Взяв в руки весла, Хоторн вновь принялся грести. Даже эти незнакомые ему дотоле движения он проделывал с удивительной грацией.

– Ты любишь дождь? – неожиданно спросила Маргарет.

– Я люблю грозу, – подняв на нее глаза, ответил граф Монтрейн.

– А сидр?

– Сидр? – удивился Хоторн. Его губы скривились в улыбке. Маргарет почувствовала настоящую гордость за то, что сумела озадачить его своим вопросом, хотя, признаться, вопрос-то был не трудным, а просто неожиданным.

– Да, сидр, – кивнула она.

– Знаешь, вообще-то я предпочитаю бренди, – ответил Майкл.

– А какой у тебя любимый цвет?

– Голубой, – отозвался Монтрейн и озорно подмигнул Маргарет.

– Ты любишь сладкое? Или кислое? – не унималась женщина.

– Я как-то об этом не задумывался, – промолвил Хоторн. – Мне нравится суп из омара. И еще пирожные, которые готовит наша кухарка. К баранине я равнодушен, – задумчиво сказал он. – Правда, жареная говядина мне по вкусу.

– А что скажешь насчет рождественского пудинга? – продолжала расспросы Маргарет.

– Больше всего я люблю смородиновый, – вымолвил граф. – А из-за чего ты обрушила на меня этот шквал вопросов?

– Все дело в моем любопытстве, – призналась она.

В последние дни Маргарет внимательно изучала каждую черточку характера Майкла, надеясь, что ей будет что вспомнить, когда они расстанутся навсегда. Этот человек был способен сосредоточиться на чем-то одном, – забывая обо всем остальном. Когда Хоторн смеялся, в смехе слышались нотки удивления, словно он давно отвык от него. На левом колене был шрам, оставленный кошкой сестры, когда ему был шесть или семь лет. В этом Майкл с грустью признался Маргарет прошлой ночью. Он рассказал, что кошечка яростно вцепилась ему в ногу острыми когтями. По словам Майкла, шрам стал для него и уроком, и наказанием одновременно.

– А если я тоже проявлю любопытство? – поинтересовался Монтрейн. – Ты будешь готова удовлетворить его?

– Мой любимый цвет – зеленый, – с готовностью ответила Маргарет.

– А любимое блюдо?

– Оно из овощей, которые легко выращивать, – призналась Маргарет. – В остальном я ем и люблю почти все.

– Как насчет грозы?

– Во время грозы я чувствую себя особенно одинокой, – с грустью в голосе проговорила Маргарет.

– Так не должно быть! – горячо возразил Хоторн. – Я бы постарался сделать так, чтобы не оставлять тебя одну во время ненастья. Думаю, если бы мы занимались любовью под раскаты грома, ты бы его даже не услышала.

Сердце Маргарет сжалось от боли, когда граф произнес эти слова. Ответ-то был очевиден.

– Ну да, – вымолвила она тихо, – если только в эти минуты ты не понадобишься жене. Или не уедешь в одно из своих поместий. Или если не заболеет твой ребенок, с которым ты должен будешь находиться рядом. Или если не захромает твой конь.

Майкл опустил весла, тишину нарушал лишь плеск воды. Течение понесло лодку к берегу, и вскоре она ткнулась носом в песчаный берег небольшого островка.

– Ты всегда и во всем видишь только плохое, Маргарет, – промолвил Монтрейн, – но это неправильно.

Ну что, признаться ему во всем? Для Маргарет была невыносима мысль о том, что она должна остаться на обочине его жизни, оказаться для Хоторна в прошлом, стать всего лишь эпизодом в череде самых разных событий.

– Знаешь, что мне больше всего нравится в тебе, Майкл? – с радостной улыбкой проговорила Маргарет. – Ты не похож на всех тех людей, которых я встречала в жизни. Ты работаешь на правительство, в то время как большинство представителей знати предпочитают вести праздную жизнь. Ты нанял на службу весьма странного дворецкого только из-за того, что он ветеран войны. И при этом ты пытаешься убедить меня в том, что тебе будет легко иметь жену и любовницу и никогда не сомневаться в том, что это правильно. Возможно, вначале тебе это и удастся. Но спустя некоторое время ты начнешь казнить себя за то, что так поступаешь, станешь презирать себя.

Несколько мгновений Майкл обдумывал слова Маргарет. Казалось, даже птицы приумолкли, чтобы послушать их разговор.

– А ты? – наконец спросил он. – Ты возненавидишь меня?

– Нет, – с легкой улыбкой ответила Маргарет, – но я буду презирать то существо, в которое превращусь.

– Ты говоришь правду, Маргарет? – взволнованно спросил Хоторн. – Ты действительно так думаешь?

– Да, – кивнула Маргарет. – Я действительно так думаю. И ничуть не сомневаюсь в том, что и ты будешь испытывать те же чувства.

– Я и не предполагал, что ты успела так хорошо меня изучить, – заметил Майкл.

Как могло быть иначе, если в последнее время все ее мысли были только о нем. Даже когда они были в разлуке, Маргарет не переставала вспоминать Хоторна. Она представляла, как бы он повел себя в разных ситуациях. Она грезила графом Монтрейном, мысленно рисовала себе его образ.

Впрочем, сейчас Маргарет не стала говорить обо всем этом.

– Ты забываешь, Майкл, что я занималась торговлей. В этом деле важно обладать способностью быстро распознавать характер человека. Особенно если тебе необходимо продать ему что-то.

– Полагаю, ты очень удачно справлялась со своим делом, – сказал Монтрейн.

На самом деле правда была иной. Джером часто бывал не в состоянии оплачивать их счета и в этих случаях обращался с просьбами о помощи к своему брату. Даже в тех случаях, когда Маргарет упрашивала его не делать этого и найти другой способ разжиться деньгами.

– Должен признаться, что я знаю о торговцах гораздо меньше, чем ты – о представителях знати. Я не так хорошо их изучил, – проговорил Монтрейн серьезно.

– Не сомневаюсь, что ты имеешь обыкновение вовремя оплачивать все счета, – сказала Маргарет. – А вот я всегда опасалась иметь дело с пэрами, продавать им что-либо. Потому что они свои счета могли не оплачивать месяцами – для них это обычное дело.

– Возможно, они поступали так же, как моя мать – она битком набивает счета в шляпную коробку до тех пор, пока крышка не перестает закрываться, – сухо заметил Хоторн. – И лишь после этого соизволяет отдавать их мне.

– Что ж, тогда могу я от имени всех лондонских торговцев нанять тебя, чтобы ты уговорил знатных особ побыстрее оплатить все долги? – с улыбкой спросила Маргарет. – А то ведь зимой торговцам, например, нужен уголь, чтобы растопить камин, согреться, а денег-то нет.

Тусклая улыбка Хоторна удивила Маргарет.

– Именно по этой причине мне надо как можно скорее жениться, – промолвил он. – К тому же разве не говорил я тебе, что мне необходимо найти себе в невесты богатую наследницу?

– Тебе? – изумленно выдохнула Маргарет. – Но у тебя же есть целых три поместья!

– Только сейчас для них настало не лучшее время, они не приносят дохода, – ответил Хоторн. – Однако, – добавил он, перепрыгивая с лодки на берег, – мы забыли о том, что сегодня чудесная погода, и я не намерен сейчас думать о долгах и обязательствах.

Для пикника Хоторн выбрал изумительное местечко – небольшой живописный островок, где было необычайно тихо. Береговая линия плавно поднималась вверх, чудесный невысокий холмик, за которым до деревьев раскинулась милая полянка.

– Я тебя умоляю, не надо развлекаться посреди реки, Майкл, – промолвила Маргарет, награждая Хоторна ласковой улыбкой.

Граф расхохотался – его громкий смех разнесся далеко вокруг. Маргарет, подбоченившись, смотрела на графа. Правда, смеялся Монтрейн так заразительно, что Маргарет, не выдержав, сама заулыбалась. Через минуту Майкл, нагнувшись, обнял ее за талию, с легкостью приподнял и переставил с лодки на землю.

– Ну вот, теперь ты считаешь, что я буду заниматься прелюбодеянием посреди поляны, – усмехнулся граф Монтрейн. – Спаривание в кустах. Но видишь ли, я вообще-то довольно сдержан и не позволяю себе ничего подобного. Во всяком случае, считаю, что дела обстоят именно так.

Маргарет почувствовала, как ее щеки заливает краской.

– Хотя, – добавил Хоторн, – в этом что-то есть, ты не находишь?

– Ты неисправим, Майкл! – воскликнула Маргарет.

В ответ Хоторн лишь усмехнулся, а затем вытащил со дна лодки корзинку с провизией.

Они устроились на холме недалеко от кромки воды. Маргарет расстелила на земле льняную скатерть, которую предусмотрительно положил в корзинку Смайтон.

– Твой Смайтон – замечательный, – сказала женщина, вытаскивая из корзинки и раскладывая свертки с посудой. – А что, для человека, который служит дворецким, такая предусмотрительность – дело обычное?

– Думаю, Смайтон привык к полевой жизни, отсюда и предусмотрительность, – ответил Майкл. – Его единственный недостаток состоит в том, что он отвратительный повар. – Он заглянул в корзинку. – Что там у нас? Кусочек ростбифа, немного сыра, несколько ломтиков подсушенного хлеба. И еще, – добавил он, пошарив рукой на дне корзинки и вытаскивая оттуда два глиняных кувшинчика, – эль! Еда не слишком изысканная, зато сытная. Вероятно, даже сегодня Смайтон решил не превышать свои возможности.

– Признаться, я удивлена, что у тебя так мало прислуги, – заметила Маргарет.

– Мало для графского дома, ты считаешь? – уточнил Майкл. – Видишь ли, моя работа требует некоторой скрытности.

– Но ты же скоро женишься, и обстоятельства переменятся. – Она провела пальчиком по рисунку на тарелке.

– Да, – просто кивнул Монтрейн.

Маргарет посмотрела на него, и он поймал ее взгляд.

– Знаешь, ты была не права, – заявил он. – Я не настолько честен, как ты предполагаешь. Я оставлю тебя у себя и ни минуты не буду сожалеть об этом. – С этими словами Хоторн отвернулся и сосредоточил взгляд на линии горизонта.

Маргарет его слова удивили. До сих пор она полагала, что Монтрейн хочет сделать ее любовницей из-за того, что они занимают разное общественное положение. Но сейчас она начала понимать, что его предложение было не капризом аристократа, а необходимостью. Граф Монтрейн, как и она, находился в ловушке. Она навсегда останется вдовой Эстерли, а его обязанность – жениться на богатой наследнице.

Маргарет протянула к Монтрейну руку и понимающе погладила его по плечу. Он накрыл ее руку своей ладонью.

– Знаешь, – низким голосом заговорил Хоторн, – когда ты со мной, мысль о женитьбе не кажется мне столь уж невыносимой. – Рука Маргарет слегка дрогнула, когда она услышала, какой горечью полны его слова. Майкл Хоторн был не из тех людей, которым легко делать признания. – Недели в твоем обществе слишком мало, Маргарет. Меня бы удовлетворил год, может быть, два. Или десять лет. Но только не неделя.

Услышав эти слова, Маргарет сначала запаниковала, затем в ней поднялась волна нежности, которая, правда, тут же сменилась раздражением. Это примитивное чувство спасало ее, за ним она пряталась от проблем. Стать жертвой его очарования слишком просто – так же как выполнить его просьбу, понять его нужды, помочь справиться с ними.

Казалось, Маргарет удивилась.

– Подобная самонадеянность – часть твоей аристократической позиции, Майкл? – спросила она холодно. – Неужели чувства других людей и их желания не имеют для тебя ровным счетом никакого значения?

– Есть у меня подозрение, что ты относишься к аристократам с предубеждением, Маргарет. – Гениальное замечание, не имеющее ничего общего с его настоящими мыслями. Маргарет не скрывала, что сердится на него. Он почти восторгался той легкостью, с какой эта миссис Эстерли давала волю своим чувствам. Возможно, это куда лучше, чем постоянно сдерживать себя, как делает он.

Маргарет покачала головой:

– Да нет у меня никаких предубеждений, Майкл, точнее, они есть, но их немного. И они меня вовсе не радуют, – сказала она.

– Не стану убеждать тебя, что иметь дело с одним-единственным графом не так уж трудно, – с улыбкой промолвил Хоторн.

– Возможно, но когда я так поступаю, когда намекаю на то, что это не совсем легко, я тем самым сдерживаю тебя, и ты не слишком часто уговариваешь меня стать твоей любовницей.

– И что же тогда ты бы хотела обсуждать со мной? – Это был вопрос скорее к нему самому, а не к Маргарет.

Ответ не заставил себя ждать:

– Почему ты работаешь, в то время как большинство знатных вельмож этого не делают?

– А что, по-твоему, я должен делать? – Граф Монтрейн нахмурился.

– Почему не ходишь на заседания парламента? – продолжала расспросы Маргарет.

– У меня есть место в палате лордов, и я занимаю его, когда парламентарии обсуждают какой-то закон, интересный для меня, – промолвил Монтрейн. Господи, до чего нелепо, что он все это обсуждает с женщиной! Интересно, это происходит из-за того, что они были близки? Но ведь плотское соитие не обязательно ведет к общности духовной. – Меня ценят за то, как я справляюсь с шифрами, – продолжил Хоторн, злясь на себя за то, что испытывает потребность объяснять ей что-то. – Благодаря этому я могу быть полезен собственной стране.

– Это так важно для тебя?

– Я не мог служить во время войны, – сказал Хоторн. – Семья нуждалась в моей помощи. Возможно, именно поэтому я теперь чувствую особую ответственность за то, что делаю.

– А во время войны ты тоже занимался кодами и шифрами?

Несколько мгновений Монтрейн смотрел на Маргарет испытующим взглядом.

– Да, – произнес он наконец.

– Что ж, это лучше, чем быть пушечным мясом, – заметила Маргарет.

Хоторну было приятно, что она даже в этом проявляет о нем заботу.

– Почему ты поехала со мной в тот, первый день? – прервал поток вопросов Маргарет Хоторн. Тем более что именно об этом он хотел спросить ее с самого начала.

Настала очередь Маргарет приумолкнуть и посмотреть ему в глаза. Монтрейн невольно задумался о том, что она видит, когда вот так внимательно изучает его. Мужчину, который хочет слишком много знать о ней? Без сомнения, он именно таков. И еще он предпочитает не открываться ей до конца, не показывать, насколько очарован ею.

– Потому что я хотела получить воспоминания, – призналась Маргарет. – А возможно, мне хотелось хоть какое-то время побыть такой, какой я не была никогда в жизни. Смелой, свободной, не признающей границ.

– И что же? – пожал плечами Хоторн. – Теперь тебя вполне удовлетворит роль скромной вдовы Маргарет Эстерли из деревни Силбери-Виллидж?

– В этой роли я чувствую себя вполне комфортно, – отозвалась Маргарет. – Она не преподносит мне сюрпризов, от нее я ничего не жду.

– Да, опасности на каждом шагу тебя не подстерегают, – согласился Хоторн. – Но кто не рискует, тот не знает, что такое настоящий восторг, упоение жизнью. Именно так ты хочешь прожить отпущенные тебе годы?

– Большинство людей так живут, – промолвила Маргарет, посмотрев на Монтрейна. – Они живут простой жизнью, которую лишь изредка взбудораживают случайная радость или трагедия.

– О твоей трагедии я уже слышал – это смерть мужа, – проговорил Монтрейн. – А какие у тебя бывают радости?

– Это самые простые вещи, – ответила женщина. – Меня радует пение птиц. Или щенки терьеров, которых держит сквайр Типпетт. Люблю, когда идет снег, – продолжала она. – Люблю стоять посреди Стэндинг-Стоунз и слушать шум ветра.

– Но все это никак не связано с другими людьми, – язвительно заметил Хоторн.

– Как и твои шифры, – парировала Маргарет.

Граф Монтрейн был в замешательстве: постепенно выяснялось, что между ними гораздо больше сходства, чем различий. Однако было неразумным искать какие-то общие черты с этой женщиной. И без того опасно, что он постоянно думает только о ней.

– Так, может, изменим ситуацию? – предложил Хоторн. – Пойдем сегодня вечером в театр. Там дают «Макбет» – мы сможем полностью погрузиться в переживания героев.

– Я ни разу не видела этот спектакль, – с едва заметной горечью в голосе проговорила Маргарет.

– Тогда пойдем в театр.

Кивнув, Маргарет улыбнулась.

– А пока в оставшееся у нас время, – пояснил Хоторн, – давай выбирать безопасные темы для разговора. Можно потолковать о погоде, например. – С этими словами он поднял голову и посмотрел на небо. – Похоже, денек будет замечательный.

– Да, – согласилась Маргарет, принимая его игру. – Так оно и есть. Никакого ветра. И дождя нет. На небе всего лишь несколько облачков.

– Что ж, похоже, эта тема для разговора исчерпана, – констатировал Монтрейн.

Маргарет лишь улыбнулась.

– Скажи, что из двух ты предпочитаешь? Жить в своем коттедже или в Лондоне?

Неожиданно Маргарет нахмурилась. Майкл сразу почувствовал себя виноватым.

– Это всего лишь проявление любопытства, – поспешил объяснить он. – У меня не было скрытого мотива.

– Ты всегда так ведешь себя?

Граф Монтрейн на мгновение задумался. Внезапно ему пришло в голову, что всю жизнь он только и делает, что ищет ответы на всевозможные вопросы.

– Да, – ответил он. – Но я уже успел заметить, что ты точно такая же. В конце концов ты же читала «Записки» Августина X.

– Да уж, неподходящее чтиво, ничего не скажешь, – согласилась Маргарет. – Но в коттедже не было других книг.

Хоторн и не пытался скрыть удивления, вызванного столь любопытной софистикой. Вспыхнувший на щеках Маргарет румянец послужил признанием того, что она понимает, насколько нелепы ее слова.

– Думаю, мне стоит объяснить тебе, что такое коды, – пробормотал Хоторн. – Или потолковать с тобой о цифровых комбинациях. Или еще о чем-нибудь, что покажется тебе невероятно скучным. Словом, надо выбрать такую тему разговора, которая не была бы связана с тобой, со мной или с этой злополучной неделей.

– Что еще за цифровые комбинации? – спросила Маргарет. – Никогда о таких не слышала. – Сняв капор, она положила его рядом с собой на землю.

– Ну вот... например... Если я назову тебе цифры 1-7-13-6-12-18-11, что ты скажешь на это?

На мгновение Маргарет задумалась, потом повторила первые цифры вслух. Монтрейн понял, что она догадалась.

– Надо взять число, – заговорила Маргарет, – прибавить к нему шесть, потом еще раз прибавить шесть, затем отнять семь, потом снова дважды прибавить шесть, потом опять отнять семь.

– Ты только что взломала код, – объявил Хоторн.

– Не может быть, чтобы это было так просто.

– Нет, это просто, когда занимаешься такими вещами постоянно. – Хоторн огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь, что помогло бы ему подкрепить правильность своего утверждения. Он поразился, что именно сейчас ему захотелось заниматься такими вещами. – Это можно сравнить знаешь с чем... Ну например, нелепо пытаться за один раз справиться со всеми теми задачами, которые ты должна решить в течение года. Это неудобно, это перегрузит твой мозг. Но ты можешь загружать его понемногу, ты можешь каждый день потихоньку продвигаться вперед. Или даже каждую неделю. А из дней и недель складываются месяцы, кварталы... – Он помолчал. – Так что, выходит, самая большая сложность не в том, чтобы разобраться в цифровой комбинации, а в том, чтобы умело разбить ее на части, с которыми проще иметь дело, – договорил Хоторн.

– Как случилось, что граф стал взломщиком кодов? – полюбопытствовала Маргарет.

– Еще маленьким мальчиком он заинтересовался играми в цифры, – ответил граф Монтрейн. – Играя с самым своим близким другом, я изобретал коды – сначала для того, чтобы вводить в замешательство моих сестер, но потом это стало делом всей моей жизни.

– У меня складывается такое впечатление, что у тебя было счастливое детство, несмотря на всех твоих сестер, – заметила Маргарет.

– Да нет, не было, – задумчиво проговорил Хоторн, подбрасывая горстку земли. – Мой отец застрелился, когда мне было всего четырнадцать лет. – Майкл ужаснулся тому, что решился заговорить с Маргарет о своем отце. До сих пор он никогда не обсуждал его ни с кем. – А что твое детство? Оно было счастливым? – попытался сменить тему Хоторн.

– Знаешь, мне кажется, что я все детство провела за уроками, – ответила Маргарет. – Моя бабушка была гувернанткой, и она считала, что я должна узнать все, что знает она.

– Твоей бабушке пришлось бы не по нраву твое пребывание здесь, – сказал Монтрейн и тут же пожалел о своих словах.

– Да уж, уверена, что ей бы это не понравилось, – согласилась Маргарет.

Наступившее вслед за этим молчание было гнетущим, оба почувствовали себя неловко.

– Мы могли бы обсудить парламент, – промолвила Маргарет спустя несколько минут. – Я частенько говорила об этом с Сэмюелом Плоджеттом.

– С твоим другом, суконщиком? – уточнил Хоторн.

Маргарет кивнула.

– Еще можно потолковать о поэзии, – предложила она. – Впрочем, насколько я помню, ты не любишь стихи. «Она идет во всей красе...». Есть что-то ненормальное в человеке, который читает про себя стихи, пусть даже это Байрон. Кстати, Уильям Вордсворт, кажется, написал о женщине лучше:

Хоторну показалось, что он окончательно теряет рассудок.