Беннет Хендерсон осторожно обошел лужу рвотной массы. Молодой Хартли оказался слабаком: не смог пить всю ночь напролет. Самый молодой в отряде, еще почти мальчишка, естественно, тянулся к Беннету, старался во всем подражать ему, даже пить начал. А то, что это у него не очень получалось, только забавляло Беннета. Своим обожанием Хартли напоминал щенка.

Беннету нужен был друг для души, такой, кто понял бы все его самые тайные желания, самые запретные мечты. Который стал бы пособником в самых ужасных делах. Такой, как Энтони.

Милый Энтони был на два года моложе его и мог сделать для него все. Чего только они не вытворяли вдвоем, какие дебоши не устраивали! Впрочем, воспоминания слишком тяжелы. Они рождают желания, от которых трудно избавиться.

Последние годы без Энтони были уже не те. Он потерял не просто брата, но лучшего друга, товарища. Сколько раз они делили одну женщину на двоих! Сколько раз смотрели друг на друга с бесконечным пониманием через разделявшее их, использованное, покрытое холодным потом женское тело! Энтони – его вторая половинка…

Хартли, слишком пьяный и неспособный найти горшок, помочился в углу и теперь, качаясь, шел через комнату. Вонь в общей комнате становилась почти невыносимой, но никто из присутствующих не обращал на это никакого внимания – еще одна черточка, которая отличала его от других членов отряда.

В тот год царствования его величества короля Георга II самой почетной обязанностью являлась военная служба. За небольшое состояние можно было купить звание капитана, большинство офицеров в армии короля Георга были вторыми и третьими отпрысками из благородных семей или сыновьями менее знатного дворянства, подобные им с Энтони. Поэтому английские офицеры не столько стремились изменить мир, сколько остаться в живых. Они стояли во главе своих людей так же, как сотни поколений до них: со спесивым превосходством и врожденной уверенностью в собственной правоте и правоте Англии, в правоте дела, которому служили.

Если шотландцы и пострадали в результате их вторжения, то только потому, что имели дерзость бросить вызов величайшей силе мира. Их поля жгли, дома сравнивали с землей, женщин насиловали, а они все бунтовали.

Беннету до смерти надоел пьяный треп товарища. Его неподвижный взгляд был устремлен на угасающий огонь, который затухал не потому, что стало теплее, а потому, что никто не потрудился подбросить в него дров.

«Кучка лицемеров, но и у них есть свое место в этом мире», – усмехнулся Беннет. В его улыбке, похожей на оскал, без труда читались жадность и ненасытность. Верхняя узкая губа говорила о жестокости, холодные голубые глаза злобно щурились. Случайный прохожий, ощутив на себе подобный взгляд, постарался бы побыстрее закрыться на все замки и опустить шторы.

– Куда же подевался наш дорогой Лоренс? Почему он не подложил дров в огонь? – В голосе Беннета слышалось приглашение, словно он пальцем манил всех желающих принять участие в отвратительной оргии.

Они, конечно, были туповаты, но смысл уловили отлично.

Юный офицер пришел в ужас. Бормоча что-то нечленораздельное, он с жалким видом приблизился к Беннету. Тот улыбался. Хартли и Беннет вдвоем не торопясь раздели беднягу, стараясь нежными поглаживаниями унять его страх. От волнения, охватившего Лоренса, его мужская плоть безжизненно повисла, он был не в состоянии испытывать никакого возбуждения.

Но его ягодицы были так прелестно округлы, так свежи. Милый Лоренс – единственное доступное развлечение, когда бури в этом забытом Богом краю не давали возможности патрулировать местность, а дождь обещал только наводнения и вечный шотландский холод.

Беннет откинулся на стул и наблюдал, как его товарищи целуют и подготавливают жертву. Он щелкнул пальцами, и ему тотчас подали орудие, которое он выбрал. Беннет встал и осмотрел добычу – дрожащего молодого человека, еще не покрывшегося пушком растительности, перепуганного настолько, что от его страха, казалось, воздух раскалился докрасна.

Беннет глубоко вдохнул запах страха и улыбнулся.

А потом без предупреждения рассек хлыстом воздух. От резкого свистящего звука краска отлила от лица парня, он стал белее зимней луны.

Беннет всегда смаковал подобные мгновения, жаждал их так же страстно, как некоторые его собратья офицеры жаждали овладеть девственницей. Вкус чужой крови возбуждал, а предвкушение этого действовало почти так же сильно, как само обладание.

Почти.

Улыбка его была отвратительна, взгляд тверд, ноги широко расставлены. Беннет расстегнул брюки, подготавливаясь. Если бы не выскочившая из расстегнутых брюк отвердевшая плоть, его можно было бы принять за выигравшего сражение воина, возбужденного нелегко давшейся победой. Да это и есть сражение, считал Беннет, только победитель в нем определен с самого начала.

Он подошел ближе, увидел слезы, текущие по лицу парнишки, и почувствовал сладковатый запах страха, который возбуждал его еще больше. Беннет подошел почти вплотную, с нежностью поставил подчиненного в нужное положение, затем несколько раз легонько стеганул по ягодицам. Его товарищи только смеялись, скука сменилась нетерпеливым ожиданием. Мужеложство – оригинальное развлечение в дождливую ночь.

Когда парень застонал от боли, Беннет рассмеялся. В этот миг он испытывал подлинное блаженство. Однако крик был слишком мужским, ему не хватало настоящего ужаса. Беннет закрыл глаза и вошел в него, продолжая яростно стегать парня по спине хлыстом, свист которого сливался с его собственными криками наслаждения.

«Джудит!» – едва не сорвалось у него. Ярость, внезапно охватившая Беннета, вернула его к действительности.

Это она, Джудит, должна сейчас лежать и извиваться под ним, это ее крики он должен слышать, ее кровь проливать.

Ничего, придет день, когда он ее отыщет. А до этого времени она будет жить в его памяти, наполняя экстазом длинные ночи.

Экстазом и своими криками.