Деми

В доме моей семьи стоит оглушительная тишина. Нет тепла и каких-либо звуков. Запах воскресного маминого обеда не приветствует меня. В гостиной не шумит телевизор.

Но я знаю, что они здесь.

Машины в гараже, а у входной двери стоят блестящие мокасины Дерека.

— Привет? — кричу я.

Я слышу звук шагов — кто-то спускается по лестнице — а затем вижу лицо Далилы.

— Привет, — произносит она, не улыбаясь. Она, должно быть, знает, с чем мне предстоит столкнуться. — Они на кухне. Ждут тебя.

— Ты им что-нибудь рассказывала? — шепчу я.

Она отрицательно качает головой.

— Я не была уверена, собираешься ли ты им рассказывать, поэтому ничего не говорила.

— Они волнуются?

Далила преодолевает последние ступени лестницы и обнимает меня за плечо, прежде чем прижаться к нему подбородком.

— Да, — отвечает она. — Но не волнуйся. Я тебя прикрою. Мы сделаем это.

Она сжимает мою руку и провожает меня на кухню, где мама, папа и Дерек сидят с унылыми лицами и сложенными руками. Они одновременно выглядят как судьи и присяжные, и вся эта обстановка напоминает мне о тех нелепых семейных встречах, которые мы проводили каждый вечер по понедельникам.

Отлично. У меня еще не было возможности выступить в свою защиту, как они уже смотрят на меня, словно я виновна.

— Прежде чем вы что-либо скажите, — я сажусь напротив Дерека. Если мне нужно смотреть прямо перед собой, то я выбираю его, — то должны знать, что Брукс не тот, кем вы его считаете.

Папа прочищает горло, выпрямляя спину и прищуриваясь.

— Я просто хочу знать, что происходит, черт возьми, — говорит он.

Мама крепко прижимает руку к губам, у нее остекленевшие глаза. Я знаю этот взгляд. Она так оторопела, что не может заставить себя произнести ни слова.

— Ты бы видела, каким был Брукс сегодня утром, — говорит папа. — Он потерян. Никогда не видел человека в худшей форме.

Мама прижимает руку к груди и отводит взгляд.

Брукс — манипулятор. Он втянул их всех в свою игру с помощью убедительного проявления поверхностных эмоций.

— Он разыгрывает из себя жертву, — говорю я. Открываю рот, чтобы попытаться объяснить, но мои слова прерывает удар сжатого кулака отца по деревянному столу.

Я подпрыгиваю.

Далила тянется к моей руке, быстро сжимая ее.

— Деметрия, ты взрослая женщина. Тебе нужно принять ответственность за свои действия. Прийти сюда и незамедлительно обрушить всю вину на Брукса — крайне незрело и безответственно с твоей стороны, — лицо моего отца такого же цвета, как и «Порше» Брукса. Он втягивает воздух, затаив дыхание между словами. Что он делает лишь тогда, когда безумно злится. — Теперь скажи мне, какого черта ты рассталась со своим женихом после того, как он попал в аварию? Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны? Как теперь мы выгладим в обществе? Весь город будет это обсуждать уже в понедельник.

— Папа, — мне нравится, что у Далилы имеется смелость прервать одну из его напыщенных речей, потому что я точно не смогла бы. — Тебе нужно ее выслушать.

Дерек сидит напротив меня с опущенными плечами, молча бросая взглядами кинжалы в мою сторону.

— Хорошо, Деми. Расскажи нам. Что происходит? Что сделал Брукс, чтобы заслужить это? — спрашивает Дерек. На секунду я чувствую себя преданной. Я думала, он на моей стороне.

Независимо от того, что сказал Брукс сегодня утром, как бы он ни действовал, они теперь на его стороне. Я вполне уверена, что он упустил свое призвание в жизни. Он должен был стать актером, а не финансовым консультантом.

— Брукс разорвал помолвку в ночь аварии. Он ушел, — я с трудом проглатываю застрявший в горле ком. — Он ушел к любовнице. А его любовница, как оказалось, носит его ребенка.

Мама встает, отталкиваясь от стула, и направляется к кухонному островку. Она ставит локти на мрамор, прежде чем спрятать лицо в ладонях.

— Я не верю, — говорит Дерек. — Брукс любит тебя. Он был одержим тобой.

Я закатываю глаза.

— И это была всего лишь игра. Все наши отношения были построены на лжи.

— А теперь подожди минуту, — лицо отца дергается, но он сидит на стуле. Его расправленная ладонь поднимается в воздух. — Откуда ты знаешь это, Деметрия? Где твои доказательства?

— Сначала это были всего лишь слухи. Кто-то когда-то сказал мне, — говорю я. — Но потом я увидела их вместе своими собственными глазами. Покинув благотворительный вечер, я пошла к Бруксу, чтобы поговорить с ним наедине, и тогда он утверждал, что ничего не помнит. Я ушла домой. Мне нужно было кое-что проверить, кое-что, что могло бы помочь ему все вспомнить, а когда я вернулась, другая женщина была с ним, и они обсуждали беременность. Она уже на пятнадцатой неделе.

— Проклятый сукин сын, — сквозь зубы говорит отец. — Я этому не верю. Я не хочу в это верить.

Мама возвращается к столу, вытирая покрасневшие глаза платком.

— Мы любили его как сына.

Лишь однажды я слышала, как мама произносила эти слова — когда ушел Ройал.

Папа тянется через стол и гладит ее по голове.

— Твоя свадьба, — говорит мама, поднимая на меня взгляд.

— Я не беспокоюсь об этом, — говорю я. — Меня беспокоит то, как я собираюсь выплатить сто семьдесят тысяч долларов, которые он снял с кредитных карт. Оформленных на мое имя.

— Что? — напряженно произносит папа.

— Понадобится твоя помощь, — говорю я.

— Это не имеет никакого смысла, — Дерек поправляет узел галстука. Только человек, закончивший юридическую школу, всегда одевается так, будто сейчас ему предстоит предстать в суде. — У Брукса есть деньги. Он управляет деньгами. Он всегда был против кредитных карт. Покупал все наличными.

Я смахиваю волосы с лица.

— Да. Что ж. Просто еще одна из его манипуляций.

— На что он потратил эти деньги? — спрашивает мама.

Я пожимаю плечами.

— Все эти деньги были кредитами, взятыми из разных банков на территории трех штатов. Мы никогда этого не узнаем.

Отец настолько громко дышит, что нам приходится проверить, не наш ли черный лабрадор, Луи, храпит в углу. Узловатые руки моего отца сложены вместе, он сосредоточен на цветочном горшке.

Далила шепчет мне на ухо, спрашивая, все ли у меня в порядке, на что я киваю. Нелегко рассказать родителям о том, чего они не хотят слышать, но теперь я чувствую себя легче, потому что с этим покончено.

— Я собиралась подождать, — говорю я. — Собиралась подождать, пока Брукс не поправится. Выздоровеет. Я хотела сделать это достойно, потому что знаю, что говорят люди, знаю, как это выглядит. Поверьте мне. Если бы это был кто-то другой, я бы тоже не поверила.

Тяжелый взгляд папы встречается с моим, и он медленно выдыхает.

— Но я не могла оставаться рядом с ним даже минуту. Не после всего, что он сделал, — я смотрю на Дерека, и он сжимает губы, образуя прямую линию. Я начинаю думать, что язык его тела больше говорит о разочаровании в Бруксе, чем во мне. — Прости, Дерек.

— Тебе не за что извинятся, малышка, — говорит он.

На моих губах расцветает усталая улыбка. Он называл меня так, когда мы были… детьми. У нас разница в возрасте всего год, но он всегда этим напоминал мне, что старше.

— Брукс — кусок дерьма, насколько я могу судить, — говорит Дерек. — И слава Богу, что ты знакома с двумя самыми лучшими и свирепыми прокурорами штата Нью-Йорк.

Мама кивает, хотя все еще выглядит изумленной.

— Как ты там, Блисс? — спрашивает отец. — Ты в порядке?

— Все хорошо, Роберт. Просто разочарована. Сначала Ройал, теперь… — слова мамы словно высасывают весть кислород из комнаты, и мы все устремляем наши взгляды к ней. Имя Ройала не упоминалось в этом доме на протяжении долгих семи лет.

— Я не должна была привязываться, — говорит она. — Но ничего не могу поделать с этим. Я ко всем отношусь, как к членам семьи. Я люблю всех, как самых родных. Ты просто не ожидаешь, что они подведут тебя.

Она замолкает, а затем встает, тяжело вздыхает и выходит из комнаты.

Папа и Дерек обмениваются взглядами, и Далила подталкивает меня.

— Я видела Ройала на прошлой неделе, — бормочу я, прежде чем струшу.

Голова Дерека резко дергается, и он проводит руками по лицу.

— Что ты сказала? — отец поворачивается всем телом ко мне.

— Вообще-то, — говорю я, — в последнее время я часто его вижу. Он приехал на прошлой неделе после того, как узнал о Бруксе. Он, правда, помогает мне...

Папа встает, и это значит, что разговор окончен.

— Папа, выслушай ее, — говорит Далила.

Он качает головой, идет на кухню, вытаскивает бутылку вина из холодильника и наливает себе полный бокал.

— Ройал совершил нечто-то очень плохое, Деметрия, — говорит он, отпивая большой глоток. — Он не тот человек, каким ты его считаешь.

Я качаю головой.

— Тогда расскажи мне. Расскажи, что он сделал. Мне двадцать пять лет. Я заслуживаю того, чтобы знать. Я могу с этим справиться.

Отец закрывает глаза. Он выглядит измученным, хотя подозреваю, что больше эмоционально, чем физически.

— Я не могу, Деми. Я так долго тебя защищал, — говорит он. — Тебе лучше не знать. Скажу так. Помни о нем хорошее, потому что это то, что ты никогда не сможешь опровергнуть. Это затмит все хорошие воспоминания. Все счастливые времена. Я не хотел отбирать это у тебя.

— Он невиновен, — говорю я.

Папа усмехается.

— Ты даже не знаешь, что он сделал; как ты можешь говорить, что он невиновен?

— Я… Я просто знаю. Это внутреннее чувство. Он хороший человек. Тебе нужно встретиться с ним — с человеком, которым он стал. Я хочу привести его на День Благодарения на следующей неделе, — я высвобождаю свою руку из хватки Далилы и иду к отцу. — Пожалуйста. Дай ему шанс искупить себя.

Папа выпивает вино и хмурится.

— Знаешь ли ты, сколько раз мне приходилось слышать, как преступники заявляли о своей невиновности? Такие люди все время лгут, обо всем. Они насмехаются над такими людьми как мы.

— Такими людьми? — говорю я, пытаясь повторить интонацию. — Ройал — один из нас. Он практически вырос под этой крышей. Он играл с нами на улице. Разворачивал рождественские подарки под нашей елкой. Скорее ты был для него отцом, чем все его приемные родители вместе взятые. Как ты можешь просто стоять и вести себя так, как будто он мусор?

— Деметрия, — низкий тембр голоса моего отца предупреждает, что я должна прислушаться к нему.

— Ты его бросил. Он нуждался в тебе, а ты его отшвырнул, — я качаю головой, мне хватает секунды, чтобы вытащить ключи из кармана. Я должна уйти. Сейчас же. — Я думала, что ты лучше.

— Он не тот человек, которого я хочу видеть рядом с моей дочерью, — отец фыркает и подносит бокал вина к губам. — Любой, кто сделает нечто-то такое мерзкое, такое отвратительное, не заслуживает места за моим столом. Ройал здесь не приветствуется, и я очень четко ему это сказал семь лет назад.

Комната начинает вращаться вокруг меня и следующее, что я осознаю — я сижу на переднем сиденье своей машины, стуча кулаком по рулю и кусая губу, чтобы не разрыдаться. Ногой давлю на педаль тормоза, пока она не касается пола, и с силой тяну рычаг переключения передач, пытаясь включить заднюю.

Соленые слезы застилают глаза, но я вижу очертания человека, приближающегося к моей машине. Я моргаю и вижу Дерека.

Опуская окно, я нападаю на него:

— Чего ты хочешь?

Он прячет руки в карманы брюк и наклоняется к окну.

— Просто проверяю тебя, — говорит он. — Я знаю, что это довольно серьезно, но ты должна знать, что папа просто хочет защитить тебя.

— От чего? — выплевываю я слова, захлопываю солнцезащитный козырек и опускаюсь обратно на сиденье.

Дерек облизывает губы, приподнимает брови и смотрит на меня через окно с пассажирской стороны.

— Ты знаешь, — говорю я. — Знаешь, что произошло. О, Боже. Дерек. Расскажи мне.

Он тяжело вздыхает.

— Однажды, в юридической школе, я искал его дело. У нас был доступ к закрытым судебным делам, ты знаешь, где жертвы молоды и их личности нужно защищать.

Мое сердце стучит быстрее, чем когда-либо раньше. Миллион раз я проводила какие-то хаотичные интернет-расследования, надеясь найти какую-нибудь статью. Но всегда оставалась ни с чем, и теперь понимаю почему.

— Это ужасно, Деми, — его слова вонзаются в меня. — Это настолько ужасно, я даже не хочу верить, что это правда.

— А ты? — спрашиваю я. — Ты веришь, что это правда?

— Были доказательства. И он признал свою вину. Так что…

— Ройалу пришлось заключить сделку и признать вину. Он мне это сказал.

— Никто не должен принимать предложение о признании вины, Деми.

— Я уверена, он сделал то, что ему сказал делать адвокат, Дерек. Ради всего святого, ему было девятнадцать лет, он был испуган и одинок, — мои глаза начинает щипать, а от образа молодого Ройала, сидевшего в какой-то тюремной камере, совсем без поддержки и какой-либо помощи, мне хочется умчаться с этой подъездной дорожки и пойти к нему, чтобы быть рядом с ним. Поддержать его. Сказать, что я верю ему, и что бы это ни было, что бы ни случилось — это в прошлом.

— Я хочу верить, — говорит он. — Но я знаю, что были два свидетеля с железными, подтверждающими аргументами, а также с вещественными доказательствами.

— Вещественными доказательствами?

Дерек наклоняется ниже, прижимая лоб к своей руке, которой опирается о дверцу машины.

— Я знаю, что ты пойдешь к нему, — его голос приглушен, он поднимает взгляд на меня. — Я знаю, что ничто из сказанного не заставит тебя передумать. Просто… Будь осторожна. Возможно, он не тот, кем ты его считаешь.