступаю лишь после того, как провел испытания на модели. Настоящая работа начинается с чертежей.

Изабел представила Аласдера мальчиком – вот он лежит на животе на берегу ручья и пускает по воде разные листья, чтобы определить, какой из них поплывет быстрее.

Изабел отложила инструменты и пошевелила пальцами, все еще ощущая в них вибрацию.

Место для работы было выбрано прекрасно. Спокойные воды моря освещались солнцем, над ними – голубое небо. «Стойкий» разрезал своим корпусом волны, ветер надувал паруса. Полным ходом они шли к берегам Англии.

Какой-то звук привлек внимание Изабел, и она подняла голову, прикрыв глаза ладонью от слепящего солнца. Наверху, высоко над палубой, упершись босыми ступнями в канаты, стоял Рори, а рядом – Макрей. Его правая рука указывала куда-то вверх, а левой он держался за мачту. Он явно не думал об опасности, и это испугало Изабел.

Он снова напомнил ей воина былых времен. Полуобнаженный, Аласдер выглядел столь же естественно, как и в своей обычной одежде. Казалось, он чувствовал себя в полном согласии с природой и пренебрегал опасностью.

Их голоса были хорошо слышны.

– Подожди, пока ты наберешься немного больше опыта, Рори, – строго сказал Макрей, качая головой.

– Но я все время практикуюсь, сэр, – умоляющим тоном ответил мальчик. – Разве вам было не столько же лет, когда вы в первый раз взобрались на мачту?

Аласдер внимательно посмотрел на Рори. Тот не отвел взгляда, и Макрей улыбнулся и, жестом ободрив его, сказал:

– Только внимательно следи за ногами. И не спеши, а то не заметишь опасностей, даже явных.

– Да, сэр, – возбужденно ответил Рори и поставил ногу на железную перекладину, встроенную в просмоленную мачту.

Запрокинув голову и теперь уже не улыбаясь, Макрей наблюдал, как Рори взбирается на следующую перекладину.

А Изабел вдруг охватило странное волнение, и она поспешно отвела взгляд. Это был Макрей – большой, сильный и красивый мужчина, и он был ее мужем. Даже не желая этого, он уже был связан с ней навеки. Но настанет день – и произойдет это очень скоро, – когда он объявит ей, что они свободны друг от друга, и уплывет обратно, а она останется, связанная традицией и ритуалом с человеком, которому оказалась не нужна.

Изабел снова взялась за свои инструменты: резец – в правую руку, молоток – в левую. Лучше сосредоточиться на работе, чем размышлять о своем муже и его намерениях.

Вечная невеста, которая никогда не станет женой.

Она закрыла глаза, стараясь не думать об этом и о свободе, которую Аласдер предлагал ей. Ведь она-то жаждала той зависимости, которой он считал брак, хотела чувствовать себя необходимой ему.

А каково было бы действительно быть замужем за таким человеком? Стал бы он ее защитником – заботливым и преданным?

Аласдер назвал ее творческим человеком. Для большинства людей кусок камня был просто камнем, а ей казалось, что в нем таится некое магическое обещание. В осколке сланца мог скрываться ангел, в куске мрамора – лицо героя. Но именно тот, кто первым понял, что значит для нее ее работа, оказался человеком, который мечтает от нее избавиться.

Изабел вспомнила, как они впервые встретились. Уже тогда Макрей заворожил ее. Правда, он ее испугал, но в то же время возбудил ее любопытство.

Она подняла глаза и увидела, что Рори спускается вниз, притом более осторожно, чем взбирался. Но Макрея рядом с ним уже не было.

Он стоял в нескольких шагах от нее.

– Зачем ты завязываешь волосы косынкой? – спросил он вместо приветствия.

– Все замужние женщины носят косынки, – ответила Изабел удивленно. – Это знак скромности и приличного поведения.

Он начал медленно приближаться. Его загорелый торс был обнажен, открывая плоский и мускулистый живот.

Изабел отвела взгляд. Может быть, она все еще лишь невеста, но она знает о своем муже гораздо больше, чем о любом другом мужчине.

Макрей протянул руку и коснулся косынки, обрамлявшей запылавшие щеки Изабел. Потом его шершавые пальцы двинулись сначала вверх к ее вискам, а затем вниз к подбородку.

До сих пор они лишь однажды были так близко при ярком солнечном свете – в день своей первой встречи. Их последующее общение происходило либо в темноте, либо при слабом свете фонаря.

Теперь Изабел знала его лучше, чем в тот день, когда он спас ее. Природа наградила Аласдера не только восхитительной улыбкой и глазами, голубыми, как небо Шотландии. Его человеческие качества были такими же привлекательными, как и его внешность.

«Я смогла бы любить его». Эта мысль была такой неожиданной, что у Изабел перехватило дыхание.

А Аласдер медленно развязал узел платка, который она только что затянула потуже.

Наклонив голову, он прошептал у самого ее виска – так что она ощутила его дыхание:

– Мне хотелось бы, чтобы ты ее не надевала. Зачем прятать под косынкой такие красивые волосы?

Аласдер снял косынку и провел руками по волосам Изабел. Затем сжал ладонями ее голову и улыбнулся.

– Но я все еще замужняя женщина, Макрей, – тихо произнесла она. «Даже если ты этого не хочешь».

– А я все еще твой муж, – напомнил он, удивив Изабел. – Разве мои желания не имеют значения?

Улыбка исчезла с его лица, и в его взгляде Изабел заметила любопытство.

Он схватил ее за руки и повернул их ладонями вверх. И результате многих лет работы с камнем в трещинки латной въелась известковая пыль. У основания большого пальца правой руки был все еще заметен след от пореза – от той буквы «Д», которую обозначил кончиком кинжала ее отец.

Изабел хотела вырвать руки, но Макрей держал их крепко.

– Талантливые руки, – пробормотал он. – Они принадлежат женщине, предпочитающей работу праздному сушествованию.

Его слова прозвучали как комплимент.

Возгласы матросов, скрип канатов, торжествующие поили Рори, призыв кока собираться на обед – все эти звуки доносились словно откуда-то издалека.

Аласдер не хотел иметь с ней никаких дел, ему не нужны какие-то обязательства по отношению к ней, и все же его так же заворожил этот момент, как и ее.

– Прошу тебя, – сказал он, и Изабел не сразу поняла, что он просит ее не надевать косынку.

Она нерешительно кивнула. Аласдер не понимает, о чем он ее просит. Без косынки она предстанет перед всеми как незамужняя женщина. Впрочем, может, это и правильно – это будет отражать ее истинный статус в этом мире.

Изабел начала собирать инструменты. Аласдер протянул ей кожаный футляр.

– Спасибо, – сказала она, не поднимая головы.

– Изабел, – начал он, но больше ничего не сказал. Она направилась к каюте и оглянулась лишь у самой двери. Аласдер стоял не двигаясь. Они обменялись долгим взглядом. Изабел вошла в каюту. У сожаления – вкус слез, подумала она, закрывая дверь.

 

Глава 12

Лондон выглядел темным пятном на горизонте. Огромные клубы серого дыма нависали над городом, словно указательные знаки для усталого путника. Залив представлял собой лес мачт. Корабли так тесно стояли друг возле друга, что Аласдеру казалось, будто можно дойти до верфи, просто перешагивая с одной палубы на другую.

Как это обычно бывало в таких портах, Аласдер решил бросить якорь в заливе, а людей отправить на берег на шлюпках. Отдав приказания Дэниелу, он прошел на нос корабля.

В последнее время Дэниел избегал его. Он выполнил все приказы капитана, но почти не разговаривал с ним. Аласдеру даже показалось, что вся его команда старается как можно меньше попадаться ему на глаза. Тем лучше, думал Аласдер. Он был не в том настроении, чтобы выслушивать глупые предсказания старшего помощника или его толкования движений хвоста Генриетты.

Кошка прошла мимо Аласдера и бросила на него косой взгляд, будто радуясь его растущему раздражению.

Аласдер уже отправил Рори в доки, приказав ему нанять экипаж с кучером для поездки в Брэндидж-Холл. По рассказам отца, поместье Шербурнов находилось недалеко от Лондона, и до него можно было легко добраться за полдня.

Хотя его каюта располагалась на корме, Аласдер услышал, как открылась ее дверь. Взгляд Аласдера был устремлен на Лондон, однако все его чувства были настроены на волну Изабел. Он буквально ощущал каждый ее тихий шаг по палубе. Подойдя, она поздоровалась с ним.

Наверное, среди запахов лондонского делового порта трудно было различать такие ароматы, но Аласдер все же уловил слабый цветочный аромат.

На Изабел была юбка в бело-красную полоску и красный жакет. Непокрытые волосы были распущены и спускались по спине темным каскадом. Она остановилась рядом и тоже стала смотреть на Лондон.

– Как много здесь кораблей, – проговорила она.

– Считается, что рано или поздно все приплывают в Лондон.

– А вы бывали здесь прежде?

– Нет, никогда.

– Вам не нравится бывать в Англии? – спросила она.

– Нет, не нравится.

Он ходил за шелком в Китай, за пряностями на острова Тихого океана. Он видел Францию, восторгался ее замками и кафедральными соборами. Его привлекали Испания и Португалия, а также североамериканские Колонии. Но до сегодняшнего дня он ни разу не ощутил дискомфорта ни от одного путешествия или выбора порта.

К кораблю подплыла шлюпка, в которой сидел улыбающийся во весь рот Рори.

– Я нанял экипаж с кучером, капитан! – крикнул он.

– Ты можешь быть готова через несколько минут? – обратился Аласдер к Изабел.

– А куда мы поедем?

– В Брэндидж-Холл, в имение Шербурнов.

– Вы откажетесь от титула графа?

– Да.

– А меня вы оставите в Лондоне? – спросила Изабел, наблюдая, как ее корзину грузят в другую шлюпку.

Она должна была бы спросить, что ее ждет, еще вчера или даже неделю назад, подумал Аласдер, а не сейчас, когда они готовятся сойти с корабля.

– С теми деньгами, которые я намерен назначить в качестве твоего содержания, Изабел, – сдавленно ответил он, – ты сможешь выбрать любой город и любую жизнь.

Она промолчала и отошла к другому борту, будто ей не терпелось поскорее покинуть корабль Аласдера.

Дорога до берега прошла в полном молчании. Даже разговорчивый Рори и тот не проронил ни слова, лишь изредка переглядываясь с матросом, сидевшим на веслах. Садясь в шлюпку и покидая ее, Изабел опиралась на руку Аласдера и коротко его благодарила. Она ни разу с ним не заговорила, будто уже навсегда вычеркнула его из своей жизни.

Двое матросов несли за ними багаж, а впереди с гор дым видом шествовал Рори, указывая путь к экипажу, который он нанял. Время от времени мальчик оборачивался, словно недоумевая, почему они идут так медленно. Аласдер отпустил всю команду, за исключением дежурных, на берег, и Рори, очевидно, не терпелось поскорее доказать, что он мужчина, и тем самым сравняться со своими товарищами-матросами в части общения с женским полом.

Небо над Лондоном было серое, в воздухе стоял запах боен, немытых тел и дыма. Везде были толпы людей. Аласдер взял Изабел под руку и провел через толпу людей, о чем-то громко споривших, кивая в сторону залива.

Вдоль верфи стояла вереница карет, колясок, подвои и повозок, ожидающих либо разгрузки товаров с ближайшего судна, либо появления его богатых владельцев.

Большое подразделение солдат в красных мундирах ожидало погрузки на судно. Аласдер не сомневался, что их путь лежал в американские колонии, где они должны были служить в качестве средства устрашения мятежных колонистов.

Раздраженный заметным вниманием толпы к Изабел, Аласдер обнял ее за плечи и притянул к себе.

Они наконец нашли свой экипаж, и, пока загружали их багаж, кучер, улыбаясь беззубым ртом, предупредил Аласдера:

– Дорога через Лондон займет гораздо больше времени, сэр, чем весь путь от Лондона до вашего поместья.

Рори помог Изабел сесть в экипаж. Аласдер посмотрел на него с интересом. Мальчик переминался с ноги на ногу и стрелял глазами по сторонам.

– Тебе хочется уйти, не так ли? – улыбнулся Аласдер.

– Да, сэр. – Рори не скрывал своего нетерпения.

Аласдер вложил в руку юнги несколько монет.

– Спасибо, сэр. – Рори посмотрел на деньги с благоговением. Твое жалованье за следующий месяц, Рори. Будь острожен.

– Постараюсь, сэр.

Через минуту оба матроса и Рори скрылись в толпе.

Аласдер сел в экипаж спиной к лошадям.

Откинув кожаную занавеску, закрывавшую окно, он увидел величественный собор с огромным куполом, который произвел на него сильное впечатление.

Изабел, похоже, тоже была очарована Лондоном. Ее глаза расширились, дыхание то и дело сбивалось. Конечно это же не Фернли, подумал Аласдер, удивившись своему сарказму.

– Ты никогда не путешествовала, Изабел? – спросил он, и собственный голос показался ему неприятным, а улыбка неестественной.

– Я бывала в Инвернессе и Эдинбурге, Макрей. Но так далеко от дома – еще ни разу.

– Почему ты называешь меня Макреем? Ты забыла как меня зовут?

Аласдер был раздражен, и тому были причины. Ему надо добиться разрешения на отмену брака. Он найдет себе женщину, пусть даже не такую привлекательную, как Изабел, но она по крайней мере не будет скрывать свои истинные мысли под маской самообладания.

– Я называю вас Макреем, потому что вы не дали миг возможности обращаться к вам менее формально, ответила она с достоинством, которое лишь увеличило его раздражение.

Да зачем ему нужно, чтобы Изабел с ним говорила и поверяла ему свои тайные мысли? Он должен быть благодарен ей за ее сдержанность. Чем меньше он будет знать о ней, тем лучше.

Но та его часть, которая контролировалась не разумом, а стихийными эмоциями, жаждала прижать Изабел к себе и смотреть в ее глаза до тех пор, пока он не прочтет в них ответы на все свои вопросы. Кто она такая?

Ведь он до сих пор этого не знает.

– Мы будем в Брэндидж-Холле ближе к вечеру, – сказал он. – Не исключено, что дела задержат меня на несколько дней.

Изабел молчала, но было видно, что она внимательно его слушает.

– Я вернусь на корабль через неделю, – добавил Аласдер.

Снова молчание, будто он вообще ничего не сказал.

А что будет с Изабел? Этот вопрос беспокоил Аласдера. Принять решение об отмене брака было легко, решить что делать дальше, было намного труднее.

Она не предпринимала ничего, чтобы убедить его остаться ее мужем. Изабел не прибегла ни к логике, ни к хитрости, чтобы попытаться заставить его изменить свое решение. Но ее тактика – скрывать свои мысли и молчать – все больше разжигала любопытство Аласдера.

Надо заставить ее заговорить с помощью поцелуя. Открыть ей рот и вдохнуть нужные слова.

– Ты уже подумала о том, где бы ты хотела жить? Я отвезу тебя, куда ты пожелаешь.

– С таким же успехом вы можете оставить меня здесь. Моего отца не будут мучить угрызения совести, если он объявит меня вдовой и попытается снова выдать замуж. Вы, очевидно, также алчны, как он.

Такой ответ ошеломил Аласдера. Возможно, не стоило желать, чтобы Изабел заговорила.

– Отец готов на все ради денег, а вы сделаете то же самое, чтобы снова обрести свободу, – пояснила она.

– Мне и в голову не приходило, что меня можно сравнивать с Магнусом Драммондом.

– Внешне ни вы, ни другие мужчины, которым отец меня показывал, на него не похожи. Все кандидаты в мои женихи были богаты, но мало у кого из них были зубы или волосы.

– У меня по крайней мере целы и те и другие. – Аласдер сам удивился, насколько раздосадовало его такое сравнение.

– Да.

Всего одно слово. Но это слово было сказано таким тоном, что оно стоило самого оскорбительного замечания, какое он когда-либо слышал.

Экипаж неожиданно показался Аласдеру страшно тесным и душным, словно из него выкачали весь воздух. Он откинулся на спинку сиденья и притворился спящим.

Время шло, а у Изабел так и не появилось подходящей идеи относительно своего будущего. Поскольку ее отец считал, что родственники его жены безбожно тянут у него деньги, Ли виделась с ними очень редко. Однако она не порывала связей с родными, что было доказательством того, что любовь преодолевает все преграды.

Сестра матери жила в Инвернессе, но в последнее время много болела, и было бы бестактным появиться на пороге ее дома без предупреждения. У кузины, жим шей неподалеку от Фернли, недавно родился еще один ребенок. Они с мужем, возможно, и были бы рады иметь лишнюю пару рук для домашней работы и для ухода за детьми, но это еще следовало выяснить.

Выбор для незамужней женщины был невелик. Да и талантов, способных поддержать ее, у Изабел не было Она не была искусна в рукоделии или плетении кружев, как ее мать. Шить шляпки казалось ей утомительным. Резьба по камню была практически ее единственным талантом, но для женщины это считалось странным занятием.

Получалось, что она никому не была нужна.

Время от времени ее взгляд останавливался на Макрее. Изабел видела, что он только притворяется спящим, видимо, чтобы избавить себя от ее вопросов. Он сидел в углу экипажа, скрестив руки на груди и вытянув ноги.

Наверное, какие-то ее слова могли бы поколебать его решение, но Изабел не могла заставить себя произнес их. «Позволь мне остаться». Простые слова, они были в сердце, но сказать их вслух она не могла. Гордость – только это у нее и осталось, и ею Изабел нелегко было бы поступиться.

Минуты складывались в часы. И вот уже людный Лондон остался позади, уступив место сельской идиллии. По обе стороны дороги были видны небольшие долины, окруженные пологими холмами. Это была Англия. Благодатная земля. На дорогах было мало людей, а домов и того меньше, словно эта плодородная земля заботилась о себе сама.

Небо постепенно заволокло тучами, предвещавшими дождь. Изабел показалось это забавным – когда они покидали Шотландию, был ливень, а теперь Англия тоже встречает их дождем. Правда, сейчас не было ни грома, ни молний.

Дождь забарабанил по крыше экипажа, но это был мягкий, успокаивающий звук.

Наконец показался дом. Он стоял в центре долины и напомнил Изабел большого белого орла, распростершего крылья в обе стороны. Как и эта гордая птица, дом, казалось, был уверен в том, что вызывает восхищение.

– Это и есть Брэндидж-Холл? – спросила она. Открыв глаза, Аласдер отдернул занавеску.

– Да, это он. Но я не знал, что он такой большой. Огромный белый купол из сверкавшего под дождем стекла возвышался в самом центре Брэндидж-Холла. А золотой шпиль словно указывал путь на небо.

По обе стороны от дома сквозь завесу дождя угадывались сады. Причудливо подстриженные кусты обрамляли посыпанные гравием дорожки и клумбы с цветами. В самом центре Изабел заметила знакомый узор.

Это был кельтский крест, похожий на тот, который украшал герб ее семьи.

Дорога к дому была выложена блестящим белым камнем.

Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался.

– Похоже, нас встречают, – сказал Аласдер, когда экипаж остановился перед широким парадным входом.

У дверей стоял дворецкий в завитом белом парике. Он сказал что-то подбежавшему лакею и снова принял величественный вид. Лакей сбежал вниз по лестнице, открыл дверцу экипажа и поклонился.

Аласдер вышел и подал руку Изабел.

Подняться по этим ступеням было все равно что войти в величественный кафедральный собор. Но Изабел меньше всего хотелось входить в этот огромный дом. Однако она заставила себя улыбнуться и вышла из экипажа. 

 

Глава 13

Внутри дома, в холле, словно часовой, стоял мажордом. Старик был таким древним, что Аласдер не удивился бы, если бы этот человек знал его деда. Но прежде чем он успел об этом спросить или хотя бы назвать себя, мажордом повернулся и, миновав огромный холл, повел их подлинному коридору.

Аласдеру рассказывали, что его дед был коллекционером, и свидетельством тому были попадавшиеся им по пути предметы. Возле двери стояло изваяние поджарой черной собаки, слепые глаза которой были устремлены в вечность. Египет, если не ошибаюсь, подумал Аласдер. Вдоль одной из стен располагался шкаф, состоящий из множества крошечных ящичков, в которых торчали ключики с золотыми кисточками.

– Похож на комод в вашей каюте, – сказала Изабел.

– Это из Японии.

На подставке из слоновой кости стояла резная, покрытая блестящим лаком ярко-красная шкатулка с изображениями драконов. Аласдер задержался около нее, чтобы подсчитать количество когтей на каждой лапе, и решил, что шкатулка привезена не из Японии, а из Китая.

Мажордом остановился и бросил на Аласдера нетерпеливый взгляд, будто упрекая его за то, что он зря теряет время.

Они остановились у массивной двери, по обеим сторонам которой стояли лакеи. Мажордом взмахнул рукой, и один из лакеев, поклонившись, распахнул перед ними дверь. Мажордом вошел и провозгласил надтреснутым старческим голосом:

– Ваш внук, миледи.

Как только Аласдер и Изабел вошли, старик тут же исчез.

– Как он догадался? – изумился Аласдер.

– Да ты вылитый отец, – сказала женщина. – А глаза, как у твоей бабушки.

Патриция Ландерс, графиня Шербурн, была совсем не такой, какой Аласдер ее себе представлял. Она была второй женой его деда и в свои семьдесят лет выглядела значительно моложе. Гладкие седые волосы были убраны и простой пучок, голубые, немного поблекшие глаза приветливо блестели.

Она сидела на канапе перед камином, опираясь на ручку трости. На ней было простое светло-серое траурное платье, напомнившее Аласдеру о том, что человек, осложнивший его жизнь, был ее сыном.

– Сочувствую вашей потере, – тихо пробормотал Аласдер, отпустив руку Изабел и поклонившись.

Изабел смутила его тем, что слегка сжала его локоть.

– Благодаря твоему отцу Дэвид прожил хорошую полноценную жизнь, – сказала она, но улыбка ее была печальной. – Прошу вас, садитесь. Надеюсь, ваше путешествие было не слишком утомительным. – Графиня с любопытством взглянула на Изабел.

Аласдер тоже посмотрел на Изабел.

– Разрешите представить вам Изабел Драммонд, – И добавил в ответ на вопросительный взгляд графини: – Моя жена.

– Не совсем жена, – возразила Изабел, глядя мимо него. – Аласдер собирается аннулировать наш брак.

Аласдер не был готов к столь откровенному высказыванию Изабел, к тому же для такого заявления она выбрала не очень подходящее время.

Патриция нахмурилась:

– Я не знала, что ты женат.

– Это произошло совсем недавно.

– Наша свадьба была всего неделю назад, – добавила Изабел.

– Я что-то не понимаю. Почему же ты хочешь аннулировать брак? Появились препятствия? Стали известны какие-то родственные связи?

– Брак был совершен не по нашему выбору, а по приказу. По приказу ее отца.

Аласдер со своими матросами не раз отбивался от пиратов на Востоке и от каперов в Карибском море. Дважды на него наставляли дуло пистолета, и он был уверен, что его убьют. Но он никогда не думал, что растеряется под взглядами двух женщин, смотревших на него так, будто у него па лбу неожиданно вырос рог.

– Что такого ты сделал, Аласдер, из-за чего он настоял на свадьбе? – спросила Патриция таким тоном, словно ему было девять лет и он столкнул Джеймса в воду.

– Дело не в том, что я сделал, а в том, чего захотел. Я решил вернуть себе землю Макреев, на которой Драммонд пас своих овец.

– Значит, вы поженились в Шотландии? – Вопрос графини был обращен к Изабел.

– Да. В Фернли, где я жила.

Атасдер ждал, что графиня спросит еще о чем-нибудь, но она протянула Изабел руку и усадила ее рядом с собой.

Наклонившись к Изабел, Патриция начала что-то тихо ей говорить, и Аласдер почувствовал, что он здесь вроде как лишний.

Поэтому он начал рассматривать картины, висевшие над камином. На полотне справа был изображен мужчина средних лет, и по довольной улыбке и отсутствующему взгляду Атасдер узнал в нем Дэвида. Недавно скончавшийся граф Шербурн был в годах, однако в душе он так и остался ребенком.

Слева висел портрет мужчины в красном мундире со множеством орденов на груди. Мужчина был изображен верхом на белом коне.

– Это ваш муж? – спросил Аласдер графиню. Она снова вышла замуж после смерти его деда. Аласдер догадывался, что именно он управлял богатством Шербурнов.

– Это Найджел Уэскотт.

– Генерал Уэскотт? – Аласдер был удивлен. Уэскотт был тем человеком, который мог бы сослать ею отца на галеры, если бы семейству Макреев не удалось сбежать.

– Мы с генералом были друзьями, – объяснила Патриция. – В ту ночь, когда твой отец и весь клан Макреев покидали Шотландию, мы обнаружили, что у нас с генералом Уэскоттом много общего.

– Благодаря вам они смогли уехать, – сказал Аласдер. – Они никогда не забывали вашей храбрости. Многие новорожденные девочки были в те годы названы в вашу честь, графиня.

– Спасибо, что сказал мне об этом, но боюсь, все произошло благодаря нашему с Найджелом интересу друг к другу, а не моей храбрости, – призналась она, бросив на портрет задумчивый взгляд. – Найджел был удивительным человеком. Многие годы он выполнял обязанности графа, поскольку Дэвид, имея титул, не мог их выполнять. Найджел умер семь лет назад, но мне его все еще не хватает. – Она посмотрела на Аласдера. – Я и твоего деда любила, но его сердце уже было отдано Мойре.

В комнату вошел слуга с подносом, на котором стоял высокий фарфоровый кувшин, чашки и блюдо с пирожными. Другой слуга нес еще один поднос с хрустальным графином и бокалом.

– Спасибо, – улыбнулась Патриция слугам. – Мой дворецкий посчитал само собой разумеющимся, что ты предпочтешь шоколаду виски. Он был прав?

– Да, – признался Аласдер и сел в кресло напротив графини.

Огонь в камине делал комнату очень уютной. На полу лежал персидский ковер. На стенах, обитых бледно-желтым шелком, в бронзовых канделябрах горело множество восковых свечей. Лепнина в виде цветочного орнамента украшала потолок. Все здесь говорило об изысканном женском вкусе.

Все, за исключением большого кресла, в котором сидел Аласдер. Кожаные подлокотники кресла были потерты, и от них исходил едва заметный запах табака. Наверное, в этом кресле когда-то по вечерам сидел генерал Уэскотт, и они с графиней вели задушевные беседы.

– А портрет моего деда есть? – спросил Аласдер, принимая из рук слуги бокал с виски.

– Только небольшой, хотя ведь это был его долг – позировать для портрета. Но он не любил художников, а вот портрет твоей бабушки был написан.

– Я слышал, что она была красавицей.

Аласдер взглянул на Изабел. Она сидела тихо, но он знал, что ее спокойствие обманчиво. Однажды на острове в Южных морях он видел один вулкан. Казалось, он находился в полном покое, но на самом деле был способен залить раскаленной лавой землю на много миль вокруг себя.

Какой вулкан кроется за внешней бесстрастностью Изабел?

Патриция задумчиво изучала содержимое своей чашки, будто в ней был вовсе не шоколад. У Аласдера было ощущение, что она колеблется, надо ли говорить то, о чем она собирается сказать. Наконец она поставила чашку и спросила:

– Хочешь увидеть портрет Мойры? Его писали и переписывали несколько месяцев, пока Джералд наконец его не одобрил. – Она оперлась на трость и встала. – Портрет всегда висел в спальне. Почему бы не отвести тебя гуда, чтобы ты смог его увидеть?

* * *

Изабел хмурилась, но Аласдер этого не видел, потому что помогал Патриции подниматься по лестнице.

Изабел никогда и никому в жизни намеренно не причиняла боли, но сейчас она с удовольствием ударила бы Аласдера по голове своим деревянным молотком.

Он с таким пренебрежением представил ее графине, будто она была не более чем какой-нибудь предмет. «Вот коробка, сундук. Моя жена. Не обращайте на нее внимания, она скоро перестанет ею быть».

С мрачным видом она поднималась вслед за Патрицией и Аласдером.

На площадке третьего этажа графиня остановилась и приложила руку к груди.

– Я редко поднимаюсь на этот этаж, – призналась она, переводя дух. – Моя комната находится за кабинетом Найджела. Так велел мой доктор.

– В таком случае не надо было подниматься.

– Ноя хотела. Мое здоровье входит в противоречие с моими желаниями. Это досадно, но ничего более.

Изабел шла за ними по коридору, подняв голову и любуясь потолком. Он был разбит на квадраты, в центре каждого из которых была виньетка – крошечные полуголые фигурки, резвящиеся на полянках, или закутанные в тоги пары, сидящие на облаках. Даже двух одинаковых картинок среди них не было.

– Я не была здесь несколько лет, – сказала Патриция, открывая дверь. – Но комната осталась такой же, какой была во времена твоего деда, Аласдер.

Графиня отдернула зеленые с золотом шторы и, прежде чем открыть окно, с минуту стояла, глядя на блестевший от недавнего дождя газон и на деревья с густой листвой.

Солнце осветило девственную чистоту комнаты. Похоже на то, подумала Изабел, что к комнате Джералда относятся так, будто это храм. А стоявшая у окна неожиданно помолодевшая женщина казалась его хранительницей.

Что-то невыносимо печальное было в этот момент в облике графини Шербурн. Комната Джералда, наверное, пробудила в ней воспоминания о тех днях, которые она предпочла бы забыть.

В комнате взгляд сразу останавливался на кровати, застеленной блестящим зеленым покрывалом. Высокий полог поддерживали по углам резные столбики. На деревянном изголовье был изображен герб – ягненок и лев, каждый на щите, разделенном диагональю.

Другие предметы мебели были не такими величественными, но отличались изысканным стилем. Передняя стенка платяного шкафа была инкрустирована разными породами дерева и изображала пейзаж – плакучие ивы над рекой.

Изабел заинтересовал письменный стол, верх которого был инкрустирован кожей и золотом. Она погладила глубоко врезанные зеленые листья и золотые ягоды, располагавшиеся вдоль всех четырех сторон стола.

– Это была общая спальня Мойры и Джералда. Он спал здесь даже после того, как мы поженились. – Патриция бросила взгляд на висевший над белым мраморным камином портрет. – Думаю, ему нравилось вспоминать свои лучшие времена.

Портрет Мойры Макрей с ребенком на руках был обычным по композиции. Фоном служил Гилмур – такой, каким он когда-то был. Голубое платье Мойры подчеркивало цвет ее глаз, такой же, как у Аласдера. Но сходство было не только в этом. Глядя на улыбку его бабушки, на форму ее носа и подбородка, можно было с уверенностью сказать, что они с Аласдером родственники, притом близкие.

Мойра смотрела на ребенка с такой любовью и нежностью, что Изабел даже позавидовала давно умершей женщине. Испытает ли она когда-нибудь такое счастье?

– Это твой отец? – спросила она Аласдера. Тот кивнул.

– Я очень его люблю, хотя он мне и не родной, – улыбнулась Патриция. – Я была счастлива, когда получила от него письмо. Ты тогда только родился, Аласдер, и он писал о своих жене и сыне.

– Теперь нас пятеро. И все мы гордимся тем, что он наш отец.

– Джералд был бы рад, если бы узнал, что его внук вернулся, чтобы заявить свои права на наследство.

Изабел искоса посмотрела на Аласдера, удивляясь, почему он до сих пор не сказал графине, что приехал, чтобы отказаться от титула. Может быть, его остановили слезы, стоявшие в ее глазах?

Аласдер молча последовал за графиней, несомненно, для того, чтобы помочь ей сойти вниз. Изабел еще не встречала столь внимательного человека, который был бы озабочен тем, чтобы юнга не оступился на канатах и понимал, что пожилой женщине трудно одолеть лестницу. В конце концов, он не остался равнодушным и к ее ушибу. Он был настолько силен и уверен в себе, что не стеснялся показаться заботливым. Аласдер Макрей никогда бы не наказал женщину, если бы она его раздражала, и не стал бы терроризировать ребенка себе на потеху.

Изабел убеждала себя, что не стоит узнавать Аласдера лучше или вникать в суть его характера. Потому что, когда он ее оставит, чувство потери будет неизмеримо большим, чем сейчас.

Глядя на портрет и все еще заставляя себя улыбаться Изабел вдруг поняла, что этот человек – мужчина ее мечты.

 

Глава 14

Комната, которую отвели Изабел, была прелестной, хотя и не так пышно обставленной, как другие комнаты Брэндидж-Холла.

Напротив кровати, покрытой желтым шелком, было огромное, от пола до потолка, окно.

Из окна открывался вид на пологие холмы и сочную зелеую траву лугов. Не было ничего такого, что портило бы пейзаж. Никаких овец. Деревья были высокими и величественными. Вдали виднелось марево, будто сам Бог покрыл Англию легким одеялом, чтобы она могла спокойное отдыхать.

Для Изабел все здесь было чужим. Даже сумерки сгущались как-то иначе. В Шотландии день долго боролся с ночью: темнеющее небо сначала окрашивалось в красные и оранжевые тона, а солнце не торопилось уходить, будто опасаясь, что ему больше не удастся взойти.

В Шотландии если уж давали клятву, то навсегда.

Изабел отошла от окна к кровати. Впервые за эту неделю у нее есть комната, где она будет спать одна. Впервые за последнюю неделю Аласдеру не придется спать на полу.

Она потрогала шелковое покрывало. Владельцы Брэндидж-Холла не ограничивали себя в средствах, стремясь сделать свое жилище красивым и удобным. Не то что ее собственный дом, где ремонт делали редко и экономили на всем.

Служанка разложила ее вещи на кровати – будто ей было из чего выбирать. Изабел аккуратно сложила каждую вещь и уложила все снова в свою корзину.

Приведя себя в порядок, она надела бежевую юбку, отделанную по подолу голубой лентой, голубой жакет и бусы из драгоценных камней разного цвета и разных размеров, нанизанных на тонкую золотую проволочку. Изабел нашла эти бусы в развалинах Гилмура и считала их своим самым большим богатством.

Стоя перед зеркалом, она задумчиво перебирала камешек за камешком. Здесь были все оттенки голубого от цвета неба над Шотландией до цвета глаз Макрея.

Изабел оглядела себя и отметила, что она очень бледна, что губы ее почти бескровны, а глаза кажутся огромными на осунувшемся лице.

Стук в дверь был приглашением к обеду.

Однако, открыв дверь, Изабел не обнаружила ни лакея, которому следовало сопроводить ее вниз, ни Аласде-ра. Перед ней стояла графиня Шербурн, нетерпеливо постукивавшая тростью по двери.

Изабел отступила, чтобы впустить графиню, но вместе с ней в спальню вошли пять служанок. В руках у каждой были какие-то предметы одежды, а одна из служанок держала еще и небольшую шкатулку.

– Мы пришли, чтобы приготовить тебя к обеду, моя дорогая.

Патриция улыбнулась и оглядела Изабел. Она определенно не одобряла ее наряда.

Усевшись на стул у окна, графиня подала сигнал служанкам. Две из них подошли к Изабел с явным намерением ее раздеть.

Изабел отстранила служанок и, отойдя к стене, скрестила руки на груди. Твой наряд очень мил, но он не годится для жены грифа Шербурна, моя дорогая.

Изабел не знала, что на это ответить.

Между тем графиня подняла конец трости. Наверное, нервно подумала Изабел, каждый ее жест является знаком какого-то тайного кода.

Одна из служанок подошла к ней с ворохом одежды.

– Я думаю, зеленое подойдет, Дженни, – сказала Патриция.

Дженни положила платье на кровать, а к Изабел снова подошли те же две служанки. Когда одна из них попыталась снять с нее юбку, Изабел решительно отодвинула ее руку.

– Я ценю вашу доброту, графиня, и все же я хочу быть в своей одежде.

Снова кивок, и служанки выскользнули из комнаты, оставив Изабел и Патрицию одних.

– Наверное, я чего-то не поняла, Изабел? – сдержанно поинтересовалась графиня. – Ты тоже хочешь, чтобы ваш брак был аннулирован?

– Нет, – призналась Изабел.

– Тогда почему ты не сделала ничего, чтобы разубедить, Аласдера? Гордость – глупое чувство, поверь мне. Я много лет была несчастной. Я была замужем за человеком, которого очень любила, но боялась сказать ему об этом. Или... потребовать от него того же самого. – Патриция улыбнулась. – Ты же не будешь отрицать, что питаешь симпатию к моему внуку?

То, что Изабел чувствовала, было больше, чем просто влечение, глубже, чем только любопытство, и все же она не могла бы точно определить свое отношение к Аласдеру. Может, это и была симпатия. А может, и что-то большее.

– Это не вопрос гордости. Аласдер хочет, чтобы брак был аннулирован. Ему не нравится, что его силой заставили на мне жениться.

– Вот как?

– Да. Он хотел вернуть Гилмур, а мой отец хотел денег.

– А чего хотела ты?

– Разве это имеет значение? Мои желания не могли поколебать ни моего отца, ни вашего внука.

– Мужская гордость – вещь очень хрупкая, моя дорогая. Она скорее сломается, чем согнется. Я не удивлена, что Аласдер рассердился за то, что его заставили жениться.

Изабел сомневалась, что дело было лишь в гордости. Патриция хмыкнула.

– Иногда люди не подходят друг другу, но отказываются в этом признаться. А иногда подходят идеально, но не могут этого понять. – Она постучала тростью по полу, словно желая подкрепить свою точку зрения.

Потом взглянула на Изабел, и ее глаза заблестели.

– Бывают моменты, когда женщина должна просто взять мужчину за руку и повести его туда, куда она хочет. По крайней мере завладеть его вниманием.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – вполне искренне сказала Изабел.

– Верю, дорогая. Но давай позовем служанок, и вместе мы поможем тебе это понять.

В течение следующего часа ею вертели, ее толкали, ей завили волосы в нелепые кудряшки, а затем закололи их на затылке каким-то замысловатым образом. Но самое большое унижение Изабел испытала, когда с нее сняли ее собственную одежду, будто это были какие-то жалкие обноски, и нарядили в платье из гардероба графини.

– Я не стану утверждать, что это последняя мода, дорогая – сказала Патриция, увидев, с каким ужасом Изабел смотрит на глубокое декольте, – но оно подчеркивает твою женственность.

Платье было изумрудного цвета с юбкой, ниспадавшей широкими складками. Но если на юбку пошло очень много материала, то верху платья явно его недоставало.

– А это что такое? – поинтересовалась графиня, указывая на забинтованный бок.

– Бандаж, – ответила Изабел и рассказала Патриции о своем падении в яму.

– Придется его оставить, но сорочку надо снять, потому что она портит линию платья.

– Но если я ее сниму, то останусь голой, – запаниковала Изабел. Разве может она появиться на обеде в платье, надетом на голое тело?

Патриция пропустила это замечание мимо ушей. Служанка подошла к Изабел и одним движением сняла с нее сорочку, обнажив грудь. Опустив глаза, Изабел в ужасе смотрела на себя.

– Думаю, мы не будем пудрить ей волосы. – Патриция жестом подозвала другую служанку. – Но немного подрумянить щеки и подкрасить губы не помешает.

Изабел затрясла головой, но ее протест был проигнорирован.

Затем вперед выступила еще одна служанка и открыла шкатулку красного дерева. В шкатулке оказались драгоценности.

– Я не могу их надеть.

– Пожалуй, ты права, дорогая. Твоя грудь представляет гораздо больший интерес.

Наконец ее подвели к большому трюмо.

Из зеркала на нее смотрела не скромная Изабел Драммонд, а совершенно незнакомая ей женщина с матовой кожей и пышным бюстом. Цвет лица и губ показался Изабел слишком ярким, глаза – слишком зелеными.

Но больше всего ее ужасали волосы. Что они с ними сделали? Завитые с помощью щипцов кудри были заколоты шпильками на затылке, что придавало Изабел сходство с фарфоровой куклой.

Даже мягкие туфли, подогнанные служанкой по ей ноге, казались ей тесными и неудобными.

В комнате стало тихо: все ждали ее реакции. Они, конечно, ожидают восторгов и благодарности, думала Изабел, не в силах оторвать взгляд от зеркала.

– У меня нет слов, – искренне сказала она, и по тому, как все шесть женщин разом заговорили, поздравляя друг друга с успехом, Изабел поняла, что сказала именно то, чего от нее ждали.

Но ей хотелось вернуться к самой себе. Не к той Изабел, которая стояла перед отцом, не смея перечить. Не хотела она быть и той, какой была на корабле. Ей хотелось быть той девушкой, которая убегала из Фернли когда хо тела и вступала в сговор с помощником конюха, чтобы быть свободной хотя бы на короткое время. Той Изабел, которая знала все закоулки Гилмура, представляя себе его героическое прошлое, и мечтала о том, чтобы создать из камня произведение искусства.

А та, что отражалась сейчас в зеркале, была чужой. Волосы напомажены, лицо напудрено, однако графиня Шербурн смотрела на нее с явным одобрением.

– А теперь мы спустимся вниз к обеду.

Изабел бросила в зеркало последний взгляд, и до нее дошла простая истина. Она никогда ни для кого не была достаточно хороша сама по себе. Ни для своего отца, ни для графини Шербурн и, уж конечно, ни для Аласдера Макрея.

То, что она видела перед собой сейчас, – это была не женщина, какой ей хотелось быть, и не та молчаливая и послушная девушка, какой ее знали в семье.

Никогда Изабел не чувствовала себя более несчастной, чем в этот момент.

А может, и более раздосадованной.

 

Глава 15

Все это великолепие совершенно излишне, думал Аласдер, глядя на себя в зеркало. На кого именно он хочет произвести впечатление? Наверное, на свою бабушку. Конечно же, не на женщину, видевшую его на корабле далеко не в лучшем настроении – ворчливым, раздраженным, на полу возле которой он проспал целую неделю.

Его поместили в комнату деда – удобную и уютную. Но закрыв за собой дверь и посмотрев на кровать, Аласдер вдруг удивился своей мысли, что спать на полу кажется ему гораздо более привлекательным, чем в мягкой постели.

Два лакея стояли по обе стороны двери, словно статуи, и смотрели поверх его головы. С непроницаемыми лицами, они были такой же принадлежностью дома, как герб Шербурнов.

Во второй раз за сегодняшний день Аласдер вошел в гостиную. Стоя у высокого окна, за которым уже стемнело, он размышлял о том, что ему предстоит сделать завтра.

Завтра он от всего этого откажется, но это не будет для него жертвой. Он не связан с этой землей никакими узами и не испытывает к ней того тяготения, как к Гилмуру.

Вечер был тихим. Вокруг не было видно ни единой постройки, окна которой светились бы приветливыми огоньками. Здесь были слышны лишь стрекотание сверчков и жалобное завывание лисицы, прятавшейся где то в тени.

Трава в темноте выглядела такой же черной, как ночной океан. А высокие деревья казались завернутыми в саваны великанами.

Дверь открылась, и вошел коренастый мужчина с копной вьющихся каштановых волос. Узкий, похожий на клюв нос и тонкие губы придавали ему вид человека, явно лишенного чувства юмора.

– Ландерс? – уточнил он, кивнув.

Аласдер решил, что это, видимо, его имя по документам, и тоже склонил голову:

– А кто вы?

– Роберт Эймс. Поверенный в делах вашей бабушки. – Он оглядел Аласдера с ног до головы и натянуто улыбнулся.

Аласдер подошел к камину, в котором был разожжем огонь.

– Я не думал, что вы будете сегодня.

– Я живу здесь уже несколько недель в ожидании столь важного момента, – объяснил поверенный. – Ваша бабушка очень довольна, что вам удалось так быстро приехать. Понимаете, она не очень хорошо себя чувствует.

– Я знаю, – кивнул Аласдер. Он заметил это, когда они поднимались на третий этаж.

– Я слышал, что вы моряк.

– Да.

– Насколько я знаю из рассказов вашей бабушки, вы часто бываете на Востоке. Полагаю, вы занимаетесь торговлей опиумом?

Тон Эймса не был достаточно учтивым, чтобы скрыть оскорбление, содержавшееся в его замечании.

– Ничего подобного. Этим занимаются англичане, на своем корабле я не перевожу смерть.

Брови поверенного полезли вверх. Он явно усомнился в правдивости слов Аласдера.

– А чем же вы торгуете? – Эймс уже и не пытался быть вежливым.

– А разве вас это касается? – Аласдер решил сохранять спокойствие.

– Меня касается все, что связано с поместьем Шербурнов.

Аласдеру следовало бы просто сказать Эймсу, что он не намерен принять титул графа Шербурна, чтобы Эймс перестал задавать все эти вопросы. Промолчал он только потому, что Эймсу эта новость очень бы понравилась.

– Я занимаюсь торговлей. Привожу с Востока ткани и чай. Думаю, я удовлетворил ваше любопытство.

– А теперь вы получили неплохое наследство. Как, должно быть, кстати. Ведь вы – давно пропавший наследник Ландерсов.

Аласдер не успел ответить, потому что увидел Изабел.

Сейчас она выглядела совсем иначе. Такую женщину он приметил бы в любом иностранном порту, но лишь в качестве предупреждения для своей команды. Ее матовая Кожа была припудрена, щеки и губы накрашены, а брови и ресницы – темнее обычного.

Где та женщина, которая сидела на корме «Стойкого» и внимательно изучала лежавший перед ней кусок черного мрамора?

Патриция сняла шаль с плеч Изабел, и у Аласдера на мгновение перехватило дыхание. Вырез этого платья явно слишком откровенный, сказал он себе. Его жена не... Ом вдруг мысленно запнулся.

Какого черта ему вообще пришла в голову мысль об аннулировании брака?

Взглянув на Эймса, Аласдер решил, что найдет другого советчика по вопросу своего брака. Чем меньше поверенный будет знать о его делах, тем лучше.

Патриция протянула руку Аласдеру, и ему ничего не оставалось, как тоже предложить ей свою руку, в то время как Эймс повел в столовую Изабел.

– Вы прелестны, – заметил Эймс, вызвав еще большее раздражение у Аласдера. – Если мне будет позволено это сказать.

Изабел следовало бы застенчиво улыбнуться, как она делала всегда, когда он что-нибудь говорил ей. Но вместо этого она довольно громко заявила:

– Боюсь, я не чувствую, что это и в самом деле я.

Да она и выглядела другой. Где та девушка, естественная красота которой была очевидна, даже когда она стояла перед ним дрожащая и промокшая? На ее месте каким-то образом оказалось некое существо, которое с легкостью могло бы нагнать страху на любого мужчину.

Неожиданно Изабел рассмеялась в ответ на какое-то замечание Эймса, и Аласдер обернулся и нахмурился. Патриция похлопала его по руке, успокаивая, но при этом не скрывая улыбки.

Обед прошел в достаточно приятной обстановке. Темами для разговоров служили здоровье Патриции, вкус подаваемых блюд и мятежные колонии.

Во время обеда Эймс все время делал Изабел комплименты, не спуская восхищенных глаз с ее несомненных достоинств. Аласдер решил, что поверенный определенно ему не нравится. Этот человек был из породы людей, зарабатывающих на жизнь тем, что они безотказно выполняют причуды богатых.

Откинувшись на спинку стула, Аласдер начал нетерпеливо барабанить пальцами по краю стола. Неужели этот обед никогда не закончится?

– Я нахожусь в присутствии знаменитого человека. – Эймс неожиданно обратил свое внимание на Аласдера. Он взял бокал и произнес с саркастической улыбкой: – Я забыл поздравить вас с вашими подвигами.

Аласдер молчал, ожидая, что же последует дальше.

– Ты и вправду так известен, Аласдер? – спросила Патриция.

– Разве вы не знаете, что ваш внук знаменит в кругах мореплавателей? Вы когда-нибудь слышали об Антарктике графиня?

Аласдер молчал, однако насторожился.

– Вы открыли новый континент, – заявил Эймс.

– Его открыли другие, а не я. – Аласдер сохранял спокойствие, хотя высказывания Эймса и его тон вызвали у него раздражение. Если бы он остался с поверенным наедине, то с удовольствием стер бы с его лица эту самодовольную ухмылку.

– Но им позволили это сделать записи в вашем судовом журнале. Вы же что-то видели, не так ли? По-моему, какой-то остров. Или то был полуостров?

Сообщество мореплавателей было небольшим, но оно было известно своей поразительной осведомленностью. В океане могли встретиться два корабля, и еще до того, как они разойдутся, команды уже знал и друг о друге больше, чем жители двух соседних городов.

Аласдер не мог не удивиться, откуда ушлому поверенному был известен его маленький трюк. Если только, со все увеличивающимся раздражением подумал Аласдер, Эймс не наводил о нем справки. А если так, то что ему еще известно? Неужели и то, что его отец жив?

Мысленно проклиная Эймса, Аласдер отпил глоток вина. Но его недовольство Эймсом было ничто в сравнении с тем, как действовала ему на нервы Изабел. Мало того, что у нее такое глубокое декольте, что приходится удивляться, как это ее груди не попадают в суп, так она еще смотрит на него так, будто они вообще незнакомы.

Аласдер посмотрел на нее, ожидая какой-то реакци, но она, по своему обыкновению, хранила молчание.

– Я обладаю способностью далеко видеть. Вот и все, – объяснил он скорее Изабел, чем Эймсу.

– Может, нам называть вас Аргусом? – усмехнулся Эймс. – Так звали стоглазое чудовище из греческой мифологии. Хотя я вижу у вас лишь два глаза.

– А меня очень удивляет, – с улыбкой вмешалась Патриция, – откуда у тебя такая тяга к морю. Насколько я помню, у твоего отца ее не было.

Аласдер улыбнулся ей, но ничего не ответил. Он не доверял Эймсу и предпочел не говорить о своем отце в его присутствии.

– «Стойкий» очень красивый корабль, – вдруг сказала Изабел, обращаясь к Патриции. – И когда он идем на всех парусах, такое ощущение, будто он просто летит над водой.

– Как поэтично, – тут же льстиво откликнулся Эймс. Аласдер откинулся на спинку стула, подавив в себе желание свернуть шею этому лизоблюду и прикрыть Изабел своим камзолом, избавив ее тем самым от очередного похотливого взгляда.

– Вы любите поэзию, Эймс? В таком случае я могу прочесть вам несколько стишков, сочиненных на тему мореплавания, но только когда мы уединимся с вами в библиотеке. А пока мы здесь, – сказал Аласдер, вставая, – Позвольте узнать, где вы добыли обо мне так много сведений? – «И что вы еще обо мне знаете?»

Патриция тоже встала, тяжело опираясь на свою трость.

– Вы поговорите об этом завтра, а пока мы перейдем в гостиную. Если только вы пообещаете, что будете вести себя дружелюбно.

Слуга отодвинул Изабел стул. Она встала и, обернувшись к Эймсу, вместе с Патрицией вышла из столовой.

Ему снова указали на его место, понял Аласдер.

Патриция привела ее в гостиную, убранство которой по роскоши превосходило все другие комнаты, виденные Изабел.

Стены были обиты ярко-красным шелком, высокие окна обрамляли такого же цвета шторы. Потолок, как и в коридоре третьего этажа, был разделен на квадраты, каждый из которых украшала лепнина. Пол красного дерева был устлан мягким ковром цвета слоновой кости. У противоположной от окон стены ярко горел камин.

Тяжело ступая, Патриция подошла к дивану, расположившемуся напротив камина. У нее был усталый вид. Неудивительно, подумала Изабел, ведь сегодняшний день для нее был полон волнующих событий.

Изабел села бы рядом с Патрицией, если бы ее внимание не привлек какой-то предмет в углу гостиной. И алькове, созданном, видимо, специально, стояло произведение искусства, подобного которому Изабел еще не приходилось видеть. Среди многочисленных предметов старины, портретов предков и прочих свидетельств богатства Шербурнов статуя молодого человека выделялась своим великолепием.

Изабел подошла ближе. Скульптура юноши была вы полнена из голубовато-белого мрамора. В поднятой правой руке он держал под подбородком шар. Левая рука была вытянута вперед, очевидно, для поддержания равновесия. Одна нога была приподнята, будто в момент движения Изабел потрогала колено, и ей показалось, что ее пальцы почувствовали движение сустава.

Лицо юноши обрамляли завитки волос, подчеркивая орлиный нос и упрямо сжатый рот. Глаза, которые в скульптуре только угадывались, смотрели вперед и казались молчаливыми свидетелями вечности.

Изабел провела пальцами по искусно выполненной тоге, под которой угадывались упругие мускулы.

Гладкость камня изумила Изабел. Полировка, требовавшая предельного внимания к деталям и невероятного терпения, у нее чаще отнимала больше времени, чем сама резьба. Но возможно, у скульптора, создавшего этот шедевр, были подмастерья, которым он поручал эту работу.

Изабел смотрела на скульптуру и понимала, что ей никогда не удастся создать что-либо столь совершенное. Но ведь она может учиться, оттачивая свое умение, чтобы достичь вершины своих возможностей.

Повернувшись, она столкнулась с Макреем, оказавшимся за ее спиной.

– Ты вот-вот выпадешь из этого платья, – заметил он, Изабел и вправду чувствовала себя в таком платье неловко. Но она была не в настроении соглашаться с Макреем.

– Это была идея вашей бабушки. Выскажите ей свое неудовольствие, – в том же тоне ответила она.

– Тебя слишком туго затянули. Это может тебе повредить.

– На мне нет корсета, – объяснила она и тут же смущенно вспыхнула.

Патриция в это время говорила что-то слуге, а Эймс рассматривал бронзовую статуэтку на каминной полке, так что они не слышали их пикировки.

Аласдер был снова гладко выбрит, лицо его было серьезным.

– Да и вообще, Макрей, какое вам до этого дело?

Изабел подняла голову и встретилась с ним взглядом.

Потом повернулась, чтобы уйти, но Аласдер удержал ее за плечо. Прикосновение его теплой руки к обнаженному плечу было похоже на ожог.

– Уберите руку, Макрей. – Изабел вдруг охватил гнев. – Вы не имеете права ко мне прикасаться.

Резко вырвавшись, она выбежала из комнаты, чувствуя на себе изумленные взгляды Патриции и Эймса.

 

Глава 16

Утро было ясное. Прошедший накануне дождь освежил воздух. Английский шторм был, по мнению Изабел, слишком тихим по сравнению со штормами Шотландии. С их грохочущим громом и вспышками молний, освещающими небо от края до края.

Cегодня сад Брэндидж-Холла показался Изабел еще более впечатляющим, чем накануне. Особенно поразило ее огромное количество цветов. Вдоль посыпанных гравием дорожек тянулись куртины роз всех цветов и оттенков. Сад напомнил Изабел вышивки ее матери – такой же совершенный и изысканный.

Изабел шла по дорожке вдоль левого крыла дома и вдруг остановилась, пораженная открывшейся ей картиной.

Это был участок дикой природы, где растения росли как попало. Когда-то это место было огорожено кустарником, но теперь сюда, по всей вероятности, не заглядывали садовники, и здесь распоряжалась сама природа.

В центре участка находился пьедестал с бронзовыми солнечными часами, выполненными в виде улыбающегося лица. Возле них на деревянной скамье Изабел ожидала графиня Шербурн.

От вчерашней оживленности графини не осталось и следа. Сейчас она выглядела хрупкой и словно придавленной бременем своего возраста и воспоминаний.

– Вы хотели меня видеть? – спросила Изабел, не понимая, что еще от нее может быть нужно графине. Во всяком случае, она больше не позволит превращать себя Бог знает в кого, как вчера вечером.

Патриция указала на место возле себя, и Изабел неохотно села, на ходу придумывая слова, которыми она откажется от возможных предложений графини. Но Патрицию, казалось, сегодня нисколько не интересовала ее одежда.

– Это место напоминает мне о моем детстве, и чем старше я становлюсь, тем больше мне хочется вспоминать о том, какой я была тогда. Возможно, – с печальным смешком сказала она, – мне хочется вспоминать свою молодость, чтобы примириться со своей старостью.

– А может быть, приятно видеть вокруг себя вещи, напоминающие о более легких временах? – предположила Изабел. – Кельтский крест в саду – тоже напоминание?

– Его придумала сделать Мойра, и с тех пор за цветами постоянно ухаживает садовник. – Она взглянула на солнечные часы, которые в тени, естественно, были бесполезны. – А часы нашел для нее Джералд. Шотландия занимает большое место в моей жизни. Но я была абсолютно уверена, что со смертью Найджела оборвалась последняя ниточка.

Она повернулась к Изабел и похлопала ее по руке.

– Пока не появилась ты, моя дорогая.

Пальцы Патриции были такими холодными, что Изабел накрыла их своей ладонью, чтобы согреть.

– Ты такая добрая, девочка. И от этого мне еще труднее сказать тебе то, что необходимо сказать.

Патриция вздохнула.

– Мне следовало сказать тебе об этом еще вчера, моя дорогая. Ведь я старая женщина, вечно сующая свой нос куда не надо. Но когда я увидела, как вы смотрите друг на друга, я, по правде говоря, понадеялась на чудо.

Взгляд графини был устремлен куда-то вдаль.

– Аласдеру нет необходимости аннулировать ваш брак, потому что ты в действительности не выходила замуж за моего внука.

– Нас поженили, – возразила Изабел, отдернув руку.

– Я знаю, Изабел. Но браки, заключенные в Шотландии, уже в течение многих лет не считаются законными в Англии.

Изабел похолодела. Английские законы к ней не относится. Но это если она не останется в Англии. Здесь же она будет считаться женщиной с сомнительной репутацией, одной из тех, на кого показывают пальцем или провожают косыми взглядами. А в Шотландии она будет считаться замужней женщиной. Но женщиной, которую так невзлюбил муж, что отбыл в другую страну, оставив ее вести жизнь незамужней девушки.

В обоих случаях она оказывалась в ситуации, которая была хуже, чем если бы она вышла замуж за лысого беззубого старика.

–Что ты будешь делать, Изабел?

– Не знаю.

– Я буду рада, если ты останешься со мной. Я буду наслаждаться твоим обществом.

Великодушие графини заставило Изабел улыбнуться. Но остаться в Брэндидж-Холле было бы для нее хуже всего. Она будет жалеть об этом каждый день. Любой шорох в коридоре будет напоминать ей шаги Аласдера. Уже само это место, где все напоминает Шотландию и Макрея, будет для нее сомнительной гаванью.

– Спасибо. Я пока еще не решила, что буду делать. Но здесь я не могу остаться.

– Мир не всегда доброе место для женщины.

– Я знаю. – Изабел не стала говорить графине, что слишком хорошо выучила этот урок в Фернли.

Ей всегда хотелось быть храброй и дерзкой, и она поняла, что сейчас для этого настало время.

Библиотека в Брэндидж-Холле считалась мужской территорией. Здесь слабо пахло табаком и дубленой кожей. Три стены были заняты высокими полками с книгами с золотыми корешками. Между окон находился камин, а стоявшие тут и там обитые кожей стулья располагали к чтению или неторопливой беседе.

Эймс уже ждал Аласдера, оккупировав массивный письменный стол, словно это были его владения.

Аласдер же совершенно справедливо считал, что пока он не отказался от титула и Брэндидж-Холла, эта комната, этот письменный стол и эти книги принадлежат ему. Однако он не стал ничего говорить, а просто встал у стола и подождал, пока Эймс поднимет на него взгляд.

Эймс, надо отдать ему должное, выглядел смущенным. Он поднялся и отодвинул в сторону свои бумаги. Но ни одного слова извинения не слетело с его губ.

Аласдер сел в высокое кожаное кресло, которое освободил Эймс, а поверенный уселся на один из двух стульев, стоявших по другую сторону письменного стола. Аласдер окинул взглядом кожаное пресс-папье, несколько перьев и чернильницу в форме лягушки.

– Полагаю, вы хотите как можно скорее перейти к делу, – сказал Эймс, перекладывая бумаги в кожаной папке.

Аласдер откинулся на спинку кресла и, сложив руки на груди, в упор посмотрел на Эймса. Если бы он не был нанят Патрицией, Аласдер уволил бы этого человека в один момент, хотя бы по причине его похотливых взглядов, которые он бросал на Изабел. Однако Аласдеру надо было узнать, каким образом Эймс собрал о нем сведения.

– Откуда вам так много обо мне известно? – Аласдер старался быть дружелюбным, отлично понимая, что в любых переговорах раздражение ни к чему хорошему не приводит.

– Неужели вы думаете, что я передам богатство Шербурнов человеку, о котором мне ничего не известно спросил Эймс.

– А разве вы это решаете? – спокойно возразил Ал ас дер. – В данный момент слово за Патрицией.

– Это не так. У нее нет прав на наследство. Она здесь на вашем содержании, и вы можете запретить ей жить в Брэндидж-Холле.

Эймс подвинул папку с документами Аласдеру.

– Если вы это подпишете, я выступлю в качестве свидетеля.

Аласдер открыл папку и начал читать. Вся собственность, закрепленная за титулом, была перечислена в алфавитном порядке с указанием дат, когда она была при обретена. Он был поражен, что некоторые даты относились к прошлым векам.

– Вы увидите, что все в полном порядке, – натянуто улыбнулся Эймс. – Как только вы поставите свою подпись, все богатства Шербурнов будут принадлежать вам.

Аласдер схватил перо, открыл крышку на голове лягушки с зелеными глазами из изумрудов и обмакнул кончик.

– А что произойдет, если я откажусь от титула? – небрежно спросил он, стряхивая лишние чернила.

– А зачем вам это знать? – удивился Эймс и нахмурился.

– Так все-таки что произойдет? – повторил свой вопрос Аласдер.

– Титул и поместье перейдут к вашему второму кузену.

– А вы его знаете?

Эймс кивнул:

– Я немного с ним знаком. Благородный человек, который будет достоин титула. Не то что ваш предшественник.

– Значит ли это, что вы не одобряете моего дядю Дэвида?

– Он был простаком, – поморщился Эймс. – Для счастья ему вполне хватило его кошек. Остальное его не интересовало.

С каждым словом Эймс становился Аласдеру все ненавистнее.

– Я бы хотел, чтобы в случае моего отказа от титула графиня имела возможность оставаться в Брэндидж-Холле до конца своей жизни. И чтобы за ней было закреплено содержание на все это время. – Весь клан был в долгу перед ней. Патриция не только отвлекла внимание англичан, чтобы Макреи смогли уехать из Гилмура, но все эти годы она оберегала их тайну.

– Разумеется, я укажу это в своем письме новому графу. – Поскольку Аласдер молчал, Эймс продолжил: – Но вы должны понимать, что по законам Англии все решать будет новый граф. Отказываясь от своих прав, вы лишаетесь возможности диктовать условия.

Аласдер положил перо и откинулся на спинку кресла.

Как просто было бы произнести эти слова: «Я не хочу быть графом Шербурном». Этот титул никогда не был ему нужен.

Но мысль о том, что какой-то неизвестный ему родственник будет распоряжаться судьбой Патриции и Брэндидж-Холла, была ему неприятна. Аласдеру не нравилось, когда на его пути вставали препятствия. Тем более не нравилось, когда ему диктовали. Он хотел жить той жизнью, которую выбрал сам, а не той, которую ему хотят навязать.

Скольким Макреям было позволено выбирать спою судьбу? Эта неожиданная мысль показалась Аласдеру любопытной. Он встал и отошел к окну.

– Оставьте меня одного на пять минут, – не оборачиваясь, попросил он.

– Я не смогу подтвердить вашу подпись, если не увижу своими глазами, как вы будете подписывать, – терпеливо возразил Эймс, будто разговаривал с ребенком.

– Я не стану подписывать, пока вы не вернетесь.

Дверь за его спиной открылась и закрылась.

Часы на каминной полке отсчитывали минуты. Аласдер повернулся и увидел свое отражение в выпуклом стекле зеркала в виде солнца с расходящимися лучами. «Интересно, – подумал он, глядя на свое искаженное отражение, – каким меня видят люди?»

Капитаном, разумеется. Человеком, которому дорога его семья. Членом клана Макреев. Кораблестроителем.

А может быть, самонадеянным дураком, забывшим о тех лишениях, которые испытали его соотечественники, когда обустраивали свою жизнь на мысе Гилмур. Изабел назвала его алчным, и при этом ее глаза сверкали, как осколки изумрудов. Однако до этого мгновения смысл ее слов до него не доходил.

В качестве капитана «Стойкого» Аласдер привык брать на себя ответственность не только за корабль, но – что было гораздо важнее – и за своих матросов. Однако он с легкостью отказался от ответственности, когда дело коснулось его женитьбы и наследства. Он больше думал о том, что попал в неприятную ситуацию, чем о возможных последствиях своих действий, которые могут сказаться па других людях.

Разве он может оставить незащищенной Патрицию? А доверить Эймсу управление делами своих предков и своею отца?

Но еще важнее было то, что он не мог бросить на произвол судьбы Изабел.

«Я не причиню тебе зла, Изабел». Эти слова были им сказаны. На деле же он поступил так, что хуже некуда. Пусть с ней и грубо обращался ее отец, все же она была защищена от остального мира. А, он, вместо того чтобы предоставить ей святилище брака, пообещал дать денег и свободу. Но ведь и он, Аласдер, не был свободен. Он связан невидимыми узами с теми, кого любит.

Он мечтал жениться на девушке со своей родины, но образы его подруг детства в последние дни поблекли и стали просто воспоминанием.

А главное место в его сознании самым мистическим образом заняла Изабел.

«Не прикасайтесь ко мне, Макрей». Ее отказ от него был более чем очевиден. Но скорее всего это было лишь отражением его собственного отношения к ней.

Он ни разу не поцеловал свою жену. Эта мысль поразила Аласдера, словно стрела, выпущенная из туго натянутого лука. Он ни разу не прикоснулся к ней так, как ему хотелось, – не случайно, когда поправлял ее бандаж, – а намеренно.

В его воображении неожиданно возникла Изабел: ее тонкие пальцы гладят мраморное бедро скульптуры, изучают линию гладкого живота, мускулы руки.

Аласдер никогда не считал себя ревнивым. Но вчера вечером он приревновал ее к скульптуре неизвестного юноши, который умер несколько веков назад, но который предоставил свое тело пальцам Изабел.

Это к его телу она должна была прикасаться. Что стоили его мысли о ее защите и об ответственности за нее? Они вдруг отступили перед голой правдой. Ему захотелось, чтобы это его бедра Изабел гладила своими пальцами, а не холодный мрамор статуи. Он хотел видеть выражение удивления на ее лице, когда она будет прикасаться к нему.

Он знает, что надо делать. Шагнув к двери, он открыл ее и позвал Эймса.

 

Глава 17

Изабел обернулась на звук шагов. К ним решительно приближался Аласдер.

– Ты уверена, что не хочешь еще раз подумать над моим предложением, дорогая? – спросила Патриция. – Твоё общество мне правда будет очень приятно. Ты ведь останешься со мной, Изабел?

Изабел улыбнулась.

– Вы так добры, – сказала она, и неожиданно у нее на глазах выступили слезы. Она погладила Патрицию по руке и встала, глядя на Аласдера. Изабел не чувствовали себя ни храброй, ни дерзкой. Сожаление – вот что она ощутила. А еще печаль.

Аласдер был одет так же, как накануне вечером, – в камзол, жилет и брюки. На корабле на нем обычно были лишь рубашка и бриджи. Иногда Изабел видела, как он стоит на носу, а ветер с океана треплет его рубашку. Один раз рядом с ним сидела кошка Генриетта, и оба они внимательно смотрели на бесконечное движение волн. Воспоминание об этой трогательной сцене надолго останется в ее памяти.

Без бороды Аласдер выглядел другим человеком. Капитан, командовавший «Стойким», был совсем не похож на этого хорошо одетого джентльмена. Она никогда не будет подходящей женой для такого человека, а вот капитан чем-то трогал душу Изабел, вызывал восхищение и еще какие-то чувства, которым она не смела дать определение.

Ее капитан был удивительно человечным. Временами высокомерным и, конечно же, упрямым, но он был добр к ней и заботлив.

Возможно, со временем она сможет говорить о нем в беседе со знакомыми ей замужними женщинами. «Я была замужем за привлекательным мужчиной с глазами голубыми, как небо, – будет она им рассказывать. – Это был человек чести, и он был мне предан». И эти воображаемые женщины будут кивать, но вряд ли ей поверят.

Аласдер подошел, и она увидела чернильное пятно на указательном и большом пальцах. Значит, он уже отказался от наследства.

«Уходите, Макрей».

Изабел опустила глаза, не зная, как произнести эти слова, которые, возможно, будут самыми трудными в ее жизни.

– Я хочу вернуться в Шотландию, – сказала она, прежде чем Аласдер успел заговорить. – Вы обещали отвезти меня туда, куда я захочу. Отвезите меня домой, Макрей. Я хочу пережить свой позор у себя на родине.

– Ты считаешь позором быть моей женой? – Его голубые глаза сверкнули, и выражение лица стало жестким.

– Мы не женаты, Макрей. Во всяком случае, для англичан. Мне стало известно, что в Англии не признаются браки, заключенные в Шотландии.

Изабел хотела уйти, но он схватил ее за руку.

– О чем ты говоришь?

– Вам была нужна свобода, Макрей. Вы получили то, что хотели. Забирайте ее.

Отвергнутый собственной женой, Аласдер с досадой обернулся к Патриции.

– Это правда? Она кивнула.

– К сожалению. Так что и аннулировать ничего не надо, Аласдер.

– В таком случае пригласите священника. – Что за глупость этот дурацкий английский закон, подумал он.

Аласдер догнал Изабел и снова схватил ее за руку. Она вздрогнула.

– Я сделал тебе больно? – испугался он.

Она взглянула на него и тут же отвернулась. Ее глаза были полны слез, щеки и нос покраснели.

Сегодня Изабел была в своем голубом жакете, а не в чем-то чужом и слишком открытом, и Аласдер был этому рад. Он повернул ее к себе и посмотрел в глаза.

– Что может заставить тебя говорить, Изабел?

Но она молчала.

Он обхватил ладонями ее лицо, наклонил голову и ска зал у самых ее губ:

– Что мне сделать, Изабел, чтобы ты заговорила? Нельзя же, чтобы ты повторяла только то, что говорю я. А может быть, – Аласдер дотронулся пальцем до ее нижней губы, – заставить тебя говорить как-то иначе? Поговори со мной, Изабел, и я проглочу твои слова, так что их никто никогда не услышит.

Он прикоснулся губами к ее губам, без всякого нажима, просто чтобы почувствовать их. Кожа лица под его пальцами была словно нежный шелк из Китая, только она была теплой и живой. Неподвижные мягкие губы были такими же безыскусными и интригующими, как и сама Изабел.

– Предполагается, что я должна быть благодарна вам за разрешение самой распоряжаться своими словами? – язвительно спросила она и отстранилась. – Я могу говорить все, что хочу, Макрей. Но я должна думать о последствиях.

– Разумеется, – согласился он. И снова наклонился, чтобы еще раз коснуться ее губ и тем самым проверить, не поцелуй ли может развязать ей язык. – Но последствия твоего молчания могут быть еще более серьезными. Я намерен целовать тебя всякий раз, как ты будешь отказываться отвечать.

– Почему?

– Потому что я давно этого хочу. Разве это недостаточная причина?

Ее ресницы затрепетали, а потом она сказала:

– Я не буду вашей любовницей, Макрей.

– Тогда останься моей женой. – Он коснулся губами ее щеки.

– В Англии мы не женаты.

– Эта новость тебя радует?

– Нет, – выдохнула Изабел, и это признание вдохновило Аласдера еще на один поцелуй.

Их не могут видеть из окон дома, улыбаясь, подумал он. Ну что ж! Аласдер Макрей собирается овладеть своей женой в саду. Однако разум возобладал. Здесь он не Макрей, и она ему не жена.

Аласдер смотрел на ее прелестное лицо. Глаза Изабел были прикрыты длинными пушистыми ресницами, щеки порозовели. Опять она молчит, подумал Аласдер. И тихо и очень серьезно он произнес слова, которые ему еще ни когда в жизни не приходилось говорить:

– Выходи за меня замуж, Изабел.

Она отступила назад. Ее руки опустились. Сейчас ее молчание не удивило его. Не удивило и то, что Изабел словно вдруг оказалась где-то далеко от него, а здесь осталась лишь ее оболочка. Он и раньше замечал за ней подобное.

– Выходи за меня замуж, Изабел, – повторил он.

– Зачем?

Ее сдержанность неожиданно передалась ему. Аласдер хотел знать, почему в ее глазах иногда появляется печаль, а иногда – раздражение. Почему она начинает дрожать, когда он стоит рядом. О чем думает, когда молча смотрит вдаль, на море, и почему ее лицо превращается в маску, когда она смотрит на него?

Конечно, любопытство не может быть основой для брака. Однако Аласдер чувствовал, что они связаны какими-то невидимыми нитями, которых ни он, ни она до конца не понимают. И связывает их не только фиктивный брак по приказу Драммонда и не их общая любовь к Гилмуру, а что-то и еще. Но Аласдер не мог сказать ей это, равно как не мог объяснить и свое неожиданное смущение.

– Ты знаешь, как я просыпаюсь утром, – сказал он, избегая объяснений. – К тому же наши с тобой беседы просто восхитительны, – не без сарказма добавил он.

Изабел не отвела взгляд. По закону они не были женаты ни в Англии, ни у него на родине. Просто у них было что-то общее. Оба они были беженцами из страны, которая вырастила ее и сделала нищим его. Но Аласдеру вдруг захотелось большего, а объяснить этого Изабел он почему-то не мог.

– Так что ты выбираешь, Изабел? Шотландию или Англию? Ты станешь моей женой?

– У женщин нет выбора – быть счастливой или нет.

– А что может сделать тебя счастливой, Изабел?

– Возможность быть приличной женщиной. Мы уже муж и жена, Макрей. По закону Шотландии. А как поженились ваши родители?

Они смотрели друг на друга не отрываясь, и Аласдер пыл поражен тем, какие она вызывала в нем эмоции. Похоть, стыд, гнев, смущение...

– По постановлению церковного совета, – признался он.

– Считать, что закон Шотландии недействителен, Макрей, означает совершить предательство. Что подумал бы об этом Ворон?

– К моему отцу это не относится. Во всяком случае, я не хочу об этом говорить, когда целую свою жену.

Губы Изабел раскрылись навстречу его поцелую. Всего один поцелуй, подумал он, а она уже научилась заманивать его в ловушку. А ее руки уже обнимали его за шею. Аласдер нежно привлек ее к себе.

Интересно, как скоро он сумеет организовать еще одну церемонию бракосочетания?

 

Глава 18

Следующая неделя прошла в приготовлениях не только к свадьбе – на сей раз все делалось как положено, – но и к их возвращению в Новую Шотландию. Все это время Аласдер мало видел Изабел: он часто ездил в Лондон по делам, связанным с передачей ему графского титула.

Аласдер не без иронии отметил, что с тех пор, как он получил титул графа, перед ним распахнулись все двери, его осыпали милостями, и невероятное количество людей выказывало ему свое расположение.

Снабдив Дэниела списком провизии, необходимой для обратного путешествия на родину, Аласдер вернулся в Брэндидж-Холл один. Он не пригласил на свадьбу свою команду, что говорило о том, что он в известной степени не был лишен снобизма, но его люди уже были свидетелями одного бракосочетания, и им незачем было знать, что оно не имело законной силы.

Незадолго до дня свадьбы произошел один обескураживающий случай, виновником которого снова был Эймс. В то утро поверенный вручил Аласдеру бумагу, где была обозначена не только стоимость поместий, теперь принадлежащих ему, но и подробный отчет о его финансовом положении.

– Вы уверены, что все правильно? – спросил Аласдер, удивившись, что вообще может говорить – настолько он был изумлен.

– Абсолютно, милорд, – с поклоном ответил Эймс.

Как только Аласдер стал титулованной особой, поведение поверенного резко изменилось. Однако Аласдер не спешил сообщать Эймсу, что он уже вступил в переговоры с некоторыми другими юридическими фирмами, столь же солидными, но менее навязчивыми. Необходимо было пресечь дальнейшее расследование истории семьи.

– Мой отец до самой своей смерти был советником Патриции. А до этого состоянием вашего дяди распоряжался генерал Уэскотт.

Аласдер рассеянно кивнул, складывая в уме указанные в бумаге цифры. Оказывается, он стал богаче многих знакомых ему людей. Сумма, которой теперь владел граф Шербурн, была по крайней мере в тысячу раз больше, чем то, что он заплатил Драммонду за Гилмур.

Аласдер вышел из кабинета, не сомневаясь, что Эймс, не теряя ни минуты, усядется в кресло графа, вообразив себя хозяином Брэндидж-Холла.

Сейчас Аласдер переодевался к свадебной церемонии. Небо за окном потемнело, но не от дождя, а потому, что наступал вечер. Но даже если бы разверзлись небеса, это не имело бы никакого значения. В любом случае они могли бы оставаться в Брэндидж-Холле хоть до конца своих дней.

Аласдер оглядел себя в зеркале. На нем был новый черный камзол. Отвороты бриджей украшали крошечные бриллианты. Чулки из тончайшего шелка были изготовлены во Франции. Начищенные сапоги невероятно блестели.

Это был костюм для женитьбы титулованной особы.

Перед тем, как выйти из комнаты, Аласдер подошел к камину и, взяв с полки свечу, стал рассматривать портрет, на который его дед, наверное, смотрел каждый день после смерти жены. Однако внимание Аласдера сейчас привлек не сам портрет, а крепость, на фоне которой он был написан.

Над крышами и башнями Гилмура художник изобразил облака, сквозь которые пробивались яркие лучи солнца, придавая старым камням крепости оттенок старого золота.

Аласдер бывал в разных странах, и время от времени его охватывала ностальгия. Но он никогда не чувствовал себя так, как сейчас. У него было ощущение, будто он бросает вызов судьбе. К нему словно бы взывали те люди, которые жили, любили и умерли за Гилмур, и они требовали его внимания.

Аласдера вдруг осенила шальная мысль. Он сможет восстановить Гилмур без всякого ущерба для богатства Шербурнов. Узкая горная долина станет прекрасным местом для верфи. А в бухточке можно будет испытывать новые корпуса кораблей и даже построить вдоль всего берега стапели, где будут стоять незаконченные строительством суда.

Аласдер улыбнулся, представив себе реакцию Изабел, когда он поделится с ней своими планами.

Изабел готовилась к свадьбе – во второй раз в своей жизни.

Патриция опять навязала ей платье, но свадебное было гораздо более скромным, чем первое.

– Я уверена, что Мойра выглядела на своей свадьбе так же прелестно, как и ты, дорогая.

Патриция сидела у окна в комнате Изабел и командовала служанками, время от времени постукивая по полу тростью, если была чем-либо недовольна.

– Платье хорошо сохранилось, – улыбнулась Патриция, приказав служанке поправить высокий воротник.

Не говоря уже о том, что Аласдер сделал ей предложение, еще одним сюрпризом для Изабел оказалось его решение принять титул графа. Но если судьба дает благословение, только дурак отказывается. Изабел дурой себя не считала.

Всю последнюю неделю она жила словно в тумане и помнила лишь его поцелуй и полный нежности взгляд.

Аласдер почти все время отсутствовал, и если бы сейчас ее не наряжали в свадебное платье Патриции, она подумала бы, что все это сон.

Изабел стояла перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Ее щеки пылали, пухлые губы были полуоткрыты, зеленые глаза – широко распахнуты от изумления. Темные волосы не были завиты и спускались свободными прядями по плечам, поддерживаемые лишь несколькими шпильками. Изабел сама себе показалась красивой. Счастье красит лучше любых румян.

Всего за одну неделю ужас перед браком, который испытывала Изабел, сменился страстным желанием его сохранить. И все же радостное предчувствие сменилось непонятным страхом, когда она вспоминала, что теперь она действительно станет женой Аласдера.

На сей раз жених был не незнакомцем, а человеком, которого она уважала и которым восхищалась. Один взгляд на него заставлял ее трепетать, а от его прикосновения у нее словно таяло все внутри. Иногда он ее раздражал, временами смешил, но мысли были постоянно замяты только им.

Патриция встала и внимательно оглядела Изабел.

– У меня не было дочери, моя дорогая. Но если бы была, я бы желала, чтобы она была так же прелестна, как ты. Такой красивой невесты я в жизни своей еще не видела.

Глаза Изабел затуманили слезы. Она обняла графиню Шербурн и прижала к себе.

Несколькими минутами позже они уже спускались по лестнице, а потом шли по длинному коридору в домовую церковь. У Изабел подгибались колени. Она дважды останавливалась, чтобы перевести дух. Но не потому, что платье было слишком тесным, и не от страха. Сейчас произойдет то, что изменит всю ее жизнь. Она выходит замуж за человека, которого хотела иметь своим мужем. С этого момента слова будут значить гораздо больше, молчание – иметь глубокий смысл, а уязвимость – ощущаться намного острее.

Два лакея распахнули перед ними двери домовой церкви.

Как правило, обряд венчания проходит утром, но Патриция настояла на том, чтобы церемония прошла вечером. И Изабел сейчас поняла почему. Церковь была освещена множеством свечей, что придавало обряду особую торжественность.

Изабел не могла до конца поверить, что все происходящее реально. Она шла по проходу навстречу Аласдеру. Позади него стоял священник, облаченный в бело-золотые ризы, а на скамьях наверняка сидели прихожане. Но она видела только его. Аласдер ободряюще улыбался ей, и Изабел безумно захотелось броситься ему в объятия.

Он протянул ей руку:

– Изабел. – Он всего лишь назвал ее имя, но она улыбнулась в ответ и сделала шаг навстречу, потом еще один, пока их пальцы не соприкоснулись.

Аласдер обнял ее за талию и подвел к алтарю. Церемония была недолгой, а клятвы более формальными, чем те, что ей пришлось произнести в Фернли.

Когда церемония закончилась, Изабел увидела, что в церкви действительно были люди. В первом ряду сидела Патриция, рядом с ней – мажордом Саймон, а за ними – весь штат прислуги Брэндидж-Холла.

Неожиданно тишину церкви прорезал какой-то пронзительный, режущий слух звук. Вздрогнув, Изабел обернулась и увидела стоящего в углу мужчину в килте, со спорраном на поясе и с перекинутым через плечо клетчатым пледом-тартаном. Когда зазвучала музыка, она помяла, что это волынщик шотландского Хайлендского полка. Изабел никогда раньше не слышала волынки, потому что она была запрещена в Шотландии задолго до ее рождения. Музыка была такой мощной, словно взывала к самому Господу Богу.

На глазах Изабел выступили слезы. Она схватила руку Аласдера и сжала ее.

Он всегда был так уверен в том, чего хочет от жизни, думал Аласдер, а теперь вмешалась судьба. Самым странным было то, что его жизнь, очевидно, станет гораздо более интересной, чем та, которую он планировал.

Рука Изабел лежал в его руке. Он еще никогда не видел более прекрасной женщины, чем Изабел в эту минуту.

Аласдер не сомневался, что Патриция, не ограничились церковной церемонией, придумает еще что-нибудь необычное. Но она, вместо того чтобы направиться в парадную столовую или еще в какой-нибудь зал Брэндидж-Холла, подошла к лестнице и сказала:

– Вы должны извинить меня, мои дорогие, но я собираюсь пойти спать. Волнения слишком меня утомили.

Аласдер посмотрел на Патрицию и улыбнулся. В данный момент она была похожа на состарившегося эльфа. Глаза хитро поблескивали, и уставшей она вовсе не выглядела.

– А вам скоро подадут свадебный обед, – сообщила она.

– Еще одна традиция? – с сомнением в голосе спросил Аласдер, понимая, что ее план, каким бы он ни был, продиктован любовью.

– Прошу пройти за мной, милорд, – пригласил Саймон, поклонившись.

Аласдер наклонился и, поцеловав Патрицию в щеку, шепнул ей на ухо:

– Спасибо. – Он был благодарен ей за гостеприимство и за ее любовь.

Новобрачные проследовали за Саймоном вверх по лестнице. По-видимому, он вел их не в комнату Джералда и не в комнату, отведенную Изабел.

Вскоре они оказались в длинном коридоре со множеством дверей красного дерева, украшенных гербом Шербурнов.

– Королевская спальня, милорд, – провозгласил Саймон перед тем, как распахнуть одну из дверей.

 

Глава 19

Королевская спальня, как и церковь, была освещена множеством свечей, каждая из которых стояла на небольшой серебряной тарелочке. Стены были обиты белым дамастом, и у двух противоположных стен располагались камины с полками из отполированного черного дерева. Одну стену сплошь покрывали миниатюры в серебряных рамках. Пол был устлан светлым узорчатым ковром. У полукруглого окна стоял небольшой овальный стол, в центре которого в хрустальной вазе красовался букет белых роз.

Но главным предметом спальни, конечно, была огромная кровать, покрытая шелковой тканью с вышитым гербом Шербурнов. Кровать стояла на постаменте красною дерева и была в четыре раза шире, чем койка Аласдера на «Стойком».

Сегодняшняя ночь должна определить характер их брака, его сущность. Такт и взаимная поддержка, уважение и чувство юмора, дружба и, конечно, страсть – вот чего ждал от брака Аласдер.

Они находились в этой спальне всего несколько мгновений, когда Аласдер заметил, что Изабел побледнела и улыбалась явно натянуто.

Аласдер поблагодарил Бога за то, что у него было достаточно опыта, чтобы понять, что его жена в ужасе. От того, что они произнесли какие-то слова перед алтарем церкви, где было полно народа, они не стали более женаты, чем до этого. А ситуация и сейчас была не менее неловкой, чем в их первую брачную ночь.

– А почему эта комната называется королевской? – отважилась спросить Изабел, направляясь к стене с миниатюрами. Аласдер проводил ее взглядом, удивляясь, почему он раньше не замечал ее походки и того, как соблазнительно покачиваются ее бедра.

– Скорее всего потому, что в ней когда-то останавливались короли. Шербурны, видимо, воспользовались этим обстоятельством, чтобы напомнить монархам о десятилетиях своей преданности короне.

По миниатюрам на стене можно было проследить историческую хронологию: изображения королей Англии висели рядом с портретами служивших им Шербурнов. Странно, но Аласдер никогда не думал о своих предках. Сейчас он с интересом отметил, что его брат Джеймс похож на их прапрадеда, а на одном из портретов он заметил сходство с Дугласом.

Портрета отца не было, и Аласдера это не удивило. Он остановился перед портретом деда. Если в судьбе Джералда Ландерса и было что-то трагичное, по портрету этого нельзя было сказать. Скорее у него был вид человека, знавшего, в чем состоит его долг, и решительно его выполнявшего, несмотря на обрушившееся на него горе. А может быть, его дед просто искусно скрывал свои чувства.

В следующем ряду был портрет Дэвида, сводного брата отца Аласдера и сына Патриции. Портрет выдавал в нем хотя и недалекого, но доброго человека, живущего в своем обособленном мире под защитой матери и отчима.

– Не знаю, была ли жизнь добра к нему, – рассеянно произнес Аласдер, дотронувшись до рамки.

Изабел вопросительно посмотрела на него, и до Аласдера вдруг дошло, что ей неизвестна история его семьи.

– Он был последним графом Шербурном, но так и не стал взрослым.

– Он выглядит счастливым.

– Да, он любил своих кошек и свои книжки с картинками.

Их разговор прервал стук в дверь. Аласдер открыл. Вошел Саймон, а за ним вереница слуг с серебряными судками, накрытыми крышками.

Поставив все на стол, они вышли. Саймон встал навытяжку у стола.

– Вы позволите? – Аласдер предложил Изабел руку.

Молодожены сели за стол. Саймон начал их обслуживать, очевидно, почитая это за честь, потому что Аласдер никогда прежде не видел, чтобы мажордом хотя бы улыбнулся, не говоря уже о том, чтобы прислуживать за столом.

Дождавшись ухода Саймона, Аласдер поднял бокал.

– За нашу будущую жизнь.

Неожиданно Изабел улыбнулась. Ее глаза светились искренней радостью.

В этот момент Аласдер был готов положить к ее ногам весь мир.

– Ты бы хотела жить в Гилмуре?

– В руинах? – удивилась она.

– Нет, – ответил он, хотя был почему-то уверен, что она согласилась бы и на это. – Мы построим домик, где будем жить, пока не закончатся работы. Я намерен восстановить Гилмур.

– Восстановить Гилмур?

– Начиная с самого фундамента.

Изабел поставила свой бокал и откинулась на спинку стула. Ее взгляд скользнул по тарелкам и приборам на столе потом по задрапированным шторами окнам и, наконец, остановился на Аласдере.

– Почему ты хочешь это сделать?

– Потому, что Гилмур принадлежит мне по праву рождения. Возможно, в этом нет смысла. Но я знаю, что должен поступить именно так.

– Мой отец никогда не оставит тебя в покое. И твою землю. Его алчность не знает границ.

Аласдер резко поднялся, подошел к двери и, распахнув ее сделал нетерпеливый жест рукой, будто выгоняя привидение.

– Мне не нужен Магнус Драммонд в моей спальне. Особенно сегодня.

Тут он заметил двух лакеев, стоявших по бокам двери.

– Вы нас охраняете? От кого?

– Мы получили приказ, милорд, дежурить у вашей спальни.

– Вот вам другой приказ. – Аласдер подошел к столу, схватил бутылку вина и вручил ее удивленному лакею. – Идите к себе и выпейте в честь моей свадьбы. А здесь нечего стоять, – добавил он, явно смутившись. Не хватало ему свидетелей его первой брачной ночи!

Со словами благодарности, поздравляя и кланяясь, лакеи ушли, и Аласдер закрыл за ними дверь. Обернувшись, он увидел, что Изабел уже не сидит за столом, а стот у него за спиной.

Он обнял ее и прижал к себе. Они еще никогда не обнимались, а теперь ее щека касалась его груди, а грудь и бедра были прижаты к его телу.

Наклонив голову, Аласдер дотронулся щекой до ее виска. Волосы Изабел пахли какими-то легкими духами с цветочным ароматом, а кожа, словно смазанная старинным кремом, источала запах сандалового дерева.

Изабел больше не дрожала, но он чувствовал ее прерывистое дыхание.

– Нам следовало бы поесть, – пробормотал он.

– Я не голодна.

– Как ни странно, я тоже.

Аласдер положил руку ей на плечо, а потом провел пальцем по вышитой на платье розе – обвел каждый лепесток, а затем и стебель, который привел его к горлу Изабел.

– Тебе надо расшнуровать корсет, – сказал он, целуя ее.

Изабел кивнула.

– Но я сомневаюсь, что Патриция пришлет служанку, которая бы тебе помогла.

– Еще одна ее хитрость, – улыбнулась Изабел и медленным движением заправила за ухо непослушную прядь.

Этот обычный жест не должен был так его возбудить. Изабел, видимо, это почувствовала и посмотрела на Аласдера с удивлением, а ему вдруг захотелось отбросить сдержанность, поднять ее на руки, отнести на кровать и утолить голод, мучивший его уже несколько недель.

Но он все же сдержался и нежно поцеловал ее в шею. Свадебное платье, кроме того, что оно было весьма сложною фасона, затягивалось на спине множеством мелких узелков – испытание для матроса, впервые идущего в увольнение. Аласдер стиснул зубы и развязал все до единого – от шеи до талии.

Потом он просунул обе руки под раскрывшееся платье и, обхватив Изабел за талию, начал расшнуровывать корсет, при этом ловкость его пальцев все возрастала. Ослабив шнуровку корсета, он положил руки ей на живот. В таком положении они уже бывали, когда он затягивал бандаж, но сейчас ему уже не надо было сдерживаться.

Подавшись вперед, Аласдер спросил шепотом:

– Тебе больно?

– Нет, – так же тихо ответила она.

С большой осторожностью Аласдер стал вытягивать корсет наружу. Для стороннего взгляда Изабел все еще была полностью одета, все еще выглядела прилично, как и полагается девушке. Но под его пальцами она уже была почти голой.

Его решимость делать все в эту ночь медленно таяла с каждой минутой.

Аласдер дотронулся губами до теплой кожи между лопатками и почувствовал, как Изабел задрожала от этого легкого прикосновения.

Прислонившись к нему спиной, она положила голову ему на плечо. Покорность Изабел побуждала Аласдера торопиться, но он попытался убедить себя, что может все контролировать, хотя ему безумно хотелось отнести Изабел в кровать и любить ее с такой нежностью, с таким благоговением, на которые он только был способен.

Аласдер заставлял себя не торопиться, медленно вынимая из ее волос одну шпильку за другой и бросая их на ковер. Туда же, на ковер, с шорохом упало тяжелое свадебное платье.

Он подвел Изабел к двери и, положив руки ей на плечи, прислонил к ней спиной. Потом поднял ее руки над головой и тоже прижал к двери.

– Не опускай их, – попросил он.

Она кивнула, повернула голову в сторону и закрыла глаза.

Руки Изабел были невероятно изящны, а тень, частично скрывавшая их, придавала им какую-то таинственность.

Неужели руки могут быть такими соблазнительными? Какие же еще сокровища скрываются в этой женщине? Аласдер провел пальцем по внутренней стороне ее руки от запястья до локтя, а потом наклонил голову и поцеловал теплую плоть, чувствуя, как сильно бьется под его губами пульс. Он проделал то же самое с другой рукой, но на этот раз провел по коже языком.

Изабел все это время стояла неподвижно, словно языческая жертва.

Аласдер повернул к себе ее лицо и поцеловал.

– Ты прекрасна, Изабел Макрей, – пробормотал он.

Их поцелуи в саду были легкими, словно бы нерешительными. Здесь, в этой комнате, специально предназначенной для них, они стали более страстными. Когда язык Аласдера коснулся ее губ, а потом проник внутрь, из груди Изабел вырвался легкий стон.

Зачем он так долго ждал? Как же сладко было ее целовать! А какой шелковистой была ее кожа!

Он обнял ее и осторожно подвел к кровати.

– Ты знаешь, что должно произойти между нами?

Изабел кивнула, опустив глаза.

– Твоя девственность – это ворота, которые мы должны пройти вместе.

Он так хотел облегчить этот нелегкий для нее опыт!

Ненадолго оставив ее возле кровати, Аласдер погасил свечи, кроме одной, которая стояла на каминной полке добиваясь того, чтобы комната была освещена, однако не настолько, чтобы смущать Изабел.

В маленькой каюте на корабле был необходим порядок. А здесь он был не так уж важен. Аласдер быстро снял камзол и жилет и небрежно бросил их на стул. Повозиться пришлось лишь с башмаками.

Изабел стояла рядом, и на ее губах блуждала улыбка. Аласдер не мог бы объяснить причины этой улыбки, но был рад, что Изабел по крайней мере не напугана, как он ожидал, хотя ее шелковая сорочка скорее обнаруживала чем скрывала розовые соски ее грудей, натянувшие кружева, и угадывавшийся внизу живота темный треугольник волос.

Придерживая брюки, Аласдер наклонился к Изабел и, словно оправдываясь за задержку и за свою непривычную неуклюжесть, поцеловал ее.

Вся одежда была наконец снята, и он предстал перед Изабел голым, чувствуя себя довольно неловко, потому что ее взгляд был устремлен на его торчащую плоть.

Аласдер схватил обеими руками ее сорочку и поднял вверх. Грудь Изабел была великолепна. Аласдер поцеловал каждый сосок и был вознагражден тихим возгласом удивления.

Последними были чулки и вышитые розами подвязки.

Между ними оставался только бандаж.

Положив руки на талию Изабел, Аласдер приблизился к ней так, что его твердая плоть коснулась ее живота. Ее глаза испуганно распахнулись.

«Сейчас, сейчас, сейчас», – стучало его сердце, подчиняясь первобытному желанию.

– Как твои ушибы? Тебе уже не так больно?

Каким бы сильным ни было его желание и в каком бы он сейчас ни был отчаянии, Аласдер поклялся себе, что не тронет Изабел, если это причинит ей боль.

– Да, – прошептала она, не отрывая взгляда от его восставшей плоти.

Аласдер дрожащими пальцами начал разматывать бандаж. Каждый виток он сопровождал нежными прикосновениями – то целовал сосок, то обводил его языком, то брал в рот.

Изабел стонала, и это распаляло его все больше.

«Сейчас, Господи, сейчас».

– Я хотел прикоснуться к тебе еще в самую первую ночь, – пробормотал он. Закрыв глаза, он молился о том, чтобы сдержаться.

– Я тоже этого хотела, – шепотом призналась она.

Он притянул ее к себе, и его плоть скользнула между ее бедрами, словно корабль, нашедший свой причал. «Я почти дома», – была его последняя осознанная мысль перед тем, как его захлестнули эмоции. Он снова поцеловал Изабел и обнаружил, что она способная ученица. Аласдер чуть было не задохнулся, когда кончик ее языка коснулся его языка.

Его желание было настолько сильным, что он резка стянул последние витки бандажа и швырнул их на пол. Завтра он изготовит новый бандаж из шелковых простыней, даже если ему придется рвать их зубами.

«Боже, сделай так, чтобы она не испугалась». Он не то что часа, а даже нескольких минут не продержится, думал Аласдер, немного отодвигаясь от Изабел, чтобы успокоиться.

– Время настало? – спросила она, и ее наивный вопрос воспламенил его с новой силой.

– Да, – сдавленно ответил он и задался вопросом, может ли мужчина выплеснуть семя от одного звука женского голоса.

Изабел взобралась сначала на деревянный помост, а потом на кровать. Аласдер не мог оторвать глаз от ее тела, мерцающего, словно жемчуг, от грациозных движений ее рук и ног, от ее округлых ягодиц, от полных грудей с торчащими сосками.

– Я готова, – сказала она, приподнявшись и опершись, локтями и коленями о кровать. Потом глубоко вдохнула и опустила голову на скрещенные перед собой руки.

Соблазн этой позы был велик. С каким наслаждением Аласдер встал бы позади нее и вошел в нее глубоко, до самого конца, чтобы она не смогла понять, где кончается он и начинается она. Он буквально чувствовал изгиб ее попки своими бедрами.

И чуть было не лишился своей решимости.

Он лег рядом и перевернул ее на спину.

– Я сделала что-то не так?

– Кто научил тебя, что мужчина и женщина занимаются любовью именно так?

Она лежала, закрывая руками грудь.

– А разве нет?

Хотя я, конечно, захочу попробовать и такое положение, – Аласдер старался говорить спокойно, – но для твоего первого опыта, Изабел, оно не подходит. – Он провел пальцем по ее груди и, остановившись на соске, сжал его.

– Я войду в тебя слишком глубоко, – продолжал он, медленно потирая ладонью сосок, который твердел все больше. – Мы оставим это до другого раза. – «Когда ты ко мне привыкнешь». Его вожделение было так велико, что эта мысль почти лишила его мужества.

– Служанка, – прошептала она. – Служанка сказала, что если я понаблюдаю за баранами, то пойму, как это делается.

Аласдер подавил улыбку, потому что был абсолютно уверен, что она не поймет, почему его так развеселила ее откровенность.

Приподнявшись на локте, он внимательно посмотрев на нее, пожалев, что погасил свечи. Изабел лежала, закрыв глаза, сжав ноги, носки – вверх, пятки – вместе, словно она в гробу. Ее волнение выдавало лишь отрывистое дыхание и дрожащие руки, хотя она крепко сжала их в кулаки.

– Тебе холодно? – Аласдер поцеловал ее в грудь и потерся носом о теплую кожу.

Она помотала головой.

Ему так хотелось страстными поцелуями заставить ее стонать от желания. Войти в нее и довести до оргазма Но он наклонился над ней и ограничился нежными поцелуями.

Затем лег на спину и стал смотреть в потолок, молясь о том, чтобы найти в себе силы справиться со своими эмоциями.

Изабел открыла глаза. У нее было такое ощущение будто ее окутала грозовая туча, вот-вот ударит молния и поднимется страшный ветер.

Она хотела, чтобы Аласдер прикасался к ней и шептал ей слова, от которых будет перехватывать дыхание. Но он лежал на спине, прикрыв глаза рукой.

– Прикоснись ко мне, – неожиданно сказал он. Это прозвучало не как приказ, а как просьба, что было для него необычно. – Я хочу почувствовать на своей коже твои руки. Видимо, я еще недостаточно сегодня помучился, —добавил он глухо.

Изабел смотрела на него и думала: неужели желание прикосновения заразительно? Ей даже не могло прийти в голову, что Аласдер может просить ее согласия на интимность. В ее представлении акт любви должен был быть коротким и простым. Он, конечно же, не включал в себя поцелуев и прикосновений к самым чувствительным местам.

Как замечательно, что она ошибалась.

Но как именно Аласдер хочет, чтобы она к нему прикасалась?

Изабел протянула руку и провела пальцами по его ноге. Когда она обхватила рукой его плоть, ее удивили размеры не помещавшегося в ее руке, да к тому же еще и горячего органа.

– Не так, – хрипло сказал Аласдер, когда она отняла руку. – Так, как ты это делала с той чертовой статуей.

Она положила ладонь ему на живот. Изабел никогда не думала, что мужчину можно изучать так, как кусок мрамора. Но в своем воображении она представляла себе те детали, которые ее пальцы лишь чувствовали. Например, прямую линию, как бы делившую грудь на две части. А здесь, в самом низу, островок волос, где ей хотелось бы помедлить, но Аласдер задержал дыхание, и она поняла, что этого делать не следует.

Его бедро было твердым; колени, локти и плечи – изумительной формы, живот плоским, а грудь мощной. Изабел гладила ладонью мышцы его ног и рук, ощущая их тепло.

Потом она обхватила пальцами сосок и почувствовала, как он приподнялся и затвердел. Она проделала то же самое со вторым соском, а потом провела пальцем вниз к животу.

Сейчас ей представился случай изучать не возможности камня, а совершенный образец человеческого тела.

– Изабел, – предостерег Аласдер, словно угадывая ее намерение.

Но Изабел ничего не могла с собой поделать. Она была словно в трансе. Изабел снова обхватила его плоть и провела рукой по всей длине, удивляясь ее твердости, словно та и в самом деле была из мрамора.

– Это ты прекрасен, – сказала она, вспомнив комплимент Аласдера.

Он обнял ее рукой за шею и одним неожиданным рывком уложил на себя. В туже секунду он раздвинул языком ее губы и проник внутрь ее рта.

Поцелуй был долгим, а когда они, тяжело дыша, наконец оторвались друг от друга, Изабел легла на бок и прошептала:

– Теперь ты прикасайся ко мне.

Аласдер не ответил, и она решила, что он, видимо, не ожидал от нее таких слов.

– Пожалуйста. Я тоже хочу почувствовать на своей коже твои руки.

Из груди Аласдера вырвался какой-то звук – не то стон, не то молитва, – и он повернул Изабел на спину. Его руки заскользили по ее телу, и эти прикосновения были для нее верхом наслаждения. Смогла ли она заставить его почувствовать то же самое?

Когда она видела его на борту «Стойкого» – взбиравшимся на мачту или стоящим на носу, – ее сердце трепетало. Но это ощущение не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала сейчас. Ее тело горело и требовало то ли, чтобы Аласдер поторопился, то ли, наоборот, чтобы медлил как можно дольше.

Пальцы одной его руки изучали ее живот, другой он гладил волосы на ее виске.

Было слишком темно, и Изабел не могла разгадать выражения глаз Аласдера. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга: муж и жена, впервые – любовники. Нетерпеливые и вместе с тем нерешительные.

Он снова ее поцеловал, и она почувствовала, как внутри у нее что-то раскрылось. Сердце Изабел словно увеличилось в объеме, чтобы вобрать в себя все эти новые и такие чудесные ощущения. До этого момента она не знала, что такое вожделение, но сейчас она вдруг поняла, что это такое.

Один палец Аласдера медленно проник в нее, а большой палец заскользил по интимным складкам.

– Ты готова, – пробормотал он, и в его голосе прозвучало удивление.

– Я всегда чувствовала себя так, когда ты был рядом, – призналась она.

Он уткнулся лбом между ее грудей.

– Изабел, – В его устах ее имя прозвучало как ласка.

Он приподнялся, затем лег, раздвинув ноги Изабел, и медленно вошел в нее. Особой боли Изабел не ощутила. Закрыв глаза, она прислушивалась к тем ощущениям, которые сейчас испытывала. Это было какое-то животное удовольствие от того, что он трогал ее, недоумение, связанное с тем, что он овладел ею, и вместе с тем желание принять Аласдера в свои объятия и в свое тело.

Его руки вновь прикасались к ней, ласкали грудь. Она инстинктивно выгибала спину ему навстречу. Он заполнил ее так, что лишил всех мыслей, кроме тех, что были связаны с этим моментом, с этими ощущениями.

Изабел вцепилась Аласдеру в плечи, подчиняясь заданному им ритму.

Неожиданно он откинул голову, тело его напряглось, а из груди вырвался гортанный стон. Через секунду он, тяжело дыша, упал лицом в подушку рядом с нею. Его волосы были влажными от напряжения.

Изабел немного смутилась. Она не совсем понимала, что сейчас произошло.

– И это все?

Аласдер приподнялся на локтях и посмотрел на нее. Изабел пожалела, что слишком темно и она не может как следует видеть его лица.

– По крайней мере на ближайший час или около того.

Изабел кивнула.

Он просунул под нее руки и повернул так, что она ока залась прижатой к его груди и услышала, как гулко стучит его сердце.

Слезы в этот момент были странным образом уместными, а слова – явно лишними.

 

Глава 20

Аласдер проснулся и обнаружил, что Изабел лежит рядом, свернувшись калачиком, ее рука обнимает его, а определенная часть его тела готова к действию.

Если бы он был сейчас на корабле, то уже давно встал бы и занимался делами. Но он молодожен, и ему разрешается – от него даже этого ждут – быть вялым и разнеженным. Несколько минут Аласдер предавался сладострастным мыслям, но потом все же – очень неохотно – выскользнул из постели.

Раздвинув шторы, он с удивлением обнаружил балкон, идущий вдоль всей длины комнаты. Открыв дверь, Аласдер вышел, чтобы оглядеть окрестности.

Утреннее солнце освещало прямоугольный газон, идеально подстриженный и огороженный со всех четырех с трон конусообразными кустами. На заднем плане виднелся большой круглый пруд, в центре которого находился фонтан в виде бронзовой рыбы.

Вот почему эту спальню назвали королевской, подумал он, улыбаясь. Вид действительно был достоин взора короля.

Однако этот вид не был таким уж пасторальным. В отдалении были видны зреющие на солнце поля пшеницы. И тени высоких деревьев прятались конюшни и загон, где обьезжали лошадей Брэндидж-Холла.

Все эти детали он узнал еще вчера вечером и понял, что на самом деле значит быть графом Шербурном.

Аласдер вернулся в комнату, оставив открытой дверь балкона. Изабел спала.

Его жена. Она лежала на левом боку, поджав колени к груди. Вид у нее был невинный, а между тем она довела его своим умением до того, что он повел себя как незрелый юнец. Но он получил больше удовольствия, чем дал ей.

Размышления Аласдера прервал повелительный стук в дверь. Это рассердило Аласдера. Он подошел к двери.

– Зачем же стучать так громко?

Лицо Саймона было таким же непроницаемым, как всегда. Рядом с ним стоял молоденький лакей, державший поднос с фарфоровым чайником, двумя чашками, тарелками и блюдами с едой. Букет роз, как заподозрил Аласдер, был добавлен Патрицией.

Саймон, увидев Аласдера, быстро отвел взгляд, будто никогда не видел голого мужчины. Лакей же заулыбался, но под суровым взглядом дворецкого стушевался.

– Ваш завтрак, милорд, – объявил Саймон своим зычным голосом.

– Спасибо. – Аласдер взял поднос и ногой захлопнул дверь. Из-за двери послышались какие-то звуки, означавшие, очевидно, негодование Саймона, но по крайней мерс у него хватило ума не постучаться еще раз.

Аласдер взглянул на кровать. Изабел проснулась и лежала, опершись на локоть. Темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, зеленые глаза сияли.

– Завтрак, – сказал Аласдер, чувствуя себя неловко. – Присоединишься?

– Мне тоже надо быть голой? – улыбнулась она.

– Не обязательно. Но это может придать новый смысл слову «аппетит».

Изабел встала и обернулась простыней. Ему следовало бы сказать, что ее старания несколько запоздали. Его пальцы все еще ощущали восхитительную тяжесть ее грудей и твердость сосков.

– Мне нечего надеть, – сказала она, покраснев. Сирена, Цирцея, самая что ни на есть первобытная искусительница.

Аласдера это вполне устраивало – он был более чем готов.

Поставив поднос на стол, Аласдер подошел к шкафу. Вещи Изабел лежали рядом с его вещами. Он достал свою красную шерстяную ночную рубашку и положил ее на кровать.

– Рубашка по крайней мере не будет отвлекать меня от завтрака, – усмехнулся он, довольный своим выбором.

У Изабел вид был не менее довольный.

Она стала быстро натягивать рубашку, но один розовый сосок зацепился, и прежде чем Изабел успела его прикрыть, Аласдер наклонился и, приподняв грудь, поцеловал его.

– Пусть это будет моим утренним приветствием, – заявил он.

Протянув Изабел руку, он проводил ее в туалетную комнату.

Когда Изабел вернулась, ее лицо было умыто, волосы расчесаны, тесемки у ворота рубашки завязаны бантиком. Рубашка была слишком длинной, так что ей приходилось приподнимать ее обеими руками.

Надо будет в ближайшее время пополнить гардероб жены, подумал Аласдер.

В ее отсутствие он передвинул стол на балкон, поменяв вчерашнюю обеденную посуду на поднос с завтраком. Кроме того, он все же надел бриджи и рубашку. Не потому, что был так уж скромен, но надо было как-то скрыть спою реакцию на Изабел. Впрочем, она так улыбалась ему, что, вполне возможно, эти предосторожности были напрасны и одеваться ему не стоило.

Они сели за стол, и, оглядев открывавшийся с балкона вид, Изабел спросила:

– Неужели ты и правда хочешь от всего этого уехать?

– Это не мое. – Аласдер понял это, когда, стоя на балконе, обозревал окрестности. – Я лишь один из графов Шербурн. Моя главная обязанность – оставить поместье и хорошем состоянии, чтобы оно было не хуже, чем до моего появления. Для нашего сына, и для сына нашего сына, и так далее.

Изабел так на него посмотрела, что ему тут же захотелось ее поцеловать.

– А ты об этом не думала? – спросил Аласдер, намазывай маслом хлеб.

Она покачала головой, бросила взгляд на стену с портретами и уверенно заявила:

– Твой портрет тоже будет там. И портрет нашего сына.

Из ее уст эти слова слышать было приятно, тем более что Аласдер был не против тут же приступить к осуществлению мероприятий, необходимых для появления на свет этого сына. Тем более что ему стоило попрактиковаться, чтобы почувствовать себя более искушенным и уметь лучше себя контролировать, Аласдер поклялся, что непременно доставит Изабел удовольствие.

Интересно, как она будет выглядеть, когда ею овладеет страсть? Начнет кричать? Или будет держать себя в узде и переживать все эти неземные ощущения молча?

Черт возьми, почему ему так трудно проглотить кусок хлеба?

– Возможно, существует и галерея портретов графинь Шербурн. – предположил он. Надо было срочно подумать о чем-либо не относящемся к анатомии. – Мы закажем и твой портрет.

– Искренне надеюсь, что этого не будет, – заявила Изабел, наливая себе чай. При этом она состроила забавную гримасу, а он отплатил ей тем, что положил слишком много сахару в черный горький чай. – Не уверена, что мне понравится, если люди будут судачить о моей жизни через сотню лет.

– Но возможно, они лучше поймут тебя, если посмотрят в твои глаза. Когда ты сердишься, в них сверкают молнии, а вот сейчас они огромные и глубокие, как океан. Ты можешь сказать, что ты сейчас чувствуешь? Счастье? Умиротворенность? Или ты просто хорошо выспалась? – Во всяком случае, не хотелось бы, чтобы это было воспоминание о неудовлетворенности. Алас-кр мысленно отругал себя за то, что вчера слишком поторопился.

Изабел вспыхнула, но не отвела глаз. Он улыбнулся:

– Возможно, мой брат Брендан должен нарисовать тебя такой, как сейчас. Твое лицо освещено солнцем, губы чуть тронула улыбка, словно ты не знаешь, улыбаться тебе или хмуриться. – Неожиданно он наклонился и, поддавшись импульсу, поцеловал ее.

Когда вдруг эти поцелуи стали так ему необходимы? Как воздух и вода. С того момента, как он ее увидел? Или когда она в первый раз на него рассердилась? Или когда стояла перед ним вчера вечером, поощряя его своей невинной улыбкой?

– Твой брат художник?

– Да. – Он был благодарен Изабел за то, что она сменила тему. – Он и рисует, и пишет маслом. Хэмиш играет на волынке, а Дуглас – нарушитель спокойствия. Честно говоря, Дуглас еще слишком молод, чтобы на чем-либо остановиться.

– Поэт, художник, музыкант. И при этом вы все моряки.

– Мужчина не может содержать семью и обеспечить ей будущее, не имея профессии.

– А ты решил отказаться от своей только для того, чтобы восстановить замок?

– Не только восстановить замок, но и построить, верфь.

– Верфь?

– Место для самых лучших кораблей в мире. Корабли Макреев будут самыми быстроходными.

– А это правда, что ты путешествовал по неисследованным местам? И что ты открыл новый континент?

– Болтовня. Эймс что-то услышал, но не разобрался, однако решил подколоть меня. – Подняв крышку одною из блюд и увидев там овсянку, Аласдер поморщился и вернул крышку на место. – Я имею к открытию лишь косвенное отношение.

– Ты, наверное, скромничаешь.

– Нет, просто не хочу врать. Я увидел эту землю случайно. Опаздывая на встречу со своими братьями, я не стал разбираться, что к чему, так как хотел попасть в порт раньше, чем они.

– А ты не будешь по ним скучать в Шотландии?

– Буду, – честно признался он, отпив глоток чая. Но до Шотландии добраться гораздо легче, чем до Китая, поэтому я надеюсь, что они будут достаточно часто навещать нас в Гилмуре.

– А твои родители? Они вернутся?

– Ворон возвращается? – Аласдер улыбнулся. – Со мневаюсь. Моему отцу все еще грозит опасность.

– Значит, есть еще два человека, по которым ты будешь скучать, – произнесла она, уставившись взглядом в серебряное блюдо с крышкой. «Интересно, будет ли она когда-нибудь так неотрывно смотреть на меня?» – задался вопросом Аласдер. – И все же ты считаешь своей родиной Гилмур, а не это место.

Он кивнул.

– Ты любишь свой корабль, – добавила она. – И океан.

– А тебе нравятся скалы и камни Гилмура. Так что мы не такие уж и разные.

«А этой ночью мы хорошо друг друга узнали». Эта мысль заставила Изабел покраснеть.

– Какое твое любимое время года? – спросил Аласдер, понимая, что следует разрядить обстановку.

– Мне нравятся все. Весна – это новая жизнь, когда рождаются ягнята. Лето приходит с теплыми ветрами и цветением трав. Осень – это долгое прощание, а зимой ты чувствуешь благодарность за то, что все это было.

– А я люблю осень. Это самое опасное время года. Весенние ветры порывисты, но быстро стихают, а осенью случаются шторма и ураганы.

Изабел посмотрела на него с удивлением.

– Тебе нравятся опасности, Аласдер?

– Как бы тебе это объяснить? Не по глупости, а потому что это вызов. Мне интересно, сумею ли я победить такого грозного врага?

– А я предпочла бы переждать опасность, отсидевшись в какой-нибудь бухточке.

– Женщин надо защищать, Изабел. От них не ждут, что они будут бороться.

– Но и для женщин вызовы неизбежны, Аласдер. Или ты думаешь, что родить ребенка легко?

Аласдер покачал головой. Он был доволен – его желание исполнилось: раскрасневшаяся Изабел смотрела прямо в глаза.

– Я единственный раз видел своего отца растерянным, – признался он. – Это было, когда моя мать рожала Дугласа.

Мысль о том, что в чреве Изабел будет расти его ребенок, должна была бы настроить его на серьезный лад. Рождение наследника – это святое. Но в голове Аласдера возник совершенно другой образ.

Он расставил ноги, потому что бриджи явно стали ему тесны.

Несколько минут они молча пили чай. А затем Аласдер обнаружил, что Изабел сидит, подперев подбородок рукой, и внимательно на него смотрит.

– А ты не растеряешься, Аласдер, когда я буду рожать нашего ребенка?

– Не рано ли об этом говорить? – спокойно произнес он, при этом лихорадочно думая о том, как бы сменить тему. Но в голову ничего не приходило.

Аласдер был буквально парализован взглядом Изабел. В ней явно просыпалась соблазнительница.

– Прошлой ночью ты призналась, что всегда готова принять меня, – неожиданно осмелел он.

Изабел кивнула и опустила глаза.

– А сейчас ты тоже так чувствуешь?

Она лишь улыбнулась.

Аласдер поднялся из-за стола.

– Слишком мало прошло времени, – сказал он, надеясь, что она с ним не согласится.

Но Изабел тоже встала.

– Ну и что же? – Она подошла к кровати.

– У тебя, наверное, все болит.

Интересно, как быстро он сумеет раздеться?

– А должно?

– Полагаю, что да. Хотя у меня мало опыта общения с девственницами.

– Я не чувствую никакой боли, – тихо сказала она.

– Слава Богу.

Аласдер облегченно вдохнул и начал расстегивать рубашку.

– Ты понимаешь, что это означает? – спросил он, целуя ее.

– Нет. – Она обняла его за шею.

– Это означает, что сейчас начнется удовольствие.

 

Глава 21

Перегнувшись через перила корабля, Изабел с интересом наблюдала за бурной, нескончаемой деятельностью лондонской верфи. «Стойкий» занял свое место в доке, и теперь по трапу в трюм загружалось все необходимое для того, чтобы они ни в чем не нуждались во время долгой зимы в Гилмуре. Вопрос о том, чтобы обращаться за помощью к ее родителям, даже не обсуждался. Причиной тому была, во-первых, независимость Аласдера, а во-вторых, его нелюбовь к ее отцу.

Прошло две недели с тех пор, как их поженили во второй раз. Почти все это время ушло на подготовку к предстоящему плаванию, а также на то, чтобы уладить дела, связанные с титулом Аласдера.

Немало часов было посвящено и планам восстановления Гилмура.

Аласдер то и дело доставал миниатюрную модель замка и детально ее изучал. Им обоим было интересно, как выглядел замок до того, как его разрушили англичане.

Однако ночи принадлежали только им двоим. Изабел поняла, что страсть – это как сахар, вкус которого чувствуешь на языке. Тебе он очень нравится и хочется еще и еще.

Единственным грустным моментом было то, что им придется покинуть Патрицию.

– Не беспокойтесь обо мне, мои дорогие, – еле слышно сказала она, когда Изабел и Аласдер пришли к ней попрощаться.

Она полулежала в кресле в своей спальне, прикрыв плечи кружевной шалью, и выглядела такой хрупкой, что у Изабел защемило сердце. Казалось, графиня собралась с силами только для того, чтобы встретить Аласдера, а теперь, выполнив свой долг, она угасала.

– Спасибо, что выполнил самое заветное желание старой женщины, – сказала она, обняв ладонями лицо Аласдера. Потом обняла Изабел, и у обеих женщин на глаза навернулись слезы. Но Патриция взяла себя в руки и улыбнулась: – Счастье – это привычка. Постарайся ее приобрести. – Даже сейчас Патриция не удержалась от того, чтобы дать совет.

Аласдер зафрахтовал торговое судно, которое должно было сопровождать их в Гилмур. Рядом с его кораблем «Молли Браун» была похожа на неуклюжую коричневую утку, но, проигрывая в скорости, она могла вместить гораздо больше грузов.

Сейчас торговое судно начинало походить на ковчег. Изабел, наблюдавшая за погрузкой, видела, как оно заполняется коровами, овцами, курами и другой живностью из Брэндидж-Холла. Часть зерна и провизию, не поместившуюся в трюме «Молли Браун», погрузили в трюм «Стойкого».

На «Стойком», по просьбе Аласдера, собралась вся команда. Матросы стояли шеренгой и внимательно слушали, что им говорит их капитан.

– Однажды мой отец, стоя на палубе корабля, обратился к мужчинам и женщинам Гилмура. Он предложил им независимость, но ценой лишений. Вы все потомки тех мужчин и женщин, так же как я. Выбор, который сейчас предлагаю вам я, другой, возможно, он более трудный. У нас у всех есть два дома. Один – где мы выросли, другой – дом наших предков. Я возвращаюсь в Шотландию, чтобы там поселиться.

Слова Аласдера были встречены молчанием. Первым заговорил Дэниел.

– Вы собираетесь там жить, капитан? – спросил первый помощник, видимо, не поверив своим ушам.

– Да.

Аласдер внимательно оглядел свою команду. Лица матросов выражали беспокойство, раздражение, даже недоумение. Макреи не были запуганы или покорены, как кое-кто в Шотландии и почти все – в Фернли. Лидером этих гордых людей, подумала Изабел, может быть только такой человек, как Аласдер, которого уважали и которым восхищались.

– Я намерен восстановить Гилмур, – сказал Аласдер.

Он стоял, немного раздвинув ноги и заложив руки за спину. Изабел часто видела эту позу, особенно когда он командовал своими людьми. Или когда его захлестывали эмоции.

– Если среди вас найдутся те, кто не захочет поселиться в Гилмуре, я оплачу вам дорогу домой. Вы сможете добраться до Новой Шотландии на «Молли Браун».

– Значит ли это, что Макреи возвращаются в Шотландию? – спросил чей-то голос. Изабел не узнала говорящего, но судя по тому, как все оживились, он выразил то, что интересовало всю команду.

– Да, все, кто пожелает. Если вы хотите привезти своих жен и детей, Гилмур будет рад принять всех.

Все вдруг заговорили разом. Потом они стали по очереди подходить к Аласдеру. Каждому он пожимал руку и, узнав об их решении, либо понимающе кивал, либо улыбался.

Изабел удивило, как быстро эти люди принимали решение. Она была уверена, что большинство захотят остаться в Новой Шотландии. Сколько же их вернется в Гилмур в поддержку Аласдера?

Аласдер обернулся, посмотрел на нее, и его взгляд потеплел. Он кивнул и, видимо, хотел что-то сказать, но его окликнули, и он лишь улыбнулся.

Изабел прошла вдоль перил, стараясь не мешать матросам, которые готовили «Стойкого» к отплытию. Она не стала уходить в каюту, а прошла на корму, в свой уголок, откуда можно было наблюдать за тем, что происходит в порту и где она могла подождать Аласдера.

К удивлению Изабел, ее стол был прибран. Мрамор был прикрыт куском промасленной парусины, инструменты аккуратно сложены в кожаный футляр. Она сразу поняла, чья это работа. Аласдер постоянно проявлял к ней внимание в мелочах – приносил, например, утром чай или оставлял на подушке свежесрезанный цветок. Он все еще настаивал на том, чтобы каждый день осматривать ее ушибы. Впрочем, эта его добровольная обязанность, как правило, затем приводила к более приятном занятию.

Изабел села за стол и откинула парусину.

Неожиданно что-то мягкое коснулось ее ноги. Она посмотрела под стол и увидела корабельную кошку, которая, взглянув на Изабел, громко замурлыкала.

– Генриетта довольна, – произнес голос за спиной Изабел. Она обернулась и увидела Дэниела с тюком на плече. – Она сегодня с утра в игривом настроении, а это знак того, что плавание будет удачным.

Изабел улыбнулась. Еще ни разу она не слышала от первого помощника такого количества слов.

– Я хотел попрощаться с вами, хозяйка. Я пока остаюсь, так как мне поручено найти и привезти каменщиков и строительный раствор. А еще я должен отыскать какую-то рисовую муку, – добавил он, недоуменно пожимая плечами.

– Рисовую муку?

– Да. Оказывается, есть такой старинный китайский трюк. Если добавлять этот рис в раствор, кирпичная кладка становится более прочной, а капитан полон решимости не допустить разрушения Гилмура.

Изабел и первый помощник были не так хорошо знакомы, чтобы обнять друг друга, но Изабел протянула ему руку, которую Дэниел, как ей показалось, немного поколебавшись, пожал. Может быть, на этот счет тоже существовало какое-то суеверие?

– Будем с нетерпением ждать вас в Гилмуре, – сказала она.

– Я здесь не слишком задержусь, хозяйка. Я прослежу за тем, чтобы капитан этой плавучей развалины благополучно довел ее до Шотландии, – сказал он, имея в виду еще одно торговое судно, пришвартованное рядом с «Молли Браун». – А дома меня ждут жена и ребенок, и они наверняка по мне соскучились.

– Может быть, они захотят переехать в Шотландию?

Дэниел пожал плечами:

– Сомневаюсь, хозяйка. Моя жена близка со своей матерью, а Энни вряд ли захочет вернуться в Шотландию.

– Тогда счастливого вам пути, – искренне пожелала Изабел.

Он кивнул и, поправив на плече тюк, ушел. Генриетта, задрав хвост, побежала за ним.

* * *

– Я получила наследство, – сказала его квартирная хозяйка. Дрожащими руками она поднесла бумагу к окну, чтобы получше ее рассмотреть.

Фергус оторвался от своей работы. Он делал новую задвижку взамен прежней, которой запирали парадную дверь.

Вдова Маккинси была миловидной, начинающей седеть женщиной, душевной и заботливой. Время от времени у нее появлялось такое ощущение, что она может на что-то надеяться. Правда, когда она как-нибудь по-другому причесывалась или смотрела на Фергуса особенно теплым взглядом, он старался не попадаться ей на глаза. И тогда она снова начинала обращаться с ним, как с остальными квартирантами.

В каком-то смысле он был для нее скорее братом, чем квартирантом. Со временем обе ее девочки стали относиться к нему как к родному дяде, и Фергус знал, что они считают его членом своей семьи.

– Какое наследство, Сюзанна? – спросил он больше из вежливости, чем на самом деле интересуясь ответом.

– Я получила наследство, Фергус. – Вдова протянула ему письмо и заплакала.

Фергус отложил промасленную тряпку и взял письмо. Буквы были неровные, но суть была понятна. Тетка Сюзанны Маккинси скончалась, оставив ей в наследство порядочную сумму и дом недалеко от Инвернесса.

– Да, вы действительно наследница, – улыбнулся он, радуясь за вдову. Она беспокоилась за своих дочерей, боялась, что не сможет выдать их замуж. Теперь она могла не волноваться. Ничто так не красит девушку, как приличное приданое.

– Ах, Фергус, – сказала она, прижав ладони к пылающим щекам. – Мы немедленно поедем туда. Все вместе.

– Я не поеду, Сюзанна. У меня здесь работа. Если я уеду отсюда, я вряд ли найду работу.

– Но вам теперь не надо работать, Фергус.

Сюзанна привлекательная женщина, подумал Фергус, но заслуживает большего, чем он может ей дать. Он не был монахом все эти годы, но его сердце осталось нетронутым. Оно, видимо, было обречено навсегда остаться собственностью Ли Макдоналд.

Но поскольку Сюзанна ему нравилась и они столько нет прожили под одной крышей, он постарался смягчить сной отказ.

– Сожалею, Сюзанна, но я не могу, – виновато улыбнулся он и снова занялся задвижкой.

 

Глава 22

Солнце играло на волнах тысячами золотых бликов. Утреннее небо было светло-голубым, как глаза Аласдера. Чайки кружили над кораблем, оглашая небо хриплыми криками. Казалось, они завидуют «Стойкому», легко скользящему по волнам вдоль берегов Шотландии.

Изабел сидела на корме, время от времени оглядываясь на идущую позади «Молли Браун». С тех пор как два дня назад они покинули Лондон, расстояние между кораблями постепенно увеличивалось, пока тихоходное судно не уменьшилось до размеров точки на горизонте. Торговое судно не могло соревноваться в скорости со «Стойким».

Было что-то мистическое в их возвращении в Гилмур. Словно сбывалось ее давнее, но невысказанное желание. Изабел погладила лежащий перед ней камень. Работа спорилась, и в камне уже начал проступать тот образ, который она задумала еще в Англии.

Изабел словно чувствовала под своими пальцами лицо Аласдера: высокие скулы, волевой подбородок, царственный нос. Сколько раз она дотрагивалась до его лица в эти ночи! Но чтобы этот кусок мрамора на самом деле стал похожим на Аласдера, надо суметь передать его улыбку, его наклон головы, а глаза должны излучать свет.

Хозяин Гилмура, Макрей, капитан «Стойкого», а теперь еще и граф Шербурн. И хотя Изабел сомневалась, что он будет пользоваться этим титулом, он очень ему подходил.

«Что мне сделать, Изабел, чтобы ты перестала молчать?» Она навсегда запомнит эти слова Аласдера. Он хотел разгадать ее мысли, и она начала поверять их ему, обнаружив в своем муже друга, о котором могла только мечтать.

Мрамор лежал неподвижно, терпеливо ожидая, когда она вдохнет в него жизнь. Но хватит ли у нее на это таланта?

Молясь о том, чтобы на нее снизошло вдохновение, Изабел взяла самый большой резец и, сделав глубокий вдох, подняла деревянный молоток.

Она услышала звук распускаемых парусов и посмотрела вверх. Аласдер стоял на мачте рядом с Рори. Конечно, Изабел не могла не волноваться за своего мужа, и все же было что-то очень правильное в том, что Аласдер работает на высоте наравне со своим юнгой.

Потом она сосредоточилась на работе и забыла о времени.

Изабел оторвалась от мрамора только, когда на плечи ей легли руки Аласдера. Он наклонился, рассматривая кусок черного камня, который пока еще был больше похож на обглоданную кость, а вмятины на его поверхности на следы зубов.

– Ты уже решила, что это будет?

– Да. Только я всегда считала, что нельзя говорить о еще незаконченной вещи.

– Значит, мне придется подождать, – улыбнулся Аласдер.

– Ты уже больше не нужен там, наверху?

– Надо было немного помочь Рори. Научить его правильно стоять.

Но тебе незачем беспокоиться. Я занимаюсь этим с детства.

– Сначала я боялась за тебя. Но теперь вижу, как ловко ты все это проделываешь.

Аласдер отошел к перилам и, скрестив руки на груди, посмотрел на нее так же внимательно, как она смотрела на свою работу. От этого взгляда тепло разлилось по всему телу Изабел.

– Если бы я знал, что ты беспокоишься, я бы не полез.

Неужели он способен изменить свое поведение, только чтобы ее не волновать?

– Ты перестал бы взбираться по мачтам, если бы я тебя об этом попросила?

– Да, – ответил он, не колеблясь ни секунды. – Но только если бы я не сумел разубедить тебя, что наверху я в такой же безопасности, как на палубе.

– А ты мог бы вообще отказаться от моря? – Изабел решила проверить, насколько простирается ее власть над ним.

– Нет. Но я бы брал тебя с собой.

– На Восток?

Он кивнул, подошел к ней и провел тыльной стороной ладони по ее щекам.

– Ты вся в мраморной крошке. Может, это мне следует беспокоиться, как бы ты не поранилась каким-нибудь из своих резцов и не слишком ли глубоко вдыхаешь пыль?

– Я расскажу все, что тебе надо об этом знать, чтобы ты перестал за меня бояться, – весело сказала она.

Аласдер снова облокотился о перила.

– Так расскажи, а то я ничего не смыслю в резьбе по камню.

– А я знаю только то, что сама делаю, – призналась Изабел. – Моя техника, возможно, неправильная.

– Ты никогда этому не училась?

– Неужели ты думаешь, что мой отец оплатил бы мою учебу? Но тебе понадобится профессиональный резчик, чтобы восстановить в Гилмуре детали, требующие осторожного обращения, и тогда я смогу задать ему кое-какие вопросы.

– Какие, например? – поинтересовался Аласдер.

Изабел взяла молоток. Он был сделан из старой древесины, которую держали в смеси дегтя и масла до тех пор, пока она не почернела. Молоток был у нее уже пять лет и выглядел таким же новым, как в тот день, когда плотник тайно его ей подарил.

– Как лучше всего получить изогнутую поверхность? Есть ли более легкий способ, чем тот, которым пользуюсь я? Что делать, когда в камне появляется трещина? Можно ли как-то спасти то, что сделано, или весь труд пропал даром?

– Видимо, придется пригласить в Гилмур эксперта, который смог бы ответить на твои вопросы.

Изабел улыбнулась. Он снова проявляет уважение и интерес к ее работе.

Аласдер взял молоток из рук Изабел и положил его на стол. Потом помог ей подняться и воскликнул:

– Какая же ты красавица! Солнце освещает твои волосы, глаза блестят. Знаешь, что мне это напоминает?

Она покачала головой, а он нежно взял ее за руки.

– То мгновение, когда я впервые поцеловал тебя в саду. Ты на меня сердилась, но твои губы были так желанны.

«Я тогда отчаянно тебя хотела, но знала, что ты никогда не будешь мне принадлежать». Однако вместо того, чтобы произнести эти слова, Изабел высвободила руки и положила их на грудь Аласдеру: здесь были тепло и жизнь, которых не было в холодном камне.

– Твое усердие заслуживает поцелуя, – сказал он и тут же это осуществил.

Когда поцелуй закончился, он прошептал:

– Я хотел бы любить тебя прямо здесь. А команду мог бы предупредить, что хочу без свидетелей отчитать тебя за твои грехи.

Изабел отступила с деланным негодованием.

– Это за какие такие грехи?

– Ты слишком соблазнительна. – Аласдер провел губами по ее лицу. – Слишком привлекательна. – Он коснулся пальцами соска. – И слишком бесстыдна. – Поцелуй был таким глубоким, что у нее под опущенными веками заплясали серебристые точки.

Изабел всегда считала его обаятельным, но раньше она не знала, что в нем все еще живет озорной мальчишка.

В этом уголке их никто не мог видеть, даже с высоты мачты.

– Мне нравится тебя целовать. – Аласдер провел языком по ее губам, а затем его язык проник внутрь ее рта.

Он держал Изабел за руки, хотя она и не думала сопротивляться. Ее глаза все еще были закрыты, и она чувствовала на лице тепло солнечных лучей.

На палубе вовсю работала команда. Но Изабел уткнулась лбом Аласдеру в грудь и поняла, что ей безразлично, смотрит ли кто-либо на них.

Она раздвинула полы его куртки, чувствуя, что ей обязательно надо дотронуться до его тела. Куртка не могла скрыть его мощные плечи и сильные руки. Изабел вдруг отчаянно захотелось провести ладонями по его животу вниз и услышать, как прервется его дыхание. Но больше всего она жаждала, чтобы они слились воедино, стали одним целым.

– Люби меня, – прошептала она, но слова прозвучали так, будто они застревали у нее в горле.

– Прямо сейчас, Изабел? – Глаза Аласдера сияли. Ей хотелось бы выразить все, что она сейчас чувствовала, но у нее не было для этого слов.

– Да, – только и сказала она, откинув голову.

– Но не здесь.

Аласдер мгновенно преобразился. Улыбка его исчезла. Не говоря больше ни слова, он решительно взял Изабел за руку и повел по узкому проходу в капитанскую каюту.

Неожиданно перед ними выросла фигура Брайана.

– Сэр, могу я с вами переговорить?

Брайан занял место первого помощника на то время, пока Дэниел оставался в Лондоне. Молодой человек выглядел немного растерянным в непривычной для него роли.

– Корабль идет ко дну, Брайан? – нахмурился Аласдер.

– Нет, сэр. – Тон капитана смутил помощника.

– За нами гонятся пираты?

Брайан покачал головой и покраснел.

– Может быть, какие-нибудь морские чудовища? Или русалки? Или эта чертова кошка трется хвостом о мачту?

– Нет, сэр.

– Тогда незачем пороть горячку! – отрезал Аласдер и, втолкнув Изабел в каюту, вошел сам и захлопнул дверь.

Посмотрев на него, Изабел поняла, что ему сейчас не до проблем нового старшего помощника. Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки, как ее всю окатила горячая волна, ноги стали ватными, сердце забилось так, будто вот-вот выскочит из груди.

Она привстала на цыпочки и, обняв Аласдера за шею, наклонила к себе его голову. Сейчас поцелуй был нужен ей не меньше, чем земле нужно солнце. Стихийное, непреодолимое, старое как мир желание.

Когда его губы коснулись ее рта, Изабел вздохнула, и слезы облегчения побежали по ее щекам.

Горячая кровь захлестнула Аласдера. Стоять, держа Изабел в объятиях, было почти невозможно. Поэтому он молча опустился на одно колено и дрожащими руками начал очень медленно стягивать с Изабел чулок. Впервые в жизни он пожалел, что не обладает талантом Джеймса находить нужные слова, Тогда бы он рассказал Изабел, как ему нужны их беседы, ее улыбка. Как ему нравится ее веселый нрав и как его удивляют ее сокровенные мысли. Возможно, он даже сказал бы Изабел, что ей удалось – без всяких видимых усилий – заставить его забыть о своем прошлом опыте и почувствовать себя мальчишкой.

Поддерживая Изабел, он приподнял ее ногу и освободил от чулка и туфли.

Он уже видел ее обнаженной, занимался с ней любовью при свечах и средь бела дня. Сейчас она стояла перед ним лишь с одной голой ногой, а он чувствовал невероятный, ошеломляющий прилив желания.

Аласдер прижался лицом к ее юбке и помедлил, чтобы прийти в себя. Когда он развязал тесемки и юбка соскользнула на пол, он обхватил Изабел за талию. Она опустила голову и посмотрела на него. Ее взгляд был таким доверчивым, что он буквально задохнулся от нежности.

«Я всегда буду тебя защищать. Ты будешь в полной безопасности. Я встану между тобой и опасностью, моя Изабел», – возникло в его голове, и это было его первое приобщение к миру поэзии.

Изабел молча наблюдала за тем, как ее чулки полетели на пол. Потом Аласдер поднялся и снял с нее жакет, который тут же приземлился на крышку ее корзины. Там же оказался и ее корсет.

То, что он сделал потом, она запомнит на всю жизнь. Он провел пальцем но тонкому краю кружев, которыми была отделана ее сорочка. Его рука дрожала, и она закрыла глаза, ошеломленная его уязвимостью. В тишине этой комнаты он не был ни капитаном, ни графом. Он не был даже Макреем. Он был просто мужчиной, обычным человеком, каким чувствовала себя и она. Ее мужем, данным ей дважды, чтобы она познала, какое это чудо.

Изабел подняла руки, чтобы развязать широкий галстук. Следующей была куртка. Аласдер помог ей, потому что Изабел было трудно дотянуться до его плеч.

Сапоги и чулки он снял сам, но вместо того, чтобы спустить бриджи, он взял ее руку и положил на свою набухшую плоть.

Они обменялись понимающим взглядом. Но Изабел почему-то стало трудно дышать. Ведь всего-то и надо было расстегнуть пуговицы. Когда Аласдер освободился от сжимавшей его ткани, она взяла в руку его плоть.

Он обещал ей наслаждение и сдержал слово, давая ей уроки любви, которые ее и удивляли, и восхищали. И ей хотелось отплатить ему тем же.

Потом Изабел сняла с себя сорочку, радуясь тому, что ей больше не нужен бандаж. Синяк еще не исчез, но в слабом свете каюты он казался просто тенью.

Щеки Изабел пылали, глаза были опущены, но она не стала прикрывать свою наготу, а стояла перед ним, опустив руки. Прелестная статуэтка, думал он, но не из мрамора, а из плоти и крови.

Аласдеру безумно хотелось провести по ее телу ладонями, припасть ртом к изгибу ее локтя, нежно взять губами эти торчащие соски, погладить ее шею, колени, пятки. И все это сделать не спеша. Но разве можно удержать себя, если перед ним Изабел?

Он провел пальцем по внутренней стороне ее руки от запястья до подмышки, а потом вниз к бедру.

Если бы ему когда-либо удалось построить такой же грациозный и столь же прекрасный корабль, он был бы счастлив.

Нагнувшись, он поцеловал ее: очень медленно, вкладывая в поцелуй все невысказанные слова, сжимавшие ему сердце.

Твердые от вожделения соски требовали прикосновения пальцев, влажной ласки языка. Чувственные губы молили о поцелуях.

Боль, пронизывавшая его тело, предупреждала о приближении бунта. Тело жаждало освобождения, хотя разум предписывал сдержанность. Капитуляция была близка.

У Анасдера было такое ощущение, что если он до нее не дотронется, то просто перестанет существовать. Что он растворится в воздухе, если не зароется в ее мягкое естество, исчезнет, словно призрак, если не утолит голод именно с этой женщиной.

Изабел отошла от него к койке и, обернувшись, призывно улыбнулась.

За стенами каюты были слышны громкие голоса матросов, волны бились о борт «Стойкого», ветер с шумом надувал паруса. А здесь, в этой полутьме, тишина была наэлектризована эмоциями.

Наверняка в мире были и другие красивые мужчины, но Изабел никогда не встречала ни одного из них и никогда не будет искать, чтобы сравнить с Аласдером. Ей нужен только этот мужчина.

– Ты не представляешь себе, сколько раз я думал о тебе вот такой, – признался он, снимая бриджи. – Груди были точно такими же – готовыми к прикосновению моих губ.

Он провел пальцем сначала по одному соску, потом по другому.

Изабел слегка отстранилась и легла на койку, прижавшись к стене. Потом протянула руку Аласдеру, приглашая его лечь рядом. Они уже занимались любовью в этом тесном уголке, и с каждым разом Изабел все больше наслаждалась его объятиями.

Но как ей выразить словами то, что она чувствует? Ей хотелось ощутить его глубоко в себе, слышать его прерывистое хриплое дыхание.

Страсть была для нее таким же новым чувством, как и счастье. Она, правда, предполагала, что замужество даст ей защищенность и покой, но Аласдер дал ей гораздо больше.

В их отношениях появилось какое-то новое взаимопонимание, которого не было в первые ночи любви.

Аласдер лег на бок лицом к ней. Изабел вдруг пожалела, что в каюте не так светло, как было в утро их свадьбы. Тогда Аласдер дал ей почувствовать, что она красива, что ее тело совершенно, а если и есть недостатки, то они не имеют абсолютно никакого значения. Но гораздо важнее сейчас для нее было видеть его. Сильного, мужественного, зрелого мужчину.

Он принадлежит ей, подумала Изабел в приливе нежности. Ее охватило острое желание защищать его. Но она понимала, что он всегда будет взбираться на мачты или, стоя на носу, смотреть вдаль в предвкушении опасностей, которые ему готовит море.

Опустив голову, Аласдер взял губами ее сосок и чуть его прикусил, лаская при этом грудь. Ощущение было потрясающим, и Изабел закрыла глаза.

А он уже прокладывал поцелуями путь от ее горла к низу живота. Она вздрогнула, но он что-то пробормотал, будто успокаивая ее. Его пальцы раздвинули нежные интимные складки, а потом он припал к ним губами.

– Аласдер, – выдохнула она, сама не зная, был ли то протест или мольба.

Медленные, плавные движения его языка заставили ее замолчать.

Ноги Изабел инстинктивно раздвинулись, а бедра выгнулись ему навстречу. Аласдер понял это молчаливое требование, и его язык проник в глубину ее плоти.

Она то хотела, чтобы это невероятное ощущение длилось, то молила, чтобы оно прекратилось. Ее словно покалывали крошечные стрелы, которые то успокаивали, то возбуждали.

Аласдер немного отодвинулся и приподнялся над ней, но только для того, чтобы сразу же войти в нее. Изабел снова выгнула спину и подчинилась заданному им ритму.

Потом обвила его ногами и держала так, словно он был и захватчиком, и спасителем одновременно.

Аласдер навис над ней, опершись на локти, и наблюдал, как она медленно открывает глаза. Интересно, подумал он, у него такой же затуманенный взгляд?

Изабел раздвинула ноги и, немного приподняв колени, начала слегка раскачиваться. Он почувствовал, как ее внутренние мышцы обхватили его плоть.

– Не делай этого, – прохрипел он.

– Ты это почувствовал? – спросила она, закрыв глаза, и на ее губах появилась еле заметная торжествующая улыбка.

– Да. Ради Бога, Изабел, – простонал он.

– Я не знала, что могу это делать, – удивленно призналась она, и опять, словно горячим кулаком, сжала его плоть.

Из его груди вырвалось проклятие, вопль, стон. Ему казалось, что его разрывают пополам и через мгновение ему придется собирать себя по частям дрожащими пальцами.

Собравшись с духом, Аласдер снова глубоко вошел в нее, а Изабел повторила свое движение, и он уже не понимал, кто кого совращает. Он намеревался даровать ей моменты совершенства, а вместо этого она повергла его в бездну наслаждения.

«Пожалуйста, – требовало его тело. – Сейчас». Подчиняясь диктату плоти, Аласдер повторял свои движения снова и снова. Он перестал быть мыслящим существом. В подсознании было одно слово: «сейчас», «сейчас». Он вцепился Изабел в плечи, все ускоряя ритм и проникая в нее все глубже.

Он закрыл глаза и просто наслаждался бесконечным ощущением, пронизывавшим его, словно жаркий тропический шторм.

Аласдера захватил ритм движения, такой же древний, как волны океана. Его плоть была болезненно напряжена, но это ощущение доставляло ему невероятное удовольствие. Это было как идти на всех парусах против ветра. Опасно и непредсказуемо.

Течение под корпусом корабля, ровное и неумолимое, повторяло его движения. Это был прилив и отлив эмоций, а Изабел была его заветным берегом, спасительной гаванью, местом отдыха для моряка.

Морская богиня раскачивала их, и Аласдеру хотелось, чтобы это волшебство длилось бесконечно, но Изабел неожиданно вцепилась ногтями ему в спину. Она широко открыла глаза, а он увидел в них удивление и почувствовал, что они стали единым целым. Вот он – момент наивысшего блаженства!

 

Глава 23

Изабел казалось, что дорога до Гилмура заняла совсем немного времени. Дело втом, что когда они направлялись в Лондон, она была страшно обеспокоена своим более чем неопределенным будущим, теперь же Изабел едва замечала, как проходят дни.

Аласдер стоял рядом, но ей не надо было поворачиваться, чтобы посмотреть на него. Его образ навечно отпечатался в ее голове, так же как ее тело навсегда запомнило его прикосновения. Он протянул руку, и пальцы Изабел инстинктивно встретились с его пальцами.

Все эти дни «Стойкий» шел не под всеми парусами, намеренно снижая скорость, чтобы «Молли Браун» не слишком отставала. Сейчас оба судна шли по проливу Кониг-Финт. Ветер весело надувал паруса, трепал юбку Изабел и ее волосы.

Они стояли молча, рука в руке, наблюдая за тем, как корабли приближаются к Гилмуру.

Время от времени они проплывали мимо маленьких деревушек, примостившихся почти у самого берега, словно животные, пришедшие на водопой.

Вдруг Аласдер сжал ее руку, и Изабел поняла, что он увидел замок. Освещенный мягкими лучами утреннего солнца, замок напоминал величественную христианскую икону.

– Похоже, что Гилмур нас приветствует, – сказал он, улыбнувшись.

Изабел кивнула, но ее внимание занимал не замок, а Аласдер. В последнее время он казался ей еще более красивым, чем в день их первой встречи.

Интересно, подумала она, унаследуют ли их дети глаза Макрея? Аласдер, словно прочитав ее мысли, поднес ее руку к губам и поцеловал.

– «Молли Браун» пришвартуется здесь, – указал он на место, где холм полого спускался к воде. – Здесь будет удобно вывести на берег лошадей и разгрузить большую часть запасов, – пояснил он.

Изабел сразу его поняла.

– Да, лошадям было бы трудно подниматься по лестнице, – сказала она и улыбнулась, представив себе эту картину.

Он оценил ее юмор и, наклонившись, поцеловал на виду у всей команды. Кое-кто из матросов ухмыльнулся, но тут же тактично отвернулся. Никто из них не выразил протеста по поводу пребывания Изабел на корабле. По крайней мере в ее присутствии. Может быть, в этом была заслуга полюбившей ее Генриетты, подумала Изабел, взяв кошку на руки.

Капитан «Молли Браун» стоял на носу, ожидая сигнала со «Стойкого». Сигнал был дан, и Изабел увидела, что матросы торгового судна стали внимательно смотреть за борт.

– Что они там высматривают? – спросила Изабел.

Аласдер почесал Генриетту за ухом. Кошка замурлыкала громче и стала еще тяжелее, будто полностью расслабилась от удовольствия.

– Видишь разницу в цвете воды? – спросил Аласдер, кивнув в сторону берега. Спустив Генриетту на палубу, Изабел посмотрела в указанном им направлении и действительно заметила, что цвет воды у берега был местами светло-зеленым, а местами – изумрудным.

– Чем гуще цвет, тем больше глубина. «Молли Браун» идет с большим грузом, и есть опасность, что она может сесть на мель.

Место, где капитан решил пришвартовать судно, было выбрано удачно, но сделать это было не так-то легко. Только через час тяжелое грузовое судно бросило якорь в десяти футах от берега.

Как только спустили трап, один из матросов быстро сбежал на берег.

– А что происходит сейчас?– поинтересовалась Изабел, заметив, что матрос как будто роет яму.

– Необходимо закрепить трап, – пояснил Аласдер, чтобы он не шатался.

Когда началась разгрузка, «Стойкий» осторожно обогнул острые скалы. В утреннем солнце бухточка выглядела особенно привлекательно: уходящие ввысь величественные скалы отражались в сине-зеленой воде.

– Спустите лодку, – приказал Аласдер Брайану, и попросите людей, возвращающихся в Новую Шотландию, собрать свои вещи.

– А как же Дэниел? – спросила Изабел.

– Он вернется в Новую Шотландию на «Стойком». Я поручил ему сообщить о моем решении моей семье и собрать то, что может мне здесь пригодиться.

– Ты отдашь ему свой корабль? – удивилась она.

– Я построю новые. – Он взял ее за руку и повел к веревочному трапу.

Спускаясь вслед за Аласдером в лодку, Изабел подумала, что, если попрактиковаться, она сможет это делать, не хуже него, и все же была рада, когда ее ноги коснулись дна лодки.

Сидя в лодке, Изабел наблюдала за тем, как ловко Аласдер управляется с веслами. Она вдруг подумала о том, что ее сердце стало таким большим, что может вместить не только Аласдера, но и весь Гилмур.

Если бы Изабел была суеверной женщиной, она поверила бы в то, что старая крепость вздохнула с облегчением в тот момент, когда они сошли на этот берег.

Войдя в пещеру, Изабел остановилась в изумлении. В тот раз, когда она впервые была здесь, все было в тумане из-за шторма. Но сейчас украшавшие потолок и стены портреты женщины были хорошо видны.

– Это возлюбленная Иониса, – произнес Аласдер над ее ухом. В этом тихом и затененном месте его голос звучал еще более интимно. – Тебе известна эта легенда?

Изабел отрицательно покачала головой.

– Святой Ионис был сослан сюда сотни лет назад, после того как Бог наложил на него епитимью за то, что он нарушил клятву и полюбил черноволосую зеленоглазую девушку. Судя по портретам, она преследовала Иониса в мечтах до конца его жизни.

Изабел смотрела на портреты и поражалась тому, как печальны были глаза девушки. Действительно ли она была такой грустной или Ионис отобразил в картинах собственную печаль?

– А Бог его все же простил?

– Не знаю. Возможно. И хотя святого уже нет, его возлюбленная осталась.

Постояв несколько минут молча, они начали подниматься вверх по ступеням.

При входе в домовую церковь Аласдер поднял Изабел на руки, почти так же, как в тот день, когда он вытащил ее из ямы. Только на этот раз он обнял ее и прижал к себе.

И в тишине этого разрушенного храма Изабел вдруг поняла, что ей повезло гораздо больше, чем той, кого любил святой.

Аласдер зарылся лицом в ее темные волосы, а Изабел обняла его за шею. Так они стояли несколько мгновений, обвеваемые теплым ветерком, будто старая церковь приветствовала их возвращение в Гилмур.

– Ты счастлива, Изабел? – Никогда раньше Аласдеру не приходилось никому задавать такой вопрос.

– Да, – тихо ответила она, теснее прижавшись к нему.

Его молодая жена, когда-то очень наивная, а потом оказавшаяся способной ученицей, подставила ему губы для поцелуя, явно одобряя его неожиданный вопрос.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, Изабел, – предупредил он шепотом, – я займусь с тобой любовью прямо здесь, на полу церкви.

– Только не здесь, – сказала она, повторив его слова, сказанные всего несколько дней тому назад. Она поцеловала рубашку Аласдера, и то был невинный жест по сравнению с тем, что делали ее руки, действовавшие гораздо смелее: они гладили его по животу, потом вверх-вниз по бедру, буквально сводя с ума.

Когда это он перестал контролировать свои чувства? Когда перестал быть разумным существом и стал рабом сладострастия? Слушая Изабел, он молчал. Когда она к нему прижималась, его возбуждал один ее запах. Он даже не мог просто ее обнять, чтобы не ощутить желания.

– Изабел, – предостерег он ее.

– Не здесь, – повторила она, а потом вдруг освободилась из его объятий и протянула ему руку. При этом на губах ее появилась улыбка, а зеленые глаза лукаво сверкнули.

И когда это она успела стать ведьмой?

Аласдер позволил ей повести себя через развалины. Она шла, уверенно обходя груды кирпича и глубокие дыры в полу, и Аласдер понял, что Изабел знает Гилмур лучше, чем он. Он был вдохновителем Гилмура, а она, женщина неземной красоты, – воплощением его мечты.

В это мгновение в голове Аласдера возникло изображение носового украшения первого корабля Макреев, который будет построен в Гилмуре. Это будет голова Изабел с развевающимися на ветру волосами. Только он не позволит, чтобы эта фигура была с обнаженной грудью. Она будет облачена в зеленый, под цвет ее глаз, шелк. Одежда должна быть в китайском стиле – с высоким воротником и пуговицами до самых щиколоток, чтобы никто, кроме него, не знал, что кроется под этим одеянием.

Когда они пришли в самый разрушенный коридор, Изабел прошептала:

– Здесь. Когда-то мне казалось, что я слышу здесь шепот влюбленных, но теперь я думаю, что это было предсказанием того, что должно произойти. – Она смотрела на него очень серьезно. – Это место предназначено для любовников, Аласдер. Для тайных свиданий.

– Я не хочу, чтобы нас кто-нибудь застал, Изабел, – мягко возразил он. – Любой член команды может прийти сюда и увидеть нас. У меня на примете другое место, – добавил он.

Взяв Изабел за руку, Аласдер повел ее прочь от Гилмура через перешеек к тому месту, о котором ему когда-то рассказывали.

Аласдер не удивился, когда в долине он увидел признаки того, что здесь совсем недавно паслись овцы. Изабел предупреждала его, что Драммонд не был человеком слова.

– Интересно, что скажет папаша Драммонд, когда узнает, что мы вернулись?

– Он подаст на тебя в суд, – не задумываясь ответила Изабел.

Аласдер взглянул на нее. Странно, но он не замечал в Изабел абсолютно никаких черт Драммонда. В ее характере не было ни хитрости, ни презрения к другим людям. Наоборот, в ней была мягкость, словно она хорошо усвоила уроки любви. Унаследовала от матери? Или научилась у того, кого она, возможно, любила до того, как вышла замуж за него?

Аласдер остановился, словно пораженный громом.

– У тебя был кто-нибудь до нашей свадьбы? Какой нибудь возлюбленный?

– При таком отце, который стоял на страже моего целомудрия, словно цепной пес? – Его вопрос явно ее развеселил.

Но он имел в виду не ее тело, а ее сердце.

Аласдер молча вел ее в сторону высоких деревьев. У него не было никакой карты. Его вела только память. Брат его деда, Хэмиш, однажды рассказал ему про это место. Он хвастался тем, что стоял на вершине холма и раздражал англичан игрой на волынке.

– Куда мы идем, Аласдер?

– На самое высокое место земли Макреев, откуда увидим весь Гилмур и наш новый дом.

Там он положит ее на землю и покажет ей, что он чувствует. Он не мог выразить этого словами, но его действия будут говорить сами за себя.

Они вошли в густой лес, где их сразу одурманил сильный запах хвои. Земля под соснами была устлана слоем сухих сучьев и перепревшей хвои.

Вообще говоря, при всех его фантазиях, связанных с Гилмуром, Аласдер не был склонен к причудам. Но сейчас ему казалось правильным, что он поднимается на этот холм вместе с Изабел. Словно этот момент был предначертан им обоим судьбой уже при рождении.

Он снова подивился красоте Изабел. От нее исходил какой-то свет, словно она была мифическим существом, феей леса.

И если она была королевой этого места, то он был ее преданным шутом.

 

Глава 24

На вершине холма он остановился, и у него захватило дух от открывшегося перед ним вида. Даже великолепный и величественный Брэндидж-Холл с его садами и полями не мог сравниться с представшей глазам Аласдера картиной.

Впереди блестело на солнце озеро Лох-Улисс, а за ним был Гилмур. Слева от него простиралась земля Макреев. Слава Богу, урон, нанесенный зеленым долинам пасшимися здесь овцами, был отсюда не так заметен. Справа был ряд высоких деревьев с густой листвой, а за ним – цепь гор, похожих на острые гребни на спине дракона.

– Аласдер.

Аласдер оглянулся. В том, как Изабел произнесла его имя, было столько нежности и страсти, что у него перехватило дыхание. Он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал.

– Я хочу заняться с тобой любовью здесь, Изабел. Именно здесь, – подчеркнул он.

Ветер будет ласкать их тела, птицы будут радостно щебетать над их головами. Казалось, даже яркое солнце одобряет его план.

Он провел пальцем по ее губам. Когда она успела так заворожить его линией своего подбородка? Изгибом своей шеи? Он прикоснулся губами к горлу Изабел и был вознагражден ее тихим вздохом.

Аласдер медленно расстегнул пуговицы ее жакета. Она не пошевелилась, лишь смотрела на него своими зелеными глазами.

– Ты разрешишь мне заниматься с тобой любовью сдесь, Изабел?

Она кивнула, быстрым движением развязала юбку и перешагнула через нее. Сорочка тоже упала на землю, и она осталась только в чулках и подвязках. Потом сбросила туфли и чисто женскими движениями стала скатывать вниз чулки.

Аласдер проделал то же самое со своей одеждой. Его куртка последовала за ее юбкой, рубашка – за ее туфлями, а бриджи – за чулками. Поторопись, подсказывал ему внутренний голос, а под отдаленный звон колоколов он вспомнил, что еще никогда не чувствовал ничего подобного ни к одной женщине. Только к Изабел.

Приподнявшись на цыпочки, она обвилась вокруг него, как сирена из легенды. Ожившая наяда или русалка, наделенная умением говорить. Ее руки гладили его живот, волосы щекотали кожу.

Вытянув руки вдоль тела, Аласдер замер в позе просителя. А может быть, жертвы, вдруг подумал он. Изабел прижалась к нему грудью и, закрыв глаза, замерла с удивительным выражением на лице.

– Поцелуй меня, Изабел, – пробормотал он.

Она открыла глаза, и Аласдер почувствовал, что не может оторваться от ее взгляда. В его голове проносились сотни обрывочных мыслей.

Он хотел вознаградить Изабел за уступчивость, как-то похвалить ее, но вместо этого страстно поцеловал ее в ложбинку между грудями.

Лучи солнца отражались в синеве озера, окрашивали верхушки деревьев. Эта земля была словно заколдованной.

Изабел медленно опустилась перед ним на колени и провела ладонями сначала по его бедрам, а потом легонько коснулась твердой плоти.

Аласдер подался вперед и сжал кулаки.

– Изабел, – предостерег он.

– Я делаю тебе больно?

Он покачал головой и словно когтями схватил ее за плечи.

– Я слишком близок к... – шепотом произнес он и нежно отвел ее руки, прежде чем тоже опуститься на колени.

– Как ты хочешь, Изабел? Хочешь, чтобы твои прикосновения принесли мне избавление или чтобы я доставил тебе наслаждение?

– Наслаждение... пожалуйста.

Ладонями она толкнула его на землю, оказавшись сверху. Кто она – шлюха или жена, соблазнительница или застенчивая девушка – сейчас не имело значения. Он был Аласдером, а она – Изабел. Мужчина и женщина.

Он так быстро и так глубоко вошел в нее, что она вскрикнула.

Билось ли все еще ее сердце или нет, это было сейчас второстепенным. Если бы ее кровь перестала течь по жилам, она бы этого даже не заметила, потому что все ее чувства были сосредоточены на нем и на том, как божественно быстро он ею овладел.

Аласдер обнял ее за талию, и его бедра выгнулись под нею, но она отказывалась торопиться, охваченная ощущениями, такими прозрачными и совершенными, словно капли дождя, и такими яркими, как радуга.

Он замер под нею, и только его хриплое дыхание говорило о том, что он так же возбужден, как она. Они не произнесли ни слова. И главное место их соприкосновения было глубоко в ней.

Привстав на колени, Изабел начала раскачиваться. Потом схватила руки Аласдера и положила их себе на грудь. Его пальцы были холодными, и движение его ладоней по соскам принесло ей желанное облегчение.

Неожиданно он перевернул ее под себя, да так ловко, что Изабел подумала, что у него, наверное, была в этом деле неплохая практика. Он подложил одну руку ей под голову, а другую – под плечо, защитив таким образом от соприкосновения с землей.

Изабел впилась ногтями в его плечи и вдруг почувствовала, что она уже не обычная женщина, а какое-то другое существо – просто некая женская особь.

Ее бедра выгнулись ему навстречу, мышцы внутри ее естества крепко сомкнулись вокруг его плоти. Она поставила на нем свою метку, и теперь ей надо было получить от него все. Все, что он дал ей раньше, и еще гораздо больше.

Уже не было ни искр под веками, ни радуги на потолке пещеры. На какое-то мгновение не было вообще ничего, словно мир вокруг нее рухнул. Изабел ощущала лишь накатывавшие на нее волны наслаждения такой силы, что ей казалось, будто она движется вместе с ними.

Ее тело словно уже не принадлежало ей. Она выгнула бедра и откинула назад плечи. Она хотела закричать от восторга и удовлетворения, но голос ее не слушался.

Он лежал молча, потрясенный тем, что только что произошло. Любить Изабел значило не просто соблазнить ее или удовлетворить свою похоть. Это была такой силы страсть, что Аласдеру показалось, что его вывернули наизнанку.

Голова Изабел лежала на его плече, рука – на груди под рубашкой. А он, закрыв глаза, прижимал ее к себе в неожиданном приливе нежности. Если она захочет пошевелиться, это произойдет только с его разрешения, а если он захочет встать, это она должна будет ему это позволить.

Обладание.

Вот что означала их любовь, понял он. Каждый заявлял свои права на другого. И не мягко и нежно, а с лихорадочной страстью, заставившей его тело содрогаться.

Изабел пошевелила пальцами, и ему вдруг захотелось, чтобы у него было по крайней мере полдюжины рук. Одной – он направил бы ее пальцы к своей плоти, другой – держал бы ее крепко, чтобы целовать. Еще одной рукой он ласкал бы ее тело. А для того чтобы исследовать ее потаенные места, ему потребовалось бы еще не менее двух рук.

Однако его ждали люди и впереди было много дел, от которых он бы с радостью отказался.

Он помог Изабел одеться, сопроводив каждый предмет одежды поцелуем. К тому моменту, когда юбка была завязана на талии, а жакет застегнут, Изабел уже тяжело дышала, чувствуя, как снова начала бурлить кровь.

Аласдер оделся быстрее, чем она, но ему не понадобилась помощь.

– Ты так быстро оделся, – разочарованно сказала Изабел, поглаживая его куртку. Как это странно, подумала она, что ей все время хочется к нему прикасаться.

Прядь волос упала Аласдеру на лоб, и она отвела ее, отметив про себя, что сейчас он выглядел особенно красивым и молодым.

– Нам обязательно уходить?

– Может, стоит построить на этом холме маленький домик и жить здесь, Изабел?

– Да, пожалуй, – улыбнулась она. – Ты будешь охотиться, а я готовить пищу.

В ответ он тоже улыбнулся.

Часть ее существа, все эти годы защищенная необходимостью быть осторожной, относилась с подозрением к новому чувству. Но неискушенная, импульсивная и отчаянная Изабел упивалась своей любовью к Аласдеру.

Любовь расслабляла, обессиливала. Изабел чувствовала себя, как облако, легкое и воздушное, в котором не было места отчаянию и беспокойству, а был лишь один восторг.

Прижавшись щекой к груди Аласдера, Изабел думала о том, что даже если она по какой-то причине вдруг лишится памяти, она все равно будет помнить этот день, и особенно тот момент, когда они с Аласдером стояли на освещенной солнцем вершине холма.

Аласдер обнял ее за плечи, и оба они долго смотрели на расстилавшийся внизу вид. Впереди был Гилмур, а за ним – сверкающая гладь озера Лох-Улисс.

Неожиданно Аласдер нахмурился.

– В чем дело, Аласдер?

Он смотрел вдаль, на цепь гор.

– Там пожар. Что-то горит.

Небо над ними начало темнеть, а в воздух поднялся огромный столб черного дыма.

– Пожары часто бывают от молний, – сказала Изабел, но ее почему-то охватил ужас.

– Нет никаких признаков того, что недавно прошла гроза, – возразил Аласдер.

– Может быть, что-то подгорело у нерадивой хозяйки. Аласдер сжал руку Изабел, оценив ее попытку пошутить. Повернувшись к ней, он поцеловал ее и спросил:

– Ты подождешь меня здесь?

– Что ты собираешься делать, Аласдер? – Изабел старалась не выдать своей тревоги.

Мужья не любят, когда жены жалуются. Этот урок она хорошо усвоила еще в детстве. Мужчины покидали дом, чтобы защитить свою землю, или чтобы поехать в Инвернесс или Эдинбург, или – как это было еще до ее рождения – отправиться на войну. В таких случаях, как сейчас, жена прекрасно знала, что нельзя приставать или упрашивать, нельзя пытаться убедить мужчину не выполнять своего долга. Ей положено ждать – именно об этом и попросил ее Аласдер.

– Ты обязательно должен идти? – Она все же не смогла удержаться от вопроса.

– Эта земля принадлежит Макреям. Ты подождешь меня здесь? – снова спросил он, и Изабел неохотно кивнула, стараясь скрыть свой страх.

Дэниел был поглощен чтением бортового журнала, когда почувствовал, что кто-то подошел сзади и рывком поднял его на ноги. От неожиданности он не сразу сообразил, в чем дело. Были ли это воры или, может быть, матросы, насильно вербовавшие шотландцев в английский флот. Он начал сопротивляться, дрыгая ногами, но услышал чей-то смех.

– Если ты Макрей, – раздраженно сказал Дэниел, – то лучше опусти меня.

– Когда ты занят своими бумагами, Дэниел, над тобой легко подшутить, – сказал Хэмиш, отпуская его.

Дэниел обернулся. Перед ним, улыбаясь, стояли четверо братьев Макреев. Он и раньше бывал жертвой их шуток, но никогда прежде не был так зол, как сейчас. Теперь ему придется снова пересчитывать эти чертовы бочки с рисовой мукой.

– Где Аласдер? – спросил Хэмиш.

– Где «Стойкий»?

– Что ты делаешь на этой посудине?

Братья забросали его вопросами, но Дэниел только хмуро на них смотрел и молчал. Наконец они заметили его недовольство и замолчали.

Вместо ответа на их вопросы он задал свой:

– Как вы меня нашли? – В лондонском порту это торговое судно было одним из сотен.

– Мы поспрашивали у начальства, – ответил Джеймс. – Странным образом никто из них не знал, когда «Стойкий» отплыл в Новую Шотландию, однако упоминание имени Макрей вызвало у них непонятную реакцию.

– Они буквально плевались, когда говорили о тебе, Дэниел, – вмешался Дуглас, вызвав досаду у старших братьев. – Чем ты заслужил у них такую репутацию?

– Отказатся платить цену, которую запросили эти жулики.

Все четверо братьев улыбнулись.

– Я не скряга, однако знаю, как надо тратить деньги.

– Ты бережливый, – успокоил его Джеймс, всегда всех примирявший.

– А я думаю, что ты свел их с ума своими суевериями, – предположил Дуглас. – Наверное, сказал, чт залив расположен в неправильном направлении.

– И что у них недостаточно кошек, – сказал Хэмиш, скрывая улыбку.

– Или что их слишком много, – подал голос Брендан.

Дэниел прищурился.

– Попридержите свои комментарии при себе, если хотите, чтобы я ответил на ваши вопросы.

Братья замолчали, но ненадолго.

– Зачем ты закупил так много этой дряни? – спросил Хэшиш, пнув сапогом одну бочку. Дэниел мысленно поклялся себе, что если этот идиот ее перевернет, то он заставит его соскрести с палубы всю муку до последней крошки. Языком.

– И где же все-таки Аласдер? – хором спросили братья.

– Вы имеете в виду графа Шербурна? – язвительно произнес Дэниел. С минуту он наслаждался произведенным эффектом, а потом добавил: – Он, знаете ли, женился.

Сегодня редкий день, торжествовал Дэниел. Он сумел взять верх над братьями Макреями.

Аласдеру понадобилось не менее часа, чтобы дойти до того места, откуда в небо все еще поднимался столб дыма.

Возможно, Изабел права. Пожар мог начаться и от удара молнии, и в результате какого-нибудь несчастного случая, по неосторожности, да и по многим другим причинам. Но то, что он увидел, потрясло его.

На противоположной от Гилмура стороне холма, в скалах, на берегу небольшого залива озера Лох-Улисс притулилась крохотная деревушка. Расположенные за ней поля когда-то давали хороший урожай зерна. Вдоль берега было привязано множество лодок, а во дворах приземистых каменных домов обычно были развешаны для просушки рыболовные сети.

Но теперь эти дома были объяты пламенем.

В воздухе стоял запах горящей соломы и обуглившегося кирпича. Толпа крестьян молча взирала на пожар, но никто его не тушил.

Дети стояли возле матерей, ухватившись за их юбки. Пожилые люди с ненавистью наблюдали за пятеркой всадников, поджигавших их дома. Способные дать отпор здоровые мужчины были окружены, и их держали под прицелом ружей, чтобы они не бросились спасать свои дома или успокаивать жен и детей.

Два человека выносили из домов, еще не преданных огню, то, что они считали стоящим, и либо клали это себе в карманы, либо перебрасывали через плечо. Потом поджигали и этот дом.

Аласдер был потрясен тем, что шотландец мог сделать такое со своими соотечественниками. Установить личности грабителей было нетрудно – все они были одеты в форму, которую Аласдер видел в Фернли. Это были люди Драммонда.

Неожиданно один из всадников ударил какого-то старика хлыстом и толкнул его к огню. Старик рухнул на колени прямо в грязь, умоляя пощадить его. Но его мучитель продолжал хлестать беднягу.

Аласдер подбежал к ним и, выхватив у всадника хлыст, швырнул его на землю. Другой рукой он зацепил грабителя за пояс и стащил с лошади. Наемник Драммонда упал, но тут же поднялся на колени. Аласдер не стал дожидаться, пока он встанет, и ударил его сапогом, угодив в подбородок.

– Попробуй ударить мужчину, который способен дать тебе отпор, а не человека вдвое старше тебя.

В это время из одного из домов выбежала женщина, на которой горел фартук. Аласдер бросился к ней и с помощью других людей повалил ее и стал катать по земле, пока огонь не потух.

– Какой добрый самаритянин, – услышал он за спиной издевательский голос. Еще один из приспешников Драммонда одной рукой держал поводья лошади, а другой – пистолет, которым он целился в Аласдера.

Аласдер уже видел этого человека во время своего визита в Фернли. Худое, изможденное лицо, прищуренные глаза, наглая ухмылка.

Прошло мгновение, но казалось, что пролетела вся жизнь. Они молча смотрели друг на друга – убийца и жертва.

Аласдер услышал приглушенный звук, потом увидел искры и белое облачко над дулом. Он стал свидетелем собственной смерти, почувствовав тот миг, когда пуля попала ему в голову.

 

Глава 25

Изабел сидела на вершине холма, обхватив руками колени. Время от времени она вставала и смотрела туда, где к небу поднимался дым. Чувство тревоги росло с каждым часом. Она пыталась убедить себя, что Аласдер Макрей не тот человек, над которым легко взять верх, но это ее не успокаивало.

Солнце уже начинало свой путь к закату, а Аласдер все не возвращался. У горизонта в небо все еще поднимались тонкие струйки дыма.

Возможно, место пожара оказалось дальше, чем они думали. Или Аласдер помогает его тушить. Нет никакой причины волноваться, уговаривала себя Изабел. Она так долго жила в постоянной тревоге, что это, видимо, вошло у нее в привычку.

Изабел встала и начала прохаживаться по тропинке. Небо все больше темнело, но не от дыма, а от того, что наступал вечер.

Даже тишина вокруг казалась ей теперь зловещей. Птицы умолкли, и в кустах не было слышно ни звука, словно сама природа замерла в ожидании.

Только в Гилмуре было видно какое-то движение – лошадей выводили с «Молли Браун» и вели через перешеек во двор.

Может быть, и Аласдер там? Возможно, он подумал, что и она решила вернуться в Гилмур из-за позднего часа? Или он послал кого-то за ней, и этот человек ждет ее внизу.

Поколебавшись, Изабел все же начала спускаться с холма.

Тонкие лучи заходящего солнца пробивались сквозь ветви деревьев, освещая ей дорогу. Но очень скоро в лесу стало темно. Молодые ветки уже не казались признаками новой жизни, а были пальцами с когтями, цеплявшимися за ее юбку. Сучки с треском ломались под ее ногами, запах прелых листьев был резким и назойливым.

Наконец лес кончился, и Изабел вышла на открытое пространство. Она пошла по заросшей сорняками тропе, решив, что та приведет ее к перешейку.

Однако вместо этого она оказалась в давно заброшенной деревне. Сохранилось всего около десятка домов, соломенные крыши которых почти сгнили, хотя каменные стены все еще были крепкими. Когда Изабел была ребенком, она часто сюда приходила и удивлялась: что же случилось с Макреями, куда они все подевались. Теперь ей это стало известно, и она знала, что деревня в долине была свидетельством мужества и стойкости живших здесь людей.

Здесь, как и в крепости, в воздухе витали голоса людей. Изабел даже показалось, что в легком бризе слышен мелодичный смех. Если здесь и жили призраки, они были счастливы.

Аласдер.

Она почти чувствовала, что он стоит рядом и улыбается. Он протянул ей руку, и она хотела взять ее, чтобы превратить его из призрака в живое существо.

Неужели с ним что-то случилось? Вдруг это его душа с ней попрощалась? Мягко и нежно, с улыбкой, которая шла из самого сердца. Что за чушь, оборвала себя Изабел и быстрыми шагами покинула деревню.

Перешеек освещался с обеих сторон пылающими факелами. Во дворе на нескольких шестах были развешаны фонари. Оглядев двор, Изабел заметила, что повар уже занялся приготовлением ужина. Команда «Стойкого» ставила палатки, а матросы с «Молли Браун» складывали ящики. Немного в стороне был устроен огражденный веревками загон для лошадей.

Но Аласдера нигде не было.

Изабел не сразу обратила внимание на то, что стало вдруг очень тихо и все повернулись к ней.

– Вы не видели Аласдера? – спросила она Брайана, не скрывая своего беспокойства. – Он здесь? – Она прижала руки к груди, чтобы унять дрожь.

– Я не видел капитана, хозяйка, с того самого момента, когда вы с ним сошли со «Стойкого». Что-нибудь случилось?

Стараясь говорить спокойно, она рассказана, что произошло. Брайан молча ее выслушал и внимательно оглядел горизонт. Но если дым пожара все еще и поднимался, то на темном фоне неба его не было видно.

– Мы найдем его, хозяйка, – сказал Брайан и подал знак одному из матросов.

Неужели он думает, что она останется здесь и будет ждать? Изабел направилась к загону.

– Позвольте нам ехать на поиски, хозяйка, – сказал Брайан, последовав за ней.

Изабел не стала ни спорить, ни пытаться что-то объяснить. Она просто нырнула под веревку ограждения и взяла за поводья ближайшую к ней лошадь.

Изабел знала, что ночью долина может быть опасной. Но она думала только о том, что ей надо найти Аласдера. Она вывела лошадь из загона. Потом, пользуясь кирпичной кладкой как подножкой, села на лошадь и сняла с шеста фонарь.

– Следуйте за мной, – приказала она Брайану и двум матросам. Больше она ничего не сказала. Ее внимание было сосредоточено на дороге и на том месте, где она днем видела дым.

Сначала они ехали по опушке леса, затем свернули на юг, а потом снова на запад. Аласдер, видимо, выбрал более короткий путь, но, не зная местности, они не могли ехать через лес. Дорога постепенно поднималась вверх.

В какой-то момент Изабел почувствовала в воздухе запах гари и поняла, что пожарище уже близко.

Ее сердце сжалось, одна рука крепче ухватилась за поводья, а другая – за фонарь. Чувство страха было леденящим.

Она никогда не ездила так далеко. Ее тайные вылазки ограничивались Гилмуром. Сейчас она сидела верхом, юбка сбилась у нее на коленях, щиколотки были обнажены, а волосы распущены, будто она была девушкой, а не скромной замужней женщиной. Но о скромности Изабел сейчас не думала. Ее единственной мыслью было найти Аласдера.

Копыта будто выбивали на каменистой тропе его имя. Аласдер. Аласдер. Аласдер.

На склоне холма она увидела небольшую деревушку. Дома, словно раскаленные угли, светились изнутри. Их стены были покрыты копотью. В центре деревни стояла толпа людей, которую можно было принять за призрак, если бы не доносившиеся время от времени слабые стоны.

Изабел повесила фонарь на ветку дерева и спешилась. Ноги были ватными, но она заставила себя снова взять фонарь и подойти к сгоревшим домам.

Трое сопровождавших ее мужчин тоже спешились и молча последовали за ней.

– Я разыскиваю Аласдера Макрея, – сказала Изабел, обращаясь к толпе, и подняла фонарь, чтобы люди могли се видеть, а она – лучше их рассмотреть.

Их лица, руки и одежда были в саже. Все это были старики и старухи. О них следовало бы заботиться, уважая их возраст, благоговеть перед их мудростью, а не оставлять бездомными.

– Вы его видели?

Какая-то старуха внимательно на нее посмотрела и сказала слабым голосом:

– Здесь был какой-то мужчина. Незнакомец пришел нам на помощь и поплатился за это.

– Что с ним стало?

– Я не знаю, – неуверенно ответила старуха. – Вокруг было так много народу. Я не знаю, что с ним случилось.

Взгляд Изабел упал на один из домов. От него отделилась охваченная огнем фигура.

С бьющимся сердцем она подошла к дому и высоко подняла фонарь.

Ее трясло так, что фонарь ходуном ходил у нее в руке, но она заставила себя взглянуть на этого человека. У него были длинные ноги, но обут он был не в сапоги, а в рваные башмаки. Изабел едва не потеряла сознания, поняв, что это не Аласдер.

Обернувшись к толпе, она крикнула:

– Кто-нибудь знает, что случилось с незнакомцем?

– Они его застрелили, – послышался дрожащий голос.

– Они его забрали. – Из толпы вышел старик. – Забрали вместе с остальными – здоровыми мужчинами, женщинами и детьми. Они не стали бы с ним возиться, если бы он был мертв. На мертвых рабах много не заработаешь.

– На рабах? – Изабел продолжало трясти, будто ветер вдруг стал ледяным.

– Уже несколько месяцев долины опустошают, а народ Шотландии истребляют. Люди исчезают целыми деревнями, а их место занимают овцы.

– Мы должны быть благодарны за то, что мы старики. Нас оставили здесь умирать своей смертью.

– Вы говорите, что они его забрали. А куда?

– Мы не знаем. Не осталось никого, кто бы мог рассказать, – сказал старик. – Разве что старики, но они так испуганы, что вряд ли что-то помнят. В него стреляли, это я точно знаю.

– Надо возвращаться в Гилмур, хозяйка, – сказал Брайан. – Мы разошлем людей, чтобы они разузнали, куда увезли капитана.

Изабел молча села на лошадь, оставив фонарь, словно почувствовала, что стала частью окружавшей ее темноты, тенью, подобной той, что в этот момент закрыла луну.

– Куда вы, хозяйка? – удивился Брайан.

– На поиски своего мужа, – с трудом проговорила Изабел.

– Мы поедем с вами.

– Возвращайтесь на корабль. А этих людей проводите в Гилмур, – приказала она и, обернувшись к жителям сгоревшей деревни, пообещала: – Вас накормят и дадут кров.

– А кто вы такая? – недоверчиво нахмурившись, спросил старик.

Не ответив, Изабел направила лошадь в Фернли, к своему отцу.

– Тащите его, – приказал Томас Драммонд двум своим людям.

– Да он тяжелый, – возразил один, почесав затылок.

– Сумели притащить его сюда, тащите и дальше. Мужчины подхватили Макрея под руки и поволокли его. Либо он умрет по пути к кораблю, думал Томас, либо выживет и тогда Магнус Драммонд выручит за него хорошие деньги. В любом случае Макрей никогда не вернется в Гилмур.

Томас уже давно понял, что его богатство зависит не от того, что он может сделать, а от того, для кого он это делает. Времена в Шотландии наступили тяжелые, особенно для человека, решившего сделать себе имя. Не было войн, и нечего было грабить в этой бедной стране. Томас не имел никакой собственности, и ни одна богатая вдовушка пока не выразила желания выйти за него замуж. Поэтому он решил присоединиться к своему кузену Магнусу. На службе у него он по крайней мере обеспечит себе положение.

Тот, кто мог безнаказанно убивать, считался в Шотландии могущественным человеком.

Томас проехал вдоль выстроенных в затылок друг к другу беззащитных людей. К рассвету они дойдут до порта Кормех, а там их погрузят на корабль.

Он всегда так делал: оставлял стариков на пепелище. Он копейки не выручит за них, если увезет их из Шотландии. Не хватало еще, чтобы капитан потребовал плату за их провоз.

Дряхлые умрут, а старые будут стариться дальше. Но таков закон природы, а он своими действиями лишь подражает Богу. Если старики научатся жить под открытым небом, как звери, они скоро к этому привыкнут. Они станут сильнее, с ухмылкой подумал Томас, и, возможно, даже будут его благодарить.

 

Глава 26

Запах гари преследовал Изабел всю дорогу. Путешествовать ночью, да еще одной, было опасно, даже если путь лежал к дому ее детства. Но она не думала об опасности.

Где же Аласдер?

Лунный свет, освещавший замок, делал его похожим на трубу ада. Нигде не было ни огонька, даже над входом не горел фонарь.

Изабел спешилась и привязала лошадь к железной решетке темного окна. Гнев и печаль заглушали остальные ее чувства. Она прошла мимо охранника, оттолкнув его.

Никто не посмеет ее остановить и не помешает ей найти Аласдера.

В главном зале было зажжено несколько тонких свечей. Мать Изабел сидела на своем обычном месте перед холодным камином, а отец, расположившись за столом, пил. На сей раз он был один. Его приспешники, видимо, уже отправились спать.

Увидев Изабел, пораженная Ли вскочила, уронив рукоделие. Через секунду она уже обнимала дочь.

– Я думала, ты уехала, – сказала она, оглядывая Изабел.

Скрежет о каменный пол заставил Изабел оглянуться. Ее отец, откинувшись на спинку стула, смотрел на нее с презрением.

– В этом месте тебе не рады, Изабел Макрей. Возвращайся к своему мужу и передай ему, что я не стану возвращать деньги, которые он заплатил за тебя.

– Где он? – требовательно спросила Изабел, стоя в центре зала. Ее сердце билось так сильно, что она едва могла дышать. – Где Аласдер?

– Ты потеряла мужа, дочка? Вы всего месяц женаты, а он уже от тебя сбежал? – Магнус бросил многозначительный взгляд на жену и добавил: – Я должен был бы об этом догадаться, раз эта, – он кивнул в сторону Ли, – обучала тебя женским хитростям.

Изабел сделала несколько шагов навстречу отцу. Даже через подошвы своих башмаков она чувствовала холодный камень пола. Такой же холодный, как сердце этого человека.

– Что вы с ним сделали? – резко оборвала она отца. Понимает ли он, что она чувствует? Не потому ли он выпрямился на своем стуле и смотрит на нее так, как смотрел каждый раз, когда видел ее?

– Что случилось, Изабел? – спросила Ли.

Не отрывая взгляда от отца, Изабел ответила:

– Отец сжег деревню, мама. Ради своих овец. А Аласдер попытался вмешаться. После этого он исчез.

Других слов она произнести не смогла.

Его не застрелили. Он не мертв. Она бы почувствовала.

Драммонд встал, подошел к ней и поднял руку, но улыбка дочери остановила его.

– Ну ударь меня, – сказала она с вызовом. – Заставь меня замолчать своими кулаками. У меня в подчинении тридцать человек. – Ее тон стал угрожающим. – Тридцать человек, которые заставят тебя говорить. Или убьют тебя. Посмотрим, такой ли ты храбрец, когда перед тобой будут мужчины, а не мы с мамой.

Драммонд все же ударил ее, но Изабел даже не вздрогнула.

– Куда ты его отправил? – повторила она, вытирая кровь с губ. Боль внутри ее была гораздо сильнее, чем та, которую ей мог причинить отец.

– В Кормех, – прошептала Ли.

Изабел резко обернулась. Значит, Ли все знала. Изабел поняла это по затравленному взгляду матери.

– Он продает своих соотечественников в Кормехе, – дрожащим голосом продолжала Ли. – В качестве рабов.

– Заткнись, женщина! – гаркнул Драммонд. – Не лезь в мои дела.

– Мне известно, что раньше ты отправлял их в колонии на Каролинские острова, но когда заговорили о восстании, тебе пришлось найти другое место. – Она усмехнулась. – Я сижу здесь день за днем, подчиняясь твоему приказу. Неужели ты думаешь, что я не слышу, о чем ты говоришь, и не знаю, что ты делаешь?

Она встала рядом с дочерью, готовая защитить ее. Так было уже не раз, подумала Изабел. Но только сейчас Изабел узнала о преступлениях отца и о степени его алчности.

– Я не знаю, куда он отправляет их сейчас, – добавила Ли.

Отец снова поднял руку для удара, но Изабел перехватила ее.

– Ты собираешься избить нас обеих, Драммонд?

Гнев, который испытывала Изабел, изменил ее. Она больше не боялась отца. Она не чувствовала ничего – ни страха, ни угрызений совести. В глубине души она когда-то, возможно, и желала, чтобы он ее понял или хотя бы ей сочувствовал.

Было время, когда ей хотелось думать о нем как о хорошем человеке, который мог быть к ней добр и даже любил ее. С самого детства она искала ту недостающую деталь, которая помогла бы ей разгадать головоломку, какой она считала своего отца. Стоит ее найти, и ей станет понятно, почему он такой. Почему ему доставляет такое удовольствие проявлять свою власть над людьми, почему деньги ему дороже семьи.

Но сейчас Изабел вдруг поняла, что никакой недостающей детали нет и не может быть. Магнус Драммонд всегда был и будет таким. Просто теперь у Изабел исчезла надежда на то, что он может измениться.

Ли склонила голову, и глядя на нее, Изабел увидела, какой хрупкой и уязвимой была ее мать. Эта женщина жила в мире, который не был приспособлен для того, чтобы защищать слабых.

Однако сегодня ночью были и другие жертвы. И это были люди, которых можно было бы спасти, если бы Ли заговорила раньше.

– Почему ты никогда ничего не говорила, мама? И ничего не сделала?

Ли подняла голову, и Изабел увидела, что глаза матери полны слез.

– А что я могла сделать, Изабел? Неужели ты думаешь, что меня кто-нибудь услышал бы? Очень многие знают, что вытворяет Магнус, но ни один человек даже не пошевелил рукой, чтобы остановить его.

– Убирайся из моего дома, дочь! – в приступе ярости выкрикнул Магнус.

– Никогда больше не смей меня так называть! – Изабел уже не скрывала своего гнева. – Мне горько, что я одной с тобой крови. Но клянусь Богом, я посвящу всю свою жизнь тому, чтобы искупить свою вину.

– Давай! – злобно произнес Магнус. – Мне не известно, где твой муж, но можешь передать своему Макрею, что я еще доживу до того времени, когда его будут выгонять из Гилмура. Я обращусь в суд, выиграю его и верну себе землю, которая принадлежит мне по праву.

– Боюсь, что тебе не справиться с английскими судьями, – презрительно бросила Изабел. – Аласдер Макрей – английский лорд. Граф Шербурн.

– Вот как? – Магнус снова сел за стол и воззрился на пустой стакан. – А может, он просто призрак?

Изабел знала, что никогда больше сюда не вернется. Этот дом всего лишь пустая оболочка. Даже корабль был ей лучшим домом.

Изабел вдруг посмотрела на своих родителей другими глазами. Они показались ей чужими. С таким же успехом она могла бы быть подкидышем.

Она отправится в Кормех вместе с командой «Стойкого» и обыщет каждое судно в порту, чтобы найти Аласдера. А если эти поиски окажутся безуспешными, то станет искать его по всему миру.

 

Глава 27

Лунный свет серебрил волны озера. Над ним возвышалась крепость Гилмур, которая много веков была гостеприимной гаванью для любого Макрея и грозной преградой на пути захватчиков. Сегодня она была ярко освещена фонарями.

Изабел сразу заметила, что в ее отсутствие произошли большие перемены. На нескольких шестах был растянут треугольный парус, который давал пусть не роскошный, но вполне приемлемый кров старикам. Всех их накормили горячей пищей. Повар размахивал половником, призывая тех, кто по той или иной причине замешкался. Несколько человек расстилали на земле одеяла.

Когда появилась Изабел, вдруг наступила тишина, и она снова стала центром внимания. Спешившись, она прислонилась к боку лошади, чувствуя, что должна немного передохнуть. Путь из Фернли показался ей бесконечно долгим и лишил ее сил. К тому же горе словно опутало ее веревками. На какое-то время у нее даже появилась мысль, что было бы хорошо ничего не чувствовать, притвориться, будто Аласдер на корабле и скоро появится здесь. Или вообще считать, что все происходящее просто дурной сон.

– Вам надо отдохнуть, – услышала она голос Брайана.

Изабел оглянулась. Выражение его лица показалось ей странным. Неужели она была с ним груба? Или чем-то его обидела? Она этого не помнила, но если ей надо извиниться, то не сейчас. Сейчас это было выше ее сил.

– Вы что-нибудь узнали, хозяйка?

– Скорее всего его отправили в Кормех. – «Если он жив».

– В Кормех?

– Туда, где наших соотечественников грузят на корабли и увозят, чтобы продать в рабство, – пояснила она безжизненным голосом. Если бы только она могла отстраниться от своего происхождения, она бы это сделала. Что в ней есть от отца? Она это найдет и вырвет с корнем, что бы это ни было.

– Как скоро мы сможем отправиться? – спросила она.

– Плыть в темноте небезопасно, – возразил Брайан. Она будет искать Аласдера даже в ураган, шторм, бурю, подумала Изабел. В любое время дня и ночи, в любую погоду. Но она понимала и опасения Брайана.

– В Инвернесс есть дорога. А оттуда мы сможем добраться до Кормеха. Даже в темноте.

Брайан кивнул и отошел, а Изабел, не обращая внимания на острые камни под ногами, направилась к краю скалы. Каменный барьер высотой в два фута, воздвигнутый то ли человеком, то ли самой природой, предупреждал, что за ним начинается крутой спуск к озеру.

Изабел стояла и смотрела вдаль, но отсюда не были видны ни пролив, ни море. Океан Аласдера.

Неужели Бог так жесток, что одной рукой дает радость, а другой ее отнимает? А может быть, счастье приходит именно так – редкими всплесками, которые должны быть уравновешены печалью, чтобы больше цениться? Но не может же жизнь строиться на такой хрупкой точке опоры, как покаяние за удовольствие. Если же это так, то она недостаточно ценила моменты, проведенные с Адасдером, чтобы потом расплачиваться годами жизни без него.

Изабел вернулась во двор и наткнулась на группу матросов, окруживших Брайана. В свете факелов их лица выглядели суровыми. Матросы склонились над картой, которую развернул перед ними человек, взявший на себя обязанности капитана.

Еще несколько членов команды развешивали фонари по периметру крепости. Изабел обратила внимание на то, что никто не смотрел в ее сторону и что переговаривались они между собой шепотом, чтобы она ничего не слышала.

Изабел могла бы указать им на опасные места – там, где проваливалась земля или грозила упасть наклонившаяся колонна, но это потребовало бы от нее слишком больших усилий, а ей даже говорить сейчас было трудно.

Она не заметила, как снова оказалась на скале. Ветер печально шумел, словно боялся темноты ночи. По небу быстро неслись облака, то и дело закрывая звезды.

На минуту – только на одну минуту – Изабел позволила себе подумать о самом плохом. Как ей жить, если Аласдер умер? Без его веселой улыбки и прекрасных голубых глаз. Без человека, который мог ерошить волосы своего юнги и смеяться над суевериями Дэниела. Изабел с нежностью вспомнила, как он склоняется над рукой Патриции или целует ее в морщинистую щеку. Но вспоминать, как они с Аласдером стояли на вершине холма и мечтали о будущем, ей было больно.

– Могу я поговорить с вами, хозяйка? – раздался за ее спиной почтительный голос Брайана.

Изабел оглянулась и увидела палатку, которую разбили для нее моряки.

– Мы сделали все возможное, чтобы вам было удобно.

В палатке было на удивление уютно. Парусиновый полог защищал от непогоды, от жаровни с углями исходило тепло, а дыма почти не было. Кто-то соорудил для нее каменную скамью и набил соломой тюфяк. В другое время, когда ее мысли не были бы заняты только Аласдером, а сердце не окаменело, она почувствовала бы себя здесь очень хорошо.

– Спасибо, – только и смогла выговорить Изабел сейчас.

Брайан, видимо, и не ожидал большего. Он развернул карту и поднес ее к свету фонаря.

– У меня есть предложение, хозяйка. Мы находимся здесь. – Он ткнул пальцем в какую-то точку. – А Кормех – вот тут. Если мы поедем верхом, нам придется обогнуть Инвернесс, а потом еще и устье реки Морей.

Изабелл молчала, ожидая, что он скажет дальше.

– Морем же мы доберемся гораздо быстрее. – Брайан свернул карту. – На «Стойком» будет легче добраться до этого порта.

– Полагаю, что парус сняли с «Молли Браун»? – сказала Изабел, подняв глаза на импровизированную крышу над головой.

– Капитан «Молли Браун» – понимающий человек. – Брайан усмехнулся. Изабел могла лишь догадываться, какое вознаграждение было предложено капитану за его согласие.

– Мы не могли бы отправиться прямо сейчас?

– Мы плохо знаем эту бухту. Но если выйдем завтра на рассвете, мы все равно окажемся в Кормехе раньше, чем если бы всю ночь ехали верхом.

– Значит, на рассвете, – нехотя кивнула Изабел. Брайан поклонился и исчез.

Изабел села на каменную скамью и, стиснув руки на коленях, опустила голову. Интересно, подумала она, если бы кто-нибудь заглянул сейчас в палатку, понял бы он, как близка она к тому, чтобы разрыдаться?

* * *

Аласдер открыл глаза и уставился в небо над головой. Оно было затянуто облаками, так что ни луны, ни звезд не было видно.

Голова раскалывалась от боли, и эта боль с каждой минутой все усиливалась. В висках словно стучали сотни молоточков.

Кроме головной боли, даже сильнее, чем она, его тревожила какая-то неотчетливая мысль. Голова была словно в тумане, и он не понимал, почему лежит здесь. Аласдер закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на том, что он помнил последним. Но и это как-то ускользало, словно боль поразила весь его мозг.

Протянув руку, он нащупал рукав чьей-то куртки. С трудом повернув голову, увидел рядом спящего человека, а дальше еще одного. Превозмогая боль, Аласдер приподнял голову. В открытом поле на земле лежало множество людей, и не только мужчин, но и женщин и тихо всхлипывающих детей.

Где он? Кто он?

Аласдер Макрей.

Он снова лег, довольный тем, что его мозг все же работает, несмотря на боль. Он был капитаном корабля. Более того, он строил корабли. А где его дом? Мыс Гилмур, Новая Шотландия.

Прочитав вслух литанию и перечислив все свои просьбы, обращенные к Богу, Аласдер почувствовал, что его молитва прозвучала не так убедительно, как ему хотелось бы. Чего-то не хватало. Большой кусок его жизни провалился в какую-то черную дыру.

Он лежал, вытянув ноги и сложив руки на груди, словно покойник в гробу. Но даже эта мысль пугала его меньше, чем провалы в памяти.

– Встать! – рявкнул кто-то, и люди вокруг него начали подниматься.

Какой-то ребенок громко заплакал, и Аласдер увидел, как женщина заслонила испуганного малыша своим телом.

– Я велел встать!

Аласдер почувствовал, как его схватили за руки, и увидел двух дюжих мужчин, поднимавших его. Стоять он не мог, но и слов, чтобы сказать об этом, произнести не было сил. Но оказалось, что это не имеет значения, потому что его просто поволокли по земле, словно труп.

Аласдер почувствовал себя щепкой, плывущей по океану и все глубже опускающейся на дно, где его уже никогда не найдут.

 

Глава 28

Путь до Кормеха был проделан очень быстро. Сильный ветер надувал паруса, и «Стойкому» понадобилось всего несколько часов, чтобы пройти по устью реки Морей до порта.

Изабел стояла на носу в позе, которую часто принимал Аласдер – ноги расставлены, чтобы более уверенно чувствовать себя на палубе, руки за спиной. Если действительно существовала морская богиня, может, это она гнала «Стойкого» вперед, чтобы спасти Аласдера?

Генриетта ходила вокруг ее ног, и Изабел взяла ее на руки, почувствовав странное облегчение от того, что гладила кошку.

С ближайшего холма их приветствовал замок, очень похожий на Гилмур. Уцелела только одна башня – молчаливое напоминание о прошедших временах. В этой части Шотландии очень многое было разрушено, немало было и заброшенных деревень, где когда-то счастливо жили люди.

В отличие от Лондона здесь они очень быстро нашли место, где можно было пришвартоваться. Изабел первой сбежала на берег, едва был спущен трап. Обернувшись, она увидела, что Брайан разговаривает с каким-то человеком. Тот передал ему пистолет, и Брайан быстро сунул его под жилет.

Изабел показалось, что за прошедший день Брайан постарел. Возможно, горе и гнев изменили и ее внешность, подумала она.

– Команды по четыре человека каждая начнут обыскивать суда с обеих сторон залива, а мы с вами навестим начальника порта.

Изабел понравилось, что у Брайана, видимо, имелся план. Залив был огромным, но если понадобится, они обыщут каждое судно, каждую бухточку, а если здесь их постигнет неудача – то каждый порт, все доки по всему миру.

От начальника порта они узнали, что пять кораблей отплывают сегодня, три покинули порт вчера, а еще несколько должны отплыть завтра.

– Хорошо бы узнать пункты их назначения, – сказала Изабел.

– Они могли уже покинуть порт, хозяйка, – сказал Брайан, пряча глаза.

Эта мысль не оставляла и Изабел.

Брайан шел рядом с ней по пирсу. Их сопровождали два матроса. Женщина и трое мужчин – и вообще-то не слишком обычная картина для порта, а на эту женщину просто нельзя было не обратить внимания.

На первое судно Брайан поднялся по трапу впереди Изабел.

– У нас есть разрешение! – крикнул он.

Продубленный старик, стоящий у трапа, кивнул. Матросы, находившиеся по палубе, смотрели на вновь прибывших с интересом. Судя по видавшим виды перилам и мачтам, корабль был более старым, чем «Стойкий», однако содержался в таком же порядке и чистоте.

– Я Изабел Макрей, – представилась Изабел человеку, пропустившему их на корабль, и встала рядом с Брайаном.

– А я капитан Патрик Ханоран. – Он оказался не таким старым, как показалось ей на первый взгляд. Хотя борода была седая, в волосах было мало седины.

– Вы брали на борт каких-либо пассажиров вчера или сегодня? – спросил Брайан.

– Нет, – ответил капитан, с интересом оглядев Изабел с ног до головы.

– Я ищу своего мужа, – сухо сказала Изабел, раздраженная тем, что ее так бесцеремонно разглядывают.

– А с чего вы взяли, что он здесь?

– Мы думаем, что его продали в рабство.

Капитан выпрямился и скрестил руки на груди.

– Вы меня оскорбляете, мадам. Я скорее стал бы возить на своем корабле порох для англичан, чем превратился бы в торговца рабами.

– А вы знаете кого-нибудь, кто мог бы согласиться на такое? – спросила Изабел. Вдруг он ответит: «Тот, что рядом». Или: «Вон тот, в конце пирса». А может быть, скажет то, чего она боялась больше всего: что корабль с несчастными рабами отбыл уже утром? Но капитан лишь покачал головой:

– Я не имею никаких дел с работорговцами. Я меняю шерсть на табак и ром. И это все.

Он отвернулся, давая ей понять, что больше ничего не скажет.

Изабел бросила взгляд на Брайана. Выражение его лища было непроницаемым, но только потому, что за этой маской он скрывает свои истинные чувства. Изабел знала это по себе.

– Он здесь, – уверенно сказала она, схватив его за рукав.

Брайан ничего не ответил, и ей пришлось его отпустить. Ей так хотелось, чтобы Аласдер оказался на этом судне, что она почти убедила себя в его присутствии.

– Вам не следует так о ней печалиться, сэр, – сказала молоденькая горничная. – Ей бы это не понравилось.

Джеймс посмотрел на девушку. Ее веселость была явно наигранной, потому что глаза были красными от слез. Все слуги Брэндидж-Холла были подавлены, ведь графиня была не просто их хозяйкой, а человеком, которого они любили.

– Она была пожилой леди, а вы с вашими братьями скрасили ее последние дни.

– Всего два дня.

– Но они были очень важны для нее. Она умерла счастливой.

Дождавшись, когда горничная выйдет из кабинета, Джеймс вернулся к записи в дневнике.

Патриция, вдовствующая графиня Шербурн, скончалась прошлой ночью во сне. Врата рая, несомненно, будут открыты для такого человека, каким была она. Она стала бабушкой для всех нас, наградив клан Макреев благословенным чувством принадлежности к этой стране.

Джеймс отложил перо и устремил свой взор в большое окно, возле которого стоял его письменный стол.

За окном забрезжил рассвет. Брэндидж-Холл был довольно печальным местом, а сейчас он казался пристанищем призраков. Не было слышно ни голосов, ни шума, а если и были какие-то шаги, слух Джеймса их не воспринимал.

Вздохнув, он снова начал писать. Своему дневнику он поверял самые сокровенные мысли. В нем он мог написать обо всем, что происходило, и восстановить все до минуты. Иногда, в редкие моменты, подобные этому, Джеймс жалел, что не может изменить то, о чем он написал.

Но, как сказала горничная, Патриция была пожилой женщиной, а смерть чаще приходит к старикам.

Они с братьями намеревались уехать в Лондон еще час назад, но известие о кончине Патриции изменило их планы. Они будут присутствовать на похоронах графини и только после этого вернутся на свой корабль, чтобы взять курс на Гилмур.

Они обошли пять судов, но на каждом матросы уверяли их, что ничего не знают об Аласдере.

– Даже если им что-то известно, они нам не скажут, – заметила Изабел, когда они с Брайаном поднимались по трапу шестого корабля.

– Моряки известны своей молчаливостью, – подтвердил Брайан. – Здесь они не станут говорить, но их языки могут развязаться в таверне.

– Вы считаете, что стоит сходить в ближайшую таверну?

– Только если вы останетесь на борту «Стойкого». Это место не для вас, хозяйка.

Изабел нахмурилась, но решила, что поспорит с ним позже. Пока же она прислушалась к тому, о чем говорил Брайан с матросом, стоявшим у перил.

– Я ничего не знаю о человеке, которого вы ищете. Вам придется поговорить с капитаном, но сейчас он на берегу.

– Где именно?

– Этого я вам не скажу, не то он с меня шкуру сдерет.

Они уже начали спускаться с трапа, когда Изабел внезапно остановилась. Она услышала какой-то звук, похожий на мяуканье котенка. Или плач ребенка.

– Вы слышали, Брайан?

– Да. Это ребенок.

Они вернулись на палубу, и Брайан еще раз обратился к матросу:

– Откуда у вас на борту ребенок, если вы сказали, что не брали никаких пассажиров?

Матрос не отвечал, а лишь смотрел на них с каменным выражением лица.

– Дайте мне ваш пистолет, Брайан, – потребовала Изабел.

Брайан взглянул на нее в недоумении, но она лишь нетерпеливо щелкнула пальцами. Он нехотя протянул ей оружие, хотя, возможно, и не одобрял ее поведения.

Пистолет был тяжелее, чем Изабел думала. Поэтому она взяла его обеими руками и нацелила на упрямого матроса.

– Покажите мне, как стрелять, – попросила она Брайана. Тот шепнул ей что-то насчет пороха и трута.

– Это просто несколько шотландцев, – отступая, пробормотал ошарашенный матрос. – Они хотят начать новую жизнь в каком-нибудь другом месте.

Продолжая целиться в матроса, Изабел спросила:

– Они пришли на корабль по своей воле?

– Я не знаю. – Матрос, видимо, понял, что она без колебания применит оружие. Он сделал еще шаг назад, но за его спиной оказались перила, так что отступать было некуда. – Сами посмотрите.

– Так мы и сделаем. – Изабел передала пистолет одному из сопровождавших их с Брайаном матросов «Стойкого». – Если он сдвинется с места, стреляйте, приказала она. В ней, очевидно, все-таки было что-то от Магнуса Драммонда —достаточно жестокости, чтобы она могла стать опасной.

Брайан спустился вниз первым. Трюм был темным и сырым местом, но очень скоро стало понятно, что он к тому же еще и полностью загружен. Но не бочками и ящиками с товаром, а живым грузом.

– Я пойду за фонарем, – нахмурился Брайан. Когда он ушел, Изабел обратилась к лежавшим на полу людям:

– Мы ничего плохого вам не сделаем.

Люди молчали, будто знали, что она дочь того человека, который приказал привести их сюда.

Брайан вернулся с фонарем. Слабый свет не мог проникнуть во все уголки трюма, но его все же было достаточно, чтобы увидеть лица людей. Бледная как полотно женщина прижимала к груди младенца, а ее муж сидел рядом, одной рукой обняв за плечи ее, а другой прижимая к себе маленького мальчика.

Испуганные дети плакали, а взрослые смотрели на Изабел глазами, в которых уже не осталось надежды.

Высоко подняв фонарь, Брайан пробрался в конец трюма.

Мы ищем одного человека, сказала Изабел. – Его зовут Аласдер Макрей. Возможно, он помогал вам вчера, когда спалили вашу деревню. Вы его видели?

Снова ответом ей было молчание.

– Он здесь! – крикнул Брайан, наклонившись над распростертым телом.

Сердце Изабел будто остановилось. Несколько секунд она не могла сдвинуться с места.

Осторожно ступая через лежавших на полу людей, Изабел подошла к Брайану. Она не сразу узнала Аласдера. Он был весь покрыт запекшейся кровью. Опустившись рядом с ним на колени, она приложила руку к его груди. Если бы не биение его сердца, которое Изабел ощутила под своими пальцами, можно было бы подумать, что он мертв.

Заплакал ребенок, но его плач доносился откуда-то издалека. Потом послышался мужской голос, но слов Изабел не понимала.

Ее глаза наполнились слезами, а внутри будто что-то сломалось. Храбрость, которой она, как стеной, окружила себя, рухнула под воздействием этой неожиданной радости. Слезы потекли по ее щекам, и она их больше не сдерживала.

– Аласдер, – прошептала она, и его имя прозвучало в этом аду как молитва.

Брайан передал фонарь Изабел и осторожно приподнял Аласдера за плечи.

– Он все время теряет сознание, – сказал лежавший возле Аласдера мужчина. – Мы с трудом перетащили его сюда.

– Кто мог такое сделать? – спросил Брайан.

– Мой отец, – сказала Изабел, и ей показалось, что ее признание как-то изменило Брайана.

Он напрягся и посмотрел на нее так, словно она была чужой.

– Ваш отец?

– Магнус Драммонд, – подтвердила она.

– Пойду позову наших матросов. – Брайан бережно опустил Аласдера на пол.

Изабел услышала, как люди в трюме начали переговариваться, очевидно, передавая друг другу новость о том, кто она такая.

Еще никогда Изабел не ощущала такой ненависти к себе.

Ей хотелось объяснить все людям, извиниться, но не за поведение своего отца, а за свое собственное. За то, что не знала, насколько чудовищным могло быть вероломство отца, не подозревала, что он способен продать в рабство целые семьи, включая младенцев.

Какая-то девчушка, не понимая настроения окружающих, улыбнулась Изабел. Но мать девочки схватила ее и прижала к себе, и этот жест Изабел восприняла как пощечину.

Аласдер застонал, и Изабел нежно прикоснулась к его щеке.

Он открыл глаза и вздрогнул от света фонаря.

– Все хорошо. Мы сейчас вытащим тебя отсюда.

А что будет потом? Изабел поняла, что этого она не знает.

Матросы соорудили из куска парусины носилки и положили на них Аласдера. Когда они покидали трюм, Изабел оглянулась и, увидев измученные лица людей, поняла, что не может их здесь оставить.

– Сколько вы заплатили Драммонду за этих людей? – спросила она все у того же знакомого ей матроса.

– Об этом вам придется спросить у капитана, – угрюмо ответил тот. Теперь у нее в руках не было пистолета.

Изабел сделал знак людям идти за ними, а когда все сошли с корабля, обратилась к Брайану:

– Найдите капитана и заплатите ему за его груз столько, сколько он запросит. Мы заберем этих несчастных с собой в Гилмур.

Брайан лишь молча кивнул. Изабел показалось, что он ждет не дождется, когда избавится от нее.

Фергус Макрей твердо решил, что больше он этим заниматься не будет. Он найдет себе другой заработок, а заковывать в цепи своих соотечественников – уж увольте – он не будет.

С большой неохотой направляясь к кораблю, он прошел мимо двух матросов, которые несли на носилках какого-то человека. Рядом, вся в слезах, шла молодая женщина.

Фергус задержал шаг, чтобы еще раз посмотреть на женщину. Ему показалось, что он грезит. Она была как две капли воды похожа на женщину, которую он любил. Эта незнакомка сейчас была именно такой, какой была Ли в то давнее время, когда они расстались.

Какой-то молодой человек схватил его за руку.

– Почему вы за ними идете?

Фергус слегка оттолкнул его и спросил:

– Кто она? – У этой женщины было лицо его возлюбленной.

– А вы кто и почему этим интересуетесь?

– Я ее знаю, – ответил Фергус и сразу понял, что это было глупо. Конечно же, он ее не знает. Она слишком молода, чтобы быть Ли. – Кто она? – повторил он, не желая выдавать своей тайны.

– Она из клана Драммондов. А сейчас замужем за Макреем из Гилмура.

– В Гилмуре нет никаких Макреев.

– Несмотря на усилия Магнуса Драммонда, они теперь там есть.

Молодой человек повернулся и пошел по своим делам, а Фергус смотрел ему вслед в полном недоумении.

 

Глава 29

Когда Аласдера доставили на корабль, вся команда высыпала на палубу, чтобы его приветствовать. Потом срочно подняли флаг, чтобы известить тех, кто обыскивал другие корабли. Возвращавшиеся матросы с таким грохотом ступали на палубу, что казалось, будто где-то вдалеке гремит гром.

Однако, увидев, в каком состоянии находится их капитан, они затихали. Изабел ни на минуту не отходила от мужа. Она шла, просунув руку ему под рубашку, чтобы чувствовать его тепло и биение сердца.

Их медленное продвижение по палубе сопровождалось гробовым молчанием. Многие снимали шапки. Изабел остановилась и обратилась к матросу, которого знала:

– Брайан сейчас вернется. С нами домой поедут люди, выжившие после пожара в деревне. – Даже эти две короткие фразы дались ей с трудом.

Это ее отец велел убить Аласдера. Еще никогда Изабел так не стыдилась своего родства с ним. В ее жилах течет кровь Драммондов. И отец передал ей по наследству свою способность быть жестоким. Из-за него она чуть было не лишилась человека, которого любит.

– Я передам это всем, – ответил матрос, и в его голосе была теплота, которую она не ожидала услышать.

У дверей каюты Аласдера стоял Рори. Он молча распахнул перед Изабел дверь. В каюте было тихо и темно, что делало ее не слишком приветливой. Изабел не раз приходилось видеть выражение страха на лице Рори, когда он взбирался на мачту. Сейчас он выглядел еще более испуганным и трогательно юным.

– Надо обработать его раны, – сказала Изабел, когда матросы внесли Аласдера в каюту. – Ты мне поможешь?

Не спуская глаз с капитана, Рори кивнул.

Аласдера положили на койку. На белых простынях его окровавленное тело выглядело особенно зловеще.

Изабел кивком поблагодарила матросов и, отпустив их, встала на колени возле Аласдера. Нетерпеливым жестом она смахнула слезы. Сейчас не время плакать. Ее слезы не помогут Аласдеру.

Оглянувшись, она увидела, что Рори исчез. За открытой дверью молча толпились матросы.

Изабел поднялась и достала из ящика комода китайские снадобья и настойку мака. Все это она поставила на пол возле себя. Из другого ящика она вынула простыни и начала рвать их на полоски.

Через несколько минут появился Рори с кувшином теплой воды. Он поставил его на пол и стал молча ждать дальнейших приказаний.

Что она должна делать? Взгляды матросов были обращены на нее и на Аласдера. А она, на которую они смотрели с такой надеждой, была полна страха и неуверенности. Если бы она могла совершить чудо! Если бы после ее молитвы Аласдер сел, провел ладонями по лицу и, улыбнувшись, пожелал бы всем доброго утра! Но он лежал неподвижно и так тихо, что казался умершим.

– Его надо раздеть, чтобы можно было видеть его раны. Пока вы будете снимать с него одежду, я займусь раной на голове.

Это был хоть какой-то план – он позволял Изабел ни о чем не думать и как-то занять руки.

– Дэниел говорит, что больной человек никогда не умирает в море, – сказал Рори. Его голос казался слишком звонким в этом месте и при таких обстоятельствах. Только когда корабль войдет в порт.

– Я не потерплю идиотских предсказаний Дэниела в этой каюте, – резко сказала Изабел и засучила рукава. – Это Аласдер Макрей, и он не умрет.

Снова встав на колени, она начдла с того, что осторожно смыла кровь с лица Аласдера. Потом занялась раной на голове, пытаясь определить, насколько она глубока. От этого зависело, очнется Аласдер или заснет вечным сном.

Изабел осторожно провела пальцами по краю раны: она была обширной, но не очень глубокой, словно эта пуля прошла по касательной. Возможно, в него действительно стреляли.

– Капитан поправится? – спросил Рори.

Изабел подняла на мальчика глаза и сказала:

– Чем скорее он придет в себя, тем вероятность этого больше. – А когда он проснется, он узнает ее и вспомнит все, что с ним произошло. Но эту мысль Изабел оставила при себе.

Но Рори она, похоже, обнадежила.

Изабел вылила из самого большого флакона немного желтой жидкости себе на ладонь и начала мягко втирать ее в края раны, надеясь, что китайское снадобье окажет такое же целебное действие на рану Аласдера, как это когда-то произошло с ней.

От едкой жидкости у нее начали слезиться глаза, но она продолжала обрабатывать рану. Настойку мака она решила дать Аласдеру, только если он придет в себя и будет испытывать боль.

Рори начал снимать с Аласдера рубашку. Матросы уже стащили с него сапоги и бриджи.

– Наверное, ее лучше сжечь, – сказал Рори, имея в виду окровавленную рубашку, – чем пытаться отстирать.

Это было расточительством, но Изабел его одобрила.

– Кроме той, что на голове, других ран нет, хозяйка. – К такому заключению уже пришла и Изабел. – Только синяки на руках и на теле.

Значит, все внимание следовало сосредоточить на его голове.

Нельзя было оставлять Аласдера раздетым. Изабел достала из комода ночную рубашку. Сколько воспоминаний было у нее связано с этой рубашкой! И тот первый раз, когда Аласдер лечил ее, и все последующие ночи, и утро их свадьбы...

Пока они одевали Аласдера, Изабел попыталась собраться с мыслями. Не упустила ли она чего-нибудь важного? Что ей делать дальше? В голову ничего не приходило. Теперь вся надежда на время. Изабел нежно коснулась щеки Аласдера и ощутила отросшую щетину. Потом провела большим пальцем по его нижней губе.

– Все, что нам остается, Рори, – это ждать.

Рори кивнул, взял кувшин и вышел.

Изабел посмотрела на толпу матросов, все еще стоявших в дверях. Их лица были печальны, во взглядах читалось беспокойство. Они не только уважали своего капитана, они любили его.

– Как он? – Брайан схватил за локоть вышедшего из каюты Рори.

– У него рана на голове, но из серьезного, кажется, только это.

На лице Брайана появилась улыбка, и ее увидели все. Изабел попыталась предостеречь его от слишком поспешного оптимизма, но они слышать ни о чем не хотел. Брайан посмотрел на нее так, что она поняла: в мгновение ока она из его друга превратилась чуть ли не во врага.

– Он еще очень слаб, – признался Рори.

– Но ты же не сомневаешься, что он выживет. – Это был не вопрос. Брайану нужен был только такой ответ.

– Думаю, что так, – ответил Рори, оглянувшись на Изабел.

Брайан кивнул ей, молча мирясь с ее присутствием. Он что-то сказал Рори, и мальчик снова на нее посмотрел. На этот раз в его глазах промелькнул гнев. Еще одно звено в цепи, которую выковал ее отец.

Изабел встала и молча закрыла дверь, чтобы не видеть неодобрительных взглядов и не слышать презрительного шепота.

Она села возле Аласдера и погрузилась в мысли о том, что могло бы быть. Если бы их жизнь сложилась иначе, Аласдер мог бы быть ее другом детства. Они вместе носились бы по лесам и полям. Она показала бы ему бусы из синих камней – сокровище, которое нашла в Гилмуре. А он, как истинный шотландский помещик, преподнес бы их ей в качестве подарка за то, что она любит крепость так же преданно, как он.

И однажды их дружба могла бы перерасти в нечто большее.

Однако теперь все, что они могли бы чувствовать друг к другу, заслонила правда реальной жизни. Аласдер был человеком принципа, а она – дочерью Драммонда.

Изабел прижалась лбом к руке Аласдера и закрыла глаза, прислушиваясь к его дыханию. День уже клонился к вечеру. «Стойкий» тихо покачивался на волнах, и плеск воды убаюкивал. Но заснуть Изабел не могла. Она держала Аласдера за руку, будто защищая его своим присутствием.

Любовь к Аласдеру сделала ее непобедимой. Но если она его потеряет, для нее это будет равносильно смерти.

– Не понимаю, почему это я должен остаться, – пожаловался Дуглас Дэниелу, глядя, как корабль Макреев покидает Лондон.

– Потому что ты самый младший, – объяснил Дэниел. – Младшими всегда командуют. И они, как правило, избалованы.

Дуглас сжал кулаки.

– Я не избалован, Дэниел. Я – Макрей, пусть и самый младший.

Дэниел и сам не понимал, почему братья оставили Дугласа на его попечении. Возможно, они хотели, чтобы их младший брат набрался побольше опыта в мореплавании. А может быть, Дуглас стал таким надоедливым, что перед братьями встала дилемма – либо оставить его с Дэниелом, либо швырнуть за борт.

Дэниел спрятал улыбку. Не надо показывать Дугласу, как он его развеселил. Дуглас был истинный Макрей, неотъемлемая часть клана – упрямый и гордый, несмотря на юный возраст и отсутствие опыта.

Но он всему научится, подумал Дэниел, особенно если не позволять ему задаваться.

– Я еще несколько недель не увижу Шотландию.

– Нет, не так долго. К тому же ты можешь сделать так, чтобы мы смогли отплыть раньше.

– Это каким же образом?

– Будешь моим секретарем, – сказал Дэниел, взъерошив волосы Дугласа.

Мальчик отпрянул и, словно петух, важно выпятив грудь, сказал:

– Я буду капитаном собственного корабля, а не каким-то там секретарем.

– Иногда это означает одно и то же. – Дэниел уже не пытался скрыть улыбку. – Кто, по твоему мнению, отвечает за содержание трюма? И с кого берут слово, когда загружают товары? И кого винят, если не хватает хотя бы щепотки чая?

Не дождавшись от Дугласа ответа, Дэниел вручил ему декларацию судового груза.

– Винят капитана, вот кого. На этом корабле я командую вместо твоего брата, так что я не потерплю мятежа.

Дуглас выглядел недовольным, однако декларацию взял.

– Все-таки это лучше, чем быть юнгой, – буркнул он.

– К концу дня ты, возможно, изменишь свое мнение. – Дэниел кивнул в сторону ближайшего пирса. – Надо проверить более ста бочек, прежде чем прибудут фургоны. Постарайся умерить свое раздражение, Дуглас, – добавил Дэниел, надеясь, что у мальчика хватит ума последовать его совету. – Начни пересчитывать ящики и бочки до того, как их погрузят на борт. Эту работу лучше делать на берегу, чем в трюме.

Дэниел наблюдал, как младший Макрей с недовольным видом протопал по палубе, а потом спустился по трапу.

Настоящий Макрей, подумал Дэниел.

* * *

Возможно, он ненормальный, думал про себя Фергус Макрей. Эта дорога до Гилмура наверняка закончится мозолями от протеза и болями в руках.

Ему предстоял долгий путь. Поэтому, перекинув свою палку через плечо, он надел на нее сумку, а себе сделал костыль из трех связанных вместе кусков дерева. Середину он укрепил с помощью железного стержня, а верх обмотал куском старой тряпки. Но эта «подушка» оказалась недостаточной. Он понял это после того, как костыль стал впиваться ему в подмышку.

Кто эта женщина, которую он видел в Кормехе? И неужели возможно, чтобы в Гилмуре, после стольких лет, появился кто-то из Макреев?

«Оставь надежды для других, Фергус», – посоветовал он себе. Жизнь и без того тяжела, так что не стоит напрашиваться на еще большие трудности.

Но разве это не было бы замечательно – вернуться в свой дом и увидеть там не англичан, а своих соотечественников? Как тяжело переносить одиночество, особенно после того, как он потерял Ли. Хорошо бы найти хотя бы одного человека, который помнил его с детства и мог бы сказать ему, подмигнув: «Каким же ты был неуклюжим дурачком, Фергус».

Воспоминания захлестнули Фергуса. Вот он со своим братом убегает и прячется, чтобы избавиться от надоедливой сестры. Вот собирает для Ли колокольчики и щекочет ими ей щеку. Эти воспоминания сейчас казались ему особенно дорогими, потому что он потерял всех, кого любил: Ли – из-за своей гордости, брата Джеймса – во время сражения при Куллодене, а сестры Летис не стало уже много лет назад.

Он ускорил шаг, заставляя себе пройти расстояние, которое он себе намечал на каждый день. Всю жизнь он жил так – намечал себе цель и шел к ней, необращая внимания ни на неудачи, ни на тех, кто его отговаривал, Отметив место на горизонте, он поклялся, что дойдет до него до наступления темноты.

Его подстегивала одна-единственная мысль – он возвращается домой. В Гилмур.

 

Глава 30

Аласдер просыпался постепенно. Забытье уходило, словно тучи в ненастную погоду – слой за слоем. Несколько минут он лежал, глядя в деревянный потолок и размышляя о том, как он здесь оказался.

Осторожно повернув голову сначала в одну сторону, потом в другую, он с удовлетворением отметил, что сейчас чувствует лишь тупую боль, а не те удары тысяч молотов, которые прежде били по черепу, как по наковальне. Потом Аласдер медленно сел и спустил ноги, удивившись своему облачению – на нем была его широкая шерстяная ночная рубашка.

– Надевай ее, Аласдер. Ночи на корабле холодные.

– Спасибо, мама, – вежливо говорил он, принимая сверток. Но он знал, что положит и эту рубашку в комод вместе со всеми остальными.

– Пусть он лучше возьмет себе в компаньонки русалку, чтобы согреться, – смеялся кто-нибудь из его братьев.

Летис Макрей поднимала одну бровь, и в комнате наступала тишина. Братья уже были совсем взрослыми, но мать и сейчас частенько их поругивала.

Однако все мысли о семье исчезли, когда Аласдер увидел Изабел, свернувшуюся калачиком на соломенном тюфяке в углу каюты. Он проспал много ночей в такой позе в начале их знакомства и знал, как она неудобна. Но почему она решила спать отдельно от него?

– Изабел, – тихо позвал он, и она сразу же открыла глаза.

Аласдер поднял руку и удивился тому, что она дрожит. Изабел вскочила и, сжав его руку, прижалась к ней щекой.

– Что произошло? – недовольно спросил он. Почему у него во рту привкус гари, а все тело болит так, будто его лягнула лошадь или его проволокли через всю Шотландию?

Память постепенно, по кусочкам, возвращалась к Аласдеру. Это было похоже на то, как однажды ему пришлось увидеть французское пиратское судно, нападавшее на английский торговый корабль и методично обстреливавшее его из пушек от кормы до носа.

Аласдер вспомнил зловоние гари, едкий запах горящей соломы, плач детей, а на этом фоне – чье-то лицо, презрительное и насмешливое.

– Мы в Гилмуре, – сказала Изабел. – На борту «Стойкого».

Она наклонилась над ним и поцеловала, окропив теплой слезой.

– Все хорошо, – постарался он утешить ее, но она только улыбалась, прижавшись щекой к его ладони, понимая, что это всего лишь бравада. Он чувствовал себя таким слабым, будто был новорожденным младенцем.

– Как долго я спал?

– Несколько дней.

– Несколько дней, – эхом отозвался Аласдер.

– Нужно было время, чтобы затянулась рана. Сейчас твой взгляд уже не затуманен и ты не такой бледный. – Изабел отвела волосы с его лба. Ее рука пахла травами и сандаловым деревом.

– Ты использовала китайские снадобья?

– Да. Ты чувствуешь себя лучше?

– Я чувствую себя так, будто десять лошадей били меня своими копытами. – Аласдер взглянул на ночную рубашку и улыбнулся. – А за это я должен благодарить тоже тебя?

Изабел зарделась, словно разделяя его воспоминания о ночной рубашке: вот она сидит в постели после их первой брачной ночи и улыбается ему, а вот старается прикрыть свою наготу, когда он втирает мазь в ее кожу, а потом быстро надевает на нее ночную рубашку, чтобы не поддаться искушению.

– Брайан просил сообщить ему, как только ты проснешься. У тебя есть силы, чтобы принять его?

Аласдер кивнул, чтобы скрыть внезапно нахлынувшее на него желание дотронуться до Изабел руками, которые помнили все изгибы ее тела, и губами, помнившими вкус ее поцелуев. Возможно, это объяснялось тем, что смерть подошла к нему слишком близко, а сейчас он празднует возвращение к жизни. А может, просто потому, что это была Изабел.

– Но не раньше, чем я умоюсь и оденусь, – решительно ответил он. Не хватало еще, чтобы команда увидела своего капитана в ночной рубашке!

– Я пришлю к тебе Рори. – Изабел вышла, прежде чем он успел ее остановить.

Через несколько минут на пороге появился Рори с подносом в руках.

– Я знал, что вы очнетесь, сэр. Я принес вам завтрак. Вы хотите есть?

Как ни странно, Аласдер был действительно голоден. Да не просто голоден, он, казалось ему, буквально умирает с голоду. С нетерпением следил он за тем, как Рори ставит еду на стол.

Покончив с сервировкой, Рори достал сандаловое мыло и положил его рядом с кувшином воды, тазом и полотенцем.

– Могу я сделать для вас что-нибудь еще, сэр?

– Передай Брайану, что я встречусь с ним через час. Уходя, Рори обернулся и улыбнулся, да так искренне, что Аласдеру ничего не оставалось, кроме как улыбнуться своему юнге в ответ.

– Одевайся, пьяная рожа!

Повинуясь первой реакции на то, что его разбудили, Томас хотел было сбросить руку, которая трясла его за плечо. Однако осторожность заставила его открыть глаза, а потом сесть. Перед ним стоял Магнус Драммонд.

– От тебя несет перегаром, Томас. Праздновал свою победу, не так ли?

У Драммонда такой вид, будто он вообще не спал этой ночью, подумал Томас. Однако не было похоже, что его кузен провел ее также приятно, как он. Одежда Магнуса была помята, он был небрит, волосы растрепаны. А ведь он любил выглядеть аккуратно.

– Где он? – прорычал Магнус, побагровев. – Где Макрей?

– Как ты узнал, что я его поймал?

– Не твое дело. Где ои?

– С другими деревенскими. – Томас встал и потянулся. Прошлой ночью была отменная попойка. Его угощал элем капитан с «Гарриет», а потом он развлекался с одной из официанток.

– Я хочу, чтобы он был мертв; а его тело в качестве доказательства привезено в Фернли.

– Тебе непременно надо обсуждать это здесь? – Томас огляделся. Гостиница была переполнена, и ему пришлось делить одну комнату с еще пятью мужчинами, которые сейчас, правда, спали.

– Где он? – не отступал Драммонд, видимо, ничуть не заботясь о том, что его услышат.

Томас начал поспешно застегивать бриджи. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел своего кузена таким разъяренным, разве что если речь шла о потере пусть даже незначительной суммы.

– Он на борту «Гарриет», – ответил Томас, натягивая сапоги. – Очень удачно, что ты сейчас пришел, потому что они сегодня отплывают.

– В моей жизни не было удачи с той самой минуты, как Макрей появился в Шотландии, – хмуро процедил Драммонд.

По дороге на корабль Томас рассказал Магнусу, как ему удалось захватить Макрея.

– Ты должен был его убить, – рассердился Драммонд.

– Зачем, Магнус? – Томас искоса взглянул на кузена. – Я его продал и этим сделал тебя богаче. Он больше никогда не вернется в Шотландию. Он останется рабом до конца своих дней. Если, конечно, не сдохнет по дороге.

– Думаю, я поступил бы так же, – нехотя, но все же согласился с ним Драммонд.

Они поднялись на борт «Гарриет», и Томас представил Магнуса капитану.

– Драммонду нужен один из ваших пассажиров. Тот, кого вы взяли на борт вчера.

– Можете обыскать корабль, Но вы его не найдете. Вы вообще здесь никого не найдете.

– А где же они? – спросил Томас и заметил, что Драммонд побледнел. Боже упаси оказаться в списках его врагов, а в том настроении, в котором его кузен находится сейчас, это было особенно опасно. – Мы привезли вам людей, и вы за них заплатили. Семнадцать человек – мужчины, женщины и дети.

– Все они ушли, – сказал капитан. – И я получил за это приличную компенсацию.

– Куда? – только и спросил Драммонд, но у него был такой вид, будто он проглотил лягушку.

– Я не знаю. Да и какая мне разница? Разве что вы хотите снова мне их продать. В этой ситуации груз был бы мне очень кстати. – Капитан улыбнулся, и это вызвало у Драммонда новый приступ ярости.

– Я слышал, – вмешался первый помощник, – что они направились в место, которое называется, кажется, Гилмур.

Драммонд кивнул, будто ожидал именно такого ответа.

– Его освободила женщина, – добавил помощник. – Вот так штучка, – пробурчал капитан – Кому-то следует поучить ее, как надо себя вести.

– Кое-кто научит, – сказал Драммонд, поджав губы, затем повернулся и сошел по трапу на берег. Томас, как собачонка, побежал за ним. – Когда-то Драммонды воевали с Макреями. Но уже несколько десятилетий между нами нет вражды. Однако время, очевидно, изменилось. Что бы я ни делал, куда бы ни пошел, Макрей везде меня преследуют, и мне это надоело.

– Что ты собираешься делать? – поинтересовался Томас, обрадованный тем, что гнев его кузена направлен на кого-то другого, а не на него.

– Возьму Гилмур в осаду, – зловеще ухмыльнулся Драммонд.

Томас даже остановился, не поверив своим ушам. Неужели этот человек рехнулся? Глядя в его налитые кровью глаза, вполне можно было в это поверить.

– У нас не хватит людей для осады Гилмура. Особенно если на их стороне деревенские.

– Тогда найми людей. Я хочу увидеть, как Аласдер Макрей умрет на своей драгоценной земле. Моя дочь станет вдовой, и ее снова можно будет выдать замуж. Я отдам ее тебе в награду за твою верность.

– Ты отдашь за меня Изабел? – встрепенулся Томас.

– Кто может быть лучше тебя? – Драммонд улыбнулся, но улыбка эта больше походила на оскал.

Одеться удалось не так быстро, как хотелось бы Аласдеру. Время от времени от головокружения он едва не падал. Приходилось упираться ладонями в переборку, чтобы сохранить равновесие. Оставалось надеяться, что головные боли и головокружение не станут постоянным напоминанием о том, как близок он был к смерти.

Аласдер отмел эту мысль, прежде чем она укоренилась в его голове, застегнул рубашку и надел сапоги.

Кто-то постучал в дверь, и Аласдер, раздраженный собственной слабостью, ответил на стук довольно резко.

На пороге появился Брайан с сияющими глазами и улыбкой до ушей.

– Приятно видеть, что вы поправились. – У Брайана был вид скорее восторженного мальчишки, чем молодого человека, которому доверили важный пост капитана корабля.

Хорошо, что Брайан не пришел на четверть часа раньше, мысленно вздохнул Аласдер, иначе стал бы свидетелем того, как он боролся с пуговицами рубашки и с каким трудом обувался.

– Я тоже рад. – Это было правдой. Войди пуля на дюйм глубже, сейчас он был бы уже похоронен.

– Мы переехали с корабля в Гилмур, сэр, и сейчас строим временное жилье.

Дверь была открыта, и Изабел тихо вошла, но Брайан все же обернулся. В мгновение ока выражение его лица изменилось.

– Для жителей сожженной деревни, – пояснила Изабел. – Той, где ты был ранен.

– А деревня цела?

– Сгорела дотла, сэр.

Аласдер заметил, что Брайан старается не смотреть на Изабел, а она не смотрит на него.

– Я спрашиваю не про сгоревшую деревню, – нетерпеливо перебил Брайана Аласдер, – а про старую деревню Гилмур.

– Да, – сказала Изабел, – она еще существует. И к тому же достаточно большая, чтобы разместить погорельцев.

– Что с вами происходит? – спросил Аласдер, раздосадованный их поведением.

Брайан напрягся, а Изабел промолчала, но улыбнулась, словно предлагая Аласдеру больше не задавать вопросов.

– В конце перешейка есть тропинка налево, – начала объяснять Изабел, не поворачивая головы. – Она заросла травой, но, присмотревшись, ее можно увидеть. Если идти по этой тропинке, попадешь прямо в деревню.

– Я проверю, в каком состоянии эта деревня, – с легким поклоном предложил Брайан. – Если только вы не желаете дать мне другое поручение, сэр.

Аласдер взглянул на молодого человека и по его глазам понял, что не получит ответа на свой вопрос.

– Нет. – Аласдер махнул рукой, отпуская Брайана, – Делайте что хотите.

Когда дверь за Брайаном закрылась, Аласдер повернулся к Изабел.

– Ну? Ты так и будешь молчать?

– А мне, собственно, нечего сказать, – пожала плечами Изабел, принимаясь старательно убирать принадлежности для умывания. Она явно пыталась казаться непринужденной, но Аласдер вспомнил, что видел на ее лице такое же выражение, когда она здоровалась со своим отцом.

Он смотрел на нее так, словно никогда раньше по-настоящему ее не видел.

Но что она могла ему сказать? Правду? Голую неприкрашенную правду? Но как?

«Это сделал мой отец». В этом все дело. Поскольку она Драммонд, с точки зрения команды Аласдера она была проклятой. Изабел чувствовала это уже несколько дней. Когда она осмеливалась выйти из каюты, ее встречали молчание и угрюмые взгляды. Рори весьма неохотно служил посредником, передавая Брайану новости о состоянии Аласдера и о его планах покинуть корабль и начать отстраивать деревню Гилмур. Из всей команды на борту теперь оставался только Рори, поэтому пока Изабел удавалось игнорировать антипатию Брайана.

Она подняла пустой кувшин. Возможно, они больше никогда не будут близки. Ночи, проведенные в этой каюте, могли остаться лишь воспоминанием.

– Изабел. – Аласдер протянул к ней руку. На его губах играла улыбка – он словно призывал ее быть с ним откровенной.

Но если она заговорит, ей придется сказать ему горькую правду.

– Ты еще не поправился. Тебе надо больше отдыхать.

– Хватит с меня отдыха.

Уже у двери она услышала, что Аласдер встал с койки.

– Изабел.

Его руки вдруг оказались на ее плечах, щека – прижатой к ее затылку. Крепкое тело воина прижалось к ее спине, предупреждая и обещая.

Изабел открыла дверь, прежде чем он успел повернуть ее к себе, прежде чем поцеловал, прежде чем она забыла об осторожности.

– Отдыхай, – прошептала она и выскользнула за дверь.

 

Глава 31

– Неужели вы думаете, что я могу накормить такую ораву? – Кок размахивая деревянной ложкой, его щеки раскраснелись, но Аласдер заметил, что его глаза блестят от радостного возбуждения.

– Кроме тебя, Уильям, никому не под силу совершить такой подвиг, – заявил он. – И не только сейчас, – добавил он, уверенный в том, что повар понимает, какая его ждет нагрузка. – Нам будут нужны твои услуги до тех пор, пока не отстроят деревню.

– Да это значит, что придется кормить сотни людей! Ну не сотни, конечно, подумал Аласдер. Здесь всего сорок два человека, не считая двадцати матросов со «Стойкого», которые решили остаться в Гилмуре. Но он предпочел промолчать и позволить Уильяму излить свое недовольство, зная, что за ним, несомненно, таился восторг.

Кок был французом и обожал устраивать скандалы. Он уже с утра был не в настроении, швыряя на пол кухонную утварь, а если никто не собирался ее поднимать, принимался за камни. Единственным способом утихомирить Уильяма было молча слушать и соглашаться с ним в том, что он самый несправедливо оговариваемый и недооцененный член судовой команды.

– Мне следовало бы вернуться в Новую Шотландию, – сказал Уильям, но его голос уже стал гораздо тише, а взгляд не таким грозным.

– А я был бы благодарен тебе, если бы ты остался, – сказал Аласдер. – Кто, кроме тебя, может справиться с такой грандиозной задачей?

– Здесь – никто, – уверенно ответил Уильям, оглядев свою команду: трех матросов, которых с трудом уговорили помогать Уильяму. Хотя они и старались, в стряпне они смыслили так же мало, как Аласдер в вышивании.

– Похоже, мне придется остаться, – проворчал Уильям, постукивая деревянной ложкой по ладони. – Не то вы все умрете с голоду.

Аласдер улыбнулся и сжал плечо кока.

– Я ценю твою преданность делу, Уильям.

Кок кивнул и принялся командовать своими подчиненными.

Обернувшись, Аласдер увидел Брайана. Аласдер кивнул ему, и они оба быстро ушли, не дожидаясь очередного скандала Уильяма.

Мужчины остановились во дворе, где они могли наблюдать за тем, что происходило вокруг. Жители сгоревшей деревни сновали взад-вперед по перешейку от Гилмура до своего нового жилья, помогая восстанавливать провалившиеся крыши и заделывая дыры в стенах.

Команда «Стойкого» была занята строительством дома для тех матросов, которые оставались в Гилмуре. Отдельно строился небольшой коттедж, который должен был стать домом для Аласдера и Изабел на то время, пока будет восстанавливаться крепость Гилмур.

Если, конечно, Изабел согласится покинуть корабль.

– Есть еще какие-нибудь нерешенные проблемы? – спросил Аласдер.

– Одна женщина уверяет, что ее муж положил глаз на ее соседку, но полагаю, что эту проблему им придется решать самим.

Аласдер поднял бровь, и Брайан перестал улыбаться.

У Аласдера были свои семейные сложности, и он не считал это темой для насмешек.

Оставив Брайана, он направился к лестнице, которая вела к бухте. Ему пришлось подождать, пока матросы с трудом подняли вверх громадную бочку. Эта работа была тяжелой и отнимала много времени, но тем не менее так было гораздо быстрее, чем тащить тяжеленные бочки на телегах, запряженныхлошадьми.

Сегодня залив был спокойным. Аласдер поднялся на борт «Стойкого». Сейчас он чувствовал себя вполне сносно, и ему трудно было поверить, что еще недавно он был на волосок от смерти, хотя он отлично помнил момент, когда прозвучал выстрел, и лицо того человека, который в него стрелял.

Стоя на пашубе, Аласдер думал уже о другом. Он водил свой корабль через моря и океаны, повидал много чужих стран. Он часто стоял на этом самом месте и молил Бога, чтобы его не настигла буря или чтобы ему хватило мудрости обойти стороной тайфун. А что принесет ему завтрашний день?

Сможет ли он так легко от всего отказаться? Поменять качающуюся палубу корабля на надежное великолепие Гилмура? И сам себе отвечал – да, сможет. Для молодого человека, стремящегося познать мир и определиться в нем, бесконечные путешествия по морям были естественными. Но сейчас он был готов посвятить себя строительству. Не только Гилмура, а и основ всей своей будущей жизни.

Его привлек слабый звук ударившегося о палубу камня. Звук повторился, и Аласдер, обогнув свою каюту, направился на корму. Изабел сидела за своим рабочим столом и внимательно разглядывала лежащий перед ней кусок мрамора.

Ударив молотком по резцу, она с такой легкостью разрезала мрамор, словно это был каравай свежеиспеченного хлеба. Осколок упал на палубу.

А из черного камня появилось лицо с намеком на подбородок и гордо торчащим носом. Аласдер узнал себя в еще не законченной работе. Он был поражен и смущен.

– Тебе не надо как-то меня измерить? Например, длину носа? Или мой подбородок? – спросил он.

Изабел положила молоток и сказала:

– Я хорошо знаю твое лицо. – Это прозвучало просто, без каких-либо эмоций, так, словно она говорила о погоде.

Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, о чем он думает? Аласдер тоже хорошо знал ее лицо. Черты ее лица были вполне обычными. Прямой нос, ничем особо не примечательный рот – разве что нижняя губа немного полнее верхней, – довольно высокие скулы. В лице Изабел не было ничего такого, что могло бы поразить. Но при обычности каждой черты в целом ее лицо удивляло необыкновенным изяществом и красотой.

Прислонившись к двери каюты, Аласдер наблюдал за Изабел. От дневного солнца ее щеки немного порозовели. Волосы она перевязала голубой лентой под цвет своего жакета.

Чем дольше он был на ней женат, тем красивее она ему казалась, будто сама ее личность была способна менять ее внешность. А возможно, он просто все лучше ее узнавал.

– Тебе следовало бы пойти в Гилмур, – мягко сказал он.

Никакого ответа. Ни возражения, ни шутки. Она молчала, как та Изабел, которая когда-то молчала – настороженно и выжидающе.

Она уже несколько дней вела себя странно: относилась к нему с вежливым сочувствием – как если бы он был ей чужим. Исчезла непринужденность, сменившаяся неловкостью, какой он не чувствовал с тех пор, как они поженились. Она запрятала свои мысли так глубоко, что у Аласдера не было даже отдаленного представления о том, что происходит в ее голове.

– Мне захотелось поработать, – сказала Изабел, обращаясь к своим инструментам, и стала аккуратно их раскладывать.

– В последнее время работа занимает большую часть твоего времени, Изабел.

Тревога в ее глазах беспокоила его. Он знал, что она скрывает и свои мысли, и эмоции. Ее сдержанность раздражала его, но еще более неприятным было отсутствие доверия.

– Ты против этого возражаешь, Аласдер?

Изабел встала, накрыв мрамор куском парусины. Он подошел и снял тряпку.

– Я не возражаю против твоей работы, Изабел. Я только хочу знать причину твоей неожиданной антипатии ко мне и к Гилмуру.

– Что заставляет тебя так думать? – Она опять закрывала мрамор. Ее упрямство вызвало у него улыбку. Когда она того хотела, она могла быть такой же непроницаемой, как мрамор, и такой же неподатливой, как камень.

– Ты избегаешь меня и не желаешь сойти на берег.

– Просто мне хочется поработать, – буркнула она, отводя взгляд. Потом отошла к перилам и устремила взор на скалу, рассматривая ее с тем же вниманием, с каким она смотрела на свой мрамор.

После того как они поженились, Изабел перестала быть с ним сдержанной. Наоборот, они смеялись и болтали, наслаждаясь тем, что все лучше узнавали друг друга. Аласдеру хотелось, чтобы та, другая, Изабел вернулась. Ему было больно смотреть на эту тихую женщину, в глазах которой таилась печаль.

– Мне кажется, Изабел, что ты чего-то недоговариваешь?

Как ему решить проблему, о которой он не имеет понятия? Как ответить на невысказанный вопрос? Молчание Изабел пугало его так же, как ее безропотное принятие его гнева.

Именно так она вела себя с Магнусом Драммондом.

Аласдер прошел в свою каюту и тихо прикрыл за собой дверь, хотя ему хотелось хлопнуть ею. У него другой характер, чем у Изабел. То, чего она достигла терпением, он добился более прямыми методами.

Наверное, ему следовало бы подойти к ней, убедить ее поговорить с ним, сказать слова утешения. Впрочем, Аласдер все же догадывался, в чем причина ее отстраненности. Несмотря на то что она боялась Драммонда, он все же оставался ее отцом, а порвать связь с родителями довольно трудно. Изабел, очевидно, разрывалась между преданностью своему отцу и любовью к своему мужу. У Аласдера же этой проблемы не было.

Если она хочет заручиться его обещанием не трогать Драммонда, то такого обещания он не сможет ей дать. Точно так же, как не может отказаться защищать свой дом и людей, которые от него зависели. Разве может он забыть, что сделал ее отец?

Ведь Драммонд фактически объявил войну Гилмуру.

Джеймс Макрей стоял на носу своего корабля рядом с двумя братьями. Все они молчали, с благоговением глядя на Гилмур – место, о котором они слышали с самого детства.

Джеймс заметил, что у берега озера Лох-Улисс было пришвартовано торговое судно. «Стойкий», по-видимому, бросил якорь в бухте. Значит, вести свой корабль по сужающемуся фарватеру было не только глупо, но и небезопасно.

– Бросим якорь здесь, – сказал Джеймс братьям.

– А на берег мы отправимся на лодке, и ты сядешь на весла? – язвительно заметил Хэмиш.

– На весла сядешь ты, – отозвался Брендан. – Ты не слишком утомился во время путешествия.

– Я с удовольствием пошел бы в Гилмур пешком, – сказал Джеймс, – только бы не слышать вашей перепалки.

С этими словами он отправился отдавать приказания матросам.

Изабел стояла у двери каюты, собираясь постучать. Какой же мимолетной оказалась ее смелость! Всего неделю назад она, не дрогнув, осадила своего отца и была готова застрелить человека, чтобы найти Аласдера. А сейчас она чувствовала себя такой же слабой, как новорожденный ягненок, и такой же «храброй».

Она постучала, но ответа не последовало.

– Тебе не надо стучать, – сердито сказал Аласдер, когда она нерешительно открыла дверь. – Эта каюта в той же степени твоя, как моя.

– Я зашла, чтобы обработать и перевязать твою рану, если только ты не хочешь сделать это сам.

– Я должен ценить заботу моей жены. Это гораздо лучше, чем когда она старательно меня избегает.

– Но я же живу на корабле. – Изабел подошла к комоду, чтобы достать снадобья.

– Да, но такое впечатление, будто тебя здесь уже нет.

Некоторые слова не могут быть произнесены. А некоторые страхи слишком ужасны, чтобы о них говорить. Быть храброй ради него было легко, но сейчас смотреть ему в глаза было труднее, чем целиться в матроса. А вдруг она прочтет в его глазах то же, что во взглядах Брайана и других членов команды? Неужели ей придется почувствовать, как он отдаляется от нее, боясь дотронуться до нее, как до зачумленной?

Изабел предпочла молчать. Расставив на столе флаконы, она осмотрела рану. Аласдера хотели убить, а он выжил и сейчас сидит перед ней.

Их жизнь идет как бы по кругу, вдруг подумала Изабел. Однажды она сидела там, где сейчас сидит он, такая же напуганная и отстраненная, как сейчас. И тогда он заботился о ней. Но хотя обстоятельства изменились, сами они оставались прежними.

Он все так же храбр, она, как и раньше, робка. Аласдер – хозяин жизни, она же принимала жизнь такой, какая она есть. Он смотрит вперед, а ее всегда сковывают ограничения, которые она сама для себя когда-то установила.

Изабел посмотрела на него. Его глаза искрились, хотя губы не улыбались. В этот момент он был просто Аласдером Макреем, без всяких заслуг и титулов. Нетерпеливый, упрямый, настойчивый, временами требовательный. Простой смертный.

И этот человек со всеми своими недостатками еще больше был ей дорог.

Ее пальцы попали в поле его зрения, когда Изабел осторожно отводила волосы от раны.

– Мы недостаточно друг друга любили, Изабел. Пальцы остановились. Ее грудь, скромно прикрытая жакетом, была слишком близко. Аласдеру хотелось наклониться и припасть к ней губами.

– Мы не так давно женаты.

– Я тебя удовлетворяю?

На этот раз пауза немного затянулась. Изабел словно подыскивала слова. Неужели он такой плохой любовник? Или он слишком торопился? Вполне возможно, если учесть, как его тело реагирует на нее даже сейчас. Аласдер Нетерпеливый.

– Да, – наконец ответила она.

Пока Изабел обрабатывала рану, Аласдер провел пальцем по ее руке – от запястья до локтя. Ткань не помешала ему отметить, что ее рука была напряжена, а запястье было гибким и изящным.

Изабел отдернула руку и заткнула пробками флаконы.

Аласдер медленно потянулся и стал молча расстегивать жакет, не отрывая взгляда от ее лица.

– Я хочу большего. – Он прислонился лицом к ее груди. – Я хочу женщину, которую только начал узнавать. Куда она подевалась, Изабел? Куда ты ее отослала?

Зрачки Изабел расширились, но она по-прежнему молчала.

Аласдер обнял обеими руками ее ноги и прислонился лбом к бедру, а она запустила пальцы ему в волосы.

– Я здесь, – прошептала она.

– Правда, Изабел? Тогда почему ты меня боишься?

– Я не боюсь. – Но ее голос дрожал.

– Я поклялся себе, что поцелую тебя, если ты опять будешь молчать.

Аласдер встал и наклонился к ней.

В том, как идеально подходят их губы, есть какая-то магия, подумал он. И почувствовал, что к глазам подступили слезы. Его дыхание сбилось, сердце стучало молотом, все чувства были сосредоточены только на Изабел.

Даже если они перестали доверять друг другу, у них по крайней мере осталось это.

– Черт возьми, Аласдер, что это за разговоры о том, будто ты женился? И к тому же на шотландке.

Аласдер замер и заслонил Изабел своей спиной. Ее жакет был расстегнут, а сорочка и то, что было под ней, не предназначались для всеобщего обозрения.

– У тебя не отвалилась бы рука, братец Джеймс, если бы ты постучался.

Перед Аласдером стояли три его брата. На их лицах было беспредельное удивление. Только у Джеймса хватило ума выразить досаду. А у Брендана и Хэмиша, видимо, от зависти просто отвалились челюсти, как у гончих. Аласдера должно было бы огорчить их появление, однако в данный момент он не чувствовал ничего, кроме злости.

– Закройте дверь, черт побери! – зарычал он, и братья наконец сообразили, что нужно выйти. – Прости меня, – обратился он к жене. – Мои братья просто дурни.

Изабел лишь кивнула, и он увидел, что она снова ушла в себя.

Аласдер сидел на полу каюты, спиной прислонившись к койке и обхватив руками колени. Изабел, примостившаяся на самом краешке койки, позавидовала такой небрежной позе.

Три брата Макрея – Джеймс, Хэмиш и Брендан – сидели напротив них тоже на полу. Было что-то во внешности братьев, объединявшее их: линия подбородка, гордый нос. В остальном они были так не похожи, что запросто могли бы быть кузенами, а вовсе не родными братьями. Джеймс был высоким и стройным. Хэмиша природа наградила широкими плечами и приземистостью. А Брендан, молодой человек среднего роста, гораздо чаще своих братьев улыбался. Однако история, рассказанная Аласдером, была воспринята всеми тремя одинаково.

– Этот негодяй попытался снова захватить землю? – сердито спросил Хэмиш. – По-моему, следует научить этого Магнуса Драммонда соблюдать границы.

– И как можно скорее, – добавил Джеймс.

– Предлагаю свою помощь, – решительно вступил Брендан, будто предвкушая схватку.

С этими Макреями шутки плохи, подумала Изабел. Подозревает ли ее отец, в какой он опасности? А она? Аласдер многое опустил в своем рассказе, например, все, что касалось их женитьбы.

Поддавшись импульсу, она положила руку на плечо Аласдера, и он накрыл ее своей ладонью. Это был молчаливый жест поддержки. Другой рукой он начал рассеянно гладить ее колено, будто почувствовав ее тревогу.

– Как вы узнали, что я в Гилмуре? – спросил он.

– Нам сказала об этом графиня. Ты ей очень понравился, Апасдер. Думаю, что в Брэндидж-Холле ты одержал победу.

– Значит, я ей понравился? – улыбнулся Аласдер.

– Боюсь, у нас плохие новости, – вмешался Джеймс. – Графиня скончалась через два дня после нашего прибытия в Брэндидж-Холл.

Сердце Изабел сжалось. Новость не была такой уж неожиданной, но все же лучше было бы никогда о ней не узнавать. Тогда в своем воображении она всегда смогла бы представить себе живую Патрицию в великолепных интерьерах Брэндидж-Холла.

Изабел закрыла глаза, сдерживая слезы, но печаль разрывала ей сердце. Аласдер понял чувства жены и нежно погладил ее пальцы, а она в ответ слегка сжала его руку. Память объединила их, словно мостик, перекинутый отсюда в Брэндидж-Холл.

– Мы отошлем «Молли Браун» в Лондон, – сказал Джеймс. – Незачем судну идти в Новую Шотландию, если мы здесь.

Аласдер кивнул.

– А теперь рассказывайте, как случилось, что вы поженились? – сменил тему Джеймс. Взглянув на Изабел, он улыбнулся, и у нее мелькнула мысль, что из всех Макреев он, пожалуй, самый красивый. Кроме Аласдера, только у него были зеленые глаза, а их взгляд был прямым и внимательным.

– Как случилось, что мы поженились? – повторила Изабел, завороженная его одобрительным взглядом.

– Изабел – дочь Магнуса Драммонда, – сказал Аласдер, и все внимание братьев тотчас же переключилось на нее. Под их взглядами Изабел почувствовала себя так, будто ее раздели догола и заставили идти по многолюдной улице Эдинбурга.

Она молча сложила руки на коленях. Ее поза и поведение были верхом приличия – колени вместе, глаза опущены. В каюте наступила напряженная тишина.

Изабел подняла глаза и встретилась взглядом с каждым из братьев. И хотя не было сказано ни единого слова, по их сжатым губам и прищуренным глазам она поняла, о чем они думают.

Изабел встала. Если она сейчас же не выйдет, она опозорит себя. Все переживания и страхи прошедшей недели выльются в водопад слов и слез. Аласдер хотел было остановить ее, но она вырвалась и выскочила за дверь.

Пройдя на корму, она отвязала лодку. Генриетта, умываясь, сидела у перил, и по всему было видно, что кошка довольна жизнью и собой.

– Привет, Генриетта, – сказала Изабелл. – Тебе никогда не хотелось иметь в жизни больше того, что ты имеешь?

Генриетта перестала умываться и посмотрела на Изабел с презрением. Она будто хотела сказать, что ей вполне хватило бы кусочка рыбки, чтобы быть довольной жизнью.

– Моя жена – Макрей. Она стала Макрей с того дня, как я на ней женился, и вы должны относиться к ней с уважением.

– Разве ты можешь ей доверять, Аласдер? – спросил Хэмиш.

Вопрос брата потряс Аласдера, и он на секунду опешил. «Я ей доверяю, и это главное». Но он сомневался, что для Хэмиша такое объяснение будет достаточным.

– Она спасла мне жизнь, – сказал он, наконец понимая, что смысл этих слов гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Возможно, любовь сразу не приходит. Ее растят десятилетиями, укрепляют годами дружбы, семейными узами, общностью прошлого и планами на будущее.

Прошлое? Возможно, это их одинаковое происхождение. Дружба уже стала основой их брака. Будущее было скреплено совместными планами. И любовью, вдруг понял он.

У двери Аласдер обернулся и посмотрел на братьев.

– Изабел – Макрей, – повторил он. – И моя жена. Если вы не можете это принять, вам нечего делать в Гилмуре.

Аласдер закрыл дверь каюты и пошел искать свою жену.

– С ним более сотни человек, – сказал помощник конюха, переминаясь с ноги на ногу и теребя в руках шапку.

Робби всегда был верен Изабел и иногда даже участвовал в ее вылазках в Гилмур. А в последние несколько дней он оказался полезен Ли, сначала предупредив ее о появлении Драммонда, а сейчас – сообщив эту пугающую новость.

Ли сидела за вышиванием.

– Он не стал останавливаться в Фернли, – сказал паренек.

– И собирается идти на Гилмур, – закончила за него Ли, слишком хорошо зная о планах своего мужа. Он прислал Томаса в Фернли за деньгами, и тот проболтался о намерениях Драммонда.

– Макрей жив, – ухмыльнулся Томас. – Пока. Но это ненадолго.

– А Изабел? – как можно более небрежно спросила Ли, чтобы он не заподозрил, как важен для нее его ответ.

– Здорова. Она привезла его в Гилмур, но ее скоро прогонят оттуда.

Томас опять ухмыльнулся и отвернулся.

Прошло более недели с тех пор, как Изабел появлялась в Фернли. Сразу же после этого Магнус уехал, избавив жену от своего гнева.

Он не наказал ее за то, что она выложила Изабел всю правду, однако Ли не сомневалась, что по возвращении Магнус исправит это упущение.

Он взял с собой пистолет. Грозное оружие, слишком большое, чтобы его можно было засунуть за пояс. Оно было сделано по его заказу в Эдинбурге известным оружейником. Как это похоже на ее мужа – потратить накопленные и припрятанные деньги на орудие убийства. Или на наемных убийц.

Ли отпустила Робби и вышла на крыльцо. Охранники, всегда стоявшие у входа, исчезли. Драммонд, видимо, взял их с собой в Кормех.

Гилмур был местом, которое она больше никогда не хотела бы увидеть. Его руины слишком живо напоминали ей о Фергусе.

Они познакомились случайно на ярмарке недалеко от Инвернесса. Их любовь была тайной, но не потому, что была неприличной или постыдной, а потому, что его семья была на стороне революции, а ее семья была против. Как странно, что это некогда важное событие сейчас многими было просто забыто.

«Почему ты никогда ничего не говорила? Или не сделала?» Слова Изабел жгли Ли сердце.

Она не один раз хотела изменить свою жизнь, но только до тех пор, пока ее печаль не стала привычкой. Многие годы она жила спокойно в этой темнице, которой стал для нее Фернли, и стоически переносила гнев и оскорбления Магнуса.

Ее жизнь остановилась в те годы, когда она предпочла жизнь, в которой Фергус – огромный рыжеволосый ангел с усмешкой сатаны – остался несбыточной мечтой.

– Что-то я все же сделала, Изабел, – вслух произнесла Ли. – Молитвами я проложила дорогу в рай.

Но одними молитвами не разрешить ситуацию. Ей необходимо предупредить Изабел и предотвратить гибель еще одного Макрея.

 

Глава 32

За те несколько минут, что прошли после того, как она ушла из каюты и села в лодку, Изабел уже добралась до середины бухты. Неумение грести с лихвой восполнялось решимостью уехать подальше от «Стойкого».

Аласдер приказал спустить лодку братьев и кинулся в погоню.

– Изабел!

Она повернула голову, нахмурилась, но не ответила.

Когда он позвал ее еще раз, она даже не оглянулась, а просто причалила лодку к берегу и скрылась в пещере. Если ему повезет, ей придется переждать, пока матросы поднимут очередную бочку вверх по лестнице.

Однако, когда Аласдер добрался до пещеры, Изабел каким-то образом ухитрилась проскользнуть между двумя бочками.

Это ему пришлось пережидать, а она сбежала.

Миновав церковь, Изабел остановилась, пораженная тем, какие перемены произошли в Гилмуре за прошедшие десять дней. Там, где когда-то был форт англичан, были построены бараки. Кок командовал своими помощниками, а Брайан с несколькими матросами со «Стойкого» в некотором отдалении от других домов заканчивали возводить стены коттеджа. Вдоль длинного крытого коридора старого замка лежало множество бочек. Из леса были принесены деревья на бревна для еще одного здания, предназначенного, по-видимому, для общих собраний на то время, пока будет отстраиваться Гилмур.

Изабел не сразу это заметила, но звуки пил и молотков постепенно утихали и работы по возведению стен домика прекратились. Даже мокрое белье на веревках трепыхалось почти бесшумно, будто и ветер вдруг стих.

Она шла, и ее сопровождала тишина. На помощь ей пришла закалка, полученная в детстве. Изабел медленно миновала ряды матросов и деревенских. Намеренно не обращая на них внимания, направилась к перешейку. Но спину ей жгли взгляды матросов, которых, как казалось Изабел, она уже хорошо знала, и чужих людей, ненавидевших ее только за то, что она была Драммонд по рождению.

Если бы она действительно была храброй, она сейчас обратилась бы к ним и сказала, что зря они судят о ней только по ее происхождению. Но она уже растратила всю свою храбрость, и вернуть ее было не в ее силах.

Она останется одинокой на всю жизнь, такой, какой была в детстве. Когда Изабел поняла, что у нее уже больше нет сил выносить эту ненависть, она опрометью бросилась в лес.

Когда наконец Аласдеру удалось подняться наверх, он начал искать Изабел. И команда его корабля, и жители из сгоревшей деревни смотрели в сторону перешейка с таким выражением гнева на лицах, будто на землю Макреев вторглись Драммонды.

И ведь это не отец, подумал Аласдер, проследив за их взглядами, а дочь. Такое открытие не доставило ему удовольствия. Каким же он был эгоистом, когда досадовал на сдержанность Изабел!

Он ощутил одновременно и сожаление, и раздражение. Не отвечая на вопросы и не обращая внимания на взгляды своих матросов, он пустился бежать. Ему необходимо было найти Изабел.

Изабел, завидев Аласдера, ускорила шаг. Она не испугалась своего мужа, но в данный момент у нее не было желания встречаться с ним с глазу на глаз. Изабел чувствовала, что вот-вот расплачется и что сейчас она слишком уязвима.

Она легко нашла заросшую травой тропинку.

– Изабел!

Изабел вздрогнула. Голос Аласдера прозвучал совсем близко.

Она стала озираться, в надежде спрятаться среди деревьев или за большим валуном. Совсем близко оказался скрытый кустарником и высокими сорняками вход в какую-то пещеру.

Изабел проскользнула внутрь. Пещера была очень уютной.

Изабел осторожно выглянула и увидела, что Аласдер гораздо ближе, чем она думала. Он стоял, расставив ноги и уперев руки в бока с таким видом, будто он был властелином этого леса.

Еще миг – и он ее увидит.

– Ты призрак? – крикнул Аласдер, намеренно повторив то, что сказал при их первой встрече. Ее голубая юбка была как маяк на фоне серых скал пещеры. – Я помню тот день, когда мы в последний раз были вместе в этом лесу. – Он сделал шаг. – Мы тогда смеялись.

Изабел не ответила, но он и не ждал этого. Она ведь так старательно его избегала.

– Я могу понять, почему ты избегаешь людей, которые грубы с тобой, Изабел, но я-то чем тебя обидел?

Аласдер медленно поднимался по склону холма к пещере.

– Может, я нечаянно тебя оскорбил, когда был без сознания? Сказал что-то некстати? В этом дело, Изабел?

Ответа не было.

– Может быть, это был какой-то жест или взгляд, который тебя рассердил?

Еще шаг, и он оказался возле самого входа в пещеру. Место показалось Аласдеру странно знакомым. Ему вдруг вспомнился разговор отца с матерью, услышанный им много лет назад.

– Это укромное место, – сказал отец и, подмигнув Летис, добавил: – С ним связано так много воспоминаний.

А Летис ответила:

– Я бы не стала об этом говорить, особенно когда нас слышат все наши сыновья.

– В этом месте хранятся сокровища Макреев, – объяснил отец.

– Сокровища Макреев? – заинтересовался Хэмиш. – Это не то, о чем ты подумал, Хэмиш, – улыбнулась ему мать, пригладив его кудряшки. – Не драгоценности, не золото или серебро, а вещи, принадлежавшие хорошим людям. Такие, ради которых стоит жить.

– Тарелка с бело-голубым рисунком, – сказал Йен и поднес к губам руку жены.

– Или волынка, на которой когда-то играл один мрачный старик, – добавила она, и ее щеки порозовели.

Аласдер остановился у входа в пещеру и огляделся. Сосны здесь загораживали собой вид на Гилмур и на озеро.

– Если же я ни в чем не виноват, – продолжал он, надеясь разгадать более насущную загадку, чем сокровища Макреев, – то почему ты убежала от меня?

– Наверное, потому, что я не хочу с тобой разговаривать, – ответила Изабел, когда он вошел в пещеру.

– И когда же ты сменишь гнев на милость, Изабел? Уже несколько дней ты меня избегаешь.

Положив ему на грудь ладони, Изабел неожиданно изо всех сил толкнула его. Аласдер всего лишь покачнулся, но ее это только раззадорило.

– Неужели ты не понимаешь? – крикнула она. – Ты женился на женщине из клана Драммондов, и как бы мне ни хотелось это изменить, Макрей, я ничего не могу сделать. Это невозможно.

Для Аласдера такая встреча отнюдь не была неожиданностью. Изабел не раз показывала ему свой характер.

Но сейчас даже в тусклом свете пещеры он увидел, что по ее щекам текут слезы.

– Ты – Макрей, Изабел. – Он взял ее за руки, но она резко вырвалась и отступила назад, снова оказавшись в тени.

– Скажи это своим людям, – сказана она, вытирая слезы. – И деревенским. Да и своим братьям. Я заметила, что у тебя не нашлось слов, чтобы заступиться за меня перед ними.

– Я не собираюсь реагировать на каждую глупость, сказанную каким-нибудь ослом. – Но Аласдер понимал, что Изабел права. Он не встал на ее защиту, как следовало бы.

– При каждой встрече со мной твои люди смотрят на меня так, будто меня вообще не существует.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться. Но возможно, дело не в твоем происхождении, Изабел, а в том, как ты себя ведешь?

– Ах, значит, это моя вина, Макрей? Я неправильно себя веду? – Она обхватила себя руками и стала постукивать ногой о каменный пол, видимо, призывая его поосторожнее выбирать слова.

– Не в этом дело, Изабел. – Аласдер вдруг ясно представил себе, какой она была в детстве. – Если бы мои люди тебе не доверяли, они бы не оставили меня с тобой наедине.

Ну как ей это объяснить?

– Мы прошли с ними вместе через многие испытания, Изабел. Мужчин крепко связывают совместно пережитые опасности. Эти узы иногда крепче, чем семейные. Я не знаю, поймешь ли ты это. – Он положил ей руки на плечи. Изаел напряглась, но не отодвинулась, когда он прижал ее к себе.

Наклонившись, Аласдер поцеловал ее в лоб. Это удивило его самого. Только что он не чувствовал ничего, кроме раздражения и даже гнева, и вдруг...

– Перед лицом серьезной опасности важно лишь то, что человек, который находится рядом с тобой, готов тебя поддержать. Ты не думаешь о его национальности, тебе все равно, на каком языке он говорит или какой у него характер. Его внешность, привычки, кем были его предки – все это не имеет значения. Ты боролась за меня вместе с моими людьми – мне об этом рассказал Рори – и теперь ты тоже одна из них.

– И поэтому они на меня так смотрят? – Изабел снова отстранилась. – И относятся ко мне с таким презрением. – Она отошла на несколько шагов, словно желая как можно больше увеличить расстояние между ними.

– Вместо того чтобы протестовать против такого отношения, Изабел, ты сама отдалилась от них. – Аласдер не мог найти нужных слов, чтобы объяснить ей, в чем ее ошибка. Но если он не сделает этого сейчас, то Изабел так и будет всю жизнь молчать и держать в себе свои мысли и эмоции. – Они совершенно естественно решили, что ты их отвергаешь. Ведь и я почувствовал то же самое. Я не могу понять, почему ты молчишь и о чем думаешь. Ты считаешь, что я должен читать твои мысли, Изабел? Но я простой смертный и лишен дара слышать то, чего ты не говоришь.

– Откуда ты черпаешь свою храбрость, Аласдер? – тихо спросила она.

Аласдер был недоволен переменой темы, тем не менее он сказал:

– Что заставляет тебя думать, будто у меня ее неисчерпаемый запас?

– Но я никогда не видела, чтобы ты чего-либо боялся.

– В моей жизни было много случаев, когда я боялся, Изабел. Гораздо больше, чем мне хотелось бы вспоминать.

– И все же я никогда не видела, чтобы ты сомневался или был в чем-то неуверен.

– А ты хотела бы видеть меня слабым? – Для этого ей стоит лишь заплакать.

– Ты хочешь знать, о чем я думаю, Аласдер? Иногда мои мысли настолько ужасны, что требуют от меня мужества, которого у меня нет.

– Ты такая же смелая, как и любой матрос на «Стойком», Изабел, – мягко заметил Аласдер. – Однако вместо того, чтобы осознать это, ты ведешь себя как птичка, которую освободили, но она все еще видит прутья решетки своей клетки.

– Вот тебе моя правда, Аласдер. Я ненавижу Магнуса Драммонда. Ненавижу его за то, что он сделал меня такой боязливой. И я ненавижу себя за свою робость. Но больше всего я ненавижу отца за то, что он пытался убить тебя.

Аласдер молча пошел на звук ее голоса.

– Я могу пережить презрение других, Аласдер, но я не хочу, чтобы ты смотрел на меня так, будто ненавидишь меня.

– Наверное, было бы неправдой говорить, что я всегда обращался с тобой хорошо, Изабел. Но я никогда не сердился на тебя из-за твоего происхождения.

– Почему ты все еще хочешь оставаться моим мужем?

– Я мог бы сказать – из-за твоей красоты, – медленно произнес он. – Или потому, что этот брак сначала был заключен не по закону, и ты была пострадавшей стороной. – Он подошел совсем близко и обнял ее за шею – Или даже из-за того, что это просто необходимо.

– Так из-за чего все-таки?

– Из-за всего, – ответил Аласдер, вдруг подумав о том, как трудно порой найти нужные слова.

Изабел прижалась щекой к его груди. Потом подняла руки и, обняв его за шею, прильнула к нему так, как еще никогда не делала.

– Мы муж и жена, Изабел. На всю жизнь. И мы должны доверять друг другу, делиться своими мыслями, надеждами и желаниями.

– Ты мне доверяешь?

– Я доверяю тебе свою жизнь. Но я хочу, чтобы ты была моей целиком, без остатка, со всеми своими страхами, болью и неуверенностью. Я хочу знать твое мнение обо всем. Ты можешь даже на меня сердиться. Только не будь холодной и не молчи.

Привстав на цыпочки, Изабел коснулась его губ быстрым поцелуем, но Аласдер схватил ее и, прижав к себе, жадно впился ртом в ее губы.

Она начала расстегивать ему рубашку, но он остановил ее и, подняв обе ее руки к губам, стал их целовать.

Потом его руки заскользили по ее спине, талии, по груди так, будто он никогда раньше не прикасался к ее телу, и теперь в темноте этой уединенной пещеры его желание вспыхнуло с новой силой.

Аласдер снова поцеловал ее, и из груди Изабел вырвался тихий стон. Он ждал этого момента, и ему показалось, что он слишком медлит, слишком осторожен в своих движениях.

Он схватил ее и приподнял, а она обхватила его ногами. Он прижал ее к стене, одной рукой приподнимая юбку, а другой упираясь в стену.

Вдруг что-то с металлическим стуком упало на землю. Следом раздался еще один звук, напоминавший приглушенный стон, такой жалобный, словно это плакала женщина.

– Что это было? – спросила Изабел.

Аласдер опустил ее на землю, и она оправила юбку.

– Не знаю. – Он протянул руку и стал ощупывать стену пещеры.

И тут же вспомнил о разговоре родителей. Наклонившись, он стал искать упавший на землю предмет. Пальцы ощутили филигранную резьбу шкатулки, и Аласдер почувствовал кисловатый запах серебра, над которым потрудилось время.

– Это сокровища Макреев, – сказал он и, нащупав на стене каменную полку, обнаружил на ней целый ряд предметов, назначение которых было легко определить.

– Сокровища? – удивилась Изабел.

– Серебряный поднос. – Аласдер поднял с пола упавший предмет. – А вот волынка, – добавил он, погладив липкую кожаную сумку с давно забытым инструментом. – А это металлическая кружка с резной ручкой и выгравированными инициалами.

Подойдя к выходу из пещеры, Аласдер поднес кружку к свету.

– По-моему, это буква Р. – Изабел подошла к нему.

– Я думаю, кружка принадлежала моему прадедушке Ранулфу Макрею.

– Когда-то я нашла в развалинах Гилмура бусы из синего камня и думала, что это единственная вещь, оставшаяся от прежних времен.

Взявшись за руки, они вернулись к полке. Пол под их ногами был сильно выщерблен, и Аласдер подумал о том, сколько же веков его предки хранили здесь свои сокровища.

В пещере оказалось больше сотни предметов. Кубки, пропылившиеся ткани – по всей видимости, клетчатые пледы, – деревянные тарелки и чаши, вырезанные из древесины растущих на земле Макреев деревьев. Все это было символами жизни в Гилмуре.

– Почему все эти вещи собраны здесь? – спросила Изабел.

– Когда Макреи покидали Шотландию с Вороном, каждый мог взять с собой только один узел.

– Значит, все остальные вещи они оставили в этой пещере на сохранение?

– Да. И все это время они находились здесь.

Стиснув зубы, Фергус продолжал свой путь.

Его культя воспалилась, и боль не отпускала ни на минуту. Он передвигался мелкими шажками и убеждал себя, что Гилмур находится за следующим холмом. Он уже прошел большую часть пути и не собирается останавливаться.

Он был Макреем, а Макреи никогда не сдаются.

«Еще одна небольшая горка, Фергус. Смотри на свою ногу и на костыль, а не на вершину. А еще лучше, считай этих проклятых овец». Там, где когда-то зеленели долины, теперь были бесконечные стада грязных овец, передвигавшихся от одного холма к другому, словно огромный жадный червяк.

Фергус начал считать свои шаги. Всего сто шагов, и он будет на середине холма, думал он. А еще через сто или около того он, возможно, увидит Гилмур.

Солнце отражалось в воде озера Лох-Улисс, и все сейчас казалось Фергусу волшебным. Он повернул голову, прикрыв глаза ладонью.

Гилмур. Фергус моргнул несколько раз, но не только для того, чтобы убедиться, что он не грезит, но и чтобы смахнуть навернувшиеся слезы.

Куда же подевался английский форт? Когда Фергус в последний раз видел свой дом, форт был так близко от старой крепости, что казалось, будто он вот-вот столкнет ее со скалы. Фергус видел, как изменилось то место, о котором он мечтал столько лет. Крепость лежала в руинах, но кругом копошилось множество людей.

Краем глаза Фергус заметил какое-то движение слева. Он повернул голову и остолбенел. Это был мираж. Вознаграждение за его усилия. Навстречу ему спешила Ли – такая, какой она была когда-то давно. И она торопилась, чтобы встретиться с ним в их тайном месте. Ее волосы развевались на ветру, она мчалась, пригнувшись к шее лошади, и в этот момент они казались единым целым.

Фергусу вспомнилось другое время. Он ждал встречи с ней. На людях они с Ли были просто друзьями, но на самом деле – любовниками. И сейчас его чувства были такими же, как тогда, потому что любовь так глубоко укоренилась в его сердце, что он никогда не сможет от нее освободиться.

Но это был не мираж, не видение из прошлого, а живая женщина, и она определенно направлялась в Гилмур.

Далеко за ней из-за холма появился отряд всадников. Однако эти двадцать человек обеспокоили Фергуса меньше, чем пешие люди, которые шли за ними нестройными рядами, и их число было внушительным. Все они тоже направлялись к крепости.

Необходимо найти ответ на несколько вопросов, подумал Фергус. Начать с того – кому понадобилась осада Гилмура? Второй вопрос – кто эта женщина?

Измерив глазами расстояние до крепости, Фергус решил, что надо избрать более короткий путь, хотя боль в ноге была почти невыносимой. Мальчишкой он облазил все окрестные леса. Теперь ему предстояло узнать, насколько хорошо он все помнит.

– Он мог хотя бы оставить нам лодку, – жалобно сказал Брендан, вытирая лицо, – а не оставлять нас на произвол судьбы.

– Сомневаюсь, что он думал о нас, – ответил Джеймс, разглядывая картины на стенах пещеры.

– Это возлюбленная Иониса? – поинтересовался стоявший рядом Хэмиш. Джеймс кивнул. – Вылитая Изабел. – Это была связь с Гилмуром, более реальная, чем их присутствие в этом месте.

– Так вы будете подниматься? – спросил их человек, державший в руке три веревки.

– Конечно. – Джеймс повел братьев вверх по лестнице. Держась за канаты они поднялись вверх к домовой церкви.

– Я представлял себе это все же иначе, – заметил Брендан, заглядывая через развалины арки в воду озера. – Больше целых строений, а не развалин.

– На твоем месте, Брендан, я бы был поосторожней, – предупредил Хэмиш. – Ты стоишь на том самом месте, откуда когда-то упал человек.

Брендан побледнел и отступил назад.

– Наша мать расстроится, узнав о разрушениях, – сказал Джеймс, и братья кивнули в знак того, что это было их общим мнением.

– Да, – согласился Хэмиш. – Она питает слабость к Гил муру.

– Я ей ничего не расскажу, – сказал Брендан.

– А я не стану ей врать, – возразил Джеймс. – Тем более что Аласдер намерен восстановить Гилмур в прежнем виде.

– Ты думаешь, ему удастся? – недоверчиво спросил Хэмиш, оглядывая руины некогда великолепного замка.

Джеймс улыбнулся. Упрямство Аласдера было ему известно лучше, чем другим.

– Я в этом уверен.

Впереди была крепость Макреев.

Сначала Ли подумала, что глаза обманывают ее, но очень скоро поняла, что это не было миражем. По двору Гилмура сновали не призраки, а живые люди. За перешейком, связывающим мыс с долиной, была разбита белая палатка из парусины, а за нею несколько человек крыли соломой большое прямоугольное здание. Ничто здесь не говорило об отчаянии, и этот факт обнадеживал.

Она спешилась и пошла через двор.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, хозяйка? Обернувшись, она увидела паренька с серьезными карими глазами.

– Обеденные столы будут сейчас накрыты, – сказал он.

– Я приехала не для того, чтобы есть. Я хочу найти свою дочь.

– А кто ваша дочь? – участливо спросил он.

– Изабел Макрей.

Выражение лица парнишки мгновенно изменилось. Его взгляд стал ледяным.

– Ах, дочь Драммонда. А вы, стало быть, его жена? Ли кивнула, давно привыкнув к презрению, которое вызывало само имя ее мужа.

– Я здесь для того, чтобы предупредить вас. Мой муж находится на пути в Гилмур с большим вооруженным отрядом.

Парень махнул рукой группе мужчин, и Ли оказалась окруженной толпой людей.

– Зачем Драммонду приходить сюда? – спросил высокий молодой человек. Его глаза были того же цвета, что и у Аласдера, и Ли подумала, что он, возможно, его родственник.

– Вы Макрей?

Когда он кивнул, у Ли отлегло от сердца.

– Затем, что он хочет убить Аласдера! – вырвалось у нее.

– Почему мы должны вам верить?

– Вот почему. Смотрите Ли подняла руку и указала в сторону Фернли. Взглянув в том направлении, они все поняли.

К крепости приближался Драммонд с отрядом наемников.

 

Глава 33

При более тщательном осмотре пещеры они обнаружили несколько потрясающих находок, в их числе – целый склад изделий из серебра и набор фарфоровой посуды с изображением кельтских символов.

– Что ты будешь со всем этим делать? – поинтересовалась Изабел. Они с Аласдером сидели рядом, и она передавала ему одну вещь за другой. При свете фонаря рассматривать предметы было бы, конечно, гораздо легче, но им почему-то казалось правильным, что это происходит в темноте. Аласдер почти физически ощущал присутствие членов клана Макреев. Их призраки появились словно бы для того, чтобы заявить о своей собственности на семейные реликвии, которые когда-то были им так дороги.

– Отошлю все с Джеймсом в Новую Шотландию. Эти вещи принадлежат тем людям, которые теперь живут там.

– Интересно, что они подумают, когда к ним вернутся их сокровища?

– Не знаю. Кто-то будет рад, а у кого-то они вызовут воспоминания, о которых они, возможно, хотели бы забыть.

– А кому-то они принесут счастье, – задумчиво произнесла Изабел.

– Да, – согласился Аласдер, – кто-то будет счастлив.

Изабел, видимо, поняла, что он чувствует, потому что сжала ему руку в молчаливом сочувствии. Она часто так поступала, особенно когда не хватало слов, чтобы выразить свои эмоции. Но сейчас она заговорила, и Аласдер был поражен точностью ее предвидения.

– Я вот думаю, отнесутся они к этим вещам как к приятной находке или как к чему-то ненужному? Будут ли их воспоминания хорошими или плохими?

– Я не могу говорить за них, могу лишь обеспечить возвращение этих предметов владельцам.

– На их месте я бы была счастлива. Ведь это связь с прошлым. Именно такие чувства вызывала у меня картина в Фернли.

– Та, на которой изображен рыцарь? – Аласдер вспомнил, что эта картина была единственным светлым пятном в мрачном зале.

– Да. Глядя на него, я иногда жалела о том, что наша семья не такая, каким, возможно, был наш предок. А иногда я просто радовалась, представляя себе, что когда-то Драммонды были верными и храбрыми людьми.

– Не суди о себе по своему отцу, Изабел, – мягко пожурил ее Аласдер. – Никто не волен в своем происхождении.

Наклонившись, она поцеловала его в щеку.

– Это говорит человек, который получил в наследство от своих предков только благородство.

– А если бы это было не так? – неожиданно полюбопытствовал Аласдер. – Если бы я не был связан с Гилмуром или не был бы Макреем, что тогда?

Не отвечая на его вопрос, Изабел проговорила:

– Знаешь, почему я хочу вырезать из мрамора твое лицо? Я хочу, чтобы его видели всегда. Как портрет Мойры и миниатюру Джералда. Возможно, люди не будут знать твоего имени, но они будут тобой восхищаться и верить, что ты был великим человеком, целеустремленным и в то же время мечтателем.

– Ты смущаешь меня своей похвалой, Изабел. Ни одному мужчине не суждено оправдать твои ожидания.

– Ты их уже оправдал.

– Какое трогательное признание, только я не понимаю, почему ты выбрала для него такое темное место.

Аласдер повернул голову и увидел у входа в пещеру огромного человека, чья высокая фигура заслонила свет. Одна его штанина была пришпилена к бедру, так что было видно, что у человека нет ноги до колена. Хотя он опирался на костыль, сомнений в его силе и возможной опасности для них не было. Аласдер встал и подал руку Изабел.

– Кто вы? – Он был обескуражен тем, что его застали врасплох.

– Ты, конечно, нашел укромное местечко, но если даже ты будешь говорить здесь шепотом, тебя услышит любой прохожий.

Аласдер подошел к незнакомцу, и тот отступил в сторону.

– Кто твоя мать? – неожиданно спросил он.

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что подозреваю, что мы не чужие. Не сын ли ты Летис Макрей?

Аласдер ошарашенно молчал.

Изабел подошла к Аласдеру и тоже стала рассматривать незнакомца.

– Ладно. Представлюсь первым. Я Фергус Макрей, и мне кажется, что ты мой племянник.

– Но вы же умерли! – вырвалось у Изабел, опередившей Аласдера, реакция которого была бы точно такой же.

– Как видите, я жив. Но было время, когда я хотел быть мертвым.

– Какого цвета глаза у моей матери? – потребовал ответа Апаедер.

– Такие же голубые, как у тебя. – Улыбка Фергуса становилась все шире.

– А какое у нее любимое занятие? – Неужели этот человек и вправду его дядя, не мог поверить Аласдер.

Он был именно таким, каким его описывала мать – высокий, широкоплечий, с копной рыжих волос. Его борода была того же цвета, но с сильной проседью.

– Я понимаю, почему ты задаешь эти вопросы. Годы здорово меняют человека. Так вот – твоя мать обожала ткать. И проводила все свободное время за ткацким станком.

Аласдер кивнул.

– А кто твой отец?

– Йен Макрей.

– Понимаю. Они всегда нравились друг другу, хотя мне хотелось бы узнать все поподробнее. Чтобы ты окончательно мне поверил, я скажу тебе, что твой отец подарил Летис брошь, которую она приколола в день смерти твоей бабушки.

– Она говорила о вас с любовью, – Аласдер протянул Фергусу руку. – Я Аласдер Макрей, ее старший сын.

– Так, значит, она жива?

– Они оба живы, – добавила Изабел.

– И у вас есть еще четверо племянников.

Фергус молчал, но его глаза заблестели от выступивших слез.

Потом он обнял Аласдера, пряча в густую бороду улыбку. Оба мужчины были высокими и сильными, и Изабел залюбовалась ими.

Отпустив Аласдера, Фергус посмотрел на Изабел.

– А ты кто? – Повернувшись к Аласдеру, он сурово спросил: – Надеюсь, ты не обесчестил девушку?

– Это моя жена Изабел.

Фергус одобрительно кивнул, и все трое вышли из пещеры.

Они медленно спускались с холма, и Фергус все время поглядывал на Изабел, пока наконец не решился сказать:

– Ты напоминаешь мне одну девушку, с которой я когда-то был знаком. Ее звали Ли. Ты ее не знаешь?

Лучше бы он об этом не спрашивал, подумала Изабел, и не ставил бы ее перед необходимостью сказать ему, что женщина, которую он любил, замужем за другим. Но как можно солгать человеку, если в его глазах столько надежды?

– Это моя мать.

Фергус ничего не ответил, а устремил свой взгляд в землю, будто тропинка была для него важнее, чем воспоминания. Но Изабел знала, что значит любить, поэтому сказала:

– Она вас не забыла.

– Неужели? – отозвался Фергус, не поднимая глаз. – А что она обо мне говорила?

Ответить Изабел не успела. Аласдер неожиданно остановился и выругался. Слева от них по долине шло целое войско людей во главе с Драммондом и его личными охранниками.

– Полагаю, эти люди собрались не для того, чтобы приветствовать мое возвращение домой, – нахмурился Фергус.

– И мое тоже, – буркнул Аласдер. – Но если он хочет битвы, он ее получит.

Прежде чем Изабел успела что-либо спросить, он поцеловал ее и, усмехнувшись, сказал:

– Нам лучше поспешить домой, Изабел. Похоже, твой отец пожаловал к нам с визитом.

– Отец? – пораженно переспросил Фергус.

– Это долгая история, и ее лучше рассказать в другое время.

– У меня только одна нога, но рук – две, так что я встану рядом с тобой.

Когда они миновали перешеек, Аласдер кивнул своим братьям, предоставив Фергусу право представляться самому.

– Сколько у нас людей? – спросил Аласдер.

– Семьдесят три человека, не считая моей команды, но она все еще на борту корабля, – ответил Джеймс.

– А сколько ружей и пистолетов?

Аласдер бросил взгляд в сторону отряда Драммонда. Числом они, возможно, и превосходили силы защитников Гилмура, но вооружены были кольями и железными дубинками.

– Шестнадцать.

– А в деревне есть люди? – спросил Аласдер Брайана.

– Они все здесь, капитан. Сейчас полдень и они пришли обедать.

– Мы отвели женщин и детей в церковь, – сказал Джеймс.

Аласдер кивнул и повел Изабел через двор.

– Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, Изабел.

– А ты куда пойдешь?

Он не ответил, она вырвала руку и, сжав кулаки, решительно заявила:

– Когда ты в прошлый раз покинул меня, чтобы совершить свой героический поступок, я чуть было тебя не потеряла. Больше я тебя не оставлю одного.

– Я хочу, чтобы ты была в безопасности, Изабел. Сейчас не время спорить. Ты должна мне верить.

– Тебе я верю. Но я не верю своему отцу. И тому, что он может сделать.

– Я не намерен позволить Драммонду победить, – усмехнулся Аласдер и, поцеловав жену, быстрыми шагами вернулся к братьям.

«Твои поступки важнее, чем твое происхождение» – так, кажется, сказал Аласдер. Он просил ее посмотреть на себя глазами других. Сейчас было не самое подходящее время для того, чтобы признаться себе, что команда «Стойкого» и все остальные люди вряд ли могли составить себе правильное о ней мнение, если она все время молчала, смирившись с их враждебностью.

Но ведь она не такая.

В отличие от своего отца она хотела тратить свои эмоции, испытывать огромное счастье и глубокую страсть. Она ничего не хотела держать в себе – ни радость, ни печаль. Отныне каждый день она будет не раздумывая расточать свои чувства.

Изабел не хотела быть и такой, как ее мать, со смирением принимать любое несчастье. Нет, она будет бороться с любой несправедливостью.

Она будет сама собой, подумала Изабел, и она знает, что ей надо делать.

Ее встретили с каменными лицами. Люди сгоревшей деревни ничего не хотели прощать.

Изабел наклонилась и одной рукой взялась за подол юбки.

– Если вы ко мне не присоединитесь, я буду воевать одна.

Ответом ей было молчание. Дети стояли возле матерей, держась за их юбки. Один маленький мальчик выглянул из-за ног матери и тут же шмыгнул обратно.

– Пусть кто-то позаботится о детях, а остальным я предлагаю присоединиться ко мне.

Никто не двинулся с места.

– Как хотите, – сурово сказала она и начала набирать в подол камни. – Но я не позволю, чтобы пострадал мой муж, а мой дом был разрушен.

Изабел вдруг поняла, что храбрость состоит не в том, чтобы молча и стоически принимать то, что с тобой происходит. И дело здесь не в отсутствии страха. Сейчас, стоя перед этими женщинами, она была испугана больше, чем когда-либо. Но шум битвы нарастал, и у нее был выбор: либо прятаться здесь, либо быть рядом с Аласдером.

– Я с тобой. – Из толпы вышла одна женщина.

Изабел смотрела на мать, не веря своим глазам.

– Что ты здесь делаешь?

– Слушаю тебя, Изабел. Ты была права. Я слишком многое терпела и слишком долго.

Они обменялись взглядами, и на лице матери отразилось все то, что она пережила за прошедшие дни. Обеим женщинам пришлось пережить горе, гнев, смирение, только страдания матери длились многие годы.

– Прости меня. Я была не права. Мне не следовало тебя ни в чем упрекать.

– Правда может иногда быть горькой, Изабел, но это не значит, что ее не следует говорить. – Она наклонилась и, как и ее дочь, подняла подол юбки, чтобы набирать в него камни.

У Изабел не было времени сообщить матери о возвращении Фергуса, потому что еще одна женщина отделилась от толпы и подняла несколько обломков кирпича, потом еще одна...

– Мы не позволим Драммонду опять отобрать у нас дома, – сказала молодая женщина, не отрывая от Изабел враждебного взгляда. – Ни одному из Драммондов. – Женщины за ее спиной закивали.

– Меня зовут Изабел Макрей. – Изабел повысила голос, чтобы все ее услышали.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем женщины, одна за другой, начали выходить из толпы кивая Изабел.

Аласдер был прав. Эти люди судят ее по поступкам, а не по происхождению.

Возможно, их слишком мало, думала Изабел, выходя во двор, но женщины за ее спиной были настроены решительно и вооружены камнями и своей яростью.

Аласдер выстроил людей полукругом лицом к перешейку и раздал им оружие, которое принес Хэмиш. Через несколько минут раздались первые выстрелы со стороны нападавших всадников.

– Это он? – спросил Джеймс, указывая на того, кто возглавлял отряд. Большинство всадников хорошо держались в седле, а Драммонд выглядел нелепо: широкие плечи и грудь странно контрастировали с короткими ногами, торчавшими под непонятным углом.

– Да, он, – подтвердил Аласдер.

– Кто-то должен укоротить ему стремена, – усмехнулся Джеймс.

Завязался рукопашный бой. Некоторые орудовали палками, другие – камнями. Прозвучало несколько выстрелов, но перезарядка оружия отнимала слишком много времени, и никто не стал бы терпеливо ждать, пока противник приготовит его к стрельбе.

Стоял невообразимый хаос. Крики людей, треск палок, лязганье подков о камень, одиночные выстрелы – все слилось воедино.

Изабел было непонятно, как в таком хаосе можно было отличить друга от врага. Но видимо, главным в этом бою было не убивать, а выжить. Человек отбивался, если на него нападали, и бросался на противника, чтобы предотвратить нападение. С точки зрения сражавшихся, Изабел была вооружена не хуже, чем они.

Она вглядывалась в толпу, пытаясь отыскать Аласдера, Фергуса же она увидела сразу. Тот прорывался сквозь толпу, орудуя своей палкой, как шпагой.

И тут Изабел увидела Аласдера. Он находился в окружении нескольких людей, каждый из которых собирался нанести ему удар. Она запаниковала, когда он, заметив ее, отвлекся и его движения замедлились.

Кто-то ударил его по плечу, и он упал на колени. Изабел увидела, как он открыл рот, и поняла, что он выкрикнул ее имя. Но между ними было слишком большое расстояние и много народу, и она снова потеряла его из виду.

Ей хотелось ругаться и драться, плакать и кричать, царапать каждое попадавшееся под руку лицо ногтями и рыть землю, только бы добраться до мужа. Она бросила на землю весь свой запас камней и, выхватив дубинку из рук лежавшего на земле человека, решила пробиваться с ее помощью к Аласдеру.

Но на ее пути неожиданно встал какой-то мужчина, по всей видимости, намеревавшийся остановить ее. Он схватился за дубинку и вырвал ее из рук Изабел, но через секунду сам упал. Изабел обернулась и увидела Брайана. Это он только что ударил этого человека по голове рукояткой пистолета и теперь смотрел на Изабел так, будто она была призраком.

Изабел отняла у поверженного свою дубинку и посмотрела на человека, еще недавно бывшего ее другом.

Она, может быть, и сказала бы ему сейчас что-то, если бы не адский шум вокруг. Изабел решительно сжата дубинку. Каким бы ни было препятствие – Брайан это или враг, – не имело значения. Она во что бы то ни стаю пробьется к Аласдеру.

На мгновение ей показалось, что Брайан преградит ей путь, но он отошел в сторону и тут же был поглощен толпой. Путь был свободен.

Она не может снова потерять Аласдера.

Аласдеру следовало бы знать, что она не останется в безопасном месте. Изабел вообще была непредсказуема, и никогда нельзя было предугадать, что она сделает. Его снова ударили, но он тут же пустил в ход свой кинжал и кулаки.

Этот бой напомнил Аласдеру другое сражение, о котором ему рассказывал отец, когда его не могла слышать мать. При Куллодене шотландцы были вооружены тем же самым – дубинками и камнями, а также пиками, сделанными из ветвей деревьев.

Они так же воинственно и яростно кричали, только на этот раз их врагом была не Англия, а алчный человек, которому важны были его овцы, а жизнь невинных людей была безразлична.

Люди Драммонда, казалось, были в меньшей ярости, чем те, с кем они сражались. Они больше защищались, чем нападали.

В какой-то момент Аласдер быстро обернулся, чтобы отразить еще один удар, и краем глаза увидел Изабел, вооруженную дубинкой. Но прежде чем он успел оценить этот, совершенно несвоевременный, приступ отваги, он услышал ее крик, предупреждающий об опасности, и увидел одного из всадников Драммонда, нависшего над ним. Он узнал этого человека по его ухмылке, обнажившей звериный оскал острых зубов. Тогда тоже был солнечный день и дул такой же теплый ветерок.

Однако сейчас выстрела не последовало.

Но пистолет все же, как и тогда, был нацелен на Аласдера, а взгляд был таким, словно убивать для него было удовольствием.

Аласдер не раздумывая бросился на его лошадь, чем застал всадника врасплох. И хотя тот все еще крепко держал пистолет, Аласдеру удаюсь рывком стащить его с седла и нанести удар кулаком в лицо.

– Это тебе за деревню, – процедил Аласдер. – А это за меня, – добавил он и ударил так, что было слышно, как треснула сломанная челюсть.

– Дай и нам шанс, – услышал Аласдер чей-то голос и увидел одного из деревенских жителей, в руках которого была дубина величиной с небольшое дерево.

Аласдер отшвырнул в сторону обмякшее тело приспешника Драммонда. А этого великана с дубинкой он, пожалуй, отошлет отсюда на «Молли Браун» в Новую Шотландию, где флот наверняка найдет применение человеку такой силы.

– Фергус!..

Он сразу обернулся, словно мог расслышать ее голос в страшном шуме боя. Они смотрели друг на друга, и секунды превращались в вечность.

Ее мать так и осталась бы стоять посреди поля битвы, подумала Изабел, если бы Фергус не очнулся первым и не пошел, прихрамывая, ей навстречу, раздвигая тех, кто мешал ему приблизиться к Ли.

Став свидетельницей этой немой сцены, Изабел сначала почувствовала себя неловко, но тут вдруг заметила, что не только она все это видит. Ее отец сидел в седле так неподвижно, будто был высечен из камня. Его глаза превратились в щелочки, лицо было искажено яростью. Затем он с диким криком вдруг вздыбил своего коня и нацелил пистолет, как с ужасом поняла Изабел, на ее мать.

Все произошло так быстро, что позже, пересказывая то, что произошло, она не могла вспомнить детали.

Фергус быстро толкнул Ли себе за спину и расправил плечи. Прежде чем Магнус успел выстрелить, Фергус, орудуя костылем как оружием, выбил из его рук пистолет, и Драммонд вылетел из седла.

– Что это за мерзавец, который целится в женщину? – крикнул Фергус, стоя над Драммондом. – Неужели ты такой трус?

Драммонд ударил Фергуса по здоровой ноге, и тот упал как подкошенный. Встав на четвереньки, Магнус дополз до своего пистолета и опять нацелил его на Ли.

Но тут раздался выстрел, прогремевший словно удар грома. Отец Изабел упал на спину, и на его груди расплылось кровавое пятно. Через секунду он затих, но перед последним вздохом его лицо исказилось яростью и злобой.

Ли опустилась на колени рядом с Фергусом.

Изабел оглянулась. Пистолет Аласдера был все еще направлен на ее отца. Взгляд был решительным и холодным. Рядом с ним стоял Джеймс с таким же оружием, но над дулом его пистолета клубился дымок от выстрела.

– Он заплатил мне слишком мало, чтобы я сдох рядом с ним, – сказал один из наемников, бросая на землю дубинку.

– Мы никогда не увидим тех денег, что нам обещали, – заявил другой и сделал то же самое. И оба направились к перешейку, а за ними потянулись и другие, побросав свое оружие. Войско Драммонда покидало Гилмур.

Джеймс подошел к лежавшему на земле Драммонду и, нагнувшись, приложил к его горлу руку, словно не веря, что он мертв.

– Боже милостивый, – пробормотал Джеймс, – я не собирался его убивать. Я просто хотел прострелить ему плечо. – Потрясенный, он закрыл глаза.

– Насчет Бога мы еще подумаем, что же касается меня, то я тебе благодарен, – сказал Фергус, с помощью Ли поднявшись на ноги и опираясь на костыль. – Если бы не ты, он убил бы Ли.

Аласдер подошел к Изабел. Она не отрывала взгляда от тела отца. На какую-то секунду ее охватила ярость – такая же, какую она увидела на лице отца в его последнюю минуту.

– Боже, прости меня, – прошептала Изабел.

Аласдер обнял ее, но она не могла расслабиться. Тогда он поднял ее на руки и отошел в сторону, подальше от остальных.

– Какой грех ты совершила, Изабел? – мягко спросил он.

– У меня слишком много грехов, – призналась она. – Я хотела ненавидеть его, но теперь я чувствую, что слишком на него похожа.

– В каком смысле?

Она прислонилась к груди Аласдера, чтобы ощутить его тепло.

– Я бы убила его, чтобы защитить тебя.

– А я – чтобы защитить тебя. Значит, мы оба должны быть прокляты, так, что ли?

Изабел не нашлась что на это ответить.

– Прости меня, – тихо сказал Аласдер. – За его смерть.

Изабел кивнула.

Драммонд был ее отцом, и уже поэтому ей следовало по нему скорбеть. Возможно, не по тому человеку, каким он был, а каким мог бы быть. Когда его похоронят, подумала Изабел, она перестанет на это надеяться. Измениться могут только живые.

Они стояли, обнявшись. Муж и жена. Не просто любовники или друзья. Может быть, спутники, но это слово тоже не очень подходило. Они были товарищами. Изабел улыбнулась и закрыла глаза, почувствовав, как Аласдер поцеловал ее в макушку.

– Так ты из-за этого не возвращаяся ко мне, глупый человек? – кричала Ли, указывая на костыль.

– Я не возвращался к тебе, Ли, – нахмурился Фергус, – чтобы у тебя была нормальная жизнь со здоровым человеком, а не с инвалидом.

– С ним? – Ли с отвращением посмотрела на тело своего мужа. – Он бил меня, Фергус.

– Я не мог этого знать, Ли, и теперь очень жалею. К тому времени как я понял, каким был дураком, было поздно. Ты уже вышла замуж. Было бы еще хуже, если бы я увидел тебя и узнал, что ты любишь другого.

– Да, – согласилась она, – я была бы несчастна, если бы любила одного, а вышла замуж за другого. Но что ты собираешься делать сейчас, Фергус?

– Мне нечего тебе предложить, Ли. Если только... – Он оглянулся на Гилмур. – Если только не считать эту старую крепость и такого же старого человека.

– Оставь Гилмур Аласдеру, – решительно заявила Ли. – У меня теперь есть Ферили и богатое приданое. А ты будешь там законным хозяином.

Она протянула ему руку и улыбнулась. Поскольку у Фергуса не было желания снова упасть, он вцепился одной рукой в костыль, а другой схватил руку Ли.

– Я богатая вдова, Фергус Макрей, и намерена потратить деньги, скопленные Драммондом. Все до последнего пенни.

– Ты испытываешь мою гордость, Ли. Я не могу позволить тебе содержать меня.

Она снова взглянула на Драммонда.

– Я заберу его домой, Фергус, и объявлю траур. Не потому, что он этого заслуживает, а потому, что я хорошая жена. А когда истечет срок траура, я жду тебя.

Фергус смотрел на нее и думал, что не так уж плохо иметь богатую жену. К тому же он давно понял, что по сравнению с любовью гордость – вещь глупая.

– Я приду, Ли, независимо от того, есть у тебя деньги или нет.

– Хорошо.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Фергус наклонил голову, и это мгновение, о котором он мечтал так долго, показалось ему абсолютно правильным.

 

Эпилог

Изабел и Аласдер медленно поднимались в гору к надгробному памятнику. За все то время, что Изабел приходила в Гилмур, здесь она была всего один раз.

Бой под стенами Гилмура закончился так же быстро, как и начался. Хотя моряки с корабля Джеймса пришли на помощь братьям, они уже были не нужны. Только верные Драммонду люди продолжали драться. Большинство же тех, кого он нанял, покинули Гилмур еще до окончания боя.

Всех удивила мать Изабел. Стоя посреди двора, она кричала:

– Я больше не потерплю здесь драки, пока хладное тело Драммонда лежит на земле!

Устыдившись, люди Драммонда перекинули его тело через седло и последовали за Ли в Фернли.

Работы предстояло много – надо было строить дома и ремонтировать мосты. Но сейчас всем была необходима передышка.

Изабел взяла Аласдера под руку и почувствовала исходящее от него тепло. Его лицо было в крови, но он был жив, весь в синяках, но не сломлен. Кроме благодарности за это, лишь одно чувство нашло дорогу к ее сердцу. Это была любовь.

Она защитит его всей своей жизнью, заслонит его своим телом, поддержит его своей любовью.

– Пожалуй, и мне надо поискать себе жену, – сказал Брендан, глядя, как Аласдер и Изабел поднимаются рука об руку в гору. – Заметили, как он все время к ней прикасается?

– А она – к нему, – добавил Хэмиш. Он тоже не отрывал взгляда от брата и его жены.

– Им надо побыть одним хотя бы часок, – усмехнулся Брендан.

– Не часок, – поправил Хэмиш, – а день, а может, неделю.

Джеймс молчал. Никогда прежде он не завидовал никому из своих братьев, всегда понимая и принимая их сильные и слабые стороны.

– Нет, – наконец произнес он, – им нужна вся жизнь.

Аласдер никогда прежде сюда не приходил, но сейчас это показалось ему правильным – воздать должное своим шотландским предкам. Могила его прабабушки была особенно почитаема. Деревянный крест с трех сторон защищала каменная изгородь.

Аласдер встал на колени, Изабел опустилась рядом. Он украдкой посмотрел на ее освещенный заходящим солнцем профиль и вдруг понял, что она не просто его жена. Изабел была женщиной, которую он никогда не искал, но всегда ждал.

С самого детства он видел, какими полными любви взглядами обмениваются его родители. Его отец влюбился в двенадцать лет, а к нему любовь пришла позже – в образе темноволосой шотландской девушки с застенчивой улыбкой и невысказанными мечтами. Упрямой и удивительно страстной.

Их женитьба, вместо того чтобы соединить их, привела к разладу. Несмотря на это, ухаживание все же началось, подобно скрытому под водой океана течению. Сначала было любопытство, потом интерес, который, постепенно разрастаясь, превратился в уважение и восхищение.

Аласдер чувствовал, как они сначала стали единым целым, а потом будто раскололись на две части, при этом каждый взял что-то у другого. Он словно передал Изабел свою смелость, а в его сердце проникла уязвимость, некогда принадлежавшая ей.

Склонив голову, он помолился за Мойру Макрей, свою бабушку, которая навсегда останется в его памяти молодой. И за Патрицию Ландерс – женщину, которая вошла в их семью и которую все любили. Аласдер вдруг понял, что сейчас наступил момент, когда следует не только молиться об умерших, но и произнести слова, которых ждет от него жена.

Он взял руку Изабел. Она была грязной, в царапинах и ссадинах. Если бы он посмотрел на ее ладони, то наверняка заметил бы в них занозы. Все это были отметины, говорившие о ее решительности, смелости и, возможно, упрямстве. Эта женщина с серьезным взглядом и тайными мыслями была единственной, с кем он хотел бы пройти свою жизнь – с этого дня и до самого конца.

Аласдер поднялся и протянул ей руку. Точно так, как это было в тот день, когда он увидел ее впервые: она удивленно посмотрела на него широко раскрытыми глазами, словно он был призраком Гилмура.

Что мужчина говорит женщине, если он ею восхищен? Благодарит ее или благословляет судьбу за то, что она послала ему ее?

Слова не шли у него с языка. Аласдер чувствовал себя неопытным юнцом, переполняемым чувствами, в которых он боится признаться.

Ее глаза еще никогда не были такими зелеными – цвета окружавшего их леса или чисто промытых изумрудов. Щеки пылали, а губы припухли, будто он только что поцеловал ее тысячу раз.

Какими словами сказать Изабел о том, что он чувствует?

Положив руки ей на плечи, Аласдер прижал ее к своей груди.

– Я был не совсем честен с тобой, Изабел, – осторожно начал он. – Я захотел повторно на тебе жениться не из чувства чести или ответственности.

Он отвел прядь волос со щеки Изабел и заправил ее за ухо. Потом большим пальцем стер грязь с подбородка.

– Я в тебя влюбился, – почти шепотом признался он. Отстранившись, заглянул ей в глаза и подумал, что он счастливее святого. Ионис потерял любовь своей жизни, а ему была дарована Изабел.

– Аласдер. – Она вложила в это имя всю свою любовь. У нее был необыкновенный дар – в одном слове она умела выразить столько эмоций: нежность и страсть, удивление и благодарность.

Земля Макреев расстилалась перед ними во всем своем великолепии. Последние лучи заходящего солнца позолотили спокойную гладь озера Лох-Улисс и величественные руины Гилмура. Впереди у них были месяцы, а возможно, и годы нелегкого труда, но долины обязательно станут такими же зелеными и плодородными, какими были когда-то, а жители перестанут бояться за свое будущее.

В этот момент Аласдер понял, что его дом – это не Новая Шотландия, не его корабль и даже не Гилмур.

Изабел была его домом, его пристанищем, его спасительной гаванью.