День выдался очень холодный. Казалось, снег может пойти в любую минуту. Вдруг погода не позволит Джорджу отправиться в обычное ежедневное путешествие? Он останется дома и будет вести с ней беседы, как нормальный человек. Конечно, только в случае, если он, как заяц, не обладает способностью бегать по самому глубокому снегу.
Продолжая смотреть в окно, Шарлотта вздохнула. Слуг не было слышно, в доме стояла тишина, лишь в камине шипел и потрескивал огонь. Кто-то догадался – Мейзи? – бросить на дрова щепотку сухих цветов, теперь по комнате разливался чудесный аромат.
Зеленая гостиная была очень уютным местом зимой. Солнце заглядывало в ее окна с востока, и даже по утрам там было светло. Вот только мысли Шарлотты оставались в смятении, чувство покоя не приходило, даже решимость оказалась поколеблена.
– Я выяснил, что искал Спенсер, – сообщил Джордж, входя в комнату и показывая Шарлотте затянутую шнурком сумку.
– Ты вернулся! – оборачиваясь, воскликнула Шарлотта. Голос прозвучал взволнованно. Неужели она и на вид так же взволнована? О Боже, когда она потеряла способность контролировать свои чувства?
– Не такое уж долгое путешествие.
Шарлотта кивнула.
– Спенсер так ничего и не сказал, – продолжал Джордж. – Вернувшись, мы с Мэтью сами пошли все выяснить. – Он уронил полотняную сумку на стол – Ведь зачем-то он полез на четвертый этаж.
Но Шарлотта ничего об этом не знала. Четвертый этаж – единственное место, где старый замок примыкал к недавно пристроенному спальному корпусу. На случай пожара или очень плохой погоды, когда невозможно будет пройти через двор, здания соединялись крытым переходом.
Шарлотта не знала, что думать, и в ужасе смотрела на Джорджа.
– О Боже! Он же не мог тайком пробираться в дортуар? Не ходил туда, когда девочки спят?
– Напротив. – Джордж наклонился, развязал сумку и высыпал из нее раскатившееся содержимое. Шарлотта во все глаза смотрела на открывшееся зрелище.
– Это брошь Джулианы, – наконец выговорила она, указывая на марказит в оправе из жемчугов. – И кольцо Пенелопы. – И она перечислила один за другим все предметы, потерянные или украденные в последний месяц семестра. – Я думала, девочки просто рассеянны и все теряют. На худой конец, что одна из девочек в школе нечиста на руку, но не до такой же степени.
– Нечиста на руку – это само собой, но, думаю, она – сообщница Спенсера.
– Неужели одна из моих учениц?
– Кто-то воровал эти украшения и прятал их, а Спенсер должен был забрать. Он целый месяц был в Эдинбурге и не мог сделать этого раньше. К тому же его задержал снег.
– Какая-нибудь глупышка, которой польстило его внимание, – задумчиво проговорила Шарлотта, понимая, что среди ее воспитанниц найдется немало девиц, которые были бы счастливы обратить на себя внимание светловолосого адвоката.
– Думаю, дело здесь не в одной лести, Шарлотта, – возразил Джордж. – Девочка, замешанная в этом, обворовывала своих подруг ради него. Или ради себя. В любом случае они вступили в сговор, чтобы совершать кражи.
Шарлотта подняла глаза на мужа.
– А как я все это объясню?
– Тебе не нужно ничего объяснять Просто верни каждой девочке ее вещь и скажи, что она нашлась.
Шарлотта кивнула:
– Да, так будет лучше всего. – И она сложила украшения в сумку.
Ей давно следовало понять, что Спенсера, несмотря на все его уверения, не интересуют ни дружба, ни даже брак с нею. Его волнует только ее собственность и то, что можно у нее украсть.
Шарлотта посмотрела на мужа, но он стоял не двигаясь.
– Ты благополучно съездил?
– Относительно. На чиновников произвел большое впечатление мой титул и особенно внешность Мэтью. Так что других свидетелей не потребовалось.
– Тогда почему ты раздражен?
– Вовсе нет. Я – граф Марн. Я владею собой.
– А я графиня Марн. – Зачем она это сказала?
– Конечно, графиня. – Джордж повернулся к Шарлотте и внимательно посмотрел ей в лицо. – Ты хочешь поставить меня на место?
– Все-таки ты раздражен. Из-за меня? Я не могу отвечать за чувства Спенсера.
– Вот как? Меня всегда поражала такая позиция женщин. Вы очаровываете, флиртуете, обольщаете мужчину, а когда он попадается на удочку, делаете удивленный вид.
– Я не флиртовала со Спенсером. И не обольщала его.
– А если я говорю не о Спенсере?
Наступило молчание. Шарлотта задумалась над словами мужа, потом все же решилась открыть рот:
– Кажется, пойдет снег. Сегодня никаких прогулок. – Не понимая причин его раздражения, она сменила тему. Вероятно, пока не следует говорить о Спенсере и вообще о мужчинах и женщинах, гораздо лучше было бы поговорить в открытую.
«Джордж, приходи ко мне в постель. Мы дадим друг другу наслаждение. Между нами много общего. Мы одинаково думаем. Понимаем шутки друг друга. Нам всегда есть о чем поговорить. Ты заполнишь мою пустоту, а я сумею смягчить твою резкость»
Что он ответит? А вдруг откажется? Сможет ли она это перенести? Очень возможно, что нет.
– Да, – согласился он. – Сегодня не до прогулок.
– Значит, ты останешься дома? Или снова отправишься на поиски? Джордж, нет здесь никакого сокровища. Это всего лишь сказка. – В ответ на его удивленный взгляд она продолжала: – С самого моего приезда в Балфурин я слышала обвинения в том, что явилась украсть сокровище, и сейчас уже просто устала слышать о нем.
Он улыбнулся.
– Мне надо кое в чем разобраться, – объяснил он.
– Загадочное заявление. Раньше тебя не интересовали тайны.
– Человек может измениться. Ты можешь в это поверить?
– У тебя ведь много денег, правда?
Джордж посмотрел на Шарлотту, потом снова перевел взгляд на огонь.
– Зачем тогда эти отчаянные поиски? – продолжала расспросы она.
– Они должны поддержать мою честь.
Шарлотта опустилась на стул, ее пальцы вцепились в холщовую сумку.
– Моя честь… видишь ли, она едва не превратилась в лохмотья, так что я предпочитаю не подвергать ее опасности, дать ей возможность восстановиться. Шарлотта, не проси меня бросить поиски. Они напоминают мне о том, кто я такой и что должен найти.
– Что ты должен найти, Джордж? – недоуменно спросила Шарлотта.
– Себя. Ответы. Достоинство. Прощение.
– Что же такое ты совершил, если так страстно ищешь прощения?
– Возможно, принял корысть как образ жизни. Пожелал чужого. Обрек его на ад за все, что он имел и что развеял по ветру.
– Зачем ты это делаешь?
– Делаю – что? – не понял Джордж.
– Все время на что-то намекаешь и ничего не говоришь прямо.
– Не знаю, о чем ты говоришь. – Но по лицу его пробежала какая-то тень, на мгновение на нем отразилось чувство, которого Шарлотта не поняла. Она привыкла разоблачать секреты почти взрослых девушек, но сейчас сомневалась, что сумеет расшифровать тайну Джорджа Маккиннона.
Он улыбнулся, взгляд его стал менее напряженным. Добродушное выражение было ему к лицу. Шарлотта вдруг подумала, что совсем его не знает, видит лишь то, что он сам хочет ей показать.
Что за человек Джордж Маккиннон? Она не в первый раз задавала себе этот вопрос, но со дня его возвращения ни на шаг не приблизилась к ответу. Только влюбилась в ту его часть, которую он решился ей открыть.
Шарлотта поднялась и заставила себя улыбнуться.
– Если ты отправишься на поиски, я пойду вместе с тобой, – заявила она. Джордж молчал. Тогда она повторила свои слова. Наконец он кивнул и повернулся к ней лицом.
– Черт подери все на свете! – воскликнул он. – Пойдем. – И вышел из комнаты. Шарлотта смотрела ему вслед, не понимая, почему ей это пришло в голову.
Меньше всего Диксон хотел, чтобы Шарлотта его сопровождала. Она не понимала, а он не собирался ей сообщать, что ее присутствие было одновременно благословением и проклятием. В последнее время больше проклятием, чем благословением, ибо его совесть не молчала, постоянно напоминая ему, кем является Шарлотта.
Ему так страстно хотелось до нее дотронуться, что он сжимал руки в кулаки, чтобы ненароком не потянуться пальцами к рыжевато-каштановому локону, не коснуться изгиба губ. Он был словно в бреду.
Пусть грех, пусть бесчестье, но Диксон не променял бы воспоминания прошедших недель ни на что другое. Встретить ее, узнать, лечь с ней в постель, любить ее, держать в объятиях после соития, нянчиться с ней, когда она округлится и растолстеет от беременности его сыном. Но доверять себе он не мог.
В ту ночь, когда Шарлотта принимала ванну, он дошел почти до предела – едва не вытащил ее из воды и не швырнул на кровать. Он держал бы Шарлотту в постели так долго, что ее губы распухли бы от его поцелуев, а на теле остался бы отпечаток его тела.
Он знал то, чего не знала Шарлотта. Он – не Джордж, не граф Марн. Он мистер Маккиннон, богатый предприниматель, землевладелец, собственник многих предприятий, расположенных в разных странах света. Но он не муж Шарлотты Маккиннон и не имеет права быть ее любовником.
Будь проклят Джордж!
Он Диксон, человек, который построил свое будущее из лохмотьев своей зависти, человек, обремененный пороками, среди которых стяжательство – не самый малый. Его жизнь это доказала, ведь так? И он не стал лучше, чем был в юности. Его страсть к Шарлотте так велика, что он был готов ей во всем признаться и уговорить бежать с ним из Балфурина. Диксон сумел бы обеспечить ей безопасность и жизнь в роскоши до конца ее дней. Она никогда и ни в чем бы не нуждалась, тем более в его любви и внимании.
Диксон нагнулся, поднял с земли толстую ветвь, очистил ее от засохших листьев, воткнул в снег рядом с собой – лишь бы чем-нибудь заняться, пока его не догонит Шарлотта. Нельзя рассказывать ей правду. В последнее время он даже смотреть на нее боялся, не рискуя заглядывать в эти выразительные зеленые глаза. В них, как в тихом летнем дне, отражались простота и спокойствие. Диксона все время тянуло заглянуть в них, словно бы Шарлотта была ангелом, который способен пробудить все лучшее в его душе.
Что она станет делать, если он скажет ей, что ее присутствие сегодня превращает их путешествие и в безмерную радость, и в постоянный источник боли? Она понятия не имеет о муках совести, о том, что все последние дни он почти не спал, а ходил из угла в угол, чувствуя, что сам запутался в сплетенной им паутине лжи.
Он стоял на вершине холма с самодельным посохом в руке. Авраам, приветствующий свое племя. Или пастух, поджидающий отставшую овцу. Шарлотта в темно-красной накидке задержалась у подножия. Задрав голову, она с непонимающей улыбкой смотрела на Диксона.
– Сегодня ты не надел килт.
Диксон тоже ответил улыбкой.
– Любой шотландец знает, когда время для килта, когда – для штанов. Ты разочарована?
Шарлотта не ответила, а Диксон не стал настаивать.
Стоял прекрасный зимний день. Ветер прогнал тучи. Стало морознее, но небо сияло прозрачной голубизной, как будто природа-мать на рассвете выкрасила его ляпис-лазурью.
Шарлотта приподняла юбки обеими руками, чтобы взбираться на холм с большей грацией. Диксон мог бы наблюдать за ней целый день. Ритмичные движения ее бедер под юбкой напомнили Диксону о ее наготе. У Шарлотты было прекрасное тело, и Диксон подозревал, что она лишь недавно об этом узнала.
Кто поможет ей осознать, что такое она в действительности? Джордж? Диксон в этом сомневался. Джордж никогда не знал ей цену. Если бы знал, никогда не покинул бы жену, целовал бы ей ноги и благословлял судьбу.
Диксон наклонился, подал Шарлотте руку и помог ей взобраться на вершину.
– Я удивилась, что ты меня подождал. В последнее время ты не очень любезен.
Диксон молча смотрел на открывшуюся перед ними панораму. Слева едва виднелись развалины старого замка – их почти скрывал соседний холм. Вдалеке делала петлю река. Справа стоял Балфурин. Его строители проявили осторожность и поставили здание на склоне, выше уровня реки Тэм.
– Ты правда ищешь сокровище?
– Правда.
– Зачем?
Она уже задавала этот вопрос, Диксон и теперь не мог на него ответить. Потому что у него не было других путей выяснить, куда делся Джордж. Потому что он не знал, нашел ли клад его кузен. Потому что все поиски в Эдинбурге и Лондоне окончились ничем, а других идей у него не было. Потому что сокровища были здесь, а ему хотелось хоть что-нибудь завершить, прежде чем покинуть Балфурин. Потому что ему нужно было занятие, которое отдаляло бы его от Шарлотты.
Ни одну из этих причин он не мог ей объяснить.
– Ты веришь, что клад существует?
Диксон пожал плечами.
Он знал, что в клад верил Джордж. Верил достаточно сильно, чтобы бросить молодую жену. Но как это ей рассказать?
– Вполне возможно, что существует, – ответил Диксон. – Когда мои предки ушли из старого замка, клан Маккиннонов был значительно более процветающим, чем сейчас. Возможно, у них был сундук с золотом или какое-либо другое вместилище драгоценностей, которое они тоже решили переместить.
– И при перемещении он потерялся? – с сомнением в голосе спросила Шарлотта.
– Либо потерялся, либо его спрятали так надежно, чго потом не смогли найти. – Диксон посмотрел на Шарлотту и увидел, что она улыбается. – Нэн читала тебе какое-нибудь стихотворение?
Шарлотта покачала головой.
– Нэн свела общение со мной к абсолютному минимуму. Думаю, если бы в Балфурине начался пожар, она сообщила бы мне об этом весьма неохотно, сквозь зубы.
Диксон вынул из кармана листок со стихотворением и прочел его Шарлотте.
– Значит, ты искал эти ключи? – спросила она, когда он закончил.
– Всю последнюю неделю я обследовал пещеры вдоль реки. Мы с кузеном в детстве там играли.
– Но ничего похожего на три отметки ты не видел? – И она в точности повторила услышанную строфу:
– Клад должен быть отмечен так, чтобы было очевидно каждому, кто его ищет.
– Но все остальные ничего бы не заметили, – добавила Шарлотта.
Диксон кивнул, не удивляясь ее сообразительности.
– А может, он вообще не обозначен, – задумчиво проговорила она, шагая рядом с Диксоном.
Он быстро взглянул на спутницу:
– Что ты имеешь в виду?
– Может быть, это что-то естественное, а твои предки этим воспользовались, например, три камня, стоящие вместе, или три холма. Что-то такое.
– Я об этом не думал. В здешних местах множество пещер. Мне казалось, что самое разумное – искать там.
– Мы сейчас прошли мимо двух или трех, – заметила Шарлотта.
Диксон был поражен.
– Я понятия не имел, что ты так хорошо знакома с топографией.
– Когда я приехала в Балфурин, ежедневные прогулки были моим единственным развлечением. Я облазила каждый дюйм здешних холмов.
– А нашла что-нибудь интересное?
– Нет, – ответила она. – Только одиночество.
– Ты скучаешь по своим ученицам, правда?
Казалось, Шарлотта удивилась такому вопросу.
– По ученицам? Обычно я к этому времени так устаю от шума и кутерьмы, что совсем о них не вспоминаю. Но когда наступит весна, буду с нетерпением ждать начала нового учебного года.
– Не будь ты директрисой школы, кем еще ты хотела бы стать?
Диксон спросил не просто так. Он чувствовал, что действительно очень хочет знать. Хочет знать о ней все, что только возможно. О чем она думает? Что чувствует? Что вызывает у нее восхищение, а что – слезы на глазах? Над чем она смеется? Поет ли, когда счастлива? Умеет ли петь вообще? Отчего грустит?
– Если бы я могла выбирать все, что угодно? – Шарлотта задумалась. – Я бы стала возлюбленной, – просто сказала она. – Мне всегда не хватало любви.
Диксон не знал, что отвечать на ее прямоту, на боль, прозвучавшую в этих словах. На несколько мгновений повисло неловкое молчание. Наконец Диксон заговорил:
– Шарлотта, любовь ведь не бетель. Это не товар.
Она улыбнулась:
– Я знаю, что родители любили меня. По крайней мере надеюсь, что это так. Мой отец никогда не сказал мне ни одного грубого слова. И мать тоже. Они были добры со мной и с моими сестрами. И все же мне хотелось бы хоть капельку больше любви.
– Разве в твоей жизни сейчас не хватает любви? – Диксон понимал, что неразумно задавать этот вопрос, и все же спросил.
Шарлотта посмотрела прямо ему в глаза.
– Мне показалось, что есть надежда. Но теперь я уже не уверена.
В глазах женщины отразилось смятение, отразилось чувство, которого Диксон не понял, но которое причинило ему боль. Он стал быстро спускаться с холма, потом зашагал по узкой долине, не оборачиваясь посмотреть, успевает ли она за ним. Шарлотта успевала и не жаловалась, что он идет слишком быстро. Она молчала, но следовала за Диксоном, как послушная ученица. Если она рассердилась, то не показывала этого. Если чувствовала обиду, то не хотела его наказать в ответ. Она, как призрак, шла рядом, и так близко, что Диксон постоянно ощущал ее присутствие.
Наконец, разрушая свои благие намерения, он предложил ей руку. Оба были без перчаток, и соприкосновение ладоней показалось им удивительно интимным. Шарлотта сплела свои пальцы с его пальцами, а он, будто обжегшись, сделал движение, словно хотел вырвать у нее свою руку. Но потом повел себя иначе. Он слегка стиснул ее пальцы и улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ, отчего лицо ее засветилось. Ему хотелось сказать Шарлотте, что он настолько заворожен ее душой, умом, что теперь его пленяет и лишает равновесия даже одна-единственная ее улыбка.
У них нет будущего.
Не следовало ему опять с ней сближаться. От нее пахло розами или какими-то другими садовыми цветами. Диксону хотелось спросить, сама ли она сушит лепестки или покупает духи в Лондоне. Обрызгивает ли ими белье или просто душится за ушами и на груди? Не в его положении задавать такие вопросы.
– Ты уедешь из Балфурина, когда найдешь сокровища? – спросила Шарлотта.
Он остановился и обернулся к ней:
– Я ждал этого вопроса раньше. Ты можешь гордиться своей выдержкой.
– Если ты знал, что я спрошу, то должен был придумать ответ.
– Частично придумал, – стиснув зубы, произнес он. Этот момент приближался уже несколько недель, с той минуты, когда он увидел, как она с горящими глазами идет по бальному залу. Ему страстно хотелось рассказать ей правду, но правда замерла у него на губах. Совесть боролась с честью, и, как ни странно, честь победила. – Шарлотта, – начал он, протянул руку и дотронулся до ее подбородка. Она не пользовалась своей красотой как оружием, хотя большинство женщин поступают именно так. Она была тем, кем была, – Шарлоттой Маккиннон, способной, решительной, одаренной и умной. – Я не тот человек, кем ты меня считаешь, – проговорил он, с трудом выталкивая слова из глотки.
– Я знаю. Я с самого начала чувствовала, что ты изменился. И слава Богу.
Они стояли на вершине невысокого холма с плоской, почти вогнутой вершиной. Шарлотта отошла на несколько футов и стала спиной к Диксону. Он надеялся, что она не обернется. Значительно легче рассказать правду ее спине.
– Разве у нас не может быть настоящего брака? – Ее глаза смотрели вдаль, как будто слова были написаны на небесах над темнеющими горами. – Я так устала от одиночества. Хочется, чтобы в моей жизни появилось веселье, довольство. Хочется просыпаться по утрам и знать, что тебя любят, и весь день улыбаться. Мне кажется, если мы постараемся, то у нас все получится.
Ее слова разрушали твердыню его решимости, предлагали солгать там, где он должен был говорить правду. И снова он проклял Джорджа, мечтая отомстить ему за каждую слезинку, пролитую Шарлоттой за эти пять лет. Однако боль, которую она испытает после его отъезда, станет лишь его бременем. Джордж будет здесь ни при чем.
Наступило время истины, и это убивало Диксона.
Шарлотта обернулась и посмотрела прямо ему в лицо.
– Я всю неделю ждала тебя в постели. Надеялась, ты придешь ко мне. Но ты не пришел.
Диксон смотрел на нее, сам не понимая, почему удивился ее резкой атаке. Прямота в характере этой женщины.
– Я не очень сильна в обольщении, но очень хочу попробовать. – И она начала снимать накидку. Диксон окаменел, наблюдая, как одна задругой расстегиваются пуговицы. На ней не оказалось удобного школьного платья, не оказалось и никакого другого.
– Ты голая, – в отупении произнес он.
– Вовсе нет, – поправила его Шарлотта. – На мне накидка.
– Накидка, – все так же тупо повторил Диксон.
Диксон. Он – Диксон Роберт Маккиннон из клана балфуринских Маккиннонов. Их род известен по крайней мере шесть столетий. Когда-то они были разбойниками и варварами.
Он из тех, с кем нужно считаться.
Тогда почему сейчас он чувствует себя как невинный юнец, никогда не видевший обнаженной женщины? Потому, что он действительно не видел, чтобы зимой в Шотландии обнаженная женщина стояла на краю вересковой пустоши, на холмах белели пятна снега, а над головой свистел холодный ветер. Никогда не видел, чтобы ему так улыбались и весело манили пальчиком.
– Зачем? – Вопрос был вполне уместен, ничего другого он все равно был не в состоянии выговорить. Его руки вцепились в ее плечи, еще закутанные тяжелой шерстяной тканью. Диксон не смел подумать, что в нескольких дюймах находится ее обнаженное тело. Вместо этого он постарался сосредоточиться на зелени ее глаз и лукавой улыбке губ. Кроме того, она вся дрожала. – Зачем? – повторил он. Шарлотта подняла руки, начала расстегивать его пальто, сунула ладони в открывшийся проем и прижала их к жилету Диксона. Как ни странно, но он кожей почувствовал жар ее рук.
– Ты же не хотел прийти ко мне в постель. А раз ты не хочешь ко мне приходить, значит, я должна тебя уговорить.
– Должна?
– Должна, – уверенно кивнула Шарлотта.
– Зачем? – в третий раз повторил Диксон.
– Мне понравилось заниматься с тобой любовью, – тихонько ответила она. – А тебе?
– Больше всего на свете.
– Тогда почему же ты не хочешь повторить?
– Я хочу. Но это будет неразумно. Ты не представляешь, как много ночей я провел, страстно желая прийти к тебе, и сколько раз сам себя останавливал. Бесчестье однажды – уже плохо, а так я не оправдался бы до конца моих дней.
Шарлотта прижала ладони к его груди с такой силой, словно хотела его оттолкнуть.
– Так ты действительно уезжаешь? И не хочешь обременять меня ребенком? По крайней мере на этот раз прояви мужество и предупреди меня. Или напиши записку. Не заставляй меня бесконечно ждать, как раньше, и гадать, какую из служанок ты прихватил с собой.
– Я никогда не убегу со служанкой, – с улыбкой заверил ее Диксон.
Внезапно она упала на колени и протянула к нему руки. Диксон был потрясен.
– Шарлотта!
– Не покидай меня, Джордж! Если ты оставишь меня и Балфурин еще раз, то можешь никогда не возвращаться.
Шарлотта смотрела на Диксона, не отрывая взгляда от его лица. Глаза у нее горели, губы улыбались. Будь он действительно Джорджем, ему и в голову бы не пришло оставить ее. Но он не был Джорджем, и у них не было будущего. В любой момент кузен может вернуться домой. Что он здесь обнаружит? Изменницу-жену и мужчину, который ее соблазнил?
Диксона, без сомнения, ждет проклятие в будущем за то, что он натворил в прошлом. В будущей жизни, если таковая существует, его наверняка призовут к ответу за совершенные им грехи. И на вопрос: «Что ты можешь сказать в свою защиту, чтобы спасти свою бессмертную душу?» – он ответит: «Я любил. Неразумно, но всей душой».
Тем временем Шарлотта раздвинула полы его плаща и начала с поразившей Диксона быстротой развязывать тесемки его панталон. Однако, возможно, она не так быстро действовала, просто Диксон слишком остро все воспринимал? Поистине, его соблазняли! Соблазняли самым настоящим образом. Вся его чувственная мощь ликовала! До самой смерти не забудет он этого дня.
Шарлотта помогла ему снять панталоны. Пальцы ее действовали не очень умело, но неловкость компенсировалась желанием.
Пряди ее волос рассыпались. Диксон погрузил пальцы в золотистую массу. Последние шпильки выскочили из прически и рассыпались по земле.
– Шарлотта, – прошептал он голосом, в котором слышалась мольба и восторг. Он даст себе волю в последний раз, а потом уедет.
Лицо Диксона пылало. Все тело горело. Желание становилось нестерпимым. Время для игр прошло. Шарлотта схватила Диксона за руку и просунула себе между ног.
– Посмотри, как сильно я тебя хочу.
Диксон сорвал с себя пальто, отбросил в сторону, потом быстро снял все остальное. Позже он побеспокоится о травяных пятнах и других красноречивых свидетельствах любовного свидания, сейчас же у него была лишь одна цель – стереть эту улыбку с лица Шарлотты и превратить этот резкий взгляд зеленых глаз в нечто разнеженное и благодарное.
Один раз. Один только раз, а потом он уедет из Балфурина.
Обнаженный, он бросился на Шарлотту и поцелуем заставил ее распластаться на земле. Потом стал губами прокладывать дорожку от ее шеи к одной дерзкой груди, которая выглядывала из-под кроваво-красной накидки.
– Что ты такое говоришь? – спросила Шарлотта между поцелуями.
– Это молитва, – признался Диксон. – Чтобы у меня хватило сил дать тебе удовлетворение.
Она рассмеялась теплым смехом, и он улыбнулся в ответ.
Внезапно мир изменился. Земля под ними заколыхалась и стала разверзаться. Диксон успел перекатить на себя Шарлотту и обхватить ее руками и ногами, а потом они куда-то рухнули. Диксон стукнулся о землю с такой силой, что у него перехватило дыхание, и он на мгновение потерял сознание. Казалось, прошла целая вечность, и тогда раздался голос Шарлотты:
– Ты ранен?
Диксон открыл глаза и улыбнулся ей.
– Наверное, у меня сломана рука, – ответил он, чувствуя, как боль пронзила его от кисти до плеча. – Впрочем, не рука – плечо. – Если он прав, там должно быть смещение. – А ты как? – вдруг забеспокоился Диксон.
– Со мной все в порядке. Ты смягчил удар своим телом.
Шарлотта помогла ему сесть. Диксон огляделся. Они оказались в усыпанной камнями пещере. Вершина холма, на которой они недавно стояли, служила ей потолком. Потолок провалился и теперь лежал в обломках на полу пещеры.
– Значит, это был вовсе не холм? – спросила Шарлотта. – Мы стояли на своде пещеры.
Диксон кивнул:
– Тяжесть снега ослабила его прочность.
– А остальное сделали мы, – добавила Шарлотта.
– Слава Богу, что сегодня солнечно, – заметил Диксон, – иначе мы бы здесь ничего не увидели.
Шарлотта опустилась рядом с ним на колени, отряхнула грязь с его плеча.
– Ты хоть понимаешь, что твоя одежда осталась там, наверху, а сам ты здесь?
– Хорошо, что хоть ты одета, – ответил Диксон. – Ну, частично одета, – поправился он, радуясь, что на Шарлотте осталась накидка. – Все равно это неподходящая экипировка, чтобы обследовать пещеру.
Диксон поднялся на ноги и протянул здоровую руку Шарлотте, чтобы помочь ей встать. Момент для веселья был неподходящий, но он улыбнулся напряженной улыбкой.
Пещера образовалась в боковом склоне холма. Там, где они стояли, была только земля, но дальше виднелся скальный грунт. На стенах и полу были заметны следы инструментов. Возможно, сама пещера была естественного происхождения, но человек, очевидно, тоже внес свою лепту.
Потолок имел форму перевернутой чаши. Пролом, в который они рухнули, находился в самой верхней части. Сейчас боковые своды выглядели так, словно могли обвалиться в любой момент.
– Тут должен быть выход, – задумчиво произнес Диксон, вглядываясь в темноту. Факела нет, зажечь нечего и нечем. Лампа лежала наверху в поклаже. У него остался только посох, сделанный им из толстой ветви. Диксон подобрал его, думая, что выглядит как древний человек – с палкой, обнаженный, даже без набедренной повязки.
Как там говорится в Библии? Уделом греха является смерть? Он не собирается умирать здесь. Он не верит в мстительность Всемогущего. Если бы Бог был расположен к подобным деяниям, то Диксон должен был погибнуть много лет тому назад, и даже за последний год ему выпала дюжина таких случаев.
В темноту уходили два коридора. Даже яркий солнечный свет не мог уничтожить мрак густых теней. Диксон скомандовал Шарлотте:
– Оставайся здесь. Я быстро.
– Джордж, я терпеть не могу, когда мной распоряжаются.
– Останься, пожалуйста. Я могу заблудиться, а твой голос меня выведет. – На самом деле он беспокоился о ее безопасности.
– Ну хорошо, – согласилась Шарлотта, но посмотрела так, что Диксон сразу понял, какого мнения она о его плане.
Диксон ушел, затылком ощущая ее взгляд. Странное чувство, однако не так уж неприятно знать, что тебе вслед смотрит женщина и, без сомнения, разглядывает каждый дюйм твоего тела.
Диксон с большой неохотой вышел из светлого круга и стал спускаться по коридору, вырубленному прямо в скале. Коридор сужался и вдруг резко уперся в стену. Здесь выхода не было.
Тогда Диксон развернулся и пошел по второму коридору, но он тоже не привел к выходу, закончившись огромным завалом из комьев земли и громадных булыжников. От завала слегка тянуло чем-то неприятным.
– Джордж!
– Сейчас вернусь, – отозвался он.
– Ну, пожалуйста, – позвала Шарлотта. Голос ее дрожал.
Диксон вернулся. За долгие годы на дне пещеры осел толстый слой пыли, теперь она кружилась в воздухе, образуя в солнечном свете светящийся нимб вокруг головы Шарлотты.
– Что случилось? – спросил он, заметив, что она отчаянно дрожит.
– Посмотри! – Шарлота указала в противоположную сторону, туда, где первый коридор упирался в скалу.
– Что там такое?
– Там. Посмотри. – У нее стучали зубы.
Диксон сразу не понял, на что она смотрит, но когда пыль немного осела, он осознал, что видит не выступ скалы, а что-то другое. Приблизившись на несколько шагов, он все понял еще раньше, чем разглядел скелет. Скелет мужчины с темными редеющими волосами, наполовину скрывавшими его голову.
Рядом со скелетом лежал бочонок монет и россыпь мелких самородков. От кисти руки откатился большой перстень с ониксом, на котором был высечен герб первого графа Марна. Диксон часто видел этот перстень на пальце своего дяди. Джордж. Горе обрушилось на него как лавина. Он покачнулся.
– Кто это?
Неужели она не узнает? И ничто ей не подсказывает ответа? Диксон поднял лицо к сияющему небу, словно ожидая увидеть там смеющееся лицо божества.
Обнаженный и беззащитный, Диксон повернулся к Шарлотте и сказал:
– Это Джордж.
Не сводя с нее глаз, он наблюдал, как изменились ее глаза, как по лицу медленно разливалось недоумение, потом, словно защищаясь, ее черты разгладились. Она посмотрела на скелет, потом перевела взгляд на него и сказала:
– Не понимаю. – Но это была последняя попытка противостоять очевидному. Лишь мгновение Шарлотта не позволяла себе поверить, но затем узнала Джорджа так же быстро, как сам Диксон. – Если это Джордж, то кто тогда ты? – Голос Шарлотты звучал так тихо, что Диксон ее почти не слышал, но слова были ему не нужны. – Кто ты такой?! – На этот раз она почти закричала.
– Меня зовут Диксон Роберт Маккиннон. Я кузен Джорджа. Некоторые называют меня безжалостным, и лишь немногие считают добрым. Я президент торгового дома Маккиннона и самый крупный землевладелец в Пинанге. В моем флоте более сорока судов. Мое состояние превосходит все мои юношеские надежды, но сейчас меня обуревает зависть, ревность и гнев.
Шарлотта туже завернулась в свою накидку, и этот жест сказал ему больше, чем слова.
– Зачем? – только и спросила она, а на ее лице возникло удивленное выражение.
Диксон с поразительной ясностью восприятия понимал, что она сейчас чувствует. Она едва могла говорить, слова не хотели слетать с ее губ, но душа была полна вопросов, возмущения, протеста. Сейчас она испытывала гнев и боль. И она задала вопрос, простой, понятный и такой невозможный: зачем?
Шарлотта молчала, застыв, как статуя, высеченная из скалы непрощения.
– Ты думала, что я Джордж. Вначале мне не удалось, а потом я и не стал развеивать заблуждение.
– Тебе надо было сказать только пару слов. Просто объяснить.
– В этом деле с самого начала все слишком запуталось, Шарлотта.
– Почему ты мне не сказал?
– Мне стало любопытно, – объяснил он. – К тому же я хотел выяснить, что произошло с Джорджем. Ты была для меня чужой. Я ничего о тебе не знал.
– И не доверял мне.
Диксон кивнул.
– И для этого ты явился в Балфурин. Разыскать Джорджа?
Диксон не отвечал. Шарлотта тоже молчала. Наконец он решился:
– Нет. – Настал момент истины. Правда должна быть выяснена до конца. Больше никаких тайн, никаких недомолвок. – Я не знал, что Джордж исчез, пока не приехал в Балфурин. И я говорил тебе, зачем приехал. Я соскучился по замку, хотел почувствовать свою причастность к древнему роду Маккиннонов.
Диксон не стал сейчас объяснять, что, увидев ее, он хотел защитить ее, спасти от одиночества. Хотел быть рядом, когда она просыпается среди ночи и не может уснуть. Хотел заключить в объятия и любить, пока рассвет не разгорится над горизонтом. Хотел вместе с ней смеяться, поражаться сложности ее ума. Хотел вернуть ей уверенность, говорить ей комплименты, да просто находиться в той же комнате, чтобы она могла поднять взгляд и увидеть, что он рядом. Вместо всего этого он причинил ей боль и причинит еще.
– Думаю, в конечном счете я вернулся в Балфурин, чтобы найти себя. Мэтью считает, что это – часть моей скорби. Во всяком случае, Шарлотта немного успокоилась. – Я был женат. Женат на красивой женщине, которую я, без сомнения, использовал так же, как Джордж использовал тебя. Я имел уже достаточно денег, но ее отец был высокопоставленным членом правления Восточной англо-индийской компании. Его влияние мне было нужнее, чем она сама.
Шарлотта отшатнулась, словно его близость ее отравляла. Что делать, она должна узнать все до последней капли.
– Аннабелла была слишком уж скучная и надоедливая, – продолжал он и вдруг осознал, как звучат его слова – жестоко и бескомпромиссно. Но пусть Шарлотта увидит его таким, каким он был. А может быть, он и сейчас такой. – Мы были с ней слишком разными людьми. Ее раздражало все на свете. Она не хотела ничему учиться, ничего принимать, хотела только одного – вернуться в Англию.
Шарлотта молчала.
– И она всегда жаловалась на здоровье. Жаловалась бесконечно. Из сломанного ногтя делала целую трагедию. Из-за царапинки жизнь для нее останавливалась. И я научился не обращать внимания на ее истеричность. В этом мой позор и моя вина. Когда у нее разболелся желудок, у меня был выбор: вызвать врача или отправиться на деловую встречу. Я не счел ее жалобы серьезными и выбрал встречу.
– А она умерла, – закончила Шарлотта.
Диксон кивнул:
– Умерла.
Он посмотрел на скелет Джорджа.
– Мэтью считает, что я горюю. Но это не так. Я не любил ее. Меня мучает стыд. Мне стыдно, что я женился на ней по расчету. И моя нелюбовь, мое невнимание к ней заставили меня пренебречь ее лечением. Так кто же из нас двоих больше виновен – я или Джордж?
Шарлотта молчала.
Найдя клад, Джордж оказался в этой темной ловушке, из которой не сумел найти выход. Разум Диксона отказывался принять такую страшную смерть. Он снова повернулся к Шарлотте.
Ее поза не изменилась, и она не отвела взгляда от его лица. Никогда в жизни Диксон не чувствовал себя таким беспомощным и беззащитным. К тому же он по-прежнему оставался голым.
– Я не раз порывался сказать тебе, кто я такой. Но мне слишком нравилось притворяться Джорджем. Мне хотелось видеть себя в роли мужа такой женщины, как ты.
Шарлотта покачала головой, но Диксон поднял руку, не давая ей вымолвить ни слова.
– Я не хотел испытывать к тебе то, что испытывал. Не хотел завидовать Джорджу. Но чем больше я узнавал тебя, тем отчетливее понимал, что не смогу просто так уйти от тебя. Но один зарок я все-таки смог выполнить – я приказал себе не приближаться к твоей спальне.
Шарлотта отвела глаза, остановив взгляд на дальней стене. Что ж, пусть она не желает на него смотреть, но зато до конца услышит правду.
– Шарлотта, я хотел тебя с первой минуты нашей встречи. Если это грех, значит, я грешник.
Шарлотта резко вдохнула и заговорила:
– Я хочу выбраться отсюда. Я больше не выдержу! Не выдержу! – Она в упор посмотрела на Диксона.
– Ты можешь стать мне на плечи. Сумеешь подтянуться и выбраться наверх?
Она послушно кивнула.
Диксон нагнулся и подумал, что эта поза имеет аллегорический смысл. Он был просителем, а она – подателем просимых благ. Но сейчас Шарлотта была к этому не расположена. Она взобралась на спину Диксона и коленями стала ему на плечи. Диксон стал медленно подниматься, стараясь сохранить равновесие этой самой драгоценной своей ноши. Шарлотта чуть покачнулась и крепко вцепилась в его руки. Диксон чувствовал, как она дрожит – то ли от неустойчивого положения, то ли от сделанного недавно открытия.
Наконец Шарлотта обрела равновесие и выпрямилась у него на плечах. Боль пронзила Диксона насквозь, но он нашел в себе силы и поднял руки, чтобы поддержать ее. Потом сделал маленький шаг к краю провала. Шарлотта привстала на цыпочки, Диксон терпел адскую боль, но не издал ни звука.
Его ладони лежали на ее голенях. Он чувствовал, как она дрожит. Ему хотелось сказать что-нибудь ободряющее, успокоить и поддержать Шарлотту, но пропасть между ними была так широка, что слова казались бессильными.
– Тут торчит скала, – сообщила Шарлотта. – Я думаю, что смогу зацепиться.
Диксон стоял не двигаясь. Она потянулась вверх и вдруг исчезла. Давление на его плечи прекратилось. Диксон сделал шаг назад и посмотрел вверх, прикрыв глаза от яркого света.
Шарлотта встала на колени и сбросила вниз его одежду.
– Ты пришлешь помощь? – спросил он.
Шарлотта не смотрела на Диксона, ее взгляд был устремлен на Джорджа.
– Пришлю, – наконец ответила она. – Мой муж должен быть похоронен должным образом, хотя я предпочла бы оставить вас обоих здесь.
И ушла, не сказав больше ни слова. Диксон оделся и вернулся к Джорджу.
Как встретил Джордж свою смерть? Охваченный пустыми сожалениями? В гневе? На этот вопрос, как и на множество других, Диксон никогда не получит ответа.
– С тех пор, как твой отец вбил мне в голову, что я никогда не получу титула, я из кожи лез вон, чтобы доказать: я не хуже тебя. Лучше стреляю. Лучше езжу верхом. Я сумел нажить состояние, Джордж. Не выиграл его, не нашел, а заработал. И я понял то, что следовало понять и тебе, Джордж, только ты не успел. Выгода – это еще не все. Далеко не все.
Он нагнулся, подобрал золотую монету из бочонка и стал смотреть, как она блестит в солнечном свете.
– Все, к чему я стремился, Джордж, ради чего работал, сейчас потеряло для меня всякое значение.
Диксон бросил монету обратно в бочонок.
– У меня такое впечатление, что я провалился в ад. Кузен, ты слышал, как я признавался в своих грехах. Как думаешь, это была репетиция исповеди перед сатаной?
Как ни странно, но Диксону показалось, что Джордж ответил ему улыбкой.