Деми

Подвернутые рукава мамы покрыты мукой, когда она делает коржи для пирога на кухонном островке в День Благодарения.

— Смотрите, кто поднялся, — поддразнивает Дафна, нарезая яблоки у раковины. Несколько дней назад она приехала из Парижа, и я проводила с ней столько времени, сколько могла, балансируя между моими ночными свиданиями с Ройалом.

Вчера вечером Дафна рассказала мне о своем французском любовнике. Он почти вдвое старше ее, чему мама и папа были бы не рады, если бы узнали. Хотя она провела там всего лишь семестр, похоже, что вернулась оттуда не по годам старше и мудрее, и хочет вернуться туда на следующий семестр. У ее любовника есть связи, чтобы пройти практику в многовековом художественном музее на юге Франции, но у меня есть догадка, что она просто хочет вернуться к нему.

Моя сестра была на удивление равнодушна и в то же время поддерживала воссоединение с Ройалом, а также изъявила желание увидеть его, прежде чем вернуться на занятия.

— Поздно легла? — Дафна подмигивает, когда мама не смотрит, и я подношу пальцы к губам, чтобы успокоить ее. Такое чувство, что мы снова в школе. Мне всегда казалось, что Дафна была единственной, кто мог прикрыть меня, когда я ночами пробиралась вниз по лестнице в комнату Ройала.

Мне двадцать пять лет, и они не могут мне указывать, с кем проводить время, но я не думаю, что они оценили бы то, как я крадусь в дом почти каждое утро. И независимо от моего возраста, они всегда могут завести старую песню «мой дом, мои правила», и я не смогу ничего с этим поделать.

— Деми, солнышко, почему бы тебе не засучить рукава и не начать чистить картошку? — спрашивает мама. — У меня там пакет с двумя килограммами. Овощечистка в верхнем ящике.

Я приступаю к работе, сердце бешено колотится у меня в ушах, когда я думаю о том, чтобы рассказать новости.

Я не останусь здесь на ужин в День Благодарения.

Это первый День Благодарения, который я проведу не в кругу семьи. И я не знаю, как они это воспримут, тем более, что Дафна впервые за несколько месяцев приехала домой из Парижа.

Кусая губу, я задерживаю дыхание и прочищаю горло.

— Я помогу тебе сегодня с готовкой, мам, но не останусь на ужин.

Дафна бросает неочищенное яблоко, смахивает прядь светлых волос с застывшего лица, а мама поворачивается в мою сторону.

— Поскольку Ройала здесь не ждут, я проведу День Благодарения в доме его матери, — тяжесть их взглядов мешает мне произнести еще хоть слово. Мне нужна реакция. Мне нужно знать, как они расстроены из-за меня.

— Его мать? — спрашивает мама. — Он общается с ней?

Ее любопытство и тот факт, что она не замяла упоминание о Ройале, вселяет в меня надежду. Он всегда был ее слабым местом.

— Они снова общаются, — я прочищаю горло. — Она была рядом с ним, когда никого не было.

Мама возвращается к пирогу, а Дафна поднимает гладкое, очищенное яблоко и нарезает его тонкими ломтиками.

— Я не оценила твой пассивно-агрессивный тон, Деметрия, — говорит мама.

— Я не это имела в виду. Я просто изложила причину, по которой они начали общаться, — я опускаю картофель под воду и начинаю чистить его, почти срезая тонкий слой кожи на указательном пальце. — В любом случае, я буду сегодня с ними.

Меня окружает гробовое молчание, и когда я оборачиваюсь, то вижу, что мама смотрит в сторону, задумавшись. Я не хочу расстраивать ее, но неправильно, что Ройал был намеренно исключен без попытки понять, каким он стал.

— Хорошо, — соглашается мама, отряхивает руки и направляется к печи, где охлаждаются несколько тыквенных пирогов. — Обязательно возьми пирог. Ты не можешь пойти в гости с пустыми руками.